Код "Гермиона" (джен)

Гринготтс встретил их холодной, расчетливой тишиной. Гоблины за своими высокими стойками провожали их — Гарри Поттера, Рона Уизли и, к их нескрываемому изумлению, Драко Малфоя — безразличными, как у рептилий, взглядами. Для них это были просто клиенты. Их золото, их тайны, их трагедии не имели значения. Важны были только ключи и протоколы.

— Нам нужен доступ к сейфу номер семьсот тринадцать, — сказал Гарри главному гоблину-распорядителю. — Сейф Гермионы Грейнджер.

Гоблин, старый и морщинистый, как засохший гриб, поднял на него глаза поверх своих очков-полумесяцев.

— Сейф мисс Грейнджер был запечатан по распоряжению Министерства пятнадцать лет назад. В связи с ее смертью. Доступ к нему может быть предоставлен только по предъявлению ее палочки или…

— …или ключа, — закончил Гарри, кладя на стойку маленький, простой железный ключ. Тот самый, что Гермиона дала ему на четвертом курсе, когда сделала его и Рона своими «наследниками на случай непредвиденных обстоятельств». Шутка, которая оказалась пророчеством.

Гоблин внимательно изучил ключ, коснулся его длинным, когтистым пальцем. Ключ слабо вспыхнул золотым светом.

— Ключ подлинный, — констатировал он. — Крюкохват проводит вас.

Поездка на вагонетке по извилистым, уходящим вглубь земли туннелям была пыткой. Каждый поворот, каждый порыв ледяного ветра казался шагом в прошлое, в преисподнюю. Рон молчал, сжимая в руке свой камень-талисман. Гарри смотрел прямо перед собой, его лицо было непроницаемым. Драко… Драко чувствовал себя чужим на этих похоронах. Он был здесь не как друг. Он был здесь как вестник. Как тот, кто принес эту боль.

Сейф был маленьким, скромным. Не чета огромным хранилищам Малфоев или Поттеров. Когда Крюкохват открыл его, изнутри пахнуло тем, чего Драко ожидал меньше всего. Не пылью. Не магией. А домом. Запахом старых книг, ванили и чего-то неуловимо цветочного.

Внутри было всего несколько ящиков. Они вынесли их в смотровую комнату, которую гоблин неохотно предоставил им.

И они начали разбирать ее жизнь.

Это было мучительно. Каждая вещь была осколком ее души. Стопка ее любимых маггловских книг — «Гордость и предубеждение», «Властелин колец». Ее старый школьный котел. Коллекция редких ингредиентов для зелий, аккуратно подписанная ее каллиграфическим почерком.

В одном из ящиков они нашли то, что искали. Запечатанный пергаментный свиток. На нем было написано: «В случае моей смерти. Прочесть Гарри Поттеру и Рону Уизли».

Гарри дрожащими руками сломал восковую печать.

Это было не просто завещание. Это была инструкция. Подробнейшая, на двадцати страницах, инструкция по поиску ее родителей и снятию с них заклятия забвения. Схемы. Контрзаклятия. Список людей в австралийском Министерстве магии, которым можно было доверять. Она продумала все.

А в конце была приписка. Личная.

«Гарри, будь счастлив. Ты заслужил это больше, чем кто-либо. Не позволяй прошлому тянуть тебя назад. Живи.

Рон, прости меня. За все. И да, ты был прав. Иногда нужно просто действовать, а не читать. Но, пожалуйста, хоть изредка все же читай инструкции.

Я люблю вас обоих. Всегда. Гермиона».

Рон снова заплакал, не стесняясь. Гарри стоял, сжимая свиток, и его плечи тряслись.

Драко отошел к стене. Он не имел права быть свидетелем этого. Это было слишком интимно. Слишком больно.

В другом ящике они нашли то, что было нужно Нотту. Ее старая волшебная палочка, которую она сменила после того, как та сломалась. Несколько срезанных прядей ее волос, перевязанных ленточкой — видимо, для использования в Оборотном зелье. И ее личный дневник. Не тот, что был подделан Министерством. Настоящий.

Драко смотрел на эти вещи, и его охватил холод. Он смотрел на реликвии мертвой девушки. Но она не была мертва.

— Мы должны лететь в Австралию, — сказал Гарри, приходя в себя. Его голос был твердым. — Немедленно.

— Нет, — сказал Драко.

Они оба уставились на него.

— Что значит «нет»? — прорычал Рон. — Это ее последняя воля!

— Это ее последняя воля на тот момент, — возразил Драко. — Она думала, что умрет. Она не знала, что ее ждет нечто худшее. Подумайте. Если мы сейчас вернем память ее родителям, что мы им скажем? «Здравствуйте, ваша дочь, которую вы не помните, на самом деле не погибла, а заперта в аду, и мы понятия не имеем, как ее оттуда вытащить»? Это убьет их.

Он подошел к ним.

— Мы не можем исполнить ее волю, пока не освободим ее саму. Сначала — она. Потом — они.

Гарри и Рон смотрели на него, и в их глазах боролись горе и логика. И логика, как это ни было для них ненавистно, побеждала. Малфой был прав.

— Тогда что? — спросил Гарри. — Мы забираем это все и возвращаемся к Нотту?

— Да, — кивнул Драко. — Мы забираем ее… подпись. Ее волосы, ее палочку, ее дневник. Теперь у Нотта будет все, что нужно, чтобы создать идеальный контра-ритуал.

Они собрали вещи. Когда они уже собирались уходить, Драко заметил на дне последнего ящика маленький, бархатный мешочек. Он открыл его.

Внутри лежал Маховик Времени. Сломанный. Стекло было разбито, песок высыпался. Тот самый, с третьего курса.

И записка.

«Напоминание: даже если ты можешь изменить прошлое, это не значит, что ты должен. Некоторые шрамы должны остаться, чтобы помнить, как мы их получили».

Драко смотрел на сломанный Маховик, и его пронзила страшная, ледяная догадка.

Временная петля. Его будущее «я». «Движок Кроноса».

А что, если ритуал Роули был не просто способом запечатать ее? Что, если это был способ… получить доступ к чему-то? К инструменту, способному переписывать время?

И что, если его будущее «я» не пыталось ее запереть?

Что, если оно пыталось ее… починить? По-своему. Жестоко. Радикально.

Он спрятал Маховик в карман. Об этой догадке он пока не скажет никому. Даже Нотту.

Это был его личный осколок безумия. Его собственная нить в этом запутанном клубке.

* * *

Они вернулись в библиотеку Нотта другими людьми. Горе никуда не делось, но теперь под ним была твердая, как сталь, основа — цель. Гарри и Рон больше не были просто скорбящими друзьями. Они были солдатами, получившими приказ от своего павшего — но, как оказалось, живого — командира.

Нотт встретил их у порога. Он не стал задавать вопросов, увидев коробки в их руках. Он лишь кивнул и провел их к своему «рабочему столу» — огромному круглому столу из черного камня, испещренному диаграммами и формулами.

Они выложили перед ним содержимое сейфа. Дневник. Палочку. Прядь волос. И речной камешек, который Рон вернул на стол, словно кладя на алтарь.

Нотт брал каждый предмет с осторожностью хирурга, изучал его, сканировал сложными, невербальными заклинаниями.

— Поразительно, — пробормотал он, держа в руках ее палочку из виноградной лозы. — Магическая сигнатура… она чистая. Никаких следов темной магии, никаких проклятий. Но она… скорбит. Словно дерево, у которого отняли лучшую ветвь.

Он взял прядь волос.

— А это… — он поднес ее к одному из своих приборов, который тут же издал тихий, мелодичный звон. — Это идеальный образец. Ее ДНК, ее магическая суть. Не искаженная ничем. С этим, — он посмотрел на Драко, — мы сможем настроить ритуал так, чтобы он бил точно в печать Роули, не задевая ее.

— И что это будет за ритуал? — спросил Гарри. Его голос был напряженным. — Мы просто произнесем ее имя, и все закончится?

— О, нет, — Нотт усмехнулся. — Если мы просто произнесем ее имя, мы, скорее всего, вызовем сюда осколок души Роули, который с радостью попытается захватить ближайший сосуд. Например, тебя, — он кивнул Драко. — Нет. Мы не будем произносить ее имя. Мы заставим ее произнести его.

Все трое уставились на него.

— Это невозможно, — сказал Рон. — Малфой же говорил, она не может.

— Она не может, потому что имя связано с хоркруксом, — объяснил Нотт, начиная чертить на новом листе пергамента сложную схему. — Произнести его — значит активировать его. Но что, если мы разорвем эту связь? Ритуал, который я разрабатываю, — это не экзорцизм. Это… хирургическая операция. Мы должны будем войти в ее сознание все вместе.

— Все вместе? — переспросил Гарри.

— Да. Драко будет нашим проводником, нашим мостом. Его кровь — это ключ. Я буду хирургом — я направлю энергию и буду контролировать процесс. А вы двое, — он посмотрел на Гарри и Рона, — вы будете ее якорями.

— Якорями?

— Когда мы разорвем связь между ней и хоркруксом, наступит критический момент. Ее сознание, освобожденное от печати, будет абсолютно уязвимым. Оно может просто… рассеяться. Раствориться в той Пустоте, на границе которой она живет. В этот момент вы должны будете ее удержать. Вашими общими воспоминаниями. Вашей дружбой. Вы должны будете буквально вытащить ее обратно в реальность, напомнив ей, кто она такая. Вы должны будете стать ее светом во тьме.

План был гениальным и смертельно опасным. Он требовал абсолютного доверия между четырьмя людьми, трое из которых всю жизнь ненавидели друг друга.

— А что будет с Роули? — спросил Драко. — С его частью души?

— Когда мы отделим ее от имени, она станет просто… осколком. Уязвимым. Лишенным якоря. И в этот момент, — Нотт достал из ящика нечто, завернутое в черную ткань, — мы его уничтожим.

Он развернул ткань. Внутри лежал клык василиска. Тот самый, которым Гарри уничтожил дневник Тома Реддла.

— Откуда он у тебя?! — ахнул Гарри.

— Министерство конфисковало его после войны, — сказал Нотт с легкой улыбкой. — А я, в свою очередь, «конфисковал» его из архива вещдоков. На всякий случай. Яд василиска — одна из немногих субстанций, способных уничтожить хоркрукс безвозвратно.

Они смотрели на план, разложенный перед ними. Карта их последней, самой важной битвы.

— Когда? — спросил Рон. Его голос дрожал, но в нем была сталь.

— Мне нужно три дня, чтобы подготовить все необходимое, — ответил Нотт. — Рассчитать лунные фазы, приготовить зелья стабилизации, укрепить защиту библиотеки.

— Три дня, — кивнул Гарри. — Что мы делаем до тех пор?

— Вы двое, — Драко посмотрел на Гарри и Рона, — готовитесь. Перебирайте свои воспоминания. Самые яркие. Самые сильные. Вы должны будете стать ее живой историей. Никакой работы. Никаких отвлекающих факторов. Погрузитесь в свое прошлое.

— А ты? — спросил Гарри.

Драко посмотрел на сломанный Маховик Времени, который он все еще держал в кармане.

— А я, — сказал он, — должен кое-что проверить. Одна последняя деталь, которая не дает мне покоя.

Он не собирался рассказывать им о своем видении будущего «себя». Это была его битва. Его парадокс. Он должен был понять мотивы своего двойника, прежде чем идти в финальный бой. Потому что он боялся, что, пытаясь спасти Гермиону, он может, сам того не ведая, исполнять план того, второго Драко.

— Встречаемся здесь через три дня. В полночь, — сказал он. — И будьте готовы ко всему.

Трое заклятых врагов, объединенных одной целью, разошлись, чтобы подготовиться к своему последнему экзамену. Экзамену, от которого зависела не только жизнь их подруги, но и их собственные души.

* * *

Пока Гарри и Рон, запершись в доме на площади Гриммо, погружались в болезненное, исцеляющее море общих воспоминаний, а Нотт превращал свою библиотеку в операционную для души, Драко отправился в единственное место, где мог надеяться найти ответ на свой вопрос.

Он снова аппарировал на руины поместья Малфоев.

Но на этот раз он пришел не скорбеть. Он пришел работать.

Он спустился в подземелья. В ту самую секретную лабораторию, где его отец когда-то изучал кристаллы. Большая часть оборудования была уничтожена или конфискована, но Драко искал не его. Он искал то, что было частью самих стен.

Он нашел это в дальнем углу. Зеркало. Огромное, в почерневшей серебряной раме, покрытое пылью. Оно не было волшебным в обычном смысле. Это был не артефакт для связи. Это был… записывающий прибор. «Хроно-зеркало». Редкий и опасный артефакт, способный запечатлевать не свет, а темпоральные эманации. Отголоски событий, которые происходили перед ним.

Его отец использовал его, чтобы анализировать свои эксперименты.

Драко стер пыль с холодной поверхности. Он не знал, что надеется увидеть. Может быть, отражение Роули. Может, отражение своего отца. Он приложил к стеклу свою палочку и прошептал заклинание активации.

— Спекулум ревелио.

Поверхность зеркала пошла рябью. Но вместо прошлого оно показало ему настоящее. Его собственное отражение. Усталое, изможденное лицо.

— Бесполезно, — пробормотал он. — Все записи, должно быть, стерлись со временем.

Он уже собирался уходить, когда заметил кое-что странное. Его отражение… оно не повторяло его движений. Оно просто стояло и смотрело на него. И на его лице была слабая, горькая усмешка.

Драко замер. Это было невозможно.

— Кто ты? — прошептал он.

— Ты знаешь, кто я, — ответило отражение. Его голос был голосом Драко, но глубже, с металлическими, усталыми нотками. — Я — тот, кого ты видел.

Это был он. Его будущее «я». Не иллюзия. Не ловушка. Каким-то образом «Хроно-зеркало» создало мост. Не во времени. А между ними.

— Что… как? — Драко не мог сдвинуться с места.

— Это зеркало запоминает не только прошлое, — сказало отражение. — Оно запоминает парадоксы. А мы с тобой — ходячий парадокс. Когда я был здесь, в этом времени, и проводил ритуал, зеркало запечатлело меня. А когда ты, сейчас, прикоснулся к нему своей кровью — той же самой кровью — оно соединило нас.

— Зачем ты это сделал? — спросил Драко, и его голос дрожал от смеси ярости и страха. — Зачем ты искалечил ее?

Усмешка на лице отражения исчезла. Его сменило выражение бесконечной, вселенской усталости.

— Искалечил? — переспросил он. — Мальчик, ты ничего не понимаешь. Я ее не калечил. Я ее спасал.

— Спасал?! Ты превратил ее в хоркрукс! В дверь!

— Я превратил ее в якорь, — поправило отражение. — Чтобы ее не унесло навсегда.

Драко молчал, пытаясь осмыслить это.

— В моем времени, — продолжал будущий Драко, — все пошло не так. Гораздо хуже, чем в твоем. Когда мы попытались ее освободить… мы потерпели неудачу. Связь с хоркруксом Роули оказалась слишком сильной. Когда мы разорвали печать, ее сознание не просто стало уязвимым. Оно начало… распадаться. Стираться. По-настояшему. Как тогда, в лаборатории. И она начала затягивать в эту пустоту все вокруг. Наш мир. Нашу реальность.

Он подался ближе к поверхности зеркала, и его глаза были полны такого ужаса, который Драко не мог себе даже представить.

— Я видел, как Поттер и Уизли рассыпаются в пыль прямо у меня на глазах. Я видел, как Нотт превращается в клубок кричащих уравнений. Я был последним. И я должен был сделать выбор. Позволить ей умереть окончательно, забрав с собой всю нашу вселенную. Или… запереть ее. Поставить печать обратно, но уже свою. Печать, основанную на моей крови, на моей любви к ней, чтобы стабилизировать ее, чтобы превратить ее неконтролируемый распад в стазис. В тюрьму, да. Но тюрьму, из которой однажды, возможно, найдется выход.

Драко слушал, и ледяной ужас сковывал его. Он не был злодеем. Он был… трагическим героем. Спасителем, вынужденным стать тюремщиком.

— Я не мог позволить ей исчезнуть, — прошептал будущий Драко. — Я слишком сильно ее любил.

«Любил». Слово ударило Драко, как физический удар.

— И что теперь? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — отражение покачало головой. — Теперь ты знаешь то, чего не знал я. Ты знаешь о ее родителях. Ты нашел ее завещание. У тебя есть ее настоящие вещи, ее якоря в реальности. У тебя есть шанс, которого не было у меня. Твой мир еще не обречен.

— Но если я потерплю неудачу…

— То ты станешь мной, — закончило отражение. — И вернешься сюда, чтобы дать себе еще один шанс. Таков наш парадокс. Наше проклятие.

Он посмотрел Драко прямо в глаза.

— Слушай меня внимательно. Когда вы начнете ритуал, Роули будет бороться. Он не просто осколок души. Он — страж той Библиотеки. И он попытается затянуть тебя туда. Не поддавайся. Не пытайся сражаться с ним на его территории. Твоя цель — не он. Твоя цель — она. Ты должен добраться до нее, пока Поттер и Уизли держат ее якоря. И ты должен… вернуть ей не только имя.

— А что еще?

— Ее выбор, — сказало отражение. — Ты должен дать ей выбор, которого не было у меня. Выбор — уйти. По-настоящему. Или остаться и бороться.

Зеркало начало мерцать. Связь слабела.

— Удачи, — сказало отражение. — И, Драко…

— Что?

— Постарайся сделать так, чтобы я никогда не появился.

Отражение исчезло. На Драко снова смотрело его собственное, бледное лицо.

Он стоял в тишине подземелья, и теперь его ноша стала еще тяжелее. Он сражался не только за нее. Он сражался за свое собственное будущее. За свое право не стать тем сломленным, отчаявшимся героем, которого он только что видел.