Black Velvet (гет)

Петунья не помнила, когда в последний раз была так счастлива. Все искрилось, переливалось, смех заполнял собой все вокруг. Она чувствовала нежные руки матери и крепкие отца, видела счастливую, как и она сама, Лили.

Обед проходил в небольшом, но уютном кафе в самом центре их городка. Повсюду были цветы, запах которых казался сейчас приятным и ненавязчивым, свежее кофе мягко согревало горло, а малиновое пирожное было невероятным на вкус.

— Так что, врачи сами не знают, почему, — весело пропел мистер Эванс, отхлебывая из стакана виски.

Он отсалютовал Джеймсу, который тоже попивал крепкий напиток в знак уважения, правда, не сделал пока ни глотка. Он также улыбался, его растрепанная шевелюра сейчас казалась еще более растрепанной, но парень часто уходил в себя, и Петунья, искоса наблюдая за ним, понимала причины его беспокойства.

— Прекрати, милый, — миссис Эванс похлопала мужа по колену и тот, нежно улыбаясь, отставил стакан. — У нас теперь столько планов!

— Это замечательно, — Лили буквально светилась. — Так что, вы точно не будете против, если мы с Джимом уедем ненадолго?

— Конечно, нет, — кивнул отец, и взгляд его переместился на Поттера. — Вы ведь вернетесь?

— Абсолютно точно, мистер Эванс, — заверил юноша, и яркая улыбка озарила его лицо.

Они еще долго гуляли по главной улице, заходя в разные магазинчики и прикупая забавные вещички. Петунья пока молчала насчет предложения, все же ее ждет еще семейный ужин. Да и надобность в этой свадьбе отпала.

— Когда расскажешь? — Джеймс жонглировал яблоком, поглядывая на Лили, выбирающую вместе с матерью укроп.

— Желательно, никогда, — угрюмо вздохнула Петунья.

Прошло три дня, как ее выписали, наказав больше не простужаться и не купаться в холодной реке. Петунья, конечно, приняла к сведению, но прекрасно осознавала, что срыв был не из-за этого. Во всем виноваты нервы, всегда.

— То есть, я могу написать Мародерам… — тут Джим красноречиво замолк, на что Тунья фыркнула.

— Ничего не изменилось. Я все еще невеста Дурсля.

Джеймс в последний раз перекинул яблоко, и теперь с удовольствием жевал сочный плод.

— Надеюсь, Лили не будет говорить таким тоном обо мне, когда мы все же…

— Ты сделал ей предложение? — удивленно подпрыгнула Петунья.

— Нет, но это пока, — Поттер откусил еще кусок. — Но в скором времени…

Лили оказалась рядом с ними и беседа смолкла. По дороге домой они вели пустой, но веселый разговор, наполненный приятными воспоминаниями и надеждами на светлое будущее.

Ужином занялись девушки, миссис Эванс легла поспать пару часов, легкое недомогание все же тревожило ее, а мужчины ушли в гараж, чинить старый бьюик, который сильно запал Джиму в сердце.

Петунья как могла, откладывала новость, но в конечном итоге призналась. Ответом родителей послужила напряженная тишина.

— Он должен был сначала спросить моего разрешения, — вот и все, что выдал мистер Эванс.

Петунья боялась, что будет хуже, но все обошлось. Ранним утром Джеймс и Лили уехали к Поттерам, и Петунья осталась одна наедине с родителями.

* * *

Август протекал удивительно складно. Они с Джослин мотались по магазинам с раннего утра и до поздней ночи, Вернон звонил не часто, но настойчиво, утверждая, что пора бы Петуньи познакомиться со всеми его родными, ведь с матерью она уже была знакома. Случайно, правда, но видимо миссис Дурсль девочка понравилась.

Лили и Джеймс гостили неделями то у Эвансов, то у Поттеров. Пару раз Лили приезжала одна, и тогда девушки разговаривали до самого рассвета, поедая мороженое и рассказывая истории.

Лишь однажды Лили обмолвилась о Блэке, за что сразу же зацепилась Петунья.

— То есть, его семья на стороне этих Пожирателей?

— Не вся, — Лили заметно смутилась, теребя в руках щетку для волос. — Сириус всегда отличался от них. Я не превозношу его, иногда он меня жутко доставал, но всегда приходил на помощь. Блэки древний род и они не любят таких, как я.

— И, наверно, любят еще меньше таких, как я, — усмехнулась Петунья, поднимаясь с кровати и протягивая газеты Лили.

В левом углу маленькой колонкой значилась пропажа целой семьи и их сгоревший дом.

— И таких семей несколько. Все за последние недели.

— Не ввязывайся в это, Петунья, — на лице Лили тут же отразилась холодная решительность.

— Моя сестра — маг. Мы не по своей воле втянуты.

— Ну, извини.

— Я не про то, — Тунья обошла сестру и встала позади нее, забирая из рук щетку и начиная аккуратно расчесывать рыжие пряди. — Меня стоит иногда посвящать в курс дела, Лил-с. Во-первых, потому что я твоя старшая сестра, во-вторых, потому что я, по возвращению в колледж, устроюсь работать в газету.

— А в-третьих? — улыбнулась Лили, засекая легкую усмешку на губах сестры.

— Я волнуюсь за тебя. За всех вас.

Лили выдохнула, просто качнув головой.

— Совиной почтой ты пользоваться умеешь, — напомнила девушка, на что старшая Эванс скривилась.

— Совы — ужасные птицы. И дело тут не в магии. Они ведь… — Петунья заметила возмущенное лицо сестры и тут же капитулировала. — Можно пользоваться телефонами.

— Да, быстрее.

— И еще, — Петунья отошла от зеркала, но щетку из рук не выпускала, — может, мне стоит взять какое-нибудь оружие?

Лили долго молчала. Ее взгляд скользил по одеялам, а пальцы выплясывали непонятный даже для нее самой мотив. Это опасно, но сейчас война разгорелась, и она ужасно боялась, что ее семья тоже попадет под раздачу.

— Не обязательно магическое, — Петунья поджала губы, когда Лили резко обернулась.

— Пистолет?

— Я думаю, это не такой плохой метод…

Больше на тему оружия они не говорили. Через пять дней Лили получила сову от Министерства. По рекомендации директора Дамблдора, Лили будет обучаться на лекаря.

* * *

Время летело быстро, и вот свадьба Джослин вдруг неожиданно пришла на следующий день. А вечером сама Джо приехала домой к Тунье, чтобы забрать ее к себе. Девушки занимались последними приготовлениями, Джо без умолка трещала о салфетках, бабочках и неумехах-официантах.

— Завтра главное не проспать, — Джослин без сил упала на постель, разглядывая белоснежное свадебное платье, висевшее на шкафу.

— Я разбужу, — заверила Тунья, закрывая глаза.

Платье все еще стояло у нее перед глазами. Прекрасное, пышное, с тонкой вышивкой, оно плотно облегало стройную фигурку Джо. Эванс была рада за подругу, но сама не спешила влезать в точно такой же наряд.

— Петунья, — тихо позвала ее Джослин, когда сон потихоньку начал окутывать их обеих.

— Что?

— Ты ведь любишь его, да?

Эванс повернулась на другой бок, и взгляд ее тут же упал на платье. Сонное марево показало ей саму себя в этом платье, такую красивую и счастливую, идущую к алтарю неспешно и ровно. А там ее ждет мужчина, ее мужчина, он пока стоит спиной, в своей неизменной кожаной куртке, и Петунья знала, что, когда он повернется, он будет улыбаться, и взгляд его станет мягким и таким родным…

— Да, — выдохнула Эванс и плотно зажмурилась, прогоняя слезы.

По всем законам жанра они проспали. В дверь нещадно долбили и оттого девушки подпрыгнули в своих кроватях.

Самый радостный день для Джослин превратился в самый несчастный для Петуньи. На нее сбросили добрую половину всех организационных моментов, которых оказалось слишком много. Ближе к церемонии Эванс и вовсе готова была послать все к чертовой матери, если бы не радостная улыбка Джослин.

— Ты почему еще не одета? — накинулась невеста, как только последние штрихи были доделаны.

— Уже иду, — буркнула Эванс, беря свой наряд в руки.

Атласное платье струилось до колен нежно-голубым водопадом, оттеняя серость глаз подружки невесты. Петунья нравилась себе в зеркале, тетушки Джо поколдовали и над ее прической и макияжем, и девушка выглядела теперь явно отдохнувшей и повеселевшей.

Церемония проходила скромно и мирно, жених и невеста дали друг другу трогательные клятвы, и Тунья, заметив слезы некоторых тетушек с обоих сторон, закатила глаза. Клятвы им писали свидетели.

У Томми свидетелем выступал некий Уильям Файерс, забавный и симпатичный весельчак, нашедший с Петуньей общий язык на удивление просто, чему Вернон, также присутствующий на церемонии, был не рад.

Но в тот момент, когда молодые обменялись кольцами и клятвами про вечную любовь, все дружно зааплодировали, забывая и ужасное утро, и опоздание, и истраченные нервы. Все поздравляли друг друга, пили и смеялись.

Петунья впервые отпустила ситуацию, принимая из рук Уилла бокал шампанского. Пузырьки тут же ударили в голову, и девушка без устали смеялась вместе с теперь уже женой, миссис Чаплин.

Справляли они подальше от городской суеты, у речки. Петунья могла заметить крышу своего дома, если бы захотела, но сейчас она была больше занята гостями, закусками и Верноном, недовольно бухтящим о том, что его невеста с ним даже не сидит.

День постепенно гас, уступая место веселой ночи. На небе горели звезды, когда оркестр сменил веселую ирландскую песнь на спокойный вальс. Алкоголь все лился рекой, некоторые гости разошлись, другие наоборот, высиживали до последнего.

Джо танцевать просто не могла, жалуясь на боль в ногах и головокружение, и потому Уилл взял на себя обязанности ухажера и пригласил Петунью.

— Ты сегодня даже не танцевала, — усмехнулся свидетель, ведя свою партнершу в центр площадки.

— Много дел, — Туньи танцевать не хотелось, но он был прав и сейчас, когда гостям больше ничего не надо, она могла отдохнуть.

Бокал алкоголя давно выветрился, Тунья чувствовала запах вина, исходившего от Уилла, который показался Эванс очень даже приятным.

— Твой жених не будет ревновать?

Тунья скосила глаза в сторону. Вернон был слишком пьян, чтобы заметить ее, его вниманием полностью овладел солидный и зрелый мужчина, явно какой-то преуспевающий предприниматель, который к тому же также сильно надрался.

— Как видишь, — Эванс усмехнулась, покачиваясь в такт песне старины Пресли.

— Значит, следующая свадьба твоя?

Петунья ничего не ответила. Извинилась и, выйдя на открытое пространство, закурила, даже не услышав, что ее партнер по танцам вышел следом. Он сделал то же самое, вслушиваясь в тихую музыку и вглядываясь в бескрайнюю синюю ночь.

— Кажется, комета, — выдохнул Уилл и указал в сторону, туда, где находился дом Эвансов.

Петунья прищурилась, разглядывая яркую вспышку, плывущую удивительно ровно и медленно для кометы. У ее дома вспышка стала снижаться, а затем вовсе пропала.

Дома никого не было: Лили и Джим на свадьбу не приехали, а родители уехали на выходные погостить у старых друзей. Петунья все еще вглядывалась в темную ночь, пытаясь разглядеть крышу дома, или хотя бы какие-нибудь огоньки.

Без толку.

Но странное чувство зародилось в глубине души и тревожно разрасталось. Девушка выдохнула, разворачиваясь и отправляясь на поиски Вернона. Тот рассуждал о прибыли дрелей вместе с тем же мужчиной.

— Вернон, — тихо окликнула его девушка, и Дурсль тут же расплылся в улыбке.

— Тунья, познакомься, мой друг, мистер Грин, он отличный человек, благороднейший…

— Прекрати, Ронни, — икнул мужчина.

— Вернон, мне нужна твоя машина, дай ключи, пожалуйста, — Эванс чувствовала, что должна как можно скорее поехать домой.

Может, это Лили? У них война, вполне возможно, что ее сестра попала в беду. Или это мог быть Поттер. Или Люпин. Или Блэк…

— З-зачем?

— Салфетки закончились, — не моргнув глазом, соврала Тунья и вытянула ладонь.

Тут же сверкнули ключи, и Дурсль попытался поцеловать свою невесту, но промахнулся и чуть не слетел со стула. Петунья этого не заметила. Она затормозила лишь тогда, когда заметила Уилла, все еще затягивающегося сигаретой.

— Ты вернешься?

Тунья не ответила. Конечно, ей придется забрать Вернона, но для начала нужно удостовериться, что в доме никого нет. Она выжимала газ по максимуму, мысленно молясь, чтобы все оказалось напрасно и это просто ее паранойя.

Оставив позади себя облако пыли, Эванс затормозила у порога, вглядываясь в черноту дома. Переборов страх, девушка вышла из машины, вслушиваясь в тишину. Дом так и был заперт, Петунья с опаской обошла все комнаты, включив везде свет, но никаких следов ни взлома, ни нежданных гостей не было.

Фыркнув и скинув все на воображение, девушка собралась возвращаться обратно, но взгляд ее привлек амбар, а точнее странная груда металла у самого входа. Схватив кухонный нож, Тунья направилась в темноту, проклиная то ли свое любопытство, то ли странную надежду на то, что это мотоцикл.

Подойдя ближе, она в этом убедилась. Мотоцикл Сириуса был брошен прямо у входа в амбар, и в это же время оттуда послышался звук воды. Девушка вздрогнула и поспешила внутрь, натыкаясь в темноте на различные предметы.

В самом темном углу, туда, куда лично она давно не заходила, кто-то лежал. Петунья уже чувствовала, знала, и страх настолько сильно затопил ее, что девушка на секунду замерла, хрипло произнося имя.

Фигура пошевелилась. Эванс тут же бросилась к нему. В темноте сложно было разглядеть лицо Сириуса, но Петунья просто это знала. Она чувствовала, как тело его бьет мелкая дрожь, он был невероятно горячим и почему-то мокрым.

— Что случилось? — Петунья пыталась заглянуть в его глаза, но попытки были тщетны.

Сириус попытался подняться, но тут же рухнул. В следующий раз ему помогла Эванс, еле удерживающая Блэка, хотя тот из последних сил и пытался стоять самостоятельно.

— Сириус!

— Вода, мне нужна вода, лучше душ, — тихо выдохнул Сириус, и Эванс едва узнала его голос.

Тащить на себе Блэка оказалось слишком тяжело, в дом так вообще невозможно, и потому девушка вспомнила о душевой на улице. Она была ближе, и у Эванс тем самым появился шанс не уронить Сириуса и, наконец, узнать, какого черта произошло.

Он молчал, Петунья чувствовала, как он дрожит и насколько горячей кажется его кожа. Заталкивая его в душевую, Эванс в голове перебрала все варианты возможных событий. Почему-то ей казалось, что битва происходила исключительно у Блэка и остальные не догадываются ни о чем плохом, именно поэтому он тут. Но, возможно, Петунья ошибалась.

Холодные струи ударили в спину Сириусу и тот поморщился, пытаясь стянуть свою куртку. Петунья ему помогла, но тут же ей в глаза бросился маленький укус у него на запястье.

— Что случилось? — ее шепот казался громким криком, отчего Сириус поморщился.

— Вампир.

— Вампир? Тебя укусил вампир? — Эванс буквально задыхалась собственным ужасом. — Ты теперь станешь таким же?

Она вглядывалась в острые черты лица Блэка, ища хоть капли страха. Но нет, парень вымученно улыбнулся, подставляя голову холодным струям.

— Нет, надо перетерпеть пару часов, — тихо выдохнул Сириус.

Петунью начало трясти, и слезы невольно обожгли глаза. Что было бы, если она не увидела? Он выжил? Скорее всего. Он бы нашел выход, это же он, Сириус Блэк…

Ее пальцы сжали его ладонь, удивительно горячую, и Эванс замерла, умоляя саму себя сдержаться, не расплакаться, не показать…

— Петунья, — голос Сириуса все еще был тихим, но сейчас он смотрел прямо на нее, замечая, как промокает ее платье, прическа и растекается макияж.

Она казалась еще более беззащитной, чем он. Уязвимой перед его прямым взглядом. И Петунья знала это, видела в его глазах, обжигающе черных прямо сейчас.

Сириус чуть сжал ее ладонь и потянул на себя. Аромат, исходивший от Эванс, сейчас чувствовался особенно остро, вампирская кровь была опасным наркотиком, а вампирский укус и вовсе запрещался во всем мире. На пару часов после этого все твои чувства обостряются, ты горишь, сгораешь заживо в собственном котле-теле, и только вода да специфичное зелье, спасибо Дамблдору, способно вытащить тебя из такого состояния.

Блэк замер, и Петунья, глядя на него, на его странную опустошенность, в его глаза, что метали молнии, оставались холодными и такими родными, замереть не смогла.

Холодная вода залила ее плечи, когда пальцы коснулись темных волос, и вот Эванс чуть подается, замирая у губ всего на секунду.

Секунду, что Сириус вдохнул ее знакомый запах, и притянул ее сам. Ее губы были мягкими и податливыми, и еще прохладными, остужавшими его горячку. Она чуть дрожала, Блэк чувствовал, когда просто прижался, не углубляя поцелуй, а замер, наслаждаясь мягким теплом, человеческим.

Он притянул ближе, двигаясь вперед, дальше, углубляя поцелуй, и Петунья легко схватывала его движения, подстраивалась под них. Она чувствовала его жар, и ее лихорадило вместе с ним.

В один момент она пересела к нему на колени, полностью отдаваясь тонким струям воды и Сириусу Блэку. Она целовала его будто в последний раз, потому что знала, что это он и есть. Секундная слабость обоих, обстоятельства, наваждение. Но его ладони, такие горячие, сжали тонкую ткань на подоле, замирая на грани дозволенного.

А потом медленно двинулись верх, оглаживая ноги, талию, прижимая ближе, зарываясь пальцами в волосах. И Петунья Эванс, такая нормальная, правильная девушка, хотела раствориться в нем, с ним, прямо как вода, ласкающая их фигуры.

Его губы скользили по ее, даря горячую волну спокойствия и благодарности, скользнули к шее, принося невыносимый жар внизу живота, двинулись к ключицам, снимая установленные запреты.

Сириус замер, когда ее губы проделали тот же путь, лишая его последних крох самообладания, и жар, в котором он горел, превратился в нечто другое, еще более постыдное и неправильное.

Они потеряли счет времени, исследуя друг друга пальцами и губами, замирая на выдохе. Вода выключилась, оставляя их в тишине. Холод по коже только от прикосновения, нужного, распаляющего следом целую бурю.

Петуньи хотелось, чтобы этот миг не кончался. Чтобы руки Блэка навсегда прижали ее к себе, чтобы его губы всегда были на ее, так правильно и важно, чтобы они дышали одним воздухом, одними мыслями.

И когда рассвет окончательно забрезжил на горизонте, Эванс сильнее прижалась к Блэку, который также сильно обнимал ее, будто боясь отпускать.

— Куда ты потом?

Выдох. Сириус замер, целую девушку в макушку. Действительно, куда потом?

Петунья закрыла глаза. Она так хотела просто уехать, далеко, с ним. И не думать, не видеть, а наслаждаться, жить, чувствовать. Они были бы счастливы, она была бы счастлива.

И голос Лили разлился у нее в ушах: пора жить для себя.

Солнце начало подниматься, касаясь их ступней еще холодными лучами. Петунья хотела прямо сейчас сесть на мотоцикл, цепляясь за ненавистную и любимую кожаную куртку.

Но Сириус молчал.

Петунья не заметила, как убаюканная его теплом уснула у него на руках. Она не слышала, как он тихо позвал с собой.

И как с болью отступил, потому что слышал тогда их разговор с Лили, слышал, какие приоритеты у Петуньи.

Он знал, что лучше оставить ее здесь, дома, забыть ее и жить дальше. Уехать куда-нибудь, покончив предварительно с войной, и путешествовать, наслаждаясь каждым моментом.

Сириус, уже полностью пришедший в себя от укуса, отнес девушку в дом, высушив их одежду, и плотно закрыл за собой дверь.

Накинул на плечи куртку, щурясь от солнечных лучей. Да, так будет лучше. Детство закончилось, лето закончилось, его маленькие мечты закончились тоже.

Он вырос. И теперь впереди война, в которой нет места ни отношениям, ни мечтам. Теперь он член Ордена Феникса, теперь он солдат. А Петунья Эванс останется в последнем детском лете, в последнем воспоминании о свободе.

Блэк взлетел навстречу солнцу, его мотоцикл приятно гудел, и солнечные лучи лизали его лицо и тело. Позади него осталось лето и дом Эвансов.

Солнце ярко освещало путь Сириуса Блэка.