Танцы до упаду (гет)

В Неаполе стоит жара, которую моя невеста называет библейской. Море синее синего. Среди увешанных бельем многоэтажек тут и там видны средневековые замки. Город гудит мотоциклетными гудками, из магазинов несется быстрая речь дикторов: телевизоры, по которым показывают неизвестный мне спорт с мячом, укреплены над кассами, и кассиры работают, запрокинув лица, а деньги у покупателей берут наощупь. С диким грохотом бьют в землю какие-то строительные механизмы. Неаполитанцы носятся через дороги неуправляемыми стадами, не обращая внимания на автомобили. Мы несемся вместе с ними, толкаемся в общей гуще, глохнем и тупеем от шума. Гермиона пьет воду из запотевшей бутылки. Гарри надел темные очки, и теперь вообще не разберешь, что он там думает.

В полицейском участке нас встречает потный толстяк с глазами, похожими на маслины. Зовет другого, третьего. Не проходит и пары минут, как мы стоим в кольце смуглых брюнетов, с интересом разглядывающих Гермиону и с подчеркнутым сочувствием — Гарри. Он что-то тихо говорит им, показывая на меня, после чего ближайший офицер приобнимает меня за плечи и крепко сжимает.

— Ты выучился итальянскому?

Гарри качается головой:

— Это аврорское, успел выучить до того, как бросил занятия. Нечто вроде временной телепатии. Я говорю по-английски, но им кажется, что на итальянском.

— Временной телечто? Куда нас ведут?

В конце грязноватого коридора, по которому мы шагаем — решетчатая дверь, за ней еще одна, деревянная, с небольшим окошком. Служащий протягивает нам коричневые женские туфли. С туфлями в руках наша группа направляется по коридору назад.

Через десять минут мы едем куда-то, набившись в полицейскую машину.

— Никаких заклятий расширения пространства, — сказала Гермиона. Поэтому я практически впечатан в толстяка слева. Уверен, есть страны, где подобная близость считается незаконной. Моей невесте легче — она занимает крайнее правое место, открыла окно, и ветер играет ее густыми кудрями. Солнце палит, офицер слева потеет все сильнее. Я чувствую себя оглушенным и словно несуществующим. Дорога обрывается, дальше идем пешком.

Потом стоим над обрывом, откуда открывается потрясающий вид на полукруглый залив с городом внизу и высоким холмом за ним — Гермиона говорит, что это вулкан. Над вулканом белеет облако.

— Три дня штормило, — переводит Гарри. — Они прошли с собаками вдоль берега под скалами и проехали на катере вдоль побережья аж до Салерно. Не нашли ничего. Туфли им не нужны, предлагают забрать.

Гермиона стискивает мою руку. Я и не заметил, что подошел к самому краю. Яркие прозрачные волны бьются о скалы внизу.

Полицейский показывает, где лежали туфли. Они думают, что Джинни приехала сюда на электричке, а потом шла пешком, пока не забралась достаточно высоко. Собака провела их до станции.

— Она могла постоять здесь и вернуться обратно, — упрямо говорю я.

Сняв туфли. Почему бы и нет? Я в таких вообще шагу не сделаю!

Гарри расписывается в каких-то документах, и итальянцы оставляют нас одних.

— Ничего не доказано, — твержу я бодро. — Мы найдем ее!

Чарли появляется к середине первого дня, Билли вырывается от гоблинов к вечеру, Перси присылает поисковый амулет. Мы проводим в Неаполе неделю и не находим ничего.

Вымотавшись после очередного морского рейда, одним ранним утром я засыпаю в номере отеля.

Гарри сказал, что проверит легиллименцией экипаж паромов, перевозящих туристов от Неаполя на Капри и Искью, Гермиона пошла за едой. В комнате жарко, единственная тень — между кроватью и шкафом. Туда я и перебираюсь, когда чувствую, что раскаленная от солнца кровать готовится меня растопить. Смягчаю пол заклинанием и засыпаю снова, укрывшись какой-то тряпкой, нащупанной на стуле.

Просыпаюсь от звяканья стекла.

— Где Рон? — негромко произносит Гарри.

Вот же я, сплю на полу. Я проглатываю эти слова, потому что, открыв глаза, понимаю, что тряпка, которой укрылся во сне — это мантия-невидимка. Да, я веду себя по-детски, но упускать такой случай не хочется. Осторожно поджимаю ноги. Интересно, о чем будут говорить Гермиона и Гарри, думая, что они наедине? Это не слишком красиво, но дело, честное слово, уже давно не в ревности. Просто я любопытен, а эти двое всю жизнь держат меня за идиота.

По комнате разносится неимоверно вкусный запах — свежий кофе, сыр, сардинки, горячее тесто... пицца, она купила пиццу! Даю им три минуты на разговоры, дольше не продержусь.

И первая же фраза Гермионы подтверждает, что решение о подслушивании было верным.

— Кто из вас тогда оглушил Рона в "Клыке вампира?" — спрашивает она. — Ты или Джордж?