Последний спектакль (гет)

Для празднования Рождества директор Макгонагалл пригласила оркестр  особых гномов-великанов, славившихся виртуозностью. Рождественские мелодии ненавязчиво кружились в Большом зале. Пахло ванильными пряниками. Под потолком сияли звёзды, и маленький нежный снежок плавно кружился. В центре стояла огромная лесная красавица. В золотых шарах отражались танцующие пары, и это дополняло рождественскую атмосферу.

За елью, словно выточенная из мрамора, стояла девушка в белом. Она бесцельно смотрела вдаль и обнимала себя руками. Её лицо скрывала кружевная маска, и только янтарные глаза выдавали грусть. Окружающие могли отметить, что платье струилось по точенной фигурке и имело кружевной золотой рисунок. Магия мерцала в узоре, а пояс стягивал узкую талию. Девушка представляла собой одно из хрупких созданий, с которых раньше писали картины, и оставалось только жалеть, что в Хогвартсе не нашлось ни одного мастера-художника. В образ, по мнению некоторых девиц, не вписывались, разве что, давно вышедшие из моды рукава-фонарики. Они отбивали щеголихам всякое желание наслаждаться вечером. Безусловно, наплевательское отношение к эталонам стиля не могло не волновать тех юных особ, которых меньше всего касался этот вопрос. Лаванде Браун наряд не пришелся по вкусу, а следовательно, и ухажеры ее не одобрили выбор однокурсницы.

Такой исход означал лишь одно: большинство танцев обойдут Гермиону Грейнджер.

Сама она и не задумывалась о таких пустяках. Пускай вокруг безмятежно покачивались волны танцующих, её умную голову заполняли тревожные мысли. Губу девушка непрестанно покусывала, и то и дело Гарри приходилось напоминать подруге о празднике. Та постоянно погружалась в себя, и казалось, что самое лучшее место для Рождества сегодня — пустой балкон. Даже мороз не смог бы отпугнуть.

Ах, как Гермиона нуждалась в покое! Всю неделю она размышляла над тем происшествием, и никогда, как сейчас, она не была близка к ответам! Думалось, что ещё одно мгновение и всё встанет на места: и её отношение к профессору Снейпу, и раздумья о доверии к нему, и об их игре, и об эксперименте.

Тот вечер никак не выходил из головы. Тогда, после ухода Тинки, профессор попросил, вернее, приказал умыться. Опять-таки, под этим подразумевалось раздеться и принять душ. Его душ. Он подал полотенца, пахнущие им — мужчиной, — и вышел. Ванна ожидала. Гермиона заметила, что тишина обнажает неровное биение сердца. Она бросила недоверчивый взгляд на дверь. Под ней виднелась тень — не уходил. К горлу подступил ком.

Даже комната показалась холодной, как тюремная камера.

Когда ступор, наконец, прошёл и Гермиона посмотрела в зеркало, она увидела бледное лицо с большими напуганными глазами и бескровными губами. Себя было не узнать. Подташнивало. На одежде, шее, руках контрастировали следы темной, вязкой крови. Они казались жирными пиявками, сосущими жизнь из молодого, совсем наивного тела. Все мысли поглощали эти бордовые полосы, всю энергию и силы. Ведь о них она гадала последние месяцы. Их она искала. Оставалось лишь понять, чьи они.

Невесть сколько миновало времени с тех пор, как она ушла в тёмный лес гнетущих дум. Там было страшно и темно. Липкий, как гной, туман не позволял ни сосредоточиться, ни увидеть хоть какое-то правило жизни, совет, по которому можно смело действовать сейчас. Как маленькие, трусливые паучки, мысли разбегались в стороны, и думалось, что только крик способен остановить время и запечатлеть их.

Профессор всё ещё стоял за дверью. Она не издала и звука.

Ну же, думай, Гермиона! Кого здесь пытают? Почему эльфы агрессивные? Что творится с профессором? Какова его тайна?

Ответы не приходили. Она включила кран и смыла красные разводы на раковине.

— Мисс Грейнджер, для вашего же блага поскорее сотрите эту чертову кровь со своего тела! Не медлите! — раздалось нетерпеливо за дверью. Неужели он собирался стоять и ждать там? А она?

Белоснежная ванна сияла в тусклом свете. Рядом покоились скляночки с гелем для душа, мыло. Ах, как завидовала Гермиона их бездушию и бесстрастию! Растерянная и смущенная, она робко открыла краны и покосилась на дверь. Наличие щеколды вряд ли бы спасло её от появления профессора. Если бы тот вздумал зайти в собственную ванну, то сделал бы это незамедлительно, и не имело никакого смысла волноваться насчет замка. Ежели захочется смутить, поговорить, убить — войдет. Она ведь актриса, ученица и свидетель. И, честно, оставалось совсем неясным, кто она для него сейчас.

Она долго не раздевалась. Думала. Пялилась на дверь. Ванна наполнилась и теперь остывала. Снейп молча стоял.

— Я не могу…

— Не надейтесь: я не уйду и вас не выпущу. Смывайте, — приказал он.

Гермиона не решалась, и ни одно движение не тронуло её пальцев. Только моргание свидетельствовало о том, что в ванной не каменное изваяние, а девушка.

— Профессор…

— Мисс Грейнджер, не заставляйте меня входить и мыть вас. Магией от этой крови не избавиться. Быстро залезайте в воду!

— Нет, может…

— Да.

Возможно, для кого-то раздевание в ванной своего профессора, где отсутствовала щеколда, не вызывала никакого неудобства. Но для Гермионы Грейнджер такое поведение считалось неправильным. Её щеки окрасил стыд. Единственное, что тогда помогло, — шторка. Только за ней девушка смогла раздеться и быстро забраться в ванну. Тело напряженно дрожало, как на первом приеме у женского доктора, когда стоишь за ширмой и знаешь, что в любую секунду начнется осмотр.

Она прикрыла глаза и медленно выдохнула, стараясь не думать о присутствии Северуса Снейпа. Ещё никогда в жизни ей не доводилось бывать в такой странной, нелепой и мрачной ситуации. Профессор не уходил даже сейчас! Казалось, что его шпионский слух улавливает каждый всплеск воды и то, как она слабо шевелится, боясь привлекать внимания. И её, и его нервы в этот момент натягивались туже струн. Можно было бы заговорить с ним, снять неловкость в появившейся тишине, но ей не хотелось. Голос бы подвел. Страх, напряжение не позволяли вымолвить и слова.

Гермиона старалась успокоиться, глубоко дышать и расслабиться — тщетно.

Страшило лишь одно понимание того, что профессор проводил опыты. Эксперименты. По словам Тинки, неудачные. На человеке, который старался сбежать, который просил о помощи! И о нем знала лишь одна она и, быть может, директор Макгонагалл!

Гермиона ощупала темную кровь на ключице, рассмотрела вязкую консистенцию и поскорее смыла. Тревогу сглаживал только горьковатый запах геля. Она и сейчас его помнит. В глубине души, конечно, женское тщеславие ликовало при мыслях, что теперь ее тело пахнет гелем профессора и что она единственная из студенток, кто моется в ванной самого недоступного мужчины… Мужчины?

— Пунша? — вырвал из воспоминаний Гарри и кивнул на два стакана в руках, — сейчас еще Рон подойдет. Эх, был бы Невилл с нами!

— Ему повезло больше всех. Он с семьёй отмечает, мы же, как болваны, здесь, — появился Рон и изумился, — ты чего покраснела?

Гарри тоже заметил румянец и изогнул бровь. Они подумали о Невилле, она — о Снейпе. Ничего не говоря, Гермиона взяла стакан и отошла в сторонку.

Если не считать запрещенных мыслей, которые всё чаще обнаруживались в её голове, выводы получались следующими: профессор болен, не иначе. Связано это с опытом Пожирателя, так как кровь была темной, обезображенной тьмой. Следовательно, и экспериментирует над каким-то пожирателем. И этому страдальцу могла помочь одна она!

Чем больше версия походила на правду, тем сильнее не нравилась. Тинки был агрессивен, нападал и дрался. Профессор в бинтах… и возможно, медленнее восстанавливается. К тому же она совсем не помнила, что профессор ответил, когда они засыпали на репетиции! А что, если он не проверял ту контору? Что, если искал что-то у Мистера Домшона и не нашел? Что, если всех водил за нос?

Снейпу удалось провести Воландеморта, обмануть смерть и притупить шипы министерства. На что еще он способен?

В толпе мелькнула фигура в черном. Никто не замечал. Ребята в масках непринужденно болтали. Некоторые покачивались в ритме чарующей музыки. Кто-то смеялся, дурачился. А ей поплохело. Тревога вынудила мышцы спины напрячься. Пунш Гермиона оставила на столике и подошла к окну. Показалось, что вместо ветра волосы зашевелила чья-то ласковая рука. Она вздрогнула и осмотрелась: никого.

Померещится же! Профессор уехал на всю неделю, и куда — оставалось безызвестным. К женщине, ясное дело. Где еще одинокий мужчина празднует Рождество?

Свежий воздух приятно охлаждал лицо, шею, приоткрытые губы. Наполнял легкие и остужал горячую кровь. Да что с ней? Почему так душно?

Не отвечая себе, она обернулась и вновь осмотрела зал. Уже с глупой надеждой. С отчаянием. Выделялся преподавательский состав. Минерва подозвала Гарри. Приятели переглянулись, и Рон затряс кулачками в знак поддержки, а затем отправил друга к директрисе. На его лице возникло глупое выражение шутника. Видимо, знал, что опять какое-то явно не серьёзное поручение! Трелони упёрла руки в боки, и её стрекозьи глазища сузились до маленьких щёлочек. Она сказала что-то подошедшему Гарри, и тотчас он обернулся и замахал Рону с не менее глупой улыбкой. Видимо, завязался какой-то спор, и ребята могли разбить. В последнее время они только и делали, что судили пари двух задиристых профессоров.

В эту минуту в паре метров от них Шарль разводил руками и хлопал кого-то по плечу. Ель загораживала обзор, но двигаться дальше не хотелось. Охватывало странное волнение, граничившее с боязнью разочароваться. В чем? В наличии некой женщины у некого мужчины? Нет, конечно, нет! Только вскоре интрига сделалась совсем невыносимой и пришлось шагнуть. Ещё и ещё, будто босиком по снегу. Когда нога ступила последний шаг, Гермиона застыла на месте, превратившись в соляной столб. Лицо вмиг преобразилось: губы приоткрылись, от румянца не осталось и следа. Прошло несколько долгих секунд прежде, чем она сглотнула.

Музыка плавно кружила пары по залу, но ей казалось, что кровь стучит у нее в висках громче, чем два кузнечных молота, а рваное дыхание вырывается из груди со свистом.

Она не отваживалась отводить взгляда. Собеседником мистера Шарля являлся профессор Снейп. Сдержанный и безэмоциональный, он холодно косился на ладонь актера, которая то и дело касалась его плеча в дружеском жесте. Квентин улыбался и что-то доказывал. По губам она прочитала слово «пиар». Снейп закатил глаза и кивнул, поворачиваясь к толпе танцующих. В одно мгновение мужчина нашел испуганный, прекрасный взгляд янтарных глаз и прищурился.

У нее живот свело от легкой радости и холодного потрясения.

За секунду черная маска с острыми углами запечатлелась в памяти. От властного взгляда тело охватила сладкая дрожь. В нём читался строгий приказ не двигаться. Гермиона рвано втянула холодный воздух. На шее нервно забилась жилка. Она сделала глубокий вдох и рванула в сторону. Помчалась прочь.

Всё шло не по её сценарию! Она подозревала его во многом. Образы и роли, которые он играл, мешались. Разговор выдаст её! Гермиона чувствовала опасность и точно знала: он держит человека и проводит над ним опыты.

Стоило скорее покинуть Большой зал!

Девушка подбежала к ели и скомкала юбку напряженными пальцами. Путаница в голове не позволяла сосредоточиться. Инстинкты несли напуганную к выходу. Совсем близко же!

Робко выглянув, беглянка осторожно пошла по кругу. Сердце забилось в горле, будто она проглотила его и этим напугала. Но на самом деле страшил пристальный взгляд.

Везде мерещилась угроза. Всюду виделась черная мантия. «Это просто глупости!» — напоминал внутренний голос. Она не пьяна, чтобы проболтаться, но и он не один год был шпионом. Разум молил как можно скорее покинуть зал. Щемило сердце.

Снейп может догадаться о том, что она лезет в его тайны! Или о витражах! Да о чём угодно! Гермиона чуть не вскрикнула, когда едва не столкнулась с профессором. Он наклонил голову к плечу. Девушка испуганным зайцем рванула прочь.

Танцующие перекрывали дорогу, и приходилось лавировать меж ними. Как назло, безумно вальсировали! Она попала в самый водоворот изящных пар! Юбки хлестали, шаги громыхали в ритме, вульгарный смех звенел в ушах и мешал. Девушка с паникой оборачивалась и искала высокую фигуру. Никого! Она в кольце! Одна. Только Гермиона перевела дух, в мелькнувшем пролете обжег хищный взгляд. По спине прошлись мурашки. Не к добру Снейп улыбался!

Он знал музыку. Поэтому, когда наступила перемена в ритме, кольцо распалось. Из горла едва не вырвался крик. Профессор двинулся за ней. Погоня продолжалась.

Как бы она ни бежала, профессор шёл быстрее. Дыхание срывалось, но даже тогда Гермиона стремилась ускориться. Заветный выход приближался. Она почувствовала холод металла и толкнула дверь. Но ступить за порог ей так и не позволили. Крепкая рука поймала тонкое запястье. То были изящные длинные пальцы зельевара. Профессор Снейп елейно протянул:

— Кажется, именно в эту минуту у нас с вами планировалась отработка… Однако мы здесь, и поэтому вы задолжали мне танец.

Он потащил ее назад и увел подальше от дверей, где беспрепятственно на них уставился всякий, кому не лень. Многие посбивали поток, кто-то замедлился. Болтовня, и та прекратились. Каждый свидетель происходящего замолк и не смел говорить в их адрес и слова. Было что-то забавное в этом. Те студенты, которые обсуждали ведущих актеров и обливали помоями за спинами, сейчас будто терялись и не верили, что их гнусные слова — правда.

Сходство у всех этих зевак было одно: они бледнели и краснели от шока.

Профессор остановился и резко обернулся. Под черной маской мало что улавливалось, но Гермиона оставалась уверена: выражение его лица нечитаемо. Необъятное, новое чувство заставляло бояться. Откидывая подозрения в сторону, Гермиона подняла голову. Эти секунды, пока по залу разносились нежные мелодии начинающегося танца, показались вечностью тем, кто наблюдал за парой. Проигрыш вальса затягивался так же медленно, как и спирали в её животе, и Гермиона боялась думать об этом.

— Кажется, мой надзиратель дал рабе вольную, а сам погрозился уехать… — слова произносились шепотом, присущим таким же, как и она, пойманным в погоне, напуганным собственными мыслями девушкам. Только те были не студентками, а невестами и исключительно в брачную ночь. Их тоже догнали.

Гермиона выдержала колкий взгляд.

— Царица, право, раб ваш я! — сказал Снейп. — Пускай и смелый, ибо собираюсь «теснее познакомиться» с вами. Кажется, под этим вы подразумевали танцы, верно? К тому же это мой подарок — ваш дожидается в моем кабинете, — последнюю фразу он прошептал с улыбкой соблазнителя.

Все ощущения в этот момент усилились. Спина напряглась, когда по ней скользнула уверенная мужская рука. Ладошка непроизвольно сжала теплые чувственные пальцы. Горячее дыхание обожгло лоб, и тогда уверенность окончательно покинула Гермиону Грейнджер. Снейп твердой, но плавной поступью повел. Уже на следующем шаге страх девушки напомнил о себе. Гермиона запуталась в ногах и вцепилась в крепкое плечо. Её щека уткнулась в ключицу партнера, сама зажмурилась, ожидая провала. Вот сейчас он заметит ее волнение и все поймет! Но его рука чуть крепче приобняла. Северус мягко толкнул бедром пугливую ножку, и шаг вышел верным. Затем новый плавный шаг, и шлейф взвился с чёрной мантией. Электричество тронуло пальцы, когда профессор переплел их.

— Вы сейчас совсем не опытная Клеопатра, в курсе? — он изогнул насмешливо бровь, словно забавляясь девичьим испугом. А рука в поддержку поглаживала спину.

— Будто вы восхитительный Антоний сейчас! — пробубнила в свою защиту, когда ощутила новый импульс.

— Моя Царица, увереннее, не… — прошелестел он и тихо продолжил Шекспировским сонетом. —

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли*. Помните? Будьте смелее, вы ведь моя Клеопатра…

Гермиона вынужденно подняла пугливый взор и в одно мгновение ощутила собственную слабость. В эту секунду к страху добавилось новое чувство. Вернее, осознание этого жуткого, сравнимого с болезнью чувства. Первая волна дрожи охватила юное тело. Теперь защиты от Снейпа не сыскать. Она смотрела в глаза, затуманенные сизой мутью, за которой рвались наружу бесконечная нежность и бушующая страсть. Вся внутренняя сила Гермионы сокрушалась в этот миг.

— Вновь о любви, профессор?

— Всегда.

Ладонь спустилась к пояснице и невесомо погладила. Показалось, что на ней нет платья. Кожу приятно покалывало, и робкие пальчики вновь впились в плечо. Возникло непреодолимое желание откинуть голову, сладко вздохнуть. Гермиона вспоминала учебники. Ну же, отвлекайся! Техника вальса хоть и маячила в голове, но с трудом работала здесь. Все, что могла сейчас она, — поддаваться сладости движений, ощущать пульсацию в венах и улавливать его запах.

Теперь в ней боролись два чувства: робость, которая твердила торопиться и избегать касаний, и влечение, заставлявшее её умышленно замедляться, чтобы вновь и вновь получать наставления. Уловив это, профессор прижал партнёршу плотнее и завел их пару в медленный поток танцоров.

Румянец зажёг щеки, когда окружение потускнело. Только Северус Снейп владел ею, и лишь его образ не мерк пред ней. Напряжение ни на секунду не отпускало тело, в то время как находящееся внутри сердце трепетало. Чёрные глаза гипнотизировали, хотелось застонать, с мольбой остановить нарастающее притяжение. Сама того не ведая, Гермиона шагнула навстречу и получила соблазнительную усмешку, когда бедра Северуса утонули в складках белого платья.

— Мисс Грейнджер… — его голос завораживал, и она уже смотрела на губы.

Было боязно, но ещё никогда страх не совмещался со сладостью, которую мог дарить женщине мужчина. Внезапно и всего лишь для разворота профессор притянул Гермиону к себе, животиком к сюртуку, под которым таился твердый пресс. Она не ожидала, что так среагирует на жар мужского тела. Появлялась знакомая истома.

— Замерзли… — прошептал он.

— Нисколько…

— Мисс Грейнджер, вы дрожите, как птичка в лапах лиса. Меня не нужно бояться… Если бы я был здесь по своей воле, вы бы не топтались за елкой и не краснели от глупых шуток Поттера.

Слова отрезвили как ледяная вода. Вместо потаенного желания внутри вспыхнула обида. Видите ли, не по своей воле! А если б захотел, то сделал бы нечто невообразимое с ней! Да неужели? Что? Сплел бы их тела? Запретные образы всплыли в сознании, и разозлившись на себя за это, на профессора за то, что так смел шутить с ней, Гермиона бросила:

— Да неужели? Вы так внимательны… Снова пиаримся, профессор?

Стоило отвлечься от движений, как он ускорил их. Теперь они вальсировали по большому кругу и не замечали никого.

— Подтверждаю сплетни о нашем романе. Лучший способ погасить слух — признать его. Поэтому посмеете отвести взгляд, любовь моя, и обещаю продержать вас всю ночь в моей спальне, — ядовито протянул Снейп.

Танец пьянит тело, но разум — не всегда. Гермионе удалось сохранить толику здравого смысла, когда в словах профессора появилась желчь. Она, как Грамский меч*, ударила по цепям искушения. Дьявольские чары Снейпа разрушились, и сладкое предвкушение сменилось яростью. Его глаза горели, эмоции кипели и в её. Под умелым мужским руководством она становилась послушной куклой, с которой Снейп снисходил до игр.

Как демоны и гении по определенным признакам познают присутствие высшего существа, так и Гермиона поняла, что имеет дело с кем-то очень сильным, властным, могущественным. Нечто от Сатаны бурлило в его зрачках, сдерживая тьму. Если тогда защемило сердце, то сейчас его разрывало. Её юная наивность служила ему на потеху.

Вдохнув побольше, она решила играть в ответ, не взирая на боль в груди.

— Да вы тиран, каких свет не видывал! Профессор, вам не стыдно так в открытую угрожать мне? Вы действительно самый опасный и могущественный человек, в которого я, к недоразумению общественности, влюблена! Ай-яй-яй, — съязвила она и улыбнулась совсем не так, как обычно, а со смятением. За последние минуты Гермиона повзрослела. Пошла трещина по детским мечтам. Появилось искушение. И, наверное, от взгляда бывшего шпиона это не укрылось.

— И за какие такие заслуги? — спросил он с издевкой. Девушка ответила не менее насмешливо:

— В вас? М-м-м, за скверный характер, сексуальный голос и, знаете… — призадумалась она, — бытует мнение, что по длине пальцев и носа можно смело судить и о… — речь осеклась на полуслове, а продолжилась с деликатной осторожностью, — других достоинствах мужчины. Потому и полюбила. Я права?

Мягкий мужчина бы стерпел такое и послал обезоруживающую улыбку. Весельчак ответил бы шуткой. Джентльмен позволил бы леди дерзость, а влюбленный — приструнил поцелуем.

Но мужчина перед ней не соответствовал ни одному из этих образов. За секунду взор его переменился: искорки надменности погасли, а на смену пришло что-то опасное. Снейп рывком прижал Гермиону к себе и остановился. Подол белоснежной юбки крутанулся и по инерции столкнулся с черной мантией, закручиваясь в спираль. Их взгляды спутались. В секунду пара превратилась в единый камень, так как остальным танцующим пришлось обратиться в поток воды, чтобы обойти их. Без прекословий. Обтечь. Оставить. Гарри догадался сместить круг чуть поодаль — повел за собой. И около пары закрутилось одно из девяти Дантовских колец хаоса.

В любом искусстве ценители видят смыслы, эмоции. В мировых шедеврах даже неподготовленный зритель способен уловить силу прекрасного. В седьмой симфонии Шостаковича прочувствовать начало войны, в Шекспире — человеческие страсти. Сейчас, не смея и боясь шевельнуться, стоя на месте, Гермиона не слышала ничего, кроме душераздирающего плача скрипки. Смотря в непроницаемые, черные глаза, она чувствовала себя желанной Клеопатрой, но только перед смертью, до того, как ее растопчут. А когда Снейп навис над ней, то сравнить возникший страх она могла только с ощущением маленького кораблика в безумных водах Айвазовского.

Жаром обдало живот. В глазах вспыхнули последние угли надежды. Она затаила дух, словно вся жизнь Гермионы Грейнджер зависима от зверя перед ней. Снейп осмотрел каждую черточку её лица. Там, где касался внимательный взгляд, оставались ожоги. Он бросил взор на губы и криво усмехнулся.

— За три месяца вы научились многому, мисс Грейнджер. Но только не играть. И это нам на руку, не так ли? —  промолвил он сухо и сделал шаг назад. Гермиона сжала кулачки, давясь фальшивой улыбкой. Теперь плакала не скрипка, а ее душа, обливаясь слезами. Отныне только играть и не фальшивить!

Вихрь тени взвился пред глазами. Она зажмурилась, пряча слезы, не смея двигаться, дрожа. Теплая мантия опустилась на плечи. Крепкие руки укутали девушку и притянули к себе, словно по-настоящему. Горячие дыхание тронуло непокорный мягкий локон, выбившийся из прически. Прежде чем сказать, Северус вдохнул побольше воздуха, уткнулся носом в волосы. Никто не видел, как он прикрыл глаза.

— Не мёрзнете, я уже ухожу, — прошептал профессор насмешливо, а его губы почти тронули ушко. Он был так близко, что стоило Гермионе вздрогнуть, как мужские губы прикоснулись бы к ее разгоряченной нежной коже.

Оба знали, что не холод виновен в дрожи девичьего тела. Ей померещилось, что небо над ними сверкнуло несколько раз. То, как выяснится в будущем, оказалось вспышками камер. Профессор хмыкнул и отдалился. Не выдержав, она распахнула глаза и с болезненным румянцем бросилась прочь. Пары расступались. Она толкнула главную дверь.

В тот момент, когда все самое жестокое в насмешках пало на плечи Гермионы, ей было безразлично на скрипящую дверь, на переговоры, на гнилые улыбки Лаванды и Джинни. Слезы катились по щекам. В это мгновение её охватывал даже не ужас, а нечто более страшное, чем ужас. Она вся дрожала. Слова бессильны передать то необычайное, что таила в себе эта дрожь и отчего замирало сердце. В ее глазах появилось что-то отчаянное. Ей казалось, что она не сможет противостоять желанию снова прийти к профессору завтра и флиртовать вновь. Тяжелая мантия слетела в одном из коридоров. Но легче не стало. Гермиона бежала без оглядки. Рыдания не давали дышать. Слезы тушили свет, освещавший путь. Её окружил мрак, как забитую зверушку в темной пещере. В комнате она упала на мягкий ковер и зарыдала.

Он понял. Все понял и — раньше неё. Она влюблена! Потому им и на руку: она ведь сможет сыграть Клеопатру! И теперь он жалел студентку, как это обычно бывает в школьной среде, и издевался так, как умел только он. Гермиона закричала, вынося наружу вопль души.

Она, как и многие люди, не принимала разнообразие мира, не брала в расчет то, что существует дуальность, двусмысленность, что, вполне возможно, профессор вкладывал в слова иной смысл. Но кто знает, что было на уме Северуса Снейпа? Издевательства — его конек.

Однако мало кто учёл, что ранним утром, некто взял сонную сову, привязал письмо к лапке и с приторным печеньем в маленьком клюве без раздумий кинул в окно. Бедняжка только и успела проснуться да расправить крылья перед самым пушком снега.

* * *

За каникулы в Хогвартсе навели порядок. Гость не нашел бы в углу ни одной паутинки, ни крупинки пыли на портретах и ни пятнышка на флагах, развешанных вдоль коридоров. Домовики старались и даже ночами не прекращали трудиться. Едва ли встретился студент, который узнал бы родную школу. Даже таинственная и зловещая мрачность куда-то подевалась. Многим изменения не понравились. Отныне на стенах теснились канделябры и даже в самой темной нише не сыскать укрытия от Филча. На время фестиваля все романтические прогулки после отбоя лишились очарования: исчезла темнота. Как и клептоману, хулигану неинтересно нарушать правила при свете. Только двум девицам хотелось входить в исключения. Соответственно, их юные бойфренды, с которыми флирт перетекал в низкую пошлость, не отставали.

Гриффиндорки раздражали преподавателей ветреностью, и даже сама директриса снимала слишком много баллов с любимого факультета. В связи с этим Северусу Снейпу пришлось выждать глубокой ночи, чтобы прийти к двери Гермионы и подложить сверток. Он не собирался отменять свои слова и устраивать отработки в каникулы. Молча засчитывал и предоставлял отдых. И Гермиона больше не искала с ним встреч. Когда под дверью остался подарок, сон уже властвовал в спальне старосты. А утром сверток исчез, и девушка даже не узнала, что кто-то долгими минутами стоял у ее двери.

Все самое хорошее проходит быстро, а каникулы — штука слишком прекрасная, чтобы длиться долго. Молниеносных по своему характеру, их сменили учебные будни. Однако вместо уныния в Хогвартсе стоял ажиотаж. В грядущий месяц приедут другие школы, и первые гости будут из Чармшира* * *

. Они звались очаровательными, и каждый желал поскорее обзавестись знакомством с милым актером или обворожительной актрисой.

Гермиона часами репетировала перед зеркалом. Улыбка натягивалась как у марионетки. Искренние морщинки у глаз проступали при каждой игре. Но взгляд выдавал. Любому человеку грустно обнаруживать в самом себе чувство, на которое в априори не найти ответа. Глупо и наивно с ее стороны поощрять эту душевную болезнь. Если бы она не отвлекалась на руны и игру, а анализировала, то, наверное, ещё тогда ей бы удалось залатать маленькую пробоину в сердце. Но момент упущен. Теперь требовалось больше времени на обработку ран.

И все же влюбленность — не любовь. Не падать духом! С этим девизом девушка воодушевилась. Даже лицо ее осветилось радостью, и именно такой настрой помог переносить молчаливые отработки. О рунах бесед более не вели. Можно сказать, их кружок распался. Под странным и внимательным взглядом профессора Гермиона молча перечитывала книги, которые он ей давал. Иногда случалось, что Снейп рассеянно спрашивал о формулах зелий или о том, какой ингредиент даст наисильнейшую реакцию, а какой послужит катализатором. Гермиона отвечала, не поднимая глаз.

Она старалась чаще сидеть в пустующей библиотеке и в тишине думать о рунах, соединять полученные сведения. Где-то вдали раздавалось тиканье часов. Шуршали страницы книг. Потянуло ветхими фолиантами, и этот запах Гермиона ни на что бы не променяла. Наверное, амортенция имеет сходный привкус, только смешанный с горьким ковылём. Гермиона принюхалась и свела брови. Сейчас витал именно такой аромат. Пряные травы и постаревшая пергаментная бумага.

— Добрый вечер, профессор Снейп, — раздался тихий голос Гермионы, которая продолжала вести запись.

Он обернулся. Его рука застыла у одного фолианта. Пальцы ласкали корешок.

— Зачем вы поставили эту книгу на библиотечную полку, мисс Грейнджер? — поинтересовался лениво Снейп, — Не понравилась?

— О чем вы говорите, профессор? Всё нужное мне на столе.

Неожиданно перед девушкой легла книга. Коллекционная, в кожаном переплете и с выжженными магией символами. «Дневники волшебников XVI столетия» — гласила надпись. Издание 1892 года и всего в десяти экземплярах. Наверно, он искал ее не одну неделю.

— Вы открывали? — послышалось позади. Профессор подошёл к спинке стула и прищурился. — Мисс Грейнджер, вы опять меня боитесь…

— Нет.

А вот обида ужалила ее. Издевается. Девушка с вызовом запрокинула голову и посмотрела на надменного мужчину, который скользнул взглядом по хрупкой шее. Нежная, наверняка бархатная на ощупь, кожа манила его темнеющий взор, и Гермионе думалось, что он вполне мог бы стать вампиром. Словно считав вызов, профессор оперся руками о стол, навис над девушкой и приблизил лицо к ее. Она рассматривала бесстрастие в чёрных глазах, тонкие, слегка приоткрытые губы.

— В книге, мисс Грейнджер, вы найдете много интересного не только о хозяйке витражей, но и для себя, — прошептал низкий бархатный голос. Зрительная перепалка затянулась. Опять повисла тонкая вуаль тишины. Будто они ждали не чтения книги. Гермиона захлопала ресницами и сдалась. Она не готовилась воевать или держаться. Пора вернуться к книге, или она не Гермиона Грейнджер!

То ли девушка резко села, и Снейп не успел отдалиться, то ли он попросту находился слишком близко — макушкой она задела его подбородок и застыла. Профессор некоторые секунды не двигался. Он вдыхал запах волос и смотрел куда-то в стену.

— Мисс Грейнджер, а что, если Миден стремилась остановить убийцу, и именно она создала руны? — профессор наклонился вперёд и быстро пролистал страницы. Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним и прогнуться, ибо иначе её голова попросту упрётся в его грудь. Гермиона вынужденно облокотилась локтями о стол. Румянец впервые за неделю осветил ее лицо, и даже мочки ушей покраснели.

— Да, возможно… Стойте. Какого убийцу? Подождите, профессор!

— Читайте запись дневника подруги «предполагаемой хозяйки». Артемидия, наша создательница, совсем не повела глазом на убийства, в то время как её подруга Миден всячески грозилась отомстить. Видите? — он указал длинным пальцем на строчку. — Запись дневника от 1567 в переводе «Зверюга повадился убивать наших. Этот человек монстр, и отныне за ним следует смерть. Моему старшему братцу он перерезал горло. Даже Церковь не простит экую жестокость и скорее сожжет на костре, чем выдаст святую индульгенцию. Увы, испытания такового Артемидия не прошла. Новая любовь занимает всё место в её маленькой жалкой жизни, и эта глупая девица совсем забыла симпатии к моему старшему. Я же видела в нём главу семейства. И кто бы ни был тот зверь, более он никого не тронет. Жизнью клянусь перед Мерлином и святой Церковью…».

Голос завораживал и ласкал слух. Гермиона с видом серьезной ученицы смотрела на профессора и наслаждалась чувством безопасности. Да, оно возникло из ниоткуда и теперь ласкало животный, потаённый инстинкт. Словно Снейп стремился подмять её под себя и защитить мощным телом как свою самку.

«Черт! Черт! Черт! Нельзя же так!». Её влюбленность заражала мозг.

— Что думаете?

Гермиона не сразу ответила, да и в глаза не посмотрела.

— Нужно поднять архивы по маньякам того времени, профессор Снейп. Возможно, обскур? Тогда каждый седьмой волшебник страдал от страхов. Но мне кажется, витражи про любовь… и… — она охнула, — одержимость, страсть, любовь… понимаете?

Он покачал головой и резко переменился в лице. К удивлению, с места тогда он не сдвинулся и позы не сменил. Только жилы на костяшках напряглись. Гермиона перевела взгляд на порог. Её глаза распахнулись. Сделалось не по себе, но совсем не стыдно.

— А это, как я вижу, ваша гордость. Профессор и студентка… — заговорила женщина в кокетливой шляпке с черной сеточкой и жирной мушкой над губами. Позади стояла профессор Макгонагалл и, наверное, еще никто и никогда не видел зловещую холодную сталь в ее глазах.

— Директор Клэр, знакомьтесь, это профессор зельеварения Северус Снейп, а юная леди…  мисс Грейнджер, наша лучшая ученица и по совместительству ведущая актриса.

Мадам с любезной улыбкой мазнула глазками по Гермионе и совсем иным взглядом, с высшей степенью интереса облапала Снейпа.

— Любопытно… — мурлыкнула Клэр.

Примечание к части

*— Сонет 23

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

** — Этот меч принадлежал Сигурду, а ранее — его отцу Сигмунду. Легенда гласит, что этим мечом Сигурд с одного удара разрубил наковальню до самого основания. Им же он неоднократно в битвах рубил людей надвое прямо в доспехах.

* * *

— школа Очарования госпожи Клэр.

Я вам так скажу: погорячилась) Не предвиденные обстоятельства избили мою музу и, буквально, потушили меня. Но меня воскресили! Музу спасли в реанимации умелые доктора *шевелит бровями* и секси-Джокер из "Темного рыцаря". Ваш феникс с вами, с новым стилем и ненавистью к этой главе (пф, да люблю я ее, конечно, но сейчас мне нужен сон часов на двадцать)) Удивительно, что сейчас лето, а я на кофе) Значит, дело не в буднях, а в том, что нужно просто ложиться хотя бы не утром)))

Поныла, пофилософствовала, теперь можно и в любви вам признаться! Дорогие мои, я благодарна всем за ваше вдохновение и поддержку! Если бы не ваши Хатико и Ждуны, я бы не бегала пальчиками по клавиатуре, а ползала) *сердечки*

Примечание к части

*лорика — в Древнем Риме название доспеха, покрывающего торс воина

**калазирис — кусок материи, который оборачивается вокруг тела, длиной от щиколотки до груди. Основа древнеегипетского костюма.

Тысяча и одно извинение, друзья! Улетала в ту волшебную страну, где фанфики писать ну просто невозможно! К тому же сложную сцену пришлось переписывать несколько раз... Надеюсь, эта глава вам особенно понравилась!))) И спасибо, что вдохновляете и пинаете! Даа, мне нужно знать, что я несу ответственность перед вами!)))

Это одна из самых сладких глав фанфика, я ее ждала, я с ней спала и мучилась. Уиии!)

Интересная информация: Антоний был старше Клеопатры на 18 годиков, по-моему, это милое сходство с нашей парочкой))) Не скрою, будь в моей школе/университете похожий бред, я была бы той самой дурной слизериночкой, кекекек)))

Что же касается моих тульп, то меня тошнит от их конфетно-букетных взглядов, которыми Сев и Герми тайно перебрасываются вне фика *кривит мордочку и задумывается об ангсте*

Даже скучновато, без ругательство с ними. ЭЭЙ, ребяяята, не забывайте обо мне...

Зато у меня есть вы! Конечно, ругаться я вам не предлагаю, а вот поболтать и получить воодушевляющих пиночков всегда за! Спасибо вам большое, что вы у меня есть!!! *бесчисленное количество сердечек и воздушных поцелуйчиков*

Фикбук, введи смайлики, а?