Ты подарила мне радость, я причинил тебе боль (гет)

в которой я говорю Гермионе правильные слова.

Как я мог совершить такую ужасную ошибку? Раньше, когда Лаванда практически не общалась со мной, я считал её в целом неплохой девушкой со всеми забавными причудами. По крайней мере, мне тогда так казалось. Даже её склонность к сплетням не задевала меня, а потому я принимал это как часть девичьей психики. Ну, нравится им поболтать о неудачах подруг — и всё тут. Правда, Гермиона никогда бы не опустилась до глупых разговоров о том, кто с кем поссорился, кто потом бегал просить прощения и правильно ли этот кто-то поступил. Но Гермиону, как я понял уже давно, нельзя назвать обычной девушкой. Она — необыкновенное создание, которое родилось, чтобы купаться в любви парня, который не может представить себе мир без неё.

Я же выбрал ту, которая не достойна даже поцелуя в щеку, не говоря уж трёх главных слов. С другой стороны, кто мог подумать, что Лаванда Браун окажется такой похотливой? Как она посмела думать, что я хочу, чтобы она прыгнула ко мне в постель после каких-то жалких полгода знакомства? Короче говоря, я допустил самый большой и унизительный просчёт в своей жизни. Всякий на моем месте давно бы покончил жизнь самоубийством, но у меня по-прежнему есть та, ради которой стоит жить. Единственное, что мне осталось сделать — это приложить максимум сил, чтобы избавиться от Лаванды и наконец-то предложить Гермионе стать моей девушкой. После всего пережитого у нас нет другого пути. Да я не хочу, чтобы был иной выход из сложившейся ситуации.

Позволить дальше Лаванде смеяться надо мной и продолжать скрывать от Гермионы свои желания — это значит жить, измываясь над моей душой, которая готова разорваться в любую минуту. Следовательно, я должен бросить Лаванду Браун. Надеяться на то, что она сама поймет ошибочность наших отношений, я больше не могу. Только пусть судьба подарит мне такую возможность...

Но судьба и время работали против меня. Испытание по трансгрессии приблизилось вплотную. Вчерашняя тренировка не дала положительных результатов. Поэтому утро началось для меня с серого настроения, стоило мне посмотреть на брошюру Министерства «Трансгрессия — часто совершаемые ошибки и как их избежать», которую нам раздал вчера Уилки Двукрест. Честно говоря, эта брошюра не принесла полезной информации. Я и без Министерства знал, что, чтобы избежать расщепа, нужно сосредоточиться на цели прибытия. По крайней мере, думал, что знал...

В итоге я провалил испытания. Я оставил на Главной улице половинку брови, а экзаменатор это заметил. После провала мы с Гермионой, которая, кстати, блестяще сдала на права, сразу отправились в замок. Всю дорогу она пыталась меня успокоить, но я продолжал чувствовать какую-то опустошенность. Когда все твои труды идут насмарку, руки опускаются продолжать бороться дальше.

Ко всему прочему Гарри получил от Хагрида письмо, где говорилось о том, что ночью умер Арагог — гигантский паук, которого Хагрид держал в Запретном Лесу. Более того, Хагрид просил нас придти на похороны ближе к ночи, прекрасно понимая, что если мы попадемся, то нас ждут серьёзные неприятности. Мы с Гермионой отказались участвовать в похоронах и стали придумывать план, как забрать у Слизнорта подлинные воспоминания о Томе Реддле. Профессор после ужина обычно возвращался в свой кабинет, поэтому легче всего его поймать и разговорить у двери его кабинета. Поскольку последняя попытка Гарри провалилась, он решил воспользоваться зельем удачи.

Вечером мы пробрались в спальню шестикурсников. Мы с Гермионой устроились на моей кровати, а Гарри достал чемодан, в котором хранилось зелье, и открыл его.

— Вот оно, — сказал Гарри, доставая серые носки. Развернув их и достав пузырек, он произнес: — Ну, поехали, — и отпил из флакончика. Лицо его медленно озарилось улыбкой уверенности. Поскольку я когда-то думал, что выпил это зелье, то могу представить, что чувствует сейчас друг.

Вдруг он вскочил на ноги и воскликнул:

— Великолепно! Просто великолепно! Ладно, я пошел к Хагриду.

— Куда? — хором спросили мы с Гермионой.

— Постой, Гарри, тебе же нужно повидаться со Слизнортом, помнишь? — сказала Гермиона, придя в себя первой.

— Нет, — ответил Гарри. — Я иду к Хагриду, это самое лучшее, я чувствую.

— Ты чувствуешь, что самое лучшее — заняться похоронами гигантского паука? — спросил я.

— Ну да, — Гарри продолжал улыбаться, доставая мантию-невидимку. — Я чувствую, что должен быть этой ночью там, понимаете?

— Нет, — снова хором ответили мы.

— Слушай, а это точно «Феликс Фелицис»? — спросила Гермиона, отобрав у Гарри флакон и поднеся к свету. — У тебя никаких больше флаконов нет, наполненных... ну, не знаю...

— Настоем невменяемости, — подсказал я.

Гарри рассмеялся громче и накинул на плечи мантию.

— Поверьте мне, я знаю, что делаю. По крайней мере, «Феликс» знает.

Гарри целиком скрылся под мантией-невидимкой, и через несколько секунд дверь в спальню открылась. Мы с Гермионой поспешили за ним. Около нижней ступени стояла Лаванда Браун.

— Чем это ты с ней там занимался? — взвизгнула она, уперев руки в бока.

Гермиона сделала шаг вперед, собираясь уйти, но я взял её руку и не позволил ей это сделать.

— Ты нужна мне, — сказало мое сердце.

— Лаванда, ты всё неправильно поняла, — ответил я.

— Что я должна понять? В последнее время ты мало того, что избегаешь меня, так ещё и гуляешь под ручку с этой Грейнджер. А сегодня я застаю вас, когда вы выходите из спальни мальчиков вместе!

— Хватит, Лаванда!

— Что? Да отпусти её руку!

— Кто ты такая, чтобы мне приказывать?

— Я — твоя девушка, а она просто подбивает к тебе клинья! — Лаванда ткнула в Гермиону пальцем.

— Заткнись! Гермиона — самая красивая, нежная, искренняя и умная. Она всегда была рядом со мной, она прощала меня, когда я вёл себя, как дурак, она спасала мою жизнь. А вот ты не можешь похвастаться этим, верно?

— Что? — Лаванда захныкала, её глаза заблестели от слез. — Что ты сказал?

— Ты слышала, — ответил я. — Мне уже надоело быть твоей собачкой на поводке.

— Ты никогда не был моей собачкой! — сквозь слёзы на повышенных тонах воскликнула Лаванда. — Я люблю тебя, а ты никогда не говорил со мной о своих чувствах. Ты никогда не рассказывал мне о своих желаниях и мечтах.

— А ты спрашивала? — мой голос, наоборот, становился тише.

— Если бы ты захотел, ты бы всё рассказал! А ещё ты никогда не дарил мне подарки и не носил на руках...

— И это вспомнила, — я всплеснул свободной рукой. — Ты всего этого не заслуживаешь, — я почувствовал, как рука Гермионы дернулась в моей.

— А она заслужила? — воскликнула Лаванда.

— Да, — уверенно ответил я, краем глаза посмотрев на Гермиону. Она повернула голову ко мне и удивленно вскинула брови. Я чуть заметно кивнул, как бы говоря, что мои слова не пустые.

— Спасибо, Рональд, наконец-то, я дождалась от тебя откровенности. Если хочешь, чтобы эта зубрила хозяйничала тобой, то я не буду мешать. Ты выбрал свой путь, который приведет тебя к одиночеству...

— Прекрати подражать Трелони. Она — мошенница, а ты мне надоела до ужаса.

— Ах, надоела?! — завизжала Лаванда. Она топнула ногой и отступила на шаг. — Убирайся, не хочу больше тебя видеть! — а потом сама развернулась и направилась к выходу.

Я выдохнул с облегчением, но на полпути она остановилась.

— Что ещё? — спросил я.

— Верни мне кулон, который я тебе подарила на Рождество.

— Я не могу этого сделать...

— Почему? — спросила Лаванда. Гермиона снова удивленно посмотрела на меня. Да, ей будет что вспомнить. Не каждый день парень бросает девушку ради другой, которую любит.

— Я выкинул его в мусорную корзинку.

Лаванда подавила новое рыдание и вскрикнула:

— Ты выкинул его? Мой подарок?

Я кивнул. Лаванда круто развернулась и умчалась из гостиной, ногой распахнув проем. Гриффиндорцы смотрели ей вслед несколько секунд, потом повернули головы в мою сторону. Я, что, похож на клоуна или только что совершил что-то невообразимое? Под внимательные взгляды студентов я взлетел по лестнице обратно в спальню. Гермиона поднялась за мной.

— Ты был слишком жесток с Лавандой, — сказала она, укоризненно покачав головой. — Зачем было говорить, что ты выбросил её кулон?

— Но если это правда, Гермиона? К тому же, ради тебя я готов быть и жестоким, и злым, и безжалостным.

— Не надо, Рон, — её брови приподнялись. — Просто будь самим собой.

Я сел на свою кровать, облокотившись на руки.

— Сделанного не воротишь, — ответил я. — Я добился цели, и теперь мы с тобой можем...

— Что? — воскликнула Гермиона.

— О чем ты подумала, Гермиона? Я просто хотел сказать, что люблю тебя и...

Слова, которые я должен сказать, словно застряли внутри. Старые страхи поднялись в душе. С чего я решил, что Гермиона захочет встречаться со мной даже после того, как я бросил Лаванду Браун? Гермиона — не такая...

— Это мне не снится?

— Нет, Гермиона. Я по-настоящему тебя люблю и не могу жить без тебя.

— Я тоже тебя люблю, — произнесла она, подойдя на шаг.

Поняв намерения Гермионы, я вскочил на ноги, подбежал к ней и сжал в объятиях. Гермиона не сопротивлялась, и через несколько секунд наши губы встретились. Мы целовались, и вкус губ Гермионы наполнял каждую клеточку моего тела. Что-то знакомое и чудесное было в этом вкусе... что-то, что мне нравилось, когда я был ребенком, не знавшим Гермиону Грейнджер, самую удивительную девушку на свете, настоящую волшебницу. И вот сейчас я снова ощущаю этот запах, который возвращает в мое детство и мою мечту. Гермиона — моя мечта.

* * *

На следующий день на заклинаниях Гарри рассказал нам о своем вчерашнем приключении. Ему удалось добыть воспоминание Слизнорта на похоронах Арагога. Оказалось, что Слизнорт поведал Реддлу о крестражах, которые позволяют буквально жить после смерти, после чего Реддл создал их. Дневник, который Гарри проткнул клыком Василиска в Тайной Комнате — это тоже был крестраж. Более того, мы узнали, куда исчезает Дамблдор из школы: он ищет новые крестражи и согласился взять Гарри на уничтожение очередного.

— Ну и ну! — воскликнул я после рассказа Гарри. — Вот это да! Ты и вправду собираешься отправиться с Дамблдором?.. И попытаешься уничтожить?.. Ну и ну!

Друг кивнул и попытался скрыть улыбку радости.

— Повнимательнее, Рон, — сказала Гермиона, схватив мое запястье и заставляя меня отпустить палочку. — Из-за тебя снег пошёл.

Я посмотрел наверх и увидел, что с потолка сыплются крупные снежинки. Они кружили по воздуху и оседали на головах и мантиях учеников и профессора Флитвика. Снег не таял, его следы на черных мантиях и волосах создавали впечатление, что всех замучила жуткая перхоть. Я перевел взгляд на свои плечи.

— Ах, да, прости... Глянь-ка, у всех такой вид, будто их жуткая перхоть одолела...

Я стряхнул левой рукой снежинки с плеч Гермионы, чье лицо озарилось легкой улыбкой, и услышал сзади всхлипывание. Мы обернулись и увидели Лаванду Браун, сидевшую от нас на третьей парте и спрятавшую лицо в ладонях. Гарри удивленно посмотрел на неё, потом на меня.

— Мы с ней порвали, — сказал я, отворачиваясь. — Вчера ночью. Когда она увидела, как я выхожу с Гермионой из спальни. Тебя-то она видеть не могла, вот и решила, будто мы там были вдвоем.

— Ты ведь не особенно горюешь из-за того, что всё наконец закончилось? — спросил Гарри.

— Нет, — честно ответил я, смотря на Гермиону. — Конечно, пока она на меня орала, приятного было мало, но мне хоть не пришлось самому объяснять ей, что между нами всё кончено.

— Трусишка, — сказала Гермиона. — Хотя должна сказать, прошлая ночь вообще была неудачной для романтических отношений. Вот Джинни с Дином тоже расплевались.

Гермиона посмотрела на Гарри понимающим взглядом. Сейчас начнется очередная лекция на тему любви... лекция, которая относится к моей младшей сестре. Снова Джинни оказалась свободной, а это значит, что за ней снова будут бегать парни, которых я не хочу видеть рядом с ней. Когда же Джинни успокоится и найдет себе того, с кем хочет встречаться постоянно? Если это будет Гарри, то так даже лучше. В конце концов он много лучше, чем Майкл или Дин. Правда, смогу ли я привыкнуть к тому, что моя сестра будет целовать моего друга?

Размышления о Джинни прервались приближением профессора Флитвика. Он подошёл к нашей парте и приказал нам с Гарри превратить уксус в склянках в вино.

— Vinegarverity— прозвучало в моей голове, когда я взмахнул палочкой. Моя склянка тут же разбилась вдребезги. Профессор, вылезая из-под стола и стряхивая остатки стекла со шляпы, неодобрительно покачал головой и сказал:

— М-да... задание на дом. Практиковаться.

После звонка мы отправились в гостиную. Гермиона улыбалась всю дорогу, но не позволила взять себя за руку, когда я протянул свою, когда мы выходили из класса. Лаванда отстала от нас, но всё равно я слышал сзади рыдания и успокаивающий шёпот Парвати. Но как говорится, назад пути нет. Я поступлю глупо, если снова начну встречаться с Лавандой Браун и упущу ещё один шанс стать парнем Гермионы. Я больше не должен повторять своих ошибок. Спасибо, мне их хватило по горло.

* * *

Солнечное субботнее утро двадцать четвертого мая началось для меня с яркого луча, пробившегося сквозь занавески и ударившее мне в лицо. Несмотря на то, что мы узнали самый большой секрет Тёмного Лорда, который он скрывал всю свою жизнь, природа призывала отказаться от проблем и провести последние дни весны на улице. Но груз этих самых проблем был очень велик. Хоть Гарри и воодушевился оттого, что смог добыть воспоминание Слизнорта и что Дамблдор возьмёт его на уничтожение крестража, но мы с Гермионой не разделяли его настроения. Во-первых, неизвестно где находится этот крестраж, во-вторых, он может обладать непреодолимой защитой. А самое главное, я до сих пор не предложил Гермионе стать моей девушкой, хотя и бросил Лаванду у неё на глазах. Уже несколько раз во сне возникала эта сцена, где всё шло так, как мне нужно, но в реальности я не мог сказать Гермионе, что хочу встречаться.

Вчера я пришел в спальню поздно, потому что мы с Гермионой до полуночи дежурили на седьмом этаже. Ну, вообще-то, не совсем дежурили. Я и не знал, что Гермиона — настоящая мастерица в придумывании разных забавных игр. Я, конечно, тоже не отстаю, но Она оказалась настоящим сокровищем, каждый раз подстегивающим моё желание к Ней. Интересно, откуда Гермиона узнала, как нужно соблазнять парня? Хотя, что я говорю? Она всегда это знала, только берегла своё умение для меня. С ней никогда не будет скучно, теперь я в этом уверен. Например, вчера...

— Гермиона! — воскликнул я, когда её губы оставили мои. Мы стояли посреди пустого коридора седьмого этажа, и я был зажат в её объятиях. — Ты, что, намерена свести меня с ума? Ещё немного — и я перестану владеть собой.

Она игриво улыбнулась и ответила:

— Да, потому что тогда я буду владеть тобой.

— Так вот чего ты добиваешься? — спросил я, сильнее прижимая Гермиону к себе.

— Ага, — она кивнула.

— Тогда тебе придется сильно постараться, что это совершить.

— Ты уверен?

— Зная себя лучше других, да.

— Посмотрим... — она подмигнула. В моем горле образовался комок. Вот уж не думал, что простое подмигивание может стать оружием соблазнения. Хотя, с другой стороны, Гермиона обладает несметным количеством таких оружий. Единственное, на что я могу надеяться, так это на то, что она сама об этом пока не знает.

— Раз уж ты рассказала мне свой план, то не жди лёгкой победы. Отныне я буду сопротивляться изо всех сил.

— Давай, — сказала она и ещё раз поцеловала мои губы.

Ах так, мисс Грейнджер! Тогда держитесь! Я спустил руки к её талии, затем к ягодицам, сжимая их. Моя любимая стала вырываться из-под моих губ, её красивые глаза широко распахнулись, но я не отступлю. Её руки легли на мои плечи, и я почувствовал её ногти на своей коже. Она, что, хочет исцарапать меня в кровь? Тогда я буду тебя щипать. Реализации плана помешала юбка школьной мантии. Почему её делают из толстой ткани?

Пока я размышлял о назначении школьной мантии касательно любви Рона Уизли к Гермионе Грейнджер, сама Гермиона смогла вырваться из моего капкана и залепить мне пощёчину.

— Ты что себе позволяешь?

— Я сказал, что лёгкой победы не будет, — ответил я, потирая ушибленное место.

— Ты — самоуверенный наглец, — сказала Гермиона, когда я ухватил её правую руку.

— Согласен, — я резко дернул её и прижал Гермиону спиной к себе. — Но я заставлю тебя...

— Что? — спросила она с придыханием.

Вместо ответа я прикоснулся губами к её шее. Затем высунул кончик языка и оставил на её коже мокрую точку. Гермиона на этот раз не вырывалась, а просто немного приподнялась на носочки. Если бы я знал, что это обернется куда худшими последствиями, я был бы согласен на вырывание. Пока я занимался целованием шеи Гермионы и спусканием с её плеч накидки мантии и блузки (на пуговицы мне не хотелось тратить время — пусть лучше уж они оторвутся, чем я упущу драгоценные минуты), Гермиона коснулась ногой до моей промежности и...

— Рон, тебе срочно нужно в больницу, — сказала она, так натурально изображая беспокойство, что я поверил ей и остановился.

— Зачем? — спросил я, осматривая руки.

— У тебя большие (она устремила взор вниз) проблемы с твоим другом.

Чёрт, Гермиона! Пока я приходил в себя от её выкрутасов, она добавила:

— Прости, но я не могу проводить тебя. Сегодня был слишком тяжелый день, я устала и хочу спать, — она притворно зевнула и направилась по коридору.

Я простоял ещё минуту, полностью выведенный из строя. Гермиона — настоящее проклятие, раз способна на такие издевательства, но это моё проклятие, и я не собираюсь ни с кем делиться.

Сейчас лежа в постели и улыбаясь от счастливых воспоминаний, я понял, что давно настало время, чтобы объявить себя парой и получить все причитающие возможности. Всё, сегодня пойду к Гермионе и предложу встречаться.

Я поднялся с кровати и оделся. Есть не хотелось, но сегодня мне нужны силы, поэтому я скорее заставил себя спуститься в Большой Зал. Народу в Зале было уже прилично. Слизеринцы продолжали костерить Гарри за то, что он сделал с Малфоем. Новость о том, что Избранный владеет черной магией, разлетелась быстро благодаря стараниям Пэнси Паркинсон, Крэбба и Гойла. Эта дуэль точно войдёт в историю школы, как самая страшная дуэль учеников. Теперь Гарри был вынужден каждую субботу отбывать наказание у Снегга, что сильно уменьшило наши шансы на победу в квиддиче. Тем более, финальный матч года назначен, как раз, на сегодня.

Пуффендуйцы тоже, по-видимому, обсуждали эту новость, но они могли довольствоваться только слухами, как и когтевранцы. Проходя мимо стола Пуффендуя, я услышал:

— Говорят, он в последнее время вместе с Грейнджер практически ночевал в Запретной Секции.

— Думаешь, он выискивал там Тёмные заклятия?

— Определенно.

Мне не хотелось слушать этот бред, и я отправился к своему столу. Гриффиндорцы, конечно, в основном, были обескуражены поступком Гарри. Кто мог представить, что ему известна Чёрная Магия? А ещё они были рассержены на капитана команды, который не будет играть в финальном матче. В общем, Гарри приходится сейчас несладко. Против него снова встала практически вся школа. Даже преподаватели, которые выражали восторг после моей дуэли со слизеринцами, приняли сторону Драко Малфоя.

Оттого, что Гарри опять попал под гнёт издевательств, мне, правда, не становится легче. Я до сих пор не начал встречаться с Гермионой.

Кстати, о Гермионе. Интересно, как она поведёт себя после вчерашнего дежурства? Всё-таки вчера мы позволили друг другу немного больше, чем требовалось. Я надеюсь только на то, что Гермиона не обиделась. Я не переживу ещё день без неё. Хотя обижаться ей не на что. Она ушла вчера, полностью обезоружив меня и понимая, что смогла меня соблазнить. Она — настоящая пытка для ума и тела и прекрасное лекарство для сердца и души. С каждым разом мне всё сложнее контролировать руки, которые тянутся обнять её за талию, а потом прижать к себе, ноги, которые подкашиваются при её появлении. А уж губы, которые жаждут оставить свой след на каждом сантиметре бесподобного тела Гермионы, тем более. Целовать и обнимать Гермиону — вот цели моей жизни. Но она не захочет сразу переходить к таким отношениям. А я после тисканий с Лавандой Браун по-другому взглянул на любовь между парнем и девушкой. Я хочу всеми силами добиваться Гермиону и готов ждать столько, сколько нужно, того, что изменит нас...

— То есть вашей ночи? — спросил вкрадчивый голос в голове.

— Да, — ответило сердце.

Боже мой, даже моё сердце мечтает об этом! Но моё время ещё не настало.

Пока я думал о том, что мне делать, ко мне подсел Гарри.

— Как настроение? — спросил он, взяв вилку.

— Ниже среднего. А ты не мог попросить Дамблдора, чтобы он отменил наказание?

— Я не видел его со времен нашей последней встречи. Он сейчас занимается поиском... крестража, — последнее слово Гарри произнес шепотом.

— Ладно, только без тебя будет сложно выиграть.

— Джинни хорошо выступала в роли ловца в прошлом году.

— Да, но всё-таки... — я не договорил, потому что заметил приближение двух девушек. Гермиона и Джинни. Они подошли к нам, и Гермиона спросила:

— Как ты, Рон?

— Вполне нормально, — я вовремя успел пихнуть Гарри, который хотел возразить, локтем.

— Ты ещё долго? — спросила Джинни, опускаясь на скамью.

— Я только пришёл. А ты, что, есть не хочешь?

— Не очень, — ответила она, странно переглянувшись с Гарри.

Гермиона села рядом со мной, как бы случайно задев меня рукой.

— Что? — спросил я шепотом.

— Ничего, — ответила она и коротко улыбнулась. Мерлин, неужели она думает о вчерашнем? Эта девушка — настоящая бестия, срывающая меня с катушек. В моей голове заплясали огни. Я не мог даже вообразить, что Гермиона может стать моей мучительницей, которая с недавнего времени вызывает у меня страстные желания, при этом не позволяя им выйти наружу.

Мы позавтракали, а затем вместе с командой вышли из Большого Зала. Гарри не сказал ни слова и направился в подземелья к Снеггу. Мы вышли на свежий воздух и направились в раздевалку.

— Удачи, Рон! — крикнула Гермиона и отправилась на трибуны, не оборачиваясь. Скажу честно, пока я шёл в раздевалку, я разворачивался трижды. Как когда-то неудачи в отношениях с Гермионой становились причиной провалов в квиддиче, так теперь я чувствую, что если мы победим, то мне станет в сто раз легче сказать Гермионе, что нам пора начать встречаться. Гермиона и квиддич — самые главные цели моей жизни. Только с одним отличием. Квиддич временен, а Гермиона — навсегда.

Команда переодевалась в форму, не произнеся ни слова. Не было обычных шуток, последних наставлений, обсуждений тактик и прочего. Всё-таки без Гарри нам будет много сложнее победить. Сколько же в жизни несправедливости! Почему на свете живут такие люди, как Северус Снегг, которые не в состоянии понять, что значит для нормальных людей любовь и дружба? Конечно, я знаю, что в жизни придется столкнуться со всем, но нужно помнить о рамках. Снегг однажды сказал, что кого-то любил, но в это с трудом верится. Наверное, та, которую он любил, выбрала другого, и он обозлился на мир, а нам: мне, Гермионе и Гарри — посчастливилось познакомиться со Снеггом. Не думал я, что среди волшебников могут существовать такие. И всё началось с Тёмного Лорда. Не будь его, не было бы Пожирателей Смерти, не было бы зла. Благо, против зла выступает безграничная сила, пред которой оно обращается в золу. Имя этой силы, которой обладаем мы с Гермионой — любовь.

Думая о Гермионе, я вышел с метлой на плечах на улицу. Солнце сегодня необычайно яркое, но наши кольца располагаются так, что оно не будет мешать. Оказавшись на поле, я первым делом осмотрел трибуны. Вот Она, на самой верхней скамье, совсем рядом с кольцами, которые я буду защищать, машет мне рукой и улыбается. Рядом стоят Симус и Невилл, но они смотрят, как Кэти пожимает руку капитану когтевранской команды. В отличие от моей Гермионы. Мерлин, ты не представляешь, как мне хочется сейчас взлететь к ней наверх и прямо на глазах у всех поцеловать в губы! Мне бы это придало таких сил, что я смог бы не только выиграть матч, но и перевернуть землю.

Мадам Трюк громко свистнула, отвлекая меня от фантазии, в которой я сначала целуюсь с Гермионой, а затем на руках отношу в спальню, чтобы там... Я взмыл в воздух, подлетел к воротам, и игра началась.

После двух отбитых мною мячей я больше не мог игнорировать учащенное биение сердца, которое вызвано не эйфорией от удачи в игре, а видом Гермионы, которая стала использовать весь набор орудий соблазнения на полную мощь. Она послала мне воздушный поцелуй, что раньше никогда не делала, а потом присоединилась к аплодирующим Невиллу и Симусу, продолжая внимательно на меня смотреть. Боже, зачем она так делает? Она, что, хочет, чтобы мы проиграли? Нет, она добивается другого. Чего?

Придумывая, чего хочет Гермиона, я пропустил следующий мяч. Отругав себя по полной программе, я попробовал сосредоточиться на игре. Не получилось. Воспоминания обо всех наших поцелуях забивали голову, заставляя снова чувствовать на губах вкус Гермионы. У нас уже было столько поцелуев, а я до сих пор не смог определить, с чем сравним вкус губ Гермионы. Одно ясно: это что-то замечательное, что мне нравится. Вспоминая, что мне нравится, я пропустил ещё два мяча. Катастрофа! Не отвлекаться... от чего: от игры или от Гермионы? Игра подождёт, к тому же мы пока ведём. Гермиона. Нет, моя Гермиона. Мерлин, ты не представляешь, как я хочу держать руку Гермионы, которая мне машет. И другую, и всю Гермиону хочу сжимать в объятиях, гладить её волосы и спину, и целовать, целовать, целовать... пока сердце не вылетит из груди, или я не сойду с ума (что более вероятно). Если бы не Гермиона, эта восхитительная девушка и моя соблазнительница, я бы давно... Умер? Нет, слишком просто. Без Неё я бы страдал каждую минуту от скуки. Только Гермиона способна приносить в мою жизнь счастье и радость. С Гермионой новый день — это подарок судьбы. Смотреть в её глаза — это всё, что нужно, чтобы я продолжал жить.

Ещё мяч...

Мерлин, если я не переключусь на квиддич, то мы точно проиграем. Оторвал взгляд от трибуны и перевёл его на квоффл в руках Демельзы Робинс. Поднялся легкий ветер, который треплет подол моей спортивной формы и густые каштановые волосы Гермионы. Умоляю тебя, моя богиня, дай мне хоть немного передохнуть. Клянусь жизнью, после игры ты снова сможешь мною повелевать. Нет, не дает. Смотрит на меня карими глазами, не отводя их ни на секунду. В следующий миг меня словно облили холодной водой, я рванул влево — и в мою грудь врезался красный мяч. С неохотой опустив взор вниз, я увидел в руках квоффл. Бросив его Дину, я снова погрузился в состояние полудремы. Всё-таки мой разум, а это был именно он, дает иногда о себе знать и не позволяет утонуть в море желаний под названием Гермиона. К сожалению.

Медленная пытка продолжилась. После седьмого пропущенного мяча я получил нагоняй от Кэти и Джинни. Неприятно конечно, но, взглянув на сочувственную улыбку Гермионы, я тут же успокоился. И попытался взять себя в руки. Интересно, кто придумал это выражение — «взять себя в руки»? Наверное, тот, кто никогда не любил. Ведь я хочу, чтобы мною владела Гермиона, которая снова начала издеваться. Она села на скамью и положила руки на колени. Блин, уж лучше бы она громко кричала, размахивая флагом Гриффиндора, чем вот так. Её скрещенные пальцы приковали мои глаза к себе. Я вспомнил, как вчера они лежали на моей спине, как царапали мои плечи. Бесподобно! Я в раю! Я уж молчу про её ноги, на которых лежат эти пальцы. Гермиона никогда не клала одну ногу на другую (кроме того раза с канарейками), считая это проявлением вульгарности. Но в случае Гермионы это было бы безумно сексуально и возбуждающе. Хорошо, что она пока не знает об этом. Я свалюсь с метлы, если она так сделает.

В очередной раз попробовал перевести взгляд на поле и сосредоточиться на игре. Ура, получилось! У меня ещё есть шанс не позволить Гермионе проведать, что она может так мучить меня, заставляя отказаться от всего ради того, чтобы отдаться ей целиком и полностью.

— СЧЁТ: ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ — СЕМЬДЕСЯТ!!! — услышал я краем уха усиленный рупором голос профессора МакГонагалл.

Если сейчас Джинни поймает снитч, то мы победим в гонке за Кубок. Давай, сестренка! Вот чёрт, когтевранцы завладели квоффлом, и на меня полетел их капитан. Он сильно петлял, сбивая меня с толку, у меня осталась секунда, чтобы принять решение — я бросился вправо и отбил красный мяч рукой. Квоффл улетел вниз, и его подхватила Демельза. Зрители зааплодировали. Но игра продолжается.

В целом, этот матч прошел удачно. Я, правда, пропустил ещё семь мячей, но мы смогли выиграть с перевесом в триста десять очков. Счастливая, команда под аплодисменты отправилась в раздевалку. Я, окруженный игроками, нёс Кубок квиддича и пытался разглядеть в толпе Гермиону. Не смог. Эйфория от победы действительно придала мне сил, и теперь я абсолютно готов признаться Гермионе в любви и предложить стать моей девушкой. Надеюсь, она придет ко мне в раздевалку. Или нет, лучше так: на празднике, который начнется в гостиной Гриффиндора, прямо при всех объявить себя парой. Ладно, как бы там это ни было, я хочу связать себя с Гермионой навсегда.

Я специально переодевался медленно, ожидая прихода Гермионы. И вот, когда за Кэти закрылась дверь, я услышал сзади радостный голос:

— Поздравляю, Рон!

Я обернулся и увидел мою любимую, подбегающую ко мне. Через мгновение я оказался в её объятиях.

— Ты великолепен!

— Спасибо, Гермиона, — я собрал все силы в кулак и поцеловал её губы. Нежно и ласково... Только Гермиона может так целоваться. Наслаждаясь вкусом Гермионы, я наконец-то понял, с чем его можно сравнить. Вишня, сочная и наполненная солнечным светом и теплом, с гладкой кожицей, манящая к себе и очень сладкая.

— Гермиона, — произнес я, когда наш поцелуй прервался. — Я хочу сказать тебе кое-что. Я хочу встречаться с тобой и предлагаю тебе стать моей девушкой, — я больше не могу носить эти слова в себе, и потому не стал тянуть с ними.

— Ты же говорил, что не переносишь ярлыков? — спросила Гермиона.

— Я не переносил, когда Лаванда Браун носила этот ярлык, но теперь...

— Теперь хочешь называть меня своей девушкой?

— Безумно хочу.

— И какой, ты думаешь, будет мой ответ после всего, что мы вытворяли? После всех поцелуев, ночных дежурств, произнесенных слов?

— Надеюсь, что да.

— Правильно надеешься, — Гермиона снова приблизила лицо ко мне. — Я согласна, — и вот настал поцелуй, о котором я мечтал целый год — горячий и страстный. Гермиона распахнула глаза, в которых плясал огонь желания. Упиваться Гермионой, чувствовать её спину под моими руками, слышать каждый удар её сердца — вот для чего я жил все эти годы и буду жить дальше вместе с ней.