Зарянка (гет)

День третьего испытания для Сивиллы был переломным. Она не связывалась с Холмсом, положившись целиком на свое "чутьё". 

Местом расположения она сделала верхний этаж Северной башни — оттуда открывался хороший вид на бывшее квиддичное поле, которое занимал лабиринт. Конечно, была вероятность, что и там найдутся любопытные болельщики, но обзор без специальных приспособлений оттуда был слабым, и Трелони понадеялась, что школьники предпочтут следить за всем происходящим с трибун. 

Коллеги постарались на славу — стены лабиринта возвышались метра на четыре, густая стена зелени надёжно укрывала происходящее внутри от посторонних глаз. А сверху, наверняка для антуража, набросили пелену магического тумана. В принципе, зрителям смотреть было не на что, но прорицательнице с ее высоты вся схема лабиринта была видна, как на ладони. А  установив тепловизор, она с удовлетворением отметила, что туман не преграда для магловской навороченной оптики и ей прекрасно заметны оранжевые пятна монстров, поджидающих чемпионов. Соплохвосты сияли особенно ярко, но были заметны и арахниды, которых за время охоты Сивилла научилась узнавать. 

Ветер доносил голос ведущего, но и без того в прицел было заметно, как чемпионы один за другим ныряют в зев входа. Прикусив губу, Трелони внимательно следила в прицел за теплым пятнышком в зарослях — Седриком Диггори, стараясь не упустить его и не перепутать с другими. Краем глаза ей показалось, что в лабиринте маячил кто-то пятый, но списала это на незамеченного ранее монстра. 

Диггори оказался молодцом — весьма бодро пробирался по коридорам, отбиваясь от нападающих и прорубая себе дорогу в колючих кустах. Один раз прорицательница напряглась, положив палец на курок, когда наперерез парню выскочили арахниды, но и здесь он не растерялся. Всё шло хорошо, однако чернильная муть, которая этим утром отливала синевой, намекая, что конец Седрика близок, не позволяла Сивилле расслабиться. 

Из гонки выбыла француженка, после красные искры подал Крам. В лабиринте осталось двое детей, её учеников, и обоим из них, как знала Трелони, сегодня придется туго. Но если Поттер ещё мог пережить своё испытание, то пуффендуец… Седрик, умный мальчик, симпатичный, доброжелательный, любящий и любимый, — он не заслужил такой ранней кончины. 

Мальчишки встретились в центре лабиринта, там, где холодным светом мерцал кубок. Его отблески не могли скрыть чары, и Сивилла видела, как двое чемпионов, договорившись о чем-то, вместе подходят к награде. Конечно, всё правильно, всё верно, вот сейчас они возьмутся за края кубка, телепортируются с ним и окажутся в безопасности, перед трибунами. Но в душе выла тревога, интуиция кричала об опасности. Плохо-плохо-плохо! Руки едва не начали подрагивать, Сивилла всхлипнула, а после, не понимая, зачем, плавно нажала на спусковой крючок, отсылая пулю в кубок. Сосуд подскочил в воздухе, перековыркнулся и исчез — он был зачарован срабатывать при касании, а здесь было не просто "касание" — неудивительно, если Трелони своим выстрелом повредила ценный старинный артефакт. 

Ей стало неловко, всё-таки, проявлять такое варварство по отношению к Кубку, хотя видимой опасности не было, — сущий вандализм. А если её начнут спрашивать о причинах, что ей отвечать? Чемпионы недоуменно переговаривались, не зная, что им делать. Сивилла собралась уже вставать, чтобы скрыться с места преступления, но в последний момент увидела третьего человека, который появился на полянке. Она не могла сказать, кто это был, но незнакомец одним движением отправил заклятие в Диггори, ловко подхватил Поттера и аппарировал. 

Все произошло так быстро, что Сивилла не успела даже среагировать, перезарядиться, сделать хоть что-нибудь. Она могла видеть только Седрика, который лежал в центре лабиринта на траве, неподвижный и тихий, как… мертвец. По щекам прорицательницы потекли слёзы, из горла вырвался тонкий писк, — не крик, а скрип, поднимаясь выше. Всё тщетно. Она проиграла. Она так и не смогла никого спасти. 

Руки судорожно сжимали холодный металл, слегка влажный от испарины и слёз, а Сивилла продолжала лежать на месте, не отрывая взгляда от тела паренька. 

С исчезновением Кубка над поляной сгустились сумерки, из коридоров лабиринта к Диггори начали подбираться три акромантула, благо, соплохвосты застряли где-то и блуждали в другой части зарослей. Плача, прорицательница хладнокровно передернула затвор. Ну уж, нет. Она не позволит его ещё и сожрать! Три метких попадания, и вот уже на полянке корчатся в агонии подыхающие монстры. Другой опасности в пределах видимости не наблюдалось, и Сивилла решила покинуть свой пост, чтобы её не заподозрили, надеясь, что Седрика скоро найдут. Отведенный на прохождение лабиринта час подходил к концу. 

Автоматически собирая винтовку и сбегая вниз по ступенькам, Сивилла отстранено подумала, что зельевар получит-таки свои ингредиенты. Только вот всё напрасно, все было напрасно… 

Вернувшись в свои комнаты, она впервые за долгое время откупорила бутылку хереса и выпила сразу треть из горлышка, пытаясь таким образом перебить горечь и боль в груди. Забравшись в кресло, она дала волю рыданиям, понимая, что весь год тешила себя пустыми, недостижимыми иллюзиями. Разговоры с Майкрофтом, тренировки в стрельбе, подготовка, планирование, — всё было тщетно, ей не суждено победить рок, она никого не сможет защитить… Тоскливый вой прорицательницы носился под сводами покоев, а забытая бутылка, закатившись под кресло, заливала хересом ковёр, напитывая воздух густым хмельным духом. 

Вечерело, воздух становился холоднее, озноб пробегал по плечам Сивиллы, но у неё больше не было сил ни на слёзы, ни на гнев, даже на то, чтобы накинуть на себя плед. Ей бы стоило взять в руки зеркало, и тогда полегчает, но даже эти усилия казались чрезмерными. К тому же она ощущала себя предательницей, человеком, который не держит слова. Так храбрилась, бросалась громкими обещаниями, но в итоге подвиг оказался ей не по плечам. Она не героиня, она просто неудачница. Пьянчужка, которая не заслуживает утешения, совершенно жалкая и бесполезная.

Тишину комнаты нарушил стук в дверь. Кто-то беспардонно ломился в покои прорицательницы, игнорируя гробовую тишину в комнате. "Кто бы это ни был, пусть подумает, что меня нет, пусть уйдёт", — мысленно взмолилась Трелони. Она не хотела двигаться, не хотела говорить, не желала никого видеть. 

— Сивилла, отворите, я знаю, что вы здесь, — послышался возмущенный рык слизеринского декана, но та продолжала молча сидеть, безучастно разглядывая противоположную стену. 

Ругнувшись, профессор пробормотал заклятие и замок двери щёлкнул, впуская незваного гостя. 

— Что вы здесь устроили? Почему я постоянно должен за всеми следить? 

Продолжая громко возмущаться, Снейп одним движением осветил комнату, другим — захлопнул окна и зажег огонь в камине. Подлетев к прорицательнице, он принюхался, собирался возмущаться увиденной картиной, но после понял, что причина поведения Трелони не в алкоголе. 

— Вас целый день не было видно. Я уж подумал, что вас прикончили… 

Сивилла с болью глянула на него, ощущая, как к глазам подбираются слёзы. 

— Меня нет… — Хрипло ответила она еле слышно, — но вот Седрика… Он погиб… 

— О чем вы говорите? Диггори жив!

На мгновение у прорицательницы прервалось дыхание, она не могла вздохнуть, глядя в упор на зельевара, пытаясь отыскать в его возмущении хоть капельку наигранности, успокоительной лжи. 

— Но он же погиб в лабиринте, я сама видела… 

— Что вы видели? Да, на Турнире многое произошло, Поттер пострадал, вернулся с покореженным кубком и раненый, Грюм оказался не Грюмом, а пожирателем, и сбежал, а самого Диггори нашли без сознания в центре лабиринта в окружении кучи дохлых акромантулов. 

— Вокруг мальчика была тьма, он не должен был пережить этого дня… И Грюм — темное пятно на груди, с ним тоже должно было что-то произойти… 

— Что-то с вашим даром не так. Диггори в больничном крыле, восстанавливается от ран, но его жизни ничего не угрожает. Лже-Грюм сбежал, и, насколько могу предположить, у него тоже всё замечательно. 

Трелони вскочила, схватив зельевара за руку и отчаянно потрясла: 

— Северус! Спасибо! Вы принесли мне замечательную новость! 

— Вы из-за этого целый день изображаете труп?

— Нет, то есть, да, то есть, я больше не буду! Какая хорошая новость!

— Я вообще-то по другому поводу пришел. Седрик не в курсе, как он победил тех акромантулов. А все трое, похоже, получили в голову по заряду. Я нашел на месте пули. Вы ничего об этом не хотите рассказать? 

— Да чёрт с ними, с акромантулами! Никто не умер, Северус! Никто не умер!

Поняв, что общаться с ошалевшей от радости прорицательницей бессмысленно, профессор распрощался и удалился, взяв с Трелони обещание "что-нибудь съесть". А сама Сивилла, оставшись в одиночестве, достала зеркало, прижимая его к сердцу и пытаясь передать холодной бронзе всю свою признательность и благодарность. Раньше ей бы и в голову не пришло вмешиваться, она продолжала бы сидеть, молча наблюдая, как один за другим уходят люди из её окружения. Погружаясь в отчаяние, не надеясь на благоприятный исход. Прорицательница не знала, какой может быть цена её поступка, но готова была платить любую плату, если это поможет кого-то спасти. 

Она сомневалась, стоит ли в таких растрёпанных чувствах беспокоить Майкрофта, ему вовсе не обязательно видеть её слёзы, даже если причина для них радость, а не горе. Отложив зеркало на соседнюю подушку, Трелони заснула, утомленная переживаниями, и в пелене бредовых видений её затянуло в сон. 

Темная комната была освещена наполовину огарками свечей, тлеющими и чадящими на полу, отбрасывая на черные стены неверные отблески. Шуршала прялка, в полутьме заметны были подолы трёх женщин и их руки, ни на минуту не прекращающие работать. Одна пряла, выпуская длинные серебристые нити, которые множились, расплывались, и Сивилла никак не могла уловить момент, когда из одной нити пряжи образовывался десяток. Вторая женщина, перехватывая эти нити, ловко и стремительно переплетала их, иногда образуя узлы или наоборот распутывая запутанный комок. Её движения казались страшноватыми, как легкие касания паука, и никак не удавалось определить узор этого пугающего "кружева". Третья, вооруженная блестящими изогнутыми ножницами, стремительными щелчками перерезала нити в паутине, и лезвия даже на звук казались очень острыми. Такими острыми, что способны изрезать полотно миров и времени. 

Лиц женщин не было видно, но прорицательница чувствовала, что сами они прекрасно её рассмотрели и теперь намеренно тянут время, хотя у самой Сивиллы сердце ушло в пятки. Она боялась даже пискнуть, не желая привлекать к себе лишнего внимания. 

— Сестра, эта маленькая мурашка решила бороться с Судьбой. Смешно, — раздался первый голос, молодой и высокий. Он исходил сразу со всех сторон, окружая Трелони и мешая определить говорящего. 

— А ведь её предупреждали. Смотреть, но не вмешиваться. Что может быть проще? — Равнодушно отозвался второй голос, постарше, холодный и отстраненный. 

— Она ведь знает, за всё надо платить, — пробормотала третья, и теперь Трелони едва сдержала дрожь, узнав голос карги из переулка, — глубокий, звучный, совсем не старческий. 

Ножницы в руках третьей рукодельницы слегка помедлили, совершив полукруг, отблеск света, мелькнув, упал у ног Сивиллы, а от самой прорицательницы протянулись к пряхам три тонкие нити. 

— Жизнь за жизнь, трусливый зайчонок, — проговорила третья пряха, перерезая одну из нитей. — У тебя могло быть трое детей, и за этого мальчика ты отдала дочь, будущую сильную прорицательницу. Готова ли ты платить за других? 

Сивилла вздрогнула. Значит, за Седрика она заплатила жизнью нерожденной дочери. Но какие дети? С её стилем жизни она скорее поверит в одинокую старость и десять кошек, чем счастливую семейную жизнь. Перед глазами пролетели лица людей, которые обречены на смерть, которых она обрекала на гибель своим бездействием. Хватит ли у неё совести просто молчать, смотреть, как гибнут другие и ничего не делать? Внезапно её пронзила тревожная мысль: 

— А Шерлок? За него не взяли платы, неужели он погибнет? 

— За него платить не тебе, а брату. Это был его выбор, предопределённый судьбой. Твоё предупреждение мало что меняло. 

— Но есть ещё сбежавший пожиратель? 

— Судьба догонит его. Нить извернулась, но конец неизбежен. Тот человек лишится своей сути. Но ты не ответила — готова платить? 

Трелони сжала кулаки, ногти глубоко впились в кожу, оставляя ссадины, а перед ногами будто образовалась бездонная пропасть. Кричать, предупреждать и не быть услышанной — в этом было проклятие прорицательницы, которая видела смерть. Теперь же у неё появилась возможность своими руками кого-то спасти. Или же отступить, вернуться к прежней "себе", дрожа от страха и беспомощности смотреть на людей, идущих к гибели. Знать, что завтра, через день, через год эти люди перестанут существовать. Их близкие будут страдать. При этом, каждый из тех, кого рассмотрела Сивилла своим Оком, имели достоинства, положительные качества, делающие их уникальными — острый ум, богатый опыт, глубокие знания. Молодые люди с высоким потенциалом, которым ещё жить и жить. Мудрые наставники. Любящие родители и супруги. Жизнь каждого из них была ценна, даже самый одинокий из них был кому-то дорог, важен самим своим присутствием в этом мире. Достаточно ли их жизни ценны, чтобы заплатить за них жизнями нерожденных детей Сивиллы? 

— Я… не смогу стоять в стороне, — пробормотала прорицательница. — Я слишком долго была просто наблюдателем, и если у меня будет возможность, я продолжу спасать всех, кого смогу. 

— Но зачем трепыхаться? Все когда-нибудь умрут… Ты знаешь срок, а они… просто живут. Но когда дети закончатся, придется платить своей жизнью, — ехидно сообщила молодая женщина. — Год… пять… 

— Десять, — холодно проговорила средняя, продолжая сплетать нити. — Десять лет твоей жизни будет передаваться спасенным тобой людям…

— Пока у тебя совсем ничего не останется, — закончила фразу старуха, щёлкая ножницами. — Ты услышала нас. Мы услышали тебя. Запомни, только тебе решать, если Судьба больше не указ… 

Порывом ветра задуло свечные огарки на полу, комната погрузилась во тьму, но шорох прялки и лязг ножниц так и не прекращались, отзываясь в ушах даже тогда, когда Сивилла проснулась в своей постели, глотая слёзы. Да, она услышала мойр (1). Но даже услышав цену, не собиралась больше отступать. У неё ещё оставались крохи достоинства, доброта, чувство справедливости, и она не могла поступить иначе. Даже если в конце у неё… совсем ничего не останется.

Примечания:

(1) Мойры — древнегреческие богини судьбы. Клото прядёт нить жизни. Лахесис сплетает нити судеб людей между собой. Атропос обрезает нити, прекращая жизненный путь.