Глухие Буераки: Корни и Побеги (гет)

К закату того же дня, когда комиссия Червякова в панике бежала из Глухих Буераков, Ядвига закончила свою работу. Она вышла из избы, держа в руках небольшой, плотно закупоренный глиняный флакон. От него исходило едва уловимое свечение и тонкий, сложный аромат, в котором смешались запахи озона после грозы, влажной земли и чего-то неуловимо-сладкого, как дикий мёд.

— Вот, — сказала она, протягивая флакон Гоше. — Давайте ей по три капли с утренней росой. Каждый день, до самого новолуния. Это не снимет бурю сразу. Это даст ей русло. Магия дитя и магия земли начнут говорить на одном языке. А мать станет для них не полем битвы, а мостом.

Гоша принял флакон с благоговением. Эта маленькая, невзрачная склянка была сейчас для него дороже всех сокровищ Гринготтса. В ней была заключена его надежда.

— Спасибо, — искренне сказал он. — Я не знаю, как вас благодарить.

— Благодарить будешь лес, когда вернёшься, — отрезала Ядвига. — Оставь на опушке краюху хлеба и крынку молока. Он ценит уважение.

Затем она повернулась к Володе и протянула ему тонкий свиток из берёсты, исписанный мелкими, витиеватыми рунами.

— А это — твоя плата, Лорд. Рецепт. Как и договаривались. Попробуй только сварить из него очередное пойло для своих деревенских пьяниц, — я узнаю. Это знание — для исцеления, а не для забавы.

Володя взял свиток, и на его лице промелькнуло выражение глубокого интеллектуального удовлетворения. Он получил то, что хотел — новую технологию, новую загадку для своего острого ума.

— Мои… эликсиры, — процедил он, — являются не «пойлом», а катализаторами для изменения сознания. Но твоё знание будет применено строго по назначению. Я ценю точность.

Прощание было коротким. Мужчины поблагодарили ведьму, Степан снова молча поклонился, и их маленький отряд двинулся в обратный путь. Ядвига долго смотрела им вслед со своего порога, и в её зелёных глазах читалась сложная смесь из усталости, иронии и, возможно, толики грусти. Она снова оставалась одна в своей заснеженной, безмолвной цитадели.

Обратная дорога, как это ни парадоксально, оказалась ещё тяжелее. Физическая усталость, накопившаяся за дни пути, давала о себе знать. Ноги гудели, каждый шаг по глубокому снегу требовал усилий. Но теперь их гнала вперёд не тревога, а нетерпение. Каждый из них думал о доме. Гоша — о Груше. Снейп — о своей лаборатории и недоделанном зелье от мигрени. Володя — о своём проекте «Наследник» и о необходимости срочно внести в него коррективы на основе полученных данных. А Степан — просто о своей тёплой печи и миске горячих щей.

Они вернулись в Глухие Буераки поздней ночью, когда деревня уже спала под покровом звёздного, морозного неба. Их появление было тихим, почти незаметным. Никто не вышел их встречать. Лишь в окне дома Гоши всё ещё горел тусклый огонёк лампы — Груша ждала.

Гоша, не заходя к себе, первым делом бросился к её двери. Он распахнул её, боясь увидеть ту же картину, что и перед уходом — бледное, измученное лицо, угасающий взгляд.

Но то, что он увидел, заставило его сердце замереть, а потом бешено заколотиться от радости.

Груша сидела за столом и… ела. С аппетитом, с наслаждением, она уплетала варёную картошку с солёным огурцом. Увидев его на пороге, она подняла глаза, и в них больше не было прежней тоски. В них светились облегчение, радость и безграничная любовь.

— Вернулся, — прошептала она, и её голос был уже не слабым, а просто тихим.

Он, не говоря ни слова, пересёк комнату в два шага, опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в её колени, как заблудившийся ребёнок, нашедший мать. Она гладила его по спутанным, заснеженным волосам, и оба молчали, потому что слова сейчас были не нужны. Они были вместе. И всё будет хорошо.

На следующий день, после того как Груша приняла первые три капли чудодейственного зелья, эффект стал очевиден для всех. К ней вернулся румянец. Ушла изматывающая слабость. А главное — вернулась её магия. Не буйная и неконтролируемая, а спокойная, ровная, сильная. Она сидела на лавке, и вокруг неё в воздухе медленно кружились клубки разноцветной пряжи, сами собой складываясь в аккуратные мотки. Это была её магия, но какая-то иная — не книжная, не выверенная, а живая, игривая, словно она и вправду подружилась с той силой, что дремала в этой земле.

Увидев, что худшее позади, Гоша, наконец, почувствовал, как спадает с его души чугунное напряжение последних недель. И эта пустота тут же заполнилась новым, деятельным порывом. Колыбель. Он должен её закончить.

Он ушёл в свой сарай, который за время его отсутствия покрылся толстым слоем снега, и снова взялся за работу. Но теперь это была совсем другая работа. Не отчаянная попытка сделать хоть что-то, а радостный, созидательный труд.

Его руки, казалось, сами вспомнили всё, чему учил его Степан. Рубанок ходил плавно, снимая тончайшую, ароматную стружку. Стамеска в его пальцах была послушной и точной. Он работал с упоением, с наслаждением, вкладывая в каждое движение всю свою любовь, всё своё облегчение. Он отшлифовал каждую дощечку до такой гладкости, что дерево казалось тёплым и живым на ощупь. Он подогнал все детали так, что колыбелька стала единым, цельным организмом, крепким и надёжным.

Последним штрихом должна была стать резьба. Гоша взял нож и решительно соскрёб символ подсолнуха. Теперь перед ним было чистое поле для творчества. Он долго думал, что изобразить. Хотелось чего-то особенного, символичного.

Он вспомнил свой герб — герб Гриффиндора. Лев. Символ храбрости, благородства, силы. Он начал вырезать его, и на этот раз его руки, направляемые не магией, а сердцем, были на удивление твёрдыми. Лев получался гордым и красивым.

Но, закончив, он почувствовал, что чего-то не хватает. Это была лишь половина истории. Его истории. Но у его ребёнка будет и другая половина.

И тогда он, поколебавшись лишь мгновение, начал вырезать рядом со львом змею. Не зловещего Василиска, а изящную, мудрую змею, символ рода Слизерин. Символ его бывшего врага, который, как это ни парадоксально, стал частью его новой жизни, его спасителем. Он вырезал их не сражающимися, а сплетшимися в объятиях, как в древнем символе единства противоположностей. Лев и змея. Храбрость и хитрость. Огонь и вода. Гарри Поттер и Том Реддл. Их вечное противостояние, завершившееся здесь, в этой глуши, не победой, а примирением, должно было стать оберегом для его ребёнка.

Когда он закончил, на избушку уже спустились сумерки. Гоша отступил на шаг и посмотрел на своё творение. Колыбелька была прекрасна. Простая, без изысков, но в ней чувствовалась душа. Она была не просто предметом мебели. Она была историей. Историей о любви, о борьбе, о прощении и о новой жизни.

В этот момент в сарай заглянул Степан. Он пришёл молча, как всегда, словно вырос из-за сугроба. Старый охотник подошёл к колыбельке, долго, внимательно её осматривал, провёл своей широкой, мозолистой ладонью по резному узору. Гоша затаил дыхание, ожидая его вердикта.

— Хорошо, — наконец глухо произнёс Степан. — Крепко. И… правильно.

Он посмотрел на Гошу, и в его выцветших глазах впервые промелькнула тень тёплой, отцовской гордости.

— Стал ты мужиком, Гоша. Настоящим.

Для Гоши эти два слова — «хорошо» и «правильно» — были высшей похвалой, дороже любого Ордена Мерлина.

— Спасибо, Степан, — тихо сказал он. — За всё.

— А теперь занеси в дом, — пробасил старик. — Негоже ей в холоде стоять. Ждёт уже.

Они вместе, бережно, как величайшую драгоценность, внесли колыбельку в тёплую, натопленную избу. Груша, увидев её, ахнула. Она подошла, коснулась гладкого дерева, провела пальцами по удивительному узору — льву и змее, — и посмотрела на мужа глазами, полными слёз и любви.

— Она… идеальная, — прошептала молодая женщина.

Они поставили колыбельку у печи, в самом тёплом углу. И изба, которая и так уже была домом, обрела, наконец, свой настоящий центр, своё сердце. Всё было готово. Теперь оставалось только ждать.

В соседней избе в это же время происходил другой, не менее важный разговор. Володя, разложив на столе свиток Ядвиги, пытался расшифровать её витиеватые руны. Рядом сидел Снейп, с критическим видом заглядывая ему через плечо.

— Примитивная символика, — цедил он. — Никакой системности. «Возьми слезу луны, когда она смотрит в зеркало воды»… Что это? Поэзия для экзальтированных девиц? Где точная дозировка в миллиграммах?

— Это не рецепт, Северус, это алгоритм, — возразил Володя, не отрываясь от свитка. — Она описывает не количество, а состояние ингредиента. «Слеза луны» — это, очевидно, роса, собранная в полнолуние. «Зеркало воды» — поверхность спокойного озера. Всё логично. Просто её логика — не химическая, а природная. Это… элегантно.

Он был полностью поглощён новой задачей. Но краем сознания он отметил, что его собственный великий проект — проект «Наследник» — требует пересмотра. Наблюдая за Поттером и Грейнджер, он понял, что одного лишь генетического и магического превосходства недостаточно. В уравнение необходимо было ввести новую, иррациональную переменную.

Он подошёл к Володе, который с видом гения, разгадавшего тайну мироздания, делал пометки в своей тетради. Напротив пункта «Кандидат №1: Беллатриса Лестрейндж» он сделал приписку: «Требуется дополнительная психологическая подготовка. Фаза 1: Укрепление эмоциональной связи. Рекомендованный метод: совместное прослушивание классической музыки (Вивальди, “Времена года”) и обсуждение нейтральных тем (агрономия, погода)».

Тёмный Лорд готовился к своей самой сложной миссии. Миссии по созданию не просто наследника, а человека. И он ещё не догадывался, что этот путь окажется куда более тернистым и непредсказуемым, чем поход в ледяную пещеру.