Жертвенный Пёс (джен)

* * *

Вылезая из автобуса, миссис Уильямс брезгливо поморщилась — Коукворт был крайне грязным городом. Он был насквозь индустриальным — над крышами домов виднелись многочисленные трубы ныне заброшенных заводов, а смог и сажа, казалось, въелись в каждую частичку городка. Благо, её путь проходил не в самые бедные районы — Ивовая Аллея находилась за рекой, в престижном по местным меркам месте. Впрочем, и это место было полузаброшено.

Она и представить себе не могла, как же непросто окажется разузнать даже девичью фамилию миссис Дурсль! Братец, чтоб ему, сослался на занятость и отказался помогать ей в расследовании этих странностей! Благо, матушка, мудрая и умная женщина — и просто пример для любой женщины — имела множество знакомых и даже смогла вспомнить такое, о чём они забыли всей Тисовой! Как стыдно! Она ведь живёт на Шоссе Магнолий, а помнит события на их Тисовой лучше, чем они!

Где это видано, чтобы ребёнка в самом конце двадцатого века подбрасывали на порог в корзинке, как в каком-то старом романе! И не младенца, а уже годовалого малыша! И совершенно без документов! И как они все могли это забыть, ведь прошло не так уж и много лет!

Что ещё страннее — то, как быстро Дурсли оформили опеку. И если бы миссис Дурсль из кожи вон лезла, дабы доказать, что она куда лучше сестры воспитает ребёнка — так ведь нет! Даже миссис Дин не смогла вспомнить, чтобы мальчишка хоть когда-то был прилично одет, не говоря о соблюдении элементарных правил поведения в достойном обществе! Дамы были просто в ужасе — как они могли упустить такое? Понятно, когда подобное творит подросток, но маленький ребёнок? Который в силу возраста полностью зависит от взрослых? Да как они смогли спустить «идеальной» Петунии такое? И несмотря на все проблемы с ребёнком, Дурсли не передали его в другую семью, не оформили в интернат, не попросили помощи в местной католической общине — в общем, не приняли никаких мер по разрешению сложившейся ситуации.

Естественно, дамы попытались догадаться, в чём там дело. Теории плодились и множились, но понятнее от этого не становилось. И в итоге именно миссис Уильямс, не без помощи своей дражайшей матушки, решила всё выяснить у истоков, как говорится.

Одиннадцатый дом — когда-то принадлежавший Эвансам — был ожидаемо заброшен. Вот только миссис Уильямс и не собиралась говорить с его жильцами — вряд ли они расскажут какую-то ценную информацию. Но вот старушка, одиноко сидящая на веранде неухоженного дома через несколько домов от Эвансов, могла многое знать!

* * *

Старая и одинокая вдова, миссис Аддерли была искренне рада чутким гостям! Увы, она всю жизнь прожила в Коукворте и покидать его не намеревалась. Вот только соседей с каждым годом становилось всё меньше, а поговорить так хотелось!

Она вполне понимала милую Люси Уильямс — соседей нужно знать, тем более у неё подрастала дочь, а у старшей дочери Эвансов — сын и племянник. Вот только кто мог подумать, что милая Лили погибнет столь молодой!

Старая женщина с головой погрузилась в воспоминания. Пусть они с Эвансами и не были соседями, она многое помнила. Помнила старшую дочь Эвансов, Петунию, примерную девочку, которая в более старшем возрасте разругалась с родителями и покинула дом. Помнила младшую Лили, которая с одиннадцати лет училась в частной школе-интернате и была приветливой девочкой. Помнила она и то, что, когда мистер Эванс умер от инсульта, именно младшая прервала учебу и приехала утешать мать. И как уже овдовевшая миссис Эванс хвасталась, что младшая дочь прекрасно учится и нашла себе прекрасную партию. А как взбудоражил приезд на Ивовую дорогой машины из аренды, из которой выбрались пожилой джентльмен и совсем ещё молодой юноша — оба очень похожие, долговязые, дорого одетые и с примерными манерами! Единственное, что портило картину — волосы у юноши напоминали скорее воронье гнездо, чем достойную причёску. Впрочем, если сравнивать его с тогдашней молодежью, выглядел он более-менее прилично.

А тем временем миссис Уильямс только улыбалась, поддакивала, исправно подливала чай и время от времени предлагала испробовать привезëнную с собой выпечку.

* * *

— Ну, баба Дара, поможете? — без особой надежды вздохнула ведьма, смахивая меловую пыль с рук. Это был пятый вызов за вечер, и она, мягко говоря, устала.

Стоящая в середине нарисованного на полу узорчатого круга женщина хмыкнула, окинув её оценивающим взглядом. Вообще-то, зайди кто в комнату, никто бы и не назвал эту женщину бабушкой. Да, не молодая, уже за сорок, но практически без морщин, с практически идеальной фигурой и блестящими подведëнными карими глазами. Длинные тёмные волосы с проседью собраны в замысловатую причëску-ободок, белая щегольская блузка, длинная тёмная шерстяная юбка, многоярусные коралловые бусы и серебряные серьги-лунницы пусть и выглядели старомодно, но на ней смотрелись идеально.

— Ох, Реська, гордячка ты наша, — вздохнула женщина, покачав головой. — Нужно быть осторожнее со своими желаниями!

Ореста скорчила рожу — ей тогда только исполнилось двенадцать! Она имела полное право закатить истерику на тему всей физиологической и социальной «прелести» родиться женщиной! Будто прочитав её мысли, баба Дара ухмыльнулась. Посмотрев на свою когда-то самую любимую родственницу, ведьма лишь фыркнула. Вот только на душе стало теплее. Одарка была ей двоюродной бабушкой, что не мешало ещё совсем маленькой Оресточке называть ее просто бабой Дарой. И её любимая «баба Дара» умерла, не дожив и до пятилетия «внучки». Что, по всей видимости, не помешало ей интересоваться её жизнью.

— Что, отказали? — хмыкнула Дара

Реста молча кивнула, на что женщина покачала головой:

— Вот лицемеры!

— Не их кровь, — пожала плечами, только поудобнее умостившись на полу неподалёку от круга.

— Но ты-то наша!

Реса ещё раз вздохнула. Несмотря на смену тела, духи её узнавали. Вот только признать… Вспоминая известную историю, Сириуса Блэка оправдали только после гибели — хотя его даже не судили никогда. Сейчас, более-менее разузнав о жизни в Британии, она прекрасно понимала, что местное Министерство пойдёт на многое, чтобы замять эту историю — а ни умирать, ни уступать, ни прощать она не собиралась. Вот только что она, непризнанная, могла сделать? Осталось только просить помощи.

Некромантов боялись не просто так. Умелый некромант мог вызвать дух любого покойника и заставить его рассказать всё, что угодно — ведь мёртвые не могли лгать. Доходило до того, что некоторых специально убивали, дабы потом допросить. И если до вспышки «Чёрной Смерти» к покойным преимущественно относились с почётом, то после, когда многие умерли не оставив завещаний, слишком много ушлых личностей осознали и заинтересовались возможностями некромантии. Так и начались гонения и двойные стандарты, как с алхимией: какой король откажется от долгой жизни и золота для себя, но кто позволит это другим? А уж разобрать, кто придумал и популяризировал сказку о том, что трупы «поднимают» именно некроманты, а не малефики, уже и не разберешь. Да и ещё как это прижилось и полюбилось толпе! Хотя, казалось, ответ в самом названии: дословно, некро-мантия νεκρός «мёртвый» + μαντεία «гадание; пророчество». Интересно, а что тогда, по этой логике, хиро-мантия? Умение брать под контроль чужие руки?

Конечно, как и везде, были свои нюансы и правила. К примеру, она пусть и многое умела, но не могла заставить своих родственников признать себя — ведь теперь они не были связаны ни кровью, ни браком. Она ещё раз вздохнула, посмотрев на «бабушку», которая теперь выглядела куда моложе, чем она помнила. Звать Одарку она не планировала — для нее это было чем-то кощунственным. Бедная женщина, пусть и прожила долгую жизнь, потеряла всех своих пятерых детей ещё в юном возрасте — и просить ее усыновить «отказника»? В точки зрения логики, её согласие было куда вероятнее, но как быть с моралью? С совестью? Вот только предыдущие родственники уже ответили, как минимум, отказом.

— Ореста!

— Что?! — она едва не подскочила от неожиданности.

— Я говорю: «Пергамент давай!». Хватит ворон пересчитывать!

— Признаёшь?

— Да. Признаю.

Реса несколько раз ошеломлëнно моргнула. Затем попыталась подняться — затëкшие ноги мгновенно о себе напомнили — и потянулась за небольшим свитком пергамента и магловской перьевой ручкой. Одарка только хмыкнула, выхватила протянутое, щелкнула пальцами — и свиток сам развернулся и завис в воздухе. А ведьма тем временем залилась краской, ведь совсем не подумала о том, что для письма нужна подложка. Впрочем, неловкость длилась не долго — «бабуля» с такой резвостью принялась строчить, что Реске на мгновение стало страшно. Наконец, женщина остановилась, перечитала, хмыкнула и поставила финальную подпись.

— Ну, сыночек, — ухмыльнулась она, протягивая пергамент обратно. — С днём рождения тебя, Гордий Самуил Блэк! Я буду присматривать за тобой.

И исчезла, заставив круг на мгновение вспыхнуть, как высоковольтный кабель. А Реста, будто этого и не заметив, смотрела на строчки, в которых говорилось, что 31 октября 1980 года некая одинокая старая вдова усыновила молодого парня, ранее бывшего Сириусом Ликорусом Блэком III⁽¹⁾.

1) В каноне второе имя Сириуса не известно, а в фаноне его принято называть Орионом. Вот только он — «Третий», а это означает, что его полное имя целиком идентично Первому и Второму Сириусам.

Вернуться к тексту