Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (джен)

Почти вся территория долины, раскинувшаяся у самого подножия гор, была занята богатой ярмаркой, которая привлекала людей со всей округи. Здесь было на что посмотреть: красочные палатки, кричащие вывески и прилавки, с которых торговали всевозможными вещами. Казалось, каждый магазин старался удивить покупателей чем-то необычным, каждый торговец стремился перещеголять конкурентов и выделиться из толпы себе подобных. Между палатками суетилась веселая и шумная молодежь, серьезные и степенные взрослые, а также желчные и мрачные старики. Всех их объединяло одно общее свойство — все как один наперебой рекламировали свой продукт и призывали своих покупателей не скупиться и тратить больше денег.

Было забавно, как искренне прохожие верили торгашам на слово — вероятно, это была извечная потребность в развлечениях и зрелищах. Никто не обращал внимания на то, что торговцы часто отдавали товары покупателям по цене, в несколько раз превышающей их себестоимость, а их качество далеко не всегда было на должном уровне. Нормальный человек никогда бы не купил здесь весь тот хлам, который был выставлен здесь на продажу, но эта ярмарка была такой — как бы ты по ней ни ходил, ты все равно что-то покупаешь. И вообще в торговых рядах царило такое веселье, что постороннему человеку иногда было совершенно непонятно, кто тут продавал, кто покупал, а кто просто праздно шатался между рядами, разглядывая выставленные товары.

По праздникам крики людей, которые ветер разносил далеко вокруг, не стихали ни днем, ни ночью. Сегодня, несмотря на то, что по календарю было двадцать девятое июня — Праздник святых Петра и Павла, торговля проходила в полной тишине, если не считать редкого звона колокольчиков, доносившегося из палаток, расставленных по всему пространству ярмарки. На небе собирались тучи, но дождя пока не было.

В этот день только у самого входа на ярмарку на своих местах сидели несколько продавцов, которые вяло переговаривались друг с другом и бросали ленивые взгляды в сторону огромного цирка-шапито — главной достопримечательности этого места. Его пестрый брезент был украшен к празднику гирляндами разноцветных воздушных шаров и яркими бумажными флажками. В шапито не было ни души — казалось, все его артисты, акробаты и фокусники дружно покинули свои места за несколько дней до праздника, и теперь его занавески развевались на холодном ветру, который дул над долиной.

Внезапно до ушей единственных на данный момент участников ярмарки донесся отчаянный крик, настолько неожиданный, что все пятеро человек — четверо торговцев и один зевака — невольно вздрогнули на своих местах. А потом, прямо у них на глазах на ярмарку вбежал потный субъект с кожаной папкой подмышкой.

— Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне! — душераздирающе кричал этот человек.

— Что с ним? — поинтересовался продавец кондитерской, заворачивая леденец в пищевую пленку.

— Очевидно, он от кого-то убегает! — ответил ему торговец гончарными изделиями, чистя старый керамический кувшин.

— Интересно, от зверя? — стал гадать продавец тряпья, вытряхивая пыль из коврика.

— Мне кажется, что от человека, — предположил торговец игрушками, вышивая игрушечные платьица для новых кукол.

— В любом случае, ему нужна поддержка! — вмешался усталый дровосек, который валял дурака.

Потный субъект, съежившись всем телом, продолжал бежать вперед. Его папка раскрылась, и в воздух полетели белые листы бумаги. Тем временем до ушей собравшихся донесся отдаленный раскат грома.

— Меня преследует Тот-Кого-Нельзя-Увидеть! — закричал он еще отчаяннее.

— Не понял, о ком он говорит? — спросил продавец кондитерской, выкладывая леденцы на поднос.

— Почему преследователя не видно? — вторил ему торговец гончарными изделиями, ставя свой горшок.

— Может быть, потому, что он невидимый? — ответил им обоим продавец тряпья, вешая коврик на стену.

— Как это возможно? — проворчал торговец игрушками, укладывая кукол в ящик.

— Как бы то ни было, что-то тут было нечисто! — заключил усталый дровосек, закатывая рукава.

Не разбирая дороги, потный субъект постепенно приближался к цирковому шатру. Бумаги, которые вывалились из его папки, беспорядочно разлетелись в разные стороны, но никто не обратил на это внимания, потому что сам владелец бумаг внезапно замер на месте и медленно поднялся на полметра над землей.

— Спасите меня, кто-нибудь, спасите меня! — хрипло закричал незнакомец.

— Друзья, вы только посмотрите на это! — воскликнул продавец кондитерской, глядя на то, как потный субъект порхал в воздухе.

— Кто-то схватил его и теперь держит! — ахнул торговец гончарными изделиями, наблюдая, как незнакомец выпучил глаза и тяжело дышит.

— Но я никого не вижу! — сказал в недоумении продавец тряпья, видя, как Потный Предмет начал раскачиваться взад-вперед.

— Видимо, это не игра... — пробормотал торговец игрушками, когда незнакомец внезапно полетел на землю.

— Так чего же вы ждете, давайте поспешим ему на помощь! — подбодрил купцов усталый дровосек, сгибая руки в локтях.

Тем временем потный субъект смачно ударился лицом и растянулся на траве, раскинув руки. Торговцы уже готовились броситься ему на помощь, как вдруг увидели, как огромный купол палатки начал медленно опускаться на землю, как будто кто-то уронил поддерживающие его прочные столбы.

— Эй, кто ворует мой товар? — испуганно завизжал продавец кондитерской, когда с его прилавка вдруг начали пропадать леденцы.

— Кто бьет мою посуду? — крикнул торговец гончарными изделиями, уворачиваясь от летящих ему в лицо керамических осколков.

— Снимите с меня эту простыню! — крикнул продавец тряпья, барахтаясь под наброшенным кем-то покрывалом.

— Эй, это было больно! — прокричал торговец игрушками, когда футбольный мяч угодил ему в солнечное сплетение.

— Ну погоди! — прорычал усталый дровосек, потирая синяк под глазом.

Как бы то ни было, но потный субъект говорил чистую правду — какая-то невидимая сила проникла на ярмарку. Медлить было нельзя. Продавец кондитерской помог продавцу тряпья выбраться из-под бархатного покрывала, расшитого золотыми узорами, и все четверо торговцев, предводительствуемые усталым дровосеком, принялись держать совет.

— Моя горячая карамель обожжет кожу негодяя! — заблеял противным голосом продавец кондитерской, хватая алюминиевый сотейник с плиты.

— Острыми осколками я осыплю траву, по которой он пройдет! — заорал торговец гончарными изделиями, собирая осколки разбитого горшка в мешок.

— Я попробую выколоть ему глаза своими ножницами! — ревел продавец тряпья, роясь в шкафу

— Люди, вы же не видите его... — справедливо заметил торговец игрушками, на всякий случай надевший боксерские перчатки.

— Во всяком случае, он не сможет устоять перед этим! — сказал с боевым рвением усталый дровосек, подбирая с земли свой наточенный топор.

Внушительный вид этого оружия сразу успокоил торговцев — они поняли, что топор защитит их в любом случае, поэтому отказались от попыток чем-либо вооружиться и гуськом за усталым дровосеком побежали к упавшему шатру. В следующую минуту по всей долине прокатился раскат грома, и с небес на ярмарку обрушился ливень. Этот каприз природы сбил людей с толку, и они невольно застыли на месте, пока холодные струи дождя хлестали их по головам и одежде.

— Смотрите! Смотрите все сюда! — громко крикнул продавец кондитерской, привлекая внимание остальных.

— Боже, что я вижу!? — не мог подавить своего удивления торговец гончарными изделиями, вглядываясь в смутные очертания человеческого силуэта, стоящего посреди вытоптанной травы

— Ну здорово, он стал видимым, — задумчиво произнес продавец тряпья, глядя на полупрозрачную, словно сделанную из стекла фигурку.

— Это все из-за дождя... — мрачно пробормотал торговец игрушками, поняв, в чем дело.

— Что бы это ни было, нам нужно действовать быстро! — потрясая топором, кричал усталый дровосек

Четверо продавцов, не говоря уже о зеваке, начали медленно — шаг за шагом — приближаться к человеческой фигуре, которая неподвижно стояла в пяти метрах от пестрого полотна палатки, лежащей на траве. Со стороны это событие выглядело так, словно хищные волки окружили беззащитного ягненка, чтобы разорвать его на части — что было не так уж далеко от истины, если вспомнить, насколько сильно развит в каждом человеке первобытный инстинкт уничтожения себе подобных.

— Опомнитесь, я не причинил вам зла! — внезапно раздался красивый молодой голос.

— Вы только послушайте, оказывается, он разговаривать умеет! — прошипел продавец кондитерской.

— Что ты там оправдываешься?! — сердито рявкнул торговец гончарными изделиями на человеческую фигуру.

— Ребята, не отпускайте его! — кричал продавец тряпья.

— Тот-Кого-Нельзя-Увидеть не такой уж и невидимый! — изумленно сказал торговец игрушками.

Усталый дровосек, не сказав ни слова, храбро бросился вперед, к полупрозрачному силуэту, неподвижно стоящему в траве. Замах назад, и вылупившийся упал на стеклянную голову.

— Прикройте глаза! — предупредил остальных торговец гончарными изделиями.

Продавец кондитерской и продавец тряпья закрыли лица руками, а торговец игрушками заткнул уши. Однако каково же было их удивление, когда стеклянная человеческая фигура не разбилась на тысячи острых осколков, а лишь беззвучно упала на траву.

— Так тебе и надо! — раздался бодрый голос усталого дровосека.

Торговцы убрали руки с голов и подошли к своему спасителю, который смотрел вниз, на траву. Они последовали его примеру и не поверили своим глазам.

— Ну, ради всего святого... — простонал продавец кондитерской, увидев прозрачное тело взрослого человека, лежащее на земле.

— Шедевр стеклоделия, — сказал торговец гончарными изделиями, глядя на идеально гладкие черты стеклянной статуи.

— Эй, он теплый и мягкий! — воскликнул с удивлением продавец тряпья, дотрагиваясь до груди фигуры.

— Ой, что это? — испуганно закричал торговец игрушками, когда стеклянная поверхность вдруг начала мерцать и покрываться темными разводами

— Отойдите от этого немедленно! — приказал усталый дровосек.

Торговцы вместе с зевакой попятились от лежащей в траве статуи, которая тем временем начала приобретать цвет — как будто чья-то невидимая рука начала наносить масляные краски на стеклянную фигуру. Сначала порозовели конечности, затем окрасились грудь и живот, и в конце концов все пятеро зрителей замерли в благоговейном страхе, когда увидели красивое молодое лицо — в глазах юноши не было ни тревоги, ни отвращения, он просто безмятежно смотрел прямо в небо, покрытое тучами.

— Значит, это был не зверь... — пробормотал продавец кондитерской, дрожа под холодными струями дождя.

— Это настоящий человек, такой же, как мы, — печально прошептал торговец гончарными изделиями проглатывая комок в горле.

— Такой незрелый... И какой у него мирный вид... — словно в трансе заметил продавец тряпья.

— Мы убили его! Он не дышит, его сердце не бьется! — закричал торговец игрушками, приходя в себя от оглушения.

Усталый дровосек воздержался от комментариев. Вместо этого он молча отбросил топор в сторону и, стянув вязаную шапку, замер на месте, сжимая ее в руках. Ужасная тишина последовала за его поступком, и каждый из стоявших рядом с покойным почувствовал свою ответственность за то, что он сделал. Прошло четыре минуты, и собравшиеся люди, решив, что с них хватит, начали расходиться, но не успели они сделать и двух шагов, как земля задрожала у них под ногами.

— О Боже! Это... Землетрясение! — глотая слова, завопил продавец кондитерской, падая на землю.

В воздухе стоял такой грохот, что никто не услышал его слов, но каждый из них с ужасом увидел, как земля начала трескаться и торговые палатки начали проваливаться в землю. Люди метались в панике, но спасения не было — бежать было некуда, с каждой секундой в земле появлялись все новые и новые трещины, из которых поднимались клубы пыли, и за каких-то полминуты вся ярмарка скрылась под землей.

Вскоре землетрясение прекратилось, и оглушительный рокот, наконец, стих. Когда ветер разогнал клубы пыли, стало видно, что от всей ярмарки осталась только одна-единственная палатка торговца пряностями — всё остальное исчезло в огромной воронке, зияющей в земле, посреди которой возвышался земляной столб, вершина которого была покрыта травой, на котором, раскинув руки в стороны, неподвижно лежал все тот же незрелый мужчина. Его остекленевшие глаза продолжали смотреть в небо, уже очистившееся от туч.

Рот молодого человека был слегка приоткрыт, и со стороны могло показаться, что он беззвучно произносит молитву. Было непонятно, почему участок земли, на котором лежал покойный, не ушел под землю вместе с остальной частью ярмарки, но одно было ясно наверняка — землетрясение было не стихийным бедствием, но возмездием за его смерть. И словно подтверждая это, над долиной разнесся громкий крик, полный неизбывной тоски и страдания. Могло показаться, что этот крик раздался со всех сторон одновременно, как будто источник звука находился где-то в небе...

...а потом произошло пробуждение ото сна. Маленькая девочка в белой ночной рубашке с криком проснулась в своей постели, по ее щекам текли слезы. Она села в постели и, протерев глаза кулаком, сделала несколько глубоких вдохов. На улице было тихо, лишь изредка нарушаемое шелестом листьев в кронах дерева, растущего под окном. В комнату не проникало ни единого лучика света — окна были занавешены тяжелыми портьерами из плотного бархата. Постепенно глаза девочки привыкли к темноте, и она смогла различить очертания шкафа, в котором хранились ее многочисленные наряды, стола, за которым она рисовала и делала домашнюю работу, а также стула, на котором она любила сидеть, скрестив ноги.

Оторвав взгляд от интерьера, малышка всхлипнула и подтянула колени к груди. Обхватив их руками, она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Все мысли, которые рождались в ее голове, так или иначе сводились к одной и той же теме, а именно к ночному кошмару. Все еще не до конца проснувшись, она продолжала ощущать тяжесть, которую он оставил у нее на душе. Малышка не сомневалась, что видела Его во сне, перед ее глазами продолжал стоять Его образ, оживленный этим сном. Она почти видела блеск в Его карих глазах, смотрела, как Его взъерошенные волосы развеваются на ветру... В бессилии уронив голову на колени, девчушка едва слышно прошептала Его имя.

Но тут она услышала стук в дверь спальни. Сначала она не придала этому никакого значения, но когда это повторилось, девочка вскочила на ноги и направилась к двери, на ходу поправляя свои длинные волосы. Открыв дверь, она отступила в сторону, чтобы впустить свою мать, одетую в светло-голубой бархатный халат.

Женщина выглядела усталой. Войдя в спальню дочери, она остановилась у кровати и повернулась к малышке, которая, глядя прямо перед собой, продолжала молча стоять в дверях. Наконец тишину спальни нарушил голос матери:

— Я слышала, как ты кричала, — в ее голосе слышалось беспокойство.

Девочка отвела взгляд от ковра, лежащего на полу спальни, и посмотрела на мать своими темными, сияющими глазами. Она увидела, что все тело ее дочери было напряжено — было ясно, что девочка не ожидала этого ночного визита и ей не нравилось присутствие матери в ее спальне. Мать внимательно вгляделась в лицо дочери и только сейчас заметила, что глаза малышки покраснели от слез.

— Ты плакала? — обеспокоенным тоном спросила ее мать.

Дочь ничего ей не ответила, продолжая смотреть на нее внимательно и выжидающе, слегка переминаясь с ноги на ногу. Затем мать снова повернулась к дочери:

— Чего ты боишься? Я рядом с тобой. Скажи мне, я все пойму...

Казалось, что до этого момента слова матери не доходили до сознания девочки, и только после этой фразы она начала понемногу понимать, чего именно от нее хотят. девочка немного расслабилась и закрыла глаза. Через две секунды она вздохнула и открыла их.

— Я думаю, дядя Джо несчастлив, — тихо сказала она. — Я даже слышала, как он стонал...

После этих слов маленькая слезинка скатилась по ее щеке. Вытерев ее ладонью, девочка откинула с лица прядь черных волос.

— Дорогуша, — начала мама, — не плачь...

— Я не плачу, — возразила ее дочь с решительной ноткой в голосе.

Лицо девочки стало серьезным. Сердито топнув маленькой ножкой, она подошла к кровати и решительно присела на ее край. Мать машинально подвинулась, освобождая место для дочери. Свесив босые ноги на пол, девочка посмотрела на нее снизу вверх.

— Мамочка, почему ты продолжаешь мне лгать? — и, не дожидаясь ответа, объяснила. — О дяде Джо?

Вместо ответа мать схватила малышку за плечи и притянула к себе. Девочка послушно прижалась к ней, спрятав лицо в складках материнского халата. Некоторое время обе молчали, затем, через пару минут, мать выпустила дочь из объятий.

— Когда ты поймешь наконец, — растерянно произнесла женщина, — что он умер?

Вытирая руки об одежду, она направилась к выходу. Дочь продолжала сидеть на кровати, с некоторым неудовольствием глядя ей вслед. Мать, переступив порог, наконец повернула к ней голову.

— Помни, дяди Джо просто не существует в этом мире и всё тут, — наставительно сказала она.

— Ну мам... — ответила девочка с явной обидой.

— Ложись уже спать, дорогуша, — женщина поняла, что спорить на эту тему бессмысленно.

Девочка легла на спину и натянула на себя одеяло. Мать смотрела, как ее дочь устраивается в постели, и когда она наконец повернулась лицом к стене, женщина тихо вздохнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Когда ее шаги затихли в коридоре, малышка медленно подняла голову с подушки и прислушалась. Убедившись, что в доме царит полная тишина, она сбросила одеяло и спустила ноги на пол.

Встав с кровати, она опустила глаза — ее длинная сорочка спускалась почти до лодыжек, отчего ее нежно-розовые ступни так сильно выделялись на фоне белой одежды и пушистого ковра, покрывавшего пол спальни. Она присмотрелась повнимательнее и заметила маленький красный бугорок на левой ноге — видимо, ее во сне укусил комар. Но сейчас девочку беспокоили совершенно другие вещи.

Медленно ступая босыми ногами по мягкому ковру, она подошла к окну и, приподняв плотные бархатные шторы, посмотрела на ставни. Они были плотно закрыты на щеколду — такова была мера предосторожности родителей, которые опасались, что в сельской местности по ночам шастают всякие нехорошие люди, которых хлебом не корми, но дай им проникнуть в чужой дом через окно.

Самое смешное, что когда их семья жила в многоквартирном доме в Нью-Йорке, родители девочки спокойно оставляли окна открытыми на ночь. Такая внезапная перемена в их поведении не могла не рассмешить их дочь, и даже сейчас, в эту ночь, она не могла удержаться от смеха, стараясь, однако, не разбудить их.

Справившись с минутным приступом веселья, девочка взяла себя в руки и потянулась к задвижке. Прежде чем оттолкнуть ее, она оглянулась — не наблюдает ли за ней кто-нибудь, но в спальне не было никого, кроме нее самой. Это было понятно — если бы кто-то вошел в комнату, девочка услышала бы скрип двери и шаги за своей спиной. Она повернула голову к окну и отодвинула засов. Стараясь производить как можно меньше шума, малышка схватилась за ручку окна и потянула ее на себя.

Окно с легким скрипом отворилось, и девочка невольно втянула голову в плечи. Ветер сразу же ворвался в ее спальню, принеся с собой неописуемый запах ночного воздуха. девочка открыла другую половину окна и забралась на подоконник. Усевшись на него, она сложила руки на животе и вытянула ноги вперед. Холод заставил ее съежиться, что придало всей ее позе трогательное и беззащитное выражение.

У окна девочка почувствовала себя в полной безопасности, и она сразу же отдалась во власть ночного ветра, который нежно шевелил ее длинные темные волосы. Яркий свет полной луны, стоявшей высоко в небе, падал на ее маленькое бледное личико. Вид этого ночного светила наполнил ее душу таким невыразимым счастьем, что в душе воцарилась легкость, и вскоре она забыла, что ее действия могут привлечь внимание матери.

Несмотря на то, что яркий свет луны слепил ей глаза и лишал способности различать силуэты в темноте, девочка все равно чувствовала, что ночной мир вокруг нее полон тайны и волшебства. Пожалуйста, не думайте, что она увидела на улице каких-то нелепых «сказочных» существ и седобородых волшебников с «волшебными палочками».

В понимании этой девочки магия выражалась не в этих глупостях, а в захватывающем дух ощущении полного комфорта и эйфории, когда все невзгоды исчезают и на их место приходит осознание того, как сильно ты любишь весь мир, что, впрочем, не помешало ей вспомнить о поступках некоторых людей, неприятных для нее, но в этом не было ее вины, ибо такова природа человека — любовь ко всему человечеству всегда идет рука об руку с нетерпимостью к отдельным личностям!

В данном случае это были родители девочки — она никогда не смогла бы простить им их ложь, которая заключалась в том, что если верить их словам, то ее друг дядя Джо отправился в мир иной. Девочка никак не могла проверить, так ли это на самом деле, но у нее не было причин верить словам своих матери и отца, которые с того дня, как Джо исчез, начали отвечать на каждый ее вопрос, касающийся его личности, одним и тем же «Джо мертв».

Иногда отец, работавший фармацевтом в центре, объяснял дочери, что смерть Джо стала результатом образования в его организме каких-то метастазов, но объяснения такого рода лишь вселяли в девочку уверенность в том, что родители просто пытались запудрить ей мозги. Теперь, сидя в одиночестве на подоконнике, девочка могла спокойно подумать об этом, не опасаясь вмешательства родителей, которые своими упреками не давали ей сосредоточиться на мыслях, которые все это время теснились в ее голове. Что на самом деле случилось с ее взрослым другом и наставником?

Ночь подарила девочке покой и чувство умиротворения. Она перестала чувствовать холодный ветерок, который трепал ее волосы и холодил спину, и даже перестала слышать какие-либо звуки — из всех пяти ее чувств только зрение позволяло ей хоть как-то ориентироваться в пространстве. Но при этом малышка не испытывала никакого дискомфорта или беспокойства, потому что время для нее остановилось и перед ее мысленным взором, словно на быстрой перемотке, пробегали воспоминания о прошлых событиях, которые девочка пережила с дядей Джо — можно даже сказать, что все они были посвящены только его нежному образу.

Девочка была поражена тем, насколько этот мужчина не вписывался в современный мир их обоих, и временами ей казалось, что сам факт существования Джо был любопытным отклонением от норм педагогики и воспитания. Она думала так, основываясь на его собственных словах — «Мать управляет Сердцем, Отец — Интеллектом, но если у Ребенка нет Отцовской поддержки, то его Сердце возобладает над Интеллектом, и он будет руководствоваться только Эмоциональными импульсами, без каких-либо Логических принципов». Малышка не поняла ни единого слова из того, что он под этим подразумевал, но знание одного факта из его биографии вполне могло послужить простым объяснением его поведения...

Дело в том, что, как знала девочка, ее друг Джордан Тёрлоу с младенчества рос без отца — мать воспитывала его в одиночку. Нет сомнений, что такое обстоятельство наложило отпечаток на дух этого человека. Как он часто говорил своей маленькой подруге, Джо никогда не знал, чего он хочет от жизни в целом и от людей в частности. Кроме того, однажды он признался ей, что до того, как они встретились, он жил один в своем собственном мире, и только когда девочка переехала со своей семьей из Нью-Йорка в Портленд, у Джо пробудился интерес к жизни.

Но могло ли это быть правдой, или Джо что-то скрывал от ребенка? Как могла маленькая девочка за несколько дней изменить жизнь человека, которого она никогда не видела до того, как ей исполнилось восемь лет? Какими усилиями ей удалось осчастливить этого потерянного мужчину? В ее поведении не было ничего необычного — она была самым обычным ребенком, в меру скромным и в меру задиристым. Она просто любила жизнь, наслаждалась ею и охотно делилась своей радостью с другими. Как правило, для всех остальных взрослых она даже не существовала, конечно, за исключением ее родителей, а также учителей, которые, согласно долгу профессии, были обязаны держать любого ребенка в поле своего зрения.

Так что же такого было в ней такого, что она вдруг покорила душу этого человека и, без всякого преувеличения, перевернула его жизнь с ног на голову, заставила его стать совершенно другим? Единственной реальной причиной этого был только тот факт, что они жили по соседству, а все остальное было всего лишь следствием, как и все, связанное с ее судьбой, — просто совпадением. Другого рационального объяснения не было и быть не могло. Удивительно, как мало нужно для того, чтобы душа перевернулась в человеке за такое короткое время...

Сидя на подоконнике, девочка не отрывая глаз смотрела на луну, не до конца осознавая, что ее так привлекает в этом ночном светиле. Слегка расправив свои стройные плечи, она запрокинула голову, отчего ее рот непроизвольно приоткрылся, и лунный свет упал на ее белоснежные зубы, которые немного выдавались вперед.

Казалось, еще немного, и из ее детских ротиков вылетит маленькая птичка, которая тут же сорвется с тонких губ и взлетит к самому небу. Но, конечно, ничего подобного не произошло, но мысли девочки приняли другое направление — обрывки воспоминаний замелькали перед ее внутренним взором, слившись в яркую и живую картину. Ей казалось, что она заново переживает то, чему была свидетелем недавно...

Итак, одним теплым сентябрьским днем она сидит в своей комнате и сосредотачивается на уроках. Миссис Халлахан, ее школьная учительница, потребовала, чтобы она выучила стих к завтрашнему дню, но девочка не могла с этим справиться, потому что в ее голове теснились мысли, не связанные с занятиями. Девочка переворачивала страницы учебника и читала строчку за строчкой, а затем заставляла себя повторять их по памяти, но, увы, слова стиха тут же забывались и стирались из памяти, как бы она ни старалась.

В разгар этого занятия она услышала звук открывающейся двери. Девочка оторвала взгляд от учебника и, не вставая со стула, повернула голову назад — на пороге комнаты стояла ее мать, одетая в домашнее платье из красного шелка, поверх которого был повязан белый фартук со свежим суповым пятном, указывающим на то, что она только что отошла от плиты.

— Дорогуша, иди обедать! — весело подмигнув, позвала её мама.

— Но... — девочка растерянно моргнула. — У меня домашнее задание по литературе...

Словно опасаясь, что мать ей не поверит, девочка взяла учебник в руки и подняла его над головой, надеясь, что так она убедится в правоте своих слов. Но мама только улыбнулась в ответ.

— Твои уроки могут подождать, а мой суп стынет! — сказала она в том же игривом настроении.

После этого женщина развернулась и пошла в столовую. Маленькая девочка положила учебник обратно на стол и, встав со стула, медленно последовала за ней. Пройдя по коридору, они спустились по лестнице на первый этаж и вошли в столовую — большую светлую комнату, в центре которой стоял длинный стол, во главе которого уже сидел глава семьи. Увидев свою любимую дочь, он приветливо помахал ей рукой.

— Наконец-то, милая! Я устал ждать! — громко объявил он, чтобы подчеркнуть свою радость.

Затем он кивнул своей жене, которая тем временем подошла к плите и, надев кухонные перчатки, взяла большую кастрюлю, из которой валил густой белый пар. Девочка замешкалась на пороге и вопросительно посмотрела на своего папу, который ободряюще подмигнул ей. Затем она подошла ближе к столу и села на стул, который стоял по левую руку от его руки — что должно было символизировать, что дочь является сердцем своего отца. Мать уже расставляла на столе глубокие фаянсовые тарелки, от которых исходил аппетитный запах бобовой пасты — любимого блюда девочки, которое матриарх семьи обычно готовила по праздникам.

В конце этих приготовлений женщина села по правую руку от своего мужа, и они оба обратили свои взоры на дочь. На ее хорошеньком личике заиграла счастливая улыбка — маленькая девочка, уже забыв об уроках, приготовилась приступить к трапезе. Слегка нахмурив густые брови, отец поднял руку, призывая всех присутствующих к вниманию. девочка и ее мать тут же застыли в выжидательных позах, и в столовой воцарилась тишина. Мужчина посмотрел на свою супругу, которая, не говоря ни слова, утвердительно кивнула. Затем глава семьи перевел взгляд на свою дочь, которая смотрела на него своими большими невинными глазами, ожидая его слов. Кашлянув в кулак, он собрался с мыслями.

— Итак, — окинув свою семью серьезным взглядом, торжественно начал он, — что следует делать перед едой?

Он сделал короткую — всего восемь секунд — паузу. Обе его женщины — одна моложе, другая постарше — молча ждали продолжения его речи.

— Правильно, — сказал он, подняв палец, — нам нужно благодарить и восхвалять Господа. За что? — снова сделав паузу, отец выжидающе посмотрел на дочь.

Девочка не отрывала глаз от лица своего папы. Ее плечи, скрытые светло-коричневым кардиганом, слегка подрагивали от возбуждения. Она прекрасно понимала, что за этим риторическим вопросом (на который было запрещено отвечать) сейчас последует долгое и скучное объяснение, которое она будет обязана выслушать со всем возможным вниманием, даже если до этого слышала эту речь сотни тысяч раз. Поэтому девочка смирилась с тем, что с Sopa de legumes ей придется подождать — в конце концов, это была традиция, против которой она не могла и не хотела идти.

— Дело в том, — начал её отец, — что если человек принимает дары Божьи без благодарности, то он уподобляется свинье, которая бесстыдно набрасывается на все без разбора и пожирает то, что считает вкусным. Но мы не свиньи! — при этом отец немного повысил голос, — мы люди, и нам не подобает быть животными. Мы должны понять, кто мы такие и зачем пришли в этот мир. Люди должны знать, что каждое их земное действие является проявлением их любви к Господу. Бог милостив — он посылает нам дары, то-есть пищу, чтобы наша душа могла расти в познании высшей воли.

Глава семейства перевел дыхание и сгоряча ударил себя могучим кулаком в свою широкую грудь.

— Это означает, что мы должны принимать пищу, данную нам Господом, с чувством благодарности, — наконец закончил он.

К концу речи отец откинулся на спинку стула и с интересом оглядел людей, сидящих за обеденным столом. Девочка сидела, опустив глаза — со стороны она казалась спокойной, но на самом деле гулкий и раскатистый голос ее папочки продолжал стоять у нее в ушах. Отец оторвал взгляд от дочери и направил его куда-то в угол столовой, где стоял большой сервант, все полки которого были уставлены богатым сервизом. Вскоре его лицо приняло умиротворенное выражение, и он снова устремил взгляд вперед.

— Что ж, давайте начнем, — он имел в виду не еду, как могло показаться, а короткую молитву, которая последовала за его длинной речью.

С этими словами отец опустил локти на стол, и его жена тоже последовала его примеру. Девочка подняла голову — оба родителя пристально смотрели на нее, в их глазах читался упрек. девочка прекрасно знала причину их недовольства — традиция чтения молитвы перед едой всегда строго соблюдалась в их семье, и любому, кто пытался нарушить это правило, приходилось несладко.

Девочка до сих пор помнила, как однажды давным-давно, когда ей было всего пять лет, за ужином она капризно сказала отцу, что якобы забыла слова благодати — так сильно ей хотелось есть в тот июньский день. Она совсем не ожидала, что от этих слов лицо папы нальется кровью и исказится в страшной гримасе. Пятилетняя девочка сделала вид, что его гнев прошел мимо ее внимания, и начала есть печеную картошку, но бедняжке так и не удалось поужинать.

В следующую секунду отец встал со своего места и, громко топая ногами, подошел к дочери и с силой выдвинул стул, на котором она сидела. За этим, конечно, последовали недовольные крики маленькой девочки, сопровождаемые слезами, на которые отец ответил только яростным «Ты будешь спать без ужина!», а затем приказал жене отвести их девочку в спальню, на что она согласилась без лишних слов — что дочь расценила как предательство.

И с тех пор каждый раз, когда перед едой отец говорил, что им нужно прочитать молитву, эта сцена прокручивалась у нее в голове — и она снова слышала собственный плач, видела перекошенное от гнева лицо отца и совершенно спокойное и безразличное лицо матери... Сбитая с толку, девочка дернулась всем своим маленьким телом.

— Простите меня, — тихо прошептала она.

Затем, собравшись с духом, она бросила быстрый взгляд в окно, за которым все еще светило сентябрьское солнце. Яркий свет ударил ей в глаза и на мгновение ослепил, а в следующую секунду девочка подняла руки из-под стола, упершись локтями в белую скатерть. В то же время рукава ее кардигана слегка опустились, открывая взору окружающих бледную кожу ее нежных предплечий. Если бы солнце в тот момент не светило так ярко, то это, вероятно, прошло бы мимо внимания родителей, но они не могли не заметить, как солнечные блики падали на ее нежные руки.

Отец тут же отвел взгляд, чтобы не смущать дочь, и уставился в свою тарелку. Мать, напротив, не выдержала и украдкой взглянула на маленькую девочку, которая тем временем сложила хрупкие ручки перед своим чистым личиком, словно пытаясь скрыть охвативший ее стыд. На самом деле она просто начала читать молитву, чем успокоила своего папочку, который из уважения к традициям не решался нарушить молчание, но до этого момента в его глазах было отчетливо видно легкое раздражение, вызванное ее медлительностью и неторопливостью.

девочка закрыла веки, и вид ярко освещенной столовой мгновенно сменился полной темнотой. Ей показалось, что на несколько мгновений она перенеслась в бескрайнюю пустоту, но тихий шепот родителей, которые уже начали произносить слова благодати, вернул ее к реальности. Затем девочка глубоко вздохнула, сосредоточилась на приятном тепле своих ладоней и, стараясь не повышать голос, начала тихо читать молитву — так, как она ее запомнила.

— Приди, Господи Иисусе... — прошептала она свои первые слова, произнося их немного медленнее, чем нужно, чтобы случайно не совершить ошибку.

Однако, читая молитву, у нее в мыслях было нечто совершенно другое — девочка представила, что видит перед собой дядю Джо, печально смотрящего на нее из темноты. Его сомкнутые губы, казалось, задавали ей какой-то вопрос, и она догадалась, о чем он хотел спросить ее — она чувствовала, что он чувствует сейчас, какая отчаянная боль терзает его.

«Как твоя жизнь?», обратилась она к нему. «Я знаю, что ты страдаешь, и я тоже не счастлива здесь без тебя. Я понимаю, что отныне мы никогда не будем вместе. Но все же скажи мне, где ты сейчас?». Увы, ответа не последовало — ее взрослый друг только глубоко дышал сквозь стиснутые от страдания зубы, и крепко прижимал к груди засохший от времени букет георгин, которые девочка так любила заочно, но никогда не держала их в руках.

— ...будь нашим гостем... — тем временем девочка не забывала читать молитву, сидя за обеденным столом со своими родителями.

«Молчанием делу не помочь», — продолжила она диалог со своим другом. «Пожалуйста, пойми, как мне тяжело, когда я не понимаю, что на самом деле с тобой происходит... Ты не мертв, я знаю это очень хорошо — ты был изолирован из-за меня, потому что я нарушила правила этого мира... Но я хочу точно знать, где тебя прячут от меня». Джо по-прежнему молчал, но девочка увидела, как печально опустились уголки его рта и по небритой щеке скатилась слеза.

-..и да будут дары Твои... — маленькая девочка продолжала читать молитву, чувствуя сухость губ. Кроме того, она почувствовала на своем лице чей-то взгляд, который внимательно рассматривал ее, но она не придала этому никакого значения, потому что грация требовала полной концентрации.

«Это нехороший ход с твоей стороны», — с некоторым упреком обратилась она к Джо. «Ты исчез так внезапно, что я даже не успела смириться с мыслью, что теперь мне придется жить без твоих рассказов, советов и понимания. Жаль, что я так и не узнала, что именно стало причиной твоего исчезновения. Я думаю, что во всем виноваты глупые взрослые — это они сделали из тебя злодея, даже толком не понимая, кто ты есть на самом деле... Или, может быть, они поняли, насколько ничтожны их знания по сравнению с твоими, и решили избавиться от тебя». После этих слов девочка увидела, как Джо слабо улыбнулся и слегка кивнул ей в ответ — видимо, он был удовлетворен тем, о чем она говорила, но по-прежнему с его губ не сорвалось ни слова.

— ...да будут благословенны мы. Аминь, — читая последние слова благодати, девочка не спешила открывать глаза — ей хотелось еще немного поговорить с Джо, пускай даже только в своем воображении.

«Ах, дядя Джо, — в отчаянии взмолилась она, — «скажи мне, ради Бога, почему жизнь заставила меня пройти по Спирали Судьбы? Что я тебе сделала, почему ты оставил меня совсем одну, не сказав ни единого слова на прощание? Почему теперь ты заставляешь меня мучиться в неведении о твоем настоящем местонахождении? Если бы ты только сказал мне, где ты, я бы сразу успокоила свое сердце и примирилась с твоей потерей».

Джо продолжал стоять на своем месте, и ветер трепал его растрепанные волосы. Девочка заметила, как в ответ на её слова на его лице появилось виноватое выражение, которое могло означать, что он переживает внутреннюю борьбу — уступать мольбам юной подруги или нет. «Скажи мне, где ты сейчас, пожалуйста!», — жалобно попросила она. И вдруг Джо размахнулся и со всей силы швырнул в её сторону букет георгин, который до этого держал. Девочка протянула руки вперед, чтобы поймать цветы, но в следующую секунду почувствовала руку на своем плече...

Это не было ментальным ощущением — кто-то действительно взял её за плечо. Девочка с некоторым трудом открыла глаза — она все еще сидела за обеденным столом, на котором стояли тарелки с разнообразной едой, чайник и несколько чашек. Она медленно повернула голову в ту сторону, откуда пришло ощущение прикосновения, и увидела, что ее мать стоит прямо перед ее стулом. Маленькая девочка сразу заметила, что ее лицо было бледным, а в глазах стояли слезы.

— Мамочка, почему ты грустишь? — спросила девочка, продолжая держать руки в форме лодочки.

Вместо ответа женщина опустила глаза в пол и тихо всхлипнула. Некоторое время девочка внимательно наблюдала за ней, но все еще не могла заставить себя даже разжать руки. Тем временем мать подняла голову и посмотрела на свою дочь — в ее глазах все еще стояли слезы, а дыхание было тяжелым и прерывистым.

Некоторое время она не двигалась, но затем, сделав несколько неуверенных шагов к маленькой девочке, тут же опустилась прямо на нежные колени своей дочери. Как только голова матери обрела опору, она тут же разрыдалась, и дочь почувствовала, как ее тело сотрясается в такт рыданиям. Девочка не могла понять, что происходит с ее матерью и что заставляет ее так сильно плакать

Все еще держа руки в молитвенном положении, она повернула голову к отцу. Он сел на стул во главе стола и пристально посмотрел на нее, склонив голову на правое плечо. Одна его рука покоилась на спинке стула, а в другой он сжимал ложку, хотя на тарелке перед ним ничего не было, если не считать крошечной лужицы только что съеденного соуса из бобовых. Заметив, что дочь смотрит на него, уголки его рта немного приподнялись, но вместо того, чтобы улыбнуться, он просто печально покачал головой.

— Дорогая... — неуверенно произнес он, сглатывая слюну. — Я даже не знаю, как тебе это сказать...

Прервавшись на полуслове, отец оторвал взгляд от ребенка и уставился в стол, явно пытаясь собраться с мыслями. В столовой воцарилась напряженная тишина, и только всхлипывания матери время от времени нарушали ее. Прищурившись, девочка продолжала смотреть на папу, пытаясь понять, что у него на уме, но глава семейства молчал, словно боялся сказать что-то, что могло бы оскорбить ее детское сердце. Она перевела взгляд на тарелку с супом, стоявшую перед ней, — оттуда больше не поднимался ароматный пар. В следующую секунду с противоположного конца стола до ее ушей донеслось вкрадчивое покашливание отца. Повернувшись к нему, девочка увидела, как он провел рукой по лбу и откинул назад седые волосы.

— Я понимаю, — начал он, слегка покачнувшись вперед, отчего стул под ним заскрипел, — что мы воспитывали тебя в религиозной атмосфере, и поэтому неудивительно, что ты серьезно относишься к тому, чему мы с мамой тебя учили, и проблемы веры и преданности Богу занимают значительное место в твоей жизни, — при этих словах отец кашлянул и потянулся за чайником, который стоял на столе.

Девочка испытывала какую-то странную смесь стыда и жалости к своему папе. Она нашла в себе силы развести ладони и положить руки на стол перед собой, с чувством удовлетворения заметив, что ее мать наконец перестала рыдать и убрала голову с колен. В это время отец уже налил себе чаю и, поднеся чашку к губам, посмотрел на дочь.

— Но это не значит, — сказал он, делая глоток, — что вопрос религии — единственная проблема в нашей жизни. Есть много других вещей, которые...

— Папочка, в чем проблема? — сморщив свой нежный носик, перебила его девочка.

Вероятно, она не рассчитала свои силы, потому что после ее слов отец поперхнулся чаем и чуть не выронил чашку из рук. Несколько секунд он громко кашлял, пытаясь взять себя в руки. Девочка увидела, как морщинистое лицо отца налилось кровью, а на лбу выступил пот. Наконец глава семьи справился с приступом кашля и, вытирая капли чая, попавшие на его одежду, повернулся к девочке.

— Буду краток, — заговорил он после некоторого молчания. — Мы с твоей мамой воздали хвалу Господу и приступили к трапезе, а ты, дорогая, продолжала сидеть в молитвенном экстазе и ни на что не реагировала, даже на мои слова, поэтому мы с твоей мамой испугались, что у тебя произошло кровоизлияние в мозг, — папа сказал это очень серьезным и озабоченным тоном.

Девочку смутила речь отца — она все еще не могла понять, что произошло в столовой, пока она молилась, и только холодный суп в ее тарелке молчаливо свидетельствовал о том, что она давно не приступала к еде. Собравшись с духом, дочь подняла умоляющий взгляд на отца, словно спрашивая, не лжёт ли он, но он только грустно улыбнулся ей и покачал головой. Девочка посмотрела на свою мать, которая, прижав руки к лицу, неуверенной походкой направилась к выходу из столовой.

Она хотела встать из-за стола, чтобы догнать мать и успокоить ее, как вдруг глава семьи, шумно отодвинув свой стул, встал со своего места и подошел к ней. Он положил свою тяжелую и горячую руку на ее худые плечи, и его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом. девочка слегка вздрогнула, но не отодвинулась — это было бы признаком неуважения. Рот отца слегка скривился в улыбке, а его маленькие старческие глазки слегка сузились.

— Милая, — при этих словах она почувствовала неприятный запах у него изо рта, — не волнуйся, я сам позабочусь о мамочке. Ты лучше поешь, а то одни кожа да кости.

Папа игриво ущипнул свою милую дочку за пухлую щёчку, отчего та слегка дёрнулась на своем сиденье. Затем он выпрямил спину и лукаво подмигнул ей, как бы давая понять, что в случившемся нет ничего ужасного. Затем он направился к двери, но прежде чем покинуть столовую, повернулся на каблуках и сказал:

— Если суп слишком холодный, можешь разогреть его на плите, не маленькая уже. Пока-пока!

Дверь за ним захлопнулась, и девочка перевела дыхание — наконец-то в комнате воцарилась тишина. Больше не оглядываясь по сторонам, она взяла ложку в правую руку и зачерпнула немного бобового сока с тарелки. Поднеся ее к губам, девочка чуть не уронила ложку на стол, но все же сумела унять дрожь в руке и не пролить суп на скатерть. Попробовав еду, она с неудовольствием заметила, что холодный суп нельзя назвать вкусным.

Она отложила столовые приборы и, встав из-за стола, взяла тарелку и направилась в противоположный конец столовой, где стояла белая мраморная столешница. девочка перелила содержимое тарелки в маленькую алюминиевую кастрюльку, стоявшую на плите, и, поставив рядом пустую тарелку, взяла красную бензиновую зажигалку и щелкнула ею. Под кастрюлей вспыхнул густой синий огонь, и девочка положила зажигалку на мраморную стойку рядом со своей тарелкой.

Она немного постояла, глядя на голубое огненное кольцо, потом повернулась и подошла к окну. Отодвинув белую нейлоновую занавеску, она выглянула на улицу, но там не было ничего интересного. Постояв так пару минут, она снова вернулась к плите, заметив, что от супа поднимается пар. Девочка надела кухонные варежки и, осторожно взявшись за ручку кастрюли, налила булькающий суп в тарелку. Отнеся его к столу, она села на стул, придвинула к себе тарелку и начала есть. «Вот это совсем другое дело», — подумала она, с удовольствием глотая соку из бобовых.

Воспоминание о мамином супе невольно пробудило у девочки аппетит — она отчетливо ощутила этот приятный вкус на языке, как будто действительно ела этот суп, а не просто вспоминала о нем. Продолжая сидеть на подоконнике, она подумала, что неплохо было бы сейчас сбегать на кухню и достать что-нибудь из холодильника — ей вдруг захотелось есть.

Она вспомнила, что в нем были банка тунца в масле, кусочек козьего сыра, упаковка соленых крекеров, пакет молока и пластиковый контейнер с куриными яйцами. Девочка знала, что ее мать не любила баловать свою семью сладостями, хотя в летние дни давала ей возможность полакомиться мятными пирожными, которые та неохотно покупала для нее в качестве одолжения. Все, что слаще их, было запрещено.

По иронии судьбы, девочка вспомнила, что раньше ее мама радовала всю семью прекраснейшими эклерами, сладкими пирожными и песочным печеньем, которые она так любила, но все это в прошлом — последний раз мама пекла ровно два года назад, с тех пор она не готовила никаких десертов, только мясо, рыбу, супы и салаты.

Казалось, мать намеренно перестала готовить сладости, чтобы не вызывать у дочери ассоциаций с дядей Джо — по крайней мере, так подумала девочка. Каково было истинное положение дел, было известно только высшим силам, которым было наплевать на всю ее семью и малыша в частности. девочка считала эту ситуацию несправедливой, но что она могла поделать?

Подумав о еде, девочка сглотнула слюну и отвела взгляд от ночного неба. Однако, как только она посмотрела на дверь своей спальни, ее сразу же начали мучить два противоречивых чувства: с одной стороны, ей хотелось есть, и в то же время она не хотела будить маму. В конце концов, она все же отказалась от идеи набить свой ненасытный живот и осталась сидеть на подоконнике, прижавшись к стене.

Луна спокойно светила в ночном небе, и ее свет подчеркивал контуры деревьев, растущих за забором. Девочка невольно вздрогнула, когда какая-то ночная птица внезапно сорвалась с ветки и с пронзительным криком пролетела совсем рядом с ней. Увидев ее взгляд, она посмотрела на свои руки — ее незагорелая кожа казалась совершенно белой в лунном свете, из-за чего они сливались с ее сорочкой, делая ее похожей на древнюю статую какой-нибудь греческой богини. Подняв глаза, она замерла, глядя в ночное небо, и ее длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она снова погрузилась в свои мысли, не замечая, как ветер, дующий со стороны леса, играет с ее волосами.

Сосредоточившись в своих мыслях на Джо, девочка невольно вспомнила, как ее мать изменила свое отношение к этому мужчине. Когда их семья впервые переехала в район Паркроуз, она с радостью завязала знакомство с соседом и сама, по собственной инициативе, потащила к нему в гости свою дочь. девочка, конечно, видела этого мужчину на улице до того вечера, и они даже встретились тогда глазами, но на самом деле, это не было предначертано судьбой и это даже нельзя было назвать любовью с первого взгляда — просто она, будучи восьмилетним ребенком, освоилась на новом месте и с любопытством изучала то, что ее окружало, в том числе людей.

Больше всего девочку расстроило то, как лицемерно вела себя ее мамочка — сначала она весело болтала со своим соседом, ходила к нему в гости и гуляла с ним по деревне и в лесу, но стоило ей однажды обнаружить какое-то пятно на нижнем белье маленькой девочки (мама ничего не объясняла дочери по этому поводу.), как Джо пропал уже на следующий день, а ее мамочка с папочкой стали отзываться о нем в таких выражениях, что малышке стало совершенно ясно: ее родители специально выставляли Джо в самых темных тонах, чтобы он не выглядел таким мрачным. что она забывает думать о нем. Конечно, такая неосмотрительная тактика только усугубила тот факт, что девочка начала думать об этом мужчине чуть ли не каждый час — во всяком случае, не проходило и дня, когда она не думала о его собаке, его книгах, цитировала его великие жемчужины и так далее.

Если поначалу это была просто детская реакция на внезапную разлуку с интересным собеседником, то со временем в глазах девочки образ Джо стал чем-то идеальным, чистым и святым — практически все, связанное с этим человеком, приобрело для нее почти религиозный смысл. Кроме того, вместе с личностью Джо девочка позаимствовал его взгляд на вещи, вкус к литературе и, самое главное, интерес к интеллектуальным беседам. Кто знает, может быть, все это было заложено в девочке от рождения, и именно жительница Портленда просто помогла ей раскрыть свою личность? В любом случае, этот переезд из мегаполиса в пригород навсегда изменил девочку — она стала гораздо более образованной и утонченной по натуре, чем раньше, и больше не выглядела маленькой дерзкой и негодяйкой — скорее милым, добрым и застенчивым ребенком.

Как бы то ни было, лицемерие родителей возмущало ее до глубины души, а их постоянная ложь постоянно выводила девочку из себя, хотя на самом деле она сама была инициатором этого, потому что всегда спрашивала их о Джо, которого я постоянно рисовал в ее воображении...