Последние из Хогвартса (гет)

Весна сменилась теплым, но коротким северным летом, а затем снова пришла осень, окрасив бескрайние леса вокруг их хижины в буйство красок. Жизнь Гарри и Гермионы вошла в размеренное, предсказуемое русло, наполненное ежедневными трудами и заботами, которые, как ни странно, приносили им глубокое, почти забытое чувство удовлетворения. Горечь от потери родного мира и разрушенной Арки не исчезла полностью, она навсегда осталась шрамом на их душах, но со временем боль притупилась, уступив место тихому принятию и сосредоточенности на настоящем.

Они научились жить в гармонии с природой, которая их окружала. Гарри стал опытным охотником и следопытом, его движения были бесшумны, а глаз — зорок. Он знал все тропы в окрестном лесу, умел читать следы животных и птиц, предсказывать изменения погоды по малейшим признакам. Он обеспечивал их пищей — мясом, рыбой, которую ловил в озере, — и дровами на долгую зиму. Его тело, когда-то худощавое и нескладное, стало сильным и закаленным, а на лице, обветренном и загорелом, застыло выражение спокойной уверенности.

Гермиона же превратила их скромную хижину и небольшой клочок земли вокруг нее в настоящий оазис. Ее огород, который она возделывала с любовью и поразительным упорством, давал им овощи и зелень. Она собирала ягоды, грибы, целебные травы, делала запасы на зиму — сушила, солила, мариновала. Ее руки, когда-то привыкшие держать перо и волшебную палочку, теперь умело управлялись с мотыгой, ножом и иголкой. Она шила им одежду из шкур и найденных кусков ткани, чинила обувь, поддерживала порядок и уют в их скромном жилище. Ее ум, не находя применения в сложных магических исследованиях, направился на решение практических задач выживания, и она справлялась с ними блестяще.

Их магия… она так и не вернулась в полной мере. Иногда, в моменты крайней нужды или сильного эмоционального всплеска, Гарри чувствовал слабый отголосок былой силы, но это было скорее исключением, чем правилом. Они почти перестали пытаться колдовать, приняв это как еще одну данность их новой жизни. «Осколок Иномирья» лежал в старой деревянной шкатулке, которую Гермиона нашла в хижине, — реликвия из прошлой жизни, символ несбывшихся надежд и, одновременно, ключ, приведший их друг к другу в этом странном мире.

Но главным, что изменилось, были их отношения. Лишенные привычного круга общения, друзей, семьи, они стали друг для друга всем — единственной опорой, единственным утешением, единственной любовью. Их связь, и раньше крепкая, теперь стала неразрывной, сплетенной из тысяч общих воспоминаний, пережитых опасностей, разделенных радостей и печалей.

Гарри часто наблюдал за Гермионой, когда она работала в огороде, или сидела у очага, штопая его рубашку, или просто читала одну из немногих потрепанных книг, которые им удалось найти в заброшенных домах. И каждый раз его сердце сжималось от нежности и восхищения. Он видел не только умную, сильную женщину, которая когда-то была его лучшей подругой. Он видел свою жену, свою спутницу жизни, ту, без которой он не мог представить своего существования.

Он вспоминал их прошлое — годы в Хогвартсе, совместную борьбу с Волдемортом. Тогда их отношения были другими, более сложными, запутанными присутствием Рона, давлением войны, неопределенностью будущего. Он любил ее и тогда, но эта любовь была другой, скрытой глубоко под слоями дружбы, страха, неуверенности.

Здесь, в этом тихом, уединенном уголке разрушенного мира, все стало проще, яснее. Не было никого, кроме них двоих. Не было никаких внешних факторов, которые могли бы помешать или отвлечь. Их чувства, лишенные всех наносных преград, расцвели во всей своей полноте.

Он понял это не сразу. Это было не внезапное озарение, а медленный, постепенный процесс осознания, который зрел в нем на протяжении всех этих месяцев, проведенных бок о бок с ней. Он видел, как она смеется, когда он рассказывает какую-нибудь забавную историю из своей охотничьей практики. Он видел, как она хмурится, когда он возвращается с очередной царапиной или ушибом. Он видел, как ее глаза загораются беспокойством, когда он задерживается в лесу дольше обычного. И он видел, как ее лицо смягчается и наполняется нежностью, когда он просто берет ее за руку.

Это была любовь. Глубокая, зрелая, всепоглощающая. Любовь, которая не требовала громких слов и пышных признаний, а проявлялась в каждом взгляде, каждом прикосновении, каждой молчаливой заботе.

Однажды, поздней осенью, когда дни стали короче, а ночи — холоднее, они сидели у ярко пылающего очага в своей хижине. За окном выл ветер, но внутри было тепло и уютно. Гермиона читала, прислонившись к его плечу, а Гарри просто смотрел на огонь, думая о своем.

— О чем ты думаешь? — тихо спросила она, не отрываясь от книги. Она всегда знала, когда он погружен в свои мысли.

Гарри повернул голову и посмотрел на нее. Ее волосы, отросшие и немного растрепанные, падали ей на плечи, в свете огня они казались медно-золотыми. Ее лицо было спокойным, на губах играла легкая улыбка. Она выглядела такой… настоящей. Такой родной.

— О нас, — ответил он так же тихо.

Она подняла на него глаза, в них мелькнуло любопытство. — И что же ты думаешь о нас?

Он помолчал мгновение, собираясь с мыслями. Он не был мастером красивых слов, особенно когда дело касалось его чувств. Но сейчас он хотел, чтобы она знала.

— Я думаю… — начал он, его голос был немного хриплым. — Я думаю, что все, что с нами произошло… все эти ужасы, все эти потери… может быть, они были не напрасны. Может быть, они привели нас сюда… друг к другу… не случайно.

Гермиона отложила книгу и полностью повернулась к нему. Ее взгляд стал серьезным, внимательным.

— Я знаю, что мы потеряли наш мир, наших друзей, нашу магию, — продолжал Гарри, его рука нашла ее руку, их пальцы переплелись. — И я бы отдал все, чтобы вернуть это. Но… если бы мне пришлось выбирать между той жизнью без тебя… и этой жизнью с тобой… я бы выбрал эту. Здесь. С тобой.

Слезы навернулись на глаза Гермионы. Она ничего не сказала, только крепче сжала его руку.

— Я люблю тебя, Гермиона, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. Эти слова, которые он уже говорил ей раньше, в моменты отчаяния или страсти, сейчас прозвучали по-новому — спокойно, уверенно, как непреложная истина. — Я люблю тебя больше всего на свете. И я хочу провести остаток своей жизни с тобой. Здесь. В этом мире. Неважно, как долго это будет, неважно, что нас ждет. Главное — вместе.

На ее щеку упала слеза, но это была слеза не печали, а счастья. Она наклонилась и нежно поцеловала его. Этот поцелуй был тихим, нежным, полным любви и понимания.

— О, Гарри, — прошептала она, когда они оторвались друг от друга. — Я тоже люблю тебя. Всегда любила. И я тоже хочу этого. Больше всего на свете.

В этот момент, в этой маленькой хижине, затерянной в бескрайних лесах чужого мира, они приняли окончательное решение. Они больше не будут оплакивать прошлое и тщетно искать путь назад. Они примут свою судьбу, свою новую жизнь, и построят свое будущее здесь, вместе.

Следующие дни были наполнены новым смыслом, новой энергией. Они начали строить планы на будущее — не на далекое, туманное, а на ближайшее, осязаемое. Они решили укрепить свою хижину, расширить огород, сделать большие запасы на зиму. Они говорили о том, чтобы исследовать окрестные территории, найти другие уединенные места, возможно, даже основать небольшое, безопасное поселение, если когда-нибудь встретят других людей, которым можно доверять. Хотя эта последняя мысль была скорее отдаленной мечтой, чем реальным планом. Пока им было хорошо вдвоем.

Однажды, работая вместе в лесу, заготавливая дрова, Гарри остановился и, отложив топор, подошел к Гермионе, которая собирала хворост. Он обнял ее сзади, уткнувшись носом в ее волосы, пахнущие лесом и дымом.

— Знаешь, — сказал он задумчиво. — Мы ведь так и не… ну, ты понимаешь. В нашем мире это было бы важно.

Гермиона улыбнулась, поняв, о чем он говорит. — Свадьба?

— Да, — кивнул он. — Здесь это, наверное, не имеет такого значения. Нет ни Министерства, ни свидетелей, ни… ничего.

— Может быть, и не имеет, — согласилась она, поворачиваясь в его объятиях. — Но для нас… для нас это может быть важно. Как символ. Как обещание.

Они посмотрели друг другу в глаза. И в этот момент, среди тишины осеннего леса, они приняли еще одно решение.

У них не было ни колец, ни нарядной одежды, ни гостей. Но у них было нечто большее — любовь, преданность и общее будущее.

В тот же вечер, когда на небе зажглись мириады звезд, они вышли на берег озера. Гарри развел небольшой костер. Они стояли, держась за руки, глядя на свое отражение в темной, неподвижной воде.

— Гермиона Джин Грейнджер, — сказал Гарри, его голос звучал торжественно, несмотря на простоту обстановки. — Готова ли ты стать моей женой, делить со мной эту жизнь, в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас… или пока какой-нибудь очередной сумасшедший артефакт не забросит нас в другую вселенную?

Гермиона рассмеялась сквозь слезы, ее глаза сияли в свете костра. Последняя фраза была такой… в их стиле.

— Да, Гарри Джеймс Поттер, — ответила она, ее голос дрожал от переполнявших ее эмоций. — Готова. Всегда была готова.

У них не было священника, чтобы произнести нужные слова, но они сами произнесли клятвы, простые, идущие от самого сердца. Они обещали любить, уважать, поддерживать друг друга, что бы ни случилось. Они обещали быть вместе, всегда.

Затем Гарри достал из кармана небольшой, гладкий камешек, который он нашел на берегу озера. Он был необычной формы, с прожилками кварца, переливающимися в свете огня. Он взял руку Гермионы и осторожно надел ей на палец этот импровизированный «обручальный камень».

— Это не бриллиант, — сказал он смущенно.

— Это гораздо лучше, — прошептала она, любуясь скромным подарком, который для нее был дороже всех сокровищ мира.

Они поцеловались, и этот поцелуй был печатью их союза, началом их новой, совместной жизни в этом странном, но теперь уже не таком чужом мире.

Будущее было по-прежнему неопределенным. Опасности никуда не исчезли. Но теперь они смотрели в это будущее без страха, с надеждой и уверенностью. Потому что они были вместе. Муж и жена. Гарри и Гермиона Поттер. Готовые ко всему, что приготовит для них судьба. Их любовь была их магией, их силой, их домом.

И этого было достаточно.