Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (джен)

— О, девочка, — тихо сказал инспектор, — зачем ты ведешь меня в свою неизвестность?

Эти слова были обращены в пустоту, поскольку Гэлбрайт не ожидал услышать на них ответ. Он все равно не мог этого понять — Делию Йонс похоронили на кладбище Ривер-Вью, недалеко от могилы женщины-мэра первого Портленда. Ее похороны остались незамеченными в городе, потому что никому не было дела до дочери какого-то фармацевта. Никто не написал в «Зэ Эзиан Рэпортэр» заметку «Под лезвием скальпеля», на ее могиле не сидел даже ее самый дальний родственник и уж тем более ни один из ее одноклассников не пришел туда и не вопил со слезами на глазах: «Делия, Делия, слышишь ли ты друга своего?». Единственным, кто по-настоящему посочувствовал девочке из собравшихся на церемонии прощания, был сам Гэлбрайт, который, постояв некоторое время у изголовья ее могилы, возложил на ее могилу букет георгинов разных цветов и молча ушел, оставив похоронную процессию терзаться догадками о связи этого мрачного усатого полицейского с покойным.

Если бы самого Гэлбрайта спросили об этом, он бы ответил: «А была ли вообще какая-нибудь связь?». Действительно, за всю свою жизнь инспектор видел эту маленькую девочку только один раз — когда пришел в дом семьи Йонс по делу о самоубийстве ее матери... Но даже этих коротких минут их встречи было достаточно, чтобы понять, что именно от него, Гэлбрайта, зависела дальнейшая судьба этого ребенка. Увы, затем звонок господина старшего инспектора Сеймура разлучил их, и ему пришлось оставить Делию на попечение неадекватного человека из Федерального бюро расследований и доктора Мэтта Макларена, добросердечного, но по сути бесхребетного человека...

Гэлбрайт отвлекся от этих грустных мыслей и заметил, что, хотя на улице был октябрь, через окно заведения «Клэйр Эн Тон», где он стоял все это время, были отчетливо видны блестящие серебристые ели. Он невольно залюбовался ими — украшения были вырезаны из фольги и повешены там же, где были прикреплены занавески.

— Не спорю, красиво, но как-то не сезон, — задумчиво сказал он сам себе.

Инспектор открыл дверь и, войдя в небольшой продолговатый холл, понял, что ему не почудилось. Не только фасад кафе, но и его интерьер был полностью украшен к Рождеству — на стенах были развешаны светодиодные гирлянды и еловые шишки, а с потолка свисали игрушечные фигурки каких-то животных. Не хватало только подходящей музыки, подумал Гэлбрайт, и выдвинул гипотезу, что, по-видимому, владельцы этого заведения были такими ленивыми людьми, что забыли убрать украшения с прошлого года.

Он взглянул на стойку, затем обратил внимание на столики. Инспектор прошел в самый конец зала, где находилась зона приема заказов. Усевшись на маленький мягкий диванчик за столиком, Гэлбрайт положил руки на стол и с некоторым недовольством заметил, что, кроме него и одной официантки, в этом зале больше никого не было. Видимо, люди, живущие в этом районе, знали, что их ждет в этом кафе, и поэтому старались избегать его. Ожидая, когда девушка соизволит обратить на него внимание, инспектор огляделся по сторонам — теперь, когда он уже привык к неуместному убранству «Клэйр Эн Тон», он смог обратить внимание на высокие потолки и алые стены в деревенском стиле. Богато, подумал Гэлбрайт, и это обстоятельство изменило его отношение к истеблишменту к лучшему, чем оно было с самого начала. Он даже поймал себя на мысли, что в том, что он сидит в жаркий октябрьский день в комнате, есть что-то такое, что невольно переносит его на несколько месяцев в будущее.

Через пять минут официантка, которая до этого бегала между столиками с белой тряпкой, наконец соизволила обратить внимание на Гэлбрайта и подошла к его столику.

— Добро пожаловать, что вам будет угодно? — скромно спросила блондинка.

Гэлбрайт поднял на нее глаза. «Красавица», — подумал он. Ее стройную фигуру подчеркивало легкое платье, плотно облегавшее изящную талию и высокую грудь.

— Могу я взглянуть на меню? — просто спросил он.

Официантка протянула ему сложенный вдвое лист глянцевой бумаги, Гэлбрайт поблагодарил его и взял в руки меню. Просмотрев содержимое, он был весьма удивлен небольшим размером списка — в нем были указаны только два блюда. Он вспомнил, что таксист, рекомендуя это заведение, назвал его незнакомым словом «ванитас-ресторан». По-видимому, заведение с претензией на что-то оригинальное, подумал Гэлбрайт. Тогда было бы понятно, почему интерьер был оформлен не по сезону...

Инспектор внимательно изучил меню — первым блюдом был коктейль со странным названием «Суджейра». «Это что, сьерра, горная цепь?» Спросил себя Гэлбрайт. Под изображением бокала на тонкой ножке были указаны ингредиенты — коньяк, вода, сахар, лимонный сок.

— Что это значит? — спросил он официантку, стоявшую у столика.

— Это коньяк с карамельным сиропом, — нежным голосом ответила она, опустив глаза.

— Ага... — Гэлбрайт был весьма удивлен таким странным сочетанием ингредиентов.

— Это очень лёгкий напиток, потому что сироп смягчает крепость алкоголя, — пояснила девушка.

— И что, посетители берут у вас эту бурду нарасхват? — Гэлбрайт удивился еще больше.

— Очень вкусный коктейль, — уверенно заявила девушка. — Попробуйте сами.

— Хорошо, поверю вам на слово, — сказал инспектор и продолжил изучать меню.

Помимо этого непонятного коктейля, на внутреннем развороте глянцевой бумаги была еще одна строчка «Джантар». Просто это название, и все — ни рисунка, ни композиции. Он даже не пытался понять значение этого слова.

— Что это? — Гэлбрайт указал пальцем.

— Это блюдо, — ответила официантка.

— Это довольно очевидно, но что оно собой представляет? — инспектора невольно начал раздражать игривый тон девушки.

— Рецепт «Джантара» является коммерческой тайной нашего заведения, — с достоинством ответила она.

— Хорошо, я заказываю всё, что есть в этом меню, — Гэлбрайт в гневе взмахнул рукой.

Официантка слегка поклонилась и, взяв со стола меню, одарила гостя очаровательной улыбкой и удалилась. Инспектор некоторое время смотрел ей вслед, а потом, снова уставившись вперед, подумал, что заведение было очень странным — всего два блюда, из которых одно имело идиотский состав, а у второго было только название... У Гэлбрайта возникло подозрение, что повара этого заведения явно готовили не для клиентов, которые к ним почти никогда не приходили, а для удовлетворения своих личных прихотей. Он даже почувствовал, как по его спине без всякой видимой причины побежала волна холодного и липкого пота.

Через три минуты официантка вернулась к его столику.

— Вот ваш заказ, — сказала она тем же нежным голосом.

Она поставила перед ним поднос, на котором стояли стакан с коричневой жидкостью и глиняная миска с салатом. Кроме того, рядом лежала вилка, завернутая в белую салфетку.

— Спасибо, — с некоторым разочарованием сказал Гэлбрайт девушке, которая тут же отошла.

Да, подумал он, глядя на блюда, ему не следовало ожидать ничего сверхъестественного от абсурда, который был указан в меню. Он даже невольно порадовался, что под словом «Джантар» подразумевался не какой-нибудь вареный башмак, начиненный гвоздями, а самый обычный салат…

Инспектор решил начать с коктейля. Сделав глоток из высокого бокала, он убедился, что сочетание коньяка и карамельного сиропа ужасно не только на словах, но и на вкус. Гэлбрайта передернуло от отвращения, но он не выплюнул жидкость, вместо этого проглотил ее целиком, утешая себя мыслью, что в Китае едят тараканов...

В результате он отодвинул от себя стакан и, взяв вилку, посмотрел на глиняную миску. По сравнению с коктейлем то, что было в нем, можно было назвать вполне обычной едой — листья салата, смешанные с мелко натертым сыром и ржаными гренками. Да, хваленый «Джантар» оказался всего лишь простым салатом «Цезарь», только без соуса. Гэлбрайт, ожидавший худшего, невольно вздохнул с облегчением и принялся за еду.

Салат был безвкусным, что было очевидно — без мяса и соуса жевать сухие листья и гренки казалось довольно скучным занятием, но, как ни странно, это было съедобно. Инспектор даже не заметил, как через две минуты опустошил глиняную миску и, вытерев руки салфеткой, откинулся на спинку мягкого дивана, на котором сидел.

Внезапно внимание Гэлбрайта привлек человек, который на его глазах вошел в помещение «Клэйр Эн Тон». Это была маленькая девочка, на вид ей было лет пять или шесть. У нее были большие, ласковые глаза и копна густых золотистых волос, которые сильно контрастировали с ее бледным лицом. Она была одета в серый шерстяной свитер длиной до колен и юбку неопределенного темного цвета. В правой руке она держала вафельный рожок с двумя светло-голубыми шариками мороженого. Изящество придавало всей ее фигуре хрупкость и некую трогательность.

Малышка неуверенно прошла по коридору, время от времени оглядываясь по сторонам, словно кого-то искала. Она даже не посмотрела в сторону Гэлбрайта, но несколько раз поднимала голову — очевидно, смотрела на игрушки, свисающие с потолка. Наконец она подошла к прилавку и остановилась, очарованная фигуркой золотой рыбки, покачивающейся на тонкой нити. Девочка стояла спиной к инспектору, поэтому он не видел ее лица, но заметил, как ребенок протянул руку к игрушке.

Затем к его столику подошла девушка с высокой грудью — официантка. Поклонившись Гэлбрайту, она поставила перед ним открытый кожаный бумажник. Он пробежал глазами строчки — в счете говорилось, что ему придется заплатить около шести фунтов стерлингов за оба блюда. Инспектор полез в карман, где лежал бумажник.

— Ну как, вам понравилось? — спросила официантка, игриво глядя на гостя

— Забирайте свои деньги и до свидания, — сухо сказал Гэлбрайт.

Сказав это, он достал деньги из бумажника. Официантка пристально посмотрела ему в глаза и, собрав монеты со стола, ушла. Гэлбрайт встал с мягкого дивана и, взглянув на маленькую девочку в свитере, которая продолжала смотреть на игрушку, направился к выходу из этого заведения. Выйдя на улицу, инспектор заметил, что пока он сидел в этом ванитас-ресторане, на улице уже стемнело. Гэлбрайт, оглядываясь по сторонам, почувствовал некоторую неуверенность — он понимал, что ему практически невозможно сориентироваться в местных условиях, но он должен был как-то добраться до своего отеля... Взволнованный, он сунул руку в карман и нащупал листок бумаги. Он вытащил его, Гэлбрайт развернул и поднес к глазам. Это был тот же номер телефона, который дал ему тогда таксист.

— Ну что ж, Бернэзи, вот и пришла пора прибегнуть к вашим услугам, — саркастически сказал инспектор.

Все еще держа листок бумаги в руках, он поднял голову и увидел телефонную будку на другой стороне улицы. Поскольку в то время на улице почти не было машин, Гэлбрайту было легко перейти дорогу и потянуть дверь на себя. Еще несколько секунд, и инспектор уже стоял рядом с телефоном. Опустив монету в щель, Гэлбрайт, сверившись с листком бумаги, набрал номер (020) 1805 1982 и поднес трубку к уху. Сначала он услышал длинные гудки, доносившиеся из трубки. Затем в ней раздался щелчок, после чего послышался сонный мужской голос, слегка искаженный помехами:

— Здравствуйте, я вас слушаю.

Инспектор был весьма удивлен, услышав этот голос, принадлежавший не кому иному, как его старому другу лейтенанту Нелиссену.

— Нелиссен, приятель, ты ли это? — при звуке знакомого голоса дрожь радости пробежала по телу Гэлбрайта.

— Гэлбрайт? Ну наконец-то! — бодро откликнулся молодой голос. — Я уже начал беспокоиться. Где ты пропадал?

— В Лондоне, как ты знаешь... — Гэлбрайт замолчал.

— Что случилось, язык проглотил? — несколько дерзко спросил его Нелиссен.

— Объясни мне, — начал инспектор, — как получилось, что я позвонил лондонскому таксисту, но попал в полицейское управление Портленда?

— Говори потише, — казалось, Нелиссен пропустил слова своего собеседника мимо ушей. — Кто-нибудь может нас услышать.

— Меня это не волнует... — сказал Гэлбрайт с некоторой обидой, но молодой лейтенант перебил его.

— Не спорь со мной, — грубовато произнес молодой голос. — Информация, которую я тебе передам, не для посторонних ушей.

— Хорошо, — инспектор уступил под давлением своего друга. — Что ты хочешь мне рассказать?

— Парочку новостей, — ответил лейтенант с чувством собственной важности.

— Ну что ж, сначала по традиции... — Гэлбрайт хотел сказать «хорошая, а потом плохая», но ему не дали закончить.

— Если ты найдешь что-то хорошее в любой из этих новостей, то я могу поздравить тебя с тем, что ты тот еще катагеластик!

— Эм, кто? — недоуменно спросил инспектор, который никогда не встречал этого слова.

— Это не имеет значения, — Нелиссен снова уклонился от ответа. — Я могу начать?

— Ладно, погнали, — подбодрил инспектор своего собеседника.

— Хорошо, тогда слушай меня, — ответил голос с чувством важности. — Ты помнишь Джордана Тёрлоу?

— Как я могу не помнить, ведь я лично его допрашивал, — несколько обиженно сказал Гэлбрайт.

— Конечно, все это уже знают, — укоризненно сказал лейтенант. — Как и тот факт, что после аудиенции у него ты совершенно не интересовался его судьбой.

— Ох... — вздохнул инспектор.

Слова Нелиссена были справедливы — говоря по правде, Гэлбрайт, получив от мистера Тёрлоу информацию о Делии Йонс, полностью забыл об этом человеке, потому что ему казалось, что нечего даже вспоминать о каком-то нарушителе закона, который выйдет на свободу только через шестнадцать лет. Для инспектора преступник был чем-то вроде растения в горшке — сидит себе на одном месте, ничего не делает... Только, в отличие от растения, у преступника нет харизмы...

— В общем, на следующий день после того, как ты с ним попрощался, — прервал мысли Гэлбрайта лейтенант, — тюремный охранник вошел в камеру Джордана и обнаружил его лежащим ничком на полу.

— Он был мёртв? — предположил инспектор.

— Да, — сухо ответил Нелиссен.

— Интересно, с чего это он вдруг так быстро сыграл в ящик, — выразил свои мысли вслух Гэлбрайт.

— Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть Джордана наступила из-за кислородного голодания мозга, — словно читая с листа бумаги, произнес молодой голос.

— Хм... — задумался его собеседник.

— Лесли Уотмоу, патологоанатом, проводивший вскрытие тела заключенного, нашёл кое-что интересное, — лейтенант вернулся к своему привычному тону.

— И что именно? — Гэлбрайт оживился.

— Он обнаружил злокачественную опухоль в гортани Джордана, — ответил Нелиссен, понизив голос. — Рак гортани короче.

Услышав это, Гэлбрайт невольно вспомнил фразу дерганой горничной из «Стейт оф Сноу Лэйк» о том, что старого консьержа увезли в больницу с подозрением на рак, но Нелиссен продолжал говорить.

— В общем, Лесли сказал, что это довольно редкий случай, потому что обычно люди заболевают этим заболеванием к пятидесяти годам, а Джордан, как ты помнишь...

— Я в курсе, — перебил лейтенанта Гэлбрайт. — Это всё?

— С Джорданом покончено, а теперь немного о Делии, — казалось, невидимый собеседник улыбнулся.

— Что, она тоже... — удивился инспектор.

— Нет, кому бы пришло в голову выкапывать девочку из могилы? — сказав это, лейтенант расхохотался.

— Ладно, прекрати, — по какой-то причине Гэлбрайту было неприятно это слышать

— Хорошо, — Нелиссен немедленно успокоился и перестал смеяться. — Дело в том, что, пока ты готовился к посадке в самолет, мы продолжили расследование этого дела...

— Нет, правда? — невольно удивился Гэлбрайт. — Я думал, все отложили это дело в долгий ящик...

— Не перебивай. Мы обнаружили, что после операции гистерэктомии хирурги извлекли нечто из её матки... — лейтенант замолчал, словно переводя дыхание.

— Так что же они извлекли? Давай быстрее, — инспектора немного напрягла эта пауза.

— Кэтлин Армор назвала это явление папирусным плодом, по ее словам, это когда женщина-близнец вынашивает внутри себя второй эмбрион.

— Глупое и антинаучное дерьмо, — Гэлбрайт непроизвольно грязно выругался.

— Ну а чего ещё ты хочешь от этой современной медицины... — лейтенант, казалось, о чем-то задумался.

— Хорошо, допустим что они нашли эту штуку, так что же было дальше? — инспектор сгорал от нетерпения.

— Короче говоря, они пожертвовали её Орегонскому колледжу восточной медицины, — ответил Нелиссен.

— Подожди, а это еще зачем? — Невольно удивился Гэлбрайт.

— Как медицинский экспонат, а ты что подумал? — молодой голос усмехнулся.

— Ничего подобного я не... — инспектор остановился на полуслове.

— Там, конечно, эту штуку сразу же поместили в стеклянный сосуд с формальдегидом, — начал лейтенант, — и когда я узнал об этом, я не сдержался и сразу же поехал в этот колледж.

— И что же ты там увидел? — в эту секунду Гэлбрайту стало очень интересно

— Ну... — начал вспоминать его собеседник. — Вокруг сосуда столпилось множество студентов — их ведь хлебом не корми, дай только поглазеть на чудеса расчудесные.

— Весьма любопытно, — ухмыльнулся Гэлбрайт.

— Они стояли вокруг и обсуждали содержимое, — продолжил лейтенант. — Один парень заметил, что эта штука очень похожа на личинку розалии лонгикорн, а кто-то упал в обморок...

— Кто именно? — по какой-то причине инспектора заинтересовал этот факт.

— Две молодые девушки, — щёлкнул языком невидимый собеседник. — Видимо, они испугались, что когда они забеременеют, то у них внутри вырастет нечто подобное.

Гэлбрайт невольно подумал, что ситуация вышла весьма и весьма ироничной — девочку спасли от паразита, которым все восхищаются, но никто даже не задумывается о том, из кого его извлекли, о сочувствии ребенку даже речи не идёт.

— У Бога больное чувство юмора, — мрачно сказал инспектор в трубку.

— Я не понял, что ты пытаешься сказать? — недоуменно произнес лейтенант.

— Забудь об этом, я просто размышлял вслух, — честно сказал Гэлбрайт. — Но что это всё-таки было?

— Знаешь, я думаю, Кэтлин Армор сгоряча назвала эту штуку папирусным плодом, потому что, если честно, оно не было похоже на эмбрион, — загадочно произнес молодой человек.

— Так как же это могло выглядеть? — не понял его собеседник.

— Представь себе морского ежа, — начал объяснять лейтенант.

— Панцирь? — Перебил его Гэлбрайт

— Нет, живого, — поправил его молодой человек.

— Ну давай, — поспешно ответил инспектор.

Гэлбрайт нарисовал в своем воображении красный шар, утыканный длинными иглами, который мог существовать только на дне океана.

— Значит, этот эрзац-морской еж плавал там в формальдегиде, — сказал Нелиссен. — И я, глядя на это, подумал, что это...

— Паразит? — предположил Гэлбрайт.

— Хуже, — ответил собеседник. — Паразит всё-таки отдельный организм, безусловно вредный, но при желании его можно удалить без потери для хозяина, но здесь...

— Не тяни резину, пожалуйста, — инспектору вдруг захотелось, чтобы этот разговор наконец закончился.

— Представь, мой друг, что при твоем зачатии в твоих легких сформировался второй мозг, — отклонился от темы молодой голос.

— Что ты несёшь? — Гэлбрайта удивила эта аналогия.

— Слушай меня, — сердито сказал лейтенант. — Это был бы совершенно бесполезный придаток, который поглощал бы избыточную энергию твоего тела, но не делал бы ничего полезного.

— Ничего не понял, но очень интересно, — саркастически заметил инспектор.

— ...но поскольку у тебя это от рождения, ты считаешь, что это норма, — продолжил Нелиссен.

Гэлбрайт подумал, что в этом есть определенная логика — в конце концов, человек действительно не может знать, что другие на самом деле чувствуют по отношению к своим организмам.

— И следовательно, — сказал лейтенант, — попытка удалить этот орган может привести к серьезным осложнениям, потому что твое тело...

— Ты хочешь сказать, что шансы Делии выжить были равны нулю? — немедленно спросил инспектор.

— Если с этой штукой внутри, то я не знаю, — спокойно ответил молодой голос. — Но то, что её извлечение привело к смерти — факт.

— Бедная девочка... — Гэлбрайт печально вздохнул.

— Но одно я могу сказать наверняка, — продолжила Нелиссен. — Даже если бы она захотела, она не смогла бы в бушующем зачать и выносить ребенка.

— Хм... — инспектор почесал усы.

— Ты думаешь, что если у тебя в утробе вырастет какая-нибудь штука, то и для ребёночка там тоже местечко найдется? — молодой лейтенант внезапно разозлился.

— Я бы никогда так не подумал, — эти слова слегка задели Гэлбрайта.

— Ладно, давай закончим разговор, — сменив тон, сказал лейтенант. — Я боюсь, что наш звонок может быть перехвачен любознательными джентльменами из Столичной полицейской службы.

После этих слов раздался щелчок и начались звуковые сигналы — Нелиссен завершил вызов. В воцарившейся тишине Гэлбрайт вздохнул с некоторым облегчением и, вытерев пот со лба, повесил телефонную трубку. Открыв дверь, он вышел из телефонной будки на улицу и глубоко вдохнул влажный вечерний воздух. Он подумал, что если кто-то и заинтересуется этим телефонным разговором, то, скорее всего, не полиция, а больница Модсли. Более того, как он считал, это было бы совершенно справедливо — недавно инспектор пережил такие события, что, если бы он попытался описать их незнакомому человеку, это могло бы вызвать у него самые серьезные подозрения относительно его психического здоровья. Да, подумал Гэлбрайт, попасть в руки врачей из больницы Модсли было бы не такой уж плохой идеей — если бы такое событие действительно произошло, ему, скорее всего, были бы гарантированы тишина, мягкие стены, белые халаты...

Стоя у телефонной будки, он вдруг заметил, что на противоположной стороне дороги, рядом с газетным киоском, стоит тот самый молодой человек в красной рубашке, похожий на японскую поп-звезду, которого Гэлбрайт видел сегодня утром под окном отеля. Сначала инспектор невольно запаниковал — его дыхание участилось, а сердце заколотилось, — но потом он вспомнил старый добрый трюк, суть которого заключалась в том, что вы не должны показывать наблюдающему за вами человеку свой страх, чтобы он не убедился, что может повлиять на вас. И тогда Гэлбрайт, расправив плечи, смело двинулся в сторону ресторана, думая о том, как добраться до своего отеля.

Он представил себе, как будет долго стоять на холодном воздухе с вытянутой перед собой рукой, чтобы привлечь внимание проезжающих машин... К своему удивлению, подойдя к фасаду «Клэйр Эн Тон», он заметил, что прямо перед дверями припаркована желтая машина. Гэлбрайт ускорил шаг и, подняв руку, крикнул водителю, чтобы тот подождал. Подойдя к машине, он наклонился к стеклу. Водитель удивленно посмотрел на него.

— Куинсборо Террас, отель «Стэйт оф Сноу Лэйк», — поспешно сказал Гэлбрайт.

Мужчина без лишних слов кивнул, и инспектор открыл дверцу, откинулся на спинку заднего сиденья, после чего водитель повернул ключ зажигания, и машина плавно тронулась с места, выехала на широкую улицу и помчалась вперед, в сторону центра. Гэлбрайт просто смотрел на мелькающие за окном виды ночного города, не предаваясь никаким мыслям. Он заметил, что улицы постепенно становились шире, дома вокруг становились выше, за окном стали появляться освещенные витрины магазинов и рекламные щиты, на которых мелькали мигающие красочные надписи, призывающие случайных прохожих посетить тот или иной торговый центр, зайти в бар и заказать там бокал пива, или хотя бы купить ненужную мелочь в каком-нибудь киоске... Созерцая ночной Лондон, инспектор постепенно успокоился и расслабился.

— Послушайте, господин хороший, вам, наверное, придётся поискать другой отель! — вдруг послышался голос таксиста.

Это замечание вырвало Гэлбрайта из медитативного состояния, в которое он впал. Подергиваясь, как испуганная птица, инспектор уставился на затылок водителя.

— О чем вы говорите? — Неуверенно спросил Гэлбрайт.

— Сами удостоверьтесь! — мужчина помахал рукой перед собой.

Пассажир придвинулся ближе и, прищурившись, стал вглядываться в лобовое стекло. Они уже выехали на Куинсборо-Террас и уже приближались к месту назначения, но то, что увидел инспектор, невольно повергло его в ужас — горело четырехэтажное здание «Стэйт оф Сноу Лэйк» — пламя охватило первые два этажа здания и постепенно добралось до крыши. «Ради всего святого!» Подумал Гэлбрайт про себя.

На пару мгновений он допустил предположение, что это работа той дерганой горничной. «Эта беззаботная дура, очевидно, случайно установила обогреватель рядом со шторой...» Эта гипотеза возникла у него потому, что он не сомневался, что все гостиничное оборудование в «Стэйт оф Сноу Лэйк» находилось в том же состоянии, что и номер, который он случайно снял у них. «Короткое замыкание, искра, и все...» — нервно подумал он.

— Остановите машину! — едва сдерживая волнение, крикнул он водителю.

— Что толку, господин хороший, ваши вещи наверняка уже сгорели, — с некоторой неохотой водитель нажал на тормоз.

Инспектор не собирался спорить с таксистом и быстро открыл дверцу. Но прежде чем он выскочил на улицу, водитель обернулся к пассажирке.

— Я подожду вас тут, а то мало ли, вдруг вам нужно будет ехать в аэропорт или на вокзал... — сказал он заговорщическим тоном.

Уже выходя из машины, Гэлбрайт невольно вспомнил таинственного таксиста, у которого, судя по его визитке, было имя «Х. Бернэзи». Ему показалось, что у обоих водителей было что-то общее, по крайней мере, в интонации и тембре их голосов. Но у него не было времени думать об этом, и он направился к отелю. В ночной темноте здание «Стэйт оф Сноу Лэйк» буквально светилось во мраке, и поэтому Гэлбрайту не составило труда сразу заметить людей, толпившихся вокруг места происшествия. Инспектору захотелось спросить кого-нибудь из толпы, как давно начался пожар, и он начал вглядываться в лица зевак. Он сам не мог точно объяснить, каким критериям должен был соответствовать человек, который мог бы стать гостем этого отеля.

После пары минут поисков взгляд Гэлбрайта остановился на тучном мужчине в сиреневой рубашке. На вид ему было около тридцати пяти. По какой-то причине инспектора привлек этот человек — видимо, дело было в том, что внешне он был чем-то похож на него самого — у незнакомца были такие же черные, как у кисти художника, усы и слегка волнистые волосы. Гэлбрайт подбежал к этому человеку, который, глядя на горящий отель, курил толстую сигару с каким-то отрешенным видом.

— Пожалуйста, простите меня... — инспектор обратился к нему с уважением.

Мужчина слегка повернул голову в сторону Гэлбрайта и выпустил облако табачного дыма. «Надеюсь, он не будет возражать», — занервничал полицейский.

— Где пожарная команда? — Задал наводящий вопрос Гэлбрайт.

— Да вот же они! — мужчина в сиреневой рубашке затянулся и махнул рукой в сторону.

Инспектор посмотрел туда, куда указывал зритель. И в самом деле, возле «Стейт оф Сноу Лэйк» были припаркованы две красные пожарные машины. Люди в черной униформе с зелеными нашивками на рукавах сновали вокруг и пытались справиться с огнем, охватившим здание.

— Вы не знаете, когда начался пожар? — Гэлбрайт прислал еще один вопрос.

— Я бы сам хотел узнать об этом побольше! — раздраженно воскликнул мужчина и снова выпустил колечко дыма.

Гэлбрайт стоял рядом с этим курильщиком и, непроизвольно вдыхая дым его сигары, думал о том, кто именно был виноват в этом несчастном случае. Версия с неисправным обогревателем казалась слишком банальной — ему, как полицейскому инспектору, казалось, что за пожаром явно стоит некий человек, который преследовал какие-то свои цели. Конечно, мысли о докторе Бэйзларде сразу же пришли ему в голову. «Почему бы и нет», — подумал Гэлбрайт, стоя рядом с усатым тучным мужчиной. «Утром был визит подозрительного специалиста, который, убедившись, что я определенно остановился в этом отеле, дал знак Бэйзларду, и он позаботился о пожаре... Хотя нет, это какая-то паранойя», — заключил он.

— Увы, какой позор, — нарушил тишину зритель в сиреневой рубашке. — Я заплатил около четырех тысяч пятисот баксов за полмесяца «Всё включено»...

— Минуточку, вы американец? — услышав, что собеседник назвал цену в долларах, Гэлбрайт оживился.

— Я из Торонто, — ответил его собеседник. — Я приехал сюда провести отпуск, осталось всего два дня до возвращения в Канаду.

— Спасибо за ответ, — спокойно сказал инспектор. — То есть вы не знаете, сколько людей там заперто?

С этими словами он кивнул в сторону горящего здания «Стэйт оф Сноу Лэйк».

— Плевал я на персонал! — недовольно сказал тучный мужчина. — Я просто вышел погулять перед ужином, возвращаюсь, а тут такое!

Произнеся эти слова, зритель в сиреневой рубашке сердито швырнул сигару на землю и с силой растоптал окурок. «Типичный американец», — подумал Гэлбрайт. «Личное счастье — всё, на остальное человечество плевать. Неоконченный ужин для этого туриста важнее, чем жизни людей, погибших в пожаре...» Инспектор совершенно не задумывался о том, что канадцы — а ведь этот человек, по его словам, был оттуда — гордятся тем, что они не американцы, потому что для Гэлбрайта, родившегося в Англии, обе эти страны были одним и тем же.

— Теперь из-за этих чурбаноголовых мне придется обратиться в посольство, чтобы мне восстановили мои сгоревшие документы... — упавшим голосом сказал тучный мужчина и поплёлся вверх по улице.

Глядя вслед человеку в сиреневой рубашке, Гэлбрайт вспомнил, что сам он тоже оставил свои вещи в комнате. Он проверил свои карманы — слава Богу, сегодня утром ему удалось прихватить бумажник и визу. Успокоившись, он с некоторым удивлением заметил, что из всех вещей, которые он оставил в отеле, ему жаль терять только материалы по расследованию дела Фаркрафта.

— Мистер Гэлбрайт? — вдруг послышался сзади чей-то вкрадчивый голос.

Услышав свое имя, инспектор тут же обернулся — позади него стоял пожилой мужчина небольшого роста, в черной униформе и форменной фуражке. На плече у него висела большая кожаная сумка, украшенная латунным ярлыком «Королевская почта».

— Извините, вы сейчас со мной разговариваете? — спросил он почтмейстера.

Для инспектора было несколько неожиданно услышать свое имя от совершенно незнакомого человека, и тот факт, что это был почтмейстер, несколько напряг Гэлбрайта, потому что он не мог представить, кто мог отправить ему письмо здесь, в столице Англии.

— Мне было приказано доставить конверт мистеру Гэлбрайту, который остановился в отеле «Стэйт оф Сноу Лэйк», — начал человек в форме глухим голосом.

— Но как вы меня узнали? — недоверчиво спросил инспектор.

— Узнал? Я просто спросил, — спокойно ответил его собеседник.

С этими словами почтмейстер открыл свою тяжелую кожаную сумку и начал в ней рыться.

— Ну, тогда отдайте мне посылку, — сказал Гэлбрайт и нервно огляделся по сторонам.

— Перед этим, — почтальон достал что-то из сумки, — вы должны подписать квитанцию о доставке.

— Хорошо, если вам так необходимо, просто дайте мне минуту, — пожал плечами инспектор.

Взяв бумагу и ручку из рук почтмейстера, он начал искать, где бы расписаться. Пока он это делал, его собеседник, самим своим видом излучавший какую-то торжественную ауру, неподвижно стоял неподалеку.

— Вот, пожалуйста, — вскоре Гэлбрайт вернул квитанцию и ручку почтмейстеру.

Мужчина в форме положил их в свою сумку и, достав оттуда конверт, без лишних слов вручил его ошеломленному инспектору и, развернувшись, исчез в ночной темноте. Получив неожиданную посылку, Гэлбрайт поднес ее к глазам и начал разглядывать.

Гэлбрайт отметил, что на плотной белой бумаге, из которой состоял конверт, не было ни единой пометки или даже штемпеля — казалось, почтмейстер вручил инспектору не настоящее письмо, а элемент театрального реквизита. Единственное, что вызывало сомнение в этом, так это то, что содержимое внутри можно было прощупать через конверт.

— Эй, господин хороший! — послышался хриплый крик.

Гэлбрайт, собиравшийся вскрыть посылку, невольно вздрогнул. Оказывается, это был таксист, который стоял рядом со своей машиной и, облокотившись на дверцу, держал в руке дымящуюся сигарету. Инспектор смог хорошо рассмотреть его лицо — у мужчины была коротко остриженная голова, острые скулы и прямой нос четко выделялись на его загорелом лице. Его карие глаза смотрели на полицейского почти с отеческим упреком. Гэлбрайт не совсем точно помнил черты лица таинственного «Х. Бернэзи», но, воспользовавшись возможностью хорошенько рассмотреть стоящего перед ним таксиста, он заметил, что тот все еще совершенно не похож на лысого старика, который отвез его в ванитас-ресторан.

— В чем дело? — Спокойно спросил Гэлбрайт.

Таксист выпустил изо рта колечко дыма и стряхнул пепел с сигареты.

— Не угодно ли господину иностранцу отправиться в аэропорт или на вокзал? — мужчина лукаво повернулся к нему.

— Хм, с чего это бы? — инспектор был несколько возмущен тем, что какой-то таксист должен лучше знать, что ему нужно делать.

— А что еще вы можете сделать, если ваш отель сгорел дотла? Разве что вы не поедете в другой... — начал объяснять таксист.

— Подождите, дайте мне собраться с мыслями, — перебил его Гэлбрайт и отвернулся.

По какой-то причине инспектору был неприятен взгляд этого человека, но он не мог не заметить, что в его словах был здравый смысл. Скрестив руки на груди, Гэлбрайт погрузился в размышления. Этот совершенно случайный лондонский таксист, сам того не подозревая, поставил его перед сложной дилеммой. Суть его заключалась в том, что инспектор должен был решить, капитулирует ли он в своей миссии по поимке доктора Бэйзларда или будет продолжать ее до победного конца. Второй вариант был определенно сложнее, поскольку у Гэлбрайта было мало шансов найти одного незамеченного человека, спрятавшегося в дебрях мегаполиса. Пока инспектор решал, что делать, таксист уже бросил сигарету на землю и садился в машину.

— Думайте быстрее, господин хороший, иначе я уеду, и вам придется самому добираться туда, куда вам нужно! — сидя за рулем, крикнул из окна таксист.

Гэлбрайт развернулся и пошел к машине — он не хотел расставаться с этой машиной. Даже не потому, что ему было так трудно поймать другое такси, нет — он просто подсознательно хотел опереться на кого-то, кого он знал, хотя бы чуть больше, чем на пару секунд. Инспектор почувствовал, что ситуация все больше выходит из-под контроля. Подойдя к машине, он открыл дверцу и забрался на заднее сиденье.

— Вы не знаете, где находится «Институт компьютеризации имени Макото»? — спросил он водителя.

Он не помнил адреса, указанного на визитке, — только это необычное имя оставило след в памяти Гэлбрайта. Таксист, услышав слова пассажира, вытер пот со лба и вздохнул. Видимо, он пытался понять, о чем говорит инспектор.

— Господин хороший, очевидно, имеет в виду «Мон-Тек»? — после минуты молчания спросил мужчина.

— Что это за место? — Гэлбрайт впервые услышал это слово.

— Был такой электротехнический завод, потом у него сменился владелец и он был преобразован в научно-исследовательский институт электронных технологий, — пояснил таксист.

— Ну, я думаю, мне следует ехать именно туда, — сказал инспектор с некоторой неуверенностью.

Он вспомнил, что таинственный утренний посетитель представился ему специалистом по компьютерным технологиям, так что, сложив два и два, получалось, что таксист указал нужное место, но не под тем именем.

— Я даже не знал о том, что его переименовали, — сказал тем временем таксист, включая зажигание. — Я полагал, что они оставили торговую марку, уже знакомую людям.

Когда машина наконец тронулась с места, Гэлбрайт откинулся на спинку сиденья. Решение поступить в этот институт он принял сгоряча — тот же самый таксист просто не дал ему достаточно времени на раздумья. Но инспектор отметил про себя, что это действие имело смысл — потому что, если этот специалист действительно был связан с доктором Бэйзлардом, то у Гэлбрайта была довольно веская причина посетить это таинственное место. «Кто знает», — подумал он, — «может быть, именно там я смогу завершить свою миссию». Как бы то ни было, у него не было плана дальнейших действий — он не знал, что именно он будет делать по прибытии в этот институт.

События развивались так быстро, что единственное, на что он мог рассчитывать, — это на удачу. Хотя бы потому, что не факт, что, прибыв туда, он сможет найти там доктора Бэйзларда. Но что, если удача улыбнется ему и человек, которого он ищет, действительно находится там? Инспектор представил себе, как, увидев врача в коридоре, он подходит к нему и авторитетным голосом заявляет: «Именем закона, вы арестованы». И Бэйзлард, глядя на него с мягким упреком в своих маленьких старческих глазах, почесал свои седые волосы и ответил ему: «Полицейский Америки не имеет власти здесь, в Англии, поэтому вы не имеете права сажать меня в тюрьму». И, ухмыляясь, он отправится по своим делам в какой-нибудь офис, оставив Гэлбрайта стоять на месте с глупым видом...

Внезапно Гэлбрайт вспомнил, что все еще держит в руках конверт, который так и не удосужился вскрыть с тех пор, как получил его. Инспектор, у которого не было под рукой ножниц, оторвал нижний уголок и разорвал конверт пополам. В его карман легли сложенный лист бумаги и небольшой лист картона формата А7 , полицейский осмотрел картон — на его глянцевой аквамаринового цвета поверхности были красные буквы английского алфавита в два ряда, каждая буква сопровождалась соответственно фонетическим шрифтом и порядковым номером. Гэлбрайт был весьма удивлен, что неизвестный человек прислал ему предмет учебного оборудования для дошкольника. Он перевернул карточку, надеясь, что на обороте может быть что-нибудь написано от руки, но, увы, там не было ничего, кроме крошечной надписи «(с) Йорк Мэдивэл Прэсс, 1991» в правом нижнем углу.

Первой мыслью, возникшей в голове инспектора, было «Видимо, меня перепутали с отцом, который заказал своему ребенку вкладыш для учебы», но он тут же отбросил ее — он вспомнил, как почтмейстер уточнил, что письмо предназначалось специально для Гэлбрайта, остановившегося в «Стэйт оф Сноу Лэйк». Правда, могло оказаться, что в том отеле в одном из номеров действительно останавливались его тезка и маленький ребенок, но инспектор решил не развивать эту тему и приступил к изучению второго предмета, который был в конверте. Развернув сложенный вчетверо лист бумаги, Гэлбрайт сразу заметил, что текст был набран на пишущей машинке. Ну, конечно, подумал он, это отличный способ поставить дело в тупик — если бы письмо было написано от руки, нетрудно было бы догадаться, кто его автор!

Разобравшись с первым впечатлением, инспектор изучил этот предмет немного внимательнее. Обе стороны белого листа бумаги были заняты длинным посланием, напечатанным очень мелким шрифтом. Черные чернила во многих местах облупились, из-за чего буквы выглядели размытыми, а текст не очень разборчивым, но Гэлбрайт, в чьи обязанности входило расшифровывать непонятные рукописные сообщения, не видел ничего сложного в понимании машинописного документа.

«Для наивного человека среднего возраста» было в самом начале письма. Почему-то инспектор сразу догадался, что оно адресовано именно ему, и, слегка обидевшись на определение «наивный», начал читать.

«Я не буду называть Тебя по имени, потому что очевидно, что послание предназначено только для Тебя», — так начиналось это послание.

— Тогда почему бы тебе не представиться? — прошептал Гэлбрайт одними губами, чтобы таксист его не услышал.

«Ты ведешь себя как влюбленный подросток, и, знаешь, наблюдать за любовными страданиями со стороны довольно неприятно. Честно говоря, это раздражает. В старые времена мне довелось наблюдать двух людей, которые испытывали чувства к одному и тому же человеку. Все трое были одного возраста, и их связывал тот факт, что все трое учились в одной семинарии».

— Зачем мне знать о какой-то истории любви между тремя школьниками? — саркастически спросил Гэлбрайт неизвестного автора этих строк.

«Первый юноша — назовем его для краткости Парфенион — влюбился в девушку — назовем ее Евдокией — с раннего детства. Он следил за каждым ее шагом, поклонялся ей как Богине, но в то же время боялся приблизиться к ней, избегал ее взглядов и стыдился, когда незнакомые люди произносили ее имя. В то время как второй юноша — Андроник — заинтересовался демуазель уже взрослым, когда их учеба в семинарии подходила к концу. Он, в отличие от Парфениона, не колебался и во время каникул воспользовался представившейся возможностью и уединился с Евдоксией в ее доме. После этого Андроник был с позором исключен из семинарии, но у него и Евдокии родился ребенок. Рождение преемника полностью компенсировало тот факт, что его отец остался с незаконченным образованием».

— Молодец, что я могу сказать... — Саркастически заметил Гэлбрайт.

«Если Ты не смог установить связь между этой историей и Твоей текущей ситуацией, то, пожалуйста, прости меня за то, что я не принял во внимание Твой уровень знаний и коэффициент интеллекта».

— А вот это уже хамство! — инспектор едва сдержался, чтобы не закричать.

«Поэтому я позволю себе оказать Тебе услугу, поскольку считаю Тебя опытным человеком, который может решить сложную задачу, если ему дать несколько подсказок».

— Что, сначала оскорбил, а потом льстишь? — это письмо все больше задевало Гэлбрайта за душу.

«Главная причина, по которой я пошел на уступки, заключается в том, что мне надоело наблюдать, как взрослые люди криминальной профессии дрожат над порученным им делом, точно так же, как Парфенион боялся приблизиться к Евдокии. Ты, как тот юноша, теряешь почву под ногами, когда упоминаешь жертву, из-за чего вместо расследования, которым Ты на самом деле занимаешься, ты топчешься на месте».

— Интересная ассоциация, — подумал инспектор, постепенно успокаиваясь.

«Но все, что Тебе нужно, — это смело смотреть в лицо опасности, не бояться делать резких движений и не принимать во внимание трудности, как второму подростку. При таком положении дел Ты, как и Андроник, получил бы то, что хочешь — в его случае это был преемник, в Твоем — чувство выполненного долга. Увы, к сожалению, ты вряд ли сможешь это сделать — характер человека нельзя изменить нравоучительными советами — изменится только объем его знаний, но в остальном он останется прежним».

— Ну конечно, люди же никогда не меняются, — вспомнил Гэлбрайт известное изречение.

«Поэтому я закончу напоминанием Тебе о том, чему Ты должен был научиться все это время — В начале было Число. Дважды — Четыре и Пять. Отныне я просто буду надеяться, что Ты сможешь разгадать головоломку, с которой справятся даже те люди, у которых серьезные проблемы с арифметикой и логикой».

На этой несколько презрительной и высокомерной ноте письмо подошло к концу. Гэлбрайт скомкал листок бумаги и выбросил его в боковое окно машины — боковым зрением он успел заметить, как порыв ветра подхватил письмо и понес его куда-то в темные просторы ночного шоссе. Откинувшись на спинку сиденья, инспектор на долю секунды подумал, что это был поступок не полицейского, обязанного хранить вещественные доказательства, а взволнованного романтика. В любом случае, Гэлбрайта это не особо волновало, как и тот факт, что, когда он опустил стекло, в машину ворвался необычайно холодный ветер.

Инспектор начал анализировать, кто мог быть автором этого двусмысленного и неясного сообщения. Было бы трудно точно идентифицировать этого человека по машинописному тексту, поэтому инспектору пришлось полагаться на содержание письма. Было ясно как божий день, что автор строк, который не представился, знал, кто такой Гэлбрайт. Кроме того, этот таинственный человек каким-то непостижимым образом знал, как инспектор относится к его расследованию — фраза, касающаяся реакции на имя жертвы, недвусмысленно намекала на это. Гэлбрайт сразу же отверг версию с доктором Бэйзлардом — потому что устал подбрасывать дрова в костер своей паранойи. Вместо этого он выдвинул гипотезу, что письмо мог написать не кто иной, как господин старший инспектор Сеймур. В его личности всегда была какая-то скрытность, и это не ограничивалось его манерой говорить загадками — возьмем, к примеру, его неожиданный визит в квартиру Гэлбрайта...

Инспектор вспомнил одну из последних строк, которыми заканчивалось письмо: «...В начале было Число. Дважды — Четыре и Пять». Отсылка к Евангелию от Иоанна, как считал Гэлбрайт, была намеренно вставлена автором этих строк, чтобы на их фоне скромные по своей сути цифры выглядели претенциозно и интригующе.

— Ну, четыре и пять, — повторил он. — Интересно, что это значит.

Пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, Гэлбрайт опустил руки на колени и только сейчас обнаружил, что все это время на них лежал тот самый картон, который был в конверте вместе со злополучным письмом. Инспектор схватил его и поднес к глазам. Он уже видел, что на нем были перечислены буквы английского алфавита в два ряда, под огромными красными буквами которых мелким шрифтом были напечатаны цифры — индексные номера. Тогда, как только он вскрыл конверт, это показалось ему забавной ошибкой почтальона, но после прочтения письма этот скромный аксессуар дошкольника приобрел в глазах инспектора странное и многозначительное значение.

Гэлбрайт был настолько поглощен своим маленьким расследованием, что даже не заметил, что в это время в салоне играло радио, которое водитель включил, чтобы не ехать в гробовой тишине с неразговорчивым пассажиром. Только когда Гэлбрайт начал просматривать детский алфавит, до его ушей донеслись слова, которые доносились из динамиков:

— Привет! Сейчас вы слушаете радиостанцию «Дом Ай Дабл», с вами диктор О'Джирард, — произнес голос зрелого мужчины со швейцарским акцентом.

Инспектор не мог не заметить, что этот О'Джирард говорил с таким ликованием, как будто этот диктор только что вернулся с какого-то пира и еще не совсем протрезвел. Но, скорее всего, ему просто было трудно скрыть переполнявшую его радость, которая чувствовалась в каждом его слове. Но почему? Гэлбрайт, которому невольно стало любопытно по этому поводу, внимательнее прислушался к радио

— Ни для кого не секрет, что вчера, двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года, Верховный Совет Советского Союза принял Декларацию о распаде Союза Советских Социалистических Республик. Наша радиостанция верит, что это День Великого Триумфа для всех...

Голос диктора потонул в шуме аплодисментов и радостных криках толпы — было очевидно, что в студии начался салют. Гэлбрайту даже показалось, что он услышал хлопок пробки и шипение пены — очевидно, кто-то открыл бутылку шампанского прямо рядом с микрофоном. Но этому празднику жизни положил конец таксист, который на этой жизнерадостной ноте потянулся к радиоприемнику.

— Улыбочку шире, господин капиталист... — сказал он, обращаясь неизвестно к кому.

Таксист не закончил фразу — он просто переключил радиоканал и сел за руль. Из салона машины доносились звуки джаза. Однако инспектор, которому удалось услышать эту новость, был невольно ошеломлен. Дело было не в том, что он беспокоился о судьбе какого-то государства — Гэлбрайт был поражен тем, что, по словам диктора, сегодня было двадцать седьмое декабря.

— Сейчас же только середина октября... — озадаченно пробормотал полицейский себе под нос.

Он не мог понять, что произошло — неужели время действительно пролетело быстрее без видимой причины и в итоге перескочило сразу на два месяца вперед?

— Это явно чья-то ошибка... — повторил про себя рациональный инспектор.

У него было два предположения на этот счет. Первое заключалось в том, что, возможно, диктор О'Джирард оговорился, когда объявлял дату. Гэлбрайт сразу же отверг эту идею — он справедливо полагал, что маловероятно, чтобы радио так откровенно дезинформировало своих слушателей, выдавая черное за белое.

Вторая гипотеза, которую выдвинул инспектор, заключалась в том, что это была уловка таксиста. Если бы это было действительно так, то это была бы откровенная паранойя — зачем какому-то случайному водителю вдруг собирать кучу людей в одной комнате, раздавать им листки бумаги со сценарием и, записав его на какую-то аудиокассету, вставлять в магнитофон своей машины и проигрывать в нужный момент нужному пассажиру? Против этого предположения выступал тот факт, что Гэлбрайт ясно видел, что водитель включил радио, а не нажал кнопку магнитофона — если только это не было оптическим обманом. Всякое, конечно, могло случиться, но инспектор не считал себя пупом земли, вокруг которого вращается весь мир. Гэлбрайт решил не мучить себя бессмысленными догадками и повернулся к водителю, который, переключив радиоканал, продолжал молча вести машину.

— Извините, не могли бы вы сказать мне, какое сегодня число? — спросил он вежливо и даже кротко.

Этот простой и невинный вопрос вызвал у мужчины неожиданную реакцию — он мгновенно обернулся и уставился на свою пассажирку. Гэлбрайт невольно отшатнулся — ему показалось, что таксист внезапно сошел с ума и вот-вот разорвет его на куски. Но в следующую секунду водитель понял, что происходит, и широко улыбнулся.

— Ах, господин хороший, на вид вы такой интеллигентный, но..... — начал он.

— Что вы имеете в виду? — страх Гэлбрайта уступил место недовольству.

— Я говорю о том, что такому человеку, как вы, не подобает напиваться до беспамятства, — укоризненно сказал мужчина.

— Что вы позволяете себе? — полицейский нахмурился.

— Ну а как еще вы умудрились забыть, что сегодня двадцать седьмое декабря? — таксист подмигнул ему и наконец отвернулся к лобовому стеклу.

— Вы, должно быть, шутите... — этот ответ поставил Гэлбрайта в тупик.

— Ничего подобного, — пробормотал таксист. — Проверьте сами, если мне не верите! — и он сделал жест левой рукой.

Уже вышедший из себя инспектор послушно выполнил указания мужчины и выглянул в боковое окно — они ехали по прямой дороге, по обе стороны которой простирались заснеженные поля, за которыми едва угадывались редкие здания. Единственным источником света были фары автомобиля, которые освещали дорогу впереди, и в их свете было хорошо видно, как редкие снежинки кружатся в воздухе и медленно падают на заснеженный асфальт. Гэлбрайт был сбит с толку и схватился за голову обеими руками. Вид природы за окном машины безмолвно дал ему понять, что есть только один способ объяснить происходящее — произошло чудо, и полицейский необъяснимым образом переместился во времени.

В связи с этим он вдруг вспомнил, что в детстве ему попалась книга — сборник фантастических рассказов. Там было много интересного, но одну историю он запомнил надолго. Насколько Гэлбрайт мог теперь вспомнить, речь шла о студентах, которые нашли сломанные напольные часы в доме пожилого родственника. Взяв их с собой, они показали профессору, и он решил их сохранить. Его действия привели к тому, что вся троица отправилась в прошлое, к Восьмидесятилетней войне. С годами инспектор забыл автора рассказа, его название и почти все детали, но тот факт, что в этом произведении из девятнадцатого века, которое было более или менее знакомо его восприятию, действие внезапно перенеслось в шестнадцатый, запечатлелся в его памяти.

Гэлбрайт поднял глаза к потолку, от всех впечатлений, которые он пережил за этот день, у него закружилась голова. Здравый смысл подсказывал ему, что фантастическое — это вымысел, но теперь он оказался в реальности! Если бы кто-то посторонний попытался вкратце описать, что с ним только что произошло, результатом была бы полная бессмыслица — инспектор сел в такси осенью, и на улице сразу же наступила зима. Как самая обычная и банальная легковушка смогла переместиться на два месяца вперед по времени? Из этого бешеного водоворота мыслей инспектора вывел знакомый тенор. Гэлбрайт отвернулся от окна и прислушался — голос пел под аккомпанемент джаза, который доносился из радиоприемника. Пассажир не удержался и тронул водителя за плечо.

— Послушайте, это не... — и инспектор произнес два слова, которые звучали как название французского журнала мод.

— Да, это они, — утвердительно кивнул водитель, которому, похоже, тоже было приятно слушать эту песню.

— Они действительно выпустили новый альбом в этом году? — Гэлбрайт был удивлен.

Он вспомнил, что эти ребята были настолько заняты гастролями, что у них просто не было времени собраться в студии и порадовать своих преданных слушателей очередным полнометражным шедевром.

— Какой еще альбом? — спросил водитель. — Только один трек.

— Хм... — полицейский почесал подбородок.

— Но это не просто обычная композиция, — начал уточнять водитель, — это песня к новому фильму Эрнста Вильгельма Вендерса!

Гэлбрайт никогда раньше не слышал об этом человеке. По-видимому, он просто не особенно интересовался тем, что происходило в мире кино в последнее время.

— Ладно, я был рад узнать об этом, — поблагодарил его Гэлбрайт и откинулся на спинку стула.

Он начал слушать песню, льющуюся из динамика радиоприемника. Красивый голос вокалиста обладал манящей и гипнотической силой, которая идеально сочеталась с аккомпанементом, очень похожим на джаз, что было совершенно нехарактерно для этих ребят, которые в основном играли на синтезаторах. Текст невольно запал в душу Гэлбрайту — насколько он мог понять, лирический герой этой песни чувствовал себя чужаком в реальном мире, и поэтому он отправился в загробный мир, который считает своим истинным домом. В припеве он взывал к своим родителям, надеясь на подобающий прием с их стороны. Инспектору показалось, что это сочинение явно предназначалось для тех, кто разочаровался в жизни.

Анализируя содержание песни, попавшей на случайный радиоканал, Гэлбрайт заметил ее сходство с заупокойной мессой. И он не мог не задаться вопросом, по ком звучит этот реквием? По Джордану Тёрлоу — молодому человеку, которому не было места в этой жизни? Может быть, по Делии Йонс — маленькой девочке, которая не успела познать этот мир? Или, в конце концов, по нему самому, инспектору Гэлбрайта, который недавно был вынужден попытаться понять смысл жизни?

— Делия... — прошептал он.

Когда имя этой девочки пришло ему на ум, инспектора внезапно охватила решимость. Он вспомнил о картонке с алфавитом и, взяв ее в руки, снова принялся изучать. Сами буквы были напечатаны крупным шрифтом, а их порядковые номера — помельче.

— Как это там было, четыре и пять... — инспектор вспомнил последние строки письма.

На картоне эти цифры соответствовали буквам «Д» и «Е», и они — какое совпадение — шли одна за другой.

— Это вполне естественно, — Гэлбрайт ухмыльнулся в усы.

Он вспомнил, что, если верить радио, сейчас декабрь — двенадцатый месяц. Он снова опустил глаза — на картоне это число соответствует букве «Л».

— Ну... — он заинтересовался решением этой логической головоломки.

Девятой буквой от начала было «А». Гэлбрайт подумал, что это могло бы нести ответ само по себе — ведь в римской системе счисления эта буква соответствовала цифре Один (1). И это, кстати, тоже помогло при принятии решения, потому что «А», самая первая буква английского алфавита, подходит под это число.

— Ладно, это Д-Е-Л-И-А. Идеально.. — вырвалось у Гэлбрайта.

Инспектор попробовал эту фразу на язык и случайно обнаружил, что оба его последних слова — «Делия» и «идеал» — состоят из одних и тех же букв, только расположенных в разной последовательности. «Одно лучше другого», — выдохнул он. Теперь Гэлбрайт не сомневался, что таинственный автор письма имел в виду именно эту девочку. Но какой во всем этом был смысл? Лишнее напоминание инспектору? Неизвестный автор призвал Гэлбрайта восстановить справедливость от имени дочери фармацевта? По какой-то причине полицейский сразу вспомнил своего покойного друга Фаркрафта, которому просто нравилось находить необычные зацепки в вещах, в которых другие люди ничего бы не заметили. Умершие не пишут писем, но логика его близкого друга и автора послания, пожелавшего остаться неизвестным, была очень похожей...

— Возможно, суть следует искать не в морфемике, а в арифметике, — тихо сказал инспектор.

Предчувствие подсказало ему, что если он сложит цифры, загадка разрешится сама собой. Он боялся ошибиться в своих расчетах, поэтому обратился к таксисту.

— Извините, у вас есть калькулятор? — кротко спросил он.

— Хотите посчитать, сколько денег вам переведут через месяц? — весело сказал водитель и открыл бардачок.

— Что-то в этом роде, — Гэлбрайт решил поддерживать беззаботный тон разговора.

— Если не секрет, на что вы их потратите? — спросил водитель, роясь в вещах.

— На праздники, конечно, — уклончиво ответил инспектор

Водитель тем временем продолжал искать то, о чем его просил пассажир. Наконец, он вытащил из самых глубин небольшое электронное устройство.

— Просили? Держите, — и он протянул полицейскому Casio fx-7000G.

Инспектор повертел в руках серебристый калькулятор. У видавшего виды устройства был маленький зеленый экран и пять рядов крошечных кнопок.

— Если бы вы только знали, сколько денег я потратил на это за один раз... — сказал водитель с неожиданной теплотой, и впервые в его голосе послышались нотки грусти.

«Не было необходимости спешить с покупкой продукта, когда он только появился на рынке», — подумал Гэлбрайт, сосредоточившись на устройстве. Значит, Д-Е-Л-И-А. Инспектор проверил картонку — оказалось, что в цифрах это слово трансформировалось в 04-05-12-09-01. Гэлбрайт начал тыкать в маленькие кнопки калькулятора.

— Какую операцию мне следует выполнить в первую очередь... — спросил он себя, имея в виду операции математического, а не криминального характера.

Он решил вычесть цифры. На матово-зеленом дисплее Casio fx-7000G высветилось «-23». Отрицательное число для него ничего не значило. Затем он решил добавить их. Он получил цифру «31». «Уже имеет смысл», — подумал инспектор. Например, ему самому был всего тридцать один год...

— Что, если я сложу оба этих ответа? — Решил Гэлбрайт.

Он набрал «-23+31» на калькуляторе. Результатом является число «8».

— Восемь... Делии было восемь лет, когда Джо встретил её... — полицейский пробормотал, словно в трансе.

Да, подумал Гэлбрайт, неспроста один немецкий ученый сказал, что математика — королева наук...

— Возьмите, — он протянул калькулятор его владельцу.

— Ну как, вы узнали, сколько потратите на праздники? — шутливым тоном спросил водитель, убирая электронное устройство в бардачок.

— Скажем так, я сильно стеснен в средствах, — улыбнулся Гэлбрайт в ответ.

— С чего это вдруг? — в голосе водителя слышалось удивление.

— Честно, я не горю желанием работать, — инспектор смущенно опустил глаза.

— Ладно, я понял вас, — водитель понимающе кивнул и вернулся к управлению.

И Гэлбрайт, который несколько устал от решения математических загадок, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Уже без калькулятора в руках он просто ради забавы перевернул число тридцать один (31). Результат невольно вызвал у него усмешку — потому что число тринадцать (13), которое он придумал, славилось тем, что порождало вокруг себя нездоровый ажиотаж. Забавно, подумал Гэлбрайт, когда чрезмерно впечатлительные люди боятся пекаревой дюжины, не в последнюю очередь потому, что в свое время какие-то шарлатаны породили культ, который на самом деле был нужен только для того, чтобы вселять страх в души необразованных людей. И, как отметил инспектор, эта миссия по отуплению народа увенчалась успехом — этот крайне нелепый по своей сути культ со временем не только не был забыт, но, наоборот, проник во все сферы жизни людей и стал такой же неотъемлемой частью культуры, как, например, субкультура хиппи.

Гэлбрайт подивился, как люди могут позволять забивать себе головы подобной чепухой, и подумал, что если бы эти шарлатаны услышали о происшествии с бедняжкой Делией Йонс, то немедленно назвали бы ее ведьмой, повесили на нее все смертные грехи — в общем, превратили бы историю о редком медицинском случае в какую-то идиотскую мистическую сказку, которая вызвала бы только недоумение у любого даже мало-мальски образованного человека.

— Я не могу придумать худшего поступка, чем демонизация маленького ребёнка, — печально вздохнул Гэлбрайт.