Скелеты в шкафу (гет)

Вернувшись из школы чуть позже обычного, Мирабель подумала, что их детские подозрения, будто взрослые умеют читать мысли, вполне могут оказаться правдой. Дома были только tía Пепа и Антонио, чьи уроки заканчивались раньше, чем у старших: Камило уже удрал на встречу не то с очередной дамой сердца, не то к друзьям, играть в футбол; Лола ходила на преподавательские курсы, твёрдо решив пойти по стопам своего tío Агустина; а абуэла, скорее всего, была в церкви вместе с доньей Гузман. Быстро поздоровавшись, Мирабель переоделась из школьной формы в домашнее и спустилась на кухню, где tía Пепа, налив ей тарелку супа, мягко спросила:

— Мирабелита, дорогая, что-то случилось?

Мирабель помотала головой и с преувеличенным аппетитом принялась за еду, надеясь, что tía Пепа не станет ни о чём расспрашивать умирающую от голода племянницу.

Не стала, к счастью, но, наверное, рассказала обо всём её родителям, когда те вернулись домой — ничем иным Мирабель не могла объяснить то, что мама неожиданно заглянула вечером в их комнату. Луиза, обменявшись с мамой очень… подозрительными взглядами, быстро вышла, протянув, что ей пора на пробежку, и Мирабель, тут же насторожившись, попыталась как можно незаметней спрятать учебник по праву под подушку.

— Мирабель, что-то произошло? — мягко спросила мама, садясь рядом на кровать, и Мирабель устало улыбнулась:

— Мам, с чего ты взяла? Всё хорошо, правда!

— Пепита мне сказала, что ты сегодня вернулась из школы немного позже, и была какой-то… тихой, — мама не сводила с неё встревоженного взгляда, и Мирабель, уже привычно ощетинившись, вдруг задумалась, а как всё это выглядит со стороны. В конце концов, в их семье не только у неё такое буйное воображение, а учитывая мамину профессию, она может решить что угодно: и что Мирабель связалась с наркотиками, или что она и вовсе беременна… И ещё непонятно, какой вариант напугает маму сильней! Мирабель, поёжившись, прислонилась к ней и вздохнула, чувствуя тёплые и ласковые объятия.

— Я рассталась с Хоакином, — чувствуя, как слегка напряглись мамины руки, Мирабель торопливо добавила: — Мы не ссорились, я просто… просто так получилось, — и нахмурилась, услышав вздох облегчения, сорвавшийся с маминых губ. Правда, мама тут же взяла себя в руки, утешительно чмокнув её в макушку:

— Иногда так бывает, милая. Знаешь, как говорят: всё, что ни делается, всё к лучшему.

— Да, но… — Мирабель смолкла, не зная, как описать своё состояние, и мама пересела на кровати, укладывая её голову себе на колени.

— Не все истории любви заканчиваются на «и жили они долго и счастливо», mija. В первый раз расставаться бывает очень грустно и непросто, но, поверь, ты поступила правильно, и скоро тебе станет легче. Хоако — хороший мальчик, я готова это признать, но… может, вы с ним слишком разные. Ты очень повзрослела за прошлый год, и я не о внешнем, а о внутреннем, а он ещё шалопай. Славный, вежливый, но — мальчик, — мама осторожно перебирала пряди её волос, и Мирабель притихла. Наверное, эти слова должны были мгновенно поднять ей настроение, но на душе всё равно было тяжело.

В школе было… сложно: заходить в класс, обмениваться кивками с Хоакином, делая вид, что всё в порядке, да и остальным в их компании тоже было теперь неуютно — на переменах и Мигель, и Моника чувствовали себя явно не в своей тарелке, пытаясь их расшевелить. Мирабель не удивилась, когда уже через неделю после расставания, Моника в столовой подсела к ней, красноречиво вытаращившись на Мигеля, который, не сразу сообразив, вдруг моргнул и потянул Хоакина к другому столику.

— Вы просто поссорились? Или что? — выпалила Моника и отодвинула её тарелку в сторону. — И не делай вид, что умираешь от голода, я не успокоюсь, пока не ответишь.

— Мы не ссорились, а просто расстались, — проворчала Мирабель, глядя в сторону. Сомнения в собственном решении не прекращали её изводить даже после разговора с мамой, и её постоянно бросало от чувства вины к ощущению правильности своего выбора, и снова по кругу.

— Он что-то сделал? Сказал? Полез куда-то? — допытывалась Моника, и Мирабель, рассердившись, обернулась к ней:

— Да тебе-то что?!

— Вы наши друзья, вообще-то, — так же сердито ответила Моника. — И я же вижу, что и ты мучаешься, и он тоже. Может, помиритесь?

— Мы не ссорились, — устало повторила Мирабель, подперев голову ладонью. — Просто… он мне нравится, но как друг. Я его не люблю.

— Но браслет ведь всё ещё носишь. Так, может, Хоако тебе всё-таки чуть больше, чем просто друг? — заметила Моника, выразительно посмотрев на её запястье, и Мирабель уставилась на браслет, снова утопая в чувстве вины.

— Я не знаю, — наконец, призналась она, опустив руку. Может, она была не права, что рассталась с ним? Или, напротив, они с Хоакином слишком разные, и всё случившееся — к лучшему, как и сказала мама? Моника, повздыхав, прекратила расспросы, свернув на обсуждение «Кофе с ароматом женщины»⁽¹⁾ и Мирабель с радостью переключилась на новую тему. Уж лучше обсуждать испытания, которые судьба и сценаристы подкидывают Гавиоте и Себастьяну, чем свою собственную неудавшуюся личную жизнь.

А вот дома всё было пронизано атмосферой романтики: Мариано каждый день водил Долорес на свидания, и, в глубине души, Мирабель завидовала кузине — самую малость, — что у неё всё так просто и легко… Правда, вспомнив, сколько Лоле пришлось выдержать, чтобы наконец-то открыто встречаться с парнем своей мечты, Мирабель придушила недостойное чувство и решила сосредоточиться на работе в театре и учёбе.

В конце недели Мирабель попыталась связаться с адвокатом, чей номер телефона ей передал Хоакин. Разговаривать пришлось не с самим адвокатом, а с его секретаршей, которая на робкий вопрос, нельзя ли оплатить консультацию по частям, наотрез отказалась её записывать на приём.

— Сеньорита, дон Сесар — занятой человек, его нельзя отвлекать по всяким мелочам. И его время стоит тех денег, которые он запрашивает, — противным тоном закончила секретарша, и Мирабель, не удержавшись, показала загудевшей трубке язык.

Положив телефон на кровать, Мирабель, вздохнув, растёрла лицо ладонями, сообразив, что сегодня — пятница, а значит, впереди целых два дня дома: без школы, без чувства вины, без неловкого молчания с Хоакином… Она сдвинула очки в сторону, а затем сняла их и, держа за скрещённые дужки, устало сгорбилась, упираясь лбом в ладонь.

Минувшие две недели казались каменными глыбами на её плечах, пригибавшими к земле, а ведь ещё нужно было, наконец, определиться с выбором университета — Мирабель, после долгих размышлений, остановилась на двух вариантах: университете дель Росарио и Национальном университете Колумбии; уговорить родителей на оплату хотя бы первого года, а если они откажутся… Мирабель вздохнула ещё тяжелей. Если родители откажутся — тогда придётся устраиваться костюмером на полную ставку, всё равно сеньора Хименес собиралась оставить себе только четверть ставки, чтобы помочь своей невестке с внуками, и все заработанные деньги откладывать на учёбу… Но, хотя бы tío Бруно она сможет навещать легально и без взяток охранникам, как только исполнится восемнадцать.

Мирабель слабо покачала очки в пальцах. В последний раз они виделись ещё в прошлом году, четыре бесконечно долгих месяца назад, и она поймала себя на мысли, что скучает по его голосу, улыбке и смеху, которые, к сожалению, никакие письма не могли передать…

Телефонный звонок выдернул её из размышлений, заставив подпрыгнуть, и Мирабель торопливо нажала на клавишу приёма:

— Семья Мадригаль, слушаю.

— О, Мирабель? Привет, а Долорес дома? — раздался голос Мариано, и Мирабель, закатив глаза, встала с кровати:

— Одну секунду, сейчас передам.

Долорес мгновенно выхватила у неё телефон, услышав: «Это тебя, Мариано», и Мирабель покачала головой. Если эти двое так влюблены, что не могут друг без друга и дня прожить, то почему оба тянут с женитьбой?

Уже ночью, забравшись в кровать, она шёпотом спросила у Луизы, которая вполглаза читала любовный роман:

— Как думаешь, когда уже Мариано сделает предложение Лоле?

— Наверно, скоро, — беззаботно ответила Луиза, переворачивая страницу. — Не удивлюсь, если на пасхальном обеде, абуэла любит, когда всё Очень Торжественно.

— То есть, через неделю⁽²⁾… — протянула Мирабель, сообразив, что в следующую субботу абуэла поедет навещать своего сына.

— Не обязательно прямо сразу через неделю, — рассеянно сказала Луиза, откладывая книгу и выключая настольную лампу. — Но, могу поклясться, что это будет обставлено чинно и благородно, ты вспомни, как было с Исой.

Мирабель кивнула, вспомнив тот день. Это было 8 декабря, День маленьких свечей, и, стоило признать, всё было, как на фотографии из журнала: Исабела в идеальном платье с идеальной улыбкой, Мариано в белоснежной гуаябере и чёрных брюках с острыми стрелками, трепещущие огоньки свечей… И за столом собралась вся их семья. Она вспомнила tío Бруно, сидевшего рядом со своей невестой, и задумчиво помассировала переносицу. Кажется, он единственный смотрел тогда не на Исабелу, а на Долорес, которая словно превратилась в статую с бесцветной, искусственной улыбкой на дрожащих губах. Он ведь уже тогда знал, что Лола влюблена в Мариано, и волновался за свою племянницу.

Мирабель, поёжившись, подтянула одеяло повыше. Tío Бруно любил свою семью. Он переживал за них, он скучал по ним, вспоминал, а в доме до сих пор его имя под запретом, и абуэла уже сказала, что за их столом ему никогда не будет места…

Мирабель проснулась среди ночи, чувствуя на щеках мокрые разводы от слёз. Сев в кровати, она рассеянно вытерла глаза, пытаясь вспомнить, что ей снилось, но сон уже ускользнул, оставив после себя лишь ощущение тоскливого одиночества. «Да пошло оно к чёрту!» — беззвучно прошептала Мирабель, решительно откинув одеяло и поднимаясь с постели. Если абуэла хочет, то может и дальше делать вид, что tío Бруно им больше не нужен, а вот ей он будет нужен всегда!

Спустившись на кухню, она принялась замешивать тесто и готовить начинку для эмпанадас с сыром и курицей, радуясь тому, что ещё на каникулах взяла на себя субботние завтраки. Кухню постепенно заполняли аппетитные запахи, и вскоре на пороге явился сонный Камило, которого в такую рань могла поднять на ноги лишь еда. Стащив с тарелки дымящуюся эмпанаду, он плюхнулся на табурет, поджав босые ноги и довольно жмурясь, откусил первый кусок.

— Флуфай, ефли… Тьфу, если ты всякий раз, как расстанешься с парнем, будешь готовить такие потрясные эмпанады, то я, наверное, стану очень плохим человеком и буду влезать во все твои отношения, — заявил он и помахал ладонью на открытый рот. — Только горячо!

— Ты бы ещё с противня взял, — буркнула Мирабель. — А зубы кто чистить будет?

— Вот доем — и почищу, — пообещал Камило, глядя на тарелку с хищным блеском в глазах. Спровадив кузена в ванную, пригрозив рассказать всё своей маме, чтобы та под конвоем оттащила племянника к стоматологу, Мирабель, нервно оглянувшись на дверной проём, торопливо завернула три эмпанады в фольгу, пряча их под крышкой от сковороды.

К счастью, в семье больше никто не обладал таким чутким нюхом и чёрной дырой на месте желудка, и когда Мирабель поднялась на второй этаж, то убедилась, что все спят. Нырнув в комнату, она робко поскребла Луизу пальцем по плечу, и, дождавшись сонного: «Хм-м-м?», тихо попросила:

— Лу, можно твою карточку? Пожалуйста…

— Ник-кой выпвки от разбтого сер-рца, — пробормотала Луиза, зарываясь в подушку. — Пр-рвый крмн…

— Спасибо! — Мирабель торопливо поцеловала её в тёплую щеку и принялась переодеваться. Забрав карточку, она спустилась вниз и заметила в гостиной дремавшего на диване Камило. Недоеденная эмпанада лежала рядом на тарелке, и вокруг неё уже наматывал круги заинтересованно принюхивающийся Парс. Покачав головой, Мирабель положила припрятанные эмпанады в сумку и вышла из дома, направляясь к остановке.

Впервые она действительно не слышала заключённых — их голоса просто не пробивались к ней в голову, занятую совсем другими мыслями. Конечно, Мирабель обещала tío Бруно, что в следующий раз навестит его, уже твёрдо стоя на своих ногах, но ведь в учёбе у неё всё в порядке, и в семье тоже в порядке. И она сама в полном, совершеннейшем порядке! Мирабель села за стол, передвинув стулья на одну сторону, и, вздохнув, подпёрла голову ладонью, надеясь, что tío Бруно не заметит её состояния.

Дверь за её спиной громыхнула, и она поспешно обернулась, вскакивая с места:

— Доброе утро, tío Бруно!

— Теперь точно доброе, — согласился он, обняв её, и Мирабель пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не начать хлюпать носом от ощущения тепла и безопасности, нахлынувшего на неё. Она уткнулась лицом в его шею, чувствуя, как сдвинулись очки, впиваясь в переносицу, но так и не могла заставить себя отодвинуться. — Малыш, только не говори, что специально вскочила в такую рань.

— Нет, совсем нет! — Мирабель, справившись с собой, отстранилась и замотала головой. — Я просто… выспалась! Честное слово, проснулась рано, приготовила завтрак и… и приехала. Просто так.

Tío Бруно кивнул, задумчиво глядя на неё, после чего улыбнулся, подходя с ней под руку к столу.

— Ты с каждым годом всё красивее, — сказал он, галантно отодвинув стул, и Мирабель, изобразив книксен, села за стол. — Только глаза грустные. Что-то случилось, малыш?

— Нет, с чего ты взял? — Мирабель неловко взмахнула рукой, и браслет на её запястье тихонько звякнул. Tío Бруно ненадолго задержал на нём взгляд, но промолчал, и Мирабель, с чувством странного, непонятного смущения, быстро накрыла браслет ладонью. — У меня всё хорошо, даже отлично! Tío Феликс и Луиза мне помогли с математикой, я теперь хоть понимаю, что нам на уроках говорят, ещё я читаю учебники по праву и не знаю, как мне убедить родителей, что я хочу поступить на юриспруденцию, а не на дизайн одежды… О, кстати! — она нагнулась, вытаскивая из сумки свёрток с эмпанадами и пять пачек сигарет.

— Боже, ты что, думаешь, меня тут голодом морят? — с улыбкой спросил tío Бруно, разворачивая фольгу. — Ничего себе. Выглядят потрясающе и…

Он жестом предложил ей присоединиться, и, когда Мирабель помотала головой, откусил кусок эмпанады и зажмурился, показав ей большой палец. Мирабель горделиво подбоченилась, чувствуя тепло на сердце.

— Парень, который станет твоим мужем, просто обязан носить тебя на руках, иначе я ему лично оторву уши, — заявил tío Бруно, доев эмпанаду, и облизнулся. — Потрясающе. Ты туда что, добавила немного розмарина?

— Только веточку в масло, на котором поджарила курицу, — ответила Мирабель, хитро прищурившись, и tío Бруно рассмеялся.

— Узнаю секреты абуэлиты Соледад. Так, всё-таки, малыш… — он вытер руки бумажной салфеткой, которую протянула Мирабель, и чуть наклонил голову, глядя в глаза. — Тебя что-то тревожит? Я могу как-то помочь?

— Да нет, это… глупости всякие, — Мирабель поёрзала на стуле и неловко улыбнулась. — Всё в порядке.

— Ты говоришь с человеком, который планирует поехать в клуб с Крысиной Братвой, — мягко напомнил tío Бруно, осторожно заворачивая эмпанады обратно в фольгу. — С твоего разрешения, я их позже доем… Так вот, не хочу хвастаться, но я, в некотором роде, эксперт по глупостям, и буду рад их обсудить… если ты захочешь.

Мирабель, опустив голову, бездумно теребила в пальцах ткань юбки, заодно вытирая о неё вспотевшие ладони. Подвески на браслете еле слышно звякнули, и она решилась. Вот только, как бы ещё облечь в слова всё то, что у неё вертелось в голове и на сердце?..

— Это такая ерунда… на самом деле, я просто переживаю из-за… Моники. Это моя подруга из класса, да, — Мирабель перевела дух. Говорить обо всём произошедшем чуть отстранённо, словно она и правда рассказывала о своей подруге, было гораздо проще, чем о себе. — Она, ну, Моника, встречалась с одним мальчиком, то есть, он ей нравился, и они вместе гуляли, и целовались, и… и всё было нормально, но, в один вечер он… просто... может быть ей это показалось, а может, он действительно захотел чего-то большего, и Моника испугалась… нет, я хотела сказать, то есть, она мне рассказывала, что ей стало немного противно, и… и не противно одновременно, но она испугалась, оттолкнула его, а потом они расстались, и теперь Моника думает, что слишком грубо с ним поступила, и нужно было как-то иначе себя вести, и ей ведь ещё как-то сидеть в классе, с этим мальчиком, и ей и жалко его, и… и всё сложно!

Сама того не замечая, Мирабель говорила всё быстрее, захлёбываясь словами и боясь поднять глаза — вдруг tío Бруно улыбается этой снисходительной «взрослой» улыбкой, в которой читается: «Мне бы твои проблемы, девочка». Он бы имел на это полное право, что такое её неудачные отношения по сравнению с тюремным заключением, но она больше не могла держать всё в себе. Выдохнув, Мирабель рискнула бросить осторожный взгляд на tío Бруно. Он не улыбался, а был серьёзным, словно… словно это действительно было чем-то важным.

— Я понимаю, как непросто сейчас твоей подруге, и почему ты из-за неё переживаешь, — негромко сказал он, и Мирабель неуверенно кивнула. — Я, конечно, не знаю Монику, но… С высоты прожитых лет и, исходя из моего опыта, я бы, наверное, сказал ей так: в отношениях не нужно торопиться, и тем более делать то, к чему ты не готов и не хочешь. Никогда. Как бы сильно ни было кого-то жалко, как бы тебя ни уговаривали. Если ты не готов к чему-то, не стоит себя принуждать и делать что-то, исходя из чужих ожиданий.

Мирабель, моргнув, опустила голову, глядя на скомканную в пальцах юбку. Прядь непослушных волос выскользнула из хвоста, щекоча щеку, и она отрывисто мотнула головой, сдувая её в сторону.

— Вот, к примеру, Лола и Мариано, — негромко продолжил tío Бруно, осторожно приобняв её и положив ладонь на плечо, и Мирабель бездумно накрыла её пальцами. — Ты спрашивала, почему они так долго ждали, даже просто чтобы объявить о том, что влюблены.

— Абуэла уже пару раз высказалась, что боится не дожить до помолвки, слишком уж они медлят, — вспомнила Мирабель и ойкнула. — Прости, что перебила.

— Всё в порядке, малыш. Видишь ли… И ей, и ему, понадобилось время, чтобы отпустить прошлое. Для Долорес всё очень сложно — она встречается с женихом её сёстры. Бывшим женихом — но это ведь не то же самое, что просто парень, верно?

Мирабель кивнула, рассеянно поглаживая тёплые пальцы на своём плече, и заворожено слушая его голос.

— Она видела, что Мариано был влюблён в Исабелу, они планировали свадьбу, и… я не могу читать мысли, особенно на расстоянии, но, мне кажется, что она очень долго не могла окончательно поверить в то, что теперь он видит и слышит её, а не Исабелу. И для Мариано всё тоже непросто. Ему не просто отказала девушка, с которой он какое-то время встречался. Иса разорвала помолвку, вернула ему кольцо, а это… тяжёлый момент. Даже если её заключали под ненавязчивым давлением с обеих сторон, помолвка всё равно нечто более серьёзное, чем простое: «Смотрите, мы встречаемся». И, нужно время, чтобы пережить этот разрыв с человеком, с которым ты собирался жить долгие годы, — голос tío Бруно прозвучал слишком напряжённо, и Мирабель, очнувшись, испуганно округлила глаза, глядя на чахлый папоротник. Господи, она опять надавила на больное место — ведь Рената тоже разорвала помолвку!

Сглотнув, Мирабель робко глянула на tío Бруно, чуть повернув голову — он отстранённо смотрел на стол, чуть постукивая пальцами по белому пластику.

— Прости, пожалуйста, — искренне попросила она, и tío Бруно, невесело улыбнувшись, кивнул, на мгновение чуть прижав её к себе ближе:

— Ничего, Мирабель. В нашем прекрасном загородном поместье время течёт иначе. Для меня всё это уже дела далёкого прошлого.

Вот только он всё ещё постукивал пальцами по столу, и Мирабель, собравшись с духом, тихо спросила:

— Ты… скучаешь по ней?

Она была готова к тому, что tío Бруно промолчит, но он всё-таки ответил, так и не сводя глаз со стола:

— Поначалу — да. Я очень сильно скучал, хоть и понимал, что разорванная помолвка в разы лучше, чем если бы мне прислали её отрезанные пальцы в конверте, а в новостях по радио передали бы про обнаруженный в парке неопознанный женский труп.

Мирабель вздрогнула от холодка, пробежавшего по спине, и машинально прижалась к нему ещё теснее, цепляясь за мягкую ткань спортивной куртки, пытаясь согреться. То, о чём говорил tío Бруно… она лишь раз услышала что-то такое в новостях, и tía Пепа тогда очень быстро переключила канал, и теперь она в полной мере поняла, от чего именно их спасал tío Бруно.

— А потом уже стало как-то не до этого. Все эти новости: взрывы, убийства… Эскобара загоняли в угол, и он наносил удары всюду, куда мог дотянуться. Я даже от твоего письма, того, самого первого, избавился, хоть теперь и немного жалею. Наверное, я к концу того года почти стал параноиком, — добавил tío Бруно, слабо усмехнувшись. — Хотя оно, можно сказать, пришло в самый подходящий момент, пока я валялся в местном лазарете.

— С простудой? — уточнила Мирабель, вспомнив прошлый разговор, и tío Бруно, встряхнувшись, кивнул, весело глядя на неё.

— Ага. С обычной пустяковой простудой. Но, знаешь, я хоть от него и избавился, но всё равно как-то… приободрился, скажем так. А если пациент хочет жить, то медицина бессильна, — закончил он улыбаясь.

Мирабель невольно выпрямилась, расправляя плечи — выходит, её самое первое письмо, которое теперь казалось таким наивным и глупым, ему помогло? Хоть капельку, хоть немного, но — помогло?! Кудрявая непослушная прядь волос снова качнулась, раздражая кожу, и Мирабель рассеянно попыталась её заправить за ухо.

— Я думала, ты его выбросил не читая. Ну, что даже не ответил.

— Я не мог ответить, чтобы не подставить вас под удар, — серьёзно произнес tío Бруно и провёл пальцами по её щеке, убирая волосы. Мирабель замерла, не дыша — от затылка вниз по всему телу словно прокатилась волна тепла. — Но, к счастью, после смерти Эскобара, про меня уже все забыли.

— Не всё, — тут же возразила Мирабель, понимая, что кожа, там, где её коснулся tío Бруно, горит. Он кивнул с улыбкой, и Мирабель заметила, что его глаза уже не были такими тусклыми и мёртвыми, как в их первую встречу. В них светились надежда и желание жить — он… верил в неё. Действительно верил! От этого осознания словно что-то сжалось внутри, и Мирабель робко положила дрожащую ладонь ему на грудь, возле сердца.

— Я всегда буду про тебя помнить, — тихо сказала она, видя, как tío Бруно распахнул глаза, и прислонилась лбом к его лбу. — Я обещаю. И ты будешь свободен.

Дверь с шумом грохнула, и Мирабель вздрогнула от неожиданности, отшатываясь назад.

— Время вышло, — буркнул охранник. — А интимные посещения у нас в другие дни.

— Она моя племянница! — огрызнулся tío Бруно, сердито оглянувшись, и охранник пожал плечами.

— Да хоть троюродная кузина. Время вышло.

— Ну почему же эти визиты такие короткие! — в сердцах возмутилась Мирабель, забрасывая сумку на плечо и поднимаясь со стула. Tío Бруно чуть пожал плечами и слегка повёл в воздухе ладонью, прощаясь с ней.

Мирабель, сердито поджимая губы, прошла следом за охранником на КПП, убеждая себя, что сердце у неё в груди колотится так сильно исключительно из-за невольного испуга. Отдав временный пропуск, она, чуть щурясь, вышла из здания тюрьмы — солнце заливало внутренний дворик ярким светом, что, после полумрака тюремных коридоров, вызывало лёгкое головокружение. Охранник, не возвращаясь обратно, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, поглядывая на посетителей, спешивших к своим родным.

Ветерок поднял в воздух пыль, и Мирабель, чихнув в сгиб локтя, на ходу зашарила в сумке, пытаясь найти пачку салфеток и в кого-то не врезаться.

— Сеньорита! — раздалось за её спиной, и Мирабель, вздрогнув, ускорила шаг, опасаясь, что охранник сейчас начнёт на неё ругаться из-за медлительности. — Сеньорита!

Она быстро оглянулась через плечо — к ней, лавируя в толпе, пробирался какой-то бородатый мужчина в деловом костюме. Сердце моментально ухнуло в пятки, и Мирабель почти побежала к воротам, краем глаза замечая подъезжающий к остановке автобус. Только бы успеть, только бы…

— Сеньорита в зелёной юбке! Постойте, вы обронили! — услышала она голос совсем рядом и круто обернулась, испуганно глядя в смеющиеся глаза незнакомца. Он, продолжая улыбаться, протянул ей карточку Луизы и уточнил, смерив её взглядом: — Это же ваше, да?

— С-спасибо, — пробормотала Мирабель, выхватив удостоверение и разглядывая своего преследователя. Высокий, крепкий, и борода эта жуткая… Настоящий бандит! Хоть и в приличном костюме.

— Хорошего дня, сеньорита… Луиза, — бородатый бандит подмигнул ей и побрёл обратно к тюрьме. Мирабель не могла заставить себя сдвинуться с места и потому увидела, как бородач, обменявшись приветственными кивками с охранником, как раз докурившим сигарету, зашёл на КПП… и даже не взял временный пропуск! Точно бандит, и сегодня приехал к какому-то главарю мафии. И он в сговоре с местной охраной, а может, и с начальником тюрьмы!

Сглотнув, Мирабель обернулась как раз вовремя, чтобы заметить новый автобус. Ноги сами понесли её к остановке, пока в голове вертелся эпизод из одной теленовеллы — как из-за похожей мелочи бандиты выследили семью офицера полиции, и жестоко расправились с ними. А ведь на карточке — и их адрес, и фамилия!

К моменту, когда она наконец-то доехала до их района, Мирабель почти убедила себя, что этот мафиози в костюме наверняка ничего не запомнил, да и вообще, зачем бы ему эта информация, но в глубине души всё равно поселился скользкий червячок страха. С другой стороны, теперь переживания из-за своей неудавшейся личной жизни отодвинулись на задний план, да и слова tío Бруно её подбодрили.

Выслушав от семьи комплименты своим кулинарным талантам, Мирабель, слегка вернув себе расположение духа, села за домашнее задание, чтобы не делать всё в последний момент. Луиза, помедлив, негромко кашлянула, отвлекая её от тетради, и Мирабель вскинула голову:

— Что?

— Я хотела узнать, вы с Хоакином так и гуляете в одной компании, или у тебя новые друзья появились? — в сестринских глаза читалась тревога, и Мирабель, беззаботно улыбнувшись, помотала головой.

— Да, мы в одной компании, но, это ничего! Мы ведь всё ещё с начальной школы знакомы, глупо было бы рушить старую дружбу из-за таких пустяков.

— Угу, пустяк, ходила сама не своя, — пробормотала Луиза успокаиваясь. — Но сейчас хоть повеселела.

— Друзья спасают от любых печалей, — Мирабель подмигнула сестре, решив не рассказывать, что чуть не потеряла её удостоверение. Мысль сразу перескочила на бородатого бандита, и настроение поползло вниз.

До самого вечера Мирабель вздрагивала от каждого звука с улицы, а когда ближе к вечеру в дверь зазвонили — чуть с воплями не забилась под стол. Конечно же, когда tío Феликс открыл дверь, на пороге стояли не sicarios⁽³⁾ какого-нибудь картеля, а всего лишь Мариано, который попросил разрешения забрать Долорес на вечерний киносеанс. Tío Феликс не успел даже слова вымолвить, как Долорес уже лёгкой пташкой выпорхнула из дома, и Мариано, запнувшись, галантным жестом набросил на её открытые плечи свой пиджак.

— Ох, дети-дети, — добродушно проворчал tío Феликс, провожая свою дочь и её ухажёра весёлым взглядом. — Mi vida, навевает воспоминания, верно?

— Да, ещё и как, — мечтательно вздохнула tía Пепа, подходя к нему, и Мирабель, хмыкнув, быстро опустила голову, чтоб не видеть, как они целуются. Камило, валявшийся рядом на полу и смотревший спортивные новости, талантливо изобразил, что его тошнит.

Выдержав ещё час семейной идиллии — tía Пепа и tío Феликс ударились в воспоминания молодости, и к ним быстро присоединились её родители, — Мирабель, отговорившись усталостью из-за учёбы и того, что встала ещё до рассвета, сбежала наверх.

Почистив зубы и напомнив себе, что утро вечера мудренее, и что никаким мафиози их семья не интересна, Мирабель забралась в кровать. Возможно, завтра стоит наконец-то поговорить с родителями о своём выборе университета, хотя, наверное, они будут против, ведь абуэла уже решила, что судьба Мирабель — шить наряды для своей идеальной старшей сестры, вроде того восхитительного лилового платья. И всё-таки надо определиться: Росарио или UN,⁽⁴⁾, узнать проходной балл, а ещё там, в окружении будущих юристов, будет гораздо проще найти адвоката для Бруно… С этими мыслями, лениво плавающими в голове, Мирабель наконец-то заснула под успокаивающий гул голосов родных, доносящийся с первого этажа.

… Её преследовал сеньор Ортис в окровавленной рубашке. Несмотря на месиво на месте лица, он умудрялся смеяться, и от этого липкого, булькающего звука Мирабель бросало в дрожь. Она петляла по внутреннему дворику тюрьмы, надеясь увидеть хоть одного охранника, и почти обрадовалась, услышав собачий лай — вот только из тени к ней выскочил Панчо, протягивая пальцы, облитые вишнёвым соком.

Взвизгнув, Мирабель отшатнулась, чуть не потеряв равновесие на безумно высоких шпильках. Подол лилового платья обвился вокруг лодыжек, стреноживая её, как лошадь, и она лишь чудом не упала. Лихорадочно оглянувшись, Мирабель заметила открытые ворота тюрьмы — только бы добраться, только бы убежать…

— Сеньорита! — в воротах замаячила фигура бородатого мафиози, и Мирабель со стоном бросилась в сторону. Тюремный двор изменился — это был их сад, в котором маяком в ночи светилась беседка, заставленная горшками с папоротниками. Мирабель из последних сил рванула туда, слыша за спиной захлёбывающийся лай Панчо, булькающий смех сеньора Ортиса и голос бородатого мафиози. Она понимала, что загоняет себя в угол, но другого пути уже не было — весь сад перегородили тюремные решётки, за которыми плясали уродливые смутные тени с лицом Карлоса Ортеги.

— Сеньорита в лиловом платье! Вы уронили! — голос мафиози раздался совсем близко, и Мирабель, обернувшись, увидела, что он протягивает ей заляпанное кровью удостоверение Луизы. Мирабель попятилась назад, в беседку, понимая, что теперь её никто не спасёт. Освальдо Ортис снова захохотал, похлопывая себя по животу и небрежно смахивая с рубашки осколки костей и кусочки собственного мозга, а Панчо, оскалившись, припал к земле, не сводя с неё ставших звериными глаз.

На плечо легла тёплая ладонь, и Мирабель, вскрикнув, обернулась: за её спиной стоял tío Бруно, в своём сером спортивном костюме, и почему-то с кошачьей переноской в руке. Сдвинув Мирабель себе за спину, tío Бруно поставил переноску на пол беседки и, открыв дверцу, скомандовал: «Взять!»

Мирабель, машинально вцепившись в тёплую, мягкую ткань его спортивной куртки, уставилась на десяток крупных авокадо, выкатившихся из переноски. Они распахнули зубастые пасти, становясь похожими на головы каких-то ископаемых ящеров, и набросились на преследователей. Tío Бруно, обернувшись к ней, улыбнулся:

— Всё закончилось, малыш. Идём домой.

Мирабель, расплакавшись от облегчения, прижалась к нему, и Бруно крепко обнял её, утешительно шепча в висок что-то тихое и ласковое. Пальцы нежно скользнули по щеке, утирая слёзы, и по телу разлилось щекочущее тепло. Мирабель прижалась к его ладони, чувствуя, как голову начинает кружить странное, непривычное ощущение. Открыв глаза, она, выдохнув, качнулась вперёд, целуя его в губы. Стразы осыпались с платья с тихим звоном, когда Бруно провёл ладонями по её телу, прижимая ближе к себе, пока где-то вдалеке чавкали зубастые авокадо, догрызая Панчо, а может, Ортиса, или того мафиози в костюме.

В ушах зашумела кровь, стирая все прочие звуки, и Мирабель слабо застонала ему в губы, когда Бруно обхватил ладонью её затылок, зарываясь пальцами в волосы. Это было так прекрасно, так нежно, что она задохнулась от удовольствия, выгибаясь на кровати, усыпанной чёрными орхидеями. Платье таяло, как рассветный туман, под его прикосновениями, а по телу расходилась истома, заставляя дышать чаще, держать крепче, прижимать его к себе ближе, ещё ближе…

Мирабель проснулась, хватая воздух пересохшими губами. По телу всё ещё пробегало колючими искорками удовольствие, низ живота налился пульсирующим жаром, а в горле слегка першило, словно она… стонала в голос?! Мирабель испуганно села на кровати, боясь оглянуться на Луизу, которая лежала слишком уж тихо для спящей.

«Господи, да что со мной не так?!» — пронеслось у неё в голове, и Мирабель кое-как сползла с кровати и побрела в ванную, вздрагивая от каждого шага. Как ей завтра утром смотреть в глаза сестре, а, самое главное, как ей теперь смотреть в лицо tío Бруно, если ей снится такое… такое?! Одно дело, видеть во сне, что она целуется с Алехандро Мартинесом или Мигелем Варони⁽⁵⁾ или даже с Луисом Мигелем⁽⁶⁾, но с tío Бруно, причём не только целуется, но и… и всё остальное?! Святая Дева, спаси и помилуй, стыд-то какой!

Мирабель, выкрутив холодную воду на максимальный напор, залезла под душ, стиснув зубы, чтобы не заверещать на весь дом. У неё точно с головой не всё в порядке.

Утром она старалась не поднимать глаз, сидя за столом тише испуганной мышки, но неловкость, повисшая в воздухе, всё равно давила на плечи.

— М-м-м… абуэла? — неуверенно протянула Луиза, терзая яичницу в тарелке. — Я так подумала, может… Ну, я много учусь, даже вечером, а Мирабель устаёт на своей подработке, и ей нужно иногда шить, а это отвлекает, может, я пока займу комнату Исабелы?.. Чтобы мы не мешали друг другу?

— Но, когда Чабелита приедет в гости, где ей тогда спать? — задала резонный вопрос абуэла, и Мирабель, прочистив горло, робко предложила:

— Ну, если… я хотела сказать, когда она приедет, мы можем снова спать вдвоём в одной комнате.

— А почему нельзя открыть комнату tío Бруно? — спросил Антонио, и над столом повисло молчание. — Я думаю, он не рассердится, если в его спальне поспит Мира или Лусита, пока он в Австралии. А потом он вернётся и привезёт мне коалу!

— Коалы питаются только эвкалиптом, им у нас будет нечего есть, — машинально ответил tío Феликс, поглаживая ладонь моментально заледеневшей tía Пепы, которая до сих пор тщательно оберегала Антонио от правды. По путешествиям неуловимого tío Бруно в её пересказах уже можно было выпускать отдельную серию книг: сначала он побывал на Аляске, потом отправился в африканские джунгли, а теперь обосновался в австралийском буше.

— Мы не будем открывать его комнату, — сухо произнесла абуэла, отложив ложку в сторону. Мама, отмерев, неожиданно поддержала своих дочерей:

— Я тоже думаю, что девочкам нужно немного своего пространства. Они уже взрослые, а ты сама помнишь, как мы с Пепитой ссорились, пока не переехали.

— Хорошо. Хорошо, всё верно. Я как-то… упустила этот момент, — нехотя признала абуэла и перевела взгляд на Луизу. — Думаю, Чабела поймёт. Хорошо, Лусита, ты можешь занять её комнату.

— О, спасибо! — в один голос выпалили Мирабель и Луиза и, переглянувшись, мгновенно уткнулись в тарелки.

Пасхальный обед прошёл в высшей степени торжественно, абуэла даже застелила стол Той Самой Скатертью, и Мирабель снова залюбовалась переливами цвета на вышивке, невольно гадая — а не заметила ли абуэла, что зелёную папку перекладывали с места на место?

Но, даже несмотря на атмосферу, витавшую над столом и скатерть, Мариано так и не сделал предложение, несмотря на взгляды, которыми они обменялись с Долорес. Это выглядело так, словно они могли общаться мысленно, и раньше Мирабель такое видела только у своих родителей и tío Феликса с tía Пепой. Где-то в глубине души снова кольнуло завистью — вот почему у неё так не случилось? Мирабель машинально заправила кудрявую прядь за ухо и вздрогнула от фантомного ощущения пальцев tío Бруно на щеке. За прошедшую неделю он ей больше не снился, и она старательно утешала себя мыслью, что это было разовым помутнением рассудка. В конце концов, это ведь ничего не означает… ну, кроме того, что голова у неё забита всякой ерундой.

Закрыв дверь за Мариано и доньей Гузман, абуэла разочарованно покачала головой. Tía Пепа села рядом с Долорес, утешительно обняв её за плечи, но Лола не казалась грустной.

— Я понимаю, что современная молодёжь почти не соблюдает никаких правил приличия, — едко произнесла абуэла в воздух. — Но я надеялась, что хотя бы Мариано не такой. Видимо, я ошиблась, и ему нравится морочить тебе голову.

— Абуэла, всё не так, — тут же запротестовала Долорес и осеклась под строгим взглядом. — Я хотела сказать… Нам обоим пока ещё нужно немного времени.

— В моё время всё было иначе. Я-то надеялась, что у вас всё серьёзно… — вздохнула абуэла, но tía Пепа, встрепенувшись, грудью бросилась на защиту дочери.

— Мама, а я считаю, что они сами все решат! У молодых — своя жизнь, и свои головы на плечах, они уже не дети малые, которых надо за ручку водить!

Долорес, с благодарностью взглянув на неё, крепко обняла свою маму.

Апрель подходил к концу, когда их общение с Хоакином, наконец, перестало напоминать фестиваль бесконечной неловкости, хоть ему и недоставало прошлой лёгкости. Письма от tío Бруно он передавал в классе, чтоб лишний раз не мелькать возле её дома и не вызывать вопросов у родителей, но теперь, имея собственную комнату, Мирабель хотя бы не нужно было ждать ночи, чтобы прочитать письмо и написать ответ, неудобно скорчившись на холодном кафельном полу. В одном из писем tío Бруно осторожно поинтересовался, как дела у Моники, и Мирабель, улыбнувшись, не кривя душой, написала, что с её подругой теперь всё хорошо и сердечные раны если не пропали совсем, то уже затянулись и не болят.

Мирабель так и не решилась заговорить с родителями о своём выборе университета. Вместо этого она самостоятельно съездила в Национальный Университет, где узнала и стоимость обучения, и необходимые баллы для поступления. По всему выходило, что работать ей предстояло, как пресловутой Золушке, вот только не ради хрустальных туфелек, а ради диплома адвоката и свободы tío Бруно. С другой стороны, ещё был Университет дель Росарио — располагался он в Канделярии⁽⁷⁾, и составлял достойную конкуренцию Национальному. Может, там стоимость обучения будет меньше…

Вечером вся семья собралась в гостиной. Tía Пепа, Долорес и Луиза, затаив дыхание, смотрели «Кофе с ароматом женщины», Камило вполголоса играл с Антонио в карты, а Мирабель, решив подтянуть английский для экзаменов, мужественно читала очередной детектив про Перри Мейсона, стараясь запомнить самые яркие обороты из его речей, и, периодически, удивляясь американской судебной системе.

— Ой… — Долорес, насторожившись, вскинула голову. — Вы слышите?

— Ты о чём? — Луиза убавила звук — всё равно начался рекламный блок, и Мирабель прислушалась: кажется, на улице кто-то пел.

Абуэла, оторвавшись от отчётов, которые ей привёз tío Феликс, нахмурилась и, поднявшись с места, выглянула в окно.

— Господь милосердный… — удивлённо пробормотала она, перекрестившись, и Долорес молнией выскочила из гостиной. Теперь Мирабель разобрала голос Мариано в переливах гитар и аккордеона и, отложив книгу, поспешила за кузиной вместе с tía Пепой и Луизой.

Долорес распахнула дверь и стояла на пороге, одновременно смеясь и плача, прижимая ладонь к губам. На улице перед их домом стоял Мариано, и за его спиной полукругом выстроились два его приятеля и кузен, аккомпанируя пению.

— Долорес, я написал эту песню для тебя, — произнёс Мариано, опускаясь на одно колено, и tía Пепа, радостно всхлипнув, замахала руками.

— Тин! Феликс! Кто-нибудь, где фотоаппарат?!

Мирабель, сообразив, что папа, скорее всего, либо споткнётся, либо разобьёт фотоаппарат, метнулась наверх. Когда она сбежала вниз, Мариано как раз закончил свою серенаду, и теперь, протянув руки, бережно взял пальцы Долорес в свои ладони:

— Долорес, я хочу, чтобы все мои песни были только для тебя и только о тебе. Я прошу тебя стать моей женой…

Tía Пепа, рыдая навзрыд, обвила руками tío Феликса, который, судя по виду, не знал, что ему делать — не то успокаивать жену, не то ловить дочь, балансирующую на грани обморока. Мирабель, хихикая под нос, лихорадочно щёлкала фотоаппаратом, надеясь, что плёнки хватит.

— Да, — прошептала Долорес, и абуэла, всплеснув руками, расплакалась, благодаря Бога, Деву Марию и младенца Иисуса. Друзья Мариано затянули новую песню, на улицу выглянули соседи, громогласно поздравляя жениха и невесту и желая им крепкого брака…

— И, заметьте, мы все были одеты как попало, — с довольным видом заявил Камило, когда новоиспечённый жених, наконец, покинул их дом. — И именно так мы войдём в семейную историю.

1) «Café con aroma de mujer», колумбийская теленовелла, транслировалась на канале RCN с 1994 по 1995 годы и была самой популярной теленовеллой до выхода «Я — Бетти, дурнушка» в 1999 году.

Вернуться к тексту

2) Католическая Пасха в 1995 году выпала на 16 апреля.

Вернуться к тексту

3) Наёмные убийцы на службе у наркомафии.

Вернуться к тексту

4) Национальный Университет Колумбии, Universidad Nacional de Colombia.

Вернуться к тексту

5) Колумбийские актёры, снимались в теленовеллах в 90-е годы.

Вернуться к тексту

6) Мексиканский певец, чрезвычайно популярный в странах Латинской Америки, опять же, в 90-е годы.

Вернуться к тексту

7) La Candelaria — исторический район в Боготе.

Вернуться к тексту