Гарри Поттер против... (гет)

Наспех набросав записку Дурслям, в которой сообщил что ухожу и, вероятно, уже никогда не вернусь в их дом, я поспешил вниз, чтобы оставить её на кухонном столе. Утро ещё не наступило, за занавесками брезжил ранний рассвет едва освещая гостиную. Стрелки часов показывали начало шестого. В это время в доме все ещё должны были спать, и поэтому я удивился, увидев узкую полоску света просачивающуюся между кухонной дверью и полом.

Тётя Петуния сидела за столом, облокотившись и, положив голову на руки, тихо плакала. Перед ней стояла чашка с уже остывшим ромашковым чаем и несколько фотографий. Услышав щелчок открываемой двери, она вздрогнула всем телом и быстро стала вытирать лицо полотенцем. Я молча прошёл в кухню и встал напротив неё.

— Ты чего не спишь? Рано ещё. — смущённым голосом спросила она, шмыгая покрасневшим носом.

Посмотрев на разбросанные по всему столу фотографии, я сел на стул. Фотографий было немного — штук десять — и на всех были сняты две девочки, одна повыше со светлыми волосами заплетёнными в тонкие косички, а другая ниже почти на голову, с короткими кудряшками тёмных волос. Фотографии были чёрно-белыми, но понятно, что у второй девочки волосы могли быть рыжими. На некоторых снимках девочки были в нарядных платьях и с пышными бантами на голове, на других — в простой домашней одежде. Они счастливо улыбались, глядя в объектив фотоаппарата и держались за руки.

— Можешь забрать их. — прокашлявшись, сказала тётя Петуния, и взяв в руки ножницы, резанула одну фотографию прямо там, где руки девочек были соединены ладошками.

— Зачем? — вскрикнул я, отодвигая от неё другие снимки.

— Навряд ли ты желаешь видеть меня рядом со своей матерью, — резко ответила она.

— Не надо. Не надо разъединять. Зачем? Вы же хранили их. Значит они вам дороги. Значит не всё так плохо.

— Ты возьмёшь их с моим изображением?— женщина посмотрев на меня, удивлённо приподняла тонкие брови.

— Нет. — помотал я головой, — Не все. Я возьму только эту, — на этом снимке девочки были уже постарше, одетые в школьную форму и держали в руках портфели, — остальные пусть останутся у вас. Я же вижу, что вы не настолько ненавидите свою сестру, как это представляете.

— Это последняя наша с Лили совместная фотография. Она тогда закончила начальную школу, а уже в сентябре уехала в свой Хогвартс. Больше мы вместе не фотографировались. — грустно ухмыльнулась Петуния.

Она стала собирать фотографии в стопку.

— Ну коли ты уже проснулся, то давай приготовим завтрак и, чем раньше начнём уборку, тем быстрее закончим. — с явным облегчением вздохнула она.

— Э-э-э. Тётя Петуния, я хотел вам сказать, что я не смогу сегодня помочь вам в уборке дома. Я ухожу. — быстро проговорил я, поднимаясь со стула. Она вопросительно взглянула на меня. — Ухожу прямо сейчас. — и подтверждающе кивнул несколько раз. Она продолжала молча и вопросительно смотреть на меня. — Вот, — я выложил на стол портрет её отца, — я возвращаю вам этот портрет.

Петуния всё ещё молча взяла фото и присоединила её к стопке других снимков.

— Хорошо, — после небольшой паузы произнесла она, — так, наверное, будет лучше всего. Я сейчас.

Она вышла из кухни, но быстро вернулась обратно и протянула мне конверт. Я удивлённо взял его и заглянул во внутрь. Там лежало несколько бумаг; свидетельство о рождении и справка об окончании начальной школы с табелем, в котором все отметки были положительными.

— У меня было свидетельство о рождении?

— Конечно было. — недовольно фыркнула тётя Петуния, — Как бы иначе мы могли оформить на тебя опекунство, да и в школу зачислить? Надо сказать, что это не мало нам стоило, как денег, так и нервов. Честно скажу, нервов больше. Как было доказать, откуда появился у нас ещё один ребёнок, да ещё и почти ровесник нашего сына? Аист принёс? В наше время детей уже не подкидывают на крыльцо дома добропорядочных людей. Думаю, что соседки до сих пор перемывают нам косточки за спиной — они считают, что ты ребёнок Вернона и его любовницы. — громким шёпотом, выговаривала мне в лицо наболевшее тётка.

Я внезапно разозлился. Как будто это я виноват в том, что меня подкинули к ним. Ага. Сам притопал к ним в год и три месяца и свалился на крыльце от усталости. От моего благодушного настроения не осталось и следа.

— Я. Не. Хотел. Этого! — так же шёпотом заорал я в ответ. — Это не моя вина, что со мной так поступили. А вы! Вы могли бы сдать меня в приют! Может быть тогда я бы не узнал ещё в раннем детстве, что такое презрение и ненависть родных людей! Чего же оставили у себя?

Тётка как-то резко сдулась и устало опустилась на стул.

— Сдавали. И не раз. — потухшим голосом произнесла она. — Да только тебя возвращали обратно всякий раз, да ещё и грозились оставить Дадлика сиротой. Ты даже не представляешь, как с тобой было сложно... Мы всё время жили как на пороховой бочке. Эмоции! Любые эмоции — положительные, отрицательные и всё начинает гореть, взрываться, летать... Не зависимо от того, где мы находились. В детской поликлинике, на площадке, в магазине, в других общественных местах. Ты вытворял такое... Маленький, ты не мог контролировать свою демонскую силу. Даже с твоей матерью такого не было. Её сила не была такой страшной, как твоя. Нам было страшно. Да страшно! — вскрикнула она и стукнула ладонью по столешнице так, что подскочила чайная чашка, — Мы боялись, что ты когда-нибудь просто убьёшь себя и нас. Такие как ты не должны жить среди нормальных людей. У вас есть свой мир. Мы в него не лезем, так что оставьте и нас в покое и дайте жить так, как нравится нам.

— Простите, тётя, — после такого признания я тоже сдулся, — я понимаю вас. Да, понимаю. — я для большей убедительности в своих словах, несколько раз кивнул. — Вы не виноваты, что не смогли принять меня и хотя бы капельку проявить ко мне тепла и ...сочувствия. Но моей вины во всём этом тоже нет и исправить уже то, что было я и был бы рад, да, увы, это невозможно. Не было между нами любви и понимания, так что, расставание будет без слёз и печали.

Она не смотрела на меня, её раздражённый взгляд был устремлён на коричневое пятно расползающиеся по белоснежной скатерти(никогда не понимал, для чего на кухонном столе стелить такие скатерти, которые после каждого принятия пищи необходимо стирать).

— Прощайте, тётя Петуния. Благодарю за хлеб-соль, чай без сахара и крышу над головой. Не поминайте в плохом, — усмехнулся я, направляясь к двери. Взявшись за ручку, обернулся, — И... Тётя, вполне вероятно , что дети Дадли могут быть такими же как я.. — тётка дёрнулась и подняла на меня испуганные глаза, прикрыв рот ладонями, отрицательно быстро-быстро мотая головой. — Примите их такими какими они будут, а если всё же не сможете пересилить себя, то... Не портите детям жизнь. Найдите меня. Меня, в нашем мире, все знают. Надеюсь я ещё буду жив к тому времени. А если меня уже не будет, то в банке Гринготтс спросите гоблина по имени Гриндог, я уверен, что вы узнаете как это сделать. Завтра же оставлю специальные распоряжения, на всякий случай. — кивнув на прощание, я вышел из кухни и прислонившись спиной к двери, глубоко вдохнул-выдохнул.

Так мы и расстались не поняв и не простив друг друга. Я не понимал Дамблдора. Чего он хотел добиться, отправляя маленького мага, которого необходимо держать всегда, почти круглосуточно, под контролем, чтобы он не покалечил себя и других неконтролируемыми всплесками. Хотел, чтобы угробился? Или, чтобы сотворил такое, за что можно лишиться магии, несмотря на возраст? Решив, что с данным вопросом я пока разобраться не в состоянии, я направился в свою комнату.

* * *

Дэбби уже убрал свои трофеи в коробку из-под зимних сапог Вернона — всё выглядело, как кукольная мебель — комнату вернул в тот вид, которой она и была до его вторжения. Только от чего-то в ней стало светлее и даже уютнее, несмотря на железную кровать, колченогий стул и стол с тремя ножками. О! Он оставил обои на стенах. Ну и ладно. Пусть будет подарком Дурслям.

— Дэбби, вижу ты готов к переезду. — снимая добытые эльфом спортивные штаны и футболку и напяливая джинсы Дадли с дырами на коленях и растянутую как в ширину, так и в длину футболку.

— Зачем, мастер Эдгар! — возмущённо воскликнул Дэбби, сердито глядя на меня.

— А чтобы они не думали, что у меня всё в шоколаде. Ты тоже, давай, возвращай свой прежний облик и чеши в Хогвартс или куда там хочешь. Рано им ещё знать про тебя. И не показывайся, пока я тебя не позову.

Дэбби обиженно шмыгнул носом, взял под мышку коробку и с тихим хлопком исчез.

Взяв в одну руку сундук и, хоть с некоторых пор я испытывал серьезное недоверие к портключам, но решил рискнуть, зажал шарик в другой руке. Оглядел в последний раз комнату.

— Больше я сюда не вернусь! Ни за что! Чего бы там Дамблдор не говорил. Этого не мой дом! Как там Блэк написал? Площадь Гриммо, Блэк Хаус, 12. — как только я произнёс эти слова, мир вокруг меня закружился, сжался, подцепил острым крючком за кишки и всосал в тёмную узкую трубу, словно гигантский взбесившийся пылесос. А потом выплюнул в темноту. Приподнявшись на локти я прищурился, заставляя тем самым свои глаза побыстрее привыкнуть к мраку, распознал силуэт кресла, в котором находился кто-то... А на спинке сидела птица. От грохота, который создал мой сундук, да и моё тело тоже, тот кто был в кресле, дёрнулся, как от сна, вскинул голову и кинулся ко мне.

— Гарри! — негромко воскликнул он, — Ты... ты здесь! Я даже и не надеялся, что ты согласишься.

Крепкие руки подхватили меня под мышки, через мгновение я уже стоял на ногах.

— Сириус Блэк? — спросил я, поднимая голову и вглядываясь в лицо человека, который был намного выше меня. Я понимал, что это довольно глупый вопрос — кто это ещё мог быть? — но мало ли...

— Ну конечно же это я! — опять воскликнул он. — Я так рад, что ты согласился встретиться со мной. Мне так много надо тебе рассказать. Ой. Что это мы тут стоим? Пошли...

Я нагнулся, чтобы взять сундук, но Блэк махнул рукой.

— Оставь тут. Суок заберёт его и отправит в комнату, в которой ты будешь жить.

— Суок? Это так зовут эту птичку? Это та самая, что принесла от тебя письмо?А что это за птица? На феникса похожа. Только голубая и размером больше.

— Это и есть своего рода феникс, только голубого цвета. В России таких называют — птица Гамаюн. Она может преодолевать огромные расстояния за небольшой промежуток времени и проходить сквозь стены. Да, вообще -то она много чего ещё может. Я её от диких собак спас... А она спасла меня от безумия и одиночества. Ну пойдём. Я тебе потом всё подробно расскажу. — он взял меня за предплечье и направился в сторону приоткрытой двери.

Судя по интерьеру это была кухня выполненная в стиле Прованс с наличием специфических элементов кухонного декора и аксессуаров. Вдоль одной из стен тянулась печь облицованная под серый камень с двумя топками, перед которыми лежали кучками дрова, и чугунной плитой. Шкафы, буфеты, полки выкрашенные в серо-зелёный цвет, закрывали стены из матовой зелёной керамической плитки. Пол выложен паркетом из тёмного дерева, высокий потолок оснащён толстыми балками, над длинным дубовым столом, вдоль которого стояли простые деревянные стулья с высокими полукруглыми спинками, и печью свисали кованые люстры, на каждой не менее дюжины толстых почти обгоревших свечей.

Несмотря на всё богатство убранства и чистоту, здесь не чувствовалось домашнего уюта и комфорта. Застоявшийся запах запустения не создавал ощущения роскоши. По всему было видно, что единой хозяйки у этого помещения давно уже не было.

Мой взгляд остановился на предмете, который чужеродно смотрелся в этом помещение.

Рядом с печью застенчиво пристроилась древняя газовая плита с духовкой, а над металлической раковиной — такая же старинная газовая колонка для нагрева воды.

— Газовая плита? Откуда в доме волшебников газовая плита? — если честно, я был удивлён, ведь Гермиона утверждала, что магловские технологии не работают там, где есть магия.

— А это ещё мой дед Арктурус её здесь установил, когда в соседние дома маглы провели газ. Раньше на этом месте был огромный очаг, на котором домовые эльфы готовили еду. Но я уже не застал того времени.

— Она в рабочем состоянии? — я покрутил переключатели, из конфорок послышалось характерное шипение и запах газа неприятно ударил в нос.

— Да. Мы с Гермионой её пользуемся. А Молли больше по-старинке, на печи готовит. Боится, что может взорваться. — несколько неуверенно проговорил Блэк.

Я резко развернулся, вперив на него негодующий взгляд.

— Гарри, я же писал тебе, что сейчас здесь находятся Уизли и Гермиона. — ещё больше растерявшись, виновато пробормотал мужчина.

— Почему они здесь? Это же твой дом? Дом твоих предков. Я читал, что родовое поместье или родовой Дом, в общем, то место, где хранится родовой алтарь, — это часть самого мага. Дом будет защищать своего хозяина до последней крупицы магии, но и хозяин должен заботиться о нём. — опершись спиной на край плиты, я сложил руки на груди. — А ты позволяешь жить в доме своих предков предателям. Тем, по чьей вине ты провёл двенадцать лет в Азкабане. Да и сейчас находишься не в безопасности?!

— О чём ты, Гарри? Как Уизли могут быть ответственны за то, что меня упекли в Азкабан? Если кто и виноват, то только я сам. Не надо мне было поддаваться эмоциям и мчаться разыскивать Питера прежде, чем заняться необходимыми на тот момент вещами. Уизли совсем не при чём. Их там даже не было тогда. Да и знакомы мы были только с одним Артуром. — произнёс Блэк, с искренним непониманием глядя на меня.

— А ты уже забыл в чьей семье прятался Петтигрю те самые двенадцать лет, в тепле и сытости, бл..., да его даже лечили и кормили специальными крысиными витаминами, в то время, когда ты развлекал дементоров? Забыл?

— Нет. Не забыл. — неожиданно зло рявкнул Блэк, — Не забыл! И никогда не забуду! Но, пойми, сейчас не тот момент, чтобы разбираться во всём этом. — уже более миролюбиво сказал Сириус. — Мне надо знать, что произошло между тобой и твоими друзьями. Только после этого я смогу решать, как поступить дальше. Не злись. Я не хочу навредить тебе. Давай, попьём чаю и ты мне всё расскажешь. — он открыл дверцу одного из шкафов.

— Ух ты! Это что? Холодильник? — сунул я любопытный нос.

— Ну можно сказать и так. — хохотнул Сириус, — Стазисный шкаф. В нём еда может храниться несколько лет и быть, как будто только что приготовленной. Даже овощи и зелень всегда свежие. Ты что, никогда не видел такие шкафы?

— Интересно, где бы я их мог видеть? — насупившись, обиженно буркнул я. — Забыл где я жил?

— Но ты же бывал в доме у Уизли. У них, конечно, поменьше, чем этот, но тоже в кухне есть стазисный шкаф.

— Да я не присматривался там ни к чему особо. — независимо пожал я плечами. — Может и замечал, но не интересовался. Мало ли какие шкафчики, тумбочки, полочки могут находиться в кухне. Есть стол, на котором едят, есть стул, на котором сидят, есть кровать, на которой спят, мне этого было достаточно.

— Ясно. Садись, я ещё вчера приготовил кое-что. Не знаю, что ты любишь.

— Не беспокойся, Сириус,(крёстным называть его я ещё не торопился) я всеядный. Дурсли приучили не привередничать. Что дадут и за то спасибо. Лишь хоть что-нибудь дали, а не просто кусок хлеба и чай без сахара.

После этих слов Блэк застыл около шкафа. Я, сложив руки на столе, смотрел на его напряжённую спину, терпеливо ждал, что он будет говорить.

Но Блэк молча поставил передо мной глубокую(суповую) тарелку поджаренной картошки с внушительным куском курицы, нарезанный хлеб, салат из помидоров и огурцов с зелёным луком и полное блюдо блинчиков и сметану.

— Ешь. Я сейчас чай сделаю. А может ты хочешь кофе? У меня есть, правда растворимый.

— Давай кофе. — согласно кивнул я, подтягивая ближе к себе тарелку с едой. — Если честно, то я ещё ни разу в жизни не пил кофе. Даже растворимый. У Вернона больное сердце и они кофе в доме категорически не держат. Так что разницы вкуса не особо понимаю.

Блэк взял чашку с кофе и, видимо, для того, чтобы не стеснять меня, отошёл к окну, за которым утро всё больше наливалось светом. Но я и не собирался стесняться, всё-таки ел я последний раз несколько часов назад, да и то, что ел полноценной пищей назвать трудно, конечно, полезно, но мой растущий организм требовал калорий каждые три часа, и не просто тушёные на пару и даже без растительного масла овощи, а пусть, те же овощи, но с мясом или котлетой, желательно с двумя, но и курочка подойдёт. Так что я непринуждённо и с аппетитом навалился на еду.

За несколько минут съев всё, что мне предложили (три блинчика осталось, не полезли), я сытно откинулся на спинку стула.

— Наелся? — улыбаясь спросил Сириус.

— Ага. Спасибо. Всё было очень вкусно. Ты сам это готовил?

— Это сам. Для тебя. Обычно готовит Молли. — сказал Сириус, убирая в раковину посуду. — Ну что, поговорим, пока есть возможность. А то скоро здесь будет не протолкнуться.

— Да уж, семья Уизли большая и шумная. А если ещё и Грейнджер с ними, то от навязчивого, скорее назойливого, внимания просто так не отделаешься. Она даже не понимает, что мне абсолютно по-боку, всё что она пытается внушить. У меня выработался стойкий иммунитет на её поучения. Поучает, поучает. Надоело. Пусть вон Уизли поучает. Хочешь знать, когда у нас начался разлад? Хорошо. Слушай.

— После того, как мы с Гермионой освободили тебя из башни и ты улетел на Клювокрыле, мы вернулись назад в больничку, я свалился с магическим истощением. Видимо, сильно выложился, когда вызывал Патронуса. Проспал я почти двое суток. Как только мадам Помфри выпустила меня, я помчался к директору. Там начал его просить, умолять, требовать, чтобы он хоть что-то сделал, чтобы снять с тебя все обвинения. Убеждая его, что ты мой крёстный по слову и магии, а значит никак не мог остаться безнаказанным от магии, если бы выдал тайну моих родителей и, тем самым, подставил их и меня под убийство. Дамблдор сказал, что он не уверен, что ты на самом деле являешься моим магическим крёстным, что, на сколько он в курсе, был словесный договор между Джеймсом и тобой, без какого либо магического обряда. Но это не главное. Судили тебя не за предательство — за это не судят. Осуждают. Да. Но нет такого закона, который позволил бы сажать в тюрьму за предательство. Тюрем бы тогда не хватило. Тебя судили за убийство волшебника и большого количества маглов. Но этот волшебник жив! И мы с Роном и Гермионой можем это доказать. Пусть возьмут у нас воспоминания. Ведь три идентичных воспоминаний с разных ракурсов — это может быть доказательством того, что Петтигрю жив. А этого достаточно для того, чтобы с тебя сняли обвинение в убийстве. Пусть будет покушение, но за это ты уже отсидел даже больше, чем полагается. И вот тогда он заявил мне. "Если мы поставим министерство и магическую общественность в известность о том, что Питер Петтигрю жив, тот кого весь магический мир Британии считал героем, жертвой, павшей от руки одного из приспешников Волан-де-морта — ведь его наградили орденом Мерлина третьей степени — то можешь себе представить, что начнётся в массах? Могут узнать, где всё это время он скрывался, тогда пострадает замечательная семья Уизли. Ты же не хочешь, чтобы Артура Уизли, отца твоего лучшего друга, отправили Азкабан. А общественность будет это требовать. Маги не любят, когда их обманывают и водят за нос. Неужели ты сможешь поставить свободу и жизнь незнакомого тебе человека против свободы и жизни человека, который считает тебя наравне со своими детьми?" Да-а-а. Пристыдил он меня тогда. Я вышел из его кабинета, как оплёванный дурак. Меня больше всего задели его слова, что ты никакой мне не крёстный, что не было магического обряда, а простой словесный договор за бутылкой огневиски. Типа — будешь крёстным моему сыну? А то! Давай за это выпьем! Я направился к Римусу. Тот уже собирался уходить из Хогвартса, собирал вещи. Я напрямик спросил его — крёстный ты мне или нет! Прости, но тогда для меня это имело большое значение. Люпин тоже ответил как-то не так. Я не совсем понял, что он имел в виду, говоря, что моё рождение это вообще тайна покрытая вуалью похлеще, чем Вуаль Скрытности. И что у магов нет крёстных как таковых. Маги по своей сути язычники и не принимают во внимание все христианские атрибуты и обряды. Для магов во главе всего стоят Законы Магии. Просто так проще называть того, кого магия выбрала наречённым отцом или матерью для новорождённого ребёнка. А наречённые отец или мать нередко бывают приоритетнее биологических родителей. Поэтому наречённые родители всегда старше биологических родителей. Кто на самом деле является моим наречённым отцом Люпин не в курсе. Но уверен, что это кто-то из Блэков. А вот ты это или нет не знает и не уверен, что лорд Поттер доверил бы воспитание и наставничество тебе, особенно после того, что вы с Джеймсом натворили на пятом курсе. На мой вопрос, что вы такое сотворили, Люпин сказал, что ты сам должен мне это сказать. Скажешь? — я наклонился через стол к Блэку, который всё это время сидел молча, уткнувшись взглядом в стол, иногда казалось, что он и дышит-то через раз.

— Скажу. — коротко ответил он, наконец оторвал взгляд от столешницы и открыто взглянул мне в глаза. — Но позже.

Я нервно дёрнул плечами. Хорошо, хоть пообещал.

— После такого открытия я не знал как быть. Я должен был узнать правду. Узнать, что такое наречённые родители? Они же, если судить по сути названия, то они должны быть опекунами для ребёнка, потерявшего обоих родителей, всех дедушек, бабушек, а так же дядей и тётями. А у кого её узнать? Конечно же у Гермионы. Она всё знает. Но... Как всегда, сотня слов за короткий промежуток времени и никакого определённого смысла. А когда я ей сказал, зачем мне это надо, что я хочу, реабилитировать тебя, потому что хочу жить с волшебникоми, а не с маглами и поведал ей всё, что ответил мне на это Дамблдор, она напустилась на меня, как на нашкодившего ребёнка. Отчитала за милую душу. Обозвала меня взболмошенным и непредсказуемым подростком, не ценящем директора Дамблдора, который заботится о моём благосостояние и старается обеспечить мою безопасность. Она тогда много чего наговорила, забыв, что сама рекомендовала мне поговорить с директором о тебе. Обвинила меня, что ради своих капризов — типа нежелания проводить с маглами всего-то два месяца в год, она же как-то справляется, хотя ей тоже последнее время стало нелегко с ними общаться, несмотря на то, что они её родные отец и мать, разные интересы — я готов подставить семью, которая... Ну, в общем, так далее и тому подобное... А Рон стоял рядом и поддакивал. "Действительно, дружище, ты чего-то уж совсем с катушек слетел. Ради какого-то чужого мужика, готов передать нашу семью. Не ожидал я такого от тебя. Мама с папой столько сделали для тебя..." Вот тогда я взорвался.

Сделали? А что они сделали? Ну перечислите мне по пальцам, что вообще кто-то в этой жизни и в этом мире, что-то сделал для меня? Это у таких как они, выросших окружённые заботой и любовью, всегда есть те, с кем можно посоветоваться, кто обнимет, пожалеет, ответит на кучу вопросов и будет любить, несмотря ни на что. Им не понять, что значит выживать и воровать еду, только чтобы живот перестало сводить от голода. Какого это жить в каморке под лестницей и донашивать шмотки жирдяя кузена, который на три размера больше тебя самого. И получать подзатыльники от тётки за то, что принёс из школы оценки лучше, чем её сынок. Волшебники возвели меня в ранг знаменитости, только из-за того, что я выжил после авады, а никто не знает, сколько раз я проклинал тот день и жалел о том, что не погиб тогда вместе с родителями. А вообще, кто знает, что там произошло на самом деле? Была ли она, эта Авада? А может просто ударился обо что-то лбом? И что стоит за той пресловутой материнской защитой? Кто видел, что она проводила этот обряд? Почему все поверили Дамблдору? Он что, был там лично и всё наблюдал своими глазами, спрятавшись под мантию-невидимку. Не просто же так она оказалась у него ещё до смерти отца. Да, я хочу своего взрослого, который будет понимать меня, будет давать житейские советы. Который будет — просто БУДЕТ. Своего взрослого, а не чьего-то папу или маму, у которых в приоритете всегда будут свои дети. Такого взрослого, который всегда будет выбирать меня, а не какое-то там общее благо. Эгоистично? Возможно. Значит, считайте меня эгоистом!

Даже сейчас, вспоминая тот разговор со своими "друзьями", который проходил посреди гостиной факультета и его слышали почти все, мне было обидно, что никто, кроме Невилла, не поддержал меня. Послушали, пообсуждали, пошептались и равнодушно разошлись по своим делам.

— Короче, разругались мы тогда знатно. Они обиделись на меня, я обиделся на них. В Хогвартс-Экспрессе мы расположились в разных купе. Я сел с Невиллом. Говорить с ним было намного интереснее, чем с Роном и Гермионой. У одного только квиддич на уме, а вторая всё поучает и поучает. За те семь часов, что мы ехали, я столько всего узнал о жизни магов. О простой, бытовой жизни. Чем занимаются, какие есть развлечения. Что читают. Куда отправляются на каникулах. Как проводят праздники. Так же узнал и про себя. Оказывается, я не только мальчик, который выжил и всё такое, а я являюсь наследником Благородного и Уважаемого Дома Поттеров. И не просто наследником, а последним представителем этого рода. Невилл поведал мне и о инициациях, которые я не проходил в определённом возрасте. И о том, что за это я могу огрести от магии предков не хилых люлей, если и в пятнадцать лет пропущу это. В общем, как говорится, что не делается, всё к лучшему. Если бы я не рассорился с Роном и Гермионой, то и не узнал бы, что выражение "предатели магии и крови" это не просто ругательство и его получают в наказание от магии не за то, что лояльно относятся к маглам, а совсем по другой и очень неприятной причине не желают близко общаться с теми, кто носит это клеймо. Но, наверное, ты и сам об этом знаешь. И "грязнокровками" не всех маглорождённых,да и не только маглорождённых, называют. Вон, Дамблдора старые волшебники тоже зовут грязнокровкой.

Сириус сидел опершись локтями о стол и зажав голову между ладонями. Его глаза были крепко зажмурены. Он молча кивнул головой. Конечно же, он знает за что магия "награждает" непокорных своих детей подобными "украшениями". Сам с уже проявляющейся подобной печатью на лбу щеголяет. Немного осталось и будет полноценным магическим изгоем. Если не образумится и не начнёт исправлять уже сейчас, то что натворил в юности и молодости.

— Гарри, я хочу стать для тебя тем человеком. Мы с Джеймсом столько натворили, что меня давно уже магия Рода Блэков должна была размазать по стене. Предки Блэков всегда были жестоки, но они дали мне, недостойному, шанс, хотя бы что-то исправить. Нет. — помотал он головой, — Не исправить. Изменить прошлое не возможно. Просто начать всё по-новой. Жить правильно, как завещали нам наши пращуры. А ты? Ты дашь мне этот шанс?

— Это будет зависеть от того, насколько ты виноват и насколько раскаиваешься. — сухо ответил я.

В это время открылась дверь, на которую я ранее не обратил внимания. Я вообще её не видел. Она была спрятана между двумя шкафами. В кухню зашла Гермиона Грейнджер. На ней был надет шёлковый халат намного выше оголённых колен. И, как всегда, с копной волосы. Она что, их совсем не расчёсывает. Заметив меня, она тормознула у приоткрытой двери.

— Гарри?! Что ты здесь делаешь?! — с ходу включив строгую учительницу, обвиняющим тоном спросила она.

— Мне кажется, Грейнджер, что в данной ситуации уместнее и логичней спросить — что здесь делаешь ты? Что от маглов-родителей уже так тошнит, что ты сбежала от них? — я язвительно усмехнулся.

— Гермиона! — почти гневно выкрикнул Блэк. — Что за вид?

— Что такое, Сириус? — игриво повела плечами девушка, кокетливо поморгав глазами. Я даже рот раскрыл от удивления, никогда бы не подумал, что она так умеет. Грейнджер всегда мне казалась, как говорят про таких "синим чулком". — Могу же я хотя на короткое время побыть девушкой, а не солдафоном в юбке. Ты просто спишь долго, вот и не видел меня в этом пеньюаре. Сейчас выпью кофе и пойду надену паранджу. Но, Гарри, ты так и не ответил. Что ты здесь делаешь?

— Ты тоже не соизволила ответить — что делаешь здесь ТЫ?!