Скелеты в шкафу (гет)

Свадьба Лолы стала единственным ярким пятном, которое разбавило бесконечную серую полосу учёбы в жизни Мирабель. Начался октябрь, приближались школьные экзамены, результаты которых теперь действительно имели значение, и Мирабель сидела за учебниками, борясь с чувством, что ничего не знает, и даже если её спросят о дате основания Боготы, она промолчит, бессмысленно уставившись в стену.

«Я сдам экзамены, и мы с tío Бруно полетим в Чили, — тупо думала она, смотря в учебник и не понимая ни слова. — Будем лежать на песке, купаться в море… Я сдам экзамены, и мы отправимся в Чили».

Мирабель где-то понимала краешком уставшего, измученного мозга, что в её плане пропущено как минимум два десятка пунктов, но сейчас эта мысль и письма от Бруно были единственным, что удерживало её на плаву. Ей даже приснилось, что на экзамене она не может ответить ни на один вопрос, и её, заковав в наручники, с позором отправили в тюрьму на глазах у всего класса и семьи, но, вместо ужаса и горечи, Мирабель испытала лишь облегчение: в тюрьме ведь тоже можно чему-нибудь научиться, а ещё — она будет поближе к tío Бруно!

Проснувшись утром, Мирабель несколько секунд пыталась сообразить, который час, опоздала ли она в школу, и кто она вообще такая. Нашарив очки, она уставилась на календарь, вспоминая, какое число было вчера и какой сейчас вообще год. Вяло обрадовавшись тому, что сегодня суббота, Мирабель устало растёрла лицо ладонями. Это уже было чем-то явно нездоровым, хотя, с другой стороны… от результатов экзаменов зависела не только её дальнейшая учёба, но и свобода tío Бруно, и она не имела права на ошибку.

За завтраком было непривычно смотреть на поредевшее на ещё одного человека семейство — Долорес после свадьбы переехала в дом Гузманов, и пусть она и забегала в гости каждый день, по утрам особо остро чувствовалось, насколько уменьшилась их семья. Tía Пепа с лёгкой печалью покосилась на задвинутый стул, смахивая слезинку, и tío Феликс ободряюще обнял её за плечи, поцеловав в щеку. Абуэла, вздохнув, прочитала короткую молитву, и, когда все приступили к завтраку, спросила:

— Итак, девочки, что думаете о своём дне рождения?

— Никаких пышных вечеринок! — в один голос отозвались сёстры и переглянулись с вымученными улыбками.

— Скромный праздник для семьи, не больше, — сказала tía Пепа, и мама кивнула. — Гузманы, само собой, приглашены, но… как-то больше никого не хочется видеть. Хулита?

— То же самое, — мама бросила быстрый взгляд на наручные часы и заторопилась. — У меня ещё дежурство выпадает за сутки, так что я приду ближе к обеду и падая с ног от усталости…

— Хорошо, тогда только наша семья, Гузманы, и, пожалуй, всё, — подытожила абуэла, и Антонио, подняв голову, прямо спросил:

— А tío Бруно приедет?

— Тонито… — tía Пепа запнулась и натянуто улыбнулась. — Ты же знаешь, он сейчас в Австралии.

— Жалко. Он даже свадьбу Лолы пропустил, — Антонио, опустив голову, поковырял рис с изюмом в своей тарелке. — Может, мы ему позвоним?

— Mi pollito, Австралия в другом часовом поясе, и звонки туда очень дорогие, — ответил tío Феликс, и tía Пепа слегка сжала его ладонь. Мирабель, вздохнув, отодвинула тарелку с завтраком — всё равно после слов Антонио ей кусок не лез в горло.

Она соскучилась по Бруно, чудовищно, невыносимо, и ей отчаянно хотелось сейчас быть не здесь, в кругу семьи, а в душной комнатке для свиданий в Ла Пикоте, но… Денег на взятку хватало в обрез, да и нужно было сначала сдать выпускные экзамены, чтобы прийти к нему с хорошими новостями… Если она, конечно, их сдаст.

— Мирабель, ты разве не голодна? — спросила абуэла, чуть нахмурившись, и Мирабель вяло покачала головой. На удивление, абуэла не стала ругаться, а лишь улыбнулась мягко. — Дорогая, мы все видим, как ты усердно учишься, но одних только учебников недостаточно. Никому не надо, чтобы ты упала в обморок.

— Вот именно! Покажу-ка я тебя невропатологу, а то мне твой вид совсем не нравится. Вот, как раз в следующую пятницу доктор Пенинья выходит из отпуска, — добавила мама уже от дверей.

— Учусь — плохо, не учусь — ещё хуже, — проворчала Мирабель, и Луиза, фыркнув, кивнула на отодвинутую тарелку с завтраком:

— Давай, доедай, а то уже вон, синяки какие под глазами. Что ты мне всё время говорила? Повторить? — беззлобно упрекнула она, и Мирабель рассмеялась.

Расправившись с завтраком под бдительным надзором папы и Луизы, Мирабель снова вернулась к учебникам, чувствуя, как голова начинает пульсировать болью. «Осталось чуть-чуть» — напомнила она себе, глянув на календарь. Потом, на каникулах, можно будет немного отдохнуть. Подготовительные курсы три раза в неделю, по сравнению с нынешним, можно считать вообще ерундой, и потом снова выходить на подработку. Или уже всё-таки на полный рабочий день?

От мучительных размышлений её оторвал робкий стук в дверь, и неуверенный голос Антонио:

— Мира? К тебе можно?

— Конечно, Тонито, заходи! — Мирабель с радостью отложила учебник, глядя на своего кузена. Антонио немного потоптался на пороге и, оглянувшись на закрытую дверь, подошёл к ней и сел рядышком на кровать.

— Мира, а… можно спросить?

— Конечно. Что такое? — Мирабель качнулась к нему и ласково взъерошила пышные кудряшки — Антонио выглядел каким-то потерянным, и совершенно не походил сам на себя. Вздохнув, словно готовясь к прыжку в бассейн с пираньями, Антонио потянул её к себе и прошептал на ухо:

— А tío Бруно живой?

— Что?.. — Мирабель замерла с открытым ртом, растерянно глядя на своего кузена. Антонио, шмыгнув носом, опустил голову, разглядывая свои стоптанные домашние кроссовки:

— Просто… У моего одноклассника умерла собака, а родители ему сказали, что она уехала в Бразилию, сниматься в фильме про зверей. И он целый год в это верил! И, я просто… ну, tío Бруно ведь пропал после того Рождества, когда дяденьки Освальдо не стало, про него мы не говорим… то есть, про tío Бруно, но и про дяденьку Освальдо тоже не говорим, потому что Лола всякий раз расстраивается. У нас дома никаких фотографий с tío Бруно не осталось, его комната всё время закрыта. Когда я спрашиваю маму, она рассказывает про Аляску, или вот, про Австралию, и у неё такое странное лицо, как у Камило, когда он говорит, что сделал уроки… И, я не знаю, может, он на самом деле умер, а мне про это не говорят? Но, я ведь не ребёнок, я всё понимаю!

Мирабель потрясённо молчала, чувствуя комок в горле, и очень старалась не расплакаться. Прерывисто вздохнув, она крепко обняла Антонио, и он тут же доверчиво прижался к ней, обхватывая руками.

— Он жив. Правда, Антонио, наш tío Бруно жив, — быстро прошептала Мирабель, поцеловав его в кудрявую макушку. — Он просто… очень далеко. Не в Австралии, но он далеко, и не может с нами связаться. Но он живой, и он очень, очень сильно любит нас и скучает.

— Правда?! — Антонио с надеждой уставился ей в лицо, и Мирабель кивнула. Антонио притих на пару секунд, задумчиво разглядывая пол, и вдруг подпрыгнул, чуть не подбив ей челюсть головой. — Я понял!

— Что? — Мирабель на всякий случай отодвинулась, и Антонио, обернувшись к ней с просиявшим лицом, быстро зашептал:

— Я понял! Tío Бруно на самом деле в Поисковом отряде⁽¹⁾, да? Он помогает ловить наркоторговцев! Поэтому их почти всех поймали прямо к Лолиной свадьбе, он так ей подарок сделал! — он всплеснул руками, с азартом глядя на неё.

— Ну… — Мирабель прикусила язык, потому что Антонио оживлённо продолжил, звуча всё восторженней и громче:

— И поэтому с ним нельзя связаться, чтобы эти бандиты не засекли телефонные разговоры и не перехватили письма! Круто! Мира, наш tío Бруно ловит преступников! Совсем как абуэло Педро! Может, у него и собака есть! В классе… ой.

— Вот именно, — быстро сказала Мирабель, мысленно перекрестившись. — Нельзя никому об этом говорить.

— Я понял, — Антонио снова перешёл на шёпот, умоляюще глядя на неё. — Но, я тут… Мира, ведь можно будет отправить письмо в полицейский участок, там наверняка знают, где штаб Поискового отряда, да? Я просто… сейчас!

Спрыгнув с кровати, Антонио вихрем умчался из её комнаты — Мирабель только растерянно заморгала, когда он влетел обратно, чуть не споткнувшись на пороге о Парса, решившего, что с ним играют в догонялки. Подхватив кота поперёк живота одной рукой, а другой прижимая к груди альбомные листы, Антонио снова плюхнулся к ней на кровать и, почесав Парса за ухом, протянул ей листы:

— Смотри!

Мирабель только ахнула, разглядывая рисунки — она сразу узнала в черноволосом человечке с зелёными глазами tío Бруно. На первом рисунке их tío в ярко-красной куртке-аляске сидел на фоне эскимосского иглу в компании двух белоснежных пушистых шаров, с чёрными точками на месте глаз и носов, на втором tío Бруно в разноцветных футболке и шортах катался на жирафе, а на третьем — обнимал коалу.

— Антонио… они потрясающие, — выдохнула Мирабель, покачав головой. Антонио довольно улыбнулся, сидя с Парсом на руках. — Это… белые медведи, да?

— Вон там, справа, медведь, а слева — а-ляс-кин-ский маламут, — по слогам произнёс Антонио. — Только они, кажется, не очень хорошо получились.

— Они замечательные. Слушай… да ты талант! Почему tía Пепа ещё не отдала тебя в художественную школу? — удивилась Мирабель, разглядывая тщательно прорисованный носик коалы. Антонио пожал плечами:

— Вдруг абуэла уже решила, что я должен быть кем-то другим?

— А кем ты хочешь быть? — спросила Мирабель, отложив рисунки в сторону. Антонио, насупившись, уткнулся носом в пятнистую шерсть Парса:

— Наверное, в зоопарке работать. Или в заповеднике! Чтобы звери рядом, я их очень люблю… Но, я не знаю пока.

— Ничего, у тебя ещё куча времени, — утешила его Мирабель, снова взглянув на рисунки. Вот бы показать их Бруно…

— Мира, а ты сможешь их отнести в полицейский участок, чтобы передали в Поисковый отряд? Просто меня одного мама не пустит… — словно прочитав её мысли, попросил Антонио. — Я ему ещё письмо напишу, ты проверишь, чтоб без ошибок?

— Конечно, Тонито, — Мирабель улыбнулась и стукнулась с ним кулаками.

— Тогда, я пошёл, — с важным видом объявил Антонио и спрыгнул с кровати, отпуская Парса. Кот, встряхнувшись, бодро затрусил у ног Антонио, горделиво задрав хвост, и Мирабель, проводив их взглядом, осторожно провела кончиком пальца по нарисованному лицу tío Бруно, тут же отдёрнув руку. Через пару часов Антонио принёс ей письмо, и Мирабель прочитала его сквозь наворачивающиеся слёзы.

«Привет, tío Бруно, это я, Антонио!

Я знаю, что ты помогаешь ловить преступников, и поэтому тебе пришлось от нас уехать. Мама скозала, что ты улетел на Аляску, потом что ты в Африке, а теперь, что ты в Австралии. Я боялся, что тебя уже нет, но я теперь понял, что это для того, чтобы преступники не узнали, где ты на самом деле. Так что ты мне тоже не отвечай, ни в коем случае! Я буду за тебя молиться, tío Бруно, чтобы ты поскорее поймал всех бандитов, и вернулся к нам домой вместе со своей собакой. Я тебя плохо помню, абуэлита убрала все фотографии там, где ты, кроме одной, с моей мамой и tía Хульетой, поэтому я тебя немножечко плохо нарисовал, ты прости. Tío Бруно, я хочу сказать, что, даже если на самом деле ты не катался на жирафе и у тебя нет полицейской собаки, ты всё равно самый крутой tío!

Твой племянник Антонио.

И с днём рождения! Пусть письмо придёт к тебе во время»

— Много ошибок? — спросил Антонио, и Мирабель помотала головой.

— Совсем чуть-чуть, — она быстро исправила «скозала» и «во время», расставила запятые с тире и поцеловала Антонио в лоб. — Это отличное письмо, Тонито. Бруно… tío Бруно очень обрадуется, когда получит его.

— Спасибо! — Антонио, просияв, просительно глянул на неё. — А как думаешь, письмо и рисунки успеют попасть к tío Бруно ко дню рождения?

— Обязательно успеют, Тонито. Обязательно, — пообещала ему Мирабель, и Антонио окончательно развеселился. Схватив её за руку, он быстро уговорил её пойти погулять в парке, и до самого вечера Мирабель не садилась за учебники. Рухнув в кровать после ужина, она вяло пообещала себе завтра заниматься только учёбой и провалилась в сон без сновидений, словно в бездну.

Мама всё-таки исполнила свою угрозу и отвела её к доктору Бенедикту Пенинье. Невропатолог, перевидавший сотни и тысячи нервных выпускников с такими же нервными родителями, посветил ей фонариком в глаза, попросил дотронуться до кончика носа с закрытыми глазами и, подмигнув, развёл руками, посоветовав чаще гулять и пить витамины. Вторую часть рекомендаций Мирабель была готова исполнить хоть сейчас, а вот с прогулками было сложнее. Пообещав маме обязательно отдохнуть после выпускных экзаменов, Мирабель с чистым сердцем продолжила вгрызаться в учебники, обложившись конспектами Луизы. Учитель Варгас ненароком обмолвился, что в этом семестре её результаты действительно впечатляют, и эта похвала её окрылила.

В этом году из-за учебных нагрузок Мирабель почти не участвовала в покупке подарков для мамы и tía Пепы, переложив всю сложную часть на плечи Луизы и Долорес с Камило, но она всё-таки улучила время, чтобы отправить tío Бруно не одно, а целых два поздравительных письма: от себя и от Антонио, пообещав навестить сразу, как расправится с выпускными экзаменами. Ответ пришёл через четыре дня, и, открыв письмо, Мирабель увидела скачущие по строчкам буквы, словно у tío Бруно дрожала рука.

«Спасибо тебе, малыш.

Знаю, ты не сможешь это сказать Антонио, но его письмо меня растрогало до слёз. Я, кажется, становлюсь сентиментальным, но в нашем дивном отеле «Калифорния» это не редкость. Я, конечно, знал, что у Пепиты богатое воображение, но чтобы сочинять про меня такие истории… И всё-таки, знаешь, я ей благодарен за то, что Тонито не видит во мне чудовище и вообще гордится мной. Я в Поисковом отряде, надо же… Я от души посмеялся, и всё-таки… Жаль будет его разочаровывать горькой правдой. Хотя с собаками он угадал, овчарок тут и правда много…

Расскажи, как твои дела, Мирабелита? В прошлом письме ты совсем про себя не говорила, только про экзамены. Я надеюсь, ты не сходишь с ума из-за учёбы, как твоя мама. Честное слово, я иногда боялся, что Хулита себя в могилу сведёт, особенно когда она поступила на медицинский. Она даже спала в обнимку с учебником! А вот мы с Пепитой были теми ещё… разгильдяями, увы. Малыш, пожалуйста, скажи, что в этом ты не пошла в неё? Хотя, впрочем, надеюсь, ты и не в нас с Пепитой… Я уверен, что ты всё сдашь на отлично, вот, я сейчас даже постучал по дереву.

Я буду рад тебя увидеть. Но, если у тебя не получится — не надрывайся, чтобы заработать деньги на входной билет сюда, хорошо? В конце концов, тебе уже в следующем году восемнадцать, и ты сможешь заглянуть в гости законным образом. Я смогу подождать, малыш.

Обнимаю тебя, Бруно.»

Мирабель стиснула зубы, чтобы не завыть в голос. Ей захотелось сорваться с места и броситься на автобусную остановку, но… С понедельника начиналась экзамены, среди которых были и математика, и физика, чёрт бы их побрал. ⁽²⁾

Мирабель сама не понимала, как у неё получилось сдать экзамены и не сойти с ума. Головная боль стала её постоянной спутницей, и она впервые поняла, что в своё время чувствовала Луиза — и поразилась тому, какой же сильной была её средняя сестра. Результаты объявляли в пятницу, 3 ноября, и Мирабель зашла в класс со странным чувством в груди, будто что-то оборвалось — она окончила школу. Да, будет ещё церемония выпуска, но вот сейчас она в последний раз сядет за парту, в последний раз будет сидеть вместе со своими одноклассниками в этих стенах… Слушая, как учитель зачитывает результаты экзаменов, Мирабель задумалась: какой будет её жизнь дальше? На мгновение стало страшно — детство только что осталось позади, впереди был незнакомый пока ещё мир взрослых поступков и решений, а готова ли она к ним?!

— Сеньорита Рохас, — учитель Варгас слегка повысил голос, и Мирабель, очнувшись от мыслей, испуганно вскинула голову, с трепетом замечая улыбку на лице учителя. — Поздравляю. Ваш средний балл за экзамены — четыре и восемь.

Хоакин радостно присвистнул за её спиной, Моника, обернувшись к ней, быстро показала большой палец, а Мирабель сидела, растерянно хлопая ресницами.

— Правда? — глупо переспросила она, и учитель Варгас кивнул.

Из школы она летела на невидимых крыльях и домой ворвалась с торжествующим воплем, с шумом распахнув входную дверь. Абуэла, узнав о высоких оценках, засияла, расхваливая её старательность и прилежность, и Мирабель довольно кивала, радуясь, что абуэла не стала сравнивать её с Луизой, которая сдала вообще на максимальный балл. Камило, чьи результаты были не так хороши, быстренько улизнул подальше от зорких глаз абуэлы и своей мамы, чтобы не выслушивать, какой он лентяй и мог бы постараться и лучше. Уже вечером, занеся Луизе конспекты, Мирабель без труда выпросила у неё карточку, пообещав не напиваться и домой вернуться в приличном виде.

На следующий день Мирабель вскочила ещё до звонка будильника. Даже не почистив зубы, она помчалась на кухню, стараясь не топать, чтобы не разбудить сладко спящее семейство. Решив не мудрить, Мирабель снова остановилась на яблочном пироге, и, пока он выпекался, наполняя кухню умопомрачительным ароматом, поднялась к себе, чтобы умыться и переодеться. Распахнув шкаф, она быстро вытащила светлую блузку с цветочным узором и, поколебавшись, отодвинула привычную длинную юбку в сторону. Слова Долорес, сказанные ещё летом, немного отрезвили её: да, пусть её ноги не такие, как у Исабелы, и что с того?

Покопавшись в шкафу, она вытащила тёмно-синие бриджи до колен с вышитым узором из листьев плюща на одной стороне, поднимавшихся по спирали от края штанины до самых бёдер. Придирчиво оглядев их, Мирабель довольно кивнула и переоделась, отгоняя волнение. Она просто едет поздравить tío Бруно с прошедшим днём рождения, и только поэтому так наряжается! Зачёсывая перед зеркалом волосы в пучок, как у Луизы, Мирабель на мгновение остановилась, глядя на браслет, так и блестевший на запястье. Завязав ленту, она с неловким чувством сняла браслет, убрав его поглубже в ящик стола.

Мирабель казалось, что автобус едет медленней, чем обычно, и она изнывала от желания выскочить и побежать по дороге, обгоняя все эти неповоротливые машины. Она прислонилась головой к стеклу, глядя на тянущиеся улицы, и мысленно подгоняла водителя: да сколько можно ехать, уже прошёл целый час, нет, три часа, нет, она едет в этом чёртовом автобусе уже сотню лет!..

Внутри всё звенело от нетерпения, когда, наконец, подошла её очередь на КПП. На этот раз, помимо сигарет, у Мирабель были настоящие подарки для tío Бруно: рисунки Антонио, фотография со свадьбы и купленный на карманные деньги сборник стихотворений Пабло Неруды «Камни Чили» в мягкой обложке. И, конечно, три куска яблочного пирога, завёрнутые в фольгу. Охранник — какой-то новенький, Мирабель его раньше не видела, придирчиво изучил книгу, потряс её в воздухе, пару раз перелистал на весу, и, не найдя ничего запрещённого, приуныл, безропотно выдав ей пропуск в обмен на скромную взятку в пятьдесят долларов.

Идя следом за охранником по грязному сумрачному коридору в комнату для свиданий, Мирабель не обращала внимания на сальные и похабные выкрики заключённых, столпившихся по ту сторону решётки. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее — наконец-то она увидит tío Бруно! По сравнению с этой мыслью, грязь и мерзость окружающей обстановки отступали на задний план, становясь несущественной мелочью. В голове бушевал ураган из новостей и вопросов, но когда в комнату завели Бруно, почему-то все заготовленные фразы исчезли. Они оба шагнули навстречу друг другу, и Мирабель задохнулась, стискивая его и понимая, как сильно она соскучилась по его теплу и его объятиям. Ослепительно-яркое чувство счастья прошило её от макушки до пяток, и все слова были сейчас лишними. Она чувствовала, как Бруно её обнимает, как он часто дышит, уткнувшись носом в её волосы, и сама прижималась к его плечу, не обращая внимания на запахи тюрьмы.

— Я всё сдала, — пробормотала Мирабель, чувствуя, как подрагивают его ладони, сжимающие её лопатки. — Почти на отлично.

— Ты лучшая. Всегда, — пробормотал tío Бруно ей на ухо, и по спине прокатился колючий озноб, от которого волоски на руках стали дыбом. Мирабель прикрыла глаза, борясь с желанием прильнуть к нему ещё ближе. В памяти ярко вспыхнул старый сон, и Мирабель неловко отстранилась, боясь поднять взгляд. Tío Бруно, словно очнувшись, разжал руки, отступая на шаг, и улыбнулся, окинув её взглядом:

— Малыш, ты… потрясающе выглядишь. Большие планы на сегодня?

— Да, — Мирабель, справившись с собой, улыбнулась, бросив на него взгляд из-под ресниц. — Планы поздравить моего самого лучшего tío Бруно с прошедшим днём рождения.

— Почему-то мне кажется, что он у меня сегодня, — Бруно нервно потёр затылок и встряхнулся. — Я точно чувствую, что от тебя пахнет яблочным пирогом… То есть, я имею в виду, от сумки.

Мирабель лукаво улыбнулась и кивком пригласила его за стол. Дождавшись, когда tío Бруно сядет, она с торжественным видом вытащила из сумки сигареты и заготовленные подарки, и Бруно замер, растерянно глядя на книгу и альбомные листы. Через пару секунд он поднял голову, неуверенно глядя на неё:

— Это… мне?

— Конечно. Вот, «Камни Чили», чтобы… знаешь, здесь, конечно, чёрно-белые фотографии, — Мирабель, запнувшись, переступила с ноги на ногу, опираясь бедром о край стола, и tío Бруно уставился на вышивку из листьев. — Но я так подумала… мы же с тобой их всё равно увидим вживую?

Tío Бруно, сглотнув, налил себе воды из пластиковой бутылки и залпом осушил стаканчик.

— Обязательно, — пробормотал он, переводя взгляд на книгу, и, улыбнувшись, провёл кончиками пальцев по обложке с изображением каменистого побережья. — Я сам не знаю, почему именно Чили, просто… Запало в душу. «Здесь крыши и груши мокры от дождя, и блестят виноградники Чили, и, словно серебряный кубок, в который угрюмая полночь сочит свои бледные вина, луна прибывает среди бальзамина, майтена, жасмина, пеумо, душицы, фасоли и лавра, умытых росою…» ⁽³⁾ — по памяти прочитал он, и Мирабель замерла, не сводя с него глаз и не дыша. Tío Бруно взглянул на неё с неловкой улыбкой, и она, встряхнувшись, протянула ему альбомные листы:

— Самый главный подарок здесь.

— Интересно, что… — tío Бруно осёкся, рассматривая рисунки Антонио. Улыбка исчезла — так ветер стирает узор на сухом песке, и Мирабель осторожно села рядом, положив ладонь ему на плечо и чувствуя напряжённые мышцы. Tío Бруно, не сводя глаз с рисунков, накрыл её пальцы ладонью и, заморгав, отвернулся.

— Я точно стал слишком сентиментальным, — пробормотал он. — Господи, он уже такой взрослый, я помню, когда Антонио рисовал человечков из палочек и кружков, а теперь такие пейзажи. И… я катаюсь верхом на жирафе.

— Оцени, в каких ты крутых футболке и шортах, — Мирабель слегка потёрлась плечом о его плечо, и Бруно кивнул, снова переводя взгляд на рисунки. Он осторожно потёр уголок листа между пальцев, словно убеждаясь, что они настоящие, и покачал головой.

— Я тут просто красавец, в жизни таким не был, — сипло сказал он, слабо улыбнувшись. Мирабель тихо фыркнула и боднула его лбом.

— Просто у нас осталось слишком мало твоих фотографий, — напомнила она, и Бруно хмыкнул, глядя ей в лицо. — Знаешь, что мы обязательно сделаем до того, как полетим в Чили?

— Теряюсь в догадках, — tío Бруно улыбался, мягко поглаживая её ладонь большим пальцем, и Мирабель надеялась, что он не заметит, как у неё горят щёки.

— Я куплю плёнку на сорок восемь кадров, и ты будешь на каждом снимке. На каждом, — со значением подчеркнула она, и Бруно прищурился:

— Малыш, зачем тебе сорок восемь моих фотографий?..

— Ну, часть я точно расклею по всему району, добавив подпись: «Смотрите, это мой tío Бруно, он самый храбрый и лучший человек в мире»… — она провела рукой по воздуху, словно разглаживала невидимый плакат.

— Я думаю, «Разыскивается живым или мёртвым» будет смотреться уместней, — отозвался tío Бруно, и Мирабель, притворно зарычав, снова пихнула его плечом:

— Тебя полностью оправдают!

— Ни капли в этом не сомневаюсь, сеньорита авокадо, — tío Бруно слегка подтолкнул её в ответ, и Мирабель расхохоталась, пряча лицо в ладонях. На сердце стало тепло, когда она услышала его искренний смех, и Мирабель, опустив руки и всё ещё посмеиваясь, протянула ему фотографию со свадьбы.

— И это тоже тебе. Мелочь, но… Я подумала, ты захочешь увидеть свадьбу нашей Лолы. Правда, она красавица? И Луиза, представляешь, Долорес убедила её надеть платье, а не эти её вечные брюки! — Мирабель сморщила нос, глядя на фото. — Ну, то есть, если бы она меня не выпихнула вперёд, ты бы и сам это увидел.

Tío Бруно долго молчал, держа фотографию на вытянутой руке, и Мирабель слегка поёрзала на стуле.

— Да вы все тут такие красивые, что глаз не оторвать, — тихо произнес tío Бруно, переведя взгляд на неё. — Тебе очень идёт это платье.

Мирабель, смутившись ещё больше, нервно сцепила пальцы в замок, не зная, куда смотреть.

— Спасибо, — пробормотала она, понимая, что теперь у неё горят не только щёки, но и уши. — Это Долорес его нашла, она вообще молодец.

— Боже, благослови Лолу и Мариано… — пробормотал себе под нос tío Бруно.

Моргнув, он сложил свои подарки в аккуратную стопку и, переведя дух, с улыбкой спросил:

— Так что, малыш, тебя можно поздравить с успешной сдачей школьных экзаменов?

— Да! — с облегчением подхватила Мирабель. — Я всё сдала, у меня средний балл четыре и восемь! Если я ещё и на курсах постараюсь, то смогу рассчитывать на льготы при поступлении. Теперь уже каникулы, буду совмещать работу с курсами до марта, а в апреле вступительные… Но мне уже хотя бы исполнится восемнадцать, смогу подать заявление без родителей и вообще… Ой, кстати! — вспомнила она. — Ты ведь внесёшь моё имя в список посетителей?

— Я… — Бруно, неожиданно смутившись, улыбнулся краешком рта, рассеянно потирая предплечье. — Я уже это сделал. Может, немного самонадеянно, просто…

— Спасибо! — Мирабель, подпрыгнув от счастья, порывисто наклонилась к нему, снова заключая в объятия. Стул опасно качнулся, и tío Бруно быстро обхватил её талию руками, помогая им обоим удержать равновесие.

— Нам ещё не хватало убиться… Хотя с моим везением я бы не удивился, — пробормотал он ей в висок, и Мирабель судорожно кивнула, цепляясь за мягкую ткань спортивного костюма на его плечах.

— Да, знаменитая папина грация всегда со мной, — хрипло сказала она, часто дыша. Его ладони на талии казались тяжелым и горячими, и от этого ощущения волнами накатывало смутное, странное желание — поднять голову, коснуться губами линии челюсти, зарыться пальцами в тёмные, такие непривычно-короткие волосы… Мирабель отдёрнулась, поправляя блузку трясущимися руками и боясь поднять на него глаза.

Господи, она действительно больная и озабоченная дура!

— Так, а по поводу оплаты университета… — tío Бруно, раскашлявшись, опять налил себе воды. Мирабель заметила, как дёрнулся его кадык, пока он пил, и, чувствуя, как пересохло в горле, жестом попросила воды и для себя. — Ты, главное, не горячись. За год много что может случиться.

— Ага, у меня появится фея-крёстная и подарит увесистую пачку песо и хрустальные туфельки. Бибиди-бабиди-бу, — продекламировала Мирабель, взмахнув рукой в воздухе, словно держала волшебную палочку, и выпила воду. Бруно, кивнув, невольно задержал взгляд на тонких ремешках босоножек, охвативших её щиколотки, и, кашлянув, отвернулся, массируя переносицу. Мирабель напряглась. — Tío, ты не заболел?

— Нормально. Просто в горле першит, и глаза слезятся. Наверное, папоротник пылит, — пробормотал tío Бруно, махнув рукой в сторону подоконника. — На курсах хоть интересно?

— Когда как, — отозвалась Мирабель, чуть нахмурившись. А что, если у tío Бруно началась аллергия?.. — Если честно, мне уже скоро Боливар со своими декретами в страшных снах начнёт являться, верхом на коне и со шпагой в зубах.

Не в силах сидеть на месте, она вскочила на ноги, и, пройдясь по комнате, всплеснула руками.

— Вот скажи, ты знал, что он выиграл четыреста семьдесят две битвы, и был масоном?

— Что-то такое слышал, — сипло отозвался tío Бруно, сцепляя пальцы в замок на столе, и Мирабель задержала дыхание, с трудом отведя взгляд от его рук.

— Но иногда рассказывают действительно интересные вещи. Вот как у коренных племён были все эти дикие обычаи вроде божественного провидения или суда поединком… Но! Ты знаешь, что самое возмутительное?! И в те времена, ещё до конкисты, точно так же — принёс жрецу или вождю драгоценности и подарки, всё, считай, боги на твоей стороне!

Tío Бруно негромко рассмеялся, тепло глядя на неё:

— Человеческая природа на редкость постоянна, тебе не кажется?

— Не кажется, а так оно и есть, — буркнула Мирабель, вытирая ладони о бриджи. — Правда, тюрем тогда не было, либо изгнание из племени, либо смерть. А первая тюрьма, доступная всем — не только знати, а всему населению, — появилась в тринадцатом веке, во Флоренции.

— Какой всё-таки значительный прогресс в гуманизации нашего общества, тюрьмы доступны всем и каждому, — с серьёзным видом покивал tío Бруно, и Мирабель рассмеялась, садясь обратно за стол.

Прикончив по куску пирога — даже остывшим, он всё равно одуряюще пах корицей и яблоками, и, с точки зрения самой Мирабель, удался куда лучше прошлого, — она с тоской прислушалась к себе: время визита уже почти вышло.

— Ты прости, я в следующий раз, наверное, уже в следующем году приеду. С деньгами пока не очень, я вся в учёбу ушла, — тихо сказала Мирабель, и tío Бруно, посерьёзнев, взял её руки в свои:

— И ничего страшного. У меня хоть сердце перестанет болеть, что ты сюда по удостоверению Луизы приходишь. Да и осталось-то… всего ничего.

Мирабель кивнула, слыша щелчок замка. Собравшись с духом, она неловко клюнула его в щеку, и, сбивчиво пробормотав: «С прошедшим днём рождения!», вскочила на ноги. Щёки опять горели огнём, а губы зудели от ощущения его кожи, и собственный поступок казался идиотским — хотя, какого чёрта, они же родственники, почему целовать tío Феликса в щеку казалось нормальным, а сейчас она была готова провалиться сквозь землю от удушливого стыда?!

— Спасибо, малыш, — tío Бруно, поднявшись следом, ненадолго привлёк её к себе, целомудренно целуя в висок, и сердце провалилось куда-то в пятки, а может, и под пол, пробив планету насквозь и устремляясь в далёкий космос.

— Время, — напомнил охранник, многозначительно похлопывая ладонью по двери, и Мирабель торопливо выскочила из комнаты, чувствуя, как звенит в ушах. Просто она слишком устала из-за напряжённой учёбы, а ещё весь этот бесконечный романтический флёр в их доме из-за свадьбы Долорес и Мариано, вот у неё ум за разум и заходит…

Она зажмурилась, выходя из сумрачной тюрьмы под яркое солнце и снова чувствуя сухие горячие губы на виске. Может, это какой-то галлюциногенный папоротник, и всё из-за него? Надо проверить по справочнику ухода за домашними растениями, вдруг это вообще какой-то новый вид дурмана, который выращивают в Ла Пикоте?!

Мирабель дошла до середины внутреннего дворика, когда вой сирены ударил её по ушам. Сердце моментально оборвалось, и она порывисто обернулась, вскрикнув от страха: что это? Что-то с Бруно?! Охранник, быстро намотав на руку поводок служебной овчарки, подошёл к ней, подталкивая к выходу.

— Сеньорита, быстро, покиньте территорию тюрьмы.

— Но…

— Сеньорита, живей!

Мирабель, подталкиваемая охранником, пятилась назад, не сводя с тюремного блока испуганного взгляда. Она видела, как от КПП оттесняют других посетителей, а проклятая сирена не смолкала ни на секунду, ревя, словно иерихонская труба. Охрана спускала овчарок с поводков, к тюремному корпусу бросилась парочка мужчин в форме…

— Что случилось? Что происходит? — услышала она галдёж тех, кто столпился у ворот, и непонимающе помотала в ответ головой. Охранник вскинул руку, привлекая внимание, и, посторонившись, пропустил последнюю группу тех, кого вывели из тюрьмы.

— Сеньоры, сеньориты, посещения отменяются до распоряжения начальника тюрьмы.

— Но мой Хулио… я ему супчик сварила… — раздался растерянный женский голос, и охранник терпеливо повторил:

— Чрезвычайная ситуация, сеньора. Привезёте в следующий раз.

Мирабель намертво вцепилась в сетку забора, чувствуя, как застучали зубы. Что там случилось?! Что?! Бруно в порядке?!

— Что происходит? Мой Антонио жив?

— А мой Эктор?

— Хулио! Как же мой мальчик без супа?!

Женщины и не думали расходиться; в воздухе звенели их испуганные, сердитые, растерянные голоса, и всё это время на одной, сводящей с ума, ноте, ревела сирена. Раздался шум подъезжающего автомобиля, и Мирабель услышала новые возгласы:

— Сеньора! Донья Виктория, там что-то случилось!.. Донья Виктория…

Мирабель с трудом отвернулась от мрачного, серого здания тюрьмы, глядя на уже знакомый синий автомобиль, из которого вышла та самая рыжеволосая женщина, которую она однажды видела мельком.

— Одну минуту, — спокойно произнесла женщина — донья Виктория, и, лавируя между посетительницами, подошла к будочке охранника, который быстро замотал головой:

— Сеньора, посещения сегодня отменены.

— Я понимаю, офицер Потиньо, но что случилось? — мягко спросила она, и Мирабель вся обратилась в слух. Впрочем, и не только она — казалось, все собравшиеся у ворот затаили дыхание.

— Не могу сказать, это секретная информация…

— Сеньор офицер, взгляните на нас, — в голосе доньи Виктории проскользнули новые нотки. — Мы всего лишь слабые и напуганные женщины, которые пришли сюда поддержать наших мужчин, помочь им раскаяться в свершённых делах и обратиться к свету. Проявите капельку милосердия к нам, во имя Девы Марии и Господа нашего.

— Я… — охранник, смешавшись, оглянулся на тюрьму и, решившись, наклонился к окошку. Донья Виктория приблизила голову и, выслушав шёпот, кивнула. Отойдя от ворот, она тут же попала в кольцо из жаждущих посетительниц, и Мирабель быстро подошла ближе.

— Кого-то убили во дворе, во время прогулки, — очень тихо произнесла донья Виктория, и по толпе пробежали шепотки — каждая молилась, чтобы это не её коснулась беда. Мирабель застыла, прижав руки к груди. Tío Бруно ведь не было там, верно? С ним ведь всё хорошо?

Мирабель не знала, сколько прошло времени, и лишь заметив краем глаза фургоны с символами радио Караколь и RCN, а также Первого национального телеканала, опомнившись, заторопилась на остановку. Ещё не хватало, чтобы её лицо показали по новостям — тогда уж точно не избежать беды!

Домой она приехала в состоянии, близком к истерике. Неизвестность терзала её, дёргая сердце с каждым вздохом. Только бы с Бруно всё было хорошо, только бы с ним всё было нормально… Услышав ещё от входной двери звук экстренного выпуска новостей, она сломя голову бросилась в гостиную. Папа обернулся на звук её шагов и слегка нахмурился:

— Мирабу, ты…

— Подожди, пап, секундочку, — Мирабель уставилась на экран — где ведущая, стоя у КПП, тараторила в микрофон.

— По словам начальника тюрьмы, во время прогулки во дворе тюрьмы произошла драка между заключёнными. Двоих пострадавших под охраной переправят в больницу святого Антония, один заключённый убит, личности пострадавших пока не раскрываются…

Мирабель, сгорбившись, прижала руки к лицу, и папа убрал звук до еле слышного бормотания.

— Мирабу, что такое? — негромко спросил папа, и её прорвало.

— Вот что! В тюрьмах убивают! Заключённых убивают такие же заключённые, их избивают, унижают, ломают, и все вокруг закрывают на это глаза! Всем плевать — ведь если в тюрьме, значит, виновен! И при этом все знают, что ошибки в нашем судопроизводстве исчисляются сотнями, если не тысячами, но об этом никто никогда не говорит! А если один из пострадавших был невиновным, которого случайно отправили за решётку?! Если он умрёт, то что, все снова махнут рукой и скажут — значит, такая уж у него судьба?! — Мирабель, распаляясь, говорила всё громче, не задумываясь о том, кто ещё её может услышать. — Это надо менять, папа, это всё надо менять, надо сделать так, чтобы невиновный человек имел возможность выйти из тюрьмы, а виновные, напротив, сидели там, за решёткой! Вот что я хочу изменить!

— Мирабель, в одиночку — это всё равно, что пытаться сдвинуть гору, — папа пристально посмотрел на неё, и Мирабель резко взмахнула рукой:

— И что? Сидеть, вздыхая, что это слишком сложно?! Да, может, я и не могу свернуть гору, но я могу взять в руки лопату и копать! И, чёрт побери, следующий человек, который придёт после меня, прокопается ещё дальше, и, рано или поздно, но эта гора исчезнет!

Агустин поднялся с дивана, и Мирабель испуганно прикусила язык. Папа казался уж слишком суровым, и в его глазах она заметила странный блеск.

— Что-то мне подсказывает, что ты уже взяла эту самую лопату в руки… Мирабу, скажи, ты вообще ходишь на курсы в УТадео? — спросил он, и Мирабель покачала головой. Папа, вздохнув, снял очки и сжал переносицу, массируя уголки глаз. — Национальный? Или Росарио?

— Росарио, — шёпотом ответила она, понимая, что перегнула палку, и сейчас разразится скандал… Папа, вздохнув, надел очки и кивнул ей.

— Сдавай экзамены. Если поступишь — я оплачу первый курс.

Мирабель показалось, что её по голове огрели пыльным мешком. Недоверчиво заморгав, она немо уставилась на папу, и тот печально улыбнулся.

— Мирабу. Я уже горжусь моими дочерьми, а моей страной я мечтаю гордиться с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. И то, что ты хочешь сделать… Ты моя дочь, — Мирабель могла бы поклясться, что в этот момент в папиных глазах блеснули слёзы. Шмыгнув носом, она разревелась и бросилась к нему на шею. Папа, вздохнув, крепко обнял её, а затем протянул платок.

— Ты, наверное, единственный во всей Колумбии, кто ещё носит в кармане носовой платок, — всхлипывая, пробормотала Мирабель и звучно высморкалась. Папа негромко рассмеялся, успокаивающе похлопывая её по спине:

— Что поделать. Воспитание, mija, воспитание.

Мирабель, выдохнув, в последний раз вытерла нос и отстранилась. Интересно, а где абуэла, и почему она сейчас не надвигается на них, словно грозовая туча?..

— Твоя абуэла и Пепита с семьёй у Гузманов, — ответил папа, заметив, как она обернулась. — А мама отсыпается после дежурства.

— Пап… я так тебя люблю, — пробормотала Мирабель, и папа, хмыкнув, притиснул её ближе.

— Я тебя тоже, Мирабу. И пирог у тебя получился ещё лучше, чем первый. Выбирая из двух зол — университетом и женихом, уж лучше учёба… Так хоть будем есть твои дивные пироги и эмпанады.

Мирабель, рассмеявшись, стукнулась лбом в папину грудь.

— Ну что, пошли на кухню? Разгрузим твою маму на сегодня? — предложил он, и Мирабель с радостью закивала.

За приготовлением ужина удалось хоть ненадолго избавиться от гложущих страхов, что с Бруно случилась беда. Отобрав у папы нож и поручив ему варить рис, Мирабель внимательно слушала радио. Музыкальные блоки то и дело перемежались новостями, но пока ничего стоящего не сообщалось — только то, что прибыла полиция, ведётся расследование, пострадавшие в критическом состоянии находятся в больнице…

Раздался телефонный звонок — слишком частый и резкий, словно межгород, и Мирабель, отложив нож и на ходу вытирая руки о фартук, взяла трубку.

— Дом семьи Мадригаль, Иса, это ты? — спросила она и вздрогнула, услышав голос tío Бруно.

— Мирабель, это я.

— Ты… — Мирабель прикусила язык, понимая, что ещё секунда — и она забросает его вопросами, а времени, судя по его напряжённому голосу, было мало.

— Я жив и в порядке, малыш. Я скоро напишу. Ты только не вздумай сюда приезжать в ближайшее время, здесь сейчас будет очень строго. Всё хорошо, малыш. Береги себя.

В телефоне раздались гудки, и Мирабель, покачнувшись, оперлась на стену, балансируя на грани истерического смеха и таких же истерических слёз. Он жив! С ним всё хорошо! И… какого чёрта, Бруно, что, ей сейчас позвонил?! Из тюрьмы?!

— Мирабу? Кто звонил-то, Иса? Связь прервалась? — папа выглянул из кухни, держа в руке шумовку, и Мирабель, очнувшись, помотала головой:

— Нет, это… номером ошиблись. Случайно.

— А… давай ты уже рис доваришь, а я порежу морковь? — предложил папа, покосившись на её дрожащие руки, и Мирабель, мигом очнувшись, бросилась на кухню.

— Нет, папа, никакого ножа!

Уже следующим вечером, сидя, сидя с папой в обнимку у телевизора, Мирабель вскинулась, как только начался новостной выпуск. Вот уже два дня и по радио, и по телевизору говорили о только «происшествии в Ла Пикоте», и даже абуэла пересела к ним на диван, безотчётно сжимая медальон в пальцах.

— Стало известно имя заключённого, застреленного в субботу во время прогулки, — ведущий читал новости с телесуфлера, и Мирабель видела, как быстро его глаза скользят по невидимым зрителям строчкам. — Это бывший майор Карлос Ортега, чьё громкое коррупционное дело долго не сходило с первых полос. По решению суда он был приговорён к пяти годам заключения и отбывал наказание в тюрьме Ла Пикота. Имена ещё двух пострадавших не разглашаются, полиция ведёт следствие, президент Сампер выразил глубокую озабоченность произошедшим. И это вновь возвращает нас к проблеме контрабанды в тюрьмах. По результатам оперативно проведённого обыска на территории Ла Пикоты, были найдены: пять магнитофонов, два телевизора и семь холодильников, а также запасы денег, оружия, наркотиков и алкоголя…

Мирабель, выдохнув, ненадолго прикрыла глаза. Жалости к убитому майору у неё не было, и пусть Господь простит её за жестокость.

— Семь холодильников… — пробормотал папа, покачав головой. — Ладно, я, ну, теоретически, понимаю, как проносят деньги и алкоголь, но как можно незаметно пронести в тюрьму холодильник?!

— Портреты американских президентов обладают особой магией, — буркнула Мирабель, и абуэла, неодобрительно покосившись на них, поднялась с дивана.

— Копать и копать? — тихо спросил папа, и Мирабель, слабо улыбнувшись, стукнулась с ним кулаками.

1) Bloque de búsqueda — специальное смешанное элитное подразделение, в которое вошли офицеры колумбийский полиции и военнослужащие национальной армии, созданное в августе 1989 г. для борьбы с Медельинским картелем и поимки Пабло Эскобара живым или мёртвым.

Вернуться к тексту

2) Экзамен ICFES был учреждён в 1966 году, когда Колумбийская ассоциация университетов и Университетский фонд подписали Соглашение №65. Оцениваемые предметы включали биологию, химию, физику, общественные науки, знание испанского языка, математику и факультативный предмет, который мог быть иностранным языком или тестом на логическое мышление.

Вернуться к тексту

3) «Сияние и смерть Хоакина Мурьеты» (исп. Fulgor y muerte de Joaquín Murieta) — кантата Пабло Неруды, на основе которой в 1976 г. была поставлена прекрасная рок-опера «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты»

Вернуться к тексту