Добро пожаловать в Нифльхейм (джен)

Загрузка…

Загрузка завершена.

Анализ содержимого…

Анализ завершён.

Найдена бинарная последовательность

Поиск сигнатур…

Сигнатуры определены

Анализ содержимого…

Подключение лингвистических модулей.

Загрузка…

Анализ содержимого

Построение лингвистических матриц…

Чтение…

Начать запись.

Стандартная Солнечная дата — двадцать второе июля две тысячи двести сорок второго года.

Журнал Объединённой Палеонтологической Экспедиции Системы, под управлением Споукского университета, запись ведёт палеонтолог экспедиции Рэй Нансен.

Человечество издавна манило пламя открытий. Люди словно мотыльки, летящие к этому жгучему пламени: мы смело движемся туда, куда не ступала нога человека.

К новым горизонтам, к неразгаданным тайнам, ведомые голодом знаний и жаждой приключений, мы идем к неизведанному.

Мы есть смелые первопроходцы! Мы венец и светоч человечества.

Я нахожусь на межзвёздном транспортном корабле “Хиона”, который доставил нашу экспедицию в этот необузданный мир, хранящий много загадок и секретов, ждущих своего часа быть открытыми.

Цели экспедиции: наладить контакт группой Роберта Амундсена; дать оценку моральному и физическому состоянию членов предыдущей экспедиции; при необходимости провести эвакуацию, изучить результаты исследований предыдущей экспедиции и подготовить отчёт, продолжить исследования и изучить возможность расширения зоны раскопок.

В жопу человечество, в жопу экспедицию!

Я идиот, а не первопроходец, и я в глубокой заднице, в прямом смысле этого многозначного выражения.

Я на станции “Терра Нова”. Это такая холодная дыра, из которой, согласно обрывкам журнала, предыдущая экспедиция ушла почти два года назад. Я здесь один. Совсем один на пять световых лет вокруг, если, конечно, не считать двух ИИ-ботов: помощник модели M4AR (как же уныло звучит) и всепроходный бот класса HOGU.

Пять световых лет до ближайшего человека у станции Росс 128 Б, у звезды под названием, неожиданно, Росс 128. Астрономы — самые скучные люди на свете.

Я здесь один, совсем один! Мой крик никто не услышит! Ну, почти никто.

Станция выглядит совершенно пустой и безжизненной, даже для сына эпохи глубокой экспансии чувство столь сильного одиночества оказалось тяжёлым бременем.

Пустые круглые коридоры и такой же пустой круглый холл базы действуют гнетуще. Белое, ровное освещение не добавляют спокойствия, а скорее даёт чувство стерильности, пустоты, одиночества.

База совершенна пуста и лишена звуков, любой скрип отдаётся протяжным эхом. Внезапные редкие писки уведомлений только добавляют гнетущего настроения.

Мне постоянно слышатся неясные звуки, на самой грани слышимости. Они доносятся из глубины станции, из вентиляционных систем, из-за стен. Вот, снова: я, кажется, слышал какой-то звук из вентиляционной шахты. Нет, я определённо что-то слышал. Чем дольше здесь нахожусь, тем отчётливее понимаю, что я здесь не один.

Я стал раздражительным, чувство тревоги медленно захватывает мой разум. Каждый звук превращается в тень. Тени становятся объёмными, материальными. Тени пугают меня.

Там, в тёмных коридорах, что-то ходит. Я слышу, как оно медленно и неотвратимо, ведомое голодом и ненавистью, двигается ко мне. Вся станция наполнена ужасом.

Пишу урывками, пытаюсь спрятаться в тенях ярко освещённых белых комнат. Стать меньше, чем мои страхи. Меня взяли сюда за мою суть, за способность переносить стресс, за склонность к уединению.

Я не справился даже с этим… В вакууме глубокого космоса не так пусто и одиноко, как здесь.

Моя погибель неизбежна. Я слышу, как что-то пытается пробиться через стену. Но твёрдый корпус пока не поддаётся, и оно стонет, издаёт еле уловимый вой — оно голодно и знает, что здесь есть я. Еда. Вой наполнен отчаянием.

Это вопрос времени, когда металл сдастся и я узрею чудище... Сколько ещё осталось, как долго будет сопротивляться прочный сплав? Сплошное безумие — сидеть и ожидать гибели.

Я хочу домой, я согласен на погружение....

Да, я точно что-то слышал, кто-то пришёл за мной, меня съедят…

Я должен бежать, спасаться…

[обновление журнала…]

За бортом минус сорок семь градусов по Цельсию, или, если вам так будет удобнее, двести двадцать шесть градусов выше абсолютного нуля, как это называют, по Кельвину. Скорость ветра двенадцать метров в секунду, крио-шок, обширные обморожения. Но два часа на медстоле творят чудеса — я снова свеж и бодр.

Средство, введённое в организм моими имплантами, оказалось сильнее, чем я ожидал: оно заметно повлияло на способность трезво мыслить. Подарок творцов вышел мне боком — коктейль «бей или беги» делает организм излишне импульсивным.

Окончательно придя в себя и немного подумав, я могу с уверенностью заявить, что у меня проблемы.

Когда-то меня научили, что в стрессовой ситуации помогает работа и последовательное изложение мыслей, потому для сохранения ясности мышления постараюсь подробно зафиксировать всё происходящие в своём журнале.

Если вы геолог, ксенопалеонтолог или космический пират и вертите в руках (а может, ложноножках) образец давно утерянной цивилизации, найденный рядом с моим замёрзшим трупом, то я вас поздравляю! Вы облажались, вам крупно не повезло, ибо вы нашли мой журнал — самый бесполезный артефакт из всех возможных.

Здесь вы не найдёте высоких технологий ушедшей цивилизации или анализа социокультурных особенностей развития Стран Изгоев. Нет, тут будут изложены мои попытки борьбы со сложившейся ситуацией, возможно, редкие воспоминания о жизни в Системе и попытки проанализировать, как я оказался в таком положении.

Итак, пора ответить на пару вопросов. Шумом оказался Марвин — робот-помощник, который принялся драить станцию, а скрипами за стеной — тепловое расширение металла из-за включения жизнеобеспечения на полную мощность.

В вентиляцию я ещё не лазил, но не думаю, что меня что-то там удивит.

И так, я оказался в системе Глизе 832 а, она же “ближайший лучший мир”, она же “Нью Терранова”, она же “Очень Холодная Дыра”.

Открыта в две тысячи двадцать втором году с помощью телескопа Кеплер и названа Супер-Землёй. С плотной атмосферой и массой в четыре и восемь земных, радиусом почти тринадцать тысяч сто сорок километров (есть где разгуляться) и гравитацией на четырнадцать процентов больше, чем на Земле.

Одна радость для интровертов, социофобов, мизантропов или просто таких идиотов как я, если бы не одно “но”… Маленьким таким “но”, я бы даже сказал, довольно низким “но”, а именно — средняя температура в двести шестнадцать градусов выше абсолютного нуля.

А по замёрзшему до смерти трупу вы легко можете понять, что сопротивляемость низким температурам у моего вида на уровне способности водорода сопротивляться окислению кислородом.

Днём температура не превышает двухсот сорока девяти градусов по Кельвину, а ночью местами опускается до восхитительных ста пятидесяти трёх. И тут достаточно темно, что не удивительно, ведь планета вращается вокруг красного карлика! Почти как на Марсе, только с полярным сиянием во всё небо.

Год здесь длится тридцать шесть дней, сутки, кстати, по тридцать шесть часов, и если вы ищете, где бы выспаться, то это для вас идеальное место.

Да, времени для самокопания у меня будет более чем достаточно.

Я с самого начала должен был понять, что с этой экспедицией что-то не так. От подачи заявки до момента, когда моё тело запихнули в гибернационную камеру, накачали химией, охладили и отправили в дальнее путешествие, прошла всего одна сол-неделя.

Если задуматься, то вся эта история с самого начала выглядела не очень хорошо: другая планета, пропавшая экспедиция, бунт. Что могло пойти не так? Прямо идеальный сценарий для детектива, в конце которого все умирают. А мне что-то сильно захотелось пожить.

Я писал про развлечения? К куче моих проблем и недостаткам этой космической убийцы Титаников можно так же отнести полное отсутствие релаксантов и нормальной еды! Ни крошки!

Хватит ныть, я не на курорте, пора за работу, отдых будет потом. Сперва нужно осмотреть системы, провести инвентаризацию, изучить журналы и наконец-то подумать, что мне дальше делать.

Беглая диагностика станции показал, что практически все системы в норме, энергетическая мощность восемьдесят шесть процентов, целостность корпуса — семьдесят два процента, Центральный Компьютер работает в безопасном режиме, системы жизнеобеспечения функционирует на приятные девяносто процентов.

Эти показатели хоть и не критичны, но вызывают опасения, особенно корпус. Если станция не будет держать тепло, то я замёрзну и умру. Если станция не будет подогревать воздух, я замёрзну и умру. Если станция не будет подавать воздух, я задохнусь и, неожиданно, умру!

Ситуация заставляет задуматься как о грядущих перспективах стать ледяным ископаемым, так и о том, как извлечь максимум из нынешней ситуации.

С одной стороны, моя жизнь находятся под угрозой, моё выживание — в моих руках, я совершенно один. С другой, моя жизнь в моих руках.

Но сперва представлюсь и внесу некоторые пояснения. Меня зовут Рэй Нансен, мне двенадцать лет. Знакомые обычно по-дружески называют меня Нори, считая, что это смешно, раз меня вырастили в чане, как всеми любимую еду.

Ещё неделю назад (если считать субъективно, ведь полёт длился семь лет) я работал инженером геологической службы Спокского университета, расположенной на станции “Надзея”, что на Ганимеде. Просторное и очень уютное местечко, построенное во времена моды на громадные сооружения — эпоха прорыва нанотехнологий и небывалого расцвета новых конструкционных материалов.

Забавное было время. Мы строили огромные подземные города, марсиане — гигантские купола, а земляне в своём стремлении в небо, борясь со всепоглощающим перенаселением и катастрофическими экологическими проблемами, тыкали повсюду небоскрёбы-города.

Незадолго до этого возник Троянский Союз и попытался найти своё место в этом новом мире, показать своё величие, не желая уступать прогрессивным и быстро развивающимся внутренним планетам. Невзирая на трудности, мы строил оазисы посреди безжизненной пустоты космоса. Мы строили будущее.

“Надзея” полностью пропитана духом тех времён. Огромные купола с миндальными лесами и широкими лужайками, пересечёнными тропинками, широкие коридоры и высокие потолки (я не встречал помещений с потолком ниже пяти метров). Исполинские полости, вырезанные внутри планеты, захватывали дух у каждого, кто посещал это невероятное место.

Улицы утопали в садах. Местами даже были водопады, самый большой из них достигал ста сорока пяти метров. Работа была непыльная, я занимался обработкой массивов данных от разведывательных зондов, иногда вносил изменения в их конструкцию. Цель: изучение способов добычи металлического водорода для новых промышленных мощностей юной межзвездной цивилизации.

Эра переноса сознания в туманность, то есть в виртуальную симуляцию в сети. Сейчас технологии спокойно позволяют проделывать подобное: полноспектральная сенсорика, которая ограничена только вашей фантазией, секс с мамонтом и инфузорией-туфелькой, мороженое из трития, приправленное плутонием, — попробовать можно всё. И все пробовали.

Я довольно нейтрально относился к этой забаве, иногда прибегая к её услугам для игр, встреч с партнёрами и моего любимого занятия, прыжков в атмосферу Юпитера — это ощущение ни с чем не сравнить.

Каково же было моё удивление, что все мои друзья один за другим ушли в облако. И я остался один, ни семьи, ни друзей. Конечно, подключившись к системе, я мог снова быть с ними, чувствовать тепло, запах, но всё же это не было реальностью. Я знал, что мы больше не посидим вместе в “У края вселенной”.

В порыве чувств, горечи и разочарования я решил подать заявку в дальнюю экспедицию, найти место, где буду среди таких же любителей реальности, как и я сам, среди тех, кто не прочь потыкать камень, пролежавший сотни миллионов лет, ступить туда, где не ступала нога человека. Короче, захотелось погеройствовать…

Минут через пять после подачи заявки мне пришло сообщение от комиссии. Меня поздравили, сообщив, что моя кандидатура рассмотрена и утверждена на должность палеонтолога, попросили явится на станцию “Дискавери” для прохождения недельного курса. Немного похвальных речей, просьба подписать договор о снятии ответственности, и готово.

Чем я был занят неделю перед полётом? Проходил курс переподготовки на палеонтолога и климатической адаптации.

Самое сложное в этом процессе — это адаптация организма к среде, совершенно непривычной для жителей Пояса — детей глубокого космоса: адаптация к жизни в гравитационном колодце. Для любого человека, который провёл пару лет в условиях низкой гравитации, спуск в гравитационный колодец, взять хотя бы Землю, сродни тяжёлой болезни.

Организм, привыкший к отсутствию силы тяготения, теряет мышечную и костную массу и, оказавшись на твёрдой поверхности Земли, становится прикован к экзокостюму, неспособный пошевелить даже рукой.

Так же и я, привыкший к гравитации Ганимед, которая составляет всего четырнадцать с половиной процентов от стандартной, то есть земной, был вынужден в срочном порядке навёрстывать недостачу.

Вы, наверное, заметили, что геологи и палеонтолог немного отличаются друг от друга. Где тут логика? Логика была проста: геолог изучает камни, палеонтолог изучает окаменелости, один плюс один, получается три.

К тому же, мне кажется, немалую роль сыграло моё наследие, причина, по которой я появился на свет, и опыт, дарованный мне этим. Оно и неудивительно, учитывая характер ситуации, с которой мы могли столкнуться.

На момент моего отбытия экспедиция два года как перестала поддерживать общение с Солнечной системой, ограничившись только телеметрией и некоторыми данными. А всего год назад, субъективно перед вылетом, перестала приходить и телеметрия.

С того момента все шестнадцать членов экспедиции, во главе с руководителем экспедиции Морто Маккейном, числились пропавшими без вести.

Причины данного происшествия были неясны. Нас кратко ввели в курс происходящего. На станции из-за разногласий в исследованиях, по полученной мне информации, от основной группы отделились часть людей и основала свою станцию для более глубоких геологических исследований.

Причины конфликта и предплсылки к нему для меня остаются загадкой. Они скрыты за классической фразой: “Распределение уровней доступа к информации”. Также сказали, что ответы будут выданы по ситуации по месту прибытия.

Довольно удачно, что в этому году, разумеется, на момент отбытия, в направлении Глизе летел транспортник. Руководство решило сделать транзитный рейс, подкинув нас по пути.

По окончании недели подготовки мне выдали сертификат, посадили в корабль и отправили к Глизе с промежуточной остановкой у Титана — забрать остальных девять пассажиров.

В тот момент меня распирала гордость от осознания своей важности, той цели, которая стояла перед нами. Мы были лучшими, избранными представителями своих культур, надеждой всего человечества.

По крайне мере, нам так сказали, так утверждали рекламные буклеты, баннеры и каждое изображение на каждой стене. Нас восхваляли в сети, мы видели много поддержки от совершенно незнакомых нам людей.

Но правда в том, что мы не избранные, просто не было других. Больше никто не захотел лететь. Ирония естественного отбора во всей красе: победили не сильнейшие, не лучшие представители человечества, а те, кто был достаточно глуп, чтобы решиться на данную авантюру.

Снова я расклеился. Нужно собраться, сейчас мне никто не поможет. Пора сходить к капсуле и забрать некоторые вещи. Сквозь ветер и сугробы.

[обновление журнала…]

Желания морозить свою задницу у меня не было, и я решил отправить своих вынужденных соседей за вещами, пусть приносят пользу человечеству.

Но реальность оказалась жестче, чем я думал: роботы оказались совершенно бесполезны для расчистки снежных завалов. Если Марвин имеет очень простую и лёгкую конструкцию и его просто сдувает ветром, то Хьюго замерзает!

Хьюго, всепроходимый бот на адаптивной гусеничной платформе высотой в полтора метра, сделанный для работы при экстремально низких температурах, — замерзает!

Ощущение такое, что Хьюго где-то потерял часть корпуса и ему не провели обслуживание. Что здесь происходило…

Полазив в логе Хьюго, я был немного озадачен: из его корпуса вытащили теплоизоляцию и обогревательные элементы, а система восстановления просто не работала.

Жизнь его потрепала или кто-то другой, но на корпусе присутствуют отчётливые вмятины и царапины. Нанокомпозит, из которого сделана его оболочка, — это сверхкрепкий материал, который очень непросто повредить и который отлично восстанавливается.

Уж если Хьюго так перепало на этой планете, то мне точно не светит ничего хорошего.

В общем, всё же пришлось сходить самому. Выход наружу прошёл успешно и без происшествий. Погода была хорошей, практически полный штиль. Капсулу я нашёл не сразу, хоть она и стояла не более чем в пятидесяти метрах от входа.

Дольше всего возился с выкапыванием капсулы, которая и без того была погружена в снег, так её ещё немного занесло сверху, что сделало её практически неотличимой от окружающего пейзажа. И если бы не работающий маяк, поиски заняли бы ощутимое время.

Ещё один прекрасный день в этой дыре. Марвин принёс завтрак, от которого меня чуть не вырвало. Робот жутко обиделся (эти модели ещё были с эмоциональными модулями) — завтрак был его лучшим творением. Увы, придётся есть его стряпню: от спасательного продовольственного набора остались крошки, а на паре плиток шоколада я долго не проживу.

Обычно он, весело попискивая, ходил и натирал станцию до блеска — наверное, радовался впервые появившейся за последнюю пару лет работе. Теперь же противно скулит и бродит без дела. А Хьюго… Хм, а Хьюго просто молча стоит в углу и смотрит на меня безразличными линзами визоров.

Сделал себе заметку расспросить Хьюго о происшедшем с ним. Займусь этим, как наведу порядок и разберусь с главными задачами. Чувствую, что-то там нечисто. Когда я мельком спросил, что с ним произошло, он не ответил, напрочь проигнорировав мой вопрос.

А ведь он мне понадобится целым и полностью функционирующем. Его создавали для работы на этой планете, и он единственный сможет помочь, случись что со мной за стенами станции.

Кстати о завтраке: это совершенно безвкусная зеленоватая масса с кисловатым запахом, представляющая собой смесь питательных веществ. Жиры — пятьдесят процентов, медленные углеводы — тридцать процентов, оставшиеся двадцать процентов пришлись на белки. А сверху всё это присыпано суточной нормой минеральных элементов.

Лучшее средство для начала дня. И обеда. И ужина.

Спасибо за этот деликатес системе резервного жизнеобеспечения. Такие ставят на спасательные шаттлы, берут в опасные экспедиции. Потребляют они совсем небольшое количество энергии и выполняют одну единственную роль: используя доступное сырьё, не дают умереть от голода.

И да, эта система при наличии материалов прекрасно обеспечит организм всем необходимым. Из воздуха, земли, экскрементов, камня, любой органической живности эта штука сделает питательную горячую жижу и чистую воду.

Но система примитивна, как кирпич, летящий тебе в лицо, и столь же неповоротлива. Рассчитана на использование в крайнем случае, и обычно людей спасают раньше, чем кончается сырьё. А поэтому ни о каком разнообразии и вкусовой ценности говорить не приходится.

Она не ломается и работает точно, как цезиевые часы. Принцип довольно прост, основан на методе атомной сборки, но количество возможных вариантов сборки жестко ограниченно — не программно, а на уровне железа.

Сегодня на повестке дня жизнеобеспечение. Видно, что за ним всё же следили и ухаживали, вовремя проводили обслуживание и ремонт. Но, чтобы быть уверенным, что за ночь температура не упадёт до потрясающих душу и тело двухсот двадцати градусов Кельвина, нужно всё внимательно проверить.

Плюсом конструкции данной станции является её модульность, а отсюда и высокая автономность каждой из её частей. В целом это считается устаревшей практикой, сейчас отдают предпочтение унифицированному принципу.

Прямо как в рекламной брошюре: «Зачем вам сложные децентрализованные системы? Унифицируй это! (случаев поломки нет уже 100 лет)».

К счастью, космос есть космос, и в вопросах безопасности подход к космической технике, а особенно к системам жизнеобеспечения, остаётся строго консервативным, хотя новые технологии вводятся достаточно быстро. Особенно среди астеров, которые летают на том, что собрали. Вопросы жизнеобеспечения всегда были крайне важны.

Так что именно консерватизм, как бы ни был он страшен, спасает мне жизнь. Я не могу отвечать за всю станцию, но за предоставленный мне уголок буду биться что есть сил!

Тут математика предельно проста: на станцию поступает определённое количество энергии, определённое количество энергии станцией потребляется. Самое важное — это соблюдать баланс. Хорошо, когда приход энергии равен или больше, чем его растраты, и плохо, если я буду тратить больше, чем имею.

К сожалению, после анализа энергопотребления (провести который было очень сложно ввиду отсутствия системы мониторинга энергопотребления) я выяснил, что у меня есть небольшие проблемы.

И это не из-за того, что мне пришлось прощупать каждый энергоузел в попытке узнать, куда он ведёт и что потребляет. Нет, мои проблемы в том, что я потребляю слишком много и не знаю почему!

Я выяснил, что значительная часть энергии, которая, кстати, сейчас расходуется из аварийных аккумуляторов, тратится на гараж, в котором, прошу отметить, я не живу.

Дальше — больше: из-за проблем с вентиляцией система перешла на рекуперацию углекислого газа в кислород, при том что его более чем достаточно снаружи. Вишенкой на торте — факт того, что для получения кислорода из углекислого газа даже с современными катализаторами нужно тратить много энергии.

При этом выделяется много тепла, которое сбрасывается… внутрь станции. Оказывается, за тепло нужно благодарить неправильно работающий механизм. Станция же, обнаружив, что тепла избыток, начинает воздух охлаждать. Выходит жутко неэффективно.

В итоге после продувки всех систем то ли чёртов снег попал в вентиляцию, то ли она обмёрзла от длительного простоя, и пока что-то тарахтело в системе, а компрессор пытался снег выдуть, диагностика показывала полный порядок и красивую надпись: “Работа системы жизнеобеспечения: 100%”.

Осталось отключить всё лишнее, перенастроить механизмы работы, переписать пару алгоритмов, и готово. Всего-то работы на каких-то «очень много» часов.

[обновление журнала…]

Я поработал, пора и отдохнуть.

На чём я там вчера остановился? Ах да, полёт…

Полёт прошёл комфортно, моргнул у Каллисто и оказался у Глизе.

Открыв глаза и дождавшись окончания всех проверок состояния моего организма, услышал милый, но уверенный голос, который попросил проследовать по короткому коридору к шаттлу. Выдав в пустоту заготовленную речь, я выполнил просьбу.

В шаттле я встал на платформу, где меня облачили в экзокостюм повышенной защиты и крепко-накрепко зафиксировали. Всё тот же голос через нейроинтерфейс сказал приготовиться, и почти тотчас мы отправились в путь.

Минут через десять, после небольшой перегрузки, отдышавшись и немного придя в себя от осознания того великого шага, который я делаю во имя человечества, я обратил внимание, что на мониторе жизнеобеспечения группы виднеется только моя иконка.

Поинтересовавшись состоянием экипажа, я получил ободряющий ответ, что жизненные показатели в норме, и, успокоившись на время, созерцал планету.

Какая же она была огромной — чуть более тринадцати тысяч километров в поперечнике! Зрелище было великолепным: огромная бело-голубая планета, облака, быстро проносящиеся под нами, немного закрывали собой бескрайние равнины, величественные горы и самые большие каньоны, что я видел.

Да, марсиане, вам теперь нечем хвастаться!

Накатившее острое желание обнять друзей напомнило мне, что я ещё даже не поздоровался с новыми членами экипажа. Поругав себя за бестактность, я открыл канал связи с капитаном и встретился с первым жестоким ударом судьбы.

Я получил решительный отказ.

Это, честно говоря, немного сбило с толку: на мгновение я подумал, что капитан на меня обиделся. Сразу же откинув эту глупую мысль, я запросил статус группы. Увиденное повергло меня в ещё более сильное замешательство.

Связь недоступна, канал заблокирован.

А ещё через секунду под звуки тревоги меня выплюнуло из чрева шаттла прямо в планету, как чёртового Джонни Рико. Не знаю, что произошло, возможно, случилась авария при спуске — в нас мог врезаться метеорит или от вспышки на звезде где-то случилось короткое замыкание.

Но факт остаётся фактом: шаттл в нижних слоях атмосферы сбросил груз и спасательные капсулы.

Звучит дико? А представьте, что творилось в те минуты у меня в голове. Это шло вразрез всем существующим сценариям посадки! Шаттл терпел крушение и совершил аварийный сброс. А без весомой причины шаттлы не падают уже почти двести лет.

Стоп…

Я остался без света, тепла, связи, подача энергии прекратилась... Ну, класс, станция начинает разваливаться.

Судя по шуму вентиляции, вырубилось только освещение, подача воздуха не прекратилась, смерть от холода и удушья пока не грозит. Сеть работает в минимальном режиме, связь осталась, хоть мне и не с кем связаться. На всякий случай залез в костюм: он и защитит, если вдруг что, и фонари есть.

[обновление журнала…]

Да будет свет, сказал, эм… я. Двенадцать часов ушло на то, чтобы найти поломку. Без плана энергосистем это оказалось затруднительно. Причина оказалась проста: отошел контакт в цепи С5, и по странной логике на станции погас свет.

Это довольное интересно — лазить в темноте среди силовых кабелей и проводов. Навевает ностальгию по дому, по работе, а это снова напоминает о моём положении.

Ещё раз скажу спасибо конструкторам этой базы. Оказалось, что С5 — это канал, отвечающий за свет при наличии людей в помещении. В момент, когда сигнал оборвался, система мониторинга решила, что никого нет, и включила экономию энергии.

Спасибо, что не отключилась подача кислорода и терморегуляции.

Я также заметил, что система мониторинга работает автономно: она не принимает сигналы от атмосферных датчиков, не знает ни о влажности, ни о температуре, ни о составе атмосферы. Похоже, что у системы вентиляции есть дублирующий набор сенсоров, и она самостоятельно поддерживает состав атмосферы с момента подачи питания.

Отсюда можно сделать неутешительный вывод, что, возможно, показания приборов — иллюзия, а реального положения вещей я не знаю. Станция может разваливаться у меня под ногами, твердя, что всё в полном порядке.

Можно подвести небольшой итог: состояние станции мне неизвестно; судьба предыдущей экспедиции покрыта тайной; мои перспективы туманны; до следующего сеанса синхронизации двадцать шесть стандартных дней, за которые мне нужно наладить связь.

Я был везде, я был нигде. Что за бледное размытое пятно перед моими глазами? Это земля? Небо? Это содержимое моего желудка? Оказалось, это сбылась моя самая большая мечта: орбитальный спуск сквозь шторм.

Совершенно обыденное занятие — прыгнуть в лабораторную центрифугу и выжить при этом. С огромным ускорением и на скорости в десять тысяч шестьсот метров за секунду я вошёл в атмосферу. Спасибо двигателям, что отводили меня от потенциально опасного шаттла.

Всё, что мне оставалось, так это надеяться, что выдержит сердце, выдержит капсула и я удержу траекторию полёта.

Система автопилота, или, правильно будет заметить, та её часть, которая ещё функционировала, уверяла меня в нормальности происходящего. Каждый параметр моего управляемого падения светился “безопасным” зелёным цветом.

Нет, я не жалуюсь, я выжил, и на том спасибо. Но перегрузки были колоссальные. Десять единиц при уводе капсулы от шаттла и двадцать пять единиц во время торможения в атмосфере.

Снова это странный звук, я так и не понял, откуда он идёт…

[обновление журнала…]

Кстати, похлёбка, что носит мне Марвин, постоянно отрывая меня от работы, — просто отстой. После лёгкости, с которой можно получить любую еду на Ганимеде, паёк, которые выдаёт синтезатор тут, на станции, ну просто отвратный.

К счастью, у меня остались резервные пайки, которыми я смогу хоть немного разбавлять эту жижу. Чувствую, шоколад, что захватил с собой, я буду ценить дороже блока СМС, т.е. Стандартной Монеты Системы.

Если источник звука — ломающийся под тяжестью скалы корпус, то у меня проблемы. Сканер в руки и вперёд на осмотр.

Всего-то и надо, что снова ползком, со сканером в руке, провести дефектоскопию всей станции, точнее говоря, той её части, доступ к которой у меня есть. Что вызывает немалые опасения, ведь, согласно планам, она занимает сильно большую территорию, чем та, что открыта моему взору.

Самая важная зона, которой на данный момент нужно уделить особое внимание, — рабочая, в которой я нахожусь. Гараж и входной шлюз не так критичны ввиду того, что в гараже просто ничего нет.

В шлюзе нет критических узлов, по сути, он представляет собой трубу, ведущую сквозь лёд наружу. Даже в случае обрушения прохода я всегда смогу прокопать туннель наружу. При этом в помещениях станет чуточку прохладнее, возрастёт нагрузка на системы жизнеобеспечения, на энергетическую установку, реальный ресурс которой мне не известен. Повысится шанс, что всё развалится…

Конечно, в реальности шлюз может повредить разве что упавший на него шаттл: цилиндрическая форма позволяет отлично распределять и выдерживать нагрузки, сводя все риски практически к нулю.

Будет намного хуже, проснись я однажды от того, что оказался придавлен парой тысяч тонн льда из-за лопнувшего, словно орех, корпуса станции. Это будет несколько печальней.

Я бы с радостью отправил бы Марвина на это дело, но, во-первых, боюсь, что он не справится, а во-вторых, он где-то пропал из виду — на такой-то маленькой станции.

[обновление журнала…]

Ветер. Ветер был очень сильный, мне с большим трудом удалось справиться с удержанием траектории. Автопилот даже не попытался что-то предпринять, он просто выводил на экран параметры движения, траекторию входа в атмосферу и весь полёт грозил мне неминуемой кончиной, отсчитывая метры до контакта с поверхностью планеты.

Хоть я совершил тысячи орбитальных прыжков в симуляции, но реальность есть реальность. Это было сложно. Страха не было, всё внимание было сосредоточено на управлении капсулой и попытках не столкнуться с грузовыми контейнерами, летевшими параллельно, или банально не умереть от перегрузок.

Хочу отметить, что я видел несколько капсул, падающих вместе со мной, но из-за отсутствия связи мне неизвестно, были там люди или шаттл сбросил их все автоматически. Но, судя по манере их входа в атмосферу, без автопилота шанса добраться до поверхности целыми у них не было.

Со стороны кажется: что здесь сложного может быть, когда перед глазами и траектория, и все интересующие параметры? Хотел бы я, чтобы всё было так просто. В реальности на полёт влияет огромное количество факторов — от направления и скорости ветра до формы поверхности устройства, в котором ты пытаешь не слишком быстро встретится с поверхностью.

Приходилось всё время работать маневровыми двигателями для корректировки курса. В виртуальных спусках меня не интересовало место посадки, здесь же я должен был попасть точно в цель, иначе я мог разбиться о скалы или приземлится за сотни километров от места назначения, что повлекло бы долгие поиски при невозможности эвакуации воздухом.

Нюансов было очень много. Ко всему прочему, мне нужно было следить за расходом энергии и топлива. В безвоздушном пространстве мощные ионные двигатели расходуют криптон из внутренних баков, а в атмосфере могут использовать газы, составляющие атмосферу планеты. Бесконечно топливо, но не ресурс батарей. Капсула не имеет своего реактора и питаются от батарей, а батарею двигатели опустошали с пугающей скоростью.

Хоть на экране и выводилась и траектория полёта, и скорость, и моё положение, но там и словом не было сказано о том, что мне требовалось сделать, время работы двигателя и его мощность, угол тангажа, запас энергии в батареях и ещё сотня параметров, за которыми надо было следить.

Но я выжил благодаря чуду и, должен признать, немалому опыту проведённых в симуляциях атмосферных прыжков и тренировок по десантированию в космических силах. Я смог почувствовать эту бочку, оседлать ветер и победить.

Хоть спуск и был полон опасностей в виде безумных воздушных потоков, но посадка оказалось на удивление мягкой, и, не успев с раздачей благодарностей гениальным инженерам и проклятий им же за доставку, я очутился в белой пучине. Первая же мысль была: “Мне нужно подышать воздухом”. Но, увидев экран, засиявший предупреждениями, как новоприбывший транспортник в порту, я отказался от этой идеи.

Мудро рассудив, компьютер поддал кислорода в шлем, и мне стало чуть спокойнее. Сперва, как по инструкции, проверил показания приборов: двигатели отключены, капсула стоит надёжно, хоть и под небольшим углом, на полтора метра погрузившись в снег.

Окружающая местность была признана безопасной. За бортом капсулы кроме жуткого холода мне ничего не грозило. Спустя пару минут, отстрелив люк, я выбрался из капсулы и, подсвечивая дорогу на виртуальном интерфейсе, двинулся ко входу на станцию “Терра Нова”.

И сразу же провалился по пояс в снег. Снег, очень много снега, снег и лёд вокруг; сама станция торчала из ледяного холма.

Проклиная всё и вся, борясь с сильными порывами ветра, то и дело кидающим меня в сугробы, я начал пробираться вперёд, ориентируясь указания на экране моего визора. Я чувствовал себя коровой на льду, кошкой, попавшей в воду, я был грациозен, как пьяный жираф в невесомости.

Не знаю, сколько я бы там ещё провозился, борясь с непогодой, если бы что-то уверенно и настойчиво не потянуло меня внутрь. Разумеется, от такой наглости я попытался сопротивляться, но мои действия не увенчались успехом.

А потом всё прекратилось. Начиная приходить в себя, понял, что нахожусь в каком-то шлюзе, а значит, у меня получилось. Я добрался, я не один. Как же я ошибался. После небольшой процедуры обеззараживания, продувки горячим воздухом, я снял шлем и узрел…

Узрел яркую вспышку и выстрел в лицо. От неожиданности и в поисках спасения от неизвестной инопланетной угрозы я попытался ретироваться восвояси, но был немедленно остановлен нежеланием края гермодвери подчинятся настойчивому движению моей головы.

Иными словами, от испуга, движимый рефлексами, я попытался отпрыгнуть, но со всей силы ударился головой об дверь. Перед глазами замаячили снежинки — даже в моём воображении был чёртов снег.

Потирая глаза и морщась от пульсирующей агонии, я наконец-то смог разглядеть причину моей головной боли (и чувствую, что мне с ними ещё предстоят проблемы) — двух роботов, о которых я говорил ранее: Марвина и Хьюго.

Не представляю, где Марвин раздобыл хлопушку, но он был очень доволен собой. Активно жестикулируя и пища, он приветствовал меня. Хьюго обошёлся простым: “Добро пожаловать”.

Что можно сказать в такой ситуации? Ну, встреча была незабываемой и с фанфарами.

Собравшись с мыслями и осматриваясь в поисках объяснений и остальных участников экспедиции, я первым делом заметил огромный ярко-оранжевый плакат из смутно знакомого материала, натянутый на противоположной стенке и гласящий “Добро пожаловать в Нифльхейм”. Что означает их этот Нифльхейм и чей больной разум придумал это невыговариваемое название, я пока не выяснил.

Станция оказалась пуста.

В целом она была небольшой и довольно уютной. Даже страшно представить, как мы тут вдесятером должны были находится.

Что из себя представляет эта жертва архитектора, вы видите и так: наверняка вы нашли меня посреди комнаты наложившем на себя руки в отчаянии, что никогда вновь не съем нормальной еды.

[обновление журнала…]

Хорошая новость! Только что заметил, что вкус жижи получается немного регулировать — добавить глюкозы, уменьшить хлорида натрия, и даже можно есть. Думаю, я привыкну. Надеюсь, что привыкну.

Кстати о корпусе, день, проведённый со сканером, не был потрачен зря: корпус оказался в полном порядке, следов повреждений не обнаружено. Результаты, которые выдаёт система мониторинга, хоть в этом были правдивы. Уже легче, меньше проблем, за которыми всё время нужно следить.

Конечно, вопрос с остальными системами остаётся всё так же открытым. Я много узнал о состоянии сети и количестве неработающих систем, но многое остаётся непонятным, а время на отдых практически отсутствует. Буду проверять дальше.

Кто бы ни читал этот дневник, я хочу вас проинформировать. Сегодня я счастлив, моя довольно опасная авантюра завершилась успехом, часы долгой и опасной работы принесли свои плоды!

У меня получилось сделать коктейль!

Вода и глюкоза творят поистине фантастические вещи! Есть смысл жить дальше! Всего-то потребовалось разобрать этот чёртов аппарат, влезть в систему и убедить его, что он внёс все остальные ингредиенты и пора добавить глюкозу! Я нарёк сей коктейль “Манна”.

Да, мне прекрасно известно, что в моей ситуации вскрывать аварийный синтезатор — не самая светлая идея. Да, это не одно из тех гениальных озарений, после осознания которых ты бросаешь всё и сломя голову бежишь воплощать их в реальность.

Он не просто так используется как система резервного жизнеобеспечения. Запасного варианта у меня нет. Но опыт и вера в свои знания с крупицей отчаянья и огромной жаждой комфорта взяли верх.

Теперь у меня есть напиток, который не стыдно предложить и гостям. Правда, два моих единственных гостя, а по совместительству — соседи не способны оценить важность, вкус и результат долгой и напряжённой работы моего гения.

Теперь я не просто пью, но и наслаждаюсь жизнью. До этого Марвин просто приносил воду в бутылках, которые он поначалу наполнял из крана. Я решил, что не стоит пить техническую воду, которая используется для мытья: пусть она и превосходного качества, но в ней могут остаться частички окружающей породы.

А порода весьма фонит. У этой планеты, конечно, удивительно мощное магнитное поле (вероятно, из-за активного ядра), что, к счастью, не позволяет ей попасть в приливной захват. Но как бы ни был силён магнитосферный щит, местное светило — красный карлик — является очень активной звездой и непрерывно бомбардирует поверхность планеты заряженными весьма высокими энергиями элементарными частицами.

Эти частицы по большей части поглощаются атомами водорода, входящими в состав водяного льда. А так как поверхность планеты — это почти сто километров воды в твёрдом и жидком состоянии, то, размещая станцию подо льдом, мы полностью нивелируем пагубное воздействие светила.

Но во льду находятся частички породы, крошечные, практически неуловимые. Их с высокой степенью вероятностью улавливают фильтры станции. Но, к сожалению, степень изношенности фильтров мне не известна: у меня нет возможности попасть в технические зоны, и поэтому я не могу точно знать, насколько качественно проходит очистка.

Разумеется, забор воды происходит из скважины, никто не топит снег с поверхности. Считается, что на глубине почти в двадцать километров наведённый фон должен стать безопасным. Да, вы всё правильно поняли, мы пьём воду из подземного озера.

Часть её идёт на бытовые нужды, а остальная — на технические. В том числе на систему контроля климата. Именно она на данный момент потребляет основную часть водных ресурсов. Она постоянно увлажняет воздух, который здесь невероятно сухой.

Система также удаляет из атмосферы лишнюю воду, поддерживая нужную влажность. После починки системы вентиляции возникла другая проблема: как я выяснил, система жизнеобеспечения не проводит рекуперацию влаги из атмосферы.

Для контроля влажности станция не осушает воздух, выходящий со станции, а просто сбрасывает его в атмосферу. В связи с чем влажный воздух, выходя наружу, встречается с холодной атмосферой, и водяной пар мгновенно конденсируется, забивая воздухопроводы.

Минусы данного подхода в том, что повышается нагрузка на жизнеобеспечение. Вместо того, чтобы использовать тепло воздуха, что выходит из станции, приходится постоянно подогревать ледяной воздух, который забирается снаружи. Без предварительного осушения иней накопится на теплообменниках и данный процесс утратит смысл.

Моей целью на сегодня будет попытаться наладить контроль влажности и заставить систему осушать воздух. Это избавит меня от проблем с вентиляцией и излишним потреблением воды и энергии, а также даст источник дистиллированной воды, которая будет пригодна для питья после насыщения минеральными компонентами, которые можно получить из пищевого аппарата.

Ну хочется мне хоть иногда сделать глоток чистой питьевой воды, а не пить три-четыре раза в день жижу.

Кстати о пище, я теперь понимаю, почему предыдущий экипаж сбежал отсюда: если бы мне пришлось годами питаться этой жижей, я бы тоже сошёл с ума. Ой, подождите, я же тут сам застрял лет на семь как минимум…

Уверен, что, если меня не заберут отсюда, через пару десятков лет я сойду с ума и начну играть в бога: заполню гараж этим протобульоном, полученным из жижи (если аппарат не сломается), пропущу через него пару тысяч вольт и буду ждать зарождения жизни. Устрою неестественный отбор.

Создам армию миньонов, слабейшие пойдут на пропитание, а сильнейшие станут винтиками в моей будущей великой империи. Мы заселим галактику!

Мне срочно нужна нормальная еда…

Открытым остаётся вопрос о том, что случилось с нормальным пищевым синтезатором. У меня закрадывается чувство, что ответ на все мои вопросы меня не порадует. Слишком много неизвестного. И, боюсь, мне неизвестно, как долго я смогу тут продержаться.

Итак, если вы нашли мой труп в глыбе льда посреди руин станции, то давайте я вам опишу, что же сейчас представляет собой Терра Нова.

Центральное шестигранное помещение длиной двенадцать метров и шириной около двадцати, слева и справа есть небольшие помещения размером пять метров на шесть. Не то чтобы очень тесно, но моя квартира на Ганимеде почти в два раза больше.

Помещение справа оформлено в традиционном белом цвете и выполняет функции медицинского блока и лаборатории. Именно там я встретил первый сон на этой планете.

Помещение слева совмещает роли инженерной лаборатории, ремонтного цеха, в котором можно оперативно починить скафандр, моей спальни и, наконец, столовой — благодаря аварийному синтезатору. Я даже не буду расписывать, где беру материал для его работы…

В центральном помещении, оно же командный зал, оно же гостиная, довольно просторно. Сводчатый потолок с приятным ровным светом даёт чувство пространства, и это единственное, что не позволяет мне упасть в приступе клаустрофобии.

Да, да, да, человек, который всю жизнь прожил в подземном городе, жалуется на тесноту станции...

Стены покрыты дисплеями, имитирующие пейзажи; большая часть сейчас светится ровным белым светом, но на некоторых почему-то поле с подсолнухами.

Ближе к центру, на метр ниже основного уровня, расположен небольшой столик и пара удобных кресел, а в центре красуется круглый стол с диванчиками вокруг, выполняя функции как зоны отдыха, так и пространства, где можно провести совещание. Упасть не встать, дворец Обмороженного Артура.

Оранжевый транспарант скрывает под собой двери в инженерные помещения, склад, ангар, личные комнаты и некоторые лаборатории. Единственное, что омрачает всю эту радость, — тот факт, что дверь очень крепкая и она наглухо закрыта.

Почему на исследовательской станции стоят усиленные двери, почему они закрыты, где экипаж? Много вопросов и ни одного ответа.

Надеюсь, этот и ещё много других вопросов, непременно возникнувших в ходе работы, исчезнут, как только я заполучу доступ к центральному компьютеру и складу, где я надеюсь найти что-то съедобное.

В ангар можно попасть также и снаружи станции. Разумеется, там оказалось пусто — ни транспорта, ни ответов и ещё одна усиленная дверь, стоящая на моём пути.

По-прежнему грустно и одиноко пылится в углу наноасемблер, который мог бы спасти меня от голода и решить большую часть моих проблем. К сожалению, сейчас он представляет собой бесполезную кучу невероятно технологичного хлама.

Без центральной библиотеки и её обширных каталогов сущностей физических объектов наноасемблер ничего не способен создать, а центральная библиотека недоступна из-за неработоспособности центрального компьютера.

Я бы мог получить сущности из библиотеки ретрансляторной станции, но связь с ней невозможна без радиостанции, которая тоже не хочет работать без центрального компьютера, который, опять же, находится в безопасном режиме.

Уже прошло девять стандартных суток, как я нахожусь на Терра Нове, или шесть суток по местному планетарному времени. Я готов дать вывод по системам станции. Все мои опасения подтвердились.

Для начала я закончил полную проверку станции, и вывод неутешительный. В процессе анализа каждой системы мне пришлось подключаться непосредственно к аппаратному комплексу интересующих меня подсистем и узлов, что сильно увеличило время диагностики.

В процессе я понял, что все оценки функционирования систем можно уменьшить в два, а то и в три раза: диагностика показывает работоспособность только подключенных узлов!

И этот факт нельзя рассматривать как положительный. Я поясню: станция состоит из огромного количества устройств и программных компонентов, все они должны работать в синергии. Безопасная и работающая станция — это станция, где каждый узел отвечает за свою работу, выдаёт правдивый результат и имеет запас надёжности.

Активны только вспомогательные и резервные системы, силовой узел отключён, станция дальней связи обесточена, коммуникации станции не активны.

В любой момент всё может отключится. Я даже не представлял, насколько плохи мои дела и с какой лёгкостью всё может закончится фатально. Всё держится на соплях и на честном слове. К сожалению, в честное слово я уже не верю, а сколько осталось соплей я не знаю.

К счастью, теперь я целиком и полностью понимаю, в какой я ситуации. Правда, лучше мне от этого не стало.

При взгляде на обрывки информации в тех кусках библиотеки, к которым я смог подключится, меня не покидает мысль, скребущая мозг и заставляющая постоянно посматривать на дверь шлюза: «Они нашли еду где-то ещё?»

Сегодняшняя ночь выдалась тяжёлой, поспать удалось всего полчаса вместо привычных двух часов здорового крепкого сна. Заснуть удалось не сразу, одиночество давит на меня всё сильнее и сильнее.

Вернее, не сколько одиночество, одиночество я переношу хорошо, я адаптирован к жизни в поясе. Скорее, осознание, что у меня нет возможности связаться с людьми, даже если захочу. Меня пугает изоляция.

Но сильнее всего беспокоит невозможность вызвать помощь. Общение далеко не самая важная вещь в мире, без него легко обойтись, а вот без помощи, которая может понадобится в этих условиях, становится сильно сложнее. Страх сковывает разум.

Мы, астеры — жители пояса, граждане Троянского союза — почти на генетическом уровне привыкли к незримой, но вездесущей руке взаимовыручки.

Жителям внутренних миров может казаться странным настолько сильно развитый феномен взаимовыручки. Ведь наше общество высокосегментированное, мы сторонники индивидуализма.

Космос опасен, и мы знаем об этом как никто. Конечно, многое изменилось с тех пор, как мы осели на лунах газовых гигантов; изменились и мы. Но космос по-прежнему остаётся опасен своими расстояниями. И важность взаимопомощи в условиях бескрайнего пространства сложно переоценить.

Зачастую корабль, пролетающий мимо тебя в миллионе километров, воплощает собой все надежды человечества. И от того, согласится ли он жечь огромное количество топлива и тратить дни на полёт к тебе, зависит, будешь ли ты жить или нет.

Мы усвоили это правило: если не поможешь ты, потом не помогут тебе. Пояс помнит.

Ночь была сложной. Провалявшись полтора часа, я всё же заснул, но сон не принёс облегчения. Странные сны, кошмары не давал мне покоя. Мне снилась война, жестокая, всеразрушающая война; я видел пламя — горела вся Солнечная система.

Я проснулся, полный ужаса и с сильнейшей головной болью. Голова раскалывалась, словно сотню раскалённых штырей вонзили мне в мозг. Казалось бы, куда уже хуже?

Завтрак, принесённый Марвином, поставил жирную точку на этом немом вопросе. Снова жижа…

До этого момента у меня никогда в жизни не было кошмаров. Ни в период демилитаризации, ни после перепрофилирования. У меня весьма крепкая психика, и сны вызывают если не опасения, то вопросы. Возможно, это первые признаки проблем с моей стабильностью.

Значит ли это, что я опасен?

Считаю, что для последующего анализа ситуации важным будет описать мои сны. Возможно, анализ на основе моих поведенческих моделей сможет пролить свет на причины, вызвавшие кошмары.

Мне снился мир, прекрасный мир, озарённый ярким светом звезды, с бушующей зеленью на бескрайних просторах. Прекрасные города сквозь облака стремились ввысь, в бесконечно глубокое небо.

Этот мир был безупречен. Так выглядит Земля в симуляциях: прекрасный запретный плод.

Но было что-то странное в этом сне. Яркий, словно пропущенный сквозь призму и разделённый на спектры, он представлял собой мешанину из пёстрых и утративших резкость образов. Его населяли нечёткие тени, они наслаждались жизнью. Я не мог различить, что они говорили, но они были счастливы.

А потом я увидел белые нити, опустившееся с небес: словно треки от тысяч заряженных частиц расчертили небо ровными белыми линиями. Бесчисленное количество бомб стремились к земле, оставляя за собой конденсационные следы. А потом мир озарил яркий всепожирающей свет ядерного пламени. Земля пылала, огонь не оставлял за собой ничего живого.

Потом мне снилась просторная светлая станция с огромными обзорными иллюминаторами, сквозь которые проходил свет от звезды. Это была окололунная станция, нигде в поясе вы не увидите такой яркий свет. В поясе Солнце представляет собой яркую точку. Станция была такой же — утратившей резкость, но живой и шумной от голосов, населяющих её теней. А в следующий момент её вместе с жителями разнесло на куски по всему космосу.

Потом — планеты пояса, где сейчас кишит в подземных городах жизнь. Но они были мертвы, просто безжизненные куски камня с оплавленными кратерами на месте огромных городов.

Это была война, война, в которой умирала цивилизация.

Жуткий сон...

Возможно, на мне так сказываются магнитные поля, которые регистрирует скафандр; возможно, так влияют стресс и чувство одиночества.

Организм хоть и быстро справился с болью, но желания спать уже не было никакого. Поняв, что настроение в ближайшее время не улучшится, я решил сосредоточится на полезном для тела и духа, попутно соединив с полезным для дела. Я пошёл разгребать снег — прокладывать путь к капсуле!

Разумеется, не только к капсуле, но и контейнерам с оборудованием. Обязательно нужно выделить время и изучить, какие припасы были доставлены вместе с нами: возможно, там ест что-то полезное. А пока нужно обчистить спасательную капсулу.

К сожалению, я не нашёл ультразвукового диспергатора. Эта штука, похожая на бочку с шлангом, на переднем конце которого есть ручной ультразвуковой излучатель. Подносишь к снегу или льду, он его мгновенно разбивает на маленькие частички и засасывает в бак.

Чуть более мощную версию я использую в геологических нуждах. Но раз нет цивилизованного способа, то мне ничего не оставалось, кроме как пробираться к спасательной капсуле сквозь снег и ветер за аварийным набором.

К моему счастью, в комплекцию скафандра входит самая обычная многофункциональная лопата.

Очень важный предмет по мнению людей, занимающихся комплектацией спасательных комплектов. К сожалению, полезная только по их мнению.

Я, конечно, люблю эту лопату: сверхпрочная режущая кромка с вибро-пилой на боковой грани, можно использовать как стул, печку, весло и топор. При большом желании и подходящей сноровке с её помощью можно сбить шаттл-невидимку, бросив её ему в воздухозаборники.

Да в общем, незаменимая вещь, и что самое приятное в ней, это ручка с подогревом.

Хотя толку о неё на самом деле практически нет. Планет с пригодной для дыхания атмосферой, на которых она может пригодиться, чтобы продержаться пару дней или недель, всего восемь, если считать Колыбель Цивилизации, то есть Землю, она же Мир Напыщенных Идиотов.

Да и то, сложно представить ситуацию, в которой ты можешь ожидать помощи на Земле больше пятнадцати минут. Там всё просматривается спутниками, и истинно диких уголков нет уже лет сто. А на других планетах вакуум, там от лопаты толка нет. Разве что вы решите сделать приятное поисковой команде и на остатки кислорода и последние силы выкопаете яму, в которой себя и похороните.

Как вы поняли, лопата простая, удобная и совершенно бесполезная. В том числе и в моей ситуации. Она узкая, всего двести пятьдесят миллиметров в ширину. Копать ей снег — все равно что ковырять астероид ложкой. Можно, но лишено всякого смысла.

Пусть у меня нет подходящего инструмента, но есть кое-что получше! У меня развитый мозг, противостоящие пальцы и опыт инженера!

А ещё у меня есть плазменный резак и желание заняться маленьким вандализмом. Отсутствие пригодной для расчистки снега лопаты не проблема! Мне-то всего лишь нужен кусок крепкого плоского материала. И такой нашёлся, даже в избытке: дверцы технических люков и шкафов.

С помощью не очень грубой силы (все панели легко съёмные) я снял две дверцы от шкафа, одну резаком разделил на четыре ровных полоски, склеил их концами друг с другом. Получившуюся полимерную доску приклеил ко второй дверце. Получилась импровизированная плоская лопата для уборки снега.

Сегодня, очевидно, хороший день, датчики погоды показывают штиль и прекрасную морозную погоду. Мне не помешает немного размяться на поверхности.

[обновление журнала…]

Сегодня очевидно плохой день. Как я выяснил, датчик ветра в предсмертной агонии намертво покрылся льдом, погрузившись в вечную тишину.

К сожалению, сильные ветер оценил мои потуги не так, как я ожидал, решив, что моя лопатища — отличная аэродинамическая плоскость. Как только закрылись створки шлюза, прорыв сильного ветра превратил её в крыло, отправив меня в непродолжительный полёт до ледяного сугроба метрах в пятнадцати от входа.

Первый урок, что преподала мне эта планета, — крепкая броня никак не смягчает падение на твёрдый лёд. Нужно было сразу выпустить эту проклятую лопату. Костюм не защищает от перегрузок, не спасает от резкой остановки и от столкновения с покрытым снегом ледяным выступом.

Я получил пару ушибов, потрепал своё эго, но остался жив и без особых повреждений — костюм не позволяет получить растяжения и переломы. Как бонус, до капсулы остались считанные шаги.

Урок номер два, моё тело тоже имеет отличную парусность. Не успел я выпрямится, как очередной порыв ветра помог сократить дистанцию до капсулы до неприличия близкой, приложив меня головой о гладкую, немного обгоревшую от входа в атмосферу поверхность.

Теперь уже, наученный горьким опытом, я не рискнул подниматься. Голова болела, как будто мне было мало ночи. Согнувшись, на четвереньках я полез внутрь.

Капсула немного наклонилась набок, уже изрядно припорошенная снегом. На таком ветру у неё не было шансов сохранить вертикальное положение. Внутри было полно снега, я ведь не догадался закрыть крышку по приземлении, так что снег, не встретив сопротивления, законно заполнил пустоту.

Обратно я полз на четвереньках, словно дикий зверь или человек, отчаянно борющийся за жизнь. Полз сквозь снег, крепко сжимая в правой руке десять плиток сухого пайка.

[обновление журнала…]

Не могу сказать, что вылазка оказалась безуспешной. Во-первых, теперь у меня есть сухие пайки, во-вторых, пока я лежал в снегу, приходя в себя после удара об стенку капсулы, мне пришла гениальная идея!

Связь на Терре не функционируют так как сеть модулей и центральный компьютер находятся в нерабочем состоянии. Антенна капсулы не сможет пробиться сквозь помехи, создаваемые магнитосферой, также не могу связаться со спутниками — я пробовал, пока летел, спутники не принимают коды доступа.

Но я могу использовать радиомодули капсулы, подключив их в сеть Терры, обойдя или переподключив неработающие узлы. В памяти капсулы есть универсальные коды доступа, они не подойдут для связи со спутником, но сверхсветовой ретранслятор их обязательно примет. Если у меня всё получится, то вскоре у меня будет связь с цивилизацией!

Это значительно воодушевляет, есть надежда, есть силы и желание действовать. Нужно будет многое успеть сделать, подготовить отчёты, решить, что я хочу скачать.

Меня бросает в дрожь только от одной мысли о долгожданном событии. Раз прошло семь лет, то в прошлом году наконец-то должна была выйти третья часть «Полужизни», рекордный долгострой.

Осталось напрячь Марвина заняться прокладкой новой сети, подготовить и проверить оборудование. А мне — сходить обратно к капсуле и немного её распотрошить…

А пока обед!

Я здесь уже восемь дней, моя первая неделя на этой планете пролетела незаметно, и вся она была посвящена попыткам не дать этой станции развалится. Это было непросто.

Во-первых, каждый раз, когда я после долгих и мучительных попыток разобраться в причинах неполадки приступал к анализу барахлящей системы, выяснялось, что она просто-напросто не работала, а барахлящий системный монитор выдавал случайные значения. И каждый раз приходилось просто отключать или перекидывать ресурсы на другие системы, а ведь я геолог, а не системный инженер.

Спасибо моей работе в Спокском институте, где я научился обслуживать и конструировать геологические зонды, иначе бегал бы я с кайлом по ледяным просторам, строя ледяную иглу.

С помощью Марвина, который принялся за порученную работу с энтузиазмом, и не без помощи Хьюго (уже без энтузиазма), мы смогли всё стабилизировать примерно до уровня “проживёт ещё немного”. Я не перестаю удивляться, насколько хрупкими оказались эти надёжные системы, призванные обеспечивать наше выживание.

Также мы смогли интегрировать радиомодуль с капсулы в сеть станции. Того, чего я боялся, не произошло, он был принят системой, определялся и прекрасно функционировал.

Единственная сложность возникла с антенной, там пришлось повозится. Так как питание и сигнал шли через один интерфейс, а у нового радиомодуля всё подключено через разные интерфейсы, то получилась нестыковочка. В общем, я снова страдал вандализмом: пришлось проделать отверстия в корпусе антенны под жгут новых кабелей.

Глядя на это, можно подумать, что антенна с пачкой проводов, торчащих из некогда элегантного обтекаемого корпуса, стала жертвой современного искусства. Или, как по мне, жертвой нашествия паразитов или тентаклевого монстра.

Все манипуляции проводились методом тыка. Распиновки интерфейса антенны у меня не было, да и с её устройством я был незнаком. Она была сильно сложнее, чем я ожидал.

Но я всё подключил! И она, кажется, даже заработала. Я очень надеюсь, что там есть защита от дурака. Если её нет, то я сильно удивлюсь, правда, ненадолго. Антенна очень мощная и запросто может меня поджарить.

Теперь осталось только ждать, когда спутник сверхсветовой связи будет в зоне видимости антенны. А пока могу подумать о грядущих перспективах.

Будущее складывается так, что я тут надолго. До родной Системы шестнадцать световых лет, до ближайшего обитаемого мира Росс 128 ー пять световых лет.

Транспортник, доставивший меня сюда, не сбавляя скорости и не обращая внимания на мольбы о помощи, скоро покинет гравитационный колодец звезды и уйдёт в скачок, а значит, надеется могу только на сигнал о помощи.

Разумеется, я не буду слать сигнал домой по радио. Он достигнет адресатов через шестнадцать лет. Это огромной срок, я за это время скорее всего сойду с ума и попытаюсь коктелеформировать эту планету.

Нет, я просто свяжусь с домом через спутник сверхсветовой связи, выступающий в роли ретранслятора, благо я смог заставить радио подать признаки жизни. Так как проклятый центральный компьютер в безопасном режиме, то работают только базовые функции базы.

Радио дальней связи почему-то в их список не входит. До сего момента работала только система, принимая данные с метеорологических спутников.

Сначала сигнал от моей станции дойдёт до ретранслятора у местной звезды, оттуда он попадёт на ретранслятор у Росс 128, а оттуда — до следующего, и так пока не попадёт домой.

Правда, сверхсветовая связь вещь сложная и дорогая, она не работает постоянно, а синхронизируется раз в месяц или раз в год по местному времени, так что до Системы мой сигнал дойдёт примерно за пять месяцев.

И, если всё сложится нормально и будет готовый транспортник, что большая редкость, то в идеальной ситуации через семь лет и шесть месяцев за мной прилетят, а через четырнадцать лет я буду дома.

Откуда взялся лишний месяц? Ну смотрите, не знаю, как у вас обстоят дела с межзвёздным движением, но у нас примерно так: наши корабли могут разгоняться до скоростей примерно в два раза превышающих скорость света, используя прыжковый двигатель.

Но для того, чтобы выйти на крейсерскую сверхсветовую, ему необходимо покинуть гравитационный колодец звезды, а сделать он это может только на досветовых скоростях. Итого выходит, что с ускорением один и два десятых метра в секунду за секунду он покидает колодец примерно за двадцать восемь дней, имея скорость три тысячи километров за секунду. Вот вам и лишний месяц, который мне предстоит тут провести.

Время — цена за нашу экспансию.

Конечно, транспортник не самый быстрый тип кораблей. Военные корабли Земли развивают максимальное ускорение почти в два раза больше, чем у транспортника, расстоянии от Земли до Марса они могут пройти за двенадцать дней. Правда, для этого им придётся сжечь почти годовой запас топлива.

Похоже, что план готов, пора приступать к моему спасению…

[обновление журнала…]

И-и-и-и…. Сигнал ушёл! Наконец-то я свяжусь с людьми. Мне останется только немного подождать, не встревать ни в какие проблемы, и тогда я снова окажусь в распростёртых объятиях цивилизации.

Всего-то ничего, просидеть на месте пять-семь лет. Больше, если не будет свободного транспортника. Меньше, если он будет идти транзитом.

Так как сигнал до спутника будет идти шесть минут и еще шесть — обратно, то осталось подождать двенадцать минут, и я узнаю, получилось или нет.

Плюс передатчиков в том, что они являются не только средством связи, но и навигацией и хранилищем истории нашей цивилизации. Без этих передатчиков сверхсветовое путешествие стало бы очень затруднительным, если не невозможным.

Представьте, что вы рудокоп, летите в полной темноте и без радара к астероиду для промышленной добычи руды. Вы не представляете, где находится ваш Эльдорадо, всё, что у вас есть, — это писк вашего разведывательного зонда, который радостно сообщает, что его трехлетняя миссия по поиску минеральной жилы увенчалась успехом.

Так вот, если этот писк прекратится, вам уже никогда его не найти. Совсем недавно, пятьдесят лет назад, астеры слушали этот писк как мантру, он был для них всем — кислородом, топливом, жизнью.

К своему сожалению, я не раз слышал предсмертные сообщения астеров — своих братьев и сестёр, которые промахнулись или потеряли сигнал. Без возможности заправится и пополнить кислород всё, что им оставалось, — это медленная смерть.

Космос очень большой, а они были слишком далеко, чтобы надеется на помощь.

К счастью, передатчики совершенны, они могут сами себя обслуживать, проводить ремонт и внедрять улучшения. Ещё ни один корабль не сбился с пути и не потерялся в бескрайней черноте космоса.

Странно, прошло уже пятнадцать минут, но всё ещё нет подтверждения доставки.

Похоже, спутник не откликается на вызов и я не могу установить с ним связь.

Это не хорошо, это очень нехорошо.

[обновление журнала…]

Итак, кажется, я разобрался. Всему виной оказались мощная магнитосфера планеты, которая захватывает заряженные частицы от звезды и ионизирует пространство вокруг планеты. Полученная плазма затрудняет связь.

Обычно эта проблема решалась увеличением мощности и активной частотной модуляцией, чтобы подстроить сигнал под условия ионосферы.

Мощности почему-то не хватает. Немного увеличу энергию, думаю, десять процентов для начала подойдёт. Это не большие токи, ничего плохого они не сделают. Попробую и буду наблюдать.

Повышение мощности на десять процентов результата не дало. Связь со спутником не устанавливается. В настоящее время передающая антенна работает на минимальной мощности. Охлаждение справляется на отлично, все узлы полностью функционируют. Можно не опасаться.

Но стоит немного подстраховаться. На орбите планеты также находятся спутники, выполняющие функцию картографирования, наблюдения за погодой и орбитального изучения планеты. Они могут выступать как ретрансляторами на планете, так и ретрансляторами с маяком.

И, разумеется, связаться с ними намного проще, чем пускать сигнал через всю звёздную систему спутнику, который находится в ста двадцати миллионах километрах от меня.

Я попробовал связаться с низкоорбитальным спутником, но мощности всё равно не хватает. Нет, связь, конечно, устанавливается, но спутник шлёт сообщение, что соединение нарушено.

Повышаю ещё на двадцать процентов.

Пробую.

[обновление журнала…]

Снова неудача.

Ещё двадцать процентов. Передатчик работает на шестьдесят процентов мощности.

[обновление журнала…]

Есть, связь с маяком установлена. Сейчас проверю телеметрию, посмотрю на стабильность сигнала и буду разбираться, как передать сигнал.

О, для этого, оказывается, есть отдельная кнопка в менюшке. Хорошо придумано! Люблю, когда интерфейс угадывается интуитивно.

[обновление журнала…]

Вот теперь у меня точно проблемы: случилось то, чего я никак не мог ожидать…

Но сначала по порядку. Пока я разбирался с интерфейсом и проверял настройки, произошла катастрофа.

Сигнал начал пропадать, я включил автоматический режим связи. Станция начала самостоятельно пытаться связаться со спутником. Поначалу всё было хорошо. Связь установилась, я начал передавать на спутник нужную мне информацию. Вдруг резко сигнал пропал.

Связь была утрачена. Я попытался восстановить канал, но не смог связаться со спутником. Приборы не регистрировали сигнал от него. На мгновение я испугался, что накрылся маяк. Если дело в этом, то я тут останусь навсегда.

Но вскоре я понял, что не могу связаться не только со спутником, но и с антенной.

Конечно, сказать «вскоре» — это сильно приукрасить. Я делал попытку раз в двенадцать минут, в течении которых я практически обливался потом. Ну, по крайне мере, сходил с ума от скуки и ожидания.

Шесть минут в одну сторону, шесть минут в другую. Нажать на кнопку, повторить. Шесть минут в одну сторону, шесть минут в другую. И так раз пять.

Увидеть сообщение, что связь появилась, начать процедуру обмена информации. Через пару минут получить сообщение об ошибке, понять, что ошибка произошла пять минут назад, но только долетела.

Громко выругаться. Нажать повторить связь. Через двенадцать минут получить ошибку. Подкорректировать частоты, модуляцию, кодировку, благо с этим около Юпитера отработал за года работы.

Снова ошибка, снова ругаться… И такой космический пинг-понг шесть часов в подряд.

В момент полной потери сигнала я ещё не подозревал ничего плохого: возможно, и случилось что-то с антенной, контакт где-то отошёл или выбило пробки, но я не подозревал ничего непоправимого.

А зря. Сперва я перевёл все антенное оборудование в безопасный режим. Дальше взял инструмент и полез искать неисправности. Вскоре выяснил, что с оборудованием на станции всё хорошо, радиомодуль работает исправно, поэтому я направился наружу.

Погода была нормальной, падал снег, ветер был не сильный, моя аэродинамика не создавала проблем. Я обошёл базу и двинулся на лестницу, ведущую на платформу с антенной.

И как только я забрался на платформу, то увидел лёд, который замёрз в лужицу рядом с проводами, и сразу всё понял. Один из проводов, видимо, был малого сечения — явно недостаточного для передачи такой мощности.

Огромная ошибка, в которой некого винить кроме себя.

Но в тот момент я думал, что отделался сгоревшими предохранителями, взглянув на корпус я заметил, что он был горячим. Очень горячим.

Антенна была уничтожена. Вскрыв корпус, я понял, что случилось. Кабеля не выдержал нагрузки и сильно нагрелись, изоляция начала тлеть, расплавилась, и ток замкнулся на корпусе. Внутри всё сгорело.

Да, я в дерьме.

Я снова проснулся в дурном настроении, хоть и проспал все два часа, но полноценно выспаться не получилось. Меня снова мучали кошмары. Я совершенно не запомнил сон, хоть сны я видел редко, но ещё никогда их не забывал.

Иногда сон — это самое интимный, укромный уголок, скрытый от чужих глаз, которому можно доверить свои желания, мечты, страхи и секреты. Но, к сожалению, так бывает не всегда.

Хоть сон я не помнил, но странное ощущение что он оставил за собой вселяло беспокойство. Бывает, иррациональные страхи овладевают нашим разумом, заставляя видеть то, чего нет. Тогда нам кажется, что ужасные создания подстерегают в тёмных углах, заставляя пугаться случайных теней.

Мы очень боимся неизвестности, боимся заглянуть в тёмную комнату и обнаружить там страшного монстра. Мы собираем мужество в кулак, и, со сжатым в руке фонарём , выходим на бой с нашими страхами.

Но иногда, бывает страшнее обнаружить пустоту вместо монстра. Ведь тогда он может оказаться где угодно. Например, за вашей спиной. Так же мой сон, не оставляя следов в памяти, утекал сквозь пальцы, оставляя за собой лишь пустоту и смутное беспокойство.

Плохой сон это, конечно, неприятно, но не критично. После непродолжительной попытки встать с кровати, я всё же сполз на пол, оделся и, в целом, дальше было стандартно: сходить: в туалет, потом утолить голод новой порцией жижи и жажду бутылочкой коктейля, сидя на диванчике и проверяя работоспособность моей норы. Пусть это всего лишь вода с сахаром, но, по слухам, самый популярный напиток у местных. Писк моды!

И, наконец, размышления о неизбежном будущем. Чем мне заниматься семь лет? От безделья я сойду с ума, а значит пора было дать бой плохому настроению. Раскрыть план научной программы и начать уже работать, а заодно разобраться с тем, что здесь произошло.

[обновление журнала…]

Детально изучив план экспедиции, я понял две вещи. Первая — это у меня будет очень мало свободного времени, если я решу его придерживаться. Чему я собственно и рад, тратить мне его всё равно некуда.

Вторая — мне его придётся сильно подкорректировать, хотя бы потому, что вместо девяти членов экспедиции, всё веселье достанется только мне одному.

Если смотреть с позитивной точки зрения, то и все открытия запишутся только мне любимому. А эго, и на Глизе — эго.

Работы было огромное количество, и далеко не всё я мог сделать сейчас. В приоритете на данный момент и на самое ближайшее обозримое будущее — это поддержание функционала моей обители и поиск способов вскрыть ненавистную дверь.

Параллельно мне нужно попытаться наладить связь, сгоревшее радиооборудование меня сильно опечалило.

Сильно опечалило, хм… по правде говоря меня это убивает. Убивает не только морально, но и вполне может послужить реальной причиной моей погибели.

Этот неприятный факт упал на мои плечи тяжёлым грузом. Я без связи теперь гарантированно. Конечно остаются и другие способы связаться, например, написать на белом снегу жёлтой краской огромное «СПАСИТЕ», и ждать, когда спутник прочтёт моё послание.

Но есть сомнения в целесообразности данного мероприятия, сложно не заметить аварийный сброс капсул…

Следующим по важности будет расследование обстоятельств пропажи экипажа и причины аварии шаттла. Хоть обстоятельства с которыми я сюда попал вынуждает меня подозревать злой умысел, я испытываю некий скепсис.

Сложно представить, кому может понадобится пытаться убить меня и моих коллег. Какие тут могут быть мотивы? Что можно скрывать от чужих глаз, тут- посреди ледяного ничего? И наверно самый главные вопрос: а летел ли кто-то со мной?

Во время спуска я видел мельком пару падающих капсул, но, из-за неработающей связи, мне неизвестно — был ли там кто-то или нет. Так же, никто не пробовал выйти на связь после посадки, разумеется переживи они посадку.

Я даже не могу пойти на разведку, попытаться найти капсулы. В масштабах этой планеты, территория которую придётся обыскать, невероятно огромна — это сотни тысяч квадратных километров снега, льда и очень сложного ландшафта, вкупе с капризной погодой.

Без средств передвижения, связи и снимков с орбиты, это займёт всю жизнь. Опять же, не то чтобы мне было чем заняться, но я не теряю надежды на спасение.

Да, всё выглядит очень подозрительно, но возможные мотивы и круг подозреваемых, тех, кому это может быть выгодно, мне совершенно не понятны.

Ну и с экипажем предыдущей экспедиции всё так же покрыто тайной.

Их психопрофили не располагают к бунтарскому поведению, схожий социальный состав делает их лояльными к системе и не даёт поводов к формированию фракций и, соответственно, распаду группы на отельные враждующие части.

На данный момент я считаю весь состав предыдущей экспедиции погибшим. Прибытие транспортника сложно не заметить, спутники дают полный охват планеты два раза за местные сутки. Нет причин подозревать невозможность наладить связь со мной тем или иным способом.

Разве что им есть чего опасаться, но тогда всё становится ещё запутаннее.

Из брифинга миссии, как я уже упоминал ранее, известно, что был раскол группы в результате которого был организована станция «Стромболи». И вот она мне очень интересна, всё же есть небольшой шанс, если не встретить там людей, то хотя бы найти ответы.

Одна незадача — я не знаю ни где она находится, ни в каком направлении, ни как далеко. Все данные с которыми мы сюда летели были у командира, а значит мне заново придётся собирать всю информации.

Поэтому планирую предпринять серию разведывательных вылазок для изучения окружающей территории. Возможно удастся найти какие-то следы.

Первым делом, раз системы станции стабилизирована, я решил сходить к грузовой капсуле и посмотреть какое добро отправили вместе со мной. К счастью погода была отличная, ясная, всего минус тридцать.

Капсула произвела мягкую посадку в паре километров от станции. Об этом мне радостно сообщала иконка на панели радара, проецируемого в виртуальном окружении.

[обновление журнала…]

Прогулка не заняла много времени, нашёл её очень быстро, капсула стояла на твёрдой ледяной поверхности, служа маяком на плоских и бескрайних, просматриваемых на многие километры, просторах.

Моё счастье, что хоть у грузовых капсул автопилот отработал нормально. Иначе остатки моего ценного груза пришлось бы собирать по бесконечной ледяной равнине этой прекрасной планеты.

Грузовая капсула представляет собой ярко-оранжевую обгоревшую усечённую пирамиду с закруглёнными краями длиной тринадцать метров, шириной семь, и в высоту девять метров.

Если с базой что-то случится, перееду жить в него. А что? Отличный малогабаритный дом объёмом почти шестьсот кубических метров. Присутствует всё самое необходимое.

Герметизация — есть. Теплоизоляция — есть. Крепкий корпус, в котором можно прятаться от кровожадных монстров- есть!

Всё есть, еды — нет!

Согласно накладной в основном внутри были запасные детали взамен поломанным, тем, которые невозможно отпечатать на ассемблере или по-простому — в принтере.

Довольно много металлического водорода, новые инструменты, почти пятьдесят тонн материи для наноасемблера и самое важное — наниты для строительства новых блоков и ремонта станции.

Кроме капсулы, ожидавшей расхищения, сброшено ещё две штуки. Одна рядом с южным полюсом, там, насколько я помню, находится комплект для разворачивания автономной станции.

Другая, у дальней автоматической станции “Эребус”, расположенной у северного полюса, до которой от меня чуть больше тринадцати тысяч километров, ничтожное расстояние по меркам космоса. И чудовищное для тех, у кого из средств передвижение только две его нижние конечности, и десять шоколадных батончика как средства поднятия духа.

Не буду сейчас много рассказывать о “Стромболи” я ещё отправлюсь и в красках опишу всё там увиденное, ведь по обрывкам передаваемых оттуда данных они нашли “нечто интересное”. Да, так и написали: “нечто интересное”.

Культура ведения журнала способствует не только развитию легкой паранойи на предмет компетенции моих потенциальных коллег, но и оставляет некую интригу.

То “Эребус” недостижим, а значит немного описания станции не помешает.

В первую очередь “Эребус” — это станции изучения ионосферы, магнитосферы, и много ещё чего. Станция многофункциональная, и если вкратце, то изучает взаимодействие звёздного ветра от весьма активной звезды коей является Глизе 832.

А также для изучени этой ледышки, обладательницы атмосферы и очень сильного магнитного поля, вкупе создающие практически непроницаемый щит, великолепные полярные сиянии, грозовые штормы и рай для физиков.

“Эребус” имеет всё необходимое для автономного существования, пару реакторов, ремонтных ботов, буровое оборудование и даже небольшую теплицу для изучения воздействия высокоэнергетических частиц на биосферу.

[обновление журнала…]

Потратив почти весь день на разгрузку оборудования которое я смог унести, я много раз поблагодарил генных инженеров моего инкубатория, давшего мне отличное тело, хорошо работающее как в невесомости, так и под значительными нагрузками этой планеты.

Также, тех неизвестных мне героев, построивших этот скафандр, без них, вечная борьба со снегом, гравитацией и ветром, была бы адом. А так, чувствуешь себя буром, идущим сквозь погоду.

Хм, а это забавно, ад в царстве льда… Хотя в некоторых мифологиях ад очень холодное место. Но я плохо разбираюсь в мифологии. На Ганимед точно есть пару храмов, но они носят скорее символический характер, чем духовный.

Тысячелетние религии изменились, их адептов почти не осталось. Практически нет мест, где можно услышать слова молитвы, разве что в резервации и… наверно Венеры. Но о Венере не говорят.

За десять часов, я превратил аккуратно и грамотно укомплектованный груз в организованные кучи по углам круглой станции. Не всё мне требуется, и далеко не факт, что потребуется хоть малая часть добытого мной скарба, но будет лучше если в любой момент оно будет под рукой.

Как минимум ценность представляют контейнеры с металлическим водородом, который напрямую может использоваться реактором моего скафандра.

Да, он может заряжаться от станции, и батарей хватает на долго, но, если я решу организовать дальний маршрут, лучше быть во всеоружии, потому, что удлинителя в пол сотни километров для подпитки от станции у меня нет.

Пришло время уткнуться в инструкции и план работ, мне нужно будет научиться пользоваться новыми игрушками.

Периодический скрип о стену меня уже начал раздражать. Как когти неизвестного огромного пса, упорно пробующего стены станции на прочность, скребут там, снаружи, среди льда и загадочного сияния атмосферы. Пусть это и огромное ледяное чудище, но лучше я выйду и заткну эту тварь, чем ещё раз услышу это противное царапанье.

Никто не смеет трогать мою крепость одиночества!

[обновление журнала…]

На улице не оказалось ничего необычного, за стеной, где слышен скрип, был просто огромный сугроб о который я приложился головой и теперь уже бесполезная радиомачта ближней и дальней связи.

Недолго побродив вокруг и не найдя ужасных тварей, мне ничего не оставалось как вернулся на станцию в растерянных чувствах. От одной мысли провести там ещё пять-семь лет становится тошно. Еды нет, людей нет, вокруг роботы.

Кстати, нужно поставить заметку, чтобы не забыть убрать сугроб, он травмоопасный.

Одним словом дурдом, кто же так работает, куда смотрел глава прошлой экспедиции?

В принципе день заканчивается, пора наложить немного жижи “de luxe”, запить это коктейлем “Арктика” и продолжить разбор научной миссии.

Доброе утро, Глизе!

Я проснулся полный сил и с отличным настроением, в предвкушении отличного дня. Ведь это первый день на этой планете, когда я не буду бороться за свою жизнь в попытках сохранить функциональность станции.

Сегодня я начну подготовку к моему небольшому, а может быть, и большому путешествию. Мне не известно, сколько времени у меня займёт дорога к «Стромболи». Возможно, она в паре километров от места посадки грузового контейнера, а возможно, в паре дней езды на вездеходе.

И я ничего не узнаю, пока остаюсь тут — на глубине пятнадцати метров под толстым слоем льда, переплетений технических трубопроводов и многих километров кабелей. А значит, мне требуется провести серию разведывательных экспедиция для разведки местности.

Экспедиции будут представлять собой серию радиальных маршрутов. Каждый последующий будет проходить всё дальше и дальше от базы.

Таким образом, не сильно рискуя потеряться или попасть в опасную ситуацию, смогу покрыть огромные площади. И в этом мне поможет замечательная оптика визора костюма с угловым разрешением почти полторы секунды, которая позволяет на десяти километрах получить разрешение почти семьдесят миллиметров на пиксель.

А учитывая, что на этой планете белое абсолютно всё, то на сравнительно близких дистанциях отличить рукотворный предмет не составит труда. Только если он не белый и не притрушен снегом.

Если бы у меня была бы карта местности, всё было бы немного проще: я бы мог составить список потенциально пригодных или интересных участков для постройки базы и обследовать их в первую очередь. Мог бы поставить некие ориентиры и двигаться от одного к другому.

А при её отсутствии мне потребуется составить свою карту. Как ориентир я буду использовать сигнал от базы и двигаться на одном удалении от неё, следя за мощностью сигнала. Таким образом я не потеряюсь и буду точно знать своё положение по пройденному расстоянию и дальности до базы. В любой другой ситуации я бы использовал компас, но скачущие магнитные полюса говорят мне: «Нет». Проведу первичную разведу, узнаю характер окружающей меня местности и, возможно, найду следы людей.

А зная характер местности, можно уже выбрать оптимальную стратегию для дальнейших действий — создать правильный запас продуктов питания, собрать оборудование, которое я буду нести с собой, верно подготовится к опасностям, ожидающим меня впереди.

С продовольствием всё обстоит довольно просто: так как я не обладаю великим разнообразием пищи и ограничен одной лишь жижей, то и проблем у меня нет. Всё, что от меня требуется, — это подливать ингредиентов в мой аварийный наноасемблер, разливать жижу по формочкам и помещать их в снег.

Следующим шагом будет вакуумная сублимация, во время которой из жижи будет удалена вся влага, что значительно уменьшит вес готового продукта. Полученный порошок легко можно превратить обратно в горячий напиток, добавив в него немного горячей воды. А воды вокруг меня предостаточно. Всего то и нужно, что растопить снег, а потом нагреть полученную воду.

Проблем с нагревом быть не должно, у меня уже есть пара идей. Скафандр снабжён отличным набором различных интерфейсов для подключения всевозможных устройств, от микрокамер до гравитационных панелей. В связи с этим обладает колоссальными возможностями по контролю энергии, необходимой для питания различных устройств.

В моей модели за обеспечение энергией отвечает небольшой мюонный каталитический реактор на металлическом водороде. Со своим одним процентом эффективности он способен выдать четыреста гигаджуоль и, в зависимости от потребляемой мощности, может работать годами при минимальном потреблении.

В качестве кипятильника буду использовать керамический нагревательный элемент от системы контроля температуры воздуха. Батарея таких элементов с легкостью нагревают холодный воздух до вполне комфортной температуры. Он рассчитан на работу от постоянного напряжения в сто вольт и десять ампер, выдавая киловатт тепла. По расчётам, триста миллилитров воды, необходимых для получения жижи, я с лёгкостью смогу нагреть до шестидесяти градусов по Цельсию за чуть больше, чем одну минуту. Вполне приемлемое время.

Чтобы по полной насладится прелестями жизни, я возьму аварийную палатку из шлюза. Небольшая сумка весом в два килограмма скрывает в себе хорошо защищённое и изолированное от окружающей среды убежище с внутренним объёмом в шесть метров кубических.

Пусть объём маленький, но он полностью компенсируется функционалом: палатка изолирует от неблагоприятной внешней среды, для этого она даже снабжена маленьким, пусть и примитивным, но шлюзом. Высококлассные изоляционные характеристики материала делают палатку очень тёплой, хорошо сопротивляющейся невероятно низким температурам снаружи и весьма надёжной: можно не бояться проколоть её об острые камни. Есть система жизнеобеспечения, контролирующая содержание углекислого газа, влаги и температуры. На внутреннем источнике питания она способна создать благоприятные условия проживания на семьдесят два стандартных часа.

Разумеется, если бы у меня в наличии было снаряжение для походов, такое как раскладная лестница, тросы и крепежи, дроны для картографирования местности и прочее жизненно необходимое снаряжение, то поход превратится бы в лёгкую увеселительную прогулку. Но в реальности из походного снаряжения есть только скафандр и энтузиазм, а значит придётся выкручиваться, как только смогу.

[обновление журнала…]

Если спросить любого астера, чему они учатся с детства, то, не думая ни секунды, он ответит — экономии. И под экономией я подразумеваю вторичное использование любых предметов и устройств, будь то кривая крепёжная скоба или отвалившееся форсунка плазменного двигателя.

И это проявляется во всех аспектах нашей жизни, не важно, сверхсовременный эсминец или детская игрушка, везде видны следы вторичного использования деталей и частей. Даже на Ганимеде — жемчужине Троянского Союза — повсеместно использовались старые детали.

Никого не волновало, что на наноасемблере можно отпечатать практически любую вещь по первой необходимости, все знали: если можно использовать повторно, используй. Можно писать огромные альманахи с описанием игрушек у детей астеров. Всё, чему ты не мог придумать применение в первые пять минут, если оно не было склонно к взрыву или ядовито, отдавали детям. Они бегали с нерабочими квантовыми накопителями от винтовок, гнутыми ложками, старыми шасси от шаттлов, одетые в старые комбинезоны и обмотанные в стилизованные куски изолятора. С этим боролось руководство, но выжечь это из умов астеров невозможно.

Однажды даже видел, как малыш колотил другого непонятным артефактом, по внешнему виду которого читалась принадлежность к позапрошлому столетию, с полустёртой надписью на старом английском «Нокия 33…».

К чему я это пишу?.. А!

У меня появилось семьдесят два метра кабеля, а у антенны исчезли не нужные ей более сто метров проводки. На станции стало на два шкафчика и один мягкий диванчик меньше, но у меня прибавился один отличный большой рюкзак с крепким каркасом и мягкими ремешками. Люблю контактный клей…

Небольшие сложности возникли только с производством жижи. Так уж сложилось, что до этого момента моё питание шло практически по закрытому циклу. Я ел, потом ходил в туалет, потом снова ел, потом снова в туалет.

Но когда мне потребовалось получить больше продуктов, я столкнулся с основной проблемой всех, особенно первых, систем жизнеобеспечения закрытого типа — они хорошо работают, только пока приход равен расходу.

Я же попытался произвести продукта сильно больше, чем было материала для его производства. Но я смог решить и эту проблему.

В атмосфере на этой планете, благодаря активному ядру и вулканизму, содержится относительно большое количество взвешенных частиц. Фильтры станции ежесекундно проводят сложный процесс, в результате которого из окружающего воздуха берут кислород и азот, отдавая обратно углекислый газ, при этом пыль выдувается обратно. Для контроля и анализа пыли в системе воздухообмена есть аппарат для улавливания взвешенных частиц, и вот он при необходимости умеет их отфильтровывать в специальный контейнер. Всё, что мне требуется, — это ждать наполнения контейнера и вовремя его опорожнять.

А с вакуумированием проблем оказалось меньше всего. Всего-то надо оставить замороженную жижу в шлюзе, включить откачивание атмосферы и оставить так на пару часов.

Правда, первую пару раз у меня получилась взрывная сушка, а всё из-за слишком быстрого процесса вакуумирования. После чего долго собирал ценный продукт по стенкам шлюза. Но потом подстроил систему, и процесс пошёл.

Кажется, я всё сделал и готов к тестовому походу!

Так счастлив, как сегодня, я не был давно. Решено, отойду от базы на максимальную дистанцию, в пределах которых её видно, и пойду против часовой стрелки.

[обновление журнала…]

Моя первая пробная экспедиция увенчалась грандиозным успехом с успешным выполнением всех поставленных перед ней задач. Но обо всём по-порядку.

День был чудесным: скорость ветра шесть метров в секунду, температура воздуха всего минус тридцать три по Цельсию, Глизе светит ярко, по меркам красного карлика. Погода и плотный снег располагали шагать быстро и уверенно.

Выйдя за створки шлюза спокойным ровным шагом, я зашагал прочь от станции, строго по прямой, держа направление на север, постепенно увеличивая скорость, подстраивая темп ходьбы под окружающий ландшафт. Сухой плотный снег, выпавший прошлой ночью, тихо скрипел под снегоступами.

Вокруг была арктическая пустыня, совершенно плоская и бескрайняя. На протяжении всей дальности обзора, что позволял визор, моим глазам совершенно не за что было зацепиться. Голая пустошь, куда ни посмотри.

Белое ничто — такая мысль первой приходит на ум, когда пытаешься впервые оглядеться вокруг. Если бы не Глизе, светящее высоко над горизонтом, ничто бы не мешало чувству дезориентации запросто свалить с ног.

Я прошёл три километра, активно вертя головой по сторонам, пытаясь увидеть что-то новое и боясь потерять станцию из вида. Это привычка: линия горизонта на Ганимед находится в трёх километрах, и старые рефлексы напоминали мне не терять станцию из вида.

Но эта планета значительно больше, и, поняв бесполезность этой затеи, я оборачивался только каждый километр. Станция пропала из виду, как только я пересёк отметку чуть более семи километров. Размеры планеты поражали.

Вернувшись на сто метров, увидев очертания станции, я повернулся влево на девяносто градусов и зашагал вдоль линии воображаемого круга радиусом семь километров.

Итак, я выяснил, что если выйти на абсолютную ровную местность, то линия горизонта для меня будет находится в семи километрах. А быстро прикинув в уме, получил длину предстоящего маршрута в сорок три километра, таким образом весь маршрут составит пятьдесят семь километров.

К моему огорчению, на всей протяженности маршрута ландшафт не отличался разнообразием, я находился в самом центре пустоты. Ни скалы, ни кратера, ни огромной, украшенной ярко светящимися огнями фонарей вывески «Иди туда».

Скукота, да и только. В кинематографических симуляциях всё совершенно иначе. Герой всегда знает, куда нужно идти. Или сразу же попадет на следы врагов.

Мне же попасть на следы гипотетического противника помешал день. День и глупая случайность.

Маршрут должен был занять одиннадцать часов при средней скорости пять километров в час. Я планировал одиннадцать часов мерять шагами белую рыхлую гладь, безостановочно вертя головой. Планировалось нанести на карту чуть более шестисот квадратных километров. Получилось несколько больше.

Смеркалось. Глизе постепенно уходил за горизонт, добавляя новых кислотных тонов к безумию бушующих в ионосфере звездных ветров. Уже в конце пути, находясь в трёх километрах от исходной точки маршрута, размышляя о дальнейших походах к неизведанным землям, я заметил нечто.

В сорока градусах на северо-восток боковым зрением увидел одинокую яркую звезду, едва выглядывающую из-за горизонта. Необычная, ярко-красная одинокая звезда. Появление звезды в такое время сразу привлекло моё внимание. Это, ну и то, что визизор пометил её как «Навигационный маяк А-853».

Чрез полтора часа я уже стоял у его основания. Маяк представляет собой мачту оранжевого цвета высотой тридцать метров. Как выяснилось, запустив поиск доступных источников радиосигналов, вереница таких вышек уходит далеко на север. Вот, похоже, я и определился со своим дальнейшим маршрутом.

Конечно, не светодиодная вывеска, но тоже сойдёт.

[обновление журнала…]

Третий час лежу на диване, пытаясь уснуть, но сон всё никак не приходит. После почти пятнадцати часов, проведённых снаружи, изоляция, теснота и чувство дискомфорта навалились с новой силой.

Когда я жил в куполе высотой почти двести метров, у меня не было ощущения враждебности окружающей среды. Огромные пространства внушали ощущение, что ты гуляешь по Земле, ну или хотя бы под Мегакуполами Марса. А крохотное пространство станции давит со всех сторон.

Без вестей из дома не могу отделаться от мыслей, которые лезут в мою в голову. Неизвестность пугает. Сейчас необычно спокойное время в истории Солнечной системы. Атмосфера послевоенного мира с витающими в ней отголосками прошедшей войны. Но отсутствие информации даёт простор для мрачных фантазий.

Вполне возможно, что случилась очередная войнушка между Землёй и Марсианской Федерацией из-за невысказанного приветствия одного из капитанов проходящих мимо кораблей или неподелённого места в порту. Вспомнить только бойню, устроенную на станции “Дрезден 9” силами конфликтующих сторон из-за апельсина. После такого сложно удивляться причинам, выдуманным, чтобы пролить кровь.

Хотя последняя стычка у них случилась двенадцать лет назад, то есть уже девятнадцать лет, и подписано огромное число мирных договоров, соглашений, сложно быть уверенным в ходе событий, развивающихся дома.

Хотелось бы ещё хоть раз увидеть яблоневые леса Мага Куполов Марса — великолепное, ни с чем не сравнимое в пределах Союза место. А ведь возможно, прямо сейчас кобальтовые бомбы, разогнанные гравитонными ускорителями кораблей флота Центральных Миров до ста километров в секунду, превращают в пепелища станции и города Троянского Союза.

Но в такое сложно поверить. Центральные миры и Троянский Союз всегда жили мирно, мы никогда не лезли в их локальные войнушки, стараясь сохранить нейтралитет. Но, к сожалению, это сыграло с нами злую шутку — продавая еду, топливо и руду на обе стороны, не ища правых и виноватых, Троянский Союз был заклеймён предателем как со стороны Марсианской Федерации, так и Земли.

Но жители дальних рубежей знали, что лучше быть предателем, чем получить дырку в куполе или термоядерный кассетный боеприпас над Евразией.

Хватит думать о плохом, пора размяться и выйти на улицу, подышать свежим воздухом, а заодно возьму лопату и расчищу снег, которым завалило всё вокруг станции.

Сегодня утром я проснулся, сидя за столом. Уснул прямо в скафандре, вот прям там, где сел передохнуть после шестнадцатичасового марафона. И судя по логам, я проспал почти пять часов. Иду на рекорды. Что удивительно, я чувствую себя превосходно и очень голоден.

Голова не болит, чувствую чистоту и лёгкость мышления. Тело полно энергии, и наполнено восторгом от вчерашнего открытия. Казалось бы, ничего сверхъестественного, обычный навигационный маяк, но для меня он словно луч во тьме, ниточка что связывает с предыдущей экспедицией и их тайнами.

Пока план на сегодня прост: восполнить запасы энергии организма; проверить емкость с отфильтрованными частичками; обработать полученные, в ходе вчерашнего похода, данные; разработать план действий по поддержанию моей жизнеспособности; собрать одиннадцать друзей; украсть звездолёт и взорвать огромную вражескую станцию… А, нет, стоп, это из другой симуляции.

Пока остановимся на первых четырёх пунктах

[обновление журнала…]

За двадцать прошедших часов, мой пылесборник добыл мне чуть более полутора килограмм пыли, которые, благодаря достижением квантовой механики, можно превратить в семь с половиной тысяч калорий. Этого запаса энергии, при умеренном потреблении, хватит почти на три дня активности.

Кстати об активности: пока чистил пылесборник и загружал серую, богатую органикой, массу в синтезатор, мне пришла одна интересная мысль. Чтобы чрезмерно не нагружать пылесборник и быстро восполнить запасы сырья, я буду топить снег.

Ведь куда попадает атмосферная пыль? Не улетучивается же она в космос или обратно в жерло вулкана. Правильно, она оседает на поверхности планеты и, словно годичные кольца деревьев, день за днём пишет историю сурового ледяного мира.

Работы будет много: нужно будет перетаскать огромное количество снега и льда, а для этого придётся очень много поработать лопатой. Очень маленькой лопатой. Астеры будут очень горды мной.

Хотя я сомневаюсь, что хоть один из моих условных предков хоть раз в жизни держал в руках лопату. Различные гаечные ключи, паяльники, сварочные аппараты, масс-спектрометры — да, но не лопату. Те кто рисует образ космо-рудокопа в скафандре и кайлом с лопатой в руках, явно никогда не надевал скафандр.

В скафандре просто невозможно заниматься какой-либо заметной физической деятельностью. Скафандр вот уже почти триста лет представляет собой маленький космический корабль, построенный вокруг тела.

Должен признать, меня всегда раздражали исторические симуляции лунатиков и землян, в которых астеры прыгают с буром по астероидам в модных облегчённых скафандрах! В облегчённом скафандре астеры спали и ели. А внекорабельная деятельность велась только в надёжном, крепком и достаточно подвижном скафандре.

Конечно это уже были не стокилограммовые саркофаги начала космической экспансии, а стокилограммовые высокотехнологичные устройства, позволяющие с комфортом работать в условиях жёсткого космического излучения на протяжении десятка часов. Когда вы сами делаете себе и космические корабли, и скафандры, вы будите делать их из доступных материалов и максимально просто.

Находясь в трёх астрономических единицах от земли, сдать скафандр на сервисное обслуживание представляется нетривиальным занятием. Впрочем, даже сейчас, относительно серьезной работы, в поясе предпочитают использовать полновесный скафандр.

И так, я рассчитываю найти до одного процента твердых частиц и органики на килограмм льда. А значит для получения условного количества калорий, равных суточной норме, необходимо переработать около шестисот килограмм льда.

К сожалению, должен заметить, что этот расчёт верный только лишь для сол суток, которые в том числе удобно использовать на станциях, глубоко под землёй, там, где свет родного светила никогда не согревает местных жителей. Здесь же, из за активных работ на поверхности планеты, суточные циклы ведутся по местному, тридцати-шести часовому времени.

А значит и в сутки я буду потреблять больше калорий. Сильно больше калорий. Если прикинуть, то за сутки могу идти двадцать четыре часа, с двухчасовыми привалами каждые шесть часов пути. Это получается тридцать два часа, и ещё четыре останется на сон.

Если поддерживать среднюю скорость в пять километров в час, то за сутки смогу проходить фантастические сто двадцать километров. Пока не плохо.

На час ходьбы мне стоит прикинуть расход энергии на уровне ста пятидесяти килокалорий в час. За сутки на ходьбу я потрачу примерно три тысячи шестьсот килокалорий. Ещё полторы тысячи нужно на функционирование организма. Всего за сутки мне потребуется пять тысяч килокалорий.

И это с учётом, что половину нагрузки на себя возьмёт костюм.

С нужным мне запасом питательных веществ я смогу позволить десятидневный маршрут, пять дней в одну сторону, пять дней в другую. За пять дней преодолею фантастические, по мерка жалких двуногих, и пренебрежительно малые в масштабах космоса, шестьсот километров.

Готов поспорить, что за последние сто лет не найдётся представителя человеческой расы, преодолевшего подобного расстояния. Этот рекорд остается за мной. Надеюсь не посмертно.

Что же, сегодня я много поработаю лопатой. Но лучше так, чем совсем остаться без системы вентилирования воздуха, которая неизвестно сколько проживёт с возросшей нагрузкой.

[обновление журнала…]

И так, очередное фиаско постигло мою наивную душу. Складывается ощущение, что как только я начинаю планировать, где-то сидит кто-то злой и бородатый, весь в белом и светящийся от чистоты, и он сразу начинает думать, как пустить под откос всё что запланировано, да так чтобы по-побольнее и унизительнее.

Для начала я подготовился к предстоящей работе. Во-первых, мне требовалась ёмкость для растопки льда, и разумеется никакой ёмкости нигде не было. Но у меня были шкафчики. Именно что были, теперь это две ёмкости на двести пятьдесят литров, каждая.

Посылаю лучи благодарности конструкторам, слепившим эти шкафы, мне даже не пришлось ничего выдумывать для герметизации, они отлично держат воду. И выглядят достаточно надёжными, что бы не развалится во все стороны от двухсот литров воды.

Первую ёмкость, предназначенную для растопки льда, я поставил на стол в инженерной лаборатории, а вторую, для сбора отфильтрованной воды, на пол под ней. Снег будет таять, дальше я буду сливать его через фильтр в нижнюю ёмкость, а осадок, буду подавать в синтезатор.

И всё было хорошо и работало, ровно до момента выхода на улицу.

Отличная погода между прочим, легкий ветер шатает радиомачту, чтобы дополнить картину, не хватает только пролетающих мимо, подхваченных лёгким сквознячком, белых медведей.

Как вы, возможно, догадались, как только закрылись внутренние двери шлюзовой камеры, створки внешней двери раскрыли свои объятия ревущему потоку. Меня впечатало обратно, во внутренние двери, и пока я барахтался, дезориентированный от столь наглого и неожиданного притеснения моего перемещения, пытаясь встать и пробиться сквозь нескончаемый поток снега…

В общем, к тому времени, когда Хьюго сообразил отдать команду на закрытие створок дверей, в шлюзе заметно прибавилось белой холодной субстанции. Камеру вместе со мной замело снегом примерно на половину. Не так я планировал добыть нужный мне снег и лёд. Боль и унижение.

В каждой ситуации нужно искать положительные стороны. Из плюсов: у меня есть сырьё. Из минусов: у меня есть синяки, я избит и унижен.

[обновление журнала…]

К плохим новостям прибавилось, за то недолгое мгновение, пока двери были открыты для рвущегося потока, намело всего полтора метра кубических снега, а это всего около пятисот килограмм, меньше чем мне требуется.

Из этой массы в теории можно получить не более пяти килограмм сухого вещества, из которых половина — это бесполезные мне силикаты и прочие неорганические примеси. И только половина — это богатая органикой масса, пригодная к переработке.

Из этой, казалось бы, огромный кучи материала получится всего около двенадцати тысяч килокалорий, которых достаточно чуть больше чем на два дня пути. Не очень густо, но с учётом имеющихся запасов мне хватит на три дня пути в одну сторону, после чего мне придётся вернутся на свой опорный пункт.

Ветер за стенами не прекращает своего наступления, и беспрепятственно носится по бескрайним просторам Хикарильской равнины. Теперь я могу достаточно точно отслеживать состояние погоды на поверхности по изменению потока воздуха в системе кондиционирования.

Это оказалось достаточно просто — когда поток воздуха на скорости шестидесяти метров за секунду врывается в вентиляционные отверстия, заставляя систему закрывать воздушные каналы, боясь, что их занесёт снегом или станцию раздует изнутри, то лучше сидеть в уютных круглых стенах и даже не думать о том, чтобы вытащить свою ленивую задницу на поверхность.

А вот когда створки воздушных каналов полностью открыты, а система не регистрирует штормовых порывов масс воздуха в системе вентилирования, то можно выходить на поверхность под жаркие, высокоэнергетические лучи, холодной неспокойной звезды. И так я и собираюсь поступить. Нужно заняться чем-то интересным.

[обновление журнала…]

Я и забыл как скучна и однообразна моя жизнь на этой планете в условиях отсутствия работы и связи с внешним миром.

Пора вернуться в рабочее русло, чем больше я работаю, тем быстрее течёт время, а значит тем быстрее наступит тот час, когда я смогу отправить послание, получить весточки из дома, удовлетворить свой мозг порцией серотонина за просмотры комедийных сцен из сети.

Да хоть почитать что-то, тут же тоска — ни книг, ни музыки, ни фильмов. Совершенно не представляю, как предыдущая экспедиция тут жила и что они сделали с библиотекой, как можно так сильно повредить данные.

Непонятно куда делся предыдущий персонал станции, возможно они все на Стромболи, возможно действительно улетели. А может быть они по одному умирали во льдах, каждый раз отправляя на спасение всё новых и новых членов экспедиции.

Чем же я должен тут заниматься? Так как я палеонтолог, а по совместительству геолог, химик, физик, инженерный персонал, кок и врач, а к моему счастью здесь отличный хоть и устаревший мед стол, то вся работа ложиться на мои плечи. Выполнять всё сразу я не могу, а поэтому буду, в зависимости от дня недели, выполнять работу той или иной специальности.

Один день я выделю на работу по программе геологической службы, следующий день потрачу на работу палеонтолога, третий день буду химиком, на четвёртый — химиком, на пятый день медиком- буду проводить плановое медицинское обслуживание персонала и техническое обслуживание станции, на шестой день я выделю время для себя: отдохну займусь чем-то интересным. В смысле- начну всё сначала, так как заняться тут больше нечем. А пополнять запасы станции буду в перерывах между работой.

Как геолога, зона моих интересов находится в на северо-востоке, на плато “Шибальба”, геолого-разведывательная станция “Стромболи”. Она же меня интересует как палеонтолога, моей целью является найти и изучить возможные микроорганизмы, скрытые от нас километрами льда, которые любезно вскрыли для меня геологи.

Для этих целей со мной отправили некоторое очень интересное оборудование для скафандра- новенький, полноспектральный встраиваемый сканер, способный с двух метров провести первичный анализ окаменелостей, а дополнительные модули позволяют разбирать образцы по атомам с целью исследования цепочек ДНК, если такие найдутся.

Также на “Стромболи” находится резервный центра связи, а значит это мой запасной способ связаться с внешним миром, попросить помощи, запросить план действия и получить ответы на вопросы. Да и нужно проверить работает ли вообще эта станция, а заодно, возможно, я найду там людей.

До станции придётся идти пешком, ангар оказался пуст, оба ровера отсутствовали, возможно на них уехали члены экспедиции. Что же заставило их уехать, почему радио тишина? Прибытие транспортника сложно не заметить.

Так много вопросов, так мало ответов, займусь подготовкой к моему маленькому пешему путешествию Благо дорога отмечена вышками и метеоспутники обещают хороший ясный день.

Приятно, когда хоть что-то работает без сбоев и нареканий.

Погода оказалась дерьмом, я в дерьме, и я знаю, кто в этом виноват!

Путешествия к “Стромболи” начиналось отлично. С самого утра у меня было прекрасное настроение от предвкушения побега за стены станции, и погода была ему в пору. Установив модули на костюм, взяв спасательный комплект, запас продовольствия в форме замороженной жижи, воды и полутораметровый стальной прут, позаимствованный из большого сугроба у стенки, я отправился в путь.

Место для станции выбрали очень удачно. Из посадочной площадки рядом со входом просматривалась вся равнина, плоская, как поверхность соляного озера: абсолютное ничего впереди, абсолютно ничего сзади, да и по сторонам картина не особо отличается. И только авроральные бури дают некоторое представление о направлении.

Я как в двухмерном космосе, только белом и скучном.

Мой путь начался в десять утра, после пяти часов избиения льда лопатой и его дальнейшей переработки, получения жижи и её преобразование в сублимированною массу. С оттиранием этой массы от стен шлюза из-за слишком резкого снижения давления и последующего взрывообразного расширения жижи. Команда в лице двух бесполезных помощников после очень быстрого голосования решительно отказалась сопровождать меня в путешествии.

Шагалось легко. Я шёл быстро, наслаждаясь равниной, и А-853 миновал уже через два часа. Периодически останавливался и брал анализы выступающего льда. Я знаю, что до меня автоматические боты проверили каждый уголок в радиусе пары сотен километров, но я не нашёл ни одной уцелевшей записи, а значит мои исследования возможно имели научную ценность. В любом случае, иных развлечений у меня не было.

Когда маяк остался примерно в пяти километрах позади, однообразие ландшафта и химического состава льда уже порядком надоело, да и основательно замедляло моё продвижение. Для каждого отбора пробы приходилось счищать свежий снег лопатой и только потом делать замер.

А поэтому, открыв документы предыдущей экспедиции, прихваченные с собой ещё из дома, и установив оповещения о преградах, я продолжил свой путь в автоматическом режиме. Костюм сам поддерживает темп, всё что требовалось от меня — это отдаться в его уверенные, надёжные объятия и послушно передвигать ногами.

Сигнал следующего маяка отчётливо пеленговался и вёл меня в нужном направлении. До первого привала оставалось ещё три часа монотонной ходьбы и пятнадцать нудных километров. Два часа на отдых, приём пищи, и снова в путь.

Через три часа писк таймера и ненавязчивое сообщение, закрывающее половину обзора, оторвали меня от чтения докладов об этой планете. Как бы негативно ни относился я к ней, она невероятно интересна, как минимум тем, что сюда в очередной раз отправили палеонтолога в моём скромном лице, а также ксенобиолога. Это если верить предварительному брифингу.

Кстати, эти ребята лезут везде где только можно, обещая невероятные находки на каждой новой планете. Правда, в последнее время, ввиду абсолютной стерильности всех исследованных планет, уже с меньшим энтузиазмом.

Космос абсолютно одинок, Дрейк ошибался.

Я остановился у третьего по счёту маяка. Два одиночества встретились среди пустоши. Привал был недолгий, я совсем не устал, а поэтому решил не раскрывать палатку из аварийного комплекта, которую прихватил с базы. Просто сидел, облокотившись спиной на оранжевый корпус, медленно потягивая жижу из трубочки в шлеме.

Да, знаю, что четыре пакета с жижей, подключённые к системе жизнеобеспечения костюма, являются аварийным запасом. Но в тот момент не было никакого желания разбивать лагерь, хотелось сидеть и созерцать небесное марево. Новые пакеты я мог приготовить и подключить во время любого привала. Да и что плохого могло случится?

Спустя час я снова был в пути. Время шло незаметно, окружающий пейзаж гипнотизировал своим отсутствием, создавая иллюзию полёта. На восемнадцатом часу маршрута, преодолев почти сто километров, стали видны сераки — вездесущие спутники ледников и первые явные признаки приближающегося плато.

Увлечённый чтением материалов, я заметил их, только остановившись на очередной привал. Поражённый резким изменением пейзажа, не веря своим глазам, как вкопанный стоял и оглядывался по сторонам, рассматривая ледяные пики, что вдруг внезапно возникли передо мной.

Небольшие, словно восставшие посреди белоснежного полотна ледяные изваяния, средь которых ветер гонял снег. Столь неожиданное изменение окружающего ландшафта застало меня врасплох: я так привык к вылизанной всеми ветрами поверхности равнины, окружающей станцию Терра Нова, что усеянная ледяными пиками новая локация казалось другим миром.

Поверхность, по которой я шагал, тоже преобразилась: если раньше она была гладкая, как солнечное зеркало — незаменимый инструмент астеров, и слегка притрушена снегом, то теперь вокруг виднелись трещины и расщелины, в которые легко можно провалиться по неосторожности. И судя по показаниям приборов, глубиной они доходили до ста метров. Уверен, что смогу выбраться из такой, разумеется, если переживу падение.

На всякий случай я привязал один конец кабеля посередине лома, а второй закрепил на поясе. Маловероятно, но в случае падения есть шанс, что лом станет поперёк расщелины и не позволит упасть на самое дно.

Ещё одним интересным наблюдением оказались пещеры, хотя скорее это были поверхностные стволы выхода горячих газов, которые нашли выход из глубины пещеры. Телевизор регистрировал значительное отличие в температурах. Обязательно на обратном пути нужно будет заглянуть в одну из таких пещер.

Разумеется, я был только рад таким изменениям, просто очень внезапно это произошло. Как и всё на этой планете. К сожалению, на тот момент я не полностью осознавал, насколько это выражение правдиво.

Все мысли, посещавшие мою голову, сводились к поиску подходящей льдины, из которой можно было бы отобрать пробу. Льдины были прекрасны, они — осколки могучего ледника, сотни лет росли и копили историю этого мира. Они помнят великие катаклизмы, помнят звезду такой, какой она была тысячи лет назад, они полны знаний — всего-то и нужно протянуть лазер и взять пробу, а после, прогнать её сквозь квантовый спектрометр.

Лёд — это хорошо, он основа выживания в космосе. Лёд — это источник топлива для кораблей, вода, воздух и жизненное пространство для людей. Это один из самых ценных ресурсов. Особенно он был важен в первые годы экспансии солнечной системы и бесценен во время Большого Разделения.

Путь, полный щенячьего восторга, наполненный ежеминутными открытиями и созерцанием великолепных видов, беззаботно продолжался ещё добрых четыре часа. Пока на горизонте не замаячила разительно отличающаяся от окружающего пейзажа тонкая полоса выступающего льда. Размеры я мог оценить даже отсюда — протяжённая на тысячи километров во все стороны и высотой в добрые пару тысяч метров.

Передо мной во всей красе открылось плато Шибальба, а дорога приобрела скальный характер из-за огромных торчащих ледяных выступов. Величественное плато внушало оптимизм и надежду найти ответы на мои вопросы. Немного полюбовавшись красотой, я двинулся дальше по дороге из жёлтых кирпичей за ответами, следуя за сигналами маяков.

С каждым шагом я поражался масштабам плато. Я шёл, а видимый край верхней кромки, выглядывающий из-за горизонта, почти не менялся, что явно говорило о его исполинских размерах. Горизонт, я вам напомню, в семи километрах. Исходя из этого, я вполне резонно прикинул, что до его подножья не меньше двухсот километров.

Пренебрежительно малая дистанция, которую при моей среднесуточной скорости в сто шестьдесят километров в сутки я собирался преодолеть на третьи сутки путешествия. Что выглядело замечательно, мой запас провианта как раз идеально вписывался в полученные сроки.

И пока я смотрел по сторонам, мотаясь между восторгом и агорафобией, моё внимание привлек тот факт, что ветер, на который я не обратил внимания у прошлой стоянки, значительно увеличил скорость. А за спиной появилась высокая тёмная стена.

Выставив руку в направлении тёмной стены и оттопырив большой палец, я прикинул, что на расстоянии моей руки туча размером с мой большой палец — примерно два сантиметра. Грозовые тучи здесь находятся на высоте шесть километров. Простая математика подсказала, что до тучи около ста восьмидесяти километров.

Тёмную стену уловил и радар костюма, любезно подсказав, что до тучи сто семьдесят четыре тысячи метров. И что, по его скромным расчётам, через час с небольшим я почувствую на своей шкуре, каково это — оказаться на пути стопятидесятитонного маглева, мчащего на скорости чуть больше пятидесяти метров в секунду.

Мне срочно требовалось искать укрытие, иначе бы меня вместе с палаткой унесло куда-то туда, где меня совсем не ждали радость и восторг, но вот боль, много боли и сломанных костей — с распростёртыми объятиями.

Погода портилась на глазах. Ещё пять минут назад был ясный день, а теперь шквальный ветер и сильный снегопад снизили дальность обзора до нескольких метров, и если бы не визор костюма, накладывающий картинку с радара, я бы с трудом различал свои ноги.

Минут через двадцать я понял, что сигнал маяка, моя путеводная звезда, уже какое-то время не появляется на моём интерфейсе. И всё бы ничего, но даже радар сдался в войне с помехами и не показывал ничего дальше десятка метров.

В надежде вернуть понимание своего места в этом безумном мире, я попытался вернуться назад, следуя указаниям инерционной навигации. Даже в таких неприятных условиях работать она должна с точностью до сантиметра.

Единственная проблема была в ветре. Если пять часов назад его хватало лишь на то чтобы сдвинуть горстку снега, то сейчас я чудом разминулся с глыбой льда, которая под действием ветра упала с вершины ближайшего пика, оставив за собой значительную борозду на ледяном выступе.

Вариантов было немного: глупо умереть от упавшей на голову ледышки или медленно умирать в расщелине, пытаясь отгрызть себе руку, или закопаться куда-то по глубже, разбить аварийную палатку, переждать бурю, выпить чая, съесть немного французских булочек… Ну, в общем, вы поняли, что я выбрал.

Я решил искать укрытие, переждать непогоду столько, сколько потребуется. Запасов пищи мне должно хватить ещё на девять суток, плюс внутренние резервы организма и неограниченные запасы воды.

Если экономить еду, потребляя по полпорции, то хватило бы на двадцать дней, а о холоде можно не волноваться — от голода я умру значительно раньше, чем от холода. Энергоресурсов костюма достаточно, чтобы в течении десяти лет поддерживать комфортные двести девяносто пять Кельвинов для моего измождённого голодом трупа при практически любых внешних условиях.

Довольно быстро я нашёл небольшую пещеру. Искать особо не пришлось — система по ходу пути строила трёхмерную модель окружающего пространства. Найти в памяти подходящую дыру в скале не составило труда. Оставалось просто следовать за возникшей перед глазами стрелкой к убежищу.

Таковым оказалась относительно небольшая геотермальная пещера. Главное, забраться чуть подальше вглубь, желательно не на само дно. Состав выходящих газов меня практически не удивил: пар, оксиды углерода, серы, азота и небольшие примеси метана. Всё стандартно. Дышать можно, но не долго.

Поискав относительно ровную поверхность, я начал обустраиваться на долгожданный привал: снял рюкзак, положил и активировал спасательный комплект, раскрывшийся в небольшую ярко оранжевую палатку. Через мгновение я понял, где Марвин и Хьюго взяли ткань для плаката с приветствием.

В палатке зияла огромная дыра. По правде говоря, вся палатка представляла собой одну сплошную дыру: у неё был только вход и каркас, стены и пол напрочь отсутствовали.

[обновление журнала…]

Читая, вы задаётесь вопросом: “Постой, зачем тебе палатка, костюм отлично согреет тебя, можешь спать прямо на снегу”. Да, всё так, но вот чего я не могу делать вне палатки, так это есть!

А при такой скорости ветра и температуре обморожение наступает менее чем за минуту, я не успею отгрызть и кусочка. Сначала примёрзнут веки к глазам, обледенеют щёки, нос, губы…

Даже если потом надену костюм, некроз тканей мне обеспечен: даже мой отличный метаболизм не справится с такой задачей. Придётся довольствоваться резервным питанием костюма, который я, к моему большому сожалению, изрядно подрастратил.

Ну и не стоит забывать, что дышать в пещере, созданной геотермальными газами, кои совсем не предназначены для дыхания, далеко не самая хорошая идея. В скафандре посещать данные заведения намного лучше, даже в такой атмосфере ему не составляет труда отфильтровать всё лишнее. Или в крайнем случае разложить на составляющие и забрать кислород.

Пока что всё, что мне остаётся, — это сидеть облокотившись спиной о стену пещеры наедине с суровой действительностью ситуации, в которой я оказался.

Долгие прогулки, ритмичные движения освежают разум, очищают, несут лёгкость и простоту мышления, побуждая поднять из глубин сознания новые необычные мысли, чтобы занять валентные места. Здорово помогает посмотреть на мир под другим углом, провести переоценку взглядов.

А холод с протяжным воющим ветром придают мыслям негативный оттенок. Впрочем, холод меня не страшит. Страшит меня только собственная глупость, а неизвестность даже захватывает.

Не зря считается, что проблема нынешнего времени — доступность и скука. Мы обжили каждый уголок солнечной системы, посетили ближайшие звёзды, а наши автоматические станции прощупывают системы на расстоянии в пятьдесят световых лет.

Недавно… э, субъективно недавно, в общем, за пару лет до отлёта читал о предложении Лунного союза построить прыжковые врата. Они будут представлять собой огромные кольцеобразные сооружения, способные перебрасывать корабли от звезды к звезде за совершенно фантастические сроки.

Обещают, что полёт до Проксиомы займёт считанные месяцы, что практически равносильно полёту до Марса. Фантастика, да и только.

Бум на космические приключения прошёл так же быстро, как и начался. Инопланетных форм жизни мы так и не нашли, а космос одинаков в любых точках вселенной, и везде только безжизненные куски камня и льда наматывают круги вокруг местных светил. Везде, где бы мы ни побывали, царит пустота.

Исследователи, мечтавшие о великих открытиях, и прочие искатели приключений ринулись было строить колонии на ближайших планетах, но вскоре поняли две вещи: во-первых, зонды справляются лучше людей, и что важнее, там была медленная сеть.

Несколько культов и десяток ну очень странных личностей — это и есть весь оплот покорителей пустоты, надежда человечества и будущее расы. А теперь ещё и я. Небольшое количество фанатичных исследователей, горстка религиозных фанатиков.

Что нас объединяет? Мы все идиоты.

Но возможно, люди смогут объединится в очередной раз перед таким вызовом, сделать дальние перелёты доступными, и тогда, возможно, звёздная экспансия разгорится с новой силой.

А пока остаётся только ждать

Уже вторые локальные сутки нахожусь в пещере. Вторые сутки жду, пока буря успокоится и я наконец-то смогу выбраться из этой ямы. Не скажу, что испытываю большой дискомфорт или очень волнуюсь, я в принципе довольно неплохо устроился, учитывая обстоятельства. Но всё же, как же это скучно!

Ни симуляций, ни общения, просто сидишь и ждёшь. Нет не малейшей надежды отвлечься от своих проблем и страхов на какую-то работу, одно лишь монотонное ожидание. Но, к счастью, буря уже двенадцать часов идёт на спад, ещё шесть часов, и можно будет продолжить путь.

Осталось немного подождать, но это сводит с ума. Абсолютная тишина, абсолютная пустота. И только слабый гул снаружи напоминает о причинах моего заточения.

За два локальных дня я успел перечить абсолютно всё, что было: документацию по экспедиции — это было скучно; документацию по костюму — уже интереснее, но всё же не остросюжетный роман, хотя, я вынужден согласиться, вещь отличная.

Даже не помогает сон, приходится постоянно просыпаться, чтобы контролировать состояние погоды вне пещеры. Возникшая нервозность мешает погружению в спасительный сон.

Поначалу я думал, что придётся спать на снегу и довольствоваться скудными остатками резервов костюма. Но, немного поразмыслив и проявив все свои инженерные способности, я устроил себе вполне комфортное убежище.

Да, я об остатках своей палатки. Пусть она и представляла собой абстрактную карикатуру на человеческое жильё, и узнать в ней платку можно было с трудом. Но там всё ещё оставалось уйма полезного материала. Во-первых, остался целый, нетронутый, коридор, он же шлюз, герметичный, прошу заметить. Да, он не лишён минусов: он крохотный, не имеет обогрева, не может держать форму без наддува из палатки. Но в тоже время он умеет держать тепло, и он герметичен.

Чтобы было понятнее, о чём я сейчас говорю, нужно понимать, что представляет собой палатка. По сути, это купол из прочного и сложного композитного материала. Внешний слой — это пористый нанокомпозит с электрокинетическим слоем плюс термослой для поддержания комфортной температуры.

При подаче напряжения на электрокинетический материал его молекулярная структура становится упорядоченной, поверхность выравнивается, приобретая форму и механическую прочность, палатка, в свою очередь, раскрывается, образуя жесткий корпус. Дно палатки дополнительно армировано и имеет воздушный матрас, выполненный из тонкой плёнки, чтобы спать с удобствами.

Внутренний слой тоже многофункциональный, отвечает и за освещение благодаря вшитым люминофорным молекулам, и за адсорбцию углекислого газа. А также регуляцию влажности, популяций болезнетворных микроорганизмов и так далее, и так далее. Хорошая вещь.

На что, на что, а на палатку ресурсов не пожалели, палатка седьмого класса защиты. В такой и в вакууме жить можно. Хоть и не долго. Проектируя эту палатку, я бы сказал, крепость, способную устоять перед любым катаклизмом, инженеры постарались предусмотреть практически всё, всё кроме двух безмозглых дроидов.

Внутрь палатки попадают через шлюз, который раскрывается внутрь: посчитали, что лучше не ждать, пока палатка надуется полностью, а сделать возможность сначала попасть вовнутрь, а потом ждать, пока вокруг тебя образуется жизнепригодная среда. Опять же, всё построено на суровом опыте колонизации Земли. Учились на ошибках предков. Сам шлюз максимально простой, никаких вам нанокомпозитов, просто прозрачный, хоть и очень прочный полимер, способный выдержать спешно пытающегося попасть внутрь покорителя космоса со всем его облачением.

Нет возможности термо- и газорегуляции, ничего лишнего, просто прочный пузырь. Ничто в сравнении с полноценной спасательной палаткой с её системой жизнеобеспечения.

И что я смог сделать в такой, казалось бы, безнадёжной ситуации? Убежище! Ведь эти два безнадёжных творца, к моему огромному счастью, не тронули главную вещь — маленькую мягкую коробочку, систему жизнеобеспечения. А она ответственная и за управление, и работу всей палатки, она нагнетает и очищает воздух, подаёт энергию для нагрева. И, к моему счастью, она совершенно не повреждена.

Так вот, из того что было, не без помощи полного тюбика герметика, я слепил маленькую, герметичную воздушную камеру, обернув вокруг шлюза нетронутый пол. К сожалению, его не хватило, чтобы полностью обернуть вокруг шлюза, осталась небольшая незащищённая идущая вдоль всей полученной конструкции полоса, сквозь которую я терял тепло. Но, положив убежище на пол и прикопав в снег, потери тепла я значительно уменьшил.

Полученное цилиндрическое убежище оказалось способно держать и форму, и атмосферу, создавая комфортные условия для свернувшегося в позе эмбриона незадачливого путешественника. Я мог спокойно снять шлем и отведать прекрасной вкусной жижи.

Убежище получилось не без минусов: если нужно вылезти из палатки на пять минут, то без шлюза она теряла герметичность, и процедура наддува повторялась вновь.

Разумеется, я вполне комфортно мог бы обойтись и без палатки. Система питания костюма рассчитана на стандартное суточное потребление в сто пятьдесят килокалорий в час, три тысячи шестьсот килокалорий в сутки. А это для нашего вида довольно большое потребление, возможное только при активной физической нагрузке.

Я же сидел на пятой точке, так мы именуем наши задницы (да, мы любим давать названия всему, особенно парни). Но, кхм, вернёмся к проблемам питания. Как я уже ранее говорил, это много калорий, очень много калорий для того, кто почти всё время сидел или лежал, практически не двигаясь, потребляя пятьдесят килокалорий в час или тысячу восемьсот в локальные сутки. Спустя двое суток я имел в сухом остатке ещё почти суточную норму.

Разумеется, всё это возможно благодаря специфическим возможностям организма, разработанного для работы в космосе и для дальних путешествий, во время которых замедляется метаболизм. Иначе организм по привычке продолжил бы сжигать энергию в пустую.

Что бы я делал, если через двое суток буря не прекращалась? Я бы подождал бы ещё сутки или двое, и вот если бы даже спустя два дня погода не позволила бы идти, я бы ушёл в анабиоз, просыпаясь раз в несколько дней со всё увеличивающимися промежутками бодрствования. Проспал бы неделю или пару месяцев, по максимуму экономя ресурсы, и потом уже дошёл бы до станции.

Ну, или вы бы нашли этот журнал у холодного трупа, лежавшего в собственноручно выкопанный им квинзи.

Покорение анабиоза, хотя правильнее говорить гипобиоза, — это важнейшее событие в истории внешних миров. Благодаря сложнейшей и гениальной работе Розы Франклин, десятилетия до Изоляции трудившейся над проблемами выживания организма при дальних космических перелётах, мы все смогли выжить. Пять лет титанического труда в условиях нехватки ресурсов и лабораторного материала, но результат дал свои плоды. Пояс расцвёл.

Точечные коррекции генома привели к небольшим биохимическим изменениям организма, и потребление ресурсов во время полётов сильно уменьшилось. Когда возникает потребность, мы можем впадать в своеобразное оцепенение, некую медитацию, во время которой погружаемся во всё более глубокое подобие сна, хоть это состояние сном и не считается.

В это время организм прекращает выработку тироксина, гормона, регулирующего метаболизм и, соответственно, температуру тела, и начинает выделять эндогенный лэй-энкефалин, пептид, который вызывает спячку у млекопитающих. Ещё немного добутамина для укрепления сердечной мышцы в период пониженной активности и α2-макроглобулин для улучшений микроциркуляций крови. Вот просто рецепт для дальних полётов.

Нельзя не отметить также склонность наших организмов к повышенному синтезу лептина, вызывающего накопление жира. От этого наш индекс массы тела несколько смещён к полноте.

Во время спячки организм постепенно избавляется от воды, практически полностью останавливая метаболизм. В период бездействия организм занят аэробным поглощением жиров, хотя при сильном дефиците способен поглощать и мышечную ткань.

Среди нас редко можно встретить особей с рельефными телами. Мы в основном слегка упитанные добряки. Почему добряки? Ну, с лишним грузом жировых отложений нам сложнее убежать от стройных и подтянутых жителей внутренних миров. Пусть мы не самые неповоротливые, но в области выживания нам нет равных.

Вот так и висим в позах эмбриона при двухстах восьмидесяти трёх градусах Кельвина, пока наш тряпичный шарик несётся вдоль Гомановских орбит. Поглощение кислорода уменьшается в сорок раз, а метаболизм — примерно в двадцать. Восьмисот грамм чистого кислорода, необходимых ранее на сутки, теперь хватает на полтора месяца пути.

По окончанию полёта мы скорее похожи на только что ожившую древнюю мумию с соответствующей образу манерой движений. Восстанавливаем форму примерно через пару дней, пройдя довольно сложную и немного болезненную процедуру восстановления.

Еще немного изменили зрение, сделав сетчатку квадрохроматичной, что сделало нас ещё ближе к семейству кошачьих и позволило лучше видеть в темноте, позволив заметно экономить на освещении.

Конечно, жителям внутренних орбит наши станции и жилые помещения могут казаться несколько темными и иногда пугающими из-за обилия светящихся глаз, носящихся сквозь темноту. Хотя некоторые находят это весьма красивым, одна моя знакомая говорила, что наши станции будто наполнены светлячками.

Ресурсы в глубоком космосе — это жизнь. В бескрайней пустоте вы не можете дозаправить свой корабль кислородом или остановится у магазина купить ещё сладких булочек.

Всё, на что вы можете надеяться — это только на те припасы, которые вы взяли с собой. Даже отходы жизнедеятельности организма — это кладезь энергии, аж до полутора сотни калорий на сто грамм, настоящая роскошь.

Когда ещё не было реакторов на металлическом водороде и скорость движения кораблей была ограниченной, предки считали, что вопрос скорости в космосе возникнет только с межзвёздными перелётами. Что удел покорения Солнечной системы за работами, и разработка систем анабиоза экипажа вне их приоритетов. Как же они ошибались.

Маломощные ядерные реакторы, радиоизотопные термоэлектрические генераторы, солнечные панели и топливные элементы — ничто не могло дать достаточной мощности. Установки по расщеплению углекислого газа потребляли очень много энергии, когда каждый ватт на счету, дышать было расточительно.

Анабиоз обеспечил выживание. Мы взяли эволюцию в свои руки. Экономика взяла гору: каждый килограмм, взятый с собой, это килограмм ценного сырья, которое придётся оставить на астероиде для получения дэльта-вэ, необходимого для совершения орбитального манёвра.

Мои предки быстро поняли эту простую формулу. Экономить старались по максимуму.

Космические корабли начала двадцать первого века представляли собой напичканные высококлассным и надёжным оборудованием максимально облегчённые алюминиевые банки. Астеров это не удовлетворило, они собирали корабли из того, что было под рукой. Алюминий тоже стал роскошью. Космические корабли середины двадцать первого века уже были пропитанными смолой тряпичными воздушными шариками.

А что ещё можно было сделать, когда доступ к технологиям и промышленным мощностям Земли был закрыт, а орбитальные верфи превратились во все поражающую шрапнель? Все были в изоляции. Марс, Луна, астеры — все адаптировались, все учились жить самостоятельно.

Космос кишел тряпичными воздушными шариками. Воздушными шарами всевозможных форм и предназначения. Рудокопы, транспортники, ремонтные шаттлы — все были на тканевой основе.

Эра космических плюшевых игрушек. Разумеется, со временем, когда астеры адаптировались к новым условиям, научились производить достаточное количество лёгких и крепких сплавов, печатать композиты невероятной прочности, то и корабли начали меняться. Богатый металлами пояс в то время дал значительный толчок в развитии раздробленной промышленности астеров.

[обновление журнала…]

После двух дней в ледяной пещере возможность выбраться на поверхность и немного размяться организм воспринял с небывалым энтузиазмом. Усталость миновала, голова ясна, хоть и слегка побаливает, глаза зоркие, руки рвутся в дело, а ноги радостно топчут свежий снег.

Кстати о пещере: пещеры, подобные той, в которой я провёл последние дни, достаточно интересны по своей природе. Образованные горячими газами, выбивающимися из недр планеты, они могут достигать весьма значительных размеров. Скажем, пещера Казумура, что на Земле, имеет протяжённость свыше шестидесяти километров и уходит на глубину более тысячи метров. А лавовые трубы Луны, некоторые из которых уходят на сотни километров вглубь, в поперечнике достигают двух километров.

В теории такая пещера может содержать целый биоценоз, поддерживая в нём жизнь за счёт тепла поступающих газов и снабжая необходимыми для поддержания жизни веществами. В пользу данной теории свидетельствуют следы довольно сложной органики замеченные в потоке газа.

Ещё из интересного — следы так называемой горной муки, найденой мной в пятидесяти миллиметрах от поверхности льда. Под термином горная мука мы понимаем взвешенные частицы карбоната кальция, которые уносятся из недр горных пород выходящими газами. Мелкие частички мела встретились на глубине от пятидесяти до шестидесяти двух миллиметров, а потом ещё на глубине девяносто миллиметров таким же десятимиллиметровым слоем.

Такое распределение говорит о том, что частички выносятся порциями во время прорыва газов кармана с водой, обогащенной гидрокарбонатами. На земле карбонаты являются следами остатков древних морей и океанов, в которых живые организмы миллионы лет связывали углекислый газ с кальцием и формировали меловые панцири, умирали и оседали на дне в виде карбонатных отложений.

Само по себе открытие не говорит ни о чём важном, но вместе с органикой в газе это значительное свидетельство в пользу биологической природы данных веществ. Похоже, что от меня тут может быть толк, возможно, я даже найду чей-то замерзший трупик. Обязательно займусь изучением одной из пещер.

Ну, а пока меня ждёт дорога. Оставалось пройти всего двести километров, сделать ни много ни мало двести пятьдесят тысяч шагов. Как только я отшагаю всю дистанцию, то надолго покрою норму физической активности. И пусть посмеет мне что-то сказать медсистема, это будет абсолютные рекорд среди астеров. Как минимум триста километров на своих двоих.

Но нужно не забывать, что, если я не найду ничего полезного на Стромболи или не смогу найти саму станцию, мне ещё предстоит долгий обратный путь, итого выходит минимум шестьсот километров. Да, я точно побью все рекорды. Я буду первым номером в общем рейтинге. Слава мне обеспечена, надеюсь, не посмертно.

Это хоть как-то скрашивает долгую дорогу. Позитивный настрой — это хорошо, это — залог успеха. Главное концентрироваться на позитивном, на грядущей славе, на том, как я обставлю всех в рейтинге физической активности, не думать о возможной неудаче. Нужно радоваться от предвкушения, как я буду пускать на металлолом Марвина и Хьюго, не думать о том, что у меня куча еды, чтобы съесть которую, мне нужно пять минут лежать в позе эмбриона, ожидая, когда надуется жертва минимализма.

Насколько неожиданно удивил меня обрадованный движением организм, настолько сильно поразила окружающая обстановка. Нет, вокруг всё так же была бескрайняя белая пустыня, но, тем не менее, пейзаж здорово преобразился. Буря сгладила неровности, исчезли ледяные валуны, свежим снегом засыпало шрамы от бушующей стихии, да и сами скалы не выдавали прошедшей катастрофы.

Абсолютный штиль и тишина. Пейзаж внушал ложное спокойствие, и в тоже время меня не отпускало чувство беспокойства: умиротворение было обманчивым. Радар продолжал фонить, атмосфера была насыщена мелкой пылью, создающей помехи. Сенсоры костюма старались как могли, пытаясь сложить из пробивающихся сквозь помехи обрывков сигналов достоверную картину и выявить угрозы.

Не смогли. Неудача застала меня в паре километров, которые я фактически пробежал, так хотелось покинуть подозрительную местность. Один неудачный шаг, и я по пояс ушёл в трещину, скрытую бурей. Практически без шансов разглядеть её сквозь снег. К счастью, она оказалось узкой, я в ней застрял, отделавшись ушибом и лёгким испугом.

А неуклюже выбравшись и сев недалеко от неё, я понял, что мне нужно немного посидеть и успокоиться, подождать, пока не уйдёт бушующий в крови адреналин. Менять чуть не погубила спешка. Двадцать сантиметров отделяли меня от мучительной смерти в ледяных объятиях.

Что же, терпение у меня есть, придётся немного посидеть, успокоится, перевести дух и продолжить свой путь. Если не произойдёт ничего необычного, то следующая запись в журнал будет уже у ворот станции. Главное не спешить.

Дорога заняла чуть больше времени, чем я ожидал. Пришлось преодолеть весьма значительный подъём в гору: вход расположился на высоте восемьсот пятьдесят семь метров над медианой высот планеты. Расстояние смешное по меркам пройденного пути, но рельеф значительно изменился. Подъём пролегал сквозь трог — старую ледниковую долину, похожую на глубокий канал, пропаханный сквозь толщу льда.

Живописным назвать его было бы сложно. Почему-то он вызвал во мне ассоциацию с клыкастой пастью огромного существа. И я, как глупая жертва, самолично прямо по языку поднимаюсь в его глотку.

Правда, картину скрашивала дорога — хорошая, широкая и укатанная, прямо магистраль. На некоторых участках освещена, а местами даже отмечена пребыванием людей. Идёшь себе по ней в гору, вокруг скалы, льдины, иногда подвывает ветер, вызывая философские размышления о нашем месте в этом мире, и тут на тебе — в десятке метров слева от дороги каркас недостроенной конструкции, только части фермы торчат из-под снега. Через двадцать метров — непонятная арматура, проходишь ещё метров триста, а перед тобой здоровенное колесо и кусок кабины, и так вдоль всего пути.

Я понимаю, что планета пустая, и ладно, нагадили, но где они это взяли? Это же сколько они потратили времени, печатая это всё на принтере, чтобы потом выкинуть! Осуждаю расточительство, как астер.

Теперь о станции. Фасад ничем не примечательный, шлюз входа торчит из скалы, наглухо закрытый, панель не подаёт признаков жизни. Шлюз ангара, разместившийся по соседству, настежь открыт, панель к слову также не желает вести диалог. Ни в ангаре, ни около станции роверов не оказалось. При первичном осмотре станция выглядит совершенно пустой.

Людей нет, практически отсутствуют признаки их недавнего нахождения здесь, не считая гор строительного мусора в округе. Я пока успел посетить всего пару помещений и решил зафиксировать увиденное. Есть кое-что, что меня немного беспокоит, по сравнению с чем горы строительного мусора выглядят сущим пустяком.

Станция разительно отличалась от схемы, которой я обладаю. Как я упоминал ранее, «Стромболи» — это геологическая станция, небольшой исследовательский пост у плато Шибальба, созданный с одной целью — держать тела её обывателей в приемлемых температурных пределах, чтобы обеспечить геологам комфортное пребывание во время их исследования данной геологической структуры. Обладает не самой бедной комплектацией, учитывая условия, есть личные комнатки размером два метра на полтора, оборудованные спальным местом, рабочим местом, душевой и туалетом а в лучших проявлениях комбинаторики. Кухня одна на всех, со средненьким пищевым блоком и одной комнатой отдыха. Опционально ставятся рабочие помещения; тут в целом тоже стандартно, помещение два на три вдоль кишки-коридора. Ангар для роверов и склад — опционально.

Станции подобного типа — быстро разворачиваемые. Это уже не те неуклюжие строения наподобие первых станций эпохи колонизации Марса, на создание которых уходило до тысячи часов, а модульная саморазвёртывающаяся типизированная конструкция, рассчитанная максимум на двадцать человек персонала. А по факту, больше пяти-семи человек в них никогда не набиралось, уж очень тесно специалистам работать. Да и никогда любители шумных компаний на такие посты не идут работать, в основном одиночки, спасающиеся от суеты большого мира.

Привёз контейнер на ровере, нажал на кнопку в виртуальном интерфейсе, а дальше она всё сделает сама. Её можно разместить как на поверхности, так и под землёй, в естественной или искусственно вырытой полости, а даже если полости нет, то она сама всё сделает. В ждущем состоянии похожа на большую толстую застывшую личинку. А в активном — на огромную толстую и злобную личинку, причём очень подвижную и очень голодную.

Она способна перерабатывать окружающий материал под собственные нужды, запекать породу для получения крепкого каркаса и удалять излишки назад за себя. Удобная вещь, работает относительно быстро, правда, сильно шумит и очень много выделяет тепла, поэтому рядом с ней нужно быть осторожным.

На планете по решению сложных алгоритмов размещено немалое их количество: полторы сотни вокруг экватора, и ещё сотня занимает пространство ближе к полюсам. Три штуки только в радиусе тысячи километров. Все были построены, когда те же алгоритмы сочли планету интересной для исследования, на том же этапе, когда строился и маяк, все сделаны из материи местной звёздной системы.

Если провести между ближайшими станциями воображаемые линии, то получится сеть, равномерно покрывающая всю планету. Это позволяет в любой момент времени находиться не более чем в двух-трёхчасовой доступности на ровере от какого-либо поста, чтобы мы могли пережидать в них сильные ветра, пока движемся к дальним точкам наших целей исследования.

В идеале, конечно, использовать шаттлы для быстрого перелёта между станциями, но шквальный ветер и безумие магнитосферы делает полёты очень опасными. А возможность роверов самостоятельно нестись на скорости триста километров в час по бескрайней белой глади делает их прекрасным средством передвижения в этом мире.

Даше беспилотные дроны не используются в этой миссии, они совершенно бессмысленны, когда на орбите летает три спутника, полностью покрывающие своими сенсорами и объективами всю планету.

Зачем я всё это красочно описал? Да затем, что станция, на которой я оказался, была большой, огромной по меркам геологического поста. Это стало заметно ещё перед воротами, где я остановился, решив немного осмотреться в округе, побродил вокруг пустых контейнеров и гнутых железяк и поначалу не обнаружил ничего интересного. Но потом...

А потом я увидел то, на что не обратил внимания сразу, а именно огромные панорамные окна на высоте семидесяти метров выше над входом. Практически незаметные среди окружающих их льда, высотой четыре метра и шириной пятьдесят метров, выглядит довольно красочно.

Кто-то или подделал официальный отчёт, или скрыл внесение изменений в проект станции, причём ни один из вариантов не сулил ничего хорошего. Подделать или скрыть такое если не невозможно, то невероятно сложно. Все системы автоматизированы, отчёты формируются самостоятельно без участия человека с применением сложнейшего квантового шифрования. Сложно представить ресурсы, требуемые на такую авантюру. И главное, зачем? Загадки, снова загадки.

[обновление журнала…]

Ситуация очень странная. Я полностью осмотрел нулевой уровень. На первый взгляд всё выглядит покинутым, на станции творится полнейший беспорядок. Но в тоже время — ощущение полной пустоты. Стерильности.

Чистые и совершенно пустые помещение, местами луч фонаря выхватывал из полного мрака листы полимера с напечатанными на них графиками. Ни приборов, ни инструментов, хаос и порядок.

Это мне напомнило чувство, когда заехал в свою новую квартиру, выданную институтом, в только что выкопанном районе. Она была совершенно пуста и абсолютно чиста. Идиллию нарушали три клочка изоляционной ленты, лежащие в углу. Ужасное ощущение, нарушающее гармонию порядка.

Температура внутри станции на десять градусов выше, чем снаружи, питания нет, ни одна панель не активна. Больше похоже на склеп, чем на жилище людей.

Продолжу дальнейшее обследование, поднимусь наверх, может, что-то найду там, но как, мне кажется, это маловероятно.

[обновление журнала…]

Верхний и средний уровень оказались совершенно пустыми и безжизненными. Не так, как нулевой, а совершенно пустыми, просто голые стены. Спущусь на нижние уровни, возможно, там будет больше информации.

[обновление журнала…]

Возможно, вы удивитесь, но на нижнем уровне был кладезь информации. Я нашёл там разбитый монитор! На фоне полной стерильности предыдущих помещений это первый признак человеческой деятельности. Также, судя по указателям над дверьми, здесь оказались жилые и рабочие зоны и путь, ведущий к техническому отделу.

Когда я это понял, в голове зародилась одна мысль. Одна настойчивая мысль. И чем дольше я о ней думал, тем сильнее она разгоралась у меня в голове.

Пустая. Холодная станция. Которая, судя по размерам, рассчитана на большой штат персонала. Покинутая и разорённая, но, возможно, не полностью, ведь что-то могло остаться! Вы поняли уже, о чём я подумал?

Именно! Кухня! Возможно, на кухне можно найти что-то поесть из нормальной еды! Возможно, они не всё забрали. Я должен её найти.

Обычно кухня находится в зоне отдыха, а зона отдыха, по идее, должна находиться где-то наверху, в нормальной планировке. Но не тут, здешняя планировка больше смахивает на лабиринт, чем на жильё людей.

[обновление журнала…]

Я часа три совершенно глупо провозился с этой проклятой дверью на нижнем уровне, где по плану была зона раскопок. Теперь я даже не представляю, что там может находиться. Там могут быть большие запасы еды!

Пришлось отодрать кусок поручня перил во входном коридоре нулевого уровня. Он оказался самым хилым и на болтовом соединении, на нижних уровнях всё монолитное и очень крепкое. И даже так это оказалось непросто сделать. Они хоть и не создавались вандало-устойчивыми, но у меня банально не было инструмента, чтобы развинтить их.

Оторвалось криво, и один конец трубы получился довольно острым — болт оказался крепче трубы и просто выдрал кусок в месте соединения. Но зато у меня появилась и отмычка, и оружие. Вдруг что? Вот оно, счастье дурака.

Почему дурака? Когда вставил трубу в щель двери и, взявшись за её противоположную сторону, приготовился к акту вандализма (пока у меня это отлично получается), я посмотрел налево, чтобы оценить запас дистанции до стенки, чтобы не стукнуться о неё шлемом...

И в этот момент я заметил, небольшую красную надпись справа от двери на неприметной панели: «Для аварийного открытия двери опустите ручку до упора вниз». Обычная ревизионная дверца, открыв которую, я узрел ручку аварийного открытия дверей.

Легкий движением руки я опустил рычаг, и дверь, издав шум, больше похожий на вопль умирающего животного, способный поднять и мёртвого, плавно распахнулась, впустив меня в чрево жилой и рабочий зоны.

Тут присутствие людей ощущалось повсюду. Множество отсеков, помещений, десятки коридоров, такой же холод и темнота. Нет, не так, тут на десять градусов теплее, чем на предыдущем уровне.

Я прошёл по коридору в поисках заветной кухни, мимо медблока, расположенного слева (он мне не интересен), и мимо химической лаборатории по правую сторону. Внимание привлёк отдел испытания биологических образцов, который был сразу за медблоком.

Если не найду ничего на кухне, обязательно зайду туда, может, там осталась пшеница или хоть какое-нибудь замороженное растение.

Дальше коридор разделялся на два — один налево, другой направо. Сначала я пошёл налево. Небольшой коридор заканчивался кладовым помещением, а вправо уходил новый коридор. Там были комнаты членов экспедиции, постоянных жильцов этой станции.

Комнат было двадцать штук, над дверьми висели таблички с именами, на некоторых было по несколько имён, здесь жили пары, а на некоторых имён не было вовсе. Не так: над некоторыми дверьми, таблички были отодраны.

В конце коридора находилась дверь, над ней висела надпись: «Роберт Скотт Андерсен». Это начальник геологической миссии, он должен был руководить мной.

Почему он обосновался здесь, что случилось с экспедицией? Она разделились? Куда уехала группа геологов, а куда — группа изучения высоких энергий?

С каждой минутой загадок становится всё больше и больше, а найденные зацепки всё только усложняют. Не получив ни капли информации, способной пролить свет на вышеперечисленные вопросы, я занялся решением вопроса гастрономического.

Вернувшись к развилке, я продолжил исследования уже правого коридора и сразу выиграл джек-пот! Передо мной во всей красе, сияя в свете луча фонаря, была табличка с надписью: «Зона отдыха».

С помощью прута и матерного слова я быстро вскрыл дверь, ведущую к цели, ручка аварийного открытия двери штатно не сработала. Внутри было всё стандартно, но в тоже время необычно. Небольшое помещение площадью двести квадратных метров, мягкие диванчики вокруг столиков формируют небольшие островки, у левой стены барная стойка и два пищевых автомата.

Отсутствовали привычные настенные экраны, что имитировали окружающий вид, создавая ощущение, что ты находишься на берегу моря или в лесу: стены были пустыми, обычная серая термоизоляция — это всё, что отделяло людей от голых скальных пород.

Здесь было неуютно. Куда подать официальную жалобу? Я увольняюсь, вызываю такси и полетел домой. Нарушает, блин, мои чувства эстетики, ни растений, ни горячих коктейлей, ни спа- комнаты.

Смеясь над собой недовольным, я бродил по комнате, нормальной жилой комнате, хоть и неуютной. На столах стояли кружки, пара чистых тарелок. На белом полимерном полу рядом с диванчиком, стоявшим у противоположной от входа стены, нашёл чей-то личный дисплей. С виду целый, к сожалению, бесполезный для всех, кроме владельца. А жаль, каждая крупица информации для меня как кислород, да и я был бы рад любому развлечению, пусть даже и диско.

Но отчаиваться не стоит, я ещё не проверил продуктовый склад, надежда подсказывает, что он где-то недалеко. Разумеется, если он есть.

[обновление журнала…]

С великим удовольствие могу заверить, что непродолжительные поиски увенчались успехом: в конце коридора я обнаружил дверь в пищевой склад. Под давлением нахлынувшего на меня энтузиазма дверь держалась недолго и после непродолжительных переговоров при участии всё той же палки пустила меня внутрь.

В тот момент почувствовал себя настоящим пиратом, берущим на абордаж транспортник, везущий грузы к далёкой станции. Только экипаж живой. И не в вакууме. Надеюсь, что живой.

Опять отвлекаюсь, но теперь можно.

Склад, к моему величайшему огорчению, оказался пуст, в нём отсутствовали аварийные пайки, всё выгребли подчистую. Но оставался холодильник. Да, холодильник на ледяной планете, но так того требуют правила, жителям внутренних миров не понять.

А вот дверца холодильного отделения оказалась не по зубам моей импровизированной отмычке. Она была наглухо закрытая и абсолютно ровная, с минимальным зазором у двери; я так и не смог вставить туда прут, а единственная ручка, казалось, была декоративная и моментально отвалилась, не оставив после себя даже пятнышка.

Попинав минут пять дверь, я понял, что мне нужно что-то потяжелее или потехнологичнее.

Я сначала оценивающе осмотрел все вещи в зоне отдыха: в общем, всё выглядит или хрупким и лёгким, или мягким. И, соответственно, лёгким. Я не пойму, люди разучились делать тяжёлые вещи?

Не найдя ничего подходящего, я пошёл искать, чем бы разжиться в других помещениях. И, к счастью, над следующей дверью было написано: «Инженерная».

Бинго!

Дверь оказалась закрыта. Быстро сбегал за отмычкой, которую забыл у хранилища. Немного прутковой магии, и дверь открылась.

Мнда… Здесь был бардак, полнейший бардак. Куча непонятных деталей, в которых смутно угадывались части костюмов, какой-то горнопроходческой техники, ручные инструменты, даже детали робота.

Точно, здесь были части от Хьюго!

На столе лежали энергетические ячейки от роверов. У меня есть топливо, но нет машины. Блеск.

А потом случилось это… Я нашёл его, резак, плазменный резак! Держись, дверь, я иду к тебе!

[обновление журнала…]

Божественно, это божественно, еда, много еды, вкусной и разной! Консервы, пакеты с сублимированными фруктами, сухие пайки гражданского класса, они потрясающие по вкусу!

Я был в раю! Здесь даже есть стейки, нарезанные куски стейков, скорее всего, их отправили сюда с Земли, но, честно говоря, нахождение их здесь выглядят странно. В дальний космос никогда не отправляют пищу, которая может испортиться.

Скорее бы отправили эмбрионы овцы, чтобы можно было тут вырастить и съесть, столь нерациональное использование ресурсов кажется дикостью.

[обновление журнала…]

Я тут на секунду задумался, представив со стороны, как выглядит эта сцена со мной в камере.

Сейчас опишу. Представьте, идёте вы по тёмному тихому коридору, вокруг темно. До вас доносятся странные звуки. Вы подходите к зоне отдыха, луч фонаря освещает выломанную дверь.

Вы заходите внутрь, фонарь освещает совершенную пустоту комнаты. Вдруг вы слышите звук выкатившейся по полу из распахнутой и покорёженной двери пищевого хранилища пластиковой консервной банки.

Вы медленно, стараясь не издавать лишнего шума, подходите ближе, и слышите стоны и чавканье. Пятно света от фонаря мечется по сторонам.

Вы решаетесь и заглядываете внутрь, луч света не сразу находит источник шума. Вы смотрите, но ваши глаза не осознают, повсюду валяются пакеты с едой, обрывки упаковки.

А в центре комнаты, скрючившись, сидит на полу неизвестный человек. И человек ли? Чавкая, оно жадно грызёт зубами брусок замороженного брикета, издавая негромкие вопли и стоны.

Существо замирает на секунду. И резко разворачивается, глаза горят животной яростью, рот распахнут в ужасной гримасе, являет два огромных клыка!

Я аж рассмеялся, как себе это представил. Температура пайков около двухсот сорока кельвинов, они очень твёрдые, то и дело примерзают то к языку, то к губам, и от них жутко болят губы.

Но какие же они вкусные! Никогда бы не подумал, что я буду с таким удовольствием грызть сублимированные замороженные персики.

Кстати о клыках. Чтобы полностью предаться гедонизму, мне пришлось снять шлем. В этом-то холоде. Из-за перепада температур из носа сразу же потекли выделения, начался насморк, обычная вода, но она начала замерзать, превращаясь в два сталактита.

В общем, я морж!

К чему я это всё? Да к тому что, если бы сейчас сюда кто-то зашёл бы, увидел такую картину и шмальнул бы в меня из рельсовой пушки, я бы даже не обиделся.

Нас учили: «В любой непонятной ситуации сначала стреляй, а потом задавай вопросы». Особенно если у цели светятся глаза, шевелятся щупальца, а рядом лежат свежеобглоданные трупы. Не факт, что потом тебе ответят, но зато начальство сэкономит на твоих похоронах.

Экономия на войне всегда была важным фактором, а с увеличением расстояний войны стали медленными и очень дорогими. С огромным количеством жертв и разрушений.

И если построить здание заново ничего не стоит, то вот восполнить запас погибших было невозможно. Так было сначала, а потом нас стало очень много. Я имею в виду, людей.

Незадолго до «Ужасающей войны» людей стало так много, как никогда, люди больше не умирают от старости, люди живут, радуются жизни и размножаются. Если раньше население земли было десять миллиардов человек, то к «Ужасающей войне» цифра составила двадцать миллиардов, а сегодня уже перешагнула за сто миллиардов.

И это не только на Земле. В то время Марс хоть и сильно уступал Земле по численности, но всё же его население составляло невероятные полмиллиарда. Население пояса тоже не отставало, хоть нас было значительно меньше, но всё же цифра уже перевалила за сто миллионов.

Плотность населения у всех просто невероятная. Люди Земли живут в городах-государствах, огромных, многокилометровых, в каждом таком городе помещается по сто миллионов человек.

Марсиане решили не заморачиваться с терраформированием. _Хорошенько всё подсчитав, они поняли, что им выгоднее создать сравнительно небольшие оазисы и возвести над ними мегакупола.

Теперь двадцать процентов Марса покрывают купола из сверхкрепкого прозрачного материала, разрушить который может разве что астероид.

Астероид и кобальтовые боеприпасы Землян. Когда Марс и Земля произвели залпы друг по другу, за раз общее население Земли сократилось на полторы сотни миллионов человек.

Землянам не нужно было создавать мощную бомбу. Их кобальтовые снаряды массой в одну тонну, разогнанные до ста километров за секунду, при ударе выделяли энергию, равносильную взрыву мегатонного боеприпаса.

По современным меркам взрывом такой мощности никого не удивишь, это факт. Но снарядов было много, их были сотни. Марсиане, конечно, пытались их остановить, запуская тысячи снарядов, которые образовывали мелкодисперсную пылевою защиту, но часть бомб прошла её, и некоторые попали в купола.

Мгновенная декомпрессия и последующее заражение радиоактивным кобальтом сделали гораздо больше, чем сам взрыв.

Марсиане в долгу не осталось, и на Землю обрушились сотни термоядерных боеголовок. До цели добралось лишь небольшая часть из них, планетарная защита земли не зря считалась практически непреодолимой. Но всё же она не была абсолютна, и этого хватило.

Большая часть боеприпасов, что смогли прорваться сквозь защиты, выполняли всего лишь функцию приманок, систем наведения помех. Всего три небольших цилиндра представляли собой реальную угрозу. Термоядерные бомбы мощностью по десять мегатонн каждая сжигали всё в радиусе десятков километров, города превратись в печки, они горели месяцами.

Потушить такие пожары не было никой возможности. Счастливчиками были те, кто умер мгновенно

За один акт насилия Марс потерял десятую часть населения и треть жилого пространства, Земля — всего около процента населения.

Это ужаснуло всех. Хотя моё мнение, от этого все охренели.

А пояс, пояс учился жить самостоятельно, ведя свои мелкие феодальные войны. Жестокие, кровавые, медленные.

[обновление журнала…]

Остаться, что ли, жить в Зоне отдыха? Да, прохладненько, но еды ну очень много! По моим прикидкам, здесь продуктов хватит, чтобы около семи лет раз в неделю баловать себя чем-нибудь вкусным.

Но нужно думать логично, трезво и рационально. Я, конечно, могу перетащить еду на базу, но лучше разобраться с энергообеспечением, активировать питание, проверить работоспособность всех систем.

А там, возможно, останусь жить тут. Места много, еда есть, резервная станция тоже присутствует. Да это же рай! Здесь есть всё, что мне может понадобиться.

Попутно обыщу личные комнаты, помародёрствую, так сказать. Возможно, это даст какие-то подсказки к тому, что здесь происходило.

Но сначала нужно отдохнуть. Возьму пару подушек, поднимусь наверх, в комнату с панорамными окнами. Пусть там так же холодно, но зато светло и очень красиво.

Так как в костюме холод мне безразличен, да и достаточно мягко, то и спать в целом мне всё равно где, пусть же это будет хоть уютно. А здесь атмосфера как в склепе.