Терапия (гет)

Не смотри на меня таким взглядом, мам. Мы обе знали это примерно после третьего его визита. Что всё рано или поздно закончится.

Слышишь? Это Малфой зовёт тебя. Зовёт по имени, а не фамилии как всегда. Он действительно хочет помочь тебе, так не отталкивай его.

Всё должно было прекратиться, так или иначе. Как бы ты ни упиралась, иллюзия рухнула в тот самый момент, когда отец подписал бумаги о разводе. Ну, пожалуйста, не плачь, ладно? Я не смогу быть с тобой постоянно. Во всяком случае не так, как сейчас.

Ты отрицательно мотаешь головой, не пытаясь сдержать слёз. Тебе необязательно говорить что-либо, я и так знаю каждую твою мысль. Знаю, что нужна тебе. Что ты боишься не справиться одна… Что скучаешь… Скучаешь так сильно.

Но правда в том, что я всегда буду рядом, вот здесь, в сердце. Пришло время оставить твой истерзанный разум в покое. Ты сумеешь жить дальше. Сможешь пережить случившееся. Ты и сама это знаешь, не вынуждай уговаривать.

Ты поднимаешь на меня взгляд и снова видишь свою маленькую одиннадцатилетнюю девочку с огненно-рыжими волосами. Одежда мешковато свисает на крохотном теле, но всё это уже неважно.

Едва слышно доносится его голос…

Ты знаешь, что должна сделать.

Просто вдохни.

* * *

— Реннервейт!

Грейнджер шумно втягивает воздух в лёгкие, словно только что вынырнула из-под воды, и резко распахивает огромные глазищи.

В глубине души я ликую. Рад настолько, что отдаю отчёт в своих действиях уже постфактум. Оказывается, я неосознанно стиснул хрупкое тело в объятьях, как только понял, что она очнулась. Просто сгрёб Грейнджер с постели и крепко сжал с облегчённым выдохом.

Неловко…

— Малфой? Ты меня задушишь, — её голос хриплый, но в нём не слышно злости или неприязни, даже лёгкой раздражённости и той нет.

Мерлин, надеюсь, она ещё не до конца успела прийти в себя. Впрочем, если удумает шутить на этот счёт, я просто скажу, что она галлюцинировала.

Аккуратно выпускаю её из рук и вглядываюсь в бледное лицо.

— С возвращением.

— Я была без сознания?

— Выходит, что так.

Мы какое-то время молча смотрим друг на друга, и по её взгляду я понимаю, что она всё осознала.

— Мне не хочется этого делать, но я должен спросить.

— В курсе ли я, что моей дочери всё ещё одиннадцать и это никогда не изменится?

Снова облегчённо вздыхаю. На самом деле я не особо понимаю, как должен поступить дальше.

— Мне правда жаль. Я должен…

— О, ты сделал всё, чтобы я об этом помнила, — вопросительно приподнимаю бровь, вынуждая её продолжить. — Вряд ли я сумею забыть день, когда меня обнял Драко Малфой, — говорит она с невесёлой улыбкой. — А стало быть, обстоятельств, при которых это случилось, тоже позабыть не смогу.

Мы снова молчим. За окном давно стемнело, но я не готов оставлять её наедине с собой. Проследив за моим взглядом, она решает, что догадалась, о чём я думаю.

— Наше время истекло, да? Тебе пора домой, — не могу различить, что преобладает в этой её интонации: сожаление или облегчение.

— Мы всё ещё не воспользовались Омутом Памяти, если, конечно, тебе есть что посмотреть.

— Они спрятаны в детской, — не сталкивайся я с проявлениями апатии ежедневно, решил бы, что она вполне спокойно и адекватно себя ведёт.

— Если не возражаешь, я позвоню Грете через камин в гостиной? Хочу, чтоб мать была в курсе, почему я задерживаюсь. А потом мы вместе со всем разберёмся, обещаю.

— Чувствуй себя как дома, — безразлично пожимает плечами, вынуждая меня ускориться.

Я не уверен в её реакциях и общем состоянии, что здорово нервирует. Нет инструкций для подобных случаев. Невозможно предугадать, как именно она поведёт себя теперь. Не впадёт ли она в истерику или чего похуже.

По-быстрому обрисовываю Грете ситуацию, на что немка отвечает понимающей улыбкой. Ей нет нужды уверять меня в том, что она позаботится о Нарциссе. Фрау Мюллер, наверное, единственный человек, которому я сейчас доверяю.

Изумрудный оттенок пламени сменяется золотым, и связь с Мэнором прерывается. Поднимаюсь на ноги, слегка отряхивая брюки.

Грейнджер я нахожу в коридоре рядом с простой деревянной дверью, на которой виднеется детский рисунок. Громко прокашливаюсь, чтобы не напугать её, но она не оборачивается. Подхожу ближе и слегка касаюсь хрупких плеч.

— Готова?

— Едва ли. Но… думаю, мы должны, — обречённо бормочет она, обхватывая ладонью дверную ручку.

Накрываю её дрожащую ладонь своей, чтобы отворить дверь.

* * *

Мы в воспоминании Гермионы. Грейнджер.

Последнее время всё сложнее контролировать себя, чтобы ненароком не назвать её по имени вслух. Не уверен, что это из жалости. Мне жаль её, но она точно не жалкая. На самом деле я отлично помню, каким ничтожеством выглядел после смерти Астории. С Грейнджер дела обстоят лучше. Она сильная и терпеливая. Поехавшая, конечно, и с серьёзными психическими расстройствами, но ведёт себя достойно. Не могу не признать.

Было заметно, с каким трудом она заставила себя войти в комнату дочери, прикоснуться к старому медвежонку и распотрошить того при помощи заклинания.

В маггловской мягкой игрушке она когда-то предусмотрительно спрятала пронумерованные и подписанные бутылочки с воспоминаниями. День смерти, день похорон, некоторые разговоры и встречи с родственниками после случившегося. Один из флаконов не подписан. Она сказала, что тот не особо важен — это воспоминание об одном августовском дне тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Я настоял на том, чтобы мы начали именно с него.

И вот мы стоим с ней у озера. Не Чёрного, рядом с которым я привык бродить во время учебы в Хогвартсе, а самого обычного — маггловского.

— Это место находится недалеко от моего дома. Сразу за теми деревьями проезжая часть. Трасса плавно переходит в жилой район. — Немного помолчав, она продолжает говорить: — Чреда похорон наконец закончилась, летние каникулы подходили к концу. Но время было сложное: мне предстоял год обучения в Салеме, а Джинни — возвращение в Хогвартс. Я с ума сходила в родительском доме, и ребята решили меня отвлечь. Идея о том, чтобы искупаться в озере, возникла внезапно. У Джинни не было купального костюма, да и я из своего выросла. Видишь?

Гермиона показывает рукой в сторону, и я обнаруживаю на траве молодых брата с сестрой Уизли, Поттера и Грейнджер. Дурачась, все они вразвалочку сидят у кромки воды. Восемнадцатилетний Поттер лениво бросает вдоль глади озера плоские камешки. Рыжая спутница лохматого задорно хвалит его, когда брошенный им камень трижды касается воды, прежде чем пойти на дно.

Я и забыл, какими они были. После войны меня в основном таскали по допросным Визенгамота.

У всех четверых замечаю уставший повзрослевший взгляд, но в остальном — обычные подростки. Голоторсые парни в джинсах, чьи футболки валяются на земле позади, и растрепанные, обнимающие своих кавалеров девчонки.

— Ты не туда смотришь, — говорит мне нынешняя Гермиона. Грейнджер. — Обрати внимание на мой взгляд.

Я делаю как она сказала и, наконец, вижу, о чём она говорит. Сидя в объятьях долговязого Уизли опершись спиной на его обнажённую грудь, Грейнджер пожирает глазами тело Поттера, его пресс, отточенные движения кисти, которой очкарик метко бросает камешки.

— Вот сейчас. На Джинни.

Заливисто смеясь, Уизлетта невзначай поворачивается в сторону брата и замечает взгляд подруги, которая, кажется, глубоко погружена в свои мысли. Рыжая ведьмочка прикусывает щёки изнутри. Беззаботная улыбка меркнет на тонких губах, и она отворачивается, собственнически прижимаясь к своему парню. К Поттеру.

— А пойдёмте в воду! — срывается она с места и тянет лохматого за собой. — Ну же! Вода ведь отличная.

Пока я наблюдаю за тем, как шорты и футболки девчонок из прошлого намокают, становясь тяжёлыми и тёмными, нынешняя Грейнджер подходит немного ближе.

— Это место. Оно напоминает мне о дочери. Ты скоро сам поймёшь. Лишь с годами я заметила и поняла поведение Джинни. Она знала. Догадалась, что я смотрю на её мужчину… не по-дружески.

Наплескавшись в озере, все четверо сидят на берегу. Парни предлагают своим девушкам переодеться в их сухие футболки. Джиневра подхватывает одежду и за руку тащит Гермиону за ближайшее дерево.

— Ты уже сделала это с моим братцем? — хохочет она деланно беззаботно.

— Ты о?..

— Да, ты ведь уедешь на целый год! Нужно сделать всё, чтобы Рон тебя дождался. Мы вот с Гарри… — переходя на шёпот, она склоняется к самому уху Грейнджер, вынуждая ту краснеть от подробностей.

— Ненавижу себя за это, — несколько тихо говорит мне взрослая Гермиона. — Но в этот самый момент, пока Джин воркует об их с Гарри первом опыте, я стараюсь незаметно понюхать надетую на неё мужскую футболку, чтобы насладиться его запахом.

* * *

Выброшенный из воспоминания, я быстрее прихожу в себя и наблюдаю, как Гермиона медленно поднимает голову из Омута.

— Думаю, нам стоит поговорить.

Опускает подбородок в попытке спрятать лицо за волосами, но я уже заметил перепуганный взгляд. Медленно выдохнув, она всё же находит слова:

— Малфой, этого слишком много за раз. Выбирай, либо мы покончим со всеми воспоминаниями здесь и сейчас, либо ты уйдёшь. Я не готова ещё и обсуждать это.

Под «этим» она подразумевает ситуацию с Поттерами. Младшая Уизли знала о чувствах Грейнджер и намеренно подталкивала её к своему брату.

Я вижу, как сложно Грейнджер находиться вертикально, как она сдерживается, чтоб не обхватить себя руками, упав на пол.

— Я не уйду в любом случае.

— Почему? — её голос такой поникший, что хочется взять за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Чувствую за тебя ответственность, — пожимаю плечами для пущей небрежности, но вряд ли она верит. — Тебе нельзя оставаться одной, а я не собираюсь звать сюда Поттеров. Не сейчас, по крайней мере.

— Что ты хочешь обсудить? — Мне бы радоваться, что она сдаётся, но не могу.

— Что не так с этим озером?

— Ты скоро сам всё увидишь.

— Грейнджер, тебе необходимо выговориться.

— Тогда не заставляй меня смотреть, — голос срывается, из-за чего оба чувствуем неловкость.

Я не знаю, как именно следует поступить. Мне необходимо закрепить в её сознании случившееся, но я не хочу сломать её.

— Твоя взяла. Мы посмотрим это воспоминание, — указываю на бутылочку с надписью «День смерти». — Только его и всё. А затем, если ты захочешь, обсудим увиденное, идёт?

— Думаешь, Рон ушёл, потому что я сумасшедшая?

— Ты считаешь себя сумасшедшей?

— Я не знаю…

— Он приходил ко мне, когда я только начинал лечить тебя. Я не позволил ему тебя увидеть, чтоб не вызвать рецидив. Он абсолютно точно не считал тебя сумасшедшей. Мне почему-то кажется, он и вовсе не понимал, что с тобой происходило.

— Я и сама не понимала.

Выливаю блёкло-серебристое воспоминание в Омут и беру её за руку. Ладошка ледяная, но от нашего контакта губы Грейнджер искажает слабая грустная улыбка.

* * *

Мы застаём чуть более молодую версию Грейнджер на их крохотной кухоньке. Она немногим отличается от той, которая стоит рядом со мной, так и не отпустившей мою руку.

Неуловимое различие таится во взгляде. На лице нет печати глубочайшей скорби и личного горя. Лишь сейчас, сравнивая их, я начал отчётливо это видеть.

— Вчера был сочельник, — моя спутница подаёт голос в попытке справиться с эмоциями. Покрепче сжав мою ладонь, она явно превозмогает себя: — Мы так наелись лакомствами от Молли, что сегодня решили пойти покататься на коньках.

Я обращаю внимание на кухонные часы. Два часа пополудни.

— Роза уже успела распаковать подарки. Одним из них и были коньки. Подарок дедушки Артура.

Грейнджер из прошлого складывает грязные тарелки в раковину и лёгким движением палочки применяет к ним заклинание.

— Рон остался в Норе. Мы планировали посидеть семьёй за рождественским ужином в шесть. Только нас трое. И Живоглот, конечно, — отстранённо добавляет Гермиона, заметив огромный рыжий комок шерсти, начавший ластиться о ноги Грейнджер из воспоминания.

— Вы с ней решили покататься на озере?

— На том самом… Это ведь почти рядом с домом. Планировала трансгрессировать нас туда и через пару часов обратно.

Босая одиннадцатилетняя девочка с зимней курткой в руках и коньками наперевес вбегает в кухню, и Грейнджер отпускает мою руку.

— Мамочка, давай возьмём с собой Глота? Я наколдую ему милую шапочку с оленьими рогами и ушками, и он будет смотреть, как я учусь кататься, вместо того, чтобы скучать здесь.

— Не думаю, что он оценит твою шапочку, милая. Какую бы то ни было шапочку. К тому же Живоглот отлично чувствует себя в одиночестве.

— Мне не стоило идти у неё на поводу, — в диалог из воспоминания вклинивается Гермиона, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вытащить её отсюда. Гнетущая обстановка сбивает с толку. Хочется уйти прочь. Мы оба знаем, что совсем скоро произойдёт нечто непоправимое. — Идти туда в Рождество было глупейшей идеей. Нужно было остаться дома.

Я открываю рот, чтобы возразить ей, но не хочу пропустить ответ девочки. Та призывает сапоги и, обувшись, принимается канючить:

— Но сегодня семейный праздник, мам. Папа не пойдёт с нами, так пусть хотя бы Глотик будет рядом, он ведь тоже член семьи! — рыжеволосая Роза Уизли тискает старого полукниззла и жалобно смотрит на мать.

— Ладно, — смягчается Грейнджер, — но тебе придётся смотреть в оба, чтобы он не сбежал.

— Он всегда возвращался, даже когда сбегал. Не понимаю, зачем я…

— Эй, — стараюсь переключить на себя её внимание и снова беру за руку. — Посмотри на меня. Ты не могла знать, что произойдёт.

Пока я вглядываюсь в бескровное женское лицо, декорации меняются, и мы оказываемся на припорошенном снегом берегу. Кот мечется, видимо отходя после трансгрессии. Грейнджер перенесла его вместе с Розой.

Пока её дочь расшнуровывает новенькие коньки, уже переобутая Гермиона из воспоминания бросает несколько заклинаний на ледяную корку озера, чтобы укрепить.

— Я не успела среагировать, — отстранённо говорит мне Грейнджер, в чьих глазах стоят слёзы. — Повёрнутая на безопасности, я всё переживала, чтоб лёд не провалился под нами, чтоб она не поранилась, не упала. А в это время, за моей спиной…

А в это время за её спиной рыжий котяра наконец оклемался от магического перемещения и принял решение удрать прочь. Роза угадала его намерения и бросила коньки, обратно натянув едва снятый левый сапог.

Обернувшись, Грейнджер из две тысячи пятнадцатого видит лишь спину убегающей дочери.

— Роуз, ты куда?! — кричит она, на ходу трансформируя коньки в обувь на плоской подошве. — Роза!

— Сразу за теми деревьями находится проезжая часть, — отрешённо говорит стоящая рядом Гермиона, не двигаясь с места. — В Рождество мало кто выезжает на собственном транспорте. Но вот коммерческие поставки у магглов не могут встать даже из-за праздника. Водитель фуры, Девид Джонсон, не успел среагировать на «словно из ниоткуда выскочившего кота». Он вдарил по педали, но тормозной путь оказался слишком большим. Уже потом Девид заметил мою девочку, но не успел вовремя вывернуть руль. Машина снесла ребёнка и перевернулась. От удара Роза умерла мгновенно.

Декорации вновь сменились, и я вижу раскуроченного металлического зверя, упавшего набок. Багровые пятна виднеются из-под помятого капота. Кровь медленно сочится по холодному асфальту.

Позади нас с Гермионой замечаю мертвецки бледную Грейнджер из прошлого. С палочкой в руке она лихорадочно оценивает ситуацию, силясь придумать выход.

Дабы не пялиться на изувеченное детское тельце, лежащее в неестественной позе, не зацикливаться на порозовевшей от крови шерсти погибшего глупого фамильяра, я сосредоточиваюсь на том, как мать поочерёдно применяет к дочери целебные заклинания, а те не действуют.

— Где-то через полчаса я перестану это делать. Вспомню, что здесь также находится водитель, и окажу ему первую помощь, — голос Грейнджер отстранён и безэмоционален, но я знаю, что по её щекам бегут слёзы. — Отправлю патронус в Нору и буду сидеть посреди дороги с Роуз на руках. Воя от боли, словно раненое животное. Это была кровь на мёрзлом асфальте, а не вишнёвый сок. Мне часто снился этот сон, но я делала вид, что не понимаю, о чём он.