Спаси меня от души (джен)

Здание Правительства Конфедерации Синего Кубка находилось не в центре города, как принято для подобных построек крупных органов государственной власти, а в северной его части, в окружении посольств и больших бизнес-центров — в общем говоря, где находились немаловажные игроки многих процессов столицы. Восьмиэтажная, огромная, формой буквой «Е» обитель практически всех министров и прочих правительственных госслужащих и во вторник погрузилась в будни директивного обеспечения функционирования государства. Не было ничего столь примечательного, особенного — в принципе, никто не ожидал нечто выходящего за рамки привычного течения жизни, пока к главному входу прямо на небольшую площадь не заехали несколько десятков машин. Чёрные фургоны, автобусы и бронированные джипы с тонированными стёклами окружили величественную статую первого председателя КСК, мужчину, стоящего в ораторской позе за трибуной и с поднятой рукой призывающий невидимых слушателей к чему-то грандиозному. На крышах многих машин светились голубые мигалки, лаконично намекая о всей серьёзности прибывшей колонны.

Увидевшие это через окна госслужащие тут же всполошились, зазвонили знающим коллегам и принялись распространять неприятную информацию по всему Правительству, однако никакая реакция того или иного человека внутри здания не могла их более защитить от незваных гостей. Из автобусов и фургонов вышла целая рота людей в военной форме цвета хаки, спрятавшие лица под балаклавами с одним вырезом под глаза. У некоторых были автоматы, у других посохи и прочие катализаторы — все вооружены, словно ожидали какого-то ожесточённого сопротивления. Из машин же вышли преимущественно люди в шинелях и фуражках, которые впоследствии и начали оперативно руководить военными и подводить их ко входу в здание. Среди всего прибывшего коллектива находился самый главный — естественно, — но далеко не простой: это был полковник ГСБ Виктор Смертин. Его черты лица были твёрдыми, морщинистыми, строгими — сама служба превратила его в настоящий камень, строго выполняющий поставленные задачи. Голубые глаза, прямоугольное лицо, каштановые короткие волосы — его всегда запоминали именно в такой совокупности черт, ибо в представлении многих именно так выглядел офицер высшего пошиба.

Так или иначе, Смертин являлся режиссёром всего предстоящего действа, поэтому без него никто не рисковал начинать спектакль: гээсбэшники строем стояли перед лестницей Правительства, беспристрастно смотрели на стены здания и послушно ожидали приказов, совершенно не обращая внимание ни на холод, ни на удивлённые силуэты госслужащих в окнах. Полковник лично прошелся от начала до конца строя, хладнокровно осмотрел сотни окон, а затем вернулся в самый центр своей команды и, отцепив рацию с поясного ремня, отдал чёткие ожидаемые приказы. Тогда-то офицеры поменьше отправили свои сформированные отделения внутрь, стараясь поменьше расходовать время и давать шансы неким пугливым подозреваемыми сбежать, даже если даже в теории выбраться было невозможно. Смертин особо не спешил, оставил при себе десяток оперативников, дождался, пока половина уже зайдёт, и только потом неспешно поднялся по лестнице ко входу.

Холл Правительства был сравним с бальным залом, имея крайне высокий потолок, вручную выгравированный на мраморе герб конфедерации и богато сделанные круговые лестницы на верхние этажи.

— Товарищ полковник, — тут же обратился к нему один из лейтенантов, руководивший людьми в холле. — Замечены попытки побега некоторых госслужащих через окна.

— Задержаны?

— В процессе.

— Сообщайте мне только критические ситуации, остальные регулировать в соответствии с планом, — сухо заключил Смертин и целенаправленно пошёл на третий этаж.

Оперативники вовсю врывались в кабинеты, осторожно, но резко арестовывали нужные цели, иногда прибегая к силе. Никто не смотрел на статус, никто не стремился по-божески «обслуживать» арест крупных шишек — облава ГСБ была беспощадной и, что главное, легитимной. На каждого подозреваемого прилагался ордер и на арест, и на обыск, перечисляя список того, по каким причинам то или иное лицо считается объектом ареста. Если высокопоставленные чиновники пытались не препятствовать, то более нервные мелкие госслужащие порой вступали в паническую драку с оперативниками. Общий переполох в Правительстве был бушующим, как внезапный шторм. Лично Смертин шёл к конкретному человеку, имевший кабинет на третьем этаже. Минуя несколько «стен» арестованных, полковник настиг части этажа, выделенного под нужды аппарата министра образования.

Едва они вошли в комнату с обслуживающими секретарями, как из кабинета вышла молодая женщина, которая тут же дёрнулась при виде гостей, громко и театрально сказала: «О, служба безопасности!», а затем наивно встала у самой двери как какое-то препятствие. Естественно это гээсбэшников не остановило: они вошли в кабинет сразу, особо не задерживаясь. Министр образования — старик с лысой головой — сидел за своим столом, явно недавно проводивший совещание с заместителями, сидящими за прилегающим гостевым столом. Они все встревоженно, словно в чём-то провинились, замерли на собственных местах и непонимающе посмотрели на вторгшихся оперативников.

— Господа министр образования и заместители министра образования, — начал командным тоном говорить лейтенант, — вы обвиняетесь в содействии экстремистским и террористическим организациями, в угрозе государственной безопасности, в поддержке общественной антисоциальной розни. Прошу встать со стола и не оказывать сопротивление вашему аресту и обыску места работы.

Лейтенант показательно вытащил из папки ордер на арест, а оперативники тут же подошли к подозреваемым. На глазах Смертина два заместителя запаниковали, начали говорить о неприкосновенности, однако в ответ на несогласие оперативники резко схватили заместителей и насильно заключили в наручники. Министр образования молча сдался, видимо, понимая всю тщетность сопротивления. Незанятые оперативники принялись обыскивать кабинет, пока другие выводили арестованных в коридор. Вдруг к полковнику обратились через рацию:

— Товарищ полковник, докладываю: министр науки, министр промышленности, министр культуры, министр магического техноразвития задержаны. Замминистры других министерств, госслужащие соответствующего аппарата и обслуживающий персонал запланированного списка в процессе задержания. В течение часа операция будет завершена в соответствии с планом. Приём.

— Принято. Выполняйте в штатном режиме. Конец связи, — ответил полковник. После он сменил частоту и сообщил другому офицеру: — Это полковник Смертин. Доложите в центр о высоковероятном успехе операции задержания в Правительстве.

* * *

Лилиана Белова смиренно ждала результатов в собственном кабинете. Она смотрела на бумаги на столе и попросту молчала, чувствуя внутри себя бурю из переживаний. Её компанию составили самые верные идеалам конфедерации люди: генерал-майор ГСБ Илья Михайлович Зазнаевский, министр иностранных дел Кирилл Никитич Гончий и командующий силами минобороны Роман Васильевич Попов. Они вчетвером долго готовились к тому, чтобы приступить к действиям, однако Лилиана Родионовна до последнего считала такие авантюры слишком рискованными. В результате председатель сидела как ни иголках, ожидая результатов операции, пока мужчины молча смотрели друг на друга и с редкими вздохами держали стационарные телефоны и рации под рукой. Кабинет главы государства не совсем был подходящим местом для ожиданий, но варианта покомфортнее Белова найти не смогла. Большой полированный деревянный стол заставлял считать себя несколько незначительной в размерах, да и в целом само помещение было каким-то… вылизанным, большим, одиноким. Несмотря на это, кабинет был безопасным местом, где можно было ожидать информацию из оперативного штаба.

«Организация на уровне комнатных диверсий», — думалось Лилиане Родионовне, ведь общая суть облавы заключалась в секретности подобных действий.

Вся четвёрка понимала, как много было в органах власти агентов, потому организовать столь резкую, наглую и основательную операцию втайне было неимоверно тяжело. Даже представить трудно, сколько ушло на это документации, сколько было потрачено времени на сбор доказательств и как сложно было собрать ту свору ГСБ, которой можно доверить реализацию операции. Илья Михайлович — крайне компетентный человек, обязанный выиграть выборы председателя пару лет назад. Да, он был обязан…

— Давайте заключим, — решил разбавить тишину Роман Васильевич.

Попов, самый старый из четвёрки. Седой полный мужчина лет шестидесяти с угрюмым солдатским взглядом. Он находился на посту главы минобороны уже несколько избраний председателя, считаясь авторитетной знаковой личностью для конфедерации. Белова не знала, кто ещё достоин управлять минобороны, так что кандидатура Попова была одобрена одной из первой. Парламент не мог не предложить его — попросту не было вариантов.

— Как только мы завершим аресты, вам, Лилиана Родионовна, необходимо будет выразить недоверие Правительству КСК, предоставляя доказательства и факты парламенту по результатам ареста. Таков следующий шаг?

— В теории.

— Стоит вопрос переубеждения парламента, — засомневался Кирилл Никитич. — Они могут посчитать действия ГСБ несостоятельными из-за сокрытия процедуры подготовки к аресту и вообще порядка выражения обвинения тем же министрам.

Гончий, чистейший скептик, чем и вышел по внешности. Высокий, худой, пассивно-агрессивный и зоркий на глаз, вычленяющий из любого факта своим поводы сомневаться.

— Вы путаете ГСБ с МВД, Кирилл Никитич, — заметил Илья Михайлович, держа в твёрдой хватке рацию. — У нас есть полное право на тайну следствия. В том понимании, который вы видите сейчас.

Зазнаевский был типичным тружеником с усами, однако его опыт и внимательное отношение к делу превращало внешне милого пятидесятилетнего мужика в настоящего манипулятора всеми доступными событиями, как было возможно. Он, кстати, был новеньким в их компании, вступив на должность после избрания Беловой.

— Пять министров за раз… — Лилиана Родионовна прикусила губу. — Такой бум в СМИ будет…

— Это вынужденная мера, — сказал Зазнаевский со всей уверенностью. — Лучшего момента уже не найти.

— Да, не стоит так переживать, Лилиана Родионовна, — поддержал Попов. — Мы долго готовились.

— Я не думаю, что следовало поступать так резко…

— Культ глубоко проник в нашу систему, — заметил Гончий. — Они владеют важной для безопасности государства информацией. В их руках то, что хорошо ценится на чёрном рынке, понимаете? Любое недовольное нами государство захочет получить парочку-другую ниточек для манипуляции внутренними процессами конфедерации.

— По крайней мере, мы заставим фанатиков пугаться наших дальнейших действий, — уверенно заверил Илья Михайлович.

— Но это только начало всей совокупности наших действий, — напомнил Попов. — Роспуск Правительства — более долгосрочная цель, чем прочие. Благодаря захваченной мисс Логиновой мы получили адреса нескольких убежищ Культа, в которых, возможно, припрятаны секреты эпохи Святого Царства.

— С момента появления тех подземелий мы не продвинулись в изучении данного вопроса ни на шаг, — грустно сказала Белова, почесав веки пальцами. — Культ, конечно, может иметь связь с той эпохой, но мне тяжело верить в это.

— Зельград-Цитадель по вашей просьбе готова нам содействовать, Чёрные Клинки также направили в столицу доверенных лиц для поддержки. Всё в наших руках, чтобы приблизиться к получению ответов.

— И всё же надо было отрезать красным возможности питать информацию из нашей структуры, — нашёл время для высказывания претензий Зазнаевский.

— У нас нет и двадцати процентов точных данных о агентах Ордена, — отнекивалась председатель. — Я не хочу поднимать вопрос политики красных, хорошо?

— Но, мэм… — пытался поддержать мнение генерала-майора Попов.

— Нет, — твёрдо отказалась от такой мысли она. — Ещё раз: нет. Я понимаю ваши подозрения, но в условиях политического кризиса мы не можем давать Ордену хоть какие-то способы повысить популярность среди народа. Прямой конфликт с ними — не вариант, даже если мы захватим агентов. Ни скинуть на Культ, ни обойтись без точного определения «заказчиков» мы не можем, сами знаете. Давайте действовать осторожнее.

Зазнаевскому сообщили по рации о результатах.

— Министерства очищены, по крайней мере, все цели взяты. Службы и агентства в городе в процессе ареста. — отчитался он. — Первый этап, в принципе, пройден.

— Второй этап — это штурм консервного завода, — кивнул Гончий. — Итог сыграет либо положительно на просьбу председателя распустить Правительство, либо отрицательно…

— Сколько мы можем молчать? — спросила председатель.

— До штурма дотянем. Дальше игнорирование только навредит.

— Ясно… — она упёрлась о спинку своего кресла. — Где ж мы оказались…

— Лилиана Родионовна, мы с вами, — пытался обнадёжить Попов. — Потихоньку, аккуратно да справимся, если не произойдёт ничего непредсказуемого.

— Обезглавим Культ в столице, захватим некую Сюзанну и поднимемся в глазах народа, — прогнозировал Зазнаевский. — Мы не можем отступить.

— В штурме будет участвовать наш боевой элитный маг первого класса, госпожа, так что мы справимся и на втором этапе, — надеялся Попов.

— Фигуры расставлены… — проговорила Белова и посмотрела на фоторамку, где она счастливая стояла вместе со своей дочерью. — Как давно её не видела…

* * *

Миша ворвался в академию в свой заслуженный выходной. Вторник — самое время, чтобы поспать, заняться прокрастинацией и наконец забить на всё и вся ради отдыха, однако он был уверен, что пока не имел права расслабиться. С учётом скорого возвращения Парсифаля надо было быть готовым к опасному сражению, а значит, полученное время необходимо использовать наиболее эффективно. Он пришёл в академию только для того, чтобы провести время с Рики. Нет, исключительно ради дела, обсудить вопросы Царства и продолжить исследование потенциальных возможностей святости, так что никакого другого умысла у него не было. К сожалению, даже Алиса воспринимала такое решение как желание просто встретиться с Браун. Отчасти, только отчасти! Рики в самом деле его, можно сказать, пронзила в тот день, не на шутку заинтересовала. Он доверил ей сокровенное, то, что не принято говорить малознакомому человеку, но она так располагала к себе, так трепетно относилась к нему, что… Вот, Симонов покраснел, словно маленький мальчик, не умеющий считать дружеские или неравнодушные действия девушки в том контексте, в котором нужно.

В любом случае, Миша сидел в лаборатории Браун, смиренно дожидался её освобождения от пар и смотрел на Нию, которая умудрилась также прийти к профессору. Недавние связанные узами напарники смотрели друг на друга как попутчики в поезде, не ожидая встретиться в выходной день. Мише даже стало немного горестно, что в итоге он не окажется наедине с профессором. Погоди-ка… почему это он ни с того ни с сего вдруг захотел побольше находиться в компании Рики? Столь непривычное чувство его сжирало похлеще любой чумы, ведь наверняка понять, в чём дело, он не мог. Опять залился краской, машинально опустив взгляд и глубоко вздохнув.

— Ты меня поражаешь, — вдруг сказала Ния, качая посохом от одной коленки к другой. — Ты настолько близок к Браун?

— Не понимаю о чём ты, — отвернулся он.

— Надо же. Не думай, что сможешь от меня скрыть подобное, я тебя вижу насквозь.

— Сказал же, мне нужна консультация Рики, не более…

— Ага, и внимание. Решил приударить за ней?

— Нет.

— Да.

— Нет…

— Интересно, — хитро улыбнулась Ния. — Соблазняешь девушку, которую неделю с лишним знаешь. Ловелас.

— Не выставляй мой приход в таком контексте, — разозлился Миша. — У меня мало времени, поэтому я решил воспользоваться случаем и пообщаться с Рики… по делу! Слышишь? По делу.

— По делу, по делу, — закивала та. — Дела любовные — они такие.

— Может, хватит?

«Это издевательство!»

— Будь честнее к себе и пойди в наступление, чо как маленький? Либо двигайся, либо не мельтеши — это я тебе как гуру говорю.

— Гуру чего? Подколов?

— Не удивлена, что тебе не понять мою идеальность… Ладно, придёт Браун — вернёмся к теме. Сейчас давай поговорим о насущном.

Увидев заинтересованное лицо Миши, эльфийка продолжила:

— Я хочу обсудить с тобой нашу общую информацию о Царстве. Вопрос: в стане красных и их союзников нет другого святого?

— Дай подумать…

Миша слышал, что в мире есть святые помимо него, но лично Ректор имел в распоряжении только Мишу и никого другого. Насколько известно, Белые мудрецы несколько десятков лет назад проводили опыты над тремя святыми, но все они довольно быстро либо умерли, либо стали неспособными функционировать, хотя тем не исполнилось двадцати пяти. Сейчас же никого в активе у отца не было.

— Не встречал, — ответил он задумчиво. — Насчёт Ордена Красного Креста что-либо сказать не могу. Как ты сама слышала, некоторые люди выполняют иные приказы, смотря на методику и мнение белых с неуверенностью в эффективности.

— Это нормально, что даже там всё делают втайне друг от друга?

— Там — да. Орден — это жестокая структура, там регулярно идёт борьба за власть. Если ты слабый — система тебя уничтожает, а если сильный — будь готов к сопротивлению. Верховный главнокомандующий Ордена является боевым элитным магом первого класса — он хитёр, умён, твёрд за идеалы красных, однако некоторые не стесняются пытаться очернить его положение.

— Образно говоря, если кто-то в стане покажется более эффективным в выполнении основных целей Ордена, то положение верховного главнокомандующего пошатнётся? И ничего не последует за этим? Там, трибунал за непослушание и невыполнение прямых приказов.

— Если эффективность есть — ничего не будет. Более того, напрямую нарушать приказ категорически воспрещается — исполнять волю Ордена обязаны все и беспрекословно. Такая замудрённая субординация и недоверительные взаимоотношения между частями структуры как-то помогают красным держаться на плаву и даже развиваться активнее любого другого члена конфедерации. Я не знаю тонкостей.

— То есть среди красных может быть ещё один святой-козырь…

— Вполне.

— А ты не встречал их?

— Святых? Никого… — Миша почему-то расстроился. — Я считал себя одиноким в этом.

— Сложновато.

Миша мозги чуть не сломал, когда пытался понять сущность Ордена. Ректор собрал достаточно информации о собственных союзниках, видимо, с целью быть готовым к борьбе за право на существование. Мясорубка красных наверняка могла поглотить и маг-учёных, будь Ректор менее предусмотрительным.

— А какую сторону занимаешь ты?

Ния любила задавать сложные вопросы, похоже, отчего Миша тяжко вздохнул и промычал.

— Я не знаю. Теперь не знаю. Мне надо сначала разобраться в будущем, чтобы думать о выборе стороны.

— Ты про Сюзанну?

Миша кивнул.

— Почему она такая особенная? Я поняла, что с ней можно найти лекарство, но можно подробнее?

— Самому интересно. Она менее заражена, чем я, но при этом выглядит как порабощённая. Парсифаль заинтересовался ей, как и я, собственно, но сказать конкретно мы не можем.

Вдруг в дверь кто-то постучался. Миша из-за приличия не имел права так вот открывать дверь, впускать в чужую лабораторию постороннее лицо и вообще принимать решение за Браун. Нормы были на месте. Хотел он переждать, как Ния тут же встала с места и пошла открывать дверь. Невзирая на просьбы остановиться, эльфийка, как раз во время второго стука, нараспашку открыла дверь. Её «ой» был сигналом тревоги, паники или радости? Миша даже запереживал, но, оказалось, совершенно не по тому поводу. В лабораторию вошёл Ректор.

— Отец?! — ошарашено сказал Миша, соскочив с места.

Едва удержавшись на ногах, он даже протёр глаза. Он связывался по телефону с Ректором буквально вчера, но тот ни слова не сказал о том, что приедет. Да даже физически никак нельзя было с НИИ «Росток» прибыть в столицу за день — это словно телепортация. В принципе, нельзя было даже с уверенностью сказать, а есть ли маги-телепорты в его распоряжении — данный вопрос Мишей никак не рассматривался. В любом случае, Ректор был здесь.

В сопровождении своих подчинённых отец медленно прошёлся по лаборатории, оглядывая местные столы и приборы, даже взял несколько валяющихся бумажек, прочитал изречения Рики, задумчиво хмыкнул и наконец приблизился к сыну. Миша стоял как вкопанный, а Ния тихонечко находилась у выхода.

— Здравствуй, Михаил, — поприветствовал его Ректор. — Ты, должно быть, удивлён.

— Мягко сказано…

— Я не считал целесообразным сообщать тебе о моём прибытии, так как оно максимально срочное. Нам необходимо соблюдать осторожность.

— А зачем ты приехал? Проверить меня?

— В том числе, — Ректор открыл холодильник, осмотрел содержимое и достал оттуда гранату. — Присутствие карателей в городе побудило меня прибегнуть к оперативным шагам, чтобы сохранить нашу долгосрочную цель, — после он осмотрел гранату. — Плотоядные бабочки? Весьма редкий материал.

— Н-наверное…

— Как ты сообщил мне вчера о своих подозрениях, каратели выполняют иные приказы. Они настроены решительно, намерены добиться поставленных задач и обернуть всё в свою пользу. Говоря конкретно, они планируют захватить Сюзанну, сообщить руководству о якобы гибели объекта в результате опытов культистов, а затем скрытно доставить её на территорию Пепельных Пустошей в НИИ «Восход» для изучения.

— В пустошах стоит лаборатория?! — удивилась Ния, ворвавшись в разговор. — Вы там совсем охренели?

— Я наслышан о тебе, Ниафель, — посмотрел на неё Ректор, скрещивая руки за спиной. — Мне не потребовалось много времени, чтобы разобраться в твоей биографии.

— Поздравляю, сыщик.

— Возвращаюсь к твоему вопросу. Да, Орден разместил в Пустошах несколько научно-исследовательских институтов для проведения срочных специальных исследований и испытаний оружия и прочих военных разработок.

Удивительно, что Ректор так просто сказал это Ниафель. Пошёл по стопам сына?

— Вот сволочи… — проскрипела зубами она. — Твари…

— Сделать ты сейчас ничего не сможешь, — заверил он и отвернулся от неё. — Нет прямых доказательств нахождения НИИ в пустошах, даже у меня.

— Может, сообщить верховному главнокомандующему? — предложил Миша.

— Времени слишком мало, Михаил, чтобы ждать отклика остального Ордена. Терентьев давно пришёл к выводу, что каратели ведут двойную игру, однако подтвердить или хотя бы прочитать их действия было нельзя. У нас несколько связаны руки. Мы бы и не могли повлиять на них, не расскажи ты мне о Парсифале…

— Ректор?! — раздался голос Рики.

Ожидаемо, Браун едва не свалилась в обморок при виде кумира. Её выпученные глаза, малозаметная дрожь и застывшая поза говорили о многом. О хорошем, о плохом, об удивлении, о страхе, о переживании, о радости — в общем, обо всём, что характеризовало реакцию Браун. Профессор поначалу даже боялась как-то реагировать на прибытие Ректора, побудив того начать разговор первым.

— Рики Браун, верно?

— Д-да…

— Именно вы стали первой, кому рассказал о секрете Михаил. Занимательно, — Ректор лично подошёл к ней. — Я не одобрял стремления Михаила доверяться непроверенным людям — вы считались полноценной угрозой, — но игнорировать ошеломительный успех ваших исследований я не имею права. Мисс Браун, вы показали себя как необходимый ему специалист, потому можете не переживать о моём возмущении и продолжать работу.

Похвала от кумира — ровно стрела в сердце. Она потеряла сознание, уже хотела познакомиться лбом с углом стола, но Ректор вовремя её поймал и поднял на руки.

— Эмоциональная нестабильность — вред учёному, — сказал Ректор и аккуратно усадил Рики на стул.

Маг-учёные взяли на себя обязанность пробудить Браун, пока Ректор смиренно дожидался в стороне. К счастью, она соскочила сразу, как пришла в норму.

— П-простите! — тут же сказала она и едва не поклонилась ему на сто пятьдесят градусов торсом, будто готовясь переломать позвоночник. — Я просто ваша фанатка.

— Фанатка?

— Да, господин Ректор, — она боялась даже посмотреть на его маску. — Знаете, ваши исследования поражают меня, я восхищаюсь вами как учёный и… и…

Кажется, ей стало тяжело дышать. Вот что значило волноваться по-настоящему. Миша даже улыбнулся как дурак.

— Я вас понял. Признателен за внимание к моей работе.

— Можно с вами как-нибудь поговорить? У меня столько вопросов! — умоляла Рики, решившись глянуть на окуляры Ректора.

Он мог смело отказать ей, поэтому Миша принял решение повлиять на отца, дабы повысить шансы Рики.

— Отец, — начал он, стукнув тростью рядом, — без её помощи я бы не справился. Прошу, выдели ей своё время и удовлетвори любопытство. Можно считать это наградой.

— Как будет угодно. Прошу подготовить доклад к семи часам вечера, мисс Браун, раскрывающий тему вашего обращения. Прошу соблюдать оформление научных работ…

— Отец, — перебил его Миша, нервно смеясь. — Может, сделаешь ей исключение?

— Какая от этого польза?

— У нас не так много времени, понимаешь, да и утруждать Браун не стоит, ведь она отдаёт мне на помощь все силы, а подготовка доклада…

— Энергозатратна, — догадался Ректор. — Ты стал мыслить менее объективно. Возможно, субъективный подход к изучению вопроса более эффективен, однако данное исключение останется исключением. В семь часов вечера дома у Михаила, мисс Браун.

Счастью той не было предела: она едва ли не визжала от радости. Кажется, Рики была готова поехать прямо сейчас домой к Мише, бросив всю свою работу.

— Я пришёл сюда не за этим, — отец вручил Браун гранату, а затем отошёл подальше вместе с Мишей. — Покажи апостол.

Началось самое нервное и интересное одновременно. Мише пришлось в точности рассказать, что представлял из себя апостол, кем являлся автор и в чём была суть данного изучения. Более того, на пару с Рики ему требовалось представить Ректору всё то, что удалось выяснить за это время. Рассказ более походил на защиту, чем на беседу, причём горе-защитники частенько сдавали под постоянными атакующими вопросами Ректора, любящего с завидной углублённостью подходить к исследованию. Тем не менее, он не раз соглашался, одобрял гипотезы Браун и даже вставлял свою копейку-другую в рассуждения, помогая Рики наполнять розовый блокнотик нужной информацией.

Сколько прошло времени? Час? Второй? Не было никаких перерывов, они рассказывали, обсуждали, рассказывали. Обсуждали, рассказывали, обсуждали. Рассказывали-рассказывали-рассказывали и обсуждали-обсуждали-обсуждали. У Миши в горло пересохло настолько, что ему захотелось влить святую воду себе в рот в надежде утолить наступившую сушку. Однако Браун не унималась, борясь за своё мнение в вопросах Царства, как ученик пытался превзойти учителя. Ректор был более снисходителен за неимением своих данных, оттого их коммуникация проходила в мирном хорошем темпе. Тут-то Миша засмотрелся на Браун. Она сидела за столом, не сводила глаз с Ректора и постоянно говорила, причём с такой воодушевлённой улыбкой, что становилось намного теплее при виде неё.

— Какая милая… — шёпотом прокомментировал Миша

— Что? — не услышал Ректор.

— М-Миша, блин… — а вот Рики услышала, ибо сидела-то рядом. — Неожиданно!

— Я случайно! Мысли вслух! — оправдывался он.

«Самое время для подкола Ниафель», — решил Миша и стал ожидать её колких слов.

Ан нет, она уснула в сторонке, явно не являясь заинтересованной стороной, хотя, казалось бы, Царство, все дела. Собственно, без её помощи Миша и так смутился, однако быстро перевёл тему на более срочную. Обсуждение ситуации с Сюзанной — вот что было более нервным. Миша понимал, что отец имел свои виды на Святое Царство, а среди его единомышленников был непосредственно верховный главнокомандующий. Выкладывать ему такое с намёком, что Парсифаль лично будет изучать данный феномен, а не сам Ректор, было неимоверно рискованно.

— Я знаю, — вдруг сказал тот. — Можешь не продолжать.

— Откуда?

— Терентьев. И ты сам вчера. Я поддерживаю решение оставить Сюзанну под ответственность Парсифаля и тебя, Михаил. Вы более подкованы к этому, чем Белые Мудрецы. С меня же вы получите необходимую поддержку с условием, что я буду свидетелем ваших исследований.

— Это надо обсудить с Парсифалем… — засомневался Миша.

— Но придётся сразиться с Культом, — напомнила Браун, покусывая карандаш.

— Напрямую ни я, ни Терентьев не можем напасть на убежище Культа. Успех данной операции целиком возложен на твои плечи, Михаил.

— Понимаю, — твердо согласился тот.

— Обеспечим нужными средствами и будем наблюдать, остальное в твоих руках. Главное — опередить карателей и захватить Сюзанну раньше, при этом не вступая в прямую конфронтацию с ними.

— Я бы хотел вызвать свою команду, — попросил Миша.

— Невозможно, — тут же отказал Ректор, словно ожидая такого предложения. — Они за городом, их подготовка не завершена.

— Получается, напарников у меня немного… — Миша сквозь сомнения решил обратиться к Браун. — Я хочу попросить тебя о помощи. Ты можешь отказаться — не ограничиваю, но ты составишь мне компанию в этом? Это очень опасно, просто вот…

— Хорошо.

Простой ответ Браун ненадолго вверг Мишу в шок. Он не понимал её жажду помогать ему даже в этом, в ситуации, когда можно легко погибнуть. Удивительная девушка.

— Сформируй группу, Михаил, такую, чтобы снизить вероятность провала. До прихода Парсифаля ты должен быть готов.

* * *

Бейкер сидел на корточках перед Джонсоном и безэмоционально наблюдал, как с его носа капала на колени сгущённая из-за слюней кровь. Мелвина поймали удивительно легко, хотя он был довольно крупным бизнесменом с немаленьким штатом охраны. Однако его доверие обычным вышибалам сыграло злую шутку, из-за чего каратели без проблем пленили беднягу-бизнесмена и привезли на заброшенный склад на окраине столицы. Александр даже удивился, что никто из сторонников ни самого бизнеса Джонсона, ни фанатиков так и не смогли вовремя прийти на выручку, оттого допрос с пристрастием прошёл без каких-либо внешних угроз. Теперь Бейкер ждал информацию от товарищей, наблюдая за бессознательным пленником. Компанию составлял двадцатиоднолетний каратель низенького роста с бесцветными длинными волосами, чьи локоны на затылке и по бокам были одинаковыми. Более того, молодой солдат имел один выпученный глаз из-за повреждённых век и кожи вокруг них, из-за чего в отряде его называли Антисимом из-за несимметричного взгляда.

— Будь у тебя деньги, Антисим, — рассуждал Бейкер, задумчиво оглядывая израненное тело мужчины, — то как бы ты ими распоряжался?

— Что бы я сделал с деньгами… — задумался тот и поднял взгляд на дырявую крышу склада. — Думаю, основал бы ЧВК. Мне нравится всё, что связано с войной, командир, так что, думаю, я был бы счастлив, имея возможность участвовать в конфликтах.

— А если бы у тебя была обычная компания? Скажем, фабрика-другая по производству молочной продукции.

— Продал бы их и основал ЧВК.

— Какая твёрдость, мне нравится. А если бы ты мог содержать и фабрику молочки, и военную компанию, что бы ты делал?

— Что вы, сами подумайте: либо производи продукцию для мирного населения, либо отдавайся войне.

— Ты к тому, что одно другому мешает?

— А как это выглядело бы? Я, заботливый предприниматель, поставляю вам молоко, а также убиваю врагов в очередной слаборазвитой стране. Мне кажется, имидж у той и другой компании будет ниже плинтуса, а лицемерить я ненавижу.

— Понятно.

Бейкер улыбнулся, но раскрывать суть своих вопросов не стал. Вместо этого командир поднялся, подошёл к Мелвину практически вплотную, схватил за подбородок и поднял его голову к себе. Даже если пленник пребывал без сознания, Бейкер всё равно покрылся лёгким румянцем от наслаждения. Порезы на лбу, опухшие щёки и губы, выбитые зубы, заплывшие глаза — это настоящая услада для глаз! Нескрываемое удовольствие заметил и Антисим.

— Вам нравятся его увечья? — поинтересовался он.

Каратель стоял сзади в солдатской сторожевой стойке, скрещивая руки за спиной, однако его поразительное внимание к деталям позволяло заметить даже такое.

— Мне нравятся увечья на тех, кто всеми силами пытается скрыть свою гнилую натуру под лицом обычного человека, — пояснил Бейкер. — Ты не подумай, милый мой: мы сами скрываем свои лица, так что не меньше гнилые, чем они, но разве неприятно ощущать на себе и на других последствия, когда гнилую натуру раскусили?

— Не задумывался. Я бы предпочёл раскусывать эти натуры, чем позволять кому-то другому взяться за меня.

— Поддерживаю. Ох, сразу вспомнил своего ублюдского отца.

— А что с ним?

— Он выставлял себя добропорядочным отцом-одиночкой. Соседи его видели как героя, раз тот умело воспитывал сына даже после гибели жены, а друзья вовсе считали примером для подражания.

— На самом деле не так, да?

— Именно. Белый пушистый кролик может иметь внутри себя гнилую мерзкую натуру, — после таких слов Бейкер отпустил голову Мелвина. — Тогда-то я понял. Знаешь что?

— Все мы гнилые, даже если пытаемся быть чистыми. Так?

— Молодец, правильно понял. Я поступил на службу потому, что хочу лично видеть, как некогда считавшие себя хорошими люди отдавали нам детей и женщин в рабство, вылизывали сапоги и выставляли себя самыми чистыми на белом свете, чтобы никто даже не подумал рушить их манямирок, при этом на самом деле они не стеснялись совершать гнусные поступки, не чувствуя никакой вины.

— Много философствуете, товарищ командир, — заметил Антисим, усмехнувшись. — Слишком высокие для меня мысли.

— Да, я иногда говорю много пафоса. Не обращай внимания. Если убрать мои странные стремления, то я на службе красных просто из-за симпатии ко всем процессам, что проходят в Ордене. Интересно, очень интересно.

Вскоре к ним подошёл Кондратьев в сопровождении нескольких карателей.

— О, пришёл наконец, а я заждался, — сквозь улыбку сказал Бейкер, поглаживая Мелвина по голове.

— Мы могли устроить встречу в более безопасном месте, — возразил Валентин.

— Тебя смущает наличие Джонсона? Брось, он хороший собеседник, если его разговорить.

— Сюда могут нагрянуть, причём кто угодно.

— Не страшно.

Кондратьев тяжело вздохнул, вызвав довольный смешок Антисима.

— Ладно, у меня полезная информация. В КМА захватили нескольких культистов. Как сказал агент, три фанатика пытались организовать покушение на дочь Сахарова, но попытка провалилась из-за своевременной реакции Ценности и преподавателей академии.

— Ситуация с дочкой Сахарова мне неинтересна.

— Исполнителей и их куратора захватили гээсбэшники. Я постарался накопать побольше уже в структуре службы, но возникли некоторые трудности.

— Я считал, что наша сеть в Правительстве прочно въелась и могла замечать множество действий государства.

— Немаленькая группа лояльных председателю людей успешно пленили фанатиков, а также устроили массовую облаву на исполнительные органы власти, при этом избежав утечки информации. К сожалению, агентам пришлось залечь на дно, но я успел выяснить, что лояльные готовят крупную операцию против Культа. Велика вероятность вмешательства в нашу предстоящую атаку.

— Если они сунутся на консервный завод либо раньше нас, либо одновременно с нами — жди беды. Впрочем, есть одна идея… Так, конкретный срок их атаки неизвестен?

— Нет, но я думаю, что нам следует перенести наше время наступления на чуть раньше.

— Нельзя, — Александр почувствовал, как Джонсон уже начал приходить в себя. — Ночь со среды на четверг — идеальный момент напасть на убежище.

— Я понимаю, что праздники, но ГСБ также, наверное, примет решение, и в результате мы обязательно столкнёмся с ними.

— Пускай так, но мы не можем отказаться от плана, понимаешь, милый мой Валентин Ильич? — Бейкер сделал лёгкий порез на пальце и без труда ликвидировал Мелвина через нос. — Если нам суждено встретиться, то мы встретимся так, чтобы мы все повеселились. О да, у нас будет свой салют в честь праздника.

— День подписания договора о создании конфедерации, — вспомнил Антисим. — Великий праздник.

— Очень великий. Ровно в полночь, четырнадцатого декабря, все члены конфедерации подписали данный договор. С тех пор люди ежегодно празднуют этот день ночными гуляниями, салютами и всем прочим. Было бы время, я бы тоже отметил этот праздник.

— Мы практически не праздновали никакой праздник, — добавил Валентин. — Ни этот, ни Новый год, никакой другой.

— Да, ты прав, милый мой. Может, нам стоит когда-нибудь отдохнуть всем вместе за общим столом. Как считаете?

— После нашей работы в столице, — твёрдо сказал Кондратьев. — Сейчас следует сосредоточиться на наших обязанностях.

— Какая ответственность! — обрадовался командир. — Молодец!

* * *

Рики в итоге пошла отпахивать оставшийся рабочий день, а Ректор уехал домой к Мише, ожидая хоть сколько-то добросердечный приём Алисы. Стоило задумываться, а можно ли было оставлять отца наедине с ней, ведь как ни смотри, между ними постоянно перебегала не чёрная кошка, а тьмущая лавина кошек, причём регулярно, когда они встречались взглядами. Миша был неким общим флагом, не позволяющим Алисе взбеситься, а Ректору — устранить её как угрозу. Порой они пытались взаимодействовать без агрессии друг к другу, как, например, при обсуждении подарка на ещё не наступивший день рождения. Револьвер теперь считался неким знаком их временного перемирия, из-за чего в дневнике красовалась ярко выделенная запись об этом действительно удивительном событии. К сожалению, перетянуть их отношения в нечто положительное было практически невозможно, оттого переживания не уходили из головы Миши даже сквозь натянутый оптимистичный настрой. Провожая Ниафель до общежитий, он постоянно думал о встрече Ректора и Алисы: начало смертельного боя или очередные ненавистные гляделки?

— Кстати, — начала Ния, — почему Алиса не с тобой? Она, типа, твой проводник, как собачка-поводырь.

Он удивился не вопросу, а смежной темы великой думы Миши. Она зачастила угадывать мысли товарища, вовремя подбирая темы или надавливая на нужные места.

— Спать хотела больше, — уклончиво ответил Миша.

Зимняя дорожка у левого корпуса была хорошо очищена, но из-за капризной погоды во многих местах красовались ледяные полосы препятствий. Конечно, посыпанный песок несколько спасал ситуацию, но даже малейший шанс поскользнуться означал для Миши большие проблемы. В таких местах он, словно рискующий сапёр, замедлялся и аккуратно и посильнее тыкал тростью по поверхности, вбивая немного торчащее острие спрятанного под футляром меча в лёд в надежде, что всё образуется. В очередной такой поход по «минному полю» Мишей Ния решила кое-что заметить:

— Спать, значит, хотела. Может, она расслабилась потому, что ты в академию пошёл? Скажем…

— Нет, — отрезал Миша, нахмурившись. — Не ищи везде тайный смысл.

— Тайный ли… — призадумалась она. — Будь я проводником, не отпустила бы тебя зимой в академию. Сам понимаешь…

Миша тактично промолчал, но всем видом показывал, как он дулся на Нию. Подколы не утихали: она не постеснялась даже пошутить насчёт его боязни льда, но это ещё ничего, ведь более обидным замечанием была его, как она твердила, тупость и глупое доверие малознакомым людям. «Капитан-очевидность», — ругался про себя Миша, и так понимая свои риски. В любом случае, прогулка была обычной, даже если сам Миша желал бы подготовиться к предстоящей операции, зная он, как именно готовиться. Полноценная наступившая зима — везде проявлялись подобные признаки. Была некая романтика в том, что на ветвях голых деревьев уже скапливался снег, как вокруг бугорками расстилался сугроб и как приятный холод морозил лицо, напоминая ему о потребности в злосчастной шапке, которую он снова забыл. Только он подумал, что нужно купить более тёплое пальто, как Ния вывела его в небольшой парк, окружающий комплекс общежитий. В основном, в гуще деревьев, были скамьи, небольшие фонтаны, даже открытые участки для активных игр, но Миша также заметил стоящий вдалеке ровный каток, на котором весело проводили время не занятые студенты. Сами здания идентичны друг другу: трёхэтажные кирпичные продолговатые дома с четырёхскатными крышами из зелёной черепицы, вмещающие более сотни человек, но наверняка по рядам окон сказать было нельзя.

В любом случае, Миша оказался здесь впервые. Он был без понятия, каково жить в одном здании с ровесниками и прочими студентами, каково делить комнату с чужим тебе человеком, как это, иметь общий туалет, кухню или ванную?

— Значит, здесь вы живёте, — прокомментировал Миша, с интересом разглядывая стену самого ближайшего здания.

Общежития, кажется, стояли в шахматном порядке.

— Да, здесь. Не хоромы, что жаль, но комфортно, — ответила Ния. — В гости не позову. Негоже мне таких опасных типов к себе приводить.

— Сплю и вижу, как буду воровать твоё нижнее белье, — поддержал её настрой Миша, видимо, окончательно сдавшись.

— Только попробуй розовые забрать.

— Давай поговорим о твоём пропавшем друге, — внезапно решил он, ненадолго застопорив Ниафель.

Эльфийка, видимо, не была расположена к такому разговору, но её чувство справедливости за обговорённую сделку взяло своё, оттого она лениво плюхнулась на ближайшую скамью. Несмотря на холодную погоду, она не переживала, что ходила в униформе мага поддержки даже на улице, которая, по сути, никак не утеплена. Более того, каково ей мёрзнуть пятую точку? Миша аж вздрогнул, не рискуя расслабляться на столь ледяной на вид скамье.

— Его зовут Нил, — начала она с ярой неохотой. — Фамилию не знаю, да и не думаю, что она у него была.

— С чего такая уверенность?

— Как он сказал, Нил родился в Пепельных пустошах, но его нашли бандиты-зверолюди младенцем в объятиях окоченевшей матери-беженки. Единственная зацепка — её одежда, которую носили граждане Вольных островов. В общем, фамилия сгинула вместе с родителями, чё прикопался? Будто это имеет роль. Короче, Нил не знал другой жизни помимо выживания в пустошах, поэтому долгое время он не имел представления, что являлся святым. Бандиты-опекуны не имели должных знаний, вот и посчитали его просто особенным магом, причем неимоверно полезным из-за чудо-исцеления. В дальнейшем Нил встретил одинокого странника. Ну, как встретил, бандиты попытались пытались его ограбить, но странник запросто одной палкой-посохом всех поубивал, кроме Нила. Угадай почему.

— Неужели…

— Тоже святой.

Миша даже начал завидовать Нилу. Нет, жизнь паршивая, спору нет, однако встретить вживую другого святого… Ниафель же ненадолго замолкла, положив посох на колени. По застывшему взгляду стало понятно, что она пыталась вспомнить всё необходимое, восстановить каждое событие, причём так неспешно, из-за чего бедный заинтригованный парень мучился в томительном ожидании продолжения рассказа, замерзая уже за секунды, а эльфийка словно и не чувствовала ничего! Сидела, сидела да молчала. То ли играла с ним, то ли действительно словила амнезию — непонятно, но она соизволила продолжить лишь через минуту-другую.

— Нет, не могу точно сказать, — хмыкнула она. — Тут такое дело… Я сопоставила некоторые факты и, короче, поняла, наверное. Парсифаль — апостол, так? И у тебя его книжка?

— Ну, да, сама видела.

— Тогда Нил и вправду встретил тогда не простого святого.

— Да неужели? Парсифаля, что ли?

— Нет-нет, Нил рассказывал о нём как о причудливом путешественнике в возрасте. Вроде имя его Иосиф.

— Иосиф Отшельник, проницательный странник, — тут же добавил Миша, вспомнив записи.

— Ты его знаешь?

— Нет, но он мне нужен. Потом. Продолжай.

— Иосиф отдал ему одну книжку — похоже, апостол — а затем обучил некоторым азам. После обучения на пятнадцатилетие Нила он попросил его убить, чтобы унаследовать какую-то силу. Как я поняла, убить-то он убил, но сила столкнулась со второй стадией чумы, и большая часть потенциала запечаталась. Как говорил… а, «в заражённом уголке душе пряталась сила моего учителя» — так он говорил.

— А что у него была за вторая стадия? — поинтересовался Миша, почёсывая подбородок.

— Первая стадия — отсутствие вкуса. То ли вкусовые рецепторы сдохли, то ли сам мозг перестал воспринимать вкус — чёрт ногу сломит, даже Нил до конца не понимал. А вторая стадия — рак лёгких.

— Рак?..

— Неизлечимый. Умереть он не мог, но последствия болезни чувствовал регулярно. Как-то так. Нил говорил, что сила учителя была в чудесном дыхании, способная сформировать более точное управление всеми возможностями души.

— Почему же тогда Иосиф назывался проницательным? — задумался Миша.

— Наверное, потому, что таким образом можно было проникать святым паром в мозг человека не только для лечения, но и для «считывания» нейронов. Да, на таком первоклассном уровне управление — сама была удивлена, увидев воочию. Правда, из-за рака Нил мог такое проворачивать от силы один раз успешно и, скажем, полсотни неудачно из-за чумного кашля.

Такое смело можно было называть талантом — Миша понимал не понаслышке. Управлять силой души так точно было крайне сложно, если возможно, конечно. Даже Миша смог разобраться в молекулярном управлении воздуха только недавно и то с заурядным успехом, а тут полноценное проникновение в чужой мозг и воздействие на нейроны. Святая вода обычно исцеляла автоматически, подстраивалась под желание Миши и делала всё без полноценной концентрации на лечении. Браун даже выдвинула тезис о том, что святая вода могла стоять фундаментом существования души, ведь она способна была идеально вылечивать любую рану Миши, что, мягко говоря, слишком серьёзное преимущество на фоне всевозможных целителей-магов. Огонь, воздух, металл, свет — даже другие стихии не выглядели чем-то удивительным, когда в одном ряде с ними стояла святая вода. Однако использовать её более хитро и точечно Миша не умел, в то время как Иосиф и его наследник Нил могли паром проникать в мозг, причём не святого. Удивительно.

— Как вы познакомились? — вдруг спросил Миша.

— Я упала с небес на него.

— Я серьёзно.

— Я серьёзнее. Я тогда свалилась с крыши своего дома. Он тогда мимо проходил. Вот и встретились.

— Любовь с первого взгляда? Почему остался, раз мимоходом проходил?

— Долгая история, незачем сейчас рассказывать. Прими его оседание в нашей деревне как факт и не парься. Я с Нилом много о чём болтала, а он, соответственно, не меньше рассказывал. Постоянно цитировал из апостола, делясь умопомрачительными, как он считал, фактами. Тогда-то я не придавала должного значения, но сейчас…

Ниафель начала тонуть в давних сожалениях. Тем не менее, сквозь опечаленный настрой она продолжила рассказ:

— Ты, наверное, в курсе, что Святое Царство имело три ветви власти?

— Легион, Небесный сад, Зигельская Церковь.

— Да-да. Самые крутые были в Небесном саду — их души назывались вознесёнными.

— Да, читал. Вознесённые души куда совершеннее обычных. У меня ещё теория, что их души могут иметь иммунитет к чуме.

— Не, мимо, — самодовольно качнула головой Ниафель. — Всё наоборот.

— Поясни.

— Ну… Скажу кратко: чем сильнее душа, тем яростнее чума. Там слишком сложная структура — Нил так и не пояснил нормально — но могу заверить, что более сильные души подвержены большему влиянию чумы и её последствий.

— Не понимаю. Ты видела порабощённых? Обычные люди выглядели так мерзко… Их души — жалкий остаток, что может быть хуже?

— Когда душа начинает перестраиваться. В случае слабаков всё просто — душа разрушается, а её остатки адаптируются и поддаются властью чумы, формируя мутации. Более сильных ждёт тотальная перестройка души. Для тупых: у тебя голова, бум — головы нет, но если голова крепкая, то бум — у тебя две головы.

— Рутцен… — сопоставил факты Миша. — Скорее всего, от понимания своей души также зависит…

— Вроде бы, основная суть в том, что сильный святой может частично сохранить своё сознание, но оно так исказится, что в его глазах он останется таким же человеком, хотя на деле он там конченый маньяк. Внутри цветочки, снаружи гниль. Более того, сознание может иногда просачиваться мимо пелены и видеть действительность, однако сопротивляться всё равно не получится. Наверное — тут не знаю.

— Может, есть шанс со стороны надавить на порабощённого и заставить понять, что происходит…

— О, Нил так же думал, пока не вычитал неприятную информацию. Как ты знаешь, развращённая душа блокирует многие воспоминания, да что там, в целом личность. В теории можно помочь порабощённому вспомнить события прошлого в правильном контексте, ну, или навести уцелевшую часть личности к самосознанию, однако в таком случае всё станет ещё хуже. Чума начнёт впитываться в душу сильнее, и впоследствии порабощённый трансформируется. С одной стороны, такая реакция обычно вызывает слишком опасные для порабощённого формации, например, создавая мешающие мутации или открывая слабые места, но с другой — есть малюсенький шанс, что на какое-то время порабощённый сможет контролировать собственные действия. Без понятия, что делать в этих двух случаях, но я хорошо запомнила то, что тогда говорил Нил.

— Образно говоря, я имею возможность пойти ва-банк и получить либо усложнение, либо упрощение, либо мимолётную помощь порабощённому? Правда, на словах звучит очень сложно…

— Понимаю. Ты ж тупой.

— Это всё было выписано в апостоле?

— Вроде. На самом деле, Нил жаловался, ибо подобной информации крайне мало. Оно и не удивительно — учитель не изучал феномен чумы, как его коллега по цеху.

— Ты про кого?

— Имени не знаю, да и Нил не был уверен, но существовал один апостол, который подобрался наиболее близко к разгадке чумы. Не без помощи других, но всё равно.

— Надо расспросить Парсифаля…

— Если сможет. Ты его видел? Почти овощ! — Ниафель аж скорчила лицо полоумного. — Он был рассказал тебе, зная хоть что-то полезное. Плюс, он цепляется лишь за секреты своего апостола, в ином случае давно бы позвал дружков или нашёл полезные зацепки. Хотя я не шарю.

— Мне надо подумать над рассказанным тобой…

— Думай, думай, — сказала она и посмотрела чётко за спину Миши. Обернувшись, он увидел Роберта… со цветами в руках. Целый букет пышных красных роз — просто радость одаренной девушке, если бы он не всучил цветы прямо в руки Миши. Молчаливо кивнув, Роберт тут же уселся слева от Нии, заставив ту отодвинуться, закинул ногу на ногу и задумчиво посмотрел в сторону, словно его поведение было нормальным.

— Так ты по мальчикам? — вдруг спросила — внимание! — у Миши Ниафель. — Или на два фронта?

— Ния, знаешь что…

Миша захотел отомстить. Сделал бы подобное с Браун — наверняка залился бы краской и потерял сознание, но в данном случае его решительность была направлена на Нию. Это месть, не жест чего-то большего, оттого он без капли смущения навис над ней, немного задрав шляпу эльфийки наверх, чуть не коснулся носом её носа, всмотрелся в глаза, сначала поднял бутоны роз кверху, презентуя всю пышность, а затем аккуратно положил цветы на девичьи коленки в компанию с посохом. Нет, на этом ничего не закончилось: Миша-искуситель аккуратно взял руку ошарашенной Ниафель и поцеловал в тыльную сторону ладони, проговаривая:

— Буду рад, если ты примешь эти цветы как мой подарок прекрасной девушке, защищающей меня от опасностей…

Неважно, что Роберт был виновен. Неважно, что причинно-следственной связи нет, зато был момент! Отчасти комичный, но достаточный, чтобы внести в голову Нии недолгую смуту. Как результат, эльфийка застыла, даже окаменела, банально не зная, как выкрутиться из такой ситуации. Сначала Миша хотел погладить щёку, но такое было слишком: он едва сдержался, чтобы не покраснеть от стыда. В любом случае, с хитрой улыбкой на лице искуситель выпрямился, наблюдая, как стремительно приходила в себя Ния… И она приняла цветы, причем с заметным удовольствием.

— Чёрт с тобой, козёл… — пробубнила она. — Я бы посмеялась или возмутилась, но ты приятно очаровал, признаю.

— Похититель сердец, как мило, — вдруг прокомментировал Роберт.

— А твоего мнения не спрашивали, — злобно сказал Миша. — Ты зачем мне букет отдал?

— Не переживай, без знания вкусов другого человека цветы я не дарю, — отмахнулся он, подперев подбородок. — Они не мои.

— А чьи? Украл?

— Я бы сам рад от них избавиться — а я ведь и избавился! — но Коля побоялся их дарить…

Миша не помнил, кто такой Коля.

— Гляди, — указал кивком Роберт в сторону.

Ровесник-парень с блондинистыми волосами что-то активно обсуждал с девушкой, хотя, казалось, он просто пытался завести хоть какой-то разговор с ней, отчаянно гуляя по темам, словно ветреная куртизанка. Даже на расстоянии двадцати метров Миша мог видеть, как ему было плохо. До стыда плохо. До позора! Вокруг него будто распространялись миазмы неловких подкатов и способов пообщаться, в то время как сама внешность совершенно не достигала той красоты, какой была у бедной девушки-собеседницы. Небо и земля — никак иначе. Миша, конечно, верил, что любви все разности покорны, однако, когда блондин по-бытовому шлепнул девушку по лопаткам, как обычного друга мужского пола, окончательно заверил себя, что тут не бывать никакой симпатии. По недовольному её лицу опасение подтвердилось.

— Сочувствую ему, — высказался Миша.

— И его я пытаюсь научить правильно себя вести с девушками, — с тягостным расположением духа пояснил Роберт. — Оказывается, есть люди, которым не подвластно привычное обществу общение.

— Какой-то неряшливый, — добавила Ния, аккуратно прижимая цветы к себе.

— Вот, Мишаня, ты зелёный в отношениях, верно? Но ты довольно умело манипулируешь чувствами девушки! Ты на самом деле бабник? За кем ходишь?

— К чему такие вопросы? — не понял Миша.

— Я понять не могу: тебе кто-нибудь нравится сейчас? Или ты за всеми бегаешь, определиться не можешь?

— О, ты не поверишь… — уже начала эльфийка.

— Тихо! — перебил её Симонов. — Нет, Роберт, мне никто не нравится…

— Врёшь, — сказал Роберт с ухмылкой.

— Врёт, — кивнула Ниафель. — Он по старшим ходит.

— По старшим? Кто-то из более высоких курсов?

— Нет-нет. Ещё старше.

— Ния! — простонал он в отчаянии.

— Да неужели преподаватель? Погоди-ка…

Миша хотел провалиться под землю. Сегодня день сватов!

— Значит, Миша, ты присмотрелся к мисс Браун, верно?

«Как он так быстро догадался?!»

— Ещё один, — цокнул он и отвернулся. — Мы просто быстро поладили, хватит.

— Ты не переживай, я не тороплю события, но ты, замечу, далеко смотришь. Молодец.

— О, привет, Миша, привет… прости, забыл, как тебя зовут, — раздался голос рядом.

Тот самый блондин вернулся к товарищам. С поражением ли или успехом — узнавать было до невозможности неохотно, оттого к такой теме пока никто не возвращался. Вместо этого Роберт продолжил коварно давить на Мишу:

— Пригласи её на свидание, а там видно будет.

— Ты издеваешься? Мы всего неделю знакомы! Больше… не важно. Она препод, я студент — мы друзья…

— Так и проведите какой-нибудь день вместе как друзья. Всё же ты зелёный огурец, Миша.

— Вы о чём? — не понял блондин.

— Да вот, Коля, дела любовные обсуждаем. Нет, не твои. Да, Мишины. У него поинтереснее.

— Чего стесняемся? — продолжила Ния. — В Зельграде много где можно повеселиться, тем более, ей будет только в радость отвлечься от работы, а тебе — полезно узнать её получше.

— Я подумаю... — Миша захотел закончить данный разговор поскорее.

Трудно было даже представить, что он мог бы пригласить её куда-нибудь сходить в свободное время. Это самое натуральное свидание — о друзьях речи идти не могло. Глубоко внутри него проходили дебаты между сторонами личности — или разными личностями — чем могло являться гипотетическое предложение весело отдохнуть вместе. Взаимоотношения преподавателя и студента, неустойчивая из-за малого срока дружба, предстоящие трудности в изучении Святого Царства, простое стеснение- факторов на стороне «Против» было много, и все они вполне обоснованные. Однако… Миша не мог сам себе врать. Теребя пряди чёлки, он боялся признавать, что она ему нравилась. Возможно, как человек, как девушка, как личность — неизвестно, но нравилась. С ней ощущался комфорт, причём уникальный в своём роде, позволяющий Мише чувствовать себя одновременно неловко и уютно, что практически никогда не было в прошлом. Алиса и её отношение к нему было несколько другим, нечто родственным, взаимно помогающим. Даже записи в дневниках утверждали, что её он видел не как девушку, а как близкого по духу человека. Алиса являлась гарантом психологической безопасности от одиночества, в то время как Рики привносила в его далеко не приятную жизнь ранее невиданные краски.

Роберт переключился на Ниафель с расспросами о любви, позволив Мише окончательно погрузиться в мысли. Кем могла быть Рики для него? Какой итог он хотел? Ответ на вопрос пришёл сразу и плотно засел в голове: ему нужен человек, который не будет его жалеть, беспорядочно опекать, отдавать всего себя ради него, но при этом понимать его, принимать таким, каким есть и поддерживать. Не только словами и тактильностью — своим присутствием, взглядом, отношением. Жертвовать полностью собой ради него — это неприятное явление, по сути, ликвидирующее стремления другого человека. Алиса должна быть свободна, самостоятельна, имея свои взгляды на жизнь, цели и принципы. Будет очень хорошо, если её тяжёлую ношу проводника Миши разделит такой человек, как Рики, не принимающий подобную тяжесть как аксиому.

— Ты чего застыл? — вдруг спросила Ния. — Очередные затупы?

— А?.. Нет, просто думаю над тем, что делать со свиданием, — честно и прямо ответил Миша.

Он был настроен решительно. После пропажи памяти он обязан проверить, в правильном ли направлении он движется.

— Так ты всё же решился? — игриво спросил Роберт, аж ахнув. — Вот это уже по-взрослому.

— Правильно ли?..

— Ты слишком превозносишь свидание, друг мой наивный. Ты сейчас не знаешь, что думать насчёт неё, значит, разберись в своих чувствах при времяпрепровождении вместе. Либо подруга, либо наставница, либо…

— Не надо, — тут же прервал Миша.

— Короче, ты понял, ничего сверхъестественного. Мишань, это абсолютно нормально, если человек тебе симпатичен, хоть знай его день, неделю или год. Ты, главное, пойми, что конкретно тебя привлекает и где тебе её хочется видеть. Возможно, вы вообще перестанете общаться — кто его знает?

— Роберт заделался психологом, — шутливо заметил Коля. — Ты сам-то влюблялся?

— Я бы давал вам советы, бестолочи, сам не имея опыта? Конечно, влюблялся. Я даже женат был.

— Что-что? — Коля аж рассмеялся. — Тебя как так унесло? В двадцать-то?

— Да, ошибка молодости, скажем так. В браке я был около полугода.

— Почему? — поинтересовалась Ния. — Кобель? Обидел?

— Типичная девушка! Чуть что, так сразу мужчина виноват! — Роберт и вправду обиделся. — С подругой детства сошёлся. Думал, любовь-морковь на десятки лет, ан нет, она долгое время сдавала инфу обо мне моим недоброжелателям, при этом сама текла по их главарю. Короче, предательство. Разбитое сердце и всё в этом духе.

— Не позавидуешь, — огорчился Коля.

— Вообще, я был свидетелем многих парочек, так что опыт у меня есть. Будьте смелее, невинные коллеги, иначе упустите шанс.

Только Миша переживал не о возможном упущении шанса или чего-то другого. Он прекрасно понимал, что забудет её. Из недели в неделю, каждый раз неуклонно, без возможности избежать потери памяти. Несмотря на шанс найти лекарство, в груди Миши словно что-то защемило, ведь по отношению к Рики быть даже другом — непомерная крайняя грубость и несправедливость. Даже симпатия временна, ибо в полночь всё закончится и придёт пустота. Не будет ни Рики, ни смятения, ни желания свидания. В конечном итоге в глазах Миши Браун станет обычной девушкой, что является непростительной жестокостью.

«Помогите мне», — внутренне простонал Миша.

* * *

Оккупация кухни прошла успешно. Рики Браун безапелляционно взяла на себя обязанность приготовить семейству Симоновых ужин с целью поблагодарить за интересный домашний вечер. В самом деле, Браун второй раз была дома у Миши, но этого хватило, чтобы переплюнуть любое возвращение назад в берлогу, купленную лишь для сна и временного пребывания в выходные дни. Собственное жилище не вызывало уюта, как получалось с его пристанищем, хотя Рики всячески старалась преобразить скромную однокомнатную квартиру в эдакую девичью крепость. Много светлых тонов мебели и стен, всяких картин, художественных книг, мягкая большая кровать в конце концов красовалась в основной комнате как главная достопримечательность, но ничего не помогало. Как она возвращалась в одиночную камеру, так и возвращается. Животных взять не представлялось возможным, а искать себе сожителя — чистейшая глупость.

Когда она варила картошку, то ненароком задумалась, что в двадцать семь лет никогда ни с кем не встречалась. Более того, из-за учёбы и исследований всяческие намёки на отношения пресекались из-за бунтарского мнения: «Да зачем мне этот ваш муж?» — что сыграло в злую шутку. Конечно, звание профессора она получила по́том и кровью, однако жизнь лучше совершенно не стала. Дома её ждала личная кровать — ничего более, а со званием теплее не становилось. Даже знакомые-учёные твердили, что, несмотря на науку, ей следует подумать о личной жизни, так как кроме родителей никого близкого не было, которые, к тому же, жили далеко от столицы. Мама говорила обидно, но правильно: «Ты, конечно, опытная и нежная девушка, но такая одинокая заучка!» Всю жизнь свидетель счастливой жизни других, всю жизнь читатель романтических книг — вот такая судьба молодого профессора. Оттого гостить было куда более приятным событием, чем возвращаться домой. Ей даже стало немного завидно, ведь Миша жил вместе с Алисой, не в одиночестве, бок о бок, скрашивая даже самые скучные будни совместным сожитием. Необязательно иметь ощущение, что тебя ждут дом — нет, у Рики была немного другая острая потребность. Она хотела человека рядом. Ни больше ни меньше.

Посмеявшись над собственными мыслями, Браун аккуратно слила воду в раковину и достала из холодильника картонную коробочку молока. Что-что, но готовка у неё получалась на славу, пускай с такими умениями в ресторан не возьмут. В любом случае, для той же Алисы мастерства было предостаточно, да и изыск в простом пюре и тушёном мясе выглядел бы как новогоднее украшение в пустыне. Простая готовка из всех простых готовок в жизни профессора. Однако, лисица-Рики захотела несколько разбавить технически монолитный процесс, особое внимание уделив удивительному факту: а за кухню-то отвечал Миша. Очевидное неумение Алисы готовить не значило, что она не будет участвовать непосредственно в готовке, из-за чего Рики наказала ей выполнять хотя бы простые действия, несмотря на ярые негодования не предрасположенной к этому девушке. «Внеплановая пара!» — твердила громко Браун, гордо поднимая лопатку над собой, пока Алиса картофелемялкой превращала ингредиенты в полноценный гарнир.

Тем временем Ректор сидел в гостиной и внимательно читал принесённую Браун диссертацию, задевающие основательные для жизни общества темы. Райская беседа с кумиром чуть ли не вызвала у той инфаркт из-за переживаний, особенно когда Ректор беспощадно задавливал молодую учёную вопросами, без фильтрации речи высказывал претензии и несколько раз заставлял её чувствовать неимоверно глупой по незнанию аспектов, являющиеся бытовыми для Ректора. Тем не менее, эдакий сеанс с семи до десяти вечера прошёл с пользой, будто Рики сходила в мегасекретную библиотеку. Тотальное просвещение сознания Браун — вот каким был результат, однако самое очаровательное было не в практическом эффекте разговора. Ректор её признал. Признал! Увидел в ней интересную личность! Один его комментарий в конце, нахваливающий перспективность и здоровую наглость Рики, едва не поверг беднягу в бессознательное состояние, впоследствии чего Алисе приходилось использовать нашатырь… Несколько раз, ибо Браун далее чувствовала себя, мягко говоря, не очень.

Миша спрятался в комнате и более не выходил. С самого начала беседы с Ректором он вёл себя крайне отстранённо, подавленно, а вскоре нашёл шанс скрыться ото всех и всецело им воспользовался. Рики не хотела навязываться, но любопытство и, самое главное, беспокойство за него брало вверх, из-за чего профессор соизволила тихонечко поинтересоваться у Алисы:

— Слушай, у Миши нет настроения?

— Да как обычно, — пожала плечами та, рыская в шкафчиках. — Где перец?

— Он не выходит из комнаты уже третий час…

— Так ты про это. Не переживай, он каждый день ведёт дневник, выписывает прошедшие события, дабы потом прочитать. На писанину у него уходит много времени… — задумчиво ответила она, но не из-за самого ответа, а из-за перебирания старых баночек со специями. — Ни хера не понятно. Это перец?

Она протянула профессору банку со светло-коричневым порошком.

— Корица, — сказала Браун и вернулась к теме. — Сегодня ведь последний день, верно?..

— Да. Последний. Через два часа чума снова заберёт у него память.

Алиса немного даже погрубела в тоне из-за внутреннего нежелания думать о подобном, но Рики не могла остановить своё любопытство.

— С ним всё будет в порядке?

— В порядке? Это не порядок, мисс Браун, а мучение, — прорычала Алиса и достала нужную банку. — Перец? Отлично.

Нависла такая неловкость, что Браун замолкла.

— Пять лет так живёт, — решила продолжить Алиса. — Сегодня ничего нового.

— Понятно…

Завершающая часть готовки прошла молчаливо. Рики чувствовала себя виноватой, что лезла туда, куда не стоило бы, но Алису она понимала, точнее, пыталась войти в положение. По лицу и так ясно: ей тяжело. Как бы не старалась скрыть свои чувства за бесчувственной миной, Рики видела, как она боялась предстоящей полуночи, злясь на любое упоминание, любой намёк на будущее.

Вскоре наступил момент ужина. Девушки разложили порции на обедненном столе, а Ректору оставили отдельно в банке. На вопрос Рики Симонова ответила просто: «Он не снимает на людях маску». Но какая могла причина? Круглые сутки ходить с маской на лице — это выглядело мучительно, особенно когда есть какая-никакая клаустрофобия. И всё же он сидел на диване и спокойно читал диссертацию через, как казалось, узкие окуляры, заставляя принять его как человека с намёками на раздвоение личности, основная из которых — сама маска. Быть может, без неё Ректор совершенно другой человек.

— Я позову Мишу, — предупредила Рики Алиса и направилась в коридор.

— Останься, — вдруг остановил её Ректор. — На ужин его должна пригласить мисс Браун.

— Это с какого перепугу?

— Ты не меньше меня понимаешь, что ему требуется иной подход к проблеме.

— Может, ему карнавал устроить перед потерей памяти? Смена обстановки! — недовольная Алиса подошла к Ректору и, скрестив руки на груди, злым взглядом посмотрела на него. — Сейчас не то состояние, чтобы давать ему «иные подходы».

— Как раз таки то.

Браун заметила, что Алиса всё же его послушалась и осталась в гостиной, даже если сейчас в ней бушевала ярость.

— Алиса, в нашем распоряжении не так много времени, чтобы исключать возможность помощи мисс Браун. Практическая польза её действий есть, значит, необходимо продолжать исследование.

— Знаешь, что? Засунь науку себе под маску и больше никогда не испытывай его как любимую крыску. С меня достаточно, и так развлёкся с ним, отец.

Раньше Рики не думала, как много ненависти можно вложить в слово «отец».

— Обижаться не рационально, Алиса, особенно для человека, который клялся помогать Михаилу, быть рядом с ним. Навсегда. Или у тебя есть чем опровергнуть моё утверждение?

— Слышь, ты, тварь, — Алиса схватила его за ворот, наклонилась к нему и едва ли не врезалась лбом в его маску. — Я без тебя знаю, в чём я клялась ему, ясно тебе? Захлопни свою мерзкую пасть, пока я не вбила маску тебе в харю. Ты думаешь, я забуду твои игры с ним? Как ты испытывал его в «Ростке»? Забуду?!

— Ты, как всегда, не понимаешь, чего стоит разобраться в его святости, Алиса.

— Ага, конечно, не понимаю. Я же тупая как пробка! — отпустив его, Алиса машинально заискрила молнии у себя в ладонях. — Только как отмазка не сработает, будь ты величайшим учёным на белом свете. Если представится легитимная возможность — я тебя убью.

— Мисс Браун, идите.

Ректор не испытывал страха, абсолютно никакого — даже тон ничуть не шелохнулся от очевидной жажды убийства Алисы. Казалось бы, видеть человека в таком гневе уже страшно, не то что чувствовать себя его объектом, да и сама Рики впервые забеспокоилась о собственной безопасности, если умудрится послушаться Ректора. Так и стояла как вкопанная, пока Алиса сама не глянула на профессора. Раздражённый полуприкрытый взгляд, но совершенно не злобный, по крайней мере, по отношению к Браун. Лёгким кивком та дала понять: лучше пойти, пока есть возможность. Стычка вызывала много вопросов, ибо очевидная вражда между ними шла по слишком тонкой грани, по сути, имея перспективу в любой момент времени взять и перетечь в бойню. Настрой Алисы был крайне серьёзный, решительный, да и Ректор не пытался пойти на компромисс, тем самым включая себя как полноценную сторону конфликта. В такое Рики лучше не лезть — станет жертвой.

Дойдя до двери комнаты Миши, она глубоко вздохнула. Ей никогда не было трудно общаться с людьми, но сейчас беспокойство брало вверх, и она банально не хотела стучаться и обращаться к нему. Всё-таки недавняя ссора сильно сказалась на ней, отчего Браун растеряла всю решительность. Она и так много лезет в их личную жизнь, нагло вторгается и заставляет их трогать древние гнойники, способные разрушить их жизни или взаимоотношения раз и навсегда. Неужели она влезла в то, что трудно контролировать, если изменятся обстоятельства? У Миши своё окружение, свои проблемы и свои цели, но Рики грубо наплевала на личные границы и показала себя с не лучшей стороны. Она ненавидела своё любопытство. Так или иначе, зависать перед дверью ещё глупее, потому профессор громко постучала костяшкой пальца.

— Входите, — раздался голос из комнаты.

Так она очутилась в мужской берлоге. Стандартная комната юноши почему-то имела нотки чего-то смущающего. Браун видела каждую мебель, каждую вещь Миши и понимала: это его личное. Всё личное! Личное-преличное! Малейшее осознание привело к едкому смущению, так как здесь всё было Мишиным, абсолютно, вследствие чего прикасаться к чему-то было боязно. Собственно говоря, поэтому Браун осмелилась закрыть дверь и встать у выхода, как сторож мавзолея. Однако Миша не переживал и даже не обратил внимание. Он сидел за столом и усиленно заполнял дневник записями, чьи страницы начали заворачиваться. Тут-то Рики увидела целую библиотеку. Не книг, а дневников, причем настолько большую, что никакой запас её художественной литературы не стоял и близко. На столе же, среди бумажного бардака, прятался апостол Парсифаля, а под ножками стула валялись скомканные исписанные и перечёркнутые страницы дневника.

Ей стало грустно. При свете лампы Миша старательно переносил запомнившиеся события, чувства и людей на бумагу, чтобы потом, когда он всё забудет, снова перечитывать всю эту библиотеку ради следующей недели — и так до самой смерти. Отчаянная борьба, больше похожая на оборону загнанного в угол зверушки. Рики прижалась спиной к стене, немного опустила голову и, смотря в пол, думала, что с этим делать. Ей хотелось ему помочь, но как именно — загадка. Трудно было решиться на действия, когда она не являлась героиней какого-нибудь романа, где есть шанс спасти нуждающегося человека так, чтобы не получить карающие за вмешательство последствия. В условиях реальности Рики могла ему помочь, равно как и навредить незнанием, неспособностью или наглостью по отношению к Мише. Быть может, лекарства никакого не было и в конце пути Миша просто погибнет, как очередной святой, но Браун не хотела опускать руки.

«Как говорил папа, раз начала — заканчивай, — подумала она и случайно вспомнила, как практически все научные работы она забросила из-за Миши. — Ну, или почти всё заканчивай…»

— Алмазик, — аккуратным шёпотом обратилась она, подойдя. — У нас всё готово к ужину, присоединяйся.

Она всполошился из-за испуга и едва не взвизгнул. От его резкого дёргания Рики сама чуть не вскрикнула, но также сдержалась. В результате они оба испуганные смотрели друг на друга, словно увидевшие призрака.

— А, это ты, — расслабился он, но после снова запереживал. — Ты в моей комнате?!

— Э… да? Сам разрешил. Или мне уйти?..

— Нет-нет! Что ты! Просто неожиданно, хе-хе, — неловко сказал Миша и спешно дописал пару строк в дневнике перед тем, как закрыть. — Я закончил и готов к ужину. Да, кушать хочется, м-м-м!

Ему не одурачить Рики. Особенно понятно стало, когда он поднялся с места, забыл трость и потянулся к нему рукой… которая дрожала. Бледное лицо, бегающий взгляд, спрятанное натянутой улыбкой истинные чувства, дрожащие руки… тут самый недалёкий всё понял бы. Браун не выдержала и взяла Мишу за руку, так и не позволив ему добраться до трости.

— Ты чего? — не понял он.

— Холодная. Потная…

— Прости…

— За что? За пот? — Рики усмехнулась, но ничуть не весело. — Миша, тебе тяжело?

Симонов отвёл взгляд и замолк.

— Я, наверное, опять лезу не в своё дело… Алмазик, я хочу тебе помочь. Как угодно — неважно, просто позволь мне… ну… быть рядом. Хорошо?

Она хотела стать героиней, способная помочь нуждающемуся, спасти его или, хотя бы, облегчить тягостный путь. Как человек, как друг она не имела права игнорировать его проблему. Пускай весь мир подождёт, пока она помогает Мише. К чёрту диссертации, к чёрту преподавание и прежние стремления стать хорошей учёной. Она наконец поняла, что делала её такой, какой она должна быть. Всю жизнь Браун хотела помогать людям, наставить, поддержать, как в своё время сделали её родители, давний учитель, заметивший талант Рики, коллеги и друзья, поддерживающие её амбиции стать профессором. Хоть раз в жизни ей хотелось кому-то помочь. Не больше, не меньше.

— Мне необходимо каждый день записывать в дневник, чтобы после потери памяти хотя бы частично восстановить утерянное. Я встречал много прекрасных людей, пережил много удивительного и почувствовал слишком уникальные сильные чувства… Я не хочу это забыть, отдать чуме и оставить пустоту в покое, — Миша подвёл Рики ближе к столу, скрещивая пальцы с её пальцами из-за отсутствия опоры. — Я, конечно, не считал, но тут больше пяти тысяч страниц информации. Десятки томов всей моей жизни за пять лет. Жутко звучит, правда?

— Как ты можешь вспомнить события прошлых годов? Неужели всё это читаешь?

— Недели не хватит, чтобы всё здесь прочитать, — нервно посмеялся Миша, однако с тёплой улыбкой. — Я составил свою систему ссылок и регулярно обобщаю информацию в один дневник, чтобы в итоге понимать прошлое в общих чертах. Также я имею отдельные записи на важных людей, — он без стеснения вытащил из бумажного завала потрёпанную книжонку, положил ближе к Браун и открыл. — Это за академию.

Рики листала страницы, осторожно бегая глазами по данным. Он действительно заполнил анкеты каждого одногруппника, встреченного преподавателя, прочих личностей. На удивление, Миша умел грамотно сжимать информацию и кое-где добавляя странные сокращения, видимо, понятные только ему. Затем она дошла до собственной анкеты. Для начала она проверила, что записи о ней перевалили за семь страниц, в то время как остальные еле-еле достигали пяти. К сожалению, Миша быстро захлопнул дневник.

— Кхм, вот… — он покраснел до кончиков ушей. — Я стараюсь как можно лучше контролировать информацию в источниках, но меньше бумаг не стало, конечно…

— Поразительно, — восхитилась Рики. — Алмазик, ты провёл чудовищную работу, чтобы структурировать это. Правда, далеко не каждый учёный, архивист или писатель способен на такое! Если способны. Удивительно.

— Спасибо. Жаль, что я не умею передавать чувства через бумагу будущему Мише…

— Тяжело описывать их, понимаю.

— Нет, я не в этом смысле. Порой мне не хватает бумаги, чтобы перенести чувства, понимаешь? Как бы ни старался, факт останется сухим, кроме сильных проявлений чувств, но как их отделить от остальных мне пока непонятно. Интуиция и только.

— Мы обязательно найдём лекарство! — вдруг сказала Рики и уверенно посмотрела в его глаза. — Я помогу тебе снизить страдания, обещаю.

Она хотела, чтобы Миша понял¸ что она вошла в его положение и всецело была готова содействовать поиску. Более того, Браун всем видом пыталась доказать не только ему, но и себе: она будет рядом, возьмёт за руку в нужный момент и поддержит, когда будет трудно. Сама мысль о такой наглости заставляла её краснеть, но иначе поступить она не могла.

— Спасибо…

После ужина она стала свидетелем самого ужасного. Алиса сначала была категорически против, но впоследствии всё же позволила увидеть, как Миша терял память. Сейчас ей было нельзя нарушать привычный алгоритм действий, потому профессор стояла в стороне и молча смотрела за всем процессом. Миша переменился прямо на глазах, словно потеряв частичку себя с наступлением полуночи. Взгляд был так потерян, так беспомощен и жалобен, что сердце Браун разрывалось с ноющей болью. Не мог человек пережить такое, это же мука! Миша и вправду не узнал Рики, увидел в ней постороннего человека, однако сама она ничуть не огорчилась. Она готова была принять, что её забудут при условии, если их дружба продолжится, и она будет иметь шанс спасти Мишу. Его душа нуждалась в этом. Сам он хотел спасения.

«Я спасу тебя. Обязательно».