Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (джен)

Инспектор засунул руки в карманы и, ускорив шаг, решил, что ужин испорчен — не столько из-за феттучини, то была больше причина покинуть «Орцинус Орку Остэрию», — сколько из-за персонала, который вел себя крайне неподобающим образом, а также из-за этих попрошаек... Гэлбрайту захотелось избавиться от отвратительного чувства, поэтому он решил зайти в магазин алкогольной продукции, который, к счастью для него, оказался почти рядом с этим заведением общественного питания — просто на другой стороне дороги.

В этом очень тесном помещении, где невозможно было толком пройти мимо полок с алкоголем, ему было не особенно удобно передвигаться в поисках нужной бутылки. К этому времени у кассы собралась большая очередь людей, и за все время, пока Гэлбрайт искал какой-нибудь напиток подешевле, ни один из этих людей не покинул магазин, что также не шло на пользу его настроению.

Когда инспектор, наконец, взял бутылку понравившегося ему розового игристого вина и встал в очередь, он понял, в чем заключался феномен того, что люди не выходили из магазина — дело было в том, что кассовый аппарат зависал после пробития абсолютно каждого товара, из-за чего измученному кассиру приходилось постоянно перезапускать его, едва сдерживая ругань. Гэлбрайту надоело дожидаться своей очереди и он, поставив бутылку игристого вина на прежнее место, покинул этот крошечный магазин алкогольной продукции в совершенно расстроенных чувствах.

Он вернулся в отель «Стэйт оф Сноу Лэйк», что называется, не солоно хлебавши. Поднявшись по лестнице на четвёртый этаж и войдя в свою комнату, Гэлбрайт с облегчением снял куртку, слегка промокшую от дождя, и отправился в ванну. Закончив мыться, он подошел к кровати и, сам не зная зачем, перевернул матрас. Это невинное действие заставило его содрогнуться от отвращения — под ним, на поверхности кровати, копошились целые стаи крошечных красных жучков. Не теряя ни минуты, Гэлбрайт немедленно спустился вниз и позвонил консьержу. Довольно скоро к нему вышел мрачный старик в старомодном синем фраке, без единого волоска на голове. Он оглядел инспектора с головы до ног.

— Единственное, что я могу вам предложить — это поменять номер, — мрачно сказал консьерж, словно размышляя о конце света.

— Вам действительно так трудно попросить горничную сменить мне матрас? — Гэлбрайт, уставший после посещения остерии и винного магазина, не был готов к этому.

— Извините, но мы ничем не можем вам помочь, — твердо сказал старик.

— А как насчет постельного белья? Моя простыня прожжена сигаретой, — сказал инспектор.

— В качестве компенсации я могу попросить, чтобы вам в номер доставили ломтики свежих фруктов, — ответил консьерж, продолжая стоять так, будто он аршин проглотил.

— Хорошо, я согласен, — ответил Гэлбрайт с оттенком отчаяния.

— За счет заведения, конечно, — добавил старик.

Странные здесь правила, думал Гэлбрайт, поднимаясь по лестнице в свою комнату, потому что кровать и фруктовая нарезка несколько не сопоставимы друг другу... Инспектор не мог отделаться от мысли, что кого бы он ни встречал в Лондоне за всё это время, все, кто попадался ему на пути, казались сумасшедшими. «Или это просто я слишком респектабельный для этого города?» — спросил он себя, входя в комнату.

Подойдя к кровати, он убедился, что спать на ней невозможно — потревоженные им клопы уже ползали по всему постельному белью. Он начал готовиться к тому, что ему, по-видимому, придется спать на скамейке для обуви, которая была достаточно длинной, чтобы он мог лечь, поджав ноги.

Затем в комнату вошел консьерж. Он взглянул на взъерошенную постель, и, не сказав ни слова, поставил на стол маленькую тарелку и ушёл. Гэлбрайт подошёл ближе — да, в ней действительно лежали фрукты, но в каком количестве... По одному ломтику яблока, груши и апельсина, и, вопреки словам старика в синем фраке, они были далеко не свежими — яблоко и груша потемнели, а апельсин обветрился на воздухе. Ну, конечно, подумал Гэлбрайт, беря тарелку в руки, его никто не собирался кормить — фрукты были всего лишь символом того, что персонал этого отеля якобы чутко относится к своим постояльцам...

Инспектор подошел к мусорному ведру и отправил туда эти фрукты, и, поставив тарелку на стол, вздрогнул — кто-то снова побеспокоил его своим визитом. Гэлбрайт обернулся — это была уборщица, на редкость полная особа в засаленном фартуке, которая, поставив ведро с водой на пол, начала вытирать пол мокрой шваброй. Инспектор подошел к окну, чтобы не мешать ей убирать комнату. От нечего делать он посмотрел вниз, на дорогу, по которой ехали машины. Единственным признаком того, что утром под его окном произошел несчастный случай, было лишь темное пятно на асфальте. Гэлбрайт подумал, что если там пролилось так много крови, то тот бедняга в кабриолете определенно отправился к праотцам...

Продолжая смотреть на дорогу, он услышал скрип двери ванной комнаты — ну вот, наконец-то, подумал он, уборщица соизволит убрать налет в унитазе... Но увы, это было не так — уборщица вышла оттуда, не проведя там и минуты. Гэлбрайт надеялся, что она, по крайней мере, положила туда новую туалетную бумагу. С этими мыслями он оторвал взгляд от дороги и посмотрел на женщину, которая, мрачно смотря прямо перед собой, старательно размазывала по полу жидкую грязь. Почувствовав на себе строгий взгляд гостя, она выпрямила спину и, выжав швабру, смела мусор по углам.

— Ну и сервис... — невольно вырвалось у Гэлбрайта, когда женщина, взяв ведро, уже выходила от него.

Уборщица, услышав его голос, дёрнулась всем телом так сильно, что пара капель грязной воды из её ведра выплеснулись на дверь. Бросив на него испуганный взгляд она тут же исчезла в коридоре, забыв о том, чтобы закрыть за собой дверь.

— О да, бережливость делу не способствует, — сказал инспектор вслух.

Гэлбрайт закрыл за уборщицей дверь и, вздохнув, посмотрел на пол — чище он не стал; напротив, на линолеуме появились уродливые черные мокрые пятна. Он подошел к кровати, где на одеяле, подушке и простыне вовсю копошились мелкие красные насекомые, из-за чего этот предмет мебели выглядел так, словно его изъела ржавчина, и ржавчина эта была живой и постоянно меняла свой рисунок. Стоя у кровати и созерцая этот беспорядок в некоем трансе, Гэлбрайт дышал медленно и глубоко, и кончики его пальцев слегка подергивались от царившего внутри негодования.

В другое время инспектор с радостью покинул бы не только этот номер, но и отель в целом, но сейчас он был в таком состоянии, что у него не было выбора. Уставший после неприятного инцидента в «Орцинус Орка Остэриа», как морально, так и физически, он мечтал только об одном — придать своему телу горизонтальное положение. Поэтому Гэлбрайт, взяв со стола стопку бумаг с материалами по делу Фаркрафта, скинул туфли и рухнул на кровать, кишащую клопами. В следующее мгновение он почувствовал, как эти паразиты облепили его ноги и руки, но ему уже было все равно.

— Magistratus oportet servire populo, — тихо произнес он вслух с отрешенностью.

Он вспомнил эту латинскую пословицу — потому что именно она была написана на том самом агитационном знамени, под которым сидел гонец, принесший ему весть о смерти последнего отпрыска семьи Йонс. Значение этого выражения показалось инспектору уместным в той ситуации, в которой он оказался, — хотя бы потому, что, втянув себя в это таинственное дело, он, волей-неволей, был обязан служить этим самым людям, хотя бы из чувства элементарной совести. Гэлбрайт невольно вспомнил добросердечного Мэтта Макларена, чья захватывающая история привела в движение этот водоворот событий. Как у него там дела сейчас? Как сейчас обстоят дела у его друзей в Портленде, пока Гэлбрайт болтается здесь, безуспешно пытаясь найти следы доктора Бэйзларда, который, как он знал, уехал в Англию после той роковой операции? «В Англию, по делам» — эти слова навсегда врезались в память инспектора, когда он пришел в квартиру этого детоубийцы...

Он вспомнил, что лег спать именно для того, чтобы продолжить чтение досье своего ныне покойного друга. Гэлбрайт невольно почувствовал жалость — нет, не к Гэлбрайту, хотя это было бы логично, — инспектор пожалел, что в этой комнате нет ни одного стула. Он поднес стопку листов к глазам и, пытаясь понять, на чем остановился в прошлый раз, приготовился прочесть этот грандиозный опус. В результате он начался с того момента, когда автор этого расследования выехал на место смерти дворника Теодора Бекеля. Стараясь выдержать весь документ в официальном тоне, Фаркрафт, скупясь на выражения, сухо написал, что на пешеходном переходе, где было обнаружено тело, он не смог найти ничего, что могло бы вызвать подозрение — единственное, что краска, которая использовалась для разметки пешеходного перехода, со временем стерлась.

На мгновение Гэлбрайт воскресил в голове вид городских дорог в Портленде. «Да, это тебе не Лондон», — подумал он... Он вернулся к чтению. В документе говорилось, что когда Фаркрафт, ничего не найдя по дороге, зашел в общественный туалет, расположенный напротив торгового центра — по необходимости, конечно, — то там он заметил, что в кабинке, в которую он вошел, на стене была написана арабская цифра Четыре. Как написал автор расследования, он бы не упомянул об этом моменте, если бы не несколько любопытных деталей. Во-первых, как начал перечислять Фаркрафт, неизвестный вандал орудовал черной алкидной автомобильной эмалью — хотя надписи такого рода обычно наносятся обычными маркерами.

Во-вторых, друг Гэлбрайта заметил, что цифра была написана не один раз, а четыре раза — и одного взгляда на надпись было достаточно, чтобы понять, что вандал наносил краску размашистыми движениями, как будто пытался нанести ее на всю стену, но в конце концов краска, видимо, закончилась, поэтому он повторил только четыре раза, а не пять и более. Кроме того, Фаркрафт ни с того ни с сего счел своим долгом записать в официальном документе свою мысль о том, что ему показалось каким-то странным, что владелец туалета не избавился от надписи — он мог бы понять, если бы туалет находился где-нибудь в глуши, но нет, этим местом пользуются люди, выходящие из торгового центра.

Прочитав эту оду общественному туалету, Гэлбрайт невольно подумал, что его друг поступил правильно, не став писателем — при таком стиле его книги, конечно, можно было бы покупать по инерции — просто потому, что на рынке появился новый автор, — но тогда бы его произведений избегали, потому что читатели уже знали бы, что язык этого писателя скучный и трудный для понимания. Гэлбрайт взял следующий лист бумаги, на котором описывался осмотр места, где лежало тело уборщика, то, как полиция проводила измерения рулеткой, и Фаркрафт дал им инструкции. «Хм», — подумал Гэлбрайт, — «мне кажется, или автор документа перепутал хронологию?» В конце концов, когда инспектор сообщал о туалете, он написал, что вошел в него ПОСЛЕ того, как осмотрел мертвого Теодора Бекеля...

Зевнув, инспектор просто решил пропустить этот довольно скучный отрывок и снова сменил страницу. Теперь Фаркрафт написал о расследовании смерти Пенелопы Конвей, продавщицы в некоем магазине беспошлинной торговли. В отличие от Теодора Бекеля, где кроме надписи в туалете не было ничего интересного для чтения, описание квартиры Конвей невольно привлекло Гэлбрайта, хотя бы потому, что Фаркрафт написал этот отрывок чуть более живым языком. Его друг отметил, что как только он вошел в квартиру продавщицы, то сразу обратил внимание на зеркало, висевшее в прихожей, — дело в том, что стекло было покрыто белой ситцевой обивкой. Фаркрафт написал, что спросил тетю покойной, не ее ли это рук дело, на что женщина ответила, что она ни к чему не прикасалась в квартире и зеркало было закрыто, даже когда она сама только приехала в квартиру своей племянницы. Друг Гэлбрайта, который, видимо, думал, что читатели не поймут его недоумения, начал оправдывать свои подозрения тем, что сказал, что зеркало обычно занавешивают, когда человек уже умер, потому что существует поверье, согласно которому по квартире бродит дух хозяина, который уже отошел в мир иной.

— Бессмысленная мистическая чепуха, — пробормотал Гэлбрайт, почесывая невероятно зудящую от клопов ногу.

Тем не менее, медик Морис был прав в тот день, когда сказал: «Вы опять несете свою сверхъестественную чушь!», имея в виду то обстоятельство, что Фаркрафт находил смысл в вещах, которые в мире материализма не имеют абсолютно никакого значения.

— Сотрудник правоохранительных органов не должен верить в чудеса, — невольно произнес Гэлбрайт, отрывая взгляд от писем и уставившись в потолок.

Он всегда говорил это себе, когда сталкивался с чем-то, что не мог объяснить простыми словами. Ему просто казалось, что мир подчиняется физическим законам, и к любому, даже самому странному явлению, нужно подходить с позиции физика, а не поэта. Другое дело, что сам инспектор не обладал обширными знаниями ни о том, ни о другом — будучи по сути простым обывателем, волею судьбы ставшим полицейским, Гэлбрайт понимал, что ему не следует даже вникать в эти вещи, но его профессия, способствующая построению гипотез, заставляла его мозг работать в направлении, в котором он никогда бы не пошел в повседневной жизни.

«Ох», — подумал он про себя, — «почему меня когда-то так тянуло стать полицейским инспектором?». В конце концов, он мог бы сидеть в студии и писать картины на заказ, но нет, ему приходится пачкать руки в крови уголовных дел... Отогнав эти риторические мысли, он вернулся к документу. Его друг написал, что если принять слова тети Пенелопы Конвей за чистую монету, то получается, что зеркало действительно было занавешено до того, как родственник вошел в квартиру. Автор этих строк задался вопросом — получается, что неизвестный убийца сделал это нарочно? Фаркрафт далее выдвинул гипотезу, что, возможно, это мог быть странный жест уважения к покойной, и подумал — не без оснований, — что убийцей мог быть человек, который был неравнодушен к погибшей продавщице.

— Убийство из чувства ревности, — смакуя слова подобно вину, задумчиво произнес Гэлбрайт.

Он невольно подумал, что им самим движет это святое и всеобъемлющее чувство. Только инспектор не мог до конца понять, кого он ревнует и, главное, к кому именно... Он продолжил чтение. Осматривая квартиру Конвей, инспектор Фаркрафт обратил внимание на тот факт, что в ее книжном шкафу была занята только одна полка, и, по сути, там стояла только одна книга «Мифология: вневременные рассказы о богах и героях», автором которой была некая Эдит Гамильтон. Друг Гэлбрайта был весьма удивлен тем фактом, что целую полку занимали двадцать экземпляров одной только этой книги, и даже издание было тем же самым. Инспектор снова задался вопросом на страницах своего материала — может быть, продавщица купила книги, чтобы подарить их друзьям? Но почему тогда в ее квартире не было другой книги, даже кулинарной? Покойная Пенелопа Конвей не любила читать, или она собрала все книги, которые раньше были в шкафу, чтобы продать их и на вырученные средства купить двадцать экземпляров только одной книги о греческих мифах? Задав эти вопросы читателям, автор затем отметил, что в оставшееся пустое пространство на нижней полке могли бы поместиться еще пять книг с таким же количеством страниц.

— Интересно, как он это проверил, — подумал Гэлбрайт.

Он понимал, что профессия полицейского инспектора требует от человека определенного образа мышления, но ему было трудно представить, чтобы его друг тратил свое время на такое глупое занятие, как перекладывание книг с одного места на другое. Гэлбрайт невольно вспомнил, как еще до смерти маленькой дочери фармацевта он был в гостях у мистера старшего инспектора и пил с ним «Пиммз». Тоном профессора, говорящего о любимом ученике, Сеймур похвалил способность Фаркрафта обращать внимание на вещи, которые другому человеку показались бы совершенно бессмысленными. Затем, наливая себе бокал английского фруктового ликера, Гэлбрайт подумал, что мистер старший инспектор всегда мечтал сесть за один стол с Фаркрафтом и написать совместный материал на тему, которая интересовала их обоих. Просто что-то не позволило ему этого сделать. Гэлбрайт предположил, что проблема заключалась, во-первых, в том, что Сеймур был занят, а во-вторых, что такое поведение просто как-то не вписывалось в отношения между хозяином и слугой.

Он внезапно проснулся и вспомнил, что пора заканчивать чтение — хотя бы потому, что по его коже уже вовсю ползали разъяренные жуки. Поэтому тогда Гэлбрайт просто пробежал текст глазами, толком не пытаясь вникнуть в суть. Теперь документ содержал описание того, что помимо идентичных комплектов белых платьев, в гардеробе покойной на самом дне была коробка, в которой лежали — друг инспектора затем перечислил предметы — кожаный ошейник с шипами, лента для связывания рук, щекоталка и кляп. Далее Фаркрафт поинтересовался, был ли у покойной парень, поскольку, как он писал, его смущал тот факт, что мисс Фэй всегда обладала сдержанным характером и, насколько мог судить сам инспектор, она никогда по-настоящему не влюблялась.

— Подождите, кто такая мисс Фэй? — В замешательстве воскликнул Гэлбрайт.

Секунду спустя до него дошло, что этот фрагмент текста не согласуется с тем, что было написано ранее. Он пробежал глазами по бумаге — там уже были имена сутенёра Александра О'Брента и его убийцы Юджина Вудса. Оказывается, когда Гэлбрайт уронил эту стопку листов, он собрал их без какой-либо системы, из-за чего теперь было практически невозможно прочитать дело его покойного друга — потому что без соблюдения хронологии терялась связь между гипотезами и фактами.

— Что бы это могло быть, отличное чтение, — вздохнул Гэлбрайт и сокрушенно швырнул стопку бумаг вверх.

Материалы дела Фаркрафта снова упали на пол, как осенние листья — только это были странные листья, не желтые и красные, а белые, с черными строчками букв. Инспектор почувствовал себя так, словно его обманули. «Ну, конечно», — подумал он, — «я сам допустил ошибку, и сам пожинаю ее плоды...» Тут он совершенно не к месту вспомнил, что в Фаркрафте его всегда удивлял тот факт, что на вопрос, есть ли у него девушка, его друг отвечал, что это не относится к его персоне, потому что он придерживается идеи, что судьба сама отмеряет, кто продолжит их родовую линию, а кто умрет без потомства.

— Сильно сказано, — громко и отчетливо произнес Гэлбрайт, чувствуя, как горит кожа из-за насекомых.

После того, как Гэлбрайт прокомментировал вслух случайно пришедшее на ум выражение лица своего покойного друга, он, стараясь не сойти с ума от укусов назойливых клопов, снял верхнюю одежду и заполз под одеяло. Красные насекомые стали еще более злобно ползать по его телу — они заползали ему под мышки, цеплялись за грудь и ноги, а самые наглые паразиты пытались проникнуть внутрь ушей и ноздрей. Возможно, дополнительным эффектом было то, что в темноте он не мог разглядеть их точное количество, но, так или иначе, дискомфорт постепенно усиливался, и вскоре инспектор проснулся посреди ночи.

— С меня хватит! — крикнул он в пустоту.

Как был босиком, Гэлбрайт подошел к настенному выключателю и протянул руку вперед. Его указательный палец коснулся белой пластиковой кнопки. Раздался едва слышный щелчок, и в комнате сразу стало светло. Он опустил глаза и посмотрел на свои ноги — клопы висели на его коже, как муравьи, цепляющиеся за ветку. «Ох», — подумал он, — «если бы я случайно не перевернул матрас, то, вероятно, насекомые не вылезли бы наружу...» Зайдя в ванную, он включил душ и встал под холодные струи. Пытаясь смыть мерзких насекомых, Гэлбрайт мысленно вернулся в Портленд. Сначала я просто вспоминала, как ему там было хорошо, как он мог спокойно спать в своей маленькой квартирке, не борясь с клопами. Затем, когда ему удалось избавиться от большинства паразитов, он сел на край ванны, сосредоточившись на том моменте, когда он наконец решил, что ему нужно уехать в этот самый Лондон.

В то время не произошло ничего особенно необычного — Гэлбрайт просто шел к себе домой после утомительного рабочего дня. В тот вечер дул холодный ветер, поэтому он не хотел слишком долго задерживаться на улице и пошел ускоренным шагом. К тому времени, как он добрался до Эббаутс-стрит, на улицу уже опустились сумерки. Подходя к дому Е-14, инспектор сунул руку в карман куртки — он всегда заранее доставал ключи — и поднял голову. То, что он увидел, заставило его стряхнуть с себя налет меланхолии — окно его квартиры было ярко освещено. Гэлбрайт очень хорошо помнил, что он не включал свет в комнате со вчерашнего вечера, так что не могло быть никаких сомнений в том, что в его квартиру проник кто-то другой. Сердце инспектора бешено забилось, и он, нащупывая во внутреннем кармане свой маленький, но надежный табельный пистолет, лихорадочно вбежал в подъезд дома.

К счастью для него, внутри он не столкнулся ни с кем из соседей, так что мог спокойно вынимать оружие, не опасаясь, что кто-нибудь заметит. Гэлбрайт с громким топотом взбежал по ступенькам на второй этаж и, держа оружие левой рукой, вставил ключ в замочную скважину. Руки его были мокрыми от пота, пальцы дрожали, как в лихорадке, — такова была сила страха, охватившего полицейского инспектора в ту секунду. Наконец, ему удалось вставить ключ в скважину. Наклонившись всем телом, Гэлбрайт повернул его — при этом металл ключа почти погнулся. Дверь тихо скрипнула, и Гэлбрайт, держа пистолет наготове, одним махом переступил порог с проворством дикого животного.

— Добрый вечер, господин инспектор. Я рад, что вы наконец пришли, — вдруг послышался совершенно спокойный старческий голос.

Он ожидал увидеть в своей квартире кого угодно — бандитов, гангстеров, сумасшедших клоунов в конце концов... Но каково же было его удивление, когда оказалось, что на стуле, стоявшем у окна, сидел никто иной, как сам господин главный инспектор!

— Вы не в кино, Гэлбрайт, — спокойно, хотя и с некоторым упреком, сказал Сеймур.

Действительно, сцена выглядела невероятно глупо — хозяин квартиры стоял напротив своего гостя, направив на него дуло пистолета. Гэлбрайту сразу стало не по себе.

— Я вынужден попросить у вас прощения, — смущенно сказал он, медленно опуская табельный пистолет.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Мне нужно было поговорить с вами, — невозмутимо произнес Сеймур.

Очевидно, подумал Гэлбрайт, господин главный инспектор совсем не боится смерти, если он даже бровью не повел на эту выходку с пистолетом. Положив оружие во внутренний карман куртки, он поднял глаза на геста.

— Ну, знаете, я не собираюсь садиться... — тихо сказал он

— Вы нервничаете, и это ваше дело, — сказал Сеймур. — Но имейте в виду, что в этом случае вам придется стоять довольно продолжительное время.

— Я не какая-то белоручка, для которой постоять пару часов уже в тягость, — ответил Гэлбрайт с оттенком обиды.

Эти слова вызвали подобие улыбки на лице господина главного инспектора Сеймура. Старику, казалось, нравилось наблюдать за взволнованным мужчиной, который был моложе его на двадцать лет.

— Должен признаться, мне нравится ваш способ выражения своего мнения, — улыбка снова сменилась спокойствием. — Но я пришел к вам не для того, чтобы восхищаться вашим замешательством.

Ну, конечно, саркастически подумал Гэлбрайт про себя, господин главный инспектор тихонько пробрался в квартиру своего подчиненного, и он думает, что хозяин квартиры сочтет это таким же обычным делом, как утренний прием пищи...

— Суть в том, что я хочу передать вам сообщение... — начал его гость.

С этими словами Сеймур протянул руку и взял со стола белую пачку сигарет. Хозяин квартиры поспешил подойти к господину главному инспектору, чтобы услужливо прикурить ему сигарету, но тот молча отстранил его жестом и сам прикурил от своей зажигалки.

— Итак, Гэлбрайт, — сделав затяжку, сказал он. — Я понимаю ваше отношение к ней, поэтому не буду спрашивать вас, почему вы решили не рассказывать мне о своих планах.

«Что он имеет в виду?» задумался Гэлбрайт. Кто эта «она», с которой, по словам старика, он сам чувствует какие-то особые отношения?

— Именно по этим причинам, — продолжил Сеймур, — я не просил вас делиться со мной своими подозрениями.

— По отношению к кому? — Невольно вырвалось у Гэлбрайта.

— К доктору Бэйзларду, кто же еще это мог быть? — ответил господин главный инспектор и выпустил облако дыма.

Гэлбрайт невольно восхитился тем, какое аккуратное кольцо сделал его почетный гость. «Да», — подумал он, — «умение курить — тоже искусство...»

— Почему вы решили, что я его подозреваю? — спросил он Сеймура с иронией в голосе.

— Потому что я, как человек, который с ним близко знаком, прекрасно осознавал тот факт, что его персона не могла не вызывать подозрений, особенно у субъекта с таким складом ума, как у вас.

У хозяина квартиры непроизвольно расширились глаза, когда его гость обрушил на него это разглагольствование. «Как», — подумал он, — «господин главный инспектор действительно мог быть связан с этим доктором?». Это не укладывалось у него в голове.

— С вами все в порядке? — спросил Сеймур, глядя на смущение своего собеседника.

— Простите меня, — очнувшись от шока, Гэлбрайт опустил глаза.

— Я понимаю, что это вас удивляет, — спокойно ответил гость. — Такова жизнь, — сказал он вдруг.

Гэлбрайт не мог понять истинный смысл последних двух слов своего собеседника, но не смог удержаться от того, чтобы не выйти из себя и не обрушить поток слов на господина главного инспектора.

— Удивляет? Вы так это называете? — стараясь не повышать голос, он слегка сжал кулаки. — Неужели вы действительно думаете, что я смогу смириться с тем, что этот проклятый доктор, — Гэлбрайт не пытался выбирать выражения, — не только не вызывает у вас неудовольствия, но, оказывается, еще и является вашим другом?!

Выпалив это, инспектор почувствовал, как у него поднимается температура. Он поднес правую руку к волосам, чтобы вытереть пот, выступивший у него на лбу, но в следующую секунду что-то упало на пол. Он наклонился — оказалось, что он забыл, что всё это время он держал в руках зажигалку, желая зажечь сигарету своего незваного гостя.

— Вы потрясающе выглядите в гневе, — неожиданно сказал Сеймур с неповторимой интонацией похвальбы, растягивая каждое слово словно в изумлении.

Гэлбрайт, поднявший зажигалку с пола, выпрямился и снова замер в одном положении. Он не ожидал, что его собеседник не только не обидится на его поведение, но, наоборот, похвалит эту его мимолетную, неконтролируемую вспышку гнева.

— Вами движет ярость, — продолжил его собеседник нормальным, спокойным тоном, — и я понимаю это — личность субъекта, о котором мы с вами беседуем, может вызвать только две реакции — либо восхищение его интеллектом, либо острую ненависть к его натуре.

— Будьте любезны, выражайтесь поточнее, — сказал Гэлбрайт, всё ешё витая в тумане.

— Доктор Бэйзлард — очень сложный человек, — коротко сказал Сеймур, сделав акцент на слове «очень».

«Мягко сказано», — подумал хозяин квартиры. У него возникло ощущение, что Сеймур пытался доказать перед ним хорошую сторону этого детоубийцы.

— Я понимаю, что вы сейчас думаете, что я пытаюсь предотвратить очернение его репутации, — словно прочитав мысли собеседника, сказал Сеймур, — но на деле я имел в виду совершенно другое.

— А что, если вы думаете, будто я подозреваю вас самого? — не удержался Гэлбрайт.

— Por que não? — ответил гость на непонятном Гэлбрайту языке. — В той ситуации, в которой вы оказались, вам ничего не остается, как подозревать всех и каждого, не считаясь со статусом окружающих вас людей.

Сказав эту в сущности полную укора фразу, господин главный инспектор поднялся со стула, смотря на хозяина квартиры с легким прищуром. Гэлбрайт просто стоял неподвижно и наблюдал, почти с божественным благоговением, как Сеймур тем временем положил сигарету в пепельницу и, поправив галстук, выглянул в окно. Гэлбрайт проследил за его взглядом — за время, которое они провели вместе, на улицу уже опустилась ночь.

— Я позволю себе высказать вслух то, что, по моему мнению, могло прийти вам в голову, — его гость отвернулся от окна и скрестил руки на груди.

— Ну и что вы скажете такого интересного? — почему-то этот жест собеседника показался Гэлбрайту забавным.

— Дело в том, что в вашей голове нет-нет, но мелькали мысли о том, что преступник Джордан Тёрлоу и его жертва Делия Йонс одной крови.

— К-к-как... — при этих словах у Гэлбрайта отвисла челюсть.

— Как я узнал об этом? — Сеймур догадался, что хотел сказать его собеседник. — В том-то и дело, что никак. Я просто сказал это наугад, уверяю вас, — спокойно ответил он.

«Теперь и другие начнут мне не доверять», — подумал Гэлбрайт. Он вздохнул и, подняв глаза к потолку, начал разминать шейные позвонки.

— Да, к слову... — внезапно сказал господин главный инспектор. — Не думаю, что вам будет интересно это знать, но всё же...

Услышав это, хозяин квартиры сразу оживился и посмотрел на своего гостя.

— Это дела давно минувших дней, но я считаю своим долгом сказать вам, что Бэйзлард лишил Дункана жизни из принципов сострадания.

— Вы говорите о той самой операции на головном мозге? — Гэлбрайт прекрасно помнил, о ком сейчас говорил его собеседник.

— Верно, — кивнул Сеймур. — Мне просто кажется, что Бэйзлард решил пойти бедняге навстречу. Смерть дровосека не была несчастным случаем — доктор с самого начала знал, что операция по удалению опухоли закончится гибелью мозга, и, понимая, что Дункан все равно больше не сможет нормально жить в таком состоянии...

— Вы хотите сказать, что доктор Бэйзлард убил Дункана с его молчаливого согласия? — внезапное озарение осенило Гэлбрайта.

— Вы можете интерпретировать мои слова так, как вам будет угодно, — сказал Сеймур вместо ответа.

Господин главный инспектор, сняв шляпу со спинки стула, направился к выходу из квартиры. Гэлбрайт медленно, словно боясь наступить ему на пятки, потрусил вслед за уходящим гостем. Уже взявшись за ручку входной двери, Сеймур повернулся к хозяину квартиры.

— Одно я могу сказать вам наверняка — доктор Бэйзлард не такой кровожадный убийца, каким вы его представляете в своих мыслях, — сухо сказал он.

— Хм... — услышав эти слова, Гэлбрайт неожиданно опустил взгляд, будто его обвинили в непозволительных действиях.

— Доброй ночи, — уже из прихожей послышался голос господина главного инспектора.

В этот момент Гэлбрайт внезапно очнулся от своих воспоминаний. Он огляделся, словно не понимая, где находится. Как бы там ни было, сказал он себе, Портленд остался в прошлом, и теперь он сидел в ванной комнате убогого лондонского гостиничного номера. Он посмотрел на свои ноги — пока на его коже не было ни единого жучка.

— Что ж, скоро они снова облепят меня с ног до головы, — с некоторой отрешенностью сказал инспектор, вздохнув при этом.

Выйдя из ванной, он, дрожа от холода, нырнул под одеяло, совершенно забыв, что ему нужно выключить свет в комнате. Гэлбрайт так устал после холодной ванны, что, как только закрыл глаза, сразу же уснул. Инспектор спал спокойно, без сновидений.

Проснувшись на следующий день, Гэлбрайт с большим неудовольствием отметил, что, пока он спал, клопы снова покрыли его с головы до ног. «Делать нечего», — подумал он и побежал в ванную. Не столько ради того, чтобы помыться, сколько ради того, чтобы избавиться от паразитов под струей воды. Ополоснувшись, инспектор не почистил зубы; он даже забыл вытереться полотенцем. Подойдя к окну, он посмотрел на дорогу и замер, но на этот раз не потому, что был очарован видом машин — дело в том, что прямо под его подоконником на тротуаре внизу стоял некий молодой парень в красной рубашке. Гэлбрайт сразу заподозрил неладное — ему показалось, что этот человек стоял там уже некоторое время, и явно в таком удобном месте для наблюдения за комнатой, где сейчас находился сам инспектор.

Стоя у окна, Гэлбрайт посмотрел вниз на молодого парня. Он не мог видеть его лица, которое было скрыто за широко раскрытой газетой. «Да», — подумал инспектор, — «парень притворяется, что просто остановился, чтобы прочитать интересную заметку, самый заурядный и избитый шпионский трюк». Внезапно, пока он думал об этом, таинственный незнакомец опустил газету, и Гэлбрайт смог рассмотреть его чуть внимательнее. У разведчика — Гэлбрайт не сомневался, что это не случайный прохожий, — были длинные черные волосы, которые на концах слегка завивались. Нос у этого парня был слегка вздернут, а черты лица придавали ему смутное сходство с хорошенькими личиками молодых японских поп-звезд. Проанализировав все это, инспектор вспомнил, что видел точно такое же лицо в самолете, когда летел в Лондон. Похоже, что это был точно такой же тщедушный парень, с которым он сидел тогда со стариком... Гэлбрайт, к сожалению, забыл, во что был одет тот попутчик, но это не имело значения — в конце концов, не одежда делает человека мужчиной, а одежда мужчины — кто, если не полицейский, должен это знать!

Убедившись, что этот парень не заметил его с улицы, Гэлбрайт отошел от окна и направился обратно в ванную. Теперь он как следует умылся, не забыв почистить зубы. Затем взял бритву — ему захотелось побриться. Увы, инспектор в сотый раз отказался от этого дела, потому что, не рассчитав усилий, слишком сильно потер щеку и в итоге порезал кожу. Кровь текла тонкой и, казалось, бесконечной красной струйкой... «Да, видимо, побриться мне не суждено», — подумал Гэлбрайт, выходя из ванной — ему нужно было найти вату и спирт, чтобы остановить кровотечение. В чемодане он не нашел ни того, ни другого. И он даже вспомнил почему — когда он собирал вещи для поездки, ему сказали, что он никогда не должен брать с собой алкоголь, иначе его могут остановить на таможне.

Гэлбрайт вызвал в номер консьержа и, пока ждал его прихода, снова пошел в ванную и подставил щеку под струю воды. Он знал, что толку от этого будет мало, но, по крайней мере, холодная вода немного притупила боль. Вскоре раздался стук в дверь, и инспектор пошел открывать. Однако вместо консьержа — пожилого мужчины в синем фраке — на его звонок ответила молоденькая горничная.

— Простите меня великодушно, мистер Гэлбрайт, — поспешно начала она прямо с порога, — но мистер Тибор не сможет прийти к вам сегодняшним днем.

Быстро произнеся эти слова, она тут же замолчала, и в то же время вздрогнула, как будто кто-то ущипнул её сзади. Инспектор старался не уделять этим странностям слишком много внимания, чтобы окончательно не выйти из себя.

— Почему? — из вежливости спросил Гэлбрайт, хотя по факту ему было всё равно, что случилось с персоналом этого отеля.

— Его увезли в больницу прошлой ночью, — сказала женщина и снова вздрогнула всем телом.

— Вы и дальше будете продолжать говорить со мной, произнося по одному слову за раз? — несколько недовольно спросил её инспектор.

Это подергивание собеседницы уже начинало действовать Гэлбрайту на нервы. В чем была причина душевного состояния горничной, ему было неясно, но факт оставался фактом: она вела себя как-то нетипично для нормального человека, из-за чего у него самого в тот момент возникло не очень приятное чувство.

— У мистера Тибора были диагностированы симптомы рака, и я... Я не хочу вдаваться в подробности, — горничная сказала это таким тоном, словно вот-вот расплачется.

— Ладно, давайте не будем об этом, — успокоил её инспектор.

Женщина продолжала стоять на пороге, и Гэлбрайт заметил, что в те моменты, когда она говорила, её шея заметно раздувалась, подобно кузнечным мехам. «Должно быть, у нее что-то не в порядке с лёгкими», — подумал он про себя.

— Не могли бы вы принести мне немного ваты в номер? — обратился он к ней после пяти секунд молчания.

— Извините пожалуйста, говорите чётче, — женщина захлопала ресницами.

— Я позвал сюда человека, чтобы он принес мне вату. Я порезался, — сказал Гэлбрайт громко и отчетливо, чувствуя, как он начинает терять терпение.

Горничная слушала его, продолжая хлопать ресницами, как ночная птица. С каждой секундой ее шея раздувалась все больше и больше, словно воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Гэлбрайт недоумевал, почему она так странно себя ведет...

— Режьтесь себе дальше! — вдруг грубо крикнула женщина.

— Простите, что вы сказали? — Гэлбрайт, удивленный ее внезапной вспышкой агрессии, попытался взять себя в руки.

— Вам тут не аптека, чтобы я тут таскала вам всякую лекарственную гадость! — с ненавистью крикнула горничная и вышла из его комнаты.

— Подождите, вы куда? — крикнул ей вслед инспектор.

— Ко мне за такими вещами не обращайтесь! — донесся её переполненный недовольством вопль из коридора.

Закрывая за ней дверь, Гэлбрайт подумал, что, по-видимому, эта горничная была либо дочерью, либо наложницей консьержа — инспектор не мог найти другой причины для ее агрессии, да и не очень хотел — он давно понял, что гостям не рады в отеле «Стэйт оф Сноу Лэйк». Ему пришлось взять из чемодана носовой платок вместо ваты — не самый чистый, но хоть что-то — и с его помощью попытаться что-то сделать с порезом. Остановив кровотечение пополам с горем пополам, Гэлбрайт решил, что с него хватит сидеть в этой комнате, в которой кровать представляла собой сплошной муравейник, персонал был неадекватным, а интерьер далек от класса люкс. Инспектор начал собирать свои вещи, но когда он начал искать, куда положил запасную рубашку, в дверь снова постучали, и ему снова пришлось пойти открывать.

— Мистер Гэлбрайт, к вам посетитель, — это была все та же горничная, только теперь она, казалось, успокоилась.

— Кто, простите? — спросил Гэлбрайт.

— Немолодой человек, — словно сомневаясь в точности своих слов, ответила женщина.

— Думаю, что этот немолодой человек может подождать, — инспектор был не в настроении принимать в своей комнате незнакомых мужчин.

— Но он сказал, что у него к вам важное дело! — твердо сказала горничная.

— Ваша взяла, пускай входит, — Гэлбрайт махнул рукой и отошел от двери.

Он подошел к окну и посмотрел вниз. Парня в красной рубашке там больше не было — возможно, это действительно был случайный прохожий...

— Добрый день! — окликнул его чей-то вкрадчивый голос.

Гэлбрайт обернулся — в комнату вошел мужчина средних лет — не такой старый, каким его представила горничная, хотя и с седыми волосами. Очевидно, внезапность, с которой хозяин комнаты обернулся, немного напугала этого человека, потому что он слегка попятился, когда инспектор уставился на него. «Хм, похоже что ко мне заявился ушлый докторишка», — подумал Гэлбрайт, глядя на этого незваного посетителя, одетого в строгий коричневый костюм, поверх которого был наброшен белый медицинский халат.

— Я так понимаю, что вы врач? — высказал инспектор свою догадку вслух.

— Нет, вы допустили ошибку, — ответил мужчина с каким-то лукавым блеском в глазах. — Я работаю в области, которая является ключом к будущему.

— И какой же именно? — Гэлбрайт был заинтригован этим определением.

— В области компьютерных технологий, — спокойно ответил собеседник.

После этих слов седовласый мужчина скромно опустил глаза, но было видно, что на самом деле его чуть ли не распирало от важности. «Так вот оно как», — подумал инспектор. Глядя на этих людей, ему невольно пришло на ум воспоминание о том, как еще в 1981 году, когда он впервые увидел подержанный микрокомпьютер фирмы Тэнди в полицейской академии, он поспорил с его оператором. Этот жизнерадостный парень, сидевший за клавиатурой, сказал Гэлбрайту, стоявшему рядом с ним, что компьютер — продукт эволюции, сравнимый с изобретением паровой машины. Не скупясь на выражения, оператор заявил, что массовая компьютеризация — это будущее человечества, которое выведет его из болота невежества.

Сам Гэлбрайт ответил на это высказывание, сказав, что он, конечно, понимает, что вскоре компьютеры будут использоваться во всех сферах жизни, но компьютеризация по своей сути является трюмной помпой, в конце концов, простой забастовки работников электростанций по всей Земле достаточно, чтобы вся электроника — включая компьютеры — превратилась в груду бесполезного металлолома, и с этого начнется ужасный кризис. И Гэлбрайт не преминул привести в пример библиотеки — по его мнению, если знания будут только в электронном виде, то с потерей электричества цивилизация вернется к состоянию, близкому к каменному веку.

Когда он сказал это, оператор компьютера закричал, что Гэлбрайт, мол, пессимист, а также, судя по всему, является шпионом, подосланным коммунистами. «Да», — подумал Гэлбрайт, — «нечто подобное было сказано Фаркрафту в Портлендском университете, только в отличие от него, меня не выгнали из-за этого разговора...»

Инспектор оторвался от своих воспоминаний и повернулся к своему посетителю.

— Хорошо, если вы работаете в сфере будущего, то я, конечно, очень рад... — начал он.

— Ну а как же! — перебил его седовласый мужчина.

— Подождите, я не закончил, — сказал Гэлбрайт. — Я хотел спросить, как вы узнали обо мне.

При этих словах посетитель вытащил из кармана маленькую белую карточку и, держа её в левой руке, сказал:

— Я специалист из «Института компьютеризации имени Макото», мы ищем добровольцев... — начал говорить он.

— Каких таких добровольцев? Я по вашему что, где-нибудь развешивал объявления о том, что хочу... — инспектор прервал его с растущим недовольством.

— А теперь ваша очередь выслушать меня! — повысив голос, седовласый мужчина сверкнул глазами.

— Ладно, дерзайте, — Гэлбрайт, уступив своему собеседнику, шумно выдохнул.

— Нам нужны добровольцы, чтобы с точки зрения обычного человека мы могли оценить сны компьютера, — с некоторым пафосом заявил специалист.

— Сны компьютера? — инспектор изумленно повторил последние слова своего гостя.

— Это долгая история, поэтому вам лучше сразу прийти к нам, и мы всё... — седовласый не окончил свою фразу.

Прервав фразу на полуслове, специалист положил карточку, которую держал в руках, на тумбочку.

— Увидимся! — весело сказал он, направляясь к выходу из комнаты.

Через две секунды Гэлбрайт подошел к прикроватному столику и взял лист белого глянцевого картона. На этой визитке было всего две строчки — название заведения, о котором говорил посетитель, а также адрес. Гэлбрайт, вглядываясь в маленькие буквы, вдруг услышал, как посетитель хлопнул дверью, и едва не произнес восклицание «Эй, подождите, остановитесь!». Положив карточку на место, инспектор подбежал к двери и открыл ее, но в коридоре никого не было. Ладно, подумал Гэлбрайт, какой смысл гоняться за этим незнакомцем из-за того, что тот забыл спросить его, откуда тот узнал о его скромной персоне. Закрыв дверь, инспектор взглянул на ночной столик и вернулся к кровати. Не желая снова оказаться покрытым клопами, он просто сел на одеяло и уставился прямо перед собой.

В голове у Гэлбрайта теперь царил полный хаос. С самого начала всей этой истории с доктором Бэйзлардом нервы инспектора уже начинали сдавать, но теперь, находясь в чужой стране, в номере этого ужасного отеля, паранойя Гэлбрайта начала прогрессировать. Он сразу же начал подозревать, что этот посетитель, представившийся специалистом по компьютерам, был связан с тем хирургом-гинекологом. Гэлбрайт прекрасно понимал, что его собственный визит к врачу, состоявшийся еще в Портленде, несомненно, вселил в Бэйзларда уверенность в том, что полиция уже установила за ним слежку и поэтому не упустит возможности послать за ним полицейского. Поэтому, покинув Америку, доктор Бэйзлард, очевидно, заранее предупредил своих друзей в Лондоне, чтобы они следили за людьми, которые будут его искать. «Эта гипотеза имеет право на жизнь», — подумал Гэлбрайт.

Думая об Америке, инспектор не мог не вспомнить, что было довольно странно, что никому из сотрудников полицейского управления Портленда не было дела до сбежавшего доктора. Все, что сделала полиция, это арестовала ассистенток Бэйзлард, которые присутствовали при операции по удалению матки. Их допросили, записав их слова, и никаких дальнейших действий предпринято не было. И только Гэлбрайт настаивал на том, что не следует закрывать на это глаза — через пару дней после того, как дело о смерти Делии было закрыто, он вызвался поймать зачинщика этого инцидента. Полиция посмотрела на него как на идиота, решившего погнаться за призраком.

Гэлбрайту сказали, что его идея поймать Бэйзларда не имеет смысла, потому что смерть дочери некоего фармацевта не была событием, ради которого стоило ловить человека, который уже переехал в другую страну. Его начальство сказало инспектору, что полиция Портленда не видит смысла просить Столичную полицейскую службу передать им какого-нибудь хирурга. Гэлбрайту невероятно повезло, что кто-то все-таки подал заявление, и вскоре ему выдали визу, купили билет на самолет и забронировали номер в том самом отеле, где он сейчас сидел. Вполне возможно, что этим покровителем, пожелавшим остаться неизвестным, был сам господин старший инспектор Сеймур, но у Гэлбрайта не было времени особо разбираться, кто ему помогал и с какими мыслями, потому что в то время он уже паковал свои вещи, чтобы улететь в Англию.

Из-за переполняющих эмоций и впечатлений инспектору было трудно привести мысли в порядок. Гэлбрайт вернулся к сегодняшнему гостю. Этот седовласый мужчина явно знал его в лицо, этот специалист был прекрасно осведомлен, что он остановится в этом номере отеля «Стэйт оф Сноу Лэйк»... Кто бы это мог быть? Гэлбрайт начал думать, что его сегодняшний посетитель, вероятно, был помощником Бэйзларда, возможно, даже его ближайшим учеником. Очевидно, он принял Бэйзларда, когда тот прибыл в Лондон, и, узнав от доктора приметы Гэлбрайта, каким-то непостижимым образом выследил инспектора и нанес ему визит, просто чтобы посмотреть, убедиться, что за его хозяином ведется охота...

— Не стоит так торопиться, — тихо сказал себе Гэлбрайт. — Нужно успокоиться...

Сидя на кровати, он чувствовал, что мир вокруг него вращается в бешеном темпе канте фламенко. Что усугубляло ситуацию, так это тот факт, что даже не ложась спать, клопы все равно пользовались возможностью побыть рядом с человеком. Чувствуя отвратительный зуд по всей коже, Гэлбрайт встал и подошел к окну, надеясь, что паразиты не доберутся до него здесь. Глядя на уже надоевший дорожный пейзаж, он начал вспоминать, что знал о помощниках Бэйзларда. Насколько он помнил, их было всего двое — мужчина по имени Норман Ван Райзен и женщина по имени Кэтлин Армор.

Сначала они допросили женщину, потому что она легко пошла на контакт с полицией — казалось, что она сама идет навстречу расследованию. Помимо малоинтересных для Гэлбрайт фактов о том, как она передала Бэйзлард инструменты и другие медицинские принадлежности, она также рассказала интересную деталь — оказывается, врач, прежде чем начать оперировать Делию Йонс, публично заявил, что после операции ему нужно будет срочно вылететь в Англию, поскольку он не был уверен, что девочка вряд ли сможет восстановиться после удаления важного внутреннего органа. Когда Кэтлин Армор спросили, помнит ли она, указывал ли доктор Бэйзлард город, в который он направлялся, она ответила, что он ограничился лишь общим определением страны.

Затем Гэлбрайт вспомнил, как допрашивали второго помощника, мужчину. Допрашивавшей его полиции было трудно добиться слов от этого необычайно угрюмого человека — казалось, доктор Бэйзлард намеренно нанял мизантропа в качестве своего помощника, как будто он знал, что, если вмешается полиция, этот человек не проболтается. Однако Норман Ван Райзен все же сообщил полиции пару деталей, из которых Гэлбрайту особенно запомнилась вторая. Уставившись на полицейских полными ненависти глазами из-под густых бровей, этот человек хриплым голосом сказал, что после того, как девочке удалили матку, мистер Бэйзлард вместе с мисс Армор начали извлекать из органа какую-то штуку — мистер Ван Ризен не мог выговорить ее латинское название. Сам Норман получил от доктора распоряжение, суть которого заключалась в том, что он должен был набрать на телефоне какой-нибудь телефонный номер и, дождавшись, когда абонент возьмет трубку, прокричать самым истеричным из возможных голосов любую чушь, которая придет ему в голову. Увы, полиция, допрашивавшая Нормана Ван Райзена, не смогла заставить его вспомнить слова, которые он кричал в трубку, потому что, рассказав им эту историю, он вышел из себя и начал кричать, чтобы они отпустили его к жене.

В любом случае, эти слова о телефонном звонке заставили Гэлбрайта вспомнить то самое утро, когда на следующий день после дня его отпуска его разбудил звонок, и, подняв трубку, он услышал истеричный голос, который кричал: «Маэстро, скажите «você»! «Você» означает «вы»!. Тогда Гэлбрайт был не в духе и немедленно повесил трубку, но теперь, когда он знал, кто был этот неизвестный звонивший, до него дошло, почему у него тогда возникло предчувствие какой-то надвигающейся беды. Бедная Делия, подумал инспектор про себя...

Гэлбрайт, которому уже надоело смотреть на проезжающие по улице машины, понял, что не может просто стоять и понапрасну предаваться воспоминаниям. Он отошел от окна и начал искать одежду, раздумывая, что делать. Он отказался от идеи переехать из этого отеля «Стэйт оф Сноу Лэйк» — во-первых, чувство скупости не позволило ему просто отказаться от номера, за который он заплатил почти шестьсот долларов (в американских деньгах). Во-вторых, инспектору показалось, что если он сейчас начнет утруждать себя переездом, то, будучи занят этим делом, не сможет должным образом осмыслить визит этого странного специалиста.

Одевшись, Гэлбрайт подошел к двери и, убедившись, что не забыл ни бумажник, ни документы, спустился по лестнице и покинул здание отеля. Он уже знал, какая погода на улице — потому что простоял у окна почти четверть часа, — но он не ожидал, что на улице будет так жарко. Сожалея, что забыл намочить рубашку перед выходом, он подозвал такси и, открыв дверцу, обратился к водителю:

— Отвезите меня в ресторан, который вы бы могли порекомендовать, — сухо сказал Гэлбрайт.

Устроившись поудобнее и захлопнув дверцу, инспектору пришлось подождать, пока водитель соберется с мыслями.

— У меня есть на примете «Клэйр Эн Тон», — сказал он пятнадцатью секундами позже.

— Что это? — равнодушно спросил пассажир.

— Ванитас-ресторан, — ответил водитель, нажимая на педаль.

Машина тронулась с места, и Гэлбрайт, не пытаясь вникать в смысл последних слов водителя, уставился в окно. Он решил довериться кому-то, кто знал Лондон, потому что не хотел искать ресторан сам. Печальный опыт с «Орцинус Орка Остериа» заставил его отказаться от любых попыток лично найти места для отдыха. «Да, — подумал он, — конечно, было бы намного проще, если бы я был обычным туристом, которого гид ведет чуть ли не за руку, но, увы, его путешествие инкогнито положило конец таким удобствам». Инспектор наблюдал, как во время поездки городской пейзаж за окном постепенно сменялся сельскими пейзажами.

«Ух ты, как далеко, по-видимому, находится этот «Клэйр Эн Тон», — подумал Гэлбрайт. Разве коренной лондонец не мог порекомендовать ресторан, расположенный в центре города? Возможно ли, — тут инспектор невольно улыбнулся, — чтобы в центре столицы Англии были такие ужасные рестораны, что лондонцы предпочитают обедать чуть ли не у черта на куличках? Но у него не было времени додумать эту мысль до конца.

— Вылезайте, — резко грубо сказал водитель

— Что, мы уже на месте? — Гэлбрайт проснулся и отвернулся от окна.

— Повторяю, вылезайте быстрее, — повторил таксист беззлобно, но твердо.

— Хорошо, как вам будет угодно, — инспектор открыл дверцу и вышел из машины.

— Я заправлюсь и вернусь за вами, — крикнул ему вслед водитель и включил зажигание.

Гэлбрайт наблюдал за его машиной. «Хм», — подумал он, — «странное поведение таксиста — какая разница, будет ли он заправляться с пассажиром или без?»

Инспектор оторвал взгляд от желтой машины, которая уже скрылась вдали, и огляделся. Он стоял у деревянного забора, за которым виднелся одноэтажный коттедж не особенно привлекательного вида. Что удивило Гэлбрайта, так это то, что это был единственный дом в округе — остальной пейзаж представлял собой степь без единого дерева, с выжженной солнцем травой. «Что это за место?» — спросил себя инспектор.

В следующую секунду до его ушей донесся лай. Собака, которая это сделала, как понял Гэлбрайт, находилась за забором, за которым он сейчас стоял. Он сделал пару шагов от забора, как вдруг увидел человека, идущего от обочины к калитке. Какое-то внутреннее чувство заставило инспектора спрятаться. Крепкое телосложение незнакомца — можно даже сказать, гориллоподобное — с его широкими плечами и черной шляпой, надвинутой на глаза, вместе создавали довольно угрожающее впечатление. Когда мужчина начал приближаться к забору, лай собаки стал громче.

Гэлбрайт заметил, как тот слегка замедлил шаг и прямо на ходу сунул правую руку в карман своего черного официального пиджака. Инспектор в немом изумлении наблюдал, как мужчина достал из кармана сверкающий на полуденном солнце пистолет — чем-то похожий на те, что использовались фашистами во время Второй мировой войны, — и, взвев курок, остановился у калитки. «Мне следовало отступить в безопасное место», — подумал Гэлбрайт, наблюдая, как незнакомец встал в угрожающую позу и выставил перед собой оружие.

В следующую секунду мускулистый мужчина резко выбросил ногу вперед. «Ну и силушка, прямо богатырская», — подумал Гэлбрайт, глядя на то, как калитка сразу же поддалась его удару. Внезапно раздался выстрел, и ушей инспектора достиг высокий, душераздирающий собачий визг. «Вот чёрт», — подумал Гэлбрайт, — «этот бандит стреляет в животное...» Но как бы то ни было, он, спрятавшись за углом забора, не предпринял никаких действий, потому что понимал, что в чужой стране, да еще в каком-нибудь безлюдном месте, лучше стараться держаться подальше от неприятностей. Поэтому, когда после пяти выстрелов из-за забора вдруг послышался крик молодого человека — видимо, хозяина дома, — Гэлбрайт лишь сухо констатировал тот факт, что бедному псу больше никогда не придется бегать по поляне вслед за бабочками...

После того, как человек с оружием переступил порог калитки, Гэлбрайт наконец решил посмотреть, что там происходит. Он медленно, стараясь не шуметь, прошел вперед и остановился на таком расстоянии, чтобы видеть, что происходит внутри площадки. Там происходила резня — гориллоподобный мужчина в шляпе, у которого в руках больше не было пистолета, наносил сильные удары ногами какому-то молодому парню в белой рубашке, который лежал у него под ногами. Инспектор, вглядевшись в происходящее, отметил, что не смог найти труп собаки. Он высказал предположение, что убийца, вероятно, отбросил животное от ворот, или что собака, не будучи убитой полностью, отползла в сторону. Пытаясь осмыслить происходящее, Гэлбрайт не мог не заметить, что движения убийцы были несколько неуверенными, как будто он боялся, что удары ногами нанесут серьезные повреждения. Обычно, подумал полицейский, убийцы действуют по велению инстинкта и полностью отдаются чувству агрессии, но язык тела этого человека был таким, как будто он на самом деле не бил парня, а только притворялся, имитируя избиение...

Внезапно Гэлбрайт услышал, как позади него остановилась машина. Он обернулся — оказывается, таксист действительно не обманул его и вернулся за своим пассажиром.

— Садитесь, мы едем дальше, — крикнул таксист из окна.

Инспектор лихорадочно открыл дверцу и забрался в машину, одновременно ударившись макушкой о потолок. Он хотел поскорее покинуть это место, но ему пришлось подождать — водитель, тихо ругаясь, возился с ключом зажигания, который никак не хотел поворачиваться. Гэлбрайт, сердце которого бешено колотилось, выглянул в окно. Мускулистый мужчина в черной куртке, отвлекшись на звук приближающейся машины, оставил избиение молодого парня и повернулся в сторону дороги. В тот же момент его шляпа непроизвольно слетела с головы, и инспектор наконец смог разглядеть его лицо.

— Боже мой, это же... — прошептал Гэлбрайт одними губами

Но договорить он не успел — таксисту наконец удалось повернуть ключ зажигания, и машина резко двинулась вперед. Из-за внезапности этого маневра инспектор не успел вовремя среагировать, и его лицо уткнулось в спинку переднего сиденья. Гэлбрайт с проклятием откинулся на спинку стула, чувствуя, что у него на лбу медленно начинает набухать шишка.

— Что, ушиблись? — спросил таксист без тени сочувствия.

— Неважно, — ответил его пассажир, ощупывая гематому.

Превозмогая боль, Гэлбрайт опустил руку и, стараясь расположиться как можно удобнее, начал думать о событии, которое ему довелось наблюдать пару минут назад. Убийца, как он успел заметить, чертами лица был очень похож на фармацевта мистера Йонса — те же выступающие скулы, глубоко посаженные глаза и мощная челюсть. «Еще один доппельгенгер, или, точнее, дрейфахенгер?» подумал инспектор. Но Гэлбрайта смутил тот факт, что лицо этого конкретного человека имело сероватый оттенок, который сильно выделялся на фоне розовых ушей и шеи незнакомца. Как будто на лицо мужчины нанесли какой-то солнцезащитный крем, или... Гэлбрайт допустил безумную теорию о том, что этот человек носил маску на лице, чтобы походить на отца покойной Делии.

— Инсценировка, спектакль, — прошептал инспектор.

Да, именно это слово он использовал для описания этого инцидента — то, что он увидел, с высокой степенью вероятности могло быть имитацией, умело разыгранным и талантливо инсценированным спектаклем. Гэлбрайт сразу вспомнил слова своего покойного друга — тот сказал, что когда он вместе с нарядом полиции собирался арестовать мистера Тёрлоу, они добрались до дома преступника как раз в тот момент, когда мистер Йонс из пистолета убил собаку Джордана и начал топтать им хозяина дома.

Инспектор сравнил рассказ Фаркрафта с тем, что он видел сейчас. Да, он не был очевидцем того инцидента, но все детали совпали. За исключением того, что он никогда не видел собаку — казалось, что вместо настоящего животного за забором стоял скрытый от посторонних глаз проигрыватель, который проигрывал кассету с заранее записанными звуками лая. «Вполне логичное объяснение», — подумал он. Тогда стало ясно, почему у этого драйфахгенгера была такая странная пластика тела — на самом деле он не бил парня, а только разыгрывал сцену избиения, как актер на театральной сцене. Единственное, что было неясно, так это кто устроил этот "спектакль" и зачем. И самое главное, с какой целью, для кого было предназначено все это представление...

В этот момент машина остановилась.

— Мы прибыли, — пробормотал водитель.

Инспектор очнулся от своих мыслей и открыл дверцу, собираясь выйти из машины.

— Подождите минутку, — сказал водитель и сунул ему в руку листок бумаги.

— Зачем вы дали мне это? — спросил Гэлбрайт, начиная разворачивать листок.

— Я просто хочу вам сказать, что если у вас возникнут какие-либо вопросы, просто позвоните по этому номеру, — сказав это, водитель отвернулся и сел за руль.

В конце концов инспектор вылез и, даже не взглянув на отъезжающую машину, стал разглядывать листок бумаги. В нем было всего две строчки — номер телефона (020) 1805 1982 и имя «Х. Бернэзи».

Хм, подумал Гэлбрайт, почему таксист решил, что он, случайный пассажир, которого тот увидел впервые в жизни, может нуждаться в нем... Он снова подумал о докторе Бэйзларде — почему бы этому доктору на самом деле не дать денег случайному человеку на его собственной машине, чтобы в нужный момент он подъехал к отелю, где остановился инспектор, отвез его к себе домой и развез по нужным местам...

— Это смешно, — сказал инспектор с усмешкой.

Засовывая листок бумаги в карман, Гэлбрайт поднял голову. Он стоял возле четырехэтажного здания, в котором были всевозможные кафе и витрины магазинов. Таксист высадил инспектора у скромного входа, над которым висела вывеска «Клэйр Эн Тон». Глядя на эти синие неоновые буквы, Гэлбрайт невольно отметил про себя, что из-за этого Бэйзларда у него развилась такая паранойя, что если развивать идею о том, что за всем в этом мире стоит доктор, то сгоряча можно дойти до того, что, если начать копаться в Библии, выяснится, что Ева дала яблоко Адаму не по наитию какого-то абстрактного змея-искусителя, но только потому, что такова была просьба доктора Бэйзларда, который преследовал идею убийства маленькой девочки Делии, которая родится много поколений спустя в семье фармацевта Йонс...