На дне оврага (гет)

Когда-то давно мама наставляла Кассандру: "Мужчины — это очень большие дети. Не стоит воспринимать их всерьез". Тогда Кассандре было удивительно слышат это, ведь отец, такой серьезный, неулыбчивый, требовательный, меньше всего походил на ребенка. В Эдварде детского было куда больше, ему порой хотелось надрать уши, а порой — погладить по голове, таким мальчишкой он казался. И одно это мешало долго на него сердиться из-за ссоры с отцом.

Впрочем, и ссора спустя время уже не казалась столь уж страшной. Отец больше не упоминал о ней, а Эдвард извинился. беспокоило только то что им пока никак не удавалось увидеться. Конечно, ему пока лучше было не приходить к ним в дом, но ведь можно было встретиться, к примеру, в парке или в здании комитета. Если у него найдется свободное время — Кассандра понимала, как он занят.

Дней через после после ссоры, около полудня, Эд все же приехал в комитет. Кассандра, вместе с Айрини разбиравшая рисунки новой подопечной, даже не узнала его сначала. Он будто осунулся, в глазах застыло робкое, пристыженное выражение, на щеках горели красные пятна. Он почему-то выглядел очень слабым.

Даже Августа, первая увидев брата, встревоженно приподнялась. Кассандра поспешно подошла к нему. взял за руки.

— Как я рада, что ты приехал. Но на тебе лица нет. Что-то случилось?

Он слабо мотнул головой и попытался улыбнуться.

— Кажется я немного простыл. Лучше тебе держаться подальше.

— Ты простыл летом? — спросила Августа с сомнением. — Сдавать начинаешь, братец.

— На мосту все время дует, — Сандра нахмурилась. — Погоди, сейчас я вскипячу тебе чай. Нам недавно принесли отличный джем из смородины. Миссис Абернати, помнишь? О, нет, конечно, нет.

— Почему же, хорошо помню. Вдова с нервным расстройством и тремя детьми.

Эд уселся, и его вниманием тут же завладела Айрини. Она считала, что рисунки Люси Кэмпбелл, их новой подопечной, ему нужно увидеть непременно.

— Посмотрите! Правда, чудесно? Девочка работает горничной, ей всего четырнадцать, и когда она успевает? Сама-то побоялась прийти, передала через вашу протеже, ту странную девушку, которая как раз квартирует у ее хозяйки.

Эд почему-то вздрогнул, судорожно вздохнул.

— Она здесь была? — спросил он тревожным голосом. Августа на него посмотрела внимательно, даже подозрительно. Кассандра почувствовала, как сердце сжала холодная рука."Нет, нельзя все же думать о нем ничего плохого. Он обещал быть честным со мной".

— Да, Эд, хотя, по-моему, ей не слишком-то интересно то, чем мы занимаемся.

— Ну не скажи, — возразила Айрини. — Интерес можно разжечь. И нужно.

Августа скептически приподняла уголок рта. Как же хотелось после ухода Эдварда немедленно расспросить ее, но Кассандра не могла представить подобную сцену без омерзения. Он всего лишь был болен, совсем утомился с этим мостом, да еще расстроился из-за их ссоры. Его нужно было поддержать, а не сомневаться в нем. "Я должна быть с ним ласковее, более открытой. Должна больше о нем заботится".

Уходя из комитета, Кассандра заглянула в небольшую кондитерскую и попросила завтра, к полудню, испечь для нее несколько пирожков с вишней. Эдвард особенно любил их. На следующий день она забрала пирожки, зашла в комитет с единственной целью — вскипятить воду и заварить чай. Вчера Эду очень понравился чай с джемом из смородины; он сказал, что сразу взбодрился, и простуда отступила. Можно было и закрепить результат, тем более — тут Кассандра немного покраснела — это повод увидеться с ним. Да, выглядит слегка навязчиво, но в конце концов, он не раз намекал, что ничего не имеет против.

Из дома она захватила особый сосуд — термос, они не так давно проявились в продаже — который позволял долго сохранять напитки теплыми. Очень удобно, и почему она раньше подобным не пользовалась? Ничего, теперь она исправится.

С корзинкой для пикника, где лежали термос с чаем и бумажный кулек с пирожками, Кассандра отправилась к Гринрив.

Августовское солнце ласково согревало кожу; Кассандра позволила себе чуть сдвинуть шляпу, чтобы сильнее ощутить его мягкие лучи. Вот и запах Гринрив и моря — издали доносятся, сливаясь, тяжелые и резкие: рыба, водоросли и соль. Дорога шла по высокой насыпи, внизу волновались серебристо-зеленые ивы, такие кудрявые, такие густые; их ветви сливались в сплошное зеленое море. Кода дорога резко спустилась вниз, захотелось ускорить шаг, разбежаться, как девчонка — впрочем, Кассандра и девочкой не позволяла себе бегать. Да, сколько она ни когда не позволяла себе — а сейчас грустила об этом. Но она еще наверстает. Эдвард откроет ей всю радость жизни.

На стройке она сразу столкнулась мистером Хови, старейшим рабочим стройки; Эд называл его своей "неофициальной правой рукой". Седоусый мистер Хови всегда казался Кассандре прямым человеком, но сейчас он выглядел так, будто ему есть, что скрывать. "Наверное, мне показалось".

— Он во времянке, — нерешительно пробормотал мистер Хови, глядя себе под ноги. — Только... он немного занят.

— К нему кто-то приехал?

— Да нет... — и тут Хови встряхнулся. — Ладно, мисс, идите.

Кассандра, у которой почему-то забилось сердце, быстро подошла к подсобке и, забыв постучаться, открыла дверь.

Первое, что увидела Кассандра, была фигура мужчины, склонившегося над столом. Его брюки и белье, спущенные, лежали у самых лодыжек, длинные сильные ноги немного расставленные, видны были полностью, как и крепкие ягодицы, покачивавшиеся вперед-назад. Женские ноги, тонкие и стройные — самой женщины не было видно у него за спиной — ритмично сдавливали его бедра. Кассандра услышала странные стоны, как гудение двух сердитых котов, и еще чавканье, точно кто-то топал по грязи.

В первые секунды Кассандра даже не поняла, что такое наблюдает — и кто перед ней. Она бессмысленно смотрела на странных бесстыдников, покуда не вгляделась в фигуру мужчины. Это был Эд.

Осознав это, Кассандра осталась довольно спокойной, только вот силы совершенно покинули ее. Она прислонилась к стене времянки, не в силах сделать ни шагу, только все еще машинально сжимая корзинку для пикников. Ее тошнило от омерзительного, унижающего Эда зрелища, но она не могла даже закрыть глаза.

От его движений и от движений женщина стол все сильнее трясся, грозя развалиться. Наконец, громко вскрикнув и сильно вздрогнув, оба остановились, тяжело дыша. Кассандра с ужасом, отвращением, отчаянием осознала, что сейчас они ее увидят, но по-прежнему не могла пошевелиться. Постепенно точно затягивалась на горле петля — заканчивался воздух от осознания, что у них с Эдом действительно все кончено. Теперь они не могут быть вместе никогда.

Он действительно солгал, предал. Но как он мог? Неужели та мерзость, которую Кассандра наблюдала сейчас — единственное, что ему по-настоящему нужно?

Эд отступил от стола, присел на корточки, натягивая белье и брюки. Он еще не оборачивался, но теперь Кассандра могла видеть женщину, с которой.... Он только что изменял ей. это оказалась молодая черноволосая девушка, небрежно одернувшая юбку серо-голубого платья... Лора Мейли.

С усмешкой она посмотрела на окаменевшую Кассандру, потом спокойно сказала:

— Здравствуйте.

Эда как током ударило. Он принялся лихорадочно заправлять рубашку, и неуклюже обернулся, вывернув шею. Кассандра не знала, как удалось ей не разрыдаться, настолько детски-пораженным, растерянным стало его лицо. Он покраснел, как спелый помидор, принялся заправлять рубашку еще лихорадочнее, вдруг махнул рукой и подошел к Кассандре. Она отпрянула: мысль о том, что Эд может дотронуться до нее, обожгла и этим придала сил.

— Кэсси, — Эд протянул к ней дрожащую руку. — Кэсси, пожалуйста...

Она мотнула головой, и он, покорно понурившись, отступил. Кассандра вышла, сама на себя удивляясь, как не дрожали руки, как удавалось держать спину прямо. Надо было сохранять спокойствие, никто не должен был подумать, что они... Что Эд...

Она не могла произнести даже мысленно, что он сделал. Душа горела огнем, а Эд и Лора, полуобнаженные, свивавшиеся, так и вставали перед глазами. Мир, такой улыбчивый и дружелюбный еще полчаса назад, грозил обрушиться, точно остатки стен в заброшенном доме.

Выйдя за ворота стройки, Кассандра позволила себе прибавить шаг. Когда земля так горит под ногами, когда за спиной будто каменные плиты рушатся, хочется бежать без оглядки. И она, уже не сдерживаясь, побежала, не замечая, ка задыхается от веса корзинки и путается в юбке.

Наконец она остановилась, потому что в груди, кажется, кончился воздух. а ноги с непривычки горели. Огляделась: она выбежала на пустынную дорогу вдоль низкого в этом месте берега Гринрив, заросшего камышами, с могучей ивой, опустившей в воды седые косы. Ее склоненный ствол тянулся далеко, манил присесть. Кассандра подошла, пошатываясь, поставила корзинку, осторожно села на дерево, но изнеможение было столь велико, что она даже позволила себе прилечь. Поплакать бы сейчас, но было нечем. Мозг будто выжгло, и с ним все нервы. Даже крика в душе не осталось.