Огненные дьяволы (гет)

Примечания:

Чакарера — очень красивый аргентинский фольклорный танец

Вот так он выглядит: https://www.youtube.com/watch?v=FBcsA3MB3TA

Казу сначала показалось, что он ослышался. Джаспер плотоядно ухмыльнулся, очень довольный происходящим.

— Товар надо показывать лицом! — театральным шепотом прошипел он и незаметно указал глазами на Инеж.

Каз скрипнул зубами.

— Сочувствую, — произнес Маттиас, и в отличие от Джаспера голос его был действительно серьезен. Он как раз понимал, до какой степени Каз в своих недугах не расположен к публичному раздеванию.

Каз прикрыл глаза и постарался успокоиться. Убивать Джаспера он будет потом. Цинично и с особой жестокостью. А пока надо было срочно найти какой-то выход.

Хотя… мысль об убийстве грела, о пытках и расчлененке — тоже, было в них что-то... жизнеутверждающее.

Каз криво усмехнулся: пришедшая в голову мысль требовала некоторой подготовки, но как ни странно, у них даже имелся подходящий реквизит. Главное, было вспомнить подходящую озвучку и музыку.

Зарвавшихся товарищей хотелось проучить, раз и навсегда.

— Ладно, — наконец, протянул он. — Мне нужно минут пятнадцать-двадцать на подготовку.

— Вперед! — Джаспер воодушевленно всплеснул руками, чуть не заехав Маттиасу по носу. — Мы ждем с нетерпением!

Каз дернул уголком рта и встал.

— С тебя свет.

— О-о-о, — Джаспер с намеком поиграл бровями. — Нас ждет нечто незабываемое, я уже предчувствую! — Смотри, не перестарайся, а то ещё закапаем слюнями весь пол, а может и не только слюнями…

— Джаспер! — прошипела Анника не хуже змеи. — Ради всего святого, заткнись!

— Что? Я слёзы имел в виду, что такое сокровище и не наше! А ты о чем подумала? — ненатурально удивился Джаспер.

Маттиас тяжело вздохнул и многозначительно подкинул на ладони мандарин.

— Специально для тебя. Если так боишься за свои слюни, пустишь их на полезное занятие, и всех дел!

— Сделай милость, — язвительно отозвался Каз, копающийся в рюкзаке в поисках телефона. — Чем скорее вы его заткнете, тем будет лучше для всех!

Джаспер проигнорировал их реплики со всем достоинством обиженного аристократа.

— Я хотя бы узнаю, наконец, есть ли у него кубики! — громким драматическим шепотом произнесла Нина.

Анника подняла от подушки голову и задумчиво посмотрела на собирающегося Каза.

— Есть, — после недолгих размышлений резюмировала она. — Отвечаю! По крайней мере, пять лет назад были…

Каз скептически посмотрел на неё в ответ. Анника улыбнулась и пожала плечами. Каз закатил глаза к потолку. Нет, ханжей, конечно, среди их коллектива не было, но и распространение о подробностях личной жизни тоже не приветствовалось. Было и было. Главное, чтобы без драм и трагедий.

Однако воронов сегодня определенно заносило куда-то не туда.…

— Каз у нас вообще был нарасхват! Даже мы с ним однажды целовались! — весело вставил Джаспер. — О, смотрите, покраснел!

Каз показал ему кулак и обреченно обвел взглядом хищно навостривших уши воронов.

— О-о-о, — Нина заинтересованно наклонилась к Джасперу. — Ма-а-альчики, я жажду подробностей! Какие интересные факты вскрываются, ну-ну!

Каз бросил быстрый взгляд на Инеж, она еле сдерживала смех и косилась на него с тем же живым интересом, какой отслеживался в глазах всех воронов. Даже Маттиас заинтригованно подпер подбородок кулаком и вопросительно уставился на Каза.

“На следующей репетиции я тебя уничтожу!” — ласково пообещал Каз Джасперу одними губами.

К слову, Фахи умел неплохо по ним читать, так что он фыркнул и сделал независимый вид, но поспешил пояснить:

— Да нам лет по шестнадцать было. Помнишь, Маттиас, когда мы в Ла-Антигуа выезжали, и ты с нами ночью на улицы не пошел? Ну вот, связались с местной шпаной, поперлись кое-что купить, а там облава. Если бы попались, то всё! Пиши пропало: арест, участок, жалоба в секцию, учёт и прочее. В общем, мы от копов удирали со всех ног, они лиц наших засечь не успели, только одежду. Ну, загнали в тупик, а там парковка была, прятаться негде. Мы толстовки и рюкзаки под машину закинули и сделали вид, что обжимаемся. Ну, серьёзно так!.. Копы офигели!

— И что, не загребли?.. — Маттиас вскинул брови.

— Не-а, — Джаспер помотал головой. — На это и был расчет! Если бы прятались, то они бы нас мигом сцапали, а от такой наглости они аж попятились!

— И что?

— Да что-что, прочитали лекцию о благонравии, велели не шляться по ночам и отпустили с Богом, — Джаспер пожал плечами. — Правда, одна впечатлительная старушка пыталась из нас греховных бесов изгнать, так что её коллеги еле обратно в патрульную машину затолкали!

— Что поделать, о толерантности они тогда не знали, — хмыкнул Каз. — А вот в Европе за это сейчас можно неплохие деньги стрясти, так что если прижмет — запасайтесь губной помадой и вперёд! Пособия, говорят, ого-го! Но и лобызаться придется от души… Зато работать не надо, так что мотай на ус, Джас!

Джаспер скривился и скорчил рожу.

— Не-е, у меня вдруг проснулся небывалый рабочий энтузиазм! Я только по любви готов! Ну или в случае жизненной необходимости…

— Анника, слышишь, — Нина подтолкнула её локтем. — Если что, поедем в Европу? Кстати, а за традиционные поцелуи там не платят, не?

— А вот за них могут и побить, — Каз потянулся, разминаясь. — Это нынче не в моде!

— Да ну, — Нина сморщила нос. — Не, так неинтересно!

Маттиас выдохнул, как показалось Казу, с облегчением.

— Зато там наверняка нет таких проблем, что вежливо приносить с собой на первом свидании, — мечтательно произнесла Анника.

— А что? — Инеж заинтересованно обернулась к ней. — Что за специальные правила для первых свиданий?

Маттиас и Джаспер в унисон застонали, Каз только хмыкнул. Речь зашла о главной душевной (и не только) боли молодых людей, начиная лет так с пятнадцати, у которых мозг все же периодически превалировал над всеми остальными потребностями. Благо все взрослые вокруг вдалбливали в них правила безопасности едва ли не с раннего детства, чтобы молодежь помнила их уже на автомате. Ну а детишкам врачей, разумеется, неприятная сторона вопроса была известна во всех подробностях анатомии и физиологии.

— Наша любимая страна не во всем может похвастаться высокими рейтингами, но в одном она стабильно удерживает незавидно высокие позиции, — пояснил Каз. — В частности по количеству ВИЧ-заболеваний. Причем официальная статистика весьма оптимистично смотрит на жизнь, они подчас не учитывают местной специфики. Там, где местным нормально, таким как мы, — конец. В белых поселениях с этим попроще, но наш город процентов на семьдесят заселен майя и киче. Так что... как говорится, идешь на свидание, потрудись попросить у партнера справку о здоровье и сам захватить не забудь.

— Ага, а потом обменяться и пробежаться по знакомым врачам за экспертизой, не подделано ли, — подхватила Нина. — Умельцы находятся. Не приведи господь вляпаться!

Каз сумрачно кивнул.

Не было никакого зазору подделать справку о годности к соревнованиям, к армии и даже тесты на наркоту, но вот за подделку именно этих справок находили и убивали. Буквально.

Инеж понимающе хмыкнула и горько скривила губы.

Каз посмотрел на неё с печалью. С ранних лет они берегли девчонок, Нину и Аннику, Зою, Женю… и продолжали беречь до сих пор хотя бы из чувства солидарности. Для них, белых европейцев, хоть и выросших здесь, но все равно физиологически не адаптированных к местным болячкам, не было ничего страшнее насилия со стороны неизвестных, особенно индейского населения. Это было страшно не столько самим фактом, сколько грядущими последствиями.

Именно поэтому Каз никогда не связывался с грязными шприцами, как его ни подбивали на слабо, именно поэтому Джаспер, хоть и любил пошутить на тему толерантности, никогда не рисковал сворачивать на эту дорожку даже из любопытства. Из настоящей любви может и рискнул бы, но с настоящей пока не складывалось, так что Джаспер ограничивался безобидным трепом.

И именно поэтому родные Нины не убили в свое время Маттиаса...

Маттиас неосознанно сжал кулак, так что на костяшках проступили бледные, практически выцветшие линии тюремной татуировки. Но тут Инеж обернулась к нему и слегка толкнула в плечо, предлагая парочку рамбутанов. Лицо Маттиаса просветлело, и он улыбнулся в ответ.

— У нас специфический коллектив, — произнес он слегка смущенно, беря волосатый плод. — Мы все тут знакомы с детства, выросли вместе, поэтому иногда бываем излишне откровенны. Надеюсь, не слишком шокируем?

Инеж пожала плечами и тепло улыбнулась ему, даже слишком тепло, пожалуй.

— Нет, я даже не замечаю. Вряд ли меня осталось чем шокировать, даже стриптизом, — она усмехнулась. — Все-таки чего я там не видела.

Каз сощурил глаза, почему-то он вновь начал злиться.

— Тогда будь осторожна, ты сейчас общаешься с закоренелым преступником, — бросил он как бы в шутку. — Он хорошо знаком с местными тюремными порядками! Что?.. Лучше ведь сразу подготовить человека, не так ли?

С этими словами он развернулся и покинул зал. Нужно было ещё разыскать подходящий реквизит.

На пороге он все же оглянулся, и слабый укол совести, однако, доставил ему толику дискомфорта. Плечи Маттиаса поникли, он опустил голову, Нина отвернулась и уткнулась носом в колени. Инеж выглядела растерянной. А Джаспер поймал взгляд Каза и красноречиво покрутил пальцем у виска.

Каз отвернулся и решительно закрыл за собой дверь.

* * *

Сначала погас свет, и только лучи загодя выставленного переносного прожектора белым пятном выхватывали середину зала, погружая все остальное во тьму.

Каз ткнул в подготовленную аудиозапись, очень надеясь, что наспех смонтированные аудиодорожки его не подведут, (с телефона он ещё никогда доселе музыку не сводил) и замер во тьме, покрепче прижав к себе стул. Реквизит был надежно рассован по карманам и ждал своего часа.

Вороны притихли, предвкушая грядущее зрелище, и Каз охотно готов был его предоставить…

Первый же аккорд прорезал тишину импровизированной сцены хлесткой неприятной нотой. И стул со стуком встал на место.

Каз лениво вошел в световой круг, поправляя на ходу шляпу и пиджак. Трость в затянутых в черные перчатки пальцах зловеще постукивала по полу.

— М-м-м, классика? — протянул кто-то из зала, голосом подозрительно напоминая Джаспера.

Каз недобро улыбнулся и качнул головой.

Музыка вкрадчиво растеклась по залу. Каз небрежно скинул с головы шляпу. Она приземлилась прямиком на спинку стула да так там и осталась.

Он неторопливо обошел стул по кругу и стремительно прокрутил в пальцах трость. Металлическая трубка, валявшаяся в открытой таки им подсобке, со свистом рассекла воздух и с лязгом врезалась в пол. Каз оперся на неё обеими руками и криво усмехнулся.

— Ничего не хочешь сказать мне? — произнес он в пространство, словно разговаривал с кем-то невидимым. — Поднимите его!

Он повелительно взмахнул рукой, и пространство вдруг озарилось ослепляющей вспышкой, дарующей ему ровно семь секунд невидимости.

Когда в глазах у зрителей прояснилось, Каз уже стоял в одной рубашке, по прежнему опираясь на трость. Пиджак покоился на стуле, наброшенный таким образом, что казалось, что там сидит человек, руки которого связаны за спиной.

— Почему бы тебе не рассказать, что привело сегодня к нам твою банду? — спросил Каз.

Холодное бешенство, вот что ему было нужно. Когда человек из последних сил сдерживает себя, и это пугает в сто раз сильнее самого бурного гнева.

— Молчишь?..

Трость со свистом взвилась, и громкий надрывный крик прорезал пространство.

— В следующий раз будет больнее, — бесстрастно предупредил Каз. — Ты пырнул моего человека… Как думаешь, Омен, такой, как я, спустит тебе это с рук?

Сказал и сам едва сдержал невольную дрожь. Это имя само всплыло в сознании — отголосок недавнего кошмара. Все это выступление отражало его кошмары.

Он плюнул ему в лицо тогда. Да, точно…

Каз отшатнулся и медленно вытянул из кармана платок, неторопливо утер сухое лицо, скомкал ткань и выбросил куда-то в темноту.

Также молча Каз щелкнул пальцами, складной нож послушно выплюнул длинное лезвие. Каз медленно поднес его к губам, языком пробуя прохладную сталь, и губы его растянулись в зловещей усмешке.

Настоящая злость бурлила в его душе, мешая воспоминания из сна с явью. Там, во сне, он был сильнее, злее, отчаяннее. Там он был собой истинным: озлобленной жестокой тварью. Такой Каз Бреккер мог победить своего врага.

Он бы хотел стать таким.

Движение руки было легким, но кровь брызнула, окропив рукав багровыми каплями.

Каз практически не танцевал в этот раз, но каждое движение его подчинялось музыке, совершалось в такт звонких зловещих переливов.

Он поставил ногу на стул и склонился над своим пленником, будто бы задумчиво рассматривая нанесенный ущерб.

— Советую тебе хорошенько подумать, все уже считают тебя мертвым, — он криво усмехнулся. — Я могу делать с тобой все, что пожелаю!

Он поднял нож, позволив замаранному лезвию блеснуть в лучах прожектора. Досадливо осмотрел испорченный рукав и нарочито печально покачал головой.

— Не люблю заливать одежду кровью всякой падали.

Казалось, он услышал чей-то вздох надежды.

Каз надежды не дарил, он умерщвлял их. Нож исчез из его руки будто бы сам по себе. Он легко оттолкнулся от стула и сделал шаг назад, развел руки в стороны. Улыбнулся слегка безумно.

— Что же мне с тобой делать, скажи? — почти весело спросил он. — Ты же не думаешь, что я прощу тебя? Прощу её кровь?..

Каз резким движением распахнул ворот рубашки. Пробежался пальцами по рукавам, расстегивая слабенько держащиеся в петлях пуговицы.

Публика затаила дыхание. Это уже не было ни весело, ни завлекающе. Скорее до боли, до холодной дрожи страшно.

Это не был их Каз и в то же время это был именно он, пугающий в своей отстраненности, в своем отчаянии, в этой лютой не прощающей ненависти. Словно все зло, что когда-либо просматривалось в нем легким намеком, вдруг вывернулось наружу потоком ослепляющей тьмы. Это был тот Каз, которым он мог бы стать, если бы воронов никогда не существовало, это был тот, кто выгрызал право на жизнь из чужих глоток и не пощадил бы никого.

Каз мучительно медленно расстегивал пуговицы, и глаза его горели настоящим безумием, словно он видел нечто, недоступное другим. И отчего-то казалось, что как только он избавится от этой последней мешающей ему преграды, последние барьеры падут. И тогда случится нечто непоправимое.

Рубашка свалилась с бледных плечей словно сама собой. Каз небрежно отшвырнул её в темноту. Татуировки темными змеями обвивали его тело в этом контрастном свете.

Каз медленно обернулся к оставленному пленнику, позволив зрителям рассмотреть себя во всех подробностях. А затем в какое-то мгновение ока оказался подле пленного, будто бы схватив за грудки и прижав нож к горлу.

— Я прощу тебя, — процедил он. — Но не раньше, чем ты выучишь урок!

Зрители видели лишь два взмаха крест-накрест, и Каз выпрямился под дикий крик боли, сжимая в пальцах что-то круглое, влажное и сочащееся алым.

Каз почти ласково улыбнулся своей публике и швырнул им жуткий трофей. Он шлепнул мягко, словно о чей-то лоб. Послышался звук, словно кто-то с трудом сдерживал тошноту.

Совесть Каза, впрочем, не мучила. Вряд ли виноградина, вымазанная реквизитной краской-кровью могла нанести кому-то непоправимую моральную травму. Он надеялся, что попал в Джаспера, в него собственно и целился.

Он медленно провел окровавленными пальцами по щеке, горлу, ключицам, оставляя багровый след, не переставая мысленно считать. И под последний аккорд взмахнул ножом в последний раз, обрывая этот бесполезный жалкий скулеж.

Музыка оборвалась. Опрокинутый стул с грохотом повалился на пол. Совершенно пустой.

Не осталось ни единого следа творившегося здесь.

Когда кто-то из воронов наконец дополз до выключателя, Каза в зале уже не было.

Вернувшийся от выключателя Джаспер сдавленно матерился себе под нос, Нина все ещё испуганно зажимала рукой рот, Анника и Маттиас переглядывались, одинаково впечатленные. Только Инеж задумчиво вертела в пальцах багровую виноградину. Красная капля медленно стекала по её руке, будто настоящая кровь.

— Вот это я понимаю, настоящие восемнадцать плюс! — выдохнул Джаспер наконец. — Хорошо, Уайлена нет… У него слабый желудок, знаете ли!

* * *

Каз тяжело оперся на раковину мужского туалета и взглянул в зеркало. Вспотевший, всклокоченный, вымазанный реквизитной кровью, он казался сам себе кем-то чужим. Тот, другой, Каз ушел обратно во тьму, оставив его нынешнего с дрожью ощущать, как близко он подошел к какой-то ранее неведомой грани в себе, перешагнув которую он прежний исчезнет навсегда. Сгинет, как сгинул тот веселый и любящий мальчишка, младший брат, сдохший в лесах проклятой Колумбии.

Сможет ли он призвать к себе эту тьму, когда придет время, уже не лицедействуя, но убивая по-настоящему? Должен, если хочет уважать себя. Должен...

Каз плеснул ледяной водой в лицо и с фырканьем принялся смывать с себя все это кровавое безобразие.

Выходка, конечно, была дерзкой, почти на грани фола, но все же полностью в рамках жанра. Он не перешел черты, когда искусство становится омерзительным. Зрелище должно шокировать и завораживать одновременно, иначе оно гроша ломаного не стоит.

Каз посмотрел на себя в зеркало. Чем черт не шутит, вдруг однажды он сумеет собрать все эти номера в огромный фееричный музыкально-огненный спектакль? Пусть мечтать не вредно, а такие вещи в копилке всегда пригодятся.

Пусть не сейчас, пусть через двадцать, тридцать лет, он сможет поставить всё это на большой сцене. Пусть танцевать будут другие, не он и не его вороны, но оно случится, соберется из небытия и прогремит над миром.

Ага, как же, кто пустит файерщиков на большую сцену? Каз плеснул в свое отражение пахнущей железом водой и потянулся за полотенцем. Держи карман шире, у таких, как они, одна дорога — в поля и на пляжи, подальше от нормальных людей с нормальным инстинктом самосохранения.

Ему не раз уже это объясняли и не забывали регулярно напоминать.

Он вернулся к танцевальному залу и осторожно толкнул дверь.

Вороны уже перешли к следующему этапу рулетки: парным танцам, и теперь азартно выбирали следующих жертв. Единственная загвоздка, которая несколько замедляла дело, заключалась в Инеж, которая на добрую половину перечисляемых Джаспером танцев расстроенно качала головой.

— А этот знаешь? А этот?

— Вот этот! — Инеж заглянула в его список и ткнула пальцем в какой-то пункт. — Этот знаю!

— Отлично! Разыгрывается… чакарера! — объявил Джаспер. — Танец парный, поэтому отдаем все на волю высшим силам! А именно вот этому! — он продемонстрировал пустую бутылку. — Ну, кто смелый?

Каз прислонился плечом к косяку, с улыбкой наблюдая за их воодушевлением. Удивительные огненные птицы. Они не умели долго переживать или пугаться, увлеченные яркостью этой непредсказуемой жизни.

Чакареру знали и любили все вороны. Этот аргентинский танец изумительно подходил под их номера с огнем: легкий как перышко, быстрый и грациозный, он мог быть кокетливым или страстным в зависимости от манеры исполнения.

— О, этот танец я знаю! — обрадованно захлопала в ладоши Инеж. — Хоть что-то знаю!

— Встаем в круг! — распорядился Джаспер. — Давайте, давайте! Быстрее! — он оглянулся на Каза и махнул ему рукой, но тот покачал головой.

Джаспер присел на корточки, раскрутил бутылку и резво вскочил на ноги, становясь на своё место. Бутылка неохотно провернулась вокруг своей оси, ворчливо дребезжа, и наконец остановила свой выбор.

— Вот и хорошо, что знаешь, — Джаспер ободряюще улыбнулся. — Ожидай партнера! Ты первая!

Инеж вышла из круга и остановилась у стены, зябко обхватив себя руками за плечи и улыбаясь.

— Следующий раунд! — Джаспер вновь раскрутил бутылку.

Каз резко шагнул в круг, потеснив плечом Маттиаса, бутылочное горлышко обвиняюще уставилось на него.

— Вот как? — сдержанно прокомментировал отчего-то присмиревший Джаспер. — Ну что ж, прошу! — он приглашающе махнул рукой на импровизированный танцпол.

Звонкая, будто брызги водопада, переливающиеся на солнце, мелодия пронеслась по залу.

Инеж подняла взгляд на отошедшего к противоположной стене Каза, он коротко склонил голову и приветственно вскинул руку. Инеж улыбнулась и грациозно опустила руки на бедра. Каз выставил вперед ногу. Инеж повела плечами.

Первое вступление традиционно встречали слаженными аплодисментами и тут же с разбегу влетали в танец.

Стремительное головокружительное знакомство, мягкими легкими шагами на полусогнутых ногах. К партнеру нужно приглядеться, его нужно узнать, рассмотреть получше. Нельзя упустить шанс показать себя с наилучшей стороны.

Танец-лукавство, танец-очарование, поразительное единение душ без единого соприкосновения телами. Чакарера всегда была пронизана кокетством и озорством.

Они кружили друг вокруг друга, все еще не решаясь сближаться. Вкрадчивыми кошачьими шагами скользили по паркету, вскинув руки, и все не решались сделать первый шаг.

Каз краем глаза заметил, как Джаспер что-то быстро тараторит в телефон, возбужденно размахивая руками, но не придал этому значения.

Музыка выбросила первое веселое коленце, намекая, что пора действовать решительнее. Нельзя ведь очаровать девушку, не приложив усилий, верно? Каз сбил устоявшийся ритм шагов быстрой вариацией сапатео⁽¹⁾. Инеж отпрянула, но тут же, следуя своей фигуре танца, обогнула его с другой стороны, присматриваясь пристальнее.

Девушка будто пугливая лань, она приманивается не сразу. Скользит вдали, любопытно навострив носик, и все ей не так. Её нельзя спугнуть, но как же хочется поймать.

Чуть медленнее. Так… так… Она подойдет сама, нужно лишь немного терпения. Чакарера не прощает грубости, она признает лишь веселье и вкрадчивый подманивающий флирт, не так ли?

Инеж пронеслась мимо, изящно поводя руками и улыбаясь ему открыто и радостно. Каз тоже улыбнулся: она шла к нему, все ближе и ближе. Тоже стремилась очаровать его, словно прекрасная бабочка, восхитительная, но недоступная.

Святые, даже здесь, в знакомом тренировочном зале, она в своем переливающемся костюме казалась невероятной, невозможной, потрясающей. Гибкая, стремительная, неуловимая, она покоряла его, гипнотизировала, точно змея кролика.

И он следовал за ней, преследовал её, догонял, играл с ней, неуверенный вовсе в своей победе, обожал, поклонялся, хотел её… Боги, как же он её хотел!..

Дыхание сбилось на мгновение, но Каз тут же гордо вскинул голову, отбрасывая челку со взмокшего лба. Сейчас, только в этот единственный момент, ему нечего было стесняться и нечего было скрывать. Музыка надежно прятала от всех эту секунду истины, краткий миг принятия себя.

За это он и обожал танцы. За этот вихрь искренних истинных эмоций, не опошленных более ничем. Он желал эту девушку, да. И желание это было возведено в абсолют, чистое, возвышенное и всепоглощающее. Поэзия движения и жизни.

Инеж что-то разглядела в его глазах. Техничная и спокойная поначалу она вдруг словно поддалась его порыву, осознала его недавние слова и не успев одуматься, вспыхнула, загораясь новым ярким огнем.

Движения её преобразились, стали тягучими, женственно-манящими, на смену простому изяществу пришло очарование. Она хотела нравиться и она нравилась. Неповторимая в своей прелести и юности. Бесстрашная и робкая в один и тот же единственный миг.

Чакарера вела их друг к другу, обнажая мятежные души, бьющиеся отчаянно в сдержанных и неприступных телах.

И когда в финале Инеж на мгновение приникла к нему, окончательно принимая его ухаживания и доверяясь всецело, в груди у Каза что-то оборвалось. Ему хотелось кричать, до того это было пронзительно искренне и невозможно коротко.

Раздались первые хлопки, и наваждение исчезло, словно пелена с глаз спала. Каз оглянулся на своих воронов, удивленно, непонимающе, словно видел их впервые.

Однако ещё больше он удивился, когда радостный гомон ребят перекрыли громкие весомые хлопки.

— Молодец, Каз! — произнес Пьетро и кивнул, уважительно и с одобрением. — У нас есть танец для следующего конкурса. Молодец, девочка!..

1) стиль испанского народного танца, выстукивание музыкального ритма стопами ног

Вернуться к тексту