С самого начала (джен)

Захлопнув за собой дверь, наколдовав светящийся циферблат, чтобы выполнить обещание в точности, сделав всего несколько шагов по коридору, Альбус почувствовал нарастающее беспокойство. Всего десять минут, чтобы найти ответ на непростой вопрос: на что Том так обиделся, почему предложение поговорить с родными вызвало такую ярость. Что может быть настолько плохого с его точки зрения? Учитывая, что предложил сам Том, он не против помочь во много раз большим, чем просто рассказав, что из себя представляют эти люди сейчас. Все же плохо, что он, Альбус, так привык опираться на свою способность проникать в чужое сознание, как на костыль. Сейчас, столкнувшись с сознанием, защитившим себя от прочтения, может быть, даже невольно, он почувствовал себя таким же беспомощным, как лишенный своей палки инвалид, или, что было бы еще более правильным сравнением, как потерявший свои очки полуслепой.

Между тем ощущение, что что-то непоправимо плохое происходит прямо сейчас, нарастало. Но что могло случиться? Волшебник может устроить небольшой костер и потушить его так же быстро, как зажечь, нет никакой опасности. Тем более, Том любил экспериментировать с поджигающим заклинанием, долго искал способ добиться «эффекта Альбуса», как он это называл — огня, который горит, не уничтожая, и из логичного рассмотрения своих неудачных опытов — различных способов мгновенного уничтожения огнем, контролируемых взрывов. Но удовлетворится ли Том сегодня обычным огнем? Нет. Собственная интуиция, Мерлин и все остальные свидетели важных слов и адресаты требующих немедленного вмешательства молитв уже не нашептывали, а кричали — слишком подходящий момент для следующего шага вперед. Альбус обещал ждать десять минут, которые немедленно превратились в пять. Темпус отсчитывал секунды. Последние тридцать ушли на то, чтобы подготовить достойный отпор, если у Риддла хватило глупости выпустить дьявольский огонь, не ограничив его сразу так, как положено — замкнутым антимагическим щитом.

Из раскрытой трижды произнесенным требованием двери не плеснуло огнем в коридор только потому, что непроницаемая для него защита уже была подготовлена. Только помощь Хогвартса позволила обуздать стену огня мгновенно, полностью перекрыв доступ магии в охваченное им пространство. Альбус шагнул вперед. Теперь здесь было темно и пусто, и только пол Комнаты Необходимости покрывал толстый, почти однородный слой пепла.

— Нет!

Еще пять минут назад они разговаривали. Альбус зажал себе рот рукой. Ничего нельзя было сделать. Пепел застыл волнами, как песок на берегу под легким прибоем. Каждая линия намертво впечатывалась в мозг. Его больше нет. Можно выйти и потребовать комнату с живым Томом, но это бессмысленно, Комната не настолько всесильна. Альбус опустился на колени и осторожно коснулся еще горячего пепла.

— Ты не мог уйти раньше меня, — прошептал он теплу, мягко обнявшему застывшие пальцы.

Бессмысленно, но лучше, чем стоять так, чувствуя, как сердце сжимается в точку, поэтому Альбус бросился обратно к двери и выполнил ритуал.

Комната осталась такой же темной и пустой… но тень, движение сверху заставили его запрокинуть голову. Риддл легко опустился на пол, подняв вихрь невесомых серых хлопьев, заставивший закашляться их обоих.

— Здорово ты его прихлопнул. А я научился летать! — радостно сказал он, стараясь протереть глаза. — Зачем ты выходил потом? — кажется, и эта его маленькая мистификация удалась.

— Как? — только и мог выдавить Альбус, не уверенный, что может доверять глазам теперь. Комната Необходимости, на какие трюки она способна?

— Не оставил себе другого выхода.

— Так ты специально?

Том только пожал плечами.

— Нет, правда, как давно ты все это задумал? — Альбус кричал бы, если бы не навалившаяся усталость.

— Я не знаю, как ответить, Дамблдор. Полтора года попыток взлететь. Часто думал прыгнуть с такой высоты, чтобы не осталось выбора, — привычка Тома вышагивать, нарезать круги, когда он был волновался или взвинчен, привела к тому, что его мантия испачкалась разворошенным пеплом до колен; досталось и альбусовой, хотя он то оставался неподвижен. — Помнишь, я ломал обе ноги осенью? Это оно, но тогда высоты не хватило, струсил. У тебя так бывает, что бьешься над чем-то очень долго, а потом в одну минуту узнаешь ответ? Когда ты сказал, что у меня десять минут, я вспомнил, что не смогу сделать ничего такого, от чего погибну, и времени у меня осталось совсем мало, меньше года уже. И все сложилось, эти десять минут и то обещание, — Том смотрел прямо перед собой и глаза его сияли.

— Я не знаю больше ни одного человека, который решился бы на такое безумие даже при всех вводных условиях. Ни одного, который бы так в меня поверил, — Альбус бессильно оперся спиной на створку двери, у которой стоял.

— И в себя тоже. Пополам — в тебя и в себя.

— В себя даже я так сильно не верю, это был всего лишь эксперимент, игра больше с твоим разумом, чем с магией.

— Ты ее продолжишь? — Том почему-то продолжал смотреть немного в сторону.

— Нет уж, если оказалось, что виноват я. Я сегодня заплатил за это, стоя на ковре из пепла и пытаясь угадать, какие из этих серых частиц — ты, — Альбус вымученно улыбнулся, — я не вечен, и эта игра не может быть вечной. Ты должен сам научиться.

Должен научиться сам? Еще один пласт памяти сдвинулся в сторону.

"— Вы интересуетесь бессмертием, Дамблдор? "

Вопрос, заданный им первого сентября прошлого года Альбусу, перечитавшему все маггловские легенды о бессмертии, владельцу феникса и другу Николя Фламеля. Альбусу, который, если вдуматься, когда-то подарил ему, тогда еще второкурснику, частичку бессмертия, пусть такую ограниченную во времени и несовершенную, но даже так принесшую невероятную свободу экспериментировать.

Сегодня Том узнал больше и не мог не думать каждую минуту о том, что представляет из себя цель Дамблдора. Их цель. Что может давать грубо обработанный кусок металла с камнем, чтобы могущественный волшебник настолько терял голову от возможности его получить? Ставило в тупик то, что Гонтам, казалось, он не давал ничего — ни власти, ни умений, ни защиты. Гонтам, которые выглядели, если присмотреться, заблудившимся во времени осколком далекого прошлого, когда еще не было изящного строительства, министерской сети регистрации заклинаний, а может и Статуса секретности.

Можно было снова задать вопрос о бессмертии Дамблдору, собравшемуся, как Том постепенно догадался по обрывкам его мыслей, лично победить могущественнейшего современного мага, если только ему удастся заполучить любой предмет семьи Певереллов. Только зачем его задавать, если ответ уже очевиден? Схватку с самым непобедимым противником можно выиграть, если ты не можешь умереть — рано или поздно он устанет убивать. Видимо, это и есть то, что Альбус дипломатично называл про себя равенством с Гриндельвальдом. Никакого обмана, но как же завуалирована суть.

Том выдохнул. Кольцо дает бессмертие.

— Для вас вещь Певереллов — такая же страховка от неудачи, не возражайте. И вы не считаете бессмысленным позаботиться о ней, чего бы это ни стоило.

— Не буду спорить. Но я не рассчитываю прожить так всю жизнь. — Альбус понял, наконец, что так взбесило Тома, и что сейчас самое время принять решение, а приняв, сказать то важное, без чего продолжать невозможно, хотя бы это должно разрушить стену, которая между ними растет. Еще важнее было прекратить колебания в себе, объявив вслух то, что должно. — Я должен объяснить тебе, что будет после того, как мы выполним твой план. Ты, видимо, считаешь, что я намерен использовать тебя, а кольцо взять себе, воспользовавшись твоим словом, в то время, как оно твое и по праву наследования, и по праву главного добытчика, я понимаю это. Но в действительности все будет не так, хотя бы благодаря природе этого предмета. Не вдаваясь в свои лишенные прямых доказательств рассуждения, расскажу, что будет. С равной вероятностью, оно станет либо твоим, либо моим, но твоим — не скоро, только после того, как умрут твои родственники, и ты станешь их наследником. Неизвестно, сколько времени уйдет на это, тогда для операции Гриндельвальд, как ты понял, оно будет бесполезно, мне придется искать другой артефакт. Моим оно может стать сразу, если ты возьмешь его, а потом отдашь мне. И пусть наследование в этом случае роли не играет — я возьму его у тебя только на время, но ты должен понимать, что я могу не вернуться, или вернуться без него. Тебе решать…

Вот и все, трех Даров не собрать никогда. Законы магии сильнее человеческих желаний.

Том выслушал, нахмурился. Следы вытертых слез на его запыленном лице были бы пронзительны, если бы не их слишком естественное происхождение.

— Нет. Я не узнал бы о нем без вас, а вы — без меня. На сколько нужно оно ваше, Дамблдор.

* * *

Мягкая, темная, почти черная, если бы не лживые следы времени, оболочка распахнулась, чтобы пропустить мысли в Комнату по требованию, крошечную комнату на столе в слизеринской гостиной, где было бы пусто и тихо все лето, если бы не один студент, проводящий здесь каникулы, склонившийся сейчас над своим дневником.

"Прости меня, Альбус, я больше не могу доверять. То, что ты ошибаешься, так очевидно, что возникает вопрос — зачем. Но я дам тебе этот шанс. Если кто-то из них — Гонтов или Риддлов — окажется способным принять меня, я всегда буду доверять тебе, а не себе, в суждениях о людях. И о тебе самом тоже и прежде всего. Ты сказал полчаса назад, что оно мое и будет моим, ты возьмешь на время, а потом вернешь. Ты сам в это веришь, может быть, потому, что не видел своих глаз в этот момент. Ты отказался спорить на сотню галеонов, поэтому мы поспорим на нечто более важное для тебя. Если ты в них ошибся, приз мой. Я выполню свою часть, ты получишь Его на столько, на сколько Оно тебе нужно, но я позабочусь о том, чтобы Его возврат всегда был под моим контролем.

Я уже знаю, как сделать, чтобы ты сам дал мне повод и возможность, заодно получу всю плату с тех, кто мне задолжал. Ты просто не понимаешь, сколько это. Ты пытаешься сделать поводок из моего отношения к тебе, я поступлю так же — сделаю поводок из твоего отношения ко мне, только более осязаемый и короткий."

Том хмыкнул, размашисто перечеркнул написанное крест на крест, прошептал: "Вот этой дряни я не буду у тебя учиться, себе — никакого вранья", и написал наискось на следующем листе:

"Я ТОЖЕ ХОЧУ НЕ УМЕРЕТЬ РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ"

Потом понял, что "я не хочу умирать" было бы более грамотно, а "раньше времени" могли бы превратиться в "никогда", но написал равное по смыслу:

"Я ТЕПЕРЬ ТОЖЕ ЕГО ХОЧУ, ПОЧТИ КАК ТЫ"

Перо на некоторое время отправилось в чернильницу, а Том задумался. Он дал клятву не использовать против или вместо Дамблдора то, о чем узнает от него. Но Альбус сам сказал: «Оно твое» Только слова. Что-то в нем изменилось, а Тому очень не хотелось, чтобы это менялось. Всего на мгновение, но Альбус, кажется, был не рад его видеть, несколько минут оставался безучастным, даже расстроенным, невозможно было не заметить этого, значит, все сказанное после — сказано из чувства вины, в стандартной манере Дамблдора отворачиваться от самого себя, опасной, потому что пока одна часть отворачивается, вторая начинает считать, сколько смертей стоит между наследником и наследством, и даже пробалтывается об этом. И Альбус не пытался больше его читать. "Когда заглядываешь — раскрываешься", так, кажется? Том тоже за весь оставшийся разговор так и не рискнул посмотреть ему в глаза, оставляя себе возможность думать, что ему все это кажется, но теперь эта лазейка не очень-то помогала. Часть информации так и осталась скрытой, и вместе с ней ответ на вопрос, как в этих загадочных рассуждениях решится вопрос об обладании артефактом, если завтра или послезавтра, или еще когда Том Риддл проснется, не помня ничего из произошедшего.

"Я дал клятву тому Дамблдору, который еще не сошел с ума, тому, который рассказывал не все, но ни разу не сказал того, чего не думает. Тому, который еще не смотрел на меня как на препятствие между собой и бессмертием ни единой секунды".