В гости на постоянное место жительства (гет)

Ах, какой замечательный день! Травка зеленеет, солнышко блестит, Нина вскакивает с кровати, хватается за голову и на всех парах несется в ванную. Первая пара… оптика? Или радиофизика? Да какая разница, все равно лекционная аудитория одна и та же.

На одну ногу натянуть кроссовок, вспомнить, что забыла про джинсы, снова стаскивать пыльную поношенную обувь. Безразмерная темная футболка, рюкзак с зачем-то пришитой к нему дверной ручкой. Нина знает, что выглядит странно, но ее это мало заботит. Ведь конспект по оптике гораздо интереснее очередного модного журнала.

Улица, трамвай, улица, университет. И так по кругу каждый день. Нет друзей, но есть приятели, нет постоянного места жительства, но есть съемная квартира.

Вообще-то, квартира не совсем съемная. Родители маминой подруги уехали в круиз на пару месяцев, со скрипом разрешив девушке пожить это время в их квартире. Конечно же, с условиями, но эти условия воспринимались как сами собой разумеющиеся. Действительно, каких парней может водить студентка–физик, не интересующаяся ничем, кроме строения атома водорода и кварк-глюонного взаимодействия?..

— Нина, привет! — кричит вслед девушке невысокий парень. Нина машет ему в ответ, но проходит мимо к аудитории. Этот парень, Андрей, местная катастрофа. Цепляется к каждой первой девушке, невзирая на внешность и возраст.

Седьмой ряд, длинные парты рядами уходят вверх и вниз, свет еще приглушен, а окна завешаны черными шторами. Нина не знает, зачем пришла сегодня на лекцию — обычно эти пары ей не нужны. Действительно, ведь книга гораздо интереснее очевидных вещей, которые рассказывает лектор.

Рядом с Ниной оживленно треплются две симпатичные однокурсницы, и Нина невольно прислушивается. Футбол… Одно это слово заставляет Нину поежиться. Ведь футбол — это огромное, совершенно открытое пространство, ревущая толпа на трибунах. Эти люди того и гляди ринутся на поле, их искаженные смазанные лица окажутся невероятно близко, эти лица будут уродливо скалиться в улыбках. И толпа проглотит тебя, не оставит ничего своего, никакой личности. Отвратительно. Даже страшно до дрожи. Нина вздрагивает и опускает глаза в книгу.

День проходит быстро и незаметно. Преподаватели не трогают читающую девушку, они уже знают, что та и без их помощи все сдаст на отлично.

Обед в компании трех приятельниц с кафедры. Какой-то совершенно бесполезный разговор. Девушки приглашают Нину на вечеринку только из вежливости, они уже знают, что та ни за что не согласится.

Пары на кафедре чуть интереснее общих курсов. Нина отрывается от книги, и слушает что-то про ускорители. Даже пару новых фактов вырывает из лекции. Интересно, а новые частицы действительно двигались быстрее скорости света? Нина ухмыляется. Скорее всего, эти «новые частицы» — вина криворуких экспериментаторов.

После пар шумная толпа высыпает из душной аудитории в коридор. В кабинете профессор убирает проектор.

— Соскучилась? — какой-то парень подходит к приятельнице Нины. И Нина отходит от парочки. Неприятно. Обидно.

Почти все ее одногруппницы расходятся по домам в компаниях, Нина остается в коридоре одна. Со всех сторон на нее давит зеленоватая тишина; полумрак старого, видевшего полсотни выпусков здания успокаивает. Отчаянно хочется пойти наконец домой, выпить горячего чая, но нельзя — нужно помочь профессору в лаборатории. И за разговором о новой установке неприятные мысли исчезнут без следа, Нина снова наденет свою всезнающую маску. В маске не так больно видеть, что ты постепенно остаешься совсем одна на этом свете.

* * *

Нина возвращается домой уже затемно. На улицах летнего, дышащего шиповником и липой города совсем не страшно — везде горят разноцветные фонари. Нина задумчиво перешагивает из желтоватого круга на брусчатке в синеватый, из синеватого в зеленоватый.

Ветер дует с холмов в море, Нина чувствует слабый запах меда и выпечки. И лениво думает, что в холмах сейчас проходит летняя ярмарка меда.

В квартире темно. Серебристый лунный свет проводит дорожку на паркете, отражается от гигантского трюмо в единственной комнате. И падает прямо на белую стену напротив зеркала.

Нина чувствует, как по спине проносится озноб.

— Кхе! — ее кашель эхом отражается от стен и тает где-то в зазеркалье. В зазеркалье?!

Надо срочно включить свет! Нина за один шаг оказывается около выключателя, свет вспыхивает и сразу гаснет.

— Черт! — она про себя клянет нерадивых электриков, которые никак не могут поставить в доме нормальные пробки. Теперь ей опять надо идти на лестничную клетку, чтобы ставить выбитые пробки на место.

Но сначала… Ровная серебристая гладь зеркала привлекает взгляд. Совершенно безобидное, красивое зеркало. Да, наверняка она просто очень устала и ей показалось.

Нина усмехается и большими шагами идет к зеркалу, встает напротив и смотрит прямо в него. А из зазеркалья на нее смотрит… м-да, она очень сильно изменилась за этот день. Неудивительно, что у нее до сих пор нет парня, если она такая адская красавица. Двадцатисантиметровые загнутые рога, а клыки-то какие! И чудный длинный хвост. С кисточкой.

Отражение смотрит на Нину, свирепо выпучив глаза, сложив руки на груди и нетерпеливо постукивая копытом по полу. Нина смотрит на отражение, почесывая затылок.

— Ну и долго мы в гляделки играть будем? — наконец спрашивает отражение, махая когтистой рукой перед носом у Нины.

— Я ложусь спать, — озадаченно отвечает Нина, падая на кровать. Она определенно переутомилась.

— Эй, — неведома зверушка из зеркала выглядит возмущенной, — Ты хоть стул мне дай! А то тут у тебя только стена!

Но Нина уже его не слушает. Да, ей надо срочно брать отпуск в лаборатории…

Нина открывает глаза и некоторое время не может понять, почему она спит в одежде, а ее рюкзак лежит рядом с ней на кровати. Причем весьма неудачно лежит — дверная ручка болезненно упирается ей в плечо.

Потом события вечера постепенно и неохотно начинают проявляться в сознании. Нина смотрит на часы. Шесть утра. А, значит, у нее есть еще час, чтобы привести себя в порядок и разобраться с загадочной галлюцинацией.

Вставать не хочется, но зеркало немым укором маячит за спиной. На этот раз на него падает солнечный свет, отчего старая потемневшая от времени рама тускло отсвечивает.

Нина садится на кровати и протирает глаза. Похоже, ей наконец-то удалось выспаться. А это значит, что больше никаких галлюцинаций не будет.

Эта мысль заставляет Нину вскочить с кровати и подбежать к зеркалу.

Напрасно радовалась. Неприятного вида существо сидит по-турецки на полу и выглядит весьма обижено.

— Ага, соизволила, наконец, явиться, — отражение очень недовольно. Потирает ногу, которую, видимо, успело отсидеть.

Нина закрывает глаза, снова открывает. Монстр из зеркала смотрит на нее с некоторым интересом.

— Да настоящий я, — наконец усмехается он. — Ну, подумаешь, чуть-чуть нематериальный…

— Совсем настоящий? — уточняет Нина, гадая, сколько санитаров приедут к ней на скорой.

— Совсем, — соглашается он. — Дай мне стул, я не собираюсь больше на полу сидеть. А лучше кресло.

— Стулом перебьешься, — кидает ему Нина, отправляясь на кухню за стулом. Возвращается, все еще надеясь, что этот ужас на крыльях ночи куда-нибудь улетучится.

Но нет, монстр никуда не исчезает, зато по-хозяйски усаживается на стул.

— Ну и кто ты такой? — хмуро интересуется Нина, замирая перед зеркалом. Монстр в это время оценивающе ее разглядывает, рассеянно теребя кисточку хвоста.

— Демон, — он наконец неохотно отвечает, заметно помрачнев. — Так что ты, грязная смертная, уже давно должна ползать передо мной на коленях. Можешь начинать.

— Угу, уже в процессе, — Нина ехидно ухмыляется. — Ты, вообще-то, в моем зеркале живешь.

— И что с того? — удивляется демон. — Или ты проклятье на свою голову захотела?

— Да я и без твоей помощи уже проклята, — фыркает Нина. — Так что — увы и ах! — опоздал ты! Я это к тому, что нам с тобой сосуществовать как-то надо. А если не хочешь, убирайся из моего зеркала к чертовой матери.

Демон некоторое время недоверчиво сверлит ее взглядом, а потом гаденько так ухмыляется, демонстрируя два ряда острых акульих зубок.

— А вот обойдешься, — заявляет, скрещивая руки на груди. — Ты теперь на меня поработаешь, а вот потом я решу, уходить, или нет. Это тебе, — он задумчиво поскреб когтями затылок, — Наказание, вроде как. За неуважение.

Нина задумчиво обводит отражение взглядом, гадая, насколько демон серьезен. По всему выходит, что тварь из ада темнит.

— В зеркале застрял, что ли? — наконец предполагает она, уже совсем осмелев. Раз уж глюк не желает уходить сам, надо использовать его возможности по полной программе.

Демон тяжело вздыхает, его фигура на стуле сразу становится какой-то поникшей. Правда, в несчастного демона Нине верится с огромным трудом.

— Ага, — неожиданно честно отвечает демон. — Меня вообще-то Винсент зовут. И в зеркале твоем я не от хорошей жизни оказался, знаешь ли! Кто ж знал, что мужику тому душа важнее любимой жены окажется?.. Тетку-то я зашиб, а душу не получил. Вот и сижу теперь, как последний мелкий бесенок в этом твоем зеркале.

— И вылезти не можешь? — уточняет Нина.

— Ясное дело, — демон нервно разводит руками. — Иначе от тебя бы еще в самом начале только горстка пепла на паркете осталась. Так что придется тебе мое тело самой собирать.

— Э-мм, — улыбка Нины становится совсем не хорошей, — А с какой стати я вообще должна собирать твое тело?

Демон оторопело моргает. Потом еще раз. И еще.

«Потерял дар речи?» — злорадствует Нина.

— Не понял, — наконец выжимает из себя Винсент. — Это сейчас, что, условие было?..

— Ну, да, — Нина согласно кивает. — Взаимовыгодное сосуществование, вроде как. Я тебе тело, а ты мне… Ну, например, пять желаний.

— Пять желаний?! — от возмущения несчастный, похоже, забывает даже мат. И после паузы ревет на весь подъезд. — Я вообще-то демон, а не золотая рыбка!

На рев тут же отзываются соседи снизу громким стуком по батарее. Нина морщится — такой шум с утра кого угодно выведет из себя. А в пятиэтажном кирпичном доме стук разносится до самой крыши, из-под которой выпархивает целая стая перепуганных голубей.

— Ну, как хочешь, — притворно вздыхает Нина, забирая стул. Демон в зазеркалье летит на пол, сдавленно матерясь сквозь сжатые зубы.

А Нина, не слишком его слушая, направляется в ванную, потом в комнату за рюкзаком и, наконец, в прихожую.

— Хоть стул оставь! — доносится до нее жалобный скулеж из зеркала. Но она уже закрывает за собой входную дверь.

И не важно, что занятия в университете начнутся только через два часа — в пустых зеленовато-полутемных коридорах нет зеркал с наглыми ночными гостями.

Нина просыпается и некоторое время смотрит в потолок. Суббота. Есть только третья пара, лекция, на которую идти нет никакого желания. Прогулять? А если докладную в учебную часть отнесут? Нет, надо идти. Хотя от докладной пока ни один студент не пострадал…

А еще зеркало напоминает о себе солнечными зайчиками на белом потолке. Надо вставать.

«Итак, что мы имеем? — рассуждает Нина, умываясь. — Рога — две штуки, копыта — четы… э-мм… две штуки, хвост — одна штука, а еще хриплый голос, исключительно нецензурный словарный запас и скверный характер. И от этого всего надо как-то избавляться».

Винсент сидит на полу и сверлит Нину ненавидящим взглядом. Уже двое суток. За все это время он не сказал ни слова, предпочитая оставаться бестелесным, но ни за что не принять условия девушки.

— Ладно, — у Нины вдруг просыпается совесть. — Пусть будет три желания. Идет?

Демон смотрит на нее с удивление и, похоже, искренне недоумевает, отчего вдруг студентка решила уступить.

— А у тебя все-таки есть душа, — наконец он шумно выдыхает и поднимается с пола. — Ты знаешь, я тебе такие замечательные пытки успел придумать. Не хочешь попробовать?

— Обойдусь как-нибудь, — фыркает Нина.

— А жаль, — демон задумчиво смотрит на ее отражение и, похоже, в мыслях уже применяет к нему все возможные и невозможные пытки.

— Оставь в покое отражение! — не выдерживает Нина. — Ты, вроде, сказал, что тебе нужно собрать тело, и тогда ты исчезнешь отсюда. Так?

— Вроде того, — он кивает. — А что, ты все же решила мне помочь?

— Придется, раз уж без этого «тела» от галлюцинации мне не избавиться, — Нина тяжело вздыхает. — Как мне его собрать-то? Могилки разрывать не надо, надеюсь?

— Нет, вроде как, — рука Винсента скрывается в густой темной гриве за рогами. — Мое тело должно состоять из темного, грязного, вызывающего у людей ужас и трепет. В общем, это должны быть десять предметов, несущих в себе абсолютную тьму.

— Абсолютную тьму, значит? — Нина, задумавшись, смотрит на монстра.

Она плохо себе представляет, как должна выглядеть абсолютная тьма. С темным и грязным уже полегче. А что если?..

Вся в своих мыслях, Нина уходит на кухню, откуда сразу слышится грохот упавшей крышки, а потом неприятные поскрипывания.

— Самоубийца, что ли? — хмуро рассуждает демон, погрузившись в неприятные тоскливые мысли. Вот уж точно — повезло, так повезло попасть в зеркало именно к этой ненормальной садистке!

Через несколько долгих минут Нина возвращается, неся в одной руке вскрытую консервную банку, а в другой — вилку.

Винсент смотрит на нее непонимающе, потом морщится.

— Что это за вонючая гадость? — спрашивает, не без отвращения кося на консервную банку. Запах гнилых овощей все усиливается.

— Баклажаны, — почти с ужасом отвечает Нина. — Засоленные и испортившиеся. В общем, темные и грязные.

— И что ты от меня хочешь? — Винсент с опаской приближается к отражению банки, брезгливо заглядывает в нее. И тут же отшатывается, зажимая нос.

— Ну, ты вроде как просил что-то подобное для возврата твоего тела, — Нина неопределенно пожимает плечами. — Прости, но по твоему описанию это вполне подходит. По крайней мере, все баклажановые блюда тети Веры вызывают у меня и у мамы искренний ужас.

— Ты совсем сдурела, смертная, — оторопело заключает Винсент. — Или издеваешься.

В это время отражение банки, предоставленное самому себе, начинает вести себя, мягко говоря, странно для отражения. Силуэт банки корежит, изгибает и выворачивает, как будто это огромная железная гусеница застыла на время в руке у Нины, а теперь отчаянно пытается выбраться.

— Опа… — произносит совсем ошалевший демон, глазея на ожившее отражение.

— Забери у меня эту дрянь, — Нина морщится, то и дело поглядывая на настоящую, все еще неподвижную банку у себя в руке.

И тут демон начинает творить нечто, совершенно несусветное. Одним огромным прыжком он добирается до отчаянно извивающейся банки и заталкивает упирающуюся железку целиком во вмиг увеличившуюся клыкастую пасть. Пасть захлопывается с глухим лязгом, сминая железо. Настоящая банка сжимается в плотный ком и исчезает, как будто ее и не было.

Некоторое время Нина и Винсент круглыми глазами смотрят друг на друга, а потом Нина интересуется:

— А может тебе еще грязный носок принести?.. Он тоже темный и грязный.

Демон моргает, приходит в себя и уже готовится ответить, но грядущую тираду бесцеремонным образом прерывает громкая трель телефонного звонка.

«Вовремя!» — думает Нина, видя, как разочарованно вздыхает демон, и отходит, радуясь, что нет необходимости слушать клыкастого монстра из зеркала, с такой легкостью раздавившего железо челюстями. Все-таки ее галлюцинация отличается отвратительнейшим внешним видом.

Нина говорит коротко, мало вслушиваясь в слова собеседника. В голове непривычно пусто. А Винсент молчит, вслушиваясь в женский звонкий голос из трубки.

Нина приходит в себя, только когда слышит из трубки «Спасибо, пока!», и кладет ее с каким-то неприятным давящим чувством.

— Винсент, — наконец говорит, зная, что ее слушают. — Ко мне сегодня приятельница придет ночевать, так что спрячься куда-нибудь.

И Нина уходит в университет, не слыша, как из зеркала доносится гаденькое приглушенное хихиканье.

Тяжеленные сумки с продуктами режут ладони, Нина ругается, но перехватывает их поудобней и идет к дому.

Ася задерживается в университете — впрочем, как всегда. Она даже звонила снова и очень извинялась, что сможет прийти только ближе к полуночи.

Вечер прохладный и свежий. У брусчатых мостовых зажигаются разноцветные фонари летнего приморского городка. Около Нининого подъезда сидит пара мамаш с колясками и одна припозднившаяся бабулька. Они провожают Нину совершенно безразличным взглядом.

— Ну и где твоя приятельница? — прямо на пороге ловит Винсент Нину, с нескрываемым интересом поглядывая на сумки.

— Придет, — студентка облегченно сваливает свою ношу у самого входа. — А ты теперь видишь не только то, что отражается в зеркале? — спрашивает с подозрением, уперев руки в бока.

— Я с самого начала видел всю комнату, — после небольшой паузы доносится голос из зеркала. — Но влиять я могу только на те вещи, которые имеют отражение.

— Ясно, — Нина, удивляясь, как она могла дотащить такую тяжесть от магазина, перетаскивает сумки на кухню. Говорить с соседом поневоле желания нет никакого, да и не о чем. В конце концов, не о частях же его тела говорить? Прямо-таки «найди десять штрих кодов — собери своего демона!» получается.

Некоторое время стоит полная тишина, только пакеты тихо шуршат, когда Нина разбирает продукты.

— Мне скучно, — наконец констатирует голос демона из комнаты.

— Развлекись, — разрешает Нина, пожав плечами. Напротив зеркала стоит только одинокий стул, портить который демону невыгодно, а больше испортить там нечего.

— У тебя алкоголь есть? — как-то совсем безнадежно спрашивает Винсент. — Или кальян?..

— У меня есть учебники по оптике и радиофизике, — в тон ему отвечает Нина. — Не хочешь почитать?

— Скука! — фыркает демон. — Похоже, мне посчастливилось попасть к самой скучной из смертных. Ладно, начнем с другой стороны. Карты? Шашки? Может быть, шахматы?

— Шахматы? — Нина заходит в комнату, держа в руках пакетик сухариков и бутылку холодного чая. — Ты умеешь играть в шахматы? — кидает пакетик демону, который тут же ловит его отражение.

— Почему нет? — Винсент усмехается во все шестьдесят четыре клыка. — Я вообще-то демон, все игры — это по моей части.

— Шахматы у меня есть, — Нина пододвигает стул к шкафу и вытаскивает из верхнего ящика пыльную шахматную доску. — Только аккуратнее, это не моя доска.

— Угу, и играть со мной ты, наверняка, не будешь, — хмуро замечает Винсент, раскладывая доску на полу. — М-да, Люцифер не мог найти наказание страшнее, чем наказание скукой. Уж лучше бы он меня в зеркало борделя какого-нибудь забросил или приюта безумных. Там наверняка нашлась бы хоть одна более-менее симпатичная девушка, которая согласилась бы одолжить мне на пару дней свое отражение.

Его тираду самым бесцеремонным образом прерывает звонок в дверь.

— Спрятаться мне негде, — с неприятной ехидной улыбочкой предупреждает демон.

— Ты же моя галлюцинация, — пожимает плечами Нина. — Как Ася может видеть порождение моей фантазии?

— Ну, как знаешь, — со вздохом отвечает Винсент.

Дверной замок щелкает слишком громко в вечерней синеватой тишине; кажется, что звон ключа разносится на всю квартиру.

— Представляешь, Сколов совсем с ума сошел! — с порога возмущается Ася, сбрасывая сумку на пол. — Дал мне целую стопку статей и говорит: «До понедельника надо прочитать!», — тут она очень точно пародирует голос своего научного руководителя. — А там текста на сто страниц мелким шрифтом!

— Значит, тебе не повезло, — отшучивается Нина, вешая ее сумку на бронзовый крючок вешалки.

На кухне уже совсем темно, но две девушки свет не зажигают, пьют чай с бликами от разноцветных уличных фонарей и с маленьким круглым печеньем, какое продают только на Якорной улице. Из прихожей доносится тиканье круглых настенных часов.

— Слушай, а давай страшилки рассказывать, — нарушает уютную тишину Ася.

Нина с недоверием смотрит на нее. И это — та серьезная, сосредоточенная Ася, которая как белка в колесе крутится целыми днями в лаборатории и терпеливо сносит ворчание Сколова?..

— Ну, а чем плохо? — продолжает девушка, видя недоверие Нины. — Все равно учить мы сейчас ничего не сможем, а спать ложиться еще рано.

— И именно поэтому ты хочешь, чтобы спать я не легла вообще? — с подозрением интересуется Нина.

— Да ладно тебе, — отмахивается Ася. — Это забавно. Не все же о физике говорить.

Нина тяжело вздыхает, но вслед за Асей перебирается в комнату и садится на диван. Ася устраивается в кресле, откуда не видно отражение в зеркале. Зато Нина вполне может со своего места наслаждаться звериным оскалом на лице демона и совсем не добрым прищуром.

Отражение исчезает в полной темноте, когда под Асиными пальцами щелкает выключатель. И девушка сразу начинает какую-то старую детскую страшилку, концовка которой уже всем давно известна, но в компании клыкастого рогатого демона все равно пугает.

— И тут… — Ася делает эффектную паузу, глядя на темную фигуру Нины на диване.

— Ваааа! — раздается утробный рев от окна, тяжелая штора взмывает под потолок, размахивая кистями, книги падают с полки на пол.

Ася визжит, хватаясь за голову, и шарит по стене в поисках выключателя.

Нина вскакивает и несется к зеркалу. Ася видит ожившую штору, а, значит, все: неведома зверушка в зеркале, искривленное пространство зазеркалья, даже исчезнувшая банка — все было по-настоящему. От этой мысли ее прошибает холодный пот.

— Прекрати немедленно! — кричит она, хватаясь за край зеркала и пытаясь отыскать демона.

Но за зеркалом клубится и дышит только абсолютная матовая темнота, а в этой темноте движется нечто нездешнее, пришедшее из самых глубин зазеркалья. Рука Нины уходит в темную бесконечность по локоть и исчезает с глаз, во тьме холодно, как будто вся жизнь давно ушла оттуда. Из зазеркалья несется механический протяжный визг и скрип, а потом оттуда в реальный мир тянется нечто из пружин и шестеренок.

Нога. Нина, падая, понимает, что это чья-то механическая нога пытается нашарить опору.

— Винсент! — но из зеркала нет ответа, будто демон исчез в абсолютной засасывающей темноте. — Винсент!

А нога, наконец, дотягивается до пола. Из зеркала высовывается стальная рука и, скрипя несмазанными шарнирами, хватается за край зеркала. В темноте вспыхивают два глаза, как две ртутные лампы.

Ася лежит у дивана без чувств, штора бесформенной массой распласталась рядом. Из зеркала вытягиваются все новые и новые конечности, вцепляясь в реальность, грозясь разорвать ее и утянуть в зазеркалье.

— Винсент! — еще раз Нина пытается перекричать визг и скрип, но из зеркала к ней тянется только стальной провал пасти, из железной махины слышен рев пламени и мерные удары поршней.

И тут механический монстр вздрагивает, весь трясется, режет когтями воздух, но не может удержаться и, подобно марионетке, уносится куда-то за спину Нины.

Тишина. Такая тишина, что в ней можно утонуть, задохнуться в напряженном ночном безмолвии. Тьма в зеркале постепенно расходится, расползается по углам.

Нина оборачивается. За ее спиной прямо в воздухе висит небольшое зеркало, принесенное сюда из ванной. Хотя нет, висит оно не совсем в воздухе… За ручку его удерживает призрачная рука полупрозрачного демона.

Зеркальце летит в сторону на пол и разбивается на сотни звенящих осколков.

— Ты что творишь?! — Нина вскакивает с пола и грозно надвигается на демона. — Что вообще тут происходит?! По мне, так одной шторки было вполне достаточно, чтоб напугать всех до смерти!

— Смертная, замолчи, — демон морщится, разглядывая трюмо прямо сквозь собственную руку. — И помоги своей подруге.

Нина оборачивается туда, где видела Асю последний раз. Она все так же лежит на полу рядом со шторой, не подавая никаких признаков жизни.

— И как ты ей объяснишь, что здесь произошло? — любопытствует Винсент, наблюдая, как Нина укладывает приятельницу на диван.

— Скажу, что мы выпили, — кряхтит Нина в ответ. — А все остальное ей приснилось.

— Думаешь, пройдет? — бровь демона насмешливо изгибается. — Я имел несколько иное представление об изобретательных умных людях.

— А как бы ты, — Нина укрывает Асю одеялом и оборачивается к Винсенту, — Объяснил совершенно нормальному, адекватному человеку возможность существования прозрачных демонов, летающих воющих штор и механических монстров, вылезающих из зеркала?

Демон молчит, глядя прямо на нее. Лунные лучи просвечивают его тело насквозь, делая почти невидимым в ночной теплой темноте. Только очертания смутно вырисовываются на фоне приоткрытого окна.

— Хочешь, чтобы я объяснил? — наконец необычно серьезно спрашивает он. — Правда, хочешь знать, что все это значит? Зачем нужны все эти «части тела», что за тьма живет в зеркале, с чего вдруг мне нужно мое тело полностью и как можно скорее?

— Я так понимаю, на этот раз я серьезно влипла в какую-то чертовщину? — Нина тяжело вздыхает и плюхается в кресло. — Ну что, здесь поговорим или на кухню пойдем?..

— Думаешь, я могу отойти от зеркала? — демон усмехается.

— Ты принес зеркало из ванной, — все так же спокойно и убежденно отвечает Нина. — И здесь неудобно говорить.

Она поднимается, отмечая, что чуть позже нужно будет повесить штору и убрать книги на место. А еще собрать все осколки и купить новое зеркальце. И лучше не одно на случай появления очередного монстра.

Лампочка на кухне разгорается медленно, демон сидит на табурете в углу и просвечивает.

— Чай будешь? — спрашивает Нина, садясь на вторую табуретку.

— Не могу, — Винсент пожимает плечами. — Я же нематериальный. Давай лучше ближе к делу. Чем быстрее я исчезну из твоего зеркала, тем быстрее закончатся твои и мои проблемы.

— Тогда рассказывай, что это было за чудище, — Нина опять вздыхает.

Демон молчит некоторое время, сосредоточенно ее изучая. Потом его взгляд уносится куда-то в район потолка и люстры.

— Давай лучше по порядку, — наконец он морщится, как от зубной боли. — Как ты уже знаешь, я демон. Ты представляешь себе, что такое ад?

— Место, куда отправляются грешные души? — предполагает Нина.

— Примерно, — Винсент кивает. — Но не совсем так. Котлы, горящие грешники и прочая библейская мишура — это все чепуха. Ад приблизительно повторяет вид земли, разве что климат там пожестче. Ну да, грешные души мучаются в беспросветном отчаянье, да, условия на порядок хуже всех возможных условий на земле. Полагаю, мне не стоит расписывать тебе распорядок дня и условия проживания обитателей ада, — демон усмехается. — Достаточно лишь сказать, что сменить место жительства там мечтают абсолютно все. Даже демоны. Работа демонов состоит не в том, чтоб потыкать кого-нибудь трезубцем или изнасиловать пару раз. Со всем этим вполне могут справиться сами люди. Скорее, наша работа напоминает, — он запинается на мгновение, — Работу вашей канцелярии. Тут суть в том, что количество душ вообще-то ограничено, меняется лишь их тело на земле. Душу нельзя породить никаким способом, поэтому очень важно следить, чтобы ни одна душа не пропала. То есть души нигде не появляются и не исчезают, они только меняют «место жительства» между адом, землей и раем, причем каждая смена будет зависеть только от предыдущей.

— Цепь Маркова, — Нина кивает, полностью уйдя в свои мысли.

— Не совсем понял, — демон хмурится, — Но, думаю, ты права.

Некоторое время они молчат, следя за движением прожекторов в порту. Причаливающий лайнер протяжно гудит.

— А монстр из зеркала… — неохотно продолжает Винсент. — Это существо совсем иного рода. Это порождения человеческих страхов; существа, встреча с которыми означает только одно — полное исчезновение души, абсолютная смерть. Их место — за гранью реальности, в том месте, которое мы называем Изнанкой. Тебе еще повезло, на твое зеркало вышла Шестерка Пик. Если бы это была Восьмерка или, того хуже, Десятка, в моем нынешнем состоянии я бы вряд ли смог отправить ее назад. Вообще, этих существ довольно много, человеку никак нельзя с ними справиться. Если бы я сейчас хоть немного отличался от призрака, возможно, мне бы удалось ее уничтожить…

— Ты так спокойно об этом говоришь, — между делом замечает Нина.

— Это моя работа, смертная, — демон неприятно усмехается. — Не думаешь же ты, что вас, дураков, защищают только ангелы света и прочие скучнейшие личности из райских кущ?

— Тогда в зеркале ты очутился?.. — злорадствует Нина.

— Проиграл, — морщится демон. — И не кому-нибудь, а Глазу Шторма. Еще повезло, что вообще собраться удалось.

— Ладно, это все, конечно, замечательно, — Нина поднимается. — Но сейчас мы с тобой забудем о всех этих тварях из зеркал и пойдем вешать шторы.

— Я не материальный, — напоминает Винсент и испаряется.

А Нина, уже понимая, что ее ждет целая ночь уборки, идет за стремянкой.

— Эй, смертная, — раздается из зеркала, когда Нина забирается на лестницу со шторой в руке. — Тебя как зовут-то?

— Нина, — отвечает она, чуть помедлив.

Утро воскресенья невероятно солнечное, такое, что хочется зажмурить глаза. Солнечные блики пляшут в зеркале, заставляя демона уйти в дальний угол — туда, где поселилась тьма Изнанки реальности.

Ася ушла очень рано утром, сделав вид, что поверила в историю с выпивкой. Но судя по поспешности сборов и напряженному виду, события прошлой ночи она помнила слишком хорошо, чтобы сомневаться в их реальности.

— Ты знаешь, а я пойду гулять, — заявляет Нина, недовольно косясь на Винсента и подхватывая маленький темный рюкзачок. — Сил у меня больше нет созерцать твою полупрозрачную физиономию!

— Я тебя спас вчера, вообще-то! — возмущается Винсент. — Могла бы хоть «спасибо» сказать!

— Спасибо! — кричит Нина от двери, которая сразу захлопывается за ней с гулким стуком.

Демон качает головой, бурча себе под нос что-то, подозрительно напоминающее старушечье «невоспитанная молодежь!», и садится на пол играть сам с собой в шахматы.

Около дома Нина осматривается по сторонам. Куда можно пойти в выходные одинокой девушке, на дух не переносящей клубы, выпивку и шумные компании? Ярмарка меда? Вряд ли, слишком большие толпы идут туда по воскресеньям. Городской парк, больше напоминающий сад с фонтанами? Но у Нины нет никакого желания снова привлекать к себе лишние взгляды судачащих о чем-то бабулек. Остается только старый пирс с его рыбаками и чайками.

Фонарные столбы вдоль дорог до пристани украшены разноцветными флагами — похоже, в порту причалил очередной туристический лайнер. Но толпы нет — всех развезли по экскурсиям в краеведческий музей, океанариум и ботанический сад.

А на пирсе тихо и необычно безлюдно. Только чайки кружат над зелено-свинцовыми волнами, да изредка плещется рыба. Невысокая фигура Нины видна издалека с проносящихся в синих просторах яхт и вальяжно проходящих лайнеров. Нина, как Ассоль, всматривается в сине-белую даль — не то ждет появления где-то за горизонтом фантома алых парусов, не то сама вот-вот исчезнет, будучи лишь зыбким призраком светлого морского утра.

Сама не зная, зачем, Нина машет пассажирам медленно проходящего мимо судна. Оттуда, издалека, слышатся ответные выкрики и свист; лайнер гудит, перекликаясь с кем-то на причале. Ему вторит перекличка чаек высоко над волнами.

— Чертоград, — страстный тихий шепот звучит неожиданно, его заглушает внезапный порыв ветра, ворвавшийся на пирс и растрепавший все флаги. Очень холодный и снежный порыв ветра.

— Что? — Нина оборачивается, ожидая увидеть незаметно подошедшую незнакомку. Фантазия уже рисует яркий образ женщины, такой, какую можно встретить только в экскурсионных группах с шикарных лайнеров.

Никого. Пирс все так же пуст, разве что теперь по нему бродят холодные сквозняки, гоняя призраки опавшей листвы и первой снежной крупы. И вода внизу кажется как будто темнее, заставляя невольно вспомнить темный ледяной водоворот Изнанки реальности.

Нина замирает, вглядываясь в воду — ей вдруг чудится, что где-то далеко внизу мелькает стальная механическая рука и загорается пара ярких глаз.

А толпа на причале, только что высыпавшая из приставшего лайнера, начинает вести себя как-то необычно — нервно вздрагивает и сбивается ближе к одному краю пристани.

— Ты представляешь, просто появилась… — молодой мужчина сильно жестикулирует, втолковывая что-то своему собеседнику. — Есть здесь где-нибудь телефон? — между делом спрашивает он у Нины.

Она без слов махает в направлении, где должна располагаться телефонная будка. Подумаешь, появилось там у них что-то. Это никак не должно беспокоить тихую студентку из физического вуза. Уж лучше она подумает, что еще «темного и грязного» можно скормить запертому в зеркале демону.

Ларьки с сувенирами, как пестрые яркие бабочки, сменяют друг друга по дороге к пляжу. Здесь тоже пока еще никого нет, но продавцы уже готовятся к напряженной работе.

Из пляжного кафе на Нину глазеют два пожилых посетителя и один скучающий официант, ошалевший от солнечного света и духоты — даже вентилятор не спасает от нее в маленьком помещении. На пляже царит скука и меланхолия, вполне свойственная этому неприветливому песчаному уголку земли.

Там-то Нина и останавливается, оглядываясь. Не может быть, чтобы на земле не существовало ничего темного и грязного, но за время ее долгой прогулки на глаза ей не попалось ничего, хоть сколько-нибудь подходящего.

И тут…

Сердце Нины радостно вздрагивает: «Нашла!» и заставляет ее быстрее двигаться к полосе мокрого песка, омываемого прохладными волнами.

Прямо на земле там лежит вынесенная ночью на берег куча зеленовато-бурых водорослей, высыхающих под лучами солнца. Рядом с ней Нина замирает в нерешительности. Темная, грязная, но трепета эта неприятно пахнущая масса никак не вызывает. «Предположим, я боюсь водорослей», — обреченно вздыхает Нина, поддевая кучу краем кроссовка. М-да, надо быть сумасшедшим, чтобы иметь такую фобию.

Пакета у Нины, конечно же, нет, но она роется в рюкзаке в поисках хоть какой-нибудь емкости, чтобы собрать в нее находку. На ум приходит разве что небольшая косметичка. «Чего не сделаешь ради избавления от ужаса на крыльях ночи в зеркале», — мужественно решает Нина, брезгливо запихивая неприятного вида растительность в косметичку.

— Вот ненормальная! — комментирует ее выходку проходящая мимо девушка и с откровенным отвращением морщится. — Совсем с ума сошла от зубрежки…

Нина не реагирует, лихорадочно соображая, каким образом можно будет заставить демона закусить водорослями. Что-то ей подсказывает, что Винсент будет совсем не рад предложенному «гостинцу».

Точно такие же совсем невеселые мысли мучают ее и по дороге домой. Одно дело — издеваться и кормить всякой гадостью собственную галлюцинацию, и уже совсем другое — настоящего и вполне адского демона.

— Смертная? — голос Винсента настигает ее прямо на пороге. — По какому случаю страдаешь? — злорадно интересуется он. — У тебя такой унылый вид, что мне даже издеваться над тобой жалко.

Нина не успевает придумать колкость и ответить — ее перебивает громкая и невероятно требовательная трель звонка.

— Кто там? — не слишком гостеприимно спрашивает Нина и, не дождавшись ответа, распахивает дверь.

На пороге ее квартиры, устало облокотившись о стену, стоит женщина в ярко-алом платье. Такая, что кажется, будто она только что вышла из ближайшего салона красоты.

— Вас зовут Нина? — скорее утверждает, чем спрашивает она и, отодвинув девушку, шагает в прихожую.

— Дебби?! — после небольшой паузы, нарушаемой только тиканьем часов и шорохом мыслей в голове у Нины, слышится вопль Винсента.

Дебби Хайд была из тех женщин, которые, даже того не желая, всюду притягивают к себе восхищенные взгляды. Таких женщин можно легко встретить на шумных проспектах больших городов или на круизных лайнерах в порту, они появляются внезапно и так же внезапно исчезают в толпе. Такие женщины не выносят рутину, они растворяются в ней без остатка и сливаются с серой толпой. Но миссис Дебора Хайд никогда бы не позволила себе погрязнуть в бытовухе, она стойко выдерживала косые взгляды и множество сплетен за спиной.

Последние десять лет жизни Дебби Хайд провела в путешествиях. Говорили, что ее можно застать где угодно — у жарких берегов Африки и в туманных дождях Англии. Сегодня тихий перестук ее каблучков отдавался по мостовым Праги, а завтра она уже шла в поход по комариным лесам тайги.

Но ее никогда нельзя было застать у солнечных берегов ее родных Штатов.

Злые языки судачили, что в Штатах у нее, вроде как, остался муж, от которого она, вроде как, ушла десять лет назад. Хотя те же самые злые языки утверждали, что миссис Хайд (у которой от мужа осталась только фамилия) уже много лет состоит в какой-то секте дьяволопоклонников, что совсем не внушало доверия.

Но одну весьма интересную черту никак нельзя было отнять у Дебби (как звали ее самые близкие друзья) — в какую бы точку мира ее не занесло, она всегда говорила на местном языке как на родном, не коверкая даже произношение. Эта в высшей степени странная черта дала начало множеству кривотолков, не несущих в себе никакой ценной информации.

И именно эта во всех отношениях необычная женщина всего пару минут назад стояла на пороге квартиры Нины, зайдя без приглашения хозяйки.

— М-да, не повезло тебе… — задумчиво рассуждает Дебби, разглядывая печальное отражение демона в зеркале. Нина стоит рядом, пока никак не пытаясь хоть немного прояснить ситуацию. Наблюдает и постепенно возвращает себе дар речи.

— Сделай что-нибудь! — совсем не по-демоновски молит Винсент. — Я тут на стену лезу со скуки!

— А что я могу сделать? — Дебби безразлично пожимает плечами. — Надо твое тело собирать и в ад возвращаться.

— Вот и помоги мне его собрать!

— Делать мне больше нечего, — фыркает Дебби. — Я вообще-то отдыхать сюда приехала, а не искать что-то темное и грязное. Твое тело мне без надобности.

— Ммм, — наконец напоминает о себе пришедшая в чувство Нина. — Не хочу вам мешать, но вы вообще кто?

— Меня зовут Дебби, — оборачивается к ней женщина.

— Моя старая знакомая, — недовольно поясняет Винсент. — И самая большая лентяйка на земле.

— Я бы попросила! — возмущается Дебби. — Теперь точно не буду тебе помогать, — кокетничает она.

— А, между прочим, — вспоминает Нина о наличии водорослей в собственной косметичке. — Я тут подумала…

— Уже пугает, — задумчиво перебивает Винсент.

— Не мешай, — отмахивается Нина, роясь в сумке. — Подумала, и решила, что вот это вполне подойдет для восстановления твоего тела, — она, наконец, извлекает косметичку на свет.

— И что на этот раз? — с подозрением спрашивает Винсент. — Какие-нибудь таблетки? Или что-нибудь из косметики? Ты учти, я очередную дрянь есть ни за что не буду.

Нина медленно открывает косметичку, надеясь, что демон не попытается испепелить ее на месте. От вида зеленоватых водорослей морщится даже Дебби.

— Ммм… — тянет Винсент. — Смертная, беги. Беги, пока не поздно.

Нина лихорадочно соображает, как можно быстро выкрутиться из неприятной ситуации. Адекватное решение на ум никак не приходит.

— Да это вообще местный деликатес! — вдруг, неожиданно для себя самой выдает она. — Говорят, вкусный.

Челюсть Винсента медленно отвисает, обнажая ряды акульих зубок. Он оборачивается к Дебби, ища подтверждение словам Нины. Дебби кивает, похоже, пребывая в состоянии транса.

— Это?! — демон с отвращением тыкает когтем в косметичку. — Если это так, то мир спятил. Ты мне скажи только, причем здесь ужас и трепет?!

— Ну, он дорогой, вот его и боятся, — предполагает Нина. — Знаешь же, люди — существа алчные, никто не любит сильно переплачивать за такие деликатесы.

— Угу, — поддакивает Дебби.

— Ладно уж, давай его сюда, — Винсент тяжело вздыхает, недоверчиво косясь на Дебби, и тянет лапу к отражению косметички.

Две пары глаз с интересом наблюдают, как челюсти Винсента медленно перемалывают водоросли.

— Гадость какая, — хмуро заключает демон, выкидывая опустевшую косметичку во тьму Изнанки реальности. Темнота поглощает ее с громким чавканьем, похоже, не разделяя мнение Винсента.

— Ну что, подошло? — интересуется Дебби.

— Да подошло, — нехотя признается отражение, обиженно таращась на Нину. — А ты, смертная, отправишься в ад раньше срока, если еще раз принесешь мне хоть что-нибудь подобное.

— Не нравится — сам ищи части тела, — фыркает Нина, отправляясь на кухню на поиски съестного. Надо бы поужинать и идти готовиться к завтрашним занятиям в университете. А еще — придумать три желания, которые ей должен наглый демон.

Дебби смывается сразу после ужина в какой-то ночной клуб, оставив на трюмо визитку с адресом своей гостиницы.

— Я, возможно, загляну завтра, — игриво кидает она с порога. — Не скучайте тут, — и исчезает прежде, чем Нина успевает что-либо ответить.

Главы учебника лезут в голову как-то неохотно. И дело стопорится совсем, когда в ушах звучит женский голос: «Чертоград».

— Я в ванную, — сама не зная, зачем, хмуро сообщает Нина Винсенту.

— Угу, — отвечает демон, занятый продумыванием следующего шахматного хода.

Струи воды из душа стучат по спине, выстукивая только одно слово: «Чертоград». Это слово отдает чем-то, существующим только за Гранью реальности.

Нина закрывает воду и оглядывается в поисках полотенца. Необходимая ей вещь на глаза никак не попадается. Зато из комнаты слышатся подозрительные шорохи. Нина прислушивается.

За стеной шепотом говорят два голоса — один из них принадлежит Винсенту, а второй… Дебби. Нина хмурится, услышав голос странной женщины, но совсем не узнавая его интонаций.

— Я больше не могу… — различает она. — Он не приходит, я больше его не вижу. Что я буду делать, если однажды не… — дальше все тонет в стуке капель, сорвавшихся с душа. Но в воздухе все еще висит горькое отчаянье.

— Значит, время закончилось, — Винсент говорит громче Дебби, его голос слышен отчетливо. — Десять лет, да? Знаешь, ты…

Он не успевает договорить, так как Нина, наконец, находит полотенце и, наскоро завернувшись в него, вбегает в комнату.

Пусто. Винсент сидит на полу перед шахматной доской.

— Где Дебби? — Нина оглядывается, ища хоть какие-нибудь следы присутствия женщины.

— Ушла в клуб, — демон пожимает плечами, не поднимая глаз. — Смертная, оденься.

— Не прикидывайся, — требует Нина, приближаясь к зеркалу. — Я слышала, как вы говорили. Что с Дебби?

— Смертная, оденься, — демон поднимает глаза и смотрит на нее в упор.

— Расскажи мне, что такое Чертоград, — не сдается Нина.

С утра пораньше снова университет. Нина впервые идет на лекции совершенно без настроения.

— Нина, привет! — кричит ей Андрей, и Нина впервые его игнорирует. Не до него.

Всю ночь в голове настойчиво выстукивало: «Чертоград». Винсент молчит как партизан на допросе, отнекивается, как может. Но по бегающему взгляду и нервному побегу от Нины (в конце концов, полупрозрачный демон заперся от нее в ванной) видно, что он что-то скрывает.

Лекции проходят как во сне. Нина слушает лектора еще меньше обычного, даже не читает — ее мысли вообще бродят далеко от физики. Кто такая Дебби Хайд на самом деле? То, что рассказал Винсент, имеет отношение только к ее светской жизни, но не дает ответа на главный вопрос: откуда Винсент — демон из самых глубин адской канцелярии! — знает эту женщину.

Спасение от собственных мыслей приходит неожиданно — на перемене перед четвертой парой к Нине подходит ее приятельница из лаборатории.

Вечер в клубе. Что-то вроде празднования завершения второго курса. Хотя до конца семестра еще почти две недели и сессия.

Сессия… Нина почти не беспокоится об этом личном кошмаре каждого студента. Один из четырех экзаменов она уже сдала досроком, два других она сдаст на следующей неделе, а последний почти не вызывает у нее беспокойства, так как является гуманитарным спецкурсом по выбору.

Вечер в клубе… А почему бы и нет?!

И Нина неожиданно даже для себя соглашается.

— Только про дресс-код не забудь, — удивленно напоминает ей приятельница. — Нужно платье.

Платье? Платье у Нины есть, и даже не одно. Правда, надевала она их всего пару раз в жизни. А на каблуках ходить целый вечер — вообще сродни пытке. Помня все это, Нина идет домой в расстроенных чувствах, отпросившись у научного руководителя на вечер.

Впервые она возвращается домой не затемно. Приморский городок дремлет после обеда, пристань пустынна и безлюдна, даже в трамвае, кажется, меньше народу, чем обычно. И около подъезда ее уже привычной кирпичной пятиэтажки нет любопытных домохозяек.

— Винсент? — тихо окликает Нина, открыв входную дверь и не получив привычного возгласа «смертная?».

— Угу, — неохотно откликается демон из зеркала. — Не мешай. Что-то ты сегодня рановато пришла.

— Отлично, — после короткой паузы Нина разводит руками. — А через некоторое время ты будешь подговаривать моих преподов подольше меня задерживать?

— Помолчи, — раздражается Винсент. — Я из-за тебя никак не могу открыть портал в ад.

— А, может быть, ты будешь открывать свои порталы где-нибудь вне моего дома? — в тон ему отвечает Нина. — Мне одного монстра в моем зеркале вполне хватило! Не хочу, чтобы сюда нагрянул целый ад.

— Слушай, — демон морщится и скребет когтями правый рог. — Может быть, ты исчезнешь куда-нибудь минут на двадцать? Мне совсем немного осталось.

— Не могу, — Нина безразлично пожимает плечами, показываясь в дверях комнаты. — Я сегодня в клуб иду, нужно собраться.

— В клуб? — переспрашивает демон. — Ты же, вроде, такая вся из себя правильная и в клубы не ходишь?

— Не хожу, — Нина кивает, заглядывая в шкаф. — Я не собиралась идти; не знаю, зачем согласилась, — на диван летит сначала одно платье — черное, а потом второе — зеленое. — Винсент, отвернись, — наконец Нина снова обращает внимание на демона. — Мне нужно переодеться.

— Переодевайся, — демон не отвлекается от обиженного созерцания шахматной доски. — Я тебе не мешаю.

— Я имею в виду, что собираюсь переодеваться здесь в комнате, — терпеливо поясняет Нина. — А ты мне будешь мешать своим присутствием. И вообще, мне зеркало нужно.

— Ладно, — демон со вздохом поднимается. — Но это расценивается как желание. Осталось всего два, используй их с умом, — передразнивает он джина и отходит к отражению стены.

Нина замирает в нерешительности — она понятия не имеет, какое платье лучше подходит для клуба.

— А кто-то вчера весь вечер в одном полотенце по дому бегал, — в это время капает на мозги злорадный демон. — Так что я вообще не понимаю, о каком стеснении может идти речь.

— Не мешай, — нехотя отзывается Нина, наплевав на все и натягивая зеленое платье. Жмет. Почти везде. И голые плечи кажутся слишком бледными — прошлогодний загар сошел уже очень давно, а новым Нина обзавестись еще не успела.

Черное. Уже лучше, хоть плечи не так открыты. Кулон, туфли… Все!

— Эй, — подает голос демон из зеркала. — Оставь зеленое.

Нина пару секунд смотрит, не понимая, на стоящее к ней спиной отражение. Потом до нее начинает медленно доходить.

— Я, вроде бы, просила тебя отвернуться, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, начинает она.

— Я вообще-то демон, — фыркает Винсент. — Так что в этом виде у меня есть третий глаз на затылке.

— Сейчас под твоим третьим глазом образуется третий фингал, — как-то без особого настроения грозит Нина.

— Ой, да ладно тебе, как будто мне интересно наблюдать за тобой. Ты вообще не в моем вкусе, — выдает наглый демон, скрещивая руки на груди.

— Тоже мне, расстроил, — отмахивается Нина, подхватывает сумку и направляется в прихожую.

— Кулон хоть сними! — несется ей вслед. — Он вообще не в тему!

Но ответом Винсенту служит только хлопок дверью и щелчок замка.

— Обиделась, что ли? — демон хмурится, потом пожимает плечами и садится на пол перед шахматной доской.

— Нина! Эй, Нина, да обернись же ты! — через толпу перед входом к девушке пробирается Ася.

— Привет, — неохотно отзывается Нина, уже приготовившись к целому шквалу вопросов и предположений. Вряд ли Ася легко забыла про загадочные события субботнего вечера.

— А я сначала Маше не поверила, что ты придешь, — тараторит Ася. — Но потом сразу пошла тебя искать! Ты не представляешь, тут сейчас будет…

«Что?!» — Нина не верит своим ушам. Ася говорит все, что угодно, но только не то, что действительно должно ее беспокоить. Ни слова о летающей шторе, ни вопроса о странном зеркале.

— Ася, — через некоторое время аккуратно начинает Нина. — То, что было в субботу…

— Что? — Ася смотрит на нее, не понимая. — А, — потом хохочет. — Да мне, когда я выпью, всегда какая-то чушь мерещится. Это нормально. Пойдем быстрее, тут такие люди будут…

И Ася тащит Нину через толпу в здание. Нина успевает только отметить, что каблуки жутко мешаются и платье сковывает движения.

— Постой, — около барной стойки Нина останавливается. — Куда ты меня тащишь?

— Познакомлю тебя с Сашей и Максом, — Ася пожимает плечами. — Хотя ты права, лучше я одна их поищу. Подожди меня здесь, — и Ася, не дождавшись Нининого ответа, исчезает в толпе и полумраке.

«Какие-то Саши и Максы, — раздраженно думает Нина. — Может, лучше уйти?»

Она оглядывается, пытаясь понять, как далеко от выхода она находится. Спасительный свет улицы маячит далеко, а между ним и Ниной колышется безликая темная толпа. Из этого ритмичного хаоса к Нине тянутся руки, оттуда слышится смех. «Толпа накинется и поглотит личность», — звучит в голове. И от этого темная стена людей как будто надвигается, смех превращается в мерзкое хихиканье и злорадный хохот.

Нина отворачивается, сбрасывая наваждение. На барной стойке она краем глаза замечает четыре длинные полосы-пореза, не то от ножа, не то от чьих-то когтей. И бармена почему-то все еще нет.

— Нина! — девушка сперва не понимает, откуда доносится приятный мужской голос. Потом оборачивается, близоруко щурясь и выискивая лица знакомых.

Сквозь толпу, расталкивая людей локтями, к ней движется… некто. Нина не может вспомнить, где она видела этого высокого парня, хотя его лицо кажется ей знакомым. Скорее всего, встречались пару раз где-то в университете.

— Ты что здесь делаешь? — довольно фамильярно спрашивает он, облокотившись о барную стойку. — Ты же, вроде, говорила, что не любишь такие вечера.

— А вы, собственно, кто? — недоуменно перебивает Нина, гадая, кем может быть этот странный незнакомец. Судя по всему, он должен как минимум ее неплохо знать.

— Приехали! — он разводит руками. — Мы с тобой, вообще-то, на лекции по радиофизике не так давно рядом сидели.

Нина удивляется. Нина озадаченно чешет затылок, взлохмачивая и без того непослушные волосы. Нина никак не может вспомнить этого человека.

— Меня зовут Дима, — устав ждать, терпеливо подсказывает парень. — Я с кафедры полимеров.

— Угу, — отвечает Нина и отворачивается, надеясь, что незнакомец верно истолкует ее движение и уйдет.

— Я с тобой посижу, — вместо этого Дима улыбается и пододвигается чуть ближе к ней.

Нина смотрит на него с искренним недоумением. «Что?!» — возмущается ее подсознание, совершенно не готовое к чьему-то обществу. Знакомство в клубе? Нину совершенно не тянет экспериментировать и узнавать, чем оно может закончиться.

Молчание затягивается. Бармена нет, поэтому даже выпивку заказать не у кого.

— Может, потанцуем? — наконец не выдерживает Дима. — Или прогуляемся?

— Что-то не тянет,— Нина пожимает плечами, про себя проклиная приставучего субъекта. И краем глаза следя, не появится ли Ася поблизости.

А толпа гудит и колеблется, как прибойная волна, накатывая на сцену. Найти кого-то в таком столпотворении кажется невозможным.

— Мне надо отойти, — говорит Нина Диме и, не дожидаясь, пока он сообразит, в чем дело, идет вдоль барной стойки, сторонясь людей.

Через десяток секунд размеренной ходьбы оглядывается. Дима следует за ней на некотором расстоянии, но выпускать из виду не собирается.

«Где-то здесь должен быть туалет, — думает Нина, прибавляя шагу. — Туда-то он за мной не пойдет».

Еще несколько мучительно долгих минут поиска. Парень молча идет за ней, не отставая и ничего не говоря. Само его присутствие поблизости уже не просто нервирует, скорее пугает и заставляет перейти на бег. Каблуки мешают как никогда, скользят на полу.

Нина еле успевает захлопнуть за собой дверь, прежде чем он начинает в нее барабанить.

— Открой! — слышится из-за двери. — Да перестань ты ломаться!

Нина оглядывается. Умывальник, зеркало. Нет окон, нет других дверей. Желтые грязные стены, желтый линолеум на полу. Выход только один. Умывальник, зеркало. Зеркало.

Что-то в слегка проржавевшем по краям квадратном зеркале на стене заставляет насторожиться.

— Я выломаю дверь, — слышится снаружи приглушенная угроза. — Открой!

Несмотря на яркие ртутные лампы, освещение кажется тусклым в зазеркалье. Такое освещение бывает, когда лампа почти перегорела.

— Да открой же ты! — новый удар сотрясает дверь.

Отражение лампы мигает, загорается красным, потом снова включается.

— Дура! — на дверь удары сыплются один за другим. — Я тебя…

Лампа снова мигает. Потом еще раз и еще. И, наконец, истощившись, гаснет. За зеркалом висит и мечется кромешная непроницаемая тьма. Но за непроглядной пеленой тихо, скрипа и скрежета нет, как ни прислушивайся.

Изнанка реальности.

Нина оглядывается на дверь. Удары не прекращаются ни на секунду, как будто Дима перепутал дверь с боксерской грушей.

Изнанка реальности или парень, вконец слетевший с катушек?

Дверь протяжно скрипит, из щеколды вылетает один шуруп, как будто торопя. Со звоном катится по полу.

Нина делает шаг к зеркалу, протягивает руки в темноту. Холодно. С той стороны дует промозглый ветер. За темным пологом дышит и бьется, как живое сердце, тьма.

Было бы удобнее, если бы зеркало было больше. А так приходится опираться о раковину, благо она довольно низко над полом.

Вдруг каблук снова скользит по полу, и Нина теряет опору, еще не нащупав ее за зеркалом. Тьма смыкается вокруг, и Нина летит куда-то вниз.

Во тьме Изнанки реальности нет ничего. Только безумно пляшущие вокруг искры и дыхание ледяного ветра.

Дверь слетает с петель.

— Ну что, доигралась? — злорадно спрашивает Дима, отпуская бесполезный теперь кусок крашеного дерева.

Дверь с грохотом падает на пол. В помещении никого нет.

Снег.

Крупные хлопья оседают медленно, кружатся под низкими тяжелыми облаками. И вокруг нет ничего, кроме снега. Он сугробами лежит на земле, укрывает невысокие угловатые деревья.

Деревья ли?

Нина стоит по колено в снегу в каких-то небольших зарослях. Холодно. Снег кружится вокруг нее, как будто хочет засыпать, стереть с лица земли само воспоминание о ней.

Налетает порыв ветра, и деревья натужно скрипят. Звук бьет по ушам механическим скрежетом.

Нина, с трудом пробираясь по сугробам, подходит ближе, чтобы проверить свою догадку. Хватается за ближнюю ветку, тянет на себя. Дерево отзывается механическим стоном.

Да ведь это никакие не деревья — конструкции из арматуры и шестеренок, каким-то чудом еще не проржавевшие. Между некоторыми из них тянутся тонкие слабо гудящие провода и лески.

«В Изнанке реальности нет никакой жизни», — звучит в голове.

Нина оглядывается. Нужно быстрее искать выход отсюда, пока на нее не вышел какой-нибудь монстр. И пока она не успела совсем окоченеть на зимнем холоде.

Странно, но холод здесь ощущается несколько приглушенно, хотя температура, вероятнее всего, сильно ниже нуля.

Небольшая рощица заканчивается быстро, на самом ее краю стоит ржавый изредка мигающий фонарь, из снега там торчат куски арматуры и пучки проводов. А дальше…

«М-да, так и замерзнуть недолго», — думает Нина.

Дальше до самого горизонта тянется продуваемый всеми ветрами пустырь, совершенно белый. Над ним носится и воет зимняя вьюга, скользят тучи и вихри. Снежная крупа колет плечи, как будто гонит Нину назад в рощу.

Нина присматривается, стараясь определить, есть ли хоть что-нибудь за этим снежным морем, истерзанным всеми штормами земли. Вдалеке за пеленой бурана виднеется какое-то темное сооружение, неподвижная ночная тень.

«Выход? — думает Нина. — Или нет? Пока не дойдешь, не узнаешь».

Идти по пустырю тяжело — ноги увязают в сугробах, снег забивается в туфли, жжет на коже.

Вдруг чуть в стороне Нина краем глаза захватывает какой-то просвет.

«Не может быть», — она останавливается, не веря своим глазам.

По пустырю в паре метрах от нее тянется бетонная дорога, совсем немного присыпанная поземкой. И… табличка автобусной остановки.

«Когда она появилась?» — Нина выходит на дорогу, высыпая снег из туфель. Автобусная остановка пропадать даже не думает, желтая табличка хорошо просматривается в сплошном белом хаосе.

Издалека слышится громкий машинный гудок.

«Показалось?» — Нина вглядывается в снежную даль, пока ничего не видя.

Но через пару минут откуда-то из-за снегопада на дорогу выруливает старый истошно скрипящий автобус.

Одинокая фара (вторая разбита) мигает пару раз, и переваливающаяся с боку на бок каракатица тормозит перед Ниной, испустив протяжный вздох и шипение.

«Летучий Голландец — экспресс», — читает Нина табличку на лобовом стекле.

Двери открываются с едва слышным дребезжанием и истошным скрипом.

Нина, все еще не доверяя своим глазам, поднимается в абсолютно пустой салон автобуса, двери за ней закрываются, и четырехколесная жестянка медленно трогается с места.

В салоне тепло по сравнению с улицей, снег на туфлях тает, оставляя небольшие лужицы. И мотор гудит размеренно под ногами.

— Тебе до конечной? — деловито спрашивает неизвестно откуда взявшийся голос.

— Да, — Нина оглядывается, ища его источник. Водительское место пустует, контролера нет, но руль вращается сам, а дворники исправно чистят лобовое стекло.

— Отлично, — продолжает тот же голос. — А что ты делаешь здесь на дороге? Ты присаживайся, — водительское кресло совершенно самостоятельно поворачивается к ней. — Нам далеко ехать.

— А… ты кто? — Нина медленно приближается к креслу, озираясь по сторонам.

— Ну, — голос делает паузу, как будто его обладатель смущенно мнется. — Летучий Голландец? — после паузы предполагает он.

— Ты… Автобус? — недоумевает Нина.

— Ну, не совсем, — туманно отвечает голос. — Но сейчас — вполне себе автобус.

— Ты тварь из Изнанки реальности! — осознает Нина, отпрыгивая от кресла.

— Приехали! — от возмущения железяка резко притормаживает, и Нина летит прямиком в кресло. — Ой, извини! Что-то ты мыслишь чересчур однобоко. Я еще понимаю, когда «тварями» называют свору Шестерок Пик, но ко мне это определение слегка… неприменимо.

Нина сидит, намертво вцепившись в спинку водительского сидения. «Он же меня сожрет сейчас!» — мечутся мысли. До тех пор, пока ее взгляд не падает за руль, туда, где у обычных машин располагаются спидометры. «ЗАО Летучий Голландец, — утверждает надпись черным маркером на месте всех приборов. — Разорилась двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года. Не складировать и не кантовать».

— О, а вот и Шестерка к нам пожаловала, — в это время кисло сообщает автобус. — Легка на помине.

Через лобовое стекло Нина видит, как на дорогу выползает многоногий механизм. На его спине лежит снежная шапка, задние ноги вязнут в сугробах у дороги.

— Пристегните ремни, — в это время вещает Летучий Голландец. Из стены выползает темная лента ремня безопасности и пристегивает Нину к креслу. — Идем на взлет, — где-то внизу что-то щелкает, мотор ревет, а по сторонам автобуса показываются выехавшие крылья.

«Самолет чертов», — без особой радости думает Нина.

— Три, два, один, — считает голос. — Поехали!

И автобус взмывает над дорогой на пару десятков метров.

— Ты что творишь! — орет Нина. — Мы же упадем и разобьемся!

— Не упадем, — совершенно спокойно отвечает Летучий Голландец. — Я могу принимать форму любого транспорта.

Нина видит, как из крыши автобуса вытягивается клешня из арматуры, опускается вниз и подобно плоскогубцам перекусывает Шестерку пополам.

— Либо я его, либо он меня, — хладнокровно объясняет автобус. — Здесь не бывает по-другому.

На дороге в это время скрипит, воет и извивается механизм. Из развороченного корпуса рвется пламя, высовываются поршни, и хлещет бурое вязкое масло. Конечности хаотично бьют по сугробам.

— Отвратительно, — Нина отворачивается, стараясь смотреть только вперед на все приближающуюся и растущую в высоту темную массу за снегопадом.

— Это? — спрашивает Летучий Голландец. — Это еще не отвратительно. Поверь мне, методы ангелов и демонов отличаются еще меньшей привлекательностью. Они убивают всех, без оглядки на разум и душу.

— Они тут часто бывают? — с надеждой спрашивает Нина.

Тишина в ответ. Автобус мягко опускается на дорогу, убирает крылья. Бешеный рев мотора снова сменяется ровным гулом. Автобус ровно проходит повороты, чуть скользит на редких ледянках.

— Теперь реже, — наконец неохотно отвечает он. — Раньше они уничтожали нас десятками. Пару лет назад ходила тут одна симпатичная вагонетка, Мария Целеста, — клешня указывает куда-то вверх, и Нина видит давно проржавевшие рельсы, висящие прямо в воздухе. — Ее уничтожил один демон в форме твари Апокалипсиса.

— Твари Апокалипсиса? — переспрашивает Нина, чувствуя, что совсем не желает знать ответ.

— Демоны обычно имеют три формы существования, — объясняет автобус. — Человеческую, демоническую и тварь Апокалипсиса. Очень редко бывает четыре формы. А если их пять, перед тобой бездушный убийца. В последней форме демоны становятся совершенными машинами для убийства. Их когти и зубы рвут любую сталь. Они могут легко прорваться сюда и поубивать всех, кто им встретится. Можно нарваться еще на ведьму, но это реже.

— А… — начинает Нина, но Летучий Голландец перебивает ее.

— Кстати, мы приехали, — говорит он. Ремень убирается обратно в стену, а двери открываются. — Удачи тебе, смертная, — доносится до Нины его голос, когда она оборачивается, глядя вслед уходящему автобусу. — И последний совет — никогда не верь демонам.

Нина кивает, зная, что скрывшийся в пелене снегопада Летучий Голландец уже не может ее видеть.

После теплого салона автобуса холод бьет по нервам, как ток, заставляет замереть на месте и сжаться, защищаясь от снежного ветра.

«Надо было попросить его отправить меня домой», — думает Нина, прекрасно понимая, что Летучий Голландец может и не знать, где находится ее дом.

Бетонная дорога ведет прямо к темному сооружению, возвышающемуся над пустырем. Это здание огромно — вверх уходят десятки этажей, в ширину оно достигает нескольких сотен метров.

Нина медленно обводит взглядом этаж за этажом. В некоторых окнах стекла выбиты, в других видны края штор. Кое-где мерцают желтые и синие огоньки, как будто за окнами кто-то невидимый зажигает свечи.

«Наверняка хотя бы в одной комнате есть зеркало», — с надеждой думает Нина. Остается только найти ту единственную комнату среди тысяч других.

Взгляд Нины в это время упирается в самый верх здания, где поселились вечная темнота и холод. Окна там подобны пустым бездонным провалам, за ними пляшут синеватые огоньки свечей, в них задувает ледяной ветер.

А на крыше здания, на высоте сотен метров, раскинул крылья огромный самолет. Из корпуса под крыльями свешиваются пучки труб, в каждой из которых может свободно проехать поезд, на хвосте горят красные сигнальные огни. И желтым светят стекла кабины пилота, как будто внутри горит адское пламя.

— Ночной Скиталец мертв, — как гром среди ясного неба звучит голос за Нининой спиной. — Его души здесь больше нет.

Нина сначала замирает, а потом медленно оборачивается, ожидая увидеть очередного механического монстра.

Пусто. За ее спиной стелется пустошь, заметая снегом последнее воспоминание о бетонной дороге. Но там, далеко за механическим лесом, загорается полоска света — как будто луч восходящего солнца прорезает тучи. Вот он ярко-желтый, а потом, вопреки всем ожиданиям, резко меняется на зеленый. И лес трещит и весь съеживается, когда луч касается проводов.

Страх, сначала почти неразличимый за ворохом других чувств, теперь поднимается и разрастается, заливает сознание зеленым электрическим светом.

— Ты знаешь, куда отправляются создания из Изнанки реальности после смерти? — снова звучит все тот же голос, щеголяя издевательскими интонациями. — Как и ожидалось, не знаешь. Вы, смертные, всегда корчите из себя всесильных мудрецов, хотя не способны даже на очевидное рассуждение.

— Кто ты? — Нина оглядывается, не понимая, откуда доносятся слова. От зеленого света становится невыносимо холодно, снег хрустит и колет, превращаясь в острое крошево.

— Убить тебя? — спрашивает невидимый собеседник. — И посмотреть, как всполошатся мухоморы из адской канцелярии? Хотя ты же у нас правильная, за тебя вступится белый легион из райских кущ.

Голос звучит все громче, крепнет, и Нина застывает, глядя в сумрачное зелено-серое небо.

Все мысли в один миг сменяются приятной зеленоватой темнотой. Хорошо. Спокойно. Все будет решено само собой, о ней позаботятся, отправят туда, где будет лучше, чем на земле.

Сизые низкие тучи дрожат как в агонии и в страхе расступаются, освобождая путь для хлещущего с неба потока ненависти и смерти. Гигантский зеленый огонь полыхает в небе, тучи вихрятся вокруг него, сгорают, как мотыльки у ртутной лампы. Зеленая свеча притягивает взгляд, гипнотизирует, заставляет застыть в сплошном холодном хаосе.

— Я покажу тебе, куда уходят души отсюда, — огонь вращается в небе как безумный, раскидывает снежные вихри и ошметки облаков.

«Это смерть», — понимает Нина. Но такая притягательная смерть. Смерть как освобождение от вечных скитаний в холодном механическом аду, как последний маяк в штормовом море, как последнее возможное искупление всех грехов. Та смерть, которая стала спасением для Марии Целесты, та, которую вечно ищет Летучий Голландец.

«Я больше его не вижу», — звучит в голове голос Дебби Хайд. И сквозь зеленый сумрак, пустивший корни в сознании, пробивается нечто иное, нечто, не имеющее отношения к Изнанке реальности.

«Чертоград», — послушно откликается голос в голове.

«Бежать!» — неожиданно понимает Нина и, еще пребывая под гипнозом, бросается к исполинскому зданию, в спасительную тень.

— Ты не уйдешь от меня, — монотонно вещает голос. Он льется как будто отовсюду, падает с неба вместе со снежными хлопьями и зеленым светом.

Нина бежит, постепенно возвращаясь из забытья. Первым приходит ощущение чудовищного неудобства — платье все мокрое и липнет к ногам, жутко мешая. Да и туфли на каблуках совсем не предназначены для забега по сугробам.

Но здание будто бы само хочет, чтобы в него вошли. Из неоткуда в стене появляется дверной проем, абсолютно темный. Только пара ступенек смутно видна, да деревянные расщепившиеся перила старой лестницы.

Дверь захлопывается за Ниной совершенно беззвучно, и тихо щелкает сам собой повернувшийся замок. Темнота смыкается со всех сторон. Тишина. Сюда не проникает ни зеленый свет, ни грозящийся смертью завораживающий голос. Лишь тяжелое дыхание Нины слышится, и глухо стучит ее сердце, отдаваясь от стен многократным эхом.

Щелк!

Вверху над лестницей загорается тяжелый бронзовый фонарь. Красновато-желтый свет озаряет уходящую вверх череду каменных неровных ступенек.

Нина думает недолго — это здание видится единственным спасением из снежного водоворота Изнанки реальности.

Она начинает подъем медленно, все еще стараясь отдышаться. Все-таки тело, привыкшее подолгу сидеть за учебниками, не приспособлено к таким нагрузкам.

Один пролет, второй… Нина останавливается. Свет фонаря почти померк, а лестница и не думает кончаться.

«Может, спуститься?» — мучительно соображает Нина. Сгущающаяся темнота вверху совсем не выглядит спасительной, а воображение дорисовывает отнюдь не заманчивые перспективы путешествия по лестнице в кромешном мраке.

Щелк!

Свет фонаря внизу гаснет, и одновременно с ним аналогичный фонарь зажигается вверху, озаряя несколько пролетов.

«Значит, идти?» — Нина оглядывается. Темнота Изнанки реальности как хищный зверь — таится, подкрадывается и, наконец, набрасывается, не оставляя надежды на спасение. Темнота под лестницей дышит, из нее выступают неясные силуэты ступенек и перил.

«Идти», — из мрака на миг выныривают очертания фонаря, он тускло мигает, как будто насмехаясь, и вновь исчезает.

Одна ступенька, две. Нина оглядывается. Мрак внизу сгущается и клубится.

«И вдруг…» — откуда-то из прошлого доносится голос Аси.

Во мраке над лестницей появляется темный силуэт чего-то. И замирает, приготовившись к прыжку.

«Быстрее!» — Нина идет, то и дело перешагивая через ступеньку. Пролет, еще один, и еще… А вот тут у стены под фонарем стоит скамейка. И никаких дверей, никаких комнат, только серые кирпичные стены.

Отдышаться и снова оглянуться.

Силуэт движется по лестнице за ней, постепенно обретая форму. И кажется, будто уже слышны негромкие крадущиеся шаги.

Ступеньки, ступеньки, пролеты. Гулкий щелчок, красноватый свет сверху.

А за спиной чье-то холодное редкое дыхание. И пристальный взгляд устремлен куда-то в область лопаток. От льдистого зеленоватого взгляда прошибает холодный пот, и мурашки разбегаются по спине.

Еще пролет, потом еще три. Щелчок.

Нина бежит, не обращая внимания на подвернутую ногу, на почти обломившийся каблук.

Треск за спиной, звук бьющегося стекла. Где-то далеко внизу что-то железное падает на пол, катится с почти оглушающим звоном.

Пролеты несутся мимо, как в безумном калейдоскопе. И кажется, будто лестница сама движется вверх.

Еще один фонарь зажигается, и Нина останавливается под ним, не веря своим глазам. Три потертые ступеньки ведут не в привычную красноватую темноту, а к массивной железной двери не то грузового лифта, не то ангара. И, как будто почувствовав присутствие Нины, преграда медленно отъезжает в сторону.