Поднявшись к двери комнаты Альберта, Консуэло дождалась, когда за ней придут и все остальные, и затем заговорила:
— Я уже была у него в этот вечер, и с тех пор прошло совсем немного времени. И я видела всё. И мне не кажется, что с тех пор что-то изменилось. И потому теперь настал ваш черёд. Только… — на миг она остановилась в робости, — я бы дала вам совет… по одному навещать вашего дорогого сына и племянника, ибо, думаю, что чрезмерное внимание может навредить ему — так как верю, что мой избранник слышит и понимает всё, что говорят и что происходит возле него. Просто его организму нужны силы — кои он вскоре и восполнит, — наша героиня не могла не удержаться от двух последних фразы, рвавшихся из её сердца.
— О, да, да, конечно, — отозвалась канонисса, — я чувствую потребность побыть с моим племянником наедине. Да и, в противном случае, мы станем мешать друг другу.
— Что ж, тогда… — наша героиня не могла скрыть своего безотчётного, казалось не имевшего под собой сейчас никаких оснований, волнения.
Венцеслава подошла к двери, взялась за ручку, осторожно открыла её и, войдя, сразу же затворила.
Порпора стоял поодаль, не зная, куда себя деть. Он также хотел видеть Альберта, но не смел мешать уединению с младшим Рудольштадтом каждого его близкого. Наконец он нашёл смелость обратиться к Консуэло, стоявшей с другой стороны от двери в своих думах и переживаниях, также скрестив руки на груди и не замечая ничего вокруг. Он подошёл к ней и с великой нерешительностью промолвил:
— Родная моя… я тоже хотел бы… понимаешь… прости меня, но… мне нужно убедиться…
— Делайте, что хотите, учитель. Теперь мне и подавно всё равно. Я не таю на вас обиды. Что сделано — то сделано. Теперь главное, чтобы Альберту не стало хуже — вот и всё. И, хоть я так рьяно пытаюсь убедить всех вас в том, что моему избраннику более не грозит смерть — сама я не вполне верю в это… Червь сомнений точит моё сердце изнутри… И это так странно… Возможно, это часть дурного предзнаменования…
— Прошу тебя… Ты так настрадалась за этот вечер… Не терзай себя более этими мыслями…
— Да, да, я понимаю, что не должна, но…
— Твоя искренность — а я знаю, что ты не умеешь притворяться — твои чувства почти убедили меня в истинности, в том, что граф не лжёт, не притворяется.
— Он не может притворяться. Он не способен на это.
— Да, да, теперь я почти убеждён в этом, и потому…
— Я понимаю вас, учитель. Я и сама понимаю, что излишние переживания могут лишь навредить мне, и я постараюсь сделать всё, чтобы…
— Ведь ты и сама можешь заболеть из-за этого.
— Да, да, я понимаю, осознаю это, мой дорогой учитель, и я постараюсь беречь себя. Потому что я нужна ему.