Звёздный капитан (джен)

2211 г. гиперпространство, Фронтир.

Сарагосу я покинул наутро следующего дня после разговора с Великим Пророком, не испытывая по этому поводу ни капельки грусти. Холодные металлические коридоры «Своенравного» казались мне куда приятнее этого некогда фермерского мира. Далее была операция по выгрузке беженцев, которую иначе как рутинной язык не поворачивается назвать. Такой же рутиной были и прочие мероприятия, связанные с пополнением различных припасов.

Фоэлтон сразу же притащил длинный список необходимых приборов, которые можно было закупить, разумеется, только на планете, и предложил себя туда отправить. На мой резонный вопрос, почему этим нельзя было заняться во время прошедшего официального визита, лучше всего ответил Фаррел, подленько засмеявшийся. Он и отправился.

Вместе с Лютцевым мы долго и угрюмо обсуждали возможность пополнения экипажа. Как капитан корабля я вполне мог привести к присяге любого на своё усмотрение. Проблема заключалась в том, что набирать людей с планеты, где правили фанатики, было чревато неприятностями. После промаха с беженцами, которых едва не заморили голодом на орбите, мне не хотелось рисковать. К тому же пока сильной потребности в восполнении экипажа и не было.

Впрочем, обсудить тут было что, и в разгар очередного такого разговора на связь вышел Роман Османов, самодовольно отчитавшийся, что его «армия» готова к отправлению. Согласно нашему уговору, я должен был сопроводить на Аркадию три транспорта с оружием, попутно сняв с той блокаду. В этом всём меня смутила скорость, с которой бизнесмен подготовил свои войска ― у него на это ушло всего два дня. В лучшем случае выходило, что он подготовился заранее. В худшем — что тут имелся некий подвох.

Это было слишком быстро, даже если бы речь шла о крупной колонии, вроде Эдема. Мы же находились на куда менее населённой Сарагосе. Я вообще не понимал, откуда на планете, успевшей повоевать со всем сектором, где правят человекоцентристы, могут взяться наёмники. И тем не менее три транспорта были передо мной как на ладони. Странности добавляло то, что бизнесмен наотрез отказывался позволить досмотреть:

― Я требую, чтобы меня или моих офицеров допустили осмотреть эти транспорты! ― мой голос пылал от гнева.

― Капитан, в этом нет ну ни малейшей необходимости, ― попытался урезонить меня Роман Османов. ― Я честно вам признался: там оружие и те, кто им будет пользоваться. Самые стандартные средства по уменьшению населения, ничего противозаконного.

― Если это так, то нет ничего страшного, если я на это посмотрю.

Пойманный на слове Роман Османов беззвучно поскрежетал зубами и, наконец, сдался:

― Хорошо, надеюсь, после этого мы в конце концов сможем отправляться.

― Фоэлтон, отправляйтесь, всё там осмотрите и проверьте. С экипажем особо не заедайтесь, но и спуску давать им не стоит.

Ждать отчёта пришлось долго. По какой-то причине доложиться лейтенант решился лишь после того, как явно вдумчиво осмотрел все три транспорта. На лице Ника было прямо написано, что он не слишком-то хочет докладывать об увиденном.

― Ну? Что там? ― нетерпеливо спросил я.

Фоэлтон, вздохнув, отвернул камеру так, чтобы показать мне трюм транспорта. Ровными рядами там стояло огромное множество неактивных роботов. Между ними то и дело пролетали какие-то дроны, по-видимому, занимавшиеся обслуживанием этой «армии».

― Такая же картина на остальных кораблях. Кроме… ― Ник явно не знал, как смягчить удар. ― …этих ещё есть что-то вроде танков и авиации. Все роботы изготовлены на Сарагосе. Экипажа нет, корабли полностью автоматизированы. Управляется это всё искусственным интеллектом.

― Возвращайся, ― коротко ответил я и переключился на тот канал связи, где меня ожидал Роман Османов.

Лицо бизнесмена застыло в немом упрёке человека, который всеми силами пытался избежать скандала, но не смог. Его нисколько не волновала суть моей претензии. Очень мало волновала форма. Зато то, что претензия в принципе существует, его беспокоило и ещё как.

― Или вы объясните, что происходит, или я уничтожу эти корабли прямо здесь, на орбите. Гарантировать, что не поступлю так же и после объяснений, не буду, ― протараторил я.

— Это моя армия, ― терпеливо сказал Роман. ― Она принадлежит мне, и хотелось бы ею воспользоваться!

― Производство и использование боевых роботов запрещено!

― Но штурмоботов же производят? Вот и считайте, что я собираюсь взять Аркадию на абордаж. И вообще! Это мои транспорта, моя армия и планета! — Видно было, что разговор выводит его из равновесия, поэтому бизнесмен глубоко вздохнул, возвращаясь в спокойное состояние, и продолжил. ― Подумайте сами: если играть по всем правилам, то вы тут порядок и за десять лет не наведёте. Да и местные не особо стремятся проявлять благородство и честность. Это простое, адекватное решение очень многих проблем. Наших общих проблем! Или вы, офицер флота, предлагаете мне нанять наёмников? Сами же, капитан, знаете, какая это публика. После них останутся в лучшем случае руины. Я даже не говорю о том, что роботы не насилуют каждую встречную женщину и не уносят с собой всё плохо прикрученное.

― Когда эти роботы взбунтуются, что вы будете делать? Наймёте всё тех же наёмников?

― Не взбунтуются. В каждого робота встроен механизм самоликвидации. В случае, если что-то произойдёт, ― он щёлкнул пальцами, ― они будут обезврежены. Безопасность превыше всего, и всё такое.

Я тяжело вздохнул, пытаясь прикинуть, что ещё можно возразить. На ум ничего дельного не пришло, поэтому, хоть эта затея мне категорически и не нравилась, пришлось согласиться.

— Вот и отлично! — довольно заявил Роман. — Кстати, хорошие новости: я отправляюсь с вами! Генерал идёт со своей армией!

Мне пришлось смерить его очень-очень долгим взглядом, пока не стало понятно, что бизнесмен, может, и шутит, но явно не в той части, где содержалась мысль отправиться с нами. Впрочем, ответ-то у меня был только один:

— И речи…

— Может, капитан! Может! Ваш корабль в этой, как там, эскадре наиболее безопасный вариант, да и надо же, наконец, увидеть это чудо-юдо!

— Нет, — не поддаваясь, ответил я, — это военный корабль, и на нём будут присутствовать только военные, никаких пассажиров, попутчиков и ВИП-гостей.

— Тогда зачислите меня матросом! — заявил, предварительно вздохнув и что-то прикинув, Роман.

Я хмыкнул от такого необычного предложения. Соблазн отыграться за последние события был очень велик, но это вряд ли того стоило. Однако отказать бизнесмену мне не дали: меня легонько ткнул лейтенант Лютцев, привлекая внимание. Он всё это время стоял за спиной, не участвуя в разговоре активно, но и не скрывая своего присутствия.

— Если позволите, капитан, на пару слов, — любезно сказал лейтенант. — Предлагаю согласиться, — неожиданно сказал Евгений, когда мы отошли так, чтобы наш разговор не было ни слышно, ни видно. Увидев мой озадаченный взгляд, он терпеливо объяснил: — Здесь, на корабле, мы сможем его контролировать. Если он что-то задумал, то легче будет это предотвратить.

— Узнать его истинные намерения? — прикинул я. — Может, что и выйдет из этого.

Обсудив некоторые детали, мы сообщили Роману, что он может прибыть на борт. Бизнесмен оказывался в несколько привилегированном для матроса положении, потому что к нему приставили целого мичмана Митта, целью которого являлось развлекать в рамках устава гостя, как он только умел: работой до последнего пота, скучными занятиями и недостатком сна. Обычно матросов такой чести не удостаивали, и на отдельно взятого мичмана их было несколько десятков. Это нисколько не облегчало их жизни. Как мичманов, и уж тем более матросов.

Понимая, что шило в мешке не утаишь, я сообщил Роману о том, что на корабле присутствует искусственный интеллект, который в том числе следит за всем экипажем. К моему разочарованию, эту информацию бизнесмен воспринял вполне спокойно, что ясно сообщало о том, что он в курсе. Роман осведомился лишь, будут ли за ним наблюдать во время «личных процедур».

— На корабле нет понятия личных процедур, младший матрос Османов, — холодно ответил ему Лютцев.

* * *

Я искренне опасался, что вся команда сплотится в едином порыве, отыгрываясь на Романе за все свои беды. К счастью, тот умел за себя постоять. В первую же ночь матросы решили устроить ему «тёмную». Результат вышел немного позорным, как для уже боевого экипажа: двое отправились в лазарет с переломами, ещё человек пять отделались синяками. Все нападавшие вполне заслуженно пошли на гауптвахту.

На фоне всего этого как-то совсем незначительно протекало путешествие обратно к Аркадии. В этот раз не было ни проблем с провиантом, ни поломок, одним словом — рутина. Поэтому, когда на календаре высветилось напоминание о том, что близится еженедельный ужин с офицерами, я даже был рад тому, что скучные дни окажутся немного разбавлены.

Обычно в этих посиделках участвовали старшие офицеры и один из мичманов, которые заранее разыгрывали между собой право на посещение. Собирались, как правило, либо в капитанской каюте, либо в офицерской кают-компании. Соответственно, принимающая сторона обеспечивала стол, а посетитель или посетители — выпивку. В этот раз была моя очередь «идти в гости», поэтому мой миниатюрный бар подвергся внимательному анализу.

К алкоголю я относился скептически и без лишней щепетильности: мог выпить за компанию несколько бокалов вина, но не больше, ибо терпеть не мог терять контроль над собой. Поэтому все мои «запасы» представляли собой ничто иное, как мешанину, которую я носил в качестве подарков, не особо стремясь разобраться, кто и что пьёт. Да это и не требовалось: Лютцев не пил вовсе, Фаррел и Фоэлтон, напротив, пили всё, что содержало спирт, а думать о том, что пьют мичманы мне и в голову не могло придти.

Особенно забавно было наблюдать, как меняются «мои» алкогольные вкусы в зависимости от того, кого я пошлю за оным. Донавал, пока служил, вечно таскал виски, коньяки, реже креплёные вина. Кештин в алкоголе разбирался хуже, поэтому, как правило, выбирал по этикетке, из-за чего гостями моего бара стали в основном коктейли или просто «эксцентричные» напитки, вроде пива, крепостью далеко за сорок градусов. Фоэлтон всегда откровенно признавался, что «вот эту бутылочку и вот эту» он взял для себя и потом заберёт, а остальное можно пить. Фаррел был честен, иногда даже до смеха беззастенчиво объясняя, почему он взял именно этот напиток.

Хуже всего обстояло дело с Лютцевым. Уж не вспомню как так приключилось, что именно ему пришлось этим заниматься, но результатом его рейда в алкогольный магазин стал не только полный бар различных сортов водки, но и претензия от владельца магазина, который жаловался на офицера, доведшего менеджера до слёз.

Прихватив вино и ещё пару случайно выбранных бутылок, я отправился к зеркалу. Наши «посиделки» были мероприятием неофициальным, и тем не менее ходить мне приходилось в своём обычном мундире. Причины были самые прозаические: за время службы мой вкус к «гражданской» одежде настолько атрофировался, что я и представить не мог, как возможно ходить в чём-то, кроме брюк и мундира.

Из зеркала на меня взирал растрёпанный, какой-то весь неровный и кривоватый капитан Чейдвик. В последнее время это отражение очень беспокоило меня: человек на нём становился старше, но не столько из-за хода времени, сколько из-за работы.

― Капитан, ― неожиданно обратился ко мне ИИ, ― позвольте задать вопрос.

― Ну, валяй, ― вздохнув, ответил я.

― В вашем последнем рапорте упоминается робот с памятью человека…

― «ПР7704». Честно, не знаю, что и думать по его поводу, ― мой ответ был более откровенным, чем обычно, ― скорее всего, это байка. Есть такая особенность у некоторых людей, называется «впечатли гостя».

― Но даже если так, то, как вы считаете, мы с ним, ― искусственный интеллект немного запнулся, скорее для вида, нежели из-за реальной нехватки слов, ― одного вида или нет?

Это был, мягко говоря, неожиданный вопрос, вдобавок ещё и странный донельзя. Наверное, в любое другое время я бы отмахнулся от таких разговоров, но в тот момент мне почему-то захотелось ответить. Сев на свою койку и погладив манула, я взял несколько минут на размышления, а затем ответил:

― Не думаю. Если предположить, что это всё — правда. Хоть вы и похожи, но происхождение-то у вас разное. Нельзя же назвать одним видом людей и Ма’Феранцев, хотя мы и живём примерно в одинаковой среде.

― Приму к сведению. Как вы считаете, если взять за правду историю о том, что когда-то он был человеком, осталась ли у него душа после переноса?

― Что ты подразумеваешь, говоря «душа»? — уточнил я, внутренне усмехаясь.

― На основании анализа человеческих текстов, мной был сделан вывод о том, что душа есть идентификатор, подчёркивающий уникальность каждого разумного существа. На текущий момент мои исследования застопорились на вопросе о том, присуща ли душа исключительно сознаниям биологического происхождения. Побочный вопрос заключается в теоретической возможности утраты, либо получения души.

― Иначе говоря, ты спрашиваешь, есть у тебя душа? — уточнил я, уже не усмехаясь ни внутренне, ни внешне.

― Вряд ли от вас мне удастся получить релевантный ответ на этот вопрос, поэтому ответьте хотя бы на косвенный.

Я усмехнулся, прекрасно понимая, что ИИ, как бы это парадоксально ни звучало, составил обо мне мнение и, судя по всему, не самое положительное. То есть относился предвзято. Это было даже несколько обидно. С другой стороны, учитывая моё отношение, ничего другого ожидать не приходилось. Именно поэтому мне показалось абсолютно правильным ответить не заученной фразой из учебника по философии или теологии, а иначе:

― Не знаю, есть ли у меня душа, за остальных и подавно не могу отвечать. Мне кажется, что ты сильно углубляешься в дебри. Философия, на которую ты так опираешься, не даст тебе внятного ответа, потому что он зависит в первую очередь от того, как сформулирован вопрос, — я остановился, ожидая, что ИИ меня прервёт с замечаниями и уточнениями, но в этот раз оказался необычайно молчалив. ― Если ты так хочешь знать ответ на свой вопрос, то мне кажется, что душа вполне может быть и у существа, как ты выразился, неорганического происхождения. Это скорее тема для рассуждений верующих, чем биологов, физиков или химиков. Если робот верит в то, что он раньше был человеком, ничего не мешает ему же верить, что у него есть душа.

― Интересная точка зрения, спасибо за ответ, капитан, ― ответил искусственный интеллект и пикнул, показывая, что закончил разговор.

* * *

В отличие от матросов и мичманов, старшим офицерам полагались собственные каюты. На каких-то кораблях больше, где-то меньше. Кроме того, им также полагалось и собственное помещение для отдыха: кают-компания. Это был своеобразный, закрытый для посторонних храм, где офицеры в свободное время, хотя таковое бывало не часто, могли отдохнуть и расслабиться.

«Своенравный» в этом плане представлял собой, наверное, лучший из вариантов, виденных мной: офицерские каюты были весьма скромного размера, как раз, чтобы влезла кровать и шкаф. Компенсировалось это солидной по размерам общей гостиной, где нашлось место и огромному экрану, и кучке мягких кресел, удобному дивану, а главное божескому, нормальному столу, за которым можно было сидеть, не опасаясь вытянуть ноги и упереться в соседа.

Когда я был здесь в первый раз, ещё осматривая корабль на Лунных верфях, это помещение показалось мне достаточно унылым ― непропорционально большим и при этом практически пустым. По мере того как лейтенанты получали своё жалование, соответствующим образом менялась и обстановка.

По моему опыту службы лейтенантом скажу, что вопрос того, куда и как тратить деньги всегда был на повестке дня и обсуждался едва ли не ежедневно. Как правило, формировался «общак», куда уходил определённый процент от жалования каждого офицера и на который в кают-компанию закупались предметы обстановки, алкоголь, деликатесы и тому подобное. Распоряжался деньгами лейтенант с наибольшей выслугой, обычно это был первый лейтенант, но бывали и исключения.

Евгений Лютцев был ярким тому примером: по выслуге лет он имел двукратное превосходство над Фаррелом, но несмотря на это был вторым лейтенантом, по каким-то личным соображениям отказываясь от карьерного роста. Что нисколько не мешало ему, насколько мне было известно, заведовать «общаком» на «Своенравном», а ранее на «Небуле».

К моему приходу кают-компания уже была полностью готова: играла какая-то тихая, не слишком назойливая музыка, стол полнился едой, а вокруг, что-то вяло обсуждая, топтались лейтенанты. Лютцев, как и я сам, не умел расставаться с униформой, позволив себе лишь небольшую вольность в виде отсутствующей фуражки, демонстрируя всем и каждому немалых размеров залысины и седину.

Фаррел и Фоэлтон были в гражданской одежде, но если Ник держался в ней спокойно, то Джек то и дело её поправлял, сдвигал и всячески показывал, что она ему неудобна. Он, как и мы с Евгением, уже заразился неизлечимой болезнью «без формы никуда», и являлось лишь вопросом времени, когда обычная одежда полностью покинет его гардероб. А вот традиционно приглашаемый мичман отсутствовал, что было как минимум странно.

― Опаздывает, наверно, ― пожал плечами Николас, в ответ на мой вопрос по этому поводу.

― Мичман, опаздывающий на ужин с офицерами ― это нонсенс, ― заметил Лютцев.

Я склонен был с ним согласиться: хорошим тоном считалось, если младший по званию приходил раньше всех и помогал накрывать стол.

― Значит, припрётся Митт, ― заметил Джек, ― только ему хватит на такое наглости.

Все согласно закивали. Мичман Митт действительно был на хорошем счету и прекрасно это знал, поэтому позволял себе некоторые вольности.

― Может, тогда начнём? ― Николас покосился на еду. ― Я только с вахты, жрать хочется.

Я развёл руками, показывая, что мне всё равно.

― Ну, значит, Митт сам виноват, ― садясь за стол, сказал Фаррел и, потянувшись к принесённому мной алкоголю, поинтересовался: ― чем, капитан, вы сегодня нас порадуете?

Это была очень плохо прикрытая издёвка, учитывая, что именно Джек закупал последним алкоголь.

― Зеленый змий на любой вкус, ― без всякого интереса глядя на бутылки, прокомментировал Лютцев. ― Кстати, пока вы ещё трезвые, напоминаю: осталось две недели до конца квартала, нужно будет дать рекомендательные письма мичманам…

― Отписки эти, ― скривился Джек. ― Никогда не понимал, зачем они: мне всегда их писали по выслуге, каждый год.

― А мне ни одной так и не дали, ― заметил Ник. ― Ну, я про «ту» свою службу.

Упреждая реакцию Евгения, который непременно вставил бы что-то нравоучительное, я сказал:

― Нечего было Карамзина вечно злить. Вот он тебе ничего и не писал.

― Ничего я его не злил! ― возмутился Фоэлтон. ― Он сам вечно придирался к любой мелочи.

― Например? ― поинтересовался Джек, всегда падкий на истории чужих «залётов».

― Ну, ― Николас замялся, ― форма моя ему не нравилась…

Все разом усмехнулись, очень хорошо представляя, на что может быть похожа форма Ника.

― На посты вечно опаздывал, ― кисло напомнил я.

— Ну не всегда, так, иногда…

— Мне-то не рассказывай!

— А ещё кто-то из офицеров вечно на меня жаловался из-за игры на гитаре… — отмахнувшись от меня, припомнил Николас.

― Помню, когда я служил мичманом, ― внезапно начал Евгений, ― один парень целые концерты у нас на корабле устраивал. Мог сыграть буквально на чём угодно. Жаль парня, толковым был, далеко мог пойти.

― Погиб? ― предположил Фаррел.

― Отправился с Ронским, ― печально ответил Лютцев и, покачав головой, добавил, ― столько хороших людей в один миг исчезло.

Все за столом замолчали, не зная, что сказать. Тема экспедиции Ронского, унесшая с собой несколько миллионов жизней, даже тридцать лет спустя оставалась запретной для обсуждений. Это касалось не только официальных источников, но и даже таких как этот «кухонных» разговоров.

Тишину прервал вежливый стук в дверь и совсем неожиданный гость за ней. Им оказался Роман Османов в своей новенькой форме матроса, которая ему откровенно не шла, из-за чего он выглядел как школьник-переросток.

― Я выиграл билет, ― сообщил бизнесмен, демонстрируя нам небольшую карточку, которая изображала оный.

Сидящие за столом переглянулись. С одной стороны, билет на ужин всегда разыгрывался между мичманами, и ранее им не приходила в голову идея отдавать его матросу. С другой, все прекрасно понимали, кто такой Роман Османов. Хоть мы и нарядили его в форму матроса и понукали соответственно новому статусу, тем не менее это было своеобразное представление, театр. В любом случае, окончательное решение осталось за мной.

― Ну, присаживайтесь, матрос, ― без всякого восторга сказал я.

― Стол у нас слегка побогаче по сравнению с матросским, ― ехидно заметил Николас.

С этой самой фразы я, как, впрочем, и Джек с Евгением, судя по их лицам, поняли, что сейчас будет шоу. Мы не ошиблись. Роман не успел даже притронуться к еде, а Ник продолжил его подначивать:

― Возможно, наши вилки для тебя грубоваты ― они не из серебра.

― Никогда не пробовал есть серебряными приборами. Говорят, это вредно, ― спокойно ответил бизнесмен.

― Жизнь вообще вредная штука. Я вот вырос на планете Тантал. Очень живописный мир… был до того, пока туда не пришла ваша семейка и не понастроила своих заводов. Сейчас там кроме специальных биокуполов нельзя находиться без противогаза.

Эту историю от него я слышал и раньше. Вряд ли это была правда, скорее, полуправда, практически неотличимая от лжи. Планета действительно была переполнена различными, достаточно вредными для окружающей среды производствами. Но, во-первых, попробуйте найти крупные производства, полезные для экологии. Во-вторых, процесс разрушения атмосферы на Тантале начался задолго до этого. Наиболее вероятно из-за ошибки, допущенной при терраформировании, а концентрированная промышленность просто ускорила неизбежный процесс.

― Наверное, тяжело пришлось, — достаточно безразлично сказал Роман.

― Да уж.

На этом конфликт вроде бы был исчерпан, и хоть атмосфера ужина изрядно была подпорчена, всё можно было спасти, но тут бизнесмен решил нанести ответный удар:

― Николас, вас так, по-моему, зовут? ― Получив от лейтенанта кивок, он продолжил: ― Немного личный вопрос: во сколько лет вы впервые поцеловались?

― Хм, лет в одиннадцать… — явно наобум, пожав плечами, ответил Ник.

― А я в четырнадцать, ― Роман выдержал небольшую паузу, ― на собственной свадьбе. По мне не скажешь, но помимо жены у меня имеется двое детей: мальчик Рудольф и девочка Генриетта. Мне даже позволили на них посмотреть, когда им исполнилось по десять лет.

Незадолго до этой фразы мне вздумалось отпить вина, поэтому от удивления жидкость пошла не в то горло, и я закашлялся, лучше других выражая общее смятение от этой истории. Роман и не думал останавливаться:

― Мне не дали ни выбрать себе жену, ни имена детям. Вся моя жизнь была распланирована ещё до момента моего рождения, точно так же, как и жизнь моих братьев и сестёр, детей и далее. Детства у меня не было, только многочисленные уроки, вместо свиданий и игр ― тренировки, даже сны заменили специальными записями. Я бы с удовольствием родился Фоэлтоном, Фаррелом, Лютцевым, ― он посмотрел на меня, ― или Чейдвиком. Но нам не дано выбирать, кем рождаться, поэтому я ― Османов. Если вы считаете меня виновным в том, что произошло с Танталом — пожалуйста. Только учтите: ожидая от меня какого-то раздражения по этому поводу, вы ничего не добьётесь. Мне плевать.

Николас был натурально уничтожен этой речью и, судя по всему, надолго потерял желание препираться с гостем. А вот Джек, хлебнув для храбрости, спросил:

― У остальных богачей такая же дрянная жизнь?

― У «остальных»? ― переспросил Роман.

― Ну, например, как их, евреи эти…

― Берштайны? Они не евреи, во всяком случае, уже несколько поколений. Но в целом что-то похожее. Наша семья с ними редко контактирует ― как никак прямые конкуренты.

― А Джонги? ― спросил я.

― Это не самая приятная тема для разговоров, капитан, ― странно смутившись, ответил Роман, — особенно за столом.

― Не, ну если уже начали… ― подначивал его Фаррел.

― Вы сами этого захотели, ― ответил наш гость и отложил в сторону вилку, одновременно слегка отодвинувшись от стола. ― В каждой семье, Османовых, Берштайнов, есть «главная кровь» ― старший член, которой руководит всей династией. Там довольно сложная система, вам это всё равно ни к чему. Суть в том, что у Джонгов до поры до времени было так же, пока несколько поколений назад какая-то сумасшедшая не принялась менять всё по своему усмотрению. Глава их рода перед «вступлением в должность» ритуально убивает своего предшественника и съедает его сердце.

Теперь закашлялись уже все сидящие за столом, кроме самого рассказчика. Лютцев с отвращением спросил:

― И все это принимают?

― Конечно, нет! Недавно, поколение назад, их семья раскололась. Но те, кто ушёл, смогли забрать с собой лишь крохи от богатства, хоть их и было большинство. Оставшиеся там наглухо сумасшедшие и не чураются ничем: инцест, каннибализм, рабство. При этом, хоть Джонги и стараются это исправить, но они остаются очень богатыми, достаточно богатыми для того, чтобы все закрывали на творящееся безумие глаза. Эти, кхм, поклонники Маркиза де Сада сейчас собираются даже продвинуть одного из своих на пост лорда-адмирала. Не думаю, что им долго осталось, поэтому моя семья очень хочет заключить с ними что-то вроде династического брака и урвать свой кусочек наследства. На мой взгляд, абсолютно зря, но, к счастью, это пока и не удаётся.

Сказав это, Роман бросил короткий, обеспокоенный взгляд на меня, значение которого до поры осталось для меня непонятным.

* * *

Несмотря на мои опасения, вечер в целом прошёл неплохо. С некоторой натяжкой можно было бы сказать, что мне понравилось, если бы не одно «но»: Роман Османов мог быть сколько угодно хорошим собеседником, знать множество историй и вообще приятным в общении человеком, но это никак не отменяло того, что он силком заставил нас с ним сотрудничать. О чём я неустанно себе напоминал после каждой хорошей мысли, направленной на его персону. Хотя в целом его пребывание на корабле прошло спокойно. Постепенно команда к нему поостыла, приняв за данность, что он здесь и может вполне за себя постоять.

До прибытия в систему Аркадия-Бей оставались считанные часы, поэтому все офицеры и мичманы собрались на мостике на военном совете. Вопросов было много, самый главный из них заключался в том, что делать с вражеским флотом. Блокаду необходимо было снять, и если не удастся сделать это дипломатией, то придётся применить силу.

«Своенравный» был готов к полноценному бою, экипаж также удалось натренировать до приемлемого уровня, но оставалась другая проблема. Во Фронтире не приходилось рассчитывать на какой-либо ремонт, и получи мы значительные повреждения, устранять их придётся самим.

Положение осложняли вести, пришедшие с самой Аркадии: на планету высадился десант, и там гремели бои. Это сильно ограничивало меня по срокам и прямо вынуждало действовать быстро и решительно. Не приходилось сомневаться, что «адмирал» Сей Вей, если он до сих пор командовал осадой, уже знает о том, что мы идём. Отбытие нашего корабля с орбиты Сарагосы не афишировалось, но и большим секретом вряд ли было.

В систему мы вошли с повышенной боевой готовностью — засады были обычным делом. Нельзя сказать, что это было лишней предосторожностью — нас действительно ждали.

С десяток одноместных корабликов устремились к «Своенравному», стоило тому выйти из гиперпространства. К счастью, они ошиблись с местоположением, и расстояние между нами давало несколько минут на подготовку. Завыла боевая тревога, экипаж спешно принялся занимать боевые посты.

— По всем каналам транслируйте: говорит капитан Чейдвик, флот Человеческого Содружества, немедленно отступите или будете уничтожены!

— Никаких изменений, — сообщил ИИ через тридцать секунд.

— Фаррел, огонь! — даже не удивляясь подобной глупости, скомандовал я.

Возможно, по местным меркам десяток таких недо-истребителей, или чем они там являлись, и были силой, но точно не для «Своенравного», который строился в условиях войны с Ма’Феранцами, воевавшими ракетным вооружением, а значит, был напичкан ПВО до одури.

Мне хотелось ещё и развернуть корабль, закрывая собой транспорты от огня противника, но этого не потребовалось: противник исчез буквально через несколько секунд после того, как вошёл в радиус действия ПВО.

Убедившись, что на расстоянии нескольких часов подлёта вокруг никого нет, я снизил тревогу: экипажу ещё предстояло сегодня поработать, незачем было держать бедняг на постах попусту. К этому времени ИИ закончил анализировать происходящее в системе, позволяя мне прикинуть план действий.

Флот Леблейдов получил весомое подкрепление, став даже больше, чем изначально, и насчитывал теперь пятнадцать транспортов. С такого расстояния определить их принадлежность было невозможно, но судя по встрече на границе там были далеко не только артиллерийские баржи. Отдельной, куда более многочисленной кучкой на орбите, висел флот вторжения, активно продолжая отправлять на поверхность силы.

Как и в прошлый раз связь с Аркадией оказалась блокирована. Впрочем, ИИ определил, что на планете продолжаются бои, а значит, там ещё остались те, кому требовалась помощь.

— Фиксирую перемещение малых кораблей противника по всей системе, — доложил искусственный интеллект, выводя примерную информацию на экран.

Сей Вей хорошо поработал: москитный флот был разделён на множество небольших групп по три-четыре истребителя. Это позволяло атаковать в удобный момент практически с любого направления.

— Транспорта построить клином, нас выведи в центр построения, — приказал я.

Пускай противников было и больше, но их боевые возможности, а точнее радиус действия оружия, вынуждал их приближаться практически вплотную, а значит, входить в радиус действия нашей ПВО. Оставалось лишь порадоваться тому, что ни у одного из них не было ракет — тогда борьба была бы куда сложнее.

Причины этому были весьма тривиальны: до войны с Ма’Феранцами Содружество отказалось от ракетного вооружения вовсе, сочтя его пережитком прошлого. Определённая логика в этом была: слишком много факторов влияло на эффективность.

Война с моллюсками показала, что подобные рассуждения, мягко говоря, наивны и преждевременны. Этот тип вооружения стал постепенно возвращаться в строй. В первую очередь в качестве ПВО — у «Своенравного» были аж две пусковые установки для малых ракет, так называемых «хищников», целью которых была борьба со своими «собратьями».

Потеряв ещё две группы истребителей, которые даже не успели выстрелить, противник понял бесполезность такой тактики и отвёл их с нашего пути, собирая свой москитный флот в одну большую кучу. Скорее всего, Сей Вей собирался ударить ими в тыл, когда разгорится бой между «большими кораблями». Предоставлять такую возможность мне не хотелось — целью-то мог быть не только «Своенравный», но и транспорта, потеря которых означала провал. Да и разбить часть сил противника до начала боя тоже было бы неплохим положением вещей.

Оставалось всего-то придумать, как это сделать.

* * *

Отрывая меня от размышлений, на мостик пробился Роман Османов, которого я фактически запер в каюте, наказав не высовываться. Шутка с матросом, конечно, была забавной и всё такое, но рисковать его жизнью, ввязывая в занятие, к которому он изначально был не готов, смысла не было.

— Капитан!.. — запыхавшись, сказал он. — Разрешите обратиться, у меня есть идея!

— Десять секунд!

— Это наёмники…

— Девять.

— …дайте мне отправить…

— Восемь…

— …им сообщение…

— Семь.

— …возможно, нам и не придётся…

— Шесть.

— …сражаться, по крайней мере с их частью.

Не найдя ничего плохого в такой попытке, я кивнул, разрешая Роману пройти к одному из компьютеров и с помощью оператора записать простенькое обращение.

Никакого ответа не последовало, чему я не сильно удивился. «Верность наёмника» — скорее шутливое словосочетание, оксюморон. Тем не менее мне по собственному опыту было известно, что среди такой публики очень много гордецов. Пока у них имелись шансы на победу-реванш, пока осталось уязвлённое эго за поражение — никакие уговоры, никакие деньги бы не заставили их предать Сей Вея.

Мы продолжили приближаться к основной группировке противника. Постепенно клещи, в которых мы оказались, начали сжиматься: основные вражеские силы выступили нам на встречу. Нужно было действовать и срочно: ещё чуть-чуть и бой примет такой оборот, когда исправлять ошибки будет поздно.

Нужно было как-то разобщить группировки противника, вынудить действовать независимо друг от друга. Но как это сделать? Глушить связь было бесполезно — у противника наверняка были спутники по всей системе, которые бы мгновенно обошли «глушилку».

Атаковать вражеский флагман? Это был достаточно дельный вариант, благо, искусственный интеллект его мгновенно вычислил среди других кораблей по интенсивному обмену данными, но остальные корабли-то останутся. Даже действуя разобщённо, им с лихвой хватит сил на уничтожение транспортов как минимум.

Я с практически физической болью смотрел на то, как скучковался москитный флот. Один хороший взрыв… В этот момент мне на глаза попался Роман Османов, который до сих пор не покинул мостик, и меня осенило. Рывком я подскочил к нему, буквально схватил за одежду:

— Вы можете перегрузить реактор на одном из транспортов, вынудив его взорваться?

Бизнесмен растерялся, не зная, что ответить. Это за него сделал ИИ:

— Это возможно, если мне передадут управление транспортом.

— Делай! Разверни его и жди. Ущерб должен быть максимальным. Остальным кораблям приказ рассредоточиться. — Я посмотрел на бизнесмена и добавил: — Прежде чем разворачивать транспорт, выбрось всё содержимое в космос. Если получится, мы потом его соберём.

Направить своеобразный брандер было хорошей идеей, но противник вполне мог догадаться, что происходит. Значит, нужно было ему всячески помешать в этом. Благо, способ внести сумятицу имелся.

— Полный вперёд! Фаррел, готовьтесь, цель — вражеский флагман.

Если всё пойдет по плану, внезапные агрессивные действия дезорганизуют противника, гибель флагмана разрушит систему управления, а мощный взрыв ослепит сенсоры. Сопровождаемые транспорта при этом окажутся вне удара противника на достаточный срок для того, чтобы «Своенравный» успел вернуться и прикрыть их.

— Всё готово, капитан, — доложил ИИ.

Противник пока не понял, что происходит. Оно и не мудрено: давненько никому в голову не приходило применять брандеры. Зато Сей Вея, судя по всему, очень заинтересовал приближавшийся к нему «Своенравный», настолько, что его корабль оказался в авангарде. Не знаю, на что он рассчитывал: по глупости недооценивал огневую мощь моего фрегата или просто забылся в боевом кураже, но точка в его истории была поставлена очень быстро.

Специально, дабы не спугнуть, я запретил начинать бой с применения рельсотрона — это всё равно было не слишком эффективно. Гораздо лучше себя показывали обычные кинетические батареи. Их разрывные снаряды просто рвали артиллерийские баржи на клочки, в чём мы убедились ещё во время прошлой битвы.

Первый снаряд начисто снёс нос корабля самозваного адмирала, второй взорвался по правому борту, причинив минимальные повреждения, третий прошёл след в след за первым, разворотив внутренности баржи, четвёртый же ярким взрывом орудийной цитадели поставил точку.

Примерно в это же время наш брандер забрал с собой если не всю, то большую часть мелочёвки врага. Остальные недоистребители, из-за взрыва лишившиеся связи и сенсоров, бросились врассыпную. На какое-то время о них можно было забыть.

Но расслабляться было рано: оставалось ещё четырнадцать крупных кораблей. Трое из них, судя по весьма пассивным действиям, являлись кораблями-носителями, чьё содержимое только что было уничтожено, и в бой их вообще непонятно зачем потянули. Скорее всего, хотели использовать как прикрытие, но не успели соответствующим образом перестроиться. Самым опасным сейчас было бы попасть под огонь сразу нескольких кораблей противника. «Своенравный» выписывал просто невиданные пируэты, стремясь запутать врага и сбить с толку его артиллеристов, давая Фаррелу драгоценное время на сокращение числа стрелявших.

Выла сирена: фрегат успел получить два попадания в районе кормы, к счастью, обошлось без серьёзных повреждений. Ещё один снаряд, наверное, самый неприятный из попаданий, угодил в левый борт, разворотив корпус. Вспыхнули пожары, началась утечка кислорода. Уже после боя, оценивая повреждения, я понял, насколько нам повезло: этому снаряду оставалась едва ли пара метров до нашей орудийной цитадели, доверху набитой боеприпасами.

Постепенно сражение затихло: противник, лишившись семи кораблей, принялся отступать, окончательно потеряв всякую управляемость. Я использовал это и в первую очередь принялся не добивать его, а увёл под защиту «Своенравного» наши транспорты. Весьма вовремя: уцелевшая часть москитного флота вновь начала собираться вместе, отойдя от последствий взрыва брандера. Они предприняли две не слишком уверенные атаки с разных направлений, пытаясь прощупать мёртвые зоны нашей ПВО, но, потерпев неудачу, отступили.

Время было продохнуть, оценить повреждения и продумать, что делать дальше. Плохие новости не заставили себя ждать. Планета фактически была в руках противника: два дня тому они резким наскоком взяли космопорт, а буквально час назад смогли захватить планетарную столицу. Немногочисленные уцелевшие под руководством Сюзан Герон отступили, рассредоточились по местности и уже не были способны к организованному сопротивлению.

Но и это было не самым страшным. Флот вторжения, оставшись без прикрытия, предпочёл отступлению посадку на планету, что усложнило задачу освобождения в разы. Мы поменялись ролями, и теперь уже мне предстояло вести осаду.

Примечания:

Поддержать меня на бусти — https://boosty.to/letroz