На дне оврага (гет)

Паром дымил, но к счастью, ветер сносил струю дыма в другую сторону. Лора всё равно ни за что не стала бы сидеть внутри. На узенькой палубе парома она смотрела вперед, не отрываясь, стремясь увидеть и запомнить каждое облачко, точно клочок пуха, каждую волну на переливчатой воде Гринрив и весь город, скрывающийся за густейшей порослью ивняка и берез.

Здесь было прекрасно, и только одно откровенно уродовало вид: черная громада, нависающая над водой, перечеркивающая вид — точно кто-то провел дугу толстой кистью, которую окунул в чернила. Лора поморщилась: и вот над этим трудится Стив, ее жених?

Лето было в разгаре, от реки стало уже тянуть рыбным запахом, который многих раздражал, а Лоре нравился. Паром приближался к берегу, у самой воды она замечала розовые цветы недотроги. Вода, разрезанная носом парома, разбегалась, точно взмахивала крыльями стеклянная птица.

Причалили, Лора спустилась и пошла по деревянному настилу, под которым билась вода — так, что доски дрожали. Это так щекотало нервы, что она не сразу и посмотрела на толпу встречающих — а ведь Стив наверняка дожидался ее там.

Точно, он стоял на берегу, ближе всех к ограждению, нетерпеливо и нервно озирался. Лора как будто подзабыла, как он выглядит, и рассматривала, точно в первый раз. Странно, он был меньше ростом и уже в плечах, чем она запомнила — или похудел? На обветренном лице воинственно топорщились черные усики, серые глаза смотрели неотвратимо-прямо. Сразу, едва проход открыли, рванулся к ней, как всегда, припадая на правую ногу.

— Как ты добралась?

— Отлично, — Лора пожала плечами, оглядываясь. — Мост ужасен. Портит весь вид.

— Спасибо, — Стив поклонился. — Лучшее приветствие, какое я только мог ожидать.

Лора не обратила внимания: она жадно рассматривала город, покуда они поднимались от причала по каменной лестнице, после — когда ехали в трамвае. Не так далеко, и она предпочла бы прогуляться, но Стив заявил, что у него мало времени и он не хочет устать — ему ведь придется вернуться на работу.

— Мистер Марлоу отпустил меня только на три часа. Так что я покажу тебе комнату, выпью чаю и уйду. Твоя будущая хозяйка обещала заварить чай к нашему появлению.

— А вечером? Ты ведь зайдешь меня навестить?

— Не уверен. Я слишком устаю, пойми.

Лора поморщилась и зевнула. Впрочем, вид за окнами трамвая начинал ей нравиться: улицы без единого деревца, зато плотно уставленные высокими домами с барельефами, скоро кончились, трамвай покатил между холмов, усеянных домиками в один-два этажа, почти все с верандами и палисадниками.

— Здесь довольно мило, — проронила она, когда они, сойдя с трамвая,стали взбираться на один из холмов по узкой дорожке. На скудной песчаной почве сиротливо торчали желтые зонтики пижмы и стебли жемчужно-голубого цикория. "Уже. Как рано в это году".

Дорожка заканчивалась у дома, неподалеку от которого шумели кудрявые, зелено-серебристые ивы. Их кроны точно поднимались из-под земли.

— Осторожнее, если будешь гулять тут в сумерки. Здесь очень глубокий овраг.

Стивен знал: гулять она будет. Он знал ее, как никто другой.

Лора Мейли провела последние годы детства и отрочество в Риверс-Холле, точнее, в миле от этой деревушки, в доме, который когда-то принадлежал местным помещикам. Они уже отстроили себе более модное и удобное жилище, но и оно стало ветшать, а денег на ремонт не было, так что "старые развалины" Джеймсу Мэйли продали совсем за бесценок.

"Развалины", однако, пусть их бурые стены и глядели на мир узкими окошками из-под низко нависавшей крыши, были, пожалуй, покрепче модного помещичьего дома — а главное, достаточно просторными, чтобы в них поместилась вся семья Мейли. Семья эта включала его самого с супругой, трех сыновей, четырех дочерей и тетушку Доррис — незамужнюю сестру миссис Мейли.

Джеймс Мейли страшно гордился, что обогнал своего брата, у которого детей было всего лишь четверо, а сын и вовсе один. Впрочем, брата и сестер мистера Мейли видели его дети не видели давно: он рассорился с родней из-за наследства.

— Будто бы после Юджини и ее прощелыги-мужа там было, что наследовать, — ворчал он. — Гроши, которые они оставили своим соплякам, все равно будут лежать без дела, а я бы их пустил в оборот! Так нет, мать заупрямилась.

Насупившись, он принимался обиженно жевать оттопыренную губу. Лора во время таких разговоров подавляла желание закатить глаза — как, впрочем, и все, кроме подлизы Джейка да безвольной тихони Люси. Впрочем, и она старалась поскорее улизнуть от придирчивого внимания отца под крылышко к матери и тете Доррис, чтобы помогать им готовить или чинить одежду. У отца хватило бы денег, чтобы нанять хоть одну служанку, но он считал, что если в доме достаточно женщин, нечего тратиться на "баловство". "Вы тоже не должны даром хлеб есть. Обленитесь — как вас с рук потом сбыть? Останетесь старыми девами, как ваша тетка".

Итак, Люси ускользала к матери на кухню, Мэри — с братьями рыбачить или играть в мяч и биты, а Лора увязывалась за старшей в семье, Анжелой, слоняться по окрестностям и мечтать.

Всё вокруг обещало ей, что жизнь будет необычайной. Раскидистые дубы с резной листвой, влажные обрывы над темными ручьями, поляны в пурпуре цветов и пыль над дорогами — все хранило глубокую тайну, которая была живой, дышал, готовая открыться. Особенно много обещала темная вода, вечно что-то твердящая сердитым кипением — и готова была рассказать, а Лора — была готова слушать, даже точно кожей смутно уже понимала.

С сестрой они разговаривали редко, но по крайней мере не мешали одна другой. Анжела, кажется, вовсе не замечала младшую, но Лора порой любовалась старшей.

Анжела единственная из детей унаследовала от матери золотые волосы, но если у матери цвет их давно потускнел, лицо покрылось морщинами и кожа огрубела, то Анжела сияла — и блеском волос, и гладкостью белоснежной кожи, и болотными — в отца — глазами. Она была красавица, как смутно догадывалась Лора, и сознавала это, но тем больше тосковала, все поглядывая на горизонт, будто оттуда смог бы явиться кто-то, кто умчит ее из кислой жизни дома к подлинным приключениям.

И такой человек отыскался. Лора не знала, как Анжела с ним познакомилась, но теперь, когда они вместе уходили на прогулки, то шли всегда по одной и той же тропе в овраг, где поджидал человек в расстегнутом пиджаке и с черными усами. Анжела приказывала Лоре идти вверх по течению и не возвращаться раньше, чем через полчаса. Лора, конечно, далеко не всегда была послушной девочкой, но рот на замке держать умела.

Она, разумеется, ничего никому не рассказала, и когда в одно прекрасное утро Анжела исчезла — зачем ей неприятности? Сестра захватила с собой белье, деньги и кое-что из платья — понятно, что она просто сбежала со своим усачом. Отец сначала кричал, топал и поносил Анжелу последними словами — Джейк, к общему удовлетворению, схлопотал от него затрещину, когда попытался поддакнуть. Вскоре отец выдохся, рухнул в кресло, велел матери принести ему воды с джином и заявил:

— Ладно, по крайней мере, сэкономлю на ее приданом.

Лора долго смеялась, вспоминая эту сцену, вот только после побега Анжелы стало очень скучно. Ей не нравилось в компании братьев и Мэри, тем более — Люси, матери с теткой и сковородок и иголок. А бродить по окрестностям одной было одиноко и непривычно. Но ей повезло: в первый же день она познакомилась со Стивеном. Может, они и виделись раньше, когда Лора забредала в Риверс-Холл, но она редко обращала на кого-нибудь внимание.

... Он сидел у речки, под огромным дубом, расколотым молнией, и жарил на костре рыбу. Лора принюхалась и поморщилась.

— Ты будешь есть эту гадость?

Он посмотрел исподлобья, чумазый и встрепанный, весь нахохлившийся, как мокрый воробей. Она схватила, обжигаясь, один кусочек, уже лежавший на треснутой тарелке прямо на траве, подула и сунула в рот.

— Фу!

— Еще бы тебе понравилось, — усмехнулся мальчишка. — Она ведь несоленая. Рыба — вот она, в реке, а соли мне взять неоткуда.

Лоре стало так интересно, что и кусочек рыбы уже не казался таким противным на вкус.

— Ты бродяга?

— Нет. Просто приживал. Лишний рот. Я сирота, живу у тетки, а у той своих четверо. На-ка, пожуй, с ней вкуснее.

Он сунул Лоре какую-то травинку, немного напоминающую листья клевера. На вкус травинка оказалась кисловатой.

— Я все лето тут отъедаюсь. Ловлю рыбу. Яйца ворую из гнезд, ягоды собираю, — он снова ухмыльнулся, — а то и паданцы, если за ограду попадут.

Он покосился на Лору не без вызова, но она только улыбнулась.

— А меня яйца таскать научишь?

Женщина, к которой Стивен поселил Лору, миссис Таунсенд, оказалась примерно ровесницей тети Доррис. Они с теткой вообще были неуловимо похожи — сухощавой высокой фигурой, хитрым оценивающим взглядом. Тете Доррис палец в рот не клади, значит, и миссис Таунсенд тоже. Широкая приветливая улыбка вряд ли кого могла обмануть, как и елейный голосок.

— Какая у вас красивая невеста, сэр!

Лора усмехнулась: она считала свою внешность самой заурядной. Да, фигурой и чертами лица она походила на Анжелу и на мать в молодости, но кроме этого, унаследовала от матери только голубые глаза, а так была, как прочие сестры и братья, черноволосой и смугловатой.

Миссис Таунсенд действительно угостила их чаем и рулетом с джемом. Ей помогала какая-то маленькая служанка, белокурая девочка лет четырнадцати, Глэдис. Видно, миссис Таунсенд, вдова, не собиралась второй раз замуж и не боялась избаловаться.

— Глэдис — сиротка из приюта, ее ко мне устроила мисс Шеридан. Наверное, мистер Блейк о ней слышал, невеста его начальника, мистера Марлоу.

— Слышал, — сухо отозвался Стивен. — Дочка генерала.

— Святая женщина, сколько она делает добра! Да и сам мистер Марлоу, хоть про него по молодости и говорили всякое — очень приличный джентльмен и хороший начальник, да, мистер Блейк?

— Пожаловаться не на что.

— Понятно, теперь вам уж будет не до работы. Я хочу, чтобы вы знали, дорогая, — она повернулась к Лоре и прижала руки к груди, — как я восхищаюсь вашим женихом! Какое упорство, какая сила воли! Ведь это не то, что богатенький сынок, которому все на блюдечке поднесли — за человеком, который сам себя сделал, жена не пропадет!

Стив почему-то сжал губы и заерзал. Лора между тем осматривалась, но убранство домов никогда ее не впечатляло. В квартире миссис Таунсенд были светлые стены, белая кисея на окнах, белые салфетки и скатерти, и все-таки казалось, что темно. И то был вовсе не отрадный, прохладный полумрак, что бывает в лесу.

Комната, в которую ее поселили, правда, понравилась Лоре больше: там была веранда с дверью, выходившей в сад, к задней калитке. Сад был, кажется, симпатичный, то есть не слишком ухоженный: наверное, хозяйке было просто не на что нанять садовника, а вдвоем с маленькой горничной они не управлялись.

Лора в компании миссис Таунсенд еще осматривалась, когда Стив, топтавшийся в коридоре, заглянул и заявил, что ему пора уходить.

— А разве уже прошло три часа?

— До стройки мне еще надо добраться.

Какой же он стал зануда! Лора закатила глаза.

— Что ж, ладно. Строй дальше это чудовище.

— Зря вы так, мисс, — покачала головой миссис Таунсенд. — Мост городу нужен, об этом давно говорили. Паром часто чуть не тонет, а уж сколько на нем в холодное время года народу простужается!

— Лоре все равно, — саркастично заметил Стив. — На пароме плыть романтично, а мост пока некрасиво выглядит, да?

Лора промолчала. Ей не понравилось, что он попытался ее задеть. Ладно, пусть уходит строить свой уродливый мост, Лоре и так будет, чем заняться.

...Тропинка убегала от калитки вниз, точно ныряя в узорчатые кроны. Лора, приподняв юбку, спускалась, переступая с выступа на выступ, с корня на корень, и радовалась своей ловкости.

Тропинка шла все более полого, но по обеим сторонам ее появились провалы с черной землей, влажной даже на вид. После них тропинка вышла на широкую, заросшую хвощами поляну. Кроны так плотно смыкали косматые ветви, что едва пропускали солнечный свет — и казалось, вовсе не пропускали тепла. Лицо овеяла прохлада.

Лора услышала плеск воды, почувствовала сладкий запах недотроги — да, вот они, горят пурпуром так близко, высокие, как молодые деревца, она могла бы спрятаться среди них. Совсем близко ручей, наверное, заболоченный.

Он открылся ей скоро, шумливый и черноводный, всего-то узкая досочка была перекинута к другому берегу. Недотроги склонялись над ним пурпурным букетом, ива купала ветви прямо в воде. Держась за ее космы, Лора перешла по досочке и оглянулась на внезапный шум.

По ручью плыло три утки. Откуда ни возьмись, их догнала четвертая, шумно шлепая по воде лапами. Лора беззвучно рассмеялась и двинулась по деревянному гнилому настилу, любуясь, как узкие снопы света падали на черную землю, хвощи и огромные, округлые, тугие лопухи. Когда настил оборвался снова началась тропинка, на сей раз лишь чуть поднимавшаяся, Лора обернулась. С этого места хорошо было видно, как ручей, расширяясь, точно распахнув объятия, впадал в Гринрив. Устье его ощетинилось осокой.

Несмотря на шум воды и трепет листьев, было так тихо, то не только собственное дыхание казалось Лоре слишком громким, но даже мысли. Часто, глядя на завораживающий вид, пытаясь разгадать его тайну, она придумывала истории, связанные с ним. Но этот овраг не нуждался в подобных историях. Он и так знал слишком много, а потому молчал — и требовал молчания.

Лора уважала его требование. Постояв, она двинулась по тропинке с почтительной неспешностью, невольно подражая тому, как выходят из церкви. По пути ей попался малинник, и прежде, чем сорвать несколько спелых ягод, она воровато оглянулась, хотя ее точно не могли бы заметить. Скоро Лора вышла на дорогу, ведущую к Гринрив, к месту, где из воды торчали обломки бревен — может быть, оставшиеся от разрушенной пристани.

Не сказать, чтобы вечер у миссис Таунсенд так уж отличался от вечера в родном доме. Дети семьи Мейли давно все выросли и по большей части постарались уехать, а те, кто остался — Люси и Саймон — старались не привлекать внимание отца лишний раз. Так что по вечерам в доме было тихо, но вот готовить ужин или шить Лору все-таки могли заставить. Здесь этого не грозило, и можно было на весь вечер погрузиться в мечты и выдумки — это лоре никогда не надоедало. Но еще когда она отдыхала после прогулки, ей пришла в голову другая мысль. Когда время стало близиться к пяти часам, Лора вышла из дома. Она решила, что, идя вдоль трамвайных путей, в конце концов придет к той площади, через которую Стив вел ее, встретив с парома. Лоре было любопытно, так ли эта площадь скучна вечером, как днем. В Риверс-Холле вечер преображал улицы до неузнаваемости, оживляя снопом алых, розовых и золотых красок, веселыми звуками деревенских танцев и звонкими песнями.

Гельстен, как оказалось, вечером тоже не узнать. Сколько народу высыпало на улицы — и где они прятались днем? На площади у паромной переправы кто-то ждал трамвая, а кто-то сбившись в кучу и бурно жестикулируя, о чем-то спорил; целая толпа сгрудилась рядом с продавцом жареных сосисок, а чуть поменьше — близ уличных музыкантов. Лора заметила невдалеке автомобиль: видимо, кто-то из богатых тоже оказался любителем песен и плясок. Сама она, конечно, пройти мимо не смогла: музыка оживляла душу так же, как самые красивые виды.

Целая компания, обхватив друг друга за плечи, раскачивалась, распевая:

— Вместо невесты — тюрьма,

Вместо кольца — кандалы,

Судьба улыбнулась, шаля —

И ждет парня петля!

Недолго думая, Лора обхватила за плечи крайнего из них, щуплого парнишку — он, покраснев, положил ладонь ей на ключицу — и подхватила мотив. Петь и покачиваться, точно на волнах, было так весело, точно сам растворяешься в воде, становишься пробегающей по ней рябью, ею самой. Только ты и свобода, и ничего больше.

Песня кончилась, музыканты минуту отдыхали — разминали пальцы, настраивали инструменты. Скрипач первым взял веселый аккорд, бойко забренчала гитара. Лора чуть не подпрыгнула: они играли "Вдоль Гринрив, по дороге большой", под которую она особенно любила плясатьв Риверс-Холле.

Она сорвала шляпку — нравилось танцевать, вертя что-нибудь в руках — другой рукой подхватила юбку и, помахивая ею, пошла выбивать дробь. Собравшиеся — даже те, с кем она пела недавно — глазели смущенно, недоуменно, возмущенно, но Лору это только подстегивало. Она бросила шляпку на землю, свистнула, защелкала пальцами. И тут встретилась глазами с одним из слушавших.

Это был человек лет за тридцать, крупный, с немного грубым, но красивым лицом и живыми черными глазами, одетый очень прилично. Должно быть, автомобиль поджидал у толпы как раз его. Глядя на Лору, черноглазый человек смеялся — но как будто и любовался ею. Она, остановившись, подбоченившись, насмешливо поманила его. Он лукаво покачал головой. Она снова свистнула, изогнула руки, хлопнула над головой в ладоши и пуще забила по мостовой каблуками. И вдруг увидела Стивена, отделившегося от толпы рядом с продавцом сосисок.

Стив не видел ее, но вот-вот увидел бы. Пожалуй, это было бы даже забавно, и пусть знает, как бросит ее одну в первый же вечер. Но Лоре захотелось на сей раз ускользнуть прежде, чем он заметит ее. И она, схватив с земли шляпку, кинулась в топу, змейкой просочилась среди зевак и свернула во дворы. Поплутать в них немного тоже было интересно.

Злой ветер дул так, точно хотел сбросить их, посмевший забраться на этакую высоту. Эдвард выпрямился во всей рост, как никогда чувствуя себя сильным, способным сопротивляться — и радуясь этому. Он бросил взгляд вниз, вдаль, на сердитую серую Гринрив и свинцовое, сливавшееся с сизым горизонтом море. С детства нравилось преодолевать давление чего-то такого огромного и угрожающего, превозмогать, выстаивать.

Ивы вдоль берега гнулись, выворачивая серебристые листья. Эдвард не сразу различил за ними тонкую фигурку в голубом платье. Какая-то девушка шла по узкой тропинке близ воды — к устью.

Ветер раздувал ее подол, чуть ли не сбивал с ног, но она упрямо шла вперед, временами ловко балансируя. Ветер сорвал с нее шляпку, взметнулись черные волосы. Она схватила шляпку ровно перед тем, как та упала в воду, и двинулась дальше, раскинув руки и, кажется, распевая.

— Вот сумасшедшая! — рассмеялся Эдвард и невольно припомнил вчерашнюю незнакомку, что пустилась в пляс перед толпой. Кажется, она тоже была черноволосая, в голубом платье. Глаза оттенка цветков цикория блеснули вызовом, когда она увидела его. Что ж, хороша; Эдвард был рад, что встретил ее. Он ценил красоту и каждый раз с наслаждением любовался ею.

— Точно чокнутая, — пробормотал рядом седоусый Пит Хови. — Глядите-ка, машет нам.

Точно, остановившись там, где тропинка обрывалась, девушка обернулась и взмахнула тонкой рукой. С такого расстояния — точно былинка на ветру. Вот отправилась назад. Эдвард тряхнул головой, заставляя себя вернуться к работе.

Неделю назад установили последний пролет, сейчас укладывали дорожное полотно. К октябрю, пожалуй, можно будет сдать мост в эксплуатацию. Мэрия торопит с открытием; почему-то мистер Спаркс считает, что это поможет ему переизбраться. Он, конечно, рассчитывает на большую помпу при открытии; ну, главное — отговорить его устраивать что угодно, вызывающее вибрацию.

Когда они спустились вниз, то застали сварщика Стивена Блейка стоящим у самых ворот. Он прислушивался, хмурый даже больше обычного. Эдвард, к слову, не понимал, как можно быть таким угрюмым, когда еще вся жизнь впереди. Даже когда ему самому приходилось очень тяжело, он не считал своим врагом весь свет.

— Что вы тут делаете, Блейк?

— Ничего, сэр. Извините, — пробормотал Блейк, но уходить не спешил. Эдвард прислушался и сквозь доносившийся сверху громкий стук различил — неподалеку девичий голос пел старую креннскую⁽¹⁾ песню:

— Черноокий, чернобровый,

Как ласкались мы с тобой,

А теперь ты вдаль умчался,

Мое сердце взял с собой.

Не успела наглядеться

В твои милые глаза,

Как любила, не успела,

Не успела рассказать.

Чует сердце: горе скоро,

Нам не знать счастливых дней.

Принесет мне черный ворон

Весть о гибели твоей.

Голос, глубокий и сильный, то расстилался по ветру, то причудливо играл, точно плескались волны. Он звучал неожиданно радостно, точно наслаждался собой, своей звучностью, задором и дерзостью.

— Эх, без сердца поет! — Пит Хови щелкнул языком. — Как птица кричит, а души-то нет.

Стивен сжал зубы.

И тут в ворота вошла с корзинкой девушка, которую Эдвард видел вчера вечером танцующей. Голубое платье, шляпку так и не надела, темные волосы развалились по плечам — выходит, это она шла сейчас вдоль реки. И может, пела тоже?

Стивен при виде ее выпрямился, выдавил слабую, болезненную улыбку. Девушка спокойно, не обращая ни на кого больше внимания, подошла к нему и поцеловала в губы.

— А я принесла тебе поесть. Здесь суп и сэндвичи.

Да, голос тот же самый. Блейк смотрел на нее в упор, с очень горькой нежностью, а она была спокойней моря в тихую ночь.

— Тебя миссис Таунсенд надоумила?

— Да. Ешь.

Эдвард кашлянул — Стивен вздрогнул и резко обернулся.

— Может, вы нас представите, мистер Блейк?

— А, да, — и впервые на лице мальчишки заиграла в самом деле счастливая улыбка. — Это Лора Мейли, моя невеста. Лора, это Эдвард Марлоу и Питер Хови.

Невеста? При звуке этого слова Эдвард вспоминал Кассандру, свою лилию, ее изысканную и чистую красоту. Лоре Мейли это слово не подходило — слишком прямо глядели ее голубые глаза, слишком жгла спокойная усмешка. Она и не думала прибрать растрепавшиеся волосы, надеть шляпку.

Ему вспомнились золотые волосы, точно так же распустившиеся по спине, яркие голубые глаза на другом, милом, доверчиво обращенном к нему лице, которое теперь давно истлело. Вспомнился безмятежный июньский день, густая трава, испещренная пурпурными цветами, и траурная бабочка, присевшая на тонкий пальчик. Солнечный луч из прошлого осветил его жизнь, ворвавшись со взглядом Лоры Мейли.

— Вам придется работать еще лучше, Блейк, чтобы я мог чаще выписывать вам премии. Такую девушку надо баловать.

Он хлопнул Блейка на плечу, но мальчишка ответил уже привычным угрюмым взглядом.

— Ладно-ладно, поболтайте с невестой еще минут десять... или двадцать... я засекать время не буду!

Отходя, он услышал, как Блейк строго сказал невесте:

— Надень шляпку.

Нет, как они все-таки могли сойтись, что нашла нимфа в волчонке? Да и не выглядит она влюбленной... Ему-то хорошо известно, как смотрит влюбленная женщина. Но тогда что их держит вместе?

Уже вечерело, но небо стало еще светлее, загорелся золотом горизонт. Заканчивался очередной рабочий день, улицы Гельстена, как обычно, стали оживленнее. Порой Эдвард представлял, как, родись он в другой семье, сейчас шел бы отдохнуть в паб, а после его, напившегося, уводила бы домой жена. А может, он бы остался ночевать на сеновале, как бывало с ним в молодости, слушал звон летней ночи, вдыхал запах сухой травы... И снова ему вспомнилась Лора Мейли, свободная, как ветер.

Он подумал было завернуть на площадь: не увидит ли эту девушку снова там, танцующей и поющей? Музыканты, кажется, выступали опять. Он покачал головой: вряд ли Лору дважды подряд застанешь в одном и том же месте. Вряд ли она и завтра принесет жениху обед. Это Кассандра, будь он, опять же, простым рабочим, а она, скажем, швеей, бегала бы к нему каждый день. Зачем ему смотреть на других женщин, если у него есть она?

Взгляд на золотой закат укрепил Эдварда во внезапном желании заехать к невесте. Выезжая к площади, он свернул на восточную дорогу. Замелькали сначала новенькие особняки, после бедные домики, ни в одном из которых еще не зажегся тусклый свет. Лишь когда застройка кончилась, Эдвард прибавил скорость. Вообще-то он любил быструю езду, но на автомобиле не получаешь от этого столько удовольствия, как в экипаже. Вот, помнится, когда мальчишкой дядя Берти давал ему править, и ветер бил по лицу, свистел в ушах, его подбрасывало, лошади храпели... Но он все же крепко держал вожжи и умело, по инстинкту направлял лошадей, успевая уходить от столкновения с другими экипажами и объезжать углы буквально за секунды.

...Неподалеку от дома Кассандры Эдвард свернул к старому кладбищу, оставил машину под присмотром сторожа и отправился пешком через поле. Недавно он заметил у проселочной дороги целые заросли ромашек — он знал, что Кассандра на самом деле любит именно эти цветы. С ними, скрепив букет травинкой, он и направился к высокой чугунной ограде серого, увитого плющом особняка.

Он знал: Кассандра, верная своим привычкам, сейчас наверняка читает на скамейке под высоким дубом. Да, он заметил там ее белое платье, ее золотые волосы, горящие в лучах заката. Схватившись за ограду повыше, он встал за одну чугунную завитушку, потом на другую и подтянулся. Чуть прицелившись, размахнулся и бросил букет. Глаз у него был верный: цветы упали прямо к ногам Кассандры.

Она ахнула, грациозно нагнулась за ними, подняла, отряхнула и обернулась. Увидела его — и скользнула к решетке, протянув к нему руки. Солнечные лучи золотили мельчайшие веснушки на ее чуть впалых, нежных щеках; мягкие темно-карие глаза — точно крылья траурницы — глядели с самым ласковым упреком. Он спрыгнул.

— Мальчишка, — ее изящная рука чуть коснулась его щеки и плеча. — Ты бы еще через ограду перелез.

— А что, это идея, — он поймал кончики ее пальцев и поцеловал.

— Но если ты поломаешь мамины лилии, меня точно заставят разорвать помолвку.

Он рассмеялся. Они шли вдоль ограды, дотрагиваясь до пальцев друг друг сквозь чугунные завитушки и не сводя друг с друга глаз.

— Ты зайдешь? Не зря же приехал.

— Конечно, не зря. Увидел тебя. Но я боюсь, твой отец не оценит, что я появился без предупреждения.

Отец Кассандры недолюбливал его и не одобрял помолвку с ним дочери, но не хотел ей препятствовать.

— Отец не так уж плохо к тебе сейчас относится. Думаю, он скоро поймет, что ты достойный человек. Как там мост, Эдди?

Он шутливо поморщился.

— Милая, давай на сегодняшний вечер я забуду про мост, а ты про своих несчастных женщин? Я знаю, мы оба делаем нужное дело, но сегодня хочу думать о тебе — и надеюсь, ты обо мне тоже.

Пока Кассандра распутывала смыкавшую ворота цепь, впуская его, Эдвард, помогая ей, принялся что-то мурлыкать под нос — и сам не осознавал, покуда она не спросила:

— Ты поешь креннскую песню?

Эдвард осекся. Креннов лучше было не упоминать в доме генерала Шеридана: его мягкость к ним и их последовавшее вероломство стоили ему отставки. А он сам как раз сейчас запел услышанную сегодня песню, "Черноокого" — видно, привязался мотив, бывает.

— Прости. Я не буду.

— Мне приятно тебя слушать, — она застенчиво улыбнулась и вдруг задумалась. — А ведь кренны все синеглазые... Получается, в этой песне поется про чужака? Он соблазнил девушку и бросил ее...

Она тут же осеклась сама, но Эдвард коснулся ее руки, показывая, что не принял это за намек.

— Можешь написать об этом эссе и опубликовать под псевдонимом.

— Обязательно. Но сначала напою тебя чаем.

Как раз открылись ворота, он привлек Кассандру к себе и бережно поцеловал.

1) малочисленный народ, проживающий на севере Скендии, коренные ее жители

Вернуться к тексту

Стивен Блейк с детства усвоил, что человек рождается для страданий. И тем больше он будет страдать, чем меньше этого заслуживает. Так же и любовь получает вовсе не те, кто в ней нуждается.

Зачем была нужна любовь его отцу, погибшему, когда на заводе в Гардинбурге взорвался котел? И однако, мать решила уйти вслед за ним. Вернувшись с похорон отца, мать повесилась. Стив остался на попечении ее сестры. Ему пришлось перебраться в Риверс-Холл, где тетка жила с пятью детьми.

Зачем тетка взяла его? Наверное, боялась, что соседи осудят, если она отдаст его в приют, а они узнают. Жила она с семьей в страшном убожестве, их дом из грубого камня больше походил на сарай. В одной комнате помещалась тетка с дочерьми, в другой жили мальчишки. И в каждой было только по одной кровати, одеяла шили сами кузины, из лоскутков.

Овдовела тетка за два года до того, как Стивен осиротел, и без него в доме вечно всего не хватало. Как же могло хватить ему? Порцию за столом он получал последним, сколько осталось — а этим редко когда можно было утолить голод. Своей одежды или обуви у него никогда не было, и неважно, что ему, хромому после полиомиелита, ботинки кузенов натирали изуродованную ступню. Если он ходил босиком, случайно рвал одежду или пытался стянуть лишний кусок, тетка хлестала его по щекам, а то и запирала в холодный чулан, на весь день оставляя голодным. Младшие кузены — Колин, Моника и Тим — быстро поняли, что его можно шпынять, и наслаждались этим. Иногда они нарочно рвали его одежду, а порой сваливали на него, будто он съел то, что на самом деле украли они.

Он не представлял, как бы вообще выжил в первые годы, если бы не старшие кузены, Матильда и Марк. Они делились с ним едой, защищали от младших; Матильда штопала порой его одежду и лечила натертые ноги, а Марк показывал лес, учил всему, что умел сам — ловить рыбу, собирать грибы и ягоды, воровать яйца из гнезд. Но когда Стивену было двенадцать, Марк уехал работать в Гардинбург, а на Матильде, рябоватой бесприданнице, внезапно женился овдовевший сосед-кожевенник, чтобы было, кому следить за шестью детьми, которых ему оставила жена. Теперь Стив мог надеяться только на себя.

Летом и осенью его кормил лес, а зимой он помогал в школе: растапливал печь и прибирался. За это учительница, мисс Фергюссон, давала ему пару мелких монеток, иногда поила чаем с молоком и позволяла работать со школьными учебниками — кузены, конечно, дома его к книгам не подпускали. Когда оказалось, что Стив способнее, чем Колин, тот стал бить его за каждую хорошую отметку. Давать сдачи было нельзя, и Стив терпел, прятался, по-собачьи зализывал раны. Он знал, что все не зря, у него к тому времени появилось две цели в жизни: заработать побольше денег и жениться на Лоре.

Ей было как будто и всё равно, что он нищий, слабый, хромой. Не из жалости — жалеть Лора, кажется, вовсе не умела: равнодушно смотрела и бьющуюся на крючке рыбу, и на мертвого птенчика, которого они как-то нашли в гнезде. Но жалости Стив и не хотел: ему надоело быть слабым, да и ненадежное это чувство, когда жалеют. Матильда и Марк жалели его, а все же бросили. Но Лора им восхищалась.

Он чувствовал, как она жадно, доверчиво и радостно ловит каждое его движение, каждое слово. Она покорно и бесстрашно залезала за ним на обрыв и по сучковатым стволам — на деревья, шла по бурелому, плавала на самодельном плоту. Он в ее глазах был героем, отважным покорителем леса, самым сильным и храбрым на свете. И понимая это, точно вправду становился сильнее.

Мисс Фергюссон порекомендовала его в колледж в Гардинбурге. На первое время Стивен занял денег у Матильды. Лора рассердилась и расстроилась, что он уезжает, так что пришлось пообещать писать и навещать ее.

Он думал о ней, пока в Гардинбурге спешил с занятий в ночную смену на завод — тот самый, где работал и погиб его отец. В убогой лачуге, где занимал койку, он при свече писал ей об их будущем или нетерпеливо итал ее письма. Она писала редко, в основном — о том, как сыпется с веток снег, бобры запрудили речку, устраивают лежбища в заброшенном саду кабаны... Или предавалась странным фантазиям о людях, живших сто лет назад в доме, который теперь занимала ее семья. Он отчаянно ждал тех дней, на Рождество и лето, когда мог хоть на сутки вырваться в Риверс-Холл. Все его сбережения каждый раз уходили на билеты и на сутки в комнате в местном трактире, но один взгляд на Лору, бегущую к нему от дорожного указателя, заставлял его не жалеть ни о чем.

Он сказал, что женится на ней, когда ей было семнадцать, а ему едва исполнилось двадцать, и она сразу согласилась. Нужны ли ему были еще какие-то доказательства, что она любит его? Им пришлось ждать еще не один год, но наконец он получил хорошую работу и выписал Лору поближе к себе. Не могло же всё рухнуть в один момент лишь потому, что они друг от друга отвыкли, не поняли друг друга.

А Лора, конечно, дичилась его именно поэтому. Не стоило ему так злиться, что она прямо назвала мост уродливым — он, в самом деле, и не должен быть красивым! Да и что ему этот мост? Всего лишь работа. Способ получить деньги, чтобы жениться на Лоре. И конечно, ей скучно оставаться одной долгими вечерами в незнакомом городе.

Он должен исправиться. Пусть пока он правду не может выкроить для Лоры время, но в День Гельстена он возьмет выходной, и они отправятся на гулянье. Ей должно понравиться.

Сам Стив вообще-то не любил праздники. Отдохнуть он был не прочь, хоть ему и редко это удавалось, но именно в праздники он особенно остро чувствовал, что совсем один. Никто не обращал на него внимания, не делился радостью, не звал гулять и дурачиться. Вот и сегодня оба сына его квартирной хозяйки, подростки, убежали сразу после завтрака, даже не предложив ему отправиться с ними вместе. Они хотели успеть занять места на трибунах: на поле за городом сегодня играли в мяч. Сама хозяйка, миссис Горман, прежде чем отправиться навестить старшую сестру и племянников, добрых полчаса оправляла перед тусклым зеркалом кружево новенького платья. Едва она ушла, Стив, краснея, подошел к зеркалу сам, чтобы повязать галстук и убедиться, что костюм покойного мужа миссис Горман, который она недавно ему отдала вместо того, чтобы выбросить, сидит на нем сносно, хоть и великоват. Он вчера сам почистил пиджак и брюки, и ботинки, и кепку тоже. Пригладив усы, стараясь держать голову прямо и не слишком припадать на искалеченную ногу, он вышел и отправился к дому миссис Таунсенд.

Лора, которую накануне он предупредил письмом, дожидалась его в саду. Она надела зеленое платье с кружевными оборками, которого Стив еще не видел, и перевила волосы зелеными лентами. Глаза горели ожиданием и любопытством — как давно Стив не видел такого выражения в ее глазах! А такой гордости, как в ту минуту, когда под руку вел нарядную Лору по улицам Гельстена, кивая знакомым со стройки и соседям, он и вовсе раньше не испытывал. Он будто выше и сильнее себя чувствовал, когда кто-нибудь спрашивал, с кем это он, и можно было ответить:

— Это моя невеста.

Не все ведь такие хищники, как Марлоу, не всех нужно бояться. Когда Стивен вспоминал, как оценивающе, приподняв бровь, Марлоу глянул вчера на Лору, от злости краснело в глазах, хотелось стереть его ухмылочку хорошей оплеухой. Но сегодня он не чувствовал вокруг опасности. Горожане, расслабленные,улыбающиеся, ехали группками, с цветами, флажками и воздушными шариками. Многие явно выбрались большими семьями. И за окнами трамваев, когда стала близиться Портовая площадь, толпа пестрела флажками и шариками, врывались в окна гнусавые вальсы и марши, которые играл духовой оркестр. Лора качала головой в такт.

Стив тем временем прикинул, куда идти дальше. Речь мэра вряд ли будет Лоре интересна — значит, надо идти развлекаться.

...Они прокатились на каруселях — Лора конечно, скинула шляпку, черные пряди выскользнули из зеленых лент и бились по ветру. Пару раз промазали по бутылкам. Не смогли сыграть внятный мотив на стеклянных трубочках. Лора только хохотала, перебегая от одной палатки с аттракционами к другой, а Стив все тревожнее перебирал деньги в потайном кармане пиджака. он не ожидал таких расходов, но ради того, чтобы ее порадовать...

— Ух ты, борцы! — Лора даже подпрыгнула, вытянув шею, и указала на помост, где еще недавно выступал мэр. Теперь трибуну унесли, а на помост всходили два по пояс голых, загорелых, мускулистых парня.

У Стива засосало под ложечкой. Он не хотел смотреть на это, не хотел думать, какое бледное и жалкое тело у него самого, как ему всегда приходилось избегать любой ссоры, ведь он не способен дать сдачи. Да еще Лора станет любоваться на этих рослых нахалов, по прихоти судьбы награжденных крепкими мышцами...

— Пойдем лучше в парк. Я видел там качели.

Лора радостно кивнула.

На дубах у входа в парк трепетали разноцветные гирлянды из флажков. Поблизости играли на скрипках и креннских дудках, с лотков продавали фруктовый отвар и грушевые трубочки. У качелей сгрудилась целая толпа молодежи, так что пришлось выждать очередь, прежде чем Лору уселась на раскрашенную дощечку и взялась за цепи узкими смуглыми руками.

— Давай! — нетерпеливо шепнула она. Стивен толкнул со всей силы, и она качнулась вперед — но, кажется, вовсе не так высоко, как ожидала.

— Посильнее!

Стивен толкнул еще раз, даже выдохся — но услышал только разочарованный вздох. На них между тем нетерпеливо поглядывали: покататься хотелось всем.

— Прошу прощения, — раздался рядом знакомый звучный голос. Оглянувшись, Стивен невольно напрягся: он увидел мистера Марлоу, который быстро вел сквозь толпу молодую женщину в явно дорогом, но скромном платье. Стивен видел ее раньше несколько раз, она приезжала к мистеру Марлоу на работу — его невеста, мисс Шеридан, та самая "святая" генеральская дочь.

— Эдвард, мы могли бы подождать, — пробормотала она, слегка покраснев.

— Мы ждали бы до ночи. Мистер Блейк, мисс Мейли, добрый день! Позволите к вам присоединиться?

На дощечке рядом с Лорой оставалось место, но качать генеральскую дочь Стиву вовсе не хотелось.

— Мы подождем, — снова пролепетала мисс Шеридан.

— Кассандра, хватит скромничать. Садись рядом с мисс Мейли, я покатаю вас обеих. Мисс Мейли, мистер Блейк, вы ведь не против?

Лора весело помотала головой. Стивен, жалея, что не может резко ответить, отступил в сторону. Мисс Шеридан, извинившись, уселась рядом с Лорой. Мистер Марлоу небрежно скинул пиджак прямо на траву, засучил рукава и с силой толкнул качели в спинку.

Лора и мисс Шеридан взмыли вверх так, что толпа отшатнулась, и слетели вниз — ветер раздул их юбки. Лора расхохоталась.

— Еще! — крикнула она. Марлоу толкнул снова, и снова. Он раскраснелся, волосы растрепались, глаза блестели, мускулы играли под тонкой рубашкой. Он радовался своей силе и здоровью — красивое, кормленое, холеное животное.

Лора заливалась смехом, ее развевающая юбка закрывала Стиву солнце. Зеленая лента выскользнула из волос и упала в траву, черные локоны забились на ветру. Мисс Шеридан сидела неподвижно, одной рукой придерживая юбку, другой намертво вцепившись в цепь. Когда качели в очередной раз опустились, она проронила слабым голосом:

— Пожалуй, достаточно, Эдвард.

Он переменился в лице и тут же бросился к ней, медленно встававшей. Схватил пиджак и накрыл ее подрагивавшие плечи. Но тут же оглянулся на Лору: встав с качелей, она потягивалась, подняв над головой руки.

Кассандра отворачивалась от солнца, блестевшего сквозь резную листву дуба. Головокружение успокаивалось, тошнота отступала, но плечи еще подрагивали в ознобе. Теплые ладони Эда согревали ее сквозь пиджак, но Кассандра заметила, что жених все норовил обернуться. Посмотрела в ту же сторону: черноволосая девушка, с которой они катались — Лора, кажется? — сладко потянулась, разминая напрягшееся на качелях тело. На ее зеленом, цвета травы, платье играли солнечные пятна. В груди как будто царапнуло. "Перестань. Ты должна доверять Эду, если уж решилась выйти за него. Ты же не можешь запретить ему любоваться на красивых девушек".А Лора вправду была хороша диковатой, полуцыганской красотой. Эд снова обернулся к Кассандре:

— Может, выпьешь отвара, и станет легче? — в его голосе все еще звучало беспокойство. Она сама сомневалась, что отвар поможет, но подозревала, что Эду не терпится добраться до пирожных и выпечки: он любил сладости, как маленький.

— Надо попробовать, — согласилась она. Эдвард поднял с травы шляпу; его светло-каштановые волнистые волосы ярко блеснули на солнце. Между тем мальчик-слесарь, Стивен Блейк, обшаривал траву — видимо, искал потерянную невестой ленту — и что-то ей втолковывал. Кассандра старалась не прислушиваться к чужим разговорам, но все же поняла: Лоре тоже захотелось отвара и пирожков, а Стивен втолковывал, что им это не по карману.

— Нам не хватит. На проезд не останется.

— Так пешком пойдем! Здесь близко.

Он поджал губы. Да, идти пешком при его хромоте было далеко не лучшей идеей. И тут Эд снова обернулся к ним:

— Тут, кажется, можно полакомиться грушевыми трубочками. С детства их обожаю. Позвольте угостить вашу невесту, мистер Блейк? И вас самого тоже.

— Я не голоден, — буркнул Стивен, густо покраснев. Эд часто не понимал, что смущает других людей, а у Кассандры не хватало духу ему об этом сказать: он выглядел таким счастливым, когда, как считал, дарил праздник. Вот и сейчас он со своей солнечной улыбкой широким жестом пригласил всех следовать за ним — к лотку со сладостями.

Толпа у лотка невольно расступилась перед ними, и Эд заявил:

— Нам, пожалуйста, четыре стакана фруктового отвара...

— Три! — отрезал Стивен. — Я не хочу.

— Хорошо, три стакана фруктового отвара и... Дамы, вы сможете выбрать из этого великолепия?

Пришлось признать: выбрать было сложно. Грушевые трубочки благоухали, плюшки блестели на солнце сахарной корочкой, а еще она заметила ржаные пирожки с изюмом и яблоком, любимые с детства. У вертевшейся рядом Лоры тоже как будто глаза разбегались, она явно не знала, с чего начать.

— Что ты будешь, милая?

Кассандра понимала, что задерживать людей, давно стоящих в очереди, неловко.

— Ну, пожалуй... пирожок?

— Сандра, не скромничай, — голос Эда стал чуть ниже и гуще, сам он слегка дотронулся до ее плеча под пышным рукавом. — Дайте-ка нам весь поднос, уж мы разберемся!

И швырнул торговцу купюру, при виде которой Стивен Блейк даже дернулся. Взял поднос — Стивену достался поменьше, со стаканами — и торжественно понес к свободной скамейке.

Уселись рядком: в середине Лора и Кассандра, у них на коленях поднос, а по бокам Эд, тут же схвативший две грушевые трубочки, и насупившийся Стивен.

Лора, сведя с комичным видом брови, поводила рукой над подносом и тоже взяла трубочку, а другой сунула в карман плюшку и пирожок. Откусив кусочек, зажмурилась от удовольствия.

— Попробуй наконец, Стив!

Он только покачал головой, хмурясь. Эд между тем живо уничтожил пару трубочек, отдал должное плюшкам и пирожкам и заявил:

— Кому-то еще хочется?

Кассандра и Лора покачали головами. Тогда Эд с подносом, где оставалось еще много, отправился в сторону детей, толпившихся в стороне. Видимо, какая-то многодетная семья пришла на праздник, и соседские дети увязались: многие из детей были похожи, и все чуть ли не в лохмотьях.

— Ну-ка, сорванцы, налетай!

Их, конечно, не пришлось просить дважды. Кассандра улыбнулась: Эдвард любил детей и отлично с ними ладил. Сейчас они окружили его стайкой, и он раздавал сладости, трепал по головам малышей, о чем-то переговаривался с ними и смеялся — как же он любил смеяться! А она любила за ним наблюдать, когда он весел. Что-то в нем было от персонажей с картин Эванджелины Хоуп, ее любимой художницы: радостный огонь жизни, горящий в глазах, трепещущий в венах, ощущение полноты и радости бытия. Самой Кассандре не было дано этого, и она грелась возле Эдварда, как кошка возле камина.

— Пойдем? — между тем просил невесту угрюмый Стивен. Лора помотала головой:

— Не хочу. Тут хорошо.

Она откинулась на спинку скамейки, небрежно сорвала ромашку, понюхала и прикрепила к платью. Эд между тем отдал поднос торговцу и вернулся к ним.

— Ну, господа, куда теперь?

— По-моему, мы вам мешаем, — процедил Стивен, вставая. — Пойдем, Лора.

— Вы нисколько никому не мешаете, — Эд поднял руки. — Нам с вами весело, правда, Сандра? Да, я заметил, на площадке перед входом можно потанцевать. Слышите, что-то играют? Сандра, я ошибаюсь или это вальс?

Она тоже прислушалась к знакомым, пусть и непривычно гнусавым звукам.

— Вальс на креннских дудках. "Волны Гринрив". Надо же, и не думала, что так тоже можно. Оригинально.

— Стив, потанцуем? — Лора дернула жениха за рукав, он ответил взглядом, полным усталого упрека. Сама Кассандра избегала смотреть на Эда. Она любила танцевать с ним на балах, но пуститься в пляс на улице, прямо перед толпой... Нет, ей было бы слишком неловко.

Он понял, судя по его взгляду, и она была уже готова прощаться с их случайными товарищами по развлечениям, но Эд вдруг протянул руку Лоре:

— Мисс Мейли, вы позволите?

Она живо вскочила со скамьи. Вместе с Эдвардом они побежали к площадке. Кажется, только миг спустя зеленый подол Лоры взметнулся в воздухе: Эд увлек ее на круг, бережно придерживая за талию.

Внутри все содрогнулось. "Нет, это лишь любезность, да и сам он все равно хотел потанцевать, я же знаю... Нельзя принимать это всерьез. Жаль, если эта девочка подумает, будто..." Но бесстрашный, устремленный вперед и вверх, в голубое, как ее глаза, небо, взгляд Лоры Мейли будто говорил: за нее точно не стоит опасаться, не стоит ее жалеть. Зато...

Кассандра обернулась на Стивена Блейка. Он стоял, опираясь на спинку скамьи, и нервно вертел сорванную травинку. На беззаботно кружившихся Эда и Лору старался не смотреть. Его хотелось поддержать, утешить, но Кассандра чувствовала, что не сможет сказать ему ничего стоящего. Он точно отгородился от мира стеной враждебности. Как, должно быть, ему было больно видеть нежную руку невесты лежащей в крупной и сильной руке Эда... Если уж у самой Кассандры, как ни уговаривала она себя, как ни ругала, невольно закололо сердце.

Она хотела принимать его таким, какой он есть. Да, он не без греха — но грех его был у всех на виду, у всех на устах. Лучше уж так, чем лицемерить. Кассандра уже восемь лет вместе с несколькими другими женщинами из богатейших семей Гельстена помогала девушкам, попавшим в беду, и успела узнать, на какие низости способны часто люди, если только низости эти точно останутся тайной для окружающих. Под масками порядочных людей часто таились настоящие преступники, насильники, шантажисты. Эд был чище любого из них. У Кассандры с ним всё получится; в конце концов, Джон Томпсон, его школьный приятель, о котором тоже болтали всякое, уже три года, как женился, и жена его выглядела очень счастливой. У них подрастал маленький сын, и о Джоне говорили, как о самом заботливом отце.

Вот кончился вальс. Эд под руку привел Лору, безмятежную, даже не запыхавшуюся. Стивен тут же встал между ними с самым сердитым видом.

— Довольно, Лора. Нам пора. Попрощайся, и мы пойдем.

Лора состроила разочарованную гримаску, у Эда тоже стало лицо, как у ребенка, у которого отбирают игрушку.

— Мистер Блейк, ведь вы побыли здесь совсем недолго...

— Мне завтра на работу, сэр, я хочу отдохнуть, — процедил Стивен. — Лора, попрощайся.

— До свидания, — шутливо вздохнула она и сморщилась. Эд с огорченным видом поцеловал ей руку.

Минуту Кассандра вместе с ним смотрела на удалявшихся Лору и Стивена — как яростно бедный мальчик хромал! Потом Эд и она обернулись друг к другу, и Кассандра постаралась придать себе самый строгий вид, а ее непутевый жених стал похож на провинившегося мальчишку.

— Ты недовольна, да?

Она молча кивнула.

— Погоди, срежу прут, удобнее наказывать будет.

Да уж, порой ему именно этого и не хватало! Надо было видеть его нарочито-покорное выражение и взгляд с лукавинкой. Оставалось только руками развести.

— Я вижу, с тобой невозможно говорить серьезно, Эдвард Марлоу.

— А о чем? — он нежно положил ладони ей на плечи. — Ну, что я сделал плохого, Кэсси? Потанцевал с той девочкой? Ты не хуже меня понимаешь, что это ничего не значит. Я люблю тебя и всегда, всегда буду честен с тобой. Клянусь чем угодно.

Он так сокращал ее имя только в самые нежные минуты, что у них бывали. Очевидно, посчитал, что это должной подействовать, да еще попытался поцеловать. Кассандра вывернулась: сдаваться так легко она совсем не хотела.

— Дело не только в девушке, Эдвард. Ты не мог не заметить, как смущаешь ее жениха. Например, когда купил поднос со сладостями... Он наверняка подумал, будто ты хвастаешься, что богат.

Лицо Эда наконец стало серьезным. Он сложил руки на груди и на секунду задумался.

— Возможно, ты права, Сандра. Честное слово, я просто не подумал о мальчишке. Мне жаль. Но, право слово, неужели было бы лучше не угощать вас, если кто-то не может себе позволить того же и завидует? И то: глядишь, позавидует, да и решит, что и сам должен чего-то добиться в жизни. Получится, я опять же сделал доброе дело, заставил человека расти над собой. Ну как, я ведь прав, а? Кэсси, ну улыбнись уже!

Он привлек ее к себе и все-таки поцеловал, и снова, и снова. Стало сладко, тело сделалось тяжелым, ленивым, как всегда от его ласк, но Кассандра помнила, что не должна давать воли ни себе, ни ему.

— Перестань, на нас смотрят.

— Пусть смотрят и завидуют тому, как я счастлив, — он поцеловал ее в последний раз над самым ухом, и тут до них долетел крик зазывалы: на помост приглашались борцы-добровольцы. У Эда загорелись глаза.

— Я в свое время задавал там жару! Никто не мог меня одолеть, веришь?

Что ж, этому Кассандра верила охотно, силы в нем было, как в медведе. Но ей совершенно не понравилось появившееся на его лице выражение хулигана, который что-то задумал.

— Так, прошу прощения, ты не могла бы подержать?

— Эдвард, ты же не...

— Я хочу подраться, — он очаровательно ей улыбнулся. — Уж подраться-то в праздник я имею право, правда?

Живо раздевшись до пояса, он оставил вещи у нее в руках и зашагал к толпе. Кассандра завороженно следила, как на его крепком теле с налитыми мускулами играли солнечные пятна и тени от ветвей, как толпа расступалась перед ним, как он взошел на помост и пожал руку уже дожидавшемуся его противнику... На миг что-то снова царапнуло, когда она заметила в толпе зеленое платье Лоры Мейли, ее черные волосы и запрокинутое лицо... Вроде и потертая кепка Стивена виднелась рядом. Но в следующий миг стало не до них: противник замахнулся на Эда, а тот увернулся, обхватил его, и они сцепились с упоением зверей.

Лора вскинула голову на крики зазывалы. Ей все-таки хотелось посмотреть на бойцов. Не обращая внимания на Стива, она вытянула шею и приподнялась на цыпочках. На помост всходил мистер Марлоу, по пояс обнаженный.

Лора подошла ближе: на это стоило посомтреть. Без пиджака и рубашки он был просто загляденье: глыба белого камня, которую лишь слегка обтесали.

— Фанфарон, — буркнул Стив, но Лора даже головы не повернула в его сторону. До него ли, когда борцы обхватили друг друга могучими руками? Толпа загудела, мальчишки и молодые парни как с ума посходили. Большинство болело за соперника Марлоу, городского чемпиона, но кое-кто, кого Лора заметила раньше на стройке и среди детей, получивших сладости, вопили:

— Заломай его, Марлоу!

Соперники расцепились со страшным рывков, таким, что едва устояли на ногах — и принялись бить друг друга.

— Давай, давай, давай, — выкрикивали уже все хором. Лора поняла, что и сама кричит, и кажется, различила голос Стива. Между тем борцы уже тяжело дышали и рычали, как звери. их тела блестели от пота, звуки ударов звонко отдавались в воздухе. Время шло, но ни один из них не мог повалить другого.

— Ничья! — объявил судья в конце концов. Чемпион насупился, совсем как Стив; мистер Марлоу усмехался с досадой.

— Ну теперь-то мы можем уйти? — со злостью спросил Стив совсем рядом. Лора пожала плечами: кажется, больше ничего интересного ждать не стоило. Вслед за женихом она отправилась к выходу.

— Почему ты сердишься, Стив? Ты же сам меня сюда привел.

— Так не для того же, чтобы за тобой увивался этот... выжига! — Стив с ненавистью пнул по дороге, подымая пыль, и передразнил. — Ах, полюбуйтесь, какой я красивый. сильный. здоровый, богатый? Правда, я не сам всего добился, мне на блюдечке принесли благодаря папиным денежкам, но ведь главное, у меня всё есть, правда?

Лора закатила глаза: Стив сейчас очень напоминал ее отца, когда тот злился на чьи-то успехи.

— Ты завидуешь.

— Да, черт побери! Завидую, потому что это несправедливо — когда деньги попадают то ли к идиоту, способному их только швырять, то ли вовсе к мошеннику! Ты знаешь, что с мостом на самом деле все очень плохо? Опоры слишком тонкие, да еще и материалы никуда не годятся. Он вибрирует от ветра, понимаешь? Он рухнуть может, если будет шторм! Но мистеру Марлоу, конечно же, все равно!

Опять этот мост.

— А ты говорил ему об этом?

— Нет. Он все равно не послушает меня.

— Хотя бы попробуй.

Подошел наконец трамвай, удалось занять свободные места рядом друг с другом. Лора с легким сожалением оглянулась на площадь, сегодня такую нарядную и оживленную. Вот бы всегда она была такой, была бы жизнь всегда праздником.

Она оглянулась на Стива: он сидел, прикрыв глаза, будто дремал.

— Придешь вечером, а?

Он встряхнулся, посмотрел удивленно:

— Зачем еще?

— Погуляем. Я тебе покажу, какое место нашла. Это же удивительно! На дне оврага, который у дома, так...

— Вечером бродить в овраге? — Стив посмотрел на нее взглядом отпетого зануды. — А больше ты ничего не выдумала?

Лора отвернулась. В груди что-то сжалось, стало холодно, она точно потеряла что-то. Стив сжал ее руку.

— Лора, пора взрослеть. Учиться думать о других. Мне завтра на работу, а я и так устал — ты понимаешь, что мне нужно отдохнуть? Да еще набродимся по оврагу, по сырости, простудимся оба, а где у нас деньги на лекарства? Мы не Марлоу с его невестой.

— Я тебя не узнаю, — вырвалось у Лоры. — О чем ты думаешь? Почему ты стал такой скучный, такой противный? Мы же были вместе, свободные, не как все!

— Мы не можем вечно жить не как все, Лора. И вообще, может, мне эта жизнь, не как у всех, обрыдла уже? Я хочу, наоборот, стать, как все вокруг. Чтобы у меня было, что у всех. Дом, деньги, семья! Лора, я не понимаю, ведь я же стараюсь и ради тебя тоже, чтобы у тебя было все, чего хотят женщины!

— Я не знаю, кто из женщин хочет жить скучно, — Лора раздраженно пожала плечами. — Хлопотать по хозяйству, считать гроши и думать о то, где что на рынке купить подешевле. Я точно не хочу.

Стив хлопнул себя по колену.

— Ну извини, что пока я нищий! Но ты должна меня поддержать, чтобы я мог заработать как следует и тебе не пришлось бы вести хозяйство самой.

— Отец тоже не нищий, а на то, как мать живет, мне все равно смотреть тошно, — Лора отвернулась к окошку, в горле горчили слезы. Она не хотела верить, что в конце концов попадется в ту же западню, что и все женщины, что ее так же затянет это болото мелочного мещанства, в котором нет места порыву и мечте.

Стив коснулся ее плеча — ничего больше он себе не позволял.

— Лора, я люблю тебя. Я хочу сделать тебя счастливой. Но пожалуйста, пойми, в чем на самом деле счастье. Да, нам пора выходить.

Всю дорогу до дома Лора не смотрела на него. Когда горничная, Люси, им открыла, Лора живо, даже попрощавшись, прошла к себе. Стив о чем-то долго говорил с миссис Таунсенд, но девушка зажала уши, чтобы не слышать. Ну и ладно, ее ждут вечерний овраг, полный теней, прохлады и перекличек птиц, и закат на Гринрив, когда пароходы у пристани кажутся розовыми и утки сонно колышутся на воде.

Наутро, однако, оказалось, что Стив с миссис Таунсенд не просто так языком чесал. Хозяйка настояла, чтобы Лора отправилась с ней на рынок вместо горничной, заставила запоминать цены, а потом нести одну из корзин с покупками. Лора, конечно, удивилась, но помалкивала, выжидая: может, миссис Таунсенд сама объяснит, к чему клонит.

Та не преминула, конечно: когда дома они разбирали покупки, выразительно молчала, а потом заявила:

— Сегодня вы могли убедиться, что жизнь сейчас стоит недешево!

— Допустим, — ответила Лора, убирая хлеб.

Миссис Танусенд поджала губы.

— Кажется, вы сами не работаете, как и положено приличной девушке.

— Как видите.

— Вообще-то человеку положено быть благодарным тому, кто делает ему добро. Не знаю, были ли вы благодарны своему отцу, когда жили на его иждивении, но вам стоило бы подумать, что мистер Блейк платит за вашу комнату и оставляет деньги на питание для вас. А ведь у него совсем небольшое жалование!

Лора опустила руки — такое отвращение сжало ей горло.

— Он вас попросил мне это передать?

Глаза миссис Таунсенд забегали, как у тети Доррис, когда она лгала отцу.

— Он ни о чем меня не просил. Но я сам вижу, вы относитесь к нему не так, как девушке полагается относиться к жениху. Тем более, такому замечательному человеку.

— Нет, он просил, я понимаю. Так передайте ему: я не проститутка, чтобы любить за деньги, — Лора бросила на стол булку, которую машинально сжимала в руках, и вышла, хлопнув дверью.

Она не надела шляпку, но решила не возвращаться: ни к чему. На улице было нарядно, несмотря на будний день: солнечный летний день — всегда точно праздник, и так же способен тешить. Лора пяти шагов не прошла, а уже забыла свое горе. Перейдя овраг, выйдя к Гринрив, она решила идти вдоль берега до притока, который она заметила, проезжая на трамвае.

...Речка несла воды к матери-реке, рвалась к черной чащобе леса вдали, не зная, что ей не суждено добраться. Вода, светлой голубизной сиявшая в полуденном солнце, вблизи оказалась, точно лишаем, покрыта чешуей водяных растений. Лора, скользя меж сочных лопухов и приторной пурпурной недотроги, жадно, как ребенок, приглядывалась: над пластами округлых листьев она заметила не только золотые бубенцы кувшинок, но и другие цветы — белые, крупнее, более утонченной формы.

Ей вдруг захотелось увидеть их поближе, но какое-то время она еще колебалась: и так запачкала грязью туфельки, чулки, подол платья — видел бы ее Стив! А пусть бы и увидел, раз он такой. Не хотелось вспоминать вчерашнее и сегодняшнее, портить себе настроение снова. Ноги то и дело вязли в черной грязи, но Лора лишь улыбалась бликам солнца, пятнами падавшим на кувшинчики недотроги, да стрекозам, голубым облачком проносившимся над ней.

Вот наконец сухое место! И поваленная ива очень кстати. Лора скинула туфли, стянула чулки и склонила над водой, смывая с них грязь. Закончив, стала болтать в воде ножкой, чтобы смыть песок и обуться, но тут ей в голову пришла другая мысль. Загадочные белые водяные цвет были совсем близко. Отчего бы не попробовать подойти?

Снова подхватив юбки,подоткнув их повыше, Лора робко вступила в темную воду, после знойного воздуха упоительно прохладную. Через пару шагов обнаружилось, однако, что вода уж чересчур холодна, цветы не так близко, а дно мучительно неровное — как будто ракушки вперемешку с острыми камушками. Лоре, однако, не хотелось отступать, пусть юбки приходилось подбирать все выше, а вода уже касалась края панталон.

И вдруг за спиной раздался шум. Невольно обернувшись, Лора поскользнулась на камушках и едва не упала, если бы сильная рука не подхватила ее.

— Прошу прощения, мисс Мейли, — мистер Марлоу, точно со дна речного восставший, но почему-то в сухой одежде, легко схватил ее на руки, вынес на берег и усадил на ту самую поваленную иву, на ветвях которой покачивались ее мокрые чулки.

— Я проезжал мимо, заметил вас и решил, что мистер Блейк не простит мне, если я позволю его невесте утонуть. Или по крайней мере подхватить простуду. Поэтому позвольте...

Его широкая горячая ладонь скользнула по маленьким белым ножкам Лоры, смахивая капли воды и ряску, быстро растирая их. А Лора, быстро оглядев песчаную полоску и траву перед зарослями недотроги и осоки, заметила его ботинки, такие нелепо-чужеродные и уродливые здесь. В шляпе, пиджаке — и босой... Как это забавно, даже трогательно.

— Но ведь вы не скажете Стивену, правда? Это будет наш с вами маленький секрет.

— Нехорошо жениху и невесту иметь секреты друг от друга.

Опять ей твердят про Стивена! Но рассердиться не получалось. Слишком смешно, когда пытаются говорить мягким тоном наставника, стоя перед тобой на коленях и одурманенно глядя в глаза. Еще смешнее представлять, как он бы покраснел от негодования, услышав присказку тети Доррис: "Мужу-псу не кажи себя всю". Лора прикусила губу, подавляя улыбку.

— Если так, у меня должен быть хоть повод покаяться. Только уж и вам придется каяться со мной вместе, чтобы вы не вздумали остаться в тени. Вот что: подите и сорвите тот цветок, рядом с которым меня застали. Стив увидит его, когда зайдет ко мне в гости, и тогда уж мне придется признаться, ну а после и вам, если он отважится вас спросить.

Она точно знала: Стивен отважится. А пока было забавно наблюдать, как мистер Марлоу, сильно покраснев, все-таки поднялся и снова зашлепал по воде большими босыми ногами, разгоняя лягушек и вспугнув стаю крупных бурых уток, подплывших было покормиться.

Вот это конфуз чуть не случился! Эд ведь вышел из автомобиля, чтобы искупаться — очень уж раскалился салон, пока он совещался с Джоном.

Вчера вечером к нему домой вдруг заявился Стивен Блейк. Надо сказать, Эд в любое время был бы очень удивлен увидеть этого парня — но особенно после того, как тот весь праздник смотрел на него волком. Бедняжка Лора, каково ей будет с этим бирюком... Ну так вот, но Стивен к тому же заявился в такую погоду, когда, как говорится, и собаку не выгонишь. К вечеру резко похолодало, небо накрыла мгла, и хотя непогода никак не разрешалась грозой, резкий и сильный ветер ее убедительно обещал.

— Поедемте к мосту, — твердо сказал Стивен. — Вы должны сами это увидеть.

Эдвард колебался, не уверенный, достаточно ли серьезно дело, чтобы ради него уезжать, не дожидаясь ужина. С другой стороны, Блейк вроде не был паникером.

— А почему это нельзя отложить до завтра? Сегодня ведь выходной, там только сторож.

— Завтра ветер может стихнуть. Я хочу, чтобы вы сами увидели, что в такую погоду происходит с мостом.

Пришлось, досадливо принюхиваясь к вкусным запахам с кухни, вылезать из удобного кресла и тащиться к машине. Блейк, бедолага, видно, на трамвае добирался, успел продрогнуть. Предложить бы ему выпить, так ведь откажется, гордец такой.

...Сторож отворил, они взобрались на мост. Здесь, у реки, близ устья, близ моря, ветер сбивал с ног, приходилось прочно держаться за перила. Над гневно вздымавшимися волнами висел туман — должно быть, вот-вот начнется дождь. Но Эд приехал на любоваться пейзажем. Он пригляделся к дорожному полотну. Оно действительно дрожало, довольно заметно; немного постояв, он ощутил, как вибрация передается его телу. Картина складывалась скверная. И почему остальные в бригаде молчали?

— Спасибо, Блейк, — Эд хлопнул парня по плечу. — Я постараюсь разобраться с этой проблемой.

— Сэр, при всем уважении, — парень вскинул глаза, блестевшие металлом, — проблему не решить иначе, чем прекратив строительство и полностью разобрав мост.

Отменный, однако, наглец! Эду это нравилось, но все-таки и место ему указать следовало.

— Я ценю ваше мнение, но все же сначала посоветуюсь с более опытными специалистами. Согласитесь, консультация человека, которому принадлежит проект этого моста, будет совершенно не лишней.

И вот рано утром он отправился за Джоном Томпсоном. Тот жил за городом, в очень милом двухэтажном домике с аккуратным садом; Эду, правда, думал, что перед свадьбой с Сандрой надо будет найти гнездо поярче и поинтереснее. Так как вчера Эда оторвали от ужина, он нашел некое удовлетворение в том, чтобы оторвать ни в чем не повинного Джона от завтрака. Заодно полюбовался очаровательной картиной: нянька как раз принесла в столовую бутуза Джонни, и отец щекотал сыночку щечки и подбородок, плавно переходивший и плечики. Разумеется, Эд не мог не скорчить ребенку гримасу и не сделать "козу", от чего Джонни пришел в полный восторг: всплеснул ручками, взвизгнул и подпрыгнул.

— Нет, парень, я с плохими новостями. Папке сейчас некогда станет подкидывать тебя под потолок, папку твоего я заберу с собой.

На красивом матовом лице Веры, жены Джона, отразилась тревога. Сам он моргнул и поправил очки.

— В чем дело? Что-то с мостом?

Джон вечно во всем сомневался. Даже удивительно, как Эд умудрялся втягивать его в разные авантюры. Но все-таки этот тихоня, отличник и скромник был настоящим другом. Ни разу не смигнул вовремя их самых рискованных, как они оба это называли, опытов, от которого здорово страдали лаборатория учителя химии и школьный чердак, ну а после — их задницы; ни разу не заикнулся, что Эд его втянул, не клянчил прощения. И когда у Эда стряслась самая большая беда в жизни, таскался с ним по всем кабакам, по девкам, только бы не оставлять одного. Они думали, это большая удача, что удалось взяться вместе за строительством моста через Гринрив. Но как бы она не обернулась полным крахом.

...- Прижимисто, небось, строите? — спросил его Джон, осмотрев всю конструкцию. Ветер со вчерашнего дня не стихал, хотя бури так и не принес — лишь небольшой дождь. Мост мелко дрожал — как зайчонок в руке.

— Ну тебе объяснять-то не надо, да?

— Конечно, — Джон кисло усмехнулся. Оглянулся на тяжелую махину: несмотря на ветер, она все равно все сильнее раскалялась под июльским солнцем.

— Остановить бы надо все это. Я тоже, дурак, тонковато опоры спроектировал. Перестраивать надо всё. С самого начала.

Звучало... за пределами возможного. Эд не представлял, как озвучить это мэру. Джон пристально посмотрел на него:

— Нам надо этого добиться как можно скорее. Я понимаю, что мэр может заупрямиться. Пригрози, что уволишься, или я уж не знаю, как, но воздействуй на него.

Эд пообещал, но что получится, не был уверен совсем.

Так хотелось забыться, выкинуть из головы все нынешние и грядущие неприятности. Потому он, отвезя Джона к Учреждению инженеров, и свернул к Рив-оф-Мэри, чтобы хоть окунуться, поплавать немного. И вот застал там Лору Мейли.

И вот он стоял перед ней, босой, с мокрыми ногами, с кувшинками в руках. Стоял и вспоминал, как когда-то доставал кувшинки, чтобы сложить их к маленьким ножкам, обутым в дешевые, поношенные туфельки. А Лора смотрела на него и явно еле сдерживала смех.

— Нате, вытрите ноги, — она сорвала лопух, протянула ему и стала перебирать цветы. Он, попросив разрешения, присел рядом с ней на поваленный ствол. Было немного неловко, но она, кажется, не смотрела.

— Что вы будете с ними делать, мисс Мейли? Раз уж я вам их нарвал, то имею право знать, правда?

Лора пожала плечами.

— Не знаю.

Один цветок она просто выкинула в воду и даже не взглянула, как мелкие волны прибивают его обратно; с другого ощипала лепестки, посыпала себе на волосы и тряхнула головой. Белые лепестки в солнечных лучах сияли на черном атласе волос ярче жемчужин. Оставался последний.

— Приколите к платью, — посоветовал Эд. Лора живо вытащила заколку и, не обращая внимания на рассыпавшуюся прическу, закрепила цветок на груди.

— Теперь вы настоящая речная фея, — улыбнулся Эд, вспоминая, сказки, которые рассказывала ему нянька и потом...

— Наверное, надо было подарить один вам, — Лора приподняла уголки губ. Он развел руками.

— Мне все равно нужно было возвращаться на работу. Там удивились бы.

— Пусть бы удивлялись. Вы бы сказали, что вам его подарила невеста.

Оставалось только покачать головой: неизвестно, что должно было произойти, чтобы Сандра стала украшать цветами его петлицу. Он знал, что она очень любит его, но отец приучил ее "прятать чувства в карман", как он выражался. Порой становилось даже грустно и досадно: ведь самому Эду хотелось кричать на весь свет о том, как он любит ее.

— А разве вы дарите цветы своему жениху?

Лицо Лоры немного дернулось, она задумчиво склонила голову.

— Пожалуй, я не хочу, чтобы он был моим женихом.

Ничего себе! Интересно, знает ли Стивен Блейк об этом? Вчера вечером он был не в настроении, но Эдвард только с мостом это и связал. Пожалуй, парнишку даже стало жаль. Диковатый и грубоватый, но ведь больно, должно быть, когда бросают.

— Он вас любит, — Эд внимательно посмотрел на Лору. — Может, между вами есть какие-то недоразумения, но их наверняка можно решить. Нельзя разбрасываться любящими людьми.

Лора ничего не ответила, но отколола от платья цветок, отшвырнула его и стала натягивать на ноги еще влажные чулки. Казалось, ее нисколько не волновало присутствие постороннего мужчины, а Эд не сразу опомнился и отвернулся — прежде успел полюбоваться.

— Он стал мещанином, таким же, как мой отец, — пробормотала она наконец. — Мне с ним скучно. Что тут решать и зачем?

Понятно, в глуши у девушки слишком развилось воображение. Но можно и это обратить на пользу делу. Эдвард ощутил некоторый азарт: в конце концов, Стивен недавно хорошо себя проявил, так почему бы Эду не помочь ему помириться с невестой?

— Можно ли назвать мещанином человека, который работает над таким дерзким проектом?

Она закатила глаза.

— О нет, опять этот мост! Если хотите знать, он безобразен. Лучше бы вы не строили его.

— А как иначе? — фыркнул Эдвард. — Людям на паромах мерзнуть? А знаете, в былые годы, еще до паромов, горожан переправляли на лодках. Если они переворачивались, лодочников секли публично за то, что взялись перевозить и не справились. И даже если сам лодочник тонул, кнутом били его труп.

Лора пристально на него посмотрела и выпалила то, чего он никак не ожидал:

— Здорово!

— Ничего себе. Я когда услышал про такой обычай, у меня мурашки по коже пошли, а вы... Вы ведь женщина! Вы должны быть добрее и нежнее мужчины.

— Я ничего никому не должна, — ответила она совершенно спокойным тоном. — То, что вы рассказали, необычно, такого не увидишь, просто идя по улице. К тому же меня бы это не касалось, я ведь не лодочница. А вот вы, наверное, считаете себя кем-то в этом роде.

— Возможно, — пришлось признать Эду. — Но даже не чувствуй я себя продолжателем дела этих людей, чужие страдания были бы мне отвратительны. Я знаю цену боли, мисс Мейли, и не могу относиться к ней, как к развлечению.

Услышала ли она его слова? Задумалась ли над ними? Что можно было понять по небесному взгляду, следящему за одинокой чайкой? Как похожи на те, другие голубые глаза — и насколько иначе смотрят.

— И мне не хотелось бы, чтобы ваш жених страдал. Дайте ему шанс, а? Ради меня, — он склонил голову набок и улыбнулся ей. — Приходите завтра на стройку. Может, и с женихом помиритесь, и на работу его взглянете иначе. Придете?

Дернув плечом, она все же кивнула.

— Очень хорошо. А теперь давайте я вас подвезу, чтобы вы разболелись из-за того, что сейчас сидите в мокрых чулках.

Стив чувствовал, что теряется; голова шла кругом. Он не понимал, что делать дальше.

Допустим, он рассказал Марлоу про вибрацию. Тот привозил на мост какого-то щуплого очкарика в дорогом костюме, они о чем-то шептались, но вопреки ожиданиям Стивена, работа не встала. Да и не наивно ли было надеяться, что к нему прислушаются. И выходило, что Стив помогал строить то, что потом может убить кучу народу. И деться-то было некуда: поди найди работу без связей. А лора... С ней стало хуже, чем прежде. Он, как назло, не утерпел, пожаловался после гуляний миссис Таунсенд, и хотя убедительно просил ее не вмешиваться, но ведь она наверняка поступила по-своему. А Лора наверняка решила... Виски разламывались от таких мыслей, сосало под ложечкой. "Если я действительно потеряю ее..." Уже и руки опускались, он не представлял, что предпринять.

И вдруг через день после тех проклятых гуляний она явилась сама! Возникла около полудня у него за спиной — аккуратно одетая, с прибранными волосами, в шляпке. Правда, смотрела исподлобья.

— Мистер Марлоу сказал, чтобы я пришла. Хочет нас с тобой помирить.

Стиву бы обрадоваться, но он по привычке разозлился:

— Марлоу? Он-то зачем лезет не в свое дело?

— У него спроси. Он, наверное, за мост обиделся; я ему высказала свое мнение вчера.

Ладно, Лору не понять заурядному уму. По счастью, носитель незаурядного — мистер Марлоу собственной персоной — уже торопился к ним, на ходу приветственно помахивая шляпой.

— Замечательно что вы пришли, мисс Мейли! А теперь идемте со мной. Ваша невесте ведь не боится высоты, мистер Блейк? А, ну да, вы отлично держались тогда на качелях. Тогда вперед!

Он что, задумал отвести Лору на недостроенный и, вероятно, неисправный мост? Ну и... Стивен хотел выругаться, но не нашел подходящих слов. Между тем Лора поднималась следом совершенно безбоязненно, мистер Марлоу несколько раз обернулся к ней с видом сытого кота на солнышке. Стива затрясло, уже захотелось спросить, не лишний ли он, да и уйти... Но начальник наконец крикнул ему:

— Идите за нами, мистер Блейк! Не отставайте!

Надо признать, Марлоу каким-то непонятным образом угадал, что может впечатлить Лора. Ей совершенно не было страшно, хотя мост все-таки чуть потряхивало. Тонкими руками она оперлась о перила, вскинула лицо навстречу ветру, рвавшему ее юбку, вдаль за бесконечное пространство воды, синей, как ее глаза. Вдруг она обернулась к нему:

— Стивен, подержи меня. Я хочу полетать.

Стив хотел было отчитать ее за ребячество, но Марлоу, вцепившись ему в плечо, скорчил несколько гримас, очевидно, означавших: "Помолчите и просто сделайте, как она просит". Начальник даже слегка его подтолкнул. Подавляя вздох, Стивен подошел к Лоре и взял ее за талию. Она, встав на нижнюю перекладину, раскинула руки, как крылья, и полной грудью вдохнула резкий ветер. И вдруг запела, без слов затянула гортанный дикий напев, в котором слышались подвывания древних людей, сидевших у костра, когда они еще не умели говорить. Такой же напев Стив слышал от нее в детстве, когда они вместе забредали в чащу леса или плыли на плоту. Лора точно стремилась слиться с деревьями и морем, небом и птицами; став ближе к ним, она пела от восторга.

Стив не мог принять ее, она не могла стать его счастьем. И все же она была ему нужна, он не отпустил бы ее ни за что на свете, потому что больше у него не было никого.

Лора смолкла, выдохнула, опустила руки. Спустилась с перил вниз, Стив отпустил ее. Марлоу, улыбаясь, подошел к ним.

— Вижу, вам понравилось. Теперь вы сами убедились, что мы здесь создаем не только удобство, но и красоту.

— Здесь красиво сверху, — невозмутимо ответила Лора. — Но если смотреть снизу, мост ужасен.

— А вы предпочитаете смотреть снизу?

— Да. И чем глубже спускаешься, тем лучше. Самое прекрасное место у вас в городе — дно оврага рядом с домом, где я живу.

— Покажете мне его однажды... вместе. А сейчас идемте ко мне и выпьем хотя бы чаю за ваше примирение.

Чай вскипятить, как оказалось, можно во времянке, где большую часть рабочего дня и проводил Марлоу. Пока он сам, сдвинув от единственного стола и пары стульев кипя книг и папки с бумагами, возился с примусом, Лора даже проявила инициативу: сполоснула чайник и чашки, отыскала и засыпала заварку. Стив уселся в угол, стараясь не думать о том, что он как будто лишний здесь. Тем более, Марлоу снова о нем вспомнил.

— Кстати, по поводу моста. Я говорил со своим другом, мы обратимся к мэру. Остановить строительство может только он, к сожалению.

Тон у Марлоу был обнадеживающий, но Стив только покачал про себя головой. В успех он не верил. Но в конце концов, не ему отвечать. Закончить бы работу и найти новую... И сыграть свадьбу с Лорой.

А Лора между тем заинтересовалась свисавшими с крючка на стене бусами. Странные такие бсы из неокрашенного дерева, разной величины, и только центральная, самая крупная — красного цвета, уже довольно облезшая.

— Это талисман? — с любопытством спросила Лора. Марлоу оторвался от примуса, кажется, удивленный и немного смущенный.

— Верно, мисс Мейли. Я верю, что он мне приносит удачу... Хотя и не должен бы.

— А почему не должен?

— Есть на то причины, — Марлоу снова отвернулся, голос стал грустным. Стиву это инстинктивно не понравилось, но уйти и увести Лору сейчас было невежливо. А та уже с детским любопытством спросила:

— Какие?

— Талисман ведь не должен приносить удачу, если человек предал того, кто ему этот талисман подарил?

— Может, просто талисман ненастоящий, неживой? — Лора легко касалась пальцами бус, точно играла на клавишах.

Марлоу потряс головой:

— Для меня он живее всего на свете.

Стивен поджал губы: ему совсем не нравилось, куда повернул разговор. И он уже понимал, что любой спор с Лорой грозит пошатнуть хрупкое примирение -а спор непременно бы случился, сели бы он пересказал ей все, что слышал про Марлоу от других работников.

Этот развратник начал с того, что еще совсем молодым парнем соблазнил девушку из народа. Она забеременела, и он с отцом отослал ее в Бергию, за океан. Только вот попала она на несчастную "Принцессу Алису" — пароход, с которым в том самом плавании вышла большая беда: он столкнулся с каким-то другим судном и затонул. На борту была паника, женщин и детей просто затаптывали, в итоге спаслось только две девушки и один мальчик. И говорили, что та девушка, жертва Марлоу, тоже погибла, а он, вместо того, чтобы одуматься, пустился в отвратительный разгул.

Надо бы, надо Лоре это узнать, чтобы она не верила этому человеку, не подпускала его к себе... но ведь Лора не терпит, когда ей даже мягко указывают, как жить. А теперь, когда Марлоу помирил их, Стивен вроде как обезоружен, он только лишний раз опозорит себя, выставит ревнивцем, брюзгой и ханжой.

Стивен стиснул кулаки. Нет, он все равно должен бороться. Он не отдаст Лору ни этому негодяю Марлоу, ни кому угодно еще. Только с ним она в безопасности, потому что он знате себя; только с ним она может быть счастлива.

Благотворительный комитет, в котором состояла Кассандра — и который, если говорит точнее, она фактически возглавляла — занимал несколько комнат на третьем этаже "дома Тельманов". Печальная история прелестного особняка из светлого камня, стоявшего на перекрестке Королевской и Морской дорог, была известна, кажется, каждому в городе.

Его прежний хоязин, мистер Роберт Тельман, поднявшись из низов, стал известным фабрикантом. Жена его умерла давно, и он больше не женился, в одиночку воспитывал единственного сына, Джастина. Когда же сын подрос, отец послал его учиться в Бергию, чтобы юноша меньше страдал от снобизма однокурсников — ему в школе хватило, Кассандра знала от Эда, он учился в той же школе несколькими годами старше. С самим Джастином она была знакома, но помнила его плохо: он действительно был очень робок, старался держаться в тени. Говорили, он настоящий книжный червь, знания волновали его куда больше, чем управление фабрикой.

К сожалению, на летние каникулы после первого курса Джастин Тельман возвращался на "Принцессе Алисе". Он не выжил, став, правда, редким для той трагедии примером благородства: добровольно соскользнул с плота в воду и уложил на свое место одну из выживших девушек. Невыносливый, со слабым сердцем, он умер через пару часов после того, как уцелевших пассажиров "Принцессы Алисы" подобрали. Отец его держался достойнейшим образом, стал много заниматься благотворительностью, много жертвовал приютам и больницам, но года не прошло, как он угас. После его смерти выяснилось, что дом он завещал городу с единственным условием — "отдать под добрые дела". Теперь на первом этаже размещался совет ветеранов войны с креннами, на втором попечительский совет благотворительной больницы, а третий как раз и отдали их комитету.

Безусловно, в этом тоже был повод задуматься, как переплетаются судьбы... Кассандра знала трагическую историю Дендри, первой возлюбленной Эда, которая, как и Джастин Тельман, нашла на "Принцессе Алисе" свою смерть. Знала из сплетен, от которых как ни затыкай уши — а что-то да просочится, и от Августы, сестры Эда и подруги еще со времен пансиона — даром, что между ними было четыре года разницы. Августа кипела негодованием на брата, который испугался угроз отца не только лишить его наследства, но и обвинить Дендри в проституции и сдать в работный дом. Она считала, что Эд мог бы увезти Дендри в Бергию сам и там начать самостоятельную жизнь.

Может быть, Августа была права — хотя, столкнувшись за годы работы в комитете со множеством жизненных драм, Кассандра понимала, насколько сложно начинать в чужой стране и без гроша в кармане. Он и сам, рассказывая о своем поступке, не щадил себя. Но она видела, как жестоко Эд заплатил за свое малодушие, чувствовала затаенную боль, скрывавшуюся за его жизнерадостностью, и порой остро ощущала, что клеймо развратника, пусть и заслуженное, очень ранит его. Так что попрекать его прошлым было бы бесчеловечно.

...Из комнат, которые занимал их комитет, открывался прекрасный вид на самое сердце города — Королевскую дрогу, сбегавшую с крутого холма, и Портовую площадь. Они все — Кассандра, Августа, Айрини и другие женщины, приходившие реже — считали своим долгом, заходя, каждый раз взглянуть в одно из высоких окон, заливавших комнаты летним знойным солнцем. В полуоткрытое окон тянуло морским ветром. После его свежести, однако, комната, обставленная старой тяжеловесной мебелью с резьбой, украшенный лепниной потолок и собиравшие пыль бархатные портьеры еще сильнее подчеркивали зтхлую помпезность и страшную пустоту несчастного дома Тельманов.

— Итак, — маленькая рыжая Айрини с деловым видом уселась за массивный стол, когда-то принадлежавший старому Тельману. — Чем собираемся заняться в августе? У меня есть идеи: по-моему, мы недостаточно времени уделяем раскрытию всех способностей наших подопечных. Может, кто-то из них рисует? Или мечтает играть на сцене?

Айрини всегда была несколько экзальтированна, видела то, что хотела видеть. Зато была предана комитету всей душой.

— Я еще не встречала ни одной такой, — усмехнулась всегда мрачная Августа. Высокая, сухопарая, с короткой стрижкой, она сильно походила лицом на брата и именно поэтому считалась дурнушкой: черты лица, красивые для мужчин, не всегда хороши в женском облике.

— Как правило, Айрини, сначала молодые девушки пытаются реализовать свой талант, а уж потом обращаются за помощью в комитеты вроде нашего. Обычно с незаконнорожденным ребенком на руках.

Айрини, конечно, сразу принялась возмущаться; они с Августой постоянно спорили. Что касается Сандры, она молча посматривала на часы. Окол трех должна была прийти протеже Эдварда — та самая Лора Мейли, странная девушка, которую они встретили на празднике. Накануне он очень просил найти ей какое-нибудь занятие.

"Она необычная девушка с богатой фантазией, увлекающаяся. Она не может тихо сидеть дома и заниматься хозяйством, понимаешь?" Слабое подозрение на миг сжало сердце, но Сандра подавила его. Нужно верить Эду. Лору Мейли Сандра сама видела, она явно не из охотниц на чужих женихов, хотя действительно девушка необычная. Может, она придется по душе Айрини?

Но когда в три часа Лора Мейли появилась у них на пороге, загорелая, в немного выцветшем сером платье — скорее даже сизом, как Гринрив осенью, задумчивая и чуть рассеянная, неуместная в этой комнате, как свежий ветер, Кассандра смешалась, не зная, как с ней говорить. Лишь спустя минуту неловкого молчания удалось собраться с духом. Поздоровалась, представила Августу и Айрини, продолжила, чуть сглатывая:

— Очень рада, что вы пришли. Эдвард сказал, вам нужно занятие. Он объяснял вам, чем занимается наш комитет?

— Помощью бедным женщинам, — Лора слегка пожала плечами, глядя в окно. Непонятно было, зачем она согласилась прийти к ним.

— Да. Если точнее, мы помогает в самых разных делах: устраиваем в больницы, находим работу, нянь и сами помогаем по хозяйству, если нужно. Также собираем и перешиваем одежду, участвуем в благотворительных базарах, собираем средства, если нужно... Вы готовы участвовать в этом?

— Могу попробовать, — Лора равнодушно пожала плечами.

— Хорошо. Уточним, что именно вы готовы делать.

Лора чуть нахмурила брови.

— Допустим, я могу шить. Помочь по хозяйству, в общем, тоже. Но не каждый день.

— Разумеется... — Кассандра чувствовала, как неловкость растет с каждой секундой. Выражения лиц обеих подруг не добавляли уверенности: Айрини смотрела на Лору с недоумением, Августа — со скептической усмешкой. Когда мисс Мейли ушла, у всех вырвался вздох облегчения, но Кассандра поняла, что смутное беспокойство ее не оставляет. Нет, конечно, это не из-за того, что было на празднике. Эд всегда слегка флиртует с красивыми девушками.

Кассандра постаралась заставить себя думать о другом. Она наверняка сделала Эду приятное, взяв эту девушку в комитет, и вообще, впереди приятный вечер: Эд должен был заехать в гости.

Он появился около семи, когда семья как раз садилась за стол. Обещал появиться раньше, Кассандра то и дело поглядывала в окна, порывалась спуститься к воротам: волнение почему-то не отпускало. Эда не терпелось увидеть. Но когда он появился им не удалось даже поцеловать друг друга: отец не терпел несдержанности. И сейчас обед прошел в молчании, и только когда после они расположились в гостиной, отец холодно спросил:

— Не ладится с мостом?

— Боюсь, что да, — вздохнул Эд. Он выглядел усталым и разочарованным, мучительно хотелось сесть ближе, обнять его, позволить ему положить голову на плечо.

— А в чем дело? — решилась Кассандра спросить.

— Строительство необходимо остановить, а потом начать сначала. Сегодня был у мэра, но он отказывается что-то сделать. Больше того, торопит со сдачей.

Кассандре это совершенно не понравилось. Если Эд считает, что мост не готов, а его все же начнут использовать, случится несчастье.

— Ты должен поговорить еще раз. И еще, если понадобится. Должен настаивать.

— Я знаю, — Эд махнул рукой и потер лоб.

— Настаивать бесполезно, — мрачно сказал отец. — Мэр-то наш наполовину кренн. А значит, упрямый жадный трус.

Кассандра тихо вздохнула. Она помнила времена, когда отец отзывался об этом народе, коренных жителях Скендии, совсем иначе, с уважением и сочувствием. Их семья жила тогда в Амрентенре, крупнейшем и древнейшем городе креннов; Кассандра, тогда маленькая девочка, за три года привыкла к красивым и суровым людям в полосатых толстых рубахах, к звукам толстых дудок, доносившихся из местных кабачков. К ней и матери здесь были ласковы и почтительны, она не чувствовала, как раскаляется вокруг ненависть, чтобы однажды вылиться в восстание.

Отец, возглавлявший отделения королевских войск в этой местности, должен был подавить восстание, однако действовал, как сам потом рассказывал, слишком мягко. Он шел путем переговоров, не брал заложников. А вот кренны заложников взяли — и всех убили. Восстание в конце концов было подавлено, но отцу пришлось подать в отставку, он едва избежал суда и с тех пор о креннах не мог слышать.

К замечаниям вроде того, что отец отпустил сейчас, Кассандра давно привыкла, но вот Эд каждый раз хмурился — и видимо, сегодня не смог смолчать:

— Я полагаю, надо учиться обходиться без предвзятости. Тем, что мы ненавидим друг друга, мы не добьемся ничего.

— Слюнтяйством, конечно, мы добьемся большего, — отмахнулся отец. — Скажи это семьям королевских чиновников, которые кренны вырезали во время восстания.

Эд потупился было — он, как знала Кассандра, ненавидел жестокость — поиграл сцепленными пальцами. Клок волос упал ему на лоб.

— Это ужасно, но... Мы к ним проявляли жестокость и раньше. Сами. Не меньшую. Сколько народу мы вырезали, когда захватывали их земли? А теперь, под страхом порки заставляя детей не говорить на родном языке в школе...

Отец крякнул.

— Я думал, ты, малый, обычный распутник, а ты еще и напичкан либеральщиной по самые уши! Слышал бы тебя твой покойный отец — небось, самого бы разложил тут и выпорол как следует, и правильно сделал.

У Кассандры заколотилось сердце от горечи, досады и страха: зачем было затевать этот разговор? Эд залился краской до корней волос.

— Это единственный аргумент, который вы можете привести? Довольно жалко звучит.

— А какой еще аргумент может быть для тебя, жалкий ты сластолюбец? Тоже мне, слез с девок и полез в политику...

Прежде, чем Кассандра успела все же вмешаться, Эд, уже совершенно багровый, процедил:

— По крайней мере, я не женюсь ради карьеры.

Мать ахнула. Кассандра замерла, вцепившись в подлокотники кресла; ей не верилось, что этот кошмар творится наяву. Отец приподнялся, так же покраснев, как сам Эд.

— Вон отсюда. Я не хочу давить на дочь и заставлять ее разрывать помолвку, но видеть тебя в своем доме не желаю. Пошел вон!

Эд быстро вышел. Кассандра бросилась за ним.

— Постой, милый! Погоди!

Эд, нахлобучивая шляпу, обернулся. В его лице было что-то от ребенка, которого по непонятной прихоти изругали и побили.

— Твой отец ясно высказался насчет того, хочет ли меня видеть. Думаю, ты того же мнения, если даже не возражала ему.

— Я хотела бы тебя видеть, — твердо ответила Кассандра. — Но ты же знал, что этой темы не следует касаться, зачем ты вообще затеял спор? И... Эд, насчет того, почему отец женился на маме... Это было недостойно с твоей стороны.

— А с его было достойно оскорблять меня? — голос Эдварда, как с удивлением поняла Кассандра, дрожал, сам он отворачивался. — Ты, конечно, можешь сказать, что я заслужил, и это будет правдой. Но я все же...

Он выдохнул.

— Ладно, Кэсси. Нам всем надо остыть. Поди. Меня и горничная проводит, хватит с меня.

Лоре не хотелось спать, она даже раздеваться не стала. Накинув платок, она сидела на веранде, залитой перламутровым лунным светом. Какая красота ее окружала! Небо глубочайшей темной синевы, среди него луна сияет белой жемчужиной, а под ней деревья, поднимающиеся из оврага, чернеют, как сказочный непроходимый лес. В приоткрытое окно тянуло свежестью, полной травяных ароматов, сладких и терпких; трубили оркестры кузнечиков. Ночной мотылек влетел и бился над керосиновой лампой, порывисто хлопая обожженными крыльями; Лора с улыбкой наблюдала за его предсмертным танцем.

Темно-золотой свет лампы бросил блик на рослую фигуру, мелькнувшую за окном. Лора с улыбкой подумала, как бы, наверное, перепугалась на ее месте миссис Таунсенд. Да что там — старой кошелке и в голову бы прийти не могло ночью сидеть на веранде, да еще с приоткрытым окном! Хорошо, что она отправилась на неделю погостить к племяннице. То, что Лора приняла предложение мистера Марлоу и попросилась под крыло его скучной невесты, успокоило миссис Таунсенд не меньше, чем Стивена. А Лоре только было и нужно, чтобы от нее отстали. Почти только это.

Прежде, чем по стеклу постучали, и знакомый низкий голос, в котором слышались пьяные нотки, попросил впустить его, Лора уже знала, кто к ней явился. Когда она открыла, и мистер Марлоу появился на пороге, заслоняя могучими плечами узкий дверной проем, показалось, будто бы она знала, что он вот так однажды придет к ней, если не с первой встречи, то по крайней мере с того момента, как он принялся качать ее и свою невесту на празднике. Была у него в глазах искорка, жила в нем смелость, да и тела такого красивого она еще не видела. Что ж, сейчас будь, что будет.

— Я вот ленточку вашу принес... — мистер Марлоу вытащил из кармана зеленую ленточку, оброненную ею на празднике. лора небрежно взяла ее и сунула в карман. Посмотрела ему в глаза, улыбаясь. От него пахло вином, но он не шатался. По лицу плясали мигающие отсветы дампы, озаряя растерянные черные глаза, каштановую прядь, упавшую на лоб.

— Вы только за этим пришли? — Лора, решив проверить, что будет, едва касаясь, положила ему руку на плечо — ближе к груди. Он накрыл ее пальцы большой ладонью, погладил, чуть сильней вдохнув.

— Покажите мне овраг, Лора. То место, которое вам так нравится.

Она на секунду засомневалась, что это происходит наяву. Что-то коротко, сухо щелкнуло — должно быть, мотылек все-таки упал в пламя. Долго же он держался.

— Идемте.

Она зажгла фонарь и вышла с мистером Марлоу на воздух, в волшебную черноту ночи. В соседних домах еще светились некоторые окна, но Лора поняла, что крутой спуск в овраг все равно почти не видно. Придется обойти — что ж, тем веселее прогулка.

— За мной, мистер Маруло.

— Эд, — он положил ей руку на локоть. — Называйте меня Эд, хорошо?

В свете фонарей георгины и флоксы в палисадниках казались ненастоящими, шелковыми, мертвыми. Ивы, могучие, точно дубы, с серебряными кронами, вырастали по краям дороги, подымаясь из оврага, подобно гигантским призраками. Под ногами шелестел песок, вдали темная вода билась о берег — бескрайняя и опасная. Лора, поднимая фонарь выше, смело вела мистера Марлоу вперед.

Не дойдя до воды, ничего не говоря, она увела его по узкой тропке в заросли ивы. Они ступили на настил из сгнивших досок, запах которых смешивался со сладкими духами недотроги; ее пурпурные кувшинчики кивали Лоре, словно были с ней в сговоре.

Лора скользила по влажной тропе вперед, зная, что едва бледнеют в темноте ее сизое платье да платок, который она узлом завязала на груди. Интересно, страшно ли сейчас мистеру Марлоу — Эду — на дне оврага, посреди болота, в ночной тиши, где даже кузнечики замолчали, лишь бурлит вода сердитого ручья?

— Мы пришли. Смотрите.

Луч фонаря выхватил черную воду ручья в пятнах ряски, кипу недотрог, склоненную над ним, и прилегшую поперек иву, и узкую досочку, перекинутую вместо мостика. Подсвечивая себе одной рукой, другой хватаясь за тонкие ветви, Лора легко перешла по досочке.

— Теперь вы, Эд! Я буду вам светить. Вы же не трусите?

— Я пьяный, Лора! — рассмеялся он. — Так что если свалюсь и утону, это будет на вашей совести. Но ради вас... Рискну!

И он, балансируя, пару раз едва не оступившись, все же перешел к ней. Взял за руки, как раньше брал только Стив... Но ощущения от прикосновения были неуловимо другие: руки Эда Марлоу были гораздо больше и горячее, чем руки ее жениха.

— Зябко здесь, — Марлоу привлек ее к себе. — Вы мерзнете, Лора...

Он тут же отстранился и будто бы хотел стащить с себя пиджак, чтобы укутать ее, но Лора остановила его жестом и только сильнее прижалась к его груди. Там было тепло, грудь приятно колыхалась от его глубокого дыхания, сильно билось сердце.

— Вы можете меня поцеловать? — спросила Лора: ей просто интересно было узнать, как это. Стив целовал ее быстро и аккуратно, точно давя в себе что-то недолжное. А что же Марлоу?

Он колебался, хмурился. Потом взял Лору за подбородок, наклонился к ее лицу и с силой прижался губами к ее губам. Она невольно приоткрыла рот, и дальше они припали друг к другу так тесно, что у нее закружилась голова, и стало вдруг так сладко и тесно в груди, что она застонала. Он чуть отшатнулся.

— Я вам сделал больно?

— С чего вы взяли? — Лора рассмеялась, чувствуя, что сама как будто пьяна. — А что вы остановились? Дальше ничего не будет?

Любопытство разбирало все сильнее, она не хотела останавливаться на полпути. Эд снова привлек ее к себе и глядел с выражением голода и острой тоски.

— Не надо дальше. Мне нельзя дальше. У меня невеста, у вас жених.

— Но мы же оба здесь, — Лора провела ладонями по его груди. — Я хочу, мне интересно. Идите дальше.

Он сжал ее в объятиях, подхватил на руки и вынес на сухое место. Там поставил на ноги, скинул пиджак, постелил на мокрую траву. Лора уселась, ожидая, что будет дальше. Он стал вдруг сосредоточенным, почти угрюмым. Опустился на колени рядом с ней вновь припал к ее губам. Лора закрыла глаза и только чувствовала, как широкие горячие ладони скользят по ее плечам, под лиф платья, к груди, потом — под юбку, по ногам, давно свободным от чулков по бедрам под тонкой тканью панталон, все выше... А за руками следовали губы, от прикосновения которых каждый раз становилось все слаще. Она изгибалась в экстазе, сама ласкала его вслепую, целовала и шептала:

— Давай, Эд! Еще!

Он прижал ее очень близко, и стало внезапно больно. Лора со стоном вцепилась ему в плечи, впилась губами — в губы. И скоро стало легче, стало томительно, головокружительно сладко.

Свившись, как две змеи, они бились вместе в судорогах наслаждения. Наконец Эд, вскрикнув, выпустил ее, и к запаху крови, давно соединившемуся с ароматом недотрог, присоединился еще один, незнакомый — лишь позже Лора поняла: это запах мужского семени.

Потный, нелепо оголенный, Эд стоял перед ней на коленях, опустив руки, закрыв глаза, вздрагивая всем телом. Небо над его головой, над оврагом и кронами ив, светлело; близился скорый летний рассвет. От воды и земли потянуло холодом и влагой. Лора прикрыла ноги юбкой и поднялась, усталая и счастливая.

Эд оправил одежду, поднял с земли пиджак — настолько промокший. что не стал накидывать его Лоре на плечи.

— Идемте? — весело спросила она, бодрая, как птичка утром, румяная; голубые глаза по-кошачьи сощурились. — Я напою вас чаем.

— Нет, — он покачал головой. — Я вас провожу и пойду к себе, если вы не против... Мне утром нужно на работу.

Она дернула плечами и побежала вверх по тропинке. Становилось все светлее, она уже, видимо, хорошо разбирала дорогу.

Эд шел за ней, но когда она скрылась за распахнутой дверью веранды, отправился прочь. Он толком еще не понимал, что чувствует, был точно оглушен, но почему-то немог поднять головы.

Лишь настройке, скрывшись во времянке. потому что стоять рядом с людьми, говорить с ними было совершенно невыносимо, Эд осознал, что чувствует острейший стыд. Хуже, чем если бы его голым водили по городу, чем если бы публично выпороли. Только он раз он ощущал такое же омерзение: когда писал под диктовку отца письмо к Дендри о том, что они должны расстаться.

Как он поругал их любовь, в какую грязь втоптал! И убил, убил Дендри тем, что согласился ее услать, тем. что не был с ней на том проклятом корабле. Что сделали с ней и с их ребенком? Затоптали? Выкинули из шлюпки в море?

Мог ли он подумать об этом, когда увидел ее впервые, ранней осенью: она с отцом привезли в Гельстен тыкву, яблоки и мед. С копной золотых волос, с лицом в золотых веснушках, она казалась воплощением сентября...Виноват ли он, что не мог устоять, когда точно прошлое ожило, хрупкое тело снова прижалось к нему, голубые глаза взглянули доверчиво?

"Конечно, виноват. Ты должен был хранить верность Сандре. А теперь из-за глупой обиды. из-за слабости поругал уже любовь к ней, ее доверие к тебе". И не одной Сандре он причинил зло: Стивен Блейк — как теперь смотреть ему в глаза? А Лора? Эта маленькая дикарка, кажется, сама не понимает, что они натворили...

"А все же это было... поразительно". Что-то первобытное в ней пробудилось, алчное, отчаянное — или она всегда такая? И сам Эд стал с ней таким. Невероятное ощущение... Может, всего лишь забытое, ведь, заключив помолвку с Сандрой, он не позволял себе больше ни одной связи. Но сейчас казалось, что именно так — не было ни с кем.

"Но она честная девушка, чужая невеста. А я чужой жених". Да, он не думал, что будет способен на подобную подлость, окажется в такой омерзительном положении — когда стыдно стен. Да, у него были когда-то, пару раз, связи с замужними женщинами, но у обеих брак был только формальностью ради соблюдения приличий. Если они были неверны мужьям, то лишь платили долги за равнодушие или измену. А для Стивена Блейка невеста, кажется, составляла весь мир.

Как нарочно, Стивену Блейку именно сегодня понадобилось срочно поговорить с Эдом — он хотел уточнить, решен ли вопрос с закрытием строительства. И как ему объяснять, что мэр останавливать стройку запретил, потому что тогда общественность решит, будто средства, которые собирали не только в Гельстене, ухнули неизвестно куда? Чертов трус, из-за него Эд и не смог удержаться и все же ответил на разглагольствования старика Шеридана, вызвал ссору, сам обиделся, напился и... Чудовищная, непростительная слабость... А теперь приходится разговаривать с человеком, который от ее последствий больше всего пострадал. Наравне разве что с Сандрой.

При одной мысли о ней в сердце точно гвоздь вбивали. Захлестывала паника: что ему делать теперь? Если бы все ограничилось ссорой... Он попросил бы прощения у нее, извинился бы перед ее матерью, даже перед отцом — да, лучше было бы не затевать этот разговор... Но теперь Эду казалось, он никогда не сможет даже приблизиться к ней, не умерев от стыда.

Как нарочно, одолевали воспоминания, и вспоминалось лучшее — а казалось, другого и не было... Вот он замечает, как Сандра, милая младшая подруга Августы, за одно лето превратилась в красавицу. Замечает — и не смеет показывать своего интереса, точно опасаясь осквернить это милое, умное, чистое существо. Но невольно увлекается все сильнее и уже не может удержаться от ухаживаний... И вот они уже гуляют по саду вместе, катаются в лодке, он бросает кувшинки к ее ногам — как к ногам Дендри... Он рассказал ей про Дендри — решил, прежде чем делать предложение, покаяться во всем, и в этом тоже — и она не осудила, поняла, пожалела его.

Она редко его чем-то упрекала, а если и приходилось, то высказывала недовольство очень мягко, тактично. О чем он мог еще мечтать? И надо же было все испортить! Сандра не простит, когда узнает про измену, а лгать он ей не сможет. Но сможет ли без нее жить?

...В первый вечер Эд решил, что не сможет, и написал ей письмо, в котором глубоко извинялся за ссору. Если между ними стояло только это! Кассандра ответила на следующий день: лично она давно не сердится, ее мать, в общем, тоже, а вот отца обида никогда не отпускала просто так. Что ж, в этом их отцы точно походили один на другого. Сандра предлагала увидеться в выходные, если у него есть свободное время. Но при одной мысли о встрече с ней стало трясти, как от лихорадки. Эд отказался, сославшись на крайнюю занятость.

Надо было еще поговорить с Лорой... Чем бы для нее не стало произошедшее между ними, Эду следовало однозначно дать ей понять, что он не собирается оставлять невесту. так будет правильно. Может, Стивен ничего не узнает, и в свой срок состоятся две свадьбы.

Лора на сей раз открыла ему сама — и кинулась ему на шею, радостно вскрикнув.

— Эд! Я скучала!

Она жарко целовала его губы, щеки, ловкие тонкие руки скользили по его телу совершенно без стыда. Эд отступил, смутившись: ему не хватало решимости именно сейчас остановить ее... Именно сейчас, когда нахлынувшее желание дурманило.

— Нас услышат, Лора!

— Нет, — она замотала головой, — радостно глядя ему в глаза. — Миссис Таунсенд уехала, а Люси пользуется, все сидит и рисует. Но если хочешь, давай пойдем куда-нибудь.

За эту мысль он ухватился. Да, на ходу, не глядя в глаза, сказать будет проще.

Раскаленный шар солнца окрасил небо в цвета лепестков розы. Эд и Лора шагала по пыльной дороге, задевая пижму и цикорий — те покачивались вслед. Впрочем, побег цикория Эд вскоре сорвал для Лоры, и та приколола его к платью. Голубые цветы выглядели самой изящной брошкой, подчеркивая оттенок ее глаз. А Лора, проходя мимо одного из садов, сорвала пару уже поспевших яблок и сунула ему одно.

— Ворованное? — удивился он. Лора пожала плечами.

— Мы со Стивом всегда так делали.

Эд потер яблоко о рукав и вонзил зубы. Ему было спокойно идти, и пусть они молчали, но не хотелось разрушать это особенное чувство — когда идешь летней дорогой навстречу закату. "Я потом скажу".

Они уже вышли на окраину, за поворотом темной стеной вставал лес, а как раз у развилки виднелся кабачок. Эд почувствовал, что яблоком не наелся.

— Зайдем?

В кабачке было полно народу; видно, работяги и лавочники расслаблялись после трудового дня. звенели кружки, пахло пивом и потом. Возились, настраивая инструменты, пара музыкантов. Эд заметил, как Лора жадно наблюдает за ними, и даже ощутил укол ревности.

Скрипки взвизгнули, она вскинула голову. Резкий аккорд повторился — она вскочила и шагнула на середину зала, прихватив юбки. Посыпались разудалые трели — и она заколотила каблучками так, что искры посыпались. Взмахнула подолом, поманила Эда, блеснув глазами. Он поколебался лишь секунду и тоже вскочил, сорвав пиджак и галстук — и пустился за ней, а она убегала, кружась, стуча каблучками, взмахивая юбками.

Вот она запрыгнула на край скамейки — он нагнал, схватил ее, сдернул и стал наступать, притопывая ботинками так, что доски, казалось, вот-вот треснут. Им обоим хлопали, свистели, кричали: "Жги!" — это его только подстегивало.

Он хлопал себя ладонями по бокам, по коленям, Лора щелкала пальцами, била в ладоши, встряхивала рассыпанными волосами. Вот она снова вскочила на скамью, оттуда — прямо на стол, выбила дробь, сорвала со стены кнут, соскочила и закружилась, играя кнутовищем в поднятой руке. Эд схватился за кнут и попытался вырвать, она проскользнула под его рукой — и вот они оба закружились, держась за рукоятку.

Мелодия замолчала внезапно. Лора качнулась вперед, упала к нему на грудь, одной рукой обвила его шею — и припала к его губам. Сколько он целовал ее, безумно, ненасытно, не обращая внимания, на возгласы вокруг, на насмешки — он сам потом не помнил, так бешено и сладко кружилась голова. И оторвался он лишь для того, чтобы поднять ее на руки и отнести по лестнице наверх.

Душа и тело горели, разрывались, точно кровь переполняла раздувшиеся вены. Эд ринулся в первую попавшуюся дверь, бросил Лору на кровать, запер задвижку и кинулся вперед, срывая с себя одежду. Лора тем временем возилась со своей. Миг — он уже был на ней, в ней, рыча и захлебываясь от страсти. Лора, постанывая и вскрикивая, обвивала его ногами, припадала всем телом. Она мотала головой в такт его движениям, черные волосы рассыпались по подушке, точно перья ворона. Они пили друг друга, как вурдалаки, свивались бешено, точно боролись — до победного вскрика, вырвавшегося одновременно.

Охнув, Эд упал на кровать рядом с Лорой. Грудь его еще тяжело вздымалась, жар еще бродил по телу. Лора прижалась к его плечу, тонким смуглым пальчиком стала водить по животу, обрисовывать соски.

— Вот был бы ты разбойник, а я твоя девка... Как бы вольно мы жили...

"А может, и правда?"

Когда-то давно мама наставляла Кассандру: "Мужчины — это очень большие дети. Не стоит воспринимать их всерьез". Тогда Кассандре было удивительно слышат это, ведь отец, такой серьезный, неулыбчивый, требовательный, меньше всего походил на ребенка. В Эдварде детского было куда больше, ему порой хотелось надрать уши, а порой — погладить по голове, таким мальчишкой он казался. И одно это мешало долго на него сердиться из-за ссоры с отцом.

Впрочем, и ссора спустя время уже не казалась столь уж страшной. Отец больше не упоминал о ней, а Эдвард извинился. беспокоило только то что им пока никак не удавалось увидеться. Конечно, ему пока лучше было не приходить к ним в дом, но ведь можно было встретиться, к примеру, в парке или в здании комитета. Если у него найдется свободное время — Кассандра понимала, как он занят.

Дней через после после ссоры, около полудня, Эд все же приехал в комитет. Кассандра, вместе с Айрини разбиравшая рисунки новой подопечной, даже не узнала его сначала. Он будто осунулся, в глазах застыло робкое, пристыженное выражение, на щеках горели красные пятна. Он почему-то выглядел очень слабым.

Даже Августа, первая увидев брата, встревоженно приподнялась. Кассандра поспешно подошла к нему. взял за руки.

— Как я рада, что ты приехал. Но на тебе лица нет. Что-то случилось?

Он слабо мотнул головой и попытался улыбнуться.

— Кажется я немного простыл. Лучше тебе держаться подальше.

— Ты простыл летом? — спросила Августа с сомнением. — Сдавать начинаешь, братец.

— На мосту все время дует, — Сандра нахмурилась. — Погоди, сейчас я вскипячу тебе чай. Нам недавно принесли отличный джем из смородины. Миссис Абернати, помнишь? О, нет, конечно, нет.

— Почему же, хорошо помню. Вдова с нервным расстройством и тремя детьми.

Эд уселся, и его вниманием тут же завладела Айрини. Она считала, что рисунки Люси Кэмпбелл, их новой подопечной, ему нужно увидеть непременно.

— Посмотрите! Правда, чудесно? Девочка работает горничной, ей всего четырнадцать, и когда она успевает? Сама-то побоялась прийти, передала через вашу протеже, ту странную девушку, которая как раз квартирует у ее хозяйки.

Эд почему-то вздрогнул, судорожно вздохнул.

— Она здесь была? — спросил он тревожным голосом. Августа на него посмотрела внимательно, даже подозрительно. Кассандра почувствовала, как сердце сжала холодная рука."Нет, нельзя все же думать о нем ничего плохого. Он обещал быть честным со мной".

— Да, Эд, хотя, по-моему, ей не слишком-то интересно то, чем мы занимаемся.

— Ну не скажи, — возразила Айрини. — Интерес можно разжечь. И нужно.

Августа скептически приподняла уголок рта. Как же хотелось после ухода Эдварда немедленно расспросить ее, но Кассандра не могла представить подобную сцену без омерзения. Он всего лишь был болен, совсем утомился с этим мостом, да еще расстроился из-за их ссоры. Его нужно было поддержать, а не сомневаться в нем. "Я должна быть с ним ласковее, более открытой. Должна больше о нем заботится".

Уходя из комитета, Кассандра заглянула в небольшую кондитерскую и попросила завтра, к полудню, испечь для нее несколько пирожков с вишней. Эдвард особенно любил их. На следующий день она забрала пирожки, зашла в комитет с единственной целью — вскипятить воду и заварить чай. Вчера Эду очень понравился чай с джемом из смородины; он сказал, что сразу взбодрился, и простуда отступила. Можно было и закрепить результат, тем более — тут Кассандра немного покраснела — это повод увидеться с ним. Да, выглядит слегка навязчиво, но в конце концов, он не раз намекал, что ничего не имеет против.

Из дома она захватила особый сосуд — термос, они не так давно проявились в продаже — который позволял долго сохранять напитки теплыми. Очень удобно, и почему она раньше подобным не пользовалась? Ничего, теперь она исправится.

С корзинкой для пикника, где лежали термос с чаем и бумажный кулек с пирожками, Кассандра отправилась к Гринрив.

Августовское солнце ласково согревало кожу; Кассандра позволила себе чуть сдвинуть шляпу, чтобы сильнее ощутить его мягкие лучи. Вот и запах Гринрив и моря — издали доносятся, сливаясь, тяжелые и резкие: рыба, водоросли и соль. Дорога шла по высокой насыпи, внизу волновались серебристо-зеленые ивы, такие кудрявые, такие густые; их ветви сливались в сплошное зеленое море. Кода дорога резко спустилась вниз, захотелось ускорить шаг, разбежаться, как девчонка — впрочем, Кассандра и девочкой не позволяла себе бегать. Да, сколько она ни когда не позволяла себе — а сейчас грустила об этом. Но она еще наверстает. Эдвард откроет ей всю радость жизни.

На стройке она сразу столкнулась мистером Хови, старейшим рабочим стройки; Эд называл его своей "неофициальной правой рукой". Седоусый мистер Хови всегда казался Кассандре прямым человеком, но сейчас он выглядел так, будто ему есть, что скрывать. "Наверное, мне показалось".

— Он во времянке, — нерешительно пробормотал мистер Хови, глядя себе под ноги. — Только... он немного занят.

— К нему кто-то приехал?

— Да нет... — и тут Хови встряхнулся. — Ладно, мисс, идите.

Кассандра, у которой почему-то забилось сердце, быстро подошла к подсобке и, забыв постучаться, открыла дверь.

Первое, что увидела Кассандра, была фигура мужчины, склонившегося над столом. Его брюки и белье, спущенные, лежали у самых лодыжек, длинные сильные ноги немного расставленные, видны были полностью, как и крепкие ягодицы, покачивавшиеся вперед-назад. Женские ноги, тонкие и стройные — самой женщины не было видно у него за спиной — ритмично сдавливали его бедра. Кассандра услышала странные стоны, как гудение двух сердитых котов, и еще чавканье, точно кто-то топал по грязи.

В первые секунды Кассандра даже не поняла, что такое наблюдает — и кто перед ней. Она бессмысленно смотрела на странных бесстыдников, покуда не вгляделась в фигуру мужчины. Это был Эд.

Осознав это, Кассандра осталась довольно спокойной, только вот силы совершенно покинули ее. Она прислонилась к стене времянки, не в силах сделать ни шагу, только все еще машинально сжимая корзинку для пикников. Ее тошнило от омерзительного, унижающего Эда зрелища, но она не могла даже закрыть глаза.

От его движений и от движений женщина стол все сильнее трясся, грозя развалиться. Наконец, громко вскрикнув и сильно вздрогнув, оба остановились, тяжело дыша. Кассандра с ужасом, отвращением, отчаянием осознала, что сейчас они ее увидят, но по-прежнему не могла пошевелиться. Постепенно точно затягивалась на горле петля — заканчивался воздух от осознания, что у них с Эдом действительно все кончено. Теперь они не могут быть вместе никогда.

Он действительно солгал, предал. Но как он мог? Неужели та мерзость, которую Кассандра наблюдала сейчас — единственное, что ему по-настоящему нужно?

Эд отступил от стола, присел на корточки, натягивая белье и брюки. Он еще не оборачивался, но теперь Кассандра могла видеть женщину, с которой.... Он только что изменял ей. это оказалась молодая черноволосая девушка, небрежно одернувшая юбку серо-голубого платья... Лора Мейли.

С усмешкой она посмотрела на окаменевшую Кассандру, потом спокойно сказала:

— Здравствуйте.

Эда как током ударило. Он принялся лихорадочно заправлять рубашку, и неуклюже обернулся, вывернув шею. Кассандра не знала, как удалось ей не разрыдаться, настолько детски-пораженным, растерянным стало его лицо. Он покраснел, как спелый помидор, принялся заправлять рубашку еще лихорадочнее, вдруг махнул рукой и подошел к Кассандре. Она отпрянула: мысль о том, что Эд может дотронуться до нее, обожгла и этим придала сил.

— Кэсси, — Эд протянул к ней дрожащую руку. — Кэсси, пожалуйста...

Она мотнула головой, и он, покорно понурившись, отступил. Кассандра вышла, сама на себя удивляясь, как не дрожали руки, как удавалось держать спину прямо. Надо было сохранять спокойствие, никто не должен был подумать, что они... Что Эд...

Она не могла произнести даже мысленно, что он сделал. Душа горела огнем, а Эд и Лора, полуобнаженные, свивавшиеся, так и вставали перед глазами. Мир, такой улыбчивый и дружелюбный еще полчаса назад, грозил обрушиться, точно остатки стен в заброшенном доме.

Выйдя за ворота стройки, Кассандра позволила себе прибавить шаг. Когда земля так горит под ногами, когда за спиной будто каменные плиты рушатся, хочется бежать без оглядки. И она, уже не сдерживаясь, побежала, не замечая, ка задыхается от веса корзинки и путается в юбке.

Наконец она остановилась, потому что в груди, кажется, кончился воздух. а ноги с непривычки горели. Огляделась: она выбежала на пустынную дорогу вдоль низкого в этом месте берега Гринрив, заросшего камышами, с могучей ивой, опустившей в воды седые косы. Ее склоненный ствол тянулся далеко, манил присесть. Кассандра подошла, пошатываясь, поставила корзинку, осторожно села на дерево, но изнеможение было столь велико, что она даже позволила себе прилечь. Поплакать бы сейчас, но было нечем. Мозг будто выжгло, и с ним все нервы. Даже крика в душе не осталось.

Стив сидел у самой воды, на ящике, и жевал сэндвич. На душе было довольно паршиво: кажется. все его усилия оказались бесполезными. Мост спешно готовили к сдаче, а Лора, когда он навещал ее, откровенно скучала рядом. Похоже, со многими мечтами ему все-таки придется расстаться... Как бы ни было горько в это поверить.

— Эй, Стив! — крикнул сзади Джек, молодой рабочий. — Невеста твоя, кажется, здесь.

Стив резко поднялся, не веря своим ушам. Лора? Но что она тут делает? Неужели вернувшаяся миссис Таунсенд снова принесла ему обед? Червячок сомнений шевельнулся, когда Эд вспомнил, что на него последние несколько дней другие почему-то косились, шептались между собой, смеялись вслед; что и про Марлоу болтали, будто видели его плясавшим в кабаке с какой-то девкой. Но ведь не могло оказаться правдой, что...

— Она у времянки Марлоу стоит. Поди поговори, что ли.

Почему-то в груди разлился холод. Колени дрогнули, прежде чем он решился пойти туда, куда ему сказал Джек. Еще издали Стив заметил Лору, но все-таки отчаянно не хотел думать, зачем она пришла. Не может же быть, чтобы между ними все было кончено. Что в одночасье рухнула вся его жизнь.

Он остановился в нескольких шагах от нее. Она, не замечая его, смотрела на ворота. Вот ворота открылись, и вошел, нетвердо ступая, Марлоу — запыхавшийся, помятый, без пиджака, без жилета; рубашка в брюки и то была заправлена лишь наполовину. Лицо у него было какое-то недоумевающее, он то и дело хватался за голову.

Лора шагнула ему навстречу.

-Ну что? — спросила она холодно и требовательно. — Ты решил? Решил, с кем ты?

У Марлоу дрогнули губы, но он ничего не успел ответить: Стив шагнул к ним и сжал руку Лоры. Она оглянулась с видом сердитой кошки. Марлоу будто бы узнал о новой проблеме, когда их и без того полно.

— Вы любовники? — спросил Стив без обиняков: он не смог бы тянуть дольше, еще терпеть эту пытку. И так сердце колотилось, точно он долго бежал. Марлоу стоял не подвижно, опустив руки и не поднимая глаз, но Лора спокойно сказал:

— Да, мы спим.

— Давно?

— Нет, дней десять прошло.

Стив отступил от нее, сжал виски. Все кружилось, мельтешило перед глазами, и только один вопрос стучал в голове: как, почему это могло случиться? Почему с ним, за что? Почему судьба так больно бьет его?

Лора, пожав плечами, пошла к воротам. Стив неосознанно шагнул за ней, и тут Марлоу положил ему руку на плечо.

— Блейк, послушайте...

Стив сам не понимал, что с ним сделалось дальше. Белая вспышка ярости ослепила, он взревел и со всей силой ненависти кинулся на своего обидчика. Он вцепился Марлок в горло, но тот, толкнув в грудь, легко опрокинул его на землю. Стив успел заметить, что Лора обернулась, но не стала подходить, скрылась за воротами.

— Ненавижу, ненавижу! — задыхаясь от ярости, он ударил кулаком по земле и запрокинул голову, глядя в голубое, но словно утратившее цвет небо. Вокруг них стала уже собралась толпа, он слышал, как другие рабочие насмешливо переговаривались. Марлоу подал ему руку.

— Поднимайтесь, Блейк. Нам нужно поговорить.

Стив посмотрел на него, точно на кобру. Молча поднялся сам. Марлоу крикнул всем:

— А ну работать! — и, когда они разошлись, обернулся к нему, но видимо, не знал, с чего начать. А Стиву, в общем, разговора и не требовалось.

— Я увольняюсь. Немедленно.

Марлоу вздохнул и почесал за ухом. Стив отстраненно заметил, что рубашка у него на груди так и оставалась расстегнутой.

— Не горячитесь. — медленно проговорил Марлоу. Спохватился и стал застегивать пуговицы. Удивительно, штаны снимать перед чужой невестой не стыдно было, а перед ее женихом теперь и незастегнутым неохота стоять. Впрочем, чего уж и ждать... Стив шагнул было к воротам, но Марлоу остановил его.

— Я же говорю вам, не горячитесь. Вам причитается жалование, рекомендации...

Стало еще горше — хотя казалось, дальше некуда.

— Заплатить мне хотите за то, что для меня целым миром было? Не выйдет. Если вы мне напишете рекомендации, я их сожгу. Если вы мне выдадите жалованье, я его раздам первым встречным. Никто не скажет, что от меня откупились!

— Да при чем тут "откупились", — Марлоу болезненно поморщился. — Я не хочу вышвыривать вас на улицу без средств.

— То есть не хотите, чтобы о вас так говорили? — догадался Стивен. — А пусть говорят. Пусть все, весь город знает, что вы залезли на чужую невесту и выгнали ее жениха на мороз.

Марлоу покраснел и насупился.

— Блейк, будьте мужчиной, держите себя в руках.

— Да будьте вы прокляты! — выплюнул Стив. — Пусть ваш мост рухнет, а если вы с Лорой успели зачать ублюдка, пусть он сдохнет!

Марлоу побледнел и встряхнул его за плечи.

— Ну хватит! Следите за языком!

Стив сплюнул на землю. Марлоу оттолкнул его.

— И в самом деле не стоит вас тут больше задерживать!

Стивен развернулся и широким шагом пошел прочь. Забрал куртку и кепку — конечно, вокруг него шептались, но пусть их. Стало странно легко, точно он весь опустел, только оболочка осталась. Мир позади точно закрылся, перестал существовать.

Но чем дальше Стивен шел, тем сильнее хотелось схватиться за голову. Все это время Лора за его спиной флиртовала с Марлоу, и этот подлец откликался, одновременно прикидываясь добреньким перед ним, идиотом, чтобы усыпить его бдительность. Они захотели друг друга, а Стив оказался просто досадной помехой, и его сбросили со счетов, с легкостью принесли в жертву. Всю его жизнь можно было выбросить на свалку — там не было ничего, не связанного с Лорой.

"Куда мне идти? Как мне жить, если со мной так можно? Я ля них не человек... Ни для кого не человек..." Нога разболелась, Стив остановился, осмотрелся. Он был среди дороги, пересекавшей поле, вдали чернел лес. Из-за елей надвигалась сизая туча, порывы ветра взметали пыль. Клубы пыли точно пролетали сквозь пустую душу. Хотелось лечь на землю, да так здесь и остаться.

Эдварду чудилось, что уже ноябрь — такие тяжелые тучи заволокли небо, такой противный мелкий дождь брызгал в стекла автомобиля. От еще густой листвы вечер казался еще темней. Безжалостно с его стороны было вызывать Сандру на разговор в такую погоду. Впрочем, вполне в том же негодяйском духе, в каком он вел себя в последнее время.

Кажется, о его новом позоре уже знал весь город. Когда он заехал навесить мать и сестру, Августа дала ему пощечину, а Айрини, зашедшая в гости, так накричала, что матушка разволновалась. Она единственная его не осудила, пожалела, попыталась утешить, но от этого стало только горше. От нее Эд и узнал, что сплетня о нем и Лоре Мейли расползалась по городу через горничных и лавочников. Кто-то заметил их плясавшими в кабаке, ну а о скандале на стройке, конечно, весь город узнал в тот же день.

Эдвард дней пять собирался с духом, прежде чем позвонить Кассандре. Приходить на работу, смотреть в глаза всем, кто знал, что случилось, было как идти сквозь строй. Он вспоминал потрясенный, обезумевший вид Сандры и Стивена — и с невольном опаской открывал утреннюю газету, особенно хронику происшествий. Не хватало еще смертей на его совести. А если Кассандра что-то сделает с собой? Сердце заходилось при одной мысли об этом.

Наконец он взял себя в руки, набрал ее номер — и она, взяв трубку, не прервала разговор, едва заслышав его голос. Это обнадеживало, хотя на что надеялся Эдвард, он сам толком не знал. На то, что они с Кассандрой помирятся? Но как тогда быть с Лорой?

...Эд ждал Сандру в автомобиле. В свете окон дома заметил ее стройную фигуру: Сандра бежала к нему, закутавшись в шаль. Он вылез ей навстречу, усадил, смахнул было мелкие капли с ее волос — но Сандра невольно отстранилась. Стало больно.

— Кэсси, — Эд смотрел на руль, на свои руки — куда угодно, только ей не в лицо. — Прости меня.

Она молчала будто бы вечность.

— Эд, — голос у нее, как и по телефону, был слабый, прерывающийся. — Я не могу. Я не держу на тебя зла, но между нами все кончено.

Он не выдержал, повернул к ней голову, посмотрел в родные карие глаза. Не верилось, что цепь роковых ошибок за две недели разрушила его счастье, которое было так близко. Но с этим приходилось смириться, как он смирился со смертью Дендри. О Боже, как и зачем он это пережил? А лицо Сандры исказилось в судороге боли.

— Я верила тебе, Эд. Я могла бы простить даже измену, если бы ты признался честно. Но ты лгал. Я себя не уважала бы больше, если бы соединилась с мужчиной, способным мне солгать. Да, он и не мог ничего другого ожидать от нее — но до чего же больно это было. Эд схватил ее за руки, принялся целовать и не смог удержаться от слез и сдавленных рыданий.

— Кэсси, милая... Кэсси...

— Хватит, Эд, — пробормотал он сдавленно. — Не унижайся. Прощай.

Он замер, обессиленный, и она, отняв руки, вышла из автомобиля. Эд не мог поднять голову, выпрямиться. Он потерял самое дорогое, что у него было — второй раз в жизни. И теперь, пожалуй, заслуженно — ведь и он отобрал у другого человека самое дорогое. И это притом, что Лора — сейчас Эд со всей остротой это понял — была совершенно ему не нужна. И однако теперь они были связаны — грехом и позором. Куда ему, пропащему, теперь было деться? И вот, когда прошли сутки, пустые и тягостные, с одной мутью в голове, он снова приехал к Лоре, усадил ее рядом с собой и надавил на газ.

За окном мелькали вечерние пейзажи, темные силуэты деревьев, домов со светящимися квадратиками окон — на фоне лилового заката. Красивые декорации к пустому, пошлому, лживому спектаклю. И Лора наблюдала этот спектакль с равнодушием сытой кошки. А он теперь обязан быть рядом с ней. В конце концов, она оставалась соблазненной им беззащитной девушкой.

В лучах заката блеснул изгиб Рив-оф-Мэри; черный лес стеной вставал на другой ее стороне, а полоска между рекой и дорогой вся заросла пурпурными цветами.

— Остановите здесь, — попросила Лора, и Эд послушался: они сам был не против выйти. Он открыл дверь Лоре, спустился на несколько шагов и лег, растянулся среди длинных клейких стеблей. В безоблачном небе уже вырисовывался силуэт луны, пока еще белесый и тонкий. День заканчивался, и наступал другой, который нужно было прожить... Эд потер лицо ладонями. Лора села рядом, плетя венок из сорванных цветов.

— Будем купаться? — спросила она спокойно. Эд вскинул голову, будто его током ударили. Будь он один, конечно, не упустил бы возможности... А еще недавно не упустил бы возможности и искупаться с Лорой. Но теперь даже думать об этом было тяжело и стыдно.

— Я хотел с тобой поговорить... Как тебе сейчас живется?

Она удивленно пожала плечами.

— Как обычно.

— Стивен больше не навещал тебя?

— Нет.

— А квартирная хозяйка?

— Ноет, — Лора зевнула. — Что-то бубнит, поучает. Надоело, конечно. Я, наверное, уйду.

А это было неожиданно. Эд удивленно воззрился на нее:

— Вернешься к родителям?

— Вот еще! Просто поеду куда-нибудь, куда глаза глядят.

— Но ведь это опасно, — нахмурился Эд. — Ты так молода, и откровенно говоря, еще не работал, ничего не умеешь... Ты пропадешь.

— Может быть, — спокойно ответила Лора. — Но мне только так и интересно. А здесь мне надоело.

— И я надоел? — он поморщился, досадуя скорее на себя, что ему неприятно было бы от нее услышать...

— Пожалуй. Да ведь и я тебе надоела тоже.

Эд растерялся и промолчал. Он сам не знал, хочет ли с ней спорить. Наконец пробормотал:

— А если у тебя будет ребенок?

— Не будет. Я пью одну настойку, тетя Доррис дала с собой.

Он поежился. Кто знает, сколько раз уже он мог бы стать отцом, но жизни его детей буквально обрывались в зародыше? Выходит, проклятие, брошенное Блейком, стало сбываться даже раньше, чем было произнесено. Внезапно по спине пробежали мурашки: а если сбудется и про мост? Блейк ведь знал, что говорил. Мост вполне может рухнуть. И тогда — тогда погибнут люди.

Он мог сколько угодно успокаивать себя, но мост оставался неправильно сконструированным, построенным из некачественных материалов. И если рухнет, это будет вина Эда, которому одного отказа мэра оказалось достаточно, чтобы опустить руки.

Вот когда бы пригодилась такая смелость, как у Лоры — но Эда, похоже, хватало только кувыркаться с чужой невестой по оврагам.

— Не пей больше эту настойку, я слышал, это опасно. Может открыться кровотечение. И давай-ка я отвезу тебя домой. Скоро стемнеет.

Лора внимательно на него посмотрела, но не возразила ни слова.

Стивен, конечно, не мог уехать сразу: у него не было денег. Жалованье у Марлоу он брать не стал, а чтобы накопить достаточно случайными заработками, ему требовалось время. Он так и жил на прежнем месте, но теперь его даже не тянуло выйти на улицу: ему чудилось, будто весь город презирает его, смеется над ним. А еще он боялся, если снова увидит Лору или Марлоу, не совладать с собой. В петлю пока все-таки не хотелось.

Но видно, Марлоу жить надоело — как еще объяснить, что однажды утром он собственной наглой персоной заявился в дом, где жил Стив? Вежливо раскланявшись с хозяйкой, попросил оставить их наедине в маленькой гостиной. Стив остолбенел, и когда за хозяйкой закрылась дверь, он еще некоторое время смотрел вслед, борясь с собой.

Марлоу уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и смотрел на него, то потирая подбородок, то хрустя пальцами.Кажется, он волновался — но зачем вообще пришел? Разве не понимает...

— Чего вы хотите? — процедил Стивен, стараясь дышать медленно, чтобы хоть немного остудить подступавшую ярость. Марлоу коротко ответил:

— Помощи от Вас.

— Что? — Стивена стало трясти, он уже не мог сдерживаться. — Вы.... Вы мне это так в наглую говорите после того, как.... Пошли вон!

— Блейк, мне жаль, и я хотел только...

— Вон! — Стив подлетел к Марлоу, схватил за плечо, за воротник, но, конечно, не смог даже приподнять его. Тогда со всей силы, от души он залепил по гладкой тугой щеке звонкую пощечину. И еще, и еще... Он пихал Марлоу кулаками в грудь, в плечи, снова бил по лицу — пока не выдохся. Тот не сопротивлялся и не пытался встать. Наконец у Стива заболела рука, он принялся растирать пальцы. Марлоу дотронулся до последнего ушиба и чуть поморщился.

— Можете избить меня снова, Блейк, или даже убить, но все-таки выслушайте. Мне очень жаль, что я так поступил, это было непростительно. Однако сейчас я пришел к вам не только, чтобы извиниться — это-то, я понимаю, бесполезно. Я пришел поговорить про мост.

— А что про него говорить? — зло фыркнул Стивен. — Его откроют и будут использовать несмотря ни на что, разве нет?

Марлоу посмотрел ему прямо в глаза.

— Я бы очень хотел это изменить. Поможете мне?

Стив отступил от него. почесал голову. Отказываться было неловко. Пусть он ненавидит Марлоу, пусть ему нет особенного дела до людей, которые могут погибнуть, если мост рухнет, ведь им-то нет ни малейшего дела до него — но он все-таки не мог спокойно согласиться с тем, чтобы им позволили умереть. Это было просто нечестно.

— Что вы собираетесь сделать?

Кассандра не хотела идти на открытие моста через Гринрив. Со дня, когда она увидела Эда с Лорой Мейли, она вообще предпочла бы не выбираться из дома. Сердце страшно жгло, точно освежеванное; хотелось выть от мысли, что она больше не сможет быть рядом с Эдом — но воспоминания о минутах во времянке были омерзительны до тошноты. Она не даст человеку, который оказался способен ее обманывать, даже прикоснуться к себе.

Но обещать себе оказалось проще, чем быть верной обещаниям. Когда они с Эдом объяснялись, когда он просил прощения, плакал, уткнувшись ей в ладони, она больше всего хотела прижать к груди его, большую, красивую голову, непутевую и глупую, простить ему все, лишь бы он был с ней. Но разве смогла бы она уважать себя после этого?

Она не могла поговорить ни с мамой, ни с подругами: слишком стыдно было. Айрини и Августа и так все знали, но она им запретила ругать Эда или Лору при ней. Родителей просто поставила перед фактом: помолвка разорвана, неважно, по какому поводу. Отец, впрочем, и так все понял:

— Не вздумай хныкать, -бросил он ей. — Никому не показывай, что тяжело. Сама виновата. Видела, какой он.

Отец был прав, и вот Кассандра стояла перед зеркалом, наряжаясь на праздник по случаю открытия моста чрез Гринрив. Не важно, кого она там увидит. Не важно, что, может быть, Эд будет там с Лорой, будет, счастливый, обнимать ее... Кассандра обязана это выдержать — и выдержит.

Автомобиль остановился на узкой улочке, шедшей вдоль Гринрив — еще месяца не прошло, как счастливая Кассандра бежала по ней к Эду. Отец смерил Кассандру испытующим взглядом; мама держалась молча. Пришлось следить за осанкой и улыбаться.

Как и ожидалось, берег Гринрив походил скорее на трибуны стадиона или зрительный зал в театре. Погода выдалась теплая, большая часть зрителей была одета еще по-летнему; ветер колыхал светлые платья и накидки. Довольно сильный ветер... Кассандра, вспоминая жалобы Эдварда перед ссорой, с тревогой взглянула на мост.

Въезд на него был перекрыт колонной полицейских, стоящих лицом к реке, а напротив них сомкнули ряд другие люди. Кассандре не понадобилось приглядываться, чтобы узнать высокую и крепкую фигуру Эда, стоявшего в середине, а рядом с ним были и Джон, и Стивен Блейк, и мистер Хови. На наскоро построенном помосте мэр принялся надрываться в громкоговоритель, требуя отойти с дороги. Но громкоговоритель был и у Эда. Вскоре над всей толпой зазвучал его голос:

— Сэр, вы напрасно стараетесь. Мы не уйдем, пока не дождемся комиссии Учреждения инженеров из нашей столицы, Корлинга. Если не хотите отправиться под суд за то, что плохо построенный мост рухнет и унесет множество человеческих жизней. советую не мешать нам. А комиссия должна прибыть в течение часа.

Эд стоял с непокрытой головой, ветер трепал его волосы. Джон тревожно озирался, Стивен Блейк хмурился, скрестив руки на груди. Но никто из них не тронулся с места.

— Арестуйте их, капитан! — крикнул мэр полицейскому офицеру. — Я приказываю вам их арестовать!

Эд спокойно ответил:

— Мы окажем сопротивление.

Повисла тишина, напряженная, когда никто не смел пошевелиться. Кассандра с родителями тоже стояли неподвижно, но она чувствовала: это неправильно. Не правильно, чтобы Эд боролся один... Без нее.

Она шагнула вперед, быстро добралась до толпы, заскользила между стоявшими, обошла полицейскую колонну и прежде, чем ее успели остановить, встала рядом с Эдом. Он посмотрел на нее пораженно и благодарно, но ничего не сказал. Тут колонна полицейских расступилась сама: прямиком к Кассандре шел ее отец, следом — мать, а за ней спешили Августа с лицом, как будто она радовалась брошенному вызову, и Айрини, которая как будто сама не понимала, как здесь очутилась.

— Мост опасен, — отец говорил тихо, но ему не понадобился громкоговоритель, чтобы его слушали. — На него никто не взойдет.

— Спасибо, — тихо пробормотал Эд у него за спиной. Отец не обернулся, но Кассандра сжала Эду ладонь.

Осень, настоящая, жестокая, в этом году наступила внезапно; за одну ночь теплый и мягкий сентябрь сменился студеным и ветреным октябрем — даром, что по календарю тому было ждать еще дней десять. Лора любила все времена года, и осень тоже с ее буйством красок, которое сменяет кладбищенское уныние, с ее дождями и яблочным запахом от опавших кленовых листьев. Но тут почувствовала, что пора бы становиться на крыло. Душе ее не было покоя; хотелось стряхнуть с себя Гельстен и устремиться вперед, в неизвестность. Но напоследок она должна была попрощаться с оврагом.

...Его устилали лоскутья листьев. Полуголые деревья уже не давали тени, жалко дрожали на ветру. Все было уже мертво: и бурые папоротники, и рыжие хвощи, и ряска, все еще колебавшаяся на воде. Лишь вода была жива; черная, она все бурлила, прорываясь вперед.

На отживших стеблях недотроги не осталось даже коробочек с семенами. Лишь на одном чудом уцелел цветок, крупный и душистый, но уже темный, на слабой ножке. Лора сорвала его: ей казалось, так будет правильно.

Присев на ствол согбенной ивы, Лора очутилась прямо над водой. Она бросила в ручей цветок, он зацепился за торчащий из воды прутик и бился в сильном течении. Лора вспомнила, как однажды, месяц назад, у нее слишком сильно пошла кровь после все той же настойки — да, тогда все вокруг говорили что-то про мост, который так и не открыли. Миссис Таунсенд написала Эду, он явился и долго молча смотрел на нее, сжимая кулаки, а потом привел врача. Тот, правда, сказал, что с ней ничего страшного не случится — так и вышло. Лора отлежалась и дошла тогда до ручья: ей показалось, будет правильно отдать кровь месту, где она пролилась в первый раз. Точно так же сидя на стволе, она опустила испачканную простыню в воду. Закорузлая ткань смягчалась, вода размывала кровь, растворяла запекшиеся сгустки. Лора стала тихо напевать, покачивая ткань, чтобы кровь смыло быстрее. Наконец ручей принял все, что ему принесли. Лора вытащила мокрую простыню и положила в корзинку. Отжимать не было сил, вода сочилась сквозь прутья. Миссис Таунсенд, конечно, устраивала скандалы и по поводу кровотечения, и по поводу простыни, но Лора привыкла от нее отмахиваться. Однако заканчивался срок, за который Стив заплатил за комнату: еще одна причина уехать.

...Цветок еще бился в бурой воде. Лора достала из кармана ленточку и бросила к нему, потом пошла по тропинке вверх. Сегодня на паром, а там — насколько хватит денег на билет — куда угодно еще. Как хорошо стало без Стива и без Эда, на полной свободе.

Паром вспенивал воду. Стивен стоял на палубе, смотрел, как отдаляется Гельстен. Исчезал в дымке причал, где какие-то три месяца назад он встречал Лору, надеясь, что счастье так близко. Не хотелось снова думать, что счастье не для него — возможно, он всего лишь обманулся в ней. В конце концов, эта генеральская дочка поддержала Марлоу, хотя не могла не знать о его измене — значит, любить женщины все-таки могут.

Черная громада моста нависала над водой. Инженеры из Корлинга все-таки не разрешили открыть его и заставили переделывать. В отношении мэра и строителей велось расследование. Марлоу тоже попал под раздачу, но так как сам вовремя дал ход делу, предотвратил, как писали газеты, возможные жертвы, то вряд ли его ждало какое-то суровое наказание. Мост будут перестраивать уже другие люди. А Стив с Гельстеном счеты покончил. Его недавно пригласили на работу в Корлинг; может, там ему повезет больше.

Страшно знакомый голос пропел рядом:

— Черноокий, чернобровый,

Как ласкались мы с тобой...

Стив вцепился в ограждение и обернулся. Лора, стоя в паре шагов от него, смотрела на близящийся берег, гористый и поросший лесом, на дымок паровозов, вившийся легкими облачками, едва заметный. Несколько мгновений Стив всматривался в ее тонкий неподвижный профиль, вспоминал голубые глаза, точно не видящие никого вокруг, наблюдал, как бьется по ветру черная прядь. Потом отвернулся и пошел в другую сторону.

Право же, мост через устье Гринрив построить легче, чем оставаться с Лорой рядом.

Кассандра торопливо поднялась по ступенькам дома семьи Марлоу, позвонила в дверь. После инцидента с мостом она снова стала часто бывать здесь, поначалу — навещая Августу, но подруга все чаще ссылалась на то, что занята. У тихой и добродушной миссис Марлоу вечно находились предлоги, чтобы уйти следом за дочерью и оставить Кассандру наедине с Эдом.

Волей-неволей обоим пришлось преодолевать неловкое молчание — благо, темы для разговоров нашлись. Эду нужно было с кем-то поговорить о процессе по поводу некачественного строительства моста; с сестрой у него отношения давно разладились, а мать он не хотел волновать. Правда, если ему верить, волноваться было особенно не о чем — его могли разве что заставить выплатить штраф. Но видимо, поступок, который он еще недавно сам от себя не мог ожидать, стоил ему немало душевных сил.

— Знаешь, что особенно стыдно? — спросил ее Эд однажды, улыбаясь свое новой, сконфуженной, потерянной улыбкой. — Чтобы решиться хоть на какой-то поступок, мне пришлось спуститься на самое дно. И ладно бы от этого я один пострадал.

Кассандра, тяжело вздохнув, положила ему руку на плечо. Его ничто не могло оправдать в истории с Лорой Мейли... Кроме того, что она знала его сердце.

Она слышала — игнорировать сплетни стало уже невозможно — что он навещал Лору, и так как она сделалась больна, присылал врача. По мрачному виду Эда Кассандра заподозрила, что случилось с этой девушкой. Узнала стороной: жизнь и здоровье Лоры было вне опасности, и Эд больше не навещал ее. Кассандра подумывала навестить Лору и предложить ей денег, но та внезапно уехала из города. Куда — ее квартирная хозяйка не знала. Ее жених, как слышала Кассандра, тоже уехал: Эд поговорил с какой-то компанией в Корлинге, и там для хорошего сварщика нашлось место. Воссоединился ли Стивен с невестой? Умом Кассандра понимала: так лучше по крайней мере для Лоры, но сердце подсказывало: это худшее, что может произойти с обоими.

Жизнь входила в привычную колею, только Эд сильно скучал без работы.

— Может, мне пойти преподавать, а, Кэсси? — спрашивал он ее полушутя. — Или после этого дурацкого процесса отправиться в Бергию? Может, там моя репутация покажется не такой уж плохой...

Насколько Кассандра знала Эда, сегодня у него появится одной причиной больше отплыть за океан.

...Любопытная Айрини уже давно обшарила, кажется, всю мебель, доставшуюся комитету после Роберта Тельмана, но один запертый ящик не поддавался ее усилиям. Сегодня брат одной из девушек, которой они помогли найти работу, в благодарность за сестру вскрыл злосчастный ящик, где нашелся альбом с фотографиями и пачка писем. Бесцеремонная Айрини тут же схватила то, что лежало сверху. Из него выпала на пол фотография девушки. Стоявшая рядом Августа подняла снимок и вдруг, изменившись в лице, воскликнула:

— О Боже!

И вот это письмо лежало в сумочке Кассандры: они с Августой решили, Эд вправе видеть это письмо и вложенную фотографию. Вправе узнать то, что, может быть, снимет немалую тяжесть с его души. Кассандра еле дождалась момента, когда смогла вручить ему конверт, где на пару пожелтевших листов растянулись строчки полудетского почерка, трогательно, с ошибками, наивными оборотами рассказывавшие о подвиге слабого и робкого юноши, который в кораблекрушении уступил место на плоту незнакомой девушке. Она была при нем в последние часы, когда он умирал в лазарете на подобравшем их корабле, и после назвала дочь в его честь — Джастиной. Девочка, которой не было и года, темноглазая, но в беленьких кудряшках, на фотографии сияла радостной и невинной улыбкой, обнимая за шею мать — миниатюрную женщину редкой красоты, с пышными светлыми волосами.

Достав из конверта фотографию и письмо, Эд моргнул. подошел к окну, повренулся к свет. Пригляделся и потрясенно прошептал:

— Дендри...

Конец