Полет колибри (гет)

Ответ доктор Крейл прислал на следующее утро. Долли, прежде чем вчитаться, с жадностью присмотрелась к буквам, ее почему-то трогало, что у него такой особенный почерк — буквы крупные, вытянутые, заостренные на концах, точно кинжалы и копья. Потом она все же заставила себя сосредоточиться на тексте. Вот что доктор Крейл ей писал.

«Морган ведет какую-то хитрую игру. Не сбрасывайте его с счетов: помните, что он узнал парня. Но ведьм проверить стоит: может, это их хоть припугнет. Точнее, ведьму: у меня на подозрении только одна. Наш скрипач, не забывайте, был босой. Приди он издалека, его ноги были в куда худшем состоянии. Я собираюсь предложить вам один план, но он требует личного обсуждения. Буду ждать вас на том же месте сегодня вечером, около семи». Долли поцеловала письмо и чуть не благословила доктора Моргана за то, что дал ей повод встретиться с доктором Крейлом снова.

После завтрака они с Одри отправились в комнату напротив комнаты Долли, до того остававшуюся запертой. Закипела работа: вооружившись швабрами, скребками, тряпками, они принялись вместе отмывать пол, стирать пыль, смахивать паутину. Долли взялась вешать занавески, а Одри притащила из кладовки недавно просушенные тюфяк, подушку и одеяло, застелила постель чистым бельем. Потом принесла из сада роз и жасмина, поставила по углам, и наконец принесла из комнат несколько ярких открыток и пару книг.

— Будет ему повеселее. А книжки мы с тобой будем ему читать. Мне кажется, надо с ним говорить побольше, он привыкнет и придет в себя.

Доктор Морган привел Скрипача — так Долли решила называть парня про себя — в обеденное время. Одежду тому, вероятно, спешно собрали по благотворительным организациям, многое было не по размеру, но зато — полный комплект, даже шляпа, ботинки, носки и галстук. Доктор Морган придерживал Скрипача за локоть, а тот смотрел в пространство, так что со стороны могло показаться, будто ведут слепого.

— Здесь ночная рубашка, халат и смена белья, — доктор Морган передал Одри узел. — Наш приятель просится по нужде и сообщает, когда голоден. Правда, только мычит и делает знаки. Вопросов не понимает, хотя он глухой, и речь у него должна быть в обычном состоянии — повреждений соответствующих органов нет. Думаю, это всё последствия какого-то потрясения. Мы давали ему карандаш и бумагу, но писать он отказывается, а может, неграмотен. Полиции мы дали знать, однако новостей никаких.

«Еще бы», — с насмешливой злостью подумала Долли.

— Да, раз вы обе раньше не ухаживали за такими больными, вечером я занесу вам подробные инструкции.

— А может, кто-нибудь из сиделок придет и объяснит нам, как с ним обращаться? — Долли надеялась, что подвоха в ее вопросе доктор Морган не заметил.

— Им всем некогда, мисс Гарленд. Работа у них очень тяжелая, времени на отдых мало.

Звучало правдоподобно, Долли готова была рискнуть поверить, но доктор Морган добавил:

— Пожалуйста, не говорите никому о моей просьбе. Если уж кто-то узнает про этого несчастного, скажите, что он ваш больной родственник. Не хочу, чтобы по городу болтали невесть что.

Он не остался на сей раз обедать, помог раздеть и уложить Скрипача и сразу ушел, а девушки вернулись к больному в комнату. Скрипач лежал на кровати в том же положении, в каком его оставили, и смотрел в пустоту. Впрочем, за несколько дней в больнице выглядеть он стал лучше: его вымыли, кормили, он уже не был таким измученным.

— Привет! — Одри придвинула к кровати стул, взяла Скрипача за руку. Он не отстранился, но и не посмотрел на нее. Подруга немного подумала.

— Bonjour! Je m'appelle Audrey. Quel est ton nom?⁽¹⁾

Она сказала еще что-то на том странном языке, про который Долли уже знала, что это каджунский французский. Парень по-прежнему точно ничего не слышал.

— Ты думала, он не знает английского? — удивилась Долли.

— Ну да. У бабушки были знакомые, которые говорили только на местном французском.

Скоро подруга принесла парню поесть. Ложку он держал твердо, ел довольно аккуратно.

Долли жадно наблюдала, подмечая каждую подробность. Она подумала, не стоит ли записывать наблюдения, но отказалась от этой затеи: записи могли попасть на глаза Одри, и им пришлось бы придумывать правдоподобное объяснение, а что хуже — могли выпасть из кармана при докторе Моргане.

…К семи вечера Долли снова явилась на переправу.

День клонился к закату. Алый шар солнца разлил огонь по серебряному зеркалу реки. Скоро должна была спуститься темнота. «Неужели и сегодня мы будем говорить только Скрипаче и докторе Моргане? Ну, может, еще о ведьмах». У Долли горестно сжалось сердце.

По реке проплывал пароход — прекрасный, как огромный лебедь, расцвеченный огнями. Там веселились, Долли слышала музыку — рассыпчатые ноты фортепьяно, плавное пение скрипок. Как бы она хотела очутиться сейчас с доктором Крейлом там, на палубе, кружиться в вальсе или смотреть на закат, обнявшись! Ощущать его сильные руки на своих плечах, провести ладонью по его кудрям, заглянуть в его глаза, холодные и чистые, как зимнее небо…

Ей стало так грустно, что захотелось излить душу в песне, и она тихо-тихо, жалобно-жалобно затянула:

— Несчастная крошка в слезах под кустом

Сидела одна у обрыва.

Затянемте ивушку, иву споем,

Ох, ива, зеленая ива.

У ног сиротинки плескался ручей.

Ох, ива, зеленая ива.

И камни смягчались от жалости к ней.

Ох, ива, зеленая ива⁽²⁾

Гай пытался выхлопотать для нее роль Дездемоны хотя бы в третьем составе, упирая на ее «трагические данные и природный венецианский блонд» — какие он смешные вещи рассказывал о том, как в Венеции когда-то дамы пытались покраситься в золотистый с рыжим отливом! Увы, Долли досталась только Бьянка, но песню она все равно выучила — как-то само вышло. Удивительно, но в первый раз воспоминания о театре, о Нью-Йорке не причинили боли.

Высокую фигуру доктора Крейла она на сей раз, обернувшись, увидела издали. Грусть сменилась тихим счастьем, и Долли пообещала себе ценить каждую минуту предстоящего разговора, ничем ее не отравляя. Они поздоровались, и она принялась рассказывать обо всем, что успела заметить — и радовалась, что он слушает, и любовалась его тонким, точно шпага, профилем.

— Вы умница, мисс Гарленд, — сообщил ей доктор Крейл, и она наделась, что он не заметил в сумерках, ка вспыхнул на ее лице яркий румянец счастья.

— А я пришел, собственно, за тем, чтобы изложить вам мой план насчет ведьм. Сразу говорю, он может показаться вам неприемлемым — в таком случае скажите мне об этом.

— Я убеждена, что вы мне не предложите ничего бесчестного.

— В таком случае слушайте. Вам придется сыграть роль…

На подготовку к тому, что предложил доктор Крейл, ушло две недели. Все это время Скрипач вел себя, как и в первый день: молчал, будто не замечал ничего, но ел аккуратно и ни разу не испачкал белье и постель. Мыла его Одри сама, сразу заявив: «Ты тонкая, а я всего насмотрелась», кормили и причесывали его девушки по очереди, по очереди и заходили к нему, читали, пытались заговорить. Скоро к нему так привыкли, что стали оставлять дома одного, ненадолго, правда.

Доктор Морган регулярно его осматривал — и, как подслушала Долли, пытался разговорить, но тщетно.

Долли в это время по указанию Крейла наблюдала за его кузиной и ее подругами в их любимом кафе и на улицах, где они прогуливались — запоминала манеры. Местному выговору она и так выучилась довольно сносно. У той же кузины, неведомо под каким предлогом, доктор Крейл раздобыл модные платье и шляпку.

— Надо показать старой Бет, что вы при деньгах.

Перчатки он купил для Долли сам и посоветовал не снимать, а насчет ботинок оба договорились, что Долли наденет свои лучшие, да понадеялись, будто ведьма на них не посмотрит или же не поймет, что они дешевые и поношенные.

Конечно, Долли тихо фыркала, представляя, куда отправится. Обращаться к ведьме казалось ей и глупостью, и грехом, извинительным только тем, что она хочет помочь жертве и наказать преступников. Да и не по себе ей было: ведь придется идти одной — кто знает, что там ждет? Но страх щекотал нервы и будил в душе вызов: неужели Долли струсит и не вступит в бой со злой силой, подчиняющей людей страхом и обманом?

И вот в назначенный день около трех пополудни она села в присланный доктором Крейлом к переправе экипаж и отправилась на окраину города. Старая Бет, тщетно пытавшаяся стяжать славу новой Мари Лаво, жила в доме близ болот, что также заставляло доктора Крейла считать, что подозрения по отношению к ней небезосновательны.

Дом ведьмы стоял довольно далеко от остальных, но выглядел вполне обычно — может, чуть более запущенным. Во дворе молоденькая негритянка чистила какую-то большую посудину. На вопрос Долли, дома ли хозяйка, она махнула рукой по направлению к открытой двери.

— Пусть миз войдет, — раздался изнутри голос, не менее зычный, чем у Гектора. Долли пошла на звук. По дороге она пыталась одновременно справиться с волнением и унять все предрассудки, которые сейчас всколыхнулись, как никогда. «На все смотри только своими глазами, — учил когда-то отчим. — Суди о чем угодно так, будто ты впервые это не только видишь, но и никогда раньше не слышала». Что ж, Долли попробовала последовать его совету.

Она увидела просторную комнату — правда, с низким потолком, довольно грязную. Посередине потолок подпирал толстый столб, вдоль стен тянулись полки с многочисленными кувшинчиками и кружками, кое-где виднелись огарки черных свечей. На полу валялось несколько петушиных перьев.

Сама ведьма оказалась действительно старухой, но не такой, какой Долли ее представляла. Желтое домотканое платье окутывало высохшее тело, бусы в несколько рядов болтались на тощей шее, глаза с желтоватыми белками и набрякшими веками подозрительно смотрели с умного изможденного лица. Едва Долли вошла, старая Бет бросила на стол несколько ракушек каури, пригляделась к ним и только после этого обернулась к посетительнице.

— Каури сказали мне, миз, что вы в беде.

— Это правда, — Долли даже не пришлось стараться, чтобы ее голос дрогнул убедительно. — Я не просто в беде, я в отчаянии… На краю гибели.

— Тогда вы правильно сделали, что пришли к старой Бет, миз. Старая Бет может попросить лоа. Лоа помогут, главное — порадовать их.

— За этим дело не станет, — Доли выдержала внимательный взгляд. — Но мне нужно… Мне нужен страшный обряд! Самый страшный из возможных. На человеческой крови.

Лицо ведьмы выразило… Удивление? Недоверие? Во всяком случае, она была явно меньше потрясена, чем доктор Морган — тогда в вестибюле больницы.

— Лоа не принимают человеческой крови, миз. Не верьте клевете.

— Как же не принимают, — Долли наклонилась вперед, жадно втягивая спертый и пропахший чем-то пряным воздух; она отпустила на волю худшую свою часть и пробовала представить, как заносит нож над Джерри, распростертым на жертвеннике. — Как не принимают, если я за этим сюда и ехала? Он должен поплатиться за то, что сделал со мной! Пусть станет евнухом! Я знаю, вы можете оскопить любого бродягу и сделать так, чтобы то же самое случилось с тем, кого вы проклянете. Я заплачу, клянусь!

Если бы в эту минуту Долли увидел любой режиссер, он, не раздумывая, предложил ей роль леди Макбет — даже не собираясь ставить «Макбета». Увы, старую Бет впечатлить было сложнее.

— Миз, — прокуренный голос ведьмы вновь окреп, стал зычным и твердым. — Лоа сами проклянут всякого, кто над другим это сделает! И никакие подношения их уже не задобрят! Это грех, выкиньте из головы!

Она встала — довольно живо для своего возраста — подошла к полкам у стены, порылась среди сосудов, из одного вытряхнула амулет.

— Вот, попросите помощи у мадемуазель Шарлот! Она хранит молодых миз, она пошлет вам другого, с кем вы забудете негодяя! Руку!

Долли, кусая губы с ненаигранной досады, подала руку.

— Перчатку прочь! Пусть кожа живая почувствует!

Долли секунду помедлила: она понимала, что руки выдадут ее. Не потому ли ведьма и требует снять печатку, что заподозрила неладное? Но точно так же Долли выдал бы и отказ подчиниться требованию. Решение пришло само: Долли с негодованием поднялась.

— Мне не нужна помощь от вашей Шарлот! Если вы не хотите проводить обряд, я поищу другую ведьму!

— Ищите, миз, — Бет тяжело усмехнулась. — Проклятья себе никто не хочет. Ступайте теперь, покуда ваши злые мысли не накликали гнев лоа на мой порог.

1) Привет! Меня зовут Одри. А как зовут тебя?

Вернуться к тексту

2) Песня Дездемоны, пер. Б. Пастернака

Вернуться к тексту