Вы не гарем, вы... команда! (джен)

А наутро, как я и ожидал, началась суматоха. Конечно, Эннли Свитс донесла о своих ночных гостях, и в течение дня у нее дома перебывало все асмодинское руководство. Включая и меня — едва мне сообщили о возвращении одной из жертв серийного похитителя женщин, как пришлось, изображая живейший интерес, тут же поспешить к свидетельнице, я же был главным ответственным за расследование…

Врач подробно рассказала все, что запомнила: с Лолан было еще четверо, трое из них — женщины, причем все беременные, все замаскированы.

— Я сразу подумала, что это очень подозрительно, тем более, учитывая то, что, по его словам, произошло с госпожой Лолан, — говорила Эннли. — Могу еще сказать, что тот, кто за этим стоит, определенно человек не бедный — они мне очень хорошо заплатили. И теперь понятно, зачем этот негодяй похищает женщин… Возможно, остальные трое — тоже были его жертвами… Хотя не похоже было, чтобы они пытались сопротивляться или сбежать, тогда я бы им, конечно, помогла.

— Так значит, этот человек, который говорил с вами, был в маске и плаще?.. уточнил я. — Вы совсем ничего не заметили, что помогло бы опознать его? Может быть, какие-нибудь детали?..

— Нет, ничего. Разве что вот… плащи у них всех были сделаны кое-как… плохо сидели… Да, он был достаточно высокого роста. Пожалуй, ростом примерно с вас, герцог.

— Ага, понятно, — пробормотал я, очень надеясь, что при этом не побледнел, не вздрогнул и не выдал себя как-то еще. — Большое вам спасибо, госпожа Свитс. Ваши показания очень важны.

— А под плащами у девушек — такие короткие платья, ну знаете, как у проституток… — припомнила еще врач. — Ох, простите, герцог, откуда вам знать, конечно.

— Кхм, я не знаю, но представить себе могу. Большое спасибо.

Умница Лолан всем повторяла, что ничего, совсем ничего не помнит о случившемся с ней: она выступала на сцене, а потом… потом — ничего, и первое, что она помнит после этого, это как незнакомые люди в черном привели ее к госпоже доктору.

Так что я успокоился, решил, что волноваться не о чем — никаких подозрений насчет меня по-прежнему ни у кого не было — и быстро отправил в столицу империи письмо с рассказом о вернувшейся жертве похищения и бравым обещанием завершить расследование поимкой преступника в ближайшее время. Благо, в это ближайшее время меня самого здесь уже не будет. По крайней мере, я на это очень рассчитывал.

И вот, уладив все дела «наверху» и вернувшись домой в достаточно хорошем настроении, я спустился в подвал, чтобы успокоить и… свою команду. А там, вскоре, от моего хорошего настроения не осталось и следа…

Нет, девушки тоже успокоились и обрадовались, узнав, что ночная операция прошла хорошо и нас, то есть меня, по-прежнему никто ни в чем не подозревает. Но вот потом… Потом Лукана, Майлис и Микулия вздумали обсудить со мной свое будущее материнство. Никто из них не подозревал о моем решении вскоре их всех расколдовать и покинуть — понятное дело, я не предупреждал их об этом, потому что они расстроились бы! Все трое были уверены, что так и продолжат жить в подвале особняка, родят здесь детей и будут здесь же их растить и воспитывать. Да-да, в подвале, а что такого?.. Я же содрогнулся, представив все это. А главное, сами девушки, обсуждая в таком роде свою будущую жизнь и будущую жизнь своих детей, выглядели просто до ужаса счастливыми. В прямом смысле до ужаса — моего. Чем дольше я слушал их веселый разговор о детях в нашей большой и дружной семье, тем хуже и тоскливее становилось мне самому. Не добавляли радости и появившиеся вдобавок мысли о том, что детей этих, которые то ли мои, то ли не мои, мне тоже придется бросить — ведь, даже если все сложится удачно, мне все равно придется бежать куда подальше и скрываться, не тащить же с собой в бега троих младенцев и их матерей. А они останутся одни с детьми на руках и, конечно, будут меня считать во всем виноватым…

Совсем пав духом, я ушел от веселых будущих мам и зачем-то отправился в комнату Гумины — зачем, не знал и сам, едва ли то, что меня там ждало, могло меня утешить...

Да, так и есть — приветливо улыбнувшаяся мне Гумина, тихо что-то напевая, как обычно, рисовала очередной портрет Херувима. На столе лежала стопка уже готовых.

— Сил моих больше нет… — пробормотал я, оглядев девушку.

— Сати? Все в порядке? — вопросительно взглянула она на меня.

— Нет. Не в порядке. Расколдую. Прямо сейчас, — пообещал я, смутно ощущая, что, кажется, у меня сдают нервы, и выскочил за дверь.

После чего, мигом найдя Кэрол, примчался с нею обратно и скомандовал:

— Так, Гумина, встань там! А ты, Кэрол, встань у нее за спиной и держи ее за руки! Вот так, да! Гумина, смотри мне в глаза! Я снимаю с тебя заклятье похоти!!

В одно мгновение Гумина изменилась в лице, и мне сначала показалось, что сейчас она закричит. Но вместо этого девушка несколько секунд молчала, не сводя с меня глаз, а потом тихо произнесла полным боли и презрения голосом:

— Какой же ты, оказывается, мерзавец… Сати.

— Да, я последний негодяй, — убито ответил я — почему-то и мне было больно слышать такие слова от нее. — Но…

— Как ты мог так поступить со мной?.. Ты же не только тело, ты душу мою изнасиловал… шлюхой сделал… И ты считал, что любишь меня…

— Я… Но… Мне так жаль, — выдавил я из себя, извиняясь, разумеется, не за себя, а за Херувима. — Но… Я не Сати, я Херувим!

Гумина взглянула на меня с изумлением, но затем покачала головой:

— Ты совсем сошел с ума, Сати. Тебе никогда не стать таким, как он, как бы ты ни хотел занять его место в моем сердце.

— О, Боже… — я схватился за голову, уже готовый рвать на себе волосы. Потому что сообразил, что, похоже, испортил все еще больше — если теперь я расскажу правду, то, вдобавок ко всему, разрушу тот образ Херувима, который, видимо, всегда был в воображении Гумины. Но… не похоже, что у меня был другой выход. — Послушай… Гумина… Все не так, как ты думаешь. И Херувим… то есть я тоже не такой, каким ты меня считала… Ох, только не подумай, что я тебя обвиняю… Я — действительно Херувим. Точнее, то, что от него осталось после всех этих превращений, безумия и потери памяти. Тогда, когда ты сказала, что всегда ненавидела меня, мое лицо, и наговорила все прочие гадости — ты не знаешь, что произошло потом. Нет, теперь я знаю, почему ты это сказала, я догадался! Ты хотела обмануть Сатериазиса. Не твоя вина, что все так получилось. Когда ты ушла, я сошел с ума от горя, я схватил меч и… наверное, убил всех в доме, то есть не «наверное», так оно и было, просто сейчас я этого не помню!

И я рассказал Гумине обо всем, что было с Херувимом потом, прибавив только, как затем «пришел в себя», излечившись от своего безумия, но не восстановив память полностью, и теперь хочу все исправить.

— Сломанный-переломанный, а потом собранный из осколков человек, который и сам уже не знает, кто он — Херувим, Сатериазис или кто-то еще — вот кто я теперь, — почти честно завершил я рассказ. — У меня даже почти не осталось памяти Херувима, я только знаю, что это — я, а это лицо украдено у Сатериазиса. Я думал, что я Сатериазис, который ненавидит Херувима, а оказалось, что я — Херувим, который ненавидел собственное лицо…

Вообще-то мне и самому эта история казалась не слишком правдоподобной, стоило ее только рассказать. Но Гумина снова смогла меня удивить.

— Я знаю, Херувим, — грустно произнесла она. — Еще до того, как ты рассказал мне, я уже начала догадываться, что ты не Сати…

— Тогда почему ты сразу не сказала…

— Сама не знаю… Наверное, мне казалось, что тебе нравится быть Сатериазисом. Больше, чем самим собой. Можешь приказать Кэрол отпустить меня, — устало добавила девушка. — Я не собираюсь убегать.

— Отпусти ее, Кэрол, — послушно скомандовал я.

— Как глупо все вышло, — подойдя к столу, Гумина подняла один из портретов Херувима и взглянула на него. — Столько жертв и несчастий… Конечно, ты виноват, Херувим, но и я тоже виновата. Если бы мы… тогда… А теперь ты не знаешь, кто ты, и я тоже не знаю, кто ты после всего случившегося. Я по-прежнему люблю того человека, который здесь изображен, но я не знаю, ты ли это…

— Я больше не претендую на твою любовь, Гумина, — поспешно ответил я. — Я не достоин.

— Раз ты так говоришь, наверное, ты действительно слишком многое забыл, — вздохнула она. — И стал другим человеком. И все же я хочу помочь тебе. Что ты собираешься делать? Расскажи мне.

— Да, и, если вас заинтересует мое мнение… — несколько сконфужено сообщила Кэрол, все еще стоявшая посреди комнаты и все это время внимательно нас слушавшая. — Я так понимаю, что вы, герцог… или Херувим… кто бы вы ни были, хотите расколдовать всех ваших жен? Так знайте, я против того, чтобы вы меня расколдовывали! Мне нравится быть околдованной вами!

— О-о-ох, — только и смог простонать я.