Добро пожаловать в Нифльхейм (джен)

Уже вторые локальные сутки нахожусь в пещере. Вторые сутки жду, пока буря успокоится и я наконец-то смогу выбраться из этой ямы. Не скажу, что испытываю большой дискомфорт или очень волнуюсь, я в принципе довольно неплохо устроился, учитывая обстоятельства. Но всё же, как же это скучно!

Ни симуляций, ни общения, просто сидишь и ждёшь. Нет не малейшей надежды отвлечься от своих проблем и страхов на какую-то работу, одно лишь монотонное ожидание. Но, к счастью, буря уже двенадцать часов идёт на спад, ещё шесть часов, и можно будет продолжить путь.

Осталось немного подождать, но это сводит с ума. Абсолютная тишина, абсолютная пустота. И только слабый гул снаружи напоминает о причинах моего заточения.

За два локальных дня я успел перечить абсолютно всё, что было: документацию по экспедиции — это было скучно; документацию по костюму — уже интереснее, но всё же не остросюжетный роман, хотя, я вынужден согласиться, вещь отличная.

Даже не помогает сон, приходится постоянно просыпаться, чтобы контролировать состояние погоды вне пещеры. Возникшая нервозность мешает погружению в спасительный сон.

Поначалу я думал, что придётся спать на снегу и довольствоваться скудными остатками резервов костюма. Но, немного поразмыслив и проявив все свои инженерные способности, я устроил себе вполне комфортное убежище.

Да, я об остатках своей палатки. Пусть она и представляла собой абстрактную карикатуру на человеческое жильё, и узнать в ней платку можно было с трудом. Но там всё ещё оставалось уйма полезного материала. Во-первых, остался целый, нетронутый, коридор, он же шлюз, герметичный, прошу заметить. Да, он не лишён минусов: он крохотный, не имеет обогрева, не может держать форму без наддува из палатки. Но в тоже время он умеет держать тепло, и он герметичен.

Чтобы было понятнее, о чём я сейчас говорю, нужно понимать, что представляет собой палатка. По сути, это купол из прочного и сложного композитного материала. Внешний слой — это пористый нанокомпозит с электрокинетическим слоем плюс термослой для поддержания комфортной температуры.

При подаче напряжения на электрокинетический материал его молекулярная структура становится упорядоченной, поверхность выравнивается, приобретая форму и механическую прочность, палатка, в свою очередь, раскрывается, образуя жесткий корпус. Дно палатки дополнительно армировано и имеет воздушный матрас, выполненный из тонкой плёнки, чтобы спать с удобствами.

Внутренний слой тоже многофункциональный, отвечает и за освещение благодаря вшитым люминофорным молекулам, и за адсорбцию углекислого газа. А также регуляцию влажности, популяций болезнетворных микроорганизмов и так далее, и так далее. Хорошая вещь.

На что, на что, а на палатку ресурсов не пожалели, палатка седьмого класса защиты. В такой и в вакууме жить можно. Хоть и не долго. Проектируя эту палатку, я бы сказал, крепость, способную устоять перед любым катаклизмом, инженеры постарались предусмотреть практически всё, всё кроме двух безмозглых дроидов.

Внутрь палатки попадают через шлюз, который раскрывается внутрь: посчитали, что лучше не ждать, пока палатка надуется полностью, а сделать возможность сначала попасть вовнутрь, а потом ждать, пока вокруг тебя образуется жизнепригодная среда. Опять же, всё построено на суровом опыте колонизации Земли. Учились на ошибках предков. Сам шлюз максимально простой, никаких вам нанокомпозитов, просто прозрачный, хоть и очень прочный полимер, способный выдержать спешно пытающегося попасть внутрь покорителя космоса со всем его облачением.

Нет возможности термо- и газорегуляции, ничего лишнего, просто прочный пузырь. Ничто в сравнении с полноценной спасательной палаткой с её системой жизнеобеспечения.

И что я смог сделать в такой, казалось бы, безнадёжной ситуации? Убежище! Ведь эти два безнадёжных творца, к моему огромному счастью, не тронули главную вещь — маленькую мягкую коробочку, систему жизнеобеспечения. А она ответственная и за управление, и работу всей палатки, она нагнетает и очищает воздух, подаёт энергию для нагрева. И, к моему счастью, она совершенно не повреждена.

Так вот, из того что было, не без помощи полного тюбика герметика, я слепил маленькую, герметичную воздушную камеру, обернув вокруг шлюза нетронутый пол. К сожалению, его не хватило, чтобы полностью обернуть вокруг шлюза, осталась небольшая незащищённая идущая вдоль всей полученной конструкции полоса, сквозь которую я терял тепло. Но, положив убежище на пол и прикопав в снег, потери тепла я значительно уменьшил.

Полученное цилиндрическое убежище оказалось способно держать и форму, и атмосферу, создавая комфортные условия для свернувшегося в позе эмбриона незадачливого путешественника. Я мог спокойно снять шлем и отведать прекрасной вкусной жижи.

Убежище получилось не без минусов: если нужно вылезти из палатки на пять минут, то без шлюза она теряла герметичность, и процедура наддува повторялась вновь.

Разумеется, я вполне комфортно мог бы обойтись и без палатки. Система питания костюма рассчитана на стандартное суточное потребление в сто пятьдесят килокалорий в час, три тысячи шестьсот килокалорий в сутки. А это для нашего вида довольно большое потребление, возможное только при активной физической нагрузке.

Я же сидел на пятой точке, так мы именуем наши задницы (да, мы любим давать названия всему, особенно парни). Но, кхм, вернёмся к проблемам питания. Как я уже ранее говорил, это много калорий, очень много калорий для того, кто почти всё время сидел или лежал, практически не двигаясь, потребляя пятьдесят килокалорий в час или тысячу восемьсот в локальные сутки. Спустя двое суток я имел в сухом остатке ещё почти суточную норму.

Разумеется, всё это возможно благодаря специфическим возможностям организма, разработанного для работы в космосе и для дальних путешествий, во время которых замедляется метаболизм. Иначе организм по привычке продолжил бы сжигать энергию в пустую.

Что бы я делал, если через двое суток буря не прекращалась? Я бы подождал бы ещё сутки или двое, и вот если бы даже спустя два дня погода не позволила бы идти, я бы ушёл в анабиоз, просыпаясь раз в несколько дней со всё увеличивающимися промежутками бодрствования. Проспал бы неделю или пару месяцев, по максимуму экономя ресурсы, и потом уже дошёл бы до станции.

Ну, или вы бы нашли этот журнал у холодного трупа, лежавшего в собственноручно выкопанный им квинзи.

Покорение анабиоза, хотя правильнее говорить гипобиоза, — это важнейшее событие в истории внешних миров. Благодаря сложнейшей и гениальной работе Розы Франклин, десятилетия до Изоляции трудившейся над проблемами выживания организма при дальних космических перелётах, мы все смогли выжить. Пять лет титанического труда в условиях нехватки ресурсов и лабораторного материала, но результат дал свои плоды. Пояс расцвёл.

Точечные коррекции генома привели к небольшим биохимическим изменениям организма, и потребление ресурсов во время полётов сильно уменьшилось. Когда возникает потребность, мы можем впадать в своеобразное оцепенение, некую медитацию, во время которой погружаемся во всё более глубокое подобие сна, хоть это состояние сном и не считается.

В это время организм прекращает выработку тироксина, гормона, регулирующего метаболизм и, соответственно, температуру тела, и начинает выделять эндогенный лэй-энкефалин, пептид, который вызывает спячку у млекопитающих. Ещё немного добутамина для укрепления сердечной мышцы в период пониженной активности и α2-макроглобулин для улучшений микроциркуляций крови. Вот просто рецепт для дальних полётов.

Нельзя не отметить также склонность наших организмов к повышенному синтезу лептина, вызывающего накопление жира. От этого наш индекс массы тела несколько смещён к полноте.

Во время спячки организм постепенно избавляется от воды, практически полностью останавливая метаболизм. В период бездействия организм занят аэробным поглощением жиров, хотя при сильном дефиците способен поглощать и мышечную ткань.

Среди нас редко можно встретить особей с рельефными телами. Мы в основном слегка упитанные добряки. Почему добряки? Ну, с лишним грузом жировых отложений нам сложнее убежать от стройных и подтянутых жителей внутренних миров. Пусть мы не самые неповоротливые, но в области выживания нам нет равных.

Вот так и висим в позах эмбриона при двухстах восьмидесяти трёх градусах Кельвина, пока наш тряпичный шарик несётся вдоль Гомановских орбит. Поглощение кислорода уменьшается в сорок раз, а метаболизм — примерно в двадцать. Восьмисот грамм чистого кислорода, необходимых ранее на сутки, теперь хватает на полтора месяца пути.

По окончанию полёта мы скорее похожи на только что ожившую древнюю мумию с соответствующей образу манерой движений. Восстанавливаем форму примерно через пару дней, пройдя довольно сложную и немного болезненную процедуру восстановления.

Еще немного изменили зрение, сделав сетчатку квадрохроматичной, что сделало нас ещё ближе к семейству кошачьих и позволило лучше видеть в темноте, позволив заметно экономить на освещении.

Конечно, жителям внутренних орбит наши станции и жилые помещения могут казаться несколько темными и иногда пугающими из-за обилия светящихся глаз, носящихся сквозь темноту. Хотя некоторые находят это весьма красивым, одна моя знакомая говорила, что наши станции будто наполнены светлячками.

Ресурсы в глубоком космосе — это жизнь. В бескрайней пустоте вы не можете дозаправить свой корабль кислородом или остановится у магазина купить ещё сладких булочек.

Всё, на что вы можете надеяться — это только на те припасы, которые вы взяли с собой. Даже отходы жизнедеятельности организма — это кладезь энергии, аж до полутора сотни калорий на сто грамм, настоящая роскошь.

Когда ещё не было реакторов на металлическом водороде и скорость движения кораблей была ограниченной, предки считали, что вопрос скорости в космосе возникнет только с межзвёздными перелётами. Что удел покорения Солнечной системы за работами, и разработка систем анабиоза экипажа вне их приоритетов. Как же они ошибались.

Маломощные ядерные реакторы, радиоизотопные термоэлектрические генераторы, солнечные панели и топливные элементы — ничто не могло дать достаточной мощности. Установки по расщеплению углекислого газа потребляли очень много энергии, когда каждый ватт на счету, дышать было расточительно.

Анабиоз обеспечил выживание. Мы взяли эволюцию в свои руки. Экономика взяла гору: каждый килограмм, взятый с собой, это килограмм ценного сырья, которое придётся оставить на астероиде для получения дэльта-вэ, необходимого для совершения орбитального манёвра.

Мои предки быстро поняли эту простую формулу. Экономить старались по максимуму.

Космические корабли начала двадцать первого века представляли собой напичканные высококлассным и надёжным оборудованием максимально облегчённые алюминиевые банки. Астеров это не удовлетворило, они собирали корабли из того, что было под рукой. Алюминий тоже стал роскошью. Космические корабли середины двадцать первого века уже были пропитанными смолой тряпичными воздушными шариками.

А что ещё можно было сделать, когда доступ к технологиям и промышленным мощностям Земли был закрыт, а орбитальные верфи превратились во все поражающую шрапнель? Все были в изоляции. Марс, Луна, астеры — все адаптировались, все учились жить самостоятельно.

Космос кишел тряпичными воздушными шариками. Воздушными шарами всевозможных форм и предназначения. Рудокопы, транспортники, ремонтные шаттлы — все были на тканевой основе.

Эра космических плюшевых игрушек. Разумеется, со временем, когда астеры адаптировались к новым условиям, научились производить достаточное количество лёгких и крепких сплавов, печатать композиты невероятной прочности, то и корабли начали меняться. Богатый металлами пояс в то время дал значительный толчок в развитии раздробленной промышленности астеров.

[обновление журнала…]

После двух дней в ледяной пещере возможность выбраться на поверхность и немного размяться организм воспринял с небывалым энтузиазмом. Усталость миновала, голова ясна, хоть и слегка побаливает, глаза зоркие, руки рвутся в дело, а ноги радостно топчут свежий снег.

Кстати о пещере: пещеры, подобные той, в которой я провёл последние дни, достаточно интересны по своей природе. Образованные горячими газами, выбивающимися из недр планеты, они могут достигать весьма значительных размеров. Скажем, пещера Казумура, что на Земле, имеет протяжённость свыше шестидесяти километров и уходит на глубину более тысячи метров. А лавовые трубы Луны, некоторые из которых уходят на сотни километров вглубь, в поперечнике достигают двух километров.

В теории такая пещера может содержать целый биоценоз, поддерживая в нём жизнь за счёт тепла поступающих газов и снабжая необходимыми для поддержания жизни веществами. В пользу данной теории свидетельствуют следы довольно сложной органики замеченные в потоке газа.

Ещё из интересного — следы так называемой горной муки, найденой мной в пятидесяти миллиметрах от поверхности льда. Под термином горная мука мы понимаем взвешенные частицы карбоната кальция, которые уносятся из недр горных пород выходящими газами. Мелкие частички мела встретились на глубине от пятидесяти до шестидесяти двух миллиметров, а потом ещё на глубине девяносто миллиметров таким же десятимиллиметровым слоем.

Такое распределение говорит о том, что частички выносятся порциями во время прорыва газов кармана с водой, обогащенной гидрокарбонатами. На земле карбонаты являются следами остатков древних морей и океанов, в которых живые организмы миллионы лет связывали углекислый газ с кальцием и формировали меловые панцири, умирали и оседали на дне в виде карбонатных отложений.

Само по себе открытие не говорит ни о чём важном, но вместе с органикой в газе это значительное свидетельство в пользу биологической природы данных веществ. Похоже, что от меня тут может быть толк, возможно, я даже найду чей-то замерзший трупик. Обязательно займусь изучением одной из пещер.

Ну, а пока меня ждёт дорога. Оставалось пройти всего двести километров, сделать ни много ни мало двести пятьдесят тысяч шагов. Как только я отшагаю всю дистанцию, то надолго покрою норму физической активности. И пусть посмеет мне что-то сказать медсистема, это будет абсолютные рекорд среди астеров. Как минимум триста километров на своих двоих.

Но нужно не забывать, что, если я не найду ничего полезного на Стромболи или не смогу найти саму станцию, мне ещё предстоит долгий обратный путь, итого выходит минимум шестьсот километров. Да, я точно побью все рекорды. Я буду первым номером в общем рейтинге. Слава мне обеспечена, надеюсь, не посмертно.

Это хоть как-то скрашивает долгую дорогу. Позитивный настрой — это хорошо, это — залог успеха. Главное концентрироваться на позитивном, на грядущей славе, на том, как я обставлю всех в рейтинге физической активности, не думать о возможной неудаче. Нужно радоваться от предвкушения, как я буду пускать на металлолом Марвина и Хьюго, не думать о том, что у меня куча еды, чтобы съесть которую, мне нужно пять минут лежать в позе эмбриона, ожидая, когда надуется жертва минимализма.

Насколько неожиданно удивил меня обрадованный движением организм, настолько сильно поразила окружающая обстановка. Нет, вокруг всё так же была бескрайняя белая пустыня, но, тем не менее, пейзаж здорово преобразился. Буря сгладила неровности, исчезли ледяные валуны, свежим снегом засыпало шрамы от бушующей стихии, да и сами скалы не выдавали прошедшей катастрофы.

Абсолютный штиль и тишина. Пейзаж внушал ложное спокойствие, и в тоже время меня не отпускало чувство беспокойства: умиротворение было обманчивым. Радар продолжал фонить, атмосфера была насыщена мелкой пылью, создающей помехи. Сенсоры костюма старались как могли, пытаясь сложить из пробивающихся сквозь помехи обрывков сигналов достоверную картину и выявить угрозы.

Не смогли. Неудача застала меня в паре километров, которые я фактически пробежал, так хотелось покинуть подозрительную местность. Один неудачный шаг, и я по пояс ушёл в трещину, скрытую бурей. Практически без шансов разглядеть её сквозь снег. К счастью, она оказалось узкой, я в ней застрял, отделавшись ушибом и лёгким испугом.

А неуклюже выбравшись и сев недалеко от неё, я понял, что мне нужно немного посидеть и успокоиться, подождать, пока не уйдёт бушующий в крови адреналин. Менять чуть не погубила спешка. Двадцать сантиметров отделяли меня от мучительной смерти в ледяных объятиях.

Что же, терпение у меня есть, придётся немного посидеть, успокоится, перевести дух и продолжить свой путь. Если не произойдёт ничего необычного, то следующая запись в журнал будет уже у ворот станции. Главное не спешить.