Быть ассасином (джен)

Когда Иттуку вернулся на родину, его семья устроила в его честь пир на всю деревню. Радовались все: отец и мать, многочисленные сестры, деревенские девки на выданье и прочие селяне.

Лишь сам Иттуку не был рад. После гибели Меламкеша он стал молчалив и угрюм. Он мог подолгу просиживать в одиночестве, бормоча под нос непонятные фразы и описывая пальцем какие-то фигуры. На пиршестве в его честь он почти не притронулся к угощению, на вопросы отвечал односложно и часто невпопад. Он сидел, рисуя пальцем на столе нечто, похожее на спираль, и вспоминал…

…Он видел — хоть вокруг него и сомкнулась непроглядная тьма. В этой тьме перед ним висел в воздухе женский призрачный силуэт, более темный, чем тьма. От него веяло мертвящим холодом. Но Иттуку почти не испытывал страха. Напротив, ему казалось, что все это время некая сила ненавязчиво вела его сюда.

«Тыыы пришшшел…»

Голос Дщери Темноты, похожий на свист ветра и змеиное шипение, был, вне всякого сомнения, знаком Иттуку. Где он мог его слышать?..

— Ты знаешь меня? Может, я уже встречал тебя… во сне?

«Сссоон… явь… смерть… жизнь… иллюзии… рабов Света… Исссстина… во Тьмееее…»

— Я… не понимаю, о чем ты говоришь… Послушай!.. Я все знаю! Здесь укрывались от преследующих их царских войск сторонники Данкуй-Хараша. До этого они в своих походах награбили немало золота, и теперь все награбленное спрятано где-то здесь… я так думаю… Ты можешь показать мне, где находится сокровище Данкуй-Хараша?

«Тыыы… ничего не знаешшшь… Сокровище, что скрыто… дороже золота… освобождение от оков… отринуть Свет… стать свободными и бессмертными… вееечнооо!..»

Иттуку по-прежнему не понимал и половины ее слов, однако они рождали в его душе некий отзыв. Ему хотелось последовать за ней — хоть он и понимал: эта дорога не из тех, которыми стоит ходить.

— Да, я готов… готов принять это!

«Тыыы… знаешшшь… ценууу… душа… Имя… скажи имя… Тьма примет…»

На мгновение Иттуку стало по-настоящему страшно. Он понял, что сейчас из простого человека, пришедшего в запретное место, он станет сознательным отступником, отринувшим самого Бога-Светоносца. Перед ним словно бы разверзлась черная бездна, пугающая и манящая.

Но если этот Бог покровительствует тирании — так ли уж плохо его отринуть?! Если Свет не способен искоренить пропитавшее этот мир зло, и только способствует его умножению и расцвету — не лучше ли искать спасения во Тьме?

Набрав воздуха в грудь, Иттуку произнес:

— Меламкеш, сын Мендурана! Прими его душу!

«Сссвершено…»

Дщерь Темноты приблизилась к Иттуку — ближе, ближе… Словно ледяная игла пронзила его от макушки до пяток — и растаяла. Голос Дщери Темноты исчез, сменившись гулом начинающегося обвала…

…В сумеречный час, когда все гости, что еще держались на ногах, разошлись по домам, Иттуку взял краюху хлеба, кусок сыра и кувшин воды, сложил все это в заплечный мешок и, выбравшись из дома через окно, покинул свою деревню навсегда.

«Я найду тебя, Дщерь Тьмы! — думал он. — Я раскрою твои тайны и постигну Тьму, чего бы мне это не стоило!» И, размышляя так, он шел все дальше и дальше — в направлении северо-запада.

Больше в тех краях его никто не видел…