Крылатая смерть (джен)

На этих упражнениях в пиромании тренировка, увы, не закончилась. Под командой Смотрителя Сеня вновь вернулся к отработке скорости, потом меткости, но уже против разных противников. Так, чтобы одного можно было изничтожить только максимальной мощностью, а другого — умеренной.

Потом этих противников стало двое, затем трое за раз. Успевай только разить их молниями направо и налево! В общем… сколько Сеня провел в тренировочной комнате, он не знал, и даже прикидывать не пробовал. Но к тому времени, когда Смотритель произнес долгожданную фразу: «Думаю, достаточно», просто-таки валился с ног.

А солнце все сияло и сияло, освещая комнату через все шесть окон. И не изменило, кажется, своего положения на небе, ни на миллиметр.

«Эх, лучше б мне волшебную палочку Гарри Поттера, — про себя сокрушался Сеня к концу тренировки, — так, чтобы сказал: «авада кедавра» — и сразу все супостаты штабелями на землю укладывались».

Смотрителю, впрочем, следовало отдать должное. Старик понимал, что его не то подопечный, не то гость, не то пленник все-таки не железный. Нуждается в отдыхе. Смотритель понимал — и отвел Сеню в специально выделенную ему спальню. Деталей убранства той комнаты Сеня не разглядел… кроме, разве что, высокой кровати с балдахином, на которую он почти сразу же бухнулся, чтобы забыться. Зато не мог не обратить внимания, что в спальне (в отличие от тренировочной комнаты) за окном царила ночь, и яркие звезды сияли на темно-синем небе.

Сколько Сеня проспал, он не знал — будильника ему не предоставили. Но когда он проснулся, чувствуя себя вполне отдохнувшим, звезды все так же перемигивались за окном.

Пришла пора возвращаться. Туда, в тот дикий мир, из которого Сеня был экстренно вырван для спасения и повышения боеспособности.

По-хорошему перед отправкой следовало бы позавтракать — со сна у Сени всегда желудок призывно урчал, жалуясь на пустоту. Не изменил своему обыкновению и на этот раз. Но то ли о кормежке следовало договариваться заранее, то ли Смотритель счел, что ни к чему время тратить. Ведь если возвращение Сейно-Мава будет триумфальным, пережившего жертвоприношение Духа-Приносящего-Огонь накормят сами хелема — охотно и с радостью. А если триумфального возвращения не получится даже несмотря на имплантат, позволяющий метать молнии, тогда Смотритель тем более мог счесть себя вправе умыть руки. И тогда не все ли равно, на сытый или на голодный желудок Сеня встретит свою смерть?

Циничная логика! Иного, впрочем, от Смотрителя и ждать не стоило. К тому же, скрепя сердце и не без досады, но следовало все же признать: такое его поведение… да что там, все поведение этого старого бобыля не было лишено разумности. Пусть и малоприятной окружающим.

Как бы то ни было, а отворив дверь спальни и переступив через порог, Сеня оказался не в коридоре, а посреди хорошо уже знакомого тумана. Сделал в тумане несколько осторожных неуверенных шагов, даже не думая оборачиваться назад, оглядываться на дверь. И… туман рассеялся. Но предстали перед Сеней уже не интерьеры Бовенгронда.

Ежась от холода, Сеня ступил прямиком в сугроб… на берегу реки, где его и оставила эта свора неблагодарных дикарей. Столб, к которому его привязали, оставался на месте — так и торчал над снегом в шаге от Сени.

Метель уже унялась; небо прояснилось, и было усыпано звездами, даром, что уже не слишком яркими. А где-то на востоке можно было разглядеть светлеющую полосу близкого рассвета.

Метель иссякла, но снегу навалить успела — будь здоров. Не очень-то удобно для прогулок в кроссовках, даром, что дополнительно утепленных меховыми обмотками вокруг ног. Надо будет, решил Сеня, по возвращении в пещеру, заказать местным рукодельницам валенки. Едва ли их изготовление могло представлять сложность даже для первобытных людей. Главное — объяснить…

В мыслях о холоде и способах спасения от него, а также поглядывая в направлении каменных завалов, за которыми где-то затерялась пещера хелема (там, небось, тепло, уютно!) Сеня не обратил внимания на пятно темноты, появившееся в небе. Даже на фоне ночи пятно выглядело непроглядно-темным. И особенно выделялось отсутствием в этом месте звезд.

Оно и понятно. Если уж даже легких облаков бывает достаточно, чтобы заслонить звездный свет, то уж что говорить о предмете куда более плотном и твердом.

Вылетевший на ночную прогулку Масдулаги имел хорошие шансы внезапно и незамеченным напасть на одинокого человека. Пока тот переминался от холода с ноги на ногу и колебался — идти ли к пещере в потемках, через россыпь огромных камней или благоразумно дождаться рассвета? Ведь в том природном лабиринте скал и валунов даже при свете дня и заблудиться не чудо (по крайней мере, с непривычки), и травму получить. Но тепло, тепло хотя бы от костра в замкнутом, а значит, легко прогреваемом пространстве — оно звало и манило Сеню.

Неплохие были шансы у Масдулаги хоть сжечь не ожидавшего нападения двуногого, хоть сцапать его своими щупальцами и затолкать в пасть. Но видно не привык крылатый монстр действовать внезапно, рассчитывая на собственную, до поры, незаметность. Потому что не привык… бояться. Не ждал опасности от обитателей поверхности этого мира по определению.

А может, в принципе ничего не ждал. Не имея разума и действуя сугубо на чутье и инстинктах.

Как бы то ни было, но приближаясь к Сене и распознав в оном добычу, Масдулаги просто не мог не издать свой жуткий вопль. Чем заставил избранного им в пищу человека вмиг встряхнуться, и, выкинув из головы посторонние мысли, повернуться навстречу опасности.

«Нафаня!» — мысленно успел вскричать Сеня, представляя себе имплантат, окруженный молниями как паук собственной паутиной. И выставил перед собой обе руки со скрюченными пальцами.

Ярчайшие вспышки молний озарили ночь, зимнюю свежесть воздуха, подаренную недавним снегопадом, усилив запахом озона. Масдулаги не смог ни увернуться от них, ни, тем более, атаковать в ответ. Не хватило ни времени, ни, по всей видимости, ума. Тем более что едва ли опасность молний могло правильно оценить существо, не имеющее глаз.

Рукотворное сияние молний погасло считанные мгновения спустя. Но и этого хватило, чтобы Масдулаги рухнул в снег мертвой обгоревшей тушей.

«Вот и подарочек будет! — со злорадством подумал Сеня, — соплеменникам, так называемым… хе-хе… то-то они там, в пещере все охренеют от такого зрелища!»

Запах горелого мяса (мяса!) ворвался в свежесть зимнего воздуха, подсказывая Сене, какую еще пользу можно извлечь из незапланированного уничтожения Масдулаги. Желудок в предвкушении отозвался — проблема пропущенного завтрака обещала вскоре легко решиться.

Присев на корточки рядом со столбом, и сунув руки в сугроб, Сеня, превозмогая холод, пошарил в снегу. Так и есть! Самодельное копье никуда не делось — осталось там же, возле столба, куда его положили хелема, привязав обреченного в жертву хозяина этого оружия.

Его Сене тогда оставили не за тем, чтобы он защищался от подоспевших Масдулаги или хотя бы попробовал защититься. Немного против них навоюешь с одним копьем, даже если ничего тебя не удерживает. А тем более привязанным к столбу.

Нет, скорее диковинное оружие самозваного Сейно-Мава оказалось хелема просто без надобности. Едва ли кто-то бы посягнул на такой трофей, который самому новому хозяину мог напомнить о его, как ни крути, предательстве. Точнее, о соучастии в предательстве, но не суть важно. С другой стороны, открыто высказанное желание кого-то из хелема завладеть копьем разоблаченного самозванца наверняка бы вызвало у остальных подозрение в некой особой к этому самозванцу симпатии. Что по понятиям первобытных людей означало пойти против племени, против обычаев и авторитета шамана. И сделало бы такого желающего следующим кандидатом в жертвы.

А может, никаких коллизий, связанных с дележкой имущества ложного Сейно-Мава у хелема не было. Просто оставленное рядом с Сеней копье служило частью жертвоприношения. Подобно тому, как древних правителей и воинов хоронили вместе с оружием… а в особо жестоких случаях даже с женами и целой бригадой рабов.

Еще с тем же успехом решение хелема избавиться не только от Сейно-Мава, но и от его копья, могло быть вызвано… просто желанием левой пятки шамана. В конце концов чужая душа и без того потемки, а уж душа человека, живущего при чуждом тебе жизненном укладе — вообще черная дыра. В любом случае, наличие копья оказалось Сене на руку. Точнее, не всего копья, а ножа, служившего ему наконечником.

Отвязав нож, Сеня подошел к прожаренному… м-м-м, наверное, до хруста Масдулаги. Осторожно отрезал кусочек от бока твари — покрытого черной обугленной коркой, под которой обнаружилось мягкое и еще горячее, источавшее пар, мясо.

Жевал мясо Масдулаги Сеня с опаской. Но ничего страшного не случилось — никаких неприятных ощущений эта проба не принесла ни рту, ни, позднее, желудку. Да, изысканным вкусом мясо хтонического монстра не отличалось. Возможно даже, ему не хватало соли и кетчупа, но за время пребывания в диком мире Сеня и так успел отвыкнуть от этих костылей для вкуса. Стал воспринимать как излишество, ибо, когда ты голоден, у тебя и без того слюнки при виде еды побегут. Так что вкус усиливать да аппетит себе разжигать, нужды не было. Вернее, была, но только у жителя крупного города, привыкшего есть не потому, что голоден, а по расписанию, например. Или при налаживании деловых контактов. Или на свидании. Или на празднике, который лично ему сто лет не вперся, но нельзя отказаться из вежливости.

Тогда-то и возникает такая проблема: сделать еду вкуснее, чем она есть на самом деле. Но у Сени, вот уже который месяц не было подобных проблем. Он ел, когда хотел есть — и точка. А сейчас он хотел. Тем более холод на пару с голодом, который он ощущал еще в Бовенгронде, поспособствовали.

Немножко приглушив аппетит, Сеня решил перейти к основной трапезе немного попозднее. А для начала и проблему холода худо-бедно попытаться решить с помощью своей новой (имплантированной в Замке-Над-Миром) способности. Пройдясь по опушке заснеженного леса, Сеня собрал сухих веток и сучьев, сложил костер и поджог его слабой молнией. После чего вернулся к поверженному Масдулаги и вырезал кусок побольше.

С этим куском в руках Сеня немного разгреб снег ногами и присел у костра в ожидании рассвета. Сидел, откусывая от того, что когда-то было частью грозного чудовища, поглядывал на огонь и ждал.

Лишь когда ночь сменилась серыми сумерками, в которых уже не страшно было бродить по камням, рискуя оступиться и сломать ногу; когда желудок был набит настолько, чтобы ощутить тяжесть, а главное — со стороны пещеры зазвучали голоса пробуждающегося племени, Сеня не спеша направился к пещере. Но прежде отрезал кусок кожистого крыла Масдулаги. Как дополнительное доказательство своей правоты… нет, своего сверхчеловеческого могущества.

— Картина Репина «Не ждали»! — в приступе хулиганского задора выкрикнул Сеня, переступая порог пещеры и помахивая куском крыла Масдулаги, — или все-таки?.. Есть в этой дыре хоть один человек, который верил, что я вернусь живой?

Сразу несколько хелема обернулись на его возглас… узнали нежданного пришельца. Сеня со злорадством ловил на себе их взгляды, полные удивления, переходящего в просто-таки священный ужас. Словно он с того света вернулся, ни дать ни взять.

А может, кусок крыла в Сениной руке поспособствовал. Точнее, узнавание того, от чьего именно крыла был отрезан данный кусок.

— То есть, ответ отрицательный, — все так же, не снижая тона, провозгласил Сеня, истолковав испуганно-удивленные взгляды хелема, — и напрасно. Потому что я…

Один из хелема решительно двинулся ему навстречу, держа наготове копье. Сеня вскинул руку, свободную от куска крыла, мысленно обратился к «Нафане» — и небольшая молния, метнувшись в сторону смельчака, ударила в его копье. Точнее, в древко. Заставив его мгновенно вспыхнуть в руках хелема.

Испуганно заорав, тот бросил горящее копье на пол пещеры и испуганно попятился. И следа не осталось от его боевитости.

— …потому что я — могучий Сейно-Мава! — не прокричал, а чуть ли не проревел Сеня, до предела напрягая связки, — Дух-Приносящий-Огонь!

Хелема, кто попятился куда-то вглубь пещеры, кто просто в сторону подался, не желая попадать под горячую (в прямом смысле) руку вернувшегося и явно разгневанного небожителя. Матери прижимали к себе детей, кто-то приседал перед Сеней на корточки — единственная поза, принятая в этом племени для выражения почтения.

И все расступались, спеша убраться с его пути, пока Сеня неспешно вышагивал, углубляясь в скудно освещенный кострами мрак пещеры.

— Есть здесь еще кто-то, кто сомневается, что я Сейно-Мава? — громко вопрошал Сеня, поглядывая по сторонам, — кто-то, кто думает, будто и это фокус? Может, кто-нибудь и теперь захочет меня разоблачить… уличить? А? Повторить то же, что я проделал с копьем того дурака?!

Он нарочно не называл никаких имен. Кого он имел в виду в качестве разоблачителя, хелема знали и так. Помнили. Осталось найти, осталось дождаться этого «кого-то». И в доступной… предельно доступной даже для первобытных людей форме указать ему на его ошибку. Носом ткнуть. Показать, насколько этот «кто-то» промахнулся.

Или, если угодно, прилюдно посрамить.

И «кто-то» не заставил себя ждать. Хубар вышел Сене навстречу, передвигаясь непривычно мелкими суетливыми шажками. Словно был немощным стариком, еле держащимся на ногах. Или смертником, которого гнали к месту собственной казни.

Когда между ними осталась от силы пара шагов, Сеня вскинул свободную руку… вернее, указательный палец. Вырвавшаяся из него молния мгновенно подожгла бороденку шамана. Тот вскрикнул — больше от испуга и неожиданности, чем от боли. И, охая, сбил ладонями нарождающееся пламя.

— Слабо повторить? — с иронией в голосе и сугубо риторически вопрошал Сеня, глядя на быстротечную схватку Хубара с собственной загоревшейся бородой, — ну как тогда… с зажигалкой.

Шаман уже успел потушить огонь и теперь молча взирал на Сеню, в ужасе выпучив глаза. Сеня даже испугался, как бы этого, немолодого уже, человека удар не хватил. А ведь он планировал сохранить жизнь Хубару. Даже несмотря на его роль в едва не состоявшемся его, Сени, жертвоприношении.

— Хотел скормить меня Масдулаги, — произнес Сеня, нарочито пытаясь подпустить в свой голос нотки укоризны, — а вот оно как вышло!

С этими словами он бросил обрезок крыла монстра под ноги шаману.

— Масдулаги сам мне на завтрак угодил… или на поздний ужин. Там, кстати, еще осталось. И немало. Подходите! Я угощаю! — последние слова Сеня уже выкрикивал, адресуя всем хелема в радиусе его видимости.

Те зароптали, тревожно переглядываясь.

— Да вы не бойтесь… вернее, пусть хелема не боятся, — обратился Сеня к пещерным обитателям, перейдя на привычную для них манеру речи, — Масдулаги вполне съедобен… хотя, думаю, лучше все-таки разогреть. Сейно-Мава плохого не посоветует.

Возможно, именно последняя фраза возымела действие. Несколько хелема направились к выходу. Еще несколько показались из темных закутков пещеры и последовали их примеру. Среди этих, последних, Сеня не без радости узнал Макуна и Каланга.

— Сейно-Мава простит Каланга? — робко спросил последний, проходя мимо Сени, — Каланг всегда верил в Сейно-Мава. Но другие хелема не верили… и других хелема было больше.

В ответ Сеня кивнул ему молча и с легкой улыбкой. Прекрасно помня, как Каланг и Макун пытались за него вступиться, но были оттеснены соплеменниками. Их легковерным и боязливым большинством.

Затем Сеня снова повернулся к Хубару. Тот покорно стоял, ожидая своей участи.

— Теперь Хубар признает, что чужак Сейно-Мава, — проговорил шаман, — Сейно-Мава показал свою истинную силу. Доказал…

О да! Именно таков и был главный аргумент для первобытного человека. Кто сильнее, тот и прав. Сеня знал об этой особенности дикарской психологии. Но все равно слегка оторопел от той легкости, с которой сей стареющий крыс, давеча разоблачивший его перед всем племенем, теперь признавал собственную неправоту. Без тени моральных терзаний и угрызения совести. А лишь потому, что оппонент оказался сильнее. И никаких патетических возгласов типа «не могу поступиться принципами». Потому что принцип непреложный у пещерных людей один. Какой — смотри выше.

— Поджарить бы тебя… то есть, Хубара по-хорошему, — с показной ленцой уверенного в себе человека протянул Сеня, — но… Хубар знает, зачем я оставил Хубара в живых?

Шаман недоуменно покачал головой, хотя по лицу его, еще не вернувшему прежнюю строгость и выражение чувства превосходства, было заметно — жить Хубару, ох, как хотелось.

— А затем, — с расстановкой произнес Сеня, словно приговор зачитывал, — что сдается мне… то есть, Сейно-Мава, что Хубар знает о Масдулаги гораздо больше, чем остальные… хелема.

Он надеялся, что в общении шамана с духами имелось здравое зерно; что речь не шла просто о высасывании из пальцев всякой чуши, которой Хубар потом захламлял мозги соплеменников. В конце концов, под видом духов на связь с шаманом хелема мог выйти хотя бы тот же Смотритель из Бовенгронда.

— Что Сейно-Мава хотел бы узнать о Масдулаги? — заискивающим тоном поинтересовался Хубар, прежде кивнув.

— Я, в общем-то, знаю… Сейно-Мава знает, откуда эти твари появляются, — начал Сеня, — Хубар говорил: «Открылся ход в подземный мир». Так? Про то, что Масдулаги действительно из подземного мира, Сейно-Мава узнал… от других духов. Они подтвердили правоту Хубара. Но хотелось бы знать, где конкретно находится этот ход. Я… Сейно-Мава собирается закрыть его снова.

Ах, каким взглядом при этих словах наградил его шаман! Словно был не пожилым мудрецом, а ребенком, которому сообщили о предстоящем приходе Деда Мороза. Причем уже завтра, досрочно, не дожидаясь нового года.

— Сейно-Мава хочет знать, где ход в подземный мир? — переспросил Хубар, — Сейно-Мава сам его не заметил? Тогда нужно выйти… Хубар покажет.

С замиранием сердца от ожидания чего-то великого, приобщения к высшей тайне, Сеня вслед за шаманом покинул пещеру. Оба вышли к берегу, где осмелевшие хелема уже вовсю потрошили тушу убитого Масдулаги.

— Сейно-Мава видит? — вопрошал Хубар, остановившись и повернувшись в сторону гор. Когда Сеня тоже устремил взгляд в ту же сторону, шаман еще и рукой указал.

Сеня пригляделся… и мысленно выругал себя за невнимательность. Струйка дыма, как от недавно потухшего вулкана, поднималась над вершинами гор. Поднималась, надо сказать, уже не первый день. Но Сеня почти не обращал на нее внимания. Вернее, значения не придал. Дымит и дымит, ему-то какая разница.

— Могучий Сейно-Мава не заметил, — с нескрываемой иронией произнес, указывая на этот дым, Хубар. А на лицо его вернулось прежнее строгое и одновременно снисходительное выражение.

«Мало ли, что ты здоровый бугай с молниями, вылетающими из рук, — словно хотел сказать шаман, глядя на Сеню, — всемогущим это тебя не делает. И жизненного опыта, даже внимательности простой, не заменит. Тебе все равно требуется помощь».

Обескураживающий то был взгляд. Как, впрочем, и вся эта сценка. Чувствовать себя победителем на ее фоне Сене было уже трудновато.

С другой стороны, если и настроился Сеня кого побеждать, то уж хелема — в последнюю очередь. Его враг был гораздо серьезнее. И против него новоиспеченный метатель молний был как раз в одной лодке с этими недалекими, но вызывавшими сочувствие дикарями. Точнее, по одну сторону баррикад.