Код "Гермиона" (джен)

Пока Поттер и Уизли, скрепя сердце, начали раскручивать бюрократическую машину Министерства, действуя с той осторожностью, которая была им совершенно не свойственна, Драко и Нотт готовились к новому погружению.

На этот раз ритуал был иным. Более точным. Более личным.

Нотт поместил в диаграмму два новых элемента. На севере, вместо безликого отчета, теперь лежал речной камешек Рона. Он, казалось, излучал слабое, едва заметное тепло — отпечаток многолетней дружбы. На востоке, рядом с дневником Роули, Нотт положил волос из хвоста единорога, смоченный в зелье Правды — он должен был служить фильтром, помогая отделить ложь тюремщика от истины узницы.

— Это должно усилить ее сигнал и ослабить его, — объяснил Нотт, расставляя свечи. — Мы не просто стучимся в дверь. Мы называем пароль, который знает только она.

Драко сел на свое место. Он чувствовал себя странно. Спокойно. Страх никуда не делся, но теперь он был фоном. Главным было ожидание. Он был похож на шпиона, идущего на встречу со своим агентом на вражеской территории.

Он сделал надрез. Капля крови.

И окно открылось.

Библиотека. Она была там, за своим столом. Но она не читала. Она писала. Перед ней лежал лист пергамента, и она водила по нему пером, которое, казалось, было сделано из лунного света.

Она подняла на него глаза, и в них не было ни улыбки, ни печали. Только напряженное, сосредоточенное ожидание. Словно она знала, что он придет.

Драко не стал тратить время. Он сформировал мысленный образ. Короткий, четкий, как телеграмма. Он показал ей лицо Поттера. Лицо Уизли. Их решимость. Их боль. Он показал ей камешек, который теперь лежал в центре его ритуала.

«Они помнят. Они ищут».

Она смотрела на эти образы, и ее лицо не изменилось. Но Драко почувствовал, как изменилась атмосфера в ее мире. Воздух стал чуть теплее. Тени в углах библиотеки, казалось, отступили.

Она кивнула. Один раз. Медленно.

А затем она показала ему свой ответ.

Она не стала ничего говорить или показывать ему символы. Она просто продолжила писать. И Драко, сфокусировав свое сознание, смог прочесть то, что выходило из-под ее пера.

Это были не слова.

Это были лица.

Одно за другим. Они появлялись на пергаменте, написанные с фотографической точностью, и тут же растворялись, сменяясь новыми. Лица людей, которых Драко никогда не видел. Старики, женщины, дети. Их одежда была старой, из другой эпохи.

Он не понимал. Что это? Кого она ему показывает?

А потом он увидел знакомое лицо. Молодой, черноволосый мужчина с крючковатым носом и печальными глазами. Северус Снейп.

За ним последовало лицо женщины с тонкими, аристократическими чертами. Эйлин Принц.

А за ней — лицо грубоватого, некрасивого мужчины. Тобиас Снейп.

Она показывала ему не просто людей. Она показывала ему родословную. Свою фальшивую родословную. Ту, которую он ей принес.

А потом, после лица Тобиаса Снейпа, она сделала паузу. И написала новое лицо.

Женщина, которую Драко не знал. Но ее лицо… оно было до боли знакомым. То же умное, волевое выражение. Та же копна непослушных каштановых волос.

Под портретом она написала имя.

Джин Грейнджер.

А рядом — еще одно лицо. Мужчина с добрыми, немного растерянными глазами.

Роберт Грейнджер.

Родители. Ее настоящие родители. Дантисты из маггловского Лондона.

Драко смотрел на эти два лица, и его сердце сжалось от понимания. Она не просто показывала ему, кто она. Она кричала ему о них.

Она не знала, что с ними стало. После того, как ее стерли, что стало с ними? Помнили ли они ее? Или их память тоже была изменена? Живы ли они?

Это была не просто информация. Это была просьба.

«Найди их».

И в этот момент он снова почувствовал его. Холод. Присутствие тюремщика. Он подошел слишком близко к ее настоящему прошлому, и это привлекло внимание.

Тени в библиотеке сгустились, поползли к ее столу.

Она быстро написала на пергаменте последнее. Не лицо. Символ.

Знак вопроса.

А затем ее мир схлопнулся. Окно в зеркале погасло.

Драко вернулся в реальность.

— Ее родители, — выдохнул он. — Она хочет, чтобы я нашел ее родителей.

Нотт, который все это время напряженно следил за показаниями приборов, кивнул.

— Я засек его, — прошептал он. — Всплеск чужеродной энергии в самом конце. Он сильнее, чем в прошлый раз. Он адаптируется. Он учится распознавать твое присутствие.

— Мне плевать, — Драко поднялся. Он знал, что ему нужно делать. — Мы должны найти Грейнджеров.

— А знак вопроса? — спросил Нотт. — Что он означал?

Драко нахмурился, пытаясь вспомнить. Это было последнее, что она показала. Не просто знак вопроса. Он был написан особым образом. С точкой не внизу, а в центре. И сама линия была… изогнута, как змея.

— Это не знак вопроса, — сказал он медленно, и новая, холодная догадка начала зарождаться в его сознании. — Это… руна. Древняя. Я видел ее в отцовских книгах. Она означает… «ловушка». Или «иллюзия».

Они переглянулись.

Она не просто просила найти ее родителей.

Она предупреждала его. Что то, что он найдет, может оказаться не тем, чем кажется.

* * *

Найти магглов в Лондоне для волшебника было все равно что искать две конкретные песчинки в пустыне. Но Драко был не просто волшебником. Он был Малфоем. А Малфои всегда знали, как получать информацию, особенно ту, которая не предназначена для чужих глаз.

Он не пошел в Министерство. Он отправился в Ноктерн-аллею.

В маленькой, пыльной лавке, заваленной списанными артефактами и сглаженными гоблинскими монетами, сидел старый информатор его отца, гремлин по имени Гнилозуб. Он покупал и продавал не только вещи, но и секреты, и его сеть информаторов простиралась далеко за пределы магического мира.

— Грейнджеры, — проскрипел Гнилозуб, полируя грязной тряпкой какой-то череп с тремя глазницами. — Дантисты. Да, припоминаю что-то такое. Странная история.

— Что странного? — спросил Драко, кладя на прилавок тяжелый мешочек с галеонами.

Гремлин взвесил мешочек на ладони, и его глаза-бусинки блеснули. Он наклонился ближе, его голос упал до заговорщического шепота.

— Они исчезли. Пятнадцать лет назад. Сразу после вашей большой войны. Просто… испарились. Продали практику, дом. Сказали соседям, что уезжают в Австралию. Навсегда.

— И? — Драко почувствовал знакомый холодок.

— И они действительно уехали, — Гнилозуб хитро улыбнулся, обнажая гнилые клыки. — Вот что странно. Я проверил. Они сели на самолет в Сидней. Купили там дом. Открыли новую практику. Все чисто. Слишком чисто. Словно кто-то взял двух людей и… пересадил их на другую сторону земного шара, аккуратно подправив все документы.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, мистер Малфой, что люди так не поступают. За неделю они продали все: дом, процветающую практику, машину. Сделки были заключены с невероятной скоростью и по ценам чуть ниже рыночных, что заставило всех покупателей молчать и радоваться. Деньги были переведены на анонимный счет в швейцарском банке, а оттуда — на их новый счет в Австралии. Это было не бегство. Это было… хирургическое вмешательство. Безупречно спланированная операция по релокации.

Драко понял. Это не Роули их спрятал. Это сделала она. Стирание памяти. Но она не просто стерла им воспоминания. Она вложила в них новую цель, новое стремление. Она не заставила их забыть дочь, она заставила их поверить, что у них никогда не было дочери, а была мечта — начать новую жизнь в Австралии. Она использовала Конфундус высочайшего уровня, смешанный с заклятиями забвения. Она переписала их личности, чтобы спасти их жизни. И тем самым, сама того не ведая, отрезала последнюю нить, связывавшую ее с реальным миром. Она сама стерла свидетелей своего существования.

— Есть что-нибудь еще? — спросил Драко.

— Есть, — кивнул гремлин. — Записи. Официальные. Их дочь, Гермиона, по всем документам, магическим и маггловским, погибла во время Битвы за Хогвартс. Свидетельство о смерти, некролог в «Пророке», все как положено. Но, — он снова понизил голос, — нет никаких записей о том, как именно были проведены те сделки. Ни риэлторов, ни юристов. Покупатели утверждают, что общались с Грейнджерами по телефону, а документы подписывали с помощью совиной почты. Но голоса по телефону… были странными. Безэмоциональными. Словно они говорили с автоответчиком.

Теперь картина была полной. Она действовала через подставных лиц или, что более вероятно, через мощные иллюзии и голосовые чары. Она подготовила их отъезд. Она переписала им память. Она сама организовала их «исчезновение». А потом, в хаосе битвы, исчезла сама.

— Где они жили? — спросил Драко.

Гнилозуб проскрипел ему адрес.

* * *

Дом находился в тихом, зеленом пригороде. Аккуратный кирпичный особняк, ничем не отличающийся от сотен других. Сейчас в нем жила другая семья. Драко дождался ночи.

Он стал невидимым и бесшумно проскользнул внутрь. Он не искал улики. Он искал… эхо. Остаточный след магии.

И он его нашел.

Это было не проклятие. Не темная магия. Это было… отсутствие. Пустота. Как фантомная боль в ампутированной конечности. В гостиной, на каминной полке, стояли семейные фотографии новых жильцов. Но Драко, используя заклинание спектрального анализа, видел под ними… выцветшие пятна. Места, где десятилетиями стояли другие рамки. Он видел пустоту на стене в коридоре, где, очевидно, висели детские рисунки.

Самое сильное эхо было в одной из комнат на втором этаже. Комната девочки-подростка. Сейчас здесь была гостевая спальня, безликая и стерильная. Но магия помнила. Она помнила запах пергамента и ванили. Она помнила тысячи книг, которых больше не было на полках. И она помнила мощное, сложное заклятие забвения, которое было наложено здесь. Такое мощное, что его остаточная сигнатура ощущалась даже спустя пятнадцать лет.

Он поднялся на чердак.

И там, в самом дальнем, пыльном углу, под грудой старых газет, он нашел ее. Маленькую картонную коробку. На ней выцветшими чернилами было написано: «Гермиона. Детство».

Она пропустила ее. В спешке, в агонии прощания, она забыла про эту коробку. Единственное, что она не стерла.

Его сердце заколотилось. Он открыл ее.

Внутри были не волшебные артефакты. А обычные, маггловские вещи. Первый выпавший молочный зуб в спичечном коробке. Рисунок кошки с непропорционально большой головой. Несколько школьных тетрадей.

И фотографии.

Драко смотрел на эти снимки, и его охватило странное, незнакомое чувство. Это была не жалость. Это было… горе. Он смотрел на украденную жизнь. На нормальное, счастливое детство, которое было стерто и заменено адом.

Он уже собирался закрыть коробку, когда на самом дне нащупал что-то.

Маленький, дешевый магловский диктофон. И кассету в нем.

Дрожащими пальцами он нажал на кнопку «Play».

Сначала было шипение. А потом… ее голос. Юный, чуть дрожащий, но решительный. Она говорила тихо, почти шепотом, словно боясь, что ее кто-то услышит.

»…запись номер один. Если вы это слушаете, значит, я не справилась. Значит, меня больше нет. Мама, папа, я знаю, вы этого не помните, но я люблю вас. Я сделала это, чтобы защитить вас. Заклятие обратимо. В моем сейфе в Гринготтсе есть все инструкции. Ключ у Гарри. Гарри, если это слушаешь ты… не вини себя. Просто… позаботься о них. И скажи Рону, что он был неправ. Книги и ум — это не главное. Главное — это…»

Запись оборвалась.

Драко сидел в пыли и темноте чердака, сжимая в руке маленький диктофон. Он только что услышал голос призрака. Завещание девушки, которая собиралась на войну и готовилась к смерти.

Но она не умерла.

Ее ждала судьба гораздо хуже.

Он понял, что она ему показывала. «Ловушка». «Иллюзия».

Она предупреждала его не о Роули.

Она предупреждала его о самой себе. О своих собственных действиях. О том, что ее акт любви и самопожертвования, ее попытка защитить семью, стала идеальной ловушкой, которая позволила ее врагам стереть ее из мира без единого следа. Она сама подготовила почву для своего исчезновения.

Драко сидел в пыли и темноте чердака, сжимая в руке маленький диктофон. Он прослушал запись еще раз. И еще. Голос юной Гермионы Грейнджер, полный страха и решимости, эхом отдавался в тишине.

»…ключ у Гарри…»

»…скажи Рону, что он был неправ…»

Это было не просто прощание. Это был ключ. Не к ритуалу, не к тайне ее исчезновения. А к ней самой. К ее личности.

Он понял, что нашел то самое неопровержимое доказательство, о котором говорил Нотт. Нечто, что нельзя списать на безумие Роули или его собственную одержимость. Голос. Ее настоящий голос, записанный до того, как мир о ней забыл. Это было доказательство ее существования. И ее предсмертное — как она думала — желание.

Он вернулся в библиотеку Нотта поздно ночью. Теодор не спал. Он сидел, окруженный картами звездного неба и диаграммами, пытаясь расшифровать природу печати Роули.

— Я нашел, — сказал Драко, и его голос был глухим.

Он не стал ничего объяснять. Он просто нажал на кнопку «Play».

Нотт слушал, и его лицо, обычно непроницаемое, медленно менялось. Он слушал не слова. Он слушал то, что стояло за ними. Любовь. Страх. И абсолютную, несгибаемую волю.

Когда запись оборвалась, Нотт долго молчал.

— Так вот, значит, какой она была, — сказал он наконец. — Не памятник. Не гений. А просто… храбрая девочка, идущая на войну.

— И она оставила нам инструкции, — сказал Драко.

— «Ключ у Гарри», — кивнул Нотт. — Ее сейф в Гринготтсе. Там должны быть ее вещи. Настоящие. Те, что помогут нам усилить связь. И, что еще важнее, инструкции по снятию заклятия забвения с ее родителей.

— И она оставила сообщение для Уизли, — добавил Драко. — «Скажи Рону, что он был неправ». Это личное. Это пароль. То, что мог знать только настоящий Рон Уизли. Доказательство, в которое он поверит.

Они переглянулись. Путь стал ясен.

— Ты должен пойти к ним, — сказал Нотт. — Снова. Но на этот раз не с вопросами. А с этим.

Он указал на диктофон.

— Это изменит все, — сказал Драко. — Как только они это услышат, пути назад не будет. Начнется война.

— Она уже давно идет, — ответил Нотт. — Просто до сих пор вы сражались в темноте. А теперь… — он посмотрел на диктофон, — …теперь у вас появился свет.

* * *

На следующий день Драко снова встретился с Поттером и Уизли. На этот раз — на конспиративной квартире Ордена Феникса на площади Гриммо, 12. Место, пропитанное тайнами и борьбой.

Атмосфера была напряженной. За прошедшие дни Гарри и Рон, копаясь в прошлом, стали злыми, издерганными. Каждое новое «вспомненное» ими событие было как новый порез на старой ране.

— Что еще, Малфой? — спросил Рон без предисловий. — Еще одна теория? Еще одна загадка?

Драко молча положил на стол диктофон.

— Что это? — нахмурился Гарри. — Маггловская игрушка?

— Это, — сказал Драко, глядя им прямо в глаза, — завещание Гермионы Грейнджер.

Он нажал на кнопку.

И комната наполнилась ее голосом.

Реакция была мгновенной и сокрушительной. Рон, услышав первые слова, побледнел так, что его веснушки стали похожи на брызги крови. Он рухнул на стул, словно ему перебили ноги.

Гарри замер, как статуя. Его глаза расширились, он перестал дышать. Он слушал не просто голос. Он слушал свое прошлое. Своего потерянного друга.

Когда запись дошла до слов «ключ у Гарри», он вздрогнул, словно его ударили.

А когда прозвучало «скажи Рону, что он был неправ», Рон зарыдал. Громко, открыто, как ребенок. Потому что он помнил. Он помнил тот глупый спор на четвертом курсе, перед Святочным балом, когда он в своей ревности и неуверенности наговорил ей гадостей про ее любовь к книгам. Спор, за который он так и не успел извиниться.

Запись кончилась. В комнате стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь всхлипами Рона.

Гарри медленно поднял взгляд на Драко. В его зеленых глазах больше не было ни ненависти, ни недоверия. Только безмерная, опустошающая боль. И… благодарность.

— Где… — его голос сорвался. — Где ты это нашел?

— Там, где она это оставила, — ответил Драко. — В ее прошлом.

Он знал, что только что пересек Рубикон. Он принес им не просто доказательство. Он вернул им ее. Настоящую. И тем самым подписал смертный приговор их спокойной, построенной на лжи жизни.

— Гринготтс, — сказал Гарри, поднимаясь. Его руки сжимались в кулаки. — Мы идем в Гринготтс. Сейчас же.

Война перешла в новую фазу. У них был голос их павшего солдата. И они собирались исполнить ее последнюю волю.