Лизабет Свон сидела на подоконнике Астрономической башни и, глубоко задумавшись, смотрела в окно. Ее мысли летали где-то очень далеко. Она сидела и осознавала, что ненавидит людей. Она не могла переносить этих глупых существ, это было слишком сложно. Это чувство мучило ее довольно давно, курса с пятого, когда она начала ощущать, насколько она сильнее и умнее всех их. В Хогвартсе ситуация не особо изменилась. Прошло только два месяца учебы, а она уже не хотела видеть всех своих однокурсников. Как сложно было скрывать за застенчивой улыбкой свою истинную сущность, которая так и рвалась наружу. Ей хотелось выпустить свою магию на волю и просто одним щелчком уничтожить целую гостиную. Это было в ее силах, но время еще не пришло, тем более, она здесь находилась не за этим. Сейчас Лизабет только осваивалась в этой школе. Ей нужно было понять, чем и как дышит каждый ученик. Чтобы узнать все обо всех, много труда ей было не нужно, ей не нужна мантия-невидимка или маскировка, она могла стать невидимой в любой момент, даже без взмаха палочкой. Но больше всего, конечно, ее интересовала компания, в которой находился человек, ради которого она здесь оказалась.
Из Мародеров самыми понятными и простыми были Ремус Люпин и Джеймс Поттер. Люпин был простым заучкой, пытающийся вести спокойный образ жизни, но которому это никак не удавалось, благодаря взбалмошным дружкам. А с Поттером все было еще проще. Обычный идиот, возомнивший себя звездой. Что же касается остальных, тут уже труднее. Сириус Блэк на первый взгляд казался обычным красавчиком с пустой головой. Но судя по тому, как он разговаривал с братом, у него были проблемы с родителями. Кроме того, он способен был на нормальные отношения, но в глазах у него мелькала странная тень, будто о чем-то в этой жизни он жалел. Эмма Браун очень напрягала Лизабет. Конечно, та понимала, что эта девчонка встречается с Блэком, и тогда, в поезде, был простой спектакль. Но она была единственной девушкой, с которой общался Вилли. И благодаря этому факту Лизабет относилась к ней с глубочайшей неприязнью и опаской. Она старалась не упускать ее из виду и постоянно следить, даже если для этого не было никаких поводов. И наконец, сам Вилли Джоркес. Как она скучала по нему эти годы, просто считала каждый день, тосковала и не могла нормально жить. А что он? Даже не захотел обнять ее. Это было очень больно. Вилли был тем человеком, который видел ее насквозь. Он понимал, кто она такая, и поэтому так стремился избегать ее присутствия. Он был единственным человеком, который ее не раздражал, к которому она тянулась всеми силами. Ей так хотелось иногда оказаться на месте этой Браун, которая постоянно вертелась рядом. Чем Вилли ее так задел? Трудно сказать. Может, эти глаза, такие глубокие, что кажется, можно утонуть, или взгляд, пронзающий душу насквозь... Он сам-то как будто не из этого мира, какой-то вечно загадочный и непонятный. Лизабет видела сущность каждого человека: учителей, учеников, просто прохожих, но не Вилли. Она не понимала его души.
Наконец Лизабет встала на ноги и, пригладив волосы, стала спускаться по каменным ступеням вниз. Она шла как во сне по коридору; вокруг было полно народу, и ей очень хотелось забиться в угол, где ее никто не найдет и не достанет. Но она шла дальше, причем стараясь выглядеть оптимистичной и милой, как она это делала обычно. Она по привычке искала глазами Вилли, и вот нашла… Он шел по коридору рядом со своей бандой, на спине у него сидела Эмма Браун, и теребя его волосы, что-то жалобно говорила. Лизабет чувствовала, как краснеют щеки и кровь начинает бурлить. Она вдруг почувствовала боль в ладонях и увидела, как ногти впились в них до крови. Она, опустив голову, подобралась ближе к компании.
— Ну Вилличка, ну Виллилиличушечка, ну пожалуйста, ну я тебя очень прошу.
— Эм, ну ладно, что тебе из этого нужно больше? Тушь или помада?
— Тушь, наверное… Ну или помада. Блин, я вообще не знаю, что такое косметика. Знаешь, из-за кого?
— Из-за своего характера, — рассудительно заметил Ремус. — Тебе это просто не нужно.
— Хорошо, так и быть, я верну тебе все, но при двух условиях: первое, ты не будешь смывать все это, пока я это тоже ни увижу, а второе, ты все вернешь.
— Зачем это тебе на нее смотреть? — ухмыльнулся Джеймс.
— Просто так. Я же холостяк. Могу смотреть, на кого хочу.
— Отлично! Меня все устраивает! — воскликнула Эмма, пока он не передумал, и, крепко обняв его за шею, поцеловала в щеку.
— Все, парни, Браун понесло, держите ее.
— А что мне? Он же холостяк. Ему плевать.
— Ну да, мы тогда тоже думали, что...
Лизабет не стала дослушивать и скрылась в толпе снова. Она шла, а внутри у нее все горело. Она чувствовала, как по щекам катятся слезы, размывая идеальный макияж, но она только с силой дала себе пощечину, чтобы прекратить это жалкое зрелище. Она просто представить себе не могла, что она сделает с этой Браун. И дело было совсем не в этом дружеском поцелуе. Лизабет поняла, что Вилли любит ее. Это было в тысячу раз больнее того, что он ее игнорировал.
* * *
Сириус шел по коридору, слушая музыку так, что голова разрывалась. Ему это было только в кайф. Он шел, особо не глядя по сторонам, но что-то вдруг приковало его внимание. Он увидел Майю Мастард, которая пыталась что-то строго объяснить малолетнему слизеринцу. Сириус подошел к ним, вытаскивая наушники из ушей, и улыбнулся ей.
— Привет народу чужих мне факультетов. Что не поделили?
— Здравствуй, Сириус, — как-то грустно сказала Майя. — Смотри, что я обнаружила у этого мальчика.
Она показала пакетик с ампулой, наполненной какой-то прозрачной жидкостью, и шприцом. Сириус присвистнул и ошарашенно посмотрел на пацана довольно тупого вида.
— Ты что же, идиот, такие вещи старостам показываешь? Совсем крыша поехала?
— Что это такое, Сириус?
— Это, Май, такая фигня, которую маглы называют наркотой. Ладно, тебе не понять. Главное, запомни, что ни в коем случае не надо вкалывать это в вены. А все остальное не важно. А, ну еще ни за что не давай это Поттеру, а то ему, по-моему, уже плевать, какими способами добиваться взаимности Эванс.
— А тебе это отдавать безопасно?
— Абсолютно. Ты что же думаешь, человек в здравом уме станет колоть себе эту дурь?
— Нет, наверное.
— Вот и все. А ты, неудачник, иди заказывай новую дозу. И смотри, прячь от старост получше.
Сириус махнул им на прощание и как всегда абсолютно непринужденно пошел в сторону гриффиндорской башни, заталкивая пакетик в карман джинсов. Когда он пришел, то друзья о чем-то весело болтали. Он подсел к Эмме, которая сидела на шпагате, прямо на кресле.
— О, Бродяга, тебе Макгонагалл передала, держи, — она протянула ему небольшой конверт с изумрудной печатью.
Сириус удивленно взял его в руки и повертел. Потом, распечатав, достал тонкий, аккуратно сложенный листок пергамента, развернул его и начал читать. И чем дальше он читал, тем сильнее хмурился. В конце концов он встал, подошел к камину и швырнул письмо туда.
— От родителей? — спросила Эмма с понимающим лицом.
— Почти.
Немного помолчав, он добавил:
— Вот и умер мой единственный нормальный родственник.
— Сириус, у тебя что, был нормальный родственник?
— Да, дядя Альфрад... Его так же, как и меня, выжгли с родового древа Блэков.
— За что же?
— За то, что он помогал мне.
Они сидели молча, а Эмма сошла со шпагата и даже обняла его. Хотя она очень не любила выражать свои чувства, по отношению к Сириусу при Мародерах.
Сириус сидел, глядя в камин, и вспоминал своего дядю. Он ведь тоже был на Слизерине, но это не помешало ему стать нормальным человеком, без предрассудков и неадекватного поведения. Может, и Регулус сможет стать таким. Может, это только сейчас он такой, он просто хотел, чтобы его похвалила мамочка, и поэтому нес всякую чушь про Волдеморта.
Была уже ночь, и мальчишки пошли в свою комнату, а Сириус с Эммой еще долго сидели у камина, обнявшись.
* * *
Прошло несколько дней с тех пор, как Сириус вернулся с похорон. На сердце его скребли кошки, а он их терпеть не мог. Он никому не показывал, что происходит у него в душе, закрывшись от мира и прикрываясь задумчивой улыбкой. Никто не знал, как плохо ему было и что он пережил. Но ритм жизни Мародеров стал стабилен снова. Как всегда, иногда они ходили на уроки, иногда тусили с однокурсниками, но чаще всего это были частные вечеринки. Наконец они решили создать свою рок-группу, как и собирались уже давно. Достать инструменты было несложно, тем более, что Вилли хорошо владел трансфигурацией и мог сделать из любой ветки гитару. Они решили, что будут тренироваться в Визжащей хижине. Однако в самый последний момент до Эммы дошло, что проводить занятия в Выручай-комнате куда удобнее и логичнее.
После уроков они впятером пошли туда по коридорам и лестницам. Когда они вошли, перед ними оказалась шикарная студия со всеми инструментами и всем, что нужно для создания рок-группы. Они стояли, и у каждого из них замерло сердце, потому что это было завораживающее зрелище. Наконец они медленно подошли к инструментам. Эмма прикоснулась к барабанной установке пальцами и взяла в руки палочки, Сириус вертел в руках бас-гитару, а Ремус наигрывал какую-то несложную мелодию на пианино.
— Прекрасно, теперь у нас будет настоящая группа…
— Ну да. Раньше у нас была просто преступная группировка, а теперь еще и музыкальная, — саркастически заметил Ремус.
— А кто будет петь?
— Как всегда, гениальные мысли в голову приходят одному только Вилу. Ну что, кто из нас тут солист?
— Пусть Эмка. Она же хорошо поет.
— Интересно, и как я тебе буду из-за барабанной установки орать?
— Ну тогда Блэк.
— Ага, ну тогда у нас будет жесткий тежеляк. Вам это надо? Я что-то не понимаю, Поттер, ты что, от себя стрелки отводишь? Браун, Блэк… Давай-ка ты петь будешь.
— Что? Я? Да не… Вон Рем пусть и Вил, наверное, тоже хорошо поет, он ведь все хорошо делает…
— Ты что, боишься петь?
— Нет! Я ничего не боюсь, ясно?
— Ладно, раз уж мы зашли в тупик, а поем мы все неплохо, давайте голосовать. Так будет честно.
Рем достал из кармана кусок пергамента, разорвал его на пять частей и раздал каждому.
— Пишите.
Через минуту Ремус собрал бумажки.
— И так... Поттер, Блэк, Поттер, Браун, Браун… Поздравляю, друзья, нам уже и голосование не помогает.
— Почему же, — возразил Вилл своим как всегда абсолютно спокойным голосом. — Ведь в группах бывает и по несколько солистов. А у нас всего два. Пусть будут Эм с Джимом.
Так и получилось. Из них пятерых лучше всех пели именно эти двое. Сириус зато очень хорошо играл на гитаре. Эмма на барабанах играла почти неплохо. Вилли взял на себя соло-гитару, а Ремус довольно хорошо владел клавишными. Джеймсу же дали микрофон, и он жутко расстроился, что не будет ни на чем играть, хотя, собственно, и не умел этого делать. Как ни боялся Рем, что у них не получится играть нормальную мелодию, у них получилось крайне быстро. Они очень хорошо подстроились друг под друга, и когда прошло два часа, им показалось, что не прошло и десяти минут. Уходили с первого занятия они крайне счастливые.
Сириусу стало как-то легче, как будто камень, лежащий на сердце, стал рассыпаться и, казалось, что скоро он исчезнет совсем. Откуда же он мог знать, что ждет его впереди?
Приближался Хэллоуин. В этом году в Хогвартсе подошли к этому празднику очень ответственно. За пару дней до него по коридорам начали летать тыквы, привидения в белых одеяниях и свечи. Замок выглядел очень торжественно и нарядно, хотя и немного жутковато. Мародеры основательно занялись костюмами. Они думали, что непременно должны быть самыми страшными и во что бы то ни стало довести Макгонагалл до инфаркта. Один Ремус не участвовал в их ежевечерних "умелых ручках", и смотрел на них как на маленьких детей, не наигравшихся в детстве. Он вообще в последнее время был каким-то мрачным и хмурым, хотя до полнолуния было еще далеко.
— Рем, что это с тобой? Понял, что История магии — не главный предмет в школе, и ты зря его зубрил все эти годы?
— Все в порядке. Не зря, — коротко улыбнулся Ремус и опять уткнулся в книгу.
Эмма, однако не особенно ему поверила и внимательно посмотрела на него из-за черной простыни, которую нещадно разрезала ножницами. Он стал будто бы еще бледнее и худее, хотя куда еще-то?
На следующий день они пришли на завтрак в Большой зал. Это явление было настолько редким, что даже профессора удивились их появлению, не то что ученики.
— Привет, Эванс! — прокричал Джеймс Лили, которая сидела на другом конце стола. Та совсем не обрадовалась его присутствию и, покраснев, уставилась в тарелку, не отвечая.
Над столами зашумели крылья сов, и все подняли глаза.
— Черт… Опять эта сова, — пробормотал Сириус, увидев черного филина, пикирующего вниз.
Он не стал читать письма и даже его открывать. Просто засунул его в карман джинсов и отпустил птицу. Чтобы не заострять внимание на письме, он небрежно спросил у Ремуса:
— Ну что, как дела с Майей? Она хорошая девчонка. В случае чего, я даю благословение.
— Спасибо, конечно, но вообще-то мы с ней просто друзья.
Джеймс разочарованно посмотрел на него.
— А не многовато ли у тебя друзей? Пора уже и другие отношения осваивать.
— О да-а-а! Вот, бери пример с Джима. Он в этом шарит, — сказала Эмма с издевкой.
— Нет, ребята, это очень плохая идея.
— С чего вдруг? По-моему, вы просто созданы друг для друга. Смотри, она умная, тянется к знаниям, староста и симпатичная. Что еще надо для счастья?
— Дело вовсе не в ней. Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Сириус.
— Но ведь можно и не говорить ей… Ну ты понимаешь, о своих странностях.
— И как же мне это делать? Мы еще полтора года будем учиться плечом к плечу.
— В любом случае мы тебя всегда прикроем, ты же знаешь. По мне, так пора уже начинать действовать. Скоро Хэллоуин, будет тусовка. Костюм мы тебе сошьем, так что у тебя не будет выхода. Действуй, Рем.
Ремус как-то слабо улыбнулся и кивнул в ответ, будто с этой минуты он уже начал себя настраивать на послезавтрашний вечер.
Целый день Мародеры смеялись и шутили со всеми, кто попадался на пути. И самое главное, что всем было реально смешно. Девушки не отводили влюбленных взглядов от Сириуса, парни сгибались пополам от шуточек Эммы по этому поводу, Джеймса просто любили все одинаково. Вечером к ним присоединился уставший и бледный Вилли, а Сириус куда-то испарился. Он шел по коридору, ведущему к кабинету зельеварения. Он знал, что в такое время никто здесь уже не ходит, а значит, это как раз то, что ему нужно. Он сел на подоконник и достал из кармана штанов смятое письмо из дома, глубоко вздохнул и принялся распечатывать его. В руках оказался безупречно чистый белый пергамент с безукоризненно ровными строчками. Наконец собравшись с духом, он начал читать написанное.
"Здравствуй.
Я не буду обращаться к тебе по имени, и ты прекрасно знаешь, по какой причине. Итак, один человек, которому я доверяю куда больше, чем тебе, поведал мне о том, что ты вздумал иметь связь с грязнокровкой Браун. Ты позорил род по-всякому, но чтобы встречаться с маглорожденной девчонкой, и самое главное, с девчонкой, которая оскверняла родовое гнездо Блэков! Которая оскорбила меня… Это выше моих сил. Я прекрасно понимаю, что физическая боль уже никак на тебя не повлияет, потому даже не буду тебе этим угрожать. Скажу так. Этому магловскому отродью не поздоровится. Если вы не расстанетесь, я лично убью ее, и убью, при этом сильно мучая. Убью так, что она будет страдать… И очень сильно страдать. Ты не сможешь всегда быть рядом и защищать ее, и уж поверь мне, когда-нибудь это случится. И случится это из-за тебя. Потому, что ты думаешь только о себе. Тебе плевать на свою семью, плевать на эту девчонку. Имей в виду, месть будет, и она будет жестока.
Вальбурга Блэк".
Сириус убрал письмо от глаз. Он безжизненно смотрел на стену, сильно побледнев. Наконец он выпрямился, растрепал волосы и, еще раз взглянув на письмо, разорвал его вместе с конвертом. Человек… Человек, которому мать Сириуса доверяла больше, чем ему самому. Пожалуй, таких людей очень много, но кому надо говорить об этом с ней? Ясное дело, кто это был.
Он шел к слизеринской гостиной, его шаги глухо раздавались в пустому коридору. Впереди послышался шум, и из-за угла вынеслась целая толпа слизеринских студентов. Среди них Сириус почти сразу нашел взглядом брата и пошел к нему, заходя в самый центр скопления людей. Он схватил Регулуса за локоть; тот вздрогнул и послушно последовал за братом. Они шли по темному коридору и наконец, когда последний слизеринец удалился по направлению к Большому залу, Сириус остановился и отпустил мантию Рега. Он стоял и просто смотрел ему в глаза, очень внимательно и с какой-то тоской во взгляде.
— Сириус, ты чего? Что-то случилось?
— Это я у тебя хотел спросить, — немного помолчав, сказал Сириус, — что должно случиться с человеком, чтобы он превратился в такую крысу?
— О чем ты? — изумленно спросил Регулус, немного отстраняясь от него.
— Рег, ты прекрасно знаешь, о чем я. Кто только недавно узнал о наших отношениях с Эммой Браун? Кому это могло не понравиться? Кто обычно жалуется на все мамочке? Совпадение? Нет, не думаю. Скорее, логическая цепочка.
— Сириус, я… Я честно ничего не говорил маме! Правда. Я клянусь тебе. Честное слово, — Регалус очень испугался. Взгляд Сириуса был поистине страшным. Он как будто был неживым, как будто ему было уже на все плевать.
— Да что стоит твое честное слово? Мерлин, как бы я хотел врезать тебе, просто размазать о стену, но не хочется мараться. Знаешь, Рег, ведь я до конца верил, что ты исправишься. Видимо, ты безнадежен, раз так со мной поступил.
— Сириус! Перестань! Ведь я действительно ничего…
— Хватит, я не верю ни одному твоему слову. Я пойду, наверное, мне тут делать больше нечего. Я хотел бы сказать еще многое, но для такого у тебя еще слишком детская психика. Прощай, Рег.
— Сириус! Стой! Подожди пожалуйста... Ну послушай меня!
Сириус шел по коридору. Но не той непринужденной походкой, которая преследовала его по жизни, а как-то согнувшись и опустив голову.
Регулус стоял, прижавшись к стене, с несчастным выражением лица. Ему было обидно до слез. Впервые в жизни он действительно не сделал Сириусу ничего плохого, но тот больше не хотел иметь с ним ничего общего. От злости он ударил кулаком по стене так, что на костяшках пальцев показалась кровь.
Лизабет Свон стояла за углом, наблюдая за происходящим. Все шло по плану безупречно, она была крайне довольна.
Полночи Сириус просидел в глубокой задумчивости на чердаке Астрономической башни. Там произошло так много событий, так тесно связанных с жизнью Мародеров и лично его жизнью. Ему не хотелось сейчас видеть никого из своих друзей, а особенно Эмму Браун. Он понятия не имел, что делать. Он очень хорошо знал, что мать держит свои обещания, особенно касательно грязнокровок и расправы над ними. А расправа будет слишком жестокой. А ведь действительно.. Сириус не сможет всегда быть рядом с ней и защитить при необходимости. Нет, надо что-то срочно предпринять. Как не вовремя вдруг нахлынули мысли, а скорее, мысли о нормальной семье. Сириусу было абсолютно плевать, маглами были бы его нормальные родители или полукровками, главное, чтобы без предрассудков.
Он только сейчас понял, что завидовал и Джеймсу, и Эмке, и Рему, когда их родители, встречая их на платформе, крепко прижимали их к себе, радуясь только тому, что семья наконец воссоединилась. Он никогда такого не испытывал. Никогда его никто не ждал. Только старый домовик Кричер бормотал и поторапливал его. Мать дома в знак приветствия кивала головой, а отец выглядывал из-за газеты.
До сегодняшнего дня он верил, что его брат только притворяется паинькой и подлизой, а в душе его живет и процветает дух авантюризма, что он абсолютно нормальный человек. Но в свете последних событий об этом не могло идти и речи. Регулус будто умер для него. Он не хотел больше видеть его никогда. Да что уж там говорить, он действительно желал ему смерти в этот момент.
Блэк тихо вошел в гостиную, прикрывая за собой дверь и игнорируя ворчание Полной дамы, насчет того, что он ее разбудил. Он бесшумно шел между креслами и тут увидел Мародеров в полном составе, спящих без задних ног, развалившись на всё предоставленное пространство. Вилли спал на диване, закинув голову назад, Эмма, положив голову ему на колени, Джеймс поперек кресла, а Ремус на полу, засыпанный черным тряпьем для Хэллоуина.
Сириус стоял, глядя на Эмму Браун. Это была единственная девушка, которую он когда-либо любил. Она была одна, и он был абсолютно уверен, что другой никогда не будет. Наконец он вздрогнул, и решил, что надо хоть немного поспать, хотя за окном уже светало, завтра всё-таки уроки, и неплохо бы на них сходить, хоть иногда.
Заснуть ему не удалось. Как только он закрывал глаза, ему тут же мерещилось злобное лицо матери, и то, как она пытает Эмму Круциатусом. Хоть он и не спал всю ночь, но даром она не прошла. Он принял жизненно важное решение. Оно было очень тяжелым, но другого выхода не было.