Воображала (джен)

В узкую кабину лифта втиснуты пятеро. В центре — сияющая Воображала. На ней тюремная роба в голубоватую вертикальную полоску с оранжевым ромбом на груди, ноги в таких же полосатых брючках широко расставлены, руки скованы наручниками, на глазах — чёрная повязка. Голова гордо поднята, вид довольный. По бокам от неё два спецназовца при полном параде и вооружении, за ними, у самой задней стенки — ещё двое.

Двери раздвигаются с непривычным шипением, в кабинку падает желтоватый свет. Один из спецназовцев толкает Воображалу дулом автомата. Они выходят из лифта (Воображала впереди, конвой — приотстав на шаг), оставшиеся двое несколько задерживаются — им мешает Врач.

Он безвольно обвис у них на руках, поэтому его раньше и не было видно из-за спин впереди стоящих.

*

смена кадра

*

Из-за узкого стола навстречу входящим с радостной улыбкой поднимается Дядя Гена, протягивает приветственно пухлые руки, делает шаг. Останавливается. Перестаёт улыбаться. Лицо его наливается кровью, глаза вылезают из орбит, рот округляется.

Первые два спецназовца синхронно толкают Воображалу в спину дулами укороченных автоматов, Дядя Гена пятится, ошалело смотрит, как другая пара невозмутимо вволакивает безвольное тело Врача и бросает его в стоящее у стола кресло. Сглотнув, Дядя Гена сипит сдавленно:

— Эт-то… что?!

Спецназовец поводит дулом, указывая на обвисшего в кресле Врача и сияющую Воображалу, которая заинтересованно прислушивается:

— Сопротивлялись при задержании…

— К-каком задержании?! Вы что, с ума сошли?! — шипит Дядя Гена, лицо у него предынсультное. — Снять немедленно!

Один из растерявшихся спецназовцев снимает с Воображалы повязку и наручники. Воображала с интересом осматривается, замечает Врача, дёргает второго спецназовца за камуфляжную штанину — тот испуганно оборачивается, — щёлкает пальцами, развалившись в кресле и по-мужски закинув ногу на ногу (ботинок на колене):

— Любезный, кофе, пожалуйста. И побыстрее!

Вконец ошалевший спецназовец зачем-то отдаёт честь и торопится к двери. На переднем плане Дядя Гена грудью наскакивает на того, кто говорил о сопротивлении и с яростным шёпотом теснит его к той же двери:

— Вы что себе позволяете? Вам что приказано было?! Простого дела доверить нельзя! Что на вас нашло?!

У двери возникает небольшая заминка, поскольку каждый из спецназовцев спешит первым покинуть кабинет разъярённого начальства, а дверь узкая. Со свирепым выражением на багровом лице Дядя Гена буквально выдавливает их сквозь эту дверь и с треском её захлопывает, после чего оборачивается, быстро натягивая на лицо приветливую улыбку. Поскольку общее свирепое выражение всё ещё сохраняется, а цветом лицо это больше напоминает стоп-сигнал, результат впечатляет.

*

смена кадра

*

Четыре спецназовца растерянно топчутся у захлопнутой двери, переглядываются. Тот, что говорил о сопротивлении, спрашивает смущённо (непонятно, то ли остальных, то ли себя самого):

— И правда… Что это на нас нашло-то, а?..

Второй чешет затыло:

— А черт его знает... Вроде и не курили вчера ничего...

*

Смена кадра

*

Экран чёрный. Лёгкое непрекращающееся позвякивание. Голос Воображалы полон искреннего и нешуточного потрясения:

— Ну ни фига себе!

На чёрном фоне проступают смутные нерезкие огоньки — ореольчиками, как от фонарей сквозь мокрое стекло. Уменьшаются до ярких точек, обретают резкость, камера отодвигается, теперь чёрный экран с россыпью звёзд занимает не больше четверти кадра, сместившись в верхний правый угол. Сбоку в кресле сидит вялый Врач, вцепившись обеими руками в огромную чашку с горячим кофе. Он ещё не совсем пришёл в себя, волосы всклокочены, взгляд дикий. Руки у него дрожат, ложечка в чашке отзывается тонким непрерывным звоном. (При попадании врача в кадр звон усиливается). Голос Дяди Гены:

— Теперь ты понимаешь, что мы просто вынуждены хвататься за любую возможность, времени слишком мало…

Камера продолжает движение, показывая Воображалу (она стоит, сильно подавшись вперёд, уперевшись обеими руками в крышку стола и сосредоточенно глядя на экран).

— Ни фига себе!.. — повторяет она уже тише. Оттолкнувшись руками, выпрямляется, разворачиваясь (камера следует за ней туда, где у пульта стоит Дядя Гена).

— Так какого же дьявола — резкий жест в сторону находящегося уже за кадром экрана, — Никто ничего об этом?!..

Дядя Гена с грустной улыбкой пожимает плечами:

— А ты можешь вообразить, что начнётся, когда об этом узнают?..

Воображала смущённо хрюкает, говорит с коротким смешком:

— Да нет, вот как раз этого бы я не хотела воображать!..

Она бросает ещё один взгляд на экран, говорит решительно:

— Сделаю всё, что смогу… Но я должна знать — что именно нужно делать и как именно делать, понимаете?..

*

смена кадра

*

Звук пропадает, картинка остается та же. Видно, как Дядя Гена, энергично кивнув, что-то говорит, потом показывает на дверь. Воображала улыбается, мотает головой. Врач отставляет чашку, неуверенно поднимается с кресла. Камера теперь даёт их немного сверху, по экрану идут помехи. Слышно фальшивое насвистывание. Дядя Гена и Воображала, продолжая разговор, выходят из кабинета, Врач — за ними. Секунду в кадре пустой кабинет, потом через весь экран протягивается огромная рука, заросшая рыжей шерстью, щёлкает переключателем — в кадре возникает длинный коридор, двое охранников у стеклянного тамбура, со спины — Воображала, Дядя Гена и Врач. Воображала и Дядя Гена проходят сквозь шлюз первыми, не останавливаясь — им просто набрасывают на спины белые халаты. Врача тормозят охранники.

Камера отступает, теперь видно, что всё это происходит на экране одного из мониторов слежения, перед которыми сидит охранник в такой же синей форме, как и те, у шлюза. Он смотрит на экран, нам видны лишь выбритый концентрическими кругами квадратный затылок, мощная шея и плечи шестидесятого размера. Он снова щёлкает переключателем, картинки на мониторах меняются. На одном Врач жестикулирует перед охранниками, на другом — Воображала и Дядя Гена лицом, крупным планом. Дядя Гена о чём-то говорит, Воображала смеётся, надвигается на камеру, выходит из резкости.

Над её плечом (далеко, мельком) прозрачная стенка тамбура, Врач колотит по ней кулаком и что-то кричит, по обе стороны от него два невозмутимых охранника.

Хлопает дверь, шаги, мужской голос:

— Ромал, ты в курсе — что за переполох? Крокозябре удалось заманить в это болото кого-то стоящего?

Ромал оборачивается от мониторов. У него вполне соответствующие рукам и затылку низкий лоб и квадратный подбородок. Нос тоже не подкачал ни размерами, ни формой, напоминающей успешно мутировавшую картошку. И на этом носу очень к месту смотрятся изящные очёчки в тонкой золотой оправе. Словно кирзовые говнодавы на стройных ножках элитной манекенщицы.

— Ага! — говорит он, радуясь непонятно чему.

Вошедший устраивается на соседнем вертящемся табурете. Это худой маленький человечек, огромным носом и гривой чёрных волос напоминающий то ли индейца, то ли ворону (сзади волосы стянуты в хвост, свободно висящий до костлявой задницы, а по бокам две выбившиеся прядки мотаются обвисшими крыльями, что лишь усиливает сходство). Разобрать цвет глаз невозможно — слишком глубоко они прячутся. Лицо недовольное, движения нервные, вид измождённый, а голос такой, что вызывает желание дать в морду.

— Судя по размеру переполоха — кто-то из великой семёрки. Фон Зеецман, я угадал? Нет, не подсказывай! Осико отпадает, он идейный… Лоис?.. Хм… Вряд ли. Она же псих! — он вглядывается в мониторы, — Так-так-так, полезли в биохимию, значит, Рысенко тоже отпадает. А по какому типу была обработка? Рука Пентагона? Сионистский заговор? Смотрящие Сверху?

Ромал, довольно улыбаясь, качает головой. Острое личико его собеседника вытягивается:

— Неужели «Комитет девяти»?

— Ха! Комитет… а Вторжение не хочешь?!

— Вторжение?..

— Ага! — подтверждает Ромал с безмятежной улыбкой.

— Ни фига се!!! — взрывается вошедший, — Да ты хоть понимаешь?! Вторжение! Да на моей памяти… Это же… Кого же, чёрт побери, он сумел зацапать?!

В этот момент сразу несколько мониторов крупным планом дают Воображалу. Воронообразный замолкает, только таращится на экраны и беззвучно разевает рот. Потом закрывает глаза и спрашивает с трагическим спокойствием:

— Меня обманывают глаза, или это действительно…

— Ага!

Воронообразный открывает глаза. Лицо его печально, почти скорбно, в голосе отрешённость:

— И вот из-за этой сопливой шарлатанки поставлена на уши вся работа трёхсот восьмидесяти человек, не считая лаборантов и программистов четырнадцатого порядка, каждый из которых, между прочим, имеет звание не ниже…

— Ага! — снова повторяет Ромал радостно и добавляет. — А ты знаешь, сколько даёт эта шарлатанка на своих сопливых ладошках?

Воронообразный презрительно фыркает:

— Обычная статика! — тут же, заинтересованно: — Ну и сколько?

Вместо ответа Ромал стучит ногтем по шкале сбоку монитора. Воронообразный щурится, наклоняясь. Короткое молчание. Воронообразный медленно выпрямляется. Спрашивает уже совсем другим голосом:

— Если я правильно подсчитал нули…

— И-мен-но.

*

смена кадра

*

На пороге пункта слежения — Дядя Гена и Воображала. Дядя Гена одной рукой по-хозяйски приобнял Воображалу за плечи, другой (ещё более по-хозяйски) обводит помещение, улыбка у него самодовольная.

— Это Роман, это Алик, восходящие светила отечественной науки! Рекомендую подружиться, вам вместе работать. Знакомьтесь, ребята, это Виктория, наш новый консультант.

Воображала успевает лишь улыбнуться — хозяйская рука уже подталкивает её в сторону коридора. В коридоре белые стены, голос Воображалы:

— Да нет, вы не понимаете, человек — это ужасно сложно. Это же нужно собирать каждую клеточку, как конструктор, только на молекулярном уровне, понимаете? И не дай бог ошибиться — весь узел запорешь! Это такая возня, я однажды пробовала — и зареклась, проще уж по старинке, девять месяцев.

По экрану бегут помехи. Ромал стучит по стеклу ногтями. Голос Воображалы:

—… Да нет, можно, но это будет совсем не то — фуфло, макет, не настоящее, понимаете? Он не будет человеком. Пустышка, ходячая кукла, большой оловянный солдатик, кому это нужно?..

Роман нажимает на паузу. Переглядывается с напарником. Короткий смешок…

*

Смена кадра

*