В гости на постоянное место жительства (гет)

После теплого салона автобуса холод бьет по нервам, как ток, заставляет замереть на месте и сжаться, защищаясь от снежного ветра.

«Надо было попросить его отправить меня домой», — думает Нина, прекрасно понимая, что Летучий Голландец может и не знать, где находится ее дом.

Бетонная дорога ведет прямо к темному сооружению, возвышающемуся над пустырем. Это здание огромно — вверх уходят десятки этажей, в ширину оно достигает нескольких сотен метров.

Нина медленно обводит взглядом этаж за этажом. В некоторых окнах стекла выбиты, в других видны края штор. Кое-где мерцают желтые и синие огоньки, как будто за окнами кто-то невидимый зажигает свечи.

«Наверняка хотя бы в одной комнате есть зеркало», — с надеждой думает Нина. Остается только найти ту единственную комнату среди тысяч других.

Взгляд Нины в это время упирается в самый верх здания, где поселились вечная темнота и холод. Окна там подобны пустым бездонным провалам, за ними пляшут синеватые огоньки свечей, в них задувает ледяной ветер.

А на крыше здания, на высоте сотен метров, раскинул крылья огромный самолет. Из корпуса под крыльями свешиваются пучки труб, в каждой из которых может свободно проехать поезд, на хвосте горят красные сигнальные огни. И желтым светят стекла кабины пилота, как будто внутри горит адское пламя.

— Ночной Скиталец мертв, — как гром среди ясного неба звучит голос за Нининой спиной. — Его души здесь больше нет.

Нина сначала замирает, а потом медленно оборачивается, ожидая увидеть очередного механического монстра.

Пусто. За ее спиной стелется пустошь, заметая снегом последнее воспоминание о бетонной дороге. Но там, далеко за механическим лесом, загорается полоска света — как будто луч восходящего солнца прорезает тучи. Вот он ярко-желтый, а потом, вопреки всем ожиданиям, резко меняется на зеленый. И лес трещит и весь съеживается, когда луч касается проводов.

Страх, сначала почти неразличимый за ворохом других чувств, теперь поднимается и разрастается, заливает сознание зеленым электрическим светом.

— Ты знаешь, куда отправляются создания из Изнанки реальности после смерти? — снова звучит все тот же голос, щеголяя издевательскими интонациями. — Как и ожидалось, не знаешь. Вы, смертные, всегда корчите из себя всесильных мудрецов, хотя не способны даже на очевидное рассуждение.

— Кто ты? — Нина оглядывается, не понимая, откуда доносятся слова. От зеленого света становится невыносимо холодно, снег хрустит и колет, превращаясь в острое крошево.

— Убить тебя? — спрашивает невидимый собеседник. — И посмотреть, как всполошатся мухоморы из адской канцелярии? Хотя ты же у нас правильная, за тебя вступится белый легион из райских кущ.

Голос звучит все громче, крепнет, и Нина застывает, глядя в сумрачное зелено-серое небо.

Все мысли в один миг сменяются приятной зеленоватой темнотой. Хорошо. Спокойно. Все будет решено само собой, о ней позаботятся, отправят туда, где будет лучше, чем на земле.

Сизые низкие тучи дрожат как в агонии и в страхе расступаются, освобождая путь для хлещущего с неба потока ненависти и смерти. Гигантский зеленый огонь полыхает в небе, тучи вихрятся вокруг него, сгорают, как мотыльки у ртутной лампы. Зеленая свеча притягивает взгляд, гипнотизирует, заставляет застыть в сплошном холодном хаосе.

— Я покажу тебе, куда уходят души отсюда, — огонь вращается в небе как безумный, раскидывает снежные вихри и ошметки облаков.

«Это смерть», — понимает Нина. Но такая притягательная смерть. Смерть как освобождение от вечных скитаний в холодном механическом аду, как последний маяк в штормовом море, как последнее возможное искупление всех грехов. Та смерть, которая стала спасением для Марии Целесты, та, которую вечно ищет Летучий Голландец.

«Я больше его не вижу», — звучит в голове голос Дебби Хайд. И сквозь зеленый сумрак, пустивший корни в сознании, пробивается нечто иное, нечто, не имеющее отношения к Изнанке реальности.

«Чертоград», — послушно откликается голос в голове.

«Бежать!» — неожиданно понимает Нина и, еще пребывая под гипнозом, бросается к исполинскому зданию, в спасительную тень.

— Ты не уйдешь от меня, — монотонно вещает голос. Он льется как будто отовсюду, падает с неба вместе со снежными хлопьями и зеленым светом.

Нина бежит, постепенно возвращаясь из забытья. Первым приходит ощущение чудовищного неудобства — платье все мокрое и липнет к ногам, жутко мешая. Да и туфли на каблуках совсем не предназначены для забега по сугробам.

Но здание будто бы само хочет, чтобы в него вошли. Из неоткуда в стене появляется дверной проем, абсолютно темный. Только пара ступенек смутно видна, да деревянные расщепившиеся перила старой лестницы.

Дверь захлопывается за Ниной совершенно беззвучно, и тихо щелкает сам собой повернувшийся замок. Темнота смыкается со всех сторон. Тишина. Сюда не проникает ни зеленый свет, ни грозящийся смертью завораживающий голос. Лишь тяжелое дыхание Нины слышится, и глухо стучит ее сердце, отдаваясь от стен многократным эхом.

Щелк!

Вверху над лестницей загорается тяжелый бронзовый фонарь. Красновато-желтый свет озаряет уходящую вверх череду каменных неровных ступенек.

Нина думает недолго — это здание видится единственным спасением из снежного водоворота Изнанки реальности.

Она начинает подъем медленно, все еще стараясь отдышаться. Все-таки тело, привыкшее подолгу сидеть за учебниками, не приспособлено к таким нагрузкам.

Один пролет, второй… Нина останавливается. Свет фонаря почти померк, а лестница и не думает кончаться.

«Может, спуститься?» — мучительно соображает Нина. Сгущающаяся темнота вверху совсем не выглядит спасительной, а воображение дорисовывает отнюдь не заманчивые перспективы путешествия по лестнице в кромешном мраке.

Щелк!

Свет фонаря внизу гаснет, и одновременно с ним аналогичный фонарь зажигается вверху, озаряя несколько пролетов.

«Значит, идти?» — Нина оглядывается. Темнота Изнанки реальности как хищный зверь — таится, подкрадывается и, наконец, набрасывается, не оставляя надежды на спасение. Темнота под лестницей дышит, из нее выступают неясные силуэты ступенек и перил.

«Идти», — из мрака на миг выныривают очертания фонаря, он тускло мигает, как будто насмехаясь, и вновь исчезает.

Одна ступенька, две. Нина оглядывается. Мрак внизу сгущается и клубится.

«И вдруг…» — откуда-то из прошлого доносится голос Аси.

Во мраке над лестницей появляется темный силуэт чего-то. И замирает, приготовившись к прыжку.

«Быстрее!» — Нина идет, то и дело перешагивая через ступеньку. Пролет, еще один, и еще… А вот тут у стены под фонарем стоит скамейка. И никаких дверей, никаких комнат, только серые кирпичные стены.

Отдышаться и снова оглянуться.

Силуэт движется по лестнице за ней, постепенно обретая форму. И кажется, будто уже слышны негромкие крадущиеся шаги.

Ступеньки, ступеньки, пролеты. Гулкий щелчок, красноватый свет сверху.

А за спиной чье-то холодное редкое дыхание. И пристальный взгляд устремлен куда-то в область лопаток. От льдистого зеленоватого взгляда прошибает холодный пот, и мурашки разбегаются по спине.

Еще пролет, потом еще три. Щелчок.

Нина бежит, не обращая внимания на подвернутую ногу, на почти обломившийся каблук.

Треск за спиной, звук бьющегося стекла. Где-то далеко внизу что-то железное падает на пол, катится с почти оглушающим звоном.

Пролеты несутся мимо, как в безумном калейдоскопе. И кажется, будто лестница сама движется вверх.

Еще один фонарь зажигается, и Нина останавливается под ним, не веря своим глазам. Три потертые ступеньки ведут не в привычную красноватую темноту, а к массивной железной двери не то грузового лифта, не то ангара. И, как будто почувствовав присутствие Нины, преграда медленно отъезжает в сторону.