Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (джен)

— Еще раз извините, мистер Джордан Тёрлоу, — инспектор Гэлбрайт во второй раз прервал заключенного. — С этого момента я хотел бы, чтобы вы излагали только основные моменты вашей истории, касающейся Делии Йонс и ее семьи.

— Ладно, как хотите, — согласился Джо, — честно говоря, я устал языком трепать.

В общем, как только Делия однажды побывала в доме своего соседа, Джордана Тёрлоу, она стала его частой гостьей. Последнюю половину лета и весь сентябрь она, с матерью или без, навещала Джо по любому поводу, явно наслаждаясь каждой минутой своих визитов. Чего только они не делали... По сути, она просто вела задушевные беседы с хозяином дома, который умел ее слушать, и часто сидел рядом с ней, когда читал ей вслух книги из своей библиотеки, а иногда проводил время на кухне, помогая Джо (и матери, в тех случаях, когда она удостаивала этот дом своим визитом) готовить по рецептам, которые он спрашивал у своего друга и коллеги Джафета по телефону.

Мистер Тёрлоу был в хороших отношениях с самой миссис Иветта Йонс, они хорошо ладили и многое рассказывали друг другу. Довольно скоро Джо точно узнал, как познакомились его новые соседи. Как рассказала ему Иветта, она, будучи дочерью фермера (который в свое время переехал из Авейру в Нью-Йорк), в двадцать два года вышла замуж за своего друга по колледжу, но, увы, ее первый брак был несчастливым — мистер Синадер, который не только был ее ровесником, но и отличался крайне капризным и придирчивым характером. Будучи замужем за ним, Иветта постоянно слышала от него навязчивые просьбы, чтобы она отбросила все романтические иллюзии и как можно быстрее родила наследника. На это тогдашняя миссис Синадер неизменно отвечала ему, что решение рожать — это в первую очередь инициатива женщины, и если ее муж действительно хочет иметь ребенка, то пусть сначала посвятит себя более серьезным занятиям, чем гольф в компании пьяных друзей. Но это было не единственное, у Иветты были проблемы с беременностью — за два года, которые она провела в браке с этим мужчиной, у нее было два выкидыша, которые также не пошли на пользу их союзу. В конце концов все закончилось тем, что мистер Синадер с ней развелся, что поставило ее в очень невыгодное положение — фактически, Иветта некуда было идти, ее отец-фермер не хотел давать дом взрослой женщине, которая уже была самостоятельным человеком в полном смысле этого слова.

С горя Иветта отправилась на некий курорт в Вероне, где познакомилась со своим (тогда еще будущим) вторым мужем — мистером Йонс, который лечил там свои бронхи. Они взаимно влюбились друг в друга с первого взгляда, впервые встретившись в зале у фонтана. Тот факт, что он был на двадцать лет старше ее, не был помехой. На следующий день, когда наступил обеденный перерыв, фармацевт сел рядом с ней, когда она сидела за столом одна. Поговорив о жизни, они вдвоем отправились в спа-сад, где Иветта дала мистеру Йонс яблоко, которое он, взяв у нее из рук, начал есть, но тут же бросил на землю, потому что оно оказалось червивым. Воспользовавшись замешательством мужчины, женщина бросилась к нему и поцеловала прямо там, под деревом, после чего выбежала из сада, чтобы сообщить фармацевту, что дальнейшие действия он предпримет сам. И мистер Йонс не колебался — когда на следующий день в санатории были танцы, он пригласил Иветту на танго, и после нескольких кругов они стали заказывать алкогольные коктейли. В итоге это вылилось в то, что, находясь в подвыпившем состоянии, женщина решила отвести фармацевта к себе в комнату, где без лишних прелюдий они сразу упали на кровать и дали волю своим чувствам...

На следующее утро, проснувшись в той же постели, мистер Йонс в пылу любви сказал Иветте, что хочет немедленно уехать с ней из санатория, чтобы они могли жить вместе, на что она согласилась без лишних слов. Однако фармацевт не спешил жениться на ней — в результате они долгое время жили в его квартире в Нью-Йорке просто как соседи по комнате. Когда ее возлюбленный пропадал на работе, Иветта, от нечего делать, читала книги, которые он держал дома. На нее произвела впечатление работа некоего Б. Таггерта, которая, по сути, дала будущей матери представление о том, как назвать своего ребенка.

Иветта довольно быстро узнала, что у нее роды девочки — ультразвуковое исследование, которое она сделала через два месяца после встречи с фармацевтом, показало, что ночь, проведенная в спа-центре Вероны, была не напрасной. Из любопытства она решила поиграть со своим возлюбленным в игру «Угадай, как я назову нашего ребёнка», но после тщетных попыток фармацевта Иветта открыла ему, что их дочь назовут Делией, потому что, согласно книге Б. Таггерта, это имя означает «неисчезаемая», что принесет удачу их наследнице. Иветта вспомнила, что, когда мистер Йонс услышал это, он несколько дней ходил в глубоком замешательстве, причину которого он так и не раскрыл ей. Когда Джо услышал это из ее уст, он подумал, что, по-видимому, дело в том, что фармацевт всегда мечтал о сыне, но он ничего не сказал своему собеседнику о своих догадках.

Как бы то ни было, именно факт зачатия Делии стал толчком к дальнейшему сближению Иветты и мистера Йонс — за десять дней до рождения наследницы последний позаботился о получении свидетельства о браке, а когда девочка наконец появилась на свет (а было это утром), фармацевт, выйдя из роддома, сразу же отвез счастливую молодую маму к своей близкой подруге, где специально прибывший туда человек провел церемонию регистрации брака, после чего молодожены разного возраста начали жить счастливой семейной жизнью. Иветта не сказала Джо, почему по прошествии восьми лет вся семья решила переехать из Нью-Йорка в Портленд. Основываясь на ее намеках, он предположил, что за этим стоит что-то более серьезное, чем жалобы малыша на жизнь в маленькой квартире, но, как бы то ни было, он решил не углубляться в эту тему.

Но мистер Тёрлоу разговаривал не только с самой миссис Йонс. Ему также было очень интересно общаться с ее маленькой дочерью. Им было так хорошо друг с другом, что когда Джо приходилось ездить в центр по работе — обычно на пять дней, но иногда и на неделю, — то состояние юной наследницы семьи Йонс сразу ухудшалось, и малышка впадала в состояние, которое можно было грубо описать как смесь скуки и грусти (она все еще была далека от депрессии). В такие моменты она, казалось, замыкалась в себе, ничто не доставляло ей удовольствия, и на попытки родителей рассмешить ее она отвечала только взглядом, в котором чувствовался определенный упрек. Даже ее обычная любовь к сладостям угасала в такие моменты, что бы ей ни предлагали — мороженое, пирожное или фрукты, — маленькая девочка, не говоря ни слова, отодвигала тарелки или уклонялась от услужливо протянутых к ней рук...

Только школа, которая начиналась в сентябре, стала приносить ей радость и удовольствие в те моменты, когда ее соседки не было дома — видимо, это было связано с тем, что начальная школа, в которой она училась, находилась в том же районе, где работал мистер Тёрлоу. Они не пересекались в такие моменты по понятным причинам, и это было по обоюдному согласию — ни Джо не ходил в школу, ни Делия не бегала к нему с занятий, — но казалось, что поля волн, исходящих от них, пересекались в этом месте. Что касается школьных похождений юной наследницы семейства Йонс, то она, вопреки подозрениям Джо, не была хулиганкой — у Делии хватало мужества постоять за себя в некоторые моменты, но сама она никогда не ввязывалась в драку и никогда — вы понимаете? — никогда не приходило в голову запугивать своих сверстников. Случалось, что, став свидетельницей травли, девочка сразу же вставала на защиту жертвы, и бывало даже, что хулиганы позже просили у нее прощения за недостойные поступки, но никто из тех, кто ее знал, не мог описать ее как проклятую негодницу.

У нее было не так уж много друзей — если бы Делию спросили, с кем она дружила среди своих одноклассников, то она, немного подумав, выделила бы двух девочек, дочерей людей, которые работали с ее отцом. Обе ее подруги были на полгода старше ее, и по натуре они были несколько высокомерными отличницами, которые ставили себя немного выше нее самой. Сначала Делия даже не обращала на них особого внимания, но когда она однажды увидела, как мальчик из другого класса обзывал их нехорошими словами, она сделала ему выговор, невольно вызвав уважение с их стороны (скорее всего, им было просто выгодно иметь в качестве подруги такую девочку, которая бы их защищала). И если бы кто-нибудь спросил, к кому она испытывает теплые чувства, Делия покраснела бы и указала пальцем на мальчика с золотистыми вьющимися волосами, который неизменно сидел ближе к учительскому столу.

Этим мальчиком был тот самый Джерри, урожденный Джером, сын Тейлора Майрона, одного из богатейших брокеров по листингу в Портленде. Родители решили отправить мальчика в школу, в которую они сами ходили в детстве, хотя с точки зрения статуса ему было бы более уместно учиться в заведении с более высокой репутацией, но что он мог поделать, воля его родителей непреклонна... В этой школе Джерри Майрон чувствовал себя принцем, переодетым нищим — он свысока смотрел на своих одноклассников, старался держаться от всех подальше, а когда другие мальчики пытались предложить ему дружбу, он смотрел на них высокомерным взглядом. Неудивительно, что он часто становился причиной драк в классе, когда самые хулиганистые мальчишки уставали от этого незапятнанного ангела и пытались выместить на нем свою детскую злость. Старался — потому что юная наследница семьи Йонс, которая, как уже было известно, всегда заступалась за слабых, с самого первого дня взяла Джерри под свою, скажем так, защиту. Правда, в те дни, когда по семейным обстоятельствам она отсутствовала на занятиях, хулиганы, казалось, срывались с цепи и, стараясь не попадаться на глаза учителям, избивали ее любовный интерес на переменах...

В общем, Джером Майрон, который в школе был прямой мишенью для чужих оскорблений, был дорог Делии. Она не могла сказать, за какие качества влюбилась в него, но ей всегда было приятно осознавать, что она может быть полезна этому золотоволосому мальчику. Большинство ее мыслей, связанных со школой, тесно пересекались с личностью Джерри. Его имя было для нее чем-то интимным, и всякий раз, когда ей приходилось говорить о том, кто он такой, ее щеки краснели, а дыхание становилось неровным.

Увы, чувство было далеко не взаимным — виновник ее любовных терзаний был, как бы это выразиться, не в особом восторге от этого. Джерри, конечно, не ссорился с девочкой, которая защищала его от нападок других мальчиков, но и не отвечал ей взаимностью каким-то особым образом — лично ему гораздо больше нравилась другая девочка, которая училась в том же классе, Тесси Парилло — дочь некоего книготорговца. Она была высокой блондинкой, которая, как и сам Джерри, презирала других и держалась особняком от всех.

На самом деле, именно из-за такой природы своей страсти мальчик не мог с ней подружиться — это было так же полезно, как завязать отношения со своим отражением в зеркале. Так маленький Майрон, втайне вздыхая по юной леди Парилло, дружил с этой темноволосой девочкой, лицо которой почему-то вызывало у него ассоциацию с чихуахуа. Джерри никогда не говорил ничего подобного вслух — как в разговоре со всеми остальными, так и с самой молодой наследницей семьи Йонс, — но по его глазам было ясно, что он насильно терпит эту девочку, от которой у него было только одно преимущество — защита от хулиганов.

Как бы то ни было, Делия была по уши влюблена в этого мальчика и пользовалась любой возможностью, чтобы пересечься с сыном брокера по листингу. Например, однажды они с отцом зашли в продуктовый магазин, где, по счастливому стечению обстоятельств, сам Джерри был со своей матерью, Мириам Майрон. Увидев его, девочка тут же от радости бросилась к мальчику и, взяв его за руку, сказала, что хочет пойти с ним в «Волшебную лавку». К счастью для нее, юный Майрон не сопротивлялся ей, и дети вышли из магазина, провожаемые удивленными взглядами родителей. Делия привела его в магазин, где их встретил старик, который чем-то напомнил девочке Эйнштейна, только без усов, на нем были белая рубашка и черный кожаный жилет. Ему было что показать своим маленьким посетителям — сначала дети смотрели на маленьких игрушечных животных, которые танцевали тарантеллу, а затем владелец магазина показал им стол, по которому сам по себе катался игрушечный поезд.

Делия и Джером стояли плечом к плечу, широко раскрытыми глазами глядя на чудеса «Волшебной лавки». Когда самодвижущийся игрушечный поезд сделал пару кругов, девочка воспользовалась моментом и тихонько взяла руку мальчика в свою, сжав ее изо всех сил — от волнения ее ладонь была очень горячей и липкой от пота. Возможно, именно поэтому Джерри внезапно вырвался на свободу и выбежал из магазина, не сказав ни слова. Малышка смотрела ему вслед со слезами на глазах, в то время как старый владелец что-то недовольно ворчал в адрес невоспитанного сына листингового брокера. Девочка вернулась в продуктовый магазин, где в это время ее отец спорил с Мириам Майрон по поводу того, что он якобы позволяет своей дочери просто брать и увозить чужих детей в неизвестное место. При виде юной леди Йонс мать Джерри немного успокоилась и, даже не взглянув на девочку, взяла сына за руку и пошла домой, в то время как мистер Йонс тихо ругал Делию, которая молча смотрела вслед Джерри...

Но однажды золотоволосый объект ее безответной любви оказал Делии услугу. Была середина сентября, когда его родители на несколько дней отвезли сына в свой летний коттедж, который, по счастливому стечению обстоятельств, находился недалеко от дома семьи Йонс. Джерри не стал уведомлять об этом своего одноклассника, но Делия, случайно увидев его на рынке — где она в тот момент делала покупки со своей матерью, — с трудом скрывая свою радость, спросила мальчика о том, какой судьбой он здесь оказался. В тот момент Джерри, изнывающий от меланхолии в сельской местности, которая ему не нравилась, решил немного скрасить свое одиночество и, не скрывая, сообщил ей адрес, где находился летний коттедж семьи Майрон, а также время, в которое он будет ждать его. Делия потом всю ночь не могла сомкнуть глаз, думая о том, как она встретит Джерри. И вот, когда пришло время выходить из дома, чтобы прибыть в нужное время, она побежала туда без всякой задней мысли, почти светясь от счастья. Однако, когда девочка уже была там, в коттедже Майронов не было ни души — хитрый Джерри, желавший посмеяться над наивной девочкой, специально назначил ей свидание на тот день и час, когда они с родителями уже ехали в машине по дороге домой в центр.

Но Делия так и не узнала об этом трюке. Напротив, она вбила себе в голову навязчивую мысль, что это ее собственная вина, как будто она сама упустила свое счастье. Когда на следующий день отец привел ее в школу, она встретила Джерри в коридоре перед уроком, подошла к нему и, опустив глаза, печально сказала: «Мне очень жаль, прости меня...» Мальчик был удивлен ее неожиданно кроткой реакцией, но, не показывая этого, подыграл ее состоянию, сказав: «Это ты меня прости», и побежал в класс. В тот день Делия, не отвечая на приветствия своих подруг, просидела все уроки в одной и той же позе, и даже когда Чарльз Певек, самый хулиганистый мальчик в ее классе, явно вдохновленный ее состоянием, выхватил ручку у нее из рук и собирался выбросить ее в мусорное ведро, девочка осталась сидеть на месте, лишь подняв на хулиганку красные от слез глаза. Молодой певец был смущен и, постояв в нерешительности у мусорного бака, подошел к Делии и положил ее ручку рядом с книгами...

Когда, находясь в гостях у мистера Тёрлоу, Делия поделилась с ним этой историей — разумеется, не зная истинного положения дел со стороны Джерри, — ее собеседник был несколько поражен тем, что эта девочка, вся натура которой, казалось, была наполнена энергией жизни, могла испытывать такой комплекс вины из-за какого-то сущего пустяка. Джо попытался успокоить девочку, прочитав ей стихотворение какого-то автора со странной фамилией Блок — что-то про аккордеон и лютики, — но малышка, крикнув ему: «Я выхожу из игры!», убежала к себе домой, не желая показывать соседке свои слезы, которые к тому времени уже наполняли ее изнутри. И ей, и Джо было грустно в тот день, только если ее грусть была вызвана впечатлениями от неудачного свидания, то грусть ее взрослого друга была вызвана ее реакцией на его попытки как-то ее успокоить. В течение двух дней Делия не ходила к своей соседке, находясь в подавленном состоянии, но на третий день девочка воспрянула духом и снова навестила мистера Тёрлоу, который, однако, в то время был увлечен чтением определенной книги, из-за чего его юному гостю показалось, что он не особенно доволен ее визитом. Чтобы немного развлечь ребенка, Джо сначала на ее глазах сжег ту книгу, в которой не было ничего умного, а затем пригласил девочку сходить в гости к его другу Джафету, на что она без лишних слов согласилась.

Из квартиры на четвертом этаже, где жил коллега Джо, молодая наследница семьи Йонс вызвала приятные воспоминания — во-первых, Джаф, умевший готовить по-настоящему (в отличие от мистера Тёрлоу, который пытался ему подражать), устроил праздник для ее желудка, по прибытии он угостил ее запеченной бараньей лопаткой и тушеной фасолью на обратном пути. Во-вторых, Делия с большим удовольствием слушала сказку из старого сборника «Басни моего отца Лебедя», которую хозяин квартиры читал вслух, поскольку самой девочке было лень читать самой, а кроме того, ей просто нравилось сидеть в его кабинете и слушать его приятный голос, при этом не забывая комментировать услышанное. В самом начале этого литературного чтения девочка даже позволила себе возмутиться тем, что автор не объяснил имя главного героя, на что Джафет ошеломил ее ответом, суть которого заключалась в том, что ее собственное имя не означало «неисчезаемая», как говорила ей с раннего детства мать, а было названием острова, где, согласно древнегреческим мифам, родилась греческая богиня Артемида.

Узнав об этом, юная наследница семьи Йонс тогда почувствовала, как волна правды словно погасила огонь лжи, в чем она не замедлила признаться своим взрослым собеседникам. Затем мистер Тёрлоу с улыбкой сказал, что у нее хороший словарный запас, и какой-то огонек вспыхнул в глазах Джафа, скрытых за толстыми линзами его очков. Этот момент мог бы показаться девочке недостойным внимания, если бы не то, что последовало дальше. Когда Джафет закончил читать сказку и они втроем отправились есть фасоль, за столом он достал блокнот, где по памяти записал это случайное замечание Делии, слегка перефразировав его. Затем девочка поинтересовалась, зачем ему это нужно, на что получила ответ, что это необходимо для его исследования американцев, носящих греческие имена. Малышка сочла это объяснение полной бессмыслицей, махнула рукой на это дело и, решив, что ей пора домой, пошла одеваться.

Когда Делия и ее взрослый спутник подошли к дому ее семьи, девочка, которая до этого шла позади Джо, внезапно бросилась к нему и, схватив за руку, сильно потянула в сторону. Он, стараясь не упасть на землю, ухватился за забор свободной рукой, случайно вогнав в ладонь тонкую щепку дерева. Маленькая девочка со смехом открыла калитку и исчезла во дворе, а мистер Тёрлоу, пытаясь зубами вытащить занозу, попавшую ему в палец, был ошеломлен, уловив ушами звуки ее шагов, доносившиеся из-за забора. Когда входная дверь дома Йонс наконец закрылась, он вздохнул и поднял голову — в окне ее комнаты было темно...

— Надеюсь, вы не возражаете, — заключенный взял паузу, — если с этого момента я вернусь к подробному описанию событий, которые со мной происходили?

— Что ж, продолжайте, — мистер инспектор Гэлбрайт понимающе кивнул Джордану.

На следующий день после того, как они с Делией вернулись от Джафета, Джо был разбужен телефонным звоноком. Забыв о том, что нужно одеться и умыться, он как был в одних трусах, подошел к телефону и поднес трубку к уху. Звонила его соседка, миссис Йонс собственной персоной. Она, словно борясь с переполнявшим ее чувством неудовлетворенности, уведомил мистера Тёрлоу, что, стирая нижнее белье дочери, она заметила нечто странное и поэтому во второй половине дня отвезет девочку в город по делам. Затем она сделала короткую паузу, очевидно, ожидая ответа Джо, но тот ничего не смог найти в ответ на эти слова. Срывающимся голосом Иветта добавила, что мистеру Тёрлоу очень повезло, что ее супруг и отец Делии в одном лице в это время был на работе в центре. Внутренние органы Джо, казалось, были заполнены жидким азотом. Он чувствовал, что над ним, как над Дамоклом — любимцем сиракузского тирана, — висит острейший меч правосудия, который грозит упасть и разрубить его несчастную голову на две половины...

Он продолжал прижимать трубку к уху, хотя из нее доносились только гудки. Наконец, справившись с онемевшими конечностями, он уронил его рядом с телефоном и, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног, сумел ухватиться руками за столешницу. В такой позе, отдаленно похожей на фигуру сына со знаменитой картины Рембрандта, Джо провел, по личным ощущениям, не менее двух часов. Затем он встал и, почувствовав, что ему нужен свежий воздух, почти выбежал на улицу. Слава Богу, что ни один член семьи Йонс не попался ему на глаза...

Стоя возле своих ворот и поворачивая голову из стороны в сторону, мистер Тёрлоу был убежден, что по этой земле все еще можно ходить спокойно. И он, все еще чувствуя холод в спине, решил прогуляться до магазина. Нет, не ради шоппинга, а для того, чтобы в обстановке, где много людей, попытаться избавиться от одиночества, которое сковывает его душу. Стараясь не переходить на бег, Джо направился туда, где все население района Паркроуз покупало товары первой необходимости. Дойдя до первых палаток, под которыми продавались свежие фрукты, он вдруг услышал свое имя. Оказывается, две старушки, которые в это время брали у торговки красные яблоки, вели оживленный диалог друг с другом. Мистер Тёрлоу попытался встать за навесом, чтобы они не могли его видеть, и напряг слух.

— Знаешь, Патриция, у меня есть подозрение, что этот негодяй Джордан явно пошалил с дочерью фармацевта, — проговорила пожилая женщина с белым платком на голове, шепча одними губами.

— Что заставляет тебя так думать, Эльзебет? — спросила ее младшая подруга.

— Потому что я только сегодня утром пересеклась с Иветтой, — воскликнула её собеседница, — и она была бледна как смерть!

— О, бедняжка... С чем это было связано?

— Она сказала, что попросила свою дочку надеть новые панталоны и, когда брала её старое белье в стирку, заметила, что оно красное от крови.

— Что, у ребёнка начались месячные? В восемь лет?

— Иветта не могла поверить своим глазам и, забыв о стирке, набросилась на девочку с вопросами. И та рассказала ей, что вчера была в гостях у неких дяди Джо и дяди Джафа.

— Двое убивцев... Боже мой... Они должны сидеть в тюрьме оба!

— Жена фармацевта придерживается того же мнения. Я с трудом убедила Иветту пойти к врачу, прежде чем звонить в полицию.

— Так что же дальше?

— После этого она отправилась домой. Может быть, она действительно это сделала, а может, не выдержала переживаний и натравила на ублюдков полицейских ищеек

— Боже милостивый!

Патриция — пожилая леди, которая была моложе, — заметила прячущегося за столбом Джо и завопила. Он немедленно помчался так быстро, как только мог, прочь от магазинов, слыша, как вслед ему летят слова «Мелкий, паршивый, жалкий чёрт!». «Ну всё», подумал он, «прощай свобода...» И в то же время он задавал себе вопрос о том, что происходит. Он никогда не совершал никаких непристойных действий с Делией, избегал поцелуев и даже не обнимал ее, и вот на тебе... «Здесь явно что-то не так», — думал он, находясь уже на полпути к дому.

Тем временем на небе начали собираться тучи. Не сбавляя скорости, мистер Тёрлоу взглянул на видневшуюся далеко впереди поляну, заросшую высокой травой. Был уже конец сентября, и теперь ранее зеленый океан растений был окрашен в оттенки желтого и оранжевого. Густые облака, которые уже вовсю заполнили небо, создавали очень интересное сочетание.

И тут Джо вспомнил, как выглядел расстилавшийся перед ним пейзаж — природа его родной деревни была почти полностью живым воплощением обложки той самой пластинки, которую он подарил своему молодому соседу еще в августе... Он вспомнил ее историю о том, как она подарила пластинку Джерри, и он якобы ответил на ее подарок только «Спасибо», но в глубине души Джо чувствовал, что Делия, рассказывая ему об этом инциденте, просто ограничивалась только первой половиной того, что произошло на самом деле — в то же время она не лгала, но и не говорила всей правды. Вернувшись мыслями к настоящему, он начал думать, что если он мог доверять словам этих двух старых сплетниц, то на допросе у своей матери Делия тоже не стала порочить его и Джафета. Тем не менее для ее почтенных родителей — в частности, для отца — один тот факт, что их маленькая дочь оказалась в компании двух взрослых мужчин в незнакомой квартире, был достаточной причиной для того, чтобы передать Джо в руки судебных мясников, которые пропустят его бренное тело через ножи бюрократической мясорубки. Честно говоря, было бы лучше, если бы они убили его прямо здесь на месте, чем подвергали таким пыткам — ибо смерть была явно желаннее такой псевдо-жизни...

Но, даже произнося эти слова про себя, мистер Тёрлоу все еще боялся. Он боялся, что разъяренный отец Делии раскроит ему череп своими мощными руками, и того, что под конвоем полиции его отведут в темные и сырые подземелья, где ему придется гнить до скончания веков. Неужели это действительно все из-за некой девчонки, дочери ничтожного продавца лекарств? Не то чтобы это что-то решало в реальном положении дел, но Джо не мог не быть оскорблен судьбой, которая привела на эшафот его, дальнего родственника и потомка одной из самых влиятельных фигур бывшей (и крайне недолговечной) Ирландской Республики, из-за дочери какого-то жалкого американского докторишки.

Когда Джо подошел к своему дому, на улицу уже начали падать первые капли дождя. Радуясь тому, как точно он рассчитал время своей прогулки, мистер Тёрлоу, даже не потрудившись проверить, правильно ли закрыл калитку, вошел в дом и последовал на кухню. От чувства угрозы, которое все еще не хотело отступать, ему совсем не хотелось есть, но он попытался найти бутылку с каким-нибудь напитком — он просто хотел заглушить свой страх алкоголем, даже самым страшным, какой только можно вообразить. Увы, дома не нашлось ни капли этого вещества, если не считать колбы, на дне которой было совсем немного чистого девяностопроцентного спирта — это количество едва умещалось на чайной ложке, в которую Джо вытряхивал содержимое колбы. Он положил чайную ложку с содержимым в рот и выдохнул. В горле возникло легкое жжение, отвратительный горький вкус заставил его сморщить лицо, но желаемого опьянения достичь не удалось.

Жаль, что он не купил бутылку чего-нибудь крепкого, когда выходил на прогулку. В любом случае, он должен был прожить на свободе, с Божьей помощью, до завтрашнего утра, ибо предчувствие подсказывало ему, что этим дело не кончится, и возвращение мистера Йонс только ухудшит его и без того незавидное положение. Джо не знал, что с собой делать в это время. Он не мог даже немного напиться, и он не мог попытаться что-либо сделать без этого допинга — страх съедал его изнутри. Поэтому мистер Тёрлоу, постояв немного у окна (за которым уже шел дождь), задернул шторы и прошел в спальню, где, не раздеваясь, сразу же забрался под одеяло. Он заснул в тот момент, когда его голова коснулась подушки.

Ему приснилось, что он, еще совсем маленький мальчик, отправился со своим двоюродным дядей на охоту в лес. За ними бежала пегая собака какой-то охотничьей породы. Погода этим утром была облачной, но дождя пока не было, как и солнца, которое еще не взошло. Он спросил своего двоюродного дядю, почему они отправились в путь так рано. Взрослый мужчина посмотрел на мальчика и ответил что-то вроде «Утки еще не проснулись, сейчас их будет легче подстрелить». Маленький Джо хотел задать еще один вопрос, но тут пегий пес, разразившись лаем, бросился вперед, в непроходимую чащу. Выражение самодовольства тут же исчезло с лица его дяди — его сменило напряженное выражение профессионального охотника, который уже почуял дичь и старается не вспугнуть ее. Мужчина бросился вперед вслед за своей собакой, держа охотничье ружье наготове. Мальчик, которого откровенно замедляли тяжелые кожаные ботинки, не мог так же бегать за своим взрослым товарищем, поэтому маленький Джо, стараясь не поскользнуться на грязи, потрусил за своим двоюродным дядей. И тут раздался выстрел. Мужчина стрелял куда-то в чащу, его пегий пес дико визжал. Мальчик хотел зажать уши, но руки, казалось, не слушались его. А его двоюродный дядя под аккомпанемент все более истошного собачьего воя продолжал посылать выстрелы туда, в колючие ветви чащи...

Джо вздрогнул и тут же поднял голову с подушек. Душераздирающие крики собаки продолжали звенеть у него в ушах, но это не были отголоски только что увиденного сна — звуки доносились с улицы. Мистер Тёрлоу, весь в поту, спустил ноги с кровати и, натянув тапочки, выбежал во двор. Дождь, начавшийся днем, к ночи уже превратился в настоящий ливень. Но Джо, уже стоявший на крыльце, не обращал внимания на сильные потоки воды, которые хлестали его по всему телу. Все его внимание было занято дикой картиной, открывшейся перед его глазами — возле калитки, которая была распахнута настежь, стоял огромный мужчина с котелком на голове. В руках у него был пистолет, который он направил на бедного Буффало. Когда мистер Тёрлоу вышел на улицу, собака даже больше не скулила — разъяренный мужчина выстрелил ему в горло пять раз. И когда он поднял голову от Буффало к Джо, хозяин этого двора, продолжая стоять на крыльце, издал душераздирающий крик. Это был крик, в котором смешались страх, боль потери и дикая, всепоглощающая ненависть к тому, кто сейчас стоял у калитки...

Что произошло дальше, мистер Тёрлоу практически не помнил. Лишь фрагментами, словно в бредовом сне, остались в его памяти моменты того, как он тогда, уже насквозь промокший под дождем, бросился на убийцу с голыми кулаками, как последний сильным ударом в грудь повалил Джо на землю рядом с мертвой собакой и начал наносить ему мощные удары ногами с яростью дикого животного. Затем все вокруг заискрилось синими и красными огнями, послышался вой сирен. Мистер Тёрлоу вспоминает, как его, покрытого грязью, схватили двое мужчин в форме и бросили, как мешок с мукой, в кузов грузовика.

И тогда, уже не в темноте и не в грязи, а в просторном зале суда, он стоял и, опустив голову, слушал приговор, согласно которому ему суждено было провести долгих восемнадцать лет в колонии строгого режима. Глазами, которые, казалось, были затянуты пеленой, он оглядел собравшихся в этот момент людей. Не найдя среди собравшихся того, кто все это затеял, его внимание было отвлечено криком его друга Джафета, который встал и, вытянув руку вперед — очевидно, указывая на одного из уважаемых участников судебного процесса — гневно продекламировал: «Одни черти пожирают других чертей! Как здорово заниматься этим, когда у вас у всех нет человечности!», после чего он внезапно схватился за сердце другой рукой и молча упал на пол, а затем охранники схватили его за руки, как мешок с картошкой, и потащили из зала суда...

— В любом случае, это все, господин инспектор, — выдохнув, Джо завершил свое повествование, — вряд ли вас заинтересует то, как я начал отбывать срок в этих вонючих стенах.

— Ну, ну...

Заключенный и полицейский молча сидели друг напротив друга. Мистер Тёрлоу, которому захотелось размять ноги после долгого сидения, собрался встать, но тут его собеседник поднял руку.

— Подождите, Джордан Тёрлоу, наша встреча еще не закончена.

— В чем дело, господин инспектор? — спросил его Джо таким тоном, каким маленький мальчик пытается добиться ответа от своего строгого отца на вопрос, почему он не может пойти погулять.

— Вы рассказали мне свою половину истории, а теперь я хочу поведать вам свою, — не скрывая торжественности, ответил ему мистер Гэлбрайт

— Что, неужели в этой семейке, по вине которой я здесь гнию заживо, до сих пор происходят какие-то инциденты?

— Вы правильно уловили суть, Джордан. Но давайте не будем забегать вперед. Садитесь поудобнее и слушайте.

И мистер Тёрлоу сел на жесткий деревянный стул. В нем загорелась искра любопытства. Ему вдруг стало очень интересно, что скажет ему сейчас этот волевой человек с военной выправкой. Кто знает, что, если... Джо старался думать о Делии как можно меньше, но в этот момент ее маленькая фигурка воскресла перед его мысленным взором. Он, пытаясь справиться с охватившим его волнением, ответил своему собеседнику:

— Я весь во внимании, господин инспектор...

Когда господин инспектор, наконец, рассказал заключенному свое длинное повествование — начиная с инцидента с воришкой орехов в продуктовом магазине и заканчивая своим последним разговором в кабинете господина старшего инспектора Сеймура, Гэлбрайт вытер пот со лба и облизал пересохшие губы. Заключенный все еще сидел напротив него на своем неудобном деревянном стуле, сложив руки перед собой. Почувствовав на себе выжидающий взгляд господина инспектора, Джордан вздрогнул всем телом и поднес правую руку к своему мертвенно-бледному лицу.

— Что случилось, вы не очень хорошо себя чувствуете? — с сочувствием спросил Гэлбрайт.

Вытирая слезы с глаз, Джо шмыгнул носом и шумно вдохнул. Инспектору стало немного не по себе при виде плачущего преступника, и он невольно перевел взгляд на поверхность стола, за которым они сидели все это время. В то же время он задавался вопросом, что в его рассказе могло так сильно расстроить этого двадцатишестилетнего мужчину.

— Делия... — донесся до его ушей шепот Джордана.

«Ну да», — подумал Гэлбрайт, — «это все из-за девочки, той самой, из-за которой он попал за решетку». С этой мыслью господин инспектор снова поднял голову к своему собеседнику.

— Я вижу, — начал он, — что некоторые части моего рассказа расстроили вас. Прошу простить меня, но это факты.

Произнося эти слова, инспектор мысленно упрекнул себя: «Как ты, полицейский, можешь опускаться до того, чтобы извиняться перед преступником?»

— Правда глаза колет, я в курсе, — тихо пробормотал Джордан, сморкаясь в рукав, несмотря на то, что инспектор подарил ему свой носовой платок.

— Меня самого совершенно не устраивает такое положение дел, — продолжил Гэлбрайт, игнорируя действия собеседника, — но вы можете быть уверены...

Господин инспектор внезапно прервал свою речь — он подумал, что было бы очень странно, если бы полицейский дал растлителю малолетних обещание привлечь к ответственности детоубийцу. Но первые же слова этой речи возымели действие на собеседника — Джо внезапно перестал шмыгать носом и устремил на Гэлбрайта красные и мокрые от слез глаза.

— Вы сделаете всё, что в ваших силах? — сказал он с тоской. — Чтобы душа ребёнка была отомщена?

— Я удивляюсь на вас... — начал инспектор, но заключенный не дал ему договорить.

— Я хочу, чтобы Делия не чувствовала себя брошенной на том свете. Вы понимаете меня, господин инспектор?

В отчаянии выпалив эти слова, Джо уронил голову на руки — эта мольба явно истощила его. Гэлбрайт продолжал молча сидеть в своем кресле, не зная, что ответить своему собеседнику. Прошла минута, но Джордан не подавал признаков жизни, и Гэлбрайт подумал, что заключенный уснул. Инспектор встал из-за стола, собираясь покинуть комнату для допросов, но как только он сделал несколько шагов от стола, Джо внезапно разлепил веки и с тихим стоном схватился рукой за грудь.

Когда Гэлбрайт быстро подошел к двери, которая находилась сразу за мистером Тёрлоу, и, распахнув ее, столкнулся лицом к лицу с мрачным полицейским, держащим резиновую дубинку — охранником, которому было поручено следить за происходящим. Инспектор тут же обратился к нему с приказом:

— Препроводите этого человека обратно в камеру!

Неуклюжий и пожилой мужчина бросил на инспектора какой-то насмешливый взгляд:

— Надеюсь, господин не умер от скуки, выслушивая лживые оправдания этого мерзкого п... — начал он.

— Пошути у меня тут! — инспектор погрозил ему пальцем и быстро покинул эту скучную и, что уж тут скрывать, на редкость унылую комнату.

Охранник, бормоча себе под нос «Какие же нервы нужно иметь, чтобы на протяжении нескольких часов выслушивать такое...», медленно подошел к стулу, в которым сидел мистер Тёрлоу, и, слегка напрягшись, схватил его обеими руками за плечи. Джо, глаза которого лихорадочно вращались в орбитах, попытался инстинктивно сбросить схватившие его пальцы, но охранник с невероятной для его возраста и габаритов ловкостью оторвал заключенного от стула и повел обратно в камеру.

Надзиратель, стоявший рядом с дверью, ведущей в камеру, открыл ее для охранника, который втолкнул мистера Тёрлоу внутрь. Через пару мгновений тяжелая стальная дверь захлопнулась, и звук тяжелых шагов обоих слуг порядка затих в коридоре. Теперь этот человек был надежно отрезан от остальных людей. Но двадцатишестилетнего Джордана Тёрлоу больше не волновало, что происходит в этом мире. Он продолжал лежать на полу в неудобной позе, тупо уставившись в стену. В камере было невыносимо душно, поэтому он автоматически открыл рот пошире, чтобы вдохнуть хотя бы немного воздуха.

Мало-помалу Джо потерял представление о том, где он находится, и вдруг до его ушей донеслись веселые крики детей. Он с трудом открыл глаза и остолбенел в немом изумлении — вокруг него был поросший травой холмик. Над его головой сияло полуденное солнце, весело пели птицы, а с ветвей абрикосового дерева, под которым он лежал, свисали спелые оранжевые плоды. Поднявшись на ноги, Джо медленно — как будто каждый шаг, который он делал, был для него невыносимым бременем, — побрел в ту сторону, откуда доносился возбужденный гомон детей. Сделав несколько шагов, он невольно остановился. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.

По хорошо протоптанной тропинке прямо к нему приближалась небольшая процессия из пяти человек. Впереди всех шла, широко расставляя длинные ноги в красных туфлях, молодая черноволосая женщина с прической каре — кремовое вельветовое платье придавало ее фигуре слегка напыщенную серьезность, делая ее похожей на учительницу начальных классов. За ней, словно выводок маленьких утят, шагали четверо детей — два мальчика и две девочки. Они были босиком и одеты в яркие платья, штанишки и рубашки. Детям, судя по их хорошеньким личикам, было от семи до десяти лет, не больше. Мальчики, щурясь от яркого солнца, держались немного позади, девочки, наоборот, вырывались вперед и, весело переглядываясь друг с другом, постоянно пытались обогнать свою взрослую наставницу.

— Матушка Джоу, глянь, абрикосы! — раздался громкий, пронзительный голос.

Это крикнул мальчик помладше, шедший в самом конце процессии. Вытянув тонкую руку, он указал прямо на Джордана, стоявшего у дерева. Он почувствовал себя немного неловко — это было бесстыдно, все дети начали смотреть на него. Женщина остановилась и, повернув голову в ту же сторону, куда смотрели дети, улыбнулась.

— Матушка Джоу, можно нам их съесть? — спросил другой голос, более мягкий.

Этот вопрос задала девочка в желтом платье. «Любопытно, Джо — это сокращение от Джозефин?» — подумал Джордан...

— Конечно, дети мои, — сказала черноволосая женщина и улыбнулась ещ2 шире. — Вы можете собирать эти фрукты сколько вашим душам будет угодно.

После ее слов дети, все как один, бросились к дереву. Джо, дрожа всем телом, отступил назад.

— Но, пожалуйста, будьте благоразумны! — женщина, оставшаяся стоять на дороге, сделала серьезное лицо и погрозила им пальцем.

Дети, не обратив никакого внимания на ее предупреждение, подбежали к дереву, стали с криками подпрыгивать и срывать с веток оранжевые абрикосы, нисколько не беспокоясь о том, что неизвестный взрослый мужчина стоит буквально в двух шагах от них. Кажется, что это первый раз, когда дети видят такое плодоносящее дерево — с удивительным упорством и методичностью они собирали плоды прямо с ветвей. И вдруг Джордана осенило, что никто из этих пятерых — четверо несовершеннолетних и один взрослый — просто не видит его!

— Вы наелись, дети мои? — пять минут спустя крикнула женщина, которая осталась стоять на некотором расстоянии от дерева.

Джордан подумала, что либо она просто не любит абрикосы, либо верит в то, что фрукты нужно мыть перед употреблением.

— Матушка Джоу, может быть, еще немножечко? — капризным тоном попросил старший мальчик.

— Нам пора в дорогу! — уже с ноткой приказа сказала женщина — Нам предстоит очень долгий путь!

Дети перестали кричать. Они молча переглянулись и с явной неохотой направились к дороге. Женщина терпеливо подождала, пока все четверо соберутся рядом с ней, а затем медленно пошла вперед. На этот раз девочки еле тащились за ней, а мальчики шли впереди и тихо о чем-то спорили между собой. Джордан, все еще стоявший под абрикосовым деревом, с некоторой грустью смотрел вслед удаляющейся процессии. Он невольно почувствовал себя никчемным, никому не нужным человеком, которого никто никогда не вспомнит и — как он только что увидел — никто не заметит. Размышляя об этом, Джордан вдруг заметил, что одна из девочек, шедшая последней, внезапно остановилась. Он подумал, что она, очевидно, хочет перевести дух, но когда она повернула к нему голову с черной челкой на лбу, он почувствовал, как бешено забилось его сердце.

Потому что этой девочкой была не кто иная, как сама Делия. Ее бездонные глаза смотрели на него в упор. Она выглядела божественно в своем темно-синем платье. Она улыбнулась, как будто долго ждала этого момента, и начала медленно приближаться к дереву. Джордан не мог поверить своим глазам и подумал, что это просто галлюцинация. Он неловко попятился и, уткнувшись спиной в ствол абрикосового дерева, сполз по нему на землю. Маленькой девочке, очевидно, это показалось забавным — она рассмеялась и протянула руку вперед. Джордан несколько секунд нерешительно сидел под деревом, а затем, покраснев, взял Делию за руку и робко улыбнулся.

Они никогда не позволяли себе объятий, поцелуев или любого другого способа выражения любви, требующего физического контакта. Их чувства друг к другу можно было бы назвать молчаливой эмоциональной привязанностью или самой банальной симпатией. Сейчас, когда Делия стояла перед Джорданом, сидящим на лужайке, ему многое хотелось ей сказать. Например, сделать ей комплимент о том, что она стала еще красивее... Спросить, не обижает ли её кто-нибудь... Извиниться перед ней за долгую разлуку... В конце концов, просто поинтересоваться, рада ли она его видеть... Но он все еще не мог подобрать нужных слов. Джордан, все еще держа её нежную руку в своей грубой ладони, проглотил вставший в горле комок и, стараясь, чтобы голос не дрожал от охватившего его волнения, почти прошептал слово, только одно слово:

— Милая... — на его губах появилось подобие улыбки.

В ответ на это слово щеки Делии вспыхнули. Она отпустила руку и несколько застенчиво улыбнулась ему. «Идеал человечества», — подумал Джордан, — «или, точнее, женственности». Насколько он понял, ей было уже десять лет и четыре месяца. Он почувствовал что-то вроде раскаяния за то, что два года назад так бесцеремонно вторгся в маленький уютный мирок Делии. Но он ничего не мог поделать — ведь прошлого не вернешь...

— Я знаю. Я помню, — неожиданно тихо произнесла Делия.

Джордану показалось, что ее голос странным образом изменился, но это могло ему только показаться — в конце концов, он давно ее не видел. И все же, услышав это «я помню», он почувствовал, как у него сжалось сердце. «Что ж, когда говорит такой идеал добродетели, у меня по коже бегут мурашки», — подумал Джордан, не сводя с нее глаз.

— Дядя Джо, никаких неприятностей не будет, — теперь Делия повторила совершенно четко. — Я обещаю, — добавила она.

Он хотел спросить её «Неприятностей какого рода?», но девочка не дала ему такой возможности. Слезы потекли из глаз Делии, и в следующее мгновение она внезапно бросилась к взрослому мужчине и обхватила его своими тонкими руками. Джордан, забыв обо всем на свете, схватил Делию за плечи и, прижимая малышку к себе, начал гладить ее по голове. Тело маленькой девочки, сотрясавшееся от рыданий, излучало слабое тепло...