Спаси меня от души (джен)

Грязно-золотистый лифт, зудя металлическими толстыми тросами, стремительно поднимал пассажиров высоко вверх. Номера этажей перещёлкивались за секунды, приближаясь к четвёртому десятку, пока Михаил рассуждал, отчего конкретно сейчас чувствовал себя неловко. Поначалу казалось, что из-за страха высоты, и действительно, воздушный порт стоял практически на самой вершине горы, но он никогда не ощущал дискомфорта, чувствуя, как под ногами расстилаются просторы, совершенно нет: ни эту неделю, ни прошлую, ни позапрошлую. Так говорили записи. Теснота коробки на верёвках не смущала — бывали ситуации и похуже — потому в голове томилась лишь одна причина беспокойства: его отец, стоящий рядом. Ректор.

Они были вдвоём, в одном помещении, но молчали, словно чужие люди. Оно и понятно: Ректор, будучи первоклассным учёным, никогда не был коммуникабельным — настолько, что проявление каких-то красочных эмоций считал для себя чуждым. Высокий, почти два метра, худощавый человек, вечно ходящий в белоснежным костюме, схожим с офицерским, и в чёрной матовой маской с тонированными круглыми окулярами и ровно выпускающими воздух фильтрами по бокам.

Эта маска была истинным обликом Ректора. Даже Миша никогда не видел приёмного отца без маски, навсегда заменившей лицо человека в глазах окружающих его людей. Тем не менее, Ректор был очень запоминающимся в обществе, его персона была широко известна своей таинственностью и твёрдостью в своих убеждениях. Для совсем молодого Михаила он был практически идеалом, которого тот боялся.

— Ты точно уверен в своем решении, Михаил? — неожиданно спросил Ректор, заставив того дёрнуться от одного невыразительного, приглушённого маской голоса.

Когда отец заметил, что он смотрел на него с опаской и дискомфортом, Миша сразу же перевёл взгляд на левую от себя стенку лифта, стараясь не привлекать более к себе внимания. Но всё равно твёрдо ответил:

— Да, отец.

— Это иррационально, ты не добьёшься какой-либо эффективности, только потеряешь особенно драгоценные годы.

— Это моё желание, отец, — с долей грусти подметил Миша, опустив взгляд на пол, как стыдливый ребёнок. — Сам позволил распорядиться своим временем как захочется.

— Я принимаю твое желание — как закон, не подвергающиеся моему сомнению, но это не делает низкую пользу более значимой. Ты не в таком состоянии, чтобы идти учиться в академию, уровень которой ты давно перерос. Я не одобряю твою приземлённость.

Миша был даже рад, что для него желание — закон, в противном случае пришлось бы выдать подробный доклад, который должен был иметь все факты, делающие решение правильным. Издавна так и было, но очень редко он мог отстоять свою точку зрения перед отцом. Ректор не тот человек, который позволил бы так бесцеремонно бросаться своим временем. Время — невосстановимый ресурс, а для Миши это имело значение жизни и смерти. Безликая маска Ректора не была такой уж таинственной: Миша умел различать некоторые его черты поведения даже в малейших знаках, как вот этот оценивающий взгляд с лёгким, почти незаметным наклоном головы.

— Отец, я понимаю, но я хочу поступить в академию, мне интересно провести время в новых условиях.

— Ты уже поступил, будь точен в своих словах. Конфедеративная магическая академия имени Тихонова — престижное для страны учебное заведение, соблюдай максимальную осторожность. На один талант там приходятся сотни бездарных студентов, не признающие своей маленькой значимости для общества. Некоторые усердно пользуются связями и считают, что всё им сойдёт с рук, потому в стенах академии наблюдаются негативные тенденции. Тем не менее, в твоём распоряжении великая сила, несравнимая с их умом. Не смей раскрывать её, — последние слова были сказаны твёрдым мощным тоном, будто это предупреждение. — Мы подготовились к этому, но рисковать недопустимо.

Миша машинально коснулся пальцами правой руки своей шеи — там плотно прилегала пластина, намертво слившиеся с кожей. На самой тёмной пластине слабо сверкал голубой многогранный камень с размером с ноготь.

— Я готов, — заверил Миша, — буду пользоваться только огнём, держать меру и не давать шанс заподозрить меня.

— Знай: никому не раскрывайся, не создавай себе угрозу.

— Да, отец…

Миша сомневался, но был готов принять отцовские условия. Примерно в этот же момент лифт остановился на семьдесят втором этаже, и дверцы затрещали, открываясь. Миша из банальной привычки пару раз стукнул тростью о пол, чтобы потом со спокойной душой выйти из лифта вслед за Ректором, прихрамывая на левую ногу. Сначала его глаза были ослеплены столь ярким светом противно тёплых ламп по всему порту, но после он с явным интересом начал осматривать окружающую его суету. Мимо стальных строений, кучи труб, неясных механизмов и всяческих переходов реками шли на свои рейсы состоятельные люди, общими толпами разделяясь по необходимым мостикам и лестницам. Кто-то совсем рядом вышел из лифта и интуитивно, даже обыденно влился в подобную текучку, как не смог бы сделать сам Михаил. Подобная суета для него точно была в новинку, а он ещё не добрался до академии и не познал городскую жизнь.

Вся уверенность вмиг пропала, из-за чего ему пришлось на время остановиться, нервно сглотнуть слюну и покрепче сжать рукоять трости, чтобы потом направиться по лестнице на широкие платформы, как пугливый пёсик следуя за Ректором. Походка того была медленной, явно подстроенной под проблему Миши, зато благодаря такому проводнику тот наверняка знал, что не заблудится. Миша не стеснялся смотреть на прохожих, удивляясь их совсем разной внешности. Блондин в чёрном бальном костюме с тяжёлым чемоданом наперевес, одинокая грустная женщина с милой маленькой собачонкой на руках, дружная семья из молодых супругов и двоих детишек, явно пытающиеся вырваться их хватки рук родителей ради забавы, кое-где проходили угрюмые старики и, очевидно, богачи, явно не любящие ходить вровень с челядью. Но как только Миша увидел высоченного зелёного орка в красных доспехах, сидящего на скамье не под его размеры у столба оповещения, он из интереса остановился.

Орк был крупным и весёлым, броня его не стесняла, а гигантский тесак за спиной и вовсе словно казался частью его тела. Орк нетерпеливо дожидался своих товарищей, которые через пару штатных секунд подошли к нему с явной легкомысленностью в облике: два остроухих незнакомца, у одного из которого на спине красовалась снайперская винтовка с богатой деревянной отделкой, а у второго — длинный серебристый посох, имеющий голубой толстый кристалл на наконечнике. Они и одеты были более свободно, и по поведению не смахивали на простых горожан.

— Михаил? — вернул того из раздумий о незнакомцах Ректор, подошедший к нему в недовольстве. — Не отставай от меня, ты очень плохо ориентируешься на местности.

— Простите, — тут же опустил голову Миша, виновато улыбнувшись. — Увидел просто странных людей.

— Это обычные авантюристы, не акцентируй на них внимание.

Тем не менее, Михаил смотрел на них как на нечто особенное. Слишком свободные, слишком вольные. Только тяжёлая жизнь заставляла человека стать наёмником ради собственного выживания, но зато в их руках была та относительная свобода, которая не светила Мише. Дело не в воспитании Ректора, привязки к Белым мудрецам, являющихся одной из гильдий-участниц конфедерации, или проблемной инвалидности, а во внутренних переживаниях души, где глубоко-глубоко чувствовалось одно очень неприятное, даже мерзкое и занозливое: «Скоро всё закончится». Этого было не избежать, оттого Миша пытался лишний раз не задумываться об этом, ведь кто поможет? В мире магии и железа — он лишь один из немногих с душой.

Ступая за Ректором, Миша изредка обращал внимание на превосходные технологии, тут и там рассыпанные по порту. Каждая лампа на платформе имела искусственный желтоватый кристалл, тоненькими проводами питающийся от безумно сложных генераторов, завязанными на тихоновском порошке. Миша вспомнил, как до пятнадцатилетия много читал об истории развития цивилизаций, особенно толстую, пускай и написанную нудным языком, книжку «Как изменился мир» Вячеслава Шорохова, где особый акцент делался на порошке.

Создание тихоновского порошка произвело революцию в развитии. Тогда мир шагнул вперёд, заставил гениев со всех уголков света совершать подвиги — открытиями, экспериментами и просто попытками перешагнуть всё общество собственным умом. Подобное чтиво вдохновляло неумелого мальчика с ужасной левой ногой собирать причудливые металлические фигурки, не представляющие смысла: банальные куклы, глупые инсталляции, порой корявые, но работающие простые механизмы. Не отчаявшемуся от невозможности что-то создать Мише приходилось по многу раз посещать научные магические выставки, где он не мог не нарадоваться, особенно когда некоторые из показанных идей реализовывались и становились частью огромного удивительного мира. Тогда Ректор увидел в нём странное увлечение. Возможно, в представлении нормального человека и непримечательное, но для Миши и самого Ректора оно значило многое. Разве лично наблюдать за удивительными событиями не прекрасно? Разве не прекрасно как-нибудь помогать тем, кто способен поменять текущий расклад вещей? Хотел бы Миша воплотить чью-то идею в жизнь или просто посмотреть на это вновь и испытать незабываемые эмоции. Незабываемые…

Миша едва не столкнулся с каким-то подростком, беспечно пробегающим мимо толпы к матери у лестницы к дальним платформам. На самом деле, столкновение было неизбежным, а с учётом скорости мальчика — болезненным. Но девушка из обслуживающего персонала воздушного порта ловко разобралась в ситуации. Порывы ветра перед лицом Михаила заставили подростка слегка отшатнуться назад, потеряв всю скорость, а после упасть прямо затылком на грудь девы, которая поймала его, не допустив столкновения.

— Ты в порядке, я тебя не ранила? — взволнованно спросила та пойманного мальчика, который от близости к представителю противоположного пола мгновенно затих.

Одетая в синий комбинезон, с шевроном гаечного ключа в окружении винтов, девушка держала покрасневшего низенького подростка так, словно ему не условные четырнадцать-пятнадцать лет, а всего одиннадцать. Естественно, он смутился.

— С-спасибо… — шёпотом сказал подросток, как-то не рискуя вообще двигаться.

— Весьма опрометчиво пользоваться магией воздуха в таких условиях, — Ректор, как всегда, осудил беспечную девицу за несоблюдение осторожности, правил, норм и так далее, что шли вразрез с принципами учёного. — Малейшая потеря контроля — и потоки перережут его кожу.

— Вы правы… — расстроенно кивнула девушка, аккуратно отведя подростка от себя.

Она внимательно осмотрела его на наличие повреждений, а после с лёгкой, удивительно милой улыбкой на лице потрепала его по голове.

— Не бегай по платформе, хорошо?

— Хорошо… — тот всё ещё смущался — очевидно, влюбился при контакте, как бывает с подростками, — но нашёл в себе силы тут же убежать дальше, к матери, непреднамеренно расстроив девушку.

— Мне стоит доложить вашему начальнику о нарушении должностного регламента, техник, — продолжал Ректор.

— Не стоит, отец, — вступился за неё Миша, — её риск не оправдан, тем не менее, она помогла мне избежать столкновения. С учётом мой ноги это было бы весьма болезненно. Я ей благодарен.

— Не делай себя бесполезным, Михаил, ты в силах избежать урона от такой мелочи.

— Но она не знала этого, действовала наверняка.

Спорить с Ректором было очень сложно, поэтому Миша не любил вообще начинать дискуссии с ним, да даже давать поводы для этого — уже проблема. Но сейчас Ректор отступил банально из-за его стремления не тратить время на всякие мелочные вопросы вроде этой ситуации.

— Пускай так, — нехотя признал отец, отвернувшись. — Пойдём, нас ждут.

Миша кивнул и самодовольно улыбнулся, но пошёл дальше. Краем уха он услышал, как та девушка вслед ему сказала: «Спасибо» — с таким протянутым звуком «и», словно она только что напакостничала, а Миша её не сдал. На сердце стало легче, и он забыл о печальных мыслях. Незабываемые эмоции, да?

Хватило пяти минут хождения в многолюдном месте, чтобы Миша измотался, но прибытие на посадочную платформу немного его обрадовало. Вытянутая как пристань платформа проходила мимо двух огромных дирижаблей. Отполированные чем-то серебристым баллоны с газом напрочь заполнили весь объем воздушного порта. Исполинские многотонные «подушки» создавали ощущение человеческой незначительности, словно людишки — это маленькая палочка с ножками и ручками, жалко смотрящиеся у своего творения. Под баллоном прилегал сам многоэтажный корпус с рядами круглых иллюминаторов, множества мостиков, смотровых площадок, иногда с толстыми трубами, выпускающими еле заметный магический остаток после использования порошка. Осмотреть весь корпус даже внешне не представлялось возможным — настолько тот был длинным и большим. Но увиденного хватило, чтобы удивиться уровню развития магического мира.

Ректор остановился у толстого цилиндрического стенда со списками рейсов, где только что у пути «Порт-Лонгресса — Южнозаставец» изменилось время с девяти часов вечера на десять, перещёлкнув чёрной табличкой.

— Внимание, пассажиры рейса «Порт-Лонгресса — Южнозаставец»! — проговорил приятный уху женский голос через динамики на столбах по всей платформе. — По техническим причинам рейс переносится с 21:00 на 22:00. Повторяю, рейс «Порт-Лонгресса — Южнозаставец» переносится с 21:00 на 22:00. Приносим свои извинения за причинённые неудобства.

Суета сует начала утомлять Мишу.

«И всё же радоваться, что мой рейс на восемь часов никуда не перенёсся, было весьма эгоистично», — подумал Миша и довольно улыбнулся.

Но всякое веселье пропало, когда к Ректору подошли несколько человек. Все они были одеты в белые костюмы, но, к счастью, без масок. У одного из них при себе имелся железный чемоданчик с кодовым замком. Это были учёные из Белых мудрецов — прямые подчинённые Ректора. У каждого из них на плече была шеврон гильдии — серая сова, стоящая на стопке разноцветных книг, обмотанных красной лентой, а вокруг самой птицы располагались белоснежные перья для письма с каплями чернила на кончиках. Более того, на брюшке совы чёрным цветом выделялась цифра «4». Маг-учёные четвертого класса — практически элита конфедерации, «любимые» подчинённые Ректора, у которого у самого не было ни шеврона, ни какой-либо цифры. Маг-учёному первого класса такие мелочи неинтересны.

— Добрый вечер, Ректор, — поприветствовал его учёный с чемоданчиком, который встал ближе всех. — Надеюсь, вы добрались без помех.

— Всё же очередь у пропускного пункта несколько испортила впечатление о вашей организованности, господин Рагузов, — монотонно ответил Ректор, чем без труда ввёл его в дикий ступор.

— Извините, случилось недопонимание со службой безопасности… — пытался оправдаться Рагузов, аж побледнев от страха. — Впредь буду внимательнее.

— А теперь вспомните о моей просьбе подготовить предстоящую посадку на полчаса раньше и сделайте вывод о вашей компетентности, господин Рагузов, — Ректор разбил его за минуту, а после как ни в чём не бывало переключился на Мишу. — Настал час, Михаил.

Тот понимал, что имел в виду Ректор. Буквально через пару подобных стендов как раз будет мостик, ведущий на нужный дирижабль. Злосчастный рейс «Порт-Лонгресса — Зельград», в столицу всей Конфедерации Синего Кубка, где находилась необходимая ему академия. Там начнётся новая жизнь, совершенно отличающиеся от прежней. Сколько бы записей ни вёл Миша, всё было в одном ключе: серьёзность бытия, вечные исследования, тренировки, поиски, поиски, поиски… а ради чего? Чтобы в итоге Ректор выполнил его заветное нерациональное желание, а это отдельный признак отчаяния. Смотря на маску своего приёмного отца, Миша сжал рукоять трости сильнее, до побеления костяшек. Умнейший человек в стране воспитал его, внушил ему свои установки и сейчас смотрел на «сына» с таким же хладнокровием учёного, при этом ни разу не показывая лица. Но этот человек… был его идеалом.

— Дальше ты будешь относительно самостоятельным, как ты хотел, отныне я практически не буду участвовать в твоей жизни, — Ректор и тут не проявлял никаких эмоций, но Миша увидел тот неподдельный интерес и азарт в его малозаметном наклоне головы. — Признаю, ты меня заинтересовал подобной иррациональностью. Перечить нет смысла, а понаблюдать со стороны — исследование непредсказуемое. Хотя я сказал слишком расплывчато… Я иногда буду заезжать к тебе, смотреть на твоё продвижение, а также регулярно следить за новостями академии и слухами. Не считая урегулирования особо важных проблем при поступлении, это максимум. Не помешает ли это твоему желанию, Михаил?

Сам Миша только лишь улыбнулся, едва не усмехнувшись.

— В твоём стиле, отец. Просто не мешай мне и не вторгайся в мою жизнь без необходимости.

— Именно так, — после этого Ректор посмотрел на Рагузова, а тот, догадавшись, протянул ему чемоданчик с покорным выражением лица. — Тебе через два месяца исполнится ровно двадцать. Для меня день рождения — лишь показатель возраста, но я убежден в целесообразности превращать такой день в праздник. К сожалению, я застану твой день рождения вдалеке, поэтому принял решение сделать тебе подарок сегодня.

Миша был ошеломлён, но не сказать, что это было что-то из ряда вон выходящим. До этого тоже были подарки, только они назывались особыми наградами, частенько Ректор дарил их через третьих лиц, а тут случилось это.... Лично от него, как действительно подарок на день рождения. Не укладывалось в голове.

— Твой револьвер был взорван более полугода назад по известным тебе причинам, поэтому, — отец вручил ему чемоданчик, — я дарю тебе новый. Наиболее совершенная модель как раз под твою силу — я лично его разработал для тебя. Считаю этот подарок полезным и логичным, беря во внимание твои умения. Код — твой значимый день.

Миша вспомнил эти события, как они были изложены в записях. Нечто ужасное, не описываемое словами, так было по ощущениям, какие эмоции Миша чувствовал в то время. Какофония из ужаса, страха, гнева, боли и разочарования — воистину печальное событие. На бумаге всё было изложено в мельчайших подробностях, а сам случай был выделен в графу «особенные события», которые он читал ежедневно. Теперь уже, с мышлением сегодняшнего Миши, то событие ничего, кроме факта, в себе не несло. Он принял подарок со всем трепетом. С весёлой и радостной улыбкой он активно закивал.

— Спасибо тебе.

— Не забудь оставить этот момент в записях. Впрочем, эти аксиомы мне напоминать бессмысленно. Продуктивной учёбы, Миша.

— Тебя ждёт Алиса, — предупредил Рагузов.

— Я понял, — теперь Миша направился к мостику один, чеканя размеренными стуками трости по полу, мимо толпы с непоколебимым выражением лица, но в душе он паниковал. Да неужели он в свободном плавании?!

И тут остановился, не сделав и пятнадцати шагов от Ректора. Будет неправильно, если он так просто уйдёт. Глубоко вздохнув, он повернулся к нему с уверенным взглядом.

— Отец, я не подведу тебя.

Миша знал, что этого тот и хотел услышать — ведь был детищем Ректора, плодом его стараний. Возможно, неправильно прозвучало бы в среднестатистической семье, но для их взаимоотношений — признак уважения. Сделав своё дело, Миша продолжил путь прямым курсом к Алисе. Как бы он ни смущался от такой суеты вокруг, как бы прямая дорога до мостика ни казалась лабиринтом в железном муравейнике, какие бы ощущения ни возникали только от мыслей учёбы, он всегда отличит Алису от любого другого человека. Каждый раз Миша описывал её так точно, что сам образ был настолько уникальным в его представлении.

Сейчас она стояла у мостика в бежевом пальто и такого же цвета шляпе. Среднего роста, практически одного возраста с Мишей; её пушистые каштановые волосы с лёгкими завитушками свободно падали на плечи, делая её слишком уж женственно эстетичной. Пальто подчёркивало спортивно-правильные формы, в принципе, и грудь третьего размера тоже было прекрасно видно даже на расстоянии тридцати метров: всего виной служил туго завязанный пояс, скорее ориентированный на удобство, а не красоту.

Миша горестно вздохнул, вспомнив несколько её особенностей. Если бы не уверенное в себе грозное выражение лица, она бы сносила парней всех наповал, а тут… Миша даже задумывался, а не поискать ли учителей, если такие есть, дабы та наконец научилась вести себя женственно и мило, как подобает. Только попробовать — и совсем другой девушкой станет. И ровный нос станет прекраснее, и кожа понежнеет намного, и малозаметная родинка на щеке станет хорошим дополнением образа — только попробуй!

С долей разочарования и грусти Миша подошёл к Алисе на достаточно близкое расстояние, чтобы та заметила его. При виде ярко-голубых глаз он разочаровался ещё сильнее. Не найти ей суженого, который выживет хотя бы месяц, если не испугается при знакомстве. Острый взгляд Алисы скорее пугал до белого каления, заставлял принижаться и больше никогда с ней не связываться. Тем не менее, Мише повезло, что он знал её ещё до пятнадцатилетия — так бы с ума сошёл, видя её каждый раз в таком виде.

— Добро пожаловать на борт, господин Михаил Симонов и, по совместительству, экстремал-инвалид с ношей невиданной жизни! — громко, звучно, с толком, с расстановкой проговорила Алиса, ехидно и весело улыбаясь.

«Это не мило! Это подло!»

— Не в бровь, а в глаз, — усмехнулся Миша и подошёл к ней. — Сразу решила занизить мою самооценку, чтобы потом горестно не становилось?

— А толку, три дня осталось, потом по-новой придётся, — Алиса вела себя непринуждённо и бесцеремонно, говорила то, о чём Миша не рисковал бы и думать.

Этим она и помогала. Аккуратно сунув руку между локтем левой руки и торсом, она принялась помогать ему неспешно подниматься по мостику-лестнице на дирижабль.

— Мистер Симонов, я вам помогу и ничуть не подколю, что вы ограниченная черепаха.

— Ты чего такая весёлая сегодня? — осведомился Михаил, понемногу, помаленьку поднимаясь при помощи Алисы, переложив трость в другую руку. — Я же вижу, что еле держишься от раздражения.

— Да Рагузов — конченный идиот, ни черта не может. Нам выделили теснющую говно-каюту с кроватями у потолка, ибо дебил не проверил сами билеты. Я хотела врезать ему и отпинать сразу за такие шуточки.

— Сказал бы он это Ректору — точно получил бы по щам и буквально, и психологически, и статусно.

— Ему повезло, что быстро исправился, не стал долго тратить мои нервы. Теперь у нас прекрасная каюта, Мишаня, даже с кухней и ванной комнатой! Короче, мы вип-персоны!

— Как дела с грузом?

— В порядке, все вещички под охраной.

— Что, не спросишь, что у меня в чемодане? — обиженно поинтересовался Миша, так как ему так не удавалось найти момент похвастаться.

— Я знаю. Револьвер.

— Да чтоб тебя…

— Да не дуйся, я даже знаю, как он выглядит. Ректор у тебя очень предусмотрительный, поэтому спросил моего мнения и ещё парочки человек. Короче, я упала почти в обморок: обычно из его сущности даже живого человека не вытащишь, а тут такое.

— Я обязательно запишу это…

— Не забудь описать в мельчайших подробностях.

Поднявшись на борт дирижабля, по просьбе Миши они не сразу зашли внутрь, к каютам, потому что он просто хотел пройтись по прогулочному мостику, что шёл совсем рядом со входом. К счастью, после одобрения стюардессы он смог напоследок подышать воздухом в сопровождении совсем уж родной Алисы.

Они были знакомы с двенадцати лет, и пускай его проблема несколько мешала по достоинству оценить их практически семейные отношения, но он был уверен: никого роднее её у него нет, даже Ректор не похвастался бы той близостью, что создалась между ними. Не зря Миша добавил её в особенный дневник, чтобы не забыть ту важность, без которой он не сможет жить. За сжигающим взглядом Алисы скрывался совершенно другой человек, что, к сожалению, знал только он.

Остановившись на половине всего мостика, Михаил аккуратно схватился за перила левой рукой, дабы посмотреть на посадочную платформу порта. Плотным течением люди поднимались на дирижабль, суетились и едва ли не хором о чём-то болтали. Милиция конфедерации наконец заняла позиции по всему периметру, контролируя и само движение пассажиров, и их законопослушность. Та высокая блондинистая стюардесса, давшая разрешение, вместе со своими коллегами пыталась внимательно и быстро пропускать пассажиров, проверяя билеты, внешний вид, лица… в общем, выполнять такую сложную работу не каждому под силу. Удивительно, как стюардессы важны всё-таки на таких суднах, словно не менее важны, чем те же капитаны. Наблюдать за подобным — своего рода романтично.

Теперь Михаил начал искать Ректора на платформе. Нашёл тот самый стенд, но отца рядом уже не увидел. Не сильно и расстроился, просто понадеялся посмотреть на отца последний раз за эту неделю. Вздохнув, да так тяжко, будто у него проблемы с лёгкими, Миша задрал рукав чёрного пальто на левой руке и посмотрел на неё. Циферблат часов, находящиеся на внутренней стороне запястья, показывал не текущее время. Это был определённый таймер, перекладывающимися маленькими табличками отсчитывающий заданный промежуток времени, начиная секундами и заканчивая днями. Три дня, четыре часа, сорок пять минут и двадцать девять секунд.

— Три дня осталось? — догадалась Алиса, упёршись спиной в перила.

Она небрежно напялила на голову Миши свою шляпу.

— Да, — огорчённо кивнул тот, не сильно желая вообще смотреть на эти часы. — Надеюсь, успею дописать всё, когда заселимся.

— Будет весьма неудобно, буквально на следующий день у нас встреча с Битроксом, ты просто будешь не готов.

— Надеюсь на твою помощь…

— Как всегда, — она не больно, но всё же ощутимо ударила его по плечу. — Иначе отпинаю.

— Сомнительная мотивация.

Вскоре они последовали в свою каюту. Алиса слишком преуменьшила всю престижность их ночлега в дирижабле, намного. Это была практически квартира с гостиной, просторной кухней, ванной и туалетом, так ещё и с просторной спальней. Видно было, что две раздельные кровати неродные: тут наверняка должна была стоять лишь одна двуспальная. В остальном же Миша был восхищён, даже вещи первой необходимости завезли в каюту — вплоть до любимого карандаша. Теперь можно было немного ослабить свой слишком официальный осенний наряд: Миша часто ходил лишь в тёмно-сером жилете, белоснежной рубашке с именным чёрным галстуком, где на обороте виднелось имя «Ника», написанное вычурными красными буквами, потому освобождение от тёплого пальто и пиджака стало усладой для тела.

Поправив часы, Миша закинул чемоданчик на кровать. Следовало ввести шестизначный код… значимый для него день. Ректор имел в виду только один день, навсегда перечеркнувший жизнь Миши и, видимо, без изменения в будущем. Роковое время, настолько, что не вспомнить тот момент невозможно, даже сама болезнь не способна это скрыть.

Пока Алиса преспокойно переодевалась буквально в паре метров у шкафа в одной с ним комнате, Миша неспешно прокрутил каждую цифру на нужную. Четырнадцатое-десятое-сорок пятый. Замки щёлкнули, а крышка сама по себе открылась под воздействием механизма. В бархатном футляре лежал серебристый револьвер с длинным барабаном, довольно громоздким толстым стволом и необычной ручкой, где на месте хвата пальцев торчали маленькие иглы. Вместо курка у пистолета была маленькая трубка, уходящая в сторону, как выхлоп, а спусковой крючок даже на вид был сложным для нажатия. На корпусе у барабана был изображён пропорциональный золотистый крест. К нему не прилагались никакие патроны, ведь сила человека — уже боезапас. Взяв револьвер и убрав футляр, он нашёл кожаную кобуру, которую тут же нацепил на пояс и в нее сунул оружие. Прочитав лицензию на ношение пистолета, Миша сунул его в обложку паспорта и спрятал во внутреннем кармане жилета. Он повернулся к Алисе очень вовремя: она только-только застегнула блузку и надела бежевый пиджак, попутно стукнув носком кожаного длинного сапога по полу. Её образ был очарователен, особенно когда она гордо выправила волосы из-под пиджака.

— В академии и девушки носят пиджаки, если я ничего не путаю, — вспомнил Миша, опершись на трость. — Для тебя сказка, да?

— Пиджак — это красиво, костюм — прекрасно, — коротко, как лозунг партии, сказала Алиса, а когда повернулась, продолжила: — Но униформа ОКК — ещё лучше.

— Точно, ты любишь милитаристский стиль, как же, — со смешком он медленно потопал в гостиную. — Надеюсь, когда у тебя будет свадьба, ты не придёшь в офицерском кителе и в идеально начищенных сапогах.

— Свадьба? Жениться на мне захотел?

— С чего вдруг?

— Тогда какая речь о свадьбе? — Алиса тут же его обошла и гордо встала на пути, едва не стукнувшись коленом о стол в гостиной. — Опять за своё?

— Опять?

— Друг, твоя брюнетистая голова уже год пытается найти мне парня, каждую неделю я слышу: «О, какой хороший», «А он похож на тебя», «Какой состоятельный и прекрасный» и так далее. Тебе не нравится, что я посвятила всю свою жизнь тебе, но мне так насрать на твои возражения, понял? Я сделала выбор.

— А дальше что? — Миша прошёл мимо неё в сторону выхода. — Есть перспективы?

— Сейчас это не важно.

— Нет, важно, Алиса, — он внезапно повернулся к ней. — Я хочу видеть тебя не моим пустым поводырём, понимаешь?

Алиса цокнула и отвела взгляд, скрестив руки на груди.

— Вот только цокать не надо.

— Миша, твои загоны меня доконают когда-то. Подумай головкой на досуге насчёт моего счастья, а сейчас я хочу есть, пошли уже, а.

Это обсуждение заглохло очень быстро, и вскоре они даже не вспомнили об этом. Теперь они вместе добрались до столовой, пройдясь по обширным коридорам дирижабля. Само судно уже отчалило, поэтому все пассажиры разместились по каютам, а после разбрелись по помещениям, как муравьи. Благо светлый коридор с красным ковром был полупустым, а лестничные клетки настолько широкими, что спуск даже такого инвалида как Миша был крайне мирным. Правда, некоторые из прохожих смотрели на него косо — но скорее из-за наличия оружия и обыденного обсуждения с Алисой ассоциации еды в одном кафе с болотными травами, словно они действительно пробовали кухню мха и вонючей воды.

Тем не менее, они добрались до столовой, и не успев войти, Миша краем уха услышал разговор довольно взрослого человека в строгом костюме и молодой девушки с светлыми прямыми волосами, завязанные в простой конский хвост.

— Пап, у тебя аллергия на яйца, какого чёрта ты едва не купил омлет?! — негодовала девушка, смело отчитывающая своего отца.

— Я не услышал, что представляет из себя особое блюдо шеф-повара, задумался, не более, вот и пропустил мимо ушей.

— Опять волновался обо мне? Ты в прошлый раз едва не сунул чемоданы в руки милиционеру!

— Но я так рад, что ты поступишь в КМА… моя лучшая, — удивительно, но мужчина едва не заплакал.

Вроде бы, серьёзный человек — морщины, говорящие о многом, густые усы под носом, видавшие жизнь глаза — а тут так нежно реагировал на факт поступления дочки в академию…

— Папа, не сейчас! — а девушка запаниковала, затрясла руками в полной невозможности успокоить своего отца. — Я думала, ты привык!

— В нашей семье только ты такая талантливая, я бы таких успехов ни в жизнь не добился… — он и сейчас готов был заплакать.

— Хвати-и-ит!

Столь комичная и милая сцена заинтересовала Мишу. Он попросил Алису купить для него что-то на ужин, а сам всё-таки решил подойди к этой парочке.

— Добрый вечер. Простите, что прерываю ваш разговор, но я услышал, что вы также летите в столицу поступать в академию.

— Да, так и есть, — ответила девушка, не позволив отцу вообще что-то сказать, и, видимо, не зря: его испепеляющий взгляд пробирал до мурашек. Ревность отца? — Неужели ты тоже поступаешь?

— Именно так, — с улыбкой кивнул Миша. — Какая удача, что мы встретились. Простите за грубость, я не представился! Михаил Симонов, рад знакомству.

Девушка была если не младше его, то точно ровесницей. Низенькая, даже ниже Алисы, личиком и формой головы круглая и худая. Несколько невинные зелёные глаза привлекали Мишу — они словно блестели жаждой познавать жизнь через призму оптимизма и веселья. Она, будучи одетой в сиреневое платье, расширяющееся от талии до чуть ниже колен, как буква «А», словно нарядилась на бал, а не просто ради похода в столовую. Тем не менее, её открытые плечи были какими-то… худыми?

— Ксения Сахарова, — протянула она руку Мише, и теперь тот точно убедился, что ей недостаёт веса: слишком худые пальцы и вообще в целом кисть. — Приятно увидеть здесь кого-то из абитуриентов. На какой факультет?

— Боевая магия, — любезно и мягко сжав ладонь Ксении, он поцеловал в тыльную часть, чем ненадолго смутил новую знакомую, а отца и вовсе заставил взбеситься.

— Тоже… погоди, что? — смущение Ксении как рукой сняло. — Да неужели? Возможно, мы в одной группе будем! Хотя я слышала, что только на боевую магию поступает свыше двухсот абитуриентов.

— Больше половины обычно не проходят.

— Но всё же. Ох, я начинаю волноваться… хотя нет! Я-то точно сдам! Первый раунд я прошла успешно, так что-о-о-о…

— Ты носишь с собой револьвер? Лицензия есть? — начал спрашивать её отец, словно у него вот-вот взбухнут вены на лице.

— Пап, хватит! Кстати, я не представила вас. Это мой отец, Василий Сахаров, он генерал-майор управления милиции Клиновской области, поэтому такой нудный. Если не знаешь, это на юге Синего Порядка.

— Извините за проявленную мной грубость, мистер Сахаров. Я так был заинтересован вашей дочерью, что не заметил.

— Слышь, ты…

— Папа! Иди лучше найди маму!

— Золотце, я ещё не закончил…

— Иди! — настояла Ксения, ловко вынудив своего отца отправиться подальше от них.

— Прости его, он немного… перегибает палку, когда дело касается меня.

— Да я и сам его позлил намеренно, не обессудь.

— А ты с огнём играешь! — Ксения восприняла это, скорее, как очень приятную шутку, раз рассмеялась с того, что над отцом поглумились. — Ты откуда путь держишь?

— Напрямик с Лонгрессы. Я скорее удивлён, что ты забыла на севере, на территории Белых мудрецов.

— А, я тут временно жила, когда отец в командировку отправился. В принципе, в Лонгрессе я сдала первый раунд. Кстати, тебя я не видела, ты ведь сдал?

— Я поступил по рекомендации.

— О как! Редко выдаются такие возможности, видимо, ты очень крутой.

— Отнюдь, самый обычный.

— Ладно, прости, конечно, но я лучше пойду за папой, иначе он учудит что-то. Приятно было познакомиться с тобой, Михаил, надеюсь, увидимся! — она улыбнулась так ярко и весело, что на миг очаровала Мишу.

Была бы в его вкусе — влюбила бы в себя. Вздохнув, Миша немного расслабился, как только узнал, что в группе возможна такая сокурсница. Довольно приятный человек, о котором он хотел бы узнать побольше.

* * *

Из-за волнений Мише не удалось сомкнуть глаз, потому прямо посреди ночи он решил прогуляться по дирижаблю в одиночку, не желая лишний раз будить Алису. Поначалу лёгкая прогулка по жилым коридорам не задалась: стены почему-то давили, практически полная пустота заставляла задумываться о своём будущем ещё сильнее, а размеренный стук трости и вовсе отдавался в голове. Очевидно, это было связано с боязливыми рассуждениями насчёт учёбы в академии. Вечером, записывая пережитый день в дневник, Миша места себе найти не мог в попытках описать в точности свои чувства. Страх? Волнение? Предвкушение? Только сейчас, когда вот-вот пробило полвторого, он понял себя: ощутимый страх. Новой компании, незнакомой среды, ранее не виданного города и академии — он боялся всего. Но Миша был рад. Жизнь научила беречь такие яркие чувства, и он обязан был изложить это на бумаге. В противном случае столь необычное явление попросту забудется.

«Так работает память, да?»

Решив не бродить по коридорам и не смущать редких уборщиц, Миша сначала спустился в столовую и, не найдя никого, прошёл дальше, в зал отдыха. К счастью, не он один проигнорировал сон в такое время. Зал отдыха скорее был похожим на центральную часть торгового центра: с клумбами декоративных деревьев, скамеек, в окружении разного рода магазинчиков. Даже для исполинского дирижабля подобное помещение оказалось большим, аж в несколько этажей. Тем не менее, здесь было чем заняться: совсем рядом с входом располагалась библиотека, буквально через стенку — сувенирная лавка. Осматриваясь, Миша для себя подметил бутик одежды, магазинчик зелий, несколько лавок с национальными и экзотическими блюдами со всего мира и, конечно же, газетный киоск, расположенный дальше всех в недлинном ответвляющем коридорчике. Редко попадались бодрствующие пассажиры, кто-то, желающий просто посидеть на лавке и поболтать, а кто-то — прогуляться по некоторым работающим круглосуточно магазинам. А Миша чем хуже?

Убедившись, что точно не уснёт в ближайшие часы, Миша направился в газетный киоск. Читать новости — важно, настолько, что он записал в особые записи эту задачу.

«Покупай свежую газету» — твердил прежний Миша, особо помечая слова кружком.

Перечить самому себе он не рискнул, потому подошёл к прилавку. За ним стояла старенькая женщина, уже источенная старостью. Её миниатюрное умиротворённое лицо еле-еле выглядывало из-за прилавка.

— Доброй ночи, госпожа, — поприветствовал её Миша, положив на блюдце несколько монет. — Еженедельный выпуск «Горская правда», пожалуйста.

— Чего ж вам не спится-то… — пробубнила бабуля, неспешно отойдя к полке со стопками чтива.

Скорее по памяти найдя необходимую газету, та вернулась, неохотно уселась на высокий стул, хотя бы сделавший её более заметной, а после протянула товар престижным названием кверху.

— Держите, пожалуйста…

Последовала любезная улыбка из приличия, после Миша взял газету, отстранился и решил сразу усесться на скамью рядом. Коридор был уютно уединённым, пускай он уходил куда-то за угол. Кроме пристанища бабушки в ряд расположились мелкие магазинчики по типу цветочного ларька и кофейни «Вкус пилигрима», широко известной компании в конфедерации. Предприимчивые Пилигримы зелёного Востока, очередного участника-общества государства, организовали целую сеть компаний и образовали консорциум для развития бизнеса ПЗВ на территории конфедеративных партнёров. Поначалу это было временно, но руководство зелёных раз за разом продлевало поддержку консорциума то на пять лет, то на два года, то ещё на какой-то срок — в общем счёте объединение существовало уже более двадцати лет. Как раз первая статья в газете отмечала данный факт:

«Консорциум «Лига свободной торговли» представил план развития предпринимательства в городе Серого прибежища Рубежное. Официально руководство конфедерат-общества подпишет план 29 октября после одобрения конфедеративной антимонопольной службы, но основная проблема Рубежного заключается в высокой террористической опасности Культа Сквозного Солнца, активизирующегося в этом году. За 1950 год культ совершил двадцать восемь терактов разного размера, по неподтверждённым данным попыток теракта было зафиксировано около сорока двух. Недовольство жителей города обусловлено медлительностью подписания договора о сотрудничестве в повышении безопасности с Орденом Красного креста, показавшего себя в борьбе с культом максимально эффективно на примере Белых мудрецов, практически полностью ликвидировавших убежища фанатиков на территории. На данный момент в вопросе сотрудничества Серое Прибежище испытывает давление со стороны конфедеративной власти, пытающейся урегулировать ситуацию своими ресурсами, но государственная служба безопасности не показывает достаточной компетенции в защите от террористов. Как считает эксперт Николай Горнилов, подписание плана консорциума облегчит пути соглашения с ОКК, потенциально унизив центральную власть…»

Миша хорошо знал красных, и они действительно на данный момент работали эффективнее самой конфедерации. Их военная машина защищала остальных участников от нападок орд орков, гоблинов и троллей на западных границах и не давала продохнуть Средиземным штатам, стоящим по ту сторону Пепельных пустошей.

Наблюдать за подобными геополитическими играми было очень интересно и весело, особенно в момент политического кризиса. Только дураку не очевидно, что конфедеративная власть испытывала проблемы из-за своей аномальной слабости. Красные пользовались этим как хотят, вот так неоднократно унижая государственную власть своим превосходством. Ректор тесно сотрудничал с ОКК, потому, грубо говоря, белые и красные вместе пытались сместить власть на свою сторону. Однажды Миша был в это втянут. Опыт печальный.

— Как всё взаимосвязано… — вслух прокомментировал Миша, усмехнувшись.

Консорциум, Ректор, красные — всё вплетено в одну сеть взаимоотношений. Даже зелёные, находящиеся в нейтралитете в спорах, чья власть легитимна и полезна, косвенно участвовали в политических играх, но в своих интересах торговли, как стандартные предприниматели, ловящие выгоду в любых условиях, будто кризис, война, эпидемия или борьба за выживание.

Ненадолго задумавшись и оторвавшись от газеты, Миша краем глаза заметил знакомого пассажира у кофейни. Это была Ксюша, стоящая рядом с какой-то женщиной за прилавком. Они обе были очень похожи друг на друга, только старшая была более серьёзной и спокойной женщиной, в то время как Ксюша постоянно мельтешила вокруг неё, с яркой улыбкой на лице выбирая напиток. И не сказать, что Миша и она были практически одного возраста — вела себя слишком гиперактивно, даже не заметив своего нового знакомого. Тем не менее, он довольно быстро переключился на другое: к нему подошли милиционеры. Конфедеративная милиция всегда отличалась синей формой и некрасивыми касками-вёдрами с изображением кубка на синей окружности, выполненного только из металла — герб Конфедерации Синего Кубка. Местные служители закона носили при себе разнообразные катализаторы, позволяющие использовать магию в соответствии со своим видом. В данном случае один имел при себе на поясе короткий складной посох, а второй — магический кастет-перчатку на правой руке, на пальцах которой красовались маленькие кристаллы.

— Доброй ночи. Гражданин, документы, пожалуйста, покажите, — грозным тоном попросил старший милиционер из парочки.

Мише пришлось со вздохом встать и опереться на трость. Он вытащил из кармана паспорт и горделиво с лёгким язвительным поклоном вручил офицеру.

— С какой целью летите в Зельград, гражданин Симонов?

— Поступать в Федеративную магическую академию имени Тихонова, товарищ лейтенант.

Он несколько удивился, что Миша так быстро прочитал его звание на погонах. А что сложного? Две полудуги, как углубление чаши на погонах — это как раз звание. Его сослуживец — сержант из-за трёх кружочков в ряд.

— Студенту и такое оружие? — усомнился офицер. — Лицензия имеется?

— Конечно, — Миша устало вытащил лицензию из обложки документа.

— Зачем вам такой револьвер, Симонов?

— Ради собственной безопасности, милиционер. Сами понимаете, террористы совсем обнаглели.

Милиционеры переглянулись, один пожал плечами.

— Вы показали на экзамене девяностопятипроцентную точность? У нас в управлении и то выше семидесяти не поднялись… — удивился молодой милиционер, аж улыбнувшись. — Слушай, а покажи свою пукалку, будь добр.

— Ярик, чёрт тебя дери…

— Ну что? Редко вижу таких мастеров!

— Пожалуйста, — Миша расстегнул кобуру и протянул револьвер рукоятью к нему. — Осторожно, там иглы.

— А это зачем? — спрашивал тот, аккуратно взяв пистолет в руки.

Он вдохновлено, скорее восхищённо осматривал его от дула до рукояти, словно это музейный экспонат.

— Похож на ПЕшку, — прокомментировал старший, пытаясь не выдавать свой интерес.

— Иглы нужны для моей магии, сами понимаете, всё уникально. А основа револьвера взята с модели Ерссона, вы правы, но уверяю: он сделан в единичном экземпляре.

— Он зарегистрирован?

— В лицензии указано.

Старший, не веря, нашёл графу с указанием такого пистолета.

— Редко вижу… — нехотя он всё-таки вернул документы. — Всё в порядке, гражданин. Ярик, Варвара подзаборная, верни пистолет!

Пока Ярик пытался ещё немного осмотреть пушку, Миша засмотрелся на Ксюшу. Местный бариста делал кофе двум дамам, а блондинка бродила по коридору у кофейни, скрестив руки за спиной в томительном ожидании. Естественно, она давно заметила Мишу, поэтому с широкой улыбкой ему помахала. Встретив её улыбкой, Миша стал свидетелем неожиданного столкновения. В плечо Ксюши случайно врезалась женщина в красном платье с накинутой поверх кофточкой, едва не упав. Она, бурно извиняясь, решила купить Ксюше дополнительный кофе и завязала какой-то довольно милый, по реакции последней, разговор. Ксюша по душам поговорила с той женщиной, пока бариста наконец не сделал напиток, а после, попрощавшись, спешно продолжила путь.

Незнакомка с чёрными прямыми волосами и овальным личиком со стрессовыми морщинами явно куда-то торопилась, причем нервничала. Заинтересовавшись, Миша проводил её взглядом, когда та проходила мимо него. Не придав значения, он перевёл взгляд на Ксюшу, которая уже подходила к Мише с двумя стаканчиками кофе. Но внезапно остановилась и нахмурилась, словно что-то увидела перед собой внизу.

Пробежав взглядом по плиточному полу, она сначала зашаталась, непринуждённо попыталась продолжить путь, но быстро потеряла равновесие и завалилась к стене, от слабости уронив стаканчики на пол. Горячий кофе не только разлился под туфлями, но и в целом обжёг ноги Ксюши. Правда, боль от ожогов была не такой важной, как дальнейшие проблемы. Она сползла в лужу кофе и начала блевать кровью, кряхтя и дергаясь в конвульсиях. Ксения буквально задыхалась, вот-вот готовясь попросту захлебнуться собственной кровью, которая прерывисто, но обильно шла по горлу наружу. Прошло всего несколько секунд, и вены в районе шеи, плечи и рук начали темнеть и набухать, представляясь, как очень некрасивая паутинка на коже, словно гнилая, грязная — именно тогда Миша понял, в чём дело. Выхватив ствол у удивлённого милиционера, Миша навёл револьвер на ту девушку, которая не успела дойти до угла всего пять метров.

— Ни с места! — крикнул Миша, проигнорировав мгновенную реакцию офицеров.

Один из них вынул посох и уже готов был запустить копья земли в парня, а младший из них непонимающие сжал кулак, смотря на Мишу. Сама незнакомка явно почувствовала направленный на неё пистолет, малейшее неверное движение — и выстрел неизбежен.

— Опустил пушку, придурок! — закричал старший, сделав шаг в сторону Миши.

Но к его шее прижалась нижняя часть трости, а револьвер был всё ещё направлен на цель.

— Обыщите её! Немедленно!

— Ч-что вы делаете? — осторожно повернулась женщина, корча из себя испуганную почти до истерики жертву. — Не стреляйте! Прошу, не надо… О нет, что с ней?.. Ей плохо!

Ксюше было действительно плохо, и дело не в ожогах. Она за маленький промежуток потеряла слишком много крови, а часть жидкости вытекла через нос. Сопровождающая её женщина со слезами на глазах пыталась хоть чем-то помочь, даже поспрашивать, что именно случилось, но на самом деле, кроме протянутого на одной ноте «Ксюша, Ксюша, Ксюша» та не могла ничего сделать. Ужасное положение девы смущало и милиционеров, но те больше уделяли внимание Мише, пытаясь поймать момент для захвата.

— Если вы хотите её спасти, то немедленно обыщите эту женщину! Быстро! — настаивал Миша как можно более твёрдым и уверенным тоном.

— Ублюдок, да что ты себе позволяешь?! — негодовал старший. — Опусти оружие, это последнее предупреждение!

Пользуясь случаем, женщина сделала аккуратный шаг в сторону, но Миша был хладнокровен: он выстрелил той прямо под ноги, вынудив замереть на месте. Выстрел был настолько сильным, что прямо у каблука теперь красовалась небольшая дыра с раскалёнными краями. О звуке самого выстрела говорить бесполезно: он был слышен по всему залу.

— Я сказал, ни с места, — повторил Миша, показательно направив ствол в голову. — Быстро обыщите её, не усугубляйте ситуацию!

Старший явно не хотел подчиняться его требованиям, но болезненные стоны Ксюши сильно напрягали его непоколебимость. В итоге он кротко посмотрел на сослуживца и молча кивнул ему. Тот послушно начал подходить к женщине осторожными шагами, скорее пытаясь не злить самого Мишу.

— Вы слушаетесь его? Он меня убьёт, остановите его, прошу! — умоляла женщина, пытаясь надавить на жалость молодого милиционера.

Он поначалу купился и обернулся, правда, быстро передумал препятствовать просьбе Мише, завидев направленный на неё ствол. Слишком опасно — и это правильно. В итоге служитель закона приблизился к ней и, успокаивая её короткими наигранными фразами, что всё будет хорошо, начал хлопать ладонями по всему телу женщины. Водил руками по ногам, проверял карманы платья, всяческие складки, лапал талию, спину, даже грудь. Он уже хотел убедиться, что всё чисто, но для пущего эффекта решил проверить, причём показательно, рукава кофточки.

— Это ещё что такое… — задумчиво сказал милиционер, что-то нащупав.

Он вынул из рукава женщины маленькую склянку с верёвочками, на которую была надета длинная медицинская игла, на дне склянки виднелся маленький рычажок, но внутри уже ничего не было. Сам факт наличия неясной ёмкости в рукаве кардинально сместил угрозу на другого человека, но женщина ловко и сильно ударила по шее милиционера, на мгновение дезориентировав, а после перехватила его за плечо и прижалась к спине, материализовав на месте пальцев остроконечную пелену льда. Импровизированный нож был плотно прижат к сонной артерии бедняги.

— А ну отошли, твари! — зарычала женщина, медленно выходя из коридора вместе с заложником. — Иначе прирежу!

Миша пытался прицелиться той в голову, но она, чувствуя на себе прицел, постоянно пряталась за спиной заложника, в то время как его сослуживец лишь махал посохом с надеждой на хоть какую-нибудь лазейку. Наконец получив возможность для отступления, женщина стукнула каблуком по полу, откуда в итоге вырвалась стена льда, которая вытолкнула заложника прямо на парней. Сама женщина под выстрелы Миши рванула прочь от угрозы. Не прошло и нескольких секунд после разрушения льда Мишей выстрелами, как она вернулась из-за угла, перекатываясь по полу от какого-то сильного удара. Женщина с окровавленным носом попыталась метнуть иглу льда в оппонента, но тут же получила прямое попадание толстой голубой молнией, надолго её парализовавшей. Вскоре к ней подошла Алиса и бесцеремонно наступила сапогом прямо на шею, начав давить вплоть до удушья.

— Чувствовала, что ты встрянешь в какую-нибудь жопу, — ругалась Алиса, посмотрев на Мишу. Постоянно меняя угол давления на шею, она подкинула маленькую сферу, светящуюся зелёным. — Придурок, если бы не моё заклинание, она бы сбежала. Должен будешь!

— Ты жучок поставила? — Миша на миг даже восхитился, но искать такой же камешек у себя в одежде не стал. — Хитро, не твой стиль.

— Пошёл ты. Ты хрен ли меня не взял, а?

Миша проигнорировал претензию, лучше акцентировав внимание на другом. Пока милиционеры вязали преступницу, он спешным шагом подошёл к мучащейся Ксюше. Он присел на колени рядом с ней и хотел прижать ладонь ко лбу, но получил по кисти от женщины рядом.

— Не трогай её! — плача, говорила та. — Приведи лучше врача!

— Я могу ей помочь, госпожа. Врач не успеет и вряд ли сможет.

— Батюшки, да это Паучья роза, — хладнокровно прокомментировала Алиса, когда подошла к ним. — Ей осталось жить около семи минут.

— Она отравлена, госпожа, только я смогу вывести яд, я знаю, как это делать. В противном случае она умрёт. Прошу, позвольте мне помочь, — медленно и отчётливо говорил Миша, пытаясь донести до неё каждое слово в правильном смысле.

Женщина недолго думала, понимая тщетность ситуации, молча кивнула, доверилась, и Миша сразу прижал ладонь ко лбу Ксюши. Пальцы осветились чем-то ярким, а по голове девы потекла причудливыми речками светящаяся жидкость, как бы впитываясь в кожу. Внешне было мало похоже на помощь, но результат последовал сразу: вены вновь начали светлеть, конвульсии прекратились, а кровь перестала обильно течь изо рта. Ксения в итоге потеряла сознание, зато теперь она лежала целой и невредимой, даже все ожоги в итоге регенерировали.

— Что это за магия… — удивилась женщина, внимательно осматривая Ксюшу. — С ней всё в порядке?

— Да, теперь всё хорошо. Я восстановил даже потерянную кровь, но ей нужен отдых. Возможно, она будет спать более суток, — успокоил её Миша, при помощи Алисы поднявшись на ноги.

— Спасибо… спасибо! — обрадовалась женщина, сразу прижавшись к Ксюше щекой к щеке. Как бы ни испачкалась та в крови и кофе, мать всё равно будет опекать свою дочь и всячески охранять, как это возможно. — Доченька, как хорошо…

— Ударная магия и исцеление? — заподозрил старший, уже появившись сзади Миши. — Ты двойной маг?

— Можно и так сказать…

— К чёрту, ты всё расскажешь. Извините, гражданка, сейчас прибудет подкрепление, и мы отправимся на пост охраны, хорошо?

— Ей нужно спать! — настояла женщина, обнимая дочь. — Отнесите её в номер, немедленно! Или в медпункт!

— Давайте в мед…

— Исключено, — перебил Миша. — Надо всех срочно отправить в один номер. Ради безопасности.

— Опять требования выдвигаешь, ушлёпок?

— Ты тупой? — включилась Алиса. — Это не обычное нападение, слепошара. Взял своего молокососа и повёл ту сучку прямо в номер вместе с нами, понял?

— Она — дочь крупной шишки, напоминаю, — намекнул Миша, пожав плечами. — Плохо будет, если вы оплошаете и опять упустите убийцу.

* * *

Конфедеративная милиция была весьма некомпетентна — в принципе, как и всегда. Миша не только знал это из рядов белых и красных, но и видел самолично, выписав себе каждый зафиксированный случай. Из-за слабости центрального министерства внутренних дел КСК испытывала серьёзные проблемы в организации управлений в борьбе с террористами и бандитами, особенно на юге, в Сером Прибежище и южных областях Синего Порядка, где регулярно происходили криминальные события. Вот сейчас они вновь допустили ошибку — на этот раз на огромном дирижабле, плывущем с Белых мудрецов на севере по всей территории синих в столицу. Такое допустить — смерти подобно.

Тем не менее, они смогли урегулировать ситуацию после взятия преступника — пресекли распространение слухов по судну, уговорили свидетелей не разглашать ситуацию и повысили общую безопасность, проведя также обыск в номере атаковавшей женщины.

Также благодаря милиции Миша и Алиса смогли перебраться в номер Сахаровых без лишнего шума, и теперь все были на месте. Пока Ксюша крепко спала в родительской спальне под наблюдением, оказывается, родной матери, Зинаиды, остальные заинтересованные лица собрались в гостиной. Естественно, Миша и Алиса, стоящие у кухни, Василий Сахаров, сидящий на диване и гневно смотрящий на пленённую преступницу, которую просто повалили на пол, те милиционеры и их начальник, майор Николаев, весьма жилистый сорокалетний мужчина с хмурым лицом и носом-картошкой.

— Паучья роза, значит… — сказал Сахаров, почёсывая свои кулаки, причём буквально. Его взгляд был полон ненависти. — И что это?

— Это цветок, растущий в лесах Серого Прибежища, — начал рассказывать Миша, развлекаясь прокручиванием трости в руках, — Очень многофункциональный. При одной готовке — это обезболивающее, при второй — тяжёлый наркотик, при третьей — сильнодействующий яд, убивающий человека в течение десяти минут. Правда и в первом случае, и в третьем — это слишком сложная процедура, требующая первоклассных умений.

— Откуда он у нее? — вновь спросил Сахаров, как на допросе.

— На чёрном рынке в виде яда его не найти — слишком огромный спрос, а предложения практически нет, так что подобным производством занимаются исключительно продвинутые организации.

— То есть мою дочь пытались убить по инициативе крупной шишки в криминале?

— Позвольте проверить…

Миша был рад, что эти знания у него сохранились идеально. Настолько, что он мог помнить такую сухую информацию, прочитав о ней и многими годами ранее. Миша медленно подошёл к преступнице, которой туго затянули наручники и скрыли голову чёрным мешком. Милиционеры перегнули палку и немного избили её, но Мише было без разницы. Он развязал мешок и немного приподнял его, дабы увидеть шею девы, прижал два пальца к шее под подбородком, а после опалил место мощным, но коротким, как хлопок, огнём. Девушка закричала от неожиданности и дёрнулась, но он получил желаемый результат.

— С ума сошёл? — не понял старший милиционер.

— Посмотрите, — попросил Миша, отойдя. — Там схематическое солнце в виде окружности, у которой по бокам лучи. Там ещё в центре спираль.

Проверить решил Николаев, лично убедившись в наличии татуировки.

— Странно… — удивился Николаев, поглаживая место пальцами. — Вот оно что.

— Да, лёгкое миражное заклинание. Имитация кожи ради сокрытия шрамов, тату и всего в этом духе.

— Она член Культа Сквозного Солнца, получается? — уточнил младший милиционер.

— Она самая, — ответила Алиса, изображая самого незаинтересованного человека в комнате и позой, и отношением к делу. — Именно они любят пользоваться Паучьей розой в своих играх.

— Покушение на убийство дочери Василия Сахарова. Неужели на вас точат зуб с того момента? — Николаев сорвал с женщины мешок с целью посмотреть на её лицо. — Будешь говорить, или мне тебя заставить?

Та молчала, и Сахаров решил надавить сильнее:

— Что, не понравилось, что я ваши убежища полгода назад вычистил? Обиделись, ублюдки? Выкладывай, иначе я тебе зубы начну вырывать.

— Нам не до этого, — настоял Миша. С лёгким вздохом он заключил: — Проблема не решена.

— Что ты имеешь в виду? Это ещё не всё?

— Культисты в отношении точечных убийств очень жестоки и фанатичны. Это, типа, уникальный ритуал, — рассказывала Алиса, вышагивая по гостиной. — Обычно они убивают сразу не саму цель, сначала прибьют многих родных, начиная детьми и заканчивая супругами, и только потом петля затянется на шее необходимой жертвы. Такое может продлиться и не один месяц, вплоть до года, так что просчитать точную схему трудно. Ублюдки не имеют фиксированной методики убийства в плане оружия, но, как бы ни старались быть оригинальными, частенько промышляют стандартными отравлениями. Вашей дочке повезло — был шанс спасти, в противном случае, ну, цветочки на могилу.

— Если они провалились на первом шаге, то следующее покушение будет явно не в один день и даже неделю, это бред, — заметил Николаев. — Нужен пересмотр плана, подготовка и новая реализация. Покушение — очень сложная задача, чтобы решать так оперативно.

— Культ тем и славится, что хер прочитаешь, мысля так, как вы своей головой, вояки. У них даже татуировки на всех фанатиках — гении максировки! В общем, если на какой-либо стадии убийств они провалились — в дело вступают чистильщики. Точнее, если сами убийцы более не могут что-либо сделать. Это их план Б, более жестокий и топорный.

— В ближайшие часы они придут за Ксюшей, чтобы доделать начатое, — дополнял Миша, смотря на Сахарова серьёзным взглядом, — и наверняка попытаются завершить запланированное. Заодно и прибьют и остальные цели.

— Что? Если лоханулись, то сразу напролом за всеми? — не понял майор. — А как же ритуал?

— Да, такова их тактика и такой же полуобязательный ритуал, — Алиса улыбнулась, да так угрожающе весело, что Николаев напрягся. — Чистильщики на то и чистильщики, они подметают за лохами и доделывают всё выступление, если спектакль провалился. Это одни из самых конченных фанатиков, выполняющие приказы с таким послушанием, что их смело можно называть несамостоятельными куклами.

— Не называй так меч веры! Ты гребаный еретик, не смей осквернять своим грязным ртом наших прекрасных последователей! — рьяно защищала их женщина, гневно смотря на Алису. — Узри, похабная тварь, они придут за ними и выполнят предназначение!

Алиса не хотела слышать подобные возгласы, потому, цокнув, бесцеремонно подошла к ней и со всей силу ударила её носком сапога по челюсти. После наступила подошвой на ее лицо и надавила, не обращая внимание на стоны.

— Что притихла, верующая? Говори, продолжай! — Алиса действительно подождала, но та не могла больше ничего сказать. Это вызвало ещё больше гнева у Алисы, отчего та ударила по лицу ещё раз, окровавив бинты на носу повторно. — Что ж ты не защищаешь свою веру, а? Раз на большее ты не способна, то заткнись и не мешай умным разговаривать, шваль культисткая!

Её попытался остановить милиционер, но трость Миши помешала ему. Да, Симонов смотрел на такие наглые действия Алисы равнодушно, вообще не жалея культистку. Те, кто хоть раз связывался с ними, понимали, что это лишь малая часть, что с ними следует сделать. По этой же причине не препятствовали ни Сахаров, ни Николаев.

— Откуда вы столько знаете? — заподозрил Сахаров, встав с дивана. — Даже милиция столько не знает, сколько вы. Откуда?

— Тебе станет легче от этого? — огрызалась Алиса. — Дела не касается, значит, не спрашивай.

— Ещё как касается, — начал злиться Василий. — Как Миша владеет несколькими способностями магии? Где взяли информацию о культистах? Какого чёрта вы оба поступаете в академию? Выкладывайте немедленно.

— Василий, лучше не узнавай, — Николаев предупреждающе помотал головой. — Они матёрее нас, поверь.

— И ты туда же? Охренели совсем?

— Многоуважаемый Сахаров, не суйте свой ментовский нос в ненужные чуланы, — Алиса подошла к нему и холодным взглядом вмиг сожрала всю уверенность Василия — так просто и легко. Оно и понятно, Миша с самого детства знал её «привлекательность» глазок и улыбки. — Без нашей помощи ты был смиренно дожидался собственной смерти, пока культисты убивали твоих родных. Радуйся, что Миша — добрый придурок, и он не упустит возможность помочь, даже если будет рисковать своей безопасностью. Если хочешь, мы подождём, пока семью Сахаровых убьют чистильщики, и никакой мент не справится с защитой. Петля на шее, дубень, на шее, и ты просто так её не снимешь. Уловил?

— Мы можем спасти вас, — решил разбавить ситуацию Миша, также похлопал по плечу Алисы, давая свой знак. — Если вы будете нас слушаться.

Алиса быстро успокоилась и послушно отошла от Василия за спину Миши с очередным цоканием.

— Василий, соглашайся, — Николаев явно был настроен серьёзно. — Ты знаешь, насколько Культ опасен.

— Хорошо… — нехотя, но упрямый отец семейства всё-таки согласился, сдавшись под давлением. — Я не хочу, чтобы ещё кто-то пострадал. Я надеюсь на вашу помощь.

* * *

Миссис Сахарова сидела у кровати в собственной спальне и наблюдала за спящей дочкой, изредка поглаживая по руке. Одна, при свете прикроватной лампы, слыша, как за иллюминаторами громыхала гроза и бесперебойным потоком лился дождь. Дирижабль плыл, изредка стонал металлическими конструкциями и отдалённо гудел генераторами у самого ближнего к номеру винта, большими лопастями гоняя огромную тушу по небу. Слишком пугающее спокойствие — для Зинаиды это сильно било по рассудку, перемешиваясь с переживаниями о Ксюше. Кто же мог подумать, что в обычной поездке в столицу окажутся такие проблемы.

Сахарова так сильно испереживалась о дочери, что совершенно забыла вытирать собственные слёзы, уже давно размазав тушь по щекам. Ксюша была спасена, спокойно лежала в кровати и спала, но почему-то у Зины были очень туманные чувства. А что, если не до конца? А вдруг Михаил не помог ей на самом деле? Может, он что-то утаил? Такие мысли сильно терзали Зинаиду, особенно когда та поняла, что дочь будет лежать в постели вплоть до конца поездки.

Решив, что надо хотя бы сесть на стул, так как она только сейчас задумалась, почему сидела на полу у кровати, Зинаида поднялась и вышла в гостиную. Краем глаза она увидела в зеркале шкафа свой печальный вид и грустно вздохнула. Помимо чёрного следа на щеке у нее совсем смялось платье — оно высохло после сидения в луже кофе и крови Ксюши и теперь явно не выглядело так стильно, как надо.

— Совсем жалкая, — обозленно прокомментировала свой вид Зинаида, схватившись за спинку стула. — Что ты можешь…

Её взгляд застыл на столе. Нет, там ничего не было, она смотрела не на него в самом деле, куда глубже, в собственное сознание. Сахарова лишний раз вспоминала, как её доченька росла, практически во многом пошла в отца, унаследовав от матери лишь некоторые черты лица и невинную нежность. Скорее хрупкость. Ни волосами, ни телом она не была похожа, только глаза могли напомнить о Зине в части родства — и это не важно. Как бы Ксюша ни пыталась стать сильнее со своей магией, она всё равно оставалась хрупкой девушкой. Психически — чистая копия миссис Сахаровой, обернувшиеся в легкомысленность в подобных ситуациях.

Зинаида сильно погрустнела: не будь тот юноша рядом, Ксюша бы погибла, как этого хотели культисты. И что сделала бы её мама? Спасла бы своей слабой магией растений? Она вытянула руку и очень легко воссоздала на ладони бутон розы на высоком стебле, красными лепестками распахнувшиеся в стороны. Чарующая красота только радовала Ксюшу, вдохновляла, но сейчас дивный цветок способен был лишь вызвать слёзы у Зины. Это максимум, что она могла сделать для своей семьи — быть горшком с хорошими цветами.

За входной железной дверью упало что-то тяжёлое, затем последовали короткий мужской вскрик и ещё один звук падения. В коридоре дежурили милиционеры, и такие звуки наверняка были с ними связаны. Перепугавшись, Сахарова выключила свет в гостиной и быстро вернулась в спальню, едва не споткнувшись о косяк. Тем не менее, она резко захлопнула деревянную дверь и дёрнула рычажком, с испуганным застывшим взглядом отходя подальше от двери. Она не знала, что за причины были для подобных звуков, но возможное повторное нападение вызывало слишком сильную паранойю, чтобы рассудительно мыслить. Из света осталась лишь лампа на тумбе, которую Зинаида не рисковала выключать, а из окружающей мебели и вещей не было ничего, чем можно орудовать. Если охрана будет убита, то Зинаида ничего не сделает против врага. Она бесполезна, абсолютно.

Косо посматривая на шторку в углу комнаты, она услышала, как кто-то открыл замок входной двери. Пока та неспешно мычала петлями, некто еле слышимыми шагами прошёлся по гостиной. Если бы не гробовая тишина — Сахарова бы в жизнь не услышала такие спокойные, размеренные и тихие шаги. Они слышались совсем рядом, звуки стали более чёткими, давая понять, что неизвестный подходит к двери спальни. От такого ужаса Зинаида начала тяжело дышать, интуитивно пытаясь найти хоть какое-то оружие в комнате. Ничего, что поможет, не нашлось. Шкафы закрыты, горшок с большим растением прикручен к полу, а у кровати и в тумбе всё было слишком маленьким и неопасным. Что делать?

Некто дёрнул за ручку двери. Убедившись, что она закрыта, тот оставил попытки открыть дверь, и теперь настала тишина. Ни шагов, ни попыток взлома — вообще никаких звуков, лишь стук капель о иллюминатор в такт с редким громом. Миссис Сахарова не знала, куда себя девать: проверить ли или переждать, спрятаться или всё-таки найти какое-нибудь оружие? В результате та замерла на месте, сжимая кисть Ксюши в сильнейшем страхе. Комната словно стала темнее и теснее, стены начали нашёптывать о приближающейся смерти, напоминая, что за дверью кто-то есть. Он не ушел — шагов не было — стоял и ждал. Её отделяла от убийцы одна ненадёжная коричневая дверь с причудливыми бежевыми узорами.

Гроза на секунду осветило небо, и от грома Зина чуть не пискнула, но даже малейшего звука хватило, чтобы разозлить неизвестного. Он начал бешено и злобно давить на ручку, постоянно дёргал дверь и пытался попросту сорвать её с петель. То ли силы не хватило, то ли намеренно, но ничего не вышло, потому приступ ярости заглох. Не успела Зинаида расслабиться, как вдоль щели, где замок, прошлось что-то текучее. Момент — и засов раскололся на две части, одна из которых застряла в проёме. Дверь медленно, даже мучительно медленно с лёгким скрипом отворилась в спальню, раскрывая ужасающий вид на абсолютную темноту гостиной. Свет от лампы давал немного обзора, но и так там словно никого не было. К счастью или сожалению, короткий удар молнии по небу раскроил темноту, ненадолго осветив ближний к иллюминаторам участок. Зина увидела силуэт высокого человека в чём-то похожем на плащ. В его руке было нечто полупрозрачное, но напоминающее клинок. Это был убийца.

— Н-не подходи! — крикнула Сахарова от безысходности. Она упала на пол и крепко обняла спящую Ксюшу, дрожащими губами отгоняя убийцу. — Не надо! Уходи!

Естественно, он сделал шаг в комнату, потом ещё один — и вот открылся женщине полностью. Чёрный влагозащитный плащ с капюшоном, лицо скрывалось монолитно стеклянной, но тонированной маской, его руки в перчатках держали водянистые клинки, держащие ровную форму при всей их текучести. Некто неспешно подходил к Сахаровым и угрожающе держал оружие, направив его в разные стороны. Он словно ходил по их струне, давя ровными шагами и готовясь одним взмахом оборвать её.

— Оставь! Уйди! — закричала Зина, умоляюще посмотрев на шторку в углу в комнаты.

Убийца посмотрел туда же и увидел, как из-под ткани вырвался густой сгусток красного огня, едва не убивший его одним попаданием. Если бы он не отпрыгнул в сторону, то на месте чёрной сажи на стене были бы куски мяса, но буквально сразу тот чуть опять не получил пламенем в маску от приближающегося Миши, лёгкими взмахами руки запускающего сгустки в оппонента. Каким чудом тот не задел Зину — загадка, но подобными действиями он просто вынудил убийцу отступить в гостиную. Не желая мириться с этим, Миша вынул из кобуры револьвер и, проткнув пальцы иглами, сделал несколько выстрелов в стену. Каждый снаряд сквозным через стену летел в предполагаемый маршрут противника, выиграв прекрасную возможность. Теперь Миша нажал на кнопку трости — и практически вся часть футляром выскользнула на пол, раскрывшись крестиком. Теперь это длинный блестящий клинок.

— Ждите здесь, — попросил Миша, прикоснувшись левой ладонью к ноге, параллельно держа трость.

Он окутал хромую ногу потоком воздуха, а после нормально зашагал, дабы быстро вынырнуть в гостиную. Его тут же встретил культист, замахнувшись клинком в голову Миши, но тот ловко и уверенно парировал мечом, а после выстрелил из револьвера с надеждой попасть в туловище, но уклонение спасло противника. Миша не держал более пауз: взмахами клинка он запускал линии огня в оппонента, а тот, встречая водяными щупальцами, материализованные со спины, начал отступать. До выхода осталось совсем ничего, но после Симонов просто огнемётом начал прожигать стены, отводя убийцу подальше от выхода. Обои тлели, мебель покрывалась пламенем, озаряя некогда тёмную комнату ярким светом. К сожалению, культист встал на спинку дивана прямо у стены, отделяющая гостиную от спальни, потому Миша не мог больше использовать револьвер. Ловко убрав оружие в кобуру, он угрожающе махнул клинком и встал в стойку с призывом оппоненту действовать, а-ля дуэль.

Призыв к схватке был одобрен: культист нахлынул на Мишу всеми щупальцами с многих сторон, но внезапно сильный поток воздуха вдруг оказался возле Миши, вихрем запросто разрезав щупальца в колбасу, быстро ставшую обычными лужами на полу. Контратака не заставила себя долго ждать: тот оттолкнулся от пола воздухом и огненным клинком сверху вниз по диагонали напал на культиста, пытающегося от безвыходности отбить такую атаку. Но не успел, и правая рука упала на диван, испачкав дорогую кожу алой жидкостью. Недолго думая, убийца отбежал в другую часть гостиной ближе к кухне с подготовкой большой сферы воды для мощной атаки. Левая рука окуталась синими молниями, быстро перетекающие на сам клинок, а после, когда Миша бесцеремонно метнул орудие в культиста, молния ускорила полёт до каких-то миллисекунд, отчего оппонент просто не успел прочитать атаку. Клинок пригвоздил убийцу к стенке, разбил маску и насквозь пробил голову. Немного дёргаясь в последнем издыхании нервной системы, нападавший оказался повешенным, как картина, капая собственной кровью на пол.

Быстрая битва, быстрая смерть. Миша расслабился, включил свет в гостиной, водой с вазы сбил огонь с обоев и неспешно подошёл к мёртвому культисту. Сквозь трещины маски вокруг клинка виднелось искорёженное болью лицо бледного человека, запавшими глазами смотрящий на него. Клинок прошёлся прямо между правой щекой и носом.

— Я закончил, — предупредил Зину Миша, пока обыскивал убитого с ног до головы, распахнув плащ.

Бесполезно. Миша схватил за рукоять трости и аккуратно вытащил её, тем самым уронив мертвеца на пол истекать кровью уже в привычном виде. К этому моменту прибежали милиционеры — аж целой четвёркой.

— Что тут… — пытался осознать случившегося один из них, сразу войдя в номер. — Вы его убили?

— Чёрт, они мертвы, — констатировал другой милиционер, проверивший своих сослуживцев. — Они даже оружие не достали…

— Да, я его убил, — ответил Миша, щелчком пальцев убрав потоки воздуха с левой ноги.

Он упёрся клинком о пол, отчего по лезвию медленно стекала кровь, так дразняще и холодно маленькими дорожками окровавливая пол у острия. — Как я и предполагал, они захотели убить всю семью Сахаровых.

— Надо срочно идти им на помощь! — настоял милиционер, крепко сжимая магический кортик в руке.

— Не спешите, жизнь Василия в надёжных руках.

* * *

Среди технических помещений для персонала, где не было ни номеров, ни каких-либо обслуживающих пассажиров магазинов и мест, за толстыми бронированными дверьми спрятался пост охраны. Помимо стандартного офиса там находился кабинет непосредственно Николаева и какой-никакой арсенал, так что безопасность помещения была более чем хорошей. Но для пущего эффекта майор поставил двоих рядовых милиционеров дежурить в коридоре, охраняя спокойствие влиятельных людей как зеницу ока. И Сахаров, и Николаев вместе с Алисой сейчас допрашивали культистку, особо с ней не церемонясь. Один из рядовых даже мельком увидел, перед занятием поста, как Василий беспощадно бил шокером в чувствительные места женщины, даря той слабые, но больные заряды тока, лишь по наставлению Николаева не переходя на банальное избиение. От возможностей злого отца рядовой несколько ужаснулся, что решил в итоге выполнять приказ максимально ответственно. От нервотрёпки он перекладывал длинный посох из руки в руку, отчего скрип о пол палкой каждый раз звучал в коридоре как назойливое жужжание мухи. От такого после часового дежурства напарник стал злиться.

— Держи посох ровно, заколебал, — ругнулся другой рядовой, одарив гневным взглядом. — Если нападут, ты случайно его вообще уронишь. Где твоя ответственность?

— Т-ты прав… — дёрнулся напарник, встав по стойке смирно и сильно сжав посох двумя руками. — Нужно быть готовыми.

— Культисты очень жестокие твари, особенно когда дело касается хаоса.

— Но относиться к ним, как к мусору…

— Ты про пытки Сахарова? Да, по делу. Ты в курсе, что случилось в Клиновской области не так давно, где-то годик-другой назад? Культисты запудрили мозги женщинам в одной деревне и заставили тех поубивать своих мужей посреди ночи, а детей, если они были, засунуть в одну хижину, связать в единый комок и сжечь во имя какого-то ритуала. Сами они, кстати, устроили групповое самоубийство прямо у пепелища. Сорок восемь погибших, шестнадцать детей. Траур на всю конфедерацию. Это только самый громкий случай. Разбои, ограбления, взрывы — в области был настоящий беспорядок. Тогдашний генерал-майор полетел с поста сразу под трибунал, а на его место встал Сахаров. Какую он чистку устроил! Своими силами вместе с коллегами из Чёрных клинков нашли и уничтожили все убежища культа, а тех, как-либо причастные к работе фанатиков, сразу под замок в тюрьму. Они такую жуть повидали, когда устраивали облавы, что никакая жестокость монстров не сравнится, отвечаю.

— Слабо помню как-то…

— И понятно: конфедераты быстро замяли дело. День-два в газетах походила новость, поминки устроили, вроде памятник поставили в деревне, а дальше — ни слова. Ты представь масштаб жопы, если в массы эта тема сильно распространится? Впрочем, жопа всё равно случилась. Красные…

Внезапно он затих, лишь кротко всхлипнул и уронил свою магическую палочку на пол. Рядовой непонимающе повернулся к нему и увидел, что изо рта парня торчал кровавый кол, буквально кровавый: он словно был сделан из крови. Буквально через секунду кол полетел прямо в рядового, но тот с испугом материализовал перед собой земляную стену. Только отошёл назад и сразу начал громко кричать «тревога», стараясь предупредить коллег в комнате, размахивая посохом по всему коридору. Он даже подготовил земляные камни вокруг себя для запуска в противника, но кол прилетел откуда-то сзади. Теперь острие торчала прямо из груди рядового, переливаясь оттенками алой жидкости. Вскоре на плечо легло что-то, чего рядовой уже не видел. А дальше стало совсем темно, и двигаться он уже не мог.

Как только рядовой упал на пол мёртвым телом, кол расплылся и просто каплями поднялся в воздух. Момент — и он сжался в небольшой шарик, который после просто исчез. Кто их убил и откуда — неизвестно, но ровные размеренные шаги были чётко слышны у самой двери поста охраны. Нечто неосязаемое просочило ручейки крови в щель двери, и она открылась, правда, без помощи властителя крови. Да не просто открылась, а буквально слетела с петель в коридор, заставив шаги участиться до короткого бега в сторону. Бронированная дверь врезалась в стену коридора и слегка смяла металлические пластины, попутно искря электричеством.

Из комнаты вышла Алиса. Громким стуком каблука о пол она запустила волну молний по полу, задев и трупы милиционеров, и самого атакующего, по которому прошёлся чудовищный заряд.

Теперь культист не мог скрыться под своей невидимостью банально потому, что кристалл на поясе разбился вдребезги от атаки и больше не мог работать. Высокий убийца в влагозащитном чёрном плаще со стеклянной маской и клинками наперевес — на этот раз кровавыми — застыл неподвижно.

— Дешёвые трюки на меня не сработают, — с язвительной улыбкой говорила Алиса и смело сокращала расстояние между ними. — Ну что, отброс, развеселишь меня?

Риск был не оправдан, потому культист отошёл назад, а после метнул в Алису несколько кровавых колов, вылетевшие из баночек на поясе. Но та даже не двинулась: молния вокруг неё крайне легко перевела колья в стороны, на раз-два уничтожив их формы.

— Ты сейчас серьёзно? — разочарованно спросила Алиса с холодным взглядом, таким безжизненным и жестоким, что видеть её глаза — уже была мука. — Это всё?

Осторожность культиста была в самый раз: вокруг Алисы изредка искрили молнии, порой вызывали перебои с электричеством в коридоре. Та медленно подходила к нему, двигалась вперёд, даже не вставая в какую-нибудь боевую стойку. Она даже не была напряжена, вразвалочку, совершенно не уважая противника. Такое спокойствие к ситуации заставляло культиста осторожничать, потому он лишь пытался угрожать той строем кольев над головой, в любой момент готовясь запустить град на Алису.

— Ты испортил нашу поездку, отброс, заставил нас помогать незнакомым людям и не позволил нормально отоспаться, чтобы со спокойным настроем прибыть в город. Знаешь, что это значит? — Алиса вновь громко и сильно наступила, вызвав повторную волну.

Культист оттолкнулся от пола и при помощи нитей крови, которыми схватился за балку на потолке, раскачался и полетел прямо на Алису. Он был готов ударить её клинками, пока в иные точки летели колья — просто уклониться уже не получилось бы. Но в последний момент убийца увидел хищную улыбку Алисы. Он ли здесь охотник? Прошли всего секунды, и она своими молниями подняла тяжёлую дверь и метнула прямо в культиста, не просто током разбив колы, но и отбросив уверенного в себе противника на многие метры назад, заставив прокатиться по полу как упавший клочок бумаги. Дверь же не улетела вместе с ним, осталась рядом с Алисой, которая смотрела на своего противника с явным презрением, таившийся в убийственных холодных глазах.

— Это то, что может чистильщик? Как жалко.

Алиса коснулась ладонью двери, и она полностью покрылась молниями, искря и гудя по всей площади. Момент — и дверь оказалась прямо возле культиста, крайне быстро оттолкнувшись от заряда Алисы, но только никакой акробатический трюк не спас ситуацию, ибо она не планировала ударить его снарядом: убийца получил новый мощный заряд от двери, да такой, что более никакая защита не спасала — разбился ещё один кристалл, ранее защищавший от магии. Теперь он получил полную мощность, и только чудо не сплавило органы до корочки, лишь парализовав. Упав на пол с бессилием, культист не мог и шевельнуть пальцем: каждая мышца сжалась слишком сильно и крепко.

— Очередной ублюдок, не способный довести дело до конца. Вы, культисты, порядком поднадоели. Слепая вера не может вдолбить в ваши тупые головы, что хвалёная вами сила — просто лишь посредственная магия, — подойдя к культисту, Алиса пнула его в бок, а после прижалась почти всеми, кроме среднего, пальцами к маске. — Хотя кому я говорю? Ты же не соображаешь! Промытый тупоголовый отброс, который сдохнет соответствующе. Посмотрим, сколько ты выдержишь!

Средний палец искрил, лаконично показывая, что при касании им маски культист просто сгорит от обилия тока. А Алиса улыбалась, хищно засматривалась на свою жертву с чётким намерением убить его. Столь кровожадная натура сменила роли: убийцей здесь был явно не культист, да и не был им ещё до непосредственной битвы. Алиса уже была готова убить его, беспощадно и спокойно.

— Не убивай его, — попросил Василий, подбежав к Алисе.

— С хрена ли? — рыкнула та, злобно и косо посмотрев на него. — Бесполезно его держать живым, он ничего не выдаст.

— Не трогай, — поддержал Николаев, стоящий поодаль от остальных. — Мы хотим лично убедиться.

Цоканье показала отношение Алиса к этому, но та нехотя отстранилась от культиста. Прибывшая милиция тут же его повязала, а Алиса, будучи недовольной, протестующе уронила дверь, оставив лежать многокилограммовый предмет прямо на полу. И хлопок от падения, и вмятина в полу дали очевидный намёк.

* * *

Все собрались в ином помещении, на этот раз в прачечной. Пост охраны стал небезопасен, номера — тем более, потому Николаев распорядился, чтобы встреча проходила среди громоздких стиральных машин, тесно умещённых в одну комнату. Глоток свободы был именно в конце комнаты, где в ряд стояли корзины с чистой и грязной одеждой на железных столах. В окружении милиции пленники на расстоянии пяти метров между собой стояли с крепко закреплёнными наручниками руками за спиной на коленях, не позволяя даже опуститься ближе к полу — надзиратели тут же били дубинками и держали в таком положении. Николаев и Сахаров стояли у машин, смотря скорее именно на Мишу и Алису, поодиночке разобравшись с чистильщиками.

— Товарищ майор, разрешите доложить, — попросил пришедший милиционер. Получив разрешение, он отчитался: — Зинаида Сахарова и Ксения Сахарова доставлены в медпункт под охраной десяти человек. Все меры предосторожности соблюдены.

— Не требуется, конечно, но ваше право, — прокомментировал Миша. Когда подошёл ближе к пленённому чистильщику, он тут же осудил решение Сахарова, — но оставлять его в живых…

— Михаил, это не вам решать, — твёрдо сказал Василий, с таким убеждением, что может разобраться в ситуации прямо здесь и сейчас. — Милиция разберётся.

— Какой ты тупой… — цокнула Алиса, пробарабанив пальцами по столу.

— Объяснись, — сквозь скрежет зубов попросил Сахаров.

— Что объяснять? Чистильщика не расколоть, потому что нечего колоть. Это кукла с промытыми мозгами, не более.

— У нас есть методы, как избавиться от контроля сознания и похожего в магии.

— Это не магия, — заверил Миша, опустив капюшон культиста, а после сняв маску. Открылся вид на бледную лысую голову молодого человека, у которого совсем исхудало лицо, на лбе красовалось изображение солнца-окружности со спиральной дырой в самом центре. Глаза у культиста были помутнены, словно ослеплены. — Он не в состоянии мыслить самостоятельно.

— Вы ошибаетесь! — огрызалась пленница. — У них прямая связь с солнечным измерением! Не оскверняйте наших последователей, ублюдские еретики!

— А ну в тряпочку, — Алиса направленной молнией ударила по женщине, вызвавшая короткие судороги и резкую рвоту. — Чистильщики — овощи, которым промыли голову чем-то немагическим. Или химически, или чем-то неизученным.

Миша видел истинную причину такого состояния. Его сила частично резонировала с сознанием культиста, словно бы узнавая схожие черты. Кто-то сторонний использовал святость на нём, родную силу Миши.

— Лучше его убить.

— Я всё равно не понимаю, почему его стоит убивать, — сомневался Николаев. — В чем причина?

— За живым чистильщиком придут. Где бы он ни был — за ним придут такие же фанатики, как и он. Она не соврала, называя их почитаемыми членами культа, они священны для них. Если чистильщика пленят — кара придёт быстро.

— Короче говоря, — упростила Алиса, — они не любят живых чистильщиков в стане врага. Даже если спрятать одного из них в супербункере, то культисты всё равно завалятся, как бы жалко это ни было. И рано или поздно добьются своего.

— Готовы ли вы содержать такого опасного человека? — задав вопрос, Миша явно делал акцент на слове «опасного». — Даже красные не берут такой ответственности без исчерпывающего повода.

Нависла предельно понятная тишина. Николаев смотрел на пленника с неким интересом, а Василий просто был злым, отчего подошёл к культисту, схватил за макушку и материализовал в другой рукой пламенное лезвие вдоль тыльной стороны ладони.

— Раз опасно содержать, то пошёл он в задницу. Это тебе за попытку убить меня, тварь, — после этих слов Сахаров обезглавил пленника ровным махом по шее. Как только голова спала, тот просто толкнул тело на спину. — Чёрт, давненько лично не убивал…

— Нет! — яростно крикнула женщина, едва не плюясь слюной от злости. — Это ты тварь! Не зря наш культ желает твоей скорой смерти! Мы порвём в клочья всех родных, заставим переживать эту боль, а после распотрошим тебя по площади Клина, чтобы все знали! Ты жалкая преграда, которая… — та не успела договорить, как получила в и так избитое лицо кулаком от Василия.

— Да заткнись ты.

— Говорила же, ненормальные в культе, чем дальше, тем хуже, — с усмешкой подметила Алиса, упёршись бедрами о край стола. — Раз дело сделано, то можно вздохнуть свободно — в ближайшее время ничего не угрожает жизни твоей семьи. Но придётся оглядываться по сторонам, я уверена, что они настолько упрямые в своей вере и не оставят дело.

— Понимаю, — Василий перевёл взгляд на Мишу, весьма очевидно волнуясь. — Мы обустроим всё так, что на дирижабле была попытка теракта, и вы в ней никак не участвовали. Обычная атака на меня, одного меня, которая благодаря добросовестной милиции была отбита, а сам дирижабль был защищён от критических разрушений. Герои, медальки и так далее.

— Да, лишнего шума нам не надо, — кивнула Алиса. — Что с Ксюшей делать будешь?

— Она никак не причастна.

— Я не про это. Она ж будет учиться в академии, до неё твои ручки не дотянутся в учебное время, как защищать предлагаешь?

— Миша, — тут же назвал его имя Василий, подойдя. — Прошу, помоги мне защитить свою дочь. Присматривай за ней, ты ведь тоже едешь поступать в академию, умоляю тебя.

Миша смотрел в глаза Сахарова и видел в них действительно отцовское переживание. Его любовь к дочери была прекрасной для Миши, но он не мог принять это предложение.

— Это слишком, опекать я её не буду, — отказался он, заметив в лице Сахарова сильное разочарование.

— Понимаю… — еле кивнул тот, опустив взгляд на грудь Миши.

— Но я присмотрю за ней. Не обещаю, но сделаю всё, что будет в моих силах. Этого достаточно?

За секунду лицо Василия сменилось на крайне обнадёживающее — это его явно устраивало, хоть что-то.

— Спасибо! — он радостно пожал руку Мише и даже обнял, едва не сбив с ног. — Я по гроб жизни тебе должен, проси, что захочешь — всё сделаю!

— Я воспользуюсь этим, да… — кряхтя от таких объятий, Миша лишь из приличия похлопал по спине Сахарова. — Тогда попрошу сразу кое о чём.

— Что?

— Не рассказывайте никому о моей… особенности.

— А, это не обговаривается, — утвердительно хлопнул по плечу юноши Василий, заулыбавшись. — Ни я, ни моя семья, ни Николаев, ни его подчинённые ничего не скажут. Я позабочусь об этом.

— Славно…

— Так, раз всё решили, — Алиса схватила Мишу за руку и аккуратно, но принудительно повела к выходу, — то нам пора. Дальше сами.

— И тебе спасибо, — поблагодарил Николаев. — Ты превосходный маг, Алиса.

— Знаю.

Теперь они вдвоём поднимались из технических помещений, держась за руки. Была бы романтикой, но Алиса просто помогала Мише подниматься быстрее без трости, неспешно следуя впереди.

— Святость? — кротко спросила она.

— Она самая.

— Он не с душой?

— Нет. Я бы сразу ощутил, будь он с душой.

— Ничего не понимаю…

— В моём возрасте большинство с душами уже… поглощаются чумой. Никто в здравом уме не будет расхаживать с такой ролью.

— Тогда как?

— Кто-то умеет контролировать разум… но как? Это надо сначала узнать, потом научиться и только следом, через практику, использовать. За двадцать пять лет жизни такого добиться невозможно. Чума не позволит.

— И я рада, что ты пока не полностью заражён.

— Толку? Всё равно я скоро…

— Так, Миша, — она остановилась и встала перед ним, схватив за щёки. Они прижалась лбом к его лбу и посмотрела прямо в глаза. — Не говори об этом, понял меня? Ты захотел поступать в академию, чтобы весело жить, не забывай. Я сделаю всё, чтобы ты счастливо провёл свое время, и я не потерплю твой пессимизм.

— Через два с лишним дня только не забудь напомнить.

— Обязательно, — она мягко улыбнулась, поглаживая большим пальцем по щеке. — Твоя чёртова душа хоть и покалеченная, но любимая, я его берегу сильнее своей жизни.

— О себе заботиться надо, — пробубнил Миша, нахмурившись.

— Успею… — Алиса, услышав, сразу отстранилась. — Я сама решу.

— Ты на себя вообще не обращаешь внимание, где твоя личная жизнь? Алиса, я не хочу видеть тебя одинокой.

— Михаил, — погрубела та, — даже слушать не собираюсь. Я приняла решение, и оно не обсуждается, понял меня? Я и так вполне себе счастлива, и никто мне не нужен, кроме тебя. Точка.

— Али… — в результате та обиженно пошла дальше, и Миша просто проводил её взглядом.

Вздохнув, он попытался сам продолжить путь по лестнице, но довольно быстро вернулась Алиса и вернулась к своему делу.

— Прости, — извинился Миша, слегка опустив взгляд. — У меня в записях на каждую неделю ходит эта мысль. Я переживаю о твоём будущем, каждый раз, это одно из немногих чувств, которые я ощущаю, чтобы ни случилось.

— Я чётко определилась, Миша, ещё давно, и ни разу не сомневалась в этом. Я буду помогать тебе до конца. Придурок.

Не успели они толком осмотреть Зельград по достоинству или хотя бы разместиться в своём новом жилье, как пришлось сразу ехать напрямую в академию. По запланированной встрече всё было точь-в-точь по расписанию — Миша легко узнал стиль Ректора — несмотря на очевидную усталость после утомительной поездки на дирижабле. Воздушный порт столицы оказался куда больше лонгресского: он имел при себе десятки стоянок для воздушных судов таких гигантов, много уровней под разные нужды и размеры, откуда стягивалось множество маршрутов в запутанную сеть переходов внутри цилиндрического центрального здания, больше похожего структурой на толстую гайку. И только Миша засмотрелся на карту порта «Вечерний», как сразу заблудился, потерял Алису и вообще ушёл к стоянкам с направлениями маршрута куда-то за границу. Так он познал суету многомиллионного города, даже не выходя из порта.

Только благодаря Алисе он смог добраться до такси, шофёр которого явно был раздражён, и дело было далеко не в запоздалых клиентах. Видимо, встал не с той ноги. Озлобленный мужчина с квадратными усами едва не получил едкие издевательства от Алисы, как только попытался огрызнуться на эдакую неторопливость пассажиров. В результате он молча повёз их до академии, и Миша интуитивно представил всю красоту городской инфраструктуры.

Широкие проспекты пропускали ужасающие потоки тарахтящих машин разной формы и размера: причудливые грузовики-буханки, толстые свирепые легковые машины, на которые не пожалели ни металла, ни начинки, порой удивительно большие переполненные автобусы, рычащие на всю округу, будто им совсем не нравилась своя обязанность, очень редко попадались правительственные машины — вроде многоместной квадратной скорой помощи, длинного пожарного грузовика ярко-жёлтого цвета и синей патрульной легковушки с кнопочными проблесковыми маячками где только можно. Разношёрстный автомобильный поток всё равно не сравнился бы с тоннами металла, механизмов и архитектурного брутализма с примесями чего-то оптимистичного и неопределённого, тут и там окружающими дороги. Джунгли бетонных или кирпичных коробок, порой с выступающими панелями и кубами, удивляли Мишу необыкновенной гармонией между сухим стандартом и художнической уникальностью. Самый примечательный дом, встреченный ими — это десятиэтажный отель «Виктория», занявший целую улицу у самого Западного проспекта, представительно завлекая к себе потенциальных посетителей сложным фонтаном на площади, в центре которого красовалась какая-то абстрактная инсталляция. Так чем отель удивил? Совершенно не размером, хотя территория отеля, по сути, была маленьким специализированным городком, с выпирающей на фоне всего высоткой с длинным шпилем на крыше. Каждые три этажа здания смещались то вправо, то влево, то оставались по центру, будто какой-то пьяный строитель, хотя, скорее, тысяча пьяных строителей случайно косо сложили блоки дома, а после со словами: «и так сойдёт» запустили в продажу как уникальное архитектурное мышление. И такое Миша видел часто, словно градостроители пытались сделать из плит и блоков что-то красивое. Признаться честно, у них это получилось.

Внезапно они остановились в пробке перед самым перекрёстком проспекта, затянувшись в гигантскую пучину муравейничьего застоя. Застряли ни на минуту, ни на десять — ожидание перевалило за все двадцать и не думало заканчиваться. Миша, как ребёнок рассматриваяющий окружающий мир через окошко машины, был не против, а Алиса нервно качала правой ногой, крепко сжимая кулаки. Этим она лаконично показывала, что её лучше лишний раз не злить. Правда, не всем это стало очевидно, в частности водителю, который агрессивно давил на кнопку на руле, громко и противно гудя в такт с такими же раздражёнными водителями. Такая какофония настолько осточертела Алисе, что та не выдержала и сильно пнула коленом в спинку водительского сидения, нахмурившись.

— Я тебе этот гудок в жопу засуну, если не прекратишь, — рявкнула она, испепеляющим взглядом сжигая уверенность и раздражение таксиста. — Как же не вовремя!

— Пробка? — уточнил Миша, вдохновлённо улыбаясь. — Да перестань, скоро выедем.

— Поэтому терпеть большие города не могу, чёрт возьми. Да с хрена ли пробка именно сейчас решила взяться?!

Шофёр, цокнув от вновь остановившегося потока, решил включить радио. Ему даже настроить частоту не понадобилось, как из динамиков хлынули новости города.

— …сегодня в Зельграде ближе к полудню ожидается кратковременный дождь, обязательно возьмите с собой зонтики! Осень в этом году особенно капризная, по прогнозам маг-синоптиков Зельград-цитадели на следующей неделе сильно опустится температура — в среду и пятницу аж до плюс пяти — влажность же крайне высокая, а небо затянется большими тучами. К сожалению, в южных районах столицы до сих пор не восстановили отопительные трубы, но, по заверению районных администраций, проблему решат ближе к понедельнику, хотя эксперты советуют запастись риграссами, предвещая холодную неделю для жителей южных районов. К другим новостям. Сегодня в одиннадцать часов на перекрёстке Западного и Василовского проспектов из тюремной машины государственной службы безопасности вырвался особо опасный тролль. Колонна конфедератов попала в аварию прямо в центре перекрёстка, но после оперативного боя с троллем ситуация была урегулирована с минимальными повреждениями. За полчаса власти пока не смогли настроить автомобильный поток, отчего образовалась километровая медленная пробка…

— Как далеко мы от перекрёстка? — спросила у таксиста Алиса.

— Да треть от километра проехали.

— Класс, просто класс…

— Появилась новая информация, дорогие слушатели, — продолжил диктор. — Буквально десять минут назад милиция практически полностью перекрыла перекрёсток, регулируя лишь две полосы каждого проспекта. По неподтверждённым данным, в прилежащие улицы были направлены авантюристы, вся телефонная связь неожиданно выключилась. Также говорят, что местные жители видели гоблинов, вылезающих из канализационных люков. Видимо, ситуация всё-таки не была урегулирована. Если это так, то ГСБ соврало о нахождении в машине лишь одного тролля. Радиостанция «Свободная пресса» продолжит следить за событиями, оставайтесь на связи.

— Коротко о конфедератах, — осудила их Алиса, откинув голову на спинку сидения. — Всё через жопу.

— Даже в столице такие проблемы, удивительно… — Миша был и разочарован, и вдохновлён одновременно.

— Вы не слышали? — шофёр явно не был согласен с ними. — ГСБ перевозили особо опасных тварей к военному порту. Тролль с кучкой гоблинов просто взяли и появились в Зельграде — средь белого дня в жилом районе. Кипиш устроили ужасающий, но повязали, не убив их.

— Телепортация? А как же магическая защита цитадели?

— А вот нет, никакая это не телепортация, по крайней мере, явно не магическая. Говорили, что никакая магия в этом не задействована, а незаметно привести таких монстров в город невозможно. Да и странные они: атаковали лишь специализированных боевых магов. Короче, я слыхал, что так монстры не делают, мол, без разницы, кого бить. Дичь какая-то.

Миша и Алиса переглянулись — подобная странность была им незнакома. Алису, правда, волновало скорее не сам факт такого беспорядка.

— Из-за этого мы опоздаем на встречу, как круто, — злилась та, посматривая на часы. — В нашем распоряжении двадцать шесть минут, а мы даже не выехали на академический мост.

— Что-то задумала, я правильно понял?

— Нам придётся ножками походить немного.

— Что? Вы серьёзно? — негодовал таксист. — У меня заказ.

— Деньги оставь себе, клоун, — огрызнулась Алиса и сразу вышла из машины.

Извинившись за неё, Миша вышел следом и для большей эффективности использовал воздух на своей левой ноге. Как ни странно, но потоки воздуха поддерживали у левой ноги крепость, как у здоровой, попросту не напрягая кости. Такая сила бы сильно упростила Мише жизнь, и хромать не приходилось, но он вынужден использовать её в особенных случаях — слишком много требвалось концентрации, да и душа не резиновая. Спешка на пути в академию вполне могла служить причиной воспользоваться воздухом.

Так они выбрались на пешеходные дорожки, а оттуда наискось мимо улиц к правой части Василовского проспекта, там, где можно было пройти. Милиция действительно оцепила некоторые участки, а там и виднелись авантюристы, прямо на глазах у Миши выбравшиеся из канализации. Разрешена ли была проблема или нет — неясно, но теперь магазинные улочки и простые жилые кварталы были закрыты. Как же хотел бы Миша заглянуть в какой-нибудь магазинчик! Они особенно скрывались под массивом бетонных блоков, отчего даже вывески, натыканные где возможно, не могли обеспечить малых предпринимателей большим потоком клиентов. Специализация самих магазинов тоже была необычная, оттого и скрытая: малоизвестные мастерские, интим-магазины, дешёвые торговые точки, какие-то временные конторы услуг и так далее — в общем, всё, что не сильно популярно, но для улочек близ проспектов в самый раз.

Не успевая всё осмотреть, он спешно следовал за Алисой, которая, кажется, прекрасно знала путь до Василовского проспекта или просто хорошо ориентировалась в пространстве, иногда спрашивая несколько напряжённых от проблемы прохожих. В один момент Миша заметил вывеску, висевшую на углу очередной не запоминаемой улицы: «Общество индивидуальных изобретателей «Козьи рога». Опустив взгляд, он увидел, как витрины хвастливо презентуют слишком непонятные конструкции и изобретения, одну из которых он хотя бы узнал: знаменитый ловец магических бабочек. С виду обычная хваталка, как клешни, но сетки не пропускали пойманную живность, внутри приманкой красовалась колбочка с тихоновским порошком, а у рукояти виднелись красные кнопочки, по идее относящиеся к задействованию самого механизма: приманивание и мгновенный захват. Откуда конкретно знал про механизм, Миша не помнил, зато смог бы описать его в мельчайших деталях.

От интереса он остановился и даже начал подходить к двери заведения, но резкий и громкий зов Алисы быстро вернул его с небес на землю. Если не сейчас зайдёт, то потом — поэтому прямо во время ходьбы записал точный адрес места.

Не успели они отойти от первой остановки, как вдруг Миша заинтересовался нечто другим — на этот раз пугающим чувством опасности. Знакомым, родственным чувством, исходящий из тёмного мусорного переулка. Остановившись и посмотрев в сторону источника чувства, Миша словно бы выпал из мира, все краски вокруг неожиданно поблёкли, да что там, вообще всё вокруг стало настолько незначительным, что забыл о столице, об Алисе, о своём путешествии по городу. Кто-то скрывался там, среди темноты, вызванной нависающим между зданиями переходом. Но Миша не видел, кто там был, по крайней мере, глазами. Душа начала негодовать: внутри всё наполнялось сильным беспокойством, по телу переливались еле ощутимые волны колючих мурашек, отчего-то не желая резонировать с чем-то там. И тут душа всё-таки уловила конкретный объект, который резко отдался в разуме Мише короткой, но отчётливой картинкой.

Пустые глазницы металлической короны с острыми длинными прямыми шипами из грубого тёмного металла, складками скрывающие не только макушку, но и часть лица вплоть до носа. Нет, лица всё равно не было видно: челюсть скрывалась испачканной чем-то засохшим «намордником» — иначе Миша бы никак не назвал. За таким составным шлемом-короной был кто-то сильно близкий к Мише. Источник беспокойства, страха и напряжения — то, что резонировало с душой, давило таинственным могуществом, сдавливая рассудок в труху. Отвести взгляд и внимание более не удавалось, всего виной был практически животный страх, заморозивший Мишу на месте, вынуждая его смотреть во тьму переулка мимо заполненных до краёв мусорных баков.

«Пошли галлюцинации», — так хотелось думать испуганному Мише.

Теперь тьма, кажется, обрела формы и длинными щупальцами поползла по земле и стенам прямо к нему, нет, прямо к душе, стараясь побыстрее схватить жертву и утащить в свою пучину. Только сейчас Миша понял: эта тьма — неестественная, заглатывающая, всепоглощающая и теперь таинственная опасность пыталась захватить неудачливую душонку к себе. Чем ближе казались нити тьмы, тем чаще Миша видел короткие проблески картинок, моментов другой жизни.

Одинокое каменное здание с башней в конце, откуда доносился звон колоколов. После какой-то человек в чёрном тканевом плаще, смотрящий на раскиданные по поляне, окружённой лиственными деревьями, тела, искорёженные каким-то ужасным способом. Следом — тот же человек с надетым шлемом-короной, поднимающегося на ноги из лужи нечто чёрного, плотного, как нефть. А как эпилог непонятных картинок чужой жизни — полыхающая ярко-жёлтым пламенем душа, такая неестественная, что больше была похожа на муляж, стремительно поглощаемая нефтяной субстанцией, из-за чего та превращалась в густой чёрным дым, намного больше становившийся в объёме привычной энергии души.

Тогда в голову Миши ударила нечто хуже страха: ощущение смерти. Только что ощутили друг друга две души, одна из которых — полностью уничтоженная чумой.

Миша в последний момент видел, как дым двигался уже к нему, но резкий толчок в плечо пускай не сразу, но вернул его в сознание — и подобные чувства как рукой сняло. Недовольная Алиса смотрела на Мишу, который замер на месте и никак не откликался на её зов, и ожидала объяснений.

— Ты чего? Упоролся? — Алиса была зла как чёрт. — Мы опаздываем, твою мать! Чё ты встал как столб?

— А?.. П-прости, я просто… — Миша посмотрел на тот переулок: тьмы никакой не было — просто куча мусорных баков у самого тупика, ничего примечательного. — Пойдём, ты права. Город интересный, да.

Алиса подозрительно всмотрелась в его глаза, но быстро сменилась в лице и повела уже за руку прочь с улицы.

Миша погрузился в свои мысли: «Что это было?»

* * *

Они всё равно опоздали, как бы Алиса ни старалась. Она даже подкупила другого таксиста в удобных моментах превышать допустимую скорость, но это помогло крайне слабо — в результате в академию они прибыли лишь на десять минут позже назначенного времени. В КМА можно прибывать только по Академическому мосту — иначе зайти на территорию зелёного холма в окружении бетонных джунглей невозможно, не имея при себе специального пропуска. На вершине холма красовалась сама академия, сильно отличающиеся от архитектуры района. Никакого брутализма, сплошная красота кирпича, приятных глазу выступов и зелёных крыш. Миша хотел бы внимательно осмотреть кампус, но из-за спешки Алисы он увидел лишь большие размеры — четыре этажа, окутывающие центральную площадь как гигантское существо.

Встреча прошла в штатном режиме, несмотря на опоздание. Битрокс, явно недовольный фактом задержки, быстро бродил глазами по строчкам документов, иногда оценивающе рассматривая то Мишу, в частности, странное устройство на его шее, то Алису, встречающей его холодным взглядом. Пока ректор академии изучал документы, Миша еле заметно повертел головой, изучая кабинет. Зелёные и тёмно-коричневые тона, много дерева, громоздкая мебель, скрипучий паркет — ректору явно было не до комфорта. Толстые шкафы с папками документов, казались, вот-вот обвалятся от принимаемого веса, даже если каждая бумажка лежала на своём месте как влитая. Один-единственный фикус на подоконнике центрального окна был слишком жалким, чтобы разбавить обстановку, даже проигрывая удивительно высоким окнам. Только сейчас Миша заметил сравнительно возвышенный потолок, хотя в коридорах академии высота была вполне обычной. Большой дубовый стол со вставкой матового-зелёной пластины по центру был забит не рассортированными документами, устаревшей лампой, одинокой грязной кружкой с высохшим кофе и отложенной в сторону фоторамкой, опушенная лицевой стороной на стол. За спиной ректора, за большой кожаной спинкой кресла красовался герб академии — ромбовидный зелёный щит с еловой окантовкой, внутри которого находился золотистый кубок с раскрытой книгой на стенке.

— Ваша легенда удручает, — признался Битрокс, стуча пальцами по столу. Намеренно. — Поддержание вашей биографии требует подготовки.

Битрокс знал и их, и Ректора, и всю ситуацию, кроме проблемы Миши. Это человек, который танцевал под дёргающего за нити отца Миши из-за собственного долга, который так и не вернул. Что мог задолжать такой уверенный в себе мужчина — загадка не из простых. Его волосы частично поседели, переливаясь с чёрными кончиками, лицо было квадратным из-за челюсти, а тело хвасталось своей физической мощью, правда, стремительно теряющее сноровку из-за начавшейся старости. Битроксу стукнуло где-то сорок-пятьдесят лет, он уже не был в состоянии из-за работы поддерживать форму, потому сквозь белоснежную рубашку виднелся небольшой живот. Его бежевый костюм с привлекательным тёмным галстуком явно скрывал увядающее богатырское тело. Но никакая одежда или образ не скрыли бы его глаза. Миша умел читать людей, по крайней мере, более-менее, и он видел, как ректор морально устал. Глаза не блестели от высокой должности, каждое действие, перебирание пальцев по бумаге, простое сидение на кресле — всё было выученным и уставшим. Так рано, в сорок лет, морально иссохнуть — дело печальное.

— Симонова Алиса и Симонов Михаил, значит… — насторожённо комментировал Битрокс. — Приёмные родственники, оба из-под крыла Ректора. Знаете, это уже подозрительно.

— А имеет значение? — удивилась Алиса. — Каждый примерно понимает, что Ректор — своеобразный человек, и наличие приёмных детей под крылом — вполне себе нормальная ситуация.

— Миша с самого детства был сыном Ректора, а ты, Алиса, лишь по паспорту. Сможешь поддерживать легенду?

— Вы думаете, я не умею врать? Да раз плюнуть!

— Ну, вообще-то… — Миша вспомнил особую пометку в записях у «анкеты» Алисы. — Ты обычно прямолинейная до мозга костей.

— Умею я врать, Миша, ты просто не помнишь.

— Да-да… — Миша вспомнил ещё одну пометку. — Лучше не пытайся.

— В этом и мои сомнения, — Битрокс отложил бумаги в сторону. — В академии много влиятельных персон из самых разных семей. Некоторые старшекурсники де-факто захотят посмотреть на первенцев Ректора даже просто потому, что он настолько гениальный учёный, что иметь для него семью — легендарное событие. В стенах академии запрещена политика, но готовьтесь к нападкам некоторых личностей.

— Мы готовы, — уверенно заверил Миша. — Мы понимали, на что шли.

— Некоторые студенты терпеть не могут тех, кто поступил в академию по рекомендации, считая их…незаслуженно занявшими место. Под некоторыми я понимаю не десятки человек, а сотни. У нас только в столичной академии учатся две тысячи семьсот тридцать четыре студента из богатых или влиятельных классов. Дети политиков, магов, военных, госслужащих, в наших стенах учится даже дочь председателя КСК. Я хочу сказать, что магией здесь обучаться — трудно, поэтому тех людей, которые поступили по рекомендации, миновав сложнейший отбор, считают проплаченными.

Битрокс говорил прямо, почти в стиле Алисы, но он что-то скрывал. Миша заподозрил сразу нечто неладное.

— Может, ближе к делу? Или вы, господин ректор, пытаетесь нас отговорить? — Алиса принимала его слова в штыки, и не без оснований. — Я наслышана о академии достаточно, Битрокс, и какие отбросы здесь обитают.

— Отбросы?

— А что, не так? — Алиса улыбнулась, издевательски, давя на самооценку ректора. — Ректор, думаете, не в курсе текущего положения вещей?

— Ваша репутация находится в подвешенном состоянии, господин Битрокс, — добавил Миша, поддерживая настрой Алисы. — С превосходным преподавательским составом и обширным объёмом ресурсов у вас возникает удивительно много проблем. Не подходящие под первый курс студенты, нарушения безопасности, некачественные заклинания — неужели вы пытались скрыть это от взора Ректора?

— Вы ведётся себя грубо, дорогие абитуриенты, — Битрокс пытался вести себя максимально профессионально, но Миша видел его насквозь — он загнан в угол. — Я лишь предупреждаю вас о возможных проблемах.

— Да ладно, — ухмыльнулась Алиса, слегка наклонившись к столу. Она ткнула пальцем по отложенным документам. — Эти документы были прочитаны ещё до официального запроса Ректора, а все не уяснённые вопросы — разобраны в подробном докладе. Сама по себе наша встреча — попытка выпихнуть нас из академии добровольно ради собственной задницы.

— Проще говоря, — Миша прокрутил тростью, — вы хотите повторить судьбу сына магистра цитадели, сохранить какую-никакую подушку безопасности.

— Это глупость, в нашей академии под моим управлением находятся самые разнообразные студенты, та же дочь председателя…

— У председателя КСК дерьмовая репутация, — грубо перебила Алиса, — госпоже главе конфедерации было жизненно необходимо загнать кого-то из родных в стены КМА для повышения престижа, мол, семейка-то у неё хорошая.

— Господин Битрокс, Ректор глубоко осуждает вашу методику, но может закрыть глаза, если вы отступите.

Ректор так всё и задумал — задавить Битрокса и его гнусную стратегию выживания, которая сильно портила жизнь абитуриентам. Какими бы шишками ни были родители поступающих — Битрокс вёл свою осторожную игру в стенах учреждения, регулируя возможные конфузы и неполадки на месте. Неудивительно, что Битрокс не обращал внимания на сформированную в академии иерархию среди студентов. Чтобы поступить в КМА без проблем — важно подавить ректора и затянуть ошейник потуже.

— Что вы хотите этим сказать? — Битрокс сдался, не найдя сил даже бороться в споре с молодыми людьми.

— Не вмешивайтесь в нашу жизнь, — предупредила Алиса, похолодев. — Что бы ни случилось, не старайтесь повлиять на нас. Это вы уяснили?

— Принято…

— Славно, — Алиса опёрлась спиной о стул, облегчённо, точнее, театрально облегчённо выдохнув. — Есть какие-то к нам вопросы, господин ректор?

— Документы в полном порядке, мерки готовы, — перечислял скорее для себя Битрокс, нервно почёсывая щёку. — Остались оперативные вопросы, которые надо решить. В академии запрещено оружие, мистер Симонов, так что ни револьвер, ни трость не должны находиться на территории.

— Что?.. А как я ходить буду?

— Не переживайте, для этого сходите к маг-учёному пятого класса технической магии Тернеру, он оценит ваши предпочтения и подготовит и трость, и при желании — специальный катализатор, — Битрокс начал быстро чирикать по бумажке, попутно рассказывая: — Также вам двоим надо посетить профессора боевой магии мисс Браун, она оценит ваши силы.

— А это зачем? — Алиса нахмурилась.

— Нет, это не экзамен. Вам в любом случае надо показать максимум силы перед Браун, она ставит начальные оценки магов. У неё всё спросите. И также поговорите с начальником охраны Мироновым, он выдаст пропуска, — Битрокс протянул листок. — Советую попросить помощи у вахты, заблудитесь.

Алиса схватила листок и внимательно осмотрела каждый адрес, на этот раз тяжко вздохнув.

— Н-да уж…

— Обычно абитуриенты, которые прошли вступительные, ходят по кабинетам гораздо больше. Медосмотр, снятие мерок, регистрация в общежитие и так далее. Кстати, всё же рекомендую вам задуматься о заселении в общежитие.

— Спасибо, но нет, — резко отрезал Миша.

— Сами решайте. Встреча закончена.

Они вышли из кабинета и неспешно направились к холлу. Администрация академии, к счастью, была наиболее близкой к центральной части кампуса, так что заблудиться впервые особо не удалось, правда, при наличии слишком обширного количества кабинетов и постов волей-неволей задумываешься, не нагружена ли академия таким административным балластом. Но Мише нравилось: эти богатые коридоры с блестящим паркетом и плиточными деревянными стенами, золотистые таблички на каждой двери, порой удивительно уютные расширяющиеся в центре коридоров этажей администрации залики, где заботливо установили диваны, какую-никакую растительность и картины известнейших магов конфедерации. Сам холл, где сразу оказывались студенты при входе в кампус, был удивительно большим, с множеством проходов в различные корпуса. Сплошное четырёхэтажное помещение с балкончиками, с потолком-гербом, откуда свисала большая золотистая люстра; у лестниц презентабельно стояли пока ещё пустующие доски объявлений, расписаний, статистики и тому подобного, а в центре вокруг небольшой статуи Тихонова — старика в объёмном плаще и шляпе с широкими полями, у которого были весьма смешные завёрнутые усы, — изогнутые скамьи, на одной из которой сидела какая-то девушка.

Очевидно, абитуриентка, но весьма странная, слишком на кого-то похожая. Внешне непримечательная, настолько, что ни рост, ни телосложение ничем не выделялись. Короткие по плечи волосы перемежались серыми прядями, то ли седыми, то ли просто окрашенными — определить крайне сложно, но сам факт такого неестественного по меркам её возраста цветового разнообразия был несколько любопытен. Спускаясь с балкончика в холл при помощи Алисы, Миша смотрел только на неё. Одетая в простую водолазку красного цвета и тёмные брюки, девушка читала несколько потрёпанную временем книгу с грязной коричневой обложкой без названия. Как он определил? Она тут же её закрыла и положила на скамью, лишь заметив Алису и Мишу. Она их ждала.

Незнакомка соскочила с места и с приветливо-наигранной улыбкой встала у самой лестницы, чтобы просто не позволить им не обратить внимания. Она терпеливо дождалась, пока они спустятся, взглядом усмирив вахтёрш не помогать гостям. Алиса хмуро посмотрела на неё, но Миша не дал ей сказать и слова, попросту спросив первым:

— Добрый день. Вам что-то нужно?

— Добрый день, дорогие абитуриенты, — девушка дружелюбно кивнула. И тут лицемерие. — Меня зовут Тереза Битрокс, рада знакомству.

— Битрокс? — хором заметили Симоновы.

— Да, я дочь текущего ректора, но не делайте на этом акцент — здесь я по своей воле.

— Так и поверила, — Алиса недоверчиво скрестила руки на груди. — Это он предложил такую помощь?

— Нет, — Тереза сразу изменилась в лице на более недовольную мину. — Здесь я по своей воле.

— Ладно-ладно. Я Михаил, она Алиса, Симоновы, — представился Миша, особо не доверяя Терезе. — Что ты хочешь?

— Я вам помогу пройти все кабинеты, какие надо.

— Зачем?

— Хочу побыстрее найти себе друзей на первом курсе, вот и услышала, что ещё кто-то кроме меня поступил сюда по рекомендации, а я академию знаю как пять пальцев, и мне показалось, так мы познакомимся получше. Я немного волнуюсь…

Миша видел, что она путается в мыслях. Причину она озвучила, но по бегающим глазам и весьма неуверенным потиранием больших пальцев стало понятно — она явно чем-то обеспокоена, отчего лгала.

— Друзей? Друзья нам не помешают, — решил подыграть Миша, чем вызвал возмущение у Алисы. — Наслышавшись от ректора баек про плохое отношение к нам из-за рекомендательного поступления, хочется хоть немного себя обезопасить.

Алиса промолчала, заметив малозаметный жест: стук пальцем о рукоять трости.

— Да, это точно… — кивнула Тереза и быстро перешла на лицемерную улыбку и доброжелательность. — Куда вам надо первым делом?

— Лучше начнём с мисс Браун.

Собрав свои вещи в сумку, Тереза повела новых знакомых в левый корпус кампуса, попутно рассказывая об общей структуре здания. Оказывается, кирпичное — главное, по сути, здание — настолько гигантское по площади, что имеет три больших корпуса: левый, центральный и правый, в которых свыше сотни помещений для разных нужд. Не считая вспомогательных зданий, академия уже огромная, и как в таком месте вообще ориентироваться — задача для Миши казалась непосильной. Но Тереза, видимо, прекрасно понимала, где ходить, куда ходить и что из себя представляют те или иные комнаты. Подобным знанием она и пыталась выделиться. Битрокс была настроена сдружиться с ними, будто бы хотела зарекомендовать себя и показаться полезной — а ради чего? Что же она скрывала? Тем не менее, её беспорядочная болтливость начала раздражать Алису, а Мишу наоборот, забавлять донельзя. Спустя некоторое время отчаянных попыток Терезы подружиться они всё же добрались до необходимого места.

— Мы на месте, — наконец сказала Тереза, повернувшись к ним. — Последние два этажа корпуса — лаборатории, мастерские и исследовательские комнаты для студентов. После учёбы каждый студент вправе практиковаться в магии как ему нужно, конечно, при одобрении куратора. Здесь же, в девяносто пятой испытательной мастерской боевой магии, руководителем является наш профессор Рики Браун, очень интересный человек! Такая красивая и умная… — Битрокс рассказывала о ней как о очень дорогом человеке. — Она вас должна оценить, только она вместе с практикантами этим и занимается.

Тереза постучала в железную дверь кабинета, так и стоя напротив Алисы и Миши. Реакция последовала не сразу, зато какая: дверь открыл молодой человек в очках, почти весь испачканный в саже. Едва сдерживая себя от кашля, парень сначала не понял, по какому поводу к Браун заявились какие-то ноунеймы, но напрямую спросить просто не рисковал — малейший выдох, и сажа с лица и губ полетит на гостей. По этой, скорее всего, причине, предполагаемый практикант просто впустил их внутрь.

Миша мысленно отнекивался, уже не желая знакомиться с Браун, но как только он вошёл в кабинет, то уже еле сдерживал удивлённое выражение лица. Просторное помещение, имевшее сразу несколько дополнительный комнат, напрочь было забито и находилось в полном беспорядке. Ряды столов, шкафов, полок — всё тонуло во всяком хламе, начиная от простых бумаг и заканчивая валяющимся просто так мощными кристаллами, уже исчерпавшими свою силу. Гвардия практикантов суетливо метались из одной части первой комнаты в другую, активно переговариваясь и ведя некое исследование. Один из них особенно выделялся, и нет, не внешностью или характером — в руках он держал разряженный гранатомёт производства ОКК, хорошо известный Мише марки РПГ-4.

— Что за чертовщина тут происходит… — Алиса была ошеломлена не меньше Миши.

Они оба посмотрели на Терезу

— Привыкайте, — с максимально привыкшим, или, скорее, смирившимся лицом сказала та, пожав плечами. — Каждый день тут такое.

— Извините, — пытался заговорить ближний практикант, всё-таки откашлявшись и подняв в воздух облако сажи, благо ни на кого не попало. — Кхе-кхе… у нас проводится очень серьёзное исследование. От него зависит успех всей практики. Вы бы не могли озвучить причину своего прихода? Вы нам мешаете.

— Рома, ты чего застрял?! — ругнулся другой практикант, аж отбросив планшет с бумагами на пол. — Иди сюда, идиот!

Практиканты носили причудливые серые комбинезоны, вне зависимости от пола — и многие из команды уже были на нервах. То ли Браун как-то их замучила, то ли они вообще устали от практики — столь комичная картина совсем не веселила, скорее, пугала. Пока Тереза рассказывала о причинах, Миша осмелился пройтись по комнате. Только ему стоило присмотреться — и глазам открылись удивительные находки. Так, например, среди забитых столов пряталась большая коробка-механизм. Называемые в быту панфиловками сканеры под крышкой коробки в точности копировали информацию с носителей при помощи пыльцевого полотна — синтезированного магической пыльцой и стеклом считывателя, который работал исключительно через специализированные кристаллы. Именно через них после сложный механизм работал — и информация копировалась на бумагу в заданное количество листов. Настолько уникальная вещь, что Георгий Панфилов едва не встал наравне с Тихоновым — слишком большой был потенциал считывания информации. Многие приборы в распоряжении местных исследователей были базовыми: отделитель маны в виде симбиоза центрифуги и стиральной машины, простые, но удобные микроскопы, целая куча очков на любой вкус и нужду, в суть которых Миша никогда не вникал и многое-многое другое. Очевидно, что академия должна иметь передовые технологии для обучения, но Миша был восхищён.

Тот практикант в саже быстренько прошагал напрямик во вторую комнату, напрочь игнорируя гневные просьбы своих коллег помочь в составлении какого-то плана. Исходя из наличия РПГ — плана захватить академию.

Так или иначе, вскоре к троице гостей вышла низкая, под сто шестьдесят сантиметров, девушка в белоснежном халате, скрывающий сине-красную униформу мага — бархатный китель с кучами ремешков, такого же стиля штаны и короткие сапожки на шнурках. На голове красовалась большая синяя шляпа с наклонённой в сторону тульей и с широкими полями, едва ли не грибом накрывающими голову девушки. Браун, оказывается, была молодой, её привычно нежное личико с маленьким подбородком не позволяло правильно определить истинный возраст профессора, но столь миловидный вид преподавателя вызывал у Миши диссонанс.

— Добро пожаловать в Конфедеративную магическую академию, будущие студенты, — громко и отчётливо начала Браун, искренне радостно улыбаясь. — Приношу свои извинения за то, что не встретила вас — так увлеклась работой, что совсем забылась. Итак! Я Рики Браун — мастер боевой маг третьего класса и профессор боевой магии по совместительству — к вашим услугам!

— Здравствуйте, мисс Браун, — любезно кивнула Тереза, опять улыбаясь сплошным лицемерием. Она любила скрывать свои чувства. — Эти абитуриенты — Алиса и Михаил Симоновы.

— А ты решила помочь им освоиться? — удивлённо уточнила Браун. — Хвалю! Ладно, вы поступили сюда по рекомендации, верно?

— Да, именно, — ответил Миша.

— Извините за такой вопрос, но мне до жути интересно: из какой вы семьи? Я не слышала фамилию в кругах магии, по крайней мере, — Браун тут же смутилась от сказанного и быстро начала объяснять собственный интерес: — Вы не подумайте! Я просто хочу узнать, какие таланты можно встретить в совсем разных семьях! Вот, посмотрите туда! — она указала на своих практикантов, спорящих о чём-то за одним столом. — Там сидит сын министра транспортной инфраструктуры, сын губернатора столичной области, дочка маг-учёного второго класса в области зельеварения, обычный простолюдин и племянник крупного генерала клинков — а какие талантливые и дружные!

Ирония ситуации настигла сразу: между двумя практикантами едва не завязалась драка, пока единственная девушка не потыкала каждого в бок гранатомётом.

— Дружные… Если кто-то из них станет великим магом — я буду вспоминать, как этот студент учился здесь, будучи из совершенно неподходящей семьи. Это ведь так любопытно! Поэтому…

— Мы поняли, — Алиса уже устала слушать мисс Браун, потому ответила сразу. — И он, и я — приёмные дети Ректора.

— Битрокса, что ли?.. — впала в шок та, выпучив глаза. — Что?..

— Ректора, — Алиса не знала, как пояснить более доходчиво. — Не Битрокса.

— Ректо… Ректора?! — как только Браун поняла, та впала в шок куда сильнее. Она отшатнулась назад, отошла от удивления и сразу радостными глазками начала сжигать Алису обилием своего интереса. — Правда?! Как неожиданно! Я… я… как это у Ректора есть приёмные дети? Приёмные?! Даже приёмные… и они оба в академию… просто превосходно! Вы же не шутите?!

— Я похожа на клоуна?

— Извини-извини, — Браун переполняло эмоциями, отчего та начала ходить вокруг Алисы и Миши со слишком весёлым лицом. — Как же неожиданно, удивительно, превосходно-превосходно-превосходно! Я большой фанат Ректора! Он такой гениальный в области магии, я так бы хотела поговорить с ним хоть раз! А можете устроить с ним встречу? — профессор почему-то обратилась к Мише, наклонившись к нему слишком быстро. — Пожалуйста!

— Вы же знаете, — Миша почувствовал себя неловко от такой близости, — он слишком рационален. Если он не вычленит какую-то пользу от этого разговора — то ни за что не согласится.

— Точно ведь… Чёрт, я совсем забыла, насколько он уникальный.

— Мисс Браун, вы, кажется, увлеклись, — Тереза, к счастью, попыталась остановить преподавателя. — Они только приехали.

— Ой! Простите меня, я веду себя слишком легкомысленно для профессора.

— Кстати, об этом… — Алису сильно смущал этот факт, потому решила напрямую узнать от неё объяснение. — Профессор — вроде слишком крутое звание, чтобы стать им так рано.

— О, да, ты верно подметила — я слишком молода для профессора, — к удивлению, вопрос Алисы был воспринят Браун с счастливым предвкушением. — В академии есть четыре профессора, которым младше тридцати лет. Я, как видите, одна из них — мне всего двадцать семь. Не люблю хвастаться, но я очень быстро поднялась по карьерной лестнице и была номинирована на гениального учёного до сорока лет.

— Да, мисс Браун — очень талантливая женщина, — похвалила её Тереза.

— Ты ведь тоже первоку…

— Девушка, — перебила Браун Алису, посерьёзнев.

— Простите… — Тереза в миг сдалась.

Алиса так и не смогла договорить — Браун вмиг перевела тему.

— Так, ближе к делу! Нам надо провести оценку вашей магии! Прошу за мной, дорогие будущие студенты.

Браун провела гостей во вторую комнату, попутно позвав тройку практикантов на помощь. Если первая была похожа на простую лабораторию для практических работ, то вторая — целая испытательная комната, где много места занимали сложные приборы. Преимущественно все панели были расположены у окна в последнюю, третью комнату. Много кнопок, рычажков, также печатных машинок, кое-где виднелся круглый экран, как радар у подлодок — все они были напрямую связаны с третьей комнатой. Другая свободная часть комнаты была занята вообще неизвестными для Миши механизмами, особенно привлекала внимание прозрачная цистерна, где булькала зеленоватая жидкость — там плавали рыбы, похожие на скатов. Особо не успев осмотреть эту часть комнаты, Миша больше стал слушать Браун.

— Чтобы далеко не уходить от классных чинов магов, мы решили адаптировать такую систему в учебную деятельность. Так каждый студент имеет какой-никакой ранг, определяющий степень успешности обучающегося. Кроме статистического факта ранг не влияет на обучение непосредственно в процессе, но благодаря наглядному показателю каждый видит, насколько хорошо тот или иной студент учится. Чтобы получить ранг, надо заработать очки, а их можно добыть только в учёбе. Сдача нормативов, ответы на парах, выступления, исследовательские работы — всё фиксируется преподавателями и пересчитывается в очки, формирующие ранг. Но первое расположение первокурсников по рангу проходит одинаково, по крайней мере, для факультета боевой магии — проверяется максимум силы поступившего студента. В зависимости от силы начисляются очки, всё просто.

— Так вот откуда родилась иерархия, — заметила Алиса, смотрящая через окно.

— Я не совсем одобряю такую систему, она требует доработки, но подобное оценивание помогает в обучении. К сожалению, есть и отрицательные моменты, как та же негласная иерархия среди студентов, — Браун говорила это с дикой грустью, словно в её практике случилось что-то эдакое.

— То есть за ранг могут и отчислить, я правильно понял? Или от него вообще толку нет? — спросил Миша.

— Как я говорила, в обучении никакой дискриминации или ограничения доступа нет, но академия вправе использовать ранговую систему, как причину отчисления. Неуспевающие студенты последних рангов будут под угрозой, естественно. Это прописано в договорах.

— Я читал, — кивнул Миша, хмыкнув.

— Это привело к тому, что каждый преподаватель ставит не оценки, а показатели, значение которых конвертируются в очки. Вполне себе удобно и практично, но не доработано…

Миша обратил внимание на третью комнату: пустое белое помещение, на полу разметкой помечены какие-то знаки, а у одной из стен, в принципе, куда стягивалась вся разметка, стояла мишень, прочно прикреплённая к стене. Он лишь разглядел, как у креплений проходили провода и трубки, а сама мишень выглядела слишком укреплённой — толстая, очевидно металлическая и с какой-то начинкой.

— Теперь об оценивании. Студент встаёт вон в том квадратике, — Браун указала на красный квадрат напротив мишени у другой стены, — и по моему сигналу готовит своё самое сильное заклинание. Неважно какое, главное — максимальное для студента. Этим заклинанием он обязан ударить прямо по мишени, чтобы мы смогли зафиксировать результат на приборах. В соответствии с полученными данными мы начисляем очки и ставим ранг. Вот и всё.

— А если маг ближнего боя? — спросила Алиса, иногда недоверчиво поглядывая на практикантов, включающих приборы.

— Мы перестроим камеру. У нас всё предусмотрено. Если маг ориентируется не на силу или магия не способна дать оглушительную мощь, мы также меняем условия выполнения задачи. Я очень трепетно отношусь к уникальности студентов!

— Дайте угадаю: там стоят оборонительные заклинания?

— Правильно, Алиса. Комната защищена своими долговечными заклинаниями, поглощающими весь урон изнутри. Я уверяю: они даже не потрескаются от силы мага класса мастера, не переживайте.

— Интересно, инвалид займёт хотя бы Д-ранг?.. — прошептал товарищу практикант, усмехнувшись.

— Если хочешь что-то сказать — говори в лицо, — рыкнула Алиса, сжав кулак. — Раз ссыкло, то соответствуй — молчи в тряпочку перед своими господами.

— Ребята, никаких ссор, — Браун остановила скорее только Алису, нервно посмеявшись. — Лучше давайте сосредоточимся на оценивании.

— И сколько всего рангов?

— Как и в классных чинах — пятнадцать. В нашем случае каждый ранг именуется буквой алфавита.

— Я вот заняла В-ранг, — призналась Тереза, явно не сильно радуясь этому. — Еле-еле…

— По правде говоря, А-ранг — это совсем редкость. На втором курсе таких всего четверо из потока, а на третьем — шестеро. Некоторые коллеги думают, что новый первый курс окажется малоперспективным, но я с этим не согласна. Надеюсь, вы подтвердите мои надежды! — преподаватель быстро убедилась, что всё готово к оценке, потому приступила к делу. — Так, кто начнёт?

— Я, — вызвалась Алиса, сняв с себя пиджак и вручив Мише. — Просто ударить в мишень — плёвое дело.

Алиса неспешно расстегнула правый рукав рубашки, а после задрала вплоть до плеча, как представлялось возможным. Она без стеснения раскрыла новым знакомым ветвистые красные полосы, расположившиеся каким-то причудливым рисунком по всей руке, кроме кисти. Когда она вошла в третью комнату, а практикант закрыл дверь на замок ради безопасности, Браун тут же спросила у Миши настороженным тоном:

— Это от чего такие шрамы? Если не секрет, конечно, я не настаиваю или давлю, но… — осознав, что сама запуталась, она глубоко вздохнула. — Что случилось?

— Её сила слишком могущественна, особенно для двенадцатилетнего ребёнка, пытающегося её обуздать, — Миша помнил этот момент как вчерашний. Алиса тем временем разминала правую руку, встав в квадрат. Она ждала сигнал. — В тот момент она чуть не убила себя своей же магией, но справилась. Шрамы на теле — остаток прошлого, короче говоря. Могли бы и прямо спросить у неё, она их не стесняется и не скрывает.

— Как-то грубо будет… — Рики окончательно проверила все приборы сама, дала замечания невнимательному практиканту, а после, нажав на кнопку громкой связи, оповестила: — Алиса, мишень готова, можете начинать.

— А насколько могущественна? — поинтересовалась Тереза, не сводя глаз с Алисы.

— Увидишь.

Как только разрешение было получено, Алиса с весёлой улыбкой на лице принялась исполнять задуманное. Она опёрлась на правую ногу чуть вперёд, согнувшись в колене, а после угрожающе вытянула руку в сторону. Вокруг неё начали искриться молнии, формироваться в воздухе и биться о всевозможные поверхности, отчего частенько раскрывалось защитное заклинание комнаты в виде голубоватой полупрозрачной пятиугольной сетки. Один только этот факт заинтересовал Рики, которая быстренько достала маленький блокнот с изрисованной котиками обложкой и начала подробно фиксировать увиденное. Тем временем Алиса сжала кулак, и дугообразные молнии пошли ровным строем от плеча к кисти, постепенно, но уверенно выпуская мощные заряды в пространство. Довольно быстро свет замигал, а голубая сетка уже не исчезала у Алисы на радиусе как минимум пяти метров. Теперь дуги не просто вылетали из руки и распространялись в воздухе, а скапливались у кулака, с каждым новым потоком уплотняясь в нечто трубообразное.

— Какой контроль магии… — удивился практикант, периодически смотря на данные с датчиков. — Что пойдёт не так — ей конец.

— Остановите её! — напрягся другой практикант.

— Нет-нет, не стоит, — исключила этот вариант Рики, задумчиво покусывая карандаш. — магия молний для стандартного мага — слишком неконтролируемая сила, от которой самые недальновидные и наивные очень быстро умирали. Если бы Алиса была одной из них, то получила чудовищный заряд прямо в начале. Она сейчас даже не чувствует проблем… как необычно!

Молнии полностью окутали руку Алисы голубой искрящей перчаткой, особенно в районе кисти, где подобная пелена уплотнилась с куда большими слоями. Из-за избытка электричества воздух у руки накалился до такой степени, что защитная сетка начала проявляться несколько иначе, а именно появлением вычурных символов в пятиугольниках, крайне чётко именно под ногами Алисы.

— Я видела такую ситуацию в прошлом году, — Тереза испуганно, но вдохновлённо наблюдала за ней, не скрывая собственного интереса.

Договорить она не успела: Алиса резко направила руку в сторону мишени двумя пальцами вперёд. Хищная улыбка примерно олицетворяла всю силу её магии, ведь после такой улыбки прямым курсом вылетела она. Толстая голубая молния ровной полосой проскочила всё расстояние за миллисекунды, попутно выпустив пару побочных в потолок и пол, и после столкновения с мишенью по комнате вспыхнул яркий свет. Миша подготовился, потому сразу отвернулся, но вот остальные получили бодрую разминку глаз яркостью, граничащей с чистой болью. В этот момент приборы затрещали, запиликали, перещёлкивая показатели на приборах, пытаясь угнаться за скоростью самой молнии. Подобная атака раскрыла всю сетку в комнате, и только благодаря неё никакого потенциального урона не последовало, кроме нестабильной работы ламп — хотя они только чудом не лопнули. Мощнейшая молния исчезла непривычно быстро после атаки, а Алиса как ни в чём не бывало ровно стояла в квадрате и просто разминала запястье, очевидно гордясь своими способностями.

— Мисс Браун… — практикант был в ужасе. — Взгляните…

Рики внимательно просмотрела каждый полученный показатель, несколько раз ахнула и удивлённо, скороговоркой, несколько раз сказала «что», а следом начала бешено чирикать по бумаге, проделывая какие-то вычисления. Как раз к завершению подсчётов Алиса вернулась.

— Хоть бы сдержалась, — усмехнулся Миша, улыбаясь, как отец, увидевший успех ребёнка.

— Я похожа на дуру? — Алиса встала рядом с Мишей и тут же обняла его за плечо. — Я обожаю хвастаться!

— Так-так-так-так-так… — Браун уже била себя по губе карандашом, пока перечитывала всё, что написала.

Миша увидел в её глазах удивительную реакцию: она читала собственную писанину быстрее его умения, а это, к тому же, редкость.

— Алиса, ты просто космос.

— Так сколько я очков насобирала?

— Двадцать тысяч сто девяносто четыре очка, — Браун была счастлива высказать эти цифры. — Двадцать тысяч сто девяносто четыре очка ты получила с первого же раза!

— Это какой ранг? — спросил Миша.

— А-ранг, безусловно! — Тереза перебила Браун не менее радостным ответом. Увидев гневное выражение лица профессора, Битрокс тут же притихла. — Высший, да…

— Это А-ранг с отрывом в пять тысяч очков от минимума ранга! Короче говоря, ты сильнейшая на трёх курсах!

— Радуйся, Алиса, ты теперь самая сильная горилла, — подколол Миша, заранее отойдя от неё.

— По шапке получишь, инвалид.

— Я хоть и инвалид, зато очень элегантный.

— Правда? — Алиса издевательски протянула последнюю букву. — Так может, проверим, Мишаня? Переплюнешь мой показатель — я куплю тебе пломбирный торт. Я знаю, ты хочешь сладкое, хоче-е-ешь. Давно не ел, не пробовал...

— Я не настолько крут, как ты, не дави, — Миша отмахнулся сразу, как бы ему ни хотелось вкусить торта.

Он действительно не хотел хвастаться силой, как это сделала Алиса. Душа — очень сильная энергия, в разы сильнее любой маны. Исходящая от неё святость — в разы сильнее магии соответственно. Даже не умеющий обладатель святости смог бы стать средним студентом академии и жить нормально, поэтому тренировки Миши наверняка выделят его на фоне всего первого курса. Лучше не выделяться — будет куча проблем, если учитывать иерархию студентов, всё обучение усложнится совершенно ненужными факторами, практически наверняка способные испортить жизнь. Миша прижал пальцы к своей пластине на шее, на ощупь найдя маленький многогранный камень. Устройство Ректора не раскроет его, ограничит силы и сделает всё, чтобы Мишу смело считали магом. Но порог слишком высок, чтобы не выделиться, поэтому потребуется приложить столько усилий, чтобы это не было и не подозрительно, и не слишком сильно. Миша до сих пор до конца не мог владеть святостью, особенно огнём, чтобы так точно регулировать мощность. А что, если…

— Отойдём, — сказала Алиса, отведя Мишу подальше от остальных.

Практиканты яростно обсуждали полученный результат, отвлекая Браун, а Тереза не рисковала прислушиваться к их разговору.

— Дай угадаю: ты решил сдержаться?

— Как ты… — Миша был сильно удивлён и расстроен одновременно. Его раскрыли, а он даже не начал.

— Я знаю тебя как облупленного. Какие бы проблемы у тебя ни были — ведёшь ты себя почти также предсказуемо. Не смей сдерживаться, усёк?

— Да в чём смысл? Алиса, я ценю твоё рвение заявить о себе, но мне незачем привлекать к себе внимание.

— Чёрта с два позволю. Миша, ты обязан прожить интересную жизнь в академии, это золотое для тебя время. Отсидеться в сторонке — и ради чего? Подумай башкой, для чего тебе это надо. Мы вместе переживём обучение так, чтобы о нас говорили на каждом углу и после выпуска. Понял?

Миша увидел в глазах Алисы что-то необычное, беспокойное. Она смотрела на него с заметным желанием предоставить незабываемые воспоминания о академии, о жизни студента. Но всё забудется рано или поздно. Нет, всё забудется по факту, этого не изменить. Чего стараться?

— Михаил, ты готов? — спросила Браун, стуча карандашом по странице блокнота. — Я хочу узнать твой ранг!

Вздохнув, Миша молча последовал в третью комнату. Зачем ему выделяться? Чтобы усложнить себе студенческие деньки? Ему не нужен был вызов, результат которого ничего не принесёт. Иррационально, глупо, топорно. Алиса хотела этого в угоду собственным прихотям, но Миша ведь не такой. Встав в квадрат, он замешкался. Таким темпом можно было прожить эти дни и в лаборатории Ректора, в научно-исследовательском институте «Росток», в родных стенах глубоко под землёй. Всё равно на страницах дневника эти дни будут не более чем сухими фактами очередного доклада о проделанной работе. Чем больше он думал, тем грустнее ему становилось. Он услышал разрешение Браун, но ему было не до этого. Красочно описать пережитые события — дело трудное, но очень романтично прекрасное, особенно когда читаешь строки, пережитые лично. Ведь он каждый раз с трепетом вчитывался во взаимоотношения с Алисой на протяжении многих лет, потому что каждая строчка имела краску. Глупые, но искренние обороты, фразеологизмы, эпитеты, записанные эмоции, в конце концов. Так почему бы не сделать дни в академии такими же яркими? Вот собраться и начать вести дневник как художественную книгу, некое героическое приключение.

Он украдкой посмотрел на окно. Ни на Браун, ни на Терезу, на Алису, которая холодно следила за ситуацией, скрещивая руки на груди. Он вспомнил, как в тёмное время пятнадцатилетия, когда голова только-только начала разрушаться, Алиса, вся избитая тренировками, с кровоточащим глазом и сломанной рукой, так просто улыбалась, повторяя свои слова с того дня, что сделает его жизнь ярче, добьётся его счастья и будет опекать до последнего вздоха, чего бы это ни стоило. Так она и жила, оберегая никчёмную душонку Миши изо дня в день, совершенно позабыв о собственной жизни. Она хотела, чтобы Миша пережил каждый доступный день максимально ярко. Как наивно.

Миша собрался с силами и сосредоточился на мишени. Святость гораздо сложнее магии, чтобы просто ею владеть. В голове придётся держать слишком многое за «ниточки», в противном случае ничего не получится или получится слишком сверх ожидаемого. Только вспомнив об этом, Миша осознал, что сдерживаться не получится., оттого стараться не выделяться нет смысла. На ладони быстро сформировался маленький огненный шар, переливаясь языками красного пламени. Устройство работало исправно: цвет огня менялся ещё до формирования самой силы, вместо ярко-жёлтого и белого огонь имел привычные для магии цвета. После сфера увеличилась в размерах, языки стали более неуправляемыми, а у ног Миши внезапно кругами пошли огненные брызги, опаляя пол жаром. Чем больше становился шар, тем выше летали по воздуху горячие пылинки, «пачкая» воздух углекислым газом. Святость — это сила, черпающая энергию из души. Это никак не походило на ману, которая выполняла роль лишь резервуара для мага, совершенно нет. Душа для человека и есть сущность человека. Жизненная энергия, великая пламенная душа, которой можно пользоваться вплоть до смерти или чумы — ничто тебя не ограничивало. Уникальная, многогранная, сильная, но очень опасная: чума поглощала, рано или поздно.

А пока была возможность, пока было время, Миша собирался использовать полученный момент сполна. Огонь резко возрос: прямо перед рукой в воздухе летала гигантская сфера с длинными языками пламени, а искры от них распространились по комнате настолько, что весь воздух стал каким-то чёрным. Вот самый момент — и сфера полетела в мишень. Скорость была в сравнении с молнией никчёмной, зато малейшее прикасание огня к мишени вызвало ужасающий взрыв, от которого лавина пламени разлетелась по помещению. На долгие десятки секунд красное пламя бродило по комнате, а Миша стоял среди пожарища, не чувствуя жара. В отличии от магии, собственная сила не убивала. Нужно сильно постараться, чтобы ранить себя.

Когда огонь стих, защитная стена всё ещё светилась, мишень вообще случайно треснула: по ней пошла линия от края до края диаметром, ознаменовав впечатляющие результаты. Вздохнув, Миша хотел провалиться под землю: он перестарался. Устройство на шее пульсировало, намекая на достигнутый предел, отчего он чувствовал сильный дискомфорт, хотя это не сравнилось бы с проделанным хвастовством. Он вернулся к остальным с тяжким бременем на душе.

— Удивительно! — тут же вспыхнула чистой радостью Браун, подойдя к нему.

Она схватила его за руки и очарованными глазами приблизилась к лицу парня. На миг Миша обрадовался, что они ростом совсем разные.

— Ты удивительный! Я не шучу. Это просто превосходно!

— Потрясно… — согласилась Тереза, впервые ужаснувшись. — Будь я там, от меня осталась лишь пыль…

— Так и есть, — кивнула Алиса, довольно улыбаясь.

— Я же просто для красоты сказала!

— Догадываешься, сколько у тебя очков? — Браун, когда крутила головой к Терезе, Алисе и практикантам, несколько раз ударила полями шляпы по носу Миши. — Так вот, знаешь?!

— Боюсь представить…

— Двадцать две тысячи триста сорок четыре очка! Несомненный А-ранг!

— Профессор, — засомневался кое в чём практикант. — Ему неловко.

И он попал в точку — тактильность Браун была до безумия непривычной для Миши. В сравнении с тактильностью, например, Алисы Рики была на несколько голов выше.

— Прости, что же это я… — она попыталась прийти в себя, нашла в себе силы отойти от Миши, но после бешено быстро записала что-то в блокнот, сорвала листок и вручила ему. — Позвони мне!

— Опа… — Алиса непонятливо посмотрела на профессора. — А это законно?

— Неэтично, так точно… — шёпотом добавила Тереза. — Но ты неверно воспринимаешь нашу Браун.

— То есть?

— Она…

— Я хочу узнать твою магию получше! — продолжила Браун, едва ли не прыгая, как танцор. — Истинный предел, разные её формы, температуру огня…

— Так у вас вроде стоял термометр… — Миша надеялся перевести тему.

— Он взорвался! Настолько там было жарко! Вот это я нашла первокурсников! Молодое поколение просто удивляет!

— Мы в одном поколении…

— Не важно! Меньшего от сына Ректора я не ожидала! Ой, от детей Ректора! Я хочу с ним встретиться, срочно, понимаете? Хочу поинтересоваться, как он вас так обучил, как продвигается исследование боевой магии и что у него в планах на развитие воентечения в стране и… короче, всё хочу спросить, — от волнения Браун начала ходить кругами. — Неужели он что-то задумал, или он хочет посмотреть на качество обучения в академии, а если проверить преподавателей… или всё же пытается найти ещё возможности обучить детей, чтобы те стали сильнее. Ох! — её осенило. — Революция магии!

Браун явно понесло не туда, а от обилия пережитых эмоций она внезапно начала терять сознание. Если бы не Алиса, профессор бы просто ударилась головой о край приборов.

— Поздравляю, вы её заинтересовали, — заверила Тереза. — И я не шучу. Она от вас не отстанет.

— Я уже сомневаюсь, зачем пошёл у тебя на поводу, горилла.

— Поздно, друг, поздно, — Алиса аккуратно усадила Браун на стул. — Как же она возбудилась… я охреневаю с неё.

— Она большой фанат Ректора, боевой магии и вообще всего воентечения, — Тереза, очевидно, прекрасно её знала. — В угоду учёности она забросила перспективы стать передовым боевым магом непосредственно в военной сфере.

— Говорят, — добавил практикант, нервно вытирая пот со лба платком, — если она сдавала бы эту проверку, то получила бы свыше ста тысяч очков.

— Сколько-сколько? — Алиса зажглась. — Настолько сильная?

— Вы не знали? Она стала магом третьего класса намеренно, проваливала квалификационные экзамены и занизила свои успехи в магии. Я думаю, она чистый элитный боевой маг второго класса, если не первого.

— Но это слухи, не более, — Тереза не одобрила сплетни практикантов. — Но то, что она странная — знают все.

Рики Браун, первый преподаватель в жизни студента для Миши, оказалась такой необычной. Молодая, возможно, гениальная, но лежащая без сознания из-за чрезмерной экспрессии в голове. Миша хотел бы, очень хотел бы послушать её лекцию, поучаствовать на практике, чтобы вычленить нечто новое в своей жизни. Пока всё не закончится. Сейчас же приходилось лицезреть, как практикант пытался привести её в чувство нашатырём, как та вскочила с места после трёхсекундного осознания и едва не повалилась на пол, опять только с помощью Алисы спасаясь от больного падения. От активности профессора голова пошла кругом, потому Миша решил отвлечься обычным походом в туалет.

Узнав у Терезы направление, Миша неспешно шёл к концу коридора, чувствуя, как в голове мечутся назойливые мысли. Каким будет обучение? Какими будут сокурсники? Получится ли у него прожить интересную жизнь в стенах академии? А яркую, незабываемую? Никто не знал, насколько ему было не по себе. Остался, грубо говоря, день с лишним перед тем, как начнётся новая глава в его жизни, и от этого становилось больно. Настолько неприятно было думать об этом, что он остановился посреди коридора и схватился за жилет в районе сердца. Святость, душа — великая сила, приносящая в последнее время слишком много боли.

Едва он сделал шаг после раздумий, как появились новые мысли, точнее, резкие чувства. Страх, нагнетающий животный страх, сформированный неясной угрозой жизни, нет, совершенно не жизни. Что-то начало угрожать душе, нависать с готовностью разорвать. Миша тут же оглянулся назад. Пустой длинный коридор, от лестницы до него абсолютно ничего, что могло так встревожить. Впереди — также. Подойдя к окнам, он, как прожектор с вышки, внимательно оглядел каждый метр предкампусовской площади, где находились лишь охранники и редкие студенты-практиканты. Никто из них не мог угрожать, чтобы Миша боялся до дрожи в коленях.

Вскоре начали путаться мысли, они перемешивались между собой и создавали слишком мутный ком, мешающий нормально рассуждать. Он хотел бы вернуться назад, но вдруг пошёл дальше к туалету, только и думая об этом. В глазах коридор стал ощущаться неприветливым, имеющий множество мест, где вправе прятаться таинственный враг. Кто так пугал? Откуда? Он сразу вспомнил такой же случай в городе и тут же ощутил тьму душой, словно её края трогало нечто зловещее, тёмное, желающее убить. Некто или нечто хотел уничтожить душу Миши, порвать в клочья и поглотить.

Перед ним медленно открылась дверь какого-то кабинета, маняще, аккуратно открывая проход. Только стоило посмотреть на дверь, как Миша ощутил направление как какой-то запах, только он чувствовал душой. Оттуда исходила опасность, едкая, ужасающая, приманивала к себе жертву и ждала, когда та заглянет в ловушку. Любой, кто почувствовал такой страх, сразу бы убежал прочь, и это правильно, но что мешало Мише? Он сам. С одной стороны, мозг пытался погнать его подальше от кабинета, но душа, пускай и находясь в опасности, тянулась к источнику. Именно по этой причине он переступил порог.

Дверь закрылась сама по себе, и сразу щёлкнул замок — теперь Миша остался наедине со смертью. Это была обычная кружковая комната, с одним центральным круглым столом, рядом пустующих шкафов со стеклянными дверцами; у окна красовался столик-тумба с завядшим цветком на нём. Пол совсем недавно вымыли, но почему-то комната казалась просто смертельно пустой. Здесь словно стало темнее, намного темнее, чем даже ночью. Окно не спасало, никакой дневной свет не помог бы душе, которую зажали в тиски. Она словно сплющилась в комок под давлением нечто тёмного, и Миша не мог успокоиться из-за обилия страха в голове. Руки тряслись, ноги еле-еле держали в равновесии, а голова стала болеть, мутнели зрение и слух. Казалось, что пошёл лёгкий колокольный звон в ушах. Он сделал один-единственный шаг, и ничего не услышал. Ни стука трости, которая спасала от падения, ни стука подошвы о пол — ничего. Миша словно оказался в окружении тьмы, изолирующей тьмы.

И в такой изоляции была лазейка. Нет, не свет, не спасение, а что-то более чёткое, но не менее тёмное. На столе лежала книга. Большая, скрывающая жёлтые страницы под кожаной чёрной полусгнившей обложкой на металлических заклёпках, каким-то чудом выполняющих свою роль с учётом ржавчины. На титульной части что-то было написано, но из-за расстояния трудно было даже обратить внимание на изгибы букв. Это не источник страха, но единственная зацепка и возможность понять причину. Бежать было некуда, душа ныла в потребности приблизиться к книге, желая узнать, что это на самом деле. Потому Миша сделал шаг, второй, третий. Он ходил будто по воздуху — настолько отсутствие слуха и ритма движения сказывалось на сознании. Но, опираясь на трость, добрался до конца стола, встал между окном и ним и смог посмотреть чётко сверху вниз на книгу.

На старом незнакомом языке было написано название чем-то красным, с сильным нажимом, отпечатывая каждую букву на кожаном фоне будто влитую. Книга изрядно постарела, кожа провоняла и частично прогнила, но Миша был уверен: на её страницах скрывалась великая информация. Правда, касаться даже обложки он не рисковал, зато полностью убедился, что чувство опасности исходило не от неё. Но в чём причина страха? Ответ последовал сразу же. Мише захотелось поднять голову и посмотреть вперёд, но мышцы шеи отказывались выполнять задуманное. Источник был совсем рядом, парализуя движения Миши. Теперь душа была под реальной угрозой уничтожения.

«Нельзя сдаваться. Нельзя поддаваться. Нельзя подчиняться тьме. Ни за что».

Нечто находилось прямо впереди, у выхода, и ждало реакции от Миши. И оно его получит. Дыхание хоть и сбилось, но каждый вдох и выдох были глотками уверенности, которая стремительно возрастала. Как бы ноги ни казались ватными, как бы руки ни дрожали до кончиков пальцев, как бы сильно ни шли мурашки по телу — он не будет сдаваться. Таким образом жизни он дожил до двадцати лет неспроста. И сейчас выживет, проживёт, переживёт.

Наконец собрав волю в кулак, Миша поднял взгляд. Маска-корона, прямые острые шипы от неё, чуть ниже — железный намордник, составной частью дополняющий образ. Чёрные полотна скрывали тело, плащ окутывал округлые плечи, полностью скрывая незнакомца под ней. Именно он был источником страха, он являлся угрозой. Тьма, наполняющая забрало под короной, была полностью из жажды смерти, агрессивной беспощадной смерти Миши. Смотреть на него было практически невозможно — один только вид наносил душе урон, сдавливая всю силу в маленький комочек бесполезности. Против такого монстра Миша чувствовал себя пылью на полке.

— Здоровая… душа-а-а, — начал говорить незнакомец хриплым мужским голосом со странными остановками между словами. — Ты найден. Мной найден.

Миша не понимал. Хотел бы спросить, да только язык проглотил — ни звука не мог сделать. Нет, виноват был не незнакомец, а опасность, исходящая от него.

— Ты здоров. Пока здоров. Наследник… эпохи Царства.

— К-кто ты? — наконец смог спросить Миша, едва не поджимая губы от усилий хоть что-то говорить.

— Я… кто я… — незнакомец отвёл взгляд в сторону и легонько взялся за «подбородок» нижней части маски двумя пальцами. Он поглаживал эту часть намордника, видимо, думая. — Я Парсифаль. Меня…зовут Парсифаль.

— Ч-что тебе надо?

— Что мне надо… я наблюдал. Смотрел на тебя. Оценивал. Думал.

— Это ты был в том переулке? — Миша поборол внутреннее сопротивление общаться с ним.

— Я наблюдал.

— Я чувствовал весь день нечто похожее...

— Нет. Не весь день. Года. Несколько… лет.

Парсифаль начал медленно, даже мучительно медленно обходить стол. Каждый его шаг отдавался в голове Миши, будто молоток бил по колоколу. Из-за таких ощущений тот отшатнулся и упёрся бедрами о стол-тумбу у окна.

— Наблюдал. Смотрел. Не я один.

— Ч-что?..

— Здоровая душа… приманивает… порабощённых.

— Что ты имеешь в виду?

— Чума, — Парсифаль остановился в трёх метрах от Миши.

Он вытянул правую руку из-под плаща в чёрной длинной перчатке, скреплённой ремешком на конце. Парсифаль показательно схватил её левой рукой и с силой наклонил в сторону: правая кисть, даже чуть ниже запястья, с лёгкостью наклонилась почти на девяносто градусов в неестественную сторону. — Я похож на тебя. Мы похожи. Каждый похож… друг на друга. Чума поглощает. Не убивает, разбивает.

— Ты тоже?..

— Душа, у нас души. Этого достаточно. Для чумы достаточно.

— Кто ещё наблюдает… наблюдает за мной?

— Не помню. Не могу вспомнить. Не чувствую… теперь.

— Что ты хочешь от меня?

— Ты… ты заражён, мы все заражены. Чума у тебя в душе. Она разрушает, проникает, развращает. Она уже внутри тебя, внутри личности. Скоро… конец. Теперь ты… завтра? Полночь.

Миша оцепенел, одним видом отвечая на вопрос Парсифаля. Тот медленно поднёс сломанную правую руку и с хрустом вернул ей нормальное состояние, внешне нормальное. Чтобы ему просто вытянуть указательный палец, пришлось также хрустеть и с усилием разжимать пальцы. Он прижал его кончик к маске в районе виска.

— Память. Раз в… раз… промежуток ты забываешь. Чувства. Эмоции. Людей. Забываешь… это… да? Навыки, умения, места — нет, но… ты всех забываешь.

— Пережитые эмоции, чувства в процессе недели, личности и связанные с ним яркие для души события — я всё забываю раз в неделю, со вторника на среду в полночь, — Миша подтвердил это таким сухим голосом, что на миг забыл о едком ощущении опасности.

— Да.

— Местность, навыки, полученные знания и прочее — не исчезает, только лишь связанные ним люди, эмоции, чувства и так далее.

— Сухость… сухой… сухой факт. Остаётся только он. Это… это последствие чумы. Как твоя левая нога. Сломанная, вечно сломанная.

— Как твоя рука.

— Рука… — Парсифаль посмотрел на свою руку как в первый раз. — Сломана. Также вечно.

— Чума разбивает личность, превращает в развращённого монстра.

— Но её можно… можно?..

— Исцелить? Есть лекарство? — Миша аж приоткрыл рот от такой надежды.

— Чума не имеет лекарства. Нет способа… нет его. Нельзя исцелиться. Можно отбить… да, отбить. Это лекарство? Считается?

— Что?

— Ты мне нужен. Ты себе нужен. Ты можешь отбить чуму. Чуму… отбить… до ранней стадии. Держать на… начальном уровне.

— К-как? Скажи, я сделаю!

— Не помню. Не могу вспомнить. Не могу… чума непобедима. Но… можно подавить… это… решение…способ… способ есть в моей книге, — Парсифаль опустил взгляд на книгу на столе. — Апостол. Мой. Содержит знание об этом.

— Там есть? — Миша непонятливо посмотрел туда же.

Парсифаль еле-еле коснулся левой рукой обложки и неспешно прошёлся от края до края.

— Там. Тебе… надо… нужна… надо она. Нужна.

— Но… я не понимаю её.

— Поймешь, достаточно… открыть.

Миша сглотнул слюну, дрожащей рукой потянувшись к ней.

«Действительно, там спасение? Можно избавиться от чумы? Точнее, только её отсрочить, чтобы больше не чувствовать потерю чего-то важного у себя внутри. Эта надежда всё-таки есть».

— Не сейчас. Не время. Не подходит время. Надо… надо тебе… уединись и тогда открой.

— Я… я понял тебя.

— Помоги… себе. Спаси. Спаси себя.

— Зачем ты… помогаешь мне? Кто ты? Откуда?

— Я… я не помню. Не могу вспомнить… — Парсифаль отошёл на шаг назад. — Я… заражён. Это… эти чувства, которые я издаю… это чума. Да… чума во мне.

— Я найду решение, постараюсь.

— Защити себя. Они скоро… вернутся.

— Кто?

— Порабощённые. Вернутся. Границы… границы Клетки разрушаются… скоро придут… сюда. Никто не знает… никто не знает, зачем, но хотят… желают вернутся. Святое… Святое Царство не погибло.

Миша, дрожа, смотрел на Парсифаля так твёрдо, как только мог. Он смотрел на него и внимательно слушал, напрягал каждое своё чувство до максимума, невзирая на любой страх.

— Они… боятся… здоровых. Ты, здоровая душа, защити… обороняй себя. Здоровая душа… в опасности.

— Они… начнут охоту?

— Не знаю. Не помню… не могу вспомнить, — Парсифаль отвернулся от него и направился к двери, опять отдаваясь каждым шагом в голове. — Я… хочу… чтобы ты… выжил. Выживи. Спасись. Останься в живых до следующей нашей встречи. Прошу, ты… последний, кто… имеет связь с Царством… последний самый здоровый из всех. Ты… Михаил, да? — Парсифаль посмотрел на него в надежде поймать согласие. Заметив кивок Миши, он тут же отвёл взгляд. — Михаил…

После этого он превратился в чёрный густой дым, быстро растворившись в ничто. Он исчез, оставив Мишу в комнате наедине с книгой. На обложке вдруг высветилась понятная Мише надпись: «АПОСТОЛ ИМЕНИ ПАРСИФАЛЯ ПЕТЕРМАНА, ПОДЧИНИВШЕГО СМЕРТЬ».

* * *

Шестьсот тридцать семь лет назад на южных землях конфедерации и дальше находилось совершенно не магическое государство или общество. Продвинутое, могущественное и огромное Святое Царство, сосредоточение всех душ со всего мира. Под руководством Владыки духовные люди управляли всем, влияли на всё и двигали весь прогресс. Святость — совершенство, в сравнении с магией — небо, недостижимое небо. Душа в разы сильнее маны — это знали все. Только особенные маги могли добраться до уровня Небесного Сада, до первых чинов. Сейчас уже не понять, что писали тогдашние современники о Саде и разделении в Царстве.

Ректор собрал крупицы информации в более-менее понятную структуру, но этого было недостаточно. Миша так и не узнал, кто такой Владыка, насколько удивительным было Царство и насколько сильны представители Небесного Сада. Всего виной хаос, возникшей шестьсот тридцать семь лет назад.

События, начавшиеся с 1313 года, навсегда остались шрамом на всём мире. Тогда чума захватила всех, кто имел души. Развратила, разбила личности и ввергла Царство в настоящее безумие. Миша помнил слова некого мага, повесившийся после написания рукописей о тех событий. Они были безумными.

«Каждая душа, — писал тот маг, — будь то мизерная монашеская или великая, из Сада, сошла с ума. Все твердили о какой-то чуме, о том, что их души начали гнить. Города полыхали, они убивали друг друга, веселились, издевались, проделывали некогда святые обряды настолько извращённо, что никакой тёмный маг не сравнится по жестокости с такими безумцами. Послов-магов в столице убили, а после к границам принесли десятки голов дипломатов, повесив на худощавого окровавленного монаха с жутко-мерзкой улыбкой. Он наслаждался, радовался, что несёт головы… тогда все поняли — ждите беды».

Толпы испуганных святых рванули на территории магов, а следом за ними — армии развращённых. Безумцы в доспехах и с жестокими выражениями лица рубили обладателей маны как злейших врагов — многие сотни километров оказались затянуты в лапы геноцида сошедших с ума. Многие письма магов, отправленные в отдалённые края семьям, подтверждали это. Кто-то хотел дезертировать от увиденного, кто-то писал с чёткой уверенностью, что не выживет, кто-то… война за выживание было самой кровавой на всю историю человечества. Через двенадцать лет беспорядочного натиска, лавинного нападения и жестокого истребления армии остановились. А после исчезли.

«Генералы-маги твердили, что никаких врагов больше нет — сожжённые города были пусты, никаких признаков святых — все ушли. Но никто из разведки не видел отступления, армады рыцарей-храмовников или летающих кораблей трудно было бы не заметить. Но их не было».

Миша не мог даже поверить словам Ректора, что под «исчезнуть» они понимали буквальный смысл. Они словно испарились. И не только армии, уничтожавшие города магов. Всё Царство исчезло. Никакое поселение, никакой безумный житель, никакая постройка не осталась, вместо великой территории святости — девственно чистые поля, леса, горы, реки, моря и так далее. До сих пор где-то семьдесят процентов бывшей основной территории Царства считаются нейтральной, ныне именуемыми Пустошами Сияющих равнин. 1325 год стал самым странным, таинственным, но радостным — Святое Царство исчезло. Навсегда. Но здоровые остались, точнее, те, кто сбежал достаточно далеко от границ. Со временем каждый из них обезумел, каждого убили и забыли. Смутное время, так назвали события 1313-1325 годов, закончилось. Многие факты были скрыты, многие рукописи, заметки и зафиксированные данные были уничтожены пламенем Смуты, так что достоверно узнать о событиях уже невозможно. Цитадели магов также постарались: они провели огромную работу, чтобы в мире не вспоминали страшные события. Говорили, Зельград был построен на месте столице Царства, а Зельград-Цитадель была ответственна за чистку информации.

На следующий день после похода в академию Миша сидел за рабочим столом в новой квартире и, даже не успев распаковаться, записывал свои мысли на листы дневника, изредка поглядывая на апостол, выданный Парсифалем. Он не рисковал его пока открывать, пока не будет уверен, что наступил самый подходящий момент. Но именно в апостоле могло содержаться то, чего нет ни у кого. Никто из исследователей тех событий не смог убедительно рассказать о Смуте, так как никто не знал, что стало с Царством на самом деле, что такое чума, куда исчезла святость — эта информация ушла вместе со всеми святыми. Здоровые банально не успели пояснить, или они не знали, так что подобная информация очень ценилась, особенно в нынешнее время.

Сейчас читать сейчас не стоило. Миша отложил дневник в сторону и пододвинул к себе другой. С твёрдой обложкой, уже разбухшая по объёму из-за исписанных страниц, эта книжонка была очень важна для Миши. Там были записаны все люди, которых он знал, все факты о них, пережитые эмоции и многое другое. Парсифаль был прав. Раз в семь дней Миша забывал каждого человека, которого он узнал или знал после пятнадцати лет, все пережитые эмоции и чувства — порой и сами события ликвидировались без остатка. Эта пытка длилась неуклонно, бесперебойно и слишком больно для психики. Миша не нашёл лучшего выхода, кроме как выписывать все воспоминания на страницы, каждого человека и каждую пережитую эмоцию, чтобы новый Миша вспомнил, с кем он имел дело за пройденную неделю. Рассказывая самому себе о Браун и её скрытом таланте, о Терезе и лицемерии, о Битроксе и выгорании, об академии, Ксюше, фанатиках, Миша понимал, что ему очень повезло. Как бы чувствовал себя новый Миша, если бы он прочитал на этих страницах о том, что на прошлой неделе признался девушке в своей любви? Что бы чувствовал? Наверняка ничего хорошего.

Чума. Едкая, непонятная, опасная сила, медленно разрушающая душу. Сначала сломалась нога, на седьмой день рождения. На пятнадцатилетие Миша начал терять память. Предположительно, на двадцать пятый день Миша сойдёт с ума. Или умрёт. В принципе, одно и то же — ему осталось жить пять лет. После пропажи Царства в мире магии изредка рождались люди с душами. Примерно, как высчитал Ректор, один на миллион. И никто не прожил более двадцати пяти лет — все становились теми, кто уничтожал города в XIII веке. И каждый переживал три стадии: в семь лет, в пятнадцать и двадцать пять. Первые две уникальны, но третья заканчивалась всегда прозрачно: развращение или смерть.

Начав писать об Алисе, Миша с опаской посмотрел на свои часы. До полуночи осталось полчаса. После истечения таймера Миша потеряет память. От подобного у него затряслись руки, а изложение мыслей о Алисе закончились одной фразой, которую он писал после каждой главы о прожитых неделях.

«СПАСИТЕ МЕНЯ ОТ ДУШИ».

Отбросив карандаш, Миша закрыл лицо руками. То ли душа ныла, то ли личность — ему было очень больно, настолько, что отчаяние брало вверх. Это пытка, это невозможное мучение. Как с такой проблемой он удумал учиться в академии? Проживать последние годы среди тех, кто никак не поможет в его проблеме. Никакой маг не знал, каково это — умирать от собственного себя. Это хуже болезни, проклятия или порчи. Даже Ректор решил исполнить желание Миши, потому что сам не знал, что делать. Умнейший человек оказался бессильным. Слова Парсифаля, вроде бы дающие надежду на спасение, не давали успокоения, ведь гарантий не было. Никто в Царстве не смог, так почему должен справиться Миша, который никогда до этого дня не видел себе подобных?

— Миша, — вдруг послышался голос Алисы. Она аккуратно обняла его со спины, обвив руки на груди. — Я не могу понять, насколько тебе трудно. Но моя задача — опекать тебя. Я рядом, я сделаю всё, чтобы ты пережил такой день и продолжил жить. Ты мне веришь?

— Знаю… — тихо сказал Миша, не желая показывать своё лицо.

— Со мной, твоими заумными ссылками на прошлые данные и текущими записями мы решим и эту проблему, верно? Никогда не сдавайся, а то врежу, врежу на следующей неделе и на последующей. Усёк?

Алиса помогала как могла и справлялась настолько успешно, насколько было возможно. Тактильная, но её нежность в таких моментах удивляла Мишу. Приятно удивляла. Она обнимала его сейчас, положив голову на плечо, наклонившись и прильнув торсом, и знала, что иначе не может помочь. Только она и Ректор понимали, насколько хрупким являлся Миша. Цветок, который стремительно вял.

К счастью, он успокоился и провёл остаток времени за разговором с Алисой о всякой чепухе. Таймер отчитывал минуты, секунды забирали время всё больше и больше, но Миша старался не думать об этом. Дневники лежали на столе, апостол тоже на виду, Алиса была наготове — ничего ему не помешает «вспомнить» прошлую жизнь. С течением жизни количество дневников увеличивалось, но ссылки не раз обеспечивали его нужной тропой вспоминания. Обязательно следующая неделя станет особенной, обязательно изменит его жизнь. Он проживёт хорошее время от среды до среды.

— Готов? — Алиса сидела рядом, внимательно смотрела на Мишу и волновалась, как не волновалась никогда.

Миша кивнул и посмотрел на часы — одна минута. Теперь он опёрся спиной о стул и начал смотреть прямо в глаза Алисы, смиренно ожидая конца. Сегодняшнее лицо Алисы — он его забудет. Забудет Ксению, Сахаровых вообще, Ректора этой недели, Битрокса, Терезу, Браун — всех, а с ними и эмоции, чувства, связанные с ними яркие события. Эти пробелы в памяти делали его разум лишь более пустым. Секунды шли, они оба ждали назначенного, а в голове Мише была одна только мысль, одна просьба кому-то, кто сможет его понять: «Спасите меня от души, прошу, умоляю».

Время истекло, выпустив вредящую тьму наружу. Рядом с Мишей сидела не Алиса, а бесформенная чёрная сущность, переливающимся дымком, имитируя нечто живое. Конечно, он знал, почему девушку скрыла подобная субстанция. Вскоре перед глазами пронеслась вся жизнь прошедших семи дней, каждый момент, от первого до последнего дня, быстро смешиваясь в мыльную кучу красок и звуков. Довольно быстро, за какие-то жалкие секунды атакованная часть памяти стала простым мусором, столь неразличимым, отчего значимость драгоценных деньков упала до нуля. Теперь куча стала меняться, кардинально меняться, заполняясь едкой полужидкой тьмой. Миша видел, чувствовал, как в душе, в сознании, в мозгу чёрная сфера вбирала в себя все захваченные уголки памяти, а после растворяла до пустоты. В результате осталось ничто, пустующая дыра, напоминающая Мише, что он опять забыл что-то важное.

Он смотрел на Алису с удивлением: она просто повзрослела, похорошела, стала прекрасной, но хорошо знакомой по характеру девушкой. Острый, колкий взгляд остался спустя время, только сейчас он был скрыт другой эмоцией. Алиса была очень грустной, не стесняясь показывать Мише свою беспомощность. Будь она более чувственной, то наверняка бы заплакала. Или всё-таки заплачет?

— Миша, ты меня узнаёшь? — спросила девушка, слегка наклонившись к нему. — Я Алиса, твоя лучшая подруга, мы знакомы очень-очень давно.

— Да, ты Алиса… — неуверенно согласился он, переведя взгляд на руку. Она дрожала как осиновый лист. — К-как пусто…

Это ощущение разъедало его. Он панически начал пытаться как-то убрать пустоту внутри, вспоминая хоть что-то из прошлого. Нет, он не знал никого после пятнадцатилетия, абсолютно, словно прожил эту жизнь в одиночестве. Бывал же он в городах, в людных местах, в обществе, в конце концов, но никого невозможно было вспомнить. Что он чувствовал тогда? Это ощущение разрывало.

— Миша, послушай, — Алиса аккуратно вяла его за дрожащую руку и заставила посмотреть в глаза. — Ты должен прочитать свои записи. Ты давал себе клятву.

Записи в дневниках. Эту задачу он помнил прекрасно, но любое содержимое было недоступно. Книжонки в ряд лежали на столе, ожидая выполнения своих функций, но Мише было тяжело даже рассматривать их обложки. Какой толк, если всё равно он не вспомнит, что прочитал? Какой толк вообще жить? Крепко сжав ладонь Алисы, он, еле сдерживаясь, всё-таки открыл самый первый дневник и начал читать. Миша изучал свои записи взахлёб, непрерывно, постоянно переворачивая страницы, только замечая ссылки. Страницы уходили, пытались передать пережитые эмоции, рассказать о людях, что было за долгие пять лет вплоть до самой новой записи. Всё это время Алиса сидела рядом, держала за руку и иногда рассказывала о прошедшем, будто какому-то незнакомцу о своей жизни.

Попавшая в опасность Ксюша, нежные черты которой не вызывали уже никаких чувств, некая Рики Браун, некогда заимевшая интерес у него, Тереза Битрокс и её отец, случайные прохожие, угрюмый таксист, Алиса, Ректор… Он прочитал всё, сотни страниц за несколько часов. Бегал взглядом, впитывал информацию, закреплял факты в голове и пытался прочувствовать недавно пережитое. Он не заметил, как от страха прильнул плечом к груди Алисы. Тогда она крепко-накрепко обняла его, периодически поглаживая по голове.

За окном светало, дневники закончились, память частично восполнилась, а на краю стола, как последний уровень, лежал апостол Парсифаля. Он и его не помнил, только эту книжку, однако мог смоделировать тот животный страх, который ощутил при встрече с ним, причём удивительно точно. В любом случае, книгу следовало прочитать, но не сейчас, далеко не сейчас — морально не выдержал бы, ибо через несколько минут ощутил, как по щеке текли слёзы. Скоро он умрёт — так ли это плохо? В объятиях Алисы он не мог думать иначе. Слишком жалок, хрупок, надоедлив. Чума уничтожала его — думать о возможном спасении было трудно.

Спустя месяц этот день наступил. Первое декабря для многих будущих магов был важнее собственного дня рождения, и неудивительно, что администрация академии предприняла всё, чтобы каждый из поступивших запомнил столь знаковое событие. Миша всё не мог привыкнуть к странной традиции намеренно не предоставлять информацию о будущей группе вплоть до непосредственного захода в аудиторию, отчего с самого начала праздничных мероприятий пытался найти среди незнакомых лиц своих одногруппников, наивно надеясь, что кто-то из них будет размахивать с табличкой: «Миша, я твой одногруппник». Впрочем, ему бы потребовались и простые указательные таблички. Если бы не Алиса, Миша навсегда потерялся бы в безумной текучке толпы, как маленький котёнок, застряв в окружении незнакомцев. Многие ровесники, красивые молодые люди, иногда казались столь обворожительными, что он начал мысленно загоняться над своей внешностью. Как раз к обучению Миша оброс: теперь на голове имелась слегка пушистая и объёмная шевелюра, еле-еле подчинённая расчёской. Но подчинённая ли? У Миши создавалось впечатление, что какой-либо локон всё-таки вылез из общей массы, как антенна, делая причёску совсем небрежной. Несмотря на заверения Алисы, он не мог всецело успокоиться.

Актовый зал находился в центральном корпусе под административными этажами, гордо распахнув двери на правой стороне широкого богатого коридора. Среди кучи дверей спутать зал было очень сложно, по крайней мере, из-за ярких «маркеров», предоставленных организаторами, правда, только непосредственно у входа — плакатами, цветами, табличками и так далее. Насколько было легко двигаться к дверям актового зала, настолько сложно было не обращать внимания на взгляды студентов. Та самая мнимая популярность на самом деле являлась источником зависти и злых сплетней, наверняка способных испортить жизнь Миши, принести целую кучу проблем. Помощь у Алисы искать бесполезно: она была только довольна таким вниманием, горя желанием порвать всех недоброжелателей в клочья. В записях Миша так и помечал: Алиса обожает вызовы, а это как раз-таки и повод развлечься и показать, кто здесь хозяин. Чувствовал, что с ней он не заскучает, а будет ли доволен — дело времени.

— Это же те новички А-ранга? — послышался вопрос проходящего рядом поступившего. — Офигеть.

— Один инвалид, серьёзно? — усмехнулся собеседник. — Он даже вступительные не сдал бы с такими-то проблемами.

— Ты дурак? Он А-ранга!

— Так же по блату получил ранг, чтобы не загнобили. Терпеть не могу таких…

— Ого, так вот какие они… — послышался женский голос с другой стороны. — Я слышала, они родственники.

— Не похожи же!

— Зато оба очень сильные…

— Этот тот хмырь с А-рангом? — голос сзади.

— Поступили, не стараясь, как мы все, и думают, что крутые, — голос спереди.

— Спорим, у него А-ранг фальшивый?

— Их быстро на место поставят.

— Лжецы.

— Неполноценные.

Как Миша и думал — сплошь мерзкие сплетни. Каждый из них хотел видеть его жалкой тряпкой, получившей всё по блату. Попытка возвыситься на фоне его проблем или простая зависть — Мише было без разницы. Его расстраивало другое. Никто не смотрел на него как на равного, как кого-то с положительными качествами. Такова человеческая натура?

— А он милый, — вдруг кто-то высказался из девушек из заднего потока.

— Даже с проблемной ногой стал А-рангом, удивительно… — восхитился парень спереди.

— Раз он смог, то я обязательно…

— Интересно, какая у него магия…

— Хочу посмотреть на него в деле.

— Хотела бы познакомиться…

Миша от нервотрёпки слегка опустил голову, смотря на спину Алисы. Он не мог найти себя в такой толпе, говорящей подобные вещи. Много людей, много мнений. Злоба, восхищение, зависть, интерес — из-за полярных красок он путался, не мог определить, что думать о толпе вокруг. Кто они? Враги или друзья?

— Как странно… — пробубнил Миша, глубоко вздохнув.

— Чего? — Алиса посмотрела на него с любопытством.

Только увидел её лицо, Миша почему-то смог успокоиться. Уверенная в себе, ничуть не сомневающаяся, что бы ни произошло. Она как какая-то скала, за которой можно смело прятаться. С такой он был более свободен, ибо чувствовал опору. Если она рядом — ему будет намного лучше. Отрицательно помотав головой, Миша дождался, когда Алиса вновь отвернётся, а после решил осмотреть ту из любопытства. Сегодня она надела то, что терпеть не могла. Это не зелёный зимний пиджак, хорошо сидевший на ней не только из-за качества шитья, но и общей эстетичности стиля, совершенно нет. Она теперь была вынуждена ходить в чёрно-зелёной юбке в клетку, настолько нелюбимой, что готова была избить портного, а после Битрокса — только из-за подобного обязательного правила. С диким негодованием, но надела, всё же воспользовавшись правилами, как адвокат законами. Вместо унифицированных хлопковых чулок по колено она натянула сплошные колготки, а вместо коричневых туфель — кожаные военные сапоги с ремнями на голенях.

Необычный вид девушки у окружающих студентов вызывал только восхищённые взгляды, часто в сексуальном контексте. Многих почему-то заводило подобное.

«Фетишисты», — решил Миша и тяжко вздохнул.

Теперь они оказались в актовом зале, эдаком мини-театре, только без балконов. Длинные ряды сидений, большая деревянная сцена, многофункциональное магическое освещение, аж целая кабинка художника по свету и звуку — в общем, во всех традициях подобных заведений. Алиса быстро нашла по листочку нужные места, потому Мише особо париться было незачем. До начала представления осталась пара десятков минут, но он уже волновался. Раньше из-за общества, теперь из-за предстоящего начала. Очень едкое волнительное ощущение, что вот-вот жизнь изменится, скоро он приступит к совершенно новому этапу, и такая неопределённость словно пыталась испугать Мишу, дабы тот попросту сбежал из академии и больше не выходил из зоны комфорта. От волнения он начал стучать новой тростью о пол и вертеть головой, как прожектор маяка.

«Ну кто-нибудь… хоть кто-то знакомый! Где все они?»

Миша надеялся увидеть кого-нибудь из знакомых, неважно кого, главное увидеть, понять, что он с Алисой не одни. В противном случае, навряд ли можно будет успокоиться на протяжении всего представления. Кто-то из учителей проверял занятые ряды сидений, сверяясь со списком, некоторые просто следили за порядком в сторонке и частенько болтали между собой. Иногда между местами ходили весёлые охранники, только для галочки показывая своё присутствие. И сколько тут студентов! Не только поступивших, но и старшекурсников! Некоторые совсем взрослые, совсем статные и готовые к большой жизни — таким хотел бы стать и Миша, когда закончит обучение. Если закончит, если мог бы закончить. Этот факт сейчас не расстраивал, скорее становясь какой-то странной мечтой. Какой будет Алиса, когда станет выпускницей? Насколько изменится?

В томительном ожидании он не заметил, как слева от него села девушка, смотрящая на него так, будто его прекрасно знает. Она с лицемерной улыбкой, слишком наигранной, ждала реакции Миши, а тот и вовсе не понимал сути. От такого конфуза он хотел было отвернуться и закрыть глаза, как испуганный мальчик, но девушка решила заговорить первой.

— Миша, привет, — сказала она параллельно с завязыванием хвоста итак коротких волос. — Не узнал меня? Это я, Тереза!

— А, прости, из-за волнения совсем вылетело из головы, — нервно посмеялся Миша, вспомнив, что навряд ли кого-нибудь так просто узнал бы среди толпы.

Внешность на бумаге не давала гарантии, что он сможет так быстро понять, кто есть кто. В самом деле, на что он надеялся? В последние годы только на чудеса и надеялся, совершенно отпустив рациональность. Не сильно придавая значение короткому конфузу, он быстро догадался, что имел в виду прошлый Миша под прилизанным лицемерием Терезы.

— И тебе привет, Алиса! — едва заметив её безразличный кивок, Тереза продолжила: — Как у вас настрой? Готовы к первому учебному году?

— Совру, если отвечу: «да», — Миша вёл себя куда искреннее Битрокс. — Сложно было даже встать с кровати.

— Понимаю. Я хоть и пробыла в академии всё детство, до сих пор не могу свыкнуться, что стала частью такого большого общества. Но ничего, вместе мы справимся, верно?

Подлизывание Терезы уже входило в привычку в глазах Миши. Или ему так казалось, а на самом деле это обычный разговор?

— И то верно, если нам повезёт, и мы окажемся в одной группе.

— А вы в какой?

Миша протянул её листочек. Каждому студенту прислали листочек с отнесением к группе, привязанной аудитории и краткой информацией о предстоящем празднике. Универсальная карточка для первого дня, только без конкретного списка новоиспечённых товарищей, примерного перечисления преподавателей и, хотя бы, того, что их ожидало после праздничного мероприятия.

— О, как повезло! — обрадовалась Тереза, спешно вынув из нагрудного кармана пиджака свой листочек. — Я тоже в двадцатой группе! Как славно!

— Какое совпадение, — с очевидным сарказмом прокомментировала Алиса себе под нос.

— Я прекрасно знаю аудиторию, где мы будем учиться. Со мной вы не потеряетесь! В первое время я вам помогу с ориентированием по кампусу, я здесь каждый угол знаю! — рекламировала свои услуги Тереза, не убирая маркетинговую улыбку.

— Спасибо, надеемся на твою помощь, — любезно сказал Миша.

Внезапно та начала рассказывать обо всём, стараясь завязать хоть какой-то разговор с ними. Удивительно, но столь тщетные старания подлизаться забавляли, будто детектив нашёл вора и со спокойным лицом слушает оправдания преступника. Что-что, но раскрывать истинные мотивы Терезы не хотелось из-за её действительной пользы. Иметь дочь ректора и вообще знающего человека в союзниках — полезно, как и полезно ей самой находиться в компании двух А-ранговых. Негласные взаимовыгодные отношения, которых, собственно, и добивалась Тереза. Через тонну слов с её стороны Миша не заметил, как время истекло, и торжественное открытие учебного года началось.

Весь зал затих, на сцену вышли ведущие — выпускники академии, поздравляя поступивших с началом обучения. Миша не ожидал чего-то оригинального в этот день, но сидел и слушал, радуясь и волнуясь одновременно каждому мгновению. Да, каждая секунда не была удивительной из-за формальности и повторения, но для него это было очень важно. Через пять дней он забудет эти чувства, потому он обязан был прочувствовать каждую секунду, пока есть момент. Это событие раз в жизни, положивший начало новой жизни. Жаль, не будет такого же прекрасного конца, как хотел бы Миша. Обучаться боевой магии надо семь лет, и только очень редкие случаи позволяли закончить обучение раньше. Семь лет прекрасной поры, удивительной поры, но очень неопределённой. Как же его переполняли эмоции — голова совершенно не мыслила.

Дальше он отдался мероприятию. Рассказы ведущих о академии, достижениях наиболее выдающихся студентов, возможности и перспективы; после них прозвучала речь самого ректора академии. Битрокс явно знал, что делал, каждое выученное слово отбивалось от стен зала, донося смысл, кажется, до каждого, хотя ничего нового не прозвучало. Обычные поздравления студентов, преподавателей и прочих с знаковым днём, гордое озвучивание величия академии и банальные пожелания на будущее. Но после уверенной речи…

Миша впервые увидел, как выступали старшекурсники. Это масштабный комплекс художественных композиций, совмещающий странные акробатические танцы, несколько чувственных песен и особые выступления с магией. Последние были особенно прекрасны, ненадолго ввергнув Мишу в пучину сказок и чудес. Одна красивейшая девушка с шелковистыми длинными чёрными волосами только искрами и шестами проворачивала столь филигранные трюки, вертя палками в таких ситуациях, которые, кажется, даже без шестов трудно проделывать. Сначала один шест, легко крутящийся кистью девушки, потом сразу второй в той же кисти, третий в другой, четвёртый там же — и всё во время ловкого танца, больше похожий на смесь стандартных военных движений со стуками каблуков о пол и вальса.

Миша не понимал, как у неё это получалось, но это так завораживало, что он совсем забыл о волнениях и переживаниях. Только он как зритель — и только она как актриса. К сожалению, выступление прошло быстро, причём настолько мимолётно, что Миша едва не стал капризным ребёнком, желающий всё больше и больше. Тем не менее, небольшую грусть разбавили несколько виртуозов едва старше его самого, которые выполняли цирковые упражнения стандартного клоуна с масштабным использованием огня и воды. Например, один из них легко прокатился на моноцикле по контролируемой водяной волне, нарушая всевозможные законы физики. Второй смело при помощи скакалки миновал каждую огненную дугу, прыгая и скача, порой слишком комично и акробатично. И никакой элемент их магии не угрожал жизни зрителям, даже созданная совместная сфера огня и воды, которая высоко поднялась над головами и громко рассыпалась на дождевые частички каждой из стихий — ни одна из капель или огненных искр не достигли зрителей.

И так прошел добрый час, за которым Миша провёл прекрасное время, словно побывал в цирке или на концерте. Если задумываться, то ничего особенного и удивительного, на самом деле, не было, всё же студенты не могли похвастаться тем мастерством, каким обладали те же профессиональные актёры, но их старания откладывались в памяти в самом уютном месте, чтобы отдавать тепло всему Мише, заряжая на учёбу. В этом ведь и смысл, да?

Алиса, кстати, ничуть не разделяла воодушевление Миши. Ей было просто скучно, она, подперев подбородок, смотрела за выступлением и просто сидела с периодическими вздохами. Тереза, явно привыкшая к таким дням, с интересом пронаблюдала вплоть до конца, искренне радостно улыбаясь. Таков нрав, такой характер.

И вскоре всё закончилось, ведущие попрощались со зрителями и попросили пройти каждого новичка академии к выделенным аудиториям. Это момент настал, волнение вернулось, а Миша стал таким же беспомощным в ориентировании, как раньше, только теперь он понадеялся на помощь Терезы. Та же, воодушевлённая хоть какой-то возможностью помочь А-ранговым, вывела их из зала и тут же повела в правый корпус. Битрокс, будто опытный гид, сопровождала мало знающих студентов прямиком без остановок на второй этаж к нужной аудитории. Золотистая табличка торжественно переливалась номером 427, а временно повешенный баннер справа — коротким предложением: «Добро пожаловать, это дом двадцатой группы боевой магии!»

— Мы на месте, — весело заключила Тереза, положив руки на пояс. — Кто молодец? Я молодец.

— И то верно, — вздохнул Миша, первым подойдя к дверям аудитории.

Неужели они первые? Будь кто-то из одногруппников здесь раньше, наверняка бы открыл дверь нараспашку или уже активно болтал внутри так, что слышно было бы только встань у двери. Или зашли самые не-социальные? А вдруг они оказались просто последними?

Мысли так сильно путались, что Миша смог только схватиться за ручку двери, нервно смотря на деревянную отделку двери.

«Красивые трещины», — подумал Миша и понял, что это простые полосы для придания естественности объекта.

Раз он решился первым войти в аудиторию — он это сделает! Так что он открыл дверь нараспашку, отчего аж петельки застонали, и сделал гордый шаг первооткрывателя. В этот же момент неизвестный внутри, стоящий рядом и болтающий с другим человеком, не глядя повернулся и пошёл навстречу Мише. Точнее, прямо в столкновение. Первые секунды предвещали совсем не радостные ощущения — незнакомец вот-вот мог сбить Мишу, а тот из-за ноги с лёгкостью упал бы назад. Но вмешалась Алиса, одним махом руки оттолкнув инициатора столкновения так, что тот едва сам не упал.

— Смотри, куда идёшь, придурок, — огрызнулась Алиса.

Блондинистый парень чуть выше среднего роста посмотрел на новоприбывших. Его глаза блестели голубым, лицо и вовсе слишком простецкое, настолько, что в быту Миша бы спутал его с сельчанином. Зато телосложение, очевидно, мускулистое, скорее всего, по той же причине. Ровесник даже не огрызнулся в ответ или обиделся, быстро прочитав момент как надо.

— Извините, друзья, мой косяк, — благородно ответил он с виноватой улыбкой. — Меня звать Коля Белоусов, рад знакомству.

— Симонов Миха… — хотел представился Миша, только его перебила раздражённая Алиса.

— Да-да, мне насрать, — и она прошла мимо него с ярым неуважением к одногруппнику

Коля посмотрел той вслед, непонимающе думая над возможными причинами такой агрессивной реакции девушки. Вернув взгляд на Мишу, он попробовал ещё раз:

— Так, я Коля, а тебя как?

— Симонов Михаил. Та прекрасная и ничуть не злая девушка — моя сестра, Симонова Алиса.

— Ого! Родственники и вместе в академию! Крутяк, — Белоусов вёл себя даже слишком свободно по эмоциям, особенно на фоне Терезы, это было чем-то необычным. Он читался, как открытая книга. — Так, это… ожидаю плодотворного общения, вот.

Миша кивнул, слегка смутившись. Первый знакомый! Первый дружелюбный одногруппник в его жизни! И не важно, что Тереза была раньше, совершенно не важно. Николай рушил все плохие стереотипы, давно сформированные в голове Миши. Он только и слышал истории о жестокости ровесников, ужасном поколении и всё в этом духе. Травля в академии, недоброжелательные взгляды внутри группы — и это пока не случилось. Славно, очень славно.

Михаил подошёл к Алисе, которая стояла у доски. За это время он всё-таки обратил должное внимание на аудиторию. С виду обычный класс, только больше и качественнее. Двухместные парты, три ряда, одна доска на всю стену и пустующий преподавательский стол. Тёмно-дубовый паркет, зелёные оклеенные обоями стены, сами парты были заметно светлее пола. Каждый стул был жертвой смешивания обычной школьной мебели и простого офисного стиля, а парты — большими по размеру и многофункциональными по ящикам и встроенным механизмам, напоминающим о своём присутствии кнопками. Сзади парт у стены стояли большие шкафы со стеклянными дверцами, наполненные книгами. Слева от студенческих мест — окна с белыми занавесками, справа — картины известных магов и ряд комодов. Стандартная аудитория, без излишков и сильных особенностей.

Вернувшись из режима смотровой вышки, Миша обратил внимание на Алису. Она смотрела на доску, где было выписано каждое имя студента группы в соответствии с местом. Неужели в академии даже такие правила?

— Ну как, нашла? — поинтересовался Миша, из-за лени даже не читая имена.

— Короче, мы в конце планеты всей, — Алиса обернулась и кивком повела за собой.

И действительно: место Миши была за партой у ближнего к окнам ряда, а Алисы — парта среднего ряда. Один факт только разделения вызвал у него лёгкую панику, даже если расстояние между ними — одно место. Только сейчас он нормально обратил внимание на доску и быстро заметил характерную особенность расстановки, а именно расположение девушка-парень на одну парту.

— Лучше бы нас вместе посадили, — огорчился Миша, отодвинув стул и нехотя усевшись за место.

— Так даже интереснее. Окончательно выходим из зоны комфорта, Мишаня, а значит, у тебя не будет шанса не выделяться. Всё просто, и это прекрасно.

— Ты и так добилась того, чтобы я не мог не выделяться одним рангом, гений.

Внезапно Тереза села за парту прямо перед Мишей. Её весёлая улыбка тут же дала понять, что к чему.

— Как хорошо, что мы рядом, — это выступление одного актёра начало раздражать.

— О-о-о! Офигеть! — вдруг раздался очень радостный громкий голос девушки, подбежавшей к Мише.

Был бы тот не с пробоиной в голове, сразу узнал бы её, а так ему потребовалось время, чтобы сопоставить описанные её черты. Так он и смотрел на девушку, как тормоз, без стеснения, а с интересом осматривая телосложение. Худоба выдала пускай не сразу, но наверняка — это Ксения.

— А, всё. Привет, — кивнул Миша.

— Как… было непривычно, — не поняла Ксения, скрестив руки за спиной. — Ладно, не важно. Мы, получается, реально одногруппники! Теперь я могу спать спокойно…

— С чего вдруг я твой сон трево…

— Миша, а Миша, давай создадим банду! Чем раньше мы начнём дружить, тем быстрее станем прекрасной командой! — победоносно проговорила Ксюша, как диктатор на своей речи. Почти коммунист.

— О, и Алиска здесь!

— Не называй меня Алиской, мне противно…

— Хм… Алисучечка?

— Ща вырвет…

— Алисонька!

— Да харе!

— Прости, не сдержалась. — Ксения за такое малое время смогла выбесить Алису и была рада этому. Превосходная тактика активного экстраверта. — Давай в нашу банду.

— А я давал согла?.. — и опять Миша был перебит.

— А это кто? — Тереза была и расстроена, что её общению угрожают, и заинтересована в очередном знакомстве из-за своей корыстной выгоды.

— Это… Ксюша? — Миша не знал, как её охарактеризовать. — Мы познакомились, когда летели в столицу.

— О как, — Битрокс встала с места и протянула руку, включив актёрское мастерство дружелюбно корчить лицо, — тогда давай знакомиться. Я Тереза Битрокс.

— Ксюша, — тут же пожала руку та, улыбаясь намного искреннее.

Это уже второй человек, который вёл себя полярно в отношении Терезы. Столь забавный факт даже рассмешил Мишу.

— Теперь мы банда! — Ксения, как истинный коммунист, блицкригом сформировала «банду», и также была рада. — Кстати, о вас слухи ползают, аж до выпускников дошло.

— Ты о ранге?

— Да-да, говорят, вами заинтересовались какие-то влиятельные студенты. Не знаю точно, я ещё не сдружилась с девочками. Но, это, конечно, бо-о-омба! Оба А-ранга! Не подумай, я знала, что вы крутые, но чтобы настолько!

Миша не был рад даже таким слухам. Иерархия заработала как система, пытаясь оттолкнуть неопределённые элементы, как подобает любому обществу сильных людей.

— Ты про группировки? — уточнила Тереза.

— А ты в курсе?

— Конечно. В академии множество самых разных группировок. Белые платки там, красные галстуки, чёрные рубашки. Студенты давно создали нечто в стиле «клуба по интересам», хотя на самом деле все стремятся руководить всеми в академии. Никакое сопротивление администрации не помогает — всё легитимно и демократично, якобы…

— Значит, тут правила тюрьмы, — прокомментировала Алиса, качаясь на стуле. — Забавно. Любят люди казаться крутыми, находясь в условной банде.

— О, так мы тоже банда!

— Скорее, вынужденные союзники… — пробубнил Миша.

— Я не советую с ними связываться. У них свои войны между собой, так что формальный интерес к вам просто из разряда потенциальных новичков группировки. Лучше не вставать на пути этих ненормальных…

— Делать нам нечего, — Алиса усмехнулась. — вступать в подобное говно.

Народ потихоньку прибавлялся, места активно занимались, и совсем скоро к парте Миши пришла новая девушка. Наверняка аристократичных или богатых кровей: всё из-за удивительно ровной осанки, изящной фигуры с упором на женскую красоту и смиренным выученным взглядом холодной девы. Чёрные длинные волосы были слишком прямыми, какой-то полосой раскинувшись вдоль спины аж до талии. Тем не менее, совершенно обычное лицо, каких в мире миллионы, отлично сочеталось с этими волосами, создавая единый образ… богачки. Всё портил взгляд. Отстранённый, холодный, даже безразличный взгляд фиолетовых глаз, будто действительно её учили быть железобетонной девой аристократичной семьи. Никакие другие ассоциации не приходили в голову. Она смотрела на Мишу, остановившись только из-за стоящей на пути Ксюши. Любой другой человек наверняка почувствовал бы себя неловко, но Сахарова была просто непробиваемой. Настолько, что она тут же полезла к незнакомке, горя желанием знакомиться.

— Здравствуй! — заговорила Ксюша, широко улыбаясь. — Как тебя зовут?

— Можно сначала я сяду на место? — нехотя попросила девушка, томно вздохнув.

Ксюша, к счастью, позволила той пройти дальше. В результате брюнетка уселась слева от Миши, как и предполагал тот. Новая соседка по парте — и такая замкнутая. Да что там, она всеми силами пыталась забыть или забить на ранее заданный вопрос, но ожидание Ксюши начало нервировать не только её, но и даже Мишу — она словно нависала над ними, хоть и стояла в метре от парты.

— Анастасия Жукова, — вынужденно представилась та.

Ксения с большой охотой представила каждого вокруг ровно до момента, пока не пришёл еще один новенький, на этот раз мужского пола. Полный парень с каштановыми кудрями с извинениями протиснулся мимо неё на своё место за парту с Терезой, пыхтя и восстанавливая дыхание. Непримечательный молодой человек с не отращённой бородкой и усами, выделяясь разве что хорошо заметным носом-картошкой, долго смотрел на окружающих девушек, а после конкретно на Мишу, словно ища поддержки у соратника по полу. Он и вправду чувствовал себя максимально неловко в подобной компании.

— Так, давай знакомиться, — настойчиво предложила Ксения, поглядывая на кудрявого.

— Ох, д-давайте, — доля смущения и смиренности превращали его ласковый голос в ещё более трепетный. Тембр у него действительно нежный. — Я Брагин Пётр, к вашим услугам.

Конечно, мисс Сахарова всех представила, опять назвав Алису уменьшительно-ласкательной формой. Она была сердцем всего знакомства, а-ля гуру. В принципе, все единогласно приняли её роль за неимением лучшего.

— Как нас много! — радовалась она, хлопнув в ладони. — Чистая банда.

— Банда? — не понял Пётр. — Я куда-то вписался?..

— Не обращай внимания, она сдуру так нашу компашку теперь называет, — пояснил Миша, пытаясь прочитать нового знакомого получше. Каким являлся он?

— Ничего не сдуру, я ради всех стараюсь. Нас теперь шестеро, шестеро друзей, товарищей и вообще мы семья, вот.

— С местной дурочкой, — добавила Алиса.

Переведя взгляд на неё, Миша внезапно заметил новоиспечённого соседа по парте. Низкий пришибленный парень в круглых очках, сидящий тише воды ниже травы, отчего даже Ксюша толком его не видела. На фоне Алисы он смотрелся муравьём: такой же незаметный и тихий. Когда взгляд вернулся к строго прямому, он краем глаза увидел направленное на него внимание Анастасии. Нет, скорее на трость, стоящую между ног Миши. Она или удивилась, или просто заинтересовалась — спрашивать Миша не рискнул. Он думал о другом. Теперь вокруг новые знакомые, и ни один из них не вызывал отвращение или неприязнь, всем, по сути, по барабану на проблему Симонова. Впрочем, это лишь затишье перед бурей — инвалидность никто особо и не видел, а те, кто знал — не поднимали этот вопрос, даже разговорчивая Ксюша, уже соревнуясь в болтливости с Терезой. Пётр вообще был на линии дружеского огня между девицами, так что он медленно, но уверенно начал растворяться в пространстве. Так Миша и просидел, смотря за каждым знакомым и изучая. Тереза с тонной лицемерия, наконец, оставила театральность и вполне оживлённо и охотно разговаривала с Ксюшей, которая могла оспорить любую активность в группе. Тон чёткий, словно ораторский, но скорость очень высокая для восприятия. Как она не путалась в мыслях — загадка последнего уровня сложности. Так или иначе, Сахарова показала себя с лучшей стороны самой дружелюбной девушки, потенциально самой деятельной в группе.

Пётр же был неловок, неуклюж. Не интроверт, ничуть не замкнутый, просто не подходящий под такую активность. Для Миши он казался слишком…нежным? В действиях, в речи — всё словно плюшевое, доброе. Являлось ли это частью характера, пока трудно было понять, но таково поведение. Анастасия же — чистейший интроверт со своей жизнью в голове. Холодное отношение к компании оправдывалось не умением скрываться, как Тереза, а чисто характером. Такова она — девушка, сформированная личность холодных гор.

Алиса хоть толком и не поддерживала разговор девушек, но свои мысли всё-таки вставляла, показывая себя как очень приспособленную. Ей не трудно было влиться в компанию, просто она не хотела источать дружелюбие. Алиса, очевидно, не доверяла им. Такова банда, походу, такова компания. И это хорошо.

Вскоре в аудиторию вошёл последний человек — мужчина лет тридцати и больше, высокий, статный, с ровной солдатской походкой. Одетый в чёрный костюм, чёрную рубашку и красный галстук мужчина прошёл к преподавательскому столу.

— На места, на ме-ста, — подгонял он студентов командным громким голосом. — Батя в здании, приземлите задницы.

Речью он мало был похож на преподавателя, и Миша, собственно, быстро догадался, с какой сферы деятельности прибыл в академию этот тип. Таких людей он знал как нельзя лучше из-за связей Ректора с красными. Этот мужчина был родом из армии, отдавший службе добрую половину собственной жизни. Поставленная громкая речь говорила о его привязанности к руководителям. Командир взвода? Роты? Военной части? Офицер, точно офицер. И внешний вид соответствующий. Несмотря на стильный костюм, он всё равно решил одеться практически монолитно по цвету, даже напялив кожаные перчатки чёрного цвета. Чёрные пышные волосы аккуратно зачёсаны набок, карие глаза были словно соколиными, высматривая каждого садящегося студента, как военную цель, а губы постоянно находились в лёгкой доминирующей улыбке. Неужели он…

— Так, отлично, — преподаватель дождался, пока все сядут по местам, а после схватил мел и начал что-то писать на доске, резко водя им по поверхности. — С этого дня я ваш куратор, полное имя — Андрей Павлович Романский. Из личной информации — элитный боевой маг третьего класса. Личная информация закончена, остальное знать бессмысленно, — закончив писать своё имя, он подкинул мел сразу в корзинку под доской и повернулся лицом к аудитории. — Я руковожу вами и опекаю, как пастырь овец. Прошу любить и жаловать. Ну хватит обо мне, теперь о вас. Вы — первокурсники, совсем юнцы, и я одобряю ваше рвение обучаться боевой магии. Государству, да и вообще обществу, требуются первоклассные маги для защиты, охраны и развития. Короче, вы, типа, потенциально полезные. Но это не значит, что каждый из вас действительно особенный и перспективный. Самые слабые из вас не протянут и года — вылетите с вещичками за территорию академии, я об этом позабочусь. Под моим контролем будете пахать, как рабы на стройке, чтобы к выпускному году вы стали настоящими монстрами магии и грозой студентов.

Если принимаете моё рвение и хотите стать лучше — поздравляю, шансы есть, даже тем, кто сейчас уже под угрозой отчисления. Только с желанием и страстью мы добьёмся выдающихся результатов. Ну что это я о каких неопределённых вещах говорю, хочу конкретику, — Романский медленно пошагал между первым и вторым рядом парт, оценивая только взглядом каждого из студентов. — На данный момент двадцатая группа имеет соответственное число студентов, для тупых — двадцать человек. Весьма пёстрый составчик, если смотреть на ранги каждого из вас. Много В-ранга, немного меньше — Б-ранга. Есть совсем слабые под Г- и Д-ранги, но это не важно. Каждый из вас может стать намного сильнее, я говорил об этом. Есть рвение — шанс представится. Особое внимание хочу уделить А-ранговым студентикам, коих в группе аж три человека. На минутку, у первого курса их всего шесть, а групп сколько? Чёрт, забыл… — он остановил взгляд на Мише, потом на Алисе, а следом на Анастасии, — точно, пять групп по двадцать человек. Сами понимаете, это неестественно много. Знаете ли вы их уже или нет — неважно, я представлю вашему вниманию: Анастасия Жукова, Михаил Симонов и Алиса Симонова, — Андрей Павлович соответственно указал на каждого из них фалангами пальцев. — Самые сильные в группе, некоторые — сильнейшие на три курса. Надеюсь, вы не станете разочарованием курса, любимые мои студентики, — после этого преподаватель прошёлся между вторым и третьим рядом. — Теперь поговорим об обучении.

Этот человек вёл себя, как армеец перед новобранцами, но хорошо понимающий собственное дело. Миша заметил нечто необычное. В глазах Романского явно было что-то спрятанное, словно истинная натура, так умело скрываемая самим Андреем Павловичем. Это как лицемерие Терезы, только куда качественнее, банально лучше. Даже в рассказ — штатную информацию об обучении — Романский вкладывал часть своей натуры, которую Миша понять не мог. Каждое слово, вылетающее из его уст, было опасным. Да, точно опасным, хищным.

Наконец Миша ухватился за ниточку образа Романского благодаря хорошему пониманию таких людей. Алиса и ещё некоторые люди были таким же хищными, как сам Андрей Павлович. Элитный маг третьего класса, о котором он ничего не слышал. Определённо, он не простой человек. Он даже заметил пристальный взгляд Миши, с хитрой улыбкой на лице ненадолго посмотрев в ответ. Неужели понял?

— И так далее. Бла-бла-бла, — Романскому и самому не было интересно рассказывать подобное. — В общем, всё узнаете в процессе, не пропадёте. В личных ящиках под партами для вас предусмотрены портфели, канцелярские принадлежности, прочие прибамбасы для вашего обучения. Также там спортивная форма на несколько случаев для практики. Всё предусмотрено, начиная от ткани и заканчивая вашими особенностями. Что ещё… а ещё вы взрослые, сами разберётесь, — кажется, преподаватель из него совсем плохой, этика никакая. — А теперь самое интересное. Надеюсь, вы люди социальные и смогли хотя бы узнать друг у друга имена, ну а если нет — не моё дело. Я хочу познакомить вас друг с другом не банальным кружком с представлением каждого студента, а соответствующе для нашего факультета, детишки. Никаких вопросов, никаких возражений, сразу выполняем мою волю. Чтобы вы знали своего соседа по парте — мы сразимся в дуэли.

* * *

Они переместились в специализированный тренировочный зал, больше похожий на мини-арену с одной трибуной, выделенным прямоугольником в центре для битвы, и полным комплектом соответствующего инвентаря, столь разнообразного, что можно было содержать целую группу авантюристов-новичков. Богатство академии налицо. Удивительно, но подобные помещения стояли совсем рядом с актовым залом, в один ряд вплоть до конца корпуса, хотя пользоваться ими для «мелочных» тренировок было запрещено — для этого существовали залы-поменьше в левом корпусе.

От одного такого факта голова у Миши закружилась: слишком много комнат, в частности узкоспециализированных, которые надо знать и понимать. Это только кампус, а что на большой территории вокруг? Какие постройки и сооружения скрывала академия?

Андрей Павлович собрал свою паству в центре арены, сначала послав каждого переодеться в раздевалках рядом. Спортивная униформа Миши была несколько непривычной: ткань казалась более тяжёлой, чем выглядела, зато по красоте она была довольно привлекательной, особенно из-за симметричных зелёных полос у плеч на белом фоне, издалека напоминающих о принадлежности к академии. Алису же данный цвет быстро начал раздражать из-за его общего обилия по всему учебному заведению. И правда — зелёного слишком много. Убедившись, что первокурсники готовы, Романский многозначительно усмехнулся, раскинув руки в стороны и начав:

— Итак, детишки мои, время показать, из какого теста вы сделаны.

Романский держал в руке какой-то громоздкий коробчатый пульт, уходящий проводом к стене между скамьями трибуны. Нажал на кнопку, и рядом с прямоугольником-ареной из пола вытащились два маленьких столба, на которых красовались белые мутные кристаллы в форме пирамиды. Вскоре, при нажатии другой кнопки, сзади них выдвинулся ещё один столб с кристаллом чистейше-белого оттенка в форме сферы.

— Суть дуэли крайне проста: участники битвы синхронизируются с пирамидными кристаллами, которые окутывают вас защитной пеленой. При получении любого урона, будь то физического или магического, кристалл принимает на себя всё, тем самым защищая носителя от повреждений. Если тупите, то скажу сразу задачу соперника: надо разрушить кристалл, охраняющий мага. Всё, победа, торт в подарок, молодцы.

— Можно вопрос? — тут же поднял руку Пётр. Его тихий голос практически скрылся даже словами куратора, но тот как-то услышал. — А что за сфера сзади них?

— Он создаст границы арены, чтобы шальная магия нас не поубивала к чёртовой матери. Мера предосторожности, пробить даже на уровне А-ранга практически невозможно.

— Спасибо…

— Ещё вопросы?

— Разрешено пользоваться своим оружием? — поинтересовался незнакомый Мише студент с блондинистыми волосами, завязанными в хвост.

— Ну естественно! Академия одобряет использование удобного вам катализатора, поэтому я подготовил вам ваши же оружия, — под словами Романского из складского помещения вышел другой преподаватель.

Невысокий худощавый мужчина лет сорока с лысой головой и очками, больше похожий на скромного инженера рядовой компании. На самом деле, простенький деловой стиль в виде серой рубашки, чёрного галстука и брюк с подтяжками ничуть не красил его, скорее наоборот — сидело как на чужом. Тем не менее, он более чем уверенно провёз большую тележку прямо к Романскому.

— О, это же Тёрнер, — узнала его Алиса, усмехнувшись. Увидев непонятливое лицо Миши, она была вынуждена пояснить: — Техномаг, который тебе оружие смастерил. Не читал, что ли?

— Видимо, упустил, — пожал плечами Миши, вспомнив только о факте техномага и его причудливого таланта в конструировании всякого оружия. — А ты ничего не заказала?

— Зачем? Я и так всех порву.

Миша украдкой посмотрел на шрамы. Из-за футболки шрамы на руках были видны как никогда лучше. Красные полосы, как раскаты молний в небе, от плеч до запястий. Подобные «украшения» привлекли внимание некоторых любопытных однокурсников, что-то яро обсуждая между собой прямо за спиной Алисы. Она наверняка их слышала, но ей было без разницы, отчего конкретный смысл она не ловила. А вот Миша вслушивался, словно дело касалось только его.

— Не знает меры, что ли… — не понял один из участников обсуждения. — Важно же контролировать свою магию, иначе ей конец.

— Она по характеру варварка, не слышал, что ли?

— Нас считает, наверное, мусором.

Толком посмотреть на сплетников Миша не мог, зато удовлетворённо улыбнуться над ними с радостью попробовал. Они боялись её, как коренные жители чего-то нового. И правильно. Перестав обращать на это внимание, Миша вернулся к общему настрою. Почему-то многие из студентов были весьма напряжены, недоверчиво поглядывая, скорее всего, на своих соседей по парте. Какие-то взгляды из масс были даже агрессивными, словно вот-вот закладывались семена неясной вражды. Пётр вообще из волнения и страха смотрел на Терезу, которая стояла почти по стойке смирно и ожидала начала, но Миша видел: она испугана даже сильнее неловкого пухляша, просто скрывала под своей маской, какую любила корчить на людях — весёлой доброжелательной улыбкой и невинным взглядом. Ксения же была чуть ли не единственной максимально воодушевлённой предстоящей дуэлью, источая такой оптимизм и радость, что окружающие её студенты несколько успокоились. Как магия гипноза какая-то.

— Каждое оружие в тележке относится к конкретному магу, сами знаете, — Андрей Павлович показательно достал из тележки полуторный меч, стандартного серебристого цвета металла, только со вставленными голубоватыми кристаллами по всему лезвию. — Не бойтесь бить соперника, кристалл всё примет, даже если ваша атака потенциально способна убить. Кстати! Весёлая подсказка, чтобы жизнь мёдом не казалась: от степени полученного урона объект может чувствовать разную отдачу. Ну, знаете, получить урон от противника невозможно, зато от падений и столкновений с поверхностями… сказка, не правда ли?

— А если мы что-нибудь сломаем? — возмутился какой-то однокурсник рядом с Ксюшей. — Или случайно кто-то повредит шею и погибнет?

— Значит, погибнет, договор читайте, — посерьёзнел Романский. — Травмы и смерти — нормальное явления в академии. Законы государства на территории действуют, конечно, как и защита прав и свобод человека и гражданина и прочая чепуха. Но у академии есть исключительное право спокойно переживать случайные смерти в процессе обучения, ведь это нормально, когда дело касается магии. В нормальных рамках никто не сможет и слова сказать против.

— Это же скандал за скандалом… — ужаснулся тот, явно пропустив этот факт мимо себя перед поступлением.

— Если тебе страшно, то не изучай магию — всё просто. Возможные злоупотребления этим правилом чётко прослеживаются преподавателями и администрацией, так что не надейтесь, что тут возможны корыстные возможности кого-то легально убить. Устав академии предполагает здоровое обучение, а подобные случаи — лишь несчастные исключения. Ещё вопросы?

Преподаватель вызывал смешанные чувства, у Миши вообще сильный интерес, но интерес издалека, потому далее никаких вопросов не последовало. Не привыкли к такому человеку. После того, как все утихли, Романский снова стал легким пушистым облачком контроля. Так это можно назвать?

Внезапно в зал вошли студенты. Пятнадцать девушек, одетых в магическую униформу в виде длинных плащей белого и серебристого цветов, больших шляп, как у Браун, и странных круглых, как маленькие диски, амулетов на шее. У каждой был посох с колокольчиками, повешенными на окружность окончания посоха, внутри которого левитировала маленькая сфера зелёного оттенка. Под руководством невысокого мужчины в халате они поднялись на свободную часть трибуны на верхней части и в две скамьи уселись. Среди них были и эльфийки, и низкорослые феи, и даже гоблины, причём именно людей было сравнительно меньше. Почти у каждой были особые глаза — они словно светились зелёным.

— Не обращайте на них внимания, — пояснял Романский, махнув рукой, — они с факультета магии поддержки. Молодые маги-второкурсницы в скором времени станут вашими компаньонами в особых практических заданиях, а сейчас они просто понаблюдают.

— Какие милашки… — прокомментировал кто-то из студентов.

— Цыц, бестолочь, многие из них, по секрету, причудливые. Ты ещё засомневаешься в необходимости с ними работать, я обещаю.

— Это необходимо, чтобы боевые маги научились работать с поддержкой? — спросил другой.

— Боевой маг будет непобедим, если он прекрасно сработается с магом поддержки. И то, и то боевая магия в классификации, но поддержка в нашем мире обрела уникальную важность, знаете ли. У них особое обучение, а с этим и… весьма специфичные натуры. Но, тем не менее, с ними жить станет легче, многие крутые маги работают вместе с поддержкой, ибо выгодно. Короче, готовьтесь.

Миша слышал о них очень мало, но Ректор отзывался о них как о полезных и, в то же время, вредоносных магах. Говорили добрая половина подобных имела психические проблемы, а всёму вина — их сила. Нет, не прирождённая магия, проблема не в этом. Чтобы быть действительно умелым магом поддержки, надо научиться пользоваться альтернативой любой прирождённой способности — кристаллической магией. Как ни странно, но каждый, кто умел использовать магию, имел два вида способностей: прирождённые и кристаллические. Первое, оно и понятно, ориентировалось на собственную силу, на особенность. Но второй вид — это чистая материализация маны, без красок огня, воды, электричества и так далее. Простая в использовании, не слишком сильная, но очень трудная в развитии. В поддержке маги научились использовать специальные заклинания через кристаллическую магию, но для этого необходимо было выйти за пределы. Миша не вдавался в подробности из-за ненадобности, ибо для боевых магов это не практично. Возможно, суть ему расскажут при обучении. Чего уж там, он до конца не мог понять, как работают заклинания, а тут маги поддержки. Обладателю святости такие проблемы не знакомы.

— Вопросы есть? Нет? Раз всё понятно, — с улыбкой говорил Андрей Павлович, похлопав в ладоши, — тогда можно начинать дуэль. Чуть не забыл! Лимит по времени — пять минут, ни больше ни меньше, а помогать кому-то из участников запрещено.

— Ведь точно, изнутри это клетка, — рассуждал другой студент, смотря на сферу-кристалл, — а снаружи стенки прозрачные.

— Именно, но конкретно изучать кристаллы вы будете позже, хватит умничать. Какую бы пару выбрать первой… — Андрей Павлович наверняка знал до этого, кто первым пойдёт, но, видимо, он любил играть. Взгляд прошёлся по всем, как прожектор, давя на психику юнцов, словно садист. Эффект-то был ожидаемый: многие отводили взгляды и нервничали, но это было только до Ксюши. Та не просто встретилась взглядом, она и сожгла Романского настойчивым интересом, таким сильным, что никакая психологическая уловка не подействовала.

— Ладно, начнём с самого интересного! Спорю, вы изначально хотели посмотреть на их способности. Вашему вниманию, первая пара дуэлянтов — это Анастасия Жукова и Михаил Симонов! Берите ваше оружие и вставайте по разные стороны арены. Остальные — брысь на трибуну!

Неудивительно — Миша даже не отреагировал. Все хотели увидеть бой лучших — и это нормально. Морально подготовившись к бою, Миша уверенно прохромал к Андрею Павловичу, который протянул ему меч под длину трости. Новое тренировочное оружие, потерявшая свою особенность. Теперь это был обычный меч, и рукоятью, и строением лезвия похожий на любимый клинок. Вздохнув, да слишком горестно, Миша слегка нагнулся, чтобы прижать ладонь к левой ноге. Он готовился к этому весь оставшийся месяц, дабы скрыть свои способности. Ему нельзя показывать универсальность, в принципе, вообще какие-либо намёки на святость, так что от воздуха пришлось отказаться. Не полностью — в этом весь фокус. Он окутал хромую ногу огнём, плотным красным пламенем, скрывающим поток воздуха. Из-за этого нагрузка увеличилась, зато никто не заметит, как он свободно пользуется силой. Нога снова «оздоровела», а значит, Миша мог без проблем вручить стандартную трость Романскому. Махнув мечом, Миша встал на своё место.

Подоспела и Анастасия. Такая же холодная, не эмоциональная, смотрящая на соперника словно сквозь. Правда, она встала уж слишком робко, крепко схватив свой посох двумя руками. Она встала в так называемую академическую стойку — обычную стойку мага, вроде боксерской, которой обучали с раннего детства. На практике, в военном деле, подобное положение ног не было эффективным, ибо немногие могли быть мобильными, как надо любому магу в таком бою. Более того, она даже недостаточно согнулась в коленях, отчего Миша предположил, что она надеется на свою мощь. С одной стороны, он мог её прочитать, но с другой — что у неё на уме? Нет, это не похоже на ситуацию с преподавателем, он умышленно и умело скрывал собственные эмоции и мотивы. Анастасия вела себя как какая-то кукла, обученная, но бездушная — именно так это и казалось ему.

Рассмотрев посох, Миша встал по стойке смирно и махнул клинком в левой руке, звучно прорезав воздух. Он никогда не был мобильным человеком, точнее, получалось значительно хуже той же Алисы, зато прекрасно обладал мерзкими манёврами, нацеленные скорее на внимательность противника, а не на пробитие обороны. Жукова этого ещё не поняла — и за это поплатится.

— Готовы, как вижу, — Романский поднял руку вверх, стоя у кристаллов. — Внимание. Приготовились и… — вскоре он опустил руку, крикнув: — Начали!

Анастасия тут же подняла посох вверх. Длинный, длиннее стандартного размера, на конце красовались формы, больше похожие на очертания какого-то паркомата, где по центру был встроен ромбовидный кристаллический камешек морского синего цвета, а на окончании — маленькие иглы-рожки, блестящие похожим оттенком. Она материализовала вокруг себя несколько водяных воронок в воздухе, которые быстро обрели очертания копий с широкими наконечниками. Переливаясь во всех оттенках моря, копья с быстрой скоростью полетели на Мишу. Сразу четыре копья, два из которых направлены в стороны с учётом возможного уклонения Миши — весьма тактично и правильно, но Миша знал, что к чему. Клинок был охвачен пламенем, так что взмах в сторону копий одной дугой огня ликвидировал опасность, а последующий мах отправил линию пламени чётко в Жукову. Та даже не отшагнула в сторону, а решила принимать атаку в лоб своей магией, стукнув рожками о пол, откуда впоследствии начала формироваться волна-цунами. Поток воды такой формы начал двигаться на Мишу , опять шириной пытаясь лишить его возможности уклониться.

Кем она считала Мишу?

Вздохнув, тот сделал шаг вперёд, острием меча направил на цунами, и, словно там было огниво, вспыхнул огонь, ровной полосой врезавшись в цунами. Неудивительно, что она не просто разрезала магию пополам, но и ещё также чётко полетела в Анастасию. Пока та защищалась, Миша правой рукой сформировал несколько горячих сфер. Каждая из них под траекторией навесом полетели в девушку. На этот раз в лоб принимать атаку было глупым решением: первая отбитая сфера копьём воды только сдетонировала огненный взрыв, языками пламени которого сбили всякую попытку защититься в последний момент, но примечательно другое: взрыв коснулся защиты Анастасии, отчего та от отдачи отшатнулась назад, пропустив вторую сферу. Едва коснувшись пола, она также взорвалась, только на этот раз откинула Жукову к стене барьера, не слабо повредив защиту. Третья сфера ушла в молоко.

Анастасия хоть и врезалась, но смогла устоять на ногах, готовясь к следующей атаке Миши. А её не было. Он ходил из стороны в сторону, молча и беспристрастно смотрел на неё, при этом никак не активничая в битве. Миша проверял девушку, её готовность к бою. И не своими умениями. Он намеренно смотрел на неётак безразлично, как это делала она, а после успешной атаки это воспринималось намного иначе. Этот знак, этот жест сначала удивил Анастасию, вставшую обратно в стойку, а после та быстро нахмурилась, наконец показав воистину понятную живую эмоцию — злость. Всё пошло по плану: Анастасия махнула посохом справа от бока, отчего дугой по полу поплыла быстрая волна, а следом за ней — с другой стороны, куда опаснее и больше. Сыграла на дурачка, а Миша был только рад. Он врезал острием по полу, в мгновение материализовал вокруг себя окружность неконтролируемого огня, без труда ликвидировавшую угрозу, но после проскрипел мечом по полу, направляя всё заготовленное прямо в Анастасию. Безумный поток рванул к ней, как какие-то брызги, напрочь усмирив попытку атаковать.

И опять тишина между ними. Миша немного приблизился к ней, расхаживая так непринуждённо, что, казалось, он вообще не защищался. Внешне так и было — стойка ровная, без блока, меч в сторону, шаги как на марше — в общем, всё, чтобы показать своё превосходство. И это начало сильнее злить Анастасию. Подобная несправедливость, такое отношение к ней сильно трогало её гордость; находясь под царапанием дразнящей уверенности Миши, та перестала тактично и рационально мыслить. Она начала крутить перед собой посох, формируя большую воронку с быстро перетекающей спиралью водой. Вскоре воронка обрела всё более вытянутую форму с направленными самыми широкими границами в сторону соперника. Чувствовалось, как она вкладывала свою ману в магию, не жалея сил и возможностей. Действительно, вид был устрашающим, словно на Мишу открыло круглую пасть какое-то грозное прожорливое существо. Едва коснись границ магии — и отсечёт пальцы. Но Миша на это лишь улыбнулся.

Как Анастасия увидела — непонятно, но это было последней каплей в её терпении. Внешняя недооценка принесла прелестные плоды, выраженные непродуманной атакой магией с упором на собственную мощь. Миша встретил опасность с достоинством: вытянул правую руку и из кончиков пальцев выпустил не уступающий по мощи поток огня, направление которого ворвалось прямо в центр воронки. Магия воды и святой огонь, пускай и скрытый под личиной магии, столкнулись между собой. Противоположные стихии боролись, пытались унять мощь другого. Вода резала огонь, а огонь разрушал форму затягивающей воронки, вызывая брызги в стороны, как кровь от ранений. Конечно, со стороны это было даже красиво: под покровом воды полыхало пламя, сражаясь за собственное существование, будучи в окружении. Выдающиеся зрелище, причём беспредельно мощное, ведь в сухом виде каждая из способностей наверняка убила бы объект, если вообще оставила что-то после себя. Переливания ярко-красного и глубокого синего цветов имели свою красоту, но господство второго не значило победу в силе. Миша направил клинок прямо на могучий поток огня, опалив всё лезвие. Пока Жукова контролировала собственную магию изо всех сил, ведь поддерживать форму такой махины невероятно сложно, Миша готовил собственную подлянку. Вынув меч из огня, он аккуратно опустил его вниз, едва не касаясь острием пола. Лезвие было покрыто пламенем, таким же обжигающим и мощным.

В столкновении двух сил не найти однозначного победителя, потому Миша решил не задерживаться: он махнул мечом так, что по полу дугой проскользило острие, из которого тут же полетела линия подлого пламени, так плотно прилегая к поверхности, что границы водяной воронки не смогли остановить такую атаку. Результат — по ногам Анастасии ударила такая сила, что она, словно сбившаяся кегля, упала на пол лицом вниз. Воронка быстро распалась, а поток огня пролетел прямо над Жуковой к барьеру, опалив всю стенку. Не дав шанса встать, Миша все ещё не остывшей правой рукой прошёлся по всей длине меча, опять покрыв огнём, а следом размашистым ударом стукнул по поверхности сверху вниз так, что от отдачи вперёд полетели огненные брызги прямо в соперника. Анастасия не ожидала, что подобное оттолкнёт её кувырком прямо к барьеру, отчего попросту потеряла собственный посох. Миша был беспощаден: материализовав сферы, он все три штуки метнул на не оправившуюся Анастасию. Никакой жалкий щит из волны не спас ситуацию, и она приняла весь урон от серийных взрывов. Барьер не выдержал, кристалл сначала полностью потрескался, а после и вовсе разбился вдребезги.

— Михаил Симонов победил! — звучно заключил Андрей Романский, указав на парня.

Зрители были восхищены, в частности, однокурсники начали аплодировать, будто это выступление, а не дуэль. Маги поддержки просто перешёптывались между собой, очевидно, делясь сокровенными мыслями.

«В скором времени придётся с ними работать, но они уже могли многое знать о боевых магах. Удивительно».

Отбросив неинтересные мысли, Миша подошёл к побеждённой Анастасии, всё ещё сидящей на коленях на том же месте, где её одолели. Лица не было видно из-за развязанных волос, но Миша готов был продать свои органы, ставя на то, что она очень зла. Тем не менее, из приличия он протянул ей правую руку.

— Спасибо за бой, — сказал он любезным ласковым тоном.

Понятно дело, что девушка на нервах, не каждый бы выдержал, когда так играли на чувствах, но Миша был рад — он очень быстро нашёл проблему девушки, слабое место, отчего вывел из зоны комфорта и победил, по сути, небольшой хитростью. К сожалению, даже после боя Анастасия не уняла свою злость. Она подняла голову и сквозь локоны волос посмотрела на Мишу гневным взглядом. Всё оказалось куда хуже, этого он не просчитал. Жукова сама поднялась на ноги, оттолкнула его руку в сторону, а после сама пошла к трибунам, молча складывая волосы обратно в хвост. Обижена, озлоблена, побеждена.

Вздохнув, Миша и сам поднялся на трибуну, заменив меч на посох и убрав огонь с левой ноги. Он сел между Алисой и Терезой.

— Какой чудный бой! — радовалась Ксения, больно хлопнув его по спине. Она, очевидно, сидела выше. — Хорошо сработал!

— Это впечатляет, — добавила Тереза и одобрительно закивала. — Ты лучший.

— Спасибо, — но Миша смотрел на Анастасию, усевшуюся ниже. Она молчала и пропускала мимо ушей восторженные и ободряющие слова однокурсников, будто ей неинтересно.

— Здорово ты её, — Алиса ухмыльнулась и скрестила руки на груди. — Так легко купилась на твои уловки, чертила.

— Зато я очень красивый чертила, — отшутился Миша, облегчённо расслабившись. — И славно.

— Итак! — Андрей Павлович быстро заменил кристаллы на новые, предоставленные Тёрнером из той же тележки. — Эта дуэль показала планку, которую надо достичь. Сила, качество, потенциал — здесь было всё. Каждый из вас обязан стремиться к этому, к уровню А-ранга, чтобы быть хоть кем-то в обществе. Михаил и Анастасия показали нам такой бой, которые должен засесть в голове у каждого из вас. Если умеете мыслить критически, то вычлените из дуэли очень много полезного, как в действиях Симонова, так и в действиях Жуковой. Теперь следующая пара. Не хочу отходить от презентабельности А-ранга, поэтому на дуэль выходят: Алиса Симонова и Карпин Сергей. Забавно, не так ли? А-ранг против Г-ранга, как небо и земля, но нельзя исключать интригу этой битвы. Даже Г-ранговый способен одолеть таких сильных противников, если он имеет, — преподаватель показательно постучал пальцем по своему виску. — Ладно, это не о чём, если нет факта. Выходите на арену.

Алиса вышла против новоиспечённого соседа по парте — Сергея. Если первый бой был неким спором между двумя лучшими студентами группы, то сейчас у Миши не было подходящих слов. Алиса, уверенная в себе девушка, смотрела на соперника как на мусор, а он, в свою очередь, пытался казаться опасным при помощи стандартной стойки мечника. Да, он такой же мечник, как и Миша, только держал оружие двумя руками перед собой, будто сторонился, а сама стойка, мягко говоря, была ненадёжна. Ноги и согнуты, и стояли неправильно из-за неустойчивого положение стоп; вроде и держал меч, а вроде и боялся собственного оружия; взгляд вроде и направлен на оппонентку, а вроде слегка опустил голову, боясь внимания — ситуация у Карпина хуже некуда.

— Мишка, — обратилась к нему Ксюша, оперевшись о плечо парня, — каковы у него шансы? Вдруг есть, ты же Алису знаешь как облупленную.

— Ты не видишь? Он слишком сильно её боится, шансов нет.

— Прямо вообще никаких?

— Разве что удача.

Трудно было надеяться на Сергея в должной мере. Он вообще непримечательный, и внешне, и в движениях, а бой ещё не начался. Он уже проиграл Алисе, как в боксе непосредственно перед боем соперники смотрят друг другу в глаза, так и тут если не выдержишь стресс вначале — сражаться бессмысленно. Романский, кажется, поэтому и оттягивал начало боя, пытаясь дать немного времени Г-ранговому подготовиться. Убедившись в нецелесообразности такой форы, Андрей Павлович поднял руку.

— Внимание, — каждое слово преподавателя словно отдавалось в Сергее, машинально, пускай и малозаметно дёрнувшегося от его голоса. — Приготовились. Начали!

Только последняя буква эхом прошлась по залу, как Алиса запустила молнию в Сергея, даже не прицелившись или продумав собственные действия. Одна молния на первой секунде, зато дугообразная и чётко направленная в сторону соперника. Сергей даже не успел что-то придумать или попытаться блокировать — отлетел прямо к стене барьера, сразу получив слишком много урона. Кристалл значительно потрескался, а парень упал на пол, чуть не уронив меч. Только сейчас Сергей окутал лезвие голубоватой пеленой — кристаллической магией — и попытался быстро подняться, надеясь на лобовую атаку. Единственное, что он успел — это опереться на одну ногу, после чего в него прилетела новая молния. Алиса не парилась, вообще даже не напрягалась, быстро генерируя заряд и свободно пуская в него опасные, но предсказуемые молнии. Новое попадание разбило кристалл вдребезги.

— Что… — Романский не был готов к такому быстрому завершению боя. — Алиса победила!

Цокнув, та направилась к своему месту, пока Сергей, униженный и сражённый, лежал на полу. Он смирился с поражением ещё до боя — такого сильного страха не было бы — но к тому, чтобы настолько быстро пасть, он не был готов. Для некоторых это был натуральный позор, а для Миши — подтверждение факта ужасающей силы Алисы.

— Всё же это было ожидаемо, верно? — резюмировал Романский, скрестив руки за спиной. — В равном бою у Г-рангового очень мизерные шансы противостоять такому противнику, но сейчас Алиса показала непревзойдённое превосходство. Думаю, что эта девочка также легко разберётся с В-раговыми, как думаете? А ты, Сергей, не придавай этому сильного значения, не пудри голову лишний раз.

Тем не менее, Карпин, как самый разбитый человек в мире, вернулся на место и окончательно притих, с натяжкой принимая соболезнования рядом сидящих. Отчасти он был похож на Анастасию: горечь поражения и несправедливость сильно ударили по самооценке их обеих, пускай реакция на это совершенно разная. Только сейчас Миша заметил, что Карпин держал в руках свои очки в плотном хвате. Скорее всего, он разбил их в процессе боя.

— Пожалела хоть бы, — Ксюша еле сдерживалась, чтобы самой не успокоить беднягу на первой скамье. — Даже возможности не дала.

— А зачем? — сухо спросила Алиса. — Не занимайся самообманом.

— Горилла, — добавил Миша обыденным тоном.

— Зато какая.

— Вы так друг друга хвалите, что ли? — Битрокс совсем не понимала эти подколы друг другу.

— А мы похожи на тех, кому нужна похвала? — Алиса расслабленно потянулась.

— И то верно…

Дальше пошли остальные. Миша смотрел на них, как самый внимательный зритель с закрытыми глазами, ведь какие бы не были способности каждого — запоминать было трудно. Дело не в сложности вообще анализировать каждую дуэль, а в том, что хотелось бы познать каждого лично. Для собственного удовольствия он пытался прослушивать названные имена студентов, а добрую половину боёв просидел за наблюдением магов поддержки. Девушки переговаривались между собой каждый раз, как что-то происходило, сверля оценивающими взглядами каждого первокурсника. Стандартные эмоции не позволяли понять кого-либо, а их сплетни трудно было прочитать даже по поведению. Более того, они прикрывали губы ладонями, голос, очевидно, не превосходил громкость шёпота. Какие они личности на самом деле? Хотел бы Миша узнать.

И тут очередь неожиданно добралась до Терезы — она сражалась с Петром. Оба В-ранга, один робкий и неловкий добродушный паренёк, а вторая — лицемерная дева со своими мотивами. Не сказать, что это прямо-таки столкновение антагонистов, но столь забавное замечание придавало дуэли свой шарм. У каждого посохи совсем уникальные: у Петра деревянный посох был похож на обычную палку с толстым кристаллом, спрятанный за лепесткововидными стенками на конце, а у Терезы — прозрачный будто стеклянный посох, имевший при себе копьевидный наконечник, внутри которого и прятался кристалл. Вот где встретились равные силы.

Только бой начался, как они встретили друг друга магией. Пухляш внезапно запустил в противницу…арбузы? Да, они бомбочками полетели в Битрокс, вынудив ту ответить оборонительными действиями — она разбросала осколки чего-то стеклянного перед собой. Момент — и осколки, словно таившие всю силу внутри, начали быстро увеличиваться в размере, как упругое тело возвращаться в исходную форму. Они быстро стали стеклянными щитами, несколькими слоями растя прямо на глазах. Арбузы бесцельно поврезались в преграды, даже не пробив, отчего весь фокус был раскрыт: каждая ягода взорвалась и запустила семечки во все стороны. Результат — и ближние стеклянные стены были разбиты только из-за семечек. Тогда Тереза поняла опасность, и это было заметно по дальнейшим действиям. Она постоянно материализовала маленькие частички стекла у посоха, а после метала по всей арене, тем самым распространяя преграды на пути Петра, отчаянно пытающегося пробиться арбузами к Битрокс. Стёкла разбивались, а на их месте росли новые.

И так продолжалось вплоть до момента, пока Тереза не объявилась за спиной Петра, немного ушедшего в глубину. Самодовольно улыбаясь, она в одну руку сунула маленькие осколки, а другой, ведущей, начала замахиваться посохом, заполнив стеклом наконечник. Пётр заметил угрозу только в момент удара, зато интуитивно попытался быстро сформировать один большой арбуз прямо на посохе. Как ни странно, но такая ягода блокировала удар, а после, когда Пётр прокрутил посохом, сдетонировала, неведомой силой направив кучу немаленьких семечек в Терезу. Та словно получила шрапнелью или дробью в лицо, одним ударом сильно повредив собственный кристалл, но если бы не защитная оболочка и небольшая отдача из-за мелкоты врезанный объектов — она бы не смогла спрятаться за преградой.

— Ого! — Ксюша была рада увидеть такую контратаку парня. — Миша, а Миша, это круто?

— Ему повезло.

— Что-о-о? Да в смысле? Разве тут не его реакция хороша?

— Скорее, слабая атака самой Терезы. Смотри.

Бой обретал новые краски. Теперь это была игра «найди Терезу», где Пётр никак не мог найти преимущество. Везде стёкла, некоторые из них отсвечивались из-за освещения зала, а местоположение Битрокс постоянно менялось. Она бегала и маневрировала, отчего Пётр не нашёл лучше решения, как связать два арбуза корнями на рукояти посоха и бить ими по ближайшим стёклам, постоянно маной восстанавливая ягоды. Сок, брызгающий всё вокруг после взрывов, всё же быстро растворялся, не оставляя ни следа, а Миша уже надеялся на последствия яростной растраты арбузов в бою. Эдакий цеп работал менее эффективно по площади, но успешно для ближних дистанций. Как только арбузы ломали стёкла и как они вообще взрывались, оставалось тайной, зато Тереза действительно не могла приблизиться к нему.

— А сейчас как? — вновь захотела услышать мнение Миши Ксюша.

— Он в обороне, причём в глухой. Не скажу, что поступил не умно, но дальше как выбираться будет — сложно сказать.

Стёкла-то восстанавливались и обрастали вокруг Петра всё больше и больше. Они росли слишком быстро, будто разбухали по желанию Терезы. Из маленьких частичек в беспорядочную кучу стекла — удивительная способность, а это сыграло свою ключевую роль. Пётр не заметил, как зашёл на сравнительно свободную территорию арены, где под ногами красовались многие десятки осколков. Тогда Тереза вышла из укрытий с радостной улыбкой

— В-вот ты где! — Пётр даже успокоился, поймав в зрительный контакт девушку. — Это… это подло!

— Победа моя, — только это она и сказала.

Пока Пётр пытался понять смысл этих слов, ища подлянку, он пропустил самую опасную особенность её магии. Теперь осколки начали расти, да так быстро, что его просто зажало между стёклами. Кристалл был разбит.

— Он не понял, что из себя представляет магия соперника, — объяснял Ксюше Миша, скрестив руки на груди, — слишком волновался, наверное. Такую мелочь пропусти — и аукнется.

— У него были хорошие шансы выиграть, но он тупой, — добавила Алиса. — Скукота…

— Как весело! И правда, надо обращать на такие вещи в первую очередь! Она ж не использует магию иначе — стекла растут как растения, а при помощи арбузов можно было и придумать что-то хорошее. Там, метать их куда угодно, а-ля бомбардировка…

— Ты бы выиграла, будь на его месте, — высказался Миша, повернувшись на Ксюшу. — Твоя пара — последняя.

— О да! Ты уж понаблюдай за мной, а потом скажешь мои недочёты, хорошо? Пожалуйста-пожалуйста!

— Замётано.

Настало время Ксюши, чью силу Миша даже предположить не мог. Романский представил её как Б-ранговую, в принципе, как и её оппонента — некоего Роберта Филлипса, блондина с завязанным хвостом. Это высокий с прямыми плечами парень, непринуждённо смотрящий на соседку по парте, очевидно полный уверенности и спокойствия, периодически покручивая пистолеты вокруг пальцев. Обычно маги такого уровня не пользовались маг-пистолетами из-за слабой эффективности. Подобное оружие использовали те, кто не мог нормально пользоваться магией, так как устройство предполагало конвертирование маны человека в кристаллическую ману без особых усилий. Револьвер Миши был отчасти таким же, только святость в разы сильнее, а сам процесс не заставлял ему концентрироваться. Для чего Роберту подобные пистолеты — загадка перед боем.

— Из Средиземных Штатов, — вдруг сказала Алиса.

— С чего вдруг?

— Ты пистолеты не узнаешь? Дубень. Короче, это модель иностранного образца М1925, его как говна только в одном месте.

— Вспоминая Рокоссовского… — он помнил этого человека по особым пометкам «особо опасен».

— Этот придурок фанатеет, не бери в пример. У него помимо оружия из Штатов очень много романтических вариаций из южных стран.

— Романтических?

— Типа для красоты.

— Говорят, он и приближённых заставил носить иностранное оружие, удивляясь, как его не повязали за угрозу госбезопасности.

— Это коррупция, Дубень два-ноль, у него прекрасный подпольный бизнес. Денюшки капают, крыша прикрывает — всё просто.

— Чем он там торгует, проститутками?

— Ага, и сам шалит, старый извращенец.

Пока они разговаривали, бой начался. Ксюша, в отличие от оппонента, носила с собой лук, учебный и простой в дизайне. Не прошло и секунды, как она атаковала первой: натянутая огненная тетива запустила такого же строения стрелу, которая полетела гораздо быстрее обычной. Роберт же без колебаний встретил стрелу пистолетными снарядами, точно сбив её с траектории. Пурпурные сгустки кристаллической магии, чистейшей энергии, полетели в ответ к Ксюше ровным строем в такт выстрелов. Так и началась затяжная битва, где не было никакого перевеса. Они стреляли друг в друга, как играли в морской бой, пытаясь ухватиться хоть за что-то, дабы победить. Результат — перебежки по арене и постоянные выстрелы. Стрелы Ксюши слишком изящны для силы — плотные и огненные, ориентированные на скорость и лёгкость в использовании, но небольшая сила слишком быстро портила эффективность. Снаряды Роберта были довольно механическими, оттого предсказуемыми, так что Ксюша продемонстрировала выдающиеся способности в акробатике и правильности движений, в то время как Филлипс — в точности каждого выстрелов.

— У меня внезапно дежа вю случился, — Алиса хоть и смотрела за боем, но, казалось, всё внимание было направлено на себя, в свои рассуждения. — Помнишь, как ты пытался задеть Ректора?

— Не особо, сама понимаешь.

— Тогда твой револьвер взорвался.

— А, да… — Миша не помнил, что стрелял конкретно в Ректора.

— Примерно так и было. Ректор в тебя, ты в него. Такой же равный бой был. А, не, у него пулемёт был... в общем, толку мало, результата почти, а всё закончилось случайностью.

Аналогия Алисы была очень похожей на этот же бой. Ксюша и Роберт вели себя осторожно, обмениваясь выстрелами в попытках сыграть на случайности. Действительно, настоящая рулетка, как повезёт, но, казалось бы, в нерезультативной дуэли скрывалась своя красота — и это Ксюша. Уверенные заученные не только академически, но и опытом, движения, превосходная точность, не уступающая механическим выстрелам соперника, полезные и совершенно не лишние акробатические движения, разнообразные позы для неожиданных выстрелов — она вела себя так хорошо, как обычно вёл себя Миша в бою. Симонов и вправду восхитился, смотря на неё как на дивный цветок, несколькими чертами похожий на самого юношу. Никакая мощь его святости не сравнится с этим, только качество на качество.

Ещё больше он обрадовался, когда Ксения внезапно использовала подлый приём. Стрела полетела вверх невзначай в общем потоке выстрелов Ксюши, сумев затормозить реакцию Роберта. Теперь эта же стрела распалась на множество поменьше, градом посыпавшись на парня. Как бы Роберт ни старался, но его любовь к парным пистолетам аукнулась: он получил ужасающий урон, практически лишившись кристалла. Пока он пытался уклониться, Ксюша встала в ровную стойку, натянула тетиву, глубоко выдохнула и, прицелившись, одним выстрелом добила беднягу. Победа осталась за ней.

Под овации Ксюша подошла к Роберту, о чём-то радостно поговорила, а после вернулась на место. Только она села, как Миша повернулся к ней, сияя от радости.

— Да ты просто космос! Потенциал на высоте, где ты такому научилась?

— Я… э-э-э, — пыталась ответить Ксюша, но Миша случайно перебил её новыми комментариями.

— Техника намного лучше моей, я даже почувствовал себя более слабым. Если бы не мощь, наверняка бы проиграл тебе. Конечно, ты слишком осторожничаешь и рискуешь редко, но чувство опасности у тебя на превосходном уровне. Тебе не надо изучать соперника так тщательно, как мне, но недостаёт хитрости. Хотя нет! Последняя атака, как козырь в рукаве! Специально? Чёрт, какой я дурак! Ты очень хитрая, оказывается и… и… и… — у него кончился воздух.

— Поздравляю, ты его заинтересовала, — дополнила Алиса.

— П-подожди, — Ксюша сильно покраснела. — Я… спасибо, я рада, что тебе понравилось. Просто… бой был скучным, наверное.

— Бой размеренный, ничуть не скучный! И Роберт, и ты знаете своё дело, оттого не рисковали и пытались пробить оборону обычными силами. Твоя атака была неожиданной и подлой, а движения не позволяли ему попасть по тебе. Я уверен, ты не показала ещё своей красоты!

Миша поздно заметил, что окончательно смутил Ксению, она отвела взгляд и спрятала нижнюю часть лица в ладошках, словно кашляла, отчего затихла. Он почувствовал себя неловко, настолько, что тут же извинился и отвернулся. Тереза смотрела на это с подозрением, а Алисе было просто забавно. Тем не менее, мысли ушли в небытие, когда Романский начал свою речь.

— Дуэли окончены. Ребятки, хорошо поработали. Показались народу, не постеснялись и всё в этом духе. Чё ещё… Короче, рад знакомству, типа, завтра кто опоздает — будет сидеть в углу, усекли?

— Разрешите, Андрей Павлович, добавить свои впечатления? — внезапно к нему вышел преподаватель от магов поддержки.

Тот, в халате, был несколько воодушевлён. Статный мужчина с лёгким пузом, зато ровной осанкой и красивым лицом, каких в обществе называют «смазливыми мальчиками», хотя ему ближе к сорока. Лицом молод, конечно, хотя короткие волосы частично поседели. Не рано ли?

— Конечно, как там тебя...

— Как грубо! — возмутился тот, но на самом деле ничуть не удивился. — Не любишь ты меня. Позвольте представиться, дорогие студенты. Меня зовут Алексей Николаевич Устюгов, маг-учёный заклинаний четвёртого класса и куратор тридцать пятой группы магии поддержки. Мои красавицы в скором времени станут вашими компаньонами и союзниками в особых практиках вплоть до конца обучения, также возможна совместная деятельность и после выпуска, это вам решать. Вы показали себя с лучшей стороны, каждый студент группы Романского обладает уникальными особенностями, и я рад, что мои девочки получат таких партнёров. Но хочу предупредить: будет сложно, будьте внимательны в дальнейшем и относитесь к ним с пониманием. Больше всего меня удивили А-ранговые — превосходные способности в магии, понимание ситуации и огромная перспективность. Хочу, чтобы они помогли стать магам поддержки намного лучше. Желаю вам хорошего обучения, дорогие студенты. И…

— Всё сказал? — Андрей Павлович начал пихать его подальше от себя. — Кыш отсюда. Так вот. С этого дня начинается ваше обучение. Расписание в главном холле, сами посмотрите, мне лень рассказывать. Будете пахать как бешеные, слабые свалятся прочь. На этом всё. А теперь марш домой готовиться!

* * *

Можно ли считать это полноценный учебным днём, Миша не знал, и не в этом происходил внутренний диссонанс. Дело не в показательном выступлении каждого из студентов группы в дуэли, не в начальном знакомстве с будущими коллегами — совершенно нет. Он думал, сможет ли справиться с такой задачей. Обучаться в академии, как обычный человек с привычными для общества проблемами, познавать новое и встречать всё новых людей или старых людей с другой стороны. Каждый раз, когда мысли лезли в голову и ничего их не останавливало, он вспоминал чуму. Каким бы сильным его ни считали, или умным, или просто необычным — ему не станет менее беспокойно. Внутри него теплилась смерть, причём не романтический монстр из книжек — сплошная бездушная смерть чёрного цвета, уничтожающая самое важное в самом процессе обучения. В полночь со вторника на среду он забудет эти пережитые мгновения. Не полностью, но в мусорку уйдут люди, пережитые эмоции и чувства. Миша и подумать не мог, что каждый новый день, приближающий к эпохе студенческой жизни, становился всё больнее и больнее.

Таким подавленным он вышел из кампуса и вместе с Алисой направился к воротам, за которыми вот-вот готов был приехать автобус КМА. На улице было людно: многие студенты ещё не уходили, решив провести время с однокурсниками за оживлённой болтовнёй о всяком бытовом. Весёлые, беззаботные, только привыкающие к взрослой жизни люди, уже находящиеся под опекой старших братьев и сестёр академии — они словно находили собственный наставнический интерес в помощи новичкам, как ветераны добросовестно уступали своё место следующему поколению. Столь необычное для Миши явление на миг освободила его от самоугнетения, но бесполезно. Таков характер — вспоминать ужасное, отчаиваясь раз за разом.

Едва они прошли последние пятьдесят метров до выхода, как к ним прибежала Ксения. Серьёзно, прибежала, как кроссом рванув к парочке со всей паники. Необычная спешка у худощавой девушки была неспроста, правда, сказать она ничего не могла: отдышка просто катастрофическая. То ли сбила дыхание, то ли выносливость неподходящая для таких забегов — она запыхалась, упёрлась о колени и опустила голову, пытаясь вернуть себя в равновесие. Миша был готов обождать, а Алиса быстро разозлилась, нервно скрестив руки и отведя взгляд. Минута лишняя — и она её порвёт. Тем не менее, Ксюша нашла в себе силы поднять голову исключительно на Мишу.

— Можно тебя? — говорила она с перерывами. — Хочу поговорить… с тобой… наедине.

Она была напряжена, нет, взволнована, словно переживает из-за чего-то. Что между ними случилось? Неужели он заставил чувствовать себя не в своей тарелке? Миша не мог отказать. Попросив Алису немного постоять у ворот, он отошёл с Ксюшей подальше от людей, ближе к стенам правого корпуса, где была одинокая практически пустынная дорожка вглубь территории академии. Здесь люди не были заинтересованы во времяпрепровождении по неясным причинам, потому встать у дерева с другой стороны дорожки от кампуса было верным решением. Первый день зимы был совсем не зимним — ветер дул осенний, дерево хоть и оголило ветки, но всё ещё прикрывало студентов от слегка холодного солнца.

«Для одной формы подобная погодка была ещё нормальна, но носить с собой вещи на всякий случай стоит», — решил Миша, дожидаясь решительных действий Ксюши.

Она молчала, перебирая пальцы рук, пытаясь заключить какой-нибудь из них в ловушку. Естественно смущалась, бегала глазами и пыталась решиться на разговор. Активность как рукой сняло, но эмоции были такими же яркими и искренними. Если и смущаться, то максимально заметно.

— Так, в общем… — начала было она, но быстро затихла. Она глубоко вдохнула воздух надвигающегося сезона снега и холода, а после также глубоко выдохнула, так, по-спортивному, как делали те, кто разбирается в дыхательных техниках. Теперь она была готова. — Миша, мы знакомы не так давно, да чего уж, мы почти не знакомы, но ты сделал для меня очень многое. Я про тот… случай.

— Если неприятно тебе говорить об этом, опустим, — пытался унять переживания девушки Миша, опираясь на трость, как виртуозный артист. Всё, чтобы расслабить обстановку — так учил Ректор.

— Да, мы оба знаем, что было. Я хочу, чтобы ты знал, — Ксюша медленно, но уверенно опустила голову, а следом и туловище. В результате поклонилась, не постеснявшись оголить шею от упавших волос, — я благодарна тебе, ты спас мне жизнь, и я никогда не забуду, что ты сделал. Моя слепота и легкомысленность чуть не лишили меня жизни, я поступила опрометчиво.

— Никто бы не прознал этот момент, ты не обра…

— Это всё равно исключительно мой грех. Мир не розовый, даже не красочный, я понимаю. Моя семья хотела видеть меня сильной, я стараюсь изо всех сил. Но провалилась. Заметила это только я одна, а на эти слова мои родители пытались успокоить меня. Как забавно… — голосе Ксюши начал дрожать. — Я… в долгу, теперь я твоя должница. Что бы ты ни попросил — исполню, отблагодарю как надо. А если забудешь о долге — буду напоминать вплоть до старости.

Её мысли были уверенными, каменными, оттого не подлежащие сомнению, но голос безумно дрожал. Она еле держалась. Волосы скрывали её лицо — ненароком он вспомнил Анастасию — и потому пыталась не показывать, что конкретно сейчас чувствует. Но вскоре она провалилась и всхлипнула, держа слёзы из последних сил.

— Прости, много на тебя навалила тогда…

— Так, Ксюша, не иди на такую крайность, хорошо? — от непривычки Миша сам начал смущаться. — Я сделал то, что должен был. Будь не менее ужасная трагедия со мной — ты бы сделала так же. Но я рад, что ты ценишь поддержку со стороны. Это мне нравится.

Миша, явно не знающий, как правильно себя вести в подобных ситуациях, попытался вести себя логически, по-человечески. Он аккуратно взял её за подбородок и заставил поднять голову.

— Всё хорошо, я запомню. Долг отплатишь в равной степени, договорились?

Заплаканные искренние глаза, как у ребёнка, но назвать её поведение детским язык не поворачивался. Великая случайность помочь, зато теперь Миша стал лучше понимать людей. В мире бывали такие честные к себе люди, такие благородные и благодарные — настоящая редкость, ведь так? Не хотел бы Миша так думать, но зелёные глаза в добрых слезах были слишком прекрасными. Вспомнив о нарушении личного пространства в виде пальцев на подбородке, Миша отстранился, даже сделал шаг назад от греха подальше.

— Ты… так близко воспринимаешь к сердцу, так удивительно, — восхитился он, рассматривая окна корпуса.

— Я слишком эмоциональная просто, — Ксюша неловкими движениями пыталась убрать слёзы с лица, быстро привести себя в порядок. Достав платок из внутреннего кармана пиджака, она ненадолго отвернулась. — Не умею их скрывать, а сдерживать — тем более. Я бестактная.

— Алиса тоже бестактная и тоже не скрывает эмоции. Только у тебя больше шансов найти любовь, а у неё… скорее лишние жертвы.

— Чего? Ты беспокоишься о её личной жизни?

— Можно и так сказать. Забудь, давай лучше решим раз и навсегда: будем друзьями? — Миша хотел убедиться в этом напрямую.

Но в ответ Ксюша сначала посмеялась, наконец посмотрев на него. Глаза её были немного влажными, но милая радостная улыбка в точности передала реакцию.

— Ну конечно! Теперь мы банда!

— И славно.

Миша посмотрел на Ксюшу, но быстро всмотрелся дальше по дорожке, в гущу деревьев, окружающие её. У дальней скамьи стояла похожая на Терезу дева, к которой подошли несколько старшекурсников. Не слишком превосходящие по возрасту, но более состоятельные, чем непосредственно другая сторона разговора. Конечно, он узнал Терезу по волосам — они казались особенными — но она вела себя очень тихо и скованно. Эти парни, а их трое, все со странными улыбками, разговаривали с девушкой в одностороннем порядке, давя на беднягу всё сильнее и сильнее. Это не походило на приставания к сексуальному объекту извращенцев. Это натуральная попытка поиздеваться над слабой, не физически, а чисто словесно, а-ля культурные гопники. В принципе, ситуация не становилась лучше, ведь Битрокс была в опасности.

— Ксюша, — вполголоса начал Миша, — поможешь мне?

Объяснив и показав, он повёл подругу на выручку к Терезе. Вмешиваться в жизнь других людей изначально грубо, даже если у тебя мотивы исключительно благородные, но оставаться в стороне — ещё хуже. Хорошо знакомый Ректора, который частенько находился в его компании, по многу раз рассказывал совсем маленькому Мише, что всегда надо заступаться за девушек. Они, говорил он, слабые, даже самые сильные физически и ментально — всё равно слабые. Правильный мужчина обязан оберегать дев, не притеснять или угнетать, а оберегать, как желанное любимое сокровище, ведь за ними — наше будущее. Не сказать, что такие неконкретные речи недо-поэта убедили ребёнка, да и он вскоре умер от болезни, но Миша стал интуитивно, подсознательно воспринимать проблемы слабых людей, когда они притеснялись как свои. Никто не смеет топтать цветы, если он сильнее. Таково правило жизни. Не бей слабых — получишь от более сильного.

Вместе с Ксюшей он приблизились к Терезе. Она словно сжалась, боязливо принимая издёвки парней, а сами задиры были, очевидно, из семей богатых и влиятельных персон. Вели себя заученно аккуратно, чтобы не влезать в скандальные ситуации, но быстро нашли лазейки в правилах осторожности детей публичных персон и теперь пользовались возможностями сполна. Они стебали Терезу словами, имеющими тайный смысл, очевидный и обидный.

— Ну чего же ты молчишь, дочка ректора? — говорил самый главный из них с огненными глазами. Они имели два цвета — жёлтый и красный, переливаясь у зрачка. — Поступила по рекомендации, наверное, благодаря папе, а ранг всего лишь В? Мы думали, ты более сильная, а тут вот оно как.

— Достопочтенные господа, — вдруг влез Миша, не желая мириться. — Я глубоко извиняюсь, что влезаю в ваш разговор.

Тереза удивлённо посмотрела на Мишу, всем своим видом показывая, что всё в порядке. Лицемерие, опять натянутая улыбка, словно до этого разговор был непринуждённый.

— Что-то нужно? — прямо спросил главный.

— Я вынужден забрать мисс Терезу, видите ли, я несколько немощный, мне нужна её помощь в ориентировании по академии. Территория большая, милая подруга, — он указал на Ксюшу, — сама не разбирается, а Тереза мне как раз обещала показать места.

— Что ж немощным делать в престижном месте, как этот? Тоже по рекомендации поступил?

— Да, есть такой момент.

— Глядите-ка, Тереза нашла себе дружка по наличию связей? Правда, с его целостностью промахнулась, но ничего, у тебя всегда был косой выбор.

— Какого ты ранга? — вдруг спросил парень из его собутыльников.

— А-ранга, господа.

— Ого! — главный был удивлён и разозлён одновременно. — Ты мой коллега по рангу, получается, а ты только первокурсник. Помню себя с таким рангом, когда поступал, было время. Ну что, представься по достоинству, здесь все А-ранговые должны друг друга знать.

— Симонов Михаил.

— Тот самый? — перешёптывались дружки огненноглазого.

— Слышал про тебя, самый сильный из трёх курсов. Мощь, конечно, играет большую роль но не обольщайся, не будь Терезой. Я Рональд Адамс, третьекурсник и тоже А-ранговый. Впрочем, если в нашем милом местечке новые хозяева жизни — мы знакомимся, а после изучаем, как враги-крысы. Я не сторонник выяснения отношений между А-ранговых, считаю проблемы в другом контексте. Как например коррупция, да, Тереза?

— Это несколько смелое заявление, не находите?

— Я не утверждал, а высказал собственное мировоззрение. Хочется уйти в структуры, где сражаются с коррупцией, но так, пока до конца не решил. Это же разрешено?

К нему не подобраться, осторожный, но опасный язык спасал огненноглазого от проблем и уловок. Миша нем подавал признаков анализа, но в голове он изучал его вдоль и поперёк. Уверенный идеалист — лучше не сказать.

— Что же, своя правда. Так, если конфликта между нами нет, то я уже заберу Терезу?

— Ты тоже поступил по рекомендации, а значит, следить я за тобой всё равно буду, по-товарищески, естественно. Вдруг ты фальшивый хозяин, не хочется разочароваться в неудобный момент.

— Вот и проверите в процессе моего обучения, — Миша вёл себя не менее осторожно.

Предположение причастия этого человека к бандам исключено — не было никаких знаков, какие рассказала Тереза.

— А какие вопросы к Терезе? — вдруг встряла Ксюша, негодуя.

— Милая незнакомка, она с детства пользуется услугами отца, потому привычка одна выработалась — прятаться под крылом влиятельного родственника. Нет, я очень добр к ней, просто хочется убедиться, что она не плетёт интриги. Знаете, как бывает: чувство справедливости хочет удовлетвориться, зная, что ничуть не лживая Тереза действительно заслуживает обучения в академии.

— Не тебе это…

— Как благородно и справедливо, — перебил её Миша. Он просил о её помощи совсем в другом. — Но у нас, к сожалению, мало времени, чтобы поболтать. Тереза очень нужна мне, тем более обещание надо ценить. Нехорошо будет, если кто-то извне помешает.

Рональд догадался, что к чему, но препятствовать просто не имел права — испортит образ. Они долго смотрели друг другу в глаза, не проявляя эмоций. Миша попросил помощи Ксюши в одном — чтобы была рядом и, если что случится, быстро помогла, но ситуация была под контролем у Миши, оттого стало спокойно. Адамс это понимал.

— Хорошо, не смею задерживать милую Терезу, она же обещала. Ну, что, доченька ректора! — Рональд вернулся к девушке, чтобы «дружелюбно» похлопать по плечу. — Добро пожаловать в стан студентов КМА! Не очерни его, хорошо?

После этих слов он ушел дальше по своим делам в сторону ворот. Тереза осталась наедине с однокурсниками, но её это слабо успокоило. Подавленная, она держала голову опущенной, будто сжигая траву у скамьи взглядом. Битрокс пыталась вести себя скрытно, но лицемерие не выходило — не осталось сил. Миша горестно вздохнул, не решаясь спрашивать.

— Терезочка, ты как? — а вот Ксюша был кстати. Она подошла к ней и волнующе попыталась посмотреть в глаза, наклонившись. — Они приставали?

— Н-нет, просто неважно себя чувствую, — очередная улыбка маски и невинный взгляд. — Я в порядке.

— Кстати, о обещании, — вступил в разговор Миша. — Покажешь академию вне кампуса? Мне очень интересно посмотреть территорию.

— Да, я слышала. Буду только рада.

— Ксюш, позови Алису, будь так добра.

— Поручение выполняется! — громогласно подтвердила Ксюша и как на крыльях побежала к воротам, хотя быстро остановилась, дабы ненароком не нагнать ту компашку Адамса.

— Умеешь же врать, — усмехнулась Битрокс, немного придя в свое искреннее состояние.

— И ты тоже. Всё в порядке, говоришь?

— Да, в порядке, просто небольшие разногласия, и всё, — она лгала пускай и без внешних признаков, но очень очевидно.

— Поэтому ты к нам привязалась? — решил действовать ещё более напрямую, чем раньше, Миша, перестав играть в театр. — Потому что студентам, поступившим по рекомендации, грозит такая опасность?

— Нет, что ты, вы удивительные, оттого и захотела с вами подружиться.

— Правда?

— Ну конечно! — улыбка, стоящая награды.

— Ладно, — Миша не мог долго давить на неё, особенно в такой момент. — Как сама считаешь.

Он не понимал Битрокс, точнее, не понимал её мотивы так рьяно скрывать эмоции и причины собственного поведения. Раньше он думал, что она просто хотела защиты от проблем, но тут крылись гораздо более глубокие причины. Дело не в издевательствах, скорее всего. Личина Терезы была покрыта десятками масок, большинство из которых, увы, Миша не мог уверенно распознать. Быть может, она даже свою подавленность в тот момент показала ненастоящую. Что там? Злость внутри? Жажда мести? Или сильнейшая депрессия?

Раздражённая Алиса прибыла к ним, и те начали проводить время с Терезой. Она показала им всю академию, от забора до забора. Активность Ксюши, прямые комментарии Алисы и тактичное поведение Миши должны были отвлечь её от проблем, которые теплились внутри. Ненадолго, но и пускай.

Едва на старых настенных часах, не замеченных при заселении, стукнуло шесть, Миша уже был на ногах. Его странное влечение просыпаться ранним утром не нравилось Алисе, которая наоборот любила пролежать в кроватке в плену тёплого удобного одеяла до самой последней допустимой секунды. Сам Миша не мешал ей, даже был осторожен, передвигаясь рядом с её комнатой. Как было указано в дневнике, они оба спали вместе, точнее, в одной комнате, но лишь в особенных случаях — в одной кровати. Те моменты были особенно удивительными, ибо частенько всё шло по тонкой грани между комфортной дружбой и романтикой. Миша и Алиса не хотели быть ближе романтически — это словно казалось греховным в их восприятии. До пятнадцатилетия и после они жили бок о бок, вызывая некоторое недоумение у людей, знающих Ректора. Оно и понятно — всё складывалось вокруг отношений, почти все факты, кроме выводов. Посторонним трудно было понять взаимоотношения между ними — и винить кого-то было бы глупо. Когда они спали вместе на одном матрасе, риски перетечь в нечто, привычное обществу, естественно, были. Выражалось, конечно, это в интуитивных объятиях Алисы. Ее многогранная тактильность позволяла такие оплошности, словно внутри неё теплилась потребность в какой-никакой близости.

Миша знал её, кажется, лучше себя самого. Их знакомство началось бурно, можно сказать, агрессивно, но впоследствии их отношения развились до аномального товарищества, вплоть до личных вопросов. Он помнил её прежнюю, когда увидел в первый раз, как будто это случилось только вчера. Жалкая попытка сохранить не пропавшие воспоминания или мнение, что эти моменты действительно важны для него — не суть важно, для Миши это был лишь факт, нажатая кнопка «СТАРТ», позволившая изменить жизнь.

Бездомная, голодная и очень агрессивная девочка попалась совершенно случайно. Она своровала еду с прилавка невнимательного торговца и бежала по переулкам города, совершенно не беспокоясь о тягости кражи — она выживала, как могла, по своей воле, как захотела. В тот момент Миша шёл с Ректором по тем же переулкам в поиске конкретного чёрного входа в сплошь нелегальное заведение, также совершенно не переживая о необходимости связываться с незаконными организациями. Случайная встреча — столкновение двух детишек, лоб в лоб, причём Миша разбил лоб до крови, в то время как тогдашняя безымянная девочка даже не упала. Миша уже был инвалидом, тогда ещё не нашли подходящего решения, чтобы снизить муки от больной ноги, потому падение на сырую землю без травмы оказалось великой удачей. В противном случае были бы куда более ужасающие проблемы.

Так или иначе, получив практически нокаут, Миша смог увидеть её. Державшая в охапку булочки и фрукты девочка смотрела на него как на ничто. Холодный жестокий взгляд, полный голода и агрессивности. Вроде бы она не была физически здоровой — жизнь на улице сильно портила состояние тела, — но вот глаза передавали точную мысль, дополняющую образ: она могла убить за свою еду. Более того, она не сожалела, что столкнулась с мальчиком, пока не увидела трость и загипсованную ногу. На миг во взгляде промелькнуло сострадание, причём нежное, спокойное сострадание. В эти года проницательность Миши только зарождалась, но он был счастлив, увидев в столь раннем возрасте такую маленькую деталь.

Две стороны, два образа — вот что ему нравилось. Их взгляды пересеклись и застыли, если Миша — понятно почему, то девочка оставалась загадкой, которую и до сих пор особо не раскрывала. Тем не менее, невзирая на предсказуемую ответную реакцию Ректора, Миша поднялся, вынул из кармана последние карманные деньги и вручил прямиком девочке, не говоря и слова. Для него — это лишь временный бюджет, но для неё — проживание в среднем отеле на тройку ночей.

Он увидел в ней нечто чарующее. Даже в момент принятия денег она сталкивала свои два образа в схватке. С одной стороны — принимай всё, что дают, но с другой — лёгкое восхищение добротой мальчика. Для многих это было подобно мелочам, особенно когда на кону стоял вопрос выживания, но для маленьких детишек, встретивших друг друга — сказочный мимолётный момент, где только всё началось. Тогда она убежала дальше, но Миша узнал о ней больше благодаря тому же торговцу — о ней, кажется, были в курсе все из района. Чем больше он разбирался в её истории, тем увереннее понимал: одиночество почти сожрало её, едва не завело в пучину сплошной жестокости в намерениях отомстить всему миру.

Неудивительно, что её тактильность воспринималась им так тепло и ласково. Но сейчас, начав жить в столице, они решили выйти из зоны комфорта даже в границах жилища, теперь засыпая в разных комнатах. Плохо ли это или хорошо — только время покажет, а сейчас Миша занимался своим делом, не тревожа Алису-соню. Он и завтрак приготовил — самый простой, ибо многое не умел, — и даже подготовил университетскую форму: ровненько погладил и повесил на плечики вешалки, следя за состоянием академической одежды, как какой-то педант или перфекционист, негодующий от малейшей складки или грязи на форме. Алисе останется лишь проснуться и привести себя в порядок — и так всегда.

Но Миша проснулся так рано не только для этого. Он вернулся в комнату и сел за свой стол, дабы приступить к кое-чему важному. Он поставил перед собой апостол Парсифаля.

Глубоко вздохнув, Миша долго не решался открывать столь важную книгу — сейчас также сомнения били в голову, страх неизвестного заставлял руки неметь, а потенциальное разочарование неудачного поиска «лекарства» вынуждало Мишу едва ли не стонать от нерешительности. Если он не начнёт изучать апостол, то потеряет себя, время не вечно, а тратить на такие бесполезные колебания — грубая ошибка. Так он заставил себя открыть апостол, причём на случайной странице. Бумага — или что это было — почерствела и пожелтела, но буквы, написанные каллиграфически правильно для любого эстета, прекрасно сохранились. И он мог свободно читать тот текст, который любому другому человеку не поддался бы. На языке Святого Царства.

Глава 5.

Душа есть святость. Святость есть жизнь. Нездоровая душа создаёт нездоровую жизнь. Апостолам Владыки обязательно сохранять душу в здравии и готовности, дабы не осквернить других своей силой. Путь, благословлённый Владыкой, тернист, но велик; лишь особенные способны перевернуть мир на лучший исход. Потому дал Он силу им, важную и полезную; дал Он великое благословение, требующее кроткого понимания своей души. Не каждый подданный Царства способен видеть собственную душу такой, какая она есть, но с силой Его — старания незначительны. Сей апостольская книга, сей фолиант таит то благословление, которое поможет понять себя. И только тогда, когда святой поймёт свою душу, сможет познавать души остальных так, как есть на самом деле. Это великий дар, данный Владыкой каждому апостолу. Ради веры в Него, ради охраны Царства от осквернения, ради вечного счастья.

Прочитав маленькую и непонятную главу, Миша задумался. Неужели он не может сейчас правильно видеть свою душу? Он вспоминал записанные на страницы дневника прошлые моменты, когда чувствовал, пускай и отдалённо, какие-никакие границы; он видел сущность Парсифаля, его «пламя» под слоем нефтянистого дыма — и это ложь? Он тут же нащупал свободный дневник на верхних полках, где в ровный ряд стояли и занятые книжки, а после, с трудом найдя карандаш в ящике, быстро, даже агрессивно выписал заключающую важную мысль:

«Только тот, кто видит свою душу, имеет шанс познать другие».

Миша убедился: без апостола он не сможет быстро научиться «видеть души», но что ещё делать? Он упёрся спиной о стул, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Какая она, душа, на самом деле? Не пламя ли? Не сгусток света? Но какие формы? Умышленно представлять душу было донельзя трудно — всего виной бурная фантазия Миши. Он старался не добавлять какие-то красочные элементы к душе, но получалось слишком плохо. Искусственно думать о своей силе было невозможно. Если бы не потеря воспоминаний, он бы наверняка вспомнил и душу Парсифаля, которую видел через бурный страх, но от того момента остались лишь заметки. В результате Миша остался ни с чем. Тогда он принял решение вернуться к апостолу за дополнительной информацией.

Глава 6.

Апостолы видят души глубже, в самую суть. Свои и чужие. Так легко и беспристрастно, как не может никто в мире. Это великий дар, меняющий восприятие. Без чуткого понимания своей души нет понимания другой — бесцеремонный важный закон. Но каждый из благословлённых Владыкой ищет пути самостоятельно, ищет свои способы и возможности достигнуть того уровня понимания, который нужен для дара. Нет единого рецепта, но есть потенциал — чем более особенный способ для апостола, тем лучше достигается результат…

— Бред какой-то… — пробубнил себе под нос Михаил, выписав ещё немного справочной информации в дневник.

Он не знал, что делать, какие такие «способы» применить, чтобы получить желаемое. Но он был уверен, что это первый шаг к поискам решения проблемы. Воодушевившись, Симонов убедился, что седьмая глава была совсем о других аспектах, а после аккуратно встал из-за стола. Странные иллюстрации на страницах апостола не давали подсказок, скорее, они были лишь каким-то знаками, причём никак не подписанными, оттого больше вглядываться на пожелтевшую бумагу не было смысла. Он долго ходил от одной стороны комнаты к другой, стуча тростью, как сменяющий пост часовой. В голову ничего не лезло, внезапное озарение или вдохновение словно пропало, и вполне себе здравый ум не помогал. Чем сильнее Миша пытался задуматься над этим, тем чаще он засматривался на мебель комнаты, словно никогда не видел раньше. Одноместная удобная кровать с большим матрасом и колючим пледом, скрывающим чистое постельное бельё. Он ненароком вспомнил Алису, и не зря: в его голове промелькнула мысль.

В этот момент он проклинал сонливость Алисы, бродя всё интенсивнее по комнате. Миша даже решил перечитать свои дневники, часто засматриваясь или в окно, или на закрытый апостол: древнюю книгу Парсифаля, скрывающую много-много информации, но изучать её залпом было не в стиле Миши. Он увидел первую ступень, значит, обязан переступить её. Как бы невзначай он проверил прошлые главы, опять убедился, что там совершенно другая тема, громко закрыл и продолжил вычитывать из дневника информацию о своих однокурсниках. А потом опять открыл, перепроверяя. Подобные занятия проходили до тех пор, пока в комнату не вошла Алиса.

В лёгкой майке и шортах, с взъерошенными волосами, она вошла в комнату, интуитивно проверяя состояние Миши — такова уж у неё обязанность. Тем не менее, Алиса, по сути, тут же оказалась под гнётом сгорающего от любопытства Михаила, который подошёл к ней и начал задавать сложные для её сонного разума вопросы. Он едва не получил в живот, но все обошлось, и Алиса, открыто игнорируя расспросы Миши, пошла умываться. Конечно, он быстро понял её намёк, потому нервно, но уселся за обеденный стол, попутно очень «злобно» накрыв его к завтраку. Но и тогда Алиса игнорировала его, отнекиваясь то ли из-за вредности, то ли из-за наглости. Так продолжалось вплоть до поездки в академию на автобусе, и только при пешем походе к дверям заведения в общей текучке студентов она всё-таки решила поговорить с Мишей.

— Чего ты там хотел? — наигранно невинно спросила Алиса, качая портфелем.

— Ну наконец-то! — Миша даже хромать стал быстрее. — Это издевательство!

— Я не люблю думать по утрам. И болтать. И вообще двигаться… и готовить, и убираться, и гладить, и…

— Да понял я, — раздраженно отмахнул Миша, горестно вздохнув. — А сейчас готова?

— Раз спрашиваю, то да, бестолочь. Чего хотел?

— Короче, мне интересно: как ты чувствуешь свою ману? Ну, как ты её представляешь?

— Зачем мне её представлять? Я чувствую ману такой, какая она есть, как жидкость. Внутри меня эдакий бак, от которого по трубкам течёт мана. Всё просто.

— Это… ведь уже представление.

— Это сравнение, дубень. Если говорить сухо, то это просто жидкость, впитавшаяся в тело до кончиков пальцев. Я хочу — её выпускаю, не хочу — не трогаю.

Они уже вошли внутрь и даже поднялись на один этаж к нужной аудитории.

— И всё?

— Ну а что ещё надо? Я не обманываю себя. Отчётливо вижу границы, следовательно, знаю свою силу. Вот тебе мой секрет.

— Это я и в дневнике читал… — Миша, не удовлетворённый ответом, задумался. — Ты добилась такого контроля не совсем безопасным путём.

— Я бы сказала, выбрала ужасный способ от незнания. Ох, ошибки детства…

— При-и-и-ивет! — внезапно объявилась Ксения, втиснувшись между Симоновыми. — Как жизнь? Какие ощущения перед вторым учебным днём?

— Ненавижу учиться в субботу, — тут же пожаловалась Алиса. — Ещё и поставили в воскресенье сидеть за партами. Бред.

— Ох, не свезло просто с днями недели, а администрация не хочет давать поблажек. Отучимся до пятницы, так и заслуженные выходные пойдут!

— Ксюша, а Ксюша, вопрос есть, — Миша не унимался. — Как ты чувствуешь свою ману?

— То есть? Как чувствую…как бездонную яму, наверное.

— В смысле?

— Я хоть маг огня, но моя особенность не в самой стихии. Я росла с очень большим запасом маны, я даже не разу не достигала минимума в себе, понимаешь?

— Это разве возможно? — сомневалась Алиса.

— Вот и есть я, такая особенная, — шутливо и весело говорила Ксюша, стуча по портфелю коленями при ходьбе. — Но я не понимаю, чего могу, а чего нет. Это, знаешь ли, тяжело, когда хочешь создать что-то опасное. Вроде черпаешь из океана, но не знаешь, сколько можно…типа того.

— Дай прояснить: из-за большого количества маны в себе ты не можешь ощутить конкретные границы, так? И не понимаешь, что из себя представляет эта твоя сила?

— Ну, не совсем, но да. Мана для меня жидкость.

— И ты туда же.

— Слушай, опросник, — Алиса уже не понимала. — Чего случилось? Вдруг полез в ману, крыша поехала?

— Просто… — вспомнив о Ксюше рядом, он попытался сказать как-то неопределённо. — Просто вычитал кое-что, вот и думаю, что из себя представляет моя сила.

— Так надо проверить тогда, — Ксюша, явно находящаяся не в курсе, попыталась помочь. — Типа, есть много способов ощутить свою ману более чётко. Правда, ничто мне лично не помогло…

— Подумаю.

Так они добрались до аудитории и заняли свои места. Ну, как заняли, лично Ксюша полезла за болтовнёй к Алисе, пока Миша, освобождённый от гнёта сплошной активности, сидел за своим местом и думал. Неудивительно, что маги считали свою ману жидкостью, ведь её легко показать наглядно, а после уже интуитивно выстраивалась картинка. Жидкая мана, как топливо, зелья маны тоже жидкость — так это гораздо проще воплотить, чем в ином агрегатном состоянии. Душа и святость так не работали. Конечно, Миша не был уверен, но силу души никак не материализовать отдельно от обладателя. Если и создавалось что-то такое, близкое к материалу или производству, то оно обязательно должно поддерживаться тем, кто его создал. Огнём можно создать костёр, но оставить его просто гореть в сторонке невозможно. Если не поджечь дерево, конечно. От самокопания Миша болезненно схватился за волосы и закрыл глаза, едва не промычав.

— Тебе нездоровится? — Пётр взволновано смотрел на Мишу, платком потирая зачем-то свою бородку.

— Нет, просто рефлексия голову забивает, — устало ответил тот, посмотрев в ответ. — Можно вопрос?

— Конечно, буду рад ответить.

— Как ты чувствуешь ману? Ну, чёткие границы, твои представления и так далее.

— Как чувствую? Да как и все, честно говоря. Для арбузов требуется вода — вот и ответ. Мана — вода, благодаря нему арбузы растут.

— Понял…

— У тебя проблемы? — Тереза была только рада вмешаться. — Доброе утро, кстати.

— Ой! — Пётр почувствовал себя очень неловко. — Прости за грубость… доброе утро.

— Доброе… — протянул Миша, вздыхая.

— У нас всё равно вторая пара будет с мисс Браун, — пыталась помочь Битрокс, — а у неё тема схожая с твоим вопросом.

— И какая же?

— Заклинания. Она сильно топит за кристаллическую магию, а конкретнее — за заклинания. Думаю, тебе поможет.

— Уж спасибо… — Миша особо не надеялся, потому просто повернул голову в сторону окна.

Но увидел Анастасию. Он не заметил, как она пришла, хотя его внимательность была на высоте, в теории. Оттого Миша дёрнулся и едва не вскрикнул, благо сдержался. Еле слышимый писк Миши привлёк внимание Жуковой — и её взгляд был направлен на парня. Холодный и безэмоциональный — но только лишь внешне. На самом деле Миша заметил в её глазах… презрение? В самом деле, презрение или что-то похожее на злость и обиду. Тут он быстро понял, что к чему.

— Анастасия, — пытался заговорить с ней Миша. — Можно вопрос?

— Нет, — отрезала она, отвернувшись.

И Миша замолк. У него был лёгкий культурный диссонанс. Обычно такие вопросы — лишь проявление приличия, но отвечать отрицательно на них было несколько необычно. Анастасия явно точила на него зуб — и только лишь из-за поражения. Удивительная гордость, даже выше гордости Алисы. Впрочем, если она действительно росла как «идеальная аристократка», то её злоба более чем оправдана. Всё, из-за чего нарушался план выученной быть идеальной девушки, становилось враждебным. Таким людям трудно было признать, что их совершенство не совершенно. Порой от богатеев Мишу воротило, причём, непонятно почему конкретно. Он не любил думать стереотипно о каких-либо слоях общества, но, смотря на Анастасию, волей-неволей хотелось.

Тем не менее, он быстро сменил внимание на Петра, потому что тот сидел словно на пиках. Мялся, о чём-то переживал и часто засматривался куда-то в сторону Алисы. Поймав взгляд и пройдясь вплоть до объекта внимания, Миша увидел Сергея — подавленного тихого парня в очках, всё ещё не отошедшего от недавнего поражения.

«На Анастасию похож», — решил Миша и усмехнулся.

— Что-то не так? — спросил он у Петра.

— Ну, как бы, я видел вчера, что его гнобили… — признался кудрявый таким заботливым тоном, словно он сильно-пресильно желал помочь. — Я переживаю за него.

— Не удивлён. Кто гнобил?

— Роберт с другими однокурсниками.

— Ну что сразу гнобил-то? — Роберт был тут как тут. Он подошёл к Петру и аккуратно обнял того за плечо, при этом всем своим видом показывая своё превосходство. — Я поделился впечатлениями, что он жалок.

— Н-не надо было так… — поник Брагин.

— Что? Серьёзно? Защищать его вздумал? Пётр тебя звать, да? Следи лучше за собой, пока его жалость на тебя не перетекла.

— Очередной боец за справедливость? — вступился за Петра Миша, вспоминая слова того Рональда из банды. — Так тянет вершить свою власть, даже раздражает.

— Я стремлюсь к прямоте, Михаил. Слабый есть слабый, сильный есть сильный. Слабый де-факто в заднице и без моей помощи. Я по-дружески напоминаю, что ему здесь не место.

— Они уже взрослые, чтобы сами решать. Не утруждайся.

— Да и ты забавный. А-ранг — это хорошо, прекрасно, но ножка-то не навредит? Выглядишь совсем не А-ранговым.

— Все не без проблем, Роберт. У кого-то нога…

— У кого-то мозги, — вмешалась Алиса, громко стукнув ладонью по парте Миши. Она заявила о себе так угрожающе, что и Пётр, и Миша дёрнулись. — Перестань совать нос, пока тебе его не сломали.

— Ого! Брат и сестра вместе! Плохо, что братик прикрывается такой сильной девочкой, — открыто провоцировал Роберт из собственного интереса, и это Миша понял сразу.

Но Алиса вообще не боялась последствий, потому встала к Роберту почти вплотную и с хищной улыбкой на лице угрожающе толкнула того в грудь.

— Для низкосортного ты много болтаешь, в курсе? Прикуси язык и садись на своё место как миленький, в противном случае твоё личико получит несколько видных шрамов.

— Угрозы пошли? Весьма жестоко!

— Ты ещё не видел жестокости, Роберт, — огрызнулась Алиса. — Хочешь, покажу?

— Алиса, хватит, — Миша аккуратно схватил её за руку, сжав ладонь. — Не трать время.

Если бы не Миша, Алиса бы наверняка врезала бы в лицо Роберту — и не побоялась бы. Подобная перепалка, удивительно, шла на руку Роберту. В отличие от «праведного» Адамса он вёл себя не из справедливости. Он наслаждался реакциями людей, читал их при помощи таких дешёвых провокаций. Трудно назвать его садистом, зато начинающим манипулятором — запросто.

— Я лишь несу факты, никак иначе, — продолжал Роберт, — и вот, меня встретили так агрессивно. Как жаль.

— Ага-ага, а теперь иди поцелуй своё отражение в зеркале, праведник.

— Чё за спор, а драки нет? — командный голос Романского раздался на всю аудиторию. — Вы хоть врежьте друг другу, чё мнётесь?

— Это…не слова учителя, — засомневалась Ксения.

— А, да? — Андрей задумался, но после сжал кулачки и поднял руки, начав ими качать. — Бей! Бей!

— Вы точно квалифицированный преподаватель? — Николай, стоящий ближе всех к нему, непонимающе почесал затылок. — Между ними вражда образуется, а вы в игры играете.

— Вражда? — усмехнулся Роберт. — Нет, мы просто неудачно поговорили. Никакой вражды нет, так ведь, Алиса?

— Ага, береги длинный нос.

— Ладно, хватит шуток, — Романский хлопнул в ладони. — Брысь друг от друга и не мешайте мне заполнять журнал.

— Вы разве преподавать будете? У нас, вроде бы, история, — Тереза, как в школе, подняла руку, встала и задала вопрос.

— Я похож на того, кто хочет работать поутру? У вас, кстати, сместили пары. Первая и вторая пара будет за Браун. Там, вроде, препод истории занят чем-то серьёзным, потому придёт на третью.

Миша держал Алису за руку до тех пор, пока та не расслабилась. Малозаметно кивнув в лёгкой улыбке, она вернулась на своё место, а Миша краем глаза заметил заинтересованный взгляд Анастасии. Он как-то научился видеть её эмоции даже без прямого зрительного контакта. Для пущего эффекта Симонов резко повернул голову на Терезу, вмиг смутив Анастасию: она отвела взгляд как бы в пустоту. Вновь.

— Тереза, к тебе больше не приставали?

— А, ты о чём? — Битрокс строила из себя дурочку. — Нет, всё хорошо. Я, кстати, хотела вас встретить, но вы пришли так рано…

— Мы не предупреждали? Ну, да, приходим за полчаса-час до первой пары.

— А, вот оно что…

— А зачем нас ждать? — попытался надавить Миша.

— Ну, поход друзей в одну аудиторию!

— Кто-то сказал «друзья»? — внезапно объявилась Ксюша. — А ты в общежитии живёшь?

— Да.

— О, с кем?

— Подожди, — Миша кое-что не понял. — Ты же приезжая, Ксюша, ты где живёшь?

— Да как и ты, в квартире в городе. Я люблю городскую жизнь! Хотя я долго думала, между прочим. Говорят, в общежитии очень весело.

— Не сказала бы… — Тереза своим печальным голосом быстро дала понять, что что-то всё-таки не так. — Особенно в женском. Сплошной шабаш.

— О, Анастасия, а ты приезжая? — вдруг обратилась Ксюша именно вот к ней, к холодной королеве-обиженке.

— Да.

— И где живёшь?

— В одной комнате с Терезой.

И тут всё стало на места, почему Тереза опечалена. Похоже, жить с аристократкой подобного сорта — та ещё морока. Они ведь прямо не общались между собой, словно не знали друг друга. Отношения выдавали с лихвой: либо одна из сторон не заинтересована в общении, либо между ними что-то произошло. Миша смотрел то на беспокойную Терезу, скрывающую свои чувства улыбкой от удивления Ксюши, то на холодную Анастасию, вообще не участвующую в обсуждении студенческой жизни. Битрокс пыталась подружиться с ней, как это делала с Симоновыми?

«Кажется, это начало нечто интересного», — решил Миша и весело улыбнулся.

* * *

Пара началась. Андрей Романский, корча максимально угрюмое и ленивое лицо, спешно отдалился, а его место за столом заняла Рики Браун. Преподаватель, на этот раз без халата, громогласно поприветствовала студентов, даже поинтересовалась, у кого как дела — в общем, максимальная любезность, граничащая с заметным дружелюбием. Как ни странно, но её полюбили быстро: старались ей не мешать, не перечить, сидели и слушали, проявляя необычную лояльность, по сути, первому преподавателю. Когда Браун охотно поздравляла группу с началом учебного года, Миша задумался вновь.

Он теребил карандаш меж пальцев, отбрасывая всякий интерес к Браун, словно дружеские разговоры его не интересовали. Это не так. Миша был забит совсем другими более приоритетными темами, отчего он смотрел лишь в пустоту, никуда иначе.

«Душа — как сильно она отличается от маны? Быть может, методы магов сработают и на меня? Что отличает святость от магии? Только ли сила и суть?»

Рассуждать об этом можно было долго — и Миша даже не был против — но без практических попыток он просто не способен прийти к какому-нибудь конкретному выводу. Ему важно было определить точную форму своей души.

«Это не пламя и свет, скорее, что-то более материальное. Для магов мана — жидкость в резервуаре, но для святых что?»

Так он и погрузился в свои мысли, пока его мысленно ушедший вид не заметила Тереза. Она малозаметно опёрлась о спинку стула, а после ткнула карандашом в его руку. Битрокс делала это не из-за желания вернуть его в привычный ритм, а из чистого любопытства — всё же она совала нос куда более яростно, чем тот же Роберт. Тем не менее, Миша сбился с мысли и уже хотел злиться, посматривая на Терезу, пока не услышал слова Браун.

— Итак, сегодняшняя тема лекции «Кристаллическая магия и заклинания. Основы», — говорила Браун, аккуратно, но с усилием строча мелом по доске. Она пыталась написать как можно выше, но доска была весьма великовата — оттого и с усилием. — Тема, согласитесь, очень интересная! Каждый маг в мире имеет два вида магии, изредка — больше. Это своя родственная магия, или стихийная, и, конечно же, кристаллическая. С первым вы будете разбираться потом, у меня же мы раскроем суть кристаллической магии более глубоко и через заклинания. Как вы все знаете, наша голова воплощает ману в конкретное состояние, будто простой огонь или огненное копьё. Фантазия и подкованный ум позволяют совершать воистину необычные действия. «Мы творцы своей магии» — говорил наш великий изобретатель и маг Тихонов. И он прав! Только от нашей головы магия так чудотворна. Но не считайте, что всё так свободно! — Браун ходила из одной стороны в другую, не сводя глаз с аудитории. — Наша мана не менее регламентирована, как и свободна. Её используют в производстве, в военном деле, в быту — везде! И не по прихоти наших голов, а по прихоти законов мира, — она внезапно открыла мешочек, висящий на поясе её бархатного кителя, и швырнула какой-то голубой порошок в сторону. Этот порошок с щелчком пальцев Браун взорвался, словно петарды. — Тихоновский порошок не наше творение фантазии, ну, не напрямую, конечно. А жидкая мана? —из другого мешочка она вынула колбочку с голубой жидкостью. — Это же топливо! Плод трепетной работы по переработке на огромном предприятии! — после этих слов он вытянула пробку из колбы и бесцеремонно брызнула вверх. Но мана не разлилась дождём на пол. Новый щелчок Рики — и каждая капля застыла в воздухе, вызвав удивление некоторых студентов. — Это ведь не наша фантазия, верно? Я хочу донести до вас, дорогие студенты, что у каждого есть свои законы, с которыми надо считаться. Мы обязаны подстроить свою фантазию, свой ум и, в общем, голову под определённые условия…

Миша не был поражён, но понимал. Браун так легко управляла техническими частями маны, причём не проявляя свою магию. Какая у неё родственная способность? Какой она маг?

— Ведь неспроста наша магия делится, преимущественно, конечно, на два вида — родственную и кристаллическую, — продолжила Браун, лёгким махом пальцев заведя каждую капельку в воздухе в колбу. — Маги не любят пользоваться кристаллической магией из-за простоты её действия. Почему-то считают такую магию уделом особо слабых магов, знаете, недостойную соперницу родственной магии. Но это не так. При должной сноровке кристаллическая магия может удивить. В частности — заклинаниями. Ну-ка, милые мои студенты, кто расскажет, что же такое «заклинание»?

Подняли руки лишь несколько студентов, в том числе и Анастасия. Браун, только завидев ладошку Жуковой, решила послушать именно её ответ.

— Заклинание, — начала Анастасия, поднявшись с места, — это искусственный конкретный порядок действий и слов, преобразующих ману в определённое магическое состояние без помощи фантазии.

— Сойдёт, садись. Так, все слышали? «Искусственный конкретный порядок действий и слов, преобразующее ману в определённое магическое состояние без помощи фантазии» — так? Отчасти так, это формулировка школьной программы, и не скажу, что неверная. Так в чём смысл? И вправду, заклинания не требуют работы творческой части мозга — в основном работает наше сознательная визуализация и адаптация маны под искусственное желание. Да, желание, возьмите во внимание. Маг совершает определённые действия или говорит конкретные слова, и бум — заклинание работает. В зависимости от количества и сложности составляющих заклинание становится сложнее, но как? Желания выполняются проще, если они простые, верно? Например, «восстань, глубокая чаша», — после этих слов Браун вытянула руку, и над ней из голубого свечения кристаллической магии образовалась чаша с неровными границами, очень глубокая и больше похожая на ведёрко. — Магия материализовалась снизу наверх — «восстань». «Глубина» — сами понимаете, и «чаша» — тоже. Но что не так?

Незнакомый однокурсник поднял руку и, увидев согласие, встал.

— Заклинание сказано просто ради того, чтобы сказать. Слишком простое и неточное.

— В теории любое наше слово — заклинание, главное, передать мысль, чтобы мана материализовала конкретный объект. Знаете, это сложная работа мозга, ориентированная на представление. Мы интуитивно настраиваем ману на действия и слова, проделываем это и видим результат. Чем понятнее нам составляющие — тем чётче заклинание. Мои названные слова оказались слишком неточными, это правда. Глубина какая? А чаша ли это? Что это вообще такое «восстань»? Может, я хотела, чтобы мана материализовала чашу на полу? Мы постоянно работаем с такой нагрузкой. Вся суть заклинаний, конкретных для каждого мага — это передать суть, чтобы наше сознание не дополняло лишнего. Можно, конечно, прочитать полное описание стула, но нужна ли такая точность? В общем, вопросы сложные, мы их заденем, но сейчас я подвожу к другому, — Браун махнула руку, испарив магию, а после подошла к доске и начала писать. — Сложность заклинания состоит из чего? Из количества составляющих — это раз. Но также из-за понимания маны магом — это два. Мы должны чувствовать ману, каждый её элемент, чтобы чётко и хорошо владеть магией. Чем яснее понимание, тем лучше заклинание даже без количества слов. Пример: «восстань, глубокая чаша», — Браун опять вытянула руку, и на этот раз появилась ровненькая красивая чаша. — Можно избежать сложностей, если ты чувствуешь ману как часть себя. Одного мифического представления недостаточно — важно видеть свои границы.

— И как? — спросил Роберт, подняв руку, но не дождавшись согласия. — Не лишняя ли это морока?

— Как раз нет. Вы боевые маги, а значит, время для вас — жизненно необходимый ресурс. Заклинания тратят этот ресурс, потому особо сложные, но полезные слишком расточительны. С ясной головой вы сократите время, а значит, выживете. А что касается «как»… ну, в этом и заключается смысл моей лекции. Мы научимся понимать свою ману. Я расскажу о способах, а вы попробуете создать предоставленное мной заклинание. Всё просто. Готовы, детишки?

Тереза была права, о, как права. Миша, возможно, вычленит что-то полезное. Сама Браун словно снизошедшее знание, позволяющее понять тайны его души. Но кое-что ему не понравилось. Он не маг, а значит, заклинания ему неподвластны. Это настоящая проблема.

* * *

Браун провела пару, рассказывая далее о сухих фактах, кои можно вычитать в учебнике и, в принципе, не ошибёшься. Стиль профессора, правда, поражал донельзя: простота и понятность мыслей, выходящих из уст молодой девушки, делало её мудрой не по годам. И вправду, звание профессора ей вполне подходило, пускай у Миши до сих пор не проходил лёгкий диссонанс из-за её возраста. «Она слишком молодая!» — бурчал про себя Симонов, будучи воспитанным в окружении статных учёных и военных. Лишь единицы были молодыми маг-учёными не ниже третьего класса, и то добрая половина была слишком юна и неопытна. Ректор тогда заверил, ещё до переломного момента, что лучший специалист — это специалист с опытом, какой бы ни был талант. Его словам недаром можно было верить, ведь Ректор своими руками построил мощную «организацию» внутри Белых мудрецов. Потому-то Миша смотрел на Рики с неким скептицизмом, параллельно восхищаясь проявленными умениями преподавателя.

«Этого недостаточно, чтобы стать профессором», — продолжил бухтеть он про себя.

Так Миша и прослушал первую в своей жизни пару вплоть до непосредственно испытания заклинаниями. Браун первым делом раздала каждому индивидуальный лист, содержавшие заклинания разной сложности, причём отличающиеся от вариантов одногруппников. Он не хотел смотреть на него, совершенно не хотел. Он знал, что ему будет трудно сымитировать заклинание святостью, ведь у него была проблема, которую он пытался без надобности не раскрывать. Тем не менее, Браун, раздав весь материал, с весёлой улыбкой на лице вернулась на своё место, гордо положив руки на пояс.

— Итак! — начала профессор. — Я раздала вам лёгонькие заклинания, и сегодня мы научимся понимать свою ману. Наверное, у кого какой успех будет, если честно… Так вот, дорогие студенты, чтобы познать свою силу без самообмана, необходимо применить некоторые техники. Как бы я ни противилась этим регламентированным методам, я не могу отрицать их унифицированную практическую пользу. Я скажу вам лишь три, но держите в курсе: их до бесконечности много. Я буду рада, если у вас найдётся свой уникальный способ. Готовы, детишки? Первый способ: повышенная концентрация. Самая сложная, как по мне, техника познать себя. Если вы умеете отбрасывать свои мысли и фокусировать внимание на одной задаче, а именно на понимании маны — вы молодец, успех будет. Сядьте ровно, положите руки на коленки или как вам удобно, закройте глаза и станьте философом, думающим над собой. Никаких лишних мыслей, никаких эмоций, переживаний — есть вы и мана, больше ничего. Как ни странно, но ваша сила сама пойдёт навстречу, подстроится и раскроется под ваши хотелки.

Браун ненадолго замолчала, увидев среди студентов некоторых приступивших к делу. Улыбнувшись, она продолжила.

— Второй способ. Опасный, не рекомендую, но эффективность высокая. Вы можете достичь предела своих возможностей. Пустые запасы помогают ощутить чёткие границы, не так ли? Всё просто: также сядьте ровно — держите осанку! — и вытяните руку, когда я к вам подойду. Я безболезненно вытяну из вас всю ману, пока вы не почувствуете свои границы. Но напоминаю: истощение запасов вызовет сильную усталость, боритесь, пока не верну. Ну, и третий способ! На листке указаны много заклинаний на любой вкус любой сложности. Ваша задача: наиболее успешно воссоздать все поочерёдно. Так вы поймёте свой предел, который поможет определить границы. Да, вы не ослышались: сами же заклинания помогают. Эффективно ли? Не могу сказать, всё зависит от вас. Всё поняли?

— Вопросик, — вдруг подняла руку Ксюша. — Что вы понимаете под «вытяну ману»?

— Я не рассказывала? — Браун так хитро улыбнулась, словно хотела похвастаться. Так она и сделала. — Я маг-манипулятор!

— Кто-кто?.. — Ксюша одним вопрос расстроила Браун.

— Не популярная всё же… ладно, я расскажу, вкратце. Я воздействую на ману, манипулируя ей как хочу. Всё!

— Подробнее можно? — подключился Роберт. — А то вы своих практикантов заставили молчать о вашей же силе. Нам любопытно, мисс Браун!

— Очень-очень! — настаивала Ксюша. — Расскажите!

— Ну как вам сказать… — играла Браун, наслаждаясь таким вниманием к своей силе. — Это конечно, не секрет, но…

— Но зачем вы заставили их молчать? — не понял кто-то из студентов. — Секрет наполовину.

— Ну ладно, расскажу. Запустите в меня что-нибудь магическое! — вдруг попросила Рики, раскинув руки в стороны с широкой улыбкой.

— Травм хотите? — Роберт усмехнулся, не воспринимая слова профессора всерьёз.

— Нет, я серьёзно. Запустите в меня чем-нибудь из вашей магии! Прямо не жалейте! Только других не заденьте, да…

— Вы шутите? — возмутился кто-то из группы.

— Да ну давайте!

Мало кто решался, а те, кто был готов, ждали какого-то сигнала, всеобщего одобрения. Так аудитория затихла ненадолго, сконфузившись стремлением Браун похвастаться. Неуверенность была, в принципе, оправдана: никто не хотел брать на себя ответственность. Миша и сам бы не смог из-за приличия, а сейчас он лишь её убьёт. Такая странная неловкая тишина, редко прерывающиеся тихими обсуждениями, так раздражала Алису, что та медленно поднялась с места, вытянула руку и запустила мощную молнию прямо над головами одногруппников в сторону Браун.

Профессор даже не шелохнулась, несмотря на испуганные прижатые головы студентов. Молния, искрящиеся и дёргающиеся ломаными линиями, остановилась в сантиметрах от лица Рики. Та, улыбаясь, одной только мыслью отвела снаряд Алисы за своё плечо. Молния слегка была окутана тёмно-синим малозаметным свечением. Конечно, все удивились, даже Алиса, так и стоящая с вытянутой рукой.

— Так это не шутка… — восхитилась она.

— Вот моя магия, детишки, — щёлкнув пальцами, Браун вмиг увеличила молнию до небывалой толщины и ярости, сдерживаемой силой не долбя побочными разрядами окружающие поверхности. — Я манипулирую маной как хочу и когда хочу. Магия, как вы видите, не исключение, — новый щелчок пальцев сжал молнию до кучки искр, а после и вовсе растворил. — Вот так вот.

Воистину редкая магия, которой удивился бы даже Ректор. Миша не мог сказать наверняка, но его отец наверняка был в курсе, что в рядах преподавателей скрывался подобный талант. Впрочем, популярность у нее была слишком низкой, чтобы знал даже Миша, жившим в далеко не обывательских кругах. Тем не менее, он всерьёз заинтересовался: он смотрел на неё с чувством, с непоколебимым желанием узнать Браун получше. Этот человек восхищался Ректором, но почему? Что скрывалось в теле внешне слабой девушке? Каков её мозг?

Поддавшись в бесцельные рассуждения о теориях, Миша полностью упустил момент разговора студентов, обрадовавшихся выступлению Рики, потому его сознание переключилось, как кнопка или рычаг, сразу на начало практики. Только с объяснением Петра он вернулся в привычный группе ритм и наконец начал пробовать. Не создать заклинание, а сымитировать, по крайней мере, не выдать себя. Так он смотрел на листок заклинаний и думал, каким образом он сможет материализовать такие мелочи. Тем временем Анастасия выполняла всё, как надо, даже по просьбе Браун включила мини-барьер парты, дабы ненароком не задеть соседей рядом. В прочном прозрачном кубе Жукова, словно не замечающая Мишу, ловко двигала пальцами, без труда создавая предмет за предметом. Чаша, целая шкатулка, точная копия розы, маленький игрушечный домик, простенький циферблат — и всё из воды и кристаллической магии, не встречая трудностей. Мишу это напрягло.

Глубоко вздохнув, Миша всмотрелся в свои руки. Мысли начинали путаться, он попросту переживал, даже не приступая к делу. Он, пытаясь искать помощи, даже начал водить взглядом по аудитории. Все заняты, все пытались достичь своего предела в контроле магии, даже Алиса, не имеющая возможности вмешаться для помощи Миши. Сейчас он был один. Браун же ходила между рядами и с весёлой улыбкой поглощала ману у некоторых добровольцев, а следом, когда те чувствовали истощение, быстро возвращала. Голубоватый дымок то исходил от рук студентов, то втекал обратно уже со стороны профессора. Она манипулировала подобной силой мастерски — и всецело хвасталась. В общем, она была занята.

Святость не позволяла делать такие точные заклинания — в мире Царства, как думал Миша, не было подобного. Она исключительно ориентирована на мощность, но никак на подобные точности. Никогда он не мог добиться результата, близкого к магическим способам создания. Единственная радостная крупица — это отдалённо похожие формы копья у святой молнии, но это слишком низкий максимум. Он застрял ещё в начале обучения, так на что он надеялся? Поступил в академию, а ради чего? Он не маг, святость — не магия, а душа — не мана. Как ни скрывай подобную особенность, ему ни за что не достичь приемлемого уровня начального мага просто потому, что сила другая. Как дурно, как глупо!

Пока Миша паниковал, Анастасия создала практически всё, но решила остановиться: её взгляд был прикован к лицу Миши. Она заметила, естественно, его замешательство, скорее удивившись, что А-ранговый так очевидно паникует. Для Жуковой это была услада для глаз, как можно подумать, если смотреть на неё с точки зрения возможной мести. Но Анастасия молча отвела взгляд и, материализовывая какой-то сложный объект, внезапно театрально провалилась и обрызгала стол водой.

— Черт… — прошептала она, пытаясь воссоздать заклинание вновь.

Сам факт её тихого комментария заставил Мишу обратить на неё внимание. Она пыталась создать предмет, вроде бы похожий на крыло птицы в мельчайших деталях, но каждый раз не выдерживала и упускала созданную воду на стол. Подобная неудача была так поставлена, словно Анастасия показывала себя не всесильной, имея свой предел. Столь очевидный вывод для Миши не имел знакового значения, он это знал и ранее, но подобная театральность вызвала у него улыбку. Он действительно заулыбался, развеселился, смотря на искусственные неудачи как на красивую картинку.

— Что смешного? — холодно спросила Жукова, начиная догадываться о своём реальном провале, но уже в другом.

— Нет, просто ты мне показалась милой, — признался Миша, не боясь говорить так прямо. — Тебя хорошо обучили.

— Да, хорошо.

— Родители?

— Мать, — злобно ответила Жукова, и дело было не в Мише.

Она впитала в это слово всю свою неприязнь.

— Ясно, — Миша не захотел трогать этот гнойник. — У меня ужасный контроль магии. Я неспособен создавать даже такие мелочные заклинания — просто не чувствую свою силу.

— Почему?

— Самому бы узнать. Может, такая особенность, может, я глупый для мага. Я всегда считал, что этого достаточно, но, увидев реальность, заметив неприятный факт, я усомнился, — Миша скорее говорил не ей, а себе, ведь только он это и понимал.

Засматриваясь на пальцы, он грустно усмехнулся.

Ведь и правда, какая у него душа? Если пламя и свет — лишь посредственные красочные характеристики, то для Миши теперь нет спокойствия только из-за незнания собственного источника силы. Как бы ни старался, он всё равно не мог лаконично представить, нет, увидеть душу. Это сравнимо с тем, что человек внезапно не понимал, что он может, а чего нет. Какие у него есть силы, а какие нет. Есть ли проблемы, или их нет. Подобная путаница — сплошная мука для Миши, как личности, ведь в итоге получалось, что он не знал самого себя. Неудивительно: он каждую неделю терял что-то в себе, только в этом случае оставалась одна пустота.

Здесь же, в порыве рефлексии, он чувствовал внутри себя бардак. Хуже ли это пустоты — Миша ответить не мог. Он был уверен, что и то, и это вызывало сильнейшее беспокойство, сбивающее с психического равновесия.

— У тебя какие-то проблемы, дорогой Михаил? — почтительно поинтересовалась Браун, врезавшись своим обращением в его голову насквозь. Её голос как звон отдался в мозгу. — Не получается?

Миша поднял голову, посмотрел на лицо Рики. Нежная весёлая улыбка, невинные глаза и очевидная жажда познавать. В самом деле, профессор обратилась к студенту только из-за желания услышать ответ, увидеть проблему и запечатлеть в своей памяти, словно исследователь. Только от этого Миша не стал отвечать честно.

— Есть, конечно, трудности, но я справлюсь, попробую ещё, — уклончиво сказал тот, любезно озарив лицо улыбкой.

— Уверен? Только попроси — я сразу помогу! Моя задача: научить вас видеть свою ману в точности и простоте.

— Я понимаю. Если проблема окажется непосильной — обязательно сообщу.

— Ну хорошо…

Браун аж погрустнела, подбадривающе кивнув. Что-то скрывалось в её взгляде, улыбке, поведении — настолько странное и в то же время знакомое, отчего у Миши возникала лёгкая паранойя. Он не мог не подозревать Браун в своих мотивах, в собственных интересах, потому давать даже малейший повод «изучать» было категорически воспрещено. Профессор же ушла помогать другим студентам, а сам Миша решил попробовать буквально. Огненный шар с маленькой пылинки начал разрастаться между его ладонями, постоянно пульсируя, словно бьющиеся сердце. Он пытался изменить форму сгустка, расплющить огонь в блюдце, а после углубить центр, дабы придать чёткие очертания чаши. Первая проблема объявила о себе сразу, когда тот попытался выровнять шар: размер оказался значительно больше для стандартной посуды. Если и получится, то будет какое-то ведёрко или даже маленький тазик, но никак не чаша. Тем не менее, Миша продолжил.

Внезапно с огненно-красного шар стал меняться в густой оранжевый, предвещая стремительный рост температуры. Не из-за жара огня, а концентрации на единицу объёма. Никакие слова или движения не помогали, а фантазия и его голова в целом не могли каким-либо образом снизить угрожающий жар сферы.

— Анастасия, потуши! — взволнованно попросил Миша, сдерживая шар.

Он не мог просто так «отменить» текущее состояние огня, если не использовал его по назначению.

Жукова сначала не поняла, недолго засмотревшись на переливающиеся в оттенках оранжевого сферу, но, поняв по его лицу всю потенциальную пагубность ситуации, тут же окутала водой огонь. Она сжимала концентрат жара магией до состояния, когда сам Миша мог избавиться от своей же силы без последствий.

— Спасибо… — он был подавлен. — Всё же не могу.

— Не бери в голову. Не у всех получится.

— Я понимаю, но… — сказал он и тут же затих.

— Я к тому, что у каждого магия уникальна. Родственная способность не всегда позволяет создавать более точные формы. Кристаллическая…в зависимости от знаний, наверное. У тебя магия очень мощная, в этом и преимущество.

— Ты права, Анастасия, — вдруг объявилась Браун, скрещивая руки за спиной. — В зависимости от главной способности человек может испытывать трудности в создании заклинаний предельной точности. Даже кристаллическая магия этих магов не помогает. Михаил, не переживай, мы всегда можем изменить способ познания. Давай я заберу ману, — в последние слова Браун вложила некоторый давящий тайный посыл.

Она буквально хотела это сделать, куда сильнее, чем с остальными.

— Нет, — всё ещё грустно, но твёрдо ответил Миша.

— Сейчас у нас ознакомительная пара, ты вправе пробовать все доступные способы. Могу рассказать менее популярные, а ты решишь, что для тебя полезнее.

* * *

Так и кончилась пары с Браун — Миша не смог создать ни одного заклинания, а всевозможные способы оказались неэффективными. Некоторые были под запретом лично им самим, некоторые запрещены законодательством, а остальные — либо просто бесполезные, либо рискованные. Расстроенный поникший Миша при звонке остался сидеть на месте, хотя время близилось к обеду. Студенты всполошились, забродили и зашумели, некоторые тотчас вышли из аудитории в направлении столовой или по своим делам. Алиса, конечно же, подошла к нему сразу.

— Ты чего такой вялый? — поинтересовалась она, сев на корточки и положив голову на парту, подперев рукой. — Только не говори, что из-за неудачи на паре.

— Именно, — отстранённо пробубнил он. — Я недоволен, я возмущен, я…

— «Я много на себя беру», — добавила она, улыбнувшись. — Ты бестолочь, но не в этом. Не всем дано, тем более сразу. Со временем и ленивый пойдёт.

— Конкретнее, я не из-за заклинаний печалюсь. Какая у меня сила на самом деле?

Он задал вопрос в пустоту, ведь ни Алиса, ни сам он не знали ответа. Быть может, устройство на шее мешало понять? Он не носил его дома, в том числе и утром, потому точно не в этом причина. Чувствовать себя таким рассеянным было тяжело, при этом как сделать что-то против бардака, он не знал.

— Иди обедай, я пока погорюю.

— Сейчас по лбу получишь, — отказалась Алиса, нахмурившись. — Не пойдёшь есть — заставлю.

— Тогда принеси что-нибудь из булочек, пожалуйста.

— Пошли вместе.

— Пожалуйста.

Так они смотрели друг другу в глаза, пока Алиса с характерным для неё цоканьем не поднялась и пошла в столовую одна. Ну, как одна, вместе с Терезой и Ксюшей, привязавшихся к ней грузом. Теперь Миша остался наедине с собой, оставшиеся одногруппники к нему не подходили, потому податься в гнетущее самокопание было самым подходящим решением, пока он не заметил рядом Анастасию. Она также не пошла на обед, отдав предпочтение чтению книги, очевидно, художественной судя по красной обложке с иллюстрацией двух красивых людей, мужчины и женщины, стоящих спинами друг к другу с слегка опущенными головами. Роман?

— А ты чего не пошла есть? — несколько раздражённо из-за пропавшего личного одиночества спросил Миша, мельком поглядывая на страницы книги.

— Я плотно позавтракала.

— Следишь за фигурой? — одновременно с вопросом он постарался незаметно оглядеть телосложение Анастасии.

Как и в первый день: ровная осанка, заметно стройная талия, не слишком выделяющаяся грудь, но ключицы, наоборот, даже под слоем одежды казались привлекающими внимание из-за прямых плеч.

— Привычка распределять питание без угрозы ожирения.

— При этом плотно позавтракала?

— Совершила ошибку, — Анастасия аж посмотрела на него, пытаясь скрыть уже своё раздражение под хладнокровием.

— В столовой хороший завтрак подают? А когда…

— Перед парами, и да, хороший.

Миша не мог поддерживать такой сухой разговор и дальше. С одной стороны — он был в раздрае, а с другой — холодная девица, корчащая из себя такую непоколебимую красавицу. Отчасти у неё это получалось. Так или иначе, он быстро сдался и, отведя взгляд, попытался замкнуться в себе хотя бы на мгновение. Пока снова не увидел того, кто лишил его одиночества. На этот раз к нему подошёл Роберт, бесцеремонно уселся на место Петра и упёрся руками о парту А-рангового.

— Что? — намного раздражённее, чем раньше, спросил Миша.

— Я вот думал, думал, а так и не понял, — начал Роберт со змеиной улыбкой, — как Ректор заимел себе детей. Не внесёшь ясность?

Даже Жукова, казалось, вмиг заинтересовалась.

— Захотел и нашёл, секрета нет.

— Правда? И Алису, и тебя?

— Именно. Если ты не понял, Ректору не свойственны семейные желания.

— Да, очевидно, что сей великий учёный даже не подумал бы о жене и рождении детей, меня волнует другое. Из какого теста сделан ты, Миша? Откуда родом?

— Тебя интересует моя биография? Хочешь убедиться в чём-то?

— Делать мне нечего! Я хочу поболтать с тобой на такие щекотливые темы только из-за любопытства. Чем искренне будет разговор, тем легче понять друг друга, разве нет? Анастасия, ты тоже подключайся! Мы ведь группа!

— Ты не так открыт к тому же Сергею, в чём разница?

— Я говорил тебе в чём, но напомню: в силе. Мы и они — разные. Мы ответственно подошли к вопросу обучения, подготовились и улучшили свою магию для этого. Они же, как слабаки, не ценят свои возможности, как надо, не прикладывают достаточно усилий ради академии. Чего они стоят на самом деле?

— Однобокое мнение, не кажется?

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Есть те, у кого магия особенно сложна, но ты вспомни слова нашего куратора. Слабые без амбиций окажутся за воротами академии в течение года. Я разделаю его позицию, но добавлю свою лепту: овца останется овцой, несмотря на желание стать волком. Сергей — запущенный вариант овцы. Прости, ты ведь его не знаешь! Правда?

— Не в курсе.

Услышав ожидаемый ответ, Роберт заискрился от возможности высказаться. Он уселся поудобнее и только потом начал рассказывать.

— Его семья, Карпины, крупные шишки в Синем Порядке. Древняя семья аристократов-мечников, проповедующие свой уникальный там какой-то стиль. В общем, таланты своей системы, и отлично. О, они такие изуверы, когда дело касается стилей владения клинками! Особенно батяня нынешний, конченый придурок. Мамка, конечно, более нежная, но не менее верная идеалам Карпиных. В такой-то семейке и живут братья Сергей и… другой хмырь, не помню имени. Второй-то талант, пошёл по стопам отца, а Серёжа наш сразу показал себя неспособным. И ладно это, в их родословной бывали и похуже случаи, но ведь Серёжка намеренно так делает! Не знаю точную причину, но этот придурок решительно отказывается от своей же магии и владения мечом, ставит эдакий протест. Он сдал вступительные с натяжкой, но все понимали его никчёмность. Сам подумай: мечты какие! Пойти против своей сути и превратиться в некого авантюриста! А в итоге? Слабак духом, слабак физически, слабак магически. Ну позор ведь.

— Откуда ты столько знаешь о нём? — не поняла Жукова.

— О, это другая история! Я иностранец, сами понимаете, но мой отец имеет хорошие связи в этой стране, частенько гостит и проводит времечко, потом я за ним почапал познавать страну вкупе с первоклассными магами. Так случайно столкнулся с Сергеем и его братом, когда отец проводил встречу с его семейством. Даже не старался — информация полилась ко мне из всех щелей.

— И теперь ты решил его загнобить? — Миша постепенно складывал всё в какой-никакой паззл.

— Я показываю ему, что бывает с теми, кто выглядит так жалко. Не делай бы это я — сделали бы другие, поболе жестокие. В курсе ведь, какие тут банды затесались? Они любят страх, гиены вонючие, для них Сергей — закуска перед пиром.

Миша смотрел на Роберта не с презрением и уж точно не с чувством справедливости и сострадания Сергею. На самом деле, ему было наплевать на судьбу Карпина, таких в мире много, но подобная обстановка вокруг него была до странности печальной. Миша со святостью так по льду не ходил, как делал Сергей. Слабость — это объект насмешек, объект доминирования, возможность самоутвердиться, в конце концов. Роберт не пытался выделиться подобным отношением к нему — по крайней мере, так думал Миша. Он или действительно наглядно показывал жестокую реальность «нитакого» парня, пытаясь снизить у него проблемы, или просто придумал себе причину как-нибудь повеселиться.

— Он один, кто попал под твой взор?

— Не выставляй меня охотником за мусором, Миша-а-а, — простонал Роберт, словно его обидели. — Я ведь не злодей.

— Уверен? — Жукова не понимала настолько, что открыто проявляла агрессию.

— Да, милая Анастасия, да! Я помогаю Сергею понять, ничего больше! А с вами, коллеги, хочу познакомиться. Я уважаю тех, кто знает, чего стоит, вон Ксюшенька, ваша подружка, какая уверенная! Ставлю свою голову, что она станет хорошим магом. Я бы поговорил с ней о жизни, да только она постоянно улетает к вам, как в гнёздышко. Так вот, о чём это я…Миш, Мишаня, коллега, позволь мне раскрыться тебе, как и ты мне.

Миша краем глаза заметил приближение Браун.

— Извините, что прерываю ваш разговор, — уважительно проговорила профессор, после чего посмотрела чётко на Мишу. — Можно тебя попросить?

— О чём, мисс Браун?

— Я хочу встретиться с тобой после занятий, мне нужна твоя помощь в одном исследовании. Не откажешь мне?

— Ладно, без проблем, — не подумав, согласился Миша.

— Хорошо! Встречаемся в том зале, где ты первый день проводил!

В зале? В тренировочном зале?

* * *

Грубо говоря, до встречи с Браун Мишу отделяла лишь одна пара истории. На миг он понадеялся, что этот день окажется не настолько загруженным, в чём впоследствии горестно вспоминал пережитые ощущения возможного отдыха. Миша долго себя винил за быстрый ответ Браун, сталкивая всё на свою исключительную рассеянность, вставляющую палки в колёса с самого утра. К сожалению, Миша не мог прийти в себя и во время пары, и после, напрочь позабыв вообще о теме, разобранной вместе с преподавателем, которого он также благополучно забыл. Удивительно, но прежняя внимательность и прилежность канули в небытие от одной рефлексии и щепотки маленьких проблем.

Еле уговорив Алису пройтись по парку академии, Миша направился к залу в одиночку. Хромая, понемногу он шёл к нужной двери, периодически засматриваясь на проходящих мимо студентов. У некоторых пары ещё не кончились, потому множество молодых юношей и девушек буквально бежали к аудиториям, ни на кого не обращая внимания. У одной девушки изо рта торчал хлеб, словно в какой-то дешёвой романтической книге; вторая пронеслась рядом с Мишей, едва не столкнувшись плечом; третий же особо примечательный молодой человек нёсся быстрее всех, пока не наткнулся на статную высокую женщину в платье дворянского стиля с узким корсетом. Эта женщина одним взглядом утихомирила спешных студентов, да ещё была готова взять их за уши и отправить в какую-нибудь подземную темницу для таких злостных нарушителей правил. Так, по крайней мере, хотелось бы Мише, будь он поставлен на должность дисциплинарного комитета. Ох, наверняка эта седая гордая женщина там состоит!

Миша подался в рассуждения и поздно заметил приближение её же точно к нему, отчего он ненароком посчитал себя виновным во всех злостных нарушениях академии. Этот взгляд сжирал его! Да она сама коварность дисциплины!

— Господин Симонов, — хриплый, но громкий голос незнакомки больно бил в уши, — соблюдайте осторожность. С вашей инвалидностью те беспечные студенты принесут много проблем, будет очень некстати, если вы пострадаете так глупо.

— Спасибо, госпожа…

— Миссис Елена Юрьевна Покровская, заведующая академической библиотекой.

— Рад познакомиться с вами. Простите за такую грубость, я ещё не успел адаптироваться к учёбе. Можете подсказать, где ваша библиотека?

— Конечно. Библиотека в конце этого корпуса, не забывайте посещать её за дополнительными знаниями. Академия поддерживает самостоятельное обучение вне запланированных занятий, Михаил, потому настойчиво советую вам уделять учёбе больше времени.

— Да, хорошо… — Миша чувствовал себя неловко в её компании.

Недолго осмотрев его, в частности, левую ногу таким сухим взглядом, Елена Юрьевна всё же решила пойти дальше, по привычке слегка поклонившись на прощание. Впервые Симонов ощутил на себе чувство, когда с ним разговаривал настолько грозная женщина, готовая порвать за малейшую оплошность.

«Очень вредные и жестокие эти женщины», — решил он и спешно продолжил свой путь.

Но ему кое-что сильно не нравилось, а взгляд заведующей невольно напомнил об этом. Многие проходящие рядом смотрели скорее не на Мишу, как на личность, представляющую интерес, а на ногу. В академии только и делали, что обращали внимание исключительно на факт инвалидности студента, словно забывая и о приличии, и о Мише вообще. Даже в городской среде такого не было. Он чувствовал каждый взгляд, как ему казалось, кого бы ни видел — все косо смотрели то на ногу, то на трость, словно на дивный редкий экспонат. Складывалось чёткое впечатление, что в магических кругах не принято ходить инвалидам, как не принято иным расам и нациям вообще существовать по принципу нацизма. Дискриминация или простой интерес?

В результате дёрнул за ручку двери и вошёл, наконец, в тренировочный зал, где ранее группа проверяла свои способности на практике. Только он звучно стукнул тростью по полу, как из складского помещения, словно по сигналу, быстро вышла Рики Браун. С мечом Симонова наперевес она с широкой улыбкой на лице встала посреди зала, дожидаясь.

— Как я рада, что ты пришёл! — искренне сказала Браун, водя пальцем вдоль всего лезвия. — У тебя очень хороший меч. Тёрнер постарался на славу!

— Не спорю, — наигранно усмехнулся Симонов, вступив на выделенную арену, — но мне неудобно.

— Почему?

— Моя трость — и есть оружие. Мне было бы лучше ходить с мечом и в быту.

— Встроенный в трость меч? Интересный механизм, но сам понимаешь, нельзя ходить в академии с оружием. Смирись и не отчаивайся, — Браун была явно весела, даже больше, чем обычно. — Для такого сильного мага разве не удобнее пользоваться силой без катализатора? Я вот вообще не использую никакое оружие, так как верю: лучшая магия из ручонок идёт!

— Она более свободна, понимаю.

— Да, да! Фантазия так работает намного лучше, ничего не ограничивает, а магия словно живёт и дышит.

— Вы смотрите на магию как на организм, за которым надо следить.

— Я не права? Мы заботимся о нашем здоровье, делаем зарядку, правильно кушаем, а ради чего? Чтобы тельце чувствовало себя прекрасно. Будет плохо, если что-то его начнет ограничивать. Как учёный, я обязана не делать такие абстрактные сравнения, но ведь мы должны заботиться о магии и мане примерно так же! Не ограничивать, не подвергать силу перенапряжению и далее, далее, далее.

— Как говорится, здоров дух — здорово и тело.

— Да! — Браун хотела продолжить такой разговор, но умышленно затихла на некоторое время, чтобы найти силы сменить тему. — Ладно, разболталась. Я позвала тебя не за этим. Буду максимально честна с тобой, не будешь злиться?

— Я люблю искренность, — Миша переживал, конечно, но противиться было глупо.

— Очень хорошо. Я добилась многого в раннем для статистики возрасте, могу смело гордиться достижениями и всецело горжусь. Моя магия очень хорошая, это правда. С самого рождения я могла видеть ману людей. Только вылезла из утробы матери — впервые я почувствовала не яркий свет или, скажем, звуки или холод, а колебания маны у мамы, потом у отца и врача, вынимающего меня. Я запомнила их энергию и больше не забывала, интуитивно сравнивая с нынешним состоянием. Знаешь, это было трудно принять, — Браун сбавила улыбку, больше подаваясь в собственные рассуждения, как на исповеди. — Я видела не личностей, не людей, а ману. Ровесники не понимали, родители были слишком заняты моим содержанием — семья была бедная — а остальные… примерно в таком же ключе. Сначала я ненавидела свою способность, называя проклятым даром, но потом, с течением времени, стала ценить то, что имела. Знаешь, мой фанатизм всё изучать родился вот только из-за моей магии! Я стала очень сильно не любить, когда в привычный мной кругозор влезали всякие неясности. Ох, как я не люблю! Ты даже не представляешь! — Браун аж расссмеялась. Рассматривая меч Симонова, она с особой теплотой в тоне продолжила рассказывать. — Меня заметили, я поступила в академию в шестнадцать, и вот я здесь. Теперь я перспективный исследователь маны и магии! Диссертации защищаю сейчас, короче, горжусь собой.

Каждое новое слово воспринималось Мишей с явным подозрением. Что-то было не так, он чувствовал неладное за версту, потому смотрел на Браун слишком серьёзным взглядом, мимолётно выдав его переживание. Профессор, естественно, заметила, поймала его на чувствах и малозаметно улыбнулась, словно о чём-то догадываясь. Тем не менее, довольно неожиданно Браун беспечно подкинула меч в воздух прямо в сторону Миши, явно не готового ловить. Он уже хотел отбить свой же меч святостью, но клинок быстро остановился и остался висеть в воздухе. Оказывается, за лезвие держалась почти прозрачная рука голубого дымчатого оттенка.

— Но одна диссертация сейчас поехала в мусорку. Я задевала вопрос, что каждый человек на планете имеет в каком-либо размере ману, вне зависимости от национальности, места проживания и так далее. Все факторы прошли успешно, но твоё появление испортило работу в одночасье. Я не чувствую у тебя маны, Михаил. Ты ведь не маг?

— Разве это возможно? — тот делал из себя дурачка, аккуратно схватив меч правой рукой. — Если я не маг, то кто?

— Тот же вопрос. Знаешь, я уверена: если человек маг, то у него есть мана. У тебя ни маны нет, ни магия не чувствуется. Ты видел мои способности, я манипулятор, но твоя сила мне не подвластна.

— Даже не знаю почему.

— А мне кажется, знаешь.

Браун смотрела на него с явным интересом. Не с подозрением, не со злобой, не с страхом, а интересом. Она одним только взглядом на миг вогнала Мишу в краску при всех переживаниях. Даже мурашки, прошедшие телу из-за слов Браун, вмиг исчезли от такого искреннего любопытства.

— Магия постоянно меняется, — оправдывался Миша, отведя взгляд в сторону, — может, у меня немного другой вид.

— Мне дискомфортно, Михаил. Я понимаю, что говорю, потому уверена: ты не маг. Ты кто-то другой. Однозначно!

— Звучит как обвинение.

— Прости-прости! — она неловко усмехнулась, размахивая руками. — Не хотела тебя обидеть. Знаешь, если я чего-то не знаю в своей сфере, я становлюсь немного фанатичной. Я обязана исследовать этот вопрос, в противном случае не бывать моему спокойствию.

— Не удивлён, почему вы восхищаетесь Ректором…

— Что?

— Ничего, забудьте. И чего вы хотите? Для этого вы меня позвали?

— Ты не хочешь говорить мне напрямую, понимаю. Тогда давай поиграем! Это не принудительно, ты можешь отказаться, но будь готов: я буду исследовать тебя, забывая о личном пространстве и приличиях. Как говорила, я не могу сидеть на месте, когда что-то идёт не по моему привычному плану.

— Вы… серьёзно?

— Абсолютно. Я не остановлюсь.

— А если соглашусь? — Миша аж встрепенулся, настрой Браун её настораживал донельзя.

— Тогда у нас будет тренировочный бой, да, один на один, именно. В зависимости от результата будут поставлены условия! Если ты одолеешь меня, я отстану от тебя и не буду вмешиваться в твою жизнь. А вот если я выиграю…ты мне расскажешь всё. Обещаю, останется между нами.

— Очень нечестно. Вы профессор, мисс Браун, а я всего лишь первокурсник.

— Ты выше первого курса, я знаю. А что насчёт меня — тут всё просто: я без чужой магии лишаю себя около шестидесяти процентов потенциала моих же способностей. В моём распоряжении лишь кристаллическая магия, в этом вся фора! Мы практически в равных условиях.

Миша не верил, что они в равных условиях. Браун была слишком уверена в себе — такие точно знали, чего стоит их сила. Отвечать на такое предложение он не спешил, ибо банально не знал, что лучше. Судя по характеру, она ничуть не блефовала, «угрожая» наглым исследованием в случае отказа. Впрочем, начало обучения и так не задалось, одна-другая проблема в жизни Миши хуже краски не сделает. Так он успокоился, изучающе рассматривая милое, но серьёзное лицо Браун. Быть может, она та самая? Ректор твердил, что Мише нужны люди не простые, не какие-нибудь крутые маги, а понимающие не только человека в целом, но и себя намного лучше остальных. Чувство своей маны, наиболее чуткое и точное, предоставит прекрасный шанс познакомиться с нечто иным — святостью. К сожалению, все кандидатуры не устраивали Ректора, в некоторых случаях он даже не рассматривал их из-за подозрений, потому поиск помощников обладателя души провалился.

Миша думал только об этом: потенциальная польза умной и чуткой Рики, обладающая всеми подходящими качествами. Доверять ли ей? Будь он по складу ума как отец, сразу бы ответил отказом и забыл Браун, как страшный сон. Будь он по складу ума как Алиса, также бы забыл о Браун, но и избавился от неё ради безопасности. Но Миша — это Миша. Он вмиг погрустнел, понимая собственную беспомощность. В голове теплилась мысль, дробящая здравый рассудок каждый раз, когда он задумывался о себе. Бесполезность. Заражённая бесполезность, не удостоенная лекарства. Ему нужна любая помощь, не важно, каким будет риск, не важно, кому он расскажет о своей святости — он хочет спасения.

«Спасите меня от души, — говорил про себя Миша, машинально сжимая рукоять меча в яростной хватке. — Спасите меня!»

Собравшись с силами, он глубоко вздохнул и жалобно посмотрел на Браун, причём так очевидно, что сама девушка начала переживать.

— Я тебя расстроила?.. — запаниковала Рики, аж похолодев кожей от испуга. — Я не давила на тебя! Прости, я не заставляла тебя, ты можешь отказаться, просто… немного дурочка, решила пойти ва-банк, так плюнув на твои желания. У тебя ведь свои секреты, право, я не могу вмешиваться. Чёрт, какая беспечная…

— Если я проиграю, — отчётливо со звоном начал Миша, направив клинок в её сторону, — вы мне поможете?

— А? Только попроси! — Рики, даже будучи запутанной, ответила с завидной уверенностью в голосе. — Я готова даже стать твоим специальным преподавателем! Индивидуальные уроки, совместная деятельность и… в общем! Да, помогу!

— Я принимаю ваши условия.

Странно, но профессор была шокирована. Она видела выражение лица студента, читала его также легко, как это делал сам Миша. Запутанный человек с большим грузом на сердце. Отчаяние, смирение, растерянность — вот что можно было увидеть в одном лишь мимике лица. Сами глаза словно пели: «Над нами смерть».

— Хорошо, — кротко улыбнулась та. — Когда будешь готов — начинай.

Сама же она нажала на кнопку, выпустив кристаллы-щиты, а следом за ними — барьер поля боя. Всё было готово. Миша молча швырнул свою трость в сторону трибун перед закрытием «клетки», прижал ладонь к левой ноге и окутал воздухом травмированную часть, скрыв свою силу огнём. После этого, переложив меч в левую руку, он показательно махнул клинком по воздуху и с полной боеготовностью посмотрел на оппонента. Медленные шаги из стороны в сторону, ровная спина, меч в стороне и читающий всю битву взгляд. Он не спешил атаковать, не спешил действовать, вызывающе спокойно расхаживая по залу на безопасном расстоянии. Браун, в отличие от той же Анастасии, никак не поддавалась нехитрой манере. Она начала что-то быстро шептать, раскинув руки в сторону. Над её спиной пылинками возвысилась мана, тотчас материализуясь в… кочерги? Самая натуральная куча кочерёг, возвышающаяся над Браун в ровном строю с направленными на Мишу концами. Каждая светилась синим, каждая была выполнена просто, но понятно и практично… для быта. Казалось бы, на кой использовать кочерги с загнутым концом, но почему-то десятки подобных инструментов немного насторожили Мишу.

Но ни она, ни он не атаковали. Ждали чего-то, причём без колебаний смотря друг другу в глаза. Миша чувствовал отдалённый комфорт с ней. Нет, он уверен, что не соперник Рики, но ему хотелось провести красочный бой. Только для двоих. Короче говоря, Миша быстро окутал клинок плотным огнём, а следом правой рукой воссоздал несколько сфер-бомб. Нельзя было затягивать подобную тишину, важно показать свой потенциал и увидеть потенциал самой Браун. Сегодня самое время помериться силой и расслабиться. Откинув всякие переживания и неуверенности, Миша метнул несколько сфер напрямик к Браун. Реакция последовала мгновенно: она быстрым шёпотом пустила пальцу-ману на пол перед собой, откуда впоследствии повылетали готовые совки. Каждый созданный совок встретил сферу на безопасном для неё расстоянии, отчего сдетонированные взрывы даже ударной волной не задели. Но оставшаяся дымка была в самый раз.

Мах мечом, затем второй и третий — под разным углом и положением на профессора полетели тонкие огненные линии с красочными следами в виде опадающих пепельных точек на пол. Тем не менее, они разрезали дымку и, казалось, настигли её, по расчётам, пока он не увидел…никого. Было пусто, атака ушла в молоко.

Миша осознать не успел, как заметил Браун в воздухе. Она взвилась в воздух ровно перед атакой, использовав увеличенные птичья крылья, а после с довольной ухмылкой запустила град кочерёг в контратаку. Он с лёгкостью ликвидировал весь залп одним потоком огня, неконтролируемо распространившегося по воздуху перед ним. Сам юноша спешно отбежал в сторону, попутно выпустив несколько полос огня. Теперь между ней и новой атакой завис поднос, обычный столовый поднос, увеличенный в размере для того, чтобы использоваться в виде щита. Подобная игра забавляла, но продолжать играть в бесполезные перестрелки он не хотел. Один большой особо плотный шар, полетевший сразу за предыдущей атакой, должен был испепелить немалое пространство даже при блокировке щитом, а назойливые новые полосы в разные стороны от подноса должны были так или иначе задеть пассивную Браун.

Все шло по плану до последнего момента, пока Миша не заметил надвигающиеся сбоку кристаллический кулак. Он не увидел, не заметил, как Рики подготовила целый рой из кулаков в другой стороне от битвы. Отвлёкшись раз, он едва не получил хук слева, но лезвие меча без труда сметало кулак за кулаком. Новая проблема настигла ровно после решения предыдущей: Рики не то что понесла урон, она вообще даже не почувствовал никаких трудностей от подлости Миши, уже в полной готовности летя на него с длинными прутьями наперевес. Обычные прутья от забора выглядели как копья, очень опасные только из-за скорости Рики, пикировавшей на оппонента со всей былой уверенностью. Встав каменным столбом, Миша одним взмахом парировал атаку профессора, дык ещё и подрезав крылышки огненным следом от меча. В результате Браун прокатилась по полу, но после без колебаний приземлилась на ноги и поправила не спавшую шляпу.

— Ты полагаешься на тактику, — делилась впечатлениями Браун, с улыбкой на лице поправляя поля шляпы, — очень хвалю. Толком не стараешься, а давишь, словно профессионал.

— У меня были хорошие учителя, — похвастался Миша, процарапав острием меча пол перед собой.

Невысокая волна огня погналась за Рики, заставив ту отвечать резким прыжком с реактивной тягой на стопах. Она умело взлетела в воздух и также свободно приземлилась, быстро материализовав какие-то диски, больше похожие на тарелки.

— Но ты не мобилен, — с такими словами она атаковала тарелками.

Они полетели не напрямую, а причудливыми траекториями, дугами и резкими заворотами настигая со всех сторон. Симонов же сферой уничтожил лишь малую часть, дабы просто пробежать в свободную лазейку и после тут же начать готовить новые полосы огня. Но Браун была уже практически вплотную к нему, приблизившись на той же реактивной тяге. Ускорение было настолько неожиданным, что он и подумать не мог: она пронеслась к нему на всей скорости и влетела телом прямо в живот, оттолкнув беднягу на многие метры назад. К счастью, Миша остановил своё падение мечом, процарапав им пол. Он заметил, как Браун опять зарядилась и понеслась на всех порах к нему. Решение Миша нашёл простое, но креативное: он продолжил царапать пол вокруг себя, чтобы набрать силу не только физическую, но и весь огонь на мече, превратив в настоящее пожарище. Он с разворота махнул клинком вперёд, тем самым выпустив воистину разрушительную толстую полосу пламени, прорезавшую, казалось, даже воздух вокруг. Но Рики пролетела мимо него снизу, не побоявшись жара, а после, остановившись в метрах от Симонова, окутала правую руку дополнительной кристаллическим подобным кастетом, решив ударить апперкотом.

Удар был встречен огненным клинком, вызвав небольшой взрыв при столкновении, от которого и Миша, и Рики слегка отшатнулись из-за отдачи. Правда, Браун использовала подобную побочную проблему с пользой: она таким образом устояла на одной ноге и развернулась вокруг своей оси для хорошего удара другой ногой, попутно усилив мощной тягой на пятке. Миша машинально прикрыл голову правой рукой, попытавшись сбить удар огнём, но удар был чудовищно сильным. Он опять полетел в другую часть арены, в итоге врезавшись спиной к стенке барьера.

Миша не смотрел на состояние кристалла, но ощущения были ужасными. Понимая, что проигрывал, он перестал поспевать за атаками Браун. Они были не быстрыми или сильными, а исключительно умными. Каждая новая атака отдавалась особой тяжестью, ведь у неё оказался очень разнообразный «арсенал» заклинаний. Она особенно любила использовать кочерги, запуская то с быстрой раскруткой, то просто залпом, то вообще падением сверху. Так Миша ушёл в глухую оборону, лишь изредка пытаясь настигнуть ловкую девушку, защищающую себя подносами и совками. Удивительно, защищаться предметами быта казалось эффективнее любого щита или брони. Такой диссонанс портил настрой Симонова.

Но он заметил примечательную деталь, не забывая анализировать поведение Браун. Её ведущая рука, конечно же, правая, оттого и вытекал сильнейший недостаток. Симонов видел каждый раз, как в ближнем бою — если до этого доходило — она полагалась только на атаки правой рукой, будто кулаком, кочергой в руке или недо-копьём. Момент, новый и прозрачный, настал: Рики после очередного залпа дисков сократила расстояние привычной тягой, чтобы впоследствии замахнуться кочергой, как топором. Замах был небрежным, она явно не знала всю технику, но сам удар был потенциально опасным из-за неудобства соперника. Миша еле-еле отбил диски мечом и просто на замахе не мог парировать атаку Браун. Правда, и не требовалось. Он просто вытянул правую руку и зарядил потоком огня в тело Рики, плотным залпом оттолкнув лёгкую девушку от себя. Пока та падала, Миша смог поцарапать пол для запуска волн жара в её сторону. Раз попадание, два попадание — и кристалл ощутимо треснул. Не разбился, но затрескался, близко к состоянию кристалла Миши — они оба были на грани.

— Так и знала, что на близком расстоянии я неуч, — посмеялась Браун в искренней радости, поднявшись после дозволения Миши. — Твоя атака завязана на собственном прямом контакте, я права?

— Нет, — тут же ответил Миша. — Хотите фокус?

— О! Какой?

Из-под ног Миши в сторону Браун поползли по полу маленькие огненные пылинки. Не лавина, а скорее осадочные остатки огня просто распространялись в пространстве. Естественно, Браун отошла подальше, но это не остановило Симонова. Он не хотел даже преследовать её подобным способом. Пылинки начали светиться ярче, как светлячки, но потом, словно маленькие солнышки, начали озарять вокруг лёгким светом огня. Момент — и каждая пылинка взорвалась, да так, что чёрный дым затмил добрую половину арены.

В этот момент Миша выпустил особенно плотную сферу, стремительно прорвавшуюся сквозь завесу к Браун. Она успела закрыться подносами в несколько рядов, но сфера взорвалась слишком оглушительно, чтобы подобное выдержали щиты. Кристалл треснул едва ли полностью, но выдержал, а Браун, будучи повстречавшая спиной край барьера, едва не потеряла сознание от столкновения. Тем не менее, она выстояла, но потеряла шляпу — та упала на слой сажи на полу. Впервые Миша увидел её волосы. Чёрные с редкими волокнами голубого короткие волосы, завязанные ранее в пучок, распались, и теперь милое личико профессора разбавилось непослушными объёмными волосами аж по плечи. Так она выглядела даже очаровательно.

— Подлец! — наигранно обиженно прокомментировала Рики, убрав локоны волосы со лба. — Ну вот, опять причёсываться…

И вправду, от знатного принятого урона она запыхалась, а волосы, как бы олицетворяя это, немного взъерошились.

— Можно задать вопрос? — Миша не мог насмотреться на такое сочетание цветов. Чёрный и голубой — необычайно красиво!

— Слушаю, — небольшой перерыв в битве позволил профессору завязать волосы в простой хвост, используя какую-то верёвочку.

— Я не раз видел у некоторых волосы со странными волокнами другого цвета. Это связано с магией?

— Да, небольшая мутация. Не такая частая, но принята в среде магов как норма. Ещё есть разные цвета глаз, иногда даже ногти имеют цвет магии. Всё зависит либо от силы магии, либо от маны, либо от особенности самой силы.

— Понятно… вам идёт голубой.

— Нравится сочетание? Какой милый комплимент!

— Правда, красивые волосы… вы их намеренно скрываете?

— Не в бровь, а в глаз… — Браун от его догадливости даже прекратила приводить причёску в порядок. — Для магов подобные мутации в норме, но я чувствую себя не такой с такими волосами. Это глупо, знаю, но я становлюсь совсем привлекающей внимание с подобным сочетанием. Смотрят иногда как на странную девицу, заразившую волосы какой-то бякой.

— И кто так думает?

— Обычные люди. Они или слабые маги, или не использующие магию, им в новинку видеть подобное. Я стараюсь скрывать их…тем более, моя форма мне помогла! Шляпа-то красивая!

— И всё же они мне кажутся очаровательными, — Симонов поднял клинок вверх. — Закончим?

Симонов мельком увидел лёгкое смущение Браун, но та беспрекословно поддержала его настрой продолжить. Новая перепалка, магию на святость, святость на магию — и так текли минуты, всё никак не перевешивая чашу весов одну сторону. Мастерские умения профессора бились о чуткое распоряжение своей силой Симоновым, отчего урона те не получали практически никакого. Это дуэль шла уже не за условия победы, а за веселье. И ведь так: Браун веселилась, смеялась и с улыбкой на лице пыталась пробить Мишу, внешне не проявляющего эмоции, хоть и разделяющего интерес девушки. Он не был уровня Браун, но фора и вправду поставила в равные возможности друг против друга.

Они понимали, что в скором времени кто-то из них пойдёт на риск. Тогда-то Браун пошла первой: она воссоздала аж целую кучу мебели прямо над их головами. Тумбы, комоды, шкафы, холодильники… детские кроватки? Уникальность состояла в том, что она использовала заклинания за секунды. Он лично увидел, как её губы быстро-быстро проговаривали какие-то слова шёпотом себе под нос, позволяя материализовать такой разнообразный список снарядов. Но для чего? Миша приготовился к обороне и не зря: каждая мебель летела поочерёдно непредсказуемой траекторией, заставляя отбивать треклятую голубую мебель в последний момент. Огненный клинок запросто уничтожал раз за разом новый снаряд, но когда Миша разрезал холодильник, из него вылетели ложки и вилки, как шрапнелью ударив в тело. В этом и состоял весь класс Браун: создавать холодильники, пряча внутри столовые принадлежности. Это показательный пример человека, умеющего использовать заклинания наиболее чётко.

Получив мелкоту в тело, он позволил Рики опять ринуться в ближний бой, только теперь она била стулом. Спинка ударила в лицо Миши и случайно ножкой выбила меч из рук. Повалив Мишу на пол, профессор с весёлой улыбкой забила студента вплоть до разбития кристалла.

— Я победила! — засияла Браун, подпрыгнув в такой радости, что случайно выпустила голубой стул из рук, отчего Миша получил уже реальный удар в живот. — Прости! Прости-прости-прости! Я случайно!

— Кха… — боль была в самый раз для поражения. — Я сопротивлялся хотя бы…

— Да ты меня удивил! Ты первокурсник, но головой ты далеко за этим годом! Вот таков сын Ректора, да? Меньшего я не ожидала, я просто в восторге! — Браун совершенно забыла о приличии и, когда вспомнила, неловко протянула руку. — Спасибо за бой, Михаил.

Симонов увидел её маленькую ручку, совершенно не расстраиваясь из-за проигрыша. Быть может, она и поможет ему, спасёт от муки, томящейся в душе. Хрупкая милая девушка-профессор с прекрасной головой на плечах, превосходной магией и приятным характером. Впервые он посмотрел на неё как именно на возможную подругу. Всякое бывает, верно?

* * *

С округлённых кирпичных стен то и дело стекала вода. Старые грязные канализационные туннели в трущобах Зельграда частично были закрыты из-за невозможности нормально их отремонтировать, давая бесконечный простор для бездомных, крыс и прочих тварей, коим не нужен был дневной свет, а жизнь в недавних реках экскрементов не слишком-то и напрягала. Так проплесневевшие туннели и оказались заброшены местными властями, лишь изредка проверяемые специалистами, дабы ничего просто не рухнуло, ведь никто не хотел, чтобы на них обратили внимание конфедеративные верхушки, верно?

Но сегодня был особенный день. Многие годы канализации никого не интересовали — проблем-то не было, — пока проверяющий специалист внезапно не заявил о неожиданной находке. По его словам, в черте грязных стен скрывался странный проход, переходящий в целый тоннель. Проход, говорил он, был явно не архитектурной задумкой тогдашних строителей инфраструктуры, совершенно нет. Двери железные, тяжёлые, а стены вокруг них исключительно каменной кладки, причём исписанные странными письменами; наверху дверного проёма было изображение: высокий человек в тканевом одеянии, похожем на плащ или очень просторное мужское платье. Лицо же скрывалось под длинным капюшоном, а сам некто с раскинутыми руками глазел на толпу маленьких людей у самых ног. По непонятным рассказам без пяти минут проблемного алкоголика понять наверняка было невозможно, да что там, его коллеги не поверили, но его испуганное взволнованное состояние заставило их проверить лично, пройтись по тому маршруту и наткнуться на бред того специалиста. Никто не вернулся.

Тогда-то рассказы алкоголика выслушали милиционеры местного района, явно не горевшие желанием спускаться в чертоги человеческих отходов. Они всячески отнекивались, придумывали отмазки и искали нестыковки в безумных попытках донести мысль специалистом, даже давя на весьма неприятную биографию рассказчика. Мол, детей заложил, жену избивал, работал через раз, так в чём смысл его слушать, говорили служители закона. Но пропажа людей оставалась пропажей, и через день-другой начальник участка всё же принял решение отправить кого-нибудь полазить по местам не самым туристическим. Ничуть не странно, что туда полезли новички, во главе которого стоял не особо любимый среди сослуживцев лейтенант Городов — из-за его стремления справедливости и честности на службе. В кругах мелочных лентяев и коррупционеров его презирали, но для новичков он казался возможным вариантом выделиться на службе и свалить в какое-нибудь иное место, в более богатые районы, к более компетентным товарищам.

Так небольшой отряд из пяти милиционеров в сопровождении того алкоголика двигался по тёмным сырым туннелям под «приятные» запахи инфраструктуры города. Сдуру их проводник едва не забыл ключи на посте, еле отворив решётчатые двери, но фонарик всё же оставил. Подобное отношение горе-работника раздражало правоохранителей и в частности Городова, также не питавший интерес бродить по таким местам. Тем не менее, они шли, освещая себе путь устаревшими фонариками, отчего самая молодая среди них девушка была вынуждена использовать магию, а именно света: теперь перед ней летал маленький, но яркий сгусток света, заменяющий освещение фонариков с лихвой.

Городов, тридцатипятилетний блондин с вечно уставшим взглядом, подозрительно осматривал стены. Кое-где шли трещины, да немаленькие, плесень, кажется, заполонила каждую поверхность, а вечно капающая с потолка вода настораживала. С учётом искусственно иссохшего центрального углубления смотреть на подобные издержки функционирования было как минимум странно.

— И вы называете эти туннели безопасными? — засомневался лейтенант, водя светом квадратного фонаря по стенам.

— Наш начальник говорит, шо всё хорошо. Моё-то дело отчитаться, а как там решат наверху — дело уже не моё.

— А если обвалится?

— Всё равно тут все старое! Ничего не случится, если тут поломается что-то, я даже рад буду.

— И ты не видел здесь ранее тех дверей? — девушка, новоиспечённая выпускница академии, была недовольной более остальных.

— Вообще никогда! Я тама ходил регулярно, ну, как на смене был, а тут нате! Вместо туннеля стена каменная, а в центре двери, искусные какие!

— Я всё равно считаю это бредом…

— Люди пропали, — напомнил Городов, — нам следует проверить.

— Да херня! — вознегодовал другой полицейский, с видными скулами. — Выбухали водяру, как этот чёрт делает, и легли поспать.

— Они возвращаются всегда вовремя! — возразил рабочий.

— Также, как ты на работу ходишь?

— Гм…

— Будет хорошо, если они просто набухались, — Городов ненадолго остановился на перекрёстке, засмотревшись в темноту ненужного им туннеля. — Не хочу даже предполагать, что здесь их прибили.

— Помните легенду о маньяке? Ну, который в канализации отшивался, — мужчина со скулами просто желал отвлечься от вони вокруг.

— В центральных канализациях? —усмехнулась девушка. — Там и почище, и сложнее система. Скольких там убили?

— Тридцать женщин.

— Это легенда, — Городов не поверил.

— И что? Три десятка девиц пропало так или иначе! Это жопа!

— В таких крупных городах, как Зельград, постоянно пропадают люди.

— Но не тридцать за месяц!

— Мы пришли… — проводник остановился.

Милиционеры смотрели ровно на то, что рассказывал этот алкоголик. Вместо туннеля красовался совершенно инородный проход, закрытый толстыми железными дверями с богатой гравировкой. Каменная кладка, такой проход, надписи тут и там и изображение человека в одеянии, раскинувшего руки перед толпой людей поменьше. Всё в точности, как он и сказал. Неудивительно, что служители закона на миг замолкли, вглядываясь в подобную странность.

— Чё за дичь… — воскликнул милиционер со скулами.

— Глядите! — девушка указала на застывшую лужу крови у самого входа.

Городов шёпотом расставил двух подчинённых подальше, дабы те следили за всей ситуацией, а остальные трое медленно начали подходить к дверям. Только благодаря магии девушки они могли видеть всю необычайность подобного прохода. Куда ведёт и откуда он — неизвестно, зато смотреть на подобные бездушные куски железа, служащие преградой, было до невозможности напрягающе. За ними скрывался кто-то опасный — иначе никак. Проводник остался стоять поодаль от всех, пока лейтенант вместе с остальными двумя неспешно приближались ко входу.

И тут двери затрещали, заныли, открываясь в их сторону. Естественно, милиционеры отошли подальше и вынули свои посохи и магические палочки. Все были готовы ликвидировать кого угодно, кто, возможно, выйдет оттуда. Но двери открылись и также резко замолчали, открывая обзор на непроглядную тьму. У лейтенанта возникало странное ощущение, словно этот проход наоборот, выгонял любопытных милиционеров прочь, показывая предельно опасную темноту внутри. Двери словно говорили: «Дальше только смерть, поверните назад». Капли, падающие с потолка, эхом отдавались по туннелю и по ушам напряжённых донельзя правоохранителей, а некогда покрытые трещины кирпичные стены были куда роднее этого неприветливого прохода.

— Кирирова, — обратился Городов к девушке.

Та поняла без слов, потому запустила шарик света мимо дверей внутрь подземелья. Освещению поддавался только пыльный сухой пол, сильно отличающиеся от влажности в канализации. Медленно двигаясь, комочек света в результате показал милиционерам человека. Чёрные полуразорванные тканевые одеяния, практически развязанный пояс, грязные поношенные ботинки — это первое, что попалось на глаза. Кряхтя, неизвестный неуклюже продвигался к ним, волоча ноги с очевидным усилием. Кожа лица потускнела, губы засохли, а глаза еле-еле светились чем-то жёлтым, выделяя странные зрачки: они были в виде пропорционального креста. Незнакомец медленно вышел из подземелья и измученным взглядом оглядел милиционеров.

— Стой на месте! — крикнул милиционер со скулами. — Назовись!

Тот лишь промычал, под тяжестью головы наклонившись вперёд, а после упав на колени, словно крича от какой-то неописуемой боли. В результате тот милиционер сунул свой складной посох в поясной футляр, а сам быстро подошёл к нему и поймал за плечи.

— Он такой худой… — удивился он, внимательно осматривая беднягу. — Что с тобой сделали?

Тот не мог ответить из-за мучений. Он лишь опустил голову и прижался к правоохранителю, от бессилия привалившись к нему. Городов непонятливо посмотрел в сторону тьмы подземелья, оттого не заметил странность, лишь услышал. Тот измученный человек внезапно кряхтяще посмеялся, а после, когда милиционер со скулами посмотрел на него вновь, без сомнения и с явными весельем воткнул в шею серебряный кинжал. Облизывая губы, недавний бедняга запросто прорезал кинжалом вдоль шеи. Городов заметил хоть и поздно, но быстро ударил атакующего камнем, материализованным заклинанием. Тот отшатнулся в сторону, отпуская раненого милиционера, но, вставая, с желанием продолжения посмотрел на лейтенанта. Испуганный правоохранитель, стоящий дальше всех, снял пистолет с предохранителя и со злостью расстрелял убийцу, кристаллическими сгустками продырявив туловище, руку и в конце попав в голову. Тот, кряхтя, упал на пол, а за ним следом вышло нечто светлое, яркое, отдававшие жёлтыми оттенками. Внезапно этот свет стал каким-то стеклянным, растрескавшись и посыпавшись на пол медленным падением, словно лепестки растения. Городов махнул рукой в испуге, но «осколки» света прошли мимо него, продолжая падение.

В этот момент из темноты подземелья послышались крики, радостные рычания и самодовольные стоны, разбавляемые протяжным психованным смехом. На комочек света Кирировой вышла толпа таких же людей, все в подобных одеяниях, все с измученными лицами, но с весёлым настроем. У некоторых в руках были короткие мечи, у некоторых кинжалы, топоры, канделябры, одиночные подсвечники, молотки и прочее, чем можно избивать и убивать. Милиционеры после приказа Городова начали запускать разные магические снаряды в психов, не имея возможности даже помочь раненому, который уже захлёбывался собственной кровью. А те, смеясь, получали огонь, лёд и камни в свои тела, совершенно не страшась боли. Один из них наклонился, как при поклоне, и, бурча, своим желанием раздвинул кожу и стенки черепа в стороны, как каким-то ртом, только розочкой. Он без помех показал правоохранителям свой мозг, но только для того, чтобы окутать его жёлтым пламенем, который заимел формы сферы. Эта сфера выплеснулась из головы психа и пулей пролетела в одного из милиционеров. От прямого попадания сфера взорвалась, отчего тело жертвы разлетелось по округе, окрасив пол брызгами крови.

Они надвигались, некоторые падали из-за попаданий магией, но столь большое количество радостных психов сдержать было невозможно. Тем временем проводник убежал, а оставшаяся троица быстро оказалась в окружении. Кирирову завалили на пол и сильно ударили камнем по голове, вырубив, а второго милиционера прижали к стене канализации, чтобы толпой начать дырявить брюхо бедняги мечами и кинжалам. Городов же сопротивлялся до последнего, пока некто сзади не ударил молотком по его ноге, прямо по коленной чашечке. Почувствовав ужасающую боль, лейтенант не успел опомниться, как его повалили несколько психов с крестоообразными зрачками. Те со смехом и довольными стонами смотрели на пойманного Городова, лапая того грязными прогнившими руками. Один прижал его щекой к полу, случайно заставив посмотреть, как Кирирову уволокли за ноги в подземелье.

— Ты… наш! — кряхтя, сказал один из психов, который сорганизовал остальных поднять Городова на руки и понести вглубь, куда унесли и девушку. — Наш!

Третьего же лейтенанта закололи, распороли живот и разбросали кишки по полу, попутно начиная издеваться над телом убитого. Они его били, резали, дробили кости, выдавливали глаза… Жестокость была немыслимая, а жалкое сопротивление лейтенанта не имело пользы: он оказался в плену совершенно безбашенных ублюдков, решивших поглумиться над ним напоследок.

Впервые Миша почувствовал себя каким-то интересным рассказчиком. Ничуть не умея правильно выражать мысли, чтобы это было, во-первых, не скучно слушать и, во-вторых, каждое слово в себе содержало понятный смысл, Симонов заметно окрылялся от трепетного внимания к себе со стороны. Если бы не аудитория, он бы и не подумал, что не так плох в устном изложении на тему. Браун, сидящая на полу зала, словно ребёнок в детсаде, смотрела на него чарующе заинтересованным взглядом, причём её условная поза лотоса отлично дополняла комичность и миниатюрность девушки. И вправду, так профессор была слишком простой для восприятия. Ни уважение к старшему, ни престижность профессии, ни превосходство в умениях и знаниях самой Браун никак не сковывали рассказ Миши, наоборот, ему донельзя нравилось дарить ей столь занимательную информацию. А рассказывать пришлось многое.

Оказывается, она практически не была в курсе о сущности святости как явления, которое когда-то там в прошлом возвеличивалось над всеми не только силой, но и уникальными чертами, явно превосходящие стандартную магию. Каково же было её удивление, что Миша как раз являлся частью погибшего Царства! Пускай и очень опосредованно — хотя, скорее, лишь условно и по одному признаку — но сам факт сильно взбудоражил сознание Браун. Она аж заискрилась от любопытства, смотря на Мишу крайне милыми глазами — ему очень нравился её невинный, как казалось, взгляд! — и ловила каждое слово, впитывая информацию, как губка. Будь Ректор рядом, узнай бы он о таком беспечном отношении к защите собственных сил, то сразу бы устроил взбучку не только Мише, но и всем, кто как-либо мог услышать о святости.

К несчастью, его потенциальное недовольство заменяла Алиса. Она пришла в зал как раз после битвы с Рики, а не принять её к себе было невозможно — она готова была порвать Симонова из-за ужасающе долгого ожидания. Так она узнала, что Миша был готов раскрыть профессору свою тайну. Негодованию Алисы не было предела: она была готова убить парня за свою беспечность — впрочем, Ректор поступил бы так же, — но тут же остановилась, едва увидев взгляд Миши. В тот момент он был уверен: Браун поможет. Почему он так надеялся на неё, почему хотел доверить свои ценные знания едва знакомому человеку, почему с первых дней начал отходить от установок отца — Миша не знал. Правда, не знал. Но он хотел поймать надежду, хотел найти хоть какое-то решение своей проблемы. В одиночку он не справится, а Ректора и его подчинённых просить о помощи, мягко говоря, не хотелось.

Это Алиса и прочитала в его взгляде. Задаток настоящей надежды.

— Вот почему я не могла чувствовать твою силу, — прокомментировала Браун, задумчиво потирая пальчиками поля шляпы. — И подумать не могла, что ты уникален в своём роде.

— Не совсем уникален, — отмахнулся Миша, — на континенте и до меня рождались обладатели души. Только умирали по разным причинам, чаще всего до двадцати пяти лет.

— Почему?

— Э… — Симонов сам не заметил, как начать лгать. — По естественным. Многие были больны, с отклонениями, так сказать… некоторые убиты.

— Ты ведь тоже болен, да? — Браун кивнула на левую ногу. — Я права?

— Да…

— Как удивительно, — восхитилась она, вмиг вскочив на ноги. — Так-так-так-так… так-так-так… Я никогда не вникала в историю Смуты. Сами понимаете, данных мало, многое исчезло, а тогдашние современники чаще врали, чем рассказывали о Святом Царстве. Кстати! В кругах Зельград-цитадели вообще не любили говорить о тех временах. Помню, на заседании о магических исследованиях… Ой, только вы никому, хорошо? Отлично. На заседании о магических исследованиях, не буду вносить сухую ясность, как раз выдвигался вопрос о изучении потерянного Царства. Помнится, один маг-учёный, кстати самовыдвиженец, яростно выступал за создание специального отдела по изучению Царства. Так высшие маги тут же отвергли идею учёного и закрыли вопрос едва ли не со скандалом!

— Ректор не участвует в подобных заседаниях, — добавила Алиса. — Он не любит такие встречи.

— Да-да, точно, я его тогда искала, когда только-только готовилась получить звание профессора. Ох, и нервное было время! Вы знали, что старики цитадели меня пытались утопить, мол, я слишком молодая для звания и не соответствую требованиям? Вот смехота была, когда я показала свои компетенции! Ладно, не об этом… — Браун на миг потеряла нить разговора, но, быстро придя в себя, восхищённо и со всепоглощающим любопытством посмотрела на Мишу. — Ты просто алмаз! Ты знал? Да, это так неожиданно, это так рушит весь порядок нашего мира, что… что… это, короче, прекрасно!

— Я рад, что вам понравилось, — из приличия ответил Миша, но на всякий случай сделал шаг назад из-за лёгкого смущения. — Ректор мною и интересовался из-за факта святости.

— Что и требовалось ожидать от умнейшего человека в стране, если не на континенте. Хотя странно, что он позволил тебе пойти учиться в академию. Рискованно, чужая среда и неудобства в исследовании. Не скажешь почему? Я хочу узнать его мотив!

— Были на то свои причины, — уклончиво защищался Миша. — В его голове многое творится.

— Да, ты прав…

Браун разрывалась от обилия мыслей внутри. Она аж начала бродить вокруг студента в раздумьях, пока осматривала его оценивающим внимательным взглядом.

— Алмаз… алмазик… так-так-так-так.

Миша пытался не обращать внимания на такое изучение профессора. Он на миг перевёл взгляд на Алису, увидел её недовольство и тут же решил всё-таки посмотреть на Браун, ходящую вокруг него, как стрелка часов на циферблате.

— Ты мне рассказал воистину ценную информацию… — и тут она остановилась. — Ты мне рассказал свою тайну…

Она словно осознала данный факт с другой стороны, уже не как исследователя. Неудивительно, что после минуты раздумий Браун внезапно завизжала и прижала губы ладонью. Миша, кажется, понял, о чём она подумала.

— Это получается, я влезла не туда, да? Это что, значит… я поступила грубо? Я вмешиваюсь в чужую жизнь! Стойте… — Миша хотел уже пояснить свои желания на этот счёт, но Браун продолжила рассуждать вслух, совершенно не обращая внимание ни на кого. — Хотя ты сам согласился на мои условия и решил сразиться, формально я никого не заставляла. Да нет же! Заставляла! Угрожала! Как я могу так поступать со студентом… Или, может, ты доверился мне как человеку, который может помочь? Сам добавил условие сверху и сам принял. Стоп! Формально я не виновата, но я заставила! Да-да-да, поступила как юрист, обманувший клиента в подписании договора… Чёрт! Но… но-но-но, — Рики всмотрелась в лицо Миши и… покраснела? — Да ты ведь доверил мне самое ценное! Возможно, не слишком прямо ценное-ценное, но ценное! Это… это же сразу как знак доверия мне, конкретно мне, выше многих остальных. Почему ты мне доверился? Мы ведь не знаем друг друга, я лишь профессор, который прыгнул выше остальных, не более. Как исследователь, я ни о чём. У тебя вот Ректор в отцах, а за ним — гвардия доверенных учёных. Тогда почему?

На этот раз вопрос был прямым — с нацеленностью получить такой же прямой ответ. Миша аж перестал переживать о возможных последствиях, только засмотревшись на Браун более внимательно. К счастью, он знал ответ.

— Ты не Ректор, ты не те учёные и не те маги из Зельград-цитадели. Возможно, я говорю опрометчиво, полагаюсь на свои чувства и надежды, но иначе уже не могу. Я хочу понять свою святость, познать её, улучшить и стать сильнее, но одного лишь сухого исследования недостаточно. Никто не может разобраться в святости, не будучи её частью.

— И чем я отличаюсь? Я так же не связана со святостью.

— Это так. Но у тебя иной подход. Мое предположение завязано на слишком непроверенных фактах, но ты более чувственно подходишь к своей задаче. Методы Ректора были… скажем, объективны, даже слишком, но вот у тебя я видел только субъективный подход к магии как к объекту исследования. И это неплохо. Я думаю, мне стоит попытаться взглянуть на свою силу твоими глазами, со стороны чувств, ощущений, мнения, не завязанного на показателях. В общем, как-то так…

Откровения Миши застопорили Браун. Она смотрела на него, он в ответ — и так молча минуту-полторы, словно борясь между собой за непоколебимость после таких искренних слов. Миша тотчас забыл, как именно говорил до этого — всего виной заметное смущение с непривычки, — но видеть задумчивое и нежное лицо было усладой для глаз. Неужели он оставил свои нормы приличия и подход интеллигентного, но внимательного к мелочам человека, отдав предпочтение прямой и, возможно, грубой отдаче своим чувствам и переживаниям? В Рики он видел надежду, уверенную попытку решить свою проблему. Ведь времени мало, смерть не за горами, а пытаться сражаться надо, нет, жизненно необходимо. Либо чтобы сказать себе в последние минуты: «Я пытался», либо действительно найти своё спасение. Любая попытка — уже попытка, как бы это ни звучало.

— И всё же обращаться к профессору на «ты» — верх наглости, — неожиданно прокомментировала Браун с широкой улыбкой. Она протянула Мише руку. — Но я не против, если мы оставим скучные формальности вне учебного времени. Миша, я помогу тебе, чем смогу, изучим твою святость, используем иные способы и добьёмся своего. Договорились? Ты доверил мне сокровенное, и я обязана сделать всё возможное, чтобы ты не разочаровался.

— Хорошо, — Миша с радостью пожал её руку, кивнув. — Никому ни слова, прошу.

Браун ответила на его просьбу лаконичным жестом: двумя пальцами застегнула невидимой собачкой рот, а после отшвырнула «ключик к открытию» в сторону.

— Занесло тебя, конечно, в ту ещё задницу, — цокнула Алиса, скрещивая руки на груди. — Твоё доверие кому попало аукнется рано или поздно.

— Перестань! — поспорила Рики, гордо задрав голову. — Я ни разу не рассказывала тайны доверившихся мне. Никому не рассказала о романе Елены Юрьевны с начальником охраны, также… ой…

— Библиотекарши? — Алиса едва не рассмеялась. — Поняла, само олицетворение сейфа, да, мисс Браун?

— Э-это случайно! Вы меня довели просто до нестабильной эмоциональности! Кстати, кстати-кстати-кстати, — Браун посмотрела на Мишу с хитрой ухмылкой. — Ты говорил, что скрываешь свою силу, верно?

— Да? — Миша словно сам начал сомневаться в себе от такого взгляда профессора.

— И то, что огонь — не единственная доступная тобой стихия?

— Ага…

— Тогда… — она сразу отбежала подальше от них двоих, со свистом подошвы о пол развернулась к ним и, положив руки на пояс, гордо заявила свою хотелку: — Тогда давай устроим второй бой!

* * *

Как только кристаллы были поставлены на соответствующие подиумы, бой можно было официально считать начатым. Браун немного изменила правила их дуэли: она также использовала только свои заклинания, но вот Мише наказала использовать святость в полной её комплектации. Более того, два раза подряд использовать одну стихию было категорически запрещено. Правда, выигрыша не было ни у одной стороны, ни у другой, впрочем, для мотивации это было уже не нужно. Сам по себе бой — уже мотив сражаться. Рики — в целях исследования, а Миша — в желании показать свои способности. Так они смотрели друг на друга, как в прошлый раз, словно пытаясь в очередной раз изучить друг друга непосредственно перед столкновением. Но так казалось лишь зрителю, как той же Алисе, усевшейся на трибуну.

Предварительно сняв камешек с пластины на шее, Миша внезапно застеснялся. А как показать? Видя настороженное внимательное лицо Рики, Миша почему-то задумался о каком-то ненужном хвастовстве. Он хотел повыпендрироваться перед ней, но зачем? В чём ведь смысл подобного? Такая сознательная путаница у него напрочь затянула бой в тишину, всё никак не приступая к действу. В итоге Браун широко улыбнулась, слегка закивала и быстро что-то проговорила шёпотом, будто скороговорку. Тем не менее, её заклинание поразило Симонова наповал: над её головой материализовался шестиствольный пулемёт в приличном размере, угрожающе направленный на оппонента. Из кристаллической магии, созданный лишь наполовину, зато с учётом мелких деталей, словно добрая часть пулемёта вот-вот сошла с конвейера военного завода.

«Удивительно! Какая точность, трепетность к делу, чувство! — смотря на каждую деталь, восхищался он. — Ствол, крутящий механизм, рукоять сверху — всё словно заставляет верить, что это оружие может быть настоящим, пускай и оставшиеся часть отсутствует. Прелестно!»

— Алмазик, — как-то странно называя студента, Браун почему-то наслаждалась более заметно, — не бойся показывать мне свою силу, этот бой на то и ориентирован, чтобы хвастаться! Я вот тоже повеселюсь!

И она сразу рассмеялась, гордо презентуя жестами рук своё колдовское творение. Жаль, конечно, что сразу после этого стволы закрутились, а из них начали плотным шквалом вылетать сгустки магии, прямиком в соперника, прерывая радостное лицезрение удивительного творения профессора. Безумная скорость, оглушительный звук создания кристаллической магии звонкими шлепками с примесью эха, конечно же, смертоносная лавина снарядов, рвущиеся к цели — и всё было заблокировано. Между Мишей и градом материализовался кусок металла, средней толщины, может, сантиметров десять, цветом отполированного серебра, причем высотой с самого юношу, в общем, достаточного, дабы без труда отгородить его от магии Браун. Сгустки бились о такую стену и царапины не оставляли, лишь заставляя его звенеть тяжёлым басом. Так плотная лавина оказалась не более чем пустышкой против такого щита. И не просто щита: Миша одним желанием запустил кусок металла прямо в пулемёт, не просто поотбивав всякую магию, но и согнув стволы так, что заклинание попросту рассыпалось от полученных повреждений. Момент — и щит начал падать на Браун, вынуждая ту буквально отлетать на реактивных ногах в сторону. Только он коснулся земли, как тут же распался, не оставив после себя ничего. Просто взял и растворился.

Тут Браун начала играть по ритму Миши, а это для знающего человека — сплошная возможность давить и давить. А он махнул клинком перед собой, отправив в её сторону яростный поток воздуха, еле отличающиеся от стандартного желтоватым оттенком. Тем не менее, скорость ветерка вынудила Браун принять урон на себя, встретив наспех созданным щитом, больше похожего на очень большую тетрадку, слишком тонким и ненадёжным, чтобы выдержать подобную атаку. И в результате «броня» была попросту раскрошена на мелкие куски, зато забрала с собой добрую часть энергии воздуха, отчего в Браун врезалось незначительное дуновение.

— И правда разные стихии! — обрадовалась Браун, хотя недавно могла быстро проиграть.

Она трепетала, и это даже не преувеличение.

— Да? Хочешь покажу ещё?

С такими словами Миша вытянул правую руку в её сторону. С улыбкой на лице, с виду садистской, внутреннее весёлой, он окутал пальцы ярко-жёлтыми молниями, бившими вдоль руки длинными потоками, после чего, накопив силу, выпустил заряд к Браун. В отличие от молнии Алисы, вариант Миши был, мягко говоря, несовершенным. С виду молния представляла чудовищную опасность — так или иначе, искры могли вызвать беспокойство — но какие проблемы были у него с ней!.. В любом случае, отступать было поздно, потому молния в очень непостоянном направлении летела к Браун. Под «непостоянным» понималось метание заряда из стороны в сторону где-то стабильно на полметра, позволяющее предположить о низкой точности молнии. Подобная неуравновешенная дичь как-то долетела до оппонента, вынуждая Рики опять маневрировать своими реактивными ногами. К счастью, она не поняла проблему, отчего Миша мог вслед позапускать несколько потоков вперемешку с более опасным огнём, который, кстати, заимел жёлтые и оранжевые оттенки, и воздухом. Преследование закончилось быстро — и без пользы.

— Ты не пользуешься водой, — тут же заметила Браун, приземлившись за левым плечом парня, метрах в десяти. — Козырь? Или не можешь?

— Вода для другого, — честно отвечая на вопрос, Симонов махнул мечом и заставил её отступить еще дальше из-за назойливой лавины электричества, беспорядочного каскада молний, по сути, разделённых от одной, стеной преследующих профессора вплоть до границы арены.

Следующая атака была более подлой — в стиле Миши. Он схватил клинок двумя руками, поднял его над собой и с весёлым выражением лица начал скапливать огонь на клинке. Каждая огненная частичка, словно капля, текла по лезвию к самому острию, формируя нечто покрывающее, как пелена, переливающиеся во всех оттенках жёлтого. Браун, увернувшаяся от молний, в итоге просто стояла и смотрела на странности соперника, причём совершенно не стараясь прервать его действие — банально было интересно. Да, жажда увидеть атаку было выше всякого любого желания победить. Тем не менее, Симонов и надеялся, что сможет заинтересовать голодную на исследования девушку. Вот потоки пламени скопились настолько, что у острия начала формироваться сфера, большая, плотная, значительно опаснее ранее использованных при первом бое.

— Алмазик, ты не мобилен, но до чертовски умел, — не стеснялась хватить его Браун, подготавливая вокруг себя множество топоров, лопат, указок, вёсел и многих других бытовых предметов. — Но мне интересно: ты намеренно не делаешь что-то конкретное? У тебя простые геометрические формы, а что-то особенное, там, предмет или оружие ты не используешь. Хотя не намеренно. Миша, неужели у тебя серьёзные проблемы с этим? Ты не чувствуешь свою душу? Поэтому ты так плохо справился на моей паре. Как интересно!

— Всё ты понимаешь, — улыбнулся тот, создав мощную сферу в задуманном размере. — Но душа отличается от маны. Как ты не знай её — создать конкретный предмет из святости почти невозможно. Наверное…

— Вот оно что. Впрочем, тебе и не нужно, но тебе бы практики побольше.

— Думаешь?

— Знаю.

— Тогда отбей это.

Сфера полетела в Браун, а та подготовилась заблокировать её всеми созданными предметами. Бесполезно — и не из-за мощи сферы. Она внезапно рассыпалась, как песок, и хлынула на Браун настоящим огненным дождём. Естественно, ни способ защиты, ни уклонение не сработало: площадь поражения была слишком большой. Так она мало-помалу получила столько урона, что кристалл почти наполовину разрушился.

Не давая передышки, Миша отпрыгнул от земли при помощи воздуха, затем подлетел поближе и взмахнул мечом прямо над головой Браун, ещё не оправившейся после атаки. Тем не менее, едва поднявшись, та остановила заряженный молниями удар… ногой? Нога манекена остановила такую атаку — удивительный абсурд, зато эффективный.

— Какой уверенный в себе юноша! — поддразнивала профессор, с заметным усилием сдерживая напор парня. — Но мне нравится, как ты пытаешься доказать, что я неправа.

— Может, я пытаюсь скрыть замеченные тобой недостатки? — Симонов начать бить по блоку Браун разными стихиями, даже иногда пытаясь ударить ту маленьким, но толстым и грубым куском металла.

Рики, отходя, сначала встречала удары ногой, но, когда заметила, что стихии всё равно бьют по оболочке, была вынуждена материализовать сначала крышку от унитаза, дабы миновать налёт куска металла, а после прикрыться дверью. Выиграв немного времени, она отлетела прямо ввысь, попутно пытаясь задеть и Мишу телом. Неудачно, зато как грациозно профессор взлетела! Только для того, чтобы сделать вполне умелое сальто — или петлю? — словно она на представлении, а после, когда их взгляды пересеклись, внезапно нанести заклинание реактивной тяги на руки. Так она в миг раскрутила себя до полноценной бочки, которая под напором уже с ног полетела на Мишу. Тот, аж ахая и даже крича от неожиданности, что есть силы попытался отлететь воздухом в сторону. В результате Браун быстро сменила направление тяги, просто влетев в спину студента своим телом. Подобная авантюра сбила Мишу с ног, завалила на пол и нанесла немалый урон.

Рики прокатилась по полу, но быстро встала, пока Миша только-только поднимался. Это позволило профессору сократить расстояние и замахнуться вокруг своей оси ногой — к счастью, своей — для удара. Только она не ожидала встретиться носком не с лицом: навстречу полетел меч, уже окутанный плотной пеленой огня. Встреча двух сил столкнула одну из них: именно Браун от такого блока быстро потеряла равновесие и упала бревном прямо перед Мишей. Только завидев новый удар оппонента, она прямо по полу полетела на тяге, но опоздала, ибо клинок задел заклинание у правой ноги, отчего профессор лишилась контроля полёта. Теперь результат был плачевный: она сама себя избила по полу перекатами и метанием из стороны в сторону, пока не сняла заклинание. Шляпа, в итоге, слетела с неё, а сама Рики лежала на полу, еще не оправившись от глупости. Зря потраченное время позволило Мише материализовать щит прямо над ней.

— Пиши-пропало… — со вздохом прокомментировала Браун и встретила своим телом этот кусок толстого металла.

Кристалл разбился. Миша радостно посмеялся, как законченный злодей, быстренько убрал щит и подошёл к Браун. Та лежала себе спокойно звёздочкой, лениво потягиваясь к снятой шляпе сбоку. Миша победоносно схватил её и нацепил на себя, слегка задрав поля.

— Ну что, мисс-проигравшая Рики Браун, — гордо проговорил тот, не стесняясь так широко улыбаться, — признаете ли вы мое величие?

— О да, господин Симонов, вы велики, — Браун потянулась рукой к нему с наигранном кряхтением. — Спасите бедную…

Миша принял руку и аккуратно поднял её на ноги. Он несколько засмущался от своего поведения, потому тут же вернул шляпу законному хозяину. Кашлянул, мол, ничего не было, а после встал в ровную стойку, упёршись клинком о пол.

— И как?

— Как? Ты ещё спрашиваешь? Ты не уровень академии, — Рики так была восхищена такому, что сократила расстояние между ними до минимума, скрещивая руки за спиной. Её взгляд был устремлён прямо в глаза юноши, — это… это… это круто, вообще-то! Все стихии, да какие мощные. Ты явно умеешь ими пользоваться, пускай и с некоторыми хитростями. Мастерства маловато, но ты определенно хорош. Чего-то ещё не хватает… ты ограничиваешь себя?

— Что?.. — Миша и подумать не мог, что она так быстро поймёт это. — Как ты…

— Это очевидно. Ты постоянно не добираешь по мощи, а когда подумаешь хорошенько, ну, когда время есть, ты сразу держишься на одном уровне. Это ведь неестественно, видно же. Какие-то проблемы? Или жалеешь меня?

— На самом деле, — Миша явно не желал раскрывать все свои тайны так сразу, потому, как бы ему не хотелось, он начал беспристрастно «умалчивать» о многом, — мне нельзя достигать предела. В отличие от маны, душа позволяет пользоваться силой и при достижении лимита, но тогда твоя, скажем, жизненная сила начнёт истощаться. Короче говоря, я всегда распределяю свою силу на день, дабы в какой-нибудь неожиданный критический момент не достичь границы.

— Ого! Это опасно, да?

— Очень… — он сам не заметил, как это слово протянул с заметной грустью, тяжестью на сердце. — Последствия ужасны…

— А ещё ему вы нравитесь, — добавила Алиса, звонко вздохнув. — А вот как именно — как преподаватель, как человек или как девушка — говорить уже не мне.

Миша удостоил горе-сваху ненавидящим взглядом, смешанным со смущением. Ведь если всё не так, то из-за неё он наверняка выглядел как маленький мальчик! Небывалая наглость! Дык ещё она хитро заулыбалась, театрально пожав плечами и кивнув в сторону Браун. Та слегка опустила голову, скрывая лицо полями шляпы — этот знак можно было воспринимать по-разному, начиная любопытством девы смотреть на туфли Миши и заканчивая… О нет... Он покраснел до кончиков ушей.

Максимальный конфуз накалил обстановку вокруг донельзя, до такой степени, что Миша потерял нить разговора, а малейшее уводящее слово застревало в горле, выставляя некогда интеллигентного почти гуру спокойствия в розовом цвете. Единственное, что позволило ему успокоиться, пока Рики молчала — это факт чумы.

«Я её забуду.

Она исчезнет из моей памяти.

Эти приятные чувства больше не коснутся моей души».

Верно, Миша хотел бы развивать подобное отношение, хотел бы прочувствовать многое неизвестное, но какой смысл? Нет, дело не в потерянности чувств и памяти — дневник частично передаст то, что он пережил — а в жестокости перед Браун. Видеть, как на тебя безразлично смотрит человек — больно, так ведь? Осознавая свою проблему ещё раз, Миша кисло улыбнулся.

— Мисс Браун, — обратился он к ней, собравшись с силами, — вы действительно поможете мне?

— А? — сначала она не поняла, но, едва посмотрев в его глаза и увидев внутреннюю тяжесть, очень сильно забеспокоилась. — Да, конечно, мы же договаривались. Нет, ты не пойми неправильно, я и сама хочу тебе помочь, а вообще, ещё и понять твою силу. Да, да, именно! И никому ничего не скажу, твоя тайна — моя тайна!

— Спасибо, спасибо, — так стало немного легче, призрачно, но легче.

Внезапно кто-то постучал в дверь, причём не единожды, а как по барабану. Следом ещё, когда никто не ответил в первый раз. Троица так бы и стояла в зале, не реагируя, но Алиса недовольно цокнула и сама пошла открывать дверь. К сожалению, увиденное ею ничуть не обрадовало.

— Миша, к тебе гость из красных… — нехотя крикнула Алиса.

* * *

К Мише пришёл не простой прохожий, не простой красный, не простой посыльный кого-нибудь и вообще — не простой человек. Только получил обещание Ректора не вмешиваться в его жизнь, как тут же оно попало под угрозу его нарушения, хотя, в принципе, исключения оговорены не были, а тут как раз-таки исключение в самом натуральном виде. Нет, критическая ситуация, требующая немедленного реагирования, и никакие желания прожить мирную жизнь не должны были мешать ловить момент, пока возможно. Поэтому Ректор — а Миша был уверен, что тот лично распорядился — отправил не простого красного, а подполковника Льва Алексеевича Терентьева, одного из самых успешных и кровожадных офицеров Ордена Красного креста, особо доверенное лицо самого Ректора. Чёрный офицерский китель с красными полосами на местах швов, хорошо заметные чёрные звёздочки-погоны на красном основании, ровная плотная ткань — такую одежду высокого качества несли лишь псы Ордена. Высокие смазанные кремом до блеска сапоги везде, куда ступали, олицетворяли тяжесть все обстановки, вынуждающие использовать солдат красных, не имеющих норм сожаления, морали и доброты. Но, когда по ветру развевалась чернущая накидка, скреплённая металлическим крестом на застёжке, а на спине изображался окутанный красной линией ворон с широко расправленными крыльями, наступал предсмертный холод — такие чувства испытывал Миша, едва завидев высокопоставленных офицеров красных — самых отбитых и коварных монстров во плоти. Миша ещё до пятнадцатилетия помнил Терентьева как человека опасного, хитрого и умного.

Высокий мускулистый мужчина, проживший уже почти сорок лет, забрал Мишу, словно покупатель продукты, причём слушать возражения Алисы даже не пытался, сославшись на прямой приказ взять только его. Тем не менее, сам Симонов против-то не был, едва услышав хорошо знакомое словосочетание: «святые появились». Тогда всё стало на свои места.

Машина гнала по дорогам на грани превышения скорости, постоянно играя в «шашки» между потоками, лишь бы поскорее миновать расстояние до необходимой точки города. Водитель, такой же офицер, но поменьше, был умел и даже аккуратен: общего дискомфорта при подобных манёврах не возникало, хотя резкие остановки иногда заставляли Мишу вжаться в спинку заднего сиденья всеми конечностями. А вот Терентьев сидел словно на курорте, да что там, даже его голос ничуть не перебивался, сохраняя командный громкий тон сверхспокойного человека.

— Да, ты правильно понял, — говорил он, иногда поправляя свои очки квадратной формы; его лицо, в принципе, поверхностно вызывало доверие, если его не знать, конечно. — В Петропавловском районе прямо в канализациях появилась гробница святых, слишком населённая, чтобы горстка ментов могла что-либо сделать.

— Они пытались сами решить проблему? — удивлялся Миша, читая переданные им сводки разведки красных. — И сколько жертв?

— Сначала отправили обычных новичков, но никто не вернулся, кроме местного спеца, в принципе, первый обнаружившего гробницу. Поняв, что там не крысы болтаются, глава района оперативно доложил об этом в ГСБ, а вот они подсуетились и попробовали решить вопрос спецназом. Два отряда по двадцать человек. Все убиты.

— Все? Насколько всё там плохо?

— Ахах, честно, о-о-очень плохо, — с воодушевлением ответил Терентьев, самостоятельно перевернув страницу документов на коленях Миши. — Видишь? Приказ директора ГСБ, направленный не на зачистку гробницы, а на оцепление и сдерживание. Спецназ просто неспособен противостоять святым — у них нет ни опыта в этой сфере, нет ни желания тратить ценный человеческий ресурс на такую авантюру.

— Милицию они не трогают, чтобы не поднимать шумихи о потерях, — рассуждал Симонов, читая доклады, — а спецназ ориентирован на другие задачи, оттого они и не способны.

— Так всё и есть, так всё и есть. Командиры отрядов без понятия, что делать. Неудивительно, они постоянно в заднице, сколько я на службе.

— А это что? — Миша показал подполковнику вывод из одного доклада. — Призвать военных?

— Пытались, да сразу отказали. Времени много потеряют, опять же переполох наступит и далее, далее, далее — отмазок много. На самом деле, мы поручили нашим добродушным друзьям из правительства и ГСБ затянуть созыв военных в город, а тут вон как: смогли напрочь замять такую инициативу. Теперь приказ сменился.

— «…задействовать ближайшие подразделения Фиалкового предела и Ордена Красного креста, по возможности заключить контракт с авантюристами под роспись государственной тайны второго уровня…» И всё же, это более рискованно, чем послать военных на зачистку.

— Да, ты прав, — Терентьев повернулся к нему и слегка наклонился, сверля голубыми хитрыми глазами, — но на то у нас и есть друзья, чтобы ими руками добиться выгодных для нас условий, разве нет? Нас в Зельграде не любят, точнее, терпеть не могут. Всячески пытаются разобраться в проблемах самостоятельно, пытаясь повысить призрачный престиж в глазах народа. Но каждый государственный орган, будь то гражданский или военный, уже трещит по швам. К счастью, неожиданное появление гробницы положительно скажется на Ордене. Как я счастлив, что меня отправили тренировать корпус столичной резиденции прямо в это время! Везение на нашей стороне, Миша, и на твоей, — его радости не было предела, он буквально трепетал от возможности возвысить влияние ордена такой операцией. — Возможно, гробница ответит на твои вопросы. Мы тебе поможем.

Таким всегда был Лев Алексеевич. Лицо красивое, даже эстетичное в части заметных скул, слегка морщинистой кожи, ровного, словно искусственного носа и несгибаемого взгляда голубых, даже синих глаз, лишённых чего-то живого. И правда, они были какие-то стеклянные, бесчувственные. Тем не менее, офицер Терентьев сразу приглянулся Ректору, когда Мише было без месяца десять. Широкие прямые плечи и хорошо накаченный торс пускай и делал его скалой, Терентьев выделялся особенно ростом — два с лишним метра, но был известен в кругах Ордена как рискованный, опытный и беспринципный командир, также хвастающийся умением ловко адаптироваться к разным ситуациям. И что забавно: он носил очки, плотно прикреплённые через затылок ремешками даже в мирное время службы, которые по привычке постоянно поправлял. Но когда он прекращал их трогать более десяти минут — это значило лишь сильнейшее беспокойство Льва Алексеевича: либо он зол, либо встревожен, либо слишком напряжён. В любом случае лучше его слушаться, что бы ни произошло, ибо подполковник был очень толковым даже в психической нестабильности. В прошлом он отвечал за безопасность лаборатории Ректора и Миши в частности, и никакие внештатные ситуации не сломили организованную им охрану. Никакие, абсолютно.

Вскоре машина свернула с проспекта прямо в Петропавловский район. Трущобы — вот что это такое. Миша откуда-то знал, что в прошлом, где-то на рубеже веков, конфедеративные власти только начинали плановую перестройку города под угрозой войны со Штатами, очень надоедливыми соседями. Пока красные проводили на границах манёвры и пугали иностранных политиков, власти перестраивали города в единый стиль брутализма, причём бетонного, на случай, если придётся оборонять города, включая столицу. Только особенные исторически, культурно и функционально постройки, как Зельград-цитадель, не тронули, но вот многие жилые и инфраструктурные изменили с радостью. Там и льготы предоставлялись жителям хорошие, и квартиры были просторнее и обеспеченнее, но не всем, конечно, нравилась подобная затея. Как-то раз такие районы, как Петропавловский, подняли серьёзный митинг, перетёкший в настоящие столкновения с милицией, отчего перестройка в этом месте быстро затихла. Сколько людей погибло, уже неважно, так как плацдарм остался за местными. Оставив бетонные здания на треть района, конфедераты освободили остальной участок от плана.

Теперь здесь жили самые необеспеченные слои населения, причём в натуральных муравейниках. Старые дома давно не ремонтировались, они словно вросли в землю этажами, немного наклонились, пытаясь забрать к себе дороги, и ждали своей смерти. Кирпичные, деревянные, некогда творения искусства — как пожарная часть, по сей день уже заброшенная — все они устарели настолько, что провести то же отопление было банально опасно. Петропавловский район и несколько соседних обошёл стороной научно-технический прогресс: ни механизмов, ни магической энергии — ничего там так и не установилось.

Миша смотрел на прогнившие от сырости и времени окна, через стёкла которых виднелась лишь тьма, и не мог понять, что их возмутило при реализации перестройки, что сподвигло народ восстать, чтобы в итоге стать отбросами столицы? Ради чего нужна была та ненужная победа, названная Жилищным бунтом?

Пока колёса машины стучали по мощёной, частично разобранной по камням дороге, Миша наблюдал за местными жителями, которые с неким удивлением и любопытством провожали взглядом автомобиль, на дверцах которого изображался герб Ордена. Ни злобой, ни завистью, ни отчуждённостью их взгляды не были наполнены, только любопытством, интересом и… надеждой? Заметив непонятное выражение лица Миши, подполковник как-то догадался и решил рассказать кое-какую информацию.

— Нам разрешили построить резиденцию на стыке районов, — рассказывал Терентьев, поправляя очки, — Казачьего и Петропавловского, как раз у основной дороги между ними. Казачий район чисто среднего класса, обычные работяги, которые в привычном темпе работают на заводах производства товаров массового спроса, ничего примечательного, как может показаться обывателю или политику конфедерации. С другой стороны — Петропавловский, место исключительных бедняков, преимущественно работающие на мелких фабриках дешёвых поддельных товаров. Там и преступность высока, и образование низкое, и народ недовольный, короче, заноза в заднице столицы. Частенько работяги бились с кустарниками и преступниками, устраивая самосуд и стенки-на-стенку. Они превратили эти два района в неорганизованные стихийные фракции, борющиеся за своё величие над другими. Смысла нет, только разбавить тоску между рабочими днями. Дабы милиция не испытывала серьёзной нагрузки, глава администрации Казачьего народа получил одобрение на постройку резиденции красных, чтобы мы, как люди дисциплинированные и честные, своими методами урегулировали вопрос ненужной борьбы между слоями населения. Так звучало официально.

— А неофициально? Получить влияние на жителях двух районов?

— Ну конечно! Бедняки винят власть во всём, перекладывая все грехи на их плечи, потому сострадание лиц иных, весьма отдалённых от эдаких ублюдков в кабинетах, им как раз необходимо. Так мы организовали кампанию по повышению сознательности народа, проводя уроки в школах, финансируя производства и строительства, организуя кружки психологически измученных и так далее — в общем, великая социальная работа. Аналогичное дерьмо мы провернули и с работягами. Результат — великое влияние на многочисленный народ, который потихоньку распространяет молву о нашем благочестии в другие места.

— Если сюда позвали фиалок, значит, они тоже тут?

— Не беспокойся, они отстраненно относятся к местным. У них свои планы, и им побоку, что там происходит на соседней улице. А так их резиденция находится чуть глубже в Казачьем районе, напротив местной гильдии. Мы с ними не в ладах, если ты не помнишь.

— Они могут помешать…

— Как и спецназ, который отправится с нами в гробницу. Один отряд, но будет. И гильдийцы, принявшие заказ. Поэтому твоё нелегальное присутствие мы скроем небольшой легендой. Тебе одежда не жмёт?

Ему пришлось переодеться в стандартную форму солдата красных. Если сама униформа в чёрных и красных тонах его не смущала, то смотреть на каску и резиновый противогаз был несколько тяжко.

— Нормально.

— Теперь ты Гена Рожков, мой помощник и лейтенант по совместительству, маг огня... и всё.

— Геннадий… а лучше не придумать?

— Ну что ты так относишься к этому имени, Гена? Оно не вызывает таких подозрений, как твоя левая нога. Ты её окутаешь пламенем — а это очень заметный знак.

— Иного варианта нет…

— Помню! — он пускай и несильно, но толкнул Мишу в плечо. — Мы многое сделали, чтобы ты имел шанс проникнуть туда. Там, возможно, есть ответы, и мы их найдём.

Если Терентьев так сказал — значит так и будет. Таково правило его личности.

* * *

Многие улицы, откуда можно спуститься в канализации, были оцеплены милицией, а основной технический спуск считался центром концентрации сил перед операцией. Именно здесь была запланирована встреча всех подразделений. Под руководством незнакомого Мише капитана службы безопасности люди разделились на несколько больших групп. Первая группа — выделенные сотрудники спецназа, всего двадцать человек, угрюмые парни не старше двадцати пяти лет, с железными касками, в тяжёлой броне и с разными магическими катализаторами в руках, хотя чаще всего те имели при себе известный многофункциональный посох. Он и проводник магии, и опасное холодное оружие из-за лезвия на противоположной стороне палки. Наблюдая за ними, Симонов подметил запасные складные посохи на поясах, иногда палочки или пистолеты, и целый ремень гранат.

— Н-да уж, — слышался голос откуда-то сзади, — глянуть на их лица — жалко становится.

— Да они никогда не имели дело с тварями поопаснее людей, не удивлён.

— Пушечное мясо.

Как ни странно, поспорить было трудно. На улице день, а их лица, каждый взгляд так и сочился тьмой. Не злом, не кровожадностью или прочими мерзкими чувствами, а страхом. Они все потерянные! Что не сказать второй группе, фиалках: сплошные солдаты Предела, одетые совершенно по-разному. Кто-то в доспехах с фиолетовыми или сиреневыми полосами, причём их шлемы имели форму головы быка, только с более квадратной мордой, зато с длинными рогами, угрожающе загибающимися вовнутрь; кто-то носил лёгкую униформу, схожую с солдатской времен XVIII-XIX века, но слишком шикарную в части мtхового покрытия мундира, каких-то заклёпок и ремней из дорогой кожи, проходящих по поясу, сквозь торс наискосок и даже чуть ниже, как какие-то карманчики или места для крепления инвентаря; а кто-то носил совершенно простую одежду, как плащ, китель да обычные штаны с сапогами, отличающуюся от обычной одежды теми же фиолетовыми обозначениями. У некоторых на спинах или на плечах, иногда даже на груди, виднелся герб Фиалкового Предела — окружность, внутри которой изображена башня на какой-то горе. Это был такой же Орден, как и красные, только находящийся на юго-восточной территории, на острове, ведущий изоляционную политику не только по внешним вопросам, но и по отношению к своим партнёрам по конфедерации, смиренно, точнее, тихо и неохотно соблюдающий интересы всей страны. По силе они стояли вторыми после красных, а по отношениям — самыми злобными к товарищам на западе только из-за идеологических соображений.

Сила красных — оружие и армия, не ориентирующиеся на силу конкретного обладателя маны, но вот сила фиалок — чистейшая магия без помощи сторонних продуктов, как жидкая мана, тихоновский порошок, винтовки и так далее. Нельзя было сказать, что они наотрез не принимали блага науки, в частности, те же винтовки использовались солдатами в простой форме, но их стремление к чистоте сильно выделяло на фоне коллег по конфедерации. Каждый стоящий здесь фиалка — маг не ниже боевых магов-специалистов первого класса, особенно «мундирные». Если спецназ — молодые ребята, то вот наиболее красивая часть отряда Предела по возрасту минимум в тридцать лет, самому старшому — и вовсе ближе к пятидесяти годам. По их лицам прямо можно было сказать, что те повидали на свой век многое, обучились ещё большему и готовы постигать вершины раз за разом неуклонно, словно непоколебимый авангард. Впрочем, они соответствовали политике Ордена Фиалкового Предела: сторонились любого общения и кучковались поближе друг к другу.

Удивительно, но авантюристы — единственные, кто веселился, пока есть время. На то и наёмники — заплати деньги, и они не побоятся сунуться в пекло. Орки, эльфы, даже гномы — все отличались друг от друга цветом брони, типом оружия, возрастом, поведением, в конце концов. Зелёные чудища с клыками-бивнями на нижней челюсти вели себя спокойно, сидели на земле и ждали битвы, иногда проверяя топора и молоты, пока их напарники-эльфы о чём-то яро спорили между собой. Эльфийка с красными волосами, среднего роста и с очень тягучим взглядом, перешёптывалась с подругой, держа в крепкой хватке свой деревянный искусно сделанный лук. Подруга её казалась совсем милой и ростом, и лицом, и реакцией на слова красноволосой. Благодаря ей Миша быстро понял, что к чему. Она иногда смотрела на красных, слушая рассказы. Только хватило увидеть её зелёные большие глаза, как он увидел в них волнение, граничащее со страхом. Боязнь красных.

Солдаты Терентьева были в последней группе, но стояли они пускай и вольно, но с ровными спинами, вдоль стены и исключительно по трое. Красных-то было больше всех. Полсотни вояк, держащих автоматы с круглыми магазинами, винтовки с вставленными штык-ножами, ожидали приказов командира, редко переговариваясь и разминая ноги от томительного ожидания. Стандартная чёрная форма с красными полосами и крестами на шевронах, плотно надетые каски и противогазы, напрочь скрывающие всю голову, перчатки, высокие сапоги — в общем, невозможно было понять, кто есть кто. Все на одно лицо, в данном случае — на одну маску. Некоторые выделялись бронепластинами, развешанными на многие части тела, но такими были лишь тяжеловесы с пулемётами, подключёнными трубками к наспинному рюкзаку с специальными резервуарами маны. Терентьев сначала был как глоток воздуха в этом однообразии, однако он быстро нацепил на лицо респиратор, на ходу осматривая своих подчинённых.

— И они из резиденции? — шёпотом спросил Миша, чувствуя взгляды остальных групп на себе из-за окутанной огнём левой ноги. — Я ожидал меньше.

— Позволили бы, я бы задействовал ещё больше моих ребят, а так — всего пятьдесят.

— А сколько всего?

— Прибавь сто. Все они должны были проходить спецподготовку в резиденции в области тактики, но, как видишь, у нас дела поважнее. И веселее. О да, веселее!

— Так, — вдруг подошёл к подполковнику тот капитан ГСБ, средних лет, но очень суетливый и громкий даже для командира, — вы всех собрали?

— Ровно пятьдесят два человека, можешь посчитать, ваше высочество.

— Принято. Вы идёте третьей группой вместе с небольшой группой авантюристов. По команде, чётко по инструкции и без приколов. Ясно?

— Мы получше вас знаем, что делать.

— Да мне срать. Выполняйте наши поручения, будьте паиньками, — оглядев ногу Миши, капитан выругался: — И что это за херь? К чёрту.

Когда он ушёл проверять остальных, Миша спросил у Терентьева:

— Он нервный. Не любит вас?

— Он боится. Совсем ещё неопытный, молоко на губах не обсохло, вот и пытается казаться типа таким крутым. На таких у меня всегда одно слово: «вали». Жаль, что я несколько связан…

— Эй, ребята"

Появился новый гость к красным. На этот раз худощавый парень в магическом плаще и колпаке, с посохом наперевес. Он привёл за собой ту самую группу авантюристов: эльфов, гномов, орка и людей.

— Мы с вами.

— Оу, как мило, — Терентьев подошёл к нему почти вплотную, осмотрел горе-товарищей и немного наклонился к ним. — Я надеюсь, вы достаточно опытны, чтобы пережить этот день.

— Более чем, парень, — пытался наладить отношения худощавый, широко и как-то мерзко-театрально улыбаясь. — Я Николас, глава этой команды. Все мы имеем стаж свыше десяти лет, так что не парьтесь, не подведём.

— Посмотрим, Николас.

— А вы?..

— Парни! — проигнорировал его Терентьев и просто обратился к своим подчинённым: — Стройся по два человека в ряд! Выполнять! Отлично! Оружие наготове, собрались духом!

Почти у каждого солдата было по три вида оружия. Основное — автомат или винтовка, запасное в виде дробовика или пистолета и третье — клинок на поясе. Если авантюристы полагались на привычные им катализаторы и приёмы, то красные — это армия подисциплинированнее регулярной армии конфедерации. Магия — это не повод выделяться и наглеть. Магия — это оружие, которое могло быть доступно всем. Именно красные дали слабым магам винтовки, автоматы и прочее, предоставив прекрасный шанс стать опасными для врага. Таков научно-технический прогресс. В этом вся сказка Ордена.

— Итак, наёмники, — подполковник смотрел на Николаса, как касатка перед насмешливой игрой с жертвой, — встаньте сзади и ждите моих указаний. Не рыпайтесь и будете живы-распрекрасны.

— Внимание! — крикнул капитан ГСБ где-то в начале всех групп. — Первая группа! Пошли!

* * *

Красные шли по канализациям неуклонным строем, не нарушая ни порядок каждого человека, ни своего молчания, отчего с виду смело можно было назвать солдат какими-то куклами, неразумными машинами для убийств. Порой дисциплина Ордена пугала и Мишу, особенно когда в дело вступали всё более сильные члены красных, в глазах которых прослеживалась одна общая черта — кровожадность. Да, правильно. У каждого красного так — и ни разу Миша не видел иного, ибо остальные люди скрывали свои лица масками, впрочем, по регламенту, возникшему не на пустом месте. Противогаз Симонова — пустышка, но вот у солдат в фильтрах встроена пыльца магцветов — Миша конкретно не знал, какая — притупляющая многие чувства, особенно страх, боль и прочие смежные. Любой нормальный человек назвал бы это наркотиком, но знающий — вполне легальным стимулятором, достаточно сложным для производства, имеющим пускай и серьёзные побочные эффекты, но под высоким порогом дозирования. Впрочем, не в скрытности личностей заключался основной страх перед солдатами. Слухи всегда строили ужасающие легенды вокруг армии Ордена. Так было всегда, и неудивительно, что авантюристы, идущие как замыкающие, так дискомфортно себя чувствовали.

Тем не менее, они дошли до гробницы. Двери раскрыты и заблокированы поставленными преградами, а за порогом стояли баррикады и позиции спецназа, призванные сдерживать врага. Засохшая кровь перед входом дала понять, насколько же в этом месте пахло смертью, а точнее — воняло, отчего проницательность и чувство атмосферы Мише на миг стали скорее негативными чертами. Отряд встретил местный командир, такой же молодой парень, как и все остальные вокруг, сидящие за мешками с песком, не отводя глаз от проходов дальше. Установленные прожекторы освещали весь входной зал ниже по лестнице, раскрывая прекрасный обзор на серые стены, запачканные чем-то совсем уж давним: чёрные пятна шли вдоль стен от прохода к проходу. Их было три. Три коридора, питающиеся заманить к себе всё ещё живых гостей, поймать в лапы тьмы и поглотить, как очередную жалкую жертву. Освещения, как стало понятно, там совершенно не было, а от увиденной сломанной лампы у края коридора выводы напрашивались сами по себе: святые не очень-то любили свет.

— Приветствую, товарищ подполковник Терентьев, — уважительно, даже почтительно обратился командир, аж отдавая честь, — мне приказано указать вам доступный коридор.

— Славно, славно, — махнул рукой Лев Алексеевич, как всегда забивая на излишние формальности. — Лучше скажи, кто куда конкретно пошёл.

Миша увидел перчатки на руках подполковника. Металлические, укреплённые и с сложным механизмом — по сути, его любимые кастеты с отверстиями на каждой костяшке, дабы смело пропускать свою магию. Более того, из-за надетых устройств руки стали словно бы больше, крепче и опаснее. Один удар Терентьева без магии мог убить человека — в рукопашном бою подполковник был мастер, если не бог. Подобные железные вставки виднелись не только на руках: его ноги также заимели преимущества на подошвах, носках и голенях.

— В восточный коридор, — ответил командир, указывая рукой на каждый из проходов, — пошёл отряд фиалок, а в западный, соответственно, спецназ.

— Занимательно, ой, как занимательно. Помнится мне, в восточном и было месиво, где был уничтожен полностью отряд первопроходцев?

— Д-да… говорят, там не осталось ни одного целого тела. Все разорваны, выпотрошены…

— Что ж, им же и разбираться, мне не важна их судьба, — Терентьев как на прогулке спустился по лестнице до половины. — И вот мы здесь. В обители святых, жестоких тварей, любящих убивать и мучить. Как волнительно!

— Не кричите, вы привлечёте их внимание… — заволновался командир, кивая напуганным спецназовцам зарядить стационарные пулемёты и подготовить посохи. — Кто знает, что скрывается в этих коридорах…

— Веселье, — ответил подполковник, одним жестом руки приказав солдатам начать спускаться вниз. — Сплошное веселье.

Миша затесался в первых рядах, поближе к Терентьеву, как тот и настаивал перед операцией.

— Ну что, братья, попутешествуем? Проверьте оружие и в строй по заданным директивам! Напоминаю: по пять человек в команду, расстояние между командами — десять метров минимум! В соответствии с порядковым номером, и следовать моим приказам! Лейтенанты, вы где?

— Мы тут, товарищ подполковник, — тут же отозвался один из них, держа на спине ящик-рацию.

— Руководите каждой командой, кроме авантюристов. Кстати, о них!

— Да, сэр? — Николас прибежал как миленький.

— Я видел у вас лекаря и орка-перерослика. Ко мне. Остальные в центр группы, мои парни вас распределят.

— Х-хорошо… — Николас, кажется, начал понимать, что стал марионеткой красного по собственному согласию. Или по тупости.

— У меня плохое предчувствие… — засомневался Миша, когда посмотрел в средний коридор.

Он чувствовал что-то. Его душа как бы вибрировала, ощущала некоего в темноте. Резонировала с другими душами? Как светлячок бродил мимо чёрных рук, пытающихся разорвать его в клочья. Да, именно так. Для порабощённых здоровый человек как бельмо на глазу, никак иначе.

— Отставить предрассудки, Геннадий. Ты не солдат, конечно, но человек толковый и опытный. Помнишь тренировки? Ничуть не сомневайся в себе и своих товарищах, когда перед тобой сама смерть. Ведь так веселее! Ладно, пора! Марш-марш-марш!

Так огромный отряд красных перешёл границу, за которой больше нет безопасности. Дальше только смерть, и никто из парней Терентьева не сомневался в себе, ведь таковы были его идеалы. При помощи света некоторых вояк они шли мимо давящих стен коридора, иногда показывая пустующие стойки для факелов и свеч, особенно редко — письмена, странные, зато понятные Мише:

«Владыка сей свет мира»,

«Душа есть великое дарение».

«Да защити нас Небесный Сад и Владыка».

Каждая надпись сопровождалась каким-нибудь рисунком, правда, из-за пыли и чёрных пятен разобрать их было почти невозможно. Миша единственный, кто чувствовал это ужасающее давление? Они на самом деле прошли какие-то жалкие двадцать метров, но для него — целый километр. Время настолько тянулось, что сознание терялось и в пространстве, и в понимании окружения. Если бы не противогаз, его волнение и переживание наверняка кто-нибудь заметил. Как же тяжело! Как в таком случае Терентьев в авангарде, совершенно не волновался? Даже встретив первый перекрёсток, подполковник тут же начал раздавать приказы.

— Команда Три и Четыре! Марш направо! Пять и Шесть! Налево! Держите связь и при нестабильной или опасной обстановке отступайте! Остальные вперёд.

Так легко и так ловко — подполковник был олицетворением всего отряда, воплощением уверенности. Те команды беспрекословно выполняли его приказы и уходили в развилки, совершенно не беспокоясь о разделении. Но было слишком тихо. Пока не раздались взрывы где-то вдали, эхом проходящие по всем коридорам.

— Видимо, фиалки встретились с врагами, забейте, — решил Терентьев, завидев по бокам целые ряды деревянных дверей. — Опа, норки. Команда Два! Проверить комнаты до единой, а команда Семь — в конец коридора!

Солдаты потопали вперёд, расположились по двое у каждой двери и приготовились стрелять в случае опасности. Остальные же прошли дальше и остановились на очередной развилке, пока основная часть находилась в начале прохода. Терентьев ждал, периодически проверяя подчинённых сзади, вплоть до замыкающих. Вскоре красные начали аккуратно открывать двери одну за другой, а потом резко входить под светом заклинания-лампы. Ни одного выстрела, а затем:

— Чисто, спальная комната, — оповестил первый.

— Чисто, спальня.

— Чисто…

И так все вышли с пустыми новостями в коридор, встав по стойке смирно у стен.

— Знаете, мне нравится, — подполковник хитро улыбнулся, поправляя очки, казалось, громоздким железным пальцем. — Они как хищники: притаились и ждут удобного случая. Заманивают? О, или в ловушке ожидают? Или им просто интересно играться без возможности отступления? Какие весёлые!

— И вправду, слишком тихо для нас, — Миша ещё до этого держал пистолет и клинок как последний шанс выживания, а сейчас — хваткой крепче самой крепкой хватки в мире.

— Тогда вперёд.

Отряд двинулся дальше, оказывается, в жилой корпус, ибо подобные спальные комнаты встречались все чаще и чаще. Тем не менее, проверяя уж второй десяток помещений, основные силы внезапно остановились по жесту Терентьева: авангард кого-то заметил. Некто в чёрном балахоне стоял, плотно прижимаясь к стене, и постоянно что-то бубнил себе под нос, при этом его голова от бессилия была опущена. Исхудалый вид так и говорил о его мучениях, как ему тяжело было даже стоять — ноги, заметные сквозь обрывки подола балахона, казались совсем уж костлявыми. Более того, голова не соответствовала многонедельному голоду бедолаги: лицо заплыло до бугорков, на макушке слоями спадала кожа, а чуть ниже подбородка, в районе кадыка, иногда вытекала чёрная жидкость, противно уходящая под ткань одежды.

Измученный мужчина, явно посеревший, неохотно повернул голову и посмотрел в сторону незнакомцев, не боясь бегать взглядом от одного человека к другому. Глаза… ярко-жёлтые, с пропорциональным крестами-зрачками — такие они у них, у порабощённых. Очевидный симптом чумы, последняя стадия невозврата.

Такие же глаза будут у Миши, когда наступит время.

Человек застонал ещё громче и наконец показал свои руки: в одной из них виднелся серебристый клинок, угрожающе поблёскивая из-за освещения отряда.

— Вы… вы… вы… плохо… — кряхтяще бубнил порабощённый, вмиг разозлившись на незваных гостей.

Едва он сделал шаг, как один из красных направил на него винтовку и одним выстрелом продырявил черепушку, громким хлопком, распространившимся по коридорам, оповестив всех о местонахождении отряда. Впрочем, никто не был против, особенно Терентьев, заинтригованно поправивший очки пальцем. Пока тело падало, Миша видел нечто прекрасное и до жути неприятное одновременно, а именно: то, как из тела выходила душа. Совсем призрачный сгусток жёлтой или даже белой энергии, не огонь, не вода, не твердый объект в отдельности — всё вместе. Это нечто заимело форму сферы, или куба, или даже тетраэдра — не понять, но после быстро потускнело и потрескалось. Момент — и сотни мелких неосязаемых осколков начали опадать на пол медленными круговыми танцами по воздуху. Так и умер очередной святой, лишился души и исчез, оставив после себя только бездыханное измученное тело.

Неужели, видя подобное, Миша всё ещё не способен был понять конкретные границы своей души? Почему в сознании он до сих пор не мог ответить себе на вопрос: что у него за душа?

Думать об этом уже не было времени из-за раздражённых криков и возгласов буквально со всех сторон. Отряд застрял замыкающими на перекрёстке, пока авангарду, помимо пустых комнат, предоставлялся один лишь коридор прямо. Положение такое, что центр их змейки был попросту не функциональным, а их малейшие попытки помочь приведут к ненужной толкучке. Тем не менее, Терентьев несколькими приказами вынудил наиболее подверженные опасности команды отряда занять позиции и приготовиться к бою, ведь крики шли не редкие. Их были десятки: гневные, протяжные и с каждым разом усиливающиеся при приближении.

Миша встал за правым плечом подполковника, пока его парни расположились впереди вдоль стен. Орк, кстати, был вынужден тусоваться за спиной уже Симонова по приказу. Удивительно, но высокого, матёрого воина с тяжеленной алебардой офицер решил не задействовать — пускай защищает лекаря, спрятавшегося за своим товарищем.

Вскоре на свет вышли они. Люди в балахонах волокли ноги и стонали, иногда даже пытаясь высказать членораздельные звуки, а у каждого из них, будь то первый из десятка или последний, светились глаза. Кто-то сильно отёк в ногах, у кого-то несколько конечностей просто срослись между собой, у редких, особенно злых, шли странные швы по макушке головы и рукам, отчего ни держать меч толком не удавалось, ни нормально ориентироваться в пространстве. И такая толпа явно была не в восторге видеть подобных вторженцев.

Бойня началась резко, кроваво и в одну калитку. Грохотали автоматы, выпуская стихийные снаряды общем роем, и плевали винтовки, дырявя тела святых, как швейцарский сыр. От обилия мёртвых распадающиеся души начали кое-как освещать тёмные участки коридора, формируя эдакий «листопад» на воздухе, пока под громкие звуки выстрелов умирали люди. Тем не менее, тухлые тела мучеников были совсем уж не способны противостоять современному оружию, зато некоторые из порабощённых всё же смогли показать свою животную злобу. Один человек, у которого шли швы на голове, резко наклонился вперёд едва ли не в поясной поклон и, кряхтя, волей мысли и желания раскрыл швы так, что толстый слой кожи и мяса на макушке вместе с черепной коробкой начали расходиться в стороны, как розочка, раскрывая только не рыльце цветка, а извилистые мозги человека, откуда на пол бесцеремонно стекала слизкая жидкость. Вскоре между лепестками мяса начал скапливаться огонь, откуда-то выходящий из мозга. В результате сформировалась огненная жёлтая сфера, такая же, какой пользовался Миша в битвах.

Если бы не знание Симонова, порабощённый устроил бы небольшой погром в первых рядах, а так атака «открытого разумом человека» была прервана точным выстрелом из револьвера в голову. Тем не менее, сфера всё же вылетела, но в стену рядом, в итоге задев своих же товарищей. Из-за образовавшегося дыма самый ближний красный не заметил, как в его сторону прилетело копьё. Наконечник без труда пробил окуляр маски и вонзился в череп, застряв так в итоге с торчащей длинной палкой.

За первой волной мучеников в балахонах пришли кое-кто поопаснее. Покорёженная броня, некогда имевшая золотистые и металлические-серые цвета, теперь лишь обозначала лишь декор, только изрядно устаревший. Нагрудники у многих сильно сжимали тела из-за туго закреплённых ремней, нарукавники почернели от крови, а наколенники и сапоги — от грязи. Эти солдаты, носящие сжатые от множественных ударов шлемы с открытыми забралами, выглядели даже хуже нежити, ибо их же броня, их же ткань и кольчуга сдавливали тела до посинения и опухолей, превращая все открытые участки, будь то кисти рук или сами лица, в собранное вместе нечто из складок и оттёкших участков кожи. Как ни странно, но сами копья из золотистых наконечников и берёзовых палок выглядели куда лучше их хозяев.

— Орк, — позвал его Терентьев, — пошли бить ублюдков.

Так подполковник угрожающе ударил кулак о кулак, издав металлический звук, как сигнал, а после с весёлым смехом побежал прямо на выставленные копья порабощённых. Им не получилось не то что задержать, вообще коснуться острой частью надвигающегося Льва Алексеевича, который, как непоколебимый богатырь, протиснулся между копьями и зарядил хуком справа в лицо одного из копейщиков. Миша вновь увидел магию этого человека, полностью соответствующую характеру.

Только перчатка коснулась носа врага, только начала передавать энергию удара в лицо, как внезапно, словно гром среди ясного неба, случился взрыв. Точечное скопление мощи прошлось по руке Терентьева через трубки и вышла из отверстий у костяшек, подарив жертве небывалый урон. Взрывная волна быстро распространилась по голове и торсу бедняги, чтобы впоследствии одним ударом разорвать копейщика надвое, отчего верхняя часть аж превратилась в обугленный фарш, обрызгавший сзади весь пол кусками мяса и частями брони с одеждой, будто тот прошёлся сквозь зубцы тёрки. Новое касание кулака другого, левой руки — и стена покрылась пеплом и кровью, пока разорванные остатки торса болтались на целых ногах из-за веса разорванной брони ещё секунду-две.

Вскоре к ближнему бою подключился и тот орк. Два физических гиганта как-то слишком легко боролись с порабощёнными, даже вынуждая красных вообще никак не вмешиваться. А зачем рисковать? Пока алебарда бьёт любой блок и крушит врагов на части, а кулаки Терентьева на раз-два превращают оппонентов в поджаренный мясной фарш, делать ничего не надо.

Замыкающие команды всё ещё перестреливались, но при редкой поддержке, причём весьма осторожной, центральных товарищей сдерживать многочисленный враждебный народ удавалось с лихвой. Теперь подземелья не вызывали того страха, что раньше, ведь за дело взялись воистину опытные парни. Приятное спокойствие разделяли не все — оно и понятно, в зависимости от стрессоустойчивости и вообще психики. Солдаты Ордена были более чем сосредоточены и пассивны в наблюдении за боем гигантов впереди, но совсем молодая девица-лекарь была совершенно иной. Наверняка не старше Миши, при этом её лицо и взгляд были совсем наивными и в какой-то степени глупыми, особенно на фоне уже видавших жесть людей, будь то красные или авантюристы-товарищи. Её ноги дрожали до серьёзных заметных судорог, и только красивый дорогой посох с кучами окружностей на конце еле-еле держал деву в стоячем положении. Тем не менее, столь обледеневшие карие глаза прекрасно рассказывали Мише обо всём. Разбитые ожидания, реализованная боязнь, осознание действительности и всей серьёзности — в общем, полный букет новичка. На миг Симонову хотелось её поддержать, там, взять за руку или сочувствующе посмотреть, приговаривая «ты справишься», но его остановил Терентьев, добивший последнего копейщика ударом в живот, от которого тело, чудом не разорвавшиеся от удара, улетело дальше по коридору. Он опять рассмеялся и с ярым возбуждением поглядывал на свои кровавые и слегка почерневшие перчатки, совершенно не обращая внимания, нет, наоборот, искренне наслаждаясь от падения осколков душ убитых.

— Так и знал! Так-и-знал! — аж вздрагивая от удовольствия, Лев Алексеевич тут же посмотрел на орка. — Какая техника! Совершенно никаких трудностей, ну, просто космос! Прости, что не доверял, вот серьёзно. Как тебя зовут?

— Аха-ха-ха! — орк скорее радовался самому факту битвы. Он громко поставил алебарду острием на пол, прижав рукоять к плечу, и протянул руку Терентьеву. — Шабад!

— Терпеть не могу имена вашей расы, везде эта буква «Ш». Там «ш», в конце «ш», у одного я видел аж три «ш»! Ай, посрать, — тот принял руку и сжал ладонь, смотря в глаза орка. Ростом, кстати, зелёный превышал его на добрые сантиметров двадцать. — Ты что-то не пользовался магией. Стесняешься?

— Я не пользуюсь магией, пока не почувствую опасность.

— Я такой же. Сейчас я и двадцати процентов силы не показал, если что.

— Брешешь, ты напрягался.

— А вот ни хера. Ладно, немного, да приврал, где-то тридцать.

— Уже ближе к правде! Врун проклятый.

— Товарищ подполковник, — внезапно подбежал к ним лейтенант из замыкающих команд, — атака отбита, два солдата погибло.

— Отлично, — Терентьев кивнул, но следом сделал пару больших шагов в сторону тьмы по коридору. — А теперь вперёд, бить местных, а то совсем не пытаются нас повеселить. Марш-марш!

Так отряд двинулся дальше, потоком вернув в сознание после шока и ту девушку, смиренно пошедшую ровно за спиной Шабада. Если кто и должен был защищать эту стошестидесятисантиметровую хрупкость, так это гигант свыше двух метров вроде него. Никакая тяжёлая броня или громоздкость алебарды для него не помеха, но взгляд больно туповат — типичный орк, ориентированный только на физические показатели. В любом случае, он хотя бы как-то был полезен, в то время как Миша сделал лишь одно полезное действие. С одной стороны, сам Терентьев вынудил его вести себя несколько тихо, дабы не привлекать внимания, но с другой — он должен быть полезным, так его воспитывал Ректор. И такое глупое чувство могло бы затихнуть в зародыше, если бы не зачистка жилых комнат.

Они забрели в тупиковый корпус, где стояли одни спальни да спальни, которые проверять было скорее нудно, чем действительно важно. Пока многие команды охраняли перекрёсток, остальные же посещали все помещения корпуса, даже пускай и тупикового, но немаленького, и добивали по мере необходимости потерянных во времени и пространстве порабощённых. Выстрелы, крики и громкие возгласы солдат «чисто» продолжались почти полчаса.

Миша тоже ходил и пытался содействовать, но ему встречались лишь пустышки, причём буквально. Мебель будто вынесли и оставили голые стены, лишь бы сильнее расстроить Мишу, по сути занимающегося потерей времени. Он проник в гробницу в надежде найти что-то значимое, а не это. Если бы не ограниченное время, а именно, из-за завтрашнего учебного дня, он бы так не переживал, но вот как обернулось: большое подземелье с простым предназначением убежища от каких-либо проблем. Это не религиозные катакомбы, позволяющие проникнуться верой в святость и Владыку более подробно, это не военные казармы, не архив, даже не подземное кладбище. Стены пустые, мебель в посещённых солдатами комнатах стандартная, а святые — просто измученные.

Так вот, бродя по коридорам корпуса, Миша увидел, как из очередной проверяющей комнаты вышел красный, который, только распознав парня — а красные знали, кто на самом деле был помощником Терентьева, — сразу окликнул его:

— Товарищ лейтенант, можно вас?

— Да, — кивнул Симонов, подойдя. — Что-то не так?

— Так точно. Лучше вам взглянуть самому на забавную картину.

Не понимая, Симонов осторожно вошёл в комнату. Тесное помещение, освещаемое поставленным фонарём, было кое-как заполнено обычной мебелью, лёгкая пелена пыли покрыла поверхности тумбы и стула, на которых горочкой лежали книги с обгоревшими внутри страницами. На миг Симонов испугался шкафа, как-то подозрительно опасно наклоняющегося в его сторону, но, увидев наполовину сломанную ножку, наконец оставил ненужные объекты интереса и обратил внимание на кровать.

Одеяло кого-то скрывало, бугор размером с человека иногда вздымался от дыхания спрятавшегося, а стоны, тихие и тяжёлые, давали понять примерный возраст незнакомца. Некто молодой лежал так, как обычно лежат трупы в морге: полностью сокрытый тканью и с торчащими ступнями, которые у него покрылись слоем плотно прилипшей грязи, создавая ненужные раздумья, а грязь ли это на самом деле, а не сильно натёртая кожа или какой-нибудь грибок. Тем не менее, солдат без осторожности подошёл к кровати, схватил за край одеяла и посмотрел на Мишу.

— Я когда увидел, оцепенел. Готовы?

Увидев кивок, пускай и неуверенный, красный резко отдёрнул ткань с кровати. И вправду, Симонов также оцепенел.

На кровати лежал человек — очевидно. Слившийся с кроватью человек — уже странно. Он буквально врос в основание, как расплавленный сыр, прилипший к тарелке, крепкими связями свежей кожи скрепляясь плотнее, причём между этими участками «аппетитного сыра» слишком навязчиво привлекали внимание дырки, превращая, казалось бы, человеческую кожу в более ассоциативно подходящий к сыру элемент. Расплавили и прилепили к кровати — верх жути. Но это было только начало. Ноги совсем не имели мышц, только притянутую к кровати по сторонам кожу, а торс, набитый в районе живота чем-то твёрдым, как непереваренный кусок пищи, так и просил просто ткнуть чем-то острым, и кожа от малейшего урона попросту лопнет и разойдётся в стороны крепления тела. Более того, голова, также прилипшая, покрылась волосами от стандартной макушки до краёв кожи уже на кровати, выставляя подобное как нечто естественное.

И тут Мишу осенило. Неужели вместе с кроватью это существо представляло единый организм? Миша со страхом, но поспешно встал на колени и посмотрел под кровать. На полу виднелась лужица то ли слизи, то ли крови, но уже прямо на днище кровати была прикреплена вся система жизнедеятельности. Органы вышли через спину и закрепились прямо на дереве при помощи кожи, в полном комплекте и привычной функциональности, точнее, в привычно-развращённой функциональности — сердце билось, лёгкие вздымались как пузырь до странных размеров, касаясь даже груди наверху, а желудок, оказывается, был забит куда большим твёрдым веществом, весом ориентировочно килограмм под десять или более, и свисал, словно мешок.

— Эта тварь даже посмотреть на нас не может — веки натянуты. Он слишком жалок и мерзок.

— И не поспоришь…

Миша поднялся и сквозь отвращение, граничащее с охотой блевать, посмотрел на лицо существа. Если бы не вся эта жесть с кожей, то Миша бы назвал его вполне милым человеком. Худые щеки, пухлые губы, вполне ровный нос и маленькие скромные глаза. Даже будучи порабощённым, тот сохранил своё выражение лица, позволяющее назвать его скромным и замкнутым, правда, это не спасло от общего плачевного состояния метаморфоз из-за чумы. Теперь стоны, такие же тихие и с усилием, воспринимались как знаки вечной агонии. Миша чувствовал, как горит от мучений приросший к кровати, как периодически, почти неслышно, пытается что-то сказать. Но что? От интереса явно перебивший отвращение Миша наклонился к его лицу, осторожно прислушиваясь к голосу.

— С… спэ… спа… спать… ха… ха… хо…

— Спать? — спросил сам себя Миша, словно сомневаясь.

— Спа…

Миша на миг потерял себя: его сознание словно пронеслось по нечто чужому, показывая слишком размытые картинки в голове, быстро пропадающие, как сломанная лента проектора, перелистывающая слайды с бешеной скоростью. Едва вернувшись обратно, Миша отшатнулся назад, но в результате сам не заметил, как всё это время крепко держал существо за правую руку, под которой, прямо под слоем прилипшей к кровати кожи, скрывалась бумажка. Достав нож, Симонов приставил лезвие к его руке.

— Вы уверены? Я бы не рискнул, вдруг заразу подхвачу.

— Я хочу понять, что с ним.

— А это возможно?

— Вот и пробую.

Почему-то Миша был уверен, что в этой злосчастной бумажке скрывалось нечто важное именно для порабощённого. Он начал разрезать кожу под ладонью, при этом сам приросший никак не реагировал. На удивление, от натянутости лезвие крайне легко освободило кисть от мёртвой хватки, а после Миша без труда смог вытащить листочек пожелтевшей бумаги. На самом деле, это было письмо, написанное от руки на языке Царства:

«Дорогая Сюзанна!

Я долго не мог решиться признаться тебе в своих чувствах, боясь, что твоя бодрая и резвая компания друзей меня засмеёт или ты откажешь и бросишь меня. Я и правда слаб и немощен, мое слабоверие и страх всего делают меня изгоем нашего вынужденного общества, но, когда чума бродит совсем рядом, когда я потерял родителей и вижу, как целый город погружается в хаос, я решился не держать всё в себе. Я очень рад, что мы вместе оказались в этом убежище, как бы ни звучали мои слова. Настоятель Рутцен дал мне ценный совет, и я обязан решиться на нечто большее, пока есть время. Мы знакомы с самого детства, ты поддерживала меня, даже когда я ушёл учиться в монастырь, и только благодаря тебе и познакомился с таким количеством людей, какое собрать я бы никогда не смог в одиночку. Из-за тебя и начинал верить в себя и в воплощение моей дурацкой наивной мечты побывать в Небесном Саду. Сюзанна, ты меня воодушевляешь, как путеводная звезда. В эпоху нашей гибели, в момент чумы я не потерял этого чувства. Переживая невзгоды вместе с тобой и твоими — надеюсь, и моими — друзьями уже несколько лет в убежище, я решил стать одним из немногих выживших, кто выйдет наружу и построит новый мир. А пока, когда Рутцен молится за всех нас и ждёт знака, я напишу тебе эти три слова: я люблю тебя. Я не жду ответа, но буду рад, если ты хотя бы прочитаешь это письмо.

Твой Герман».

— Герман… — сказал вслух Миша.

Услышав своё имя, Герман тут же захрипел и задёргался, постоянно раскрывая и закрывая рот в попытках что-то сказать. Так или иначе, посмертная привязка к кровати делала его крайне жалким, а единственная свободная правая ладонь, оказывается, совершенно не способна двигаться, как обычно.

— Я… я… я! — пытался говорить тот. — Где… я… она… гд… гдэ... она…

— Чё он несёт? — красному становилось всё тяжелее смотреть на это недоразумение, потому он закинул винтовку за плечо, вынул меч из ножен и, подойдя, прижал к шее порабощённого. — Давайте я его прибью.

— Ты прав, убей его. Он слишком долго мучился. Только дай кое-что сделать… — Миша, явно расстроенный, положил письмо на его грудь. — Он был когда-то таким же, как и мы.

— Вижу, что человекоподобный, но на него смотреть тошно.

— Такова чума.

— Если она делает подобное с носителями, то пускай лучше я покончу с собой, чем буду таким… чёрт, — собравшись, красный разрезал горло Герману, и тот, захлёбываясь кровью, начал дёргаться сильнее. — Какая тварь… ману тратить жалко.

Миша промолчал. Он смотрел на письмо и ждал, когда приросший наконец погибнет. Ему казалось, что тот дёргался не от боли. Нет, он смог повернуть глаза в сторону Миши и уже интуитивно, как бывает с порабощёнными, питался животной яростью к здоровому святому, стараясь сделать нечто эдакое и убить его раз и навсегда. Они ненавидели здоровых, сильнее магов, от которых у них шёл резкий всплеск эмоций. Но он предполагал, что глубоко в разбитом сознании питался иной гнев, гнев по отношению к себе, к своей участи. Это мука, вечный ад, который ждал Мишу при достижении двадцати пяти лет. Осознавая свою судьбу и думая над безнадёжностью ситуации, тот даже не обратил внимания, как по телу Германа уже оседали осколки его же души, навсегда исчезая из мира. После стольких мучений наступила свобода, верно? Этого Герман ждал, это и следовало ждать.

— Спасите меня… — отчаянно прошептал Миша себе под нос.

* * *

Шло время, вместе с ней — продвижение отряда Терентьева по треклятым коридорам гробницы. Тишина сменилась на постоянные беспорядочные атаки местных, частенько из-за углов комнат, лишь бы забрать с собой одного-другого солдата. Но подполковник в очередной раз показал всем своё мастерство командира, заправленное опытом и талантом. В авангард перешёл один пулемётчик, некоторые из красных сменили оружие на дробовики, а авантюристы, ранее разбросанные вдоль всех команд, теперь скапливались впереди, особенно воины ближнего боя. Таким образом, в результате маленькой перетасовки текущих ресурсов Лев Алексеевич смог минимизировать участие центра и по половине фронта и тыла без потери эффективности. Сзади проверяли, кажется, даже лучше, чем в остальной части. Тем не менее, свои проблемы имелись: общая запутанность путей пару раз заводила отряд в не очень удобные места, как, например тупик или коридор с множеством проходов по сторонам, из-за чего порабощённые пару раз нападали на каждую команду, но подобное сопротивление и сопротивлением-то назвать трудно.

Монахи — так предположил Миша, смотря на их балахоны — были слишком ничтожны на броню, а копейщики пускай и представляли опасность, но оперативные приказы подполковника и лейтенантов вообще не позволяли им нанести урон. Слишком всё казалось легко. К общего отряду даже вернулись третья и четвёртая команды после того, как забрели в однозначно тупиковые помещения, но пятая и шестая выходили на связь лишь полчаса назад и то из-за нахождения тел второй группы спецназа первой волны.

«Везде кровь», — говорили они перед томительным и жутким описанием всей расчленёнки каждого тела из двадцати человек, будь то руки, валяющиеся от перекрёстка до перекрёстка или свободно лежащие органы в разной степени повреждений. Их отчёт закончился громким оповещением, что к ним кто-то вышел. А дальше последовал режим тишины, что истек ещё не скоро. Инженеры красных постоянно вырисовывали карту, формируя какое-никакое представление о структуре коридор. Так, в очередном отдыхе у тупикового корпуса, состоящего из комнат-мастерских по многим предназначениям, Терентьев советовался с лейтенантами и инженерами, как бы невзначай подключив и Мишу.

— Если пойдём по этому коридору, — рассказывал свою теорию инженер, показывая карандашом маршрут, — то наткнёмся на фиалок, если части гробницы вообще связаны по бокам. Остальные пути, здесь, здесь и здесь, изначально тупиковые.

— Откуда такая уверенность? — спрашивал лейтенант, стоящий по правое плечо от инженера. — По такой логике и там тупик, там и там.

— Мы долго бродим по подземелью, но структуру я встречал одну и ту же. Действует модульный принцип, то есть по всей площади разбросаны сектора под разные нужды. Жилой комплекс, этот мастерской, также мы встречали детские и школьные. Это убежище, рассчитанное на очень долгое проживание.

— Детские я помню, — комментировал второй лейтенант, держа наготове винтовку, — ту херню трудно забыть. Пустые кровавые люльки, кроватки, везде гниль… так вот, а школьные где увидел? Там же, — ткнул пальцем на карту, — просто груда мусора.

— Мы нашли в одной из комнат кучу трупов, — пояснял третий офицер, — все дети не младше двенадцати и не старше восемнадцати лет. Сидят за партами перед повесившимся на строительном гвозде учителем. Как бы, и так очевидно.

— Оу… а что с детьми?

— Да они сгнили уже, чёрт знает. Возможно, массовое самоубийство.

— В любом случае, этот сектор также тупиковый, — продолжил инженер, — а этот коридор и шире, и протяжённее остальных. В теории он связывает все сектора с востока вместе, как общая кишка. В одной стороне — участок фиалок, в другой — северные сектора подземелий.

— Работы невпроворот, — Терентьев посмотрел на Мишу, — я ожидал увидеть что-то действительно царское.

— Я тоже, — признался тот, рассматривая карту, — но это убежище. Здесь прятались во время чумы несколько лет.

— Как видно, прятались хреново, — добавил лейтенант, — мы, кстати, не видели гражданских. Только монахи и солдаты.

— И всё же мы уже перебили больше полусотни. Сколько тут пряталось?

— Как я высчитал, — рассказывал инженер, — мы нашли пятьдесят пять комнат.

— Нет, людей больше, — подполковник улыбнулся, радуясь даже самому факту их количества, — для детей выделили слишком большой сектор, раз уж на то пошло. Их тут куда больше. Так, ладно, парни, двигаемся в северную часть, а дальше решим.

Двигаться пришлось около часа только из-за возросшего сопротивления. Лезли отовсюду, но маленькими группами — по четыре-десять человек. Стихийные выстрелы красных не подпускали тварей к отряду, а если те и подходили, то сразу уничтожались авантюристами ближнего боя и бойцами с дробовиками.

Но при приближении к северной части Мише становилось не по себе. Всплеск неясного при встрече с Германом вновь повторился. Резкие яркие краски прошлись общим потоком в сознании, пытаясь сформировать общую картинку. Как бы Миша ни пытался сосредоточиться, ничего точного и понятного не появлялось, кроме оглушающего противного звука, а именно, какофонии сотен голосов, говорящих о чём-то одном. Идти было до невозможности трудно, и дело не в ногах, а в затуманенной голове, постоянно ловящая странные «потоки».

И в один момент он увидел нечто чёткое, понятное и ощутимое. На миг перед ним предстал тот же широкий коридор, но многими годами раньше. Свечи на стенах освещали каждый метр, позволяя беспрепятственно передвигаться местным жителям — нормальным, здоровым. Вот беременная женщина в красной тряпке на голове с заметной грустью о чём-то спрашивала молодого гладко выбритого монаха. Вот два копейщика, дежурившие в коридоре, скучающе смотрели на проходящую мимо семилетнюю девочку, носящую в охапку рулоны бумаги, которые она выхватила у больной старой женщины-учительницы. Вдали, прямо в конце коридора, выходили священнослужители — Миша чувствовал, что это именно священники. Юноши, одетые в красные, зелёные и синие стихари, сопровождали человека низкого, но разодетого красивее всех остальных. Золотистого цвета накидка, скрывающая весь верх торса и развевающаяся сзади аж до ступней, твёрдая цилиндрическая шляпа бирюзового цвета, под верхом надета белоснежная ряса, а на шее висел серебряный большой крест, внутри которого изображён некто в балахоне и со скрытой капюшоном головой.

Как Миша видел на таком расстояние подобные детали, он не понимал, но удивляло его даже не это. Он знал, кто это.

«Настоятель Рутцен — наш глава убежища и некогда отвечающий за собор имени мученицы Леонандры. Очень добрый и чувственный человек, искренне молящиеся Владыке на всякое дело, будто уборка или великое спасение людей от чумы. Он дал мне ценный совет, совершенно не презирая меня за трусость. Воистину прекрасный священник», — прозвучал в голове Миши голос Германа.

Миша ужаснулся. Что происходило? Он не мог ни пошевелиться, ни даже вздохнуть — словно в чужом теле.

«Ты не знаешь? — спрашивал его Герман. — Нам всегда говорили, что надо находиться близко к умирающему человеку, видеть его смерть лично, чтобы потом, в редкие случаи, как благословит Владыка и святость, получить часть его души. Я не верил в это, но теперь…»

Миша внезапно потерял эту картинку и переместился обратно в действительность только из-за того, что в спину врезался Шабад.

— Ты чего завис, малой? Уже устал?

— Н-нет… — замешкался Миша, но продолжил путь.

Проблема решена не была. Она опять ловил размытые картинки и иногда пропадал из реальности, то и дело перемещаясь в прошлое. Не буквально, а в память Германа — так он понял.

«На самом деле, — рассказывал Герман спокойным умиротворённым голосом, — частички умершей души всё ещё сдерживают человека как личность. Я вполне себя осознаю, будучи таким…»

Новая картинка, на этот раз иного места. Это огромный зал с высокими колоннами, где тут и там стояли подсвечники и кресты. Потолок был расписан самыми разными изображениями. Белоснежные облака окутывали какой-то золотой город, островками расположенный в небе и связанный друг с другом мостами; в центре такого города виднелась башня, на этажах которых снаружи были расположены зелёные-зелёные деревья; а вокруг уже всего города летали люди, буквально: имея на спинах большие крылья разных цветов, от серого до белого. Помимо этого, везде изображались лица каких-то людей.

«Это наш храм, — Герман чувствовал себя комфортно, — это самый конец нашего убежища. Тебе обязательно нужно поговорить с Рутценом — он тебе всё объяснит».

В конце зала, который разобрать было очень трудно из-за размытия, стояла деревянная стенка с кучами изображений людей, некоторые обычные, но измученные, некоторые с крыльями, но великие, а наверху, прямо над воротами стенки, опять стоял некто в балахоне и с раскинутыми в стороны руками, только теперь можно было увидеть нижнюю часть лица. Скромная улыбка — вот что было поставлено в превосходство над всеми, на самом верху. Зал сильно отличался от других помещений и даже того коридора в прошлом. Он был сильно освещён, поверхности исписаны светлыми красками, а из мебели понять можно было лишь кресты да подсвечники. Тем не менее, это место приятно манило к себе.

Внезапно всё пропало, и Миша вернулся обратно, опять затормозив перед Шабадом.

— Да что с тобой? Совсем слабенький?

— Прости…

«Поговори с Рутценом, друг, расскажи ему, что я умер… а как я умер? Неужели по своей глупости? Заснул и не проснулся? Я не помню… Но мне не грустно и не обидно. Хотел бы передать письмо Сюзанне, но, как видно, я уже не могу. Иронично, что именно ты, незнакомец, встретил мою смерть. И мне так легко! Я не видел тебя раньше — а я всех знаю в убежище, — но мне так спокойно, что вот ты, да, ты, проводил меня! Ах! Твоя душа такая необычная…заражённая, — Миша аж вздрогнул, — покалеченная, но необычная. Ты ещё не видишь её? Правда? — и опять вздрогнул, ибо Герман читал его как книгу. — Этому учат с детства! Сейчас… скажу… я не помню, прости. Видимо, не вся моя душа коснулась тебя. Единственное, что я знаю — это надо продолжать касаться мёртвых душ, принимать в себя личности, так ты сможешь себя понять. Наверное, мне рассказывал настоятель, но почему я другие способы не помню? Это плохой метод, не пользуйся! Так много смертей ты не встретишь, поэтому не сработает! Ладно… но у тебя душа действительно необычная. Так приятно… и легко…»

Миша не мог ему ответить. Продолжая идти или останавливаясь во время боя, он сознанием и вниманием ушёл к Герману, к его голосу внутри, правда, без возможности поговорить с ним. Это как монолог умершего — только слушай, именно так получалось.

«Друг, — продолжил Герман, чей голос заметно ослаб, — моё время ушло. Я умер, туда мне и дорога. Я, честно признаюсь, страдал маловерием и леностью, был ничтожным слабаком, но не постесняюсь сказать, что любил искренне любого другого человека в убежище. Знаешь, как бывает: оберегаешь человека, ценишь каждое его слово и чувствуешь себя лучше только с ним. Моя душа трепетала… Ты знал, что наши души активно взаимодействуют с чувствами? Любовь, радость, счастье — это делает душу более хорошей. Но мне ещё говорили, что наши отрицательные чувства, то есть грехи, также сильно меняют душу, но только во время чумы. Не хотел бы я увидеть себя как воплощение лени… я ведь и правда любил поспать! Впрочем, я рад, что умер раньше заражения чумы. Но я сочувствую тебе, ты ведь давно ею заражён. Я, когда видел, как сходили с ума дети, здоровые мужчины и старики, превращались в монстров и пытались убить своих родных, друзей или случайных прохожих… А что я говорил? Я забыл… видимо, я исчезаю. Ведь… А ещё я вычитал, что апостолы знают, как излечить чуму. Или они только хотели найти решение? Это личное благословение Владыки! Остаётся подождать… точно, я ведь уже умер, мне не к чему. Твоя душа необычная… хочу остаться ещё немного… с ней так комфортно… я не хочу уходить…»

И в итоге он замолк. Миша проводил на тот свет первого человека, сам того не ожидая. Неужели это правда? Но почему остатки мёртвых душ прежних убитых никак не резонировали с ним? Почему он не видел их? Миша хотел бы расспросить Германа о многом, но, к сожалению, что-то его сдерживало. То ли сама душа, то ли что-то другое. В любом случае, что бы то ни было, Миша смог узнать Германа как человека, как, возможно, недолгого друга. Его слова питались искренностью, голос был спокойным, даже ласковым, а те редкие картинки, появляющиеся от души гостя, приносили блаженное удовлетворение. Тогда Миша и сам не заметил, как заплакал, лишь солёный вкус слёз на губах дал понять об этом. Оказывается, ему было грустно.

Пока отряд двигался, внезапно в побочном коридоре загремело что-то стеклянное. Многие красные тут же направили оружие в сторону звука, но в тёмном коридоре никого не было. Гремело как раз-таки из комнаты справа, метрах в двадцати у дальнего перекрёстка.

— Это… посуда? — предположила девушка-лекарь, боязливым взглядом смотря в темноту.

— И правда… — согласился красный, сидя у стены.

Только девушка сказала о посуде, иные ассоциации этого звука больше не приходили в голову, теперь голова дорисовывала картину по конкретной теме. Миша сразу узнал в этих стуках столовую, когда поварихи группой складывали неубранную посуду и заносили на кухню. Или, может, там сидела свора голодных людей, уже стучащих по тарелкам в ожидании еды. Так или иначе, столь бытовой звук напрягал сильнее любого стона или рыка монахов.

— Обедают, и без нас? Так и знал, что здесь сплошные грубияны, — шутил Терентьев, но после быстро сменился на образ командира. — Команда Два, Гена и пулемётчик — проверьте, что там. Если будет тяжко — сразу к нам в оборону. Марш.

«Приказ надо исполнять. Ну наконец-то», — решил Миша и неспешно двинулся за командой к звуку.

Что-что, но ему никогда не было страшно, как сейчас. Он прямо слышал, как кто-то стучал вилкой или ложкой по тарелке, кто-то бурчал и кряхтел, причём так негодующе, словно и вправду еды не давали, а в особо редкие случаи прослеживались скрипы скамеек или стола, как понять? — как кто-то прыгал или сильно качался. Придай звукам атмосферу — и даже пукание станет страшным.

Держа револьвер в направлении уже видимой двери, а клинок у ног, но в крепкой хватке, Миша на самом деле не хотел открывать эту столовую, вот вообще. К счастью, это сделал не он, а красный. Солдаты встали по стороны двери, пулемётчик к противоположной стенке, где и Миша, и только потом один красный аккуратно опустил ручку и потянул от себя. Рама вся затрещала, еле сдерживая дверь на петлях, но стук посуды не прекратился. Едва увидев, что внутри, тот солдат не сдержался от комментариев, тихим таким шёпотом, ещё сильнее приглушённым из-за противогаза.

— Мать честная, какая жесть… — собравшись с силами, а у него действительно были проблемы с самообладанием из-за страха, солдат жестами показал количество «пирующих». — Их семеро…

— Все сидят? — тяжёлым басом спросил пулемётчик, лязгнув пулемётом.

Солдат кивнул.

— Давай я разберусь.

Красный отошёл на пару шагов, как бы пропуская. Пулемётчик, крепко сжав рукоятки оружия, сначала пару раз вздохнул и выдохнул, а следом, покачав головой в волнении — таком, профессионально-пассивном, — разбежался, плечом выбил дверь нараспашку и, громко остановившись, направил пулемёт в сторону столов. Миша стоял так, что не видел саму комнату, но вот слышать было только в радость. Протяжная очередь, сопровождаемая стуком механизмов, пролетала комнату, била дерево, разбивала посуду и заставляла всех пирующих орать и стонать. Он слышал, что все снаряды были электрическими, но не менее разрывно-смертоносными, отчего голоса сокращались с каждой новой секундой. Вскоре из помещения повеяло мёртвыми душами: разбитые осколки оседали на полу коридора и исчезали, также не резонируя с душой Миши.

Внезапно обстрел был закончен, и пулемётчик громко сообщил:

— Убиты.

Команда вошла внутрь, вместе с ней и Миша. Общий деревянный стол от выстрелов разломился на части, на полу грудками лежала разбитая посуда, а на скамьях, рядом с посудой и на её частях лежали трупы. Все женщины, причём полные телом, как обычные тётки из любой деревни. Их рваная одежда, хотя, по сути, просто куча тряпок, сшитых одним швом, уже окровавилась, но вот декоративные ободки сильно привлекали к себе внимание красочными узорами, как узоры снежинок. Если бы не измученные частично гнилые лица, Миша пошёл бы к ним покушать.

— Глядите, — сказал вошедший солдат, — что у них за блюда, мать твою.

— Да в этой неразберихи понять разве можно?

Миша, тем временем, решил подойти к столу поближе. И тут он увидел, как на разбитой большой тарелке лежал торс человека, весь объеденный до костей, но свежий и… приготовленный? Он был натурально прожаренный, как это делали с курицей! Едва увидев это, Миша быстро отошёл к двери, сдерживая рвотные позывы.

— А я о чём.

— Ублюдки, — прокомментировал пулемётчик, — таких только убивать и убивать.

— Они тоже заражены, — пытался защитить их Миша, сам не веря своим словам, — они явно не хотели до такого доходить.

— Опять защищаешь их? — тот солдат, оказывается, уже был встречен Мише ещё при Германе. — Раз заражены, то и дело наше правое — поубивать всех, пока есть шанс.

— Эй, слышите? — спросил красный из коридора. — Кто-то идёт, свет быстро!

Контролирующий сгусток света солдат тотчас выбежал в коридор, а за ним — остальные. Заняв позиции у стен, каждый из команды услышал размеренные тяжёлые шаги. Их можно было легко отделить от остальных звуков, слышимые ранее. Ни монахи, ни копейщики так уверенно не ходили. Металлический отзвук отдавался эхом по коридорам, прямо за углом перекрёстка, отчего замолчали даже из основного отряда сзади. Миша чувствовал его душой — и это не преувеличение. Некто не силой, не величием или опасностью, как Парсифаль, а каким-то боевым настроем обученный воин — вот кто там шёл. И в итоге вышел в их коридор тот, кто внешностью всё прекрасно доказал.

Тяжёлые доспехи цвета серебра вперемешку с золотом сидели на теле мужчины, как влитые, начиная от многопластинчатых сапог и заканчивая ведровым шлемом с кучами отверстий на месте рта и двумя тёмными прямоугольными глазницами. На груди виднелся белоснежный крест с золотой окантовкой, причём непропорциональный: вертикальная сторона была длиннее сверху. Герб Святого Царства на теле порабощённого скорее воодушевлял, чем пугал. А какой плащ сзади! Длинный, такой же белый и прикреплённый ровно-ровно к наплечникам и лопаткам, каким-то образом подёргивающимся от непонятно откуда появившегося сквозняка. Между плащом и бронёй были сунуты длинные большие ножны для двуручного меча с длинной рукояткой, торчащей из-за головы, как-то подсказывая эдакий небоевой-боевой настрой незнакомца.

Держа в правой руке чёрный мешок с чем-то бугристым, человек смиренно смотрел на настороженных красных и периодически выдыхал спёртый иного цвета воздух, хорошо заметный и долго рассеивающийся. Он мало того, что вообще не нападал, так он ещё вёл себя слишком свободно, как бы обычно, и дыханием, и осмотром вторженцев, отчего ошалевшие солдаты непростительно зависли и не решались открывать огонь.

Отряд Терентьева тоже кого-то встретил: внимание основных сил было переключено на нечто такое же, близкое и опасное, потому окончательное решение было в головах команды Два.

— Огонь… — неуверенно сказал солдат, плотно прижав приклад винтовки к плечу.

Едва полетели первые стихийные снаряды в броненосца, тот громко прорычал, сделал шаг вперёд и с замахом швырнул мешок вперёд. Никто не успел даже понять, как мешок пролетел с такой скоростью, и только Миша заметил: святостью воздуха рыцарь метнул снаряд в основные силы, нет, чуть раньше их. Мешок упал на пол в метрах трёх от отряда, и буквально через секунду прогремел взрыв. Громкий резкий хлопок, всполошивший всю каменную кладку, тут же сжался в пространстве и исчез, оставив после себя ужасающие разрушения. От мешка не осталось ничего, только осколки души повылетали в округу, пока камни падали с потолка, заваливая коридор. Всего пару секунд, а рыцарь отделил команду Два от отряда не разбираемым завалом, и теперь они вынуждены были познакомиться с ним тет-а-тет.

Рыцарь, игнорирующий всевозможный обстрел команды, схватился за рукоять меча и начал медленно его вытаскивать, угрожающе принимая весь урон на непробиваемую броню. Казалось, что длины рук не хватит вытащить такой меч, но он это сделал. Удивительно, но Миша отвлёкся и подумал, что ножны закрыты не полностью, по расчётам, на две трети без стенки, дабы легко вытаскивать. Правда, это не успокоило.

Началось веселье тогда, когда рыцарь взял оружие в руку. Один взмах вынудил красного пригнуться и покатиться в сторону, отчего лезвие влетело в стену и оставило глубокие трещины. Момент — и топотом рыцарь пустил электрическую волну, ударившую ближнего солдата жёлтыми искрами вплоть до судорог. Это позволило, несмотря на шквал пулемёта, ударить тяжёлым мечом в спину бедняги, разрубив тело на две части. Первый убитый заставил солдат начать отступать одну часть к завалу, а вторую — прямо в столовую. Миша, от страха запнувшийся о свою ногу, потерял слишком много времени, отчего рыцарь сократил расстояние до удара. Тут думать было некогда: толстый железный щит блокировал меч противника, но вот внезапно окутавший щит огонь миновал защиту и рванул напрямик к Мише. Тот буквально упал в столовую, быстро прополз на четвереньках дальше и отошёл к двум своим товарищам, уже поджидавшими врага с нацеленными винтовками.

Миша умудрился оставить клинок на полу у выхода. Такой бестолочи даже прицеливаться из револьвера было стыдно — промахнётся. Тем не менее, рыцарь появился в проходе с явным интересом к тем, кто остался в коридоре. Выстрелы, исходящие из столовой, будь то огонь одного и вода другого, совсем не пробивали доспехи, лишь мяли, и то малозначительно. Эта машина для убийств была практически неубиваема.

И тут рыцарь повернул голову в сторону столовой и посмотрел на Мишу. Он наверняка увидел его душу, блеснул жёлтыми глазами сквозь щели шлема и гневно проговорил одно слово:

— Ду-у-у-ша-а-а-а!

Тут же взбесился и вошёл в столовую, уже держа меч в боевом положении справа. Резкая смена цели так всполошила троицу в комнате, что никто не смог предвидеть резкий толчок рыцаря от земли при помощи воздуха, вмиг сокративший всё расстояние. Миша успех провернуть то же самое, но в сторону, попутно — скорее случайно, в панике — захватив с собой одного солдата. Беспощадный монстр с лёгкостью разрубил неудачливого красного пополам, разбрызгав его кровь по стене. В общей суматохе Миша опять пополз подальше от броненосца, в принципе, как и его товарищ, только… его неожиданно схватили за ногу.

— Помоги! Помоги! — умолял солдат, уже крича от резкой боли.

Рыцарь без труда сжал икру жертвы, с хрустом переломил кости и подтянул ближе к себе. Едва Миша поднялся на ноги и начал целиться из револьвера, как мучитель уже схватил красного за голову и начал сильно и жестоко бить о пол, кроша маску, с ней лицо и череп, сжимая каску в какую-то жестянку и оставляя на полу не только следы крови, но и частички мяса и кости. Миша банально не успел среагировать, оттого допустил такое жестокое и быстрое убийство. Тварь не обращала внимания даже на выстрелы — святые снаряды просто не пробивали шлем, хоть и мяли — потому та без проблем подняла тело выше за голову, показывая тому раскрошенное лицо бедняги. Миша видел его глаза: один почти закатился, а второй, слегка выпученный, смотрел ровно вперёд… мёртвым взглядом агонии.

Такой психологический приём сработал на Мише как на миленьком: тот буквально завис на месте, ощущая дрожь в руках и уже не мог нормально смотреть на ситуацию. А рыцарь, словно чувствуя смятение врага, встал в полный рост, махнул мечом по воздуху, дабы убрать кровь с лезвия, и спешно направился к нему, тяжело и размеренно выдыхая мерзкий воздух через забрала-отверстия. Это был страх не такой, как с Парсифалем. Страх смерти, ужас перед воистину грозным врагом.

Миша начал пятиться назад, теряя контроль над собой и ситуацией окончательно. Опять запнулся, но уже о труп женщины у стола. Чуть не упавшему парню пришлось аж отвернуться, а после покрутиться вокруг своей оси, чтобы банально устоять на ногах. В этот момент рыцарь готовил свой удар.

Пулемётная очередь ударила в спину броненосца, начала разрывать плащ и сильно мять броню. Этого хватило, чтобы тот, прикрывая голову рукой, остановил атаку и начал думать над защитой, пока молниевые снаряды били в спину, плечо и руку ровным строем. И тут Миша увидел, как очередная молния проделала в левой руке, прикрывавшей голову, трещину, после которой отделился немаленький тоненький кусочек.

Рассудок вмиг вернулся к Симонову, и тот соскочил с места, сначала сунув револьвер в кобуру. Крикнув: «Меч!», Миша сделал качественный кувырок совсем рядом с рыцарем, чтобы встать у той руки. Солдат рядом с пулемётчиком ловко среагировал, только увидев меч Миши у входа, и сразу швырнул оружие к хозяину. Удачно сыгранный план Миши, сформированный так же быстро, как и её исполнение, позволил ему заиметь клинок, который он сразу окутал огнём, а следом мгновенным махом влетел лезвием прямо в созданную дырку в руке. Этого хватило, чтобы сильно проткнуть кожу рыцаря, а потом, имея надрез, успешно расширить повреждения до возможности полного отделения руки от тела. Крича, рыцарь отшатнулся в сторону, наблюдая, как его конечность улетала куда-то за стол, а Миша, проделавший эту авантюру, уже отходил в противоположную сторону от выхода, держа оружие наготове. Но этого не хватило.

Рыцарь вытянул остатки левой руки к пулемётчику, и нет, не вылечил её. Он заполнил всё внутри плотным огнём, который вылетел одним плевком в красных, пожертвовав уцелевшей частью до полностью уничтожения. Так броненосец выиграл время, пока те уворачивались, чтобы подбежать поближе к Мише, вонзить меч в пол и сформировать щит, не такой толстый, но по площади отделивший его и Мишу от остальной комнаты полусферой. Это было не остановить — ни огненной волной Симонова, не начавшимся пулемётной очередью красного, уже поднимающегося после уклонения. Теперь, на маленьком клочке территории, где даже освещения почти не было — свет магсферы в остальной части просачивалась у самого потолка — находились они тет-а-тет. Рыцарь повернулся к нему, гневно прорычал и сжал кулак в руке, не побоявшись даже оставить меч вне использования.

Миша попытался быстрым ударом, усиленным воздухом, пробить броню, но рыцарь перехватил лезвие рукой, сжал в ладони и остановил атаку. Момент — и он уже рванул тараном плечом к Мише, вынуждая того оставить меч и отпрыгнуть в сторону, едва не врезаясь лицом в стену. За доли секунды приходилось тут же уклоняться от новой атаки: раненый псих, столкнувшись плечом со стеной, оставив аж кучу трещин, проскользил рукой по поверхности и так замахнулся хорошим ударом в Мишу. Естественно, он не успел, оттого получил прямо в лопатку, вмиг сбивая с ног на пол, как жалкое насекомое. В принципе, попытка раздавить лицо ногой было вполне себе подтверждающей сравнение.

Тем не менее, перекат в сторону спас Мишу от мгновенной смерти, да и позволил подняться на ноги и подготовить правый кулак к своему ответу. Всё было обнадёживающим: и кулак был охвачен огнём и воздухом, и стойка хорошая, и рыцарь стоял левой стороной к нему, но ситуация переменилась крайне резко и не в пользу Миши. Он пропустил уже начинающийся замах броненосца здоровой рукой, который уже готовился во время топота. Как он так быстро отреагировал? Как рыцарь вмиг столкнул инициативу и вероятность победы на свою чашу? Как этот монстр вообще заманил Мишу в ловушку?

Хук оказался ошеломительным. Железный кулак влетел в маску Миши и буквально впечатал спиной к стене, оголяя лицо со сломанным носом. Сознание помутилось и позволило рыцарю продолжить. Подсечка ногой, громоздкая, медленная, но сильная — и Миша уже лежал. А тут рыцарь и навис над ним, прижал своим весом к полу и больно согнул левую ногу вправо вплоть до перелома в колене. Теперь Симонов видел. Железный нарукавник, топфхельм, из-под которого виднелись жёлтые глаза с пропорциональным крестом, и спёртый воздух, выходящий из отверстий шлема. А дальше всё стало неясно, понятие пространства и чувства вообще исчезли.

Всему виной стала невыносимая боль, вызывающая не крики или судороги, а моментальную усталость, ошеломление и невозможность сопротивляться. Рыцарь бил в лицо Мише раз за разом, дробил нос, щеки, вообще всё в труху, постепенно, но уверенно ломая череп. Мимолётно тот видел окровавленные костяшки нарукавника, как кулак замахивается и быстро достигает цели. Удар. Удар. Удар.

Что он мог бы сделать? Руки не двигались, что-то придумать хитрое не получалось, а пересилить такого рыцаря было невозможно. Левая нога. Она была направлена в сторону щита, она была окутана огнём и воздухом, именно она, вечно сломанная инвалидная конечность, могла спасти. Из последних сил сознания Миша скопил побольше святости именно там, на стопе, чтобы запустить взрывную и быструю энергию в ограждение. Едва увидев свет, столь маленький клочок освещения, выходящий через сформированную дыру, Миша крикнул своим шепелявым, захлёбывающимся голосом чётким приказом:

— Стреляй!!!

Его поняли так же оперативно быстро, как было до этого. Ствол пулемёта просунулся в щель и принялся выпускать снаряды в рыцаря. Пулемётчик стрелял без умолку, чётко в броню противника, и вынуждал как-то защищаться. Сначала рыцарь прикрывался здоровой рукой, потом попытался отойти, но не успел, ибо Миша схватил его за ногу и «приварил» стопу к полу святым металлом вместе со своей ладонью. Так обстрел дал результаты: нагрудник начал дырявиться, позволяя пробивать торс рыцаря до смертельных повреждений. Как бы Симонов хотел видеть его разорванные органы, его лицо в предсмертной агонии. Но он едва держался в сознании, однако выдержал, чтобы сопроводить противника до выпуска души наружу, а следом до раскола, означающего смерть. И тут злобу как рукой сняло. Он ведь страдал, мучился, он не хотел такого. Этот рыцарь не виноват. Не виноват…

Щит уже распадался в пыль, сам броненосец падал на пол, а Миша наконец начал лечить себя. Святая вода заполонила все повреждённые участки тела, благославяюще успокоила боль, а после начала быстро регенерировать каждую рану до начального состояния. Кости скреплялись, мышцы и кожа связывались между собой, как до получения урона, череп и нос заполучили потерянные кусочки обратно буквально из пустоты. Стремительно, быстро и эффективно Миша вернулся в своё полное здоровое состояние. И тут подошли двое выживших красных.

— Лейтенант, вы как? — беспокоился пулемётчик, удивлённо осматривая тело. — Вроде жив…

— Да, жив…

Но осадок после испытанного остался. Психически его изнасиловали знатно.

— Вы неубиваемы, я погляжу, — посмеялся солдат с винтовкой, — как подобает нашему сокровищу. Бам — и вылечили все раны лучше любого лекаря.

— Знал бы ты суть, не радовался бы так, — Миша ничуть не был счастлив использовать святую воду, когда на кону любая капелька силы. Увидев руку помощи от пулемётчика, он быстро поднялся на ноги, но внезапно ощутил резкую боль в левой ноге. — А-а-а!

Он забыл о ней. Она сейчас осталась без поддержки, а напрягать вечную травму так сильно и легкомысленно было нельзя. Он быстро вернул воздух и огонь.

— Мне нельзя было получать столько травм… — Миша, скорее, ругал сам себя. — И сколько погибло…

— Не гоните на себя, — успокаивал его пулемётчик таким же басом, вызывая лёгкий диссонанс, — никто не мог ожидать такого. Вы поступили очень мужественно и находчиво.

— А ещё мы в заднице, — напомнил солдат, притянув к себе магсферу света, — завал остался завалом. Там просто не пройти и не разобрать, а звуки, что мы издали, наверняка привлекут побольше местных.

— Ты прав, — Миша прижался к стене в какой-то одышке. — Дай только собраться…

— Надеюсь, он один такой, — добавил пулемётчик, перезаряжая кристаллы у оружия. — У меня два осталось и целый бак маны. Не думаю, что надолго хватит.

— И я надеюсь…

— А что нам делать? — солдат начинал паниковать. Он, конечно, смотрел в сторону выхода и держал винтовку, но спокойствия и хладнокровия у него не было. — Мы добыча.

— Выбираться, вот что. Найдём отряд подполковника, иного варианта нет,.

Впервые Миша так блистал уверенностью. Внешне оно выглядело так, хотя на самом деле он чувствовал небывалое напряжение. Один такой враг способен убить их всех, тогда сколько подобных на самом деле в гробнице? Что скрывало это место?

— Уходим.

— Не забудьте надеть маску, — пулемётчик отошёл к трупам товарищей.

— У меня она разби… — хотел пояснить Миша, но увидел пулемётчика, который бесцеремонно снимал противогаз и маску с разделённого тела.

Вернувшись, он так же спокойно их протянул.

— Это был приказ подполковника, забыли? Наша обязанность — не раскрывать вашу личность.

— Да… спасибо, — Миша не хотел носить что-то с трупа, но ослушиваться было глупо.

Принимая головные уборы, он посмотрел на пулемётчика и восхитился его спокойствием и некой заботой.

— Как тебя зовут? И да, давай на «ты».

— Я Алексей. Рад знакомству.

— Денис, — представился солдат. — Теперь мы собратья по несчастью.

Перед троицей стояла довольно сложная задача, жизни были поставлены на кон, и теперь, когда иного выхода нет, приходилось предпринимать всевозможные действия, чтобы просто выбраться из западни, в идеальном случае ни с кем не вступая в бой. Так вот быстро роль охотников перешла на другую сторону, одним взрывом, одним хитрым действием. Что делать конкретно — неясно, а куда идти — тем более, ибо карты-то не было: отвечающий за составление схемы гробницы инженер команды Два был благополучно убит, а лист сгорел в процессе бойни. Тёмные пустые коридоры не хвастались разнообразием и уникальностью, оттого память и творческое представление пришлось напрягать особенно сильно. К счастью, отличная память и анализ Миши позволяли команде двигаться примерно в том направлении, чтобы выйти в восточную кишку подземелий. Так они считали до сего момента.

Убив добрые полчаса на передвижение, постоянно прячась при приходе местных и щурясь в темноте, как кроты, только весьма отсталые в развитии, лишь бы не так часто использовать магсферу, они забрели в тот самый коридор, в теории обязанный вывести на основной, по которому шла группа Терентьева. Но их встретил завал, причём давний, уничтожив все планы команды на спасение. Алексей, может, по-солдатски молчал, но Денис, как живой думающий мужик, начал то ли паниковать, то ли просто ругаться от дикой злобы, прикидывая потенциальную угрозу, названную им неприличным словом на букву: «Ж». Впрочем, эта «Ж» лаконично описывала ситуацию — Миша аж поспорить не мог.

Тем не менее, надо было срочно менять план. Симонов повёл команду дальше в надежде, что он крот более находчивый, чем его товарищи. Отчасти это спасало, ибо он чувствовал то, что трудно объяснить, но окрыляющее настолько, отчего никакой однообразный коридор, перекрёсток или тупик не могли подавить его настрой двигаться дальше к спасению. Даже звуки сражений, призрачно бродящие по гробнице, воодушевляли, хотя что в них было хорошего? Наверняка взрывы и вскрики, только что отражавшиеся эхом от мёртвых стен, оповещали о жестокой стычке, где кто-нибудь мог погибнуть, оказаться в плену психов или просто стать смертельно раненым. Не сказать, откуда конкретно шли звуки, кто конкретно участвовал в сражении, но сам факт отсутствия одиночества в треклятых подземках воодушевлял. Где-то рядом, через пару стен, шёл Терентьев со своей сворой — оставалось лишь найти.

Но время шло, а больше коридоров, идущие западнее к кишке, не попадались. Держаться самой левой стены было с каждым разом всё опаснее: святые бродили крупными группами, частенько выходили из-за угла, и только благодаря им стонам, рычанию и шагам парни ни разу не позволили себе глупо попасться. Но так продолжаться не могло. В очередной раз, спустя час автономного выживания, они услышали целую какофонию подобных звуков. Порабощённых, казалось, много до жути, все шли буквально впереди и вот-вот выйдут из-за угла. К сожалению, проверять ближайшую комнату не было времени, потому троица ворвалась внутрь ближайшего помещения, захлопнула дверь и притаилась. Так, в кромешной темноте, с навострёнными ушами они стояли как сторожевые в потёмках, на всякий случай держа оружие, чётко направив его на дверь.

Симонов не знал, что думать и как переживать наиболее реалистично в такой ситуации. Дело не в апатии, коей у него точно не было, а в перемешивании многих мыслей, эмоций, факторов внутри, накатив тем самым немаленький мусорный ком. Нахождение в постоянной опасности изматывало, не говоря уж о недавней стычке с рыцарем. Он, как личный демон, показал ему слабость. Выведи его из привычного состояния и конец — Миша потерян, ошеломлён и слаб.

«Как глупо, — ругал себя Миша, думая о подобных недостатках, — нельзя доводить себя до шока, если что-то не идёт по плану!»

Сейчас, например, когда на кону стояла не только его жизнь, но и выживших товарищей, он мыслил вполне здраво и хладнокровно. Но надави и заставь действовать не поминутно, неспешно, а за секунды, проявляя быструю реакцию, то тут Миша станет слабеньким котёнком, выброшенного хозяевами на улицу. Возможно, сейчас рыцарь оказался банально опытнее и опаснее, оттого ничего не получилось. Также возможно, что Миша лишний раз накручивал себя, ещё не оправившись от разгрома. Так или иначе, постоянные рассуждения обо всём плохом — не только о стычке с рыцарем — сильно истощали психически.

Толпа святых действительно проходила по коридору, причём у некоторых из них были источники освещения: то ли факелы, то ли святое пламя, просачивающееся через щели старой скрипучей деревянной двери проблески враждебного света, вынуждая Дениса сделать несколько шагов назад. В результате он врезался ступнёй во что-то такое, из-за чего солдат всполошился, сменил положение винтовки дулом к неизвестному и принялся громко шептать:

— Срочно нужен свет, — он спрашивал разрешения, будучи отвечающим за освещение, — тут что-то есть.

— Нельзя, — шептал Симонов как можно тише.

— Чего? Нужен свет, твою мать, тут что-то есть! — повторил Денис в раздражении. — А если здесь святые?

— Не сейчас, Денис! — умолял его Миша, уже не контролируя голос. — Мы спалимся!

— Чёрт…

Семя неуверенности было посажено. Кто-то ведь мог сейчас скрываться в темноте в одной комнате с ними. Поджидал как жадный, но терпеливый хищник, дабы в удобный момент, в самый неожиданный, напасть и разом убить всех троих. Слепые отсталые кроты против того, кто жил в подземельях очень долгое время — кто же победит? А мыслить иначе не получалось: теперь проходящие мимо святые в коридоре не представляли такой опасности, как мифический враг в четырёх стенах внутри. Теперь даже некоторые звуки, будто шаги или мычание, отдавались в ушах исключительно как нечто особенно близкое. Развивающиеся паранойя могла бы затухнуть за неимением доказательств, но нежданное дыхание у ног внезапно заставило Мишу покрыться холодным потом. Нет, это не сквозняк или дуновение неизвестного ветра. Это самое натуральное дыхание, тяжёлое, прерывистое. Вскоре кто-то сзади начал подниматься, причём так слышимо, что лязг винтовки казался более чем логичной реакцией не такие звуки.

— По… помогите, — прошептал мужской голос сзади Миши.

Денис мгновенно выстрелил, на долю секунду осветив комнату кристаллическим снарядом, который влетел в неизвестного за спиной Миши. Не было времени думать, отчего солдат такой меткий, как и о том, что он, как бы, мог и по Симонову попасть, ибо факт нахождения кого-то сзади совсем уж не радовал. Выстрел заставил жертву свалиться так же быстро, как он и объявился ранее. Тем не менее, звук был предостаточно громкий, чтобы святые в коридоре гневно зарычали. А оставалось немного подождать, и они бы ушли!

— Свет! — крикнул Миша, слыша, как подбегали противники.

Магсфера взмыла к потолку и ярким светом наконец сняла маски для сна с их глаз и открыла вид…на ужасающее зрелище. Как никто не почувствовал дикую вонь от подобного — загадка века, хотя, впрочем, такой запах был почти во всех посещённых комнатах. Так или иначе, они стали гостями самой натуральной комнаты для пыток. Денис как раз чуть не споткнулся о лежащее тело мужчины, весьма старого, но абсолютно голого и в странной позе, словно кто-то умышленно приподнял его бедра выше, позволяя видеть мутно-серую жидкость у заднего прохода, смешанную с застывшей кровью. Миша же был «атакован» таким же голым человеком, довольно молодым, но избитым до красно-синих отметин и с отверстием у щеки, скорее всего, из-за Дениса. Он не был святым — душа не распадалась — а внешний вид был, можно сказать, свежего человека, только лишь недавно оказавшегося в условиях гробницы. Теперь всё стало на свои места. Это место не просто пыточная, здесь мучили именно магов, кого смогли поймать.

Алексей, едва увидев шкаф у двери с инвентарём на любой вкус садизма, быстро схватил за стенки и наклонил в сторону, громко уронив мебель к двери. Временная баррикада остановила порабощённых, они будто не хотели портить дверь, потому бессмысленно пытались открыть её, дергая за ручки и толкая внутрь. Миша же осматривался, где-то глубоко в сознании не веря в увиденное. Мужчины, почему-то, лежали на полу в идентичных позах, кроме, конечно, убитого Денисом, а единственная женщина, будучи всё ещё в одежде, висела на цепи, как туша скота в холодильнике, бессознательно покачиваясь со склонённой вниз головой. Судя по одежде, она наверняка была из милиции, её чёрные ровные волосы прилипли друг к другу из-за собственной крови: видимо, ей разбили голову. Даже с критической травмой девушка дышала, мотивируя Мишу подбежать к ней и осмотреть беднягу получше. К большому счастью, деву практически не тронули, словно оставив на десерт.

— Ты чего там делаешь? — негодовал Денис, готовясь принимать гостей вместе с пулемётчиком. Он сменил винтовку на дробовик. — Их там много!

— Он прав, надо отбиваться, — соглашался Алексей. — Не до этого.

— Подождите! Можете сдержать их? Пожалуйста!

Миша видел в девушке проблески сознания. Она бы рада была очнуться, только из-за травмы головы совсем ослабела. Попытка поднять голову, хоть немного, вмиг обернулась провалом, а затёкшие руки, до посинения сжатые цепью, уже не могли даже двигаться, хотя девушка и пыталась. Миша банально боялся освобождать её, так как неверное движение, и сотрясение мозга обернётся чем-то ужасным. Нужно ведь её спасти, верно? Он может ей помочь, он обязан! Так Миша уверенно прижал ладонь к ее виску и запустил святую воду на девушку. Крайне эффективная регенерация святой воды могла, в теории, вырастить заново утерянную конечность, но только при условии, что у объекта лечения есть душа. С магами дела обстояли значительно скромнее. Лечить травмы вроде сотрясения мозга он ещё мог, как и унять боль в руках и снизить отёки, но не более. Это уже много — больше одной задачи выполнять до невозможности тяжко. Тем не менее, Симонов без колебаний смог сделать состояние девушки намного лучше. Только потом он разрубил цепи воздухом и поймал падающую деву на руки.

— Герой нашёлся! — Денис плечом держал шкаф так, чтобы он просто не упал от толчков святых. — Ну что, принц, поможешь нам теперь?

— Заглохни, — попросил Алексей, к чему-то прислушиваясь. — Там что-то происходит…

Внимательное отношение Алексея уже несколько раз поражало Мишу, сейчас — тем более, ведь в общем хаосе ревущих святых он смог услышать кого-то, кто настроен был агрессивно не к людям в комнате, а как раз к надоедливым тварям в коридоре. Тяжёлый топот не услышать теперь было трудно. Это не рыцарь — шаги были более хаотичными и беспорядочными — но точно и не мелкие пешки по типу монахов и солдат. Кто-то большой или весомый, постоянно пытаясь выговорить конкретное слово, напал на святых и начал яростно избивать, разрывать и потрошить, вызывая такие крики боли, что у Миши поджилки затряслись — настолько тот монстр яростен и жесток по отношению к своим. Удивительно, это первый подобный случай, зато какой кровавый. Ни Алексей, ни Денис более не рисковали вообще подавать признаки жизни, за исключением полной боеготовности обороняться.

В скором времени настигла тишина, точнее, никто больше из святых не вопил и не пытался пробиться, в то время как неизвестный гигант продолжил свои попытки что-то сказать, но настолько жалкие, будто ребёнок до года пытался проговорить первое слово. Конечно, оттого и шла вся жуть. Увидев, что девушка постепенно приходит в себя, Миша аккуратно встал на колени и наиболее удобно для девушки держал её на руках, попутно слушая до жути неприятный голос незнакомца по ту сторону двери. Он словно чем-то подавился, каким-то комом в горле, в принципе, мешающим говорить. Эта тварь так и стояла в коридоре с нескончаемыми попытками выговориться, сильно давя на нервы и вообще на психику. Едва от страха не вышел из себя Денис, почему-то решивший установить новый кристалл в винтовку, хотя в руках был дробовик. Вынув камешек и выбросив старый, солдат сунул его в отверстие, схватился за рычажок и передёрнул его, звучно щёлкнув на всю комнату. Кристалл также издал некий протяжённый звук, только получив доступ к мане Дениса. Миша пытался отвлечься, думая о структуре винтовки, пока не услышал самую успешную попытку монстра за дверью:

— Сю-ю-ю-юза-а-а-а-анна! — провопил тот так громко, как мог. Не угроза, не рык, не жалоба. Это зов, обеспокоенный и… собственнический. — Гд… где…

— Вот тварь громкая… — прошептал Денис, дрожащими руками направляя дробовик.

Внезапно по двери ударили, да так, что шкаф едва не опрокинулся, а следом пошли яростные попытки разбить чёртову дверь вдребезги, в одни щепки, отчего пулемётчик, не желая больше стоять и прятаться в надежде, что обойдётся, решил ответить. Протяжная очередь начала бить дерево не хуже ударов монстра, пробивать дверь и дырявить тело гиганта. Тот громко и жалобно кричал, пытался пробиться быстрее обстрела пулемёта, но шквал электричества-магии был настолько ожесточённым, что монстр, в итоге, лишь на миг взглянул через щель в комнату. Жёлтый глаз с пропорциональным крестом смотрел на всех в комнате и, видимо, разочаровался, даже видя здорового Мишу. Теперь-то монстр убежал прочь, оставив парней одних.

— Сюзанна?.. — спросил непонятно кого Миша, скорее, из-за лёгкого смятения.

— Надо уходить, — решил Денис, — иначе нам конец.

— Ну, как она? — холодно спросил Алексей, больше беспокоясь о своём нагретом дуле пулемёта.

— Жива, но без сознания…

— Оставь её, — настаивал Денис. — Она лишний груз.

— Отказано.

— Почему? Ты сам знаешь, в какой мы заднице. Если не оставишь её, я сам прибью, чтобы не мешала.

— И ты следом за ней пойдёшь.

Миша раскусил Дениса крайне быстро. Некоторое снисходительное или даже горделивое отношение прекрасно характеризовало его, как человека, не умеющего видеть границы дозволенного. При общей суетливости в критических ситуациях он казался совсем уж комичным. Впрочем, Миша далеко не ушёл.

— Мы спасём её, я сам опекать буду.

— Это безрассудно, в курсе?

— А кто ты такой, чтобы ослушиваться меня?

— Ты фальшивый лейтенант, Михаил, не забывай…

— Заткнись, — Алексей подошёл к Денису и встал к нему вплотную, угрожающе толкнув пулемётом, — ты многое о себе возомнил.

— И ты туда же? У нас, блин, по коридорам лютейшая нечисть ходит! Возьмём её, и нам всё, кранты!

Миша почувствовал телодвижения девушки. Она и вправду задвигалась! Более того, её глаза довольно быстро открылись, она даже попыталась опереться на что-нибудь, но, увидев незнакомца, девица тотчас зависла в непонимании. Её сиреневые глаза — причём резко фиолетовые, неестественной яркости — долго глядели на Мишу, пока тот смиренно ждал её реакции. К сожалению, девушка болезненно промычала и схватилась за голову.

— Всё же очнулась, — вздохнул Денис, — повезло ей.

— Что… что происходит? — девушка явно совсем забылась, в каком она оказалась положении.

Переведя взгляд на Дениса, она первым делом увидела не красного, а трупы мужчин, двое из которых стояли задницами кверху.

Она ужаснулась и вжалась в Мишу, едва ли не воткнув лицо в его китель. Он, кажется, чувствовал бурю эмоций внутри неё. Очевидно, всё вспомнила.

— Так это не кошмар… только не это… нет, прошу, пожалуйста…

— Ты в порядке? — забеспокоился Симонов. — Как твоё состояние?

— А кто вы… — вдруг задумалась она и, не найдя ответа, тут же отлетела от спасителя, как от призрака, решившись отползти к углу комнаты в ужасной панике. — Вы такие же? Не надо! Умоляю! Прошу…

— Да она кукухой поехала, — Денис уже не выдерживал. Сменив оружие, он навёл винтовку на потолок прямо над её головой и выстрелил, не только испугав её звуком, но и ямкой в камне. — Проснись, дура.

— Вы… вы не они… у них нет винтовок… — девушка от шока соображала совсем из рук вон плохо. — Как хорошо… вы пришли спасти нас? То есть… меня…

— Нет, — признался Симонов, — мы сами в этой жести застряли. Как тебя зовут?

— Василиса…

— Можно Васей буду называть? Я Гена, он Денис, а вот он — Лёша. Мы все друзья, веришь нам?

— Где он? — её кидало от мысли к мысли. — Где та паскуда?

— О ком ты?

— Тот ублюдок, что изнасиловал их… он постоянно орал про Сюзанну и трахал мужиков… он… это ужас!

— Стоп, так это правда… — Денис хотел сначала посмотреть получше на жертв насильника, но от отвращения не стал. — Сюзанна женское имя? Тогда почему…

— Что-то тут не так, — Миша не особо хотел над этим думать. — Ладно, Вася, забудем о нём, хорошо? Мы его отпугнули, и нам надо срочно уходить. Встать можешь?

Василиса смотрела на своих товарищей по несчастью с недоверием, но иного варианта не было.

* * *

Команде ничего не пришлось другого, как на всех парах мчаться по подземелью даже без какой-либо разведки и осторожности. Это было связано с наращиваемой погоней солдат, столь безумных и настойчивых, что сражаться с ними — смерти подобно. Они хотели, чтобы выжившие вступили в бой, и всячески пытались вывести на столкновение. Миша чувствовал, нет, видел, как по расположению преследователей и имеющему оружию они планировали застать их в ловушку, в эдакий капкан, запросто способный раскрошить членов команды. Их уничтоженные разумы всё ещё проявляли тактическую мысль, сохранили боевой опыт и не подверглись уничтожению чумой. В этом вся истинная жуть порабощённых. Ни личности, ни добрых качеств не осталось — только кровавая жажда убивать самыми изощрёнными, порой хитрыми и умелыми способами. Когда Симонов смотрел на тех, кто бежал следом, он видел не людей, хотя пытался считать такими; за ними бегали ходячие трупы в лёгких и средних доспехах с мечами и копьями наперевес. Их лица, их головы срослись с шлемами, их тела видоизменились в странных и неожиданных мутациях, таких, как неестественное удлинение рук, вздутие живота или мышц, появление новых ртов на теле или увеличение существующего, но подобное не было настолько мерзким, как непосредственно попытки функционировать будто нормальные люди, когда это совершенно не требовалось. Кто бежал так, словно держал в руке не копьё, а стакан, один закинул острый меч за затылок и, плотно прижимая к шее, вразвалочку, весело и расслабленно топал в преследовании, иногда высовывая свой слюнявый чёрный язык наружу. Зрелище, в общем, не из приятных.

Вскоре они вышли на очередной пустующий перекрёсток с четырьмя проходами во все стороны. Если раньше можно было спокойно побежать куда глаза глядят и особо не переживать о намеченном пути, то сейчас всё изменилось. Проблема в том, что Василиса наконец словила побочные эффекты после лечения Миши. На самом деле, тот ждал такого ещё в начале, но внезапная усталость и сонливость решили объявиться в самый неудобный момент, а-ля запоздалый покупатель перед закрытием магазина. Девушка, теряя равновесие, завалилась на четвереньки прямо посреди распутья, вынуждая команду остановиться.

— Да ты издеваешься?! — злился Денис, который сразу встал на позицию приседа, готовясь встречать солдат. — Ты заставляешь нас расстраиваться, сучка!

— О-оставьте меня, — с заметным усилием говорила она и сквозь страх, и сквозь сильнейшую усталость. Кирирова понимала всю опасность, потому пошла на такую просьбу с наполненными ужасом и отчаянием глазами. — Бегите!

— Я за, — Денис в своём репертуаре, — а то твоя одышка будет стоить нам жизней.

— Будем обороняться, — заверил Миша и встал рядом с Денисом.

— Это опасно, — напомнил Алексей, тем не менее, беспрепятственно занимая свою позицию. — Но как знаешь.

— Если продолжим убегать, мы окончательно заблудимся.

— Ага, а если останемся тут, нас сразу прикончат. Выбери нужное, да?

— Не паникуй, — Алексей был холоден и сосредоточен, словно его не брал никакой страх, — всё образуется.

— Уж надеюсь…

— Зачем… — а Вася, похоже, со всем уже смирилась. — Не надо…

— Отдыхай, — Миша пытался её успокоить, будь время и возможность, — соберись с силами и помогай нам.

Дальше отвлекаться было нельзя. В поле зрения попал строй солдат. Копейщики, мечники, даже лучники — все они стояли на расстоянии двадцати метров от красных, смотря на них, словно дуэлянты. Так или иначе, смотреть на своих врагов было невыносимо трудно, и дело не в опасности. Они так измучены, но так жестоки и кровожадны, что не понять, кем их считать на самом деле. Возможно, кто-то из них был семьянином, честным военнослужащим или банальным пьяницей — в любом случае, людьми. Когда-то в прошлом жестокие, гнилые и приращённые к броне лица были обычными, испытывающие что-то кроме боли, злости и жестокости. Если Герман был прав, то хорошие эмоции, как любовь или счастье, делали душу лучше, намного лучше. Но как подобные пережитые моменты могли спасти? Правильно: никак. Всех сразила чума, и Германа, искренне любящего Сюзанну, и тех солдат, некогда служившие во имя Царства как Родины, и всех, кто мог бы быть куда чище от грехов, чем тот же Миша. В этом вся проблема: Миша не особенный, ему просто повезло родиться в мире, где нет того хаоса, происходящего в Царстве. И тем не менее, он труп, на нём клеймо — чума настигала всех святых. В скором времени Симонов станет очередным порабощённым, а получится ли изменить текущий исход — неизвестно.

Алексей больше не мог ждать, потому открыл огонь, пулемётной очередью принявшись косить противника на раз-два. Первые ряды буквально разрывались на куски — руки отрывались и падали, органы превращались в кашу, кости трескались, а души разбивались и освещали падающие тела нежным светом уничтоженных душ — но порабощённые даже не боялись. Особо удачливые бесцеремонно готовили свои атаки, а после одними махами оружия запускали линии огня, электричества или воздуха прямо на Алексея. К счастью, Миша поставил щит и не позволил никому попасть по пулемётчику. Пока правая сторона была закрыта, левая, где находился Денис, уже подверглась атаке. Он начал так быстро, как можно было, стрелять в противника и отходить назад с громким предупреждением:

— Наступают!

И правда, Миша и Алексей даже отойти не успели и убрать щит, как оборону обошли солдаты и уже планировали сцепиться в ближнем бою. Симонов, едва увидев жёлтые глаза самого ближнего, выстрелил из револьвера, не постеснявшись снарядами разорвать лицо в уродское скопление мяса и кожи. Сразу за падающим вышел второй, как гриб после дождя, который готовился копьём уколоть живот Симонова. Алексей, не целясь, начал покрывать левую сторону электро-пулями в попытках отбиться от западни и поначалу это получалось, пока один психованный солдат с палашом наперевес не забрался по щиту Симонова и с весёлой улыбкой хотел прыгнуть на пулемётчика. Отходи, не отходи — всё равно настигнет. Очередь не переведёшь — заденешь Мишу — а блокировать рывок было бы необычайно сложно. Время шло на миги, когда вопрос выживания стоял особенно остро. Каждый член команды в определённой трудности, и никто не мог перешагнуть препятствие, дабы спасти ситуацию.

Вася показала себя очень вовремя, будто исправилась после недавнего. Её кристаллически-фиолетовый сгусток магии обрёл формы примерного копья, который с завидной скоростью влетел в кадык солдата на щите и застрял на половине. Кровь порабощённого полилась наружу, а сам он завалился назад и упал. Так команда сумела блокировать атаку без потерь и даже истребить преследователей.

— Это было близко… — прокомментировал бой Денис, перезаряжая винтовку. — Чёрт, кристаллов маловато.

— Так же, — отшвырнул использованный кристалл Алексей, — такими темпами мы сыграем в ящик из-за истощения.

— Ты как? — забеспокоился Миша, смотря на сидящую Василису, всё ещё пытающиеся противостоять сонливости.

— Паршиво, — призналась та. — Я словно дня три не спала, как перед экзаменом. Чёрт, не думала, что вспомню то время…

— Когда смерть близко, ты волей-неволей вспоминаешь прошлое, — Денис, усмехаясь, словно говорил на своём примере. — Жутко, думаешь, что это предсмертный пролёт жизни, но как-то помогает двигаться.

— Как вы с этим боретесь? — Кирирова опять начала уходить в панику, непонимающе схватившись за волосы. Её глаза застыли в неподдельном ужасе, а ноги, пускай она и сидела, безумно тряслись. — Это просто невыносимо!

— Выбора нет. Никто и нас не хочет умирать, но мы сами пошли в армию с пониманием, что встретимся с врагом первыми. Мне тоже страшно, аж напиться хочется, хотя бросил уже пять лет как!

— Главное, держись и доверься нам, — успокаивал Миша, с улыбкой на лице присев перед ней. — Нам ещё надо выбраться. Можешь встать?

Василиса не спешила с ответом, зато смотрела с явным беспокойством на Мишу. Быть может, она не доверяла новоиспечённым товарищам, или, возможно, ужасный опыт сильно изменил её личность, оттого переживала тяжёлый период адаптации и осознания. Молодая девушка пережила то, что не каждому дано, а дальше будет только хуже, намного хуже, и она это прекрасно понимала.

— Да, могу, думаю, — Василиса попыталась встать сама, и у неё получилось без проблем, правда, твёрдо стоять на ногах было всё ещё проблематично. — И куда идём?

— Тсс-с! — Денис поднял руку, призывая к молчанию. — Я слышу шаги.

При обостренных пяти чувствах Миша услышал какое-то приближение только через пару секунд. Это были не просто шаги, а бег, причём определённого количества неизвестных. Коридор справа наполнялся самыми разными звуками, кроме бега: крики и переговоры живых людей, всплески стихий в виде затвердевания льда, полыхания огня и тому подобное, а также яростные периодические стуки металла о металл, обычно сопровождающиеся чёткими приказами отступать. Красные тут же заняли новые позиции, пока Василиса и Миша стояли сзади в готовности помочь первой линии обороны.

— Пока не убедимся, кто там — не стрелять, — приказал Симонов, направляя револьвер в коридор.

Наверняка каждому хотелось бы встретить кого-то здорового, живого и желательно мага. Вскоре в их коридор выбежал человек в богатом фиалковом мундире, размахивая саблей, как указателем для приказов, но он резко остановился только при виде красных.

— Что за… — не понимал тот из-за яркого света магсферы за спинами команды.

— Мы — красные! Бегом сюда! — крикнул Денис.

Им было достаточно понять, что это люди, чтобы быстро подбежать к ним вместе с отрядом. Помимо мундира за ним шли те две эльфийки — красноволосая и маленькая — также двое обычных в кителях, а сзади всех громко топал человек в доспехах с бычьей головой. Фиалки, явно от кого-то убегающие, сразу встали по позициям, готовясь к предстоящей битве. Пока тяжеловес стоял в авангарде, а стрелки у красных, мундирный расположился рядом с Мишей. Поседевший сорокалетний мужчина был слишком напуган и напряжён, пускай и пытался сохранить командирское хладнокровие.

— Это все красные?

— Нет, отделили, — тут же ответил Миша.

— Также. Хитрые выродки завалили проход между нами, а после точечно начали бить выживших… какие же твари!

— Сколько за вами? — Денис хотел слышать именно это.

— Три рыцаря.

— Три?.. Что? — он хотел слышать не это, однозначно. — Нам конец! Может, отступим?

— Поздно, — крикнул тяжеловес с чётким намёком на приближающиеся шаги.

Миша ждал их встречи, как обычно бывает перед началом какого-нибудь экзамена. Волнение, страх, прочие переживания — всё смешивалось настолько, что здравую идею придумать или трудно, или невозможно в принципе. Ноги хотели бежать, мышцы замереть и больше не двигаться, а голова — спрятаться. Три рыцаря, три монстра, три опаснейших противника вот-вот выйдут в коридор и собственноручно уничтожат каждого вторженца этих мест. Предложение Дениса было даже здравым, только что делать дальше — вопрос существенного значения, ведь так бегать без плана и в спешке рано или поздно станет крайне опасной затеей, и не просто неожиданной встречей с врагом, а полным истреблением на всех уровнях, будто физическая составляющая, моральная или психическая. Стены давили, напевали смертельную песнь и ждали, когда их поверхность запачкается алой кровью. В этом всём, как вишенка на торте, сильно выделялась участь Миши, ведь он, как часть их мира, был главным раздражителем порабощённых. Они ненавидели здоровые души намного сильнее магов, потому, если та троица рванёт именно к нему, он даже не удивится.

И всё же трое против десятерых, этого должно быть достаточно, дабы как-то противостоять таким противникам. Так думал Миша, пока не увидел их лично. Спокойно, солдатским шагом вышел первый рыцарь. Высокий, в тяжёлой броне с крестом на нагруднике; в руках на этот раз был башенный щит, причём золотисто-серебряный, с примесью красного и даже оранжевого, и полуторный меч, который тот держал как какой-то лёгонький кортик — в общем, полная компиляция монстра, пугающего так же, как первый из встреченных, своим видом, спёртым воздухом, выходящим из забрал, и непоколебимым поведением максимально уверенного солдата. Следом за ним показались и остальные двое, совершенно идентичные друг другу, за исключением оружия и некоторых пятен крови и сажи. Боевой двуручный двусторонний молот бойком тёрся и стучал о стену, привлекая совершенно ненужное внимание к самому дальнему рыцарю, который, похоже, и добивался подобной реакции. Его товарищ, самый средний и вроде бы непримечательный, вовсе был тихим, пускай и лезвие его цвайхендера полностью было покрыто свежей кровью, от рукояти до первой гарды. Каждый из них встал в десяти-пятнадцати метрах от тяжеловеса и вызывающе, даже издевательски прорычали или простонали, всем показывая свои жёлтые коварные глаза мимо шлемов. Они словно дали беднягам, пытающиеся противостоять, шанс начать первыми атаку.

— Атакуем поочерёдно и аккуратно, — предупреждал офицер фиалок, неспешно приближаясь к тяжеловесу. — Лучше сократим расстояние и будем бить как только получится, иначе смерть.

— Вася, стой сзади и следи за ситуацией, — настоял Миша. — Денис, помоги ей.

— С радостью, товарищ лейтенант…

Дальше думать было до невозможности трудно, а всего виной сильные ограничения и в пространстве, и в ресурсах. По сути, рассуждать о тактике бессмысленно, так как рано или поздно всё перетечёт в стенку-на-стенку, где выживал сильнейший и хитрый. Но сработает ли лобовая атака против таких противников? Будь они обычной тварью по типу орков, троллей или простых преступников-варваров, то наверняка да, но сейчас — исключительный случай. Миша пытался убедить себя, что он лишний раз накручивал себя и превозносил рыцарей — как никак порабощённые, почти мёртвые — но он не мог думать иначе. Он видел в их глазах, в их душах ту кровожадность, ни с чем не сравнимую и очень мерзкую.

Фиалки аккуратно расположились так, чтобы все ближники были в авангарде, как надо, а стрелки — прямо за спинами. Миша как раз встал рядом с офицером, а буквально сзади «быка» оказалась красноволосая эльфийка, недавно отодвинувшая свою подругу к Васе и Денису. Конечно, она боец, такой же, как и красноволосая, но бережливость подруги была оправдана, едва стоило посмотреть в глаза маленькой. А они не умели врать, не могли скрыть сильнейший страх, томящийся внутри. Так против врага встали всего семеро, но в хорошей расстановке. Рыцари же ждали, стояли непреклонно и ровно, совершенно не реагируя на действия оппонентов. Рыцарь с щитом находился впереди всех, и он не боялся. Было поздно отступать, но Миша уже понимал, чем это кончится.

— В атаку! — погнал всех офицер, покрыв свою саблю горячей магмой бугристым слоем.

Тяжеловес с боевым топором рванул в атаку, как бешеный и самый смелый. Вмиг насытил лезвия камнем и размашистым ударом попытался сразить первого рыцаря, но, естественно, щит не просто отбил ужасную попытку, но и оттолкнул орудие обратно, позволив мгновенно контратаковать. Полуторный меч влетел в бок фиалки, причем одновременно с этим задев и другого, в кителе, ранее бежавшего с копьём наперевес. В результате на пол свалились части тел случайной жертвы, но лезвие меча из-за такого не пробил броню тяжеловеса. Параллельно же офицер атаковал среднего, причём его магмовый клинок удачно врезался в цвайхендер, так, что крупные горячие капли лавы брызнули на броню рыцаря, нанося какой-никакой неприятный эффект. Впрочем, наверняка сказать было трудно, ибо и Миша, и Алексей были заняты последним противником. Стройная очередь пулемёта мяла броню и стремительно продвигалась к её пробитию, но броненосец решил оттолкнуться от земли и напасть на стрелка одним махом молота. Щит Симонова отделил его от них, но ненадолго: рыцарь ударил по нему настолько сильно, причём чем-то наверняка усилив, что вся платформа полетела в Мишу. Он не мог совладать с такой кинетической энергией — был вынужден избавиться от щита, тем самым позволив рыцарю продолжить атаку. Молот летел горизонтально в голову Симонова, как язычок к стенке колокола, столь непреклонно и обыденно, словно для него подобное — обычное явление. Чудом Миша успел упасть на четвереньки, отчего получил лишь небольшие осколки стены на спину после удара. Пулемётчик же возобновил обстрел, тем самым отбрасывая порабощённого немного дальше.

Красноволосая прикрывала тяжеловеса, который яростно бился с щитовиком, а именно пыталась травяными, но крепкими стрелами попасть в уязвимые участки. Эльфийка пыталась слишком часто, а большая часть стрел просто отбивалась от брони, а остальная — только мяла. Тяжеловес только и делал, что бил то в щит, то в меч, ни разу не касаясь тела, в то время как сам рыцарь уже смог отцепить нарукавник правой руки вместе с частью мяса и кожи. Офицеру доставалось гораздо больше, и не без помощи товарища в кителе, снайперской винтовкой поддерживающего того мимо всех. Офицер явно был мастером во владении оружия, ибо так филигранно парировать каждый новый удар противника было что-то с чем-то. Раз уклон, два парирование, три уход — ну чистокровный потомственный мастер! Он постоянно двигался вокруг него и бил по броне, уклоняясь от цвайхендера, словно от тренировочной палки, при этом постоянно покрывая металл магмой, которая до безумия нагревала доспехи. Со стороны казалось, что всё идет гладко. Действительно равный бой, даже Миша встал в стойку и послушно подстраивался под атаки молота, одними уклонами получаясь сильно бить по рукам, пока Алексей, в особо подходящие моменты, мял нагрудник уже до трещин. Битва шла как надо, это так.

Рыцарь с щитом внезапно не отбил атаку топора, а проскользил её по поверхности в сторону, чтобы поменяться сторонами. Так, фиалка ушёл вперёд, а порабощённый встал напрямик к эльфийке. Точный выстрел в заднюю часть колена предотвратил опасный взмах меча, но девушка просчиталась в одном моменте. Ранение-то серьёзное для движений, но атака не остановилась, а лишь сбилась, отчего клинок пошёл совершенно непредсказуемо. Острие прошлось по передней мышце бедра, оставив глубокий порез, после которого эльфийка упала на спину. Тяжеловес тем временем напал сзади на рыцаря, но тот быстро насытил меч молниями, а после с разворота наобум зарядил в противника. Вертикальная волна молний врезалась в потолок, а вместе с этим отбила атаку топора. Удивительно, но рыцарь опять нанёс удар с разворота, словно в кружевном танце. Но удар был необычный. Он, заметив, что красноволосая уже пыталась отползти на больше, чем на метр, сильно ударил нижней частью окантовки щита чётко ей в голову. Череп раздробился, а вместе с ним и лицо выше челюсти, превратившись в единую кучу.

— Нее-е-ет, Сильтия! — прокричала другая эльфийка, от увиденного свалившись на колени.

Она была сломлена и просто уничтожена психически одним махом.

А рыцарь спокойно поднял щит, но за железные усилители на окантовках, по сути, дополнительные листы металла, закрепились волосы, так и повесившись на заклёпке. Новая атака быка вынудила рыцаря принять её на щит, но из-за ранения в ногу тот заглох в обороне. Сначала. Впоследствии он, после очередного сильного удара, попытался замахнуться мечом, правда, Василиса вбила магическим копьём в его руку, причём ровно в локоть, насквозь мимо брони. Так ситуация вновь заглохла, ибо снова начались взаимные атаки, не имеющие превосходства ни с какой стороны. Офицер же, сражаясь с врагом в неравных условиях даже при помощи снайпера, решил пойти на прекрасный умный шаг: при парировании атаки тот материализовал в нерабочей руке ком лавы, которую швырнул в шлем рыцаря. В итог забрало покрылось затухающей магмой, попутно вызвав ужасающие ожоги в районе лица. Миша впервые заметил, как порабощённые неохотно пользовались святостью, даже при таких ранениях, совершенно не пользуясь святой водой — что это значило?

Симонов не мог долго уходить от атак своего врага. Теперь рыцарь не позволял тому уходить с поля расстрела пулемётчика, намеренно атакуя или колющими атаками — на молоте, оказывается, был штык, — или резкими с малым замахом дробящими в ноги или в живот. Теперь началась игра насмерть, ведь гораздо более опытный противник уже начинал ранить Мишу в самые разные места. Пока раны слабые и случайные, но укол в ребро, в плечо, в ногу и сбоку от паха давали о себе знать. К счастью, дробящие атаки блокировались щитом, пока огонь, воздух и реже молния били о броню. Раз, мах в подмышку — огонь врезался в наплечник. Два, удар в шею — рукоять молота остановил воздух. Три, укол ниже набедренника — отбил самый край доспеха. И так постоянно. Миша был близок, он знал, куда бить, но каждый раз не мог довести атаку до конца. Остался единственный вполне продуманный план.

Тогда пришлось всё поставить ва-банк. Из-за постоянных атак врага Мише пришлось убрать револьвер в кобуру, но как раз он и мог бы спасти ситуацию. Так он покрыл клинок металлом щита и блокировал дробящий удар молота. Едва сдержав отдачу, и то по случайности и ценой отбитой кисти, Симонов быстро вынул пистолет и от бедра начал стрелять в шлем противника снизу вверх. Снаряды сильно били броню, мяли её, но суть была не в этом. С удачной, но не первой попытки Миша попал прямо в шею, скорее даже в подбородок. Противник отшатнулся назад и простонал, будучи дезориентированным. Симонов быстро пригнулся к его ногам, а пулемётчик, ловя момент, открыл шквальный огонь по нагруднику. Трещины стали превращаться в дыры, и теперь тело рыцаря охотно дробилось электро-снарядами, превращая жертву в дырявый сыр. В итоге душа вылетела наружу и распалась.

Офицер потерял руку: рыцарь оттяпал его случайным махом цвайхендера. На самом деле, слепым рыцарь стал куда свирепее и опаснее. Он силой снял с себя шлем, швырнул в сторону и открыл всем своё лицо. От магмы всё лицо было обожжено, глаза уничтожены, но остальная часть головы была не лучше. Сальные волосы прилипли к коже и стали расти, словно ниточки, проходящие по шву иглой, в итоге формируя странные комки; уши обвисли, как у слона, только мочки имели форму скорее очень-преочень тухлых блинов, а затылок имел странное сдавленное состояние. Вскоре он показал, в чём суть. Как только рыцарь повернулся спиной, из его затылка вылезли гнилые растения, выходящие стеблями с очевидным намерением напасть на офицера. Момент — и между стеблями-щупальцами образовалось… лицо? Нет, почти звериная пасть или пасть насекомого, безо рта, зато с новыми глазами. Столько мерзкое зрелище не было окончено, ведь все конечности начали выворачиваться наоборот, теперь заменяя перед задом и наоборот.

— Алексей! — пытался подключить его Миша.

Но он не успел, так как кристаллический снаряд прилетел чётко между глаз чудища. Снайпер сработал просто идеально, и теперь был убит второй рыцарь. Последний оказался намного серьёзнее всех остальных. Как бы ни старалась Василиса, щитовик постоянно давил на тяжеловеса даже раненым, потому, в очередной раз, фиалка пропустил ключевой удар меча, влетевший сначала в плечо именно между шеей и бронёй, а после напористый пуск огня прямо внутрь, отчего воин буквально начал сгорать изнутри. Недолго прошло до того момента, когда он умер.

— Тварь! — рявкнула эльфийка, объявившаяся прямо за спиной рыцаря.

Миша успел увидеть её безумный и гневный взгляд, питающийся, что удивительно, жутким страхом. Она, как зверь, загнанный в угол, стала бороться до последнего, отбросила панику и решила сделать то, что хотела, а именно — отомстить. Девица врезала посохом по шлему порабощённого, но не из-за физического урона, а последующего всплеска льда прямо на броне. Прошла пара секунд, как вся верхняя часть была покрыта толстой льдиной, ненадолго парализовав врага для удачной атаки. Миша сделал последний удар, в ту же шею, на этот раз точно клинком при помощи воздуха, дабы пробить лёд. Третья душа распалась.

— Уходим отсюда, — подгонял Денис, смотря в сторону иного коридора, — слышу голоса, много голосов, и нет, не магов. Орут, твари.

— Подожди ты, — остановил его снайпер, только-только перебинтовавший культю офицера. — Как много крови потерял… н-да, не везёт.

— Я помо… — Миша подходил к нему с намерением исцелить, но быстро остановился.

«Нельзя. Силы не бесконечные, доводить себя до предела — смерти подобно. Как бы ни хотелось, я обязан сдержаться».

— Чёрт…

— Я его понесу, не парься.

— Валим-валим! — кричал Денис. — Их десятки!

* * *

Выжившие сидели в складском помещении, как на поминках. Впрочем, своя логика в этом наблюдалась, так как никто из присутствующих не готов был расслабиться или хотя бы облегчённо вздохнуть. Давила томящаяся грусть, не из-за потери каких-либо людей в недавнем бою, а именно постоянством, словно каждый вновь убитый маг был сравним со срезанной газонокосилкой травинкой. Такая тяжесть угнетала даже стойких к стрессу красным, не говоря уж о остальных. Выжившие еле оторвались от преследователей, забрели в побочный тупиковый коридор и спрятались на складе, где кроме пустующих деревянных ящиков ничего не было. При свете одной магсферы все занимались чем угодно: Миша общался со снайпером фиалок с целью определить их точное расположение по карте, предоставленное им для анализа, Денис дежурил у выхода, несколько раз с короткой периодичностью проверяя баррикады, сформированные из тех ящиков, Алексей же рыскал по карманам и сумкам в поисках своей провизии, а вот та эльфийка, недавно потерявшая близкую подругу, сидела у стены на полу, прижала колени к себе и смотрела в пустоту, практически никак не реагируя на заботу Василисы, бесполезно пытающейся привести её в чувство, офицер же фиалок сидел на ящике, весь побледневший, и просто пытался держать себя в сознании, скорее для того, чтобы не обременять товарищей в процессе. Атмосфера, как можно заметить, была никакой.

Не сказать, что сам Симонов был в спокойствии и рассудительности, но по состоянию он наверняка занимал второе место среди всех только потому, что хотел помочь всем, чем только можно. А заслуженное первое место занимал снайпер, который вскоре слишком уж заметно выделялся отсутствием логичной реакции. Нет, это не хладнокровие, как у Алексея или Терентьева, а скорее безразличие. Он ничуть не переживал о своём командире, о той эльфийке или о недавних потерях, заставляя Мише задуматься, а знаком ли он был с ними вообще. Более того, молодой светло-русый парень с по-армейски выбритой головой преспокойно поедал свою тушёнку, аккуратненько так и аппетитно забирая ложечкой кусочек за кусочком, параллельно сверяясь с Мишей о примерном устройстве гробницы. Дмитрий, как он назвался, передал Симонову наиболее точные замечания по поводу сохранившейся им карты, некогда отобранный у мёртвого инженера, потому Миша собственноручно набросал примерный набросок их текущего расположения с учётом дальнейшего продвижения.

Алексей частенько засматривался на эльфийку, но из-за противогаза понять его конкретную целесообразность было невозможно. То или понимал её, или сочувствовал, или наоборот, считал будущей обузой — непонятно, но как только он заметил, что эльфийка косо посмотрела на поедаемую Димой тушёнку, тут же подошёл к ней и протянул плиточный сухой хлеб.

— Бери, — коротко приказным тоном сказал красный.

Эльфийка перевела взгляд на пулемётчика и отстранённо покачала головой, не обратив внимание даже на просьбу Василисы. Но Алексей был непреклонен. Он положил хлеб на ее колено, а следом снял с пояса флягу с водой и сунул между ногами и торсом эльфийки. Та в итоге не могла более отказываться от предложенного пропитания, потому наигранно-неохотно стала хрустеть сухим хлебом и запивать водой.

— Зря тратишь, — прокомментировал шёпотом Денис, упёршись спиной о стену. — Разве не видно?

— Ей всё равно надо набраться энергии.

— Нет, брат, это не играет роли. Посмотри в её глаза и сравни, что она потеряла. Дай ей нож — обязательно перережет вены.

— Нас учили помогать товарищам по возможности, будто первая помощь или передача еды. Сам знаешь.

— Товарищей — да, знаю и слова не скажу. Но разве они товарищи?

— Пока да.

— Денис, будь хоть немного дружелюбно настроенным человеком, — раздражалась Василиса, поглаживая эльфийку по плечу.

— Давай проясним кое-что. Я не желаю ей зла и не буду осуждать, если она решит убить себя. Мне, по большому счёту, без разницы на её судьбу. Я не верю, что она стоит того, чтобы тратить даже хлеб и воду.

— Вечно вы так, — вдруг взбесился офицер фиалок, чуть не скрипя зубами, — типичная аморальная красная тварь.

— Что ты вякнул, однорукий бандит?

— Вам всем насрать на «не-красных», словно какая-то элита. Ни сочувствия, ни сострадания, ни справедливости. Куча психически неуравновешенных отбросов…

Денис сам вспылил, потому тут же направил винтовку прямо на офицера. Алексей же не стал стоять в стороне и также подготовил пулемёт, но прицелился в снайпера. Пока офицер едва не плевался слюной от злости, Дима же продолжил поедать тушёнку как ни в чём не бывало.

— Продолжишь верещать, как обиженный аутист, или всё же подумаешь над своим поведением? — угрожающе-холодно и решительно сказал Денис.

— Парни, хватит! — Василиса стремилась разбавить и так ужасную атмосферу всеми силами. — Только резни нам не хватало между собой, угомонитесь!

— Прости, Василиска, но среди нас есть одна громкая шавка. Даю подсказку: одну конечность она просрала.

— Я до конца не знаю смысл ваших стычек, но давайте не сейчас. Нам надо выжить, понимаете? Гена, вот скажи что-нибудь!

Миша подошёл к Денису и аккуратно опустил его винтовку вниз. Он не меньше Василисы не хотел конфликта в такой момент, но отчасти понимал и вспыльчивость офицера, и реакцию Дениса. Их осуждать было бы глупо, оставалось лишь остановить. Тем не менее, Симонов решил сделать акцент на изначальной теме спора. Он медленно подошёл к эльфийке, ранее не реагировавшей даже на стычку, присел на корточки и достал револьвер из кобуры. Он прижал холодное дуло прямо ко лбу девушки, а после взял её за руку и приложил ладонь к пальцам Миши. Василиса тут же захотела остановить такое бесчестье, но подошедший Алексей преградил путь.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — начал Миша, смотря в глаза девушки. Она была напугана, но в то же время не хотела сопротивляться. — Я ни с чем не спутаю такой взгляд. Ты потеряла смысл жизни, свою цель, а недавнее потрясение напрочь разбило даже понимание действительности…

Миша не врал. Он начал терять память еженедельно не прямо с пятнадцати лет, прошёл ещё не такой большой период, когда Миша чувствовал, как начиналось столь ужасающее зацикливание амнезии. Было настолько больно осознавать о исчезновении пережитых чувств и эмоций и познакомленных личностей, что Симонов едва не сошёл с ума. Это было постепенно, как скатывающийся со снежной горы ком. Сначала случайно забывал недавние эмоции примерно за час-два, словно радости после победы в шахматах над Алисой и вовсе не было. После трёх дней Миша внезапно забыл о милой продавщице сладостей на центральной рыночной площади Лонгрессы и только при помощи Алисы смог хотя бы восстановить крупицы, мол, когда-то ведь действительно он видел подобную женщину. И так раз за разом, пока при достижении полугодичного ужаса Миша не начал терять память о подобном стабильно каждую неделю со вторника на среду.

Естественно, психика не выдержала. Сначала заела депрессия, а потом, невзирая на попытки Ректора и учёных помочь ему, Миша несколько десятков раз пытался убить себя. Однажды это едва не перетекло в привычку — каждую неделю резать себя — но всегда всё заканчивалось неудачей. Страх, неумение, неосторожность, внимательность учёных — причин было много, но тогда Миша не видел иного варианта.

«Это было слишком, — думал Миша, вспоминая те события, пускай и наполовину уничтоженные чумой, — тогда я понял, насколько всё-таки душа ужасна. Я не хочу ею обладать, она лишила меня смысла жить дальше, ведь кем я могу стать с такой проблемой? Даже быть обычным подростком было непосильной роскошью…»

Потому, смотря на потерянную эльфийку, он видел в ней себя. Одинокого испуганного мальчика, не знающего, что делать. Пускай проблемы не сравнимы по сути, пускай у эльфийки есть шанс оправиться, но он был уверен: если она решит убить себя, то пусть делает сейчас.

— Надави на мой палец — и ты умрёшь. Этого хочешь? Пойти вслед за своей подругой? — Симонов увидел, как на глазах девушки скапливались слёзы. Но при этом она молчала. — Сделай это, если уверена в себе. Пусть тебя забудут, как кого-то, кто жил в этом мире, пусть твоё тело здесь сгниёт, пусть твою подругу никто не вспомнит. Если желаешь оборвать свою историю, то сделай это сейчас.

Эльфийка неровно задышала, а по щекам потекли слёзы. Она обхватила руку Миши на револьвере и прижала все пальцы к его пальцу, но дальше не смогла. Правда пыталась решиться надавить на него, но что-то её останавливало. Она смотрела на противогаз Миши и с каждой новой секундой теряла уверенность в себе.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил он, сам не замечая, как затряслась рука.

— Лью… — девушка едва держала себя от плача. — Льюша…

— Льюша, значит… милое имя, — Миша сам убрал револьвер со лба девушки. — Льюша, готова ли ты жить?

— Я не знаю… я не… я недотёпа, которая без помощи Сильтии ничего не может…

— Тогда докажи себе, что можешь. Пытайся, сражайся и не отчаивайся.

— Не знаю, смогу ли…

— Не мне это говорить, никому из здесь стоящих. Ты решишь, стоит ли сражаться и жить дальше или же нет. Выбор за тобой, Льюша, выбор за тобой. Если ты не решилась сейчас — решишь после того, как мы выберемся.

Её глаза словно блеснули. Зелёные глаза не обрели жизнь, одной речью незнакомца не спасти ситуацию, но она была готова хотя бы попытаться. Как первый шаг, Льюша крепко-накрепко схватила свой посох и аккуратно поднялась на ноги, попутно вытирая слёзы рукавом своего зелёного костюмчика мага, слишком похожего на одежду человеческого мага, за исключением качественной позволяющей дышать ткани, будто какие-то листья или что-то похожее.

— Считай, стало получше… — вздохнула Вася от невротрёпки. — За что мне всё это…

— Я не думал, что ты эмпатичная, Василиса, — заметил Денис.

— Не сказала бы, — отнекивалась она, — просто хочу спасти свою шкуру…

— Ага-ага.

— Что ты пристал? Лучше радуйся, что нас семеро! Шансов побольше теперь!

— Василиса, ты откуда? — спросил офицер, пока платком вытирал пот.

— Отсюда же… ну, местная.

— Высшая школа милиции?

— Да.

— Мои сыновья там учатся, — усмехнулся тот в очевидном недовольстве, — сказали, что не хотят в армию к фиалкам, осточертел им остров, и ничего не сделаешь. Упрямые козлы…

— Они сбежали? — почему-то спросила Вася.

— Нет, я сам их отпустил. Моя отец был в армии, мой дед, прадед, вот, планировал детишек туда же запихнуть. Но моя жена, ныне бывшая, была только рада видеть сыновей где-то в другом месте, чем у каких-то там фиалок. Сильная ссора разбила мою семью, жена ушла, а детей забрала с собой, только денег у них не было. Я был убеждён, что я прав, что традиция должна продолжаться, но, знаешь, я вспомнил себя когда-то. Такой же был, только хотел во конфедеративный флот, а отец заставил меня пойти к фиалкам. Не скажу, что жалею, но как-то тягостно, не в своей тарелке. Я дал сыновьям и бывшей жене все средства для жизни в столице, заплатил взнос в Высшую школу милиции и ушёл из их жизни, как чужой. Сам…

— К чему это… — вздохнул Дима, положив пустую банку тушёнки на ящик. — От раны бред пошёл?

— И вправду, зачем я вспомнил это…

— Дед крышей поехал, ясно, — усмехнулся Денис, — но ты хорош, пускай и фиалка.

— Пошёл ты, — офицер даже рассмеялся. — Угораздило ведь с вами связаться. Комедия, ей-богу.

— А тебя как звать? — поинтересовался Алексей.

— Рома, зови так.

— Даже звание и фамилию на назовёшь?

— А какая разница? Наша задача выжить, а не в армию играть, и так надоело.

— Пёстрая компания, — заметил Дима, хотя ему было крайне безразлично.

— Думаю, надо выдвигаться, — предложил Миша, вынув из ножен свой клинок. — Нам предстоит многое пережить.

* * *

Чувствовать постоянное нагнетание обстановки сквозь темень коридоров, словно с тяжёлым отпором борющиеся со светом магсферы, входило в некую привычку, и теперь было не так страшно и напряжённо, как раньше. Впрочем, мёртвые стены всё равно не вызывали положительных эмоций, а крики, выстрелы и редкие взрывы вовсе заставляли мурашкам бегать по коже каким-то строевым парадом. Семеро везунчиков — или невезунчиков — шли по гробнице в надежде найти тот счастливый выход к отряду Терентьева, при этом совершенно не встречая противников. Никто, будь то местные жители, солдаты или рыцари, даже не пытались уничтожить неубиваемую семёрку, внести корректировки очередным взрывом прохода или банально испугать. Миша умудрился пропустить тот переходный момент, когда злосчастная тишина быстро сменила недавнюю жестокую бойню, словно кто-то дёрнул выключатель. Тем не менее, он был рад такому спокойствию.

Отрядец шёл стремительно в северную часть подземелий, проходя раз за разом всё новые развилки, комнаты и небольшие залы, где крайне редко попадалась простая мебель типа пустых полок, ящиков или обеденных столов. Чувствовалось, как когда-то давно здесь теплилась жизнь. За этими рядами столов обедали или проводили важные разговоры люди, на этих полках стояли книжки, а может, стандартная столовая посуда. Вот сквозь приоткрытую дверь комнаты, где Миша заметил нечто похожее на маленькую берлогу обувного мастера, он увидел целую горку поношенной обуви, начиная с босоножек и заканчивая плотными сапогами. Миша даже решил, что не хватало бы там ремесленника, отсутствие которого сильно обедняло комнатушку.

Новоиспечённые товарищи имели некую пестроту в проявлении реакции на происходящие события. Алексей и Денис — понятно, солдатское хладнокровие в совокупности с пыльцой в противогазах, но вот остальные до забавности вели себя по-разному. Василиса полагалась на Мишу, ходила рядом и помимо ощущения себя в безопасности не стеснялась присматривать за ним, внимательно проверяя каждую пройденную развилку. Симонов даже ненароком вспомнил Алису и её опекунство, но вскоре Вася показала потираниями ладоней и бегающим взглядом вкупе с непостоянством дыхания свои переживания, волнения насчёт собственной выживаемости и выживаемости окружения. Она не меньше остальных боялась гробницы, конечно, старалась вести себя уверенно, но очевидное стремление к идеализму её не спасало. Почему очевидный? Походка наигранно ровная, спина прямая, движения сначала казались осторожными, но впоследствии стали резкими, почти приказными; характер никак не бился с поведением тела — Миша просто чувствовал, что она куда проще, чем кажется — а взгляд, пытающиеся быть острым и бесчувственным, всё равно питался страхом и неряшливостью.

Вдруг дверь очередной комнаты распахнулась, а оттуда свалился на пол порабощённый. Не сказать, что он представлял опасность, но испугаться дал многим. Как раз Василиса и проявила свою женскую простоту: девушка едва не провизжала и схватила Миша за ткань кителя на спине, сначала двумя пальцами, а после в удивительно сильной хватке всех сразу.

— Как бухой из паба, — усмехнулся Дима, слегка встрепенувшимся от подобного.

Не желая портить кристалл в винтовке, да и шуметь в целом, снайпер подошёл к стонущему порабощённому, достал нож и, схватив за сальные липкие волосы, поднял голову святого. Всё, что было ниже носа, было опухшим, губы вовсе сжались вовнутрь, а челюсть частично насильно вдавилась в череп, причём заметно срастаясь в новом таком виде. — А пить ты больше не можешь…

— Прикончи ты его уже! — прямо умоляла Василиса.

— А ты не привыкла? Поубиваешь пару-тройку таких бедняг — и спортивный интерес сам погонит изучать их мутации.

— Бедняг? — уточняюще спросил Миша, не веря его словам.

— Да, бедняг. Их судьбе только посочувствуешь. О, ты не подумай, мне их не жалко, просто принимаю их мучения, как факт.

— Гена, он чхать хотел на мораль и нравственность… — добавил Рома, стоя позади всех.

— Наконец-то ты запомнил различия между этими словами! А то ставишь их как синонимы, ужас, — рассмеялся снайпер и спокойно перерезал глотку порабощённому. Вытирая нож о одежду жертвы под падение осколков душ, он продолжил: — Я не стремлюсь к бесполезной трате времени, всего-то.

— И что ты подразумеваешь под «бесполезной тратой времени»? — продолжал спрашивать Миша, совершенно не обращая внимание на неподходящее время для разговора. — На что не тратишь?

— Да всякое, — Дима проверил комнату, откуда выпал святой. — Не люблю многие законы нашего общества, мол, уступи место старику или женщине, дай монетку-другую бездомному или пропусти сначала даму. А если оставить быт, то если бы убили моего командира, я бы даже пальцем не шевельнул.

— Под трибунал бы тебя… — пробубнил Рома в обиде.

— Ну прости! Ты меня бесишь!

— Парни, а с вами всё хорошо? — Василиса не унималась. — Ну, тут мы, как бы, посреди гробницы, вокруг порабощённые.

— Будто они нашего света не видят, — сказал Денис, следя за тылом группы вместе с офицером. — На вас посмотришь, плакать захочется. Разговор хотя бы поможет.

— Только тихо, — Алексей проверял развилку.

— А, действительно, зачем безопасность…

— Василиса, ну что ты, сама как на иголках, как и мы все, давай разбавим атмосферу, — сказал Дима, будучи спокойным без каких-либо препаратов.

— Нет, она права, — негодовал Рома. Он прижался спиной к стене в порыве слабости, крайне неуверенно держа уцелевшей рукой саблю. — Давайте продолжим, мы и так в заднице.

— А что изменится, если мы продолжим? Не будем в заднице? — вздохнул Дима и показательно лязгнул винтовкой. — Пошли тогда уж.

Миша не мог понять снайпера, вот совершенно. Ему было так же нервно бродить по подземельям, так же страшно, но почему он вёл себя так спокойно и отчасти весело? В чём его секрет?

Так или иначе, далее рассуждать особо было не о чем. Недавно крики и рычание некоторых порабощённых были услышаны совсем рядом, потому каждый член отряда был насторожен и готов к бою. В этот момент Миша случайно вспомнил о Льюше, потому волнительно посмотрел назад прямо на эльфийку. Она шла сзади Василисы и не проявляла практически никаких эмоций. Это натуральное опустошение или смирение с возможностью смерти. В любой удобный ей момент она решится убить себя — почему-то Симонов в этом не сомневался. Зелёные некогда красивые и любознательные глаза теперь были мёртвыми, без той искорки, показывающей любого другого человека — или эльфа, не важно — как желающего хотя бы просто жить.

И вновь Миша вспомнил своё прошлое.

Когда момент стабильного опустошения памяти ещё не наступил, Миша был готов провернуть наиболее удачную, резкую и необратимую попытку лишить себя жизни. Современный Симонов бы дал тому прошлому в лицо за такое — ни в коем случае нельзя убивать себя — но тогда было слишком плохо такое переживать. Он чувствовал, что дальше будет не жизнь, а мука без хорошего конца, потому вариант сброситься с башни научно-исследовательского института Ректора был не таким уж плохим. На подготовку ушло несколько недель, и никакие попытки приёмного отца сдержать рвение Миши не помогли. Ни изоляция, ни охрана, ни закрытие комнат — ничего не остановило Мишу, эдакого гениального сбегающего заключённого из супер-пупер тюрьмы. Осталось совсем немного: сделай шаг и ты полетишь в свободном падении на асфальт внутренней дороги. Мгновенная смерть, резкая, грубая, ужасная, но необратимая. Тогда, как помнилось, был совсем слабый горный ветер, снег, заполонивший весь хребет, привлекательно расстилался белым покрывалом по склонам, словно провожая подростка на тот свет.

Но тогда к нему ворвалась Алиса, как-то прознавшая план Миши — хотя, он уверен, Ректор сам всё понял, но решил положиться на подругу сына, хоть это не в его стиле — и она смогла остановить его от самоубийства долгим разговором обо всём, столь трепетным и хорошим, что на миг он подумал о влюблённости девчонки, столь бойкой и резкой, отчего сам факт её любви был бы экстраординарным. Тогда-то она поклялась быть рядом с Мишей, раз и навсегда. Тогда она оставила свою жизнь ради тупого друга, нет, близкого человека, не умеющего бороться с преградами. Потому Льюша в его глазах была олицетворением Миши в своё время, и дело не в причинах самоубийства или степени отчаяния. Она переживает то распутье, где решится само её существование. Слишком сложный и ответственный момент, терзающий мозг до белого каления. Миша был бы рад помочь, поговорить с ней, поддержать в конце концов, как это сделала Алиса, но сейчас было совсем не то время. Другие условия, другие преграды, стоящие перед тем распутьем. Она сама по себе вплоть до выхода из гробницы.

— Сюза-а-а-анна! Сюза-а-а-анна! — вопил знакомый голос откуда-то справа в побочном коридоре.

— Опять он… — тягостно вздохнул Денис. — Надоел…

— Это кто? — насторожился Дима, направляя винтовку во тьму.

— Он ищет одну девушку, — рассказывал Миша, — постоянно ходит и вопит одно и то же имя.

— Девушку?

— При этом эта тварь насилует мужчин, — добавила Вася.

— Прямо в за…

— Да, туда. Я не понимаю, с чем такое связано, но слышать его голос просто невыносимо…

— Я хочу проверить, — предложил Симонов.

— Отказано, — хором ответили Дима и Денис. Далее продолжил только красный: — Нас и так мало, тебя точно не отпустим, понял?

— Но…

— Я понимаю, риск кровь гоняет, — поддерживал снайпер, — но умерь свой пыл.

— Да, пойдёмте дальше… — Василиса слабо толкнула Мишу в спину. — Даже не надейся.

Симонов хотел бы узнать горе-насильника получше. Не из-за ужасного фетиша порабощённого, только лишь из-за Сюзанны, которая по везению Миши связана с Германом. Если он узнает, какое отношение к ним двоим имеет тот монстр, то получится более цельная история прошлой жизни каждого из участников. Хорошо было бы самому найти эту девушку, таинственным образом имеющая неясную популярность даже после чумы, но товарищи Миши были правы — нельзя думать о таком, когда на кону жизни всех выживших магов. В месте, где каждый готов тебя убить, важно сохранять спокойствие и вести себя в пользу группы, дабы вместе общими силами спасти свои шкуры. В Мише томилось подобное желание, точнее, эдакая жажда, характеризующиеся потребностью помочь всему окружению сейчас. Малознакомые, вынужденные товарищи и враги по идеологии — неважно, в приоритете их жизни. Это натура Симонова? Странная доброта, направленная на многих желающих помощи? Помнил бы он свои чувства и людей, кроме текста в дневниках, то сразу бы ответил на такой вопрос. Как бы точно Миша ни изложил факты на бумаге, он всё равно не мог сохранить и пятидесяти процентов значимости тех событий лично для него. Правда, он замечал некую странность: после очередной потери памяти он чувствовал довольно неясный страх. Это даже не страх перед неизвестностью, а куда более глубокий и сложный. Казалось, что это чувство — единственное, что сохранилось. Возможно, это связано и с необъяснимым стремлением быть рядом с Алисой. Так или иначе, объяснить было невозможно, как и подтвердить каким-нибудь исследованием, особенно когда мнение испытуемого так искажалось.

В любом случае, семёрка продолжила путь, невзирая на возгласы порабощённого в томительных поисках Сюзанны. Но, к сожалению, одним таким монстром всё не обошлось. Дальше, как назло, было слишком много звуков. Кто-то кряхтел, совсем рядом, будто буквально за стеной в комнате, некто постоянно харкал на грани со звуками рвоты, а прямо по курсу слышались слишком жалобные болезненные стоны. Сначала единогласно решили, что это женский молодой голос, но потом сквозь искажения и вибрации он сменился на мужской старческий. И так из одного состояния в другой, будто неумелый музыкант стучал по клавишам пианино с первой ноты до последней и обратно. Звук не столько мерзкий, сколько напрягающий и жуткий. От него исходило даже не чувство опасности, а неясной тревоги, окрашивающая подобное в нечто жалобное, требующее сочувствия.

Василиса первая пошла в разнос. Она начала отговаривать мужскую часть группы от затеи приближаться к источнику звука, но никто из потенциальных для неё единомышленников и бровью не повёл. Льюша после пережитого стресса почти не дрожала, словно страх улетучился, но Симонов видел всё прекрасно, стоило только обратить внимание на глаза. Она не хотела приближаться к источнику в равной степени, как и Вася, но уже интуитивное желание смерти, с которым она, собственно, пыталась бороться, заставляло девушку двигаться. Тем не менее, она не смогла поддержать новоиспечённую подругу, потому группа продолжила путь. При свете магсферы Дениса темнота превращалась в кладезь способов умереть, а в совокупности с такими стонами — в кладезь ловушек, засад и заманивающих в лапы какого-нибудь существа звуков. Для большей безопасности в авангард пошёл Алексей, прямо за ним, по разные плечи встали мечники — Миша и Рома — а на прикрытии, соответственно, были стрелки. Девушкам удостоили задачу охранять задницы парней, как истинные защитницы мужского спокойствия.

На свет показался источник тех звуков. На полу, прижатые спинами, лежали два тела, конечно же, живых, но настолько извращённых мутациями, что было тяжело смотреть. Появился, соответственно, и ответ на вопрос, почему голос так менялся, ибо молодая девушка-блондинка приросла к болезненно выглядевшему старику. Не просто слилась кожей — всё куда хуже. Кости плеч неудачливых компаньонов срослись и обвились, как лозы, вплоть до кисти рук, причём с заметными переломами костей; в районе непосредственно торса пытались соединиться органы кишечно-желудочного тракта в неясный ком — или сложную сеть, — в то время как головы приросли так, что рты трансформировались в единый общий. Ноги полностью отсутствовали, оттого бедняги не могли оказать никакого сопротивления.

— Вот же мерзость… — с отвращением прокомментировал Денис, отведя взгляд в сторону.

Василису вырвало. Пока Льюша пыталась привести девушку в чувство, а параллельно отдалив себя от такого вида, парни думали, что делать с такой тварью. Алексей вёл себя спокойно, внимательно осматривал порабощённых и всячески анализировал, причём вслух:

— Если так подумать, то их черепные коробки объединились, а значит, скорее всего, и мозг. Это вообще можно назвать жизнью? Такой организм не будет работать, как надо.

— Спасибо, капитан очевидность, — съязвил товарищ-красный, уже направляя винтовку в общую голову святых, — давай я их пристрелю уже, задолбали.

— Стой, — остановил его Дима. Закинув оружие на плечо, снайпер вынул нож и медленно подошёл к ним. — Ты забыл, где мы? Звуки не издаём — жизни сохранём.

— «Сохранём»? — не понял Алексей. — Ты пытался рифму придумать, да?

— Да к чёрту, у меня нет таланта придумывать рифмы, — пожал плечами Дима, встав на корточки перед порабощённым, — так… а шеи-то разделены.

— Режь обе, — настоял Денис, засматриваясь на стоящих в сторонке девушек.

Новый всплеск стонов на миг остановил снайпера от попыток прибить порабощённых, но сквозь непродолжительную паузу тот всё же приложил острое лезвие к их потускневшей коже. В результате, едва ощутив надрез на шее, святые широко раскрыли жёлтые глаза, посмотрели на Диму и завопили оглушительным голосом на всю округу, раскрыв рот вплоть до разрыва внешних щёк. Крик был настолько яростный, злостный и громкий, что снайпер перепугался и неаккуратно проделал в их шеях неправильные глубокие порезы. Святые, захлёбываясь кровью, всё же замолкли.

— Вот ублюдки! — ругнулся Денис, услышав мгновенную реакцию порабощённых рядом.

Толпа всех местных начала рваться на звук, причём почти со всех сторон, особенно сзади. Миша даже услышал, пускай и отдалённо, стук и лязг тяжёлых доспехов. Ещё не успела расколоться душа, как группа побежала вперёд подальше от преследования. Удача повернулась против них даже в ориентировании: слишком много развилок, на прямом коридоре достаточно перекрёстков, а звуки яростных воплей и шагов были слышны отовсюду. И тем не менее, пришлось бежать как можно более быстро, чем можно себе позволить в неизвестном месте. В результате из-за угла вышел местный житель с топориком в руках и уже готовился ударить по голове Алексею, но благодаря Мише и его выстрелу револьвера красный обошёлся только лёгким испугом.

Засады на этом не кончились. Далее, из комнат по разные стороны стен коридора, вышли копейщики, встав в неровный строй, как преграда. Тут понадобилась магия Ромы: он залил клинок магмой и прыснул мощной волной в противников, отчего те, получая ужасные ожоги, портящие и зрение, и функционирование конечностей, не смогли остановить группу и получили лишь смерть. Дальше группа хотела повернуть вправо, но по тому коридору шли два рыцаря, потому пришлось бежать в левую часть. По той же причине — опять вправо. Далее влево, вправо, вперёд, с крюком назад и далее, далее, далее. Куда конкретно двигалась группа, Миша уже не знал, но преследование не утихало. Один раз к ним чуть вплотную не вышел рыцарь с мешком за спиной, но резкие развилки подземелий спасли от разрушительного взрыва, вызвавший завал. Теперь они были отрезаны от остальной гробницы, оказавшись в узеньком коридорчике без каких-либо комнат.

— Где мы?.. — сквозь одышку спрашивал Рома, прижимаясь к стене. От недавнего кросса ему совсем плохо.

— Хер его знает… — очевидно ответил Дима, стоя впереди всех. — Мы или в тупике, или в ловушке.

— Хочу домой в горячую ванну, а не это вот всё, — жаловалась Василиса, аж упав на колени. — За что мне всё это…

— Надо идти, — настоял Миша.

— Глядите, какой непоколебимый, — устало проговорил Денис, положив руку ему на плечо. — Придержи коней, дай отдохнуть.

— Нет времени…

Симонов хотел бы отдышаться нормально, но сейчас его что-то сильно напрягало. Душа резонировала как бешеная. С чем-то пыталась «пообщаться», установить какую-то связь. Миша чувствовал не одну душу, неизвестным образом способную резонировать с ним, а целый каскад душ, слившийся вместе. Или это была одна, но крайне сильно разбитая, что каждый осколок стал самостоятельным? Тревога, возникшая при таких чувствах, вынуждала Мишу отбросить потребность в отдыхе.

— Я думаю, он прав, — согласился Дима, — ощущение, что мы в ловушке.

— Что ты имеешь в виду? — Рома пытался не подводить товарищей своим состоянием, но из-за головокружения он стоять нормально не мог.

— Банальная интуиция охотника. Здесь что-то не так.

— Н-нам лучше проверить, в безопасности ли мы… — добавила Льюша, встав рядом со снайпером. Она сжимала посох, как верную любовь. — Тут слишком узко, чтобы бороться… ну, если за нами придут.

— Согласен, согласен. Умничка какая! В такой тесноте нас прибьют, как мусор под прессом. Лучше выйдем.

В принципе, никто спорить не хотел, только стоило подумать о возможных проблемах. Так группа продолжила дорогу. Удивительно, но это был первый коридор, встреченный Мишей. Он узкий, будто незначительный для общественности, но важный для связи, скажем, инфраструктуры гробницы. С каждым новым шагом чувство многих душ лишь усиливалось. Это что-то иное, совершенно не привычное глазу, как толпа порабощённых. Что-то похожее на то, как резонировала душа Миши и Парсифаля. Но нет животного страха, как описывалось в дневнике, совершенно никаких неконтролируемых чувств, вызывающиеся в процессе подобного явления. Тревога и волнение были лично Мишины, но легче не становилось.

Они свернули влево, а там их ждала дверь с ритуальными изображениями, а именно человека в обширном одеянии, поднимающего ребёнка с целью показать народу его какую-то религиозную значимость. Сама дверь была железная, но ручка поддалась попытке Диме, и та спокойно отворилась внутрь помещения. Тьма — вот что характеризовала данное место. Свет магсферы не мог покрыть достаточно площади, отчего увидеть хотя бы стены было невозможно. Казалось, что по огромному помещению ходит сквозняк — неизвестно откуда — а редко попадающиеся колонны почему-то были похожи на могильные стелы, где показаны ключевые исторические события. На какое-то время Миша завис как раз у одной из колонн. Искусно выгравированные полосы от основания до потолка пытались передать какую-то историю.

— Не отходи от нас, — попросил Роман, слабо толкнув его в плечо. — Мне кажется, тут мы не одни…

— Параноик… — пробубнил Денис, будто самый смелый и уверенный в себе человек.

Но и он чуть не подпрыгнул о резкого стука чего-то металлического о пол, отчего после едва не выстрелил в источник. Василиса просто схватила простенькую статуэтку некто в балахоне и раскинутыми руками и уронила, скорее всего, из-за слизи на поверхности.

— Я мог тебя убить, дура!

— Да не виновата я! Она вся в жиже… — с отвращением оправдывалась Вася, пытаясь вытереть руку о колонну. — Мерзость…

В результате группа в помещении встала так, что ни колонн, ни стен, ничего другого видно не было. Вечная пустота окутывала их, непроглядная тьма в мифическом пустынном пространстве. Где они? Кто прятался буквально в пару метров от света? Насколько далеко выжившие забрели в пасть хищника, и как скоро эта пасть захлопнется? Трудно сказать наверняка, но Симонов видел в каждом из товарищей подобную неясность.

— Можешь сделать магсферу ярче? — поинтересовался Дима, вертя головой из стороны в сторону. — Мне некомфортно…

— Уж простите, ваша милость, я не сильно качал такое заклинание, бери, что имеешь.

— Дай я, — цокнула Вася и вытянула руку вверх.

— Ты раньше могла?

— Я думала, ты хоть сколько-нибудь хорош в магии…

Она довольно быстро сформировала свою магсферу, подняла её аж к потолку — к изображению небесного города с «зелёной» башней» — а следом, щелчком пальцев, вспыхнула светом на всё помещение. Точно. Это тот самый храм, то самое место, где молятся святые. Точнее… молились. Высокие колонны, валяющиеся ближе к стенам подсвечники, много-много перевёрнутых кроватей и скамей, причем в кучках, а также железные двери впереди, наверняка выводящие в гробницу уже со стороны главного входа.

— А вот и выход… — обрадовался было Роман, но тут он услышал вскрик Льюши.

— Что это?!

Вся группа посмотрела туда, что сильно испугало эльфийку. В другой части зала напротив входа у деревянной стенки с изображениями неясных людей стоял некто слишком мерзкий, угрожающий и пугающий. Ранее увиденные мутации теперь казались мелочными по сравнению с тем, что случилось с ними. Мишу ударило новой порцией резонанса души, на этот раз чётко картинками, которые также резко пропадали. На миг — толпа людей, начиная служителями и заканчивая рыцарями, стояли на коленях и молились кому-то во главе с настоятелем Рутценом, громогласно читая общую молитву. Симонов сразу понял, что это общая молитва, сразу понял, что это храм — и не только из-за рассказа Германа. Сама душа хотела было помолиться некоему божеству, оттого и резонировала — банально чувствовала коллективность остальных молитвенников. Новая картинка представила ему лишь лицо Рутцена — пятидесятилетний мужчина с кучами морщин и родинками на лице, но с очень добрым, проницательным и сочувствующим взглядом. А дальше Миша вернулся назад, в текущую реальность — и ужаснулся.

Словно желейная груда мяса нависала на месте недавнего места Рутцена, над которой находился приращённый торс непосредственно настоятеля. Сама субстанция была обманчиво естественной: кожа без повреждений окутывала то ли исключительный жир, то ли плотное действительное мясо, а у «подножья» виднелись атрофированные ноги разной длины, изредка подёргиваясь в конвульсиях и сжимая или разжимая пальцы ступней. Но примечательно было даже не это. Пока спина вплоть до основания груды скрывалась удивительно объёмным и длинным торжественным одеянием священника, больше похожим на плащ или накидку из-за длинной спины, перед и бока имели наросты, почти как бородавки или болячки, но не простые: это была паства Рутцена. Торсы молящихся людей прилипли к груде, наверху, ближе к настоятелю, были стандартные жители и служители — даже с сохранившегося одеждой — а у ног, или «подножья», были исключительно солдаты и рыцари. Они сжались поближе к общей массе, беззвучно продолжая молиться. Как такое не издало ни звука — великая загадка.

— Что это за тварь? — задал очевидной вопрос Денис, дрожащими руками держа оружие по направлению к монстру.

— Оно хуже любого монстра… — прокомментировал Роман, сделав шаг назад.

Ошеломление буквально всех можно понять — такое чудище вызывало практически рвотное отвращение и животный страх, в то время как Миша видел в нём лишь кучку измученных бедных людей, пытающиеся выжить в окружении чумы. Кто-то из них был хорошим человеком, великим воином и просто тем, кто жил и никому не вредил, но теперь каждый из них был развращён, уничтожен, как личность, и превращён в подобную тварь. Это не монстр, не хуже монстра — так Мише не хотелось думать — это лишь мученики, не желающие такой участи.

Вскоре Рутцен почувствовал наличие гостей, потому медленно, даже с усилием повернул торс в их сторону. Его форма священника сохранилась, словно подстроилась под мутации бедняги и потому увеличилась в размере на спине. Тем не менее, Рутцен выглядел просто ужасно даже с исключением мяса под ним: иссушенное лицо, родинки стали опухолями, а от доброго взгляда осталась лишь характерная для порабощённых жестокость. Руки тяжело держали золотистый посох с крестом на наконечнике, где на перекрестии виднелась ёмкость с какой-то жидкостью, а цилиндрическая бирюзовая шляпа странно пульсировала и двигалась.

Молящиеся же были похожими на стандартных порабощённых, но после активности настоятеля те задвигались, как пиявки по телу. Рыцари взмахнули мечами, солдаты угрожающе ударили копьями по полу, а остальные — застонали так, как будто собрался крайне неумелый хор. В конце же Рутцен поднял посох вверх и прокричал одно слово:

— Уме-ре-е-е-еть!

Как по сигналу, рыцарь окутал клинок огнём и махом запустил линию в группу. Миша, естественно, блокировал удар щитом, но он никак не ожидал, что в них кроме святости полетит один из порабощённых. И правда, над щитом напрямик в Василису летел служитель, с яростными стонами набрасываясь на неё. Пока Алексей и Рома расправлялись с новоиспечённым оппонентом, Миша, Денис и Дима контратаковали: в три ствола начали стрелять в солдат и рыцарей в надежде сразить наиболее опасных одним залпом. Магия винтовок и святость револьвера действительно оставляли смертельные ранения, в частности, пробивали головы, пускай из-за шлема рыцари сдерживали урон значительно дольше солдат, оставляли дыры в их телах, где доспехи не могли защитить, и беспощадно дробили мясо всей туши, вызывая нескончаемую боль конкретно у Рутцена. При этом должного сопротивления не было, как казалось сначала: редкие всплески огня у рыцарей более не вызывали той угрозы, способная остановить стрелков от собственной попытки. Однако результат всё равно остался никаким, ведь никто из получивших добрую порцию урона даже не испустил последние капельки жизни. Стонали, кричали и мычали — да, но умирать никто не собирался.

Миша не вовремя начал погружаться в теории, так как буквально следом солдаты разъярённо направили копья в сторону парней и, подготовив мощный заряд на наконечниках, запустили целый рой жёлтых молниевых ломаных полос. Симонов чувствовал, что за спиной были товарищи, потому решил не последовать примеру Дениса и Димы, решивших спрятаться за колоннами, а наоборот, принять атаку в лоб, точнее, в толстый металл щита. К большому счастью, электропроводность защиты не настигла в метре стоящего Мишу, а сами молнии проскользили по поверхности улетели куда-то наверх к стенкам колонн.

— Какая неубиваемая тварь! — ругался Роман, испепелив всю голову порабощённого магмой. — Жесть!

— У него… — Алексей поначалу сам не верил в увиденное, но всё же решился предположить: — У него мозгов нет?

— Ты разве что-то тут понял? В этой слякоти?

— Нет, до этого, когда я разбил черепушку…

— Может, потом поговорим?! — воскликнула Василиса, быстро встав за спиной Миши. — Что с тобой? Лицо потерянное. Тебя ранили?

— Нет-нет, просто… — Миша сам не верил в увиденное. Впрочем, за сегодня он много что пережил необычного. — В укрытие, быстро.

Перечить никто не стал. Без жесткого давления туши они попрятались за разнообразными укрытиями. Большинство, конечно, предпочли колонны, как Денис и Алексей — за одной колонной, а Василиса и Дима — за другой. Совсем рядом укрылись Миша и Льюша, прямо за кучей скамей и коек, более-менее надёжно отгораживающих от мерзкого противника. Рому Миша не видел, но был уверен, что укрылся где-то рядом с красными.

— И что дальше? — Дима попробовал точечно наделать отверстий в головах солдат, но сколько не пробивай голову — они всё не умирали.

— Не знаю, что-то странно… — не понимал Симонов.

Туша была скорее пассивной, чем опасной, но, в то же время, в особенные моменты способной преподнести ужасный урок смерти — в этом Миша был уверен. Более того, части туши, как солдаты и рыцари, совершенно не реагировали на повреждения, по идее, способные запросто умертвить организм. Внимание, естественно, перевелось наверх, к Рутцену и остальной пастве рядом. Сколько тут — десять, пятнадцать или двадцать? Скорее всего, под накидкой на спине тоже скрывалось энное количество порабощённых, а в результате — перед выжившим предстояло слишком подозрительное, тихое, но опасное чудище.

— Попробуй убить главного…

— Уже делаю, — Дима действительно целился в Рутцена ещё до предложения Симонова.

На миг Симонова кинуло в воспоминание. Настоятель стоял в том же месте, где и сейчас, только в спокойной предслужебной обстановке, когда прихожане тихонечко сидели на скамейках, молились в сторонке или ходили ставить свечки. Он, внимательно слушающий рассказ, смотрел на Германа и улыбался, как весёлый дурачок, скорее наслаждаясь переживаниями паренька. Нет, не в плохом смысле.

— Герман, — начал он, потирая в руке свой нательный серебряный крест, — я понимаю твой страх, признаваться в чувствах — уже подвиг, сам знаю не понаслышке. Но ты должен решиться, понимаешь? Сюзанна хорошая девушка, дочка кузнеца, но выросла очень женственной и красивой девой. Владыка уберёг её от становления в мужа или испорченного неверующего человека.

— Вы правы, отец Рутцен, но… — переживания паренька были слишком едкие для решимости. — Но понимаете, я столь незначительный и скромный, что такая девушка, как она, меня не может полюбить.

— Ты мне не поверишь, но я был даже хуже, — посмеялся священник, с теплотой вспоминая своё прошлое, — помню, меня из-за загнанности в себя едва не закидали камнями хулиганы. Никому не нравятся такие тихони, думал я и видел доказательства перед собой. Ох, тяжёлое было детство.

— Вот видите…

— Но на меня нахлынула романтика! Я и поверить не мог, что случилось дальше. Совершенно случайно познакомился с красавицей деревни, потом сдружились ближе любого родственника и так проводили время вплоть до моего поступления в духовную академию, — Рутцен видел интерес Германа, потому с ещё большим трепетом продолжил рассказывать. — Я хотел, чтобы она пошла со мной, в столицу, но как? Как друзья не пойдёт, да и люблю я её, все это знают, даже, наверное, сама Петра. Но всё не решался признаваться в чувствах. Тогда и не решился, а потом стало поздно, и я уехал учиться… Как я сожалел об этом.

— Вы к тому, что нельзя терять время, да? Я понимаю, настоятель, но…

— Герман, не теряй время, будь добр к себе и к Сюзанне. Хочешь признаться — признайся.

— А если откажет?

— Значит, откажет. Что хуже: получить отказ или томить себя сомнениями до конца жизни?

— Вы-то точно понимаете… — грустно усмехнулся Герман, тягостно вздохнув. — Я должен признаться… я не осмелюсь!

— Напиши тогда письмо, попробуй так. Выложи всё на бумагу, пускай прочитает и жди реакции. Это всё же лучше, чем молчать.

— Я попробую, — Герман поклонился и пожал руку священнику, поцеловав тыльную часть ладони. — Спасибо вам!

— В такое тяжкое время я должен помогать всем нуждающимся.

— А что стало потом у вашей истории, настоятель?

— О, заинтересовался? — Рутцен искренне улыбнулся, ничуть не печалясь о том времени. — Она меня дождалась.

— Не шутите?

— Правда! Я сам не думал, что она подождёт меня. После ссоры и обиды мы в итоге поженились.

— Но я не видел здесь вашу матушку… — задумался юноша.

— Перед чумой она уехала в деревню…

Миша вернулся назад, словно с того света. Эта милая для него история превратила Рутцена в ещё более жалкое нынешнее существо. Он не хотел становиться таким, никто не хотел. В одночасье счастливая жизнь священника разбилась вдребезги, как и судьба Германа, который больше никогда не передаст письмо Сюзанне. В этот момент Дима выстрелил: кристаллический снаряд летел чётко в лоб священника, но внезапно он врезался в… барьер? Сферообразная полупрозрачная ограда спасла Рутцена от выстрела, он был, по сути, со всех сторон укрыт.

— Чёрт…

— Что с ним не так?.. — Льюша не видела решения проблемы.

— Гена! — крикнул Рома. — У нас идея!

— Что такое?

— Стрелки бьют поверху, а ближники, короче, режут нижних тварей! Надо отделить тела от туши!

Посмотрев на недавно убитого порабощённого, который полетел в Васю, Миша быстро догадался о задумке Романа. Всё же офицерская голова прекрасно мыслила, как никогда не помыслит не столь опытный человек по типу Симонова. Ответив на предложение кивком, Денис быстро сообщил Роману, а тот решил стать тем самым понятливым и однозначным сигналом, просто выпрыгнув из укрытия и рванув к цели. За неимением лучшего, Миша сунул пистолет в кобуру и также побежал на чудище с клинком наперевес, пока все оставшиеся пытались сразить порабощённых наверху. Как и ожидалось, реакция на такую атаку была уж слишком незначительной. Симонов нарвался на копейщиков, но при помощи воздуха и огня удачливо отбивал рывки копий в его сторону. В один момент он вовсе оттяпал руки у противника, в то время как Рома сражался с рыцарем один на один. Стрелки били паству, Льюша морозила тела ледяными снарядами, который при столкновении обдавали холодом небольшую площадь, а Василиса пыталась пробить барьер Рутцена, запуская сиреневую магию практически в едином темпе с пулемётом.

В результате такой стычки Миша смог прорезать тело одного солдата со спины, и позвоночник удивительно легко поддался лезвию, отчего тот завалился вниз, уже из-за своего веса обрывая остаток. И тут он увидел… ничего. Никаких органов желудочно-кишечного тракта вплоть до диафрагмы. Более того, мимо мышцы проходили трубки, как и надо, но не в органы ниже рёбер, а исключительно в общую массу паствы, куда-то вглубь. Не понимая, Миша решил пойти особо жестоким методом исследования: он создал небольшой щит и силой уронил на голову почти упавшего солдата, тем самым раскрошив череп в труху кальция, мяса и волос вместе с кожаной шапочкой. Но тот не умер. Порабощённый пытался двигаться, подняться, без проблем открывая вид на пустую черепную коробку. Никакого мозга не было, лишь ствол уходил вглубь тела, сосудами и неясными трубками связывая некогда целые глаза и прочие части. Как это понимать?

— Да они не дохнут! — крикнул Денис.

— Барьер не пробивается! — отчиталась Василиса, продолжая стрелять. — Что за дичь?!

Миша продолжил пробовать, но ненадолго его отвлёк другой копейщик, с кем пришлось сражаться на постоянном парировании. Лишив того оружия, он тут же вернулся к своему объекту изучения и бесцеремонно отрубил все трубки, сосуды и прочие связывающие элементы, дабы тело более не было связано с тушей. Только так, сквозь непродолжительную автономию, порабощённый перестал двигаться. Но распад души Симонов не видел.

— Смотрите, что-то светится внутри! — сказала Льюша, показывая на нижнюю часть туши.

Действительно, сквозь толщу был виден короткий всплеск света.

«Неужели…»

— Назад! Быстро! — вновь крикнул Денис, о чём-то беспокоясь.

Его настораживала какая-то ситуация наверху. Едва подняв голову, Миша заметил, как рты всех порабощённых начали покрываться частичками неясного света, словно светлячки покрыли полости. Сами прихожане будто сдерживали рвоту, кряхтя и надувая щёки в бесполезных попытках что-то сдержать внутри. Эта пугающая подготовка вынудила и Мишу, и Романа побежать обратно к укрытиям, но было уже поздно. Линии испепеляющего света вырвались из каждого рта порабощённого, из-за вертящихся голов в порыве боли подобные всплески начали быстро бродить по всем поверхностям. Адская дискотека с белыми полосами света, оставляющие чёрные следы на камне, предвещала скорый ужас. Одна линия настигла Рому и запросто прожгла тело напополам в районе груди, отчего офицер мгновенно умер и завалился на пол, в то время как сам Симонов был вынужден спрятаться за щитом.

Обугленные края куски тел Ромы прекрасно давали понять, насколько были горячи эти полосы. Более того, помимо чёрных следов на камнях часто подгорала мебель, попавшая под шальной непредсказуемый путь света. Хаотичное мелькание десятков лучей закончились лишь через полминуты, и Симонов смог вернуться к своим товарищам. Быстрая и неожиданная потеря офицера плохо играла на общем состоянии группы, ведь подобный козырь чудища был попросту невидимым. Ничего не предвещало — и резкая смерть. От мыслей, что Рутцен и его паства скрывали в себе что-то ещё, Миша более не решался умышленно приближаться к туше.

— Что нам делать… — отчаянно сказала Льюша. Она, кажется, начала возвращаться в состояние отчаянной пугливой девчонки, больше не желающую умирать. — Как так…

— Музычки не хватает… — отшутился Дима с серьёзным выражением лица. — С нашим вооружением эту тушу не пробить…

— Надо убираться отсюда, пока не поздно, — предложила Василиса с намёком на главный вход.

Там были железные тяжёлые двери. Если противник действительно казался таким неочевидным, то кроме побега вариантов более не было. Симонов не хотел терять кого-либо ещё, потому предложение Васи было самым близким к успеху.

— Тогда я, Льюша и Дима отвлекут на себя противника, а ты забери парней и открой двери, — рассказал о плане Миша, хотя по голосу он меньше всего хотел вновь приближаться к чудищу.

Вася исполняла свои задачи точь-в-точь, всецело надеясь на товарищей-приманок. Миша не имел права страшиться — на кону жизни людей, потому, передав в точности свою задумку коллегам по приманиванию, тот одним из первых рванул в атаку. Как единственный воин-ближник, он ворвался в самое пекло, в столкновение с рыцарями и копейщиками у основания. К большому счастью, привязанность к одному месту делала их совсем уж уязвимыми, поэтому клинок Миши раз за разом отрезал руки, головы, а в особо удачных случаях — в целом тело, дабы окончательно умертвить. Однако менее безнадёжно для группы не стало: чудище словно чувствовала смерти своей паствы, оттого с каждым новым освобождением святого от мук Рутцен стонал и иногда кричал, негодуя, злясь. В один момент он начал махать посохом по воздуху с яростным призывом прихожан к действу. Но кроме жалобных всхлипов и дёрганья порабощённых сверху ничего не произошло. Неужели не слушаются?

— Эта дверь приварена! — кричала Василиса, пиная ногой могучий металл. — Вот гадство!

— Это как понимать? — не поверил Дима, периодически постреливая то в барьер Рутцена, то в прихожан ниже.

— Так и понимай! — шепелявил от злости Денис. — Охренеть просто! У них что, сварщики были?! Да тут шестой разряд, блин!

Неизвестно каким образом, но слово «сварщик» навело Симонова на одну очень смелую идею. Миша тут же отбежал тушу сбоку за левую сторону, чтобы найти свободный участок между приращённых воинов. После же он прижал правую ладонь к коже чудища и с глубоким вздохом опалил всю площадь вокруг испепеляющим пламенем. Он не сдерживался, скорее наоборот, пытался повысить градус святого огня на груду мяса, попутно сняв с себя кристаллик с шеи на всякий случай. Языки пламени гуляли по всей левой стороне, сжигая одежду у прихожан и солдат поблизости и даже слегка задевая плащ с одеяния Рутцена, скрывающую спину. Так большое тело наверняка поджарится до такого состояния, что органы внутри попросту сплавятся и так каждый порабощённый погибнет.

После пятиминутной «готовки» Миша усмирил огонь до небольших искорок у рук. На месте кожи виднелось сплошное грубое железо, защитившее тушу от подгорания. Всё это время Рутцен защищал массу от пламени, а Миша даже не заметил из-за банально сильной плотности потоков. Нет, это не было щитом поверх тела. Это кожа стала твёрдой, металлической, и это затея только Рутцена.

— Ду-у-у-уша-а-а! — кряхтел настоятель, указывая на него посохом. — Ты-ы-ы… умрё-ё-ё-ёшь…

Метаморфозы кожи откатили состояние до обычного, но сюрпризы не думали кончаться. Прямо на месте руки образовалась дыра в мясе, откуда после выполз... порабощённый? Прихожанин выбрался из туши, как крот из-под земли и совершенно обыкновенно занял позицию с целью коснуться Миши собственным клинком. Монах с лысой головой, но слизкими волосами по бокам, истошно вопил в ярости на здоровую душу, вынуждая Мишу пугливо отходить назад. Он не заметил ужасного: рыцарь рядом замахнулся мечом и метнул пламенную лавину прямо в него. Атака уже сократила расстояние до жалких десяти метров, а Миша не мог просто среагировать из-за потери внимания.

Льюша встала рядом с Мишей и пустила ответную лавину, но уже льда, настолько холодного, что пол вокруг льдин покрывался инеем. Тем не менее, святой огонь запросто плавил даже такой холод, неуклонно двигаясь к цели. Началась отчаянная борьба двух полярных стихий, где в преимуществе был лишь снаряд рыцаря. Поддерживающий второй поток пламени напрочь уничтожил всё сопротивление Льюши, и теперь весь атакующий потенциал рванул на парочку практически без потери силы. Взаимное спасение последовало сразу, ибо Миша отгородил эльфийку и себя щитом.

— Спасибо, — не забыл сказать он, прикрывая её с одной стороны твёрдым металлом, а с другой — собой, дабы ненароком случайные искорки или отводящие языки огня не задели её.

— П-прости, мой лёд не такой крепкий… — сильно переживала Льюша.

— Давай о главном… — Миша заметил, что атака прекратилась, потому он стал думать над дальнейшим планом. — Попробую прямо в лоб, значит…

— Что?..

— Можешь, пожалуйста, покрыть левую сторону льдом? Чтобы ещё потом на стене были небольшие платформы?

— Это… это я могу, да…

— Отлично. Я заберусь наверх и попытаюсь пробить барьер Рутцена.

— Это рискованно!

— А есть варианты? Внимание настоятеля на нас, мы обязаны пытаться дальше.

Миша украдкой посмотрел, чем занимались остальные. Василиса заклинаниями пыталась отворить хоть сколько-то двери от рамы, в принципе, Денис и Алексей ей помогали, а Дима же всячески стрелял по прихожанам, скорее зля цели и вынуждая некоторых отвлекаться именно на него. Так весь перед желал смерти лишь снайпера, удачно отгородив ту троицу от опасности. Миша понимал, что если не пытаться — рано или поздно кто-то погибнет. Риск — вот что требовалось. И пускай он может погибнуть!

«Возможно, это и есть спасение, — задумался Симонов, будто это желание скрывалось глубоко внутри изначально. — Мы похожи, Льюша. Я, кажется, и сейчас хочу умереть. Я не верю в себя… так же, как и ты».

И всё же он был готов. Льюша по задумке товарища провернула примерно то, что надо было: стена льда покрыло тушу, на некоторых участках лесенкой шли торчащие глыбы, позволяя Миши быстро взбираться прямо на самый верх. Прихожане плавили лёд своими телами — по желанию святости Рутцена — а сам лёд был слишком скользким, но Миша не останавливался: где нога, казалось, шла в сторону в скольжении, он тут же отталкивался воздухом, а освобождённые от холодного плена порабощённые служили прекрасной опорой для дальнейшего воздвижения. Эдакий скалолаз был неуловим для противника вплоть до непосредственно восхождения на вершину. Теперь, стоя на спинах двух прихожан, Миша смотрел в глаза Рутцену на одном уровне. Жёлтые глаза с пропорциональными крестами-зрачками, полный жестокости взгляд и хорошо заметное желание смерти парню — вот, что можно было увидеть. Но это ведь вынуждено, ведь так? Чума хотела, чтобы настоятель был таким. Не он сам, лишь треклятая болезнь души, развращающая каждого, кто попадётся.

«Но я обязан попытаться спасти себя, — продолжал рассуждать Миша. — Я не ампутировал ногу только потому, что мечтал когда-нибудь её исцелить. Я пытался убить себя, потому что не видел надежды. И был дураком. Я хотел бы спасти собственную душу. Я не верю ни в себя, ни в своё спасение, но кем я буду, если не попробую? Возможно, это глупо, но я хочу хотя бы попытаться. Суицид и принятие смерти никогда не были выходом».

— Меня зовут Михаил, — внезапно представился он. — Если ты убьёшь меня — проводи мою душу.

С такими словами он начал яростно бить мечом по барьеру Рутцена, используя святость на максимуме. Клинок отскакивал назад; ни воздух, ни огонь, ни молнии не наносили урона — просто бесполезно, но Миша продолжал. Полупрозрачная сфера не поддавалась, зато звенела и вибрировала каждый раз, намекая, что урон всё-таки она принимает, а значит, здесь был свой предел. Он обязан его найти, обязан! Иначе все погибнем! Однако вернувшиеся внимательность дала Мише небывалую зацепку: приходящая к сфере энергия слишком подозрительно вырывалась из-под плаща Рутцена, пускай и изнутри. Это какой-то поток, ведущий значительно ниже барьера по спине чудища. Он заметил, что под ним что-то шевелилось. Ещё порабощённые, только спрятанные под слоем облачения настоятеля! Неужели он…

— Берегись! — крикнула Льюша.

Миша не понимал, в чём дело, пока не посмотрел вниз. Святые под ногами опять сдерживали свет внутри себя и готовились вот-вот выпустить новые полосы наружу. Его расположение защищало от ближайшей «дискотеки», но вот что с товарищами?

— В укрытие!!! — прокричал Миша так громко, как только мог.

К счастью, услышали все, даже та троица. Время шло на секунды, каждый метр до колонн решал судьбу каждого, но Симонов видел, что они наверняка успевают. Дима и Льюша уже попрятались, а Алексей едва достиг безопасного клочка территории. Денис и Вася были дальше всех из-за того, что они в спешке побежали к более дальнему месту, но им ничего не угрожало. Успеют. Должны!

Рыцари и копейщики видели панику противников, потому особенно хитрые и подлые из них решили сыграть на этом в своей манере: в парочку полетели куда более быстрые всплески воздуха. Несколько тоненький линий, способных прорезать всякую мебель, но не камень, и совсем слабые эдакие дротики, скорее запущенные в такой же спешке, зато сравнимые со стрелой в половине мощности — и от них укрыться было уже невозможно. Маленькие три-четыре метра помогли порабощённым максимально сократить шанс выживания им двоих. Это понимал и Денис, оттого он прыгнул в сторону, но не для собственной безопасности, а с целью толкнуть Василису за колонну, по сути, подставив себя под атаку. Это всё произошло в продолжительность нескольких секунд, но Миша видел более-менее чётко: одна полоса воздуха влетела прямо в живот Дениса, а один дротик попал в Васю где-то в районе головы. Так они оба упали за колонну, но вот красный потерял часть своего тела: ноги и бедра уже лежали на полу и истекали кровью.

И только потом начался каскад лучей света, правда, не имевший значения. Только что, скорее всего, умер Денис, а с ним, возможно, и Василиса, как бы они ни старались их спасти. Верить не хотелось, но Миша не мог об этом не думать.

Теперь Симонов направил правую руку на плащ Рутцена и тут же огнемётом начал жечь ткань. Правда, параллельно с этим в его голову били воспоминания самого настоятеля. Теперь Симонов перешёл в момент, когда отец Рутцен стоял на коленях в храме в окружении испуганных прихожан, будто женщины, дети, мужчины разного возраста, монахи и солдаты вроде копейщиков и рыцарей. Пока ещё нормальные, но до жути испуганные. Один из них не молился: рыцарь огнём приваривал двери по всем щелям, пытаясь как-то обезопасить их от кого-то.

— Владыко наш верховный… — вслух молился Рутцен, пока держался за свой золотистый посох. — Владыко! Помоги нам, спаси нас от греховной напасти! Мы подверглись отчаянию, Отче, но мы никогда не усомнимся в нашей вере Тебе! Владыко, огороди нас от смертоносной чумы, спаси нас от смерти и разврата. Просим Тебя, Владыко, защити наши души! Умоляем… умоляем… — кажется, Рутцен задрожал. Он боялся, страшился смерти. Или боялся увиденного ранее. Или так сильно верил во Владыку, что не мог контролировать свои переживания. В любом случае, настоятель желал только спасти свою паству. — Владыко, мы утратили надежду, но не утратим веру в Тебя. Прихожане не заслуживают такой участи… защити их… Прошу тебя! Здесь добрые честные люди, Владыко! Все грешны, но готовы исправляться! Они оберегают души, как великую награду Твою, так защити их от оскверняющей напасти! Умоляю…

Некоторые прихожане смотрели на Рутцена с сожалением. И правда, никто уже не надеялся на спасение от чумы, но верили во Владыку до самого конца. Возможно, за неимением выбора или из чистой религиозности. Рутцен же был тем самым настоятелем, отцом прихода, защищающий каждого человека как только возможно. В такой критический момент Рутцен молился о спасении лишь своих людей, но не ради себя. Добрый почтительный человек, не заслуживший такой участи.

Миша вернулся. Он выжег весь плащ и открыл вид на десяток женоподобных порабощённых, которые встали в круг, намертво скрестив руки между собой. В самом центре кольца рук виднелись проблески света, который потоками по коже туши шёл напрямик к Рутцену. Ответ на загадку непробиваемости барьера пришёл сразу, как и простое решение этой проблемы. Невзирая на жалкие махания посохом Рутценом, Миша спустился чуть ниже и, замахнувшись клинком, начал резать женщин так, чтобы отделить от общей массы. По правде говоря, на прежних женщин они были мало похожи. Худые до костей, практически безликие и приросшие друг к другу — вот что сотворила с ними чума. Они продолжали поддерживать барьер, совершенно не реагируя на успешные попытки Миши сокращать численность поддержки этой ограды. Тела скатывались вниз, души мимолётно освещали пространство внутри туши, а сам барьер стремительно слабел. Миша не боялся поднимать руку на них и бить с усилением воздуха, пока в один момент не почувствовал резкую боль. Миша увидел, как его левая рука уже летела вниз вместе с мечом, а поверх раны уцелевшей части только что пролетел луч света.

Обернувшись, он увидел затухающий рот Рутцена. Настоятель раскрыл ещё один козырь и запросто лишил его конечности. Паства прекратила пускать свет, но настоятель как-то смог. На фоне священника кто-то взрывал колонны: видимо, порабощённые пытались прибить выживших небольшими обломками, еле-еле отделяющимися от слабых ударов сконцентрированных огнём шарами. Занимательно, что Миша смог заметить столько деталей, пока в ужасной боли не споткнулся о не отрезанный кусок тела убитой женщины и не упал в самый низ. Льюша, как хранитель его жизни, спасла его вновь, но на этот раз материализовав лёд значительно выше точки падения, потому он ничего себе не сломал. Но, истекая кровью, Симонов не мог пока вообще как-то реагировать, вынуждая эльфийку самостоятельно спустить его вниз, растворив лёд, и потащить от Рутцена ближе к какой-либо защите. В суматохе и стремлении святых убить Льюша пошла ещё дальше и рискованнее: она волной льда вытолкнула себя и Мишу напрямик к колонне, где были Василиса и Денис. Так она проделала всё расстояние как можно быстрее.

— Т-ты как?! — задавала неясные вопросы Льюша, пока пыталась начать морозить рану магией.

Но её остановил Миша. Он собрался с силами и святой водой начал снижать боль в ране, при этом останавливая кровь. Так Симонов пришёл в чувство и увидел ужасную картину: Василиса держала за ослабшую руку Дениса, лежащего мёртвым без нижней части тела. Противогаз лежал рядом, и Миша смог увидеть лицо товарища. Оказывается, он был ненамного старше самого юноши, с простой родинкой у носа и безжизненными карими глазами. Василиса же сидела в ужасной панике из-за отсутствующего левого глаза. Он ещё кровоточил, сильно болел, но она не думала как-то обезопасить себя от последствий раны. Это сделал Миша: он подполз к ней и без спроса прижал ладонь целой руки к глазу, вызвав у той крик.

— Что ты твори… — хотела выругаться та, пока не почувствовала приятное лечение.

Миша мог лишь остановить кровотечение и избавить от боли, но это максимум. Незначительный, но полезный. Василиса даже пришла в себя и более осознанно смотрела на ситуацию. Она простилась с Денисом простым закрытием его глаз пальцами, пока сама смотрела на Мишу.

Всё было хорошо, но, как уже случалось не раз, пришло нечто более ужасное. Он почувствовал свой предел. Душа ударила в организм мощной волной, вызвав мимолётную боль на всех органах. Миша упёрся рукой о пол и почувствовал, как из носа потекла кровь. Спешно стянув маску с себя, он увидел перед собой лишь размытую картинку. Внезапное помутнение намекнуло, что за сегодня Симонов уже наигрался со своей силой. Чем дальше он пойдёт — тем ближе смерть и чума.

«И что теперь?»

— Что с тобой? — забеспокоилась Василиса, пытаясь понять самостоятельно его точное состояние.

А оно было плачевное.

Миша достиг предела — сам этого не заметил — и теперь в ответственный момент ослаб до критического состояния. Это сравнимо с физическим перенапряжением в спорте, когда тело более не справляется с нагрузками и «лопается» в определённых местах. С душой, правда, последствия ещё ужаснее: чем больше святой будет пользоваться силой при достижении предела, тем выше шанс попросту внутренне взорваться и умереть.

Для Миши наступил отсчёт до невозвратного ухудшения организма, почему-то никак не регенерирующее под святой водой. В лучшем случае в распоряжении имелось совсем немного силы, которая не доведёт до критических повреждений, а если освободить святость у ноги — то в запасе у него осталось примерно три-пять минут бесперебойного пользования. Но это не значило, что трудностей не возникнет: нестабильная работа мозжечка, периодическое помутнение зрения, кровотечение во многих отверстиях, будь то нос, рот, глаза или уши, а также, что более противное, ноющая боль внутренних органов, отдающая в мышцы.

— Я… — Миша пытался соврать, но это было бы слишком глупо. Вытерев кровь из-под носа, он решил признаться: — Не очень. Я достиг своего лимита…

— Лимита? — не понимала Льюша. — Я не видела раньше таких последствий.

— Он не маг, — пояснила Василиса. — Очевидно же.

— Так и думала…

— Опустим это… что с парнями?..

Симонов надеялся, что хоть кто-то ещё выжил, но Василиса говорила лишь неутешительные предположения.

— На них упали обломки куда больше, чем здесь. Видишь? — она указала на торчащую из груды ногу в сапоге. — Это Алексей… я видела, как на него упала глыба, после которой он больше не вставал. Дима… не знаю, я его не увидела, но надеяться бесполезно.

— Значит, мы втроём… — заключил Миша, выглядывая из-за угла с целью посмотреть на Рутцена.

После пережитого смотреть на пассивность массы было совсем уж боязно. Но тут у Миши созрел план.

— Ладно, надо пытаться…

— Чтобы мы все сдохли? — перебила его Вася.

Она пускай и получила какое-никакое лечение от Миши, но слабость давала о себе знать: кожа побледнела, только что завязанный кусок ткани на глазу, оторванный от рукава, уже окровавился, предвещая скорые трудности с травмой.

— Я не вижу никаких возможностей его одолеть.

— Нет, есть одна. На его спине есть порабощённые, которые питают барьер Рутцена. Если их уничтожить, то мы сможем убить настоятеля одной дальней атакой.

— И кто полезет к нему?

— Я.

— Т-ты едва не погиб там! — воспрепятствовала Льюша. — Тем более, ты на грани!

— Это не имеет значения. Либо я делаю то, что нужно, либо это место станет нашей могилой.

— И каков план-то? И откуда ты знаешь его имя?.. — Василиса совсем не горела желанием вновь бросаться в пекло, но она попросту не могла отказать.

— Так, слушайте, — продолжил Миша, — Льюша создаст мне удобный подъём, как раньше, я заберусь наверх и начну бить по целям, но одной рукой будет тяжко, потому ты, Вася, должна найти мою руку и меч… сначала меч, рука второстепенна.

— А руку зачем?..

— Слушай! Кинешь меч и, когда поймаю, подкинешь вверх руку. Я её притяну к себе, — он понимал удивление Васи и возмущение Льюши, но иначе попросту не мог. — Когда барьер спадёт, вы вместе атакуете Рутцена дальней атакой. Если смогу, то подключусь. Получится, как планировал — выживем. А не получится — простите…

К большому удивлению Миши, они согласились. Нет, выбора у них никакого не было, но он ожидал более ярое сопротивление, чем было по факту. Так или иначе, троица была готова броситься под топор палача только ради надежды на спасение. На миг Миша вспомнил Алису, чьё непосредственное участие здесь наверняка спасло бы ситуацию. Она немного слабее братца-инвалида, зато куда ловчее, опытнее и талантливее. С ней-то не было стольких жертв…с ней было бы лучше. Безопаснее. Его разрывала одна эмоция, без проблем унявшая всякий страх: вина. Не простая, более едкая, противная и сверлящая до дрожи, а в совокупности с физическими и душевными проблемами подобная тяжесть становилась чем-то похожей на стопу гиганта, наступившего на маленькое-премаленькое тельце юноши.

Бросаться в отчаяние было не вовремя — лучше броситься в атаку, что, по сути, и сделал однорукий Миша. Маневрируя между всплесками святости порабощённых у подножья, причём особенно ловко и внимательно, он дождался появления стены льда, по которой тут же начал забираться, прыгая с платформы на платформы воздушными рывками. Он чувствовал, что сердце билось быстрее, голова гудела, а кровь кипятком лилась по венам и артериям — всё это только из-за пользования святостью. Физические неудобства привели к тому, что на предпоследней глыбе — являющиеся порабощённым под слоем льда — он банально поскользнулся и едва не стукнулся носом о холодную стену. Миша, благо, сумел не без святости остаться на ногах без травм. И тем не менее, тревожный звоночек напоминал ему о ужасе предела. Он вспомнил ещё одну особенность такого состояния. Никакие травмы, никакая смерть или тяжесть не сравнится с ощутимым риском загнать чуму глубже в душу. Болезнь не останавливалась на месте, неуклонно боролась с душой на протяжении всей жизни человека, оттого допускать хотя бы маленькую возможность ей найти «лазейки» — уже провал ошеломительный. Возможно, в чём Миша был не уверен, так третья финальная стадия чумы придёт быстрее, чем ему исполнится двадцать пять лет.

Последний прыжок — и Миша теперь стоял за спиной Рутцена, провожающего взглядом оппонента. Он аккуратно спустился по туше ниже, поставил щит между ним и настоятелем, и только потом, когда левая нога лишилась поддержки святости, начал бить оставшихся женщин рукой. Не просто так, конечно, а по горизонтали вбок, окутывая руку плотным воздухом. Таким образом Миша мог резать тела, неспешно отделять их от общей массы, правда, с заметной неэффективностью: его метод был сравним с очень тупым топором, отчего приходилось буквально продавливать надрез, чем разрезать. В итоге кровь брызгами разлеталась в стороны, в частности пачкая одежду и оставляя следы на его лице.

«Нельзя останавливаться! — подгонял себя Миша. — Нет времени! Бей! Бей!»

Внезапно он увидел картинку, точнее, ощущение с чётким представлением. Перед ним совсем мимолётно предстала какая-то сфера. Не из металла, не из огня, света, воды или воздуха, но всё в совокупности, в единой солянке, формируя нечто системное. Следом всё размылось — и Миша попросту забыл, какой формы был тот объект. Сфера? Куб? Или пламя?

— Что это… — не понимал он, на миг остановившись от кровавой разделки.

— Гена! — крикнула Вася снизу. — Лови!

Миша тут же наступил здоровой ногой на порабощённую — для хорошей опоры — и подготовился к броску Василисы. Стараясь не задействовать левую ногу, Миша едва не упал, но вовремя выпрямился и увидел перед собой клинок. Он летел лезвием вперёд совсем рядом, но Миша не был готов искать момент для удобного взятия меча, потому бесцеремонно схватил оружие прямо за лезвие, глубоко порезав свою ладонь. Примерно сразу за этим подлетела и рука. Вот он, наступивший момент, за который можно было бить ему в лицо. Алиса, в принципе, так бы и сделала, ведь кто в здравом уме будет тратить СТОЛЬКО сил при пределе? Правильно: он. Миша вытянул остаток левой руки в сторону конечности и, крича от наступающей боли в органах, выплеснул водянистые щупальца вперёд. Святая вода, светясь в приятном оттенке, в три потока захватила руку за раненую часть и резко притянула к Мише. Прошло всего несколько секунд, как Миша вернул себе руку, но боли было столько, что видение неясного объекта перед глазами проявлялось раз за разом. Она, как галлюцинация, на секунду появлялось и в неизвестном оглушающем шуме исчезала. Раз за разом, словно предвестник смерти или чумы. Быть может, так это и было, просто Миша ещё не понимал.

Святая вода быстро регенерировала руку, не только скрепляя воедино, но и восстанавливая отмершие клетки. Проделанная работа святости запустила у Миши обильное кровотечение, в частности из носа и рта, а желудок завибрировал, едва не вызвав рвоту.

— Ты в порядке?! — спрашивала Вася с явным пониманием, по какому тонкому льду шёл товарищ.

— Д-да… — ответил он с тяжестью в горле.

Схватившись левой рукой за рукоять меча, Миша посмотрел вниз на женщину, которая со стонами и мычанием дёргалась под ногой с намерением коснуться противника. Момент — и клинок с воздухом отделил её от массы. Следом ещё одна, другая, третья, четвёртая! Миша рвал их как бешеный, не жалел никого и пытался побыстрее закончить дело. Впоследствии это привело к полному истощению барьера. Ограда Рутцена потрескалась и распалась, позволяя девушкам, наконец, сразить его дальним ударом.

— Быстрее! — подгонял их Миша, чувствуя, что не сможет приблизиться к настоятелю из-за наступившей слабости.

Он видел, что Василиса готовилась нанести решающий удар сиреневым копьём, но Рутцен использовал свой давний козырь, о котором все благополучно забыли: масса начала швырять порабощённых на девушек, причём исключительно солдат, что результате привело к вынужденному отступлению Васи подальше от прилетевших. Но и тут, когда она отошла, встали проблемы в виде атак прихожан из массы, запускающих плевки огня и «дротики» воздуха. Как бы ни старалась, Василиса попросту не могла найти подходящего шанса атаковать настоятеля. Миша не видел, что с Льюшей, но, видимо, та встретила те же проблемы. Весь план пошёл насмарку в самый неподходящий момент. Будь людей больше трёх, будь Миша в норме — всё бы закончилось.

Миша не нашёл решения лучше, чем двигаться к нему самостоятельно. К большому сожалению, он не мог пользоваться святостью, ибо чувствовал точку невозврата. Не желая больше так рисковать душой, он пополз к Рутцену, как скалолаз по горе, вонзая меч в груду мяса при каждом продвижении. Тихонько, помаленьку, но он достиг нормального расстояния до Рутцена, пока не увидел покрывающийся светом рот настоятеля.

«Что за день…» — отчаялся он, глубоко вздохнув.

Ни щит не поставить, ни парировать — вот тебе и конец. Невозможность сопротивляться было куда более худшим состоянием, чем то же внезапное поражение. Что противопоставить ему? Вновь святость? Если Миша выживет, то дальше будет сплошная мука. Он опять оказался бесполезным инвалидом, не умеющим решать вопросы тогда, когда это нужно.

Внезапно в затылок Рутцена влетел снаряд. Кристаллическая пуля пронзила голову порабощённого насквозь, даже вырвала глаз в свободный полёт. Это не была магия Льюши или Васи, так как выстрел был механическим. Тем не менее, нежданное спасение ликвидировало настоятеля, который бездыханно наклонился к Мише и уронил посох вниз. Вся масса затряслась, прихожане завизжали, пока над Рутценом нависала его душа. Миша даже вспомнил, что не было никакого подтверждения, что органы самого главного в массе не окажутся под слоем внизу, но всё обошлось… правда ведь? Он наблюдал за тем, как душа трескалась, а после разбивалась и распадалась светящимся «листопадом» по всему храму, вызывая цепную реакцию смертей уже остальных святых. И Миша вновь притянул к себе осколок новой души, погрузившись в воспоминания.

Тот же храм, но из прошлого, где не было ни чудища, ни смертей, ни чумы. Свечки еле-еле освещали центр, по-уютному колеблясь при малейшем сквозняке, словно заманивали на свою территорию света и спокойствия. И Мише хотелось туда пройти, сбежать от лап гнетущей тьмы, мучающей его уже на протяжении многих лет. Если сон для человека — это совокупность представлений переживаний и чувств в конкретной форме, то в воспоминаниях, если не отходить от сути грёз, у Миши была понятная ассоциация того, до чего не доходил свет. Он поздно заметил, что мог двигаться и даже взаимодействовать с окружением, а когда понял, то по-аборигенски испугался и немного отшатнулся, сделав пару шагов…здоровыми ногами. Удивлению не было края: он вертелся вокруг своей оси, оглядывал ноги, наблюдал за окружением и даже водил пальцем над горящими свечками, чувствуя естественный жар огня.

Буквально из воздуха, когда Миша не смотрел в сторону деревянной стенки, появился Рутцен. Совершенно обычный, не вызывающий ни отвращения, ни страха, ни злости. Доброжелательная улыбка, спокойный умиротворённый взгляд, скромная стойка и сложенные вместе ладони то ли из-за желания занимать поменьше места, то ли из-за какого-то скрытого переживания — настоятель был слишком отчуждённым от публичного паттерна поведения лидера какого-либо общества, хоть его и одеяние отличалось заметностью. У Миши, понимающего, что этот человек и есть то чудище из настоящего, возникало стойкое сочувствие ему с нотками тяжёлой грусти. Чума никого не щадила.

— Здравствуй, — начал Рутцен, — мы не знакомы, поэтому смею представиться: меня зовут Джокем Рутцен, настоятель собора имени мученицы Леонандры. Был когда-то…

Миша не мог понять: он обращался именно к нему? Столь неожиданный факт застопорил беднягу, потому ответить на представление настоятеля он сначала не имел возможности.

— Как… — внезапно начал Миша, самому себе удивился и, приложив палец к губам, выпучил глаза. — Я могу говорить?..

— Да? — Джокем не понимал реакции собеседника. — Ты никогда не провожал души?

— Почему я не мог общаться с Германом?..

— Значит, он тоже умер? — с грустью заметил Рутцен. — Я верил в его будущее, когда наш мир пошёл под откос. Надеялся, что он найдёт своё счастье перед тем, как чума доберётся до нас. Ты не можешь удовлетворить мое любопытство: он решился отправить письмо Сюзанне?

— У меня столько вопросов! — будучи ещё не отошедшим от удивительного факта, Миша сдуру пытался ухватиться за соломинку информации. — Я должен найти лекарство, понимаете? И-и-и…и что случилось со Святым Царством, куда пропали святые… как вообще избавиться от чумы…

— Подожди-подожди! Я понимаю, что ты многого не знаешь, но не спеши. Моя частичка души, которая с тобой, имеет несколько полезных ответов на твои вопросы, но, пожалуйста, успокойся. У нас не так много времени.

— Извините… — Мише пришлось применить дыхательную технику, дабы успокоиться. — В первый раз я разговариваю со святым…

— Я и представить не могу, насколько это волнующе, — Рутцен пытался вникнуть в проблему Миши даже на таком уровне, словно действительно беспокоился о незнакомом человеке. — Давай разберёмся по порядку, хорошо? Я хочу тебе помочь, ведь… — он замялся.

— Я тоже заражён, знаю.

— Мне очень жаль. Это мучительно.

— Как я могу разговаривать с вами? Почему я не мог с Германом?

— Это зависит от души, которую ты проводишь. Чем сильнее их душа, тем выше шанс напоследок поговорить с умершим, ухватиться за осколок и принять в себя.

— Сильнее…

— П-прости, — Рутцен болезненно схватился за голову. — Я… упустил кое-что. Не только от силы зависит, но и от понимания святым своей души. Я не был никогда воистину сильным, но ты можешь разговаривать со мной из-за моего понимания собственной души, но и тут я не особенный. Есть третья причина возможного контакта с умершим, но я её никогда не встречал. Я говорю об избытке какой-либо эмоции, неважно какой, будь то негативной или положительной. В таком случае раскрывается что-то ещё, что невозможно получить в предыдущих двух вариантах.

— Я могу читать воспоминания умершего при проводах души? И только, если узнаю имя?

— Да, именно так. Важно узнать имя умирающего, сесть поближе, в лучшем случае прикоснуться к нему и ждать, чтобы наверняка. Так обычно и бывает. Это целая семейная церемония.

— Тогда почему я видел ваши воспоминания до непосредственной вашей смерти?

— Что? — Рутцен был удивлён. — Это правда? Ты видел мои воспоминания ещё до моей смерти?

— Да, — неуверенно кивнул Миша, волнуясь только от удивления настоятеля.

Это было сравнимо с посещением врача, где после рассказа пациентом симптомов врач выпучит глаза и переспросит заново, будто не верит.

— Что-то не так?

— Это невозможно в обывательских кругах.

— Как это?

— Да и, если честно, мало кто способен читать воспоминания человека вне его смерти… — Джокем задумался. Он прошёлся мимо Миши в другую часть границы света. — Даже ангелы не обладали такой возможностью…

— А кто мог тогда? Неужели из-за чумы?..

— Не знаю, из-за чумы ли это, но в Царстве наиболее известными чтецами душ были апостолы. Владыка даровал им много разных сил, включая способность читать души. Но ты ведь не апостол, верно?

— Я… встречал одного.

— Неужели? И кто он?

— Парсифаль.

— Парсифаль Петерман, подчинивший смерть… а кто он…

— Апостол?

— Я… понимаю, что он апостол… — Рутцен почему-то испугался аж до дрожи и опять схватился за голову. — Забыл, как он выглядит… что он делал… каким был…

— Он мне дал свою книгу, — продолжал рассказывать Миша, пытаясь навести собеседника на мысль.

— Да? — всполошился тот. — Понятно теперь, почему ты видишь души вне смерти.

Но тут Джокем замолчал. Невзирая на очевидно сильное желание Миши знать ответы, он молчал несколько минут, пока думал. Настоятель делал всё, чтобы помочь ему, рассказать побольше и навести на спасение от чумы, но что-то ему мешало. Миша предположил, что всего виной служила разбитость его души. Перед Мишей стоял лишь осколок души, небольшая часть, оттого многая действительно полезная информация попросту отсутствовала.

— Не могу… что это значи-и-ит… — Рутцен так запереживал, что начал кусать пальцы. — Нет-нет-нет…

— Настоятель?

Рутцен не слышал.

— Джокем? Мистер Рутцен? Миша пытался достучаться до паникующего священника, но, не получив, отклика, подошёл к нему, схватил за плечи и стукнул лбом в лоб. — Придите в себя!

Только сейчас тот смог отреагировать на зов Миши. Рутцен смотрел в его глаза в очевидной потерянности. Его жажда помочь была ненормальной, даже вредящей.

— Прошу вас, держите себя в руках. Это нормально, что вы не можете вспомнить, — взаимная поддержка в разговоре предельно точно описывала их состояния.

— Да, знаю… — но переживания было не унять. И теперь Джокем был вынужден выпустить её наружу. — Просто… просто… я видел, что делал с вами…

— Вы могли… что?

— Когда нас захватила чума, я единственный, кто остался в сознании. Я не мог контролировать свои действия, но осознавать происходящее — более чем. Я самолично видел, как мы превращались в этого монстра, наблюдал, как твои друзья умирали от наших рук, я… — Джокем не выдерживал. Дрожа, как при судороге, настоятель прикрыл рот рукой. — Прости… мы не хотели этого… я не хотел этого! Да я бы никогда не поднял руку на человека, я бы ни за что… — слёзы покатились по щекам, он неровно дышал, а его голос был сдавленным, словно что-то застряло в горле. — Прости меня. У меня не было злого умысла, я не мог сопротивляться…

— Я вас не виню. Я понимаю, что вы не могли ничего сделать. Смотря на вас, поглощённых чумой, я не могу вас обвинять в жестокости. Ни за что.

— Ты слишком добрый для нас, сплошь агрессивных и жестоких порабощённых, бесцеремонно убивающих и издевающихся над людьми. Это тяжело, понимаешь? Так смотреть на врагов.

— Я знаю, порой мне трудно оставаться таким же лояльным, но я стремлюсь к тому, чтобы помогать вам избавляться от мучений, а не злиться и мстить.

— Оставайся таким, пожалуйста, — Рутцен умолял, смотрел на него с некой надеждой. — Нам всем не хватает этого. У тебя очень приятная нежная душа, она в самый раз для проводов умерших, ведь после стольких мучений прикасаться к тебе — это райское облегчение, после которой умирать не так страшно.

— Я вот не понимаю: почему она у меня приятная?

— Если говорить кратко, то каждая душа на свете уникальна в своём роде: имеет определённые особенности и недостатки. Также и у тебя. Твоя душа словно пушистая, мягкая, как ещё сказать… в общем, создаёт приятные ощущения комфорта и спокойствия. Я бы назвал твою душу бархатной.

— Вот оно что, — Миша и смутился, и обрадовался одновременно.

— Пытайся проводить как можно больше душ. Я прошу тебя о слишком сложном, но так мы хотя бы ощутим что-то приятное и расслабляющее после стольких мук, — Джокем решил обнять Михаила, да так охотно и крепко, что, казалось, не хотел отрываться от юноши. Он продолжил: — В этом будет и твоя выгода. В некоторых случаях или лично по желанию умершего ты можешь унаследовать что-то от него. Силу, знание, понимание, особенность души. Мы — губка, принимающая в себя очень много прекрасного и противного. Поэтому ты станешь сильнее, если будешь провожать души. Либо их «наследство» перейдёт к тебе случайно, по воли вероятности, либо сам проводимый захочет отдать тебе свою силу. Например, от меня будет подарок! Я не столь силён, потому не могу по достоинству пользоваться этим, но тебе моя особенность пригодится. Я дам тебе свои знания святости света, а также особое расположение души к нему. Ты быстро обучишься им пользоваться, в твоих руках свет станет великим…

— Спасибо, я сделаю всё возможное, чтобы развить эту силу, — Миша просто уже не успевал осознавать действительность. — А я не могу наследовать чуму случайно? Или что-то ужасное?

— Чуму навряд ли, но негативные элементы можешь. Будь готов, — Рутцен ахнул, едва вспомнив. Он отстранился от Миши. — Ну конечно! Одиннадцать апостолов считались ими не только из-за титула, выданного Владыкой! Их движущая сила — это сами книги!

— То есть?..

— То есть ты двенадцатый в истории апостол.

Миша не понял.

— А почему я двенадцатый, если у меня книга Парсифаля? И как я им вообще стал, если та же книга помечена другим человеком? Для чего он мне тогда дал…а-а-а-а! — Симонов едва не впал в отчаяние. — Как сложно…

— Я знаю точно, что книга станет твоей, если Парсифаль умрёт. Ты собственник его знаний, раз он дал тебе его лично, но полностью легальным обладателем апостола ты станешь после его смерти. Оттого, наверное, ты читаешь чужие души.

— Но почему? Там написано было, что для начала нужно понять свою душу, дабы читать другие… — Миша был даже рад, что чума не трогала такие факты.

— Нет, это не условие. Это правило Владыки. Они могут читать души без своего понимания, но так не признавалось лично Им. Ты, возможно, можешь видеть чужие души не так чётко и понятно, как можно было, будь ты понимающим своей души.

— Когда я разберусь в себе — лучше стану видеть чужие души?

— Да. Ты, очевидно, не понимаешь, что из себя представляет твоя душа? Что ж, проблема решена: ты достиг предела, а с ней и проводил нескольких умерших. Только покинешь меня — сразу она появится. Надеюсь.

— Как хорошо… но что теперь?

— Изучай книгу, провожай души. Ты заражён, чума поглощает тебя, но в Царстве все знали, что апостолы были наиболее близки к решению проблемы. Каждый из них имел какую-то информацию о чуме, а с ней, наверное, и о лекарстве. Тебе стоит найти оставшихся десятерых апостолов и забрать их книги. Я всех забыл, кроме троих: Иосиф Отшельник, проницательный странник, Зельда Розенберг, боевая красная роза, и Вилсон Санчес, гамарский мученик. Это единственное, чем я могу тебе помочь.

— Голова идёт кругом… где я их найду?

— Возможно, после смерти Парсифаля они сами к тебе начнут приходить. Каждый апостол как-то связан друг с другом, этого я толком не знаю. А откуда я это знаю?.. Не помню, не могу вспомнить…

— Вы верите, что я найду лекарство? Найду возможность избавиться от чумы или хотя бы оттолкнуть её подальше? Я хочу быть оптимистом, но это ведь глупо, — Симонов понимал, насколько серьёзная перед ним стояла задача. — Я не смогу… Никто не смог, чем я лучше?

— Ты ещё жив, — Джокем похлопал собеседника по плечу, тепло всматриваясь в его глаза. Он хотел самого лучшего для Миши, хоть его почти не знал. — Борись, сражайся за свою жизнь. За всех нас, кто не спасся. Я верю в тебя. Перед своей смертью я готов поверить именно в тебя и уйти на покой, зная, что в мире есть ещё святой, способный изменить мир. Не сдавайся, пожалуйста, не падай духом. Чума уничтожает тебя, рвёт твою личность, но тебе нельзя поддаваться. Хорошо?

Симонов видел в его глазах то, что он, собственно и говорил. Настоятель был намного добрее того же Миши, намного чувственнее и оптимистичнее. Он молился за своих прихожан до последнего, жалел убитых им товарищей Симонова и готов был отдать последние минуты незнакомцу только ради желания помочь. Удивительный человек, настолько хороший, что совершенно не заслуживал подобной участи. Почему такие люди умирают, хотя способны изменить мир? Не Миша мог бы совершить невозможное, а подобный Рутцену. Была бы возможность — он бы отдал такой шанс Джокему и ни о чём не пожалел бы.

— Если бы я мог помочь ещё, то сразу бы сделал всё возможное, — Рутцен заметно расстроился. — Прости меня, на большее я не способен.

— А что ты знаешь о Клетке? — Миша внезапно вспомнил о словах Парсифаля и, в частности, «Клетку», помеченную особым знаком в записях.

— Клетка? Даже… и предположений нет.

— Понятно…

— Мне, кажется, пора, — настоятель начал говорить наиболее умиротворённо, спокойно, даже отчасти безразлично. Тем не менее, как только он вытянул руку, заметил, насколько же она дрожала, будто от холода. — Надо же, я умер, но всё ещё страшусь? Я всегда думал, что чувствуют умершие перед окончательным уходом, но даже сейчас я особо не понимаю. Вроде это знак страха — моя дрожащая рука — но мне ничуть не беспокойно. Может, я не осознаю это… как странно, правда?

— Я так и не ответил на твой вопрос. Герман не отдал письмо Сюзанне. Не успел.

— Вот оно что. Может, это к лучшему, ведь он умер любящим человеком. Его не отвергли, не приняли, оставив чувства Германа в самом сильном их состоянии. А ты любил кого-нибудь?

— Я не могу. Чума забирает все чувства, эмоции и людей из памяти раз в неделю со вторника на среду.

— Так ты не знаешь. Я помню, — Рутцен даже сам начал удивляться, что каким-то образом помнил это, — что апостол Иосиф Отшельник заверял: «Чума разбивает наши личности, уничтожает память и превращает нас в бессмысленных существ, но как бы болезнь ни старалась, особо великие эмоции и чувства она не может подчинить». Он был философом до мозга костей. Откуда я это помню… а, касаемо его слов! Любовь, счастье и страх, гнев и отчаяние в крайних формах чума не может уничтожить. Стереть из памяти — да, но ты на уровне подсознания или интуиции будешь понимать, что боялся этого человека или любил эту женщину. Сам посуди: каким бы ты был человеком, не чувствуя после пропажи памяти совсем ничего? Пустышкой!

Миша смотрел на настоятеля как на призрака. Он впервые услышал, что чума не способна на такие ухищрения с высоким процентом успеха. Чёрные лапы не могли забрать самое сокровенное для человека, не способны полностью разрушить личность и развратить душу. На самом деле, эта болезнь не всевластна. И тем не менее, она безумна жестока. Если Миша способен был сохранять высокие чувства даже мимо амнезии, он не мог оставить тот факт, что забывал неуклонно и бесперебойно. Сколько не удивляйся, откуда такие чувства к человеку, каждую неделю не впадай в шок от факта интуитивного понимания отношения к нему, чума рано или поздно сделает своё дело. Мише стало легче, намного легче.

— Значит, я могу полюбить?

— Конечно! Душа окрыляется от любви! От счастья! От радости, в конце концов! Даже будучи порабощёнными, мы вспоминаем эти чувства. Я вот вспоминал… свою семью. Кто они, кто моя жена, а были ли дети — уже не помню, но мне не грустно, вот вообще! Я знаю, что был счастлив с ними, а значит, моя жизнь удалась. Этого достаточно… — Рутцен облегчённо вздохнул.

Он с мягкой умиротворённой улыбкой отошёл от собеседника, встал на колени в прежнее место и, сложив руки вместе, подготовился молиться, но перед этим захотел попросить:

— Я не знаю твоего имени. Прошу, назовись, а я помолюсь Владыке за твоё спасение.

— Михаил, — по-странному небрежно и неловко сказал Симонов, чувствуя сочувственное огорчение.

«Почему он? Почему они? — внутри Миши так было тесно, что он еле себя сдерживал от слёз. — За что? Не я должен видеть, как за меня молится умерший! Наоборот!»

— Верь в себя, хорошо? — именно настоял Джокем, ненадолго посмотрев на него. — Михаил, спаси себя. Или найди того, кто спасёт. В мире наверняка остались прекрасные люди! Возможно, только лишь маги, но и они, еретические иноземцы, такие же люди, как и мы… Ох, какая у тебя приятная душа… мне так спокойно… О чём я говорил?.. Неважно, бархатная душа меня так наслаждает…

Как по щелчку пальцев, всё закончилось. Резко, неожиданно и бесцеремонно. Рутцен умер, а с ним и душа окончательно растворилась в пространстве. И всё же, когда Миша не мог более пообщаться с Джокемом, он чувствовал тот осколок души, который, возможно, на самом деле также исчез, но оставил удивительно тёплый отпечаток внутри Миши. Отчасти мифический, зато желанный для самого юноши, позволивший наконец достигнуть желаемого.

Перед лицом левитировала сфера. Нет, скорее не сфера, так как внешние стенки постоянно то расширялись, то сужались, то вообще в отдельных местах резко обретали другие формы по типу игл, треугольников, квадратов, текучих волн, отчего точно убедиться, а круглое ли это на самом деле, было трудно. Оно светилось, как солнце, но заботливо останавливало ослепляющие лучи не дальше пары сантиметров от себя, позволяя лицезреть — как экспонат. В одном месте текли ручейки святой воды, в другом непреклонно стояли металлические пластины, иногда пропускающие мимо себя язычки мирного скромного пламени, а в ином бушевал воздух практически штормом, причем иногда замораживая воду, делая огонь стихийными опасными смерчами, а металл пытаясь скомкать или сжать. Помимо уже замеченного кое-где изредка бился свет, никак не связанный с самой внешней оболочкой, чьи лучи заманчиво застывали в паре сантиметров от общего скопления. Это свет шариками или иногда полосами гулял по всем силам, никак не поддаваясь буйному ветру, твердому металлу, свободолюбивым и мирным огонёчкам и тягучей воде. Более того, за ними частенько вылезало нечто иное, даже инородное. Тьма. Только сейчас Миша увидел, что куда ни посмотри, на какую силу не глянь — везде был чёрный дым. Почти невидимый, но настолько мерзкий и приставучий, что просунулся во все стороны. А затем он увидел общую картину: от всей души, как при пожаре, дым выплёскивался куда-то наверх, нет, не растворяясь в воздухе, а просто «играя» щупальцами с пространством, иногда загибаясь обратно или медленно затухая лучи света.

Но даже так Миша восхитился. С каждой секундой осмотра собственной души он радовался как ребёнок. Это его душа! Своя, натуральная! Тут он заметил, как за некоторыми силами скрывались… надписи?

«Душа, благословлённая Владыкой».

«Сей плод вечного Небесного Сада».

«Да здравствует святость Святого Царства».

Странные письмена на душе редко шли в общем потоке, но ему казалось, что это нормально. Видимо, любая душа имела такие надписи, но это подтвердить пока не представлялось возможным. Да и не мог Миша больше думать. Он почувствовал внезапную усталость, еле-еле приглушающая боль всего тела. Он, сидя на вершине груды перед телом Рутцена, медленно закрыл глаза и сонливо завалился в сторону.

* * *

Миша никогда не употреблял алкоголь, даже не пробовал, но он открыл глаза с чётким ощущением, словно находился в недельном запое, подкреплённого многочасовым ежедневным физическим трудом. Как результат, голова гудела, глаза ловили лишь мутные очертания образов, уши вообще были практически полностью заложены; для пущего эффекта каждая мышца, как ему казалось, ныла, еле-еле держась от натяжений, растяжений и прочих травм, пока сами органы неприятно зудели, начиная с желудка и заканчивая лёгкими и сердцем. Поначалу ему не хотелось ни двигаться, ни осознавать что-либо, ни вообще существовать, но после нескольких томительных минут он всё же решился хотя бы попытаться влиться в реальность. Немного приподнял торс, но от резкой усталости и боли резко плюхнулся обратно на твёрдую поверхность. Дык еще голова так сильно закружилась! Никакой аттракцион и рядом не стоял. На миг даже захотелось вывернуть желудок наизнанку, лишь бы выпустить остатки еды наружу, правда, он героически сдержался.

Как ни смотри, Миша был не в себе. Вот последствия перехода за ту линию, которую лучше не пересекать, и чем дальше, тем намного хуже. Боли даже не пропорциональны размеру используемой святости: они скорее усиливались мощными резкими скачками, совершенно не следуя каким-либо «нормативам». К большому счастью, Миша был не один, так как за ним ухаживала Льюша. Он, конечно, не сразу понял, чьё лицо красовалось над ним, но зелёные глаза отчасти дали ответ. Эльфийка поудобнее разложила беднягу на поверхности и силком, но очень аккуратно, даже по-нежному ласково, заставила его попить воды. Как ни странно, но какая-никакая жидкость дала немного расслабляющего чувства, особенно желудку и кишечнику, отчего довольно быстро организм начал успокаиваться. Да что там, спустя время его органы чувств пришли в норму, а голова напрягала не так сильно, как раньше. Теперь можно было осознавать реальность.

— Л-Льюша? — тихо сказал Миша, дабы окончательно убедиться, что перед именно та самая Льюша.

— Да, это я, — кивнула она, продолжая давать воду. — Пей-пей, тебе надо больше воды.

Симонов был послушным мальчиком, особенно когда ощущал себя без пяти минут измученным существом: выпил всё, что дали.

— Умница, — как-то странно неуверенно похвалила Льюша. Она внимательно осмотрела «пациента», кое-где пощупала, смотря на реакцию, и начала проверять его органы чувств на функциональность. К этому моменту всё было более чем в норме. — Как хорошо, я перепугалась.

— Что случилось? Я-я отключился? Но когда…

— Ты свалился с тела Рутцена. Чуть не разбил голову! Слава Древу, я тебя спасла.

— Как хорошо…

Мише было крайне неловко, даже если он ничего поделать не мог. Он чувствовал своё состояние намного лучше, чем раньше когда-либо. Он видел границы души, видел «линию дозволенного» и понимал, насколько был близок к точке невозврата. Теперь ему нельзя было пользоваться святостью как минимум сутки, если не больше. В противном случае последствия будут ужасающими.

— Ты везунчик, — послышался голос Василисы откуда-то слева, — я уже думала, что ты в коме.

— И правда, ты был скорее мёртв, чем жив, — добавил голос Димы.

Миша перевёл взгляд на них. Оказывается, все выжившие сидели рядом друг с другом в центре храма. Лично Симонов лежал на полу, но на какой-то ткани, а под головой явно чувствовалось что-то мягкое; сама Льюша, естественно, сидела совсем рядом, очень уставшая, но самая здоровая из всех; Вася и Дима разместились на скамье, но вид у них был плачевный: вся голова снайпера перебинтована — видимо, получил травму вроде сотрясения — а Вася была в состоянии между желанием длительно поспать и окончательно вырубиться, чувствуя на себя не только последствия ужасного ранения глаза, но и лечения Миши — на самом деле, она держалась молодцом, хотя, по прогнозу, должна была свалиться даже раньше товарища.

— Так это ты тот выстрел сделал? — с улыбкой заметил Миша. — Без тебя мы бы точно всё провалили.

— Есть своя удача. Да чего греха таить: нас здесь каждого оберегала госпожа Удача.

— Не всех… — грустно подметила эльфийка, глянув в сторону.

Миша увидел три тела, лежащие вместе. Они все укрыты старой тканью, скорее похожей на скатерть. Денис, Алексей и Роман.

— Не всех, да, — согласился Дима с нотками безразличия, — но мы живы, и ладно.

— Осталось выбраться. Это ведь немного, да? Я домой хочу, в кроватку. Забыться и пропасть на пару дней… — скорее замечталась Кирирова. — Как всё надоело.

— Сначала дверь ту открой. Впереди нас ждут коридоры с порабощёнными.

— Тут же есть вентиляция, да? Может, где-нибудь здесь есть тоннельчик, верно?

— Вон там, — Дима указал куда-то на потолок. — Полметра шириной, высотой сантиметров тридцать. Влезешь?

— Давайте отдохнём, — предлагала Льюша, внезапно став приятной частичкой всё компании. Она не отчаивалась, что было странно именно для неё. — Мы все измотаны. Здесь выход один, так что нас никто не настигнет.

Как по зову, двери громко простонали мощным стуком. Кто-то по ту сторону или врезался в преграду, или сильно-пресильно ударил.

— Не настигнет, говоришь? — Дима сразу схватился за винтовку и встал со скамьи, готовясь к бою.

Вновь стук, только теперь он был похож на взрыв. Железные некогда крепчайшие двери затряслись, а вокруг начала опадать крошка камня. Все, кроме Миши, стояли на местах и ждали. Уже неважно, кого конкретно — ни сил, ни желания рассуждать об этом не было. Либо там смерть, либо спасение, хотя во второе не верилось. После недавно пережитого надеяться на чудо не приходилось. И тем не менее, лучше бы там был кто-то добрый, так как следующая попытка пробить двери была ужасающей: железо слегка смялось, кое-где пошли трещины, а заваренные участки и вовсе начали расходиться, предвещая скорое пробитие. Впоследствии точечный мощный взрыв напрочь вынес многокилограммовую махину в храм, с оглушительным звуком падая на пол. И теперь проход был открыт.

Не успела еще пыль осесть, как внутрь забежали солдаты — и совершенно не святые. Толпа красных рассредоточились у входа и направили винтовки, автоматы, дробовики и пулемёты на выживших и на большой труп Рутцена, интуитивно найдя все подозрительные или живые объекты в храме. Так едва не дошло до перестрелки, ведь многие вояки были недовольны встречной реакцией троицы, которые держали оружие и магию наготове в ответ.

— Тихо! Не стрелять! — приказывал лейтенант своим товарищам. — Не враги!

— Опустите оружие! Все! Здесь нет врага! — говорил другой офицер, только теперь не только своим, но и магам на другой стороне.

Солдаты молча опустили оружие — так же поступила и троица выживших.

— Что за чертовщина там? — удивлялся красный, смотря именно на труп Рутцена. — Какая же херь…

— Она не двигается, товарищ лейтенант, — заверил другой. — Никого, кроме магов, здесь нет.

— Чисто! — крикнул лейтенант.

Он оповещал кого-то, кто ещё не вышел из коридора. И теперь к общей группе подключился хорошо знакомый Мише. Собственной персоной подполковник Терентьев в окружении офицеров и инженеров прошёл дальше всех в храм, осмотрел внимательным взглядом каждого из магов, а после, увидев Симонова, тут же всполошился:

— Медика! — командным тоном приказал Лев Алексеевич, а после обратился к Мише напрямую: — Генка ты мой любимый! Ты выглядишь ужасно.

— Мягко говоря…

— Н-да уж. Я провалился. Охренеть! Ты заставил меня поволноваться, знаешь ли. А кто это у тебя тут рядом, м?

Даже если в гробнице никто из магов здесь не враг, Миша прекрасно знал, насколько Терентьев предвзято относился к незнакомцам. Симонов заметил, как некоторые из красных встали так, чтобы окружить выживших. Это неспроста.

— Я с ними выживал.

— Да, мы его коллеги по несчастью, — настороженно подтвердила Вася. — Меня зовут…

— А где остальные «коллеги по несчастью»? — Терентьеву было плеватьна слова Кирировой. — Никто из команды два не выжил?

— Товарищ подполковник, — отчитывался солдат, задрав ткань с тел. — Тут двое наших лежат.

— Вот оно что.

— Мы многих потеряли, — с долей сожаления и собственной вины сказал Миша, опустив взгляд. Он сидел, но готов был провалиться под землю. — Мы спасли милиционера — из тех, кто первый сюда пришёл — а потом встретили отряд фиалок: их отделили, как и нас. Их было где-то десять, вроде, не помню. Вот, здесь все выжившие.

Новость несколько разочаровала Терентьева. Он оглядел горе-товарищей Миши повнимательнее, да так недружелюбно, что та же Льюша почувствовала себя виновной во всех просчётах и ошибках команды. Несмотря на полезность каждого из новоиспечённых друзей Миши, подполковник секретными знаками наказал своим подчинённым, стоящие близко к троице, убрать винтовки. Нет, это не жест добродушия и безопасности, ибо красные вместо винтовок незаметно положили ладони на рукояти мечей. Некоторые из дальних красных выбежали в коридор с намерением стоять «на шухере». Естественно, Миша понимал, в чём дело. Он знал, выделил это в дневнике, самолично видел когда-то в прошлом методику Терентьева.

— Что ж, друзья, — говорил Лев Алексеевич, специально выделяя такие слова, как «друзья», с особым акцентом, — я очень благодарен за поддержку моего очень важного лейтенанта. Ох, как вы много всего пережили! Эта тварь, — он указал на Рутцена, — наверняка задала вам жару. Ну ничего! С меня причитается достойная награда…

Если Терентьев говорил: «достойная награда», то о никакой награде речи не было. Это был знак к действию.

— Стойте! — крикнул что есть силы Михаил, стараясь подняться на ноги.

Его возглас испортил весь скрытный манёвр. Солдаты уже достали мечи из ножен и готовились проткнуть каждого из выживших, но голос Миши внёс свои корректировки. Только сейчас троица поняла, что хотели провернуть солдаты. Дима, конечно же, направил винтовку на ближайшего, из-за чего вызвал на себе внимание многих стрелков, направившие дула своего оружия на одну-единственную цель. Девушки же сначала не понимали, как реагировать на подобное, но Льюша решила помочь Мише подняться. Она, собственно, впоследствии ему заменяла трость, в то время как Вася пятилась в сторону, пока не уткнулась в острие меча солдата.

— И как это понимать, господин Геннадий? — разозлился подполковник, уже самому желая прибить каждого из здесь стоящих чужаков.

— Не надо их убивать.

— Оу, правда? По какой такой причине?

— А зачем нас убивать? — негодовала и страшилась Вася, засматриваясь на Мишу, как на надежду на спасение. — Что это значит?

— Вы… простите, вы просто знаете, что я не маг.

— И из-за этого нас надо убивать, как нежелательных животных? — Дима не боялся стоять под прицелом, но максимально железобетонный взгляд говорил о его не меньшем переживании, чем у Васи. — Занимательные у вас методы.

— Ничего личного, дружище, просто ваши ушки и глазки многое узнали, — съязвил Терентьев, раскинув руки в стороны.

— Договор о неразглашении? Нет?

— Наш договор о неразглашении в руках солдат.

— Я серьёзно, нельзя их убивать, — настаивал Миша. — Мне они нужны.

— Для чего? Ножки самому не мыть? — Терентьев не поправлял очки уже несколько минут. — Объяснись.

— Эта операция дала мне понять, что в одиночку я не справлюсь, и…

— В одиночку ты никогда не сражался, Геннадий, — перебил его подполковник. — Не забывай, что за твоей спиной стоят десятки моих солдат.

— Это не то! Мне нужна команда! Выбранные мной люди, которых я знаю и могу доверить свою жизнь.

— То есть мои солдаты не подходят? Что за капризы?

Миша при помощи эльфийки подошёл ближе к Терентьеву. Ему трудно было смотреть на злого Льва Алексеевича, полыхающего диким желанием наказать уверенного в своём решении Мишу по всей строгости. Не будь он собственностью Ректора, то наверняка бы подполковник провёл воспитательную беседу.

— Я верю в них.

— Этого недостаточно. Как ты себе это представляешь? Возьмем себе парочку дворняг, и всё будет хорошо? Ректор это не одобрит.

— Он будет вынужден.

— Ха-ха! — Терентьев был удивлён наглости Симонова. — Серьёзно? На основании?

Миша вытянул правую руку и по воле мысли показал ему свою душу. Удивились если не все, то подавляющее большинство. На самом деле, он сам ещё не мог привыкнуть, что мог видеть собственную душу. Тем не менее, этот лаконичный знак усилил следующие слова Миши:

— Я, Симонов Михаил, всегда стремился к познанию святости. Как мой Ректор. Как Белые Мудрецы. Как Орден Красного креста. Мы все заинтересованы в том, чтобы достичь успехов в изучении Святого Царства. В гробнице я смог понять немного больше, чем прежде. Я получил знания, воистину бесценные знания. Понимаете? И мне нужны люди. Фиксированная команда тех, кому я доверю не только себя, но и сами знания. Я настаиваю на том, чтобы они стали моими соратниками.

Полуофициальная речь в глазах подполковника не играла бы никакой роли, если бы он не показал результат успеха напрямую. Душа в глазах заядлого психованного вояки была прекрасной. Он видел в ней нечто не из мира сего, что-то новое, совершенно отличающиеся от привычного порядка вещей. Выжившие также смотрели на душу с интересом. Ведь действительно: в руках Миши было то, что никогда не имело значения в кругах магов, но теперь святость была не простым отголоском прошлого. Каждый из здесь находящихся людей, начиная от Димы и заканчивая рядовым солдатом, встретили то, чему раньше не придавали значения. Вместилища порабощённых, как реликты, появлялись и ранее, пускай редко, в отдалённых местах и под чутким контролем узкого круга людей. Но никогда Миша, а также его предшественники по душе не достигали самого банального: понимания своей силы, понимания хоть чего-то большего, чем мелочные факты о быте и поведении святых. Детище Ректора достигло результата.

— Ты очень рискуешь, — держался камнем Терентьев, хотя он заметно треснул в уверенности своих слов. — Твои кандидатуры едва тебя знают — они узнали твоё настоящее имя только сейчас — а ты просишь от них верности и покорности перед тобой. Глянь на них: один уроженец фиалок, вторая молодая милиционерка… милиционерша… милиционергиня… короче, недавняя выпускница школы милиции и эльфийка-авантюристка. Этого ты хочешь? Позволить оберегать тебя и твою душу каким-то неизвестным личностям?

— Я в последнее время и вправду сильно рискую, — со смешком подтвердил Миша, понимая собственное поведение, как беспечное и даже отчаянное. — Честно признаюсь, я рассказал о душе профессору академии.

— Ты издеваешься?

— Но я сделал ставки. Я пойду своим путём, я сделаю то, что считаю необходимым, я добьюсь того, на что поставил. Методы моего отца не сработали, охрана красных также не показала достаточной эффективности. Я поступил в академию не просто ради мирной жизни. Это мой новый взгляд на решение проблемы. Я чувствую, что скоро мир изменится, а пока моя обязанность — это приблизить всех нас к Царству.

Миша перевёл взгляд на выживших. Он внимательно оглядел бетонного Диму, заметил смятение Васи, убедился в спутанности Льюши — и понял, что Миша сейчас шёл по не протоптанной дороге, где существенную роль играла воля случая. Встреча с Парсифалем — это случай. Появление гробницы — это случай. Познание своей души — это случай. В конце концов, он жив по воле случая. Если он способен любить, быть счастливым, смертельно бояться — хотя он никогда не задумывался о чувствах, что переживал после пропажи памяти — то он ещё не стал порабощённым. Чума не всевластна, не абсолютна, не смертельна. Шанс есть — и неважно, маленький ли он или мифический вовсе. Есть алгоритм действий, есть новая информация, есть особенность самой души — остаётся только двигаться дальше.

— Я предлагаю вам выбор, — Миша решил вести себя с товарищами более откровенно и честно. — Я приглашаю вступить в мой отряд. Я его только что придумал, даже названия не знаю, но он будет — это точно. Суть очень проста: мы продолжим исследовать места порабощённых, ходить по тонкому льду ради крупицы знаний о Царстве и его жителях. Возможно, вы погибнете. Вполне вероятно, особо жестоким способом. Орден Красного креста совместно с Белыми Мудрецами давно изучают подобное. Ещё до моего рождения. Но со мной у них есть реальные возможности. Они его не упустят ни за что. Поэтому они сделают всё, чтобы уберечь меня от ненужных проблем.

— И это значит, что если мы откажемся — нас прикончат. Так? — поймал суть его слов Дима.

— Да.

Красные больше не отпустят их. Даже когда Миша решал поступать в академию, офицеры Ордена тщательно проверили КМА на предмет опасности, от преподавателей до студентов. Можно было смело предполагать, что в учебном заведении полным-полно агентов красных, возможно, даже прямо в группе Миши. Те, кто как-либо мог узнать о душе или заподозрить в чём-то Симонова, автоматически оказывались с петлёй на шее, которая затянется в любой удобный для палачей момент. В Ордене всегда так и говорили: «на них наша петля». Это своего рода особое выражение, подразумевающее долгосрочную метку будущей цели либо для убийства, либо для пленения, либо для контроля. Не сказал бы Миша Терентьеву о том, что Браун теперь знала о душе, рано или поздно её бы устранили. На ней тоже петля, но её затянуть палачи не смогут: Миша не позволит.

— Вот как нас затянуло, да? — снайпер почему-то рассмеялся, да таким хохотом, что некоторые из солдат аж переглянулись в непонимании. — Ладно! Я с тобой, Генна… то есть, Михаил. Мой господин, хозяин и просто папочка.

— Интересный у нас фиалка попался. А как же твоя родина?

— Фиалковый Предел — не мой дом. У меня его и не было никогда! Мне плевать на устои фиалок, на ваши устои и на какие-либо ещё. Мне не горестно быть предателем своей фракции. Но я всегда мечтал прожить интересную жизнь, как эдакий пират случайно открывает новые земли. Не читали сказку такую? Название забыл, правда. Господин Симонов, разрешите обратиться. Так вот, Миша, ты можешь смело на меня положиться.

— Выбора нет, да? — Василиса так распереживалась, что едва не упала в обморок, однако сдержалась. — Либо умру сейчас, либо потом. Мило.

— Прости, — Миша и вправду чувствовал себя ужасно, что обременил такой дилеммой. — Я не могу обещать лучшего.

— Не вини себя, мне не грустно или обидно — вот вообще. Ты спас мне жизнь, а значит, я пожизненно должна тебе. Сочтёмся на этом. Я с тобой.

— А я… — Льюша словно попыталась ухватиться за какой-то аргумент, позволяющий отказаться от вступления в отряд. Глаза выдали её грусть. — Мне нечего терять… Я согласна.

— Сложная работёнка нас ждёт, — со вздохом заключил подполковник, поправляя очки. — Мы организуем всё, но после того, как я услышу мнение Ректора. А пока я хочу внести ясность! Вам всем придётся забыть о своей прошлой жизни, о родных, о принципах, каким вы следовали. Всё, больше нет ничего, что вас связывает с этим миром. Теперь вы собственность Симонова Михаила. Верные пёсики, готовые сдохнуть за своего хозяина. В противном случае, — он указал на свою шею, — петля затянется. Кто-то из вас «трагически погибнет» в гробнице, кто-то сам якобы уйдёт и пропадёт без вести — легенды будут такими, что вернуться в прошлое будет невозможно. Это понятно?

— Так точно, сэр, — играл Дима, театрально отдав честь. — Есть забыть свое прошлое, товарищ.

— Михаил, я думаю, Ректор свяжется с тобой в скором времени. Тебе придётся всё объяснить ему. От «А» до «Я». Готов?

— А как иначе?

* * *

Терентьев лично решил доставить Мишу и его компанию на поверхность, захватив с собой лишь семерых солдат, включая пулемётчика, медика и инженера. Такой группой они шли по гробнице обратно, совершенно не встреча порабощённых. Миша знал, что он отправил авантюристов и несколько команд подчинённых зачищать восточную часть подземелья, но даже если так — слишком тихо. Под чутким контролем инженера они даже ни разу не заблудились, ни разу не услышали какие-нибудь крики, рыки и звуки боя. Оттого становилось неловко. Крайне неловко.

Тем не менее, Миша не готов был жаловаться. Он настолько устал, что банально не мог решиться на поиски Сюзанны, а она не покидала его голову с самого отправления с храма. Что с ней случилось? Чем же закончилась её история? Какую связь она имела с тем монстром, вечно бродящим по гробнице в её поисках. Миша чувствовал неполноценность истории. Герман любил её, Рутцен помог ему решиться на признание, но где сама эта таинственная девушка — неясно. Будь силы — обязательно бы сунулся обратно в восточную часть только ради неё.

Теперь же он сидел на спине медика, как рюкзак, и просто смотрел вперёд. Льюша и Вася старались не отходить от Симонова и вообще не приближаться к Льву Алексеевичу, который частенько поворачивался к ним и задавал неудобные вопросы. Например, что пережила Кирирова перед тем, как его нашёл Миша. А соврать не удавалось — совесть не позволяла. Наверное. Льюшу же он чуть ли не пытал расспросами, доводя беднягу то ли до апатии, то ли до сильнейшей грусти. Узнал о смерти близкой подруги, поинтересовался, как конкретно она умерла, а после, словно ему было мало, начал интересоваться, насколько она была близка с Сильтией.

— Мы с младенчества друг друга знаем, — рассказывала Льюша с заметной неохотой. — Она была дочерью капитана стражи нашего родного города, а я жила среди почитаемых садоводов Древа…

— Ваши семьи дружат? — спрашивал Терентьев, идя в авангарде.

— Дружили. Пока в нашу жизнь не влезло чёртово наследство. Наши предки решили завещать нашим семьям общее имение, огромное, с удивительным таким домом, где жили бы много-много других семей. А условие было одно: заключить брак между семьями. Так уж вышло, что из моей семьи была только я, а у Сильтии имелся старший брат. Он был настолько разбалованным ребёнком внутри, что совершенно не знал меры. Я не готова была отдавать свою жизнь ему, доверять общую постель и жить несколько сотен лет с нелюбимым мужем.

— Политический брак, значит. Как жестоко и традиционно, да?

— Это было ужасное время… он постоянно приставал ко мне, лазил в личных вещах, один раз изнасиловал — и всё сходило с рук. Ни мои родители, ни его не хотели рушить потенциальный брак ради наследства. Только Сильтия меня и успокаивала, сочувствовала, однажды пыталась травмировать брата ради меня. Она хорошая подруга, она… — Льюше было тяжело рассказывать о прошлом с подругой.

У Миши только и появлялась одна картинка: размозжённая голова и застрявшие волосы в заклёпках щита.

— Сильтия была моей опорой. Очень уверенная, заботливая, решительная. Постоянно двигалась вперёд и не боялась рисковать. Только с ней я решилась на побег. Подальше от алчных семей, подальше от дурацкого мужа…

— Интересно-интересно. Наша Льюша сбежала от родителей и брака и подалась в авантюристы?

— Вариантов почти не было. В конфедерации мигрантов особо не любят, а во время нашего прибытия — и подавно. Либо авантюристы, либо шлюхи, либо что ещё похуже…

Расспросы подполковника продолжилась вплоть до пелёнок Льюши, и не сказать, что ему на самом деле была интересна истории очередной эльфийки, решившей перебраться в общество людей по собственным причинам. Он расспрашивал не ради прикола. Это был начальный тес на вшивость, на искренность и готовность предстать перед незнакомыми людьми открытой книгой. Что странно: он не трогал Диму, который переоделся в форму красного, причём, снятого с трупа. К счастью, странное давление Терентьева прекратилось, когда группа достигла выхода.

Под светом тех же прожекторов лежали трупы милицейских, практически все — на лестнице, окровавив камень вплоть до небольших засохших рек. Лев Алексеевич тут же жестом приказал свободным красным пройти вперёд. Странность заключалось в том, что каждое мёртвое тело не имело характерных порабощённым ранений. Они лежали, словно им просто перерезали или проткнули жизненно важные участки тела — не более. Подошедший к первому трупу стрелок проверил лежащего командира отряда сдерживания и подтвердил теорию Миши прижатым большим пальцем к своей сонной артерии. Его убили точечно, быстро и умело.

— Как странно, — задумался Терентьев, пройдя в центр зала.

Стрелки поднялись по лестнице, проверяя тело за телом. Примерно стиль был один и тот же. Лев Алексеевич приставил по солдату на восточный и западный проход, а сам в сопровождении пулемётчика вышел из гробницы с целью проверить канализационный тоннель. Выжившие же медик и инженер послушно стояли у лестницы.

— Как это понимать? — не довольствовалась Василиса.

— Походу, у нас гости, — прокомментировал Дима, крепко сжимая винтовку.

— Исключено, — понадеялся инженер. — Никто не должен знать о гробнице, кроме нас. Тем более всё оцеплено и находится под контролем конфедерации…

— Ребятки, — позвал их Терентьев, встав на край лестницы. — Идём наверх, нет времени выяснять, что здесь произошло. Но больше похоже на спланированную атаку…

— Там кто-то есть! — оповестил солдат у западного коридора. — Я слышу шаги. Нет… Это бег!

Едва он успел окончить предложение, как тут же встретил маской лезвие косы. Кто-то очень резкий прилетел к красному из тёмного коридора и одномоментно воткнул маленькую косу прямо в окуляр противогаза, повалив тело на землю. Это был чистильщик Культа.

— Огонь! — приказал Лев Алексеевич, уже спускаясь вниз.

Пулемётчик шквальным огнём вынудил чистильщика маневрировать, отчего он, будучи магом ветра, буквально летал по арене, как очень ловкая птица. Ни один выстрел попросту не поспевал за ритмом противника, впоследствии позволивший ему атаковать вновь, на этот раз со спины в красного у восточного хода. Но не успел: Терентьев словно прочитал культиста, подлетел к нему на взрывах у ног и попытался зарядить хуком в его стеклянную маску, но тот за какую-то секунду смог сменить направление полёта и отступить к центральному ходу.

— Так и думал! — обрадовался подполковник, давя на него всё новыми и новыми ударами. Вскоре фанатик не просчитал обманный манёвр, отчего получил взрывным апперкотом. Как результат — куча крови и кусков головы на потолке. Правда, на этом всё не закончилось: из того же западного коридора вышли ещё трое чистильщиков, во главе которых последним выбежал некто более сильный. Удивительно высокий человек в влагозащитном пальто стоял позади всех и незаинтересованно осматривал группу подполковника. Лысый, бледный, с помутневшими глазами — чистейший чистильщик, только без маски. Но была одна очень странная деталь: рот был зашит проволокой. Этот, по сути, худощавый незнакомец имел при себе натуральный хлыст из колючей проволоки, на конце которых были то ли крюки, то ли особо толстые лезвия.

У одного из чистильщиков на плече висела девушка. Она не была простой, ведь Миша сразу узнал её, хотя раньше никогда не видел. Отчасти память Германа и Рутцена где-то на отдалённом уровне подсказали, кем была на самом деле та дева.

— Сюзанна? — спросил Миша будто у неё конкретно.

Незнакомец с зашитым ртом аж дёрнулся, услышав это имя. Посмотрела на Симонова и сама девушка. Ещё более худая, чем незнакомец, словно страдала последней стадией анорексии, одета в рваные тряпки вроде тряпичного мешка, блондинистые волосы вовсе почти все выпали из-за отмирающих волокон — а порабощённой её назвать никак не удавалось. Её худые щёки, сухие губы, тоненький носик и еле заметные брови вообще не давали понять, что она как-то мучилась. Для своего роста и возраста — где-то сто семьдесят сантиметров и двадцать пять-тридцать лет — она была слишком иссушенной, но это её не мучило. А глаза… только один был жёлтым с пропорциональным крестом-зрачком. Но Миша видел глубже благодаря новому «пониманию».

Он лицезрел её душу, которая практически не имела тьмы. Да что там, чума её словно никак не развратила! Возможно, так казалось и основная проблема была где-то в глубине, но он не видел в ней никаких признаков болезни. Она словно даже меньше заражена, чем тот же Миша — и этот факт взбудоражил его до лёгкого холодка.

— Сюзанна! — Симонов прокричал её имя вновь.

Она смотрела на него с детским любопытством, но никак толком не реагировала. Никакого гнева к здоровому, никакой должной реакции на своё имя. Но времени выяснять более не было. Терентьев под обстрелом пулемётчика рванул прямо к незваным гостям, которые совершенно не боялись столько опасного рывка офицера красных. Более того, все чистильщики отлетели в сторону, тем самым позволили самому главному ответить на выпад во всей собственной красе: его хлыст без замаха прорезал воздух перед собой и громким щелчком ударил по Терентьеву, точнее, по его железному кастету, поставленному в блок. Так незнакомец поймал подполковника в небольшой плен, окутав руку проволокой. Тем временем чистильщики разнообразной магией миновали обстрел красных и стремительно поднимались по лестнице с чётким намерением бежать прочь с гробницы. Но обстрел пулемётчика был настолько ярый, что фанатики спрыгнули со ступенек обратно в зал.

Дима подловил момент и одним точным выстрелом пробил шлем одного из культистов, мгновенно убив. Другой же с девушкой на плече был совершенно неуловимым: он пламенными всплесками под ногами мог и уйти от снарядов красных, и от магии Васи и Льюши. Это даже не птица, это сам звук летал по залу, едва не сливаясь красками со стенами. Третий же чистильщик разобрался сразу с двумя красными, саблями разрезав их на несколько кусков, а после рванул к компашке Миши, готовясь одним махом окутанного водой меча сразить нескольких целей. Льюша быстро укрыла товарищей льдом, но противник взобрался по глыбе наверх и спрыгнул на инженера, обезглавив беднягу ещё до реакции самой жертвы. Тем не менее, сиреневое копьё Василисы заставило его отбежать подальше, пускай и ненадолго. Он снова рванул в атаку, едва не разрубил медика и Мишу заодно, но их спас Дима, опять едва не убив противника точным выстрелом. Благодаря нему он опять отпрыгнул назад и позволил красному, недавно стоящему у восточного коридора, дробовиком разорвать грудь.

Незнакомец со сшитым ртом давал Терентьеву ужасающе равный бой. Его хлыст был непредсказуемым: бил в полной мощности без замаха, неестественно увеличивался в длине и частенько летел к подполковнику так, как невозможно банально по законам физики. Льву Алексеевичу только и оставалось, что блокировать удар за ударом, пока последний выживший культист резвился с пулемётчиком. Он как раз рискнул в очередной раз, на полную используя магию, и теперь он не просто миновал солдата, а прямо поджёг до хрустящей корочки. Так незнакомец тем же хлыстом каким-то образом подпрыгнул от пола и запрыгнул на лестницу, беспрепятственно выбравшись в канализации.

— Не преследовать! — приказал Терентьев, медленно подходя к Мише. — Зря силы потратим.

— Чё им нужно тут? — негодовал медик.

— Они забрали очень ценную святую, — делился мыслями Миша, пытаясь грамотно всё связать в голове. — Лев Алексеевич, нам надо срочно отобрать ту девушку из лап культистов.

— Не сейчас, уж прости, — поправляя очки, отказал подполковник. — Ставлю сотку, на улице хаос. У меня недостаточно ресурсов, чтобы ещё преследовать хмырей из Культа.

— Но…

— Позже! Моя задача — охранять тебя, понял? Пока не отвезу тебя домой, на Культ я и бровью не поведу.

Миша не был вправе спорить с ним, ведь ни у кого не хватило бы сил решать и такие вопросы. В любом случае, он впервые увидел кого-то более здорового, чем он сам, причём по состоянию значительно хуже. Такая неясность уже готова была разорвать и так переполненный информацией мозг Миши. За сегодняшний день произошло слишком многое, чтобы осознать всё в тот же момент.

* * *

Культисты напали на отряды оцепления милиции и ГСБ со всех сторон. К большому сожалению, Мише никто ничего не говорил, да и само присутствие фанатиков сошло на нет так же резко, как и возникло. Группа Терентьева вышла, по сути, на кладбище, а не на улицы трущоб. Конфедеративные силы не справились с атакой — были все убиты, — потому понять конкретно, какие задачи стояли перед врагами, было невозможно. Так или иначе, свои планы они реализовали. Сам подполковник распорядился, чтобы команды красных вместо изучения гробницы заняли стратегически важные позиции, но после он вернулся к выполнению своих обязанностей. Даже сам Лев Алексеевич не мог объяснить смысл атаки фанатиков. Отчасти их авантюра была мифически-таинственной.

Суматоха в Петропавловском районе не думала затухать, даже когда Мишу уже посадили в машину и отвезли подальше от района. Вникать в новые проблемы не было ни сил, ни желания, оттого он даже был рад поехать домой. Конечно, странное похищение Сюзанны и сама по себе авантюра Культа могли бы вызвать вполне логичные вопросы: «откуда они узнали о Сюзанне?» и «зачем им вообще Сюзанна?» Возможно, шайка террористов на самом деле имела какого-то размера информацию, не доступная ни Мише, ни красным с белыми. Наверняка этим займутся псы Ордена в скором будущем, потому Симонов на время добросовестно уйдёт в бытовую простую жизнь студента академии, совершенно не переживая о подобном. Если у неё и душа менее заражена, чем у Миши — что странно — это не доказывает ровным счётом ничего. Наверное.

Терентьев, увы, не поехал с ним, решивший остаться разбираться в ситуации. Новоиспечённых товарищей он отправил в резиденцию, заверив Мише, что с ними разберутся, о них позаботятся и вообще, им даже понравится в гостях. Можно было расслабиться. Миша и не заметил, как операция отняла у него слишком много времени, отчего возвращаться домой пришлось поздно вечером. Он словно побывал на заводе: слишком безразлично рассматривал огни пролетающих мимо домов в томительном ожидании уютной постели и хоть какого-то комфорта, дабы снизить то напряжение, что волнами неясного тока проходило по телу и нервам в частности. Это куда хуже усталости. Хотелось даже не отдыха, а только спокойствия, где можно будет не думать о выживании и о решении каких-либо проблем.

Мишу клонило в сон. Свет с окон зданий и уличных фонарей сливались в единую кашу, приглушённые плохой шумоизоляцией машины звуки города вовсе отдавались дальним-дальним эхом в голове, а сами мысли одномоментно улетучились, покинули загруженного Симонова и позволили отдаться ничегонеделанию на всех уровнях. Так он однажды стукнулся лбом о стекло двери, тем самым насторожив везущего его офицера. И спустя время, облокотившись о спинку сидения, он задремал. Недолго — хотя, ему так казалось — потому что совсем скоро водитель его разбудил. Они приехали.

Пятиэтажный бетонный дом в оживлённом районе совсем близко к Академическому мосту выглядел пустым, так как многие окна попросту не имели света. Ректор специально подобрал дом, где практически никто не жил, по крайней мере, сейчас, потому знакомиться с соседями подъезда не приходилось. Возможно, это даже к лучшему. Так Миша стал подниматься по лестнице, опираясь на трость, неспешно, под контролем водителя-офицера, очевидно не знающего, как помогать инвалиду. Пускай это было не нужно, но Миша волей-неволей вспомнил умеющую заботиться Алису, которая сейчас ждала его дома во все объятия. Да нет же, как раз наоборот! Только сейчас он осознал всю пагубность ситуации, отчего замер на лестничной клетке этажом ниже до квартиры Симоновых.

— Что-то случилось? — забеспокоился офицер, больше волнуясь о выполнении приказа начальства.

Он был без маски, потому увидеть некую неряшливость молодого парня было крайне легко. Он то едва не запнулся ранее, то чуть не забыл Мишу и едва не ушёл далеко наверх, то вообще чуть не помешал ему подниматься. В общем, Лев Алексеевич наспех поручил хоть кому-то довезти Симонова до дома. И это была фатальной ошибкой.

— Может, ты уже пойдёшь? — умоляюще намекал Миша, всем своим видом показывая, что продолжать путь лучше не стоит. — Я сам справлюсь.

— Да, коне… нет! — быстро сменился офицер. — Товарищ подполковник отдал прямой приказ сопроводить вас до двери!

— Тут немного осталось, можешь идти…

— Нет!

— Зря…

— В смысле?

Но Миша продолжил путь, предполагая, как быстро сопровождающий слетит с лестницы вниз. Алиса наверняка сейчас была безумно злой. Нет, хуже. Она в лютом гневе, которая польётся сразу, как объявится Миша. Его она ни за что не ударит, но вот этот офицер с большой долей вероятности получит от неё пару хороших ударов. Даже если она войдёт в положение Терентьева касаемо приказа взять только Михаила, то при виде измученного сводного брата она вспылит яростным пламенем почти за миллисекунду. До злосчастной двери родной квартиры осталось немного ступенек, и совсем скоро станет ясно, насколько будет озлобленной милая-добрая-лучшая Алиса.

— Ну, удачи нам, — со вздохом сказал Миша, щупая карманы кителя. — Чёрт, ключи в форме.

— Тут? — офицер поднял держащим им пакет, куда была сложена одежда Миши. — Сейчас поищу.

Он быстро обшарил каждый элемент одежды и вскоре нашёл ключи от квартиры во внутреннем кармане пиджака. Радостно улыбнувшись, ничего не подозревающий красный сунул ключ в замочную скважину и с особой радостью повернул его несколько раз, громко открывая замок двери. Но сам он его не открыл: Алиса тут же отворила дверь, как только замок щёлкнул последний раз, и увидела перед собой непонимающего офицера. Холодный взгляд девушки едва не испугал его, но к его счастью — или сожалению — она быстро нашла Мишу за его плечом.

— Это из-за операции? — громко и с грубым тоном спросила Алиса, испепеляющим взглядом рассматривая братца с ног до головы. — Вы это допустили?

— Возникли непредвиденные обстоятельства, мисс Симонова, вот и…

Он не договорил, так как его лицо встретилось с кулаком Алисы. Конечно, сила не такая ошеломительная, как у того же Терентьева, но ей преимуществом был прекрасно поставленный удар. Костяшки врезались то ли в челюсть, то ли даже в нос — Миша не понял — но из-за такого офицер отшатнулся назад, прижался к противоположной двери и с испуганным выражением лица посмотрел на обидчицу.

— З-за что?! — вознегодовал красный, прикрывая нижнюю часть лица ладонью.

— Я забыл сказать… — Миша виновато поклонился в извинениях. — Поэтому, собственно, я и хотел, чтобы вы ушли ранее.

— Вы обосрались, ублюдки, — гневалась Алиса, выйдя на клетку с показательным хрустом костяшек рук. — Мало того, что забрали его по среди белого дня, так ещё вернули овощем. Это как понимать?

— Алиса, я всё расскажу…

— Заткнулся в тряпочку и вошёл в дом. Быстро.

Препятствовать было бы глупым решением: Миша послушно вошёл в квартиру, краем уха слыша, как Алиса понятливо и находчиво «просила» офицера передать подполковнику, насколько она обеспокоена поведением красных. Если опустить попытки объяснить ситуацию как-нибудь мягко, то она просто чуть не столкнула беднягу на один пролёт вниз, удостоив жертву нескольких ободряющих ударов. Если он, в итоге, сумел уйти от гнева девушки, то вот Мише предстояло самое интересное. Когда она вошла в квартиру, Миша ещё не успел даже снять сапог с левой ноги.

— Ты мне всё расскажешь. Усёк?

— Да, расскажу, конечно…

Алиса что-то заметила на его лице, быстро открыла ящик тумбочки прихожей и тут же прижала салфетку к носу братца, начиная аккуратно вытирать внезапно пошедшую кровь.

— Что с тобой? — теперь гнев сменился переживанием, настолько нежным, что возникал диссонанс. — Что случилось там, твою мать?

— Сейчас расскажу…

Когда они переместились в гостиную, Миша начал рассказывать всю историю. Как попали в гробницу, что происходило там, что он узнал, что потерял и многое-многое другое. Сам по себе рассказ был безумно долгим скорее даже не от обилия информации, а от плохого состояния самого Миши. Алиса едва не попросила его лучше сначала отдохнуть, но он хотел всё разъяснить именно сейчас. Чашки на столешнице то наполнялись горячим чаем, искусно заваренного лично Алисой, что у неё получалось более чем прекрасно, то быстро опустошались -и так раз за разом, раз за разом, до момента, когда сам напиток не начал вызывать привыкшее надоедание. Словно в такт смены наполненности чашек менялось и лицо Алисы. Она с очевидной грустью и болью на сердце воспринимала моменты, когда он вместе с выжившими бродили одни по мёртвым коридорам. За холодностью и серьёзностью крайне часто и прослеживались женские переживания за близкого человека, причём практически реализованные. Как бы она ни хотела, чтобы Миша вернулся целым и невредимым, при рассказе взгляд у неё уходил едва ли не в депрессивный, особенно когда началось столкновение с Рутценом.

Странно ли это было или нет, но она почему-то сидела в форме, хотя дома давно. Внимательный слушатель в её лице начал расстраивать и самого Мишу, так как он видел всю тяжесть, что чувствовала она, слушая это. Да, эта девушка тверда характером, агрессивна, холодна, но равнозначно нежна и чувствительна, когда дело касалось родного человека. Или любимого. И вскоре она не выдержала.

— Подожди… — попросила Алиса, тут же отведя взгляд в сторону и даже спрятав лицо. — Терентьев… убью…

— Алиса, всё обошлось, не переживай.

— Обошлось?! Ты едва не сдох! И это ты называешь: «обошлось»?

— Да, повезло немного…

— Немного, — Алиса аж соскочила с кресла, стоящего напротив дивана. — Твою голову чуть не раскрошил рыцарь, но повезло! Ты убегал от порабощённых, не зная, куда идти, но повезло! Ты достиг предела и чуть не умер, когда сражался с этим Рутценом — тоже повезло? Охренеть!

— Алиса, я… — он Миша прервался, только заметив её лицо.

Конечно, она заплакала. Не признавала, не хотела показывать свою слабость, но слёзы всё равно стремительно текли по щекам, выпуская всю горечь волнений и страха наружу. Бесполезно вытирая слёзы руками, Алиса завалилась на диван рядом с Мишей и просто скрыла лицо в попытках прийти в себя.

— Я места себе не находила, понимаешь? Я ведь знала, что всё пойдёт по жопе! Терентьев и его пешки — это не те люди, которые защитят тебя в критический момент. Я должна была пойти с тобой туда! Обязана…

— Поэтому я принял решение собрать свою команду, с которыми мне будет безопаснее.

— Им доверять трудно, а ты о команде говоришь.

Миша аккуратно приобнял её за плечо и прижал поплотнее к себе, ласково и аккуратно разглаживая волосы.

— Я понимаю. Прости, я виноват, что довёл себя до такой ситуации. С этого момента в любое пекло без тебя не пойду, хорошо?

— Я и не позволю тебе снова уйти от меня… — она решила крепко-накрепко обнять братца за шею, прижаться чуть ли не всем телом к нему и просто уткнуться в плечо, едва не забираясь на его колени. Вот оно, проявление тактильности. — Чёрт, ну и придурок ты.

— Хочешь, я покажу тебе свою душу?

— Душу?

Миша вытянул руку в сторону. Алиса, естественно, и не думала сползать с Миши, но любознательно посмотрела на правую руку в ожидании. И тут возникла душа. Такое же пятно, неясно, какой конкретно формы, но вмиг очаровавшее Алису. Она, как ребёнок, смотрела на душу и даже машинально попыталась прикоснуться к ней.

— Чувствуется… — комментировала она, чуть не коснувшись кончиками пальцев внешнего луча света. — Горячая…

— Красивая, да?

— Всегда мечтала её увидеть. Считай, открыл свой внутренний мир… О, смотри: от него дым исходит?

— Это чума.

— Её там мало. И она убивает тебя.

— Но теперь я на шаг ближе к разгадке, — убрав душу, Миша схватил Алису за щеки и заставил посмотреть в его глаза. — У меня появился шанс.

Глубоко и даже облегчённо вздохнув, Алиса прижалась лбом к его лбу и прикрыла глаза. Теперь только хотелось отдохнуть в таком комфорте, ни о чём не переживая. Пускай это лишь начало, пускай это не гарантирует спасение и пускай сам шаг был маленьким и самым первым. Продвижение есть, а значит, не всё потеряно.

Миша вступил в эпоху своей жизни, когда перемены способны изменить его жизнь в лучшую сторону. В лучшую ведь?

Шестое декабря встретило жителей столицы до странности сильным холодом. Казалось, что уже наступила полноценная зима, где дороги и крыши зданий скроются покровом снега, загудят снегоуборочные машины ЖКХ и угрюмые водители наконец полноценно сменят шины своих машин на зимние, стоя в гигантской очереди у шиномонтажек, но в среду были лишь небольшие заморозки. Замерзшие лужи и иней — вот и декабрь. Тем не менее, Наташа была до невозможности рада даже такой незначительности. Тётя Люда забрала девочку из начальной школы, как раз после уроков, и они пешком неспешно двигались по многолюдным улицам города, которые потихоньку-помаленьку обретали новогодние краски. Наташа знала, что вкусные символы Нового года появились в магазинах ещё в ноябре — тогда она схомячила с десяток мандаринов — но вот обилие мишуры и гирлянд на вывесках магазинов наравне с ёлками чуть ли не на каждой площади начали появляться только сейчас.

Счастью не было предела: Наташа с завидной регулярностью ослушивалась тётю Люду, просящую держаться ближе к ней, и попросту убегала — если не ко всем, то к безумно многим проявлениям праздника. Она с трепетом и очарованием послушала сладкие речи торговца открытой лавки — с седой бородой, как у сказочного волшебника — о том, насколько у него красивые и многофункциональные статуэтки зверушек в красных шапочках. Да что там, он собственноручно показал, как его пухлый кот с поднятой лапкой заговорил вполне осмысленной речью, сопровождая ее яркими огнями в глазах и примитивными движениями головы и лап. Конечно, искушение взяло верх, и Наташа захотела не только этого кота, но и ещё собачонку с милой мордочкой, сову с крайне умными глазами, а потом и брелочки у того же торговца, затем красивые карандашики, блокнотик с ручной отделкой обложки, «волшебные» очки, палку для, скорее всего, новогоднего избиения неугодных… В общем, тётя Люда была атакована ребёнком, зачарованным маркетинговым искусством продавца, отчего принимать решение было особенно тяжко. К сожалению, не в пользу капризов девочки.

Праздник сменился на траур, веселье на обиду, активность — пассивностью. Мир изменился в глазах Наташи настолько, что никакое предпразднество, казалось, больше не радовало совсем маленькую девочку. А вот нет: она увидела на витрине очередного магазина привлекательный до вкусности пломбирный торт, дразняще стоящий исполинской башней перед ней. Новые капризы, новое веселье и активность. Подобные скачки настроения у Наташи были очень много раз, отчего любой взрослый человек подумал бы о психических проблемах ребёнка, но что мы знаем о детской радости и предвкушения праздника? Так тётя Люда снова упустила Наташу, и та убежала достаточно вперёд, чтобы окончательно пропасть из виду. Девочка, к слову, совершенно не понимала, что натворила, так как обратила внимание на человека, одетого в красный костюм волшебника. Естественно, пытаясь догнать его, дабы получить подарок, Наташа не заметила, как он уже оказался на другой стороне дороги. Их отделял один лишь пешеходный переход, однако люди почему-то перестали переходить дорогу. Наташа было хотела выбежать на проезжую часть, но её внезапно поймал и остановил незнакомый мужчина.

Он был одет в чёрное пальто с заметными золотистыми пуговицами, на голове была шляпа со средними полями — в общем, никакой не праздничный человек. Тем не менее, его твёрдая хватка рук, скрытых кожаными перчатками, отгородили девочку от ужасающей опасности. Незнакомец усадил Наташу на скамью рядом и, присев на корточки, по-доброму уютно улыбнулся.

— Что же ты дорогу на красный цвет светофора переходишь, м, куколка? — поинтересовался мужчина, иногда оглядываясь в поиске предполагаемой родни девочки. — А где твои мама и папа?

— Мама ждёт в кафе, — отвечала Наташа, качая ножками. — Но со мной тётя Люда!

— Тётя Люда? И где она?

— Она… — девочка и сама начала осматриваться. — Ой, убежала…

— А ты доверчива к незнакомым дядям. Вдруг я кусаюсь?

— Вы добрый!

— Вот оно как.

Вполне себе обычное доброжелательное лицо мужчины успокаивало почти сразу, вызывая неясное доверие. Конечно, даже для семилетнего ребёнка очень странный взгляд карих глаз вызывал неясные переживания, но вот всё остальное — милое и красивое. Улыбка мягкая, кожа лица без единой морщины и прочего дефекта, а нос даже забавлял своей длиной.

— Давай подождём твою тётю, хорошо? Никогда больше не переходи дорогу на красный свет!

— Не говорите Тёте Люде только… пожалуйста.

— Это наш секрет, — со смешком стал подельником юной леди незнакомец, прижав палец к губам.

— А кто вы такой?

— Я? Прохожий, всего-то. Иду за подарками для своих детишек, вот, твоего возраста.

— Тоже хочу подарки… Тётя Люда не разрешает мне взять с собой игрушки.

— Они обязательно подарят тебе что-то потом. Терпение, куколка, и ты будешь самой счастливой принцессой! А пока… — незнакомец поднялся, увидел ходившего среди толпы продавца цветов, и поспешно отдалился.

Времени прошло немного, как он вернулся, да не с пустыми руками. Мужчина слегка наклонился к Наташе и почтительно протянул ей цветок. Это роза, причём белая, но с обворожительно яркими блёстками всех цветами радуги, так заманчиво играла сочетаниями цветов, что Наташа впала в радостный ступор. И вправду, такой цветок не только был красочным, но и по-здоровому пышным, живым. Не принять такой подарок от незнакомца было невозможно.

— Спасибо! — не забыла поблагодарить она, аккуратно взяв за стебель розу и продолжив рассматривать. — Красиво…

— Такой же красивый, как и вы, юная леди, — мужчина медленно кивнул Наташе, а после поцеловал ее в тыльную часть ладони. — С наступающим праздником.

Столь, как казалось Наташе, взрослое отношение к ней напрочь сбило с толку. Она словно очутилась в любимых сказках, где даме дарили прекраснейшие подарки и всячески оберегали и лелеяли, потому Наташа полюбила новогоднюю пору ещё сильнее. Кажется, намного сильнее.

Вскоре к ней прибежала тётя Люда, явно недовольная, раз тут же принялась злобно ругать Наташу за такую беспечность. Но той не было ни обидно, ни стыдно: слишком яркие эмоции затмили её разум. Это заметила, собственно, и сама тётя Люда, которая увидела в ручках девочки цветочек, а после — странную компанию в лице незнакомца.

— Прошу прощения, — начал он, — мне показалось, она заблудилась, поэтому решил оберечь её от непредвиденных обстоятельств. Я рад, что вы нашли её.

— А… да… — тётя Люда хотела уже навалиться на незнакомца с обвинениями, но общая атмосфера быстро сбавила степень напряжённости до минимума. — Вы меня простите, она совсем не слушается и доставила вам неудобство. Спасибо, что проследили за ней. Хотите, я вам заплачу? Сейчас…

— Не стоит, я это делал из добрых побуждений…

— Нет-нет, я настаиваю! — она протянула незнакомцу несколько банкнот. — Выпейте кофе. Советую заглянуть в кондитерскую у Ермаковского метро, ну, на площади, там отличный кофе! И какие пирожные, м-м-м!

— Знать бы, где то метро… Хорошо, я разберусь, госпожа. Хорошего дня, — поклонившись Людмиле, незнакомец снова обратил внимание на Наташу. Он также поклонился и ей. — Хорошего вам дня, миледи.

— До свидания, дядя!

Так они разошлись только после непосредственного перехода через дорогу. Тётя Люда и Наташа в одну сторону, милый незнакомец — в другую. Несмотря на нравоучения тёти, Наташа ещё долго не могла отойти от пережитой сказки. Всё же он смог очаровать ребёнка сильнее любой игрушки на прилавке торговца.

Вот они подошли практически к площади, в центре которого стояла высоченная ёлка, светящиеся поярче даже солнца, как представлялось Наташе, но на саму площадь они не вышли. Вместо этого они зашли в кафе на углу.

Теплота была везде: жёлтый свет ламп, выполненных в виде уличных фонарей, дубовая мебель, начиная столами и заканчивая кассой, разодетые посетители и богатый список пирожных, подающихся исключительно с напитком. К сожалению, здесь ещё не было новогодних украшений, хотя ящик в углу помещения уже стоял, но антураж заведения нисколько не огорчил Наташу или наскучил ей.

Более того, ей тут же захотелось вновь опробовать карамельный детский какао вместе с любимым тортом-наполеоном. Но сначала она должна была встретиться со своей мамой, сидящей за дальним столом у окошка. Пока тётя Люда неуклонно жаловалась сестре за неподобающее поведение девочки, сама Наташа радостно обнимала маму и параллельно рассказывала, какой удивительный дядя ей встретился. Конечно, сначала мама была насторожена таким фактом, но из-за милого подарка в виде розы она быстро успокоилась. Так они дружно уселись за один стол на диванчики-сидения.

— Ты больше не убегай от тёти Люды, она так ведь испугалась за тебя! А если что-нибудь с тобой произошло? — всё же не ушла от отчитывания мама, весело качая указательным пальчиком. — Осторожнее!

— Я понимаю, мама… — наконец Наташу заел стыд из-за осознания, что тётя переживала за неё. — Простите меня…

— Она все мои мозги проела, когда шли. Купи это, купи то, купи сё — ужас!

— Всему своё время, — загадкой ответила мама, вмиг заинтересовав дочку. — А пока давайте поедим. Уже время обеда!

Пускай Наташа уже ела в школе, но отказаться от пирожного она не могла. Тётя Люда пошла делать заказ, оставив маму и дочку одних. Они болтали обо всём, словно никакой разницы между их возрастами не было. Конечно, ребёнок остался ребёнком, но столь приятный разговор был вполне себе интересным. Когда Наташа положила розу на стол слева от себя, мама тут же заметила, да и потом сама девочка, как с лепестка начало что-то стекать. Сначала показалось, что сок цветка, хотя это странно, но потом они обе заметили, что красная жидкость, небольшой лужицей расползаясь по столу, была слишком похожей на кровь. К этому моменту подошла тётя Люда и также заметила странность.

— Что это такое? Ну не кровь же… — не понимала тётя, так и стоя у стола. — Откуда…

Над лужицей что-то сверкнуло, после чего остался голубоватый дымок. Момент — и Наташа перестала чувствовать своё тело. Оно совершенно не слушалось, руки словно отпали, ноги завяли, а голова вообще не могла как-то ощущать реальность вокруг. Само зрение ухудшилось настолько, что она видела лишь смутные оттенки красок окружающего мира. Тёплый дуб, жёлтый свет, кое-какие очертания мамы, сидящей напротив, и очень много красного, какими-то линиями проходящего в разные стороны. Вскоре в ушах начал стоять дикий гул, вызывая смятение, но после Наташа смогла кое-как сосредоточиться, пускай и на несколько секунд. Разбив окно рядом, разодрав диваны, поломав стол, красные твёрдые колья исходили во все стороны от небольшой лужицы, как иголки ёжика. Чувствовалось что-то инородное в боку, но испугало Наташу далеко не это. Она увидела собственными глазами, как колья проткнули маму в нескольких местах сразу, буквально впечатав в стену. Что с тётей Людой, было неясно, но Наташа уже не могла мыслить нормально. Она нашла силы лишь опустить взгляд, чтобы увидеть, как толстый кол проходил насквозь тельце, пускал её же кровь по нему к основанию и стремительно «поглощал» жизненные силы. Совсем скоро глаза закрылись, но открыть их больше не удалось.

* * *

Валентин Кондратьев пронаблюдал, как колья крови уничтожили необходимую цель, и под шум испуганного народа ушел восвояси, дабы не вызывать никаких подозрений. Внешняя хладнокровность перед делом совершенно не отражала его внутреннее бурление эмоций. В сердце молодого офицера совесть вместе со справедливостью билась о целесообразность такого убийства. Дело было даже не в самой цели, а в сопутствующих убитых, которые ровным счётом никак не были связаны с деятельностью объекта. Довольно быстро в неопытном парне проявились сомнения в компетентности непосредственного командира, Александра Бейкера.

С такими претензиями он пришёл к нему. Бейкер находился в парке в нескольких улицах от места происшествия, спокойно сидя на скамье и читая ежедневную газету. Его непоколебимое спокойствие и поражало, и раздражало одновременно. Поведение Александра можно было сравнить с верным традициям аристократом, который привык вести себя правильно для общества. По правде сказать, даже для Валентина он был слишком приличным, вежливым и вообще даже почтительным к окружающим людям. Ни одного плохого слова от него не услышишь, будь то ругательство, какой-нибудь жаргонизм или слово-паразит, а если и слышалось подобное, то исключительно воспринималось как нечто неестественное.

Когда Кондратьев сел рядом с ним, командир ловко сложил газету, отложил в сторону и, сняв шляпу, бережно огладил свои длинные чёрные волосы, завязанные в пучок сзади, будто одна-другая торчащая волосинка вызывала у него неясный дискомфорт. Он готов был слушать.

— Цель уничтожена, — отчитался Валентин, взглядом провожая мимо проходящего пугливого голубя. — Вместе с ней были убиты и её родственники.

— Отлично. Я поступил рискованно, играя таким способом. Однако мне показалось это оригинальным и весёлым.

— Это бесчеловечно, — Валентин снова начал выпускать свою удивительную гуманность наружу. — Можно было не трогать её дочь, она ведь невиновна.

— Разве это так? — Бейкер посмотрел на своего подчинённого с лёгкой улыбкой. — Вы не зря стали моим учеником, господин Валентин Ильич, потому подумайте: разве правильно ли оставлять дочку секретаря генерал-майора ГСБ в живых?

— Она никак не навредила бы нам, смысл её убивать? — не унимался Кондратьев, хотя пытался держать себя в солдатском хладнокровии.

— Дело даже не в вреде нам, что, кстати, тоже не исключено, а в последствиях, которые понесёт на себе девочка. Смерть матери — единственного родителя — с высокой долей вероятности разрушило бы её психику. Её последующая жизнь будет испорчена, Валентин Ильич, она будет жить с мыслями, что одна в этом мире. Детдом почти не решал эту проблему, интернат и подавно не мог вернуть детишкам чувства семейности, а приёмная семья никогда не была родной.

— Вы были сиротой?

— Я? Нет, мне не совсем знакомо подобное чувство, но я смею предполагать, что жизнь совсем юной девочки, не видавшей никаких серьёзных потрясений, разрушится основательно, едва она переживёт смерть матери. Я бы предпочёл её убить, чтобы не подвергать дальнейшим мучениям.

— Вы сказали «не совсем», — заметил Кондратьев. — Значит, у вас есть личный опыт в таком вопросе?

— Скрывать мне нечего: я не просто так отказался от отчества, милый друг. Одно потрясение в раннем возрасте уничтожило мою жизнь, и только великая удача спасла меня от гибели. Я не любитель поддаваться воле случая, но мне искренне повезло.

— Тяжко это всё…

— Привыкайте, Валентин Ильич. У Культа достаточно связей в государственных структурах, чтобы собирать необходимую информацию для их гнусных операций, и среди их последователей достаточно людей, живущих с большой семьёй, занимающихся благотворительностью или никогда не отпускающих добрые помыслы от окружающих людей. Кажется, Пепельные пустоши вас ещё не образумили.

— Я пробыл там месяц… и тут нас вызвали.

— О да, было неожиданно, я признаю. Однако этому городу нужны такие люди, как мы, даже сильнее пустошей. Здесь ужасный бардак, а любому бардаку полагается уборщик.

— Не слишком ли пафосно называете нашу работу?

Бейкер радостно посмеялся над замечанием, встал со скамьи и неспешно пошёл по дорожкам парка. Он вёл себя слишком обыденно, совершенно не печалясь от только что совершенного поступка. Кондратьев последовал за ним и даже сам успокоился, всё же пытаясь перебрать качества учителя к себе.

— Я часто называю нашу работой уборкой. Ведь отчасти так и есть, верно?

— За иным нас не зовут…

— Вот именно, Валентин Ильич.

После недолго молчания Кондратьев решил спросить напрямую:

— А с чем это связано? Мы никогда так остро не реагировали на действия Культа. Вообще, нам было глубоко без разницы, если нас не попросят.

— Михаил Симонов начал действовать, а вместе с этим появилась угроза культистов. И они, и мы заинтересованы в том, чтобы разобраться в тайне Святого Царства. Всё было бы хорошо, но они решили забрать ценные для нас артефакты, а также, скорее всего, уже узнали о факте существования Симонова. Если нет — дело времени.

— Артефакт — это та женщина-порабощённая?

— Артефакты, милый друг, значит, не только. Они зашли в гробницу с иного входа в помещение, которое было отрезано от основной части. Там была сокровищница с полезными для нас предметами. Всё обчистили. В итоге культисты забрали наше, нагло, бесцеремонно и с надеждой, что всё им сойдёт с рук. Однако они даже не подозревают, кого они навлекли на себя.

— Да, атака на гробницу была неожиданной и точечной. Неужели коррупционные ячейки в ГСБ помогли им? Там настолько всё плохо?

— Связей в службе безопасности недостаточно, чтобы атаковать так успешно и правильно. Кажется, они обладают большей информацией, чем мы.

— Однако мы уже знаем несколько убежищ Культа в городе.

— Конфедерация допустила такое неспроста. Наша задача — понять, что затеяли фанатики в столице хотя бы в краткосрочке…

Бейкер вывел своего ученика прямиком к проезжей части, где были припаркованы несколько машин, а рядом с ними стояли почти с десяток мужчин в чёрных пальто. Каждое лицо Валентин Ильич уже видел раньше.

— Мы, каратели, должны решить вопрос Культа, и ради этого мне дали практически полную свободу действий! Разве это не прекрасно? — Александр встал напротив Кондратьева и посмотрел в его глаза с ненормальным воодушевлением. — Никакие интриги Пепельных пустошей не сравнятся с тем весельем, что нас ждёт в Зельграде. Тут такой бардак!

— Учитель, я беспрекословно буду следовать за вами, но можно вас попросить минимизировать потери среди родственников наших целей и прочих невинных людей, если, конечно, они не связаны с делом?

— Опять вы за своё.

— Пускай они сами решают, что делать с собой! Это слишком!

— Если ты хочешь кого-то спасти — будь готов убивать. Под спасением я понимаю далеко не сохранность жизни. Впрочем, вы сами всё поймёте, а пока давайте уже отправимся в наш штаб.

И Бейкер, и Кондратьев сели в одну машину. Пока они не двинулись с места, Бейкер громко ахнул.

— О, кстати! — вдруг вспомнил он. — Я поручаю вам общее руководство над агентами в академии, где учится Симонов.

— Так точно. Думаете, в рядах учебного заведения есть фанатики?

— Это факт, милый мой друг. Также есть риск, что прямо в его группе найдётся как минимум один культист. Нам нельзя подвергать угрозе нашу великую ценность, потому активизируйте агентов и найдите крыс.

— Помнится, в его окружении уже есть наш агент, верно?

— Я точно не могу сказать. Моя стихия, так скажем — это быстрые громкие операции, а не тайные игры. А вот вы, Валентин Ильич, обладаете всеми качествами манипулятора.

— Брешете…

— Вы ещё не познали себя, но уверяю: вы определённо мастер вести тайные игры. Организуйте имеющиеся ресурсы и используйте их по назначению и эффективно. Мы готовились к этому периоду очень долго, и теперь для Ордена наступил переломный момент. Пора действовать более открыто и бесцеремонно.

* * *

После очередной потери памяти Миша был сам не свой. Вспоминать одногруппников было особенно тяжело, словно до этого он никогда не прикладывал столько усилий. Одни только черты характера, паттерн поведения и описание внешности не давали абсолютного понимания, какой конкретно перед ним был человек. Благодаря Алисе он не выставил себя грубияном, однако серьёзно расстроился, насколько ему тяжело было вообще общаться с людьми. Учебный день среды был настолько до ужаса плохим, что Миша впоследствии снова стал неряшливым, неуклюжим и крайне озлобленным. Этот комочек грустного зла попросту решил воспользоваться окном между второй и четвёртой парами отшельничеством в библиотеке, словно желал пропасть из виду буквально всех и запереться в себе. Впрочем, никакие попытки оторваться от общества не помогли избавиться от Алисы. Она, как верный проводник, и не думала бросать Мишу, причём совершенно не слушая раздражённые комментарии. Да, когда он был не в настроении, то становился колючим, как ёж или шип — так говорила Алиса из раза в раз, — который мог случайно обидеть или попросту ввести в заблуждение. То ли вредность включалась особенно сильно, то ли так он просто шипел на всех — на этот вопрос даже сам Миша не мог ответить. Впрочем, он и не был способен, как бы ни хотел.

Как результат, Симоновы сидели за столом в библиотеке, в самом уединённом углу из всех возможных. Хотя так желалось Мише, однако не всё шло по плану. Оказалось, академическая сокровищница знаний уходила несколькими этажами вглубь, как бункер, презентуя всем студентам воистину огромный запас информации. Здесь было всё: от пособий политологии или кулинарии магов до научных работ непосредственно Тихонова и прочих великих маг-учёных со всего мира. Определённо, в сотнях книжных шкафов скрывалось и даже потаённое для общества. Наверняка здесь скрывалось много реликвий, древних манускриптов и смелых мнений тех или иных людей, которые, возможно, шли бы вразрез с государственной целостностью КСК. И всё же Миша не верил, что на полках содержалась информация о Святом Царстве, о Смуте и вообще о том времени, когда кроме магов жили и святые. Красные или белые бы давно здесь всё нашли. Наверное.

Таким образом, едва увидев прекрасный вид с верхнего этажа на все нижние, Миша решил спрятаться в самом уединённом углу именно первого этажа из-за банального страха спускаться ниже. Так он и сидел за столом, выписывал в дневник свои мысли насчёт прочитанного из апостола сегодняшним ранним утром и параллельно думал, где искать остальных хозяев великих книг.

«Если они и должны прийти ко мне сами, то только при смерти Парсифаля, — думал Миша, порой громко постукивая карандашом по столу. — Тогда где искать самого Парсифаля? Я прочитал уже немало страниц, но ничего конкретного мне не удалось узнать. Однако… какой же мир я упустил!»

Он был очарован. Ему хватило пятьдесяти страниц, чтобы умереть от радости. Каждая буква, приятно написанная апостолом, передавала такие сокровенные знания, которые не соберёт даже Ректор при всём желании. Он стопроцентно совершил великое открытие прошлого, продвинулся так далеко в сравнении с первоначальным состоянием, что отец готов был выполнить любой каприз Миши только ради достижения новых успехов в исследовании Святого Царства. Теперь Миша знал, теперь Миша познавал. Это главное.

— Хочешь факт? — Симонов даже немного успокоился и забыл, что его подавляло и злило пару минут назад. — Каждая душа имеет несколько состояний. Обычная, как у меня, и вознесённая. Знаешь, что это?

— Ну откуда я это знаю? — Алиса глубоко вздохнула.

Нет, не из-за скуки — она была счастлива видеть брата таким — а из-за невозможности поддержать разговор правильно.

— Выкладывай.

— Это переход обычного святого в стан Небесного Сада. Душа становится в разы сильнее, величественнее, чище. Вознесённому предстаёт столько новых возможностей и преимуществ, что… погоди-ка.

— М?

— Если душа вознесённого чище, чем обычная, то какова вероятность заражения чумой? Если так подумать, то у них, как правило, должен быть большой иммунитет…

— Но никого из них мы не знаем.

— Да, точно… Странно. Чёрт. Как плохо, что у мисс Браун пара! А-а-а-а! — Мишу разрывало от желания поделиться информацией профессору. — Ну за что?..

— Терпи, терпи. Девушку надо ждать, прояви уважение.

— Да я и проявляю, сидя тут с тобой…

— Уж прости, я не подкована на такое.

— Извини, целый день не фильтрую речь.

— Ты меня такой мелочью не обидишь, — Алиса наклонилась к нему, слегка наваливаясь на стол. — И не бойся ошибаться при общении с другими людьми. Я тебе помогаю, всё будет пучком. Понял?

— Пучком? То есть в обществе нормально, когда на собеседника человек смотрит так, словно он его не знает? Нормально, что я не могу узнать людей, исходя из описаний? Нормально, что…

— Захлопнись. Ты ничего не можешь поделать, выкручивайся из того, что имеешь. А вообще, — она снова опёрлась спиной о стул, — тебе бы научиться рисовать.

— Я не столь творческий человек, как ты думаешь.

— В вышивке ты говно, писать красиво не умеешь, петь и танцевать — позор. И не поспоришь.

— Вот видишь…

Миша почувствовал себя никчёмным.

— Но ты попробуй.

— У кого учиться-то? В одиночку не очень…

— Не знаю… репетитор?

— Долго.

— А не всё так быстро! Ишь чего захотел.

— Нет, я не про обучение. Надо искать подходящего специалиста, который а) объяснит мне доходчиво и б) ему можно будет доверять. Сам знаешь, мы важные для красных и белых, они не подпустят многих людей.

— Тогда давай решим эту проблему. Разберёмся!

Миша окончательно поник и попросту уткнулся носом в дневник. Он и сам думал над этим делом, но никогда не пытался. Проблема в том, что писать каждую неделю приходилось очень много, оттого он никогда не считал рисование эффективным методом передачи информации. Боялся, что потеряет время и попросту не уложится в график. Отчасти это служило оправданием, но и впоследствии он ни разу не прикоснулся к кисти. Теперь же осознал, насколько же был дураком.

Время шло, а настроение хотя бы готовиться к предстоящей паре совсем не было. Всё, что надо было, он записал, но на большее его, к сожалению, не хватило. Время начало течь медленнее, будто каждая секунда, как неспешно стекающая с поверхности капля, вызывала угнетающую скуку. Вот он, удел того, кто не знал, чем занять себя. Конечно, в голове крутились важные вопросы, которые надо бы решить, как, например, поиск какого-нибудь художника, способного научить хотя бы минимуму, но решать их сейчас — нет, зачем?

Библиотека сначала казалась крайне старой, где любая модернизация будет стоить дороже, чем постройка нового помещения, однако среди старых деревянных книжных шкафов и полок скрывались искусно спрятанные механизмы, помогающие персоналу содержать столь обильное количество информации на высоком уровне. Под каждой мебелью виднелись металлические коробки, которые через провода питали прикреплённые к стенкам малозаметные полусферические увлажнители воздуха, лишь изредка мигающие лампочками-датчиками. Их даже перекрасили в коричневый цвет, лишь бы не привлекать внимание. И чем дольше Миша смотрел на детали библиотеки, тем больше он видел новшеств, некоторые из которых, на заметку, ещё не сбросили с себя пелёнку инноваций. В общем говоря, он был приятно удивлён, отчего в итоге решил встать и с любопытством прогуляться по джунглям знаний. Алиса, естественно, спохватилась и последовала за ним.

— Дубень, а дневник кому оставил? — Алиса сунула дневник брата прямо в его портфель. — Давай понесу.

— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты…

— Мне похер, — она беспрепятственно забрала портфель. — Оставишь нормы приличия на других.

— Мне неловко… — жаловался Миша, очень злобно прихрамывая быстрее шага Алисы.

— «Ниловка», — передразнила та, плетясь сзади. — Эти портфели для меня даже как грузы не сойдут.

— Да я не про тяжесть…

Миша внимательно осматривал чуть ли не каждый увлажнитель воздуха у шкафов. Они были крайне маленькие и непримечательные, зато действовали по одному алгоритму, тем самым отлично включаясь в общую систему условий содержания книг. Также Миша увидел у потолка не только вентиляцию — словно промышленную или лабораторную — а еще целое множество кристаллических лампочек, умело припрятанных за каждым стандартным светильником на потолке. Что особенно радовало, он встречал некие блоки заклинаний, столь дорогие, что простой организации таких практически не приобрести. Однако блоков было полно у каждого шкафа.

«Удивительно, — восхищался Миша, наблюдая, как приятно мигают полосы на простой внешней панельки каждого устройства. — Здесь настолько ценят здешнюю литературу? Если попытаться повредить книжку или иной носитель, то блок заклинаний примет урон на себя и передаст в защитный кристалл. Кстати, где он?»

Внезапно он заметил маркировку: «Тип: А1. Модель: №47-90».

— Ты слышала о блоках заклинаний типа А1? — решил спросить у сестры Миша.

— Немного. Такую приблуду в НИИ Ректора использовали для сохранности тех или иных объектов наподобие редких артефактов.

— Если я не путаю, то такие блоки следят за температурой объекта, влажностью, физическими отклонениями от заданного вида и, вроде бы, принимают урон, да?

— Вроде. А что, они и здесь есть? — Алиса всё же решила посмотреть на то, на что так акцентировал внимание Миша. — Ничего себе. И они на каждой полке?

— Я сам удивлён. Откуда у академии столько денег?

— А, не обманывай себя. Они сорок седьмые.

— И что это значит?

— Они следят лишь за физическими отклонениями объекта. Типа, сигнализация и первая линия защиты от повреждений. Ничего серьёзного.

— Ничего серьёзного? Это всё равно очень интересная технология.

— Я к тому, что это самая слабая модель блоков типа А1. Это чё, они так каждую книжку тут защитили?

— Похоже на то…

— Только согни листик — и персонал библиотеки тут же об этом узнает. О! В договоре же писалось об этом?

— Договор… «Критическое повреждение книги, рукописи и прочих физических носителей информации из академической библиотеки влечёт за собой безапелляционное исключение из данного высшего учебного заведения» — ты про это?

— Почему ты эту херню помнишь так точно… Но да, это я и имела ввиду.

— Так ты погляди, — Миша решил взять одну из книг с полки. — Тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Практически музейный экземпляр… так вот чья она!

— Миша… — Алиса беспокоилась совершенно не о книге.

— Я и забыл… Ну, понятно почему, но так приятно, — а он прослушал. — Это оригинал? Одна из книг первого тиража! Удивительно! Превосхо…

— Миша!

Наконец он обратил внимание на настороженное состояние Алисы. Она смотрела чётко вперёд по ряду, словно увидела кого-то враждебного. Проведя взгляд, он заметил двоих студентов, очевидно, старшекурсников, причём явно выше третьего года обучения. Взрослые уверенные в себе парни медленно подходили к ним явно с конкретными намерениями, а исходя из их хитрых улыбок — далеко не хорошими. Это была угроза, отражённая также и в одежде, так как у старшекурсников были красные галстуки.

— Не нравятся мне они, — рычала Алиса, сильно схватив брата за локоть. — Пойдём-ка лучше. Не хочу завязывать драку в библиотеке.

Агрессивный нрав Алисы сдерживал сам факт неподходящего места — и Мише не пришлось её останавливать. Однако она была готова сорваться с цепи и прибить потенциальных недоброжелателей, потому было особенно необходимо, по крайней мере, отойти от улыбающихся старшекурсников как можно скорее. Наверняка они сами не полезут с кулаками, но бросить официальный вызов или вывести ту же Алису на конфликт, где они с радостью займут позиции жертв, попытаются. Так Симоновы бродили меж книжных полок, как в лабиринте, при этом стараясь петлять и запутать преследователей. Однако скорость Миши и их совместное незнание библиотеки привело к тому, что они вышли в иной читательский зал, имеющий всего один выход. Здесь преспокойно учились другие студенты, но по внешнему виду было понятно: они точно не помогут. Ловушка.

Как ни странно, но оторваться от недоброжелателей им не получилось. Нет, сами они бы ни за что не поняли, что здесь что, потому они не обошлись без помощи незнакомой девицы с чёрными волосами и холодным, точнее, отстранённым взглядом. Она, выполнив своё дело, благополучно скрылась, предоставив старшекурсникам их цели на блюдце.

— Что вы от нас убегаете? — лицемерно вежливым тоном начал первый незнакомец с белобрысыми волосами. Его взгляд зелёных глаз был полон самоуверенности. — Оба ведь А-ранговые, чего сразу так бояться?

Понятными намекающими кивками они вынудили всех студентов читательского зала уйти отсюда да поскорее. Похоже, они представляли не слабый авторитет для остальных студентов.

— Ваши морды вызывают такое отвращение, что ноги сами двигаются, — съязвила Алиса, затмив своим телом Мишу.

— Вот грубая стерва, — а вот второй даже не пытался скрыться под личиной вежливости. Впрочем, его неестественно алые волосы и хмурые огненные глаза прекрасно намекали о пылком характере. — Лучше бы готовила свой рот для более полезной работы.

— Заткни хлебало, а не порти воздух.

Конфликт шёл к самой вершине кипения. Алиса не готова была подстраиваться под ситуацию из-за патологической агрессии, а её оппоненты были только рады спровоцировать и вывести на нечто более опасное именно для неё.

— Так, Симонова Алиса, — продолжил белобрысый, но более серьёзно. — В наших кругах не принято видеть тех, кто плюёт на ключевые принципы академии. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю то, что мне насрать на ваши принципы.

— Разъясню для тупых, — погрубел он и встал практически вплотную к Алисе. Они смотрел друг другу в глаза на довольно близком расстоянии и нет, не из-за романтики. — Сильные могут быть только те, кто справедливо всем показал это. Вы же, Симоновы, насосали директору и получили рекомендации, что только чернит всех нас, А-ранговых. Теперь ты поняла?

— А я повторю для глухих: мне насрать на ваши принципы, — Алиса была непреклонна, потому смотрела с чётким намерением подраться в глаза оппоненту. — Или мне написать тебе в ежедневнике, даун?

— Так, господа и дамы, давайте… — Миша пытался урегулировать ситуацию, однако его перебил аловолосый.

— А ты, слабак, не смей заговаривать нам зубы! Ничего в тебе нет мужского, а значит, твоё мнение я слушать не собираюсь.

— Заткнись, — утихомирил его белобрысый. — Но в чём-то он прав. Впервые за долгое время в академию поступил инвалид с А-рангом. Особенно такой жалкий. Сумочку сам понести не можешь? За спиной девушки скрываешься? Что, ножка совсем сковывает тебя?

— Слышь, ты… — Алиса уже схватила оппонента за ворот пиджака и замахнулась для удара.

— Нет, не надо! — Миша пытался изо всех снизить напряжение ситуации. — Давайте разойдёмся миром? Это не принесёт никому пользу.

— Особенно тебе, неполноценный, — усмехнулся белобрысый, слегка приподняв руку и скрестив два первых пальца вместе.

Миша не заметил, как такое произошло, но его трость сломалась. По ней словно ударили чем-то таким сильным и молниеносным, что палка раздробилась на несколько частей, и Миша чуть не свалился на пол, едва почувствовав потерю равновесия из-за боли в левой ноге, благо упёрся о стол зала. К сожалению, это привело к тому, что Алиса взбесилась.

Кулак врезался не в лицо белобрысому — как, кстати, ожидал он сам — а в живот, но с такой силой и резкостью, что он согнулся в ужасной боли и позволил ей схватить за заднюю часть пиджака, дабы столкнуть прямо на аловолосого. Пока тот принимал товарища, Алиса готовилась зарядить оппонентам ещё больше ударов и уже полноценно развязать драку. Но тут раздался громкий голос:

— Прекратить! — крикнул мужской, но молодой голос.

В читательский зал вошёл студент, но с повязкой на руке, где на зелёном фоне красовалась буква «ДК». Он был низким, но с такой ровной солдатской спиной, что его можно было считать на уровне роста Миши, хотя это не так. Более того, этот голос едва не оглушил — настолько он был громким, а сам незнакомец был дико озлоблен на нарушителей спокойствия. Только при его приходе все остановились и не развили драку.

— Неподобающее поведение студента конфедеративной академии прямо в библиотеке! — отчитывал он зачинщиков, оттолкнув разгорячённого аловолосого в одну часть зала, а Алису, пускай и с нежеланием той, в другую. — Вашей наглости никогда не было предела, но даже сейчас вы не перестаёте меня удивлять. А это меня бесит!

— Господин Титиров, она на меня напала… — кряхтя, проговорил белобрысый.

Кажется, его вот-вот вырвет.

— Ублюдок, я тебе эти куски трости так глубоко в задницу засуну… — огрызалась Алиса.

— Меня это не волнует, виноваты вы все. Вне зависимости, кто первый начал, основные стороны будут наказаны. Ты, Симонова Алиса и ты, Миришко Егор, пройдёте со мной в кабинет дисциплинарного комитета. Без споров.

— Что? Я не пойду без моего брата!

— Я всё сказал. Ослушаешься — наказание увеличится вдвое. А ты, дружок Миришко, быстро уходишь из библиотеки и ни на метр не подходишь к Симоновым до вынесения решения. За нарушение запрета наказание увеличится вдвое. Быстро пошёл отсюда.

Как бы тому не хотелось, он послушно ушёл подальше от Титирова, который сильно его пугал. Авторитетом или своей жёсткостью?

— Симонов Михаил, ты свободен. Условия те же. Ни на метр к ним.

— Да, хорошо… — увидев негодующую Алису, Миша попытался её уговорить. — Не переживай, я разберусь.

— Я тебя не оставлю. С какого хера только нас двоих забирают?

— Иди, Алиса, не ищи новые проблемы.

— Я никуда не пойду.

— Я сказал, иди, — раздражённо повторил Миша, усевшись за стол. — Всё будет нормально.

Миша сам не знал, почему Титиров решил вдруг привлечь к ответственности лишь двоих из всей суматохи, хотя по азбуке правил любой бы забрал не только виновных, но и всех свидетелей, если бы были. Однако решение было другим, с которым надо считаться.

— У него сломан посох, — а вот Алиса не унималась. — Я не собираюсь бросать своего брата в таком положении.

— Я позову кого-нибудь из комитета, — сухо ответил Титиров, схватив за плечо ещё не полностью оклемавшегося Миришко и выведя того из зала. — За мной.

— Ага, а кто с ним на парах будет? Кто домой поведёт? Тоже «кто-нибудь из комитета»?

— Мисс Симонова, я не помню, чтобы давал вам право оспаривать моё решение. Как провинившаяся, вы не смеете отказывать в реализации правосудия. Быстро за мной.

— Да ты совсем уже…

— Алиса, — перебил её Миша, от нервотрёпки громко ударив ладонью по столу, — иди. Я разберусь.

Алиса смотрела на него с таким же несогласием, но она видела, насколько он был непреклонным, потому была вынуждена послушаться. Так Миша остался один. Долго рассматривая куски сломанного посоха, он крайне сильно злился… на себя. Не был готов принять себя за такую беспомощность. В обычной жизни — если исключить святость — он не был кем-то выделяющимся, чтобы компенсировало его «неполноценность». Обычный инвалид, не способный постоять за себя в случае чего. Алиса, конечно, всегда была рядом, но та же гробница дала понять, насколько он не способен противостоять угрозе в одиночку. От этого Миша сильно возненавидел себя. И что самое противное: это чувство было хорошо знакомым.

— Так вот что значит сохранение чувств крайней формы… — вслух прокомментировал он столь неприятный факт, едва не скребя пальцами по столу. — Неполноценный… И не поспоришь.

Мише уже было без разницы, как Титиров узнал о стычке, почему забрали лишь двоих, почему в конце концов всё до этого дошло — гнетущая злоба и обида затмевала его разум, вынуждая задумываться о своих недостатках, которые так постоянно замечали недоброжелатели. В итоге он так и сидел в читательском зале, совершенно не обращая внимание на истекающее время. По правде говоря, сам счёт времени также растворился. Да и идти никуда не хотелось, если бы ещё нормально мог.

Однако его одиночество нагло нарушили. Точнее, не совсем нагло, скорее робко и непреднамеренно, так как незнакомый ему студент совсем не хотел, чтобы Миша заметил его. Низенький тихий паренёк — скорее всего, ровесник — с забавными круглыми очками так и пытался аккуратно выглядывать в проём, дабы посмотреть на Мишу с неким беспокойством. Но, когда сам Симонов поймал его взгляд, он тут же скрылся за стеной, словно боясь вообще контактировать с людьми. Тем не менее, он не уходил, оттого Миша чисто из приличия, но с заметной злобой поинтересовался:

— Что-то нужно?

— А… Э… Прости… те, — пытался испуганно ответить незнакомец, но, несмотря на попытку, быстро замолк.

— Не трать моё время. Есть ко мне вопросы — зайди, если же нет — не раздражай меня.

Подобное поведение взрослого человека не было нормальным: даже не застенчивость, а чистый страх перед конкретным человеком. Да, Миша чувствовал, что незнакомец боялся именно его, а не в целом людей. Что можно такого натворить, чтобы так потом сторонились? Впрочем, незнакомец решил всё-таки не спасаться бегством, а полноценно выйти из укрытия и войти в читательский зал. К сожалению, на этом его подвиг, собственно, и закончился. Прямой взгляд Миши сильно подавлял всяческие попытки незнакомца объяснить своё вторжение в царство одиночества, что стало неимоверно злить.

— Долго так стоять будешь?..

— П-простите, я просто… ну…

— Ну-у-у?

— Я хотел бы спросить, как вы себя чувствуете… После того… инцидента.

— И всё? Спасибо за заботу, но я не в настроении. Лучше оставь меня.

Но парень и не думал уходить. То ли сила воли такая, то ли наоборот, он оцепенел — в любом случае он своим присутствием настаивал на своей заботе.

— Не очень, в общем говоря. Сам видишь.

— Да, вижу… Ваша трость сломана. Вам нужна помощь? Там, сопроводить до аудитории.

— Нет, — отрезал Миша. — Сам справлюсь.

— Мне кажется, у вас проблемы…

— Сам. Справлюсь.

Для большей наглядности Миша поднялся с места и, держась за стол, быстро схватил свой портфель. Недолго осмотрев и проанализировав то незначительное по меркам здорового человека расстояние между столом и дверным проёмом, он глубоко вздохнул и максимально уверенно сделал первый шаг, пока, конечно, мог держаться хоть за что-то. Совсем скоро пришлось двинуться в эдакое свободное плавание. Упрямая попытка доказать самому себе свою независимость от других людей привело к тому, что при шаге на левую ногу Миша почувствовал едкую ноющую боль. Сломанная кость давала о себе знать, и никакая пластина не могла унять такую проблему. Как результат, он хотел быстро сменить опору на правую ногу, однако потерял равновесие в спешке и уже собирался падать на пол. Его поймал незнакомец, сам чуть не свалившись с ног.

— Я не просил тебя помогать… — пробухтел Миша, опираясь о плечо парня. — Просто потерял равновесие.

— Мне кажется, надо всё же помочь…

— Нет.

«Я не неполноценный, чёрт возьми. Я докажу… Хватит с меня этого».

Миша отпрянул от незнакомца и при помощи такой опоры на середине пути всё же смог достигнуть дверного проёма. Правда, дальнейшая перспектива двигаться к выходу из библиотеки сильно удручала, ведь это, как ни смотри, было слишком глупо. Так он выглядел куда более жалким, чем с помощью другого человека.

— Д-давайте я сбегаю в медкабинет, возьму оттуда костыль, например…

— Только не костыль. Не надо.

Теперь даже незнакомец не понимал мотивов Миши так себя вести. С таким настроем упрямец, собственно, и начал двигаться по левой стороне среди книжных полок и шкафов под наблюдением назойливого парня, чьё доброе сочувственное желание помочь нуждающемуся сильно вымораживало. От такого впоследствии Миша решил вновь попробовал прохромать без помощи какой-либо опоры, но попытка была не только неудачной, но и слишком болезненной, приведшая к окончательному разбитому психическому состоянию. Опираясь плечом о шкаф, он не меньше незнакомца понимал, насколько были ненужными и ужасными эти попытки.

— Я знаю, что веду себя глупо, — начал он, опустив глаза. — Знаю, что не могу нормально ходить. Я привык к боли, когда ходил с тростью, но сейчас — я не могу стерпеть. Мне никогда не начать нормально ходить без помощи магии. Смейся.

— Э… Не буду?..

— Реагируй хоть как-то! Это молчание со стороны выводит…

— Неужели вас за инвалидность гнобили?

— Не знаю. Но меня бесит не сам факт инвалидности. Правда, что в академии и вообще среди магов не принято видеть таких, как я?

— Я никого не знаю, кто имел такую проблему, будучи… ну… хорошим магом.

— А я не замечал, что так всё запущено… — вздохнул Миша, сжав кулак.

— Обычно повреждённые части тел заменяют протезами. Так намного лучше. Но у вас… Даже не знаю.

— Ты что, предлагаешь ампутировать ногу?

— Нет! Что вы! Я бы не предложил такое.

Миша посмотрел в его глаза угрюмым и грустным взглядом, поддерживаемый слишком кислой миной. У него не было причин обижаться на замечание, что люди предпочитают заменять части тел протезами, чем всю жизнь мучиться с дефектом, так как он всё прекрасно понимал.

— Я глупый, да?

— Н-не понял…

— Кому я пытаюсь доказать, делая это дерьмо? Всё равно бесполезно, — Миша нашёл в себе силы перебраться на правую сторону, едва ли снова не свалившись от боли. — Ладно, помоги мне, пожалуйста.

Наконец он принял помощь незнакомца, который, пускай и не знал, как наиболее эффективно сопровождать Мишу. Он всячески пытался облегчить передвижение инвалида по библиотеке, порой ведя себя слишком робко и неуверенно. Однако это было лучше, чем передвигаться в одиночку. Новое предложение предоставить костыль тут же было отвергнуто — и неспроста. Миша всегда старался не возвращаться к больничной атмосфере. За всё время с семи до пятнадцати лет он познал на себе все больничные условия, которые в итоге сформировали довольно сильную фобию. Костыль же — самый мерзкий элемент «больницы», от которой Миша начинал дрожать. Буквально.

Таким образом, незнакомец держал его левую руку в крепкой хватке как мог, однако ему постоянно требовалось менять положение рук то с кисти Миши до локтя, то с плеча до запястья. Он не понимал, как именно надо было помогать Мише, хотя ему требовалась лишь твёрдая опора слева. Собственно, на выходе из библиотеки незнакомец наконец начал понимать, в чём была суть поддержки — скорости самообучения можно было удивиться. Елена Юрьевна, стоящая за прилавком, была сильно обеспокоена увиденным, но её предложение пройти в медкабинет также быстро было отвергнуто.

— Мистер Карпин, в следующий раз не портите книгу ради своих целей, какими бы благородными они ни были, — вслед отчитала его заведующая библиотекой.

— Из-за тебя Титиров нас обнаружил? — тут же спросил Миша, сложив в голове такие простые факты.

— Да… Это так. Я не знал, как быстро можно привлечь кого-то, кто мог бы остановить стычку, поэтому решил пойти таким радикальным методом…

— Оригинально.

В дальнейшем Миша только и думал, где конкретно видел или слышал фамилию незнакомца, а дальше, словно по нарастающей, стало непонятно, откуда Карпин знал аудиторию группы Миши. Из-за эмоциональной нестабильности попросту было сложно сложить все мысли по полочкам, как книги в библиотеке, окончательно теряясь в раздумьях. Целый день он только и делал, что пытался вспомнить то, что забрала чума, при этом никак не продвигаясь при помощи дневников. Проблема была не в методике, а скорее в быстро наступившей панике, которая развалила внимательное отношение к деталям на раз-два. К большому сожалению, такое бывало не в первый раз и наверняка не в последний. Да здравствует конфуз за конфузом!

Так или иначе, Карпин вывел его в пустующий холл академии. К сожалению, некогда престижное и красивое центральное помещение не вызывало у Миши совершенно никаких чувств, будто перед ним была лишь серая вселенная, ничуть не интересная и совершенно не вдохновляющая. Вахтёрши и охранники раздражали, яркий свет люстры над головой сильно мозолил глаза, а перспектива преодолевать лестницу с неприятно высокими ступеньками вгоняла в отчаянную депрессию. Так по его прихоти путь был прерван, и теперь Миша сидел на скамье под атмосферным гнётом — конечно, фантазия постаралась — неживой статуи Тихонова, которому явно для полноты картины персонального палача не хватало лезвия, как у гильотины — лишь бы сразить неполноценного лже-мага с целью освободить от вредоносного самокопания.

— Может, вам лучше отпроситься и пойти домой? — предложил Карпин. Он параллельно нашаривал что-то у себя в портфеле. — Просто… с тростью будет трудно передвигаться.

— А что у нас за пара?..

— Практика родственной магии.

— Да, я буду как бревно на паре… Мне лучше сначала дождаться Алису. Один я не справлюсь, скорее всего.

— Но её не отпустят. Сами понимаете, правила в академии строгие, и без должной причины выпускать студентов нельзя. У вас проблема, но Алиса никак не связана с этим, по их мнению.

— Выкрутимся, не впервой…

Карпин недолго искал что-то в портфеле. В конечном счёте он панически ахнул и беспокойно посмотрел в сторону административного корпуса. Как ни странно, но столь яркое проявление эмоций выдавало его куда легче, чем ту же Ксюшу, будто он самолично способен был показать человеку все эмоции, какие есть на свете. Сплошная открытая книга — такая в голову засела ассоциация в голову Миши.

— П-прости меня, но можно я отойду? — жалостливо и поспешно взмолился Карпин, активно кусая внутреннюю часть губ.

— Я посторожу твои вещи, иди, — махнул Миша в ответ. — Всё равно никуда не пропаду.

И конечно, новоиспечённый проводник тут же бросил инвалида и рванул по своим делам в административный корпус. Впрочем, никто особо против не был, ведь для Миши это — очередной шанс погрузиться в себя и насладиться одиночеством. Нет, полное отсутствие какой-либо компании рядом не шибко радовало, как бы он ни старался корчить из себя гордого одиночку, однако в такие неприятные периоды жизни всегда хотелось посидеть наедине с собой. Миша ненароком задумался, а часто ли он так сидел, ни с кем не контактируя? В памяти осталось лишь пустота. Он мог вспомнить, что когда-то в прошлом спокойно гулял по парку академии, исследуя местную инфраструктуру, но он был один. Также можно было припомнить путешествие на дирижабле с Лонгрессы в столицу, но и там он был один. Сидел за партой тоже один, ходил по кампусу также один, выживал в гробнице в одиночку, причём не зная, с кем конкретно. Естественно, в памяти и теплилось стойкое ощущение одиночества, ведь чума не давала прочувствовать, что кто-то рядом всё же был: помогал, мешал, просто проходил мимо — это всё стёрлось. Внезапно он понял, что при сегодняшней пропаже памяти совсем мимолетно чувствовалось нечто, что вообще никак не стиралось. Что-то такое, сдерживающее Мишу от неминуемого психоза. Долго думать не пришлось, ибо всё и так казалось очевидным. Привычка — вот что это было.

Реализованное ожидание прошлого Миши было даже теплее, чем казалось изначально. Чума не могла поглотить подобное чувство, но назвать это каким-то успехом в собственной рефлексии язык не поворачивался. Понимания стало больше, но с ним — больше проблем. Можно ли считать фобию больницы таким же сильным чувством, что не подвержено чистке? Едва Миша начал думать об этом, как сознание разбивалось вдребезги от такого потока осознания. Было достаточно крайних чувств, которые в комплексе поддерживали его в здравии, хотя бы в психическом.

Одиночество снова было разрушено новым наглецом, на этот раз — далеко не желанным. Роберт собственной персоной стоял перед Мишей и задумчиво смотрел на него, так, ради своего анализа. Его взгляд, как свет фонаря, медленно гулял по телу одногруппника, подмечал в себе примечательные факты и в итоге разоблачал объект, как ему требовалось. В принципе, из-за анализа и возник вполне логичный вопрос:

— Где трость?

— Сломал, — немного стыдливо и нехотя ответил Миша, не желая даже смотреть тому в глаза.

— Ого! Михаил, как же так? Вроде твоя палочка-выручалочка была крепкой, — Роберт уселся рядом с ним, предварительно отодвинув портфель Карпина. Он бесцеремонно закинул руку за плечо. — Колись, что произошло?

— Какая разница? Сломал и сломал.

— Не-е-е-ет, так не пойдёт, друже. Я же вижу, что ты не сам ее сломал. И не случайность лишила тебя палочки. Кто тебя обидел?

— Какой с этого прок, если ты узнаешь?

— Миха, ты умный парень, хватит огрызаться. Не будь Алисой!

— Ты меня за сегодня так надоел, слов моих нет… — скорее пожаловался он, скрыв часть лица ладонью. — На мозги капаешь.

— Я просто чувствую, что ты не в порядке. Сейчас ты вообще вялый чёрт. Но вот никому ты не говоришь, и нет, Алиса не в счёт. Ты не доверяешь нам?

— Всё куда глубже.

— Я люблю поглубже.

Эта пошлая и неоднозначная шутка заставила Мишу отодвинуться от Роберта подальше. А он, весёлый, сидел, наслаждаясь реакцией.

— Мы ведь вместе семь лет будем, — продолжил он, пожимая плечами, мол, очевидно же. — Плохо будет, если в нашем коллективе друг другу не будут доверять. Нам важно создать партнёрские отношения, чтобы иметь связи в будущем. Стратегически правильно мыслю, верно?

Мишу он всё же пока не мог вывести на искренний разговор. Однако блондинистый манипулятор продолжил давить:

— Ты ведь А-ранговый, Миханя.

— И что?

— Значит, тебя многие хотят прибить, подавить, подчинить, заманить к себе и… или просто хотят. Держу в курсе, в кругах наших прекрасных дам не то что академии, а даже группы бытует мнение, что ты очень даже привлекателен и интересен. Но я не об этом, — Роберт расслабленно упёрся спиной о скамью и, закинув ногу на ногу, блаженно вздохнул, едва увидев лёгкое смущение Миши. — Стоп, ты что, совсем зелёный?

— Не понимаю, о чём ты.

— Зелёный! Ты когда-нибудь встречался? Ну, или влюблялся?

Он пытался вывести Мишу на смущение, но в конечном счёте Роберт вернул его на стезю печали и грусти.

— Нет… — тяжело ответил он, нахмурившись.

— Ладно. Вернусь к самой сути. Я загнал тему для того, чтобы заметить твою общую привлекательность. И в хорошем, и в плохом смысле. В академии много разных банд, а помельче — куча одиноких принципиальных хищников, любящих полакомиться не готовыми к жизни студенческой, но все они, неважно какого теста, конченные изоляционисты, когда в песочницу лезут неоднозначные новички. Ты, кстати, неоднозначный новичок, достаточно посмотреть на левую ногу.

— Знаю…

— Поэтому я предлагаю тебе свои услуги. Всё просто! Я очень хорошо собираю информацию, потому для собственной спокойной жизни тебе следует заручиться поддержкой кого-то вроде меня.

— Хочешь стать моим информатором? С чего вдруг?

— Не по доброте душевной. Ты будешь моей крышей. Ну, защитником, прикрывать будешь, вот. Студентики здесь есть совсем жестокие, потому я хочу, чтобы моя задница была прикрыта. От тебя требуется лишь «кулак», не более. Трость твоя была сломана кем-то, верно?

Миша повёл себя слишком легкомысленно, раз позволил увидеть Роберту чёткие знаки на лице, подтверждающие догадку.

— Если ты будешь знать своего противника — быстро среагируешь на подобные напасти. Ну, как, по рукам? — Роберт протянул ему руку с маркетинговой раздражающей улыбкой.

Миша наконец посмотрел Роберту прямо в глаза. Он не сторонился такого длительного зрительного контакта, позволяя ему вдоволь подумать над предложением. Как ни крути, как ни ищи подвох, всё равно сделка казалась эффективной для обеих сторон. Сегодняшнее происшествие показало, что просто так в академии данное Мише время не прожить. Кругом были недоброжелатели, а их надо в любом случае одолеть. Показав итог раздумывания, Миша пожал руку Роберту.

— Тогда выкладывай.

Симонов выложил информатору всё, что произошло, от начала преследования до непосредственной стычки, порой давая такие детали, что Роберт удивлялся скорее не рассказу, а тому, как было рассказано Мишей. К этому моменту времени вернулся Карпин с непонятной тетрадкой со страницами А5. Он сразу захотел уйти обратно, но одним жестом руки Роберт вынудил беднягу тихонечко усесться на скамью по другое плечо от Миши, к тому же, портфель был у Роберта. Тем не менее, к завершению рассказа блондин-манипулятор задумчиво хмыкнул, словно уже понимал, что к чему.

— Это не демонстрация силы, — рассуждал он. — Красные галстуки, конечно, тупоголовые, всегда там ориентировались на грубую силу, но они не настолько змеюки. У них есть своя мера, эдакий запрет вести себя, скажем, подло. Забавно, что на Орден они ничем не похожи, хотя открыто им восхищаются.

— То есть здесь что-то нечисто?

— Я бы сказал, слишком. Твои оппоненты, кажется, невзлюбили лично тебя. Стандартная тема для зазнаек, ничего сверхсложного не предвидится.

— Но они не отстанут?

— Они почувствовали твою кровь, конечно, не отстанут. Тебе надо загнать их обратно в песок, чтобы больше не лезли. Сразись с ними.

— О-они же сильнее его… — подметил Сергей, шепча себе под нос.

— Сильнее, — как-то услышал Роберт, — но тупее. Я накопаю что-то о них и потом расскажу, какие у тебя шансы. А пока готовься к тяжёлой стычке. Возможно, лидер их банды сам утихомирит зазнаек, и ты будешь в шоколаде, но не надейся.

— Вот оно что… — Миша даже успокоился. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста, милый.

Симонов было хотел встать, но его остановила резкая боль в левой ноге. Настоящий плен с таким пошляком.

— Надо Алису дождаться, — скорее говорил себе Миша, пытаясь отвлечься. — И домой пойду.

— Не, не получится.

— В смысле?

— Титиров — это гроза всех, кто посмел нарушить правила академии. А ещё начинающий садист, но своеобразный. В общем, он задержит Алису и Миришко как минимум до середины дня, если не до вечера.

— Что? Как это… — Миша была сломлен. Он растёкся по скамье, уже желая пасть смертью храбрых под статуей Тихонова. — Я попал…

— Попроси кого-нибудь сопроводить тебя. А вообще, сходи в медкабинет…

— Нет, — твёрдо отказал он.

— Почему? Там ведь костыль найдётся…

— Я сказал: нет.

— Дурной ты. У нас что, в академии нет больше тростей? Да возьми швабру хотя бы! Больше похоже на бред…

— Я что-нибудь придумаю… Наверное.

* * *

Терентьев внимательно изучал сводки, выданные сегодня разведкой. Он долго думал, что значили эти все найденные факты, но его больше беспокоило неизвестное напряжение, возникшее после них. Перебирая бумажку за бумажкой, подполковник устало потянулся за чашкой, хотя совсем недавно выпил весь кофе. Послеобеденное время для Льва Алексеевича давалось совсем уж тяжко, ибо сидел он в своём кабинете безвылазно с самого раннего утра. Он даже зашторил окна плотнее обычного, а из света оставил лишь лампу на столе. В таком уединении подполковник пытался осознать, что всё это значило.

В гробницу можно было проникнуть, оказывается, со всех щелей, благополучно оставленных кем-то так удобно на каждом проходе канализации. Конфедеративные власти скрыли это, но ничего не предприняли, дабы воспользоваться таким преимуществом. Банальная растрата возможностей — так сначала думалось Льву Алексеевичу, но, вспоминая атаку фанатиков, он быстро догадался, в чём дело. От осознания самого факта куда более обширной сети Культа подполковнику становилось так весело, что он буквально лелеял потенциальную угрозу опасного врага.

— Да столица — треснутая плотина! — вслух комментировал Терентьев в очевидной радости. — Тут никакие конфедераты давно не влияют. Либо мы, либо фанатики. Охренеть!

Он быстро пришёл в себя и вернул офицерское хладнокровие. Однако видеть подобное наяву было до невозможности волнительно. Помимо этого, он прочитал отчёт прибывшего карателя. Собственно, ничего особенного не было, только лишь оповещение, что работа была начата — стремление Бейкера выполнять свои обязанности тогда, когда это было возможно, было хорошо известно в кругах красных — но последнее предложение, написанное от руки, вмиг изменила отчёт со «скучного бюрократического» в прямое сообщение о начале нечто большего:

«Уже с сего дня на землю полетят головы, господин Т. Ценность в опасности».

Терентьев быстро набрал по стационарному телефону своего секретаря и приказом попросил пригласить в кабинет первого помощника подполковника.

Вскоре в тёмный кабинет, ровно через положенные пять минут, пришла она. Практически полное отсутствие света прикрывало лейтенанта от взора командира, но он прекрасно знал, какая леди скрывалась за чёткими громкими стуками каблуков. Одни только шрамы всплывали в голове, едва он слышал приближение своего первого помощника.

— Товарищ подполковник, — по-солдатски звучно начала она, встав по стойке смирно у стола командира, — прибыла по вашему приказу.

Он видел лишь нижнюю часть тела, остальное было плохо видно. Даже так он чувствовал на себе её ровный железный взгляд.

— Я хочу, чтобы ты передала Симонову Михаилу моё письмо, — рассказывая, Терентьев быстро чиркал по бумаге, при этом соблюдая красоту и мелкоту своего почерка. — Лично в руки.

— И вы просите меня об этом?

— Да, тебя. Это безотлагательное и важное задание, тебе я это и доверяю.

— Так точно.

— Загляни к нему в гости часиков в семь, он учится. Кстати, будь готова к глазам наших друзей на твоей спине.

— Вы не доверяете Бейкеру? — прямой вопрос лейтенанта заставил подполковника остановиться от письма.

— На основании?

— Моё предположение.

— Ты ведь не знаешь, что из себя представляет наш каратель?

— Знаю лишь то, что его карательный отряд долгое время выполнял задания Ордена в Пепельных Пустошах.

— Под его сапогами гибло столько жителей и солдат Пустошей, что давно перевалило за сотни. Он, конечно, верен идеалам Ордена, но его методика очень агрессивна и кровожадна.

— Если его прислали сюда, то неспроста.

— Здесь будет геноцид неугодных. Возможно, это усложнит нашу работу, хотя почему возможно? Он устроит в столице такой хаос, что нам будет особенно тяжело. Я не препятствую решению командования, но я хочу сохранить окружение нашей ценности, его мирную жизнь и не подвергнуть его спокойное состояние угрозе разрушения. У меня чувство, что Бейкер не постесняется убивать даже студентов академии. Любой приказ он выполняет, но он не любит учитывать многие тонкости дела.

— Это наш шанс начать активные действия, товарищ подполковник. Мы слишком долго сражались с врагами в тени.

— Нетерпеливая ты, потому не видишь кое-чего важного, — подполковник поправил очки и быстренько дописал письмо. — Мы на пороге феноменального открытия тайны Святого Царства. Активные действия вокруг Михаила усложнят его задачу. К сожалению, Бейкеру плевать на какие-то исследования Царства. В его интересах лишь защита Ценности — как приказ…

— Как нам поможет изучение Царства? За годы исследований мы не смогли вычленить ничего полезного для нашего дела, товарищ подполковник. Мне кажется, мы слишком многое позволяем Михаилу и Ректору. Ресурсы не бесконечны, а с прибытием Ценности в академию всё стало куда сложнее.

— Ты с Михаилом никогда не виделась? Поясняй да поясняй. Знаешь, у меня есть ещё приказ, куда более основательный и важный. Я не хотел спешить, но условия заставляют меня гнать тебя вперёд. Он будет втайне ото всех…

* * *

В результате Миша мигрировал прямиком в лабораторию Браун, благополучно прогуливая пару. Он не хотел и не мог нормально заниматься практикой, даже если он дотянул бы до момента, когда можно было применить святость. К счастью, в связи с такими проблемами он смог получить нужную справку лично от Битрокса, тем самым оберегая себя от трудностей. Но внутри было паршиво ещё сильнее. Новая рефлексия разбила Мишу окончательно — теперь он окончательно раскис. Такой вот колючий ёж сидел в дальнем углу лаборатории на стуле, так заманчиво припрятанного между столами, чей хлам отлично скрывал от ненужных глаз. И не важно, что никого здесь не было! До поры до времени.

Браун проявляла катастрофически обильную заботу. Она, только получив свободу от преподавания, быстро забрала Мишу из холла, причём так по-хозяйски, словно для неё Миша был важным человеком в жизни. Она не дала даже воспрепятствовать Роберту, который хотел, очевидно, воспользоваться случаем и узнать одногруппника получше — так просто взяла и понесла к себе. Конечно, не буквально, но, казалось, она была близка к этому. Её маленькая тёплая рука умело держала Мишу за запястье, аккуратно и потихоньку помогая подниматься по лестнице, идти по коридору и заходить в лабораторию. Однажды она попыталась взять Мишу прямо за ладонь, скрещивая пальцы, но по какой-то причине не стала. Так, возможно, было бы проще и легче.

Тем не менее, она настояла, чтобы Миша сидел здесь и не двигался, пока она не вернётся из агрессивного похода к Тёрнеру за новой тростью. Браун, как всегда, удивляла Мишу своим поведением. И самое забавное: её-то он узнал сразу. Договорились они встретиться вчера — всё было выписано в дневник — но по какой причине Миша смог узнать профессора так просто? Ему даже думать не пришлось — узнал сразу в первые несколько секунд. Впрочем, её одежда была практически уникальной в академии, и лицо, и глаза, и рост… Из-за этого Миша быстро нашёл свой дневник о людях, открыл его и нашёл пунктик про Браун. Только стоило проверить, сколько страниц уходило на описание других людей, как Симонов не на шутку запаниковал.

— В смысле, семь страниц? — ахнул Миша, от испуга захлопнув дневник. — Как это понимать?..

Вскоре вернулась Браун, но без трости, а лишь с какой-то бумажкой. Разочарованная, но спрятавшая свои неприятные чувства в себе, она подошла к студенту и преспокойно сунула в его руку бумажку. Это было что-то вроде разрешения на создание новой трости.

— Через два дня зайдёшь к Тёрнеру и возьмешь новую трость. А пока он разрешил тебе ходить с твоей основной при условии, что ты не будешь использовать её как оружие.

— Да, конечно, я не псих, — наигранно улыбнулся Миша, убирая бумажку в портфель. — Спасибо тебе.

— Будь я на твоём месте, сразу бы врезала им. Ну кто так делает! Это не благородно, нечестно и глупо! Почему некоторые взрослые люди ведут себя так по-детски? Я возмущена!

— Это нормально, не переживай так.

— Нет, не нормально! Не смей терпеть такое отношение к себе.

— Да что я могу? Без святости у меня нет шансов.

— Ты силён не физически, — Браун, осмотревшись, отошла к ближайшему «чистому» столу, где красовался чайник. — Хочешь, угощу чаем?

— Не стоит…

— Стоит-стоит, — и она показательно нажала на кнопку.

— Тогда в чём смысл вопроса? — нахмурился он.

— Прости-прости! Ты не в настроении — оно и понятно! — поэтому я хочу над тобой позаботиться. Спросила из приличия, извини.

Максимально злобно вздохнув, Миша спорить не стал. Да и после он почему-то начал успокаиваться. С Рики приходила неизвестная гармония. Она вела себя порой неряшливо из-за спешки, но наблюдать, как она заваривала чай, было очень даже приятно. Дело даже было не в самой заварке, а в Браун, которая постоянно — нет, серьёзно — спрашивала его, какой крепости нужен чай, насколько горячий нужен напиток, сколько ложек сахара, добавлять ли сушёные фрукты или разрезать ломтик лимона — в общем, вопросов было столько, что в один момент Миша услышал самый странный из них: «Тебе кружку двести миллилитров, триста или четыреста?» Вопрос, вроде бы, логичный для кафе, но очень странный в быту.

Впоследствии Браун одарила гостя лаборатории чаем, сделанный в точности, как ответил Миша, начиная крепостью и заканчивая кружкой в двести миллилитров. Такое пить стало даже боязно — слишком всё идеально.

— О! Я ж бисквитное пирожное сегодня прикупила, один момент… — Браун внезапно подошла к захламлённому столу рядом с Мишей.

Она открыла нижнюю дверцу, которая, оказывается, была холодильником. Правда, помимо бисквитного пирожного ей пришлось достать несколько банок то ли солёных огурцов, то ли отрезанных щупалец, потом тарелку подгоревшего желе, гранату — стоп, что? — и только после всего добралась до сладости. Шоколадное бисквитное пирожное, которое даже есть было страшно из-за не совсем хороших соседей. В самом деле, зачем гранату хранить в холодильнике?

— О, внутри много спящих плотоядных бабочек, — Браун увидела беспокойный взгляд Миши, потому сразу пояснила, небрежно подкидывая гранату. Она чуть её не выронила из рук. — Кхм… В общем, они засыпают на холоде. Не обращай внимания. Всё безопасно.

— Я заметил. А что в банках?

— Это неприличный вопрос!

— Что?..

— Для исследований, — размыто сказал она, сунув всё, кроме пирожного, обратно. — Забудь!

— А пирожное не токсичное? — Миша действительно боялся.

— Бредишь! Я сама недавно схомячила пять кусочков!

— Сладкоежка, — пробубнил Миша и всё же решился сунуть одну ложку пирожного в рот.

Это не магазинная сладость и даже не синтезированная магией. Натуральное вкусное пирожное, причём настолько сладкое, что можно было словить диабет. Так или иначе, Симонов с упованием скушал сладость под надзором довольной Браун, которая даже подала ему горячий чай. Как странно: сразу стало намного легче. Так вот что значило мнение, что вкусная еда решала психические проблемы?

— Алиса, кстати, совсем не любит сладкое, — начал Миша, хлюпая чаем. — Простите… так, о чём я. Благодаря тебе я хотя бы вспомнил вкус, а то из-за её вкусов многое уже забывается.

— Я рада. Но лучше скажи: ты как?

Рики переживала, даруя ему такое количество эмпатии, что скрывать свои переживания было невозможно. Вот, как надо манипулировать, даже если это не было манипуляцией!

— Не очень. Я не знаю, почему так загнался.

— Тебе постоянно говорят о твоей ноге?

— Нет… не знаю, никогда не обращал внимания. Сейчас просто всё навалилось так неудачно.

— Очень плохо. Тогда давай решать эту проблему!

— Как?..

— Пойдём к тебе в гости, конечно.

— Ч-что?!

— Ты забыл? У нас была запланирована встреча, я очень не люблю, когда планы меняются. И тебе легче станет — отвлечёшься — и мне представится шанс тебе помочь. Всё просто!

— У меня т-там бардак, мне ж стыдно будет!

— Да не парься ты-ы-ы, у меня-то — да, бардак! И вообще, я не привереда к чистоте.

Оглядываясь, Миша даже поспорить не мог.

— Тем более, кто тебя сегодня сопроводит до дома? Я понимаю, там, на улице, можно и магией, тьфу, святостью попользоваться, но всё же! Тебе же надо распределять свою силу на день, верно? Вот и не потратишь. Какая я гениальная…

Мысли снова начали путаться, но только теперь из-за смущения. Мало того, что он ни разу не читал в дневнике, что кого-то когда-то звал в гости, так ещё и девушку! В личную обитель! С виду, конечно, совсем по-юношески глупо было так переживать, однако такой поворот событий оказался слишком неожиданным.

— Как много проблем создала нога… — прокомментировал Миша, тут же погрустнев. — Мне как-то стыдно, опять. Вас отвлекаю ещё…

— Алмазик, успокойся, — она наклонилась к нему, словно к потерянному ребёнку. — Тебя так угнетает твоя травма ноги?

— Я порой удивляюсь, почему ее вообще не ампутировал…

— И почему же?

— Ну, как бы… я сохранял свою ногу в таком состоянии в надежде, что смогу рано или поздно её излечить. Глупая мечта, знаешь, которая может и не реализоваться.

— И ты готов отбросить свою мечту? Так просто сдаться?

— Ну… — Миша замолк: сам не знал.

— Я думаю, тебе стоит принять себя таким, каким ты есть. Просто звучит, но, Алмазик, так ты не будешь отчаиваться. Я видела тебя на деле, и ты ничуть не уступаешь другим А-ранговым, несмотря на свою травму. И ты очень сильный, раз считаешь, что можешь всё исправить. По правде говоря, я удивлена.

— Чем?

— Твоя мечта всё исправить — она удивительна сильна. Ты вроде бы загоняешься, но в глубине души ты веришь в лучший исход, разве нет? Не обращай внимание на тех глупых людей, верь в себя и своих близких людей. Поддерживай мечту, пожалуйста.

Невиданно нежный взгляд Браун заставил его паниковать куда сильнее. Пробежав взглядом куда угодно, но только лишь не на профессора, Миша заткнулся окончательно и попросту начал хлебать чай. Он даже отвернул голову, никак не комментируя её слова! Это было настолько очевидный знак, что Рики не сдержалась и рассмеялась.

— Прости-прости! Я надавила на тебя?

— Угу, — пробурчал он сквозь питьё. Было до жути неловко.

Она вывела его на более бытовой разговор, однако Миша больше не мог так открыто с ней общаться. Он не мог отойти от избытка чувств, которые возникали при общении. Это для него, возможно, первый подобный случай. Впрочем, с Браун он был вынужден проводить время вплоть до дома.

«Как же смущает!» — паниковал про себя Миша, то и дело хлюпая напитком.

* * *

Только солнце скрылось за горизонтом, Алиса наконец смогла вернуться домой. Уставшая из-за нравоучений Титирова девушка неспешно и лениво поднималась по лестнице, порой стуча портфелем о ступеньки. Психическое истощение — вот результат нарушения правил академии. Теперь совершать дальнейшие проступки совершенно не хотелось. Она банально не протянет ещё одно «свидание» с главой дисциплинарного комитета. Симонова даже точно не помнила, сколько времени ушло на подобное. Вроде бы, на данный момент давно перевалило за шесть часов вечера. Или уже семь? В общем, было слишком ужасно.

Так Алиса кое-как смогла подобраться к своей квартире и увидела, что перед дверью стояла незнакомая девица и пыталась собраться, чтобы просто постучатся. По шинели с красными линиями на швах и фуражке с изображением красного креста над козырьком стало понятно, откуда незнакомка прибыла, однако видеть офицера красных было не совсем приятным знаком, особенно у квартиры, особенно стеснительную, раз та не способна была просто постучать по двери. И тем не менее, каштановолосая девушка почти решилась оповестить о себе хозяевам, но тут же была попытка была пресечена Алисой, которая как бы невзначай протиснулась мимо неё и сунула ключ в замочную скважину.

Они встретились взглядами. Незнакомка была старше Алисы, в лучшем случае, где-то на пять лет, само личико было круглым, спокойным в чертах, не привлекая какое-либо внимания, конечно, если бы не правой щеке не красовались порезы-шрамы почти буквой «Г». Также Алиса приметила такие же резанные отметины у шеи, уходящие под ворот одежды, и частично разорванную мочку уха с той же, правой стороны. Такие «следы боя» вмиг давали понять, что перед Симоновой стояла матёрая девушка, повидавшая немало жестокости и смертей.

— Проблемы? — кротко спросила Алиса, медленно перещёлкивая ключом замок.

— Вы сестра Михаила? Я пришла от подполковника Терентьева с важным поручением.

Цокнув, Алиса открыла дверь и жестом руки пригласила офицера зайти внутрь. Только дверь закрылась, стало можно услышать оживлённый и весёлый разговор двоих человек в гостиной, причём с очевидной теплотой друг к другу.

«Они явно нашли общий язык», — предположила Алиса, разуваясь.

Как ни странно, новоприбывших не заметили.

— С каким поручением? — снова задала вопрос она, устало снимая с себя пальто.

Шрамированная девушка вела себя слишком осторожно: стояла на коврике у двери по стойке смирно и аккуратно осматривала весь коридор, попутно крепко держа свою папку в руках.

— Я хотела бы видеть Михаила.

— Слушай, лучше назови свою причину прихода сейчас, иначе я выпру тебя из квартиры и не постыжусь.

— Со всеми так разговариваете? — нахмурилась она.

— Для тебя это уникальная услуга, милочка.

Так они и начали сжигать друг друга неприкрытой агрессией. И незнакомка, и Алиса словно были одного поля ягодами — сплошь импульсивные и не терпящие каких-либо столкновений.

— Я хочу видеть Михаила. Выполняйте свой долг проводника и не выпендривайтесь.

— О, Алиса, — вдруг раздался голос Миши.

Он всё же заметил прибытие сестры и соизволил выйти в коридор. Его поднятое настроение успокоило Алису, и она решила не продолжать ту бессмысленную перепалку. Да, Алиса сильно переживала о состоянии брата, оттого и злилась на каждый неверный вдох окружающих людей. Но она даже не думала извиняться за неподобающее поведение, вместо этого решила прояснить Мише смысл наличия неизвестного офицера Ордена в квартире:

— К тебе гость, как видишь. Говорит, что поручение Терентьева выполняет, но…

— Позвольте представиться, — перебила её та, отдав честь Мише. — Первый помощник подполковника Терентьева Льва Алексеевича, лейтенант Александра Попадюк. Рада нашему знакомству.

— Симонов Михаил, моя сестра — Алиса, — кивнул Миша, не понимая причины такой формальности. — Приятно. Какими судьбами?

— Я должна передать письмо подполковника лично вам, — Александра открыла папку и достала оттуда плотно запечатанный конверт. Вручив адресату, лейтенант снова отдала честь.

Это никак не радовало. Просто так письма никто не писал, потому Миша открыл конверт с особой осторожностью. Печать из сургуча, конечно, давно творение прошлого века, но таким образом офицеры Ордена помечали особые письма и в сегодняшнее время, то ли в угоду традициям подобного тайного смысла, то ли из потребностей как-то выделить такие письма. В любом случае, информация, содержащиеся внутри, была неимоверно важной.

— Я не видела, чтобы у подполковника были такие помощники, — заметила Алиса.

— Я поступила на службу у него два года назад.

— Сама или по его воле?

— Он меня позвал.

— Вот оно что…

Миша уже прочитал письмо и сильно напрягся, точнее, расстроился.

— Что ж за день такой…

— Плохие новости?

— Можно и так сказать… — пробурчал Миша, сложил письмо обратно в конверт и убрал в карман штанов. — Спасибо вам, мисс Попадюк, хотите, я вас угощу чаем? Или кофе?

— Я вынуждена отказаться. Лучше следите за своей жизнью, пока проблемы не критичны. Мы на пороге кардинальных изменений.

— Уже вижу. Спасибо.

Она третий раз отдала честь, повернулась к двери и, положив руку на ручку двери, добавила:

— Было ошибкой поступать в академию, товарищ, — и посмотрела на Мишу очень строгим предвзятым взглядом.

— Ты лишь посыльная, замолкни и вали уже обратно в логово, — огрызнулась Алиса, язвительно махая рукой на прощание. Когда лейтенант ушла, тут же прошипела: — Бесит.

— Ты видела? Она меня терпеть не может. Интересно, почему…

— Не обращай внимание, она, скорее всего, мелкая сошка. Долго стояла у двери — волновалась, скорее всего — столько раз честь отдавала… Она так скоро лоб себе раскрошит, если будет так прикладываться. В общем, забей. Так что пишет Терентьев?

Он кивком позвал Алису пройти в гостиную. А там за столом сидела Браун, расположившись, как дома. Шляпа висела на спинке, вокруг неё на столе валялось много бумаг, чуть дальше — не выпитый чай в прозрачной кружке. Такая довольная, что только и приходилось смотреть на её улыбку и получить некий комфорт. Алиса даже чихнула, словно при аллергии — такое «солнце» в квартире неимоверно утомляло своим присутствием.

— О, здравствуйте, Алиса! Я надеялась, что Титиров отпустит вас пораньше. Вроде бы сегодня он был в настроении… странно.

— Здрасьте-здрасьте, — она прошла мимо на кухню. — Этот дебил — конченый садист.

— Да, он любит так переучивать нарушителей.

— Таким-то образом? Ему самому не жалко время тратить? — громко продолжала разговор та, видимо, заваривая свой чай. — Идиотизм.

— Он очень ответственный студент, оттого все в академии считали его самым подходящим человеком для такой роли. Под его контролем пылкая молодёжь попросту боится переступать черту правил. По крайней мере, на виду.

— Разве ему можно так задерживать людей? — поинтересовался Миша, садясь за стол.

С его стороны также был лёгкий беспорядок бумаг и дневников, во главе которого лежал апостол Парсифаля.

— Дали ему такую возможность. Он вправе даже отстранять студентов непосредственно от учёбы, считая это достойным наказанием. Куратор дисциплинарного комитета добилась многих таких возможностей для членов комитета ради безопасности академии. Почти полицейское государство, правда?

— И не поспоришь, — согласилась Алиса, вернувшись в гостиную с чашечкой фруктового чая. — Он читал мне и тому придурку лекцию о том, почему нельзя вести себя неподобающе. Всё. Это. Время. Я думала, с ума сойду.

Браун весело рассмеялась, считая это забавным, но Алиса вспоминала недавно пережитое с особым отвращением. Миша единственный не понимал, в чём был прикол такого метода Титирова.

— Ладно, давайте приступим к делу, — с грустью предложил Миша, серьёзно посмотрев на профессора. — Рики, у меня важный разговор.

Атмосфера с уютной быстро сменилась на настороженно-угнетающую. Браун даже перестала улыбаться и сосредоточилась на предстоящей теме разговора, пока Алиса молчаливо пила свой заслуженный вкусный чай.

— Прости меня, но, похоже, нам придётся закончить наше изучение Царства.

— Что? Но почему? — вознегодовала Браун, показывая ему исписанные листы бумаги. — Мы ведь только что узнали государственное устройство Святого Царства!

— Просто… Рики, ты уже, наверное, догадалась, но я скажу: за мной следят. Не только подчинённые Ректора, но и красные. По правде сказать, я сам являюсь частью их организации, потому они оберегают меня от всяческой угрозы.

— Да, я поняла, что ты связан с ними наиболее близко. Это очевидно.

— К сожалению, они знают, что ты обладаешь информацией, которой не должна обладать. Я думал, что защитил тебя от угрозы, но в столице… скажем, объявились те люди, которые могут смело посчитать тебя проблемой, несмотря на моё мнение. Я не хочу подвергать тебя опасности, как не хочет этого мой хорошо знакомый. Он дал мне возможность уберечь тебя от лишних проблем. Рики, красные готовы забыть тебя, если больше не будешь со мной связываться и не распространять информацию о святости. Поэтому… — Миша замолк.

Он не хотел расставаться с Браун, больше всех не хотел. Он смотрел на полученные ответы, лежащие на столе, и понимал, что с ней он способен понять гораздо больше, но предупреждение подполковника и представленная им возможность избежать угроз для Браун останавливало Мишу, разбавляя стремление изучать балластом проблем, которые могут испортить жизнь другому человеку. Такое принимать нельзя.

— Алиса, мы такое выяснили! — вдруг ушла от этой темы Браун, словно её это не волновало. — Святое Царство делилось на три ветви власти: Легион, то есть армия, Зигельская Церковь — аналог наших министерств, в общем, исполнительная власть, и Небесный Сад, стоящий поверх остальных ветвей и являющиеся…

— Рики…

— Небесный Сад — это что-то вроде компиляции законодательных органов, судов, а также органов верховной власти…

— Рики!

— Миша, я не принимаю твоё предложение, — тут же отрезала Браун. — Я обещала помочь тебе. Значит, помогу.

— Даже если на вашей шее петля? — Алиса на своей шее «нарисовала» верёвку.

— Вы ещё такие дети, — вздохнула Браун с яркой несгибаемой улыбкой. — Я знала это ещё при втором бое с Мишей. К гадалке не ходи, Мишу оберегают белые и красные как зеницу ока. Оно и понятно! Обладатель души, как-никак. Так что я была готова к таким последствиям ещё с того момента.

— Но я вас обрекаю на постоянную опасность.

— Знаешь, я начала помогать тебе не только из-за своего интереса к тебе. Я увидела в тебе себя. Моя сила уникальна в своём роде, мне важно было разобраться в ней как можно быстрее, пока не стало совсем худо, но никто мне помочь не мог. Я не могла так вот просто ворваться к учёным и сказать, мол, дайте мне все ваши знания! Я выросла в бедной семье, на меня никто не смотрел, кроме преступников, желавшие продать меня психам на изучение. Надо было стать сильнее, но как конкретно — мне было неизвестно. Потихоньку я справлялась сама, но ты понимаешь: в одиночку было невозможно трудно. Тогда-то меня нашёл человек, который предложил свою помощь. Он заманил меня в академию, и под его опекунством я стала разбираться в магии гораздо быстрее и лучше. Я это говорю к тому, что тебе нужен человек, который готов тебе помочь. Нет, ты не подумай, учёные Ректора очень-преочень компетентные, просто ты сам сказал, что они тебе слабо помогали. Раз ты доверился мне, открыл свои тайны, то я обязана сделать всё возможное, чтобы ты разбирался в себе намного лучше. И мне неинтересны опасности, которые ожидают меня в процессе. Я готова.

— Ну вот, мне интересно, что за человек тебя тогда нашёл, — пожаловалась Алиса. — Чёрт.

— Хотите, расскажу?

— Ты уверена, что готова? — Миша не унимался. Ему надо было убедиться.

— Алмазик, ну конечно! Меня не пугает тот факт, что меня могут убить. На минуточку, меня пытались прикончить целых шесть раз! Тем более, красные более рассудительны, чем те же преступники. Мне, главное, не вызывать подозрений. Это легко.

— Тогда буду рад, если мы продолжим вместе познавать феномен Царства.

— Конечно!

Последняя пара для Миши оказалась практически бесполезной. Вводное занятие по физкультуре под преподаванием Арсения Романовича Федотова подразумевало полное неиспользование магии для сдачи стандартных нормативов физподготовки. Собственно, она мало чем отличалась от конфедеративной армейской, правда, с некоторыми допущениями, которые, скорее всего, были учтены не самим Федотовым. Это человек был уверенным сторонником здорового образа жизни, даже если порой его методы совершенно не следовали привычным идеалам зожников. Поначалу Мише казалось, что он был нормальным, так как для среднего роста иметь такое атлетически сложенное тело не каждому подвластно — каждая мышца выглядела гармонично и твёрдо, — но рьяные убеждения в исключительной правильности всяких упражнений выставляли Арсения Романовича не в лучшем свете.

Из-за него мужская часть группы выполняла те же отжимания, упражнения на пресс и подтягивания по несколько раз за полтора часа просто потому, что они что-то делали не так. Те, кто уже успел выдохнуться на первой с ним паре, были атакованы нравоучениями отбитого на голову преподавателя, не знающего ни границ дозволенного, ни вообще меры. Ему наверняка едва стукнуло тридцать пять, а так головой поехать — факт печальный. Тем не менее, Федотов частенько подавлял свой идеализм незначительной справедливостью, с натяжкой принимая и выполненные упражнения на уровне «выше среднего». Благодаря этому наиболее физически подкованные избавились от гнёта ещё в начале следующей пары, в частности, тот же Роберт, который на удивление был крайне хорош в спорте. Сколько Миша ни наблюдал за ним, всегда видел грамотное исполнение всех поставленных задач, неважно, каких, начиная с отжиманий и заканчивая бегом на скорость. По меркам Арсения Романовича, он был ближе всех к истинной правильности действий.

Но наблюдать за физкультурой было скучно. Миша ещё в первые полчаса понял, кто за кем будет в списке подготовленных, а уже в начале следующей пары все догадки были подтверждены. Парни были слишком предсказуемыми, словно они распушили свои перья с первых возможностей показать себя на деле. Кто-то, собственно, и пытался проявить себя, но не ради дальнейшего развития, а ради однокурсниц, которые занимались параллельно в одном спортивном зале. Как ни странно, но группа в полном составе выполняла упражнения, заданные Федотовым, но за результатами девушек следил его помощник, чьё имя Миша, к сожалению, не услышал. Хотя его можно было смело считать Федотовым-на-минималках.

А тут картина открывалась куда интереснее. Женская часть группы была более-менее ровной, не считая некоторых очевидных лидеров. Алиса вызывала у Миши улыбку каждый раз, когда она с завидным хладнокровием выполняла нормы мужчин, порой превосходя и Роберта. Её физическая подготовка была настолько высокой, что и помощник Федотова забеспокоился в своём следовании идеалам, ибо филигранность, на минуточку, первокурсницы завораживала и пугала одновременно. Тем не менее, особенно хороша Алиса была в гибкости и резкости своих движений. Как ни старайся, стать намного сильнее мужчины, который выполнял бы то же самое, невозможно. Разница полов, как-никак — против биологии не пойти, и Алиса это понимала. Следовательно, она ушла в сторону точности, гибкости и быстроты своих действий. Если била кулаком, то либо в чувствительные места, либо просто в неприятные. Если прыгала с места, то с упором на быстроту движения каждой части тела, чтобы не потерять свою силу. Если отжималась, то с таким ровным дыханием и непоколебимостью стойки, что тратилось куда меньше выносливости. В общем, сестра Миши была прекрасной в этом плане.

Она, завершив каждый свой выход почти всегда с первой попытки, подошла к Мише, который находился на одиночной скамье у выхода, и преспокойно села рядом.

— Первое занятие, вроде бы, но препод так заставляет пахать, будто мы на войну идём скоро.

— Тебе это не помеха, — заметил Миша.

— Тренировки в спецназе дали свои плоды, согласна. Но я говорю не о себе: некоторые из наших одногруппников совсем плохи.

Среди лидеров была Анастасия, в принципе делающая всё в пределах нормы — и не придраться. Тройку спортивных девушек замкнула неизвестная коротко стриженая одногруппница, которая почему-то злилась из-за своего положения. Пошатнулась гордость? Остальные же были максимально средненькими по показателям, где не было явного аутсайдера и четвёртого лидера. Но Миша видел, что у Ксюши был очень хороший потенциал.

— Интересно, кто из них… — задумался Миша.

Алиса знала, что конкретно он имел в виду. Среди студентов были крысы. Он всю эту пару пытался не уследить за успехами в физкультуре у студентов, а найти зацепки, выделяющие одного человека из общей массы. Каждая индивидуальная личность в группе имела определённый комплекс черт характера, имеющая также более сложные замашки, первопричины и реакции на те или иные ситуации. Злоба Ксюши была исключительно из-за собственной неудачи и вины себя; Анастасия была холодна потому, что была готова к такой паре изначально, поэтому без какого-либо интереса выполняла упражнения; веселье Роберта образовывалось любованием собой и своими успехами, а активное общение с Николаем — ярой потребностью подчинить легкомысленного сельчанина для личных целей; сам же Николай постоянно стремился проявлять инициативу в каждом упражнении и общении с одногруппниками только из-за дискомфорта, образованного из-за своих сельских корней — каждый человек обладал сложной «начинкой», которую разобрать было неимоверно трудно.

— Бесполезно, — махнула Алиса. — Тебе надо лично с каждым пообщаться, чтобы хотя бы понять лучше, чем сейчас. Агенты не такие простые, как ты считаешь.

— Кто-то из них поступил в академию только из-за меня, ещё заранее, значит, особенности карателей Бейкера можно отбросить. Если взять во внимание, что красные планировали в целом запустить агентурную сеть в академию — без моего влияния — то им нужен был кто-то сильный, способный вовлечься в студенческую жизнь наиболее глубоко. Но А-ранг чист, так как Анастасия слишком легко открыла себя, значит, под наблюдением Б-ранг. Возьмём основную причину — мое поступление — и отбросим на второй план потребность красных в агентурной сети. Мне важно знать причины поступления и дальнейшие цели. Какой бы искусной ни была ложь, шпионы Ордена, особенно такого молодого возраста, не могут грамотно скрыть от меня свои тайны.

— Ты слишком поверил в себя.

— Нет, мне даже сильно стараться не нужно. Красные не в курсе, что Ректор досконально изучил действия разведки Ордена и выявил некоторые ключевые особенности. Я их знаю, я их выписал…

— И какие?

— Я должен убедиться в их правильности лично.

— Неужели каратели так тебя беспокоят? Волнуешься за Браун, м? — с хитрой улыбкой надавила Алиса, вмиг вогнав братца в смущение.

— Не только! Но ты права в том, что каратели меня напрягают. Если я узнаю агента, то смогу влиять на информацию, поступающую к карателям. Но тут есть ещё одна проблема…

— Культисты.

— Да, точно. Я не могу сказать, как их вообще можно выявить. У меня нет таких знаний…

— Прожигать их шеи ради татуировки будет очень неудобно. Что ты предлагаешь?

— Я пока подумаю…

— Смотри мозг не взорви, умник.

— На выходных позвоню Терентьеву и Ректору. Сегодня как раз пятница, всё своевременно…

— Возвращаясь к твоей догадке о агентах, я понять не могу: на основании чего ты решил, что красным нужен именно сильный студент?

— Иерархия.

— А, ты про это…

— Чем сильнее будет студент, тем больше процессов будут крутиться вокруг него. Банды, преподаватели, ранги — это всё в какой-либо степени вовлекает человека в действо академии. Так больше возможностей погрузиться на тёмную сторону академии.

— Сложную задачку ты себе нашёл.

Миша понимал всю сложность, но был готов решить данный вопрос как можно быстрее. Пока не было никаких хороших зацепок, зато в голове давно сформировался конкретный алгоритм, который в теории обязан был вывести агента красных на чистую воду. Наблюдая за одногруппниками, он сам не заметил, как перестал в полной мере доверять им. Ни Ксюша, ни Пётр, ни Анастасия, ни Роберт больше не были теми, кому он мог бы хоть как-то раскрыться. Его сердце оказалось под замком, подтверждая слова Роберта в среду. И тем не менее, они его забавляли: оптимизм и активность Ксюши так сильно заражали остальных студентов, что, казалось, та же Тереза окончательно сдалась под давлением и стала совсем пассивной и невесёлой, будто её новая подруга была каким-то энергетическим вампиром. Собственно говоря, по такой причине Битрокс решила усесться рядом с Симоновыми, как только с натяжкой выполнила все упражнения.

— Как дела? — из приличия спросила Тереза, даже позабыв включить фирменное лицемерие.

— Более чем. А ты как? — Миша не мог не улыбаться.

— С самого утра Ксюша не отстаёт от меня… — пожаловалась она, болезненно мыча от усталости. — Я, конечно, хотела с ней подружиться, но как я могла ожидать, что она потащит меня по всей академии?! Особенно забавно: сказала, мол, пошли на последний этаж, там семикурсница такую историю расскажет, а потом решила пройтись в западный корпус за девочками из другой группы нашего курса, а затем, внимание, она захотела вдруг прогуляться до аудитории группы пятого корпуса на предпоследнем этаже восточного корпуса… А-а-а-а!

— Ну хоть не нас, — чуть ли не хором обрадовались Симоновы.

— Вы вроде сводные, а так похожи…

— Разве я похожа на это дупло, м? — издевалась Алиса, приобняв Мишу за плечо и прижав к себе. — Ни капельки ведь!

— Горилла… — простонал тот. — Я хотя бы прилежный.

— Да-да, мистер прилежность и чистота, наденешь костюм горничной для полноты картины?

— Я представила, — вдруг рассмеялась Тереза, атаковав беднягу со второго фронта. — Ушки ещё!

— Ага, и хвостик.

— Чтоб вас… — и тут Миша решил пойти подлым методом. — Ксюша-а-а-а!

А та сразу прибежала к нему, словно призыва и ждала. Оглядев каждого из участников разговора, Ксюша аж заискрилась от желания поболтать.

— Чего звал, Миша? О, дай угадаю! Тебя мучают девушки, зажали в бутерброд!

— Звучит пошло, — подметила Алиса с серьёзным лицом, параллельно больно потирая кулак о макушку брата.

— Ксюша, тут Алиса и Тереза хотели послушать какие-нибудь твои истории. Есть что на примете?

— Слышь, что ты…

— О да! — Сахарову было уже не остановить. — Так, я сегодня узнала, что наша заведующая библиотекой имеет любовника…

Миша поймал момент и смог ускользнуть от девушек подальше. Алиса, конечно, пыталась также увильнуть от разговора, но резко прижатая к плечу ладонь Ксюши на миг даже испугала её. И правда, улыбка Сахаровой была до жути доброжелательной и весёлой. Слишком… Так или иначе, Миша наконец смог уединиться, пока проверка способностей студентов не закончилось. Федотову было плевать на инвалида — по крайней мере, сейчас — но не из-за самого факта недуга Миши. Как ни странно, Арсений Романович даже не обратил внимание на ногу парня, будто вошёл в положение и принял условия, которые перед ним стояли. Отчасти Миша был благодарен ему за такую солидарность, поэтому он со спокойным расположением духа решил выйти в туалет. Подошёл к дверям зала, дёрнул за ручку, открыл и увидел Романского, стоящего плотно к двери с очень грозным, ленивым и твёрдым, как камень, выражением лица. Естественно, Миша чуть не упал в обморок от испуга, едва не споткнувшись и не свалившись назад. А тот только расхохотался.

— Ты словно сессию увидел в расписании! — говорил Андрей Павлович, стукнув журналом по лбу застывшего Миши. — Дай пройти, а потом можешь сходить к психологу, раз боишься меня.

— В-вы просто… вы просто… Нельзя же так! — негодовал Миша, при этом впуская Романского внутрь.

— Мне можно.

Только он вошёл в зал, как за ним вырос другой преподаватель в халате, со смазливым личиком, который сразу помахал Мише со странной улыбкой на лице. В отличие от коллеги, он остался стоять в проходе.

— Привет-привет, Михаил, — любезно поприветствовал его он, сунув руки в карманы. — Если ты не помнишь, представлюсь повторно: Алексей Николаевич Устюгов, куратор тридцать пятой группы факультета магии поддержки, я присутствовал на ваших первых тренировочных боях.

— А, точно, — нет, Миша не вспомнил, ибо так подробно об этом не указывал. — Простите за грубость, Алексей Николаевич.

— Пацаны и пацанессы! — громко звал своих птенчиков Романский, хлопая ладонью по журналу. — Срочно в строй! Марш-марш!

— Ах ты ублюдок! — вспылил Федотов. — У меня занятие, усёк, придурок? Вали отсюда нахер, пока я тебе руку не сломал!

— Приказ ректора, — тот сунул в руки физруку листочек бумаги. — Отдай дань традициям и заглохни, голова уже болит.

Федотов, быстро прочитав документ, никак не мог более препятствовать куратору группы, потому все студенты, включая и Мишу, встали по стойке смирно перед белой линией. Встали, правда, вразнобой — не по росту, не по алфавитному порядку, не по полу — отчего физрук залился ужасающим гневом, который он на данный момент никак не мог испустить. Чистый надутый шарик, готовящийся вот-вот лопнуть — а Романскому так понравилась его реакция, что он не захотел ничего менять, пытаясь вывести идеалиста напрочь. Тем не менее, Андрей Павлович внимательно осмотрел своих птенчиков, одобрительно закивал, мысленно пересчитав, а затем почему-то решил растянуть спину с блаженными стонами.

— Чёрт возьми, вы почему занимаетесь в другом здании, а? — скорее ругался Романский, вздыхая. — Блин.

— Так, а где ещё? — не понял один из студентов.

— Вообще не выходить из здания! Я задолбался идти к вам.

— Нам очень стыдно, — сказал Роберт, театрально прижав ладонь к своей груди. — Конкретно мне совестно.

— Ага, а теперь не выкобенивайся. В общем, у меня крайне важная для вас новость, но я хочу зайди издалека… — но Романский ненадолго замолк, опустил плечи, а затем почесал пальцами переносицу. — Как лень вам рассказывать… Так, кто шарит за традиции академии?

Андрей Павлович дождался именно поднятия руки Терезы.

— Вот ты и будешь рассказывать.

— А что рассказывать-то?..

— Расскажи своим одногруппникам про академические спецзадания.

— А, ну это я знаю…

— Тогда выйди ко мне и начинай, — сквозь зевок попросил Романский.

Похоже, он совсем недавно спал, так как вёл себя так странно. Тем не менее, Битрокс послушно вышла из строя и встала по левое плечо от куратора. Внимание публики её немного смутило, однако рассказывать она начала вполне понятно и громко:

— Если коротко, то с самого основания академии студенты, помимо основной учёбы, могут получить так называемые академические спецзадания, сформированные и утверждённые лично ректором. Они наивысшего приоритета, так что вся учёба откладывается ради выполнения этого спецзадания, а противиться им студентам категорически запрещено…

Симонов вспомнил как раз строку в договоре, говорящую о незамедлительности выполнения таких заданий даже в ущерб свободного времени.

— Ректор может поставить самые разные спецзадания, которые будут иметь свои условия, промежуток времени и необходимые цели достижения планируемого результата. От их выполнения зависят вообще успехи обучения, так как за выполнение начисляются очки, а также составляются рекомендации для будущих практик. Невыполнение же принесёт столько трудностей, что легче будет отчислиться…

— То есть нам надо выполнить спецзадание за заданное время? Так, что ли? — спросил Николай. — В учебное время, надеюсь?

— Спецзадание забирает также и свободное время без исключений, будь то выходной или праздничный день.

— Гадство… — ругнулся Коля. — Плакала моя прогулка…

— В принципе, основную суть вам Тереза рассказала. Теперь я могу приступить к озвучиванию самого спецзадания… — Романский достал из журнала несколько листов документа, скреплённые скрепкой. Но как только он увидел содержимое, словно сам не читал, то сразу обленился: — как много букв… Так, Тереза, раз ты тут, то прочитай, пожалуйста.

Битрокс собиралась уходить, но всё равно была рада остаться и лично зачитать спецзадание, считая это каким-то престижным делом. Пробежав листок глазами, она ахнула:

— Что?!

— Не томи! — крикнул кто-то из строя.

— Да, не томи!

— Так, хорошо. «Начиная с 08.12.50 студенты 20ГБМ должны скооперироваться со студентами 35ГМП для формирования команд по структуре: «боевой маг-маг поддержки» (далее — дуэт). Дуэты сформированы и утверждены заранее, состав фиксирован и безапелляционен. 09.12.50 все дуэты должны быть уже сформированы и готовы к выполнению условий. Список представлен ниже…»

— Цыц, не читай пока.

— Ого! — Тереза была ошарашена.

— Я сказал не читай!

— Сами виноваты!

— К чёрту… Пропусти список и продолжи.

— Поняла… «Данные дуэты с 08.12.50 до 12.12.50 00:00 должны выполнять ряд условий, чтобы соответствовать следующему планируемого результату: полная адаптация, командная координация и потенциальное взаимопонимание дуэта. Помимо проверки соответствия условиям контрольная комиссия также проведёт экзаменационное практическое занятие, где будут проверены на практике дуэты и их способность совместно противостоять опасностям». Ого, — Тереза готова была ещё «огокать» несколько раз, но документы были отобраны Романским.

— Остальное, так и быть, я сам расскажу. Я озвучу ваши дуэты, затем условия, а потом поясню вам всю дичь, которую вы услышали… А пока марш в душ! Приведите себя в порядок, и через десять минут я жду вас всех в зале! Быстро-быстро-быстро! — Андрей Павлович тут же посмотрел на Терезу испепеляющим взглядом. — Только попробуй рассказать, что там за команды. Вот тебе задание на выдержку. Нарушишь — будешь убирать нашу аудиторию.

— Да я бы никогда…

— Иди мыться, по́том воняешь.

Воняла ли Тереза потом или нет — не так важно, в любом случае куратор загнал её в рамки, и она теперь точно не могла нарушить правила. На самом деле, подобная игра на интерес была более чем нервирующей. Романский решил рассказать им о спецзадании перед душем, потом остановился на интересном и выгнал всех мучиться под струями воды, словно хотел раззадорить или просто побесить студентов. Единственный, кто остался — это, конечно, Миша. Романский хотел было выгнать и его, но в итоге одарил лишь раздражённым стоном

— Ты ещё… Миша, может, для профилактики тоже в душ сходишь?

— Нет, зачем? — корча из себя дурачка, невинно спросил Миша. — Я утром душ принял.

— Вдруг жарко стало…

— На улице холодно, в зале хорошо-о-о…

— Ой да иди ты.

— Что ж, тогда больше париться не стоит, — заявил вдруг Устюгов, широко распахнув вторую дверь зала. — Девочки! Вперёд!

В зал чуть ли не ровным строем вошли они. Двадцать странных девиц-магов, одетые в магическую униформу в виде длинных плащей белого и серебристого цветов, больших шляп и странных амулетов-дисков на шеях. Их посохи с колокольчиками и левитирующими зелёными сферами внутри были слишком идентичны друг другу, однако качество отдельно взятого катализатора был в разы выше даже посоха профессионального боевого мага. Разной расы, разной комплектации, но с одним взглядом — тех людей, которые скорее готовы убивать, чем помогать. На миг показалось, что их зелёные глаза даже светились…

— Полный комплект, — проговорил Романский. — В первый день к нам пришли всего пятнадцать студенток, но теперь их все… Как я не люблю магов поддержки!

— Да не, нормальные… — попытался скорее доказать себе Миша, внимательно рассматривая будущих напарниц группы. — Просто особенные…

Навскидку из их компашки где-то шестьдесят процентов составляли эльфийки, остальные же расы, будь то феи или зверолюди, имели слишком непредсказуемые черты образов. Например, миниатюрная девушка под сто сорок сантиметров с вроде бы детским личиком стояла, словно ждала в подворотне очередного ботаника, которого можно ограбить, а зверодевушка с кошачьими ушками и пушистым хвостом имела прямой, но глупый и частично психованный взгляд, словно над её мозгом хорошенько так поработали… В общем, коллеги скорее удручали, чем обнадёживали.

— Чего это мы смотрим, м? — вдруг обратилась к Мише самая крайняя эльфийка. — Похотливые желания удовлетворяешь?

Сто пятьдесят — сто шестьдесят сантиметров чистой опасности издевательств и гнилых шуток — вот кто это была. С виду крайне милая девица — её волнистые золотистые волосы по шею чего только стоили — смотрела на парня так невинно-язвительно, что ему становилось не по себе. Круглое личико скрывало в себе нечто не подвластное внимательности Миши, а большие зелёные глаза вынуждали задумываться о своих ошибках в жизни, причём исключительно ради самобичевания. Тем не менее, девушка искусственно соблюдала выражение лица на уровне «я совсем ещё ничего не понимаю» и «я знаю все твои грязные делишки», что отлично дополняло её образ.

— Тебе так кажется? Приношу свои извинения, в моих мыслях и не было ничего подо…

— Так говорил один педофил на публичном слушании двадцать седьмого июня тысяча девятьсот сорок второго года, — вдруг сказала эльфийка, задумчиво прижав палец к нижней губе. — Забавное совпадение, не так ли?

На лбу Миши, кажется, набухла венка. Остальные маги поддержки либо посмеивались, либо тихо перешёптывались.

— Интересные у тебя познания…

— Всё ради защиты моего прекрасного тела. Кто знает, на что способны хромые фетишисты вроде тебя.

— Ниафель! — Устюгов не готов был долго слушать её возгласы. — Опять ты за своё?

— Ну что случилось, господин? Я не виновата, что спецзадание такую угрозу создаёт!

— Или ты и есть угроза, — издевательски подметила та маленькая фея-стерва, поглаживая посох.

— Я угроза? Если я угроза, то ты бедствие с мусорным запашком…

— Да я тебе твоим посохом так расширю ды…

— Я сказал, хватит! — крикнул Устюгов, но после закашлял с непривычки.

— Их можно в окопы врага кидать, чтобы задизморалить до массового самоубийства… — прокомментировал Андрей Павлович, вздыхая.

— Так всегда… — с огорчением сказал Алексей Николаевич. — Но даже выпуск сорок девятого года и близко не стоит с этим курсом… А это лишь второй курс!

Миша смотрел на Ниафель с явным желанием не видеть её больше. Терпимости никакой не хватит, чтобы относиться к ней так спокойно и уважительно. Миша, как бы ни старался быть благосклонным, не мог больше не смотреть на неё предвзято. К счастью, эльфийка одарила его только своим взглядом, но затем в зал начали приходить одногруппники в академической форме. Первыми вышли несколько парней во главе с Робертом, который, собственно, сразу встал рядом с Мишей и заинтересованно оглядел девушек.

— Дайте нам нервишек побольше… — высказался он, параллельно убирая всё ещё влажные волосы в хвост.

— Милые же, — не понимал незнакомый одногруппник.

— Милые-милые, только потом не беги от психоза.

Когда народ потихоньку собирался, Роберт пытался разговорить Мишу, однако у него получилось это только с помощи Ксюши, которая даже немного переборщила и ввергла Мишу в травматический транс, вызванный передозом информации. На кой ему было знать, как правильно вязать свитер — неизвестно, но прикол в том, что это как раз чума не уберёт. А надо бы… Так или иначе, разговор убил время, пока из душа не вышли все двадцать студентов, пускай и с опозданием некоторых девушек. Десять минут Романского означали для них двадцать минут только душа, а потом ещё десять чисто на сушку волос. Не учёл он, видимо, привычки женского пола, отчего Миша призадумался, а есть ли у него кто-то на личном фронте. Негоже ведь так ошибаться! Миша, например, даже в дневнике выделил примерное количество время, уходящее на те или иные дела Алисы. Какой бы типа такой серьёзной она не старалась быть, всё равно оставалась девушкой с характерными замашками.

Теперь двадцать боевых магов смотрели на двадцать магов поддержки, глаза в глаза, будто скоро начнётся битва стенку-на-стенку. Но началось кое-что похоже, а именно: внезапный прилив активности у Романского:

— Так, леди и джентльмены! — начал он, стоя между студентами. — Спецзадание впервые скооперирует вас вместе на целые три дня! Это, конечно, повод для начала, там, дружбы или ещё чего-то, но советую полностью отдаться соблюдению условий, иначе каюк вам если не от комиссии, так от меня. Да, вас, дамы, также касается. В общем, самое время теперь озвучить дуэты… — и тут Романскому стало неимоверно лень. — Тяжко…

— Дай я, — перехватил документ Устюгов. — Итак…

Начали звучать самые разные дуэты, но, мягко говоря, Миша не мог толком даже определить, что из себя представляли те или иные пары. Имена магов поддержки ни о чём не говорили, а запоминать их не было ни желания, ни потребности — это своеобразная экономия памяти, скорее, включающаяся автоматически. Так или иначе, по просьбе преподавателей пары встали рядом друг с другом, некоторые из которых даже попытались познакомиться или поговорить. Время шло, люди уходили, а Мишу всё не вызывали. Странно: Алису-то давно назвали, говоря о том, что расположение фамилий сделано не по алфавиту, но по какому принципу — точно не понять. Имена продолжали чеканить по залу, студенты выходить, постепенно уменьшая несортированные группы до нескольких человек. И только тогда Миша заподозрил неладное, так как Ниафель также ещё не вызвали.

«Только не это…» — запаниковал он, скрещивая пальцы в надежде.

— Симонов Михаил и Ниафель! — объявил Устюгов.

Оба синхронно цокнули, явно не в восторге от компании. Спорить было бесполезно, потому новоиспечённый дуэт встал напротив друг друга, почти вплотную. Эльфийка корчила из себя чистейшую, наклоняя голову набок в непонимании, пока Миша всячески пытался сохранять вежливость, аккуратно и любезно улыбаясь.

— Давай тогда знакомиться, — начал он как джентльмен. — Я Михаил. А ты?

Это банальная норма приличия, даже если имя и так знал, но он чувствовал, что ему будет тяжко даже таким образом разговаривать с ней.

— Свезло же мне с инвалидом связаться… — Ниафель не думала убирать своё лицо безгреховной девы, хотя вела себя театрально. — За что мне такое проклятие? Я ведь жила, верой и правдой служа своему делу! А тут… беда.

— Может, назовёшься? — Симонов держался как мог.

— Услышь же моё имя, бес! Я Ниафель, та, которую ты не заслуживаешь!

— Рад знакомству… наверное.

— А я как не рада.

Театр, к счастью, закончился довольно быстро — и благодаря Романскому, который громко похлопал в ладони, дабы привлечь внимание.

— Отлично! — преподаватель почему-то ненадолго задумался, но потом высказал странную мысль: — Я, конечно, вам сочувствую, но мне кажется, что такие дуэты будут самыми крепкими…

— Так же думаешь? — согласился Устюгов. — Перспективы большие.

«Интересно, почему они так решили, — не понимал Миша. — Нет не единого доказательства такого мнения. Быть не может, чтобы лучшим дуэтом был бы только с ней!»

— Поживём — увидим. Раз все распределены, то теперь стоит реализовать первое условие…

По сигналу Романского Алексей Николаевич откуда-то из-под халата достал квадратный сиреневый кристалл размером с ладонь, а после, весело улыбнувшись, проговорил несколько слов:

— Свяжи их крепкими узами!

Момент — и на животе Миши материализовалось что-то вроде каната, светящиеся сиреневым, если не чисто фиолетовым, который тут же затянулся на туловище, а затем протянулся от пупка «щупальцем» прямо к Ниафель, также заключённую в странный узел верёвки. Едва они коснулись друг друга, как монолитно скрепились вместе, а затем быстро растворились в пространстве. Симонов краем глаза заметил, что подобные сплетения происходили со всеми парами. Хватило на это всего десять секунд.

— Первое условие, милые мои, — с воодушевлением начал пояснять Андрей Павлович, дразняще поглаживая куб-кристалл, будто питомца, — это полный запрет отдаляться от партнёра более чем на пять метров. Прямо говоря, использованное на вас заклинание прикрепило вас намертво друг к другу и не может быть снята до конца спецзадания. Пять метров, представляете?

— Что за дебилизм? — выругался один из студентов. — Это слишком мало!

— Таково условие… А вообще, кто тебя научил такие слова говорить, а, грубиян? Устроить занятие правильного общения? У нас высшее учебное заведение, так что прихлопни варежку, матерщинник! Не будь дебилом!

— Вы же только что повторили моё слово…

— Против меня ваши правила не действуют, — пафосно-горделиво заметил Романский, разглаживая свои волосы.

— Да нет, в уставе прописано, — сказала Тереза.

— Минус сто очков!

— За что?!

— Не умничать!

— Вопрос, — подняла руку Ксюша. Она стояла прямо за спиной Миши. — Если мы должны быть вместе три дня, то где нам ночевать? Домой уже не пойти, общежитие занято… тогда где?

— Для спецзаданий есть отдельное здание, — отвечала за него Тереза. — Многофункциональный жилой дом, где всё необходимое есть.

— Плюс сто очков! У каждого дуэта своя комната.

— Вам ведь лень рассказывать, да?..

— Ещё вопрос, — не унималась Сахарова. — Если мы будем ночевать в комнате дуэтом, то мне становится не по себе. Если девочки могут спать вместе без проблем, то мальчик и девочка в одной комнате…

— Ты что, маленькая для этого? — Романский наверняка делал акцент на том, чего боялась Ксюша.

А она, в свою очередь, сразу покраснела, только увидев хитрое весёлое выражение лица куратора.

— Ой-ёй-ёй, о чём ты думаешь, Ксения…

— Нет, правда, — поддержала её девушка с короткими волосами, — это рискованно и неприлично.

— Не переживайте, — попытался успокоить группу Устюгов, подняв немного руку, мол, клялся. — Всякая угроза поползновений интимного характера учтена. Узы читают ваши эмоции и передают в этот куб. Наши маги кристаллов настроили передачу так, что любое колебание маны в эмоциональном и чувственном плане, которое завязано на интиме, фиксируется без задержки.

— Короче, секс, лапание, принуждение — всё это не скрыть от куба. Так что хер вам, а не шалости. Взрослые люди — вот и терпите, как взрослые цивилизованные девственники.

— Как усложнили… — правильно заметила эльфийка-напарница Ксюши.

Миша почему-то отметил, что данный куб никак не сможет прочитать у него чувства и эмоции, так как маны-то никакой нет.

— Также мы делаем экспертизу после спецзадания на предмет половых связей. И если кто-то посмеет нарушить личное пространство партнёра, то сразу будет отчислен, а затем осужден по уголовной статье за изнасилование. Усекли?

— Так что не смей ко мне лезть, — вдруг сказала Ниафель. — Фетишист.

— Да почему я фетишист?

— Все инвалиды фетишисты, — обыденно заключила та, невинно-наигранно посмотрев на партнёра. — Около пятидесяти пяти процентов всех убийц с физическими проблемами страдали аморальными или мерзкими фетишами по типу футфетиша, гуро и так далее…

— Тебя кто учил читать статистику и делать по ней выводы?

— Я уверена, что ты относишься к этой половине. Выводы сами напрашиваются.

— Так, ладно! — продолжил Романский. — Раз мы распределились, то марш за мной. Я покажу вам ваш новый дом на эти три дня.

* * *

Павлу сегодня повезло: его отпустили с работы без каких-либо помех, приняв день рождения младшего брата как здравую причину. Оно и понятно почему: полезнее него никого в отделе связей с общественностью нет, особенно в период, когда конфедеративное правительство испытывало нехватку кадров. Начальник отдела лично распорядился, чтобы его отпустить, ведь надо же как-то радовать и мотивировать своих подопечных? Так вот Паша освободился от работы и уже шёл по тротуару прямо к своему дому. Жилищные апартаменты престижного для среднего класса района ещё долго смущали молодого сотрудника, однако он гордился достижением в виде покупки квартиры в таком месте. Не простой квартиры! Целые хоромы! Так ему казалось, ибо для него иметь в распоряжении четыре комнаты, просторную кухню, огромную гостиную и идеальную ванную с туалетом было чем-то максимально удивительным даже спустя полугода жизни в новом жилище.

Отдавая дань уважения, Павел сразу заселил в квартиру всю свою семью, начиная с родителей и заканчивая младшими братом и сестрой, которые совершенно недавно переступили новый этап жизни и пошли в первый класс. Счастью не было предела, как и легкой зависти, что его родственникам досталась богатая хорошая школа, а не сельское убожество, где был лишь один нормальный учитель на пятнадцать ужасных. Печальный опыт, конечно, оттого было завидно и радостно одновременно. А сегодня совсем-совсем особенный день: младшему брату Коле исполнялось восемь лет! В столь знаменательный день Паша прикупил ему небольшой пакет сладостей — особенно леденцы, которые так сильно любил братик — бисквитный торт и тайный подарок, некогда слишком желанный Коле. Всё было готово, чтобы радовать именинника, даже погода решила сегодня немного добавить свою лепту в праздничный день в виде небольшого снега, приятно опадающего хлопьями на хорошо очищенный тротуар. До дома оставалось всего пятьдесят метров, вокруг почти никого не было из людей, невольно напоминая Павлу, насколько порой тоскливо живётся младшим в свободное время. Не было ни детей хороших — остальные просто относились к семьям богачей, потому разбалованный нрав сильно отдалял детишек от знакомства — ни нормальных детских заведений. Апартаменты построили не так давно, едва-едва доделали всю инфраструктуру, но привлечь юридические лица обживать местечко либо не пригласили, либо не уговорили. Никто не хотел нести на себе ответственность обеспечивать богачей и просто состоятельных людей, хоть это и выгодно, а опытные игроки бизнеса ещё не пришли. Все развлечения младших легли на плечи старших. День рождения Коли был одним из способов привнести в жизнь детей что-то интересное и весёлое.

Пока Паша рассуждал о недостаточном заселении, по крайней мере, его улицы, то чуть случайно не прошёл мимо нужного дома, а когда понял, чуть не поскользнулся из-за резкой остановки на тонкой пелене снега. Еле устояв, он небрежно вошёл внутрь здания, где его встречала бдительная и очень общительная девушка-вахтёрша, больше похожую по классу на администратора элитной гостиницы. С ней всегда можно было поболтать, поделиться своими тайнами ради совета и не получить упрёка или недовольства. Сейчас Катя стояла на ресепшене и смотрела куда-то вперёд к выходу, хотя обычно сразу штатно приветствовала гостя громким звучным: «Добро пожаловать в жилой комплекс «Никифора»!» Это удивило Павла.

— Добрый день, Катюша, — обратился к ней Паша, подходя к ресепшену. — Что с тобой?

Её взгляд устремился на него, но реакция оставалась запоздалой и крайне пассивной. Внешне она была здоровой — она почти не болела, как сама говорила — но поведение точно не являлось нормой не то что для неё, вообще для нормального человека.

— Всё нормально, — сухо ответила та, кивая. — Отдохнуть надо.

— Переработала? — забеспокоился он. — Может, вызовешь подмену? Или мне лучше врачу звякнуть?

— Я сама. Иди.

Павел предположил, что она просто не в настроении, причём настолько, что не может грамотно выполнять свою работу. Он не стал её беспокоить, потому пошёл дальше, мысленно надеясь, что Кате скоро полегчает. Обычно под её руководством проходили многие процессы обслуживания здания — уборщицы пахали идеально, вода и отопление никогда не выключались, а электричество тем более — поэтому для Паши увидеть девушку не в настроении хоть день было более логичным и ожидаемым явлением, чем если бы она совсем-совсем не менялась в поведении.

Пройдя длинный светлый коридор, он поднялся по лестнице и почему-то начал переживать. Самое волнительное — это поздравлять и дарить подарок имениннику, ибо смущение часто брало вверх над ним, тем самым создавая такие смешные ситуации, что плакать от стыда хотелось.

— Нет, на этот раз всё должно пройти нормально… — заверил себя Паша и миновал лестницу.

Второй этаж, дальняя дверь коридора — вот и квартира. Он спешно, но с волнением провернул два оборота ключа, а затем, отворив дверь, чуть не споткнулся о порог, однако вошёл — и отлично. Его никто не встретил, хотя он слышал оживлённые голоса в гостиной.

— Я дома, — оповестил свою родню Павел, сославшись на то, что они не услышали. — Где наш лучший младший братик на свете?

— А ты зайди и узнаешь! — с добрым смешком выкрикнула мама.

Никто из семьи не закрывал дверь прихожей, но сейчас словно был особенный случай. Как и день. Как и весь этот момент. Неужели сюрприз не для Коли, а для него? Разувшись, Паша решил начать корчить из себя дурачка, мол, не догадался, поэтому с непонимающим выражением лица вошёл в гостиную с пакетами наперевес. Гостиная хоть и была большая, но обилие всякой мебели несколько стесняло. Большой диван, несколько кресел, куча открытых шкафов, немало купленных отцов электроприборов — вот и теснота в двадцати восьми квадратных метрах. За диванами и креслами сидело всё семейство, весело попивая горячий напиток из кружек в компании незнакомых людей: троих мужчин в чёрных деловых костюмах, сидящих в окружении родственников Павла как влитые. Он нигде их не видел ранее, но мама смотрела на него так, словно представлять никого не нужно.

— А вот и наш коллега, — сквозь улыбку начал самый симпатичный, аккуратный и вежливый незнакомец, вставая с дивана. — Что ж, Павел Родионович, мы так и не смогли нормально поговорить на работе. Твои гостеприимные родители оставили такой приятный осадок! Не знал, что ты живёшь в такой гармонии и счастье.

— Кто вы?.. — не понимал Павел.

— Ты разве его не узнаешь? — не понимала мама. — Он же с тобой работает! Верно?

— Да, но он пока не осознаёт нашу близость, потерпите.

— Пашка не знает, что вы, дядя, его коллега? — с любопытством спросила младшая сестрёнка, разрисовывающая животных на листочке.

В мгновении ока второй мужчина, так и не вставая, окутал свои пальцы прозрачными, но слабенько святящиеся голубыми нитями. Какие манипуляции с ними надо было провернуть, не понять, но в конечном итоге незнакомец запросто опутал каждого члена семьи таким мотком нитей, что их полностью парализовало. Те, не понимая, пытались что-то сделать, помешать, но было слишком поздно — все оказались связаны. Не успел Паша осознать, как к нему подошёл третий мужчина и, не обращая внимания на жалкое сопротивление парня, ударил в живот, а затем по ногам, дабы сразу повалить. Из упавшего пакета вывалились и раскатились по полу леденцы, один из которых вскоре решил поднять первый мужчина.

— Коля любит леденцы, — сказал он, одобрительно кивая. Однако затем с отвращением отшвырнул леденец в сторону. — Ел бы сладкое, поддержал бы вкусы твоего младшего братика, и мы вместе на пару пососали бы эти леденцы. Или полизали? Как правильно?

— Лучше говорить просто «поели бы леденцы», — ответил незнакомец с нитями. — Так не ошибётесь

— Ошибки делают нас лучше, милый мой. Даже лингвистические, — он дал сигнал схватившему Пашу мужчине, а затем сделал пару шагов в сторону дверей комнат, рядом с которыми висели несколько семейных фото.

Самый мускулистый незнакомец без проблем поднял борющиеся с ним Пашу, протащил к центру комнаты, отшвырнул столик в сторону, как пылинку, а потом поставил пленника на колени. Мужчина с нитями окутал также и Пашу, когда поднимался с места.

— Что вам надо?! — спрашивал Паша, чуть ли не рыча от переживаний за испуганных родственников. — Ограбление?!

— Ограбление? Как ты пришёл к такому выводу? Мне не похожи на грабителей, — говоря, первый незнакомец ходил вдоль комнат и тщательно рассматривал фотографии. — Сплошная идиллия… Идеальный пример счастливой семьи в глазах нашего государства. Тебе невероятно везёт! Интересно, можно ли украсть счастье?

Младшие начали плакать, боясь даже смотреть на мнимых гостей. Это вывело Пашу из себя:

— Отпустите их! Если вам нужен я, то не трогайте остальных! Я обещаю, они ничего не скажут о вас. Только не трогайте их…

— Разве они невинные? Нет, как раз прямые участники, — он вернулся к Павлу, посмотрел на него, а после обратился к мускулистому товарищу: — Сожги уже это заклинание, пожалуйста.

Мужчина коснулся пальцами его шеи и коротко опалил кожу огненной вспышкой. Тогда-то всё встало на свои места, ведь на месте некогда чистого места теперь виднелась татуировка солнца со спиралью внутри.

— Раз ты уже догадался, то тянуть более незачем, — первый незнакомец присел на корточки перед ним со спокойной улыбкой на лице. — Ответишь на пару вопросов?

Павел молчал, смотря в глаза с ярым гневом. Всё вскрылось наружу, так что прикрываться за исключительно мирными людьми было невозможно. Но Паша непоколебимо не поддавался на угрозы.

— Что ж, ожидаемо, — поднявшись, он подошёл к матери Павла. — Я сначала считал, что твоя идеальная семья — фальшь, но ты меня поразил! Зачем тебе, молодому госслужащему с хорошими родными людьми, переходить черту дозволенного и примыкать к культистам? Впрочем, мне неинтересны твои мотивы. Какими бы они ни были, они тебя не смогут оправдать.

Незнакомец приблизился к пленным детишкам, которые всё не умолкали. Он взял шестилетнюю девочку за подбородок, ласково поглаживая по щеке большим пальцем.

— Милая младшая сестра… Золотце!

— О-отстань от неё! — сквозь слёзы вдруг сказал Коля, периодически агрессивно хлюпая носом. — Не трогай…

— Хороший правильный братик, — продолжил мужчина. — Любящая мать, — но затем голос погрубел, говоря следующие слова с заметным недовольством: — Гордящийся тобой отец. Даже отец в твоей семье идеальный. Удивительно. Я завидую! Нет, правда, всё тут прекрасно! И знаешь, что? Я дам тебе хорошую возможность спасти своё счастье, предоставив лёгкий выбор. Просто прими то или иное решение из предложенных. Советую слушать внимательно! Ты отвечаешь на мои вопросы и спасаешь семью либо же не помогаешь мне выяснить полезную информацию и обрекаешь своих родных на мучения. Выбор прост, верно? Подумай, подумай, я не тороплю!

— Помогите! — вдруг закричала мама.

Очевидно, она надеялась на реакцию соседей, когда рвала глотку, но никто из пришедших даже не шелохнулся в беспокойстве. Им словно были безразличны крики женщины, особенно самому главному, что делало её попытки совсем уж тщетными. Все ждали ответа Павла, который пытался держаться самым верным культистом из всех, но по одним лишь бегающим глазам стало понятно, что выдержка у него была совсем жалкой. Прошла целая минута, затем другая, третья, четвёртая. Когда секунды уже достигали пятой, голос у матери Павла начал срываться. Терпения у незнакомцев было не занимать, однако более ждать первый из них не хотел.

— Если ты не отвечаешь мне, то ты не знаешь, что выбрать. Я прав? С одной стороны, твоя семейка заслуживает большего, но с другой стоят интересы Культа. Неужели простой выбор для тебя оказался непосильным? Ох, я надеялся, что ты семьянин!

Разочаровано поцокав, незнакомец вынул из кармана складной ножик. Он позволил Паше осмотреть его вдоль-поперёк, презентуя его так, будто готов был продать по выгодной цене. Обычный зелёный ножик, причём, кажется, не самый дорогой. Тем не менее, вынув лезвие, мужчина без сомнения порезал свой указательный палец.

— Я давал тебе шанс сохранить прежний порядок вещей, но ты глупый и эгоистичный, раз ставишь свои интересы выше защиты семьи, — и тут он коварно улыбнулся.

В подтверждение этой улыбки мужчина вытянул к матери Павла руку указательным пальцем вперёд, на котором стекающая кровь заискрила чем-то голубым, а затем резко затвердела, разрослась и вылетела длинным красным колом к своей жертве. Прямое попадание через глаз в мозг означало быструю мучительную смерть. За маленький промежуток агонии женщина несколько раз дёрнулась, промычала, а затем захрипела и окончательно расслабилась, сползая, как шашлык, с насаженного кола на спинку дивана. Под крики детей и ругательства отца семейства незнакомец вернул агрегатное состояние крови обратно в жидкое, которая тут же обрызгала одежду убитой жертвы. Паникующий Павел не сказал и слова, но держаться было крайне трудно.

— Ну так что? Выбор остаётся за тобой, — сказал вновь незнакомец, как бы невзначай погладив рыдающую девочку. — Она ведь ещё не пошла в первый класс, не поступила в колледж или университет, не вышла замуж, не завела детей… Ей столько всего предстоит. Очень жаль, если эгоистичный старший братик выберет Культ, а не вас. Да, конфетка?

Гнетущая безвыходность сводила с ума каждого, кроме главного и его мускулистого товарища, в то время как третий агрессор метался между чувством вины за несправедливую жестокость и хладнокровным принятием целесообразности подобных действий. Павел это увидел, но как надавить, он не знал. В теории если и можно было уговорить сомневающегося незнакомца, то на практике при существующих условиях не было практически никаких средств, способные столкнуть его исключительно в сторону той самой справедливости за мучеников. Более того, авторитет первого незнакомца был куда серьёзнее, чем казалось изначально. Это не простой командир или лидер, а самый настоящий кукловод-вдохновитель, за которым готовы идти. Понять не трудно: даже запутанный мужчина с нитями больше подавлялся, чем готовился противиться методике главного.

— Прости, но долго ждать я не хочу, — начал тот, лаконично намекая поглаживанием головы младшей сестры, кто станет следующей жертвой. — Культ или семья, Павел? Культ или семья?! — он начал повышать голос. — Куча фанатичных идеалистов или счастливые близкие родственники?! Вера или счастье? Ну же, выбирай, или я отниму у тебя всё, чего ты добился!

Замечая медлительные раздумья Павла, которые ещё сильнее затормаживались самой накалённой обстановкой, первый незнакомец не выдержал и потому сделал надрез на своём пальце вдоль всей фаланги, стекающая кровь быстро преобразовалась в тонкий твёрдый кол. Острие могло достигнуть мозга девочки через нос за несколько секунд, если не за одну, и Павел выкрикнул свой окончательный ответ:

— Я всё расскажу!

— Правда? — усмехался мужчина, держа острие кола в ноздре испуганной, но оцепеневшей девочки. — Выбрал семью? Или ты попытался меня остановить? Задержать время?

— Я правда всё расскажу… я-я выбрал семью, — Павел подавлено опустил голову, поджимая губы.

— Ну хорошо, — незнакомец снова присел на корточки перед ним. — Первый вопрос. Где прячут Сюзанну?

— С-Сюзанну?.. — Павел посмотрел в его жестокие глаза и почему-то быстро замолк. Нет, не из-за незнания, что было понятно сразу.

— Я пытаюсь избежать лишних жертв, разве по мне не видно? Твоя слепая вера в Культ не позволяет понять это? Или мне показать, что значит не делать выбор? Ты ведь ответил, а я не люблю обман. Не разочаровывай меня, пожалуйста.

— Н-не знаю…

— Павел.

— Я не обманываю! Местонахождение Сюзанны знают лишь высшие верующие, а я ещё далёк до хранения таких тайн…

— Как жаль. Неужели мы ошиблись в тебе?

— Н-нет! Я знаю одного человека из высших. Е-его зовут Мелвин Джонсон.

— Очень хорошо. Следующий вопрос. Есть кто-нибудь из фанатиков, кто учится в академии? Скажем, недавно поступил на первый курс?

— Да, есть, несколько в разных группах, но о них знает лишь Джонсон.

— А среди преподавателей?

— Да, тоже…

— Ничего о них сказать не можешь?

— Я… — Павел пытался ухватиться за любую соломинку. — Возможно, скажу. Одному из верующих нет тридцати. А ещё он профессор.

— Он?

— Или она… я не знаю. Только Джонсон занимается подобным, я исполнитель, грубо говоря...

— Видишь? Ты выбрал счастье! — незнакомец встал, кивнул мускулистому товарищу, а затем улыбнулся младшим. — Он спас вас, милашки.

— И это всё?.. — не понял Павел.

Пока мускулистый что-то искал в своём портфеле, главный многозначительно хмыкнул, а затем пожал плечами.

— А что ты ещё можешь нам рассказать, чего не знаем мы? Нам достаточно было узнать имя шишки покрупнее, а на этом всё. Ты ведь не понял ещё? Петли, — он начал водить пальцем по шее, показывая узел, — на всех вас давно надеты петли. Нам осталось лишь их затянуть, чтобы обезглавить ваш омерзительный Культ в столице раз и навсегда.

— Всё готово, — вдруг сказал мускулистый незнакомец.

К сожалению, Павел не видел, что конкретно он делал за спиной.

— Что ж, теперь нам надо прощаться, — хлопнув в ладоши, решил главный. — Рад был провести с вами время.

— В-вы нас отпускаете? — понадеялся Павел.

— Можно сказать и так.

Самый молодой мужчина вынул складной нож и беспрепятственно разрезал нити у своих рук, хотя раньше казалось, что их так просто разрезать не получится из-за ужасающей крепости материала. Действительно, по воле мысли. Так или иначе, он оставил сидеть выживших членов семьи связанными, пока вся троица просто начала одеваться в коридоре.

— Так вы нас отпускаете? — паниковал Павел, ползком приближаясь к коридору.

— Я давал тебе выбор, помнишь? Ты выбрал счастье, свою семью. Я его сохранил до тех пор, пока ты дышишь, — было последними словами незнакомца перед тем, как выйти из квартиры.

Пугающие слова застопорили Пашу, пока он пытался осознать конкретный их смысл. Посмотрев на своих родственников, он совсем запутался, однако его отец крайне испуганно заметил:

— Тот большой ублюдок что-то положил на комод…

Паша перевёл взгляд на злосчастную мебель, где среди недавно связанных матерью шерстяных носков и фотографий его выпуска лежали несколько треугольников оранжевого и красного оттенков, переливаясь внутри монолитной структуры как пламя… И тут всё встало на свои места.

Тем временем Бейкер вместе со своими подчинёнными стоял на противоположной апартаментам стороне дороги и смотрел на время наручных часов. Отчитывая секунду за секундой, офицер дождался половины четвёртого, чтобы потом отдать короткий приказ:

— Спалить.

Мускулистый мужчина сразу щёлкнул пальцами, что впоследствии вызвал резкий всплеск огня у объекта. Это был даже не взрыв, а безумный огонь, который своей силой, некогда сжатой в кристаллах, вытеснил воздух внутри квартиры, который и выбил окна, и даже спровоцировал кое-какие лёгкие повреждения. Тем не менее, начавшийся пожар охватил всё пространство, затянув жертв на сторону мучений и криков. Действительно, слышались детские агонические крики, постепенно заглушающаемые рёвом пламени. Когда каратели уже уходили с улицы, огонь начал распространяться по самим апартаментам.

— Та милая леди нас не запомнила? — спросил того Бейкер, идя между подопечными.

— Нет, сэр, заклинание контроля сделало своё дело, — по привычке мускулистый мужчина достал пачку сигарет, сунул одну промеж губ и уже готовился зажечь её своей «каплей» огня на пальце. — Там не останется никаких следов.

— Милый мой Дегтярёв, я ценю твоё первоклассное исполнение поставленных задач, но я начинаю злиться, когда ты забываешь мои просьбы, — Бейкер отобрал его сигарету и показательно смял, рассыпав табак по снегу. — При мне не курить.

— Простите, совсем забыл.

— Стоило ли так поступать? — опять вернулся к этому вопросу Кондратьев. — Вы же обещали…

— Запоминай, милый мой Валентин Ильич. Говори так, чтобы объект верил твоим словам, но старайся не лгать: легко попасться. Утаённые подробности или двоякая правда делает твои слова более чем уверенными.

— Всё равно ложь, — заметил Дегтярёв. — Просто хитрая.

— Ничуть не хитрая, сама обычная, распространённая. Однако так легче держать объект в рамках, где ты сам не будешь противоречить себе. Я, например, врать толком не умею, поэтому прибегаю к такой методике.

— Я считаю это слишком жестоким, это просто…

— Птенчик ты ещё, Валя, — усмехнулся Дегтярёв. — Ты ещё кадетом должен был отбросить свою человечность.

— Не человечность, — поправил его Бейкер. — Он должен был тогда понять, что удел карателя — это уничтожать беспристрастно и эффективно. Валентин Ильич, если ты решил стать карателем, то рано или поздно поймёшь, что твоя гуманность не нужна. А если не поймёшь, то ты сам себя и уничтожишь, бегая между нормами морали и правым делом, — затем он глянул на часы. — Итак… Время.

Далее Валентин Ильич только и видел, как его командир отчитывал секунды, а затем минуты, таким образом сверяясь с действующим планом действий. Он был сравним с часовой башней, чьи колокола звоном отдавались каждый раз, когда наступал нужный момент. Три часа сорок минут — в соседнем районе раздался сильнейший взрыв, знаменующий ликвидацию группы фанатиков-госслужащих в ресторане. Три часа сорок пять минут — по плану каратели на другом конце города уже отравили фанатиков из гильдии. Сорок шесть минут — смерть наркобарона через «случайное» столкновение его машины с грузовиком. Сорок восемь минут — уничтожение самой крупной цели, а именно советника председателя КСК. И, наконец, пятьдесят минут четвёртого — уничтожение крупного организатора волонтёрской группы.

— Осталось получить отчёты, — кивнул Александр, улыбнувшись. — Вот весело будет.

— Реакция конфедератов будет быстрой, — сказал Кондратьев.

— И хорошо, нам же на руку. Пускай оставшиеся верные председателю пытаются урегулировать ситуацию, пока фанатики вновь зарываются в норы. Приведём их всех в движение — всплывёт ещё больше интересной информации.

— Чо там по агентурной сети в академии, Валя? — поинтересовался Дегтярёв, харкнув по привычке, что вызвало молчаливое раздражение командира.

— Жду результата. Я активизировал всех агентов, остаётся лишь следить за изменениями.

— Ценность… — задумался Бейкер. — Я его видел пару раз. Забавный мальчик, добрый, но при этом в полной мере осознающий свою важность для нас, потому не противится нашей методике. Мне нравятся его противоречия. Не одобряет, но не сопротивляется. Что же с ним выйдет в итоге? Хотел бы увидеть расцвет Царства…

* * *

Ответственные за уничтожение организатора волонтёрской группы так и не отчитались. Перевалило уже за шесть часов вечера, но никаких активностей со стороны карателей и даже непосредственно организатора не прослеживалось, что могло говорить о довольно неблагоприятных последствиях, которые могли повлиять на успехи всей операции. Цель никогда особо не светилась у собственного дома, потому было принято решение ликвидировать её прямо на рабочем месте — в офисе волонтёрской группы, находящиеся в бедном бизнес-комплексе в гуще прочих арендуемых зданий на краю делового района. Под вечер было тихо, лишь редкие машины гудели и тарахтели под окнами бетонного четырёхэтажного стражника натурального лабиринта из переулков, которые были излюбленным местом для бездомных, несмотря на всю принадлежность окружавших зданий. Да, деловой район скорее казался опасным, точнее, непривлекательным, имея жуткую репутацию случайных убийств и грабежей. Только низкая арендная плата и стабильное электричество с отоплением и водой привлекали разнообразные организации к «заселению» офисных помещений. По соседству с теми же волонтёрами целые здания забрали компании, которые не раз были привлечены к судебным разбирательствам по поводу законности их деятельности. В общем говоря, далеко не престижное место, где можно прикупить офис для нужд организации.

На третьем этаже в основном коридоре ещё был включён свет, хотя время работы группы как раз должно было закончиться на пятом часу. Так как кроме них, собственно, никто и не держал этаж, видеть светящиеся окна с улицы было крайне странно и подозрительно, при том, что само помещение было тёмным, как надо.

«Возможно, забыли выключить», — можно было подумать.

Однако не всё так просто. Грязь на стенах длинного коридора сильно въелась в зелёную штукатурку, некоторые трубочные лампы с кристаллической крошкой противно мигали скорее по причине плохой проводки, а линолеумный пол был забит разным хламом вроде использованных рулонов бумаги для плакатов на разные мероприятия, в которых участвовали волонтёры. Творческие активные люди никогда бы не ждали гостей прямо в собственном офисе, чтобы содержать помещение в чистоте. Арендатору без разницы, а им — это только свобода деятельности, не ограничивая себя всякими невесёлыми уборками. Но к ним пришёл некто, кого ждать точно никогда не приходилось.

Медленно шагая к двери офиса, Парсифаль только своим присутствием заставлял лампы мигать сильнее, даже те, что изначально были в хорошем состоянии. Апостол был как раз тем святым, на которого магия как-то могла реагировать. Собственно, любое присутствие Парсифаля сопровождалось нестабильностью в работе всей электроники в округе. Так или иначе, он, тяжело и прерывисто выдыхая спёртый тёмный воздух, приблизился к двери, посмотрел на ручку и ненадолго застыл, будто бы вспоминая, как вообще можно открывать дверь. На самом деле, апостол чувствовал кого-то за ламинированной преградой, но пытался вспомнить, кто конкретно мог там скрываться.

— Я… — мыслил вслух Парсифаль. — Я ищу. Кого?.. Я ищу отца. Сюзанна. Её отец. Да…

Апостол сразу дёрнул за ручку и толкнул дверь вовнутрь. Тёмное помещение ничуть не пугало его, хотя отсутствие освещения было обусловлено лопнувшими лампами. Даже при всей темноте он видел, какой здесь случился погром: основной большой стол, за которыми делали всю творческую работу, был разломан на несколько частей; многие шкафы, тумбочки и стеллажи стояли не месте, но просто лишились полок, отчего все вещи просто валялись на полу; дверь в другую, боковую комнату сорвали с петель и отшвырнули в сторону — очевидные следы борьбы. Вскоре Парсифаль, когда начал обходить разломанный стол, заметил тело. Мужчина стоял на коленях и упирался лицом в сканер невысокой панфиловки, держась в таком положении из-за проткнувшей насквозь его спину ножки от стула, которая зацепилась за устройство. Занимательно, что панфиловка беспорядочно копировала лицо мужчины и печатала получившиеся отсканированные фотографии на бумагу, тихо гудя и шелестя новыми экземплярами.

Но он был пришедший — это стало понятно по пальто и мокрым подошвам ботинок. Парсифаль вдруг услышал странные шлепки и тихие рыки, доносящиеся из подсобки. Тогда-то апостол медленно, но стремительно подошёл к проходу и аккуратно заглянул туда. Он мог видеть в темноте гораздо лучше человеческого взгляда, потому не заметить эту картину он не мог. Большой набухший мышцами в нескольких местах порабощённый яростно насиловал всё ещё живого мужчину, держа свою жертву в полусогнутом состоянии. Каждое проникновение сопровождалось дрожью жертвы, ведь на более красочную реакцию бедняга уже был не способен. Более того, насильник ему намеренно вывернул руки, больно сжал торс чуть ли не до перелома позвоночника, а затем, насилуя, наполнял тело мужчины едкой жидкостью, которая, скорее всего, выжигала кишечник и проникала из-за позы дальше в органы. Рядом с ними висел также живой мужчина в пальто, которому раздробили ноги и пригвоздили железной трубой к платяному шкафу, заставляя лицезреть подобное действо с первых рядов, хотя, судя по заплывшему взгляду, стало понятно, что из-за потери крови и боли он мог вот-вот либо потерять сознание, либо вовсе умереть.

— Ты, — сказал Парсифаль, войдя в комнату. — Ты. Ты тот отец. Отец Сюзанны.

Порабощённый остановился, едва услышав имя. Он повернул голову в его сторону и глянул пожелтевшими глазами на апостола. Его лицо было обезображено несколькими носами, которые срослись воедино, но расползались по щекам к подбородку, как подтаявшее мороженое. Принюхиваясь, он вмиг разочаровался в запахе и продолжил двигать бедрами, уже разрывая задний проход своей жертвы.

— Ты чувствуешь её. Её запах. Ты чувствуешь запах. Слышишь запах… Ощущаешь запах.

Порабощённый вновь остановился. Он не понимал, что имел в виду Парсифаль, потому ждал дальнейших слов апостола.

— Но ты не понимаешь. Не знаешь. Не можешь определить, где она. Запах… разделился. Рассеялся.

Порабощённый освободил жертву и просто оставил его с поднятыми кверху бедрами, а сам встал на ноги и полностью повернулся к апостолу.

— Сю-ю-юза-а-анна… — простонал гигант, принюхавшись ещё раз. — Где…

— Он, — указывая на жертву гиганта, говорил апостол, — касался… касался её. Взял часть запаха. Да?

— Сюза-а-а…

— Ты запутался. Заблудился. Я помогу тебе, — Парсифаль медленно подошёл к нему.

Не обращая внимание, что с полового органа порабощённого стекала едкая белая жидкость, апостол протянул к его носам левую руку. Момент — и пальцы засветились ярким светом, ненадолго освещая его искорёженное лицо. Управляемые струйки святой воды окутали ноздри, а затем проникли внутрь, пока сам гигант смотрел ровно в глазницы короны Парсифаля и смиренно ждал. Он принимал это без капли сопротивления, хотя, очевидно, было больно и неприятно, видимо, надеясь на какую-либо помощь со стороны апостола. И гигант его получил. Когда святая вода вернулась к пальцам Парсифаля, носы начали чувствовать запах гораздо острее и более чётко.

— Тебе надо искать. Всё равно искать. Но так легче. Взамен… — апостол провёл пальцами правой руки по груди порабощённого. — Ты приведёшь меня к ней.

На груди остался чёрный маслянистый след.

— Сюза-а-а-анна? — он поднял голову и принюхался. — Где ты?..

Апостол подошёл к живому пригвождённому магу. Он смотрел на его мучения и агонию, но никакого сожаления с его стороны не следовало. Наоборот, Парсифаль с характерным хрустом вытянул правую руку и прижал ладонь ко лбу мужчины. Чёрная плотная жидкость начала впитываться в кожу, причём так легко, словно никакой плотности и не было. В конечном итоге мужчина через некоторое время начал заливаться маслянистой субстанцией, буквально захлёбываясь ею со всех щелей. Она реками текла изо рта, глаз, носа, ушей, даже со стороны паха и ягодиц, разрывая всяческую щель до небывалых размеров. Не прошло и десяти секунд, как забитый жидкостью человек скончался, а его кожа почти полностью почернела.

— Каратель?.. — задал себе вопрос Парсифаль. — Опасные. Враги. Должны… Обязаны скоро прийти.

И правда, вскоре в коридоре послышались несколько пар шагов. Парсифаль обернулся на порабощённого и тут же приказал:

— Беги.

А тот сразу послушался: прыгнул в окно и без проблем приземлился с третьего этажа, тут же побежав прочь. Сам Парсифаль вышел в основную комнату и встал у окна, смиренно ожидая новых гостей. Каратели, только услышав звуки разбитого стекла, сразу ворвались в офис и увидели апостола.

— Культ? — прошептал себе под нос один из них.

Они были готовы начать битву.

* * *

Студентов заселили не в сарай, как думалось Мише, а в нечто сродни презентабельному отелю, где каждая комната не уступала по престижу номерам для богатеев. Конечно, никакого шика там не было, но самое прекрасное было как раз-таки в удобстве и качестве исполнения даже простого интерьера. Внутренний перфекционист затрепетал: всё стояло на месте как влитое! Две кровати, расстояние между которыми — в лучшем случае три метра, были застелены так, словно их подготовили для рекламы постельного белья или мебели, но особенно понравился зелёный плед, который, кажется, весил чуть ли не пять, если не более, килограмм — в нём захотелось утонуть. Ниафель, кстати, разделяла восторг Миши, но изо всех сил пыталась не показывать этого чувства. Однако эльфийка прошла вглубь комнаты и с радостью уселась на свою кровать слева, пока «коллега» внимательно изучал остальное. Окно между кроватями несколько выбивалось из гармонии «всего-типа-на-месте», ибо металлическая обтянутая плотная белой тканью ширма стояла как раз между кроватями, служа разделителем личного пространства жильцов. Сейчас она была сложена.

Ниафель и Миша не разговаривали. Он боялся заводить хоть какую-то тему из-за возможных упрёков и издевательств, а она банально не хотела. Или хотела, просто не знала, как поддержать. Он смело считал, что эльфийка так себя защищала, путём оскорблений и издевательств отгораживая от себя всяческих незнакомцев. Вспоминая ту фею, Миша предположил, что такое поведение направлено на всех. Новоиспечённый партнёр для спецзадания так удручал, что Миша в результате решил проверить ящички прикроватной тумбочки, стоящей у «ног» кровати. Как ни странно, но там лежали пустой дневник и пара карандашей.

— Вещи завезли… — случайно проговорил свою мысль вслух тот, одобрительно закивав.

Он осмотрел свой шкаф, где также на вешалках висела спортивная форма, зимняя академическая одежда и ещё несколько вещичек на личные нужды по типу трусов. После же хотел сходить в ванную комнату, которые выделялись на каждый дуэт по отдельности, но появившиеся верёвка остановила его и немного дёрнула назад к эльфийке.

— Так ты ещё с деменцией? — сказала эльфийка, спокойно разлёгшись в верхней одежде на кровати. Хоть обувь сняла. — Не дальше пяти метров, напоминаю.

— Помню я, — вздохнул он. — Почему меня дёрнуло, а не тебя? Ты ведь легче меня.

— Это не простое заклинание скрепления. Высшее качество — тебе не понять. Кто отходит от заявленного расстояния — тот и должен вернуться в пределы. Алексей Николаевич мастер в этом.

— Заклинания… Не понимаю я их.

Миша только сейчас заметил, что комната была довольно большой, в меру, конечно, но с заметным уютом.

— Боевые маги всегда такие тупые? Если для вас заклинания — это лишь способ прибить противника кристаллической магией, то для нас — сложнейшая наука, благодаря которой вы, бестолочи, сможете выжить. А вообще, и боевые маги должны владеть сложными заклинаниями, но тут мне не повезло.

— И чем помогают маги поддержки? — провоцировал её Миша, скрестив руки на груди, когда уселся на кровать.

— Как минимум, исцеление, — махнула рукой эльфийка, уже считая это за доказательство. — Без меня, дурачок, ты быстро иссохнешь, как лужа в пустыне.

«С исцелением я лучше справлюсь, зазнайка», — пробурчал Миша про себя.

— И ты умеешь исцелять? До какой степени?

— Прости, аутизм не лечу. А так переломы, режущие раны, синяки и так далее. Это умею.

— А яд выводить?

— Ты дурак? — она аж поднялась с лежащего положения в сидячее. — Это уровень пятого курса.

— Вот оно что… — с весёлой улыбкой кивнул Миша.

— Ты что, не признаёшь мои способности?

— Я их ещё не видел. Увижу — сформирую мнение.

— Готовься ахать. Я, между прочим, третья в группе по таланту.

— То есть не первая, да?

— Ну не раскрывать же свои способности так вот сразу, — парировала Ниафель и пафосно напялила на голову шляпу. — Поступательно. Ты вот сразу хвастаться силой начал. Показушник?

— Я сам не хотел, — признался Миша. — Но неважно. Это так плохо?

— Не люблю хвастунов, — нервно заявила та, а затем прервала разговор.

Миша пытался её вывести из равновесия, но такие лёгкие приёмы для неё оказались мелочью. Но он никак не ожидал, что Ниафель не понравится сам факт хвастовства Миши, словно для неё это чуть ли не ужасный поступок. Так в комнате нависла угнетающая тишина. Эльфийке-то было без разницы — она решила полазить по своим тумбочкам и шкафам — а Мише было не по себе. Он не верил, что мог бы с ней поладить. К большому счастью, тишина быстро разбавилась самой лучшей девушкой на свете. В комнату без стука ворвалась Ксюша, гордо распахнула двери и заявила:

— Нашла банду!

Ниафель чуть не подпрыгнула от такого вторжения, но случайно споткнулась о кровать и плюхнулась на неё. Ксюша тем временем по-солдатски комично прошагала к одногруппнику и оценивающе осмотрела всю комнату. В её компании была девушка-эльфийка среднего роста, имеющая необычные яркие бирюзовые волосы, что не шли к её лицу: оно было тихое и слегка застенчивое.

— Миша, — говорила Ксюша, схватив того за плечи. — Я нашла тебя с первого раза! Я молодец?

— З-запишись в следопыты…

«Как неловко! Слишком близко!»

— Это значит «молодец», поняла. О! А это твоя пара? Как милая, увувуву! — Ксюша аж заискрилась от умиления. — Как тебя зовут?

— Милая? Протри глаза, ты… — но её прервала та же Ксюша.

Она тотчас подавила закрытость эльфийки и начала расспрашивать буквально обо всём, причём иногда рассказывая о Мише, насколько он там прилежный, вежливый, добрый и вообще джентльмен. Новый пиар-агент Миши так поразил Ниафель, что она ушла в транс от обилия информации. Он её понимал, ещё как понимал.

— А как тебя зовут? — Миша решил поговорить с партнёром Ксюши.

Её зелёные глаза не горели дружелюбием, но никакого отвращения или отстранённости к Мише в них не прослеживались. Кажется, бирюзововолосая эльфийка была даже вежливой, ибо ответила она на вопрос крайне любезно:

— Здравствуй, меня зовут Руети, но можешь просто Ру. Рада знакомству с тобой.

— Михаил, можно Миша.

— Я помню тебя. А-ранг, верно? Ты хорошо показал себя в тот день, я впечатлена.

— О-о-о-о-о-о, — Ксюша активизировалась, посчитав в их разговоре задатки чего-то большего. — Это я удачно пришла.

— Для тебя и «спасибо» будет знаком романтики, жвачка розовая? — не поняла Ниафель, отталкивая от себя прилипшую в объятия Ксюшу. — Отцепись!

— Хотела бы, чтобы я тебя отпустила — сразу бы воспрепятствовала, но тебе ведь понравились мои обнимашки!

— Она ведь даже тебя не знает… — Миша даже пожалел её.

— Я к незнакомцам так не лезу, а, ну и к малознакомым. Но! Тут я не выдержала… Погодите… — теперь Ксюша точно посмотрела на Мишу. — Тоже хочешь?

— Нет!

— Она и меня обняла при первом знакомстве, — с огорчением добавила Ру, скорее принимая такую особенность партнёра. — Но признаю: так нежно меня ещё не обнимали.

— А то, я в этом мастер, — с гордостью сказала Ксюша, наконец отстав от Ниафель. — Осталось найти Алисочку…

— Зачем? — не понимал Миша.

— Как зачем? Обнять!

— Лучше не стоит… Врежет.

— Любовь не бывает без жертв, — с поднятым большим пальцем вверх заявила та. — Сегодняшний вечер станет вечером обнимашек.

— Что с тобой? Заболела? — заподозрил Миша, на всякий случай отодвигаясь ближе к подушке.

— Я? Нет, почему? Просто очень-очень рада. Всей группой в одном здании живём. Как же круто, по-молодёжному! А ещё я хочу за это время помимо спецзадания сблизиться со всеми здесь людьми. Даже с Андреем Павловичем! Кстати, где он?..

— Я бы на его месте сбежала… — сказала Ниафель, до сих пор чувствуя себя неловко.

— Не сбежит. Мы эксперты искать людей, да, Рути?

— Рути? — та аж выпучила глаза. — М-может, Руети?..

— Рути.

— Руе…

— Рути.

— Рути так Рути, — Ру почему-то смутилась.

— Кстати, — вновь переключилась Ксюша, бегая по темам, как призывник по медкабинетам, — вы слышали, что для спецзадания привлекли офицера Ордена Красного Креста? Говорят, красивая, но жуткая женщина!

— В чём же проявляется моя жуть? — вдруг раздался знакомый женский голос со стороны двери.

Александра Попадюк собственной персоной заявилась к Мише, солдатской ровной походкой войдя в комнату, предварительно постучав по открыто двери.

— Простите, — застыдилась Ксюша. — Я не знаю. Вот…

— Тогда не следуйте слухам, если не видели меня своими глазами, — офицер то ли отчитала её, то ли в шутку сказала умную мысль — в любом случае, особый акцент на этом она не делала. Вместо этого она подошла к Мише: — Мы вновь встретились.

Симонов посмотрел в её глаза с очевидным недовольством. Всё абстрагирование от политической жизни только что ушло в мусорку, и теперь Александра открыто показывала всем остальным, что Миша имел чёткие связи с красными. Это, конечно, было и так очевидно, но так явно он не хотел показывать.

— Вы знакомы? — поинтересовалась Ксюша. — Ого.

— Мы? Не скажу. Знаем имена друг друга, а на этом всё.

— Так ты с красными связался? — агрессивным тоном спросила Ниафель. — Хорошая крыша.

— Крыша? Я не…

— М, эльфы… — цокнула затем Попадюк, даже не смотря на них. — Ничего нового. Равенство же.

— Что ты имеешь в виду, шрамированная стерва?

Провокация со стороны Александры было куда успешнее, но дело, очевидно, было в принадлежности офицера к нелюбимым Ниафель красным. Занимательно, что Ру не выдавала никаких чувств по отношению к ней, хотя — Миша заметил — изо всех сил старалась подавить внутри себя раздражение.

— До сих пор обидно за Пепельные пустоши? Наша политика удручает?

— Это геноцид, — отрезала Ниафель, встав с кровати и гневно засматриваясь в глаза Александры. — Бесчеловечное истребление.

— Никакого истребления никогда не было. Пустоши ведь не зря называют также Дикими пустошами. Ваша неорганизованность и первобытная агрессия вызывают много проблем у конфедерации. Наш Орден делает всё, чтобы урегулировать ситуацию в пустошах и принести на земли мир и спокойствие.

— Карателей также свободно отправляете? Ради кровавого мира? Сплошное лицемерие.

— Хватит политики, — внезапно прервала тему Александра, отвернувшись от неё. — Мы в академии. Не нарушай правила.

— Я не закончила…

— Не создавай себе проблемы, — после же офицер обратилась к Мише: — Сегодня на Рапировском шоссе подают вкусные воздушные пончики. Сходим туда как-нибудь?

Если для Ксюши это было чуть ли не вызовом на свидание, то для Миши — зашифрованным сообщением о том, что в ближайшее время надо совершить точечный удар по противнику, то есть в пределах спецзадания необходимо найти культистов и ликвидировать. Собственно, Попадюк прибыла сюда по такой же причине, призывая Мишу к активным действиям. За столь короткое время тому следовало убить одногруппника, причём так, чтобы на него не попали никакие подозрения.

«Не бывать спокойной жизни», — подумал Миша и тягостно вздохнул.

* * *

Парсифаля направленным сгустком огня вышвырнули через окно на улицу, хоть он толком никак не сопротивлялся. Так, собственно, и свалился на снег, ударился о землю, но даже не пискнул от полученного урона. Его железная невозмутимость не являлась терпением и выдержкой какого-нибудь воина, готового перенести всякое повреждение на себе ради концентрации на бое. Дело в том, что апостол совершенно не чувствовал боли, оттого свободно разлёгся на снегу звёздочкой и смиренно ожидал новой атаки, не беспокоясь о последствиях. Дегтярёв тормозить не стал: выпрыгнул из окна и без сомнения налетел на Парсифаля, держа кулаки вместе и окутывая их ужасающе плотным огнём. Как только до поверхности оставалась пара метров, он дал реактивную кристаллическую тягу на ноги, сделал виртуозное сальто и подобным образом ударил заряжённой атакой по лежащему противнику. От вспыхнувшего пожарища снег вокруг быстро растопился, а асфальт даже потрескался, опалившись до такой степени, что стал мягким, как слоёный торт.

— Получай, тварь, за моих товарищей! — рявкнул Дегтярёв, не желая дожидаться рассеивания пламени и огня.

Каратель наоборот решил усилить поток огня, словно бы показывая ему всю свою адскую ярость. Однако сколько бы жар ни длился, Дегтярёв так и не коснулся Парсифаля, а понял это неимоверно поздно: лишь после окончания собственного слепого гнева. Только тогда он заметил, что апостол преспокойно стоял в десяти метрах от него и безэмоционально глядел на получившийся спектакль, как эдакий заскучавший зритель, которому подобная экспрессия не понравилась. Это взбесило карателя донельзя.

— Шутки шутишь вздумал? Весело тебе, да? — негодовал он, угрожающе опалив свои пальцы-«спички». — Я расплавлю твою корону, тварь.

— Прошу, успокойся, — раздался голос Кондратьева.

Валентин Ильич элегантно приземлился рядом с товарищем, воспользовавшись нитями, как удобным канатом. Его взволнованное лицо давало понять: он опасался апостола, видимо, понимая, что враг был далеко не простым.

— Ему нельзя дать уйти, — продолжал гнуть свою линию Дегтярёв, — мы обязаны его убить до тех пор, пока нас не обнаружили.

— Кто ты такой? — а вот Кондратьев захотел поговорить с ним.

Апостол лишь слегка наклонил голову набок, не воспринимая никакие действия карателей всерьёз. Он показательно отвернулся от них и направился по переулку подальше от буйных оппонентов. Естественно, это не устроило Дегтярёва, который на реактивной тяге рванул к нему и кулаком попытался зарядить прямо в затылок ужасающим пламенем. Однако он увидел перед собой лишь чёрный-чёрный дым, который быстро отлетел в противоположную от рывка карателя в сторону, а затем вновь материализовался в апостола. Так Парсифаль оказался прямо за спиной агрессивного врага, уже протягивая к нему правую руку.

Крепчайшие нити хлыстом отгородили того от попыток коснуться Дегтярёва, заставляя сделать пару шагов подальше, а затем проскользили по земле — при этом разворошив снег — чётко по направлению к Парсифалю. Они прошли мимо него из-за треклятого дыма, создающуюся даже быстрее скорости движения нитей. Так вот просто апостол сменил агрегатное состояние с одного на другое, совершенно не чувствуя дискомфорта. Когда неясное чудище посмотрело своими пустыми глазницами короны, Валентин Ильич почему-то замер от страха. Оказывается, то самое уклонение от нитей — лишь игра. Или издёвка — как посмотреть.

— Да кто ты такой? — паниковал Кондратьев, сглатывая накопившуюся слюну.

Дегтярёв пошёл ещё дальше: он вынул из кармашек треугольные кристаллы и бесцеремонно швырнул под ноги врага. Так и не отойдя, он щелчком пальцев выпустил всю энергию огня из кристаллов. Огненный всплеск бухнул на всю округу, яростными языками начав очернять стены зданий, выбивать окна и растапливать снег, одним только жаром создавая неимоверную угрозу жизни даже для самого Дегтярёва, имеющего превосходную сопротивляемость к собственному огню. Внезапно черный дым взлетел ввысь, перенося весь урон, сформировал кое-какие формы огромной птицы-вестницы смерти и с завидной скоростью направился к Кондратьеву.

Валентин Ильич понимал, что не успел бы блокировать такое пикирование. Заклинание оборонного типа — не его конёк, а нити не способны создать что-то довольно большое по площади. Тот максимум, который он имел, был недостаточен. Кажется, в тот момент парень даже смирился с тем, что чёрная птица его поглотит, разорвёт или безболезненно остановит сердце — неважно, результат в любом случае был наиболее ожидаемым. Но она пролетела мимо него, как подобает дыму, и просто зависла за спиной Кондратьева. Апостол снова обрёл свою твёрдую форму. Как раз к этому моменту времени огонь начал рассеиваться, а из него вышел раздражённый Дегтярёв.

— Для него мы лишь помеха. Так ты думаешь, а? — не унимался он, подкидывая и ловя пару кристаллов-треугольников. — Ты явно нас недооцениваешь.

— Помолчи, — уже умолял его Кондратьев, смотря в пустые глазницы апостола. — Кто ты?

Парсифаль, посмотрев в сторону третьего этажа, медленно — дабы не испугать — поднял левую руку и сжал кулак, который сразу засветился ярким светом. Карателям аж пришлось отворачиваться, чтобы просто не ослепнуть, однако совсем скоро всё прекратилось. Конечно же, апостола и след простыл.

— Убью! — рычал Дегтярёв, чуть ли не швырнув кристаллы на землю. — Позор!

— Что он… — Валентин Ильич решил глянуть на третий этаж.

И не прогадал. Из разбитого окна вылез их товарищ, что был в подсобке, и, держась за раму, посмотрел забитыми жидкостью глазами на них с таким гневом, что, казалось, его убили они, а не кто-либо другой. Оживший мертвец пытался что-то сказать, рявкнуть, простонать — вообще издать звук, но вместо этого изо рта начала течь субстанция, очерняя и так чёрный из-за кожи подбородок. Кондратьев столько оттенков цвета не знал до сего момента, пока не увидел воочию. Тем не менее, наличие функционирующего мертвеца было фактом не из приятных. Вскоре он оттолкнулся руками от рамы и начал падать на Дегтярёва, в воздухе создавая между пальцами железные иглы. Уклониться от атаки калеки не представляло сложности, но видение магии убитого товарища сильно сыграло на морали, отчего мертвец воспользовался случаем и выпустил пару-тройку игл в увернувшегося Дегтярёва. Несколько из них вошли в плечо, а остальные улетели в молоко благодаря его реакции. Валентин Ильич окутал нитями руки мертвеца и свободно откинул в стену здания, впечатав лицом в бетон так сильно, что послышался звучный хруст черепа. В результате мертвец свалился рядом, не подавая больше никаких признаков жизни.

— Да что за чертовщина тут происходит? — кряхтел Дегтярёв. — Это Культ? Откуда у них такой сильный…

— Не думаю, что Культ, — почему-то решил Кондратьев. — Но всё возможно.

— Мы все в жопе, да?

Мертвец забурчал и задвигался. Это вынудило Дегтярёва запустить сферу огня в недавнего товарища, дабы окончательно сжечь беднягу и избавить от страданий.

— Только тёмные маги могут воскрешать мёртвых, — не понимал Дегтярёв. — Но даже крутой тёмный маг не может так себя вести в бою… Некромант, да еще неуязвимый. Это бог?

— Может, он не маг. Мои нити блокируют ману врага, каким бы сильным он ни был. В какой-то степени да заблокирует. Но он не получил никаких проблем. Более того, мои нити даже не коснулись его… Это точно не маг.

— Неужели порабощённый?

— Осмотрим квартиру и избавимся от следов, пока не поздно. Необходимо доложить в срочном порядке командиру.

Холодное зимнее утро, словно некий предпоказ настоящей поры снега и льда континентального климата, серьёзно мотивировало всех студентов групп отсиживаться в комнатах и вообще не выходить на улицу, однако Романский, ориентируясь на спецзадание, умудрился всё-таки вытащить птенчиков и погнать к тренировочному комплексу, к счастью, находящемуся в доброй сотне метров от жилого здания. Перед ними возвышался скорее не комплекс в привычном понимании, а муравейник, в котором скрывалось слишком много помещений для неизвестных нужд. С одной стороны — всё ради практик, тренировок и экзаменов, но с другой — чистейший лабиринт, словно бы имевший вход, но не выход. В общем, небольшой топографический кретинизм Миши заставлял его волноваться, а ведь он когда-то считал, что мог ориентироваться в таких местах, как бывало уже в подземелье святых.

«Я здесь быстрее умру, когда заблужусь, чем что-то выучу!» — ругался про себя Миша, нервно сглатывая слюну.

Правда, на этот раз куратор боевых магов повёл всех не вовнутрь здания, а куда-то вбок, вдоль высокой внешней бетонной стены, где впоследствии был обнаружен побочный вход. Нет, не в огромный лабиринт, а в довольно-таки изолированное от остальной части крыло, располагающее одним залом и пятью помещениями, четыре из которых стояли в ряд прямо напротив входа. С учётом пустынного зала и обилия серого и белого цветов Миша ненароком вспомнил НИИ Ректора. Картинка в его голове хорошо сохранилась лишь к четырнадцати годам, но настолько чёткая, что Миша мог спокойно сказать, сколько было потолочных плиток-ламп перед входом в комнату испытаний. Их было двадцать восемь.

Отчасти «бункерный» интерьер теперь беспрепятственно сравнивался с больничной стилистикой, работая как ассоциация, особенно если пол того или иного помещения представлял из себя либо плитку, либо более дорогой паркет. В такие моменты Миша чувствовал себя несладко: он не понимал, почему так дрожал, хотя не было ни холодно — тёплая зимняя одежда спасала, а зал побочного крыла хорошо отапливался — ни страшно. Просто беспокойно, как обычно бывает в случаях дикого дискомфорта и отвращения к месту, где находишься. Забавно, что определить, когда именно появилось такое отторжение, не представлялось возможным, отчего волей-неволей можно было заподозрить, что основные первопричины произошли уже после пятнадцатилетия. Сильные чувства чума не забирает, да? Стоило осознать это, как эти сильные чувства стали чёткими и понятными. Теперь он мог определить, какое чувство являлось неподвластным чуме.

Тем не менее, состояние Миши было лучше, чем состояние практических всех студентов, а ведь основная проблема бедной молодёжи — это сам факт пробуждения в пять часов утра, а затем собрание здесь в шесть часов. Многие попросту ещё не проснулись, хотя, казалось бы, приняли душ, попытались взбодриться зарядкой и завтраком, но нет, ничего не помогало. Ксюша, например, не смогла включить фанатичную активность так рано, оттого стояла поодаль с взъерошенными волосами в компании бодрой Ру, которая с любопытством смотрела на Алису, также стоящую рядом вместе со своим партнёром в лице зверодевушки-кошечки с туповатым взглядом. Алиса, кстати, тоже была скорее мертва, чем жива. Только Миша, Николай, — скорее привыкший к крикам петухов или ещё к чему-то похожему на антураж сельского утра, Анастасия и пара девушек из магов поддержки были достаточно бодры, чтобы хотя бы принять эффективное участие в задании. Ниафель в такое время молчала как миленькая, совершенно не беспокоя Мишу, что шло на руку самому парню.

«Самое спокойное утро на свете!» — восхитился Миша.

— Так… — Романский, кажется, сам был из числа не пробудившихся. — Сегодня у нас первое задание… да.

— Дай я, — Устюгов как антагонист Андрея Павловича был бодрячком. — Первое задание запланировано на интервал с шести до семи часов утра. Суть такая: каждый дуэт должен эффективно работать в координации собственных действий, чтобы отлично дополнять друг друга и быть единым организмом. Так как боевые маги в бою постоянно в авангарде, маги поддержки в свободное от магической помощи время активно координируют действия товарища и предоставляют полезную информацию и советы. Грубо говоря, маги поддержки — это самые внимательные глаза боевого мага.

— Если абстрагироваться от таких красочных словечек и сказать конкретно, — дополнил сонный Романский, — то маг поддержки следит за всей ситуацией вокруг боевого мага, помогает избежать ударов исподтишка или со спины, даёт рекомендации, там, типа, займи высоту, отступи и тэ дэ, а также старается тактически влиять на сам ход боя, например, защищая боевого мага от неудобств и проблем в ориентировании.

— Задание как раз заложит в ваши дуэты основы взаимодополнения друг друга. Основной упор будет сделан на находчивости магов поддержки и доверчивости и проницательности самих боевых магов. Выполнение этих двух условий координации — ключевая задача этого задания. А теперь непосредственно о задании… — Устюгов посмотрел на Попадюк, стоящую по стойке смирно рядом с Романским.

Та быстро поняла, потому достала из большого чемодана несколько необычных вещей. Одну закрывающую обзор маску, как для сна, звукоизоляционные наушники и какую-то чёрную наклейку.

— Боевой маг надевает эту маску и наушники, тем самым лишая себя всего обзора и почти всех звуков. Маг поддержки же наклеивает на свой рот вот эту липкую ткань. Ваша основная задача: одолеть каменных големов на небольшой арене раньше разрушения защитного кристалла боевого мага. Ключевой запрет для боевого мага — никаких атак по площади; для магов поддержки — нанесение прямого вреда големам. Как именно адаптироваться к текущим проблемам — ваше дело, главное — одолеть големов и не позволить разрушения кристалла.

— Вопрос, — поднял руку Коля. — На магов поддержки будут нападать?

— Нет, только на боевого мага.

— Всем всё понятно? — удостоверился Романский. Не услышав более вопросов, он заключил: — Раздевайтесь и готовьтесь к заданию. Потом озвучу первые четыре дуэта…

Вполне ожидаемо, по крайней мере для Миши, который прекрасно понимал сущность данного спецзадания. Некоторые из студентов серьёзно забеспокоились, будто бы не доверяя либо своим способностям либо товарищам из поддержки. Можно было даже возгордиться тем, что он такой молодец, раз принимал подобные условия с бодростью духа, но наличие Ниафель в напарниках быстро разбило всякий повод возвыситься над остальными. Теперь Миша был из числа недоверчивых к партнеру людей.

— Всё поняла? — решил спросить он, вешая зимнее академическое пальто и шарф на индивидуальную вешалку, коих на трубе было пруд пруди. — Задание не из лёгких.

— Интеллект у меня выше среднего, — отвечала та, зевая, — так что спрашивать было необязательно.

— Как поступим?

— Так, вижу, нужные люди готовы, — заметил Романский, заставив переживать всех, кто уже снял с себя верхнюю одежду. И неспроста.

— И правда… — согласился Устюгов.

Собственно, из уст Алексея Николаевича стало ясно, что Миша и Ниафель — в первой четвёрке. Радости не было предела, ибо предела-то не было в связи с отсутствием самой радости. Из-за этого Миша не смог обсудить с напарницей план действий, так как их погнали к дверям комнат почти сразу, наверняка пытаясь усложнить задачу студентам. Они пытались их завалить или так жестоко помочь? В общем говоря, всем магам вручили по родному катализатору, а затем распахнули двери, в то время как Романский лениво проговорил:

— В рамках уже сказанных условий у вас есть свобода действий. Решайте, короче, как хотите, не стесняйтесь пробовать. Всё равно по шапке надают.

— О, Мишка, — вдруг послышался голос Ксюши. Она была также участницей первой волны. — Удачи тебе!

— Да, удачи, — поддержала следом Ру, помахав ручкой. — Ты точно справишься.

— И вам того же, — кивнул Миша, облегчённо улыбнувшись.

Он заметил волнение Ру, плавно идущее вровень со страхом и каким-то мучением перед неясным выбором. Казалось, что эльфийка боялась не самого спецзадания, а чего-то более ужасного, словно с утра её окутали неприятные факты, помогающие определить ужасные последствия. Её напарница же старалась открыто не переживать. Несмотря на сонность, Ксюша вложила в свои слова-наставления всю активность и радость, не оставив и капельку себе для задания. Как ни противься, всё равно будет воодушевлять, оттого заходить внутрь комнаты было даже слишком легко. Предварительно каждому дуэту вручили по маске, наушникам и наклейке, наказав каждому надеть только при закрытии дверей.

Комната хорошо освещалась мощной единственной лампой по центру, сбоку, в кармане стены, на подставке стоял защитный кристалл, а напротив входа расположилось зеркало, скорее всего, являющиеся стеклом для наблюдения со стороны. Однако вишенкой на торте в наполнении комнаты служили именно големы. Грубо вытесанные каменные двухметровые коренастые куклы, не имевшие даже банального лица: сделаны или наспех, или в угоду практичности. Тем не менее, четверо таких големов, которые встали у всех стен комнаты, угрожающе окружали сравнительно небольшую арену, создавая воистину небывалую угрозу. При нормальных условиях даже десять таких големов не могли одолеть Мишу, но с закрытыми глазами, почти «глухими» ушами и с запретом атаковать по площади — один голем мог отпинать его смело.

— Со мной такое задание не помеха, — сказала Ниафель. — Одним заклинанием я возьму и буду колебать твою ману, чтобы ты понял.

— Может, лучше… — хотел отговорить её Миша, но резкое закрытие дверей и громкий голос из динамика перебили его:

— Просим боевому магу немедленно встать по центру и надеть необходимую экипировку. Магу поддержки рекомендуется занять позицию в выделенном белыми линиями квадрате, с также надетым усложнителем.

Сухой женский голос никого не просил — приказывал, тоном намекая, что медлить было нельзя, причём таинственный наблюдатель был незнаком. Сославшись на неполноценность собственной памяти или банальное незнакомство с ней, Миша кротко обратился к Ниафель:

— Примени иной способ, пожалуйста.

— Боишься, что рассмеюсь от твоей маны?

— Нет, прошу, другой способ…

— Михаил Симонов, займите центр комнаты, — повторил «просьбу» голос.

Миша не знал, что делать. План напарницы в привычных реалиях был бы эффективен, но Миша сам по себе был непривычным явлением в академии! Нельзя было допустить, чтобы Ниафель по незнанию потратила силы и время на поиск «связи» с напарником в той среде, где он не функционировал. Очередной недостаток наивного желания Симонова прожить оставшиеся время в академии.

«Ну сколько раз!»

Впрочем, если Ниафель соизволит послушаться его и сменит методику, то всё пройдёт куда лучше. Немного успокоив себя, Миша натянул маску и надел наушники. Для воина лишаться подобных критических важных способов получения информации — смертный приговор, даже если всю жизнь тренироваться познавать техники чтения окружения иными чувствами, будь то тактильные ощущения или запах. К несчастью, Миша не был таким воином, из-за чего А-ранговый боец благополучно превратился в беспомощного котёнка, стоящего в окружении големов-амбалов. Столь паршивая ситуация заставляла его волноваться и теряться в разработке плана действий, в результате чего он просто встал в стойку — не в свою любимую, а стандартную рыцарскую — с вытянутым вперед мечом при двойном хвате — и всем сердцем понадеялся на находчивость коллеги.

Момент — и на всю комнату засвистела сирена, оповещающая о начале задания, причём так, чтобы и Миша смог бы услышать. Видя тьму, слыша пустоту, он простоял неподвижно добрые несколько секунд перед тем, как получить кулаком в бок — по размеру «руки» было очевидно, кто замешан в подобном. Големы атаковали резко, агрессивно, но через большие перерывы, однако такие передышки совершенно не спасали ситуацию: каменные гопники ударяли по телу Миши со всех сторон, умышленно не повторяли или безумным способом чередовали свои атаки, которые предсказать не представлялось возможным. В общем говоря, они играли в мячик со своим оппонентом, стремительно приближая его защиту к разрушению.

И всё же, Ниафель наверняка попыталась повлиять на несуществующую ману напарника, ибо иной причины её безучастия известно не было. Не специально же она собиралась двигать бой к поражению! Впрочем, в этом он также не был уверен — мало ли что могла задумать низкорослая бестия с характером стервы. Правда, только он начал ругать её за медлительность — при этом ничего не говоря вслух, — как тут же эльфийка дала о себе знать, пускай и спустя нескольких минут избиения бедняги-Миши. Она прижалась к его спине всем торсом, сильно сжав ткань спортивной кофты маленькой ручкой, а после одарила Мишу больным ударом посоха по правому плечу. Более того, стук был не единичным, отчего понять смысл этого действия не составило труда.

Миша махнул огненным мечом вправо, размашистым ударом пройдясь по туше голема. Удивительным было не попадание по противнику, а находчивость самой Ниафель, решившей пойти подобным образом. Следом она ударила по левому плечу — Миша ответил ударом меча влево. И так они кружились на арене, порой вертясь едва не под триста шестьдесят градусов, отдаленно напоминая бальный танец. Конечно, это скорее походило на кружение пьяных в зюзю танцоров, но Ниафель старалась изо всех сил сориентировать товарища, а также совладать с резкостью его движений, порой слишком плотно прижимаясь к мужской спине вплоть до неприличия. Кто бы мог подумать, что Миша ненароком не прочувствует всю тактильную близость их сейчас? Смущало донельзя — и неудивительно.

В любом случае, постукивания Ниафель помогали Мише сражать големов в более пятидесяти процентах удачных из всех ударов, прекрасно чувствуя все попадания и промахи эдакими «ощущениями мечника», скорее представляющие собой чёткое понимание столкновения или пролёта меча по воздуху. Отчасти Мише стало весело — настолько, что он чуть не потерял равновесие после очередного крутого танцующего поворота, но вместо паники или рассеянности рассмеялся. И тут Ниафель ударила по макушке товарища, знаменуя новый неясный знак. Миша не понял, что это, оттого получил кулаком в живот от голема, стоящего спереди. Кристалл едва не треснул — не хватило мощи, но Миша остановил повторную попытку противника и воткнул меч куда-то в тело благодаря новому больному стуку по макушке. В результате сирена оповестила о завершении задания, позволив Мише наконец избавиться от усложнителей.

— Как хорошо! — обрадовался Миша, облегчённо выдыхая. Повернувшись к Ниафель, он не сдерживал себя от похвалы: — Ты показала себя прекрасно, спасибо. Без тебя они бы меня избили.

Эльфийка стояла вплотную к нему, но не думала отстраняться, будто никаких понятий о личном пространстве у неё не было. Её глаза неуклонно осматривали лицо коллеги, а странная улыбка не поддавалась никакому анализу, так и сохранив собственный секрет от чужого взора. Действительно, понять эмоцию на данный момент было невозможно, что казалось крайне странным. Тем не менее, Миша от такой близости засмущался и было хотел отойти, но Ниафель взяла его за кисть и не позволила отстраниться.

— Ты забавный, — вдруг сказала она, сверля своим ярко-зелёным взглядом. — Я, конечно, шикарна, но ты меня приятно удивил. Нас обучали так, что мы не должны были встретить кого-то, кто мог бы скрыть свою ману от взора нашей силы, но ты не то что защитился от меня, так ты ещё и шанса не дал мне увидеть твою ману.

— Это и правда удивительно? — краснея, спросил Миша. — Значит, я особенный?

— Нет, ты не подумай, и среди тараканов есть необычные, но я признаю твою уникальность.

Она одобрительно закивала и сама отошла от него, при этом намеренно провела ладонью от кисти к пальцам, словно бы «пробуя» кожу касаниями. В итоге Ниафель поправила свою шляпу, а затем повернулась к выходу, будто до этого ничего не было. Миша тем временем чувствовал себя кинутым. Нет, он не надеялся ни на что, да и рад был в принципе, что Ниафель не догадалась о его святости, но такая игра на близость больно играла на парне, ещё не привыкшем к компании малознакомых людей. С одной стороны, Миша не считал себя тем, кто будет бояться прикасаться к девушкам и общаться с ними, но сейчас… его сразили, как это делала однажды Браун, правда, своим способом.

Они вышли в зал. Студенты всем видом показывали своё ярое желание поспрашивать первую партию о сути задания, но Романский лично поставил каждого в границы и отделил сдавших и ещё не сдавших двумя противоположными сторонами зала. Помимо дуэта Миши задание выполнила ещё одна пара боевого мага-девушки с короткими волосами. Он её видел уже довольно часто, а имени так и не узнал.

— Мы не знакомы… — попытался завязать разговор Миша, однако случилось нечто непредвиденное.

Из комнаты вышли Ксюша и Ру, только Ксюша была заметно побита вплоть до синяков на лице, но основная проблема была совершенно не в этом: у неё была сломана рука. Ру вывела напарницу в зал и сразу усадила на скамью у вешалок, позвав всех преподавателей к себе.

— Как это произошло? — не понимал Устюгов, внимательно осматривая Ксюшу.

Она мычала, стонала, но всячески старалась стерпеть боль, хотя рука была сломана самым ужасающе страшным образом — открытый перелом, вызванный, скорее всего, сильным ударом в кулак и безумным давлением на плечевую кость, которая, собственно, и надломилась.

— Я кое-как обезболила рану, но этого недостаточно. Разрешите её излечить, — попросила Ру. — С вашим усилением мы запросто исцелим перелом!

— Да, ты права…

— Кристалл не сработал, — оповестила Александра, выйдя из той комнаты. — С виду он работал, а на деле никак не связался с Ксенией.

— Их же проверяли! — выругался Андрей Павлович. — Куда глазел наблюдатель?

— Датчики не увидели неисправность, — послышался голос со стороны.

В зал вошла девушка лет тридцати — или ближе к этому возрасту. Строгий офисный стиль с юбкой, чулками, пиджачком и всё в этом духе — даже очки носила, всем видом показывая собственную серьёзность, которую обычно видят на уровне бизнес-леди столицы. Если бы не зелёные цвета одежды, ни за что бы Миша не посчитал её работником академии. Тем не менее, высокая из-за каблуков коротко стриженая женщина подошла к остальным коллегам и, покручивая меж пальцев ручку, сразу пояснила:

— С моих приборов никаких сообщений о ошибке не поступало. Всё было в штатном режиме.

— Охренительно получается: неисправность обманула систему, следящую за обнаружением этих неисправностей, — продолжал злиться Романский.

— Големы также продолжили бой, хотя они запрограммированы на отказ от действий в случае отсутствия защиты у мага, — добавила незнакомая женщина. — Кто-то серьёзно ошибся.

Параллельно с обсуждением проблемы Ру и Устюгов справились с травмой Ксюши. Куратор проговорил какое-то сложное заклинание, тем самым окутав рану чем-то дымчатым бирюзового цвета, а Ру, направив посох на повреждение, своими уже силами начала исцелять перелом магией, крайне эффективно, но не быстро восстанавливая кость.

— Удивительные заклинания, — не на шутку восхитился Миша.

— Говорила же, для нас заклинания — сложнейшая наука. Вам ещё не объясняли это, видимо, берегут ум с отрицательным ай-кью от безумного открытия нового мира.

— Нам рассказывали про воплощение мыслей мага через кристаллическую магию, — привыкший к издёвками Ниафель Миша спрашивал её с явным любопытством, словно ребёнок.

— Простая форма заклинания, под стать вашим умственным способностям. Рики Браун слишком осторожничает с вами.

— Неужели Митрофанов мог ошибиться? — не поверил Алексей Николаевич, намазывая целительной мазью синяки Ксюши.

— Другого объяснения я не вижу, — пожала плечами женщина.

— Ты как, Ксюша? — переживала Ру, подавленным голосом интересуясь у пострадавшей. — Всё ещё болит?

— Спасибо, мне теперь намного лучше…

Миша увидел брошенный этой «деловой» женщиной странный угрюмый взгляд на Ру, будто она была чем-то недовольна. Самое забавное — это реакция самой эльфийки, ведь она намеренно стояла спиной к наблюдателю и пыталась не обращать внимание на неё, больше отдаваясь Ксюше.

— Это немыслимая халатность, — заключил Андрей Павлович, скрещивая руки на груди. — Я Митрофана на кол насажу, ублюдок.

— Не кипятись, может, не он виноват, — пытался успокоить Устюгов. — Надо разобраться в ситуации.

— Ты и выясни. Нам надо продолжить задания…

— Продолжить? Вы ведь видели, что произошло?! — возмутился Николай.

— Вместо четырёх комнат будет три. Я всё сказал. У вас нет времени, не забываем.

— А если…

— Никаких «если», — прервал Романский. — Договор, друзья, до-го-вор. Травмы — это норма, прекращать спецзадание из-за этого недопустимо.

Миша волновался за Ксюшу, однако всё действительно обошлось. Она была цела, уже бодра, пережив мучительную травму без проблем. Тем не менее, многие смотрели на такую ситуацию сочувственно. Или недоверием, как, например Пётр, взволнованно вытирающий пот с лица, или Алиса, в принципе догадавшиеся о ясной странности дела. Симоновы пересеклись взглядами и мысленно согласились, что подобная ситуация не была нормальной или случайной. Либо халатность, либо что ещё похуже.

* * *

Данное задание прошли не все, что неудивительно, хотя истинное условие его выполнения заключалось не в уничтожении големов. Даже если фактически дуэт проиграл перед противниками — это не значило, что они провалили задание. Романский, отлично справляясь с ролью черта-лгуна, пояснил всю суть только после выполнения задания последней волны, отчего стало ясно, что ключевым показателем выполнения была именно командная работа. Маг поддержки, наблюдающий за ситуацией, но не имевший возможности привычным методом оповестить напарника, должен был найти такой новый способ, который сориентирует боевого мага и поможет ему сопротивляться противнику. Пускай одна сторона дуэта и имела больше влияния на успех задания, сама работа над взаимодействием ориентировалась вана на нестандартное понимание друг друга в критической ситуации. Маг поддержки — оповестить, боевой маг — понять. Какие только способы ни были применены!

Напарница Роберта — та самая низкорослая фея — использовала банальную телепатию, правда, она не умела структурированно направлять свои мысли объекту, оттого прибегнула к звукам по типу мычания, возникающие иллюзорно на всех сторонах света в зависимости от расположения врага. Зверодевушка-коллега с собачьими ушками, почти как у таксы, Петра вообще создавала слабые, но ощутимые потоки ветра в пространстве, а кошечка Алисы просто залезла на спину напарницы и небольно тянула за локоны волос, как эдакий кукловод, с весельем манипулируя сильным магом как вздумается. Именно поэтому Алиса чуть не убила её после задания, но признала саму попытку как удачную. Миша не слышал, как справился с заданием Сергей, но он был удивлён, что Анастасия провалила первое задание, как и Николай вместе с другими тремя однокурсниками. Расстраиваться и опускать руки было рано — так заверял Романский, чуть ли не угорая над ними.

Список других заданий звучал всё страшнее, абсурднее и интереснее, воодушевляя Мишу активно взаимодействовать с новоиспечённой напарницей. Как ни странно, но Ниафель даже с учётом вечных издевательств старалась настраивать себя на командную работу, порой превосходя более успешных своих однокурсниц, но при этом частенько возникали сильные разногласия и «столкновения» с Мишей. Если бег с препятствиями был довольно лёгок, то задание «Лидерство» вставило палки в колёса и едва не поссорило между собой сам дуэт. Суть, вроде бы, казалась простой: Ниафель и Мишу дополнительно привязали верёвкой — на этот раз реальной — так, чтобы они стояли спиной друг к другу. Мишу, естественно, лишили зрения и поставили в направлении назад, в то время как Ниафель была некой рулевой. Им необходимо было пройти небольшой путь по лабиринту с препятствиями, только Ниафель не имела права самостоятельно двигаться и что-либо советовать и предлагать Мише, который должен был руководить всей парой путём приказов на основании информации, которая выдаст сама девушка. Основная проблема была в недоверии самой эльфийки. «Лабиринт с препятствиями» — это не только куча коридоров, забитых столами, заборами и так далее. Там были те же големы, например. Или механические пауки размером с трансформатор. В общем — наличие кого-то «живого» вынуждало Мишу предпринимать самые разные действия, которые бились о мнение Ниафель.

Споров — вагон и маленькая тележка, а несоответствие действий и приказов было более нормальным, чем какое-либо взаимодействие. Половины пути не было пройдено, как их чуть не лишили возможности сдать задание одной хорошей атакой големов, а всего виной — недоверие. Миша до этого и так предполагал, что своим поведением эльфийка старалась защитить себя от незнакомца, отгородить маня-мирок со своими законами, однако задание «Лидерство» раскрыло данную проблему более чем точно. Ниафель боялась принимать рискованное мнение напарника, не хотела подвергать себя опасности из-за решения Миши, оттого спорила и пыталась передать ему своё безальтернативное мнение. Видите ли, ей не нравился ход мыслей боевого мага, ибо она, будучи шикарной девицей, имела больше тактической подкованности, чем вынужденный лидер за спиной. Как результат, они застряли на середине и были благополучно прибиты противником.

Всё перетекло в ссору, в столкновение точек зрения, сильно сказываясь на дальнейших заданиях. Состав единого рассказа — спор о том, будет ли главный персонаж мужчиной или женщиной. Взаимная поддержка в преодолении препятствий — упрёки Ниафель и злобные комментарии Миши насчёт того, как правильно надо подсаживать, ходить по тоненькому мостику и так далее. Примечательно, что кроме «Лидерства» все задания были выполнены, что было странно. К сожалению, Романский и прочие не удосужились объяснить, почему их командное взаимодействие считалось соответствующим условиям заданий.

«Она просто невыносима!» — ругался Миша, дуясь на Ниафель сердцем, душой и внутренним врединой.

Так или иначе, в двенадцать часов наступил обед. Дуэты дружно потопали кушать, бурно обсуждая или ругаясь между собой о событиях прошедшего утра. Ниафель и Миша заняли дальний большой столик, но ели они молча из-за обиженности друг на друга, правда, в итоге к ним подсели Ксюша и Ру, а затем подключилась и Алиса в компании своей напарницы. Так и сидели вшестером, где душой всего маленького общества была, конечно же, Ксюша.

— Алиса такую историю рассказала, — говорила она, параллельно выпивая остатки чая. — Обхохочешься!

— Дурочка справа от меня все мозги проела своими идеями… — с досадой оправдывалась Алиса, подперев подбородок рукой. — Я ещё снизила градус стыда.

— Ой, да хорошая история! — смеясь, отвечала зверодевушка. — Ты улыбалась! Значит, я сделала всё правильно.

Напарница Алисы была несколько забавной. Взгляд её действительно был простым, но очень весёлым и… счастливым? В любом случае, девушка, имея кошачьи чёрные ушки с белым мехом на внутренней стороне, а также длинный тоненький хвост, всем видом привлекала к себе внимание со стороны. Она была безумно красивой, даже по меркам Миши. Спортивное — именно эстетически худое — тельце, очень ловкие точные движения, будь то ходьба, прыжки или преодоление препятствий, превращая её в воздушную, кудрявые короткие чёрные волосы, зелёные глаза с кошачьими зрачками — в общем, рай для фетишистов и тех, кто ценил общую гармонию красоты, беря во внимание те же ушки и хвост. Правда, характером она уходила не в эстетику, а в сплошное веселье. Например, она только что взяла и бесцеремонно забрала прилипший к щеке Алисы листок салата — нет, не рукой, а губами, из-за чего чуть не получила в лицо за такое.

— Во-о-оу, — искренне удивилась Ксюша с хитрой улыбкой. — Какие страсти.

— Я её придушу… — прошипела Симонова, сжимая в хватке вилку. — Убью…

— Между прочим, я, — проговорила кошечка, — опекаю тебя! Ты слишком серьёзная, задумчивая, грубая — фу-фу-фу! Надо заставить тебя улыбаться, понимаешь?

— А как тебя зовут? — поинтересовался Миша, задумчиво пережёвывая рис.

— Меня? О, ты ведь брат Алисы, да? Меня зовут Кику, можешь даже называть Куки, так даже милее, — представившись, та вдруг заметила что-то на лице Миши.

Он как в воду глядел, только убрав пальцем рис с нижней губы — страшно было представить, что могла бы сделать Куки.

— Всё такая же бестолочь, — вздохнула Ниафель, смиренно попивающая чай, неспешно, почти по-аристократичному. — Скольких человек ты ещё доведёшь?

— Я-то? — рассмеялась Куки. — Я хочу, чтобы меня любили и ласкали!

— До своей смерти… — добавила эльфийка.

— Кто знает, — в эти слова Кику вложила какой-то коварный смысл.

Вдруг к их большой компании подключился Пётр со своей зверодевушкой: они уселись рядом с Мишей. Тот, держа платок ближе ко рту, волнующе смотрел на Ксюшу, но спросить прямо очевидно стеснялся.

— Всё нормально, — догадалась Ксюша, с широкой улыбкой на лице посмотрев на однокурсника. — Спасибо за неравнодушие, но правда — проблем нет.

— Тебе знатно досталось, — прошептал Брагин. — Сильно больно было?

— По правде говоря, слишком больно.

Когда Ксюша рассказывала о переживаниях в тот момент, Миша осмотрел напарницу Петра и немного забеспокоился. Собачьи упавшие ушки таксы коричневого цвета, недлинный хвост — это, конечно, мило, как и длинные по плечи каштановые прямые волосы, низкое худое тело и умиротворённо-спокойное лицо обычной девушки с большим лбом, однако сам взгляд… Миша был счастлив, что он проницателен, раз заметил, настолько пустой взгляд её глаз. Казалось, зелёные тона радужки помутились, сам же взгляд был стеклянный, безжизненный, чётко направленный на Ру, которая под давлением окончательно замолкла и виновато опустила голову, чувствуя всю холодную жуть, исходящую от зверодевушки. Более того, взгляд не сводился с неё долгие пять минут, пока Ксюша рассказывала, всё это время сверля эльфийку по каким-то причинам. Ненароком можно было вспомнить о псах Ордена, но там были какие-никакие проблески живого человека, а тут… или кукла, или окончательно мёртвая.

— Вот как, — обрадовался Пётр. — Ну хорошо, я рад.

— Нине в курсе, что случилось на самом деле? — спросила Алиса.

— Нет, не говорят, — покачал головой Петя. — Помнишь ту наблюдательницу? Она заставила преподавателей не разглашать информацию.

— Как же её зовут… — пыталась вспомнить Ксюша.

— Ирина Михайловна Логинова, — вдруг ответила Ниафель. — Вы, боевые маги, даже своих преподавателей не узнаёте?

— Мы её не встречали ещё… Она наш преподаватель? По какой дисциплине?

— Я откуда знаю? Она боевой маг, мастер первого класса, профессор, а ей всего двадцать девять лет. Я раньше думала, она уже перешла на третий класс элитного мага, но это дело времени.

— Она настолько сильная? — удивилась Ксюша. — Сильнее Браун, получается…

— В теории, — добавила Алиса как бы невзначай.

Миша помнил слова практиканта о том, что Браун могла умышленно скрывать весь свой потенциал, чтобы не привлекать излишнее внимание, да и по её магии иметь третий класс мастера — слишком низко и нереалистично.

— И что она за маг? — спросила Алиса.

— Сильный маг.

— Способность какая?

— Сильная.

— Издеваешься?

— Что ты! Я? Да.

— Алиса, тихо, — на опережение остановил её Миша. — Мне с ней спецзадание проходить.

— Трудно мне с балластом, конечно, — вздохнула Ниафель.

— Если бы ты мне доверяла, всё было бы куда проще.

— Ты инвалид-фетишист, забыл?

— Да с какого перепугу?!

— Как с какого? Вспоминая, как ты покраснел тогда…

— А кто лезет ко мне так близко? Это безрассудная грубость!

— Лезет? — заметила Алиса, нахмурившись. — Надо же, сучка-эльфийка играется с моим братом?

— Ревнуешь?

— Терпеть не могу тех, кто играет на чувствах других.

— Кто ж играл? Я? Ах, точно, играла… Но только ради интереса!

— Ребята, давайте сменим тему, — сквозь нервный смех попросила Ксюша, чувствуя весь накал.

— Да, лучше бы сменить, — согласился Миша.

Но их не слушали.

— Многое о себе возомнила, хочешь, опущу с небес на землю? Точнее, в сточную канаву, где тебе и место.

— А ручки дотянутся? Или тебе прыгнуть надо? Могу принести тебе стремянку, если надо.

— О! — вдруг ахнула Кику, аж приоткрыв рот. — Идея! Чтобы вы помирились — проведите время за настольной игрой! После спецзадания организую!

— Нахера?

— Ну не задавай такие глупые вопросы, — кошечка схватила Алису за щеки и немного оттянула их. — Ми-рить-ся!

— Хватит меня лапать, — огрызнулась та, ударив по рукам. — Бесишь.

— Я думала, тебе нравится тактильность. Душ-то принимали вместе.

— Во-о-о-оу, — опять удивилась Ксюша.

— Вместе? Ты ворвалась ко мне!

— У нас ещё целый день заданий, — решил сказать Пётр. — Надеюсь, они не переубивают друг друга…

— Навряд ли, — сказала Ксюша. — Противоположности притягиваются, а враги и соперники сближаются сильнее всех! Им просто нужно время.

«Противоположности притягиваются…» — задумался Миша, засмотревшись на Ниафель.

Может, он и найдёт общий язык с ней. Нужно время. И терпение. И побольше нервов.

* * *

Насыщенный день был полон странных заданий. Конечно, любые методы полезны, когда все достигают общей цели — командного взаимодействия, — но порой казалось, что Миша участвовал в каком-то телевизионном конкурсе, которые были особенно популярны после бума технологий для шоу где-то в начале сороковых. Телевидение пока ещё не вышло из зоны инноваций, однако резкий рост всяких студий говорил о быстрой популярности сей сферы искусства. Не обошлось без глупых конкурсов, где смешные действия рекламировались так, что это будет действительно эффективно на деле. Кажется, Романский, руководивший спецзаданием, или Битрокс, в принципе его составивший, являлись очередными фанатами подобного контента. Как можно объяснить совместное рукоделие, где Миша познал все тонкости оригами, блиц-викторину, за которой он вновь чуть не поссорился с Ниафель, и парные танцы? Да, они решали один вопрос, да, всё командное, но внутренний диссонанс серьёзного взрослого парня бурлил пахучим бульоном, раз за разом смущая Мишу и вызывая те или иные конфузы. Танцевать он точно не умел!

Не было бы более подходящих магической академии заданий, Миша точно бы сошёл с ума и принялся бы искать камеры, звукорежиссёра и ведущего-комика, комментирующего всё это шоу. Если первая половина заданий была, скажем, особенной, то вторая — жестокой. Действительно, ректор не брезговал опасностями, постоянно давал усложнения и вынуждал студентов чуть ли не паниковать перед лицом угрозы. Големы, встреченные ранее — лишь не смешная шутка, которая лишь готовила к предстоящей жести. Магов поддержки били, пытали, пускай и понарошку, так, со сниженным ущербом, играя на нервах боевых магов-спасителей; на студентов нападали толпы монстров призывателя — его, кстати, никто не видел — в лице пауков и волков из мусора, жижи серной кислоты, кипятка или хладагента; студентов заставляли помогать друг другу, спасать от грубых препятствий-механизмов, способных запросто переломать кости; приходилось прибегать к мгновенному ориентированию на местности, общим умом пытаясь миновать ловушки небольшого лабиринта — в общем, «веселья» хоть отбавляй. Естественно, справлялись не все, однако Устюгов пытался успокоить студентов тем, что основные условия выполнения заданий были не в победах на самих заданиях. Он хотел, чтобы все акцентировали внимание именно на командном взаимодействии, дабы банально доверять друг другу, приходить к общему решению и всячески опекать друг друга.

Алиса и Кику показывали средние результаты. Ксюша и Ру — выше ожидаемого, но тут дело скорее крылось в их характерах сотрудничества. Удивил Пётр, который прекрасно взаимодействовал со своей жуткой напарницей. Также Тереза показывала себя выше ожиданий, но Миша не видел толком её выступления. Сергей шёл средненьким, но благодаря напарнице, а дуэт Анастасии превосходил любой другой, причём неясно почему. Миша не мог не смотреть на своих однокурсников и по-настоящему восхищаться их результатами. То, как они старались, как открывали новое и формировали в себе черты настоящего специалиста, — это выше любой похвалы. Он обожал быть наблюдателем, неким свидетелем чего-то великого. Когда оно зарождалось, когда выстрелило, когда повлияло на общество, Миша чуть ли не трепетал, замечая подобное.

Отпахав целый день, Ниафель и Миша тут же после ужина вернулись в свою комнату. Они с радостью синхронно упали на кровати, так и не раздевшись, и просто решили отдохнуть. У Миши гудели мышцы, болела левая нога от перенапряжения и сильно стреляло в виски, словно он пережил апокалипсис. А ведь это только первый день!

— Фетишист, — обратилась Ниафель к напарнику, — давай никуда не пойдем, а?

— Да не… ай, к чёрту, — устало провопил Миша в нежелании спорить. — Я не планировал вставать с кровати.

— Отлично.

Солидарность, стоящая внимания, ибо они и вправду больше не вставали с кровати. Кое-как разделись, еле-еле справившись с ширмой, а после, кинув одежду на тумбочки, сразу улеглись спать, хотя за окном было всего девять часов вечера. В коридоре бродили, что-то громко обсуждали, но им было безразлично, главное — отдых. Впереди маячил новый тяжёлый день, наполненный заданиями, оттого мотивация вообще как-то отдыхать помимо сна не подступала.

Однако сколько бы ни длился прекрасный сон, Миша всё же проснулся не по своей воле — всему виной стали странные звуки в коридоре. Он глянул на настенные часы — два часа ночи. Голоса студентов, причём обеспокоенные, бесперебойно доносились из коридора в такт громкому топоту, вызывая праведный гнев жаворонка — ну кто будет так себя вести ночью?! Однако стоило Симонову проснуться окончательно, как он задумался, не случилось ли что-то там чрезвычайного. Переживания нахлынули с лихвой, оттого Миша быстренько оделся, поднялся с постели и потопал к выходу из комнаты… пока едва не полетел обратно из-за верёвки-заклинания.

Ниафель лежала себе в кровати и сладко спала, порой тихо похрапывая. Она так укуталась одеялом, так обняла подушку, что тревожить её кокон идиллии совершенно не хотелось. Более того, Миша всерьёз посчитал её привлекательной, если опустить стервозность, ещё комфортной и… милой? Правда, такие чувства возникли только тогда, когда она спала — потому принимать близко к сердцу не хотелось. В любом случае, переполох в коридоре слишком заманивал к себе, так что Миша был вынужден разбудить Ниафель дёрганием за плечо. Как ни странно, открыла она глаза сразу, но, почувствовав тёплую руку на своём голом плече — она была в сарафане, — так сразу выпучилась и отползла от напарника ближе к стене.

— Отвали! — сказала Ниафель, прикрываясь одеялом.

Миша сразу вспомнил момент, когда она стояла вплотную к нему и держала за руку. Новый диссонанс, приблизивший его к титулу короля диссонансов.

— Прости, что бужу, но у нас, кажется, ЧП, — объяснил Миша, указывая пальцем на коридор.

Ей потребовалась время, чтобы поверить ему. Эльфийка сторонилась Мишу и прижималась к стене, пока окончательно не убедилась в верности его слов. Тут-то Миша закрепил её странность в голове. Она явно боялась Мишу, явнее некуда. Вся эта агрессия, давление на личное пространство и так далее — попытки показать себя шипастой и опасной, чтобы впоследствии он и не подумал полезть к ней. Едва он коснулся плеча Ниафель в то время, когда та считала, что защитила себя репутацией стервы и построила стену, защищавшую её в подобные уязвимые моменты, так она сразу испугалась и вошла в позицию жертвы. Надави Миша посильнее и жёстче — точно бы разбил её вдребезги. Тем не менее, Симонов не хотел затрагивать её гнойник, потому молчаливо выдвинул ширму и подождал, пока Ниафель не соизволит одеться в форму. Так они наконец вышли в коридор.

Было слишком много дыма. Студенты пооткрывали окна где только можно — из-за чего в коридоре ходил холодный сквозняк — и бродили из комнаты в комнату, переговариваясь между собой. Видно, что основное действо закончилось, но последствия, которые заметил Миша, разогревали любопытство донельзя. Даже Ниафель заинтересованно осмотрелась по сторонам.

— О, проснулись? — объявился Роберт. — Чёрт, даже вы не миновали ночной переполох.

— Что случилось? — спросил Миша, обеспокоенно наблюдая за настороженными девушками в конце коридора, обсуждающими что-то между собой.

— Пожар, вот что. Очень странный, кстати.

— Я бы сказала, охренеть какой странный, — добавила фея-напарница Роберта. — Сигналка не сработала…

— Сигналка не сработала потому, что дым каким-то образом долго не выходил за пределы комнаты.

— А подробнее? — Миша томился от любопытства.

— Так, слушай. В комнате Руети и Ксюши у потолка возник пожар — тюль подпалилась или обои — я не знаю, но дыма было очень много. Комнатная система пожаротушения не сработала, а до коридора дым попросту не добирался — он вообще не проходил через щели двери. Ксюша спала как убитая, а Руети вовремя сориентировалась и заклинаниями закрыла себе и подруге рты и носы сферами чистого кислорода, благодаря чему они продержались до момента, как выбрались наружу. К счастью, Романский был их соседом, он как раз выходил в туалет, так что первая помощь была оказана сразу. Сигналка сработала на их этаже — тоже странно, — а там при помощи Настюши был локализован сам пожар. Это если вкратце.

— Пару вопросов, — попросил Миша. — Какая причина пожара?

— Сразу увидел странность, да? Никто не знает. Короткого замыкания не было, девушки точно не баловались, так сказать, спичками, Устюгов не нашёл никакого следа магии. Пожар взял и появился, в общем.

— Разве такое возможно?

— Наши преподы вот ломают головы. Думаю, склонятся к балованию спичками, ибо другие причины крайне маловероятны. Однако у меня есть теория.

— Теория?

— Ага-ага, — горделиво улыбнулся Роберт. — Вполне возможен вариант детонации кристалла.

— Он не оставляет следа магии… — сказала Ниафель. — Здраво.

— Но кристалл же хранит магию? — не понимал Миша.

— Мы ещё не прошли эту тему, но будь счастлив, что у тебя есть я, — Роберт кидался знаниями направо и налево, радуясь самому себе. — Короче, под следом магии мы понимаем остатки маны. Маги что делают? Трансформируют ману в магию, то есть идёт превращение одного объекта в другое. Скажем, из нефти в бензин, только более резко по состояниям. Маг, когда материализует магию, непроизвольно выпускает часть несформированной маны, поэтому каждое наше заклинание или использование родственной или кристаллической магии оставляет небольшой след. Обычно мана находится в пространстве где-то сутки, а заметить подобный след довольно просто — достаточно мага поддержки, умеющего применять конкретные методики. Кстати, в милиции на местах преступлениях часто проверяют наличие следов магии.

— Так… И что?

— А то, что кристаллы, которые консервируют магию, не принимают следы. Грубо говоря, в кристаллах магия чистая.

— То есть ты говоришь о намеренном поджоге? — уточнила Ниафель.

— А как иначе? Если, конечно, девушки и правда с огнём не играли. Сами подумайте: пожар на пустом месте, удивительная неисправность системы пожаротушения только в их комнате, сигналка на один этаж плюс удивительная сонливость Ксюши — странно же!

— А что с её сонливостью не так?

— Она утверждает, что спит очень чутко. Говорит, с детства просыпалась от малейшего шороха, даже будучи безумно уставшей. Первый случай крепкого сна в её жизни. Активировать кристалл можно с… таймером, так скажем. Достаточно усыпить Ксюшу и устроить пожар — дело плёвое. О, кстати, по поводу щелей дверей! Я заметил небольшой осколочек чего-то стеклянного или прозрачного у порога двери. Взял его тайком, посмотрел… — Роберт протянул осколок нечто прозрачного Мише, он был размером с подушечку мизинца. — Видите?

— Что видим? — Миша чувствовал себя тупым.

— Определить наверняка нельзя, но это не простой мусор в комнате. Думаю, это остаток другого кристалла, который заблокировал дверь.

— Заклинания также можно консервировать?

— Да, вспомни кристаллы защиты на заданиях. Заклинания в кристаллах обычно используются как автономные долгосрочные силы, способные использоваться куда большее время, чем без кристалла. Но суть в данном случае такая же. Таймер, кристалл-бам, заклинание на двери. Ни следа, ни самого кристалла, так как он ломается практически до молекул в зависимости от размера кристалла и величины силы, заключенной в него. Достаточно простенький щит, чтобы закрыть весь проход вплоть до мелких щелей. Не знаю точно, но вентиляция в комнате также, скорее всего, была закрыта заклинанием. Ну как, я шикарен? Влюбился?

— Откуда ты столько знаешь? — не обратил внимания на последние слова Миша.

— Я немного лучше остальных знаю магию. Семья такая.

— Если это поджог, то кто его устроил? — задала нужный вопрос Ниафель.

— Не знаю. Здесь тухляк, я не детектив. Держите в курсе и присматривайте за Ксюшей. Я также буду помогать. Не нравятся мне эти тёмные дела, которые я не знаю… — задумчиво хмыкнул Роберт и просто пошёл дальше по коридору.

— А где Ксюша? — спросил Миша вслед.

— Лучше не лезь к ней до завтра, — ответил Роберт криком.

Роберт бессовестно оставил Мишу наедине со своими мыслями. Точнее, не наедине, но всё же — любопытство окончательно измучило. Ниафель даже не побоялась обсудить странную ситуацию вместе с нелюбимым напарником, так что почти половина ночки ушла на разговор. Однако тема покушения Ксюши плавно сменилась на более обычные, бытовые, и за разговором он наконец смог узнать эльфийку получше. Она вскользь упомянула, что родом с Пепельных пустошей — что и так понятно, — но также наконец рассказала, как сюда добралась. Оказывается, она знала Ру ещё до переселения, ибо жили они в одной деревне, но по каким-то причинам разъехались, причем в разное время. Первая уехала Ниафель, мигрировала в конфедерацию, а затем каким-то образом заинтересовала некоего мага поддержки из Чёрных клинков. Опекунство, обучение, нормальная жизнь — без изыска, но слишком радужно. Далеко не каждому так свезёт — та же Льюша не нашла прекрасного будущего, хотя она родом из более престижных земель — так что окончательно верить Ниафель было трудно. Что-то было не так — и это было видно.

Миша заметил, как некоторые тонкости событий она умела скрыла, словно незначительные. Слишком осторожный подход к рассказу, оттого искусственный и не вызывающий доверия. Правда, сквозь вечные грубые высказывания Миша едва не потерял эту нить.

Так или иначе, в ответ она с радостью послушала биографию Миши, но не с меньшими скрытыми тонкостями. Эльфийка относилась к наличию красных в истории предвзято, с некой тайной злостью, порой даже упрекала Мишу в том, что он фетишист с крайне мерзкими друзьями. В принципе, он это знал, потому понимал её. Пепельные пустоши — нейтральные территории, которые стали практически безжизненными из-за недавнего извержения вулкана. Пепел покрыл огромную территорию — от возвышенностей у границ конфедерации до плато Средиземных штатов, от южных гор до северных — всё было покрыто пеплом. Говорят, шли огненные дожди и постоянно сотрясалась земля вплоть до разломов — один Миша видел на карте как раз рядом с Острым вулканом.

Примечательно, что там жили многие-многие расы, начиная эльфами и заканчивая гоблинами. Список был огромен, настолько, что заключить более двух рас в одно государство не представлялось возможным. После бедствия половина вымерла, однако взять под контроль земли было ещё сложнее. Природа на грани катастрофы, племена и общества воевали между собой за ресурсы, а вулкан бурлил более месяца, пока окончательно не заглох. За пятьдесят лет он более не просыпался. Тем не менее, встали другие проблемы, так как границы государств теперь окружили Пепельные пустоши. С одной стороны — территории контролировать было очень сложно, но с другой — ресурсы так привлекали, что окружающие государства начали претендовать на заветные земли. Пепельный кризис, где четыре крупные страны находились на грани войны. Это не мелочная борьба за выживание каких-то племён — это практически мировая война, так как два из четырёх государств были великими державами, имевшими огромное влияние на мир.

Конфедерация Синего кубка, Средиземные штаты, Королевство защитного Древа и Ганза гномов — каждые из них планировали забрать себе территории. Но время шло, конфликт то кипел, то затухал, принося убытки — так вскоре государства-участники заключили пакт, который присваивал Пепельным пустошам статус нейтральной территории по примеру также неконтролируемых Пустошей Сияющих равнин, которые располагались на юге конфедерации. Конечно, с учётом мнения местного населения, но Миша читал сводки красных — их мнение было как пыль для уборщицы.

Однако каждая страна могла «покупать» месторождения на Пепельных пустошах и следить за порядком на землях не дальше фиксированных точек, по сути рассредоточив влияние на четыре больших участках. Формально — это земля местных рас, но реально везде хозяйствовали страны, пускай с ограничениями и вниманием других стран мира. За Пепельные пустоши со стороны КСК отвечал Орден Красного креста. Миша боялся даже представить, что они делали там, на нейтральной территории, раз у них имелось отдельное подразделение карателей, имевшие репутацию крайне жестоких тварей. Неудивительно, что Ниафель относилась к красным как к врагам. Миша понимал её негодование, учитывал подобное при замечании сокрытия некоторых фактов из её жизни — в принципе, он старался поменьше побуждать вспоминать то время, когда она жила в Пепельных пустошах. Пустоши Сияющих равнин — девственно чистые леса, равнины, реки и озёра, за которыми следили миротворцы, но Пепельные пустоши — это малоприятные земли, где вели свои тёмные дела государства и совершенно не учитывали мнение местного населения.

После такого общения они, кажется, начали относиться друг к другу с куда большим доверием. По крайней мере, и Ниафель, и Миша считали покушение на Ксюшу необычным, а это значило, что их носы полезут туда, куда не стоило бы заглядывать стороннему человеку. В принципе, по этому поводу Миша старался найти момент поговорить с Ксюшей, когда шли новые задания, однако каждый раз всё оборачивалось не в его пользу. Мало того, что день был насыщенным, так ещё сама Ксюша постоянно была в окружении сочувствующих, то и дело опекающих её и всячески задабривающих. Примечательно, но остальные студенты считали пожар обычной случайностью, как бывало с коротким замыканием или ещё чем-то похожим. Ни слова о покушении, о странности обстоятельств — ничего. Более того, Миша на обеде услышал, что Ксюша сама считала данное происшествие не более чем непредвиденной чрезвычайной ситуацией, где нет никакого намёка на умышленный поджог и попытку убийства. Неужели только Миша и Роберт заподозрили неладное?

Андрей Павлович не говорил об этом, так что выяснять мнение кураторов было бесполезно. День всё тёк, плавно приближался к вечеру, а задания не заканчивались. Самые разнообразные, конечно, но их количество начало изматывать донельзя. Миша чувствовал себя работником, который вкалывал сверхурочно без выходных и отпуска целый год. За это время волей-неволей можно было привязаться к Ниафель, которую он стал понимать лучше, чем Алису. Впрочем, Алиса сама по себе непредсказуемая в бою, ибо она первоклассный мастер. Тем не менее, глупые, необычные и абсурдные задания для команды начали щёлкаться как семечки, причём с наименьшими спорами между собой. Порой удивлялись даже другие дуэты, наблюдая, как Миша таскал на своей спине Ниафель, будучи в гневной ссоре с ней. По сути, и Миша, и Ниафель уже даже не обижались на такие столкновения интересов. А смысл, если они всё равно вынуждены быть вместе?

Таким образом закончилось ещё одно задание на доверие товарищу, которое проверялось путём выполнения всяких опасных упражнений по типу преодоления препятствий, где требовалось прыгать вместе через эдакую пропасть, взбираться по вертикальной стене с прыжками, ловя своего товарища и помогая продвигаться, принимать урон в лоб боевому магу, защищённому заклинаниями мага поддержки, прикрывать уже самого мага поддержки и помогать миновать противников и ловушки — полная компиляция извращённой фантазии организаторов. Однако дуэт Миши справился, хоть и в конце они чуть не оплошали из-за несвоевременной ссоры.

— А я говорил, надо было в яму прыгать, — бухтел Миша, попивая горячий чай из термоса.

— В яму прыгнешь, когда узы спадут. Два на полтора метра, да?

Стоял мороз, а студенты битый час выполняли задания на улице. Кураторы даже не позволили уже отпахавшим студентам уйти, заставив сидеть на холодных скамейках, оттого Миша пытался согреться предоставленным Браун чаем. Кстати, о Браун: она подошла к началу «рабочего» дня студентов по просьбе Романского, видимо, решившего усилить безопасность спецзадания профессором. Собственно, Рики совершенно не противилась — Миша понял это сразу, как увидел её, весёлую и воодушевлённую, когда та полезла к студентам за милым разговором.

— Натуральное солнце… — сказал вслух Миша, пожав плечами и отпив вкусного чая.

— Солнце? — не поняла Ниафель. — Мисс Браун?

— Не важно…

— Я, конечно, знала, что ты фетишист, но тебя на старших тянет? Не на сорокалетних преподавательниц — уже хорошо.

— Да не тянет меня, — огрызнулся Миша. — Просто сравнение…

— Я раньше не придала значение, но Браун сама дала тебе этот чай. Лично в руки, в то время как остальным поставила просто ящик с термосами. Это многого стоит.

Миша тактически промолчал, так как любое слово из его уст тут же обернулось бы против него этой язвительной эльфийкой. Дома об этом говорила Алиса, теперь на учёбе начала болтать Ниафель — вверх наглости! Правда, он всё равно смотрел на Рики с чётким пониманием, что она вызывала у него комфорт даже на расстоянии более пятнадцати метров. Видимо, характер профессора был слишком очарователен и дружелюбен. Впервые он видел подобного человека. Миша готов был смотреть на Браун и дальше, но вдруг к нему подсела Алиса в компании Кику.

— Как жизнь? — спросила та, потянувшись.

— Нормально. До конца немного осталось, — понадеялся на спокойный вечер Миша с обнадёживающим вздохом.

Он протянул ей чай.

— О, точно, — приняв напиток, Алиса сунула записку в карман куртки Миши. — Прочитай, когда свободен будешь. А ещё я требую объяснений.

— Каких?

— О Ксюше. Я-то уже уведомлена хорошо знакомым человеком, потому…

— Это она о Попадюк! — добавила Кику весёлым тоном.

— Что? С чего ты взяла?

— Я же кошечка, я многое вижу, слышу и чувствую, что вам не дано, людишки. Например… — зверодевушка решила смело обнять Алису и вжаться щекой в её плечо. — Ты пахнешь цветами!

— Я тебе сейчас врежу…

— Да перестань! Я же знаю, что ты тактильная.

— Но не с тобой, — оттолкнула её от себя Алиса, замахнувшись кулаком. — Не приближайся!

Когда они успокоились, Мише пришлось рассказать Алисе всю историю, включая теорию Роберта и собственные подозрения. Как ни странно, Алиса не была удивлена от услышанного. Она так и сидела спокойно на скамье и изредка кивала, параллельно следя за самой Ксюшей. Сахарова как раз выполнила задание, а затем с привычной активностью заболталась с Петром, который довольно частенько с ней находился в компании. По лицу, конечно, было видно, что он переживал за неё, но его излишняя доброта была слишком навязчивой. Любой другой бы человек давно послал бы Петра далеко и подальше, не выдержав, но Ксюша с охотой принимала беспокойство однокурсника, из-за чего каким-то чарующим образом успокоила его окончательно и, кажется, отправила по своим делам. Как только Пётр и его напарница ушли, Ксюша пристала к девушкам и скрылась в окружении людей.

— За ней надо присматривать, — заключила Алиса.

— Роберт, думаю, тоже следит за ней.

— Насрать. Наша задача — охранять её.

— С чего тебе это стало интересно? — Миша даже посмотрел с опаской.

— Так мы найдём крысу.

— Обидненько, что среди нас плохие люди… — промурчала Куки.

Нет, правда, Миша и вправду услышал мурлыкание.

— Плохие люди везде, — добавила Ниафель с холодной уверенностью. — Но защитить её надо.

— А тебе зачем? — спросил Миша с ещё большей опаской.

— Как же? Я ведь величайшая, без моей помощи вы никто. Да и не нравятся мне тёмные игры, которые я не знаю — так сказал тот прилизанный чмошник?

— Куда это она пошла? — заметила Алиса, насторожившись. — Дура, чёрт возьми!

Ксюша поговорила с Устюговым, а затем с его разрешения потопала в сторону жилого здания под ручку с Ру. Естественно, все всполошились, сорвались с места и последовали сразу за ней, но так, чтобы не привлекать внимания. Однако их тут же остановил Романский, стукнув журналом по лбам четвёрки.

— Куда почапали? Я что сказал? Ни с места.

— Я в туалет хочу, — тут же сказала Алиса. — Обоссусь.

— Я тоже, — также сказал Миша.

— У вас, родственников, пускай и приёмных, общие проблемы с мочевым пузырём? Алиса, вали, пока можешь, но у тебя пять минут, а ты, Миша, сейчас будешь выполнять новое задание.

— Да почему? Я ведь в туалет хочу!

— Потерпишь, а если обмочишься — засчитаю задание как невыполненное. Усёк?

Препятствовать ему было бесполезно — сплошная каменная стена упёртости и бесчувствия к студентам. К счастью, Алиса взглядом дала понять, что сама справится. Ничего, в принципе, не оставалось. Миша обиженно пошёл выполнять задание, в то время как Алиса уже догоняла Ксюшу. Сложности в слежке за ней не было, однако маршрут Ксюши был довольно странным. Вместо обычной дорожки девушки решили пройтись вплотную к стенам здания по небольшой очищенной тропинке. Мало того, что такой путь навряд ли можно было считать коротким, так ещё поверхность покрылась льдом, пускай и тонким. Их можно было смело отругать и даже ударить за беспечность, будь на водостоках у крыши сосульки, но Алиса не смогла найти ни грамотных причин идти таким путём, ни логичных претензий к такому выбору. Более того, Ру шла впереди, причём на максимальном расстоянии от подруги, периодически водя палкой посоха по сугробам вокруг. Она будто бы сторонилась Ксюши, как показалось Алисе, но их разговор был до жути активным, можно сказать, по-экстравертски активным.

— Не видишь ничего странного? — решила спросить у Куки Алиса, аккуратно выглядывая из-за угла.

— Всё нормально. О! Стой… Я что-то чувствую.

Она забегала глазами и начала дёргать ушками. Алиса, конечно, насторожилась, но кроме спин девушек, ничего примечательного не увидела. Обычный путь, пускай и странный, непринуждённое общение девушек, привычный мороз и окружающий их снег. До угла дома оставалась пара метров, но Куки вдруг крикнула товарищам:

— Сверху!

Время, казалось, замедлилось. Скорость реакции Алисы позволила вовремя заметить проблему и сориентироваться. Стандартная прогулка до туалета для Ксюши могла обернуться смертью, так как откуда-то из пустоты возник град огромных сосулек, которые падали прямо на неё. Длинные, острые и в большом количестве, отчего уклониться и отбежать никак бы не удалось. К сожалению, ни Ру, ни сама Ксюша не увидели опасность, вынуждая Алису действовать без раздумий и крайне быстро. Она выбежала на тропинку, заискрила руку мощными зарядами, а затем вытянула руку с направленными двумя пальцами к цели. Момент — и быстрая прямая молния — даже никаких ломаных линий не было — влетела в сосульки над головой Ксюши, тут же сбив с пути и напрочь разорвав их на маленькие кусочки. Мощности хватило, чтобы ни одна сосулька не достигла цели, однако до головы Ксюши оставался считанный метр.

Останавливаться было нельзя. Было и так понятно, что сосульки не могли взяться из воздуха, поэтому Алиса пробежала несколько метров ближе к девушкам, по сигналу позволила Куки залезть на спину, а после, немного присев, при помощи молний отпрыгнула от земли вплоть до крыши, аж растопив небольшой участок под ногами. Времени было так мало, что улизнуть предполагаемой крысе было практически невозможно, правда, никого заметить всё равно не удалось: тут словно никого и не было.

— Да вы издеваетесь… — прорычала Симонова.

— Смотри! Следы! — оповестила Куки, указывая на край крыши.

Несколько пар следов. Они были размеренными, без лишних движений, но начинались и заканчивались соответственно они на половине пути ко входу на чердак. На заборе девушки увидели осколки чего-то твёрдого и прозрачного, а сами следы имитировали подошвы обуви студентов, проходящих спецзадание. На этом все зацепки закончились. Алиса, конечно, не сыщик, но даже она не могла понять, почему было так мало следов. Крысы, как призраки, материализовались в удобный момент, сделали своё злодейское дело, а затем попросту исчезли. Взяли и пропали.

Ничего не осталось, как вернуться к девушкам-жертвам и по-родительски настоять на немедленном возвращении к остальным. Нет, не для выполнения заданий, а ради отчёта Мише, так как он всегда был мозгами любого дела, где был замешан. Благодаря нему вскоре была организована встреча в свободное окно на скамье, когда все ушли отдыхать, хотя Ксюша всячески пыталась отвязаться от действа глупыми отмазками, начиная туалетом и заканчивая острой потребностью позвонить родителям. Она была готова выставить себя ребёнком, лишь бы не начинать вполне ожидаемый разговор. До сего момента, видимо, никто не говорил об этом с нужной стороны.

Ксюша и Ру сидели на скамье, пили оставшийся чай Браун и молча ожидали слов Миши, но он всё не решался из-за внутреннего беспокойства за неё. Лицемерие Терезы бы, возможно, спасло её, но сейчас трудно было не увидеть гнетущие переживания. Она всё понимала, но отказывалась принимать. Неужели не верит? В любом случае, пауза Миши одобрялась Ниафель — ей это было знакомо, похоже — но активно осуждалась Алисой. Как итог, лучшая на свете сестрица-мисс-напролом решила сама начать весь рассказ. Естественно, она начала с конфуза вчерашним утром, затем припомнила пожар и заключила сегодняшними сосульками. Мише пришлось более аккуратно и ласково дополнять слова Алисы, чтобы снизить урон колких слов и как-то перевести полудопрос на тёплый разговор по душам, но как бы он ни старался, остановить многотонное отчаяние Ксюши было невозможно. Она всё понимала и без чей-то помощи, однако слышать замеченные странности со стороны ей было серьёзно неприятно. Настолько, что Ксюша не могла больше поднять наполненную чаем крышку термоса с колен — сразу раскрылась бы её дрожь в руках. Поникший опущенный взгляд, безжизненное выражение лица, каменная сидячая поза — она была разбита.

— Я… — начала говорить Ксюша тихим тоном. — Я понимаю. Правда.

— Тогда что за неаккуратность? — спросила Алиса, раскинув руки в стороны. — Для чего ты не подаёшь виду? Головой поехала?

— Я боялась признать, что кто-то в нашей группе хочет моей смерти. Я не хочу смотреть на однокурсников и наших магов поддержки с подозрением, понимаете? Я хочу размеренно проживать студенческую жизнь, а не видеть в лицах окружающих людей врагов…

— Ксюша, тише, — Ру вовремя заметила, как у неё всё стремительно выходило из равновесия и контроля.

Ксюша внезапно запаниковала, задрожала, как при судорогах и, наспех попытавшись поставить чашку на скамью, но уронив на землю, закрыла лицо руками. Миша даже не подозревал, что за этим следовало. Её как будто сжимало что-то внутри, так сильно и беспощадно, что она перестала нормально дышать, а вскоре и вообще начала задыхаться. Неконтролируемый всплеск страха заставлял её стонать и чуть ли не рыдать, кажется, даря чёткие желания забиться в угол и больше никогда не показываться людям. Горькая правда опасности наконец ударила её в лицо, но Ксюша не справилась с давлением, сдалась под гнётом страха и была близка к тому, чтобы просто сойти с ума. Руети пыталась её успокоить, говорила много поддерживающих слов и пыталась перевести тему разговора в сторону, однако Ксюша вдруг высказалась:

— Что я им сделала? Я никому не желаю зла, я никому ничего плохого не хочу! Почему меня хотят убить? Почему я чувствую себя так же страшно, как тогда, на дирижабле? Академия… Я надеялась, что забуду то чувство…

Вскоре подключилась Куки, чья тактильность пришлась как нельзя кстати. Пока они вдвоём пытались успокоить Ксюшу, Миша решил всерьёз задуматься, а нет ли какой-либо связи этих покушений с той попыткой убийства на дирижабле. С одной стороны, связь очевидна, так как культисты не прикратили бы от попытки навредить мистеру Сахарову. С другой стороны, её отец также был нежелателен красным, ибо он зачистил Клиновскую область без их помощи, бесцеремонно отверг их предложение и показал свою лояльность Чёрным клинкам, так что возможным убийцей также мог быть шпион красных. Конечно, у них методы более точные и быстрые — всё же отца лучше убить, чем кого-то из его окружения, — однако в случае невозможности навредить ему красные также прибегали к покушениям на близких объекту людей. Гнусная тактика, но она работала, если, конечно, правильно и вовремя её использовать.

То есть теоретически на шее Ксюши затягивалась петля и красных, и фанатиков. Осознавая это, Миша почувствовал, как по спине невольно пошли мурашки, особенно когда приходилось смотреть на испуганную Ксюшу, которая могла лишиться жизни уже целых три раза. Руети и Куки справлялась со своей задачей, в то время как Алиса терпеливо ожидала момента продолжить. Миша не хотел никого винить, но её безразличное отношение к проблемам других порой пугал. Это выше любого хладнокровия — она смотрела на панику Ксюши без какого-либо интереса, словно это не играло роли. Так бывает, когда долго варишься в общем котле со всей структурой Ордена Красного креста, учишься у офицеров-псов и перенимаешь их привычки, характерные черты и методики. Впрочем, Миша замечал ещё кое-что: Алиса сама по себе такая. У неё трепетное тёплое отношение сохранялось лишь к нему самому, но к другим она по большей части была безразлична. Если кто-то среди её знакомых умрёт — она не придаст этому значения, по крайней мере, не дольше пяти минут. Да что там, только попроси — Алиса убьёт всех здесь находящихся без капли сожаления, только лишь бы угодить Мише и защитить его жизнь и интересы.

Тем не менее, Ксюша наконец пришла в себя. Ещё не успев вытереть слёзы, она сразу продолжила тот разговор:

— Я понимаю. Меня хотят убить. Свои же одногруппники. Может, кто-то ещё в академии, я ведь кому-то не угодила…

— Твой батя, скорее всего, кому-то не угодил, — предположила Алиса.

— Точно ведь… Меня тогда ведь пытались убить из-за моего отца. Сейчас так же, да?

— Твой отец кому-то помешал? — поинтересовалась Ниафель.

— Он одолел культистов в нашей области. Думаю… они вернулись за мной.

— Что-то не вяжется, — рассуждал Миша. — Они не могли послать культиста в стан первокурсников так быстро. Первый раунд ведь тогда уже прошёл, верно?

— Значит, они готовили спящую ячейку, а тут подвернулся случай, — сказала Алиса. — Тут нечего думать.

— Ладно, забудем. Дело в другом. Ксюша, я хочу тебе помочь, ты не против?

— Помочь? — Ксюшу это почему-то не устроило. — Опять я обременяю тебя… Какое же я ничтожество.

— Опять сопли на кулак наматываем, — цокнула Алиса.

— А я не права? Я настолько слабая, что не могу защитить ни себя, ни других. Я даже не проснулась, когда пожар начался! Я не смогла заметить эти сосульки. Я бы даже не узнала, когда умерла!

— Хватит ныть, иначе я тебе врежу, — Алиса схватила Ксюшу за ухо и больно потянула. — Убийцы на то и рассчитывали, чтобы ты не могла себя защитить. Не тупи, а. Если ты такая слабая, то радуйся предоставленной возможности бороться и поднимайся с колен. Тебя спасли три раза, понимаешь? Даже четыре! Я не знаю такого везучего человека, как ты, а ты вообще не ценишь чужой труд! Взяла себя в руки и пошла разбираться с проблемой. Или сдохни, не мучай остальных.

— Но что мне делать? Не обвинять же всех…

— Есть идея, — проговорил Миша, — но она может не сработать.

— Ты прочитал записку, да? — догадалась сестрица.

— Последнее на день задание будет нашим контрольным. Если убийцы провалились уже три раза, значит, четвёртое покушение эффективнее всего устроить как раз на нём. Все необходимые условия организовать там не трудно, так что нам надо опередить противника и вытянуть его на чистую воду.

— Объяснись, — попросила Ниафель. — Твоя гнилая голова имеет непредсказуемые мысли.

— Последнее наше задание — это королевская битва. Если не вдаваться в подробности, то на общей арене участвуют все дуэты с одной целью — добраться до центра раньше остальных. Там вроде городская среда с кучами завитков, тупиков и проходов, наполненных врагами и ловушками. Дуэты могут объединяться и наоборот, биться друг с другом, но главное — то, что нужно добраться до центра. Даже с учётом наблюдения со стороны на арене много тёмных зон, так что убийцам выгодно напасть на Ксюшу именно во время этого задания. Много подготовки это не требует, к тому же.

— То есть нам необходимо защищать Ксюшу именно тогда? — резюмировала Ниафель. — Логично. Я и не догадывалась, что ты умнее микроба.

— Провались… В общем, да, я думаю, нам надо её защищать на том задании.

— Откуда такая уверенность, что там будет четвёртое покушение? — спросила Ру, переживая так, что она даже вспотела… на морозе. Или так казалось?

— Лучше условий не найти. Спецзадание вот-вот закончится. Тем более, завтра экзамен, там-то не получится. Я не говорю, что присматривать за ней в иное время не нужно, но нам важно обеспечить безопасность в самый опасный момент.

— А дальше что? Станешь её личным сталкером? Мерзость…

— Дальше я разберусь. Это всё, что мы можем. Давайте обсудим план действий и приступим к делу.

* * *

Момент наступил. План был простым, но действенным, правда, само задание внесло некоторые корректировки. Даже Александра не могла знать наверняка, что за конкретные условия будут мешать или помогать добираться до центра, оттого приятный сюрприз в виде браслета-предела сильно «обрадовал» дуэты. Такой безделушкой силу мага можно было с лёгкостью снизить до заданного уровня, причём так эффективно, что организаторы захотели каждого боевого мага приравнять к рангу В, дабы королевская битва была наиболее интересной. Примечательно, но магов поддержки никак не ограничили, лаконично намекнув, кто на самом деле принесёт успех всего задания для дуэта. Уравнивание сил устроило немногих, в частности В-ранговых, потому ещё до начала битвы однокурсники смотрели друг на друга с сопернической любовью и жаждой поставить более сильного мага на место. Идеальнее шанса попросту не найти, отчего все либо стали пугливыми хомячками, либо мстительными волками, так вот быстро превратив задание в натуральную игру каждый сам за себя. Миша насчитал только две маленькие команды из дуэтов, в то время как остальные жаждали исполнить свои задумки. Он и не подозревал, насколько его однокурсники жестокие и коварные.

Тем не менее, браслет-предел для Миши был бесполезным, однако не показывать своего фактического превосходства следовало обязательно. Никто ж не должен был знать, что он не маг! Имея в голове кучу задач, учтённых проблем и потенциальных возможностей, Миша стоял в компании Ниафель в тесном переулке, куда засунул их лично Романский со словами: «Добро пожаловать в городские джунгли, бомжи», а после победоносно ушёл, захлопнув дверь. Ну, как захлопнул — пафосно дёрнул за ручку двери, хотя она управлялась наблюдателями с пункта управления. Собственно говоря, общих черт с городской средой было не так много. Переулки, мусор, «уличное» освещение — да, но отсутствие окон и проходов в какое-либо подобие здания сильно портило впечатление. Александра говорила, что лишь некоторые постройки имеют внутреннюю начинку, являющиеся самыми опасными тёмными зонами всего задания, и только Ксюша окажется внутри какого-нибудь дома, так сразу окажется в опасности. Даже с учётом того, что её оповестили, Миша не мог довериться заявленной ей осторожности, так как любой критический момент мог сам вынудить Ксюшу спрятаться в здании и навлечь на себя внимание убийц.

«Уже голова гудит… — переживал Миша, подготавливая травмированную ногу. — Мне нужно как можно быстрее её найти. Как можно быстрее…»

Махнув мечом, Миша глубоко вдохнул и выдохнул в отчаянных попытках удержать себя в нормальном психическом состоянии. От его действий вновь зависела чья-то жизнь. Он не помнил того чувства в подземелье, но сам факт таких высоких ставок был слишком уникальным, чтобы переживать каждый раз что-то другое при подобном. Наверное — Миша не знал. В любом случае, он аж похолодел — и не из-за плохого отопления гигантского помещения размером с стадион. А что, если он не справится? Что, если убийцы куда более умны и быстро завершат своё дело? А если они решили убить Ксюшу в другой момент? Как вообще можно обеспечить её безопасность, если Миша не мог даже сказать, кто являлся на самом деле убийца? Фанатик? Или красный? Если верить в связь со случаем на дирижабле, то последний рывок красного будет неожиданным. Если принять врага как красного, то, соответственно, фанатик сумеет разгромить Мишу и погубить Ксюшу. Но не принимая никакую сторону, составить точный план действий, который сто процентов защитит девушку, не получалось. А вдруг Миша или кто-то ещё случайно выложил весь план убийце? Вдруг убийца — это Роберт? Или Кику? Или Ниафель? Или Руети? Или Алиса?.. Понимая, что перешёл уже на бред, Миша больно прикусил губу и сильно сжал рукоять меча.

«Я не знаю! Что мне делать?»

— Какая ты тряпка, — вдруг сказала Ниафель, стукнув посохом по голове. — Долго мучить себя будешь, дурачок?

— Я… не уверен, что справлюсь…

— Я заметила, — Ниафель до этого стояла сзади, но теперь та поравнялась с ним. — Ты спрашивал о том, зачем мне вообще спасать Ксюшу.

— Да, помню.

— Если ты не догадался, я не ответила на вопрос. Понимаешь, я видела воочию человека, чью смерть хотели все, но определить, кто конкретно, было неизвестно. Я не назову его слабохарактерным, но постоянный поиск врага среди друзей в итоге развил у него тяжёлую форму паранойи, если она, конечно, есть в медицине. Бред па… то есть человека дошёл до того, что он едва не выгнал жену на улицу. Он не справился с давлением — резюмирую. Самое противное знаешь когда? Когда покушение у врага не удалось. Винишь всех, пытаешься отбросить саму идею покушения, но не можешь, чувствуешь лезвие ножа на своей шее, а что в итоге? Тебе поможет паранойя? Нормальная — может быть. Конечно, можно надеть розовые очки и открыто не видеть проблемы, как это делала Ксюша, но такая тактика ничем не лучше тяжёлой паранойи. Оба способа рано или поздно подпустят к себе убийцу, и он нанесёт последний удар наиболее эффективно. Да, тот идиот тоже умер, не увидев очевидного среди всей грязи его искажённого восприятия людей. Обвиняя всех, ты не найдёшь виновного, так? — Ниафель ненадолго замолкла, пытаясь скрыть какие-либо эмоции от рассказа. В принципе, она справилась, но не смогла скрыть настоящую боль, которая прослеживалась в смысле её слов и в тоне голоса. — Я не смогла ему помочь. Значит, помогу ей. Этим всё сказано.

— Вот оно что, — Миша даже улыбнулся. — Тогда давай спасать Ксюшу.

— Теперь ты не хлюпик. Эх, я думала, что ты ещё поноешь…

— Я могу считать твои слова нытьём? По твоей логике, конечно.

— У величайшей — то есть у меня — любое слово как луч солнца, понял? Считай это… э-э… исповедью праведницы, не подлежащий осуждению. И комментарию фетишиста. Серьёзно, — Ниафель вдруг прикрылась шляпой, — ни слова не говори.

На миг Миша захотел себе такую же шляпу, чтобы скрывать эмоции тульей, ибо он уже видел второго человека, который таким образом скрывался. И забавно, и очень мило. Больше времени, к сожалению, на разговор не выделили: раздались громкая сирена и предупреждение Ирины Михайловны об условиях выполнения задания.

Вот и началась операция по спасению Ксюши.

 

Ксюша, едва услышав сирену, громко проглотила скопившуюся слюну, а затем беспокойно посмотрела на Ру. Её малозаметный кивок с настороженной улыбкой как раз нужен был, чтобы совершить одно действие. Сахарова направила лук в воздух, натянула огненную тетиву, дабы материализовать магическую стрелу, а затем выстрелила. Иллюзорное ночное небо купольной арены на миг осветилось ярким, но недолгим фейерверком, частички которого медленно опали на крыши здания вокруг Ксюши. Так надо было оповестить своих товарищей о своём местонахождении.

— Умница, — похвалила её напарница. — А теперь пошли ближе к центру.

— Да, д-давай.

Для спасения Ксюши был сформирован план, но с немаленькой долей риска, словно все участники операции играли в покер. Победить следовало убийцу, причём неизвестного, поэтому к покеру добавилась игра «Мафия». Убийц было несколько — как сказал Миша и заверила Алиса — значит, это ещё и командная игра. Убийцы спрятались, значит…

Короче говоря, Ксюша безумно паниковала, не могла сосредоточиться на конкретном. Неудивительно, что она впоследствии едва не столкнулась лицом к лицу с мусорными волками, так и не оказав сопротивления. Только благодаря Ру и ещё щиту она избежала урона от острых клыков — листов металла, смогла отойти в сторону и начать контратаковать. Огненные стрелы только с виду казались не рассчитанными на борьбу с металлом. Ксюша, даже будучи в паническом состоянии, могла прицелиться и выстрелить точно мимо брони противника в слабые места. Так она попала в шею, в места сгиба лап, а также под живот, что, в принципе, повредило ключевой элемент призываемого существа — внутреннее тело из силикона с центральным ядром вместо сердца.

Волки, а их было трое, прыгали на Ксюшу и пытались её хоть как-то достать, ведь она умело уклонялась от каждого рывка акробатическими прыжками, манёврами и порой наглыми перебежками от противника. При поддержке Ру справиться с такими противниками было нетрудно.

— В-ранг на тебя не сильно сказался, — обрадовалась Руети. — Такая же ловкая!

— Я не такая мощная, чтобы сильно ослабеть на В-ранге… ловкая, значит…

— Что-то не так?

— Будь я ловкой, то смогла бы избежать падения сосулек без чужой помощи.

После этих слов Ксюша молча продолжила путь. Несмотря на ловушки, читаемые Ру, на противников, имевшие удобные для стрелка слабые места, и на запутанные пути, Ксюша с трудом могла отойти от навязчивых мыслей.

«Я слишком слаба. Я ничтожна. Я позор».

Ей снова захотелось плакать, и она едва сдержалась, поджав губы в тонкую линию. Ксюша не могла подумать иначе, не могла принять себя другой, не могла смотреть на себя как на жертву, которая не могла препятствовать убийце по понятным объективным причинам. Сколько бы она ни думала, всё равно теплилось одно мнение — слабость. Невольно затряслись руки, отчего новая стычка с волками обернулась настоящей катастрофой — она не могла банально попасть. Ни прицелиться, ни даже удержать лук правильно без тряски хотя бы пару секунд. Естественно, она позволила волку напасть на себя, повалить на землю и вцепиться зубами в шею. Щит Ру выдерживал, но ненадолго, позволяя магу поддержки зарядить посохом по морде приставшей шавке. С горе пополам, но они справились.

— Т-ты в порядке? — Руети помогла ей подняться. — Будь осторожнее.

«Будь осторожнее», — слова подруги въелись в голову Ксюши вдобавок к остальным мыслям о слабости.

Она уже серьёзно не выдерживала психически, но старалась продолжать свой путь, оповещая своих друзей выстрелами фейерверка стрел в небе. Даже если это и привлекало лишнее внимание, она попросту не могла поступать иначе. Всё, что она сделает сама, приведёт к поражению. Так она считала. Именно поэтому ориентирование на местности было делегировано самой Ру, впоследствии взявшая на себя роль не только проводника, но и опекуна, главного защитника и мотиватора. Более осторожные действия эльфийки замедляли темп, однако встречаться с врагом напрямую в столкновениях более не приходилось. Остороженько так, шаг за шагом…

— О нет, — насторожилась Руети, выглядывая из-за угла. — Там огромный голем…

Они были на перекрёстке, но нужный проход охранялся таким противником. Иные пути были либо тупиковые, либо слишком рискованные — они пробовали.

— Атакуем?.. — нехотя спросила Ксюша, материализовав тетиву.

— Не уверена… Я вижу здесь вход в здание.

— В здание?

— Да, нам надо пробежать, и мы окажемся внутри. Если оно сквозное, то мы уйдём от голема без боя…

— Миша говорил, что нам лучше не заходить в помещения.

— Можем подождать его здесь. Но лучше не останавливаться.

Ксюше не стремилась принимать решение, но насторожённость Ру, наказы Миши и собственный страх так спутали в голове все здравые рассуждения, что она толком не задумывалась.

— Пойдём.

 

Тем временем Миша бежал со всех сил к Ксюше, пытаясь приблизиться к тем фейерверкам. Благодаря святости он мог легко разобраться с любым противником, а при помощи Ниафель — с любой ловушкой, препятствием и проблемой в ориентации. Она, как ни странно, не задавала вопросов по поводу отсутствия лимита браслета-предела, так что их командное взаимодействие ничем не портилось. К счастью, соперников-студентов они не встречали, как и стоящих проблем, пока Миша не ощутил животный страх. Вот он. Душа словно бурлила под воздействием кого-то прямо за углом, окутывалась щупальцами тьмы и была готова погрязнуть в хватке некоего опасного. Мише пришлось буквально замереть, чтобы адаптироваться вновь к такому чувству. Он вспомнил его, ибо чума не поглотила настолько сильный страх, исходящий от Парсифаля. На этот раз Миша видел душу апостола чётко даже сквозь густой дым и заметил практически полностью уничтоженную чумой душу. Она словно покрылась маслянистой субстанцией где только можно, лишь изредка пропуская мимо себя частички здоровой души. На миг он увидел корону-шлем апостола, только теперь со странными глазницами. Если левая часть была такой же пустой, то правая… там были семь глаз с пропорциональными крестами-зрачками, но разных цветов: зелёный, карий, ярко-серый, небесно-голубой, фиолетовый, ржаво-оранжевый, и все они окружали центральный тёмно-синий глаз, наполовину поглощённый жёлтым привычным для порабощённых цветом.

«Мы хотим свободы», — простонали хором шесть... то женских, то мужских, то детских, то старческих голосов, полные ненависти и гнева.

— Ты чего? — не понимала Ниафель, щёлкая пальцами перед его лицом. — Всё в порядке?

Миша готов был её обнять, по многим причинам, но главное — за то, что вызволила его от полного внимания на объекте страха. Так Миша пришёл в себя и наконец осмелился зайти за угол с такой завидной непоколебимостью, что даже Ниафель удивилась.

Там стоял Парсифаль.

— Михаил, — начал говорить он. — Я помню. Тебя. Твоё имя. Твою роль.

— К-кто это? — Ниафель не чувствовала того гнетущего страха, который источал апостол. — Помнит тебя? Ты его знаешь?

— Ты его понимаешь? — удивился Миша.

— Я знаю язык. Ваш язык. Для понимания. Для простоты… Не помню, как выучил. Не могу вспомнить.

— Ч-что ты здесь делаешь?

— Поговорить. Обсудить. Насчёт… Насчёт Сюзанны.