Поторопите вечность (гет)

Утро. Я сижу в полюбившемся мне кресле и вслушиваюсь в окружающий меня мир. Раньше, много лет назад, я думал, что потеря зрения или слуха, или еще чего-нибудь, жизненно необходимого, по моему мнению, грозила как минимум мгновенной смертью. Представить себе, что однажды ты можешь перестать видеть, что будешь ходить, держась за стены, одеваться на ощупь, отыскивая швы и разрезы, разговаривать, не представляя себе, как на самом деле реагирует собеседник на твои слова, было невозможно и казалось таким нереальным, а теперь… обидно? Не справедливо?..

Я осторожно сжимаю в руках теплые бока игрушки. И все же я смирился со своим положением, научившись принимать окружающую действительность такой, какая она представляется для меня, подстраиваться под нее и, наконец, наслаждаться ею... Теперь мой мир наполнен тысячами запахов и звуков. Я растворяюсь в них, впитываю, пропускаю через себя — теперь это часть меня.

И мир оказывается таким неожиданно огромным, многогранным, великолепным, что захватывает дух. От каждого шороха, от каждого дуновения можно получить такой неисчерпаемый объем информации, какого никогда не получишь видя, потому что зрение лишает нас чувствительности к мелочам…

Я легко встаю с кресла, любой уголок моей комнаты давно мною исследован и тщательно изучен. В своем воображении я без проблем вырисовываю себе ее образ. Да, я не знаю, какого цвета обои на стенах… но зато я помню ощущение их шелковистой поверхности, с выступающим затейливым рисунком каких-то диковинных цветов, и потрясающий аромат, который я называю запахом дома… а цвет? А что цвет? Его можно придумать, не так уж он и важен в этом мире.

Я улыбаюсь, понимая, что просто убеждаю себя в этом, как совсем недавно убеждал меня Поттер. И мне от этого понимания становится неожиданно хорошо, приятно… Я не знаю, как назвать то, что со мной сейчас происходит, но мне не хотелось бы терять эти ощущения, и я запоминаю каждую их грань, стремясь сохранить ее в памяти, словно кто-то может отнять ее у меня.

Несколько шагов к выходу, и я едва не влетаю в дверь, вовремя успев схватиться за ручку. Поттер хотел дать мне палочку, но я отказался, потому что так мне удобнее, касаясь, исследуя, запоминая.

Дорога до кухни давно выучена наизусть и не представляет собой особой проблемы. Уже на лестнице я ощущаю легкий запах свежих блинчиков, сиропа, травяного чая и обжигающего сладкого какао. Я втягиваю в себя этот потрясающий коктейль. Запах напоминает вкус, и рот мгновенно наполняется слюной, предвкушая утреннюю трапезу.

В кухне запахи сильнее, но уже не так сногсшибающи. Я сажусь на высокий, удобный стул, сделанный специально для меня, и нашариваю ладонью большой бокал с обжигающе горячим какао, который всегда ожидает меня на столе. Так странно и так приятно чувствовать, что кому-то нужен.

— Хотите блинчиков? — осторожно предлагает Поттер.

Я киваю, наслаждаясь ароматным напитком, по привычке впитывая его запах всем телом. Поттер усаживается напротив, я чувствую его взгляд, исследующий, внимательный, небезразличный. Очень хочется сказать ему «спасибо», но мне все еще странно и непривычно благодарить кого-то за доброту, хотя я и понимаю, что он заслуживает этого больше, чем кто бы то ни было в этом мире. Я чувствую, как меняется настроение Поттера, словно он неожиданно вспоминает что-то плохое и спешу отвлечь его от этих мыслей.

— Я слышал вечером, что прибыла Лили, — спрашиваю я, стараясь держать себя в руках, чтобы он чувствовал мою уверенность.

И он улыбается… Я не вижу этого, но зато прекрасно чувствую. В такие моменты кажется даже его запах меняется, становясь мягким, легким… И от этого успокаиваюсь я, потому что невозможно бояться или злиться, когда вокруг тебя все светится от простой улыбки человека, которому небезразлична твоя судьба. Если бы у меня был сын, я хотел бы чтобы он был, как Поттер… Я вздрагиваю от собственной мысли, но он не замечает этого, в захлеб рассказывая:

— Да, Лили все рвалась к вам, но я попросил ее не беспокоить вас, — и через секунду, — сегодня еще придет Малфой с сыном, вы не против?

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Конечно, не против. Это твой дом, и ты можешь приглашать сюда, кого захочешь.

Он вздыхает и спешит к чайнику, который кипит уже несколько минут, а я замираю, все еще не в силах принять неожиданную мысль. Впрочем, слова произнесены, пусть и мысленно, но от этого менее реальными они не становятся.

— Сегодня день рождение Гермионы, — тихо говорит Поттер, — мы всегда в этот день ходим к ней на могилу.

Да… как сын. Я вздыхаю, отпивая какао.

— Если хочешь, я могу пойти с вами.

Не знаю, почему я это предлагаю, но уверен, что все делаю правильно. Я должен быть рядом с ним, потому что ему будет плохо и горько…

— Спасибо, — его голос звучит тихо, едва слышно.

Я чувствую Лили еще до того, как она вбегает в кухню, по легкому аромату духов, неповторимому звуку шагов и потрясающему ощущению радости и свободы, которым она щедро делится с окружающими.

— Папа!

А потом нежно, обращаясь ко мне…

— Доброе утро, Северус, как ты себя чувствуешь?

А я нежусь в ее ауре, и улыбаюсь, неловко спускаясь со стула.

— Хорошо, Лили, я себя чувствую очень хорошо.

Я не рискую обнять маленькое сокровище, боясь, что могу тем самым оттолкнуть, напугать ее, но Лили сама прижимается ко мне со всей чуткостью и нежностью, на которые способно ее маленькое сердечко. Мелькает мысль, что я, наверное, глупо выгляжу, улыбаясь ей.

— Я так скучала, — радостно сообщает она, — ты мне каждый день снился, я так волновалась за тебя.

Я пристраиваю ее к себе на колени, утыкаясь носом в макушку и наслаждаясь запахом любви и нежности.

— А я тоже по тебе скучал, но твой мишка мне все время напоминал, что я не один, — признаюсь я. — А еще у меня тут твой папа, он мне тоже очень сильно помог.

— У меня лучший папа на свете…

И я могу только улыбаться ей в ответ, потому что слов здесь не надо. Обстановка в комнате снова едва заметно изменяется, кто-то вошел. Судя по произведенному шуму и громкому сопению, это юный Джеймс. Он неожиданно замирает и вдруг спрашивает:

— А вы, правда, известный шпион Северус Снейп? — на одном выдохе спрашивает он.

Я пожимаю плечами, вспоминать время войны неприятно, стыдно… хотя, собственно, чего мне стыдиться? Сладкий запах Лили щекочет ноздри, не давая соскользнуть в отчаяние.

— Да, — признаюсь я, — правда, я не считаю, что я знаменит.

Джеймс усаживается рядом, он такой нетерпеливый, взволнованный, любопытный, в нем горит такая жажда знаний, что невольно хочется рассказать ему обо всем.

— Что вы! Я с первого курса знаю про вас! — уверяет он, для большей убедительности хватая меня за рукав. — А вы расскажите мне про войну? Наверное, интересно было сражаться?

Я на некоторое время теряю логику его слов.

— Ой, отстань от него, Джеймс, — сурово обрывает брата Лили, и я благодарно сжимаю ее маленькую ладошку.

Мальчик не обижается…

— А почему бы тебе не спросить отца? — предлагаю я. — Он был ведь в самом центре событий…

Джеймс задумывается и не отвечает, вместо него это делает Лили.

— Папа говорит, что на войне нет ничего интересного, — поясняет она, — он никогда не рассказывает о ней.

Я прикусываю язык, все правильно! Если уж я не хочу вспоминать о войне, то почему это должен делать Поттер?

— А каким папа был в детстве? — осторожно спрашивает Лили, уводя разговор в сторону от болезненной темы.

Мне остается только вздохнуть. Это тоже воспоминания и тоже болезненные, но при всем при этом, они легко всплывают в сознании.

— И как он стал знаменитым? — поддакивает сестре Джеймс. Юный завоеватель явно ищет путь к славе.

Я усмехаюсь.

— Ты же читал в учебнике историю войны с Темным лордом, — напоминаю я, — их первая встреча произошла, когда он был совсем маленький. Так что, когда твой отец пришел в Хогвартс, его уже все знали...

Я уже пытался придумать, что же еще сказать мальчику, не начиная долгого рассказа о подвигах его отца и не касаясь войны, а особенно себя… меня спасло появление в комнате Поттера. Он вошел тихо, но я сразу почувствовал его запах. И запах его спутника тоже…

— Джеймс, Лили, рад вас видеть, — голос и знаком мне и в тоже время есть в нем что-то неожиданно новое, что я никак не ожидал услышать он представителя этой семьи. Нет! Малфои никогда так не разговаривали.

— Профессор, — его голос немного дрожит.

Я жадно втягиваю в себя воздух, запоминая этого человека. Он пахнет свежестью, дорогим одеколоном, мятой, а еще какими-то необычными зельями, названия которых я не помню, но точно могу их приготовить даже сейчас… Я знал его только ребенком, но он никогда не был мне безразличен.

— Драко, давно не виделись, — приветствую я его.

— Как вы, профессор?

В голову опять закрадывается мысль, что я, наверное, очень страшно выгляжу, иначе почему же у него так дрожит голос?

— Спасибо, в порядке, — я стараюсь хоть как-то смягчить свой голос, чтобы он понял, почувствовал, как я рад его слышать, — жалко, я не вижу, как ты вырос и каким стал.

И с радостью слышу, как он усмехается в ответ.

— Внешне я похож на отца… — уверено сообщает Драко.

— Не правда!.. — от вскрика Поттера я даже подскакиваю, и Лили моментально сжимает мою ладонь в выражении немой поддержки.

В голове тут же появляется образ Люциуса и его искаженное злобой лицо.

— Так вот, — настойчиво продолжает Драко, — хоть Поттер это и отрицает, но внешне я копия отца…

В его голосе так отчетливо слышится «но», что страшный образ моментально рассеивается. Нет, Драко не Люциус…

— И ты дружишь с Поттером, — продолжаю я.

— Дружу, — подтверждает он, словно готовится отстаивать свою точку зрения, — мы с Поттером много дел натворили, теперь вот вместе работаем.

— Слышал, — киваю я, — и я горжусь вами... и тобой, и Поттером.

Вот! Я это сказал!

— Дядя Драко, а как там тетя Астория? Она не выздоровела?

От вопроса Лили атмосфера моментально меняется, становясь напряженной, натянутой словно струна.

— Плохо, Лили, — Драко снова потух, так и не успев разгореться. — Врачи говорят, что надежда еще есть.

От последней фразой повеяло такой безнадежностью…

— А что с твоей женой? — спрашиваю я.

— Год назад у Астории был сердечный приступ, — тихо сообщает Поттер, — она сравнительно быстро перенесла его, но в теле начались странные процессы: она практически не может двигаться, очень слаба и последнее время не покидает больницы, в которой ей оказывают помощь, но ни один врач не может определить болезнь.

Я хмурюсь, понимая, что они сейчас ждут, что я сразу же выдам им ответ на вопрос, но так не бывает…

— Мне жаль, Драко.

И в комнате появляется глухое чувство разочарования, тягучее и неприятное, особенно, мне. Его разгоняет только радостный перестук шагов и прерывистое дыхание вбежавших детей.

— Папа! Кажется, все получилось!

— Мы смогли создать это зелье, папа, еще чуть-чуть и мы вылечим маму!

Я вздыхаю, мысленно благодаря их за своевременное появление. Мальчики умываются, и я терпеливо жду, когда мне их представят. Один из них сын Драко…

Наконец, с водными процедурами закончено, и я чувствую, как Драко легонько подталкивает ко мне сына.

— Профессор, — тихо говорит он, — позвольте представить вам моего сына Скорпиуса Драко Малфоя.

Я пожимаю протянутую ладошку, с легкостью находя ее в окружающем меня пространстве.

— Я тоже хочу представить вам своих сыновей, — Поттер смущенно запинается и его фразу неожиданно продолжает Драко.

— Пока Поттер вспоминает, как зовут его детей, — иронично усмехается он, — я ему напомню, это Джеймс Сириус Поттер, с ним вы уже знакомы, а это будущий великий зельевар Альбус Северус Поттер…

Я чувствую, как внутри меня что-то замирает на мгновение, а сердце делает бешеное сальто, приземляясь где-то в самом низу. Это странно… Поттер назвал в честь меня сына? Я сжимаю холодную ладошку, она вся в мозолях и от нее пахнет наперстянкой. Зельевар?

— А вы, правда, тот самый Северус Снейп? — шепчет Скорпиус.

Я усмехаюсь, стараясь скрыть свою растерянность, и устраиваю Лили удобнее.

— Да, тот самый, — признаюсь я, — рад познакомиться с вами. И если вы не против, то я очень хотел бы взглянуть на ваше зелье…

А почему бы и нет? ..