На дне оврага (гет)

Эд оправил одежду, поднял с земли пиджак — настолько промокший. что не стал накидывать его Лоре на плечи.

— Идемте? — весело спросила она, бодрая, как птичка утром, румяная; голубые глаза по-кошачьи сощурились. — Я напою вас чаем.

— Нет, — он покачал головой. — Я вас провожу и пойду к себе, если вы не против... Мне утром нужно на работу.

Она дернула плечами и побежала вверх по тропинке. Становилось все светлее, она уже, видимо, хорошо разбирала дорогу.

Эд шел за ней, но когда она скрылась за распахнутой дверью веранды, отправился прочь. Он толком еще не понимал, что чувствует, был точно оглушен, но почему-то немог поднять головы.

Лишь настройке, скрывшись во времянке. потому что стоять рядом с людьми, говорить с ними было совершенно невыносимо, Эд осознал, что чувствует острейший стыд. Хуже, чем если бы его голым водили по городу, чем если бы публично выпороли. Только он раз он ощущал такое же омерзение: когда писал под диктовку отца письмо к Дендри о том, что они должны расстаться.

Как он поругал их любовь, в какую грязь втоптал! И убил, убил Дендри тем, что согласился ее услать, тем. что не был с ней на том проклятом корабле. Что сделали с ней и с их ребенком? Затоптали? Выкинули из шлюпки в море?

Мог ли он подумать об этом, когда увидел ее впервые, ранней осенью: она с отцом привезли в Гельстен тыкву, яблоки и мед. С копной золотых волос, с лицом в золотых веснушках, она казалась воплощением сентября...Виноват ли он, что не мог устоять, когда точно прошлое ожило, хрупкое тело снова прижалось к нему, голубые глаза взглянули доверчиво?

"Конечно, виноват. Ты должен был хранить верность Сандре. А теперь из-за глупой обиды. из-за слабости поругал уже любовь к ней, ее доверие к тебе". И не одной Сандре он причинил зло: Стивен Блейк — как теперь смотреть ему в глаза? А Лора? Эта маленькая дикарка, кажется, сама не понимает, что они натворили...

"А все же это было... поразительно". Что-то первобытное в ней пробудилось, алчное, отчаянное — или она всегда такая? И сам Эд стал с ней таким. Невероятное ощущение... Может, всего лишь забытое, ведь, заключив помолвку с Сандрой, он не позволял себе больше ни одной связи. Но сейчас казалось, что именно так — не было ни с кем.

"Но она честная девушка, чужая невеста. А я чужой жених". Да, он не думал, что будет способен на подобную подлость, окажется в такой омерзительном положении — когда стыдно стен. Да, у него были когда-то, пару раз, связи с замужними женщинами, но у обеих брак был только формальностью ради соблюдения приличий. Если они были неверны мужьям, то лишь платили долги за равнодушие или измену. А для Стивена Блейка невеста, кажется, составляла весь мир.

Как нарочно, Стивену Блейку именно сегодня понадобилось срочно поговорить с Эдом — он хотел уточнить, решен ли вопрос с закрытием строительства. И как ему объяснять, что мэр останавливать стройку запретил, потому что тогда общественность решит, будто средства, которые собирали не только в Гельстене, ухнули неизвестно куда? Чертов трус, из-за него Эд и не смог удержаться и все же ответил на разглагольствования старика Шеридана, вызвал ссору, сам обиделся, напился и... Чудовищная, непростительная слабость... А теперь приходится разговаривать с человеком, который от ее последствий больше всего пострадал. Наравне разве что с Сандрой.

При одной мысли о ней в сердце точно гвоздь вбивали. Захлестывала паника: что ему делать теперь? Если бы все ограничилось ссорой... Он попросил бы прощения у нее, извинился бы перед ее матерью, даже перед отцом — да, лучше было бы не затевать этот разговор... Но теперь Эду казалось, он никогда не сможет даже приблизиться к ней, не умерев от стыда.

Как нарочно, одолевали воспоминания, и вспоминалось лучшее — а казалось, другого и не было... Вот он замечает, как Сандра, милая младшая подруга Августы, за одно лето превратилась в красавицу. Замечает — и не смеет показывать своего интереса, точно опасаясь осквернить это милое, умное, чистое существо. Но невольно увлекается все сильнее и уже не может удержаться от ухаживаний... И вот они уже гуляют по саду вместе, катаются в лодке, он бросает кувшинки к ее ногам — как к ногам Дендри... Он рассказал ей про Дендри — решил, прежде чем делать предложение, покаяться во всем, и в этом тоже — и она не осудила, поняла, пожалела его.

Она редко его чем-то упрекала, а если и приходилось, то высказывала недовольство очень мягко, тактично. О чем он мог еще мечтать? И надо же было все испортить! Сандра не простит, когда узнает про измену, а лгать он ей не сможет. Но сможет ли без нее жить?

...В первый вечер Эд решил, что не сможет, и написал ей письмо, в котором глубоко извинялся за ссору. Если между ними стояло только это! Кассандра ответила на следующий день: лично она давно не сердится, ее мать, в общем, тоже, а вот отца обида никогда не отпускала просто так. Что ж, в этом их отцы точно походили один на другого. Сандра предлагала увидеться в выходные, если у него есть свободное время. Но при одной мысли о встрече с ней стало трясти, как от лихорадки. Эд отказался, сославшись на крайнюю занятость.

Надо было еще поговорить с Лорой... Чем бы для нее не стало произошедшее между ними, Эду следовало однозначно дать ей понять, что он не собирается оставлять невесту. так будет правильно. Может, Стивен ничего не узнает, и в свой срок состоятся две свадьбы.

Лора на сей раз открыла ему сама — и кинулась ему на шею, радостно вскрикнув.

— Эд! Я скучала!

Она жарко целовала его губы, щеки, ловкие тонкие руки скользили по его телу совершенно без стыда. Эд отступил, смутившись: ему не хватало решимости именно сейчас остановить ее... Именно сейчас, когда нахлынувшее желание дурманило.

— Нас услышат, Лора!

— Нет, — она замотала головой, — радостно глядя ему в глаза. — Миссис Таунсенд уехала, а Люси пользуется, все сидит и рисует. Но если хочешь, давай пойдем куда-нибудь.

За эту мысль он ухватился. Да, на ходу, не глядя в глаза, сказать будет проще.

Раскаленный шар солнца окрасил небо в цвета лепестков розы. Эд и Лора шагала по пыльной дороге, задевая пижму и цикорий — те покачивались вслед. Впрочем, побег цикория Эд вскоре сорвал для Лоры, и та приколола его к платью. Голубые цветы выглядели самой изящной брошкой, подчеркивая оттенок ее глаз. А Лора, проходя мимо одного из садов, сорвала пару уже поспевших яблок и сунула ему одно.

— Ворованное? — удивился он. Лора пожала плечами.

— Мы со Стивом всегда так делали.

Эд потер яблоко о рукав и вонзил зубы. Ему было спокойно идти, и пусть они молчали, но не хотелось разрушать это особенное чувство — когда идешь летней дорогой навстречу закату. "Я потом скажу".

Они уже вышли на окраину, за поворотом темной стеной вставал лес, а как раз у развилки виднелся кабачок. Эд почувствовал, что яблоком не наелся.

— Зайдем?

В кабачке было полно народу; видно, работяги и лавочники расслаблялись после трудового дня. звенели кружки, пахло пивом и потом. Возились, настраивая инструменты, пара музыкантов. Эд заметил, как Лора жадно наблюдает за ними, и даже ощутил укол ревности.

Скрипки взвизгнули, она вскинула голову. Резкий аккорд повторился — она вскочила и шагнула на середину зала, прихватив юбки. Посыпались разудалые трели — и она заколотила каблучками так, что искры посыпались. Взмахнула подолом, поманила Эда, блеснув глазами. Он поколебался лишь секунду и тоже вскочил, сорвав пиджак и галстук — и пустился за ней, а она убегала, кружась, стуча каблучками, взмахивая юбками.

Вот она запрыгнула на край скамейки — он нагнал, схватил ее, сдернул и стал наступать, притопывая ботинками так, что доски, казалось, вот-вот треснут. Им обоим хлопали, свистели, кричали: "Жги!" — это его только подстегивало.

Он хлопал себя ладонями по бокам, по коленям, Лора щелкала пальцами, била в ладоши, встряхивала рассыпанными волосами. Вот она снова вскочила на скамью, оттуда — прямо на стол, выбила дробь, сорвала со стены кнут, соскочила и закружилась, играя кнутовищем в поднятой руке. Эд схватился за кнут и попытался вырвать, она проскользнула под его рукой — и вот они оба закружились, держась за рукоятку.

Мелодия замолчала внезапно. Лора качнулась вперед, упала к нему на грудь, одной рукой обвила его шею — и припала к его губам. Сколько он целовал ее, безумно, ненасытно, не обращая внимания, на возгласы вокруг, на насмешки — он сам потом не помнил, так бешено и сладко кружилась голова. И оторвался он лишь для того, чтобы поднять ее на руки и отнести по лестнице наверх.

Душа и тело горели, разрывались, точно кровь переполняла раздувшиеся вены. Эд ринулся в первую попавшуюся дверь, бросил Лору на кровать, запер задвижку и кинулся вперед, срывая с себя одежду. Лора тем временем возилась со своей. Миг — он уже был на ней, в ней, рыча и захлебываясь от страсти. Лора, постанывая и вскрикивая, обвивала его ногами, припадала всем телом. Она мотала головой в такт его движениям, черные волосы рассыпались по подушке, точно перья ворона. Они пили друг друга, как вурдалаки, свивались бешено, точно боролись — до победного вскрика, вырвавшегося одновременно.

Охнув, Эд упал на кровать рядом с Лорой. Грудь его еще тяжело вздымалась, жар еще бродил по телу. Лора прижалась к его плечу, тонким смуглым пальчиком стала водить по животу, обрисовывать соски.

— Вот был бы ты разбойник, а я твоя девка... Как бы вольно мы жили...

"А может, и правда?"