Времена года (гет)

Невозможное возможно. Это вызов.

* * *

— Нужно как-то действовать, — произнесла Гермиона, посмотрев на Драко Малфоя, — Но как…? Мы не знаем вообще ничего.

— Я даже не могу предположить, — тихо сказал Драко Малфой, — кому она нужна…? Я точно знаю, что никому вреда она не могла причинить… Это из-за меня. Какие-нибудь старые враги…Хотят отомстить.

— А Поттер? – ответила Гермиона, покачиваясь на стуле, — Я даже не могу понять, как его кто-то мог заманить, захватить. Он же сильнейший волшебник.

— Значит есть сильнее, — усмехнулся Малфой.

Гермиона промолчала, но затем резко встала со стула и начала ходить по комнате.

— Можно предположить, что… — она остановилась, не договорив предложение.

— Что?

— Что они находятся у одного человека?

— Во имя Мерлина, Грейнджер, — воскликнул Малфой, — ещё скажи, что это какая-нибудь мегаталантливая сваха, которая хочет создать «союз века – Сестра Драко Малфоя и Гарри Поттер»

— Малфой, — выдохнула Гермиона и налила себе коньяку, — если ты будешь высмеивать, причём неудачно, все мои предположения, то мы ни к чему не придем. Понимаешь?

Пустота, она и есть пустота.

Гермиона жадно отпила из бокала и облизнула губы.

— Сейчас не время для идиотских философских рассуждений, — произнес Драко, — Дай же сюда!

Он схватил её бокал и осушил до дна.

— Ты хоть понимаешь, что она – ребенок? Она не видела в этой жизни ровным счетом ничего, кроме счастливой жизни, где у неё было всё. Поттер.. Черт с ним, он мужчина, сильный, — слова давались Драко с огромным трудом, — он выживет. Но София…?

— Успокойся, Малфой, — произнесла Гермиона, — прекрати накручивать себя. У нас нет никаких зацепок, даже точных предположений! Мы просто сидим и накручиваем себя.

Гермиона встала с кресла и посмотрела на Драко.

— Я ухожу. Если я буду нужна тебе, Малфой, то ты знаешь, где меня найти.

Она ушла. Так просто. Оставив меня, словно собачку.

В этой пустоте я скоро сойду с ума.

Словно узник в одиночной камере.

Поместье Малфоев пусто.

В душе пустота.

В сердце – боль.

Я устал жить под маской.

* * *

К своим двадцати трем годам, Роберт Фонте представлял собой весьма интересную картину.

Высокий и худощавый издали он походил недокормленного мальчишку. Абсолютно бледный; его бледность выходила за границы аристократической и могла вполне носить статус смертельной. На фоне бледности, впалых щек, и удивительно тонкого носа с острым концом, его яркие, светящиеся, манящие, почти черные, карие глаза, смотрелись довольно устрашающе, но в тоже время чуть забавно. Волосы до плеч, насыщенного каштанового цвета и неизменная серьга со светящимся бриллиантом в ухе.

Многим казалось, что своей внешностью он бросает вызов обществу. Он никогда не носил одежду светлых цветов. Черная мантия до пят и аромат диких орхидей, смешанных с отчаянием.

Мало кто знал, что творится у него в душе. Он никогда не говорил о своих чувствах и пытался жить, руководствуясь фразой « Скрывать свои чувства – пустое дело, лучше их просто не иметь».

О том, что было у него с Софией Малфой, точно не мог понять даже он.

Это было то, что переворачивало весь мир вверх тормашками, заставляло молиться о том, чтобы всё получилось каждый день, ждать встречи, кричать в пустоту, плакать, улыбаться от счастья и хотеть говорить об этом на каждом углу.

Об этом знала только та зима, невероятно снежная и морозная.

Об этом знало солнце и деревья в парке, особенно то, с кривыми ветками.

Изуродованное жизнью, оно до сих пор помнит их первый поцелуй, полный боли, какого-то невыносимого отчаяния, крови на губах и страсти, всепоглощающей и бесконечной.

Об этом знала цветочница, которая каждый день продавала ему двадцать пять самых лучших красных роз.

Об этом знали вымощенные булыжником мостовые, до сих пор помнящие их бесконечные прогулки.

Об этом помнило небо, проливавшее свои слезы.

Об этом помнила старая гостиница в забытом Богом месте за несколько сот километров от Лондона.

Об этом знает старая скрипящая кровать, помня ту первую ночь. Слезы и страх. Отчаяние и страсть.

Разбитое окно и царапины на щеках.

Об этом помнит даже ветер.

Ледяное сердце разлетелось на мелкие осколки.

Роберт Фонте, боясь копнуть глубже, так и не смог понять себя и её.

Оставшись в бесконечной пустоте и невыносимом одиночестве.

* * *

Она вытирала слезы и плакала беззвучно, чтобы не дай Бог, Гарри не услышал.

Она сбилась со счета и не могла понять, сколько уже они находятся в этом заточении.

Они не могли сделать ровным счетом ничего.

Слезы смешивались с кровью и она чувствовала сладковато-кислый привкус этой смеси во рту.

За сегодняшнюю попытку бегства, Фонте приказал слугам избить их.

За малейшее сопротивление, они били её всё сильнее и сильнее.

Роберт Фонте, человек, пару месяцев назад оберегавший её от всего на свете, хладнокровно смотрел на то, как четыре здоровых парня со всей жестокостью избивают её.

София сделала глубокий вдох.

— Ты плачешь? – слабо проговорил Гарри и облизнул сухие губы.

— Нет, с чего ты взял? – тихо, стараясь не выдать себя, проговорила София.

— Я это чувствую.

Слабая полоска света освещала его лицо, избитое, со следами от запекшейся крови.

Он пытался улыбаться, хотя это давалось ему с огромным трудом.

— Мы не должны сдаваться, ты слышишь меня? Мы не должны…