Последний спектакль (гет)

Минерва ходила из угла в угол, заламывала пальцы и пыхтела, злясь на свою торопливость. Возможно, если бы час тому назад она не встретилась с этой пустышкой Энн Клэр, бывшей одногруппницей и все той же завистливой стервой, нынешней директрисе Хогвартса не пришлось бы так нервничать и строить шаткие планы на будущее. Но Клэр, вернувшейся после войны в «любимую и родную» Британию, вздумалось ездить на курсы по повышению магической профессиональной квалификации педагогов в Министерство. Там она постоянно сталкивалась с Минервой и не упускала возможность вывести бывшую одноклассницу из себя. Минерва терпеть уже не могла ни дешевых духов Клэр, ни ее насмешливых взглядов. Она отсчитывала дни, когда вторая неделя подойдет к концу и ее больше не будут тревожить воспоминания юности. В далеком прошлом они по-глупому соперничали за любой пустяк. Клэр не выносила, как считала сама Минерва, интеллектуалов и завидовала. Самой же Минерве, как утешала себя она, не было и дела до этой наглой глупой фифы.

Когда выяснилось, что у Клэр есть своя маленькая школа, директор Макгонагалл вошла в тихое бешенство. И на удивление рейтинг у «Чармшира» был хоть и не самым высоким, но он опережал Хогвартс!

Апогея ярости Минервы достигла, когда Клэр вздумала организовать свой театральный кружок и выступить на собрании в Министерстве с предложением фестиваля. Минерве ничего и не оставалось, как заявить, что Хогвартс с войной только окреп. В нем учатся не только воины, но и талантливые дети!

— Т-а-л-а-н-т-л-и-в-ы-е! — профырчала директриса и сжала кулаки. — А талант — это явно не маггловский ботокс, закаченный во все обделённые части тела! Талант — это, прежде всего, старания и интеллект, верно?

Находясь в своём кабинете, она с отчаянием посмотрела на камин, но тот не ответил.

Да, на сегодняшнем собрании победу одержал Хогвартс, но какой ценой! Сколько нервов Минервы погибло в битве за место хозяина на будущем фестивале! А теперь что? Как она заставит всех педагогов принять участие не только в организации, но и в спектакле?

— Вызывали, директор Макгонагалл? — половина лица Хагрида появилась в проёме двери, и уже через несколько секунд великан скромно протиснулся в кабинет и ссутулился. За ним следом вошли остальные преподаватели. Флитвик уселся на свое миниатюрное кресло, которое не обошлось без трансфигурации. Септима Вектор с мадам Хуч плюхнулись на подоконник, где лежала наколдованная, мягкая, красная подушка. Синистра с лёгкой улыбкой села с краю стола, где стояла ее чашка с чаем. А Трелони надменно прошла мимо директрисы и с безупречно ровной осанкой уселась прямо напротив Минервы. Весь её вид показывал, что она не нуждалась ни в каких услугах хозяйки кабинета и пришла сюда исключительно по делу. Они перебросились холодными взглядами.

— Где же все остальные? — спросила Минерва излишне строго.

— На уроках, но скоро будут, дорогая, — успокоил Флитвик и махнул короткой ручонкой. — Давайте начнем без них.

Она кивнула.

— Коллеги, вам известно, что я на этой неделе ездила в Министерство. Скоро в Хогвартсе начнется новая жизнь! Нам выпала честь участвовать в театральном фестивале, и, более того, проводить его просят в нашей школе! Министерство лично вызывало меня. Они обеспокоены нашим низким рейтингом. После всех событий, произошедших в стенах Хогвартса, родители не доверяют нам детей. Нам нужен… Как там… Мисс Грейнджер часто об этом говорила…

— Повышение зарплаты? — с надеждой спросил Флитвик.

Минерва покачала головой и защелкала пальцами.

— Нет, такой психологический…

— Больше мужчин в пед.состав? — изогнула бровь Вектор, а на ее губах заиграла веселая улыбка. Минерва посмотрела с укором.

— Мисс Грейнджер никогда бы такое не предложила! Она гордость нашей школы, староста, порядочная леди…

— Друзья из министерства? Или кто там нас будет судить? — предложила Трюк.

— Нет. Все законно!

— Драконы?

— Хагрид!

— Нет, нам нужна хорошая репутация, а ее нам может обеспечить один маггловский прием. О Мерлин, моя память… Какой урок у мисс Грейнджер сейчас, кто-нибудь знает? — Минерва помассировала виски.

— Её ждут тяготы мирской жизни, фальшивые чувства, странные стеклышки, боль и смерть. Какая разница, какой у нее урок? Нам всем нужно спасаться… — подала тревожный голос Трелони и погладила хрустальный шар.

Никак не реагируя, Минерва продолжила:

— Это что-то вроде хороших слухов, сплетен, статей в газетах… Мисс Грейнджер…

— PR. Ваша мисс Грейнджер имела в виду именно это, директор, — послышался холодный, хриплый голос Северуса Снейпа. Никто и не заметил, как он открыл дверь и вошёл. Казалось, после войны он стал почти тенью — ещё более опасным и незаметным.

В кабинете повисла пауза. Одна только Минерва улыбнулась.

— Точно! И этот фестиваль существенно поможет нам стать более «распиаренными».

Снейп нахмурился и медленно подошел к окну.

— Это не самая лучшая идея. Кубок огня тому доказательство, директор. Не стоит играться с такими вещами. Поттер всё ещё учится в стенах школы, и видит Мерлин, до окончания этого года он со своими дружками умудрится разнести замок.

— А я что говорила! — воскликнула Трелони и округлила свои глаза ещё больше, смотря куда-то в потолок да видя и там гибель всего и всех.

Снейп подавил желание закатить глаза и даже согласно кивнул, догадываясь, как это разозлит Минерву. Директриса сузила глаза.

— Северус, пора бы уже перестать относиться к Гарри как к ребенку, — не позволяя сказать ему и слова, она быстро вернула тему. — Министерство одобрило, поэтому к нам в понедельник приедет их человек, который поможет организовать фестиваль, поставить спектакль и решить вопрос с этим «пиаром».

Собрание закончилось мирно. Большинство согласилось принять участие в предстоящем мероприятии, а меньшинством оказался Снейп. Его не интересовала прибавка к зарплате, радовала низкая репутация Хогвартса и не волновал никакой спектакль, но Макгонагалл знала рычаги давления.

Когда все ушли, она строго посмотрела на него. Её холодный взгляд напоминал чем-то взгляд Дамблдора. Снейп приподнял бровь и недовольно скрестил руки на груди.

— Я сказал «нет».

— Северус, перестань. Ты ведь замечательный человек, — она улыбнулась ему дружеской улыбкой, и зельевар назло кисло ухмыльнулся.

— Нет.

— Хорошо, я дам тебе время подумать… Можешь озвучить ответ завтра.

— Минерва, я не школьник, которого можно просто закинуть в котел абсурда. У меня достаточно забот и без того, чтобы снова плясать под дудку министерства. Я сказал «нет».

Его черные глаза оставались непроницаемыми, а сам он держался вежливо и скупо на движения.

— Тогда, — она развела руками, — мне придется тебя уволить. Тайну твою я, конечно, не раскрою, но ты и сам понимаешь, какие подозрения мы пустим…

Минерва отвела хитрые глаза, чтобы не видеть, как тяжёлый взгляд Северуса наполняется ледяной яростью. Повисла тишина. Все делалось во имя Хогвартса, зельевар понимал это. Минерве до Дамблдора далеко, и, конечно же, она не посмеет выгнать его, блефует. Однако он представил, насколько усложнится его жизнь в случае отказа, и после невыносимо долгой паузы процедил:

— Я возьму на себя исключительно организацию. Ни в театр, ни в спектакль не смей меня втягивать.

Она покачала головой, а ее глаза наполнились сожалением.

— Я бы тоже хотела, чтобы ты занялся организацией, Северус. Но вряд ли Министерство подпустит бывшего пожирателя смерти к такому серьёзному делу.

Почти никаких перемен во внешнем облике невозмутимого профессора не произошло. То, как он напрягся, оставалось заметным только тем, кто общался с ним долгие годы. Минерва вздохнула.

— И поскольку ты не жалуешь магглов, тебе подойдет спектакль. Нам помогут со сценарием, но за все остальное отвечает только наша школа.

Он прошёлся от окна к стене с портретами и остановился.

— Нет, я не собираюсь возиться с группой неумех, которые краснеют лишь от одного строгого взгляда, будто в аванс за будущие ошибки, — его грубая речь затихла. Северус дернул дверь и сузил глаза, в которых горело синее пламя, обещающее испепелить жертву.

— Вы уже закончили собрание? — неуверенно и виновато проговорил звонкий голосок.

Профессор не ответил. В коридоре стояла Гермиона Грейнджер. Её щеки пламенно горели, а взгляд был устремлён на маггловские книжки по PR. Снейп не позволил ей войти первой. Он холодно посмотрел на Минерву и вышел. Тяжёлая ткань его мантии хлестнула юбку моментально побледневшей Гермионы.

Примечание к части

Вот такие пирожки, друзья мои)

Предполагаю, что фанфик будет легким и с каплю эпичным. Но кто знает, где мы свернем в ангст?)))

Скучала по вам❤❤❤

Никакое стихийное бедствие не сравнится с состоянием Гермионы после урока зелий. Конечно, ей стоило бы уже давно смириться со скверным характером профессора и не обращать внимания, но даже восьмой дополнительный год после войны не смог подготовить ее к такому.

Они варили Воодушевляющее зелье. Достаточно безобидная, к слову, настойка, если приготовить правильно. Относили это зелье к сложным потому, что им можно было отравиться и заплатить слишком дорогую цену за какой-то дополнительный час мотивации и вдохновения.

По-мнению Гермионы, скучнее урока у нее не было. Она не считала, что школьникам, пускай и давно уже совершеннолетним и повзрослевшим, следует знать, как варить подобное. Зелье поощряло к лени. Уже с юности, зная рецепт чудесного снадобья, волшебник терял хватку и не старался. А зачем, когда всегда под рукой был час безусильного труда? Неудивительно, что особо алчные уже лежали в могилах. Такое зелье следует и вовсе запретить!

Накрыв котел куполом и ожидая начала следующей стадии, Гермиона посмотрела на часы. Собрание директора начнется после этого урока. Ей нужно будет занести книги. Зачем профессору Макгонагалл понадобился маггловский пиар, оставалось интригующей загадкой, и в предвкушении, гриффиндорка ожидала окончания урока.

Вокруг кипели котлы. Несмотря на вентиляцию, в кабинете было душно, и в дополнение ко всему, сырость внушала ощущение, что они практикуются не в многовековом замке, а в в каком-то склепе.

Гермиона помешала зелье и взглянула на работу Гарри. Пока все правильно. Он сосредоточенно взвешивал имбирь и, в отличие от Рона, подавал надежды на успех. Суровость шла ему. Удивительно, как быстро он возмужал и посерьёзнел после победы над Воландемортом. Теперь у него появилась цель — поступить на аврора. Ему приходилось прилагать максимум усилий, чтобы получить хороший балл по зельям и сдать ТРИТОНЫ. Победа, естественно, принесла ему ещё большую известность, и двери любой академии распахнулись для него, но Гарри не разрешал себе пользоваться славой, он хотел добросовестно поступить в академию, как все.

С Роном дела обстояли хуже. Ему, как и Невиллу, приходилось помогать. Направленные к шахматам амбиции лишали мотивации стараться на зельях. А Рону только дай возможность, как он расслабится и начнет лениться. И как теперь он будет жить, зная рецепт опасного Воодушевления?

Гермиона хмыкнула. Почему-то вид друга, старающегося играть роль понимающего студента, забавлял её, и она улыбнулась при виде его растерянности, когда Гарри бросил в котел дополнительную унцию шалфея. Рон тоже взял щепотку ингредиента и стал разглядывать, будто видел впервые. Хоть они и расстались, так и не начав строить что-то серьезное, Гермиона сочла, что ямочки идут милому веснушчатому лицу.

— Как досадно, что мисс Всезнайка умудрилась пропустить стадию загустения, — холодно укорил хрипловатый голос профессора Снейпа. Он снова злорадствовал, а его тонкие губы скривились в довольной усмешке. Гермиона старалась не реагировать. Всякий понимал, что ни один урок не проходил без придирок Мастера Зелий. Скверный характер Снейпа стал одной из главных причин, из-за которой студенты не желали проходить повторное обучение.

— Минус пять очков с гриффиндора за невнимательность на уроке.

Против воли Гермиона скользнула по черному шарфу, окутанному вокруг шеи профессора. Навещать его в Мунго не разрешали. Пару раз девушка приходила и нерешительно топталась у дверей перед тем, врач вновь и вновь отказывала в посещении. После укуса Снейп долго приходил в себя, и этим не унимал тревогу на душе девушки. Единственным, что она помнила, были кровавые пятна вместо кожи, когда Невилл аппарировал с ним. Оставалось только гадать, какой шрам прячется под мягкой шерстяной тканью.

Тем временем взгляд Снейпа недобро темнел. Он будто выжидал, когда же наглость девчонки иссякнет. В последнее время она часто впадала в задумчивость и забывалась. А его это раздражало. «Изъявили желание доучиваться — учитесь!» — считал он.

Гермиона опоздала со своими раздумьями на пару мгновений и слишком поздно отвела взгляд от шарфа. Профессор уже зловеще навис над ее партой. Темные пряди упали на бледное, худое лицо, глаза сузились. Холод сцепил ее горло, и неприятное чувство прокатилось по всему телу волной.

— Интересно, мисс Грейнджер? — спросил он шелковисто и изогнул бровь.

Гермиона ответила «нет» прежде, чем он успел договорить. Боковым зрением она заметила, как Невилл замер, и ей показалось, что это его сердце паникует в ее груди, а она сама вовсе не волнуется и не боится. Это Снейп, не больше не меньше. Он не добряк, конечно, но и зла им всем не желает.

«Жертва притягивает тирана», — напомнила она себе и снова мысленно повторила. — «Жертва притягивает тирана».

В горле заколотился пульс, когда профессор бросил:

— Снимайте купол, пока зелье не стало комом. Отскребать его вы будете. У меня нет желания тратиться на новый котел из-за ошибки мисс Всезнайки.

Гермиона быстро кивнула и вернулась к густеющему зелью. Плотные пузыри дулись и с неприятным бульканьем лопались. Ладони девушки вспотели, и из-за этого деревянная ложка выскальзывала, и приходилось цепко сжимать ее. Гермиона с усилием мешала жижу и не отвлекалась ни на Гарри, ни на Рона — эта роскошь нынче была непозволительной. Издевательства Снейпа лишали мотивации, топили ядом веру в себя и портили магический настрой. Неудивительно, что единицы из его учеников становились зельеварами.

Тем временем Снейп оглядел класс и заметил растерянного Невилла, который сразу уткнулся в рецепт зелья. Вспомнив, что договорилась помогать ему, Гермиона осмотрела соседний рабочий стол мельком, чтобы не обращать внимания преподавателя. В зелье друга только предстояло добавить тысячелистник, трижды помешать и дать загустеть. Но уже сейчас консистенция чем-то отличалось от работ остальных. Что-то шло не так.

Снейп медленно развернулся и направился в сторону рабочего стола. На потеху Гарри Рон с укором покачал головой вслед летящей черной мантии и улыбнулся. Он-то уже смирился со скверным характером преподавателя да и безразлично ему уже было и на баллы, и на квиддич. Всего год остался, а в историю Хогвартса он уже вошел, теперь в целях Уизли — квиддич большего масштаба. Гарри же к Снейпу проникся глубоким уважением после воспоминаний о матери. Каких именно — оставалось секретом. Как только разговор заходил о Снейпе, Рон глаза закатывал, а Гарри замыкался и требовал перевести тему. Одну Гермиону коробили воспоминания о Мастере Зелий. На уроках её раздражало детское непедагогичное поведение. Все издевки и язвы доставались ей да Невиллу! И почему? Потому что она попросила Невилла аппарировать с раненым профессором в Мунго!

«Кто вас просил, мисс Грейнджер?» — первое и единственное, что он сказал, когда они встретились.

Гермиона сдула упавшую на лоб прядь и продолжила возиться с Воодушевительным. Нечего и вспоминать его неблагодарный прием. Вокруг и без того витало много негатива.

По плотно сжатым губам и сосредоточенному взгляду было видно, что Невилл старался. Нож в его руке размеренно стучал о дощечку. Бурлящее в котле зелье темнело и приобретало слабую пленочку. Впервые работа от его рук шла ровно и без проблем. Гермиона не успела порадоваться, как вздрогнула, когда увидела синеватые разводы. Обманчивость зелья заключалась в ложных цветовых индикаторах. В отличие от всех остальных отваров, на стадии загустения Воодушевительное должно из бесцветного приобрести желтизну. Иначе, взрыв.

Следуя дружескому порыву, Гермиона незаметно убавила огонь соседнего котла и взяла горсточку высушенной крапли. Как раз такое количество нейтрализует цвет и успокоит реакцию.

«Только посмейте» — раздалось тихое предупреждение в голове.

Гермиона вздрогнула. Профессор сидел за своим столом и смотрел прямо на нее. Ее ладошка с ингредиентом превратилась в кулачок и замерла на полпути к чужому котлу. В ушах застучала кровь. Удивлённая и одновременно возмущенная, она поджала губы и вернулась к работе. Впервые оставалось непонятным, как реагировать на профессорскую наглость. Он бесцеремонно залез в голову!

Для начала Гермиона успокоилась и представила прочную кирпичную стену. Уж из своей головы неприятного гостя она выгонит. После трёх пособий по окклюменции в инвентаре ее знаний был только элементарный ментальный блок, который она возвела с надеждой больше не слышать хриплого баритона изнутри. Все же неприятное чувство.

Совсем скоро в котле за соседним столом забулькало громче, и тревога Гермионы возросла. Друг ничего не замечал, а синий цвет варева, как назло, усиливался. Зелье зловеще темнело, как тучи перед ураганом. Нос тронул кисловатый, едва уловимый запах. Гермиону накрыла мерзкая безысходность. Любую попытку помочь Снейп пресечет. Он ясно дал понять, что лично сварит ее за это. Его зоркие глаза следили за ней, словно это она вот-вот взорвет класс.

Над гриффиндором навис очередной провал. Зелье покрылось плотной перламутровой пенкой, и у Гермионы запершило в горле. Каждый, кто не раз читал инструкцию по безопасности, при виде этого слышал вопящую сирену в голове. Гермиона же давно выучила правила наизусть и теперь ощущала собственный пульс, который будто в издевку щекотал нервишки. Она быстро прикинула в уме последствия: резкий взрыв, незаметные ядовитые испарения и ожоги. Первым на роль жертвы был Невилл. Ему точно не отделаться волдырями и крупными ранами! Затем она, Гарри и Рон.

«Только дайте мне повод, мисс Грейнджер».

Ментальный блок полетел к чертям.

Она продолжала делать вид, что сосредоточена лишь на своем проекте. Окклюменция уже перестала играть важную роль. Стало ясно, что Снейп собирается дождаться самого опасного момента варки и снять с гриффиндора пятьдесят очков. Ему было абсолютно плевать на риски! Не волновало его и то, что многие могли травмироваться! Жидкость, плотностью с кисель, нагревалась до ста сорока градусов и, в отличие от кипятка, долго остывала. Ожоги будут больнее. А она не могла такого допустить ни как староста, ни как подруга! Палочка выскользнула из рукава в одну секунду.

Почему профессор это допускает? Неужели он обезумел? Неожиданно Гермиона замерла. Холодная бледность волной прокатилось вдоль всего тела. Дело крылось в ядовитых парах. Никто не учует их, не поймет, что заражен, не предпримет никаких действий, и тогда…

Снейп усмехнулся.

Перламутровая пенка утолщалась. Гермиона наступила Невиллу на ногу, но тот всего навсего улыбнулся и элементарно не заметил бледности подруги. Гарри резко поднял руку.

— Профессор, мне плохо! Можно выйти? — протараторил он.

Снейп закатил глаза и отвлекся:

— Мистер Поттер, прекратите блефовать, ваше лицо румянее, чем у мисс Браун.

Рон хмыкнул и снова покачал головой.

— Невилл, зелье! — воспользовавшись ситуацией, тихо прохрипела Гермиона, и только тогда друг заметил ошибку.

Ну же, Невилл, охлади его, сбавь огонь, обезвредь краплей!, — думалось ей. Но Невилл скорее вылил бы зелье в унитаз, чем додумался до такого. Стали вздуваться пузыри. Гермиона чувствовала магическую пульсацию. Консистенция густела. Не долго думая, действуя по стандартной схеме безопасности, Невилл сделал ошибку. Он выключил огонь.

Коварство Воодушевления заключалось именно в этом! Такой прием ухудшал ситуацию.

Гермиона вскинула палочку, чтобы предотвратить последствия.

— Экспеллиармус! — Снейп ударил заклятьем, руку слегка обожгло, а палочка отлетела к стене.

— Кому и нужно выйти, так это мисс Грейнджер, — глаза Снейпа лихорадочно горели. Он злобно улыбался, что становилось страшно. Гермиона кожей чувствовала липкое напряжение, повисшее в душном классе.

Когда Гермиона сглотнула комок в горле, прогремел взрыв. Её оттолкнула магическая волна. Невилла сбило на пол вязкой консистенцией, и он завопил от боли. Джинни вскрикнула. Гарри бросился к другу, но Рон схватил его за локоть и остановил.

— Отпусти!

Быстро опомнившись, Гермиона подлетела к раненому.

— Всем стоять! — рявкнул Снейп, и студенты опешили. В их глазах мелькала паника, но они боялись и пошевелиться. Снова повисла тишина, выражавшая подчинение. Никто не рисковал противостоять бывшему пожирателю. Даже великий Гарри Поттер молчал!

— Но, профессор Снейп, он получит отравление, а вместе с ним и мы все! — воскликнула Гермиона и упала на колени рядом с Невиллом. Салфетками, по-маггловски, она стала утирать остывающую консистенцию, мотать головой. Её лицо исказилось от сострадания, когда она увидела покрасневшую кожу с вздувающимися волдырями.

Снейп преспокойно наблюдал.

— Именно, мисс Грейнджер. Я сказал стоять, Поттер. Кто выйдет из класса до окончания урока, тот не выдержит и часа. Я надеюсь, вам хватит ума догадаться, как сделать так, чтобы свежий воздух не раздробил вам лёгкие после звонка. У вас осталось пятнадцать минут.

— Да вы спятили!

Повисла тишина. Слышалось только дыхание Невилла. Лавгуд схватила за руку Гарри и запищала:

— Гарри, что нам делать, что?!

Джиневра Уизли сверкнула глазами, но открыла учебник. Там ничего не говорилось о мерах предосторожности. Это стоило изучать в дополнительном материале. Теперь на лицах каждого стояла бледность, но Гермиона не замечала этого. Она нащупала свою палочку и с презрением посмотрела на профессора.

— Минус двадцать очков с гриффиндора, мистер Лонгботтом, — его взгляд не задержался долго на бледном, вот-вот готовом потерять сознание студенте. Зато черные брови поползли вверх и Снейп будто удивился, увидев лицо Гермионы Грейнджер. Та отвернулась, наколдовала себе и Невиллу воздушные пузыри и дрожащими руками постаралась залечить ожоги. Она уловила кисло-сладкий привкус яда, но тот иссяк, словно малек в глубоком водоеме. Постепенно ее дыхание выравнивалось.

Ко звонку пузырь был на каждом. Снейп выгнал их и приказал идти к Помфри — проветриваться.

Гермиона, Гарри и Рон помогли Невиллу дойти до больничного крыла. В этот раз мадам Помфри не причитала. В предательском молчании, будто и не порицает Снейпа, она раздавала зелья, а Невилла погрузила в сон. Безнаказанность возмущала Гермиону, и она пообещала себе неминуемо сообщить о происшествии директору Макгонагалл.

Внезапно вспомнив о собрании, Гермиона ринулась в свою комнату за маггловскими книгами по пиару. Только там слабо заныла ладонь. Поспешно намотав колдобинт, девушка выскочила в коридор.

Чем сильнее она спешила к директрисе, тем больше болела голова. Мысли метались от Невилла к негодяю Снейпу. Едва ли найдется что-то, что переубедит ее. Профессор Снейп — мерзавец и психопат. Возможно ли, что после победы он спятил? Человек, спасший ему жизнь, едва не погиб, получил ожоги второй степени, а он не предпринял даже элементарного! Не говоря уже о том, что он явно догадывался о ее знаниях, но так и не разрешил помочь! Всю ее буквально колыхало изнутри от досады, обиды, гнева.

Почему? Почему он считает, что может так с ними поступать? Она могла бы понять и оправдать его нелюбовь к ним во время войны. Он был пожирателем. Жизнь требовала игры от него. Но что теперь? Его оправдали тихо, без сенсации. О звании героя войны и говорить не приходилось. Министерство лишило его всех медалей и званий. Общественность же просто забыла об этом. Даже Скиттер сочла, что будет достаточно одной статьи о шпионе ордена. Все знали, что он оправдан, но все так же не доверяли. И если раньше Гермиона жалела его, то сейчас презирала и тайно, в глубине души, злорадствовала.

Она остановилась у кабинета Макгонагалл, но так и не постучала. Рука ее повисла в воздухе.

— Хорошо, я дам время тебе подумать… Можешь озвучить свой ответ завтра, — профессор Макгонагалл говорила спокойно и тихо.

— Минерва, я не школьник, которого можно просто закинуть в котел абсурда. У меня достаточно забот и без того, чтобы снова плясать под дудку Министерства, — голос профессора Снейпа оставался таким же бесстрастным. Гермиона вздрогнула. Ей не хотелось пересекаться с ним. Можно же зайти и в другой раз, верно? Девушка уже собиралась развернуться, как услышала:

— Тогда мне придется тебя уволить. Тайну твою я, конечно, не раскрою, но ты и сам понимаешь, какие подозрения мы пустим…

Гермиона нахмурилась. Какая ещё тайна может быть у профессора Снейпа? Разве когда-нибудь профессор Макгонагалл скрывала чьи-то тайны, с помощью которых можно вот так просто манипулировать? Или она узнала о сегодняшнем инциденте?

Гермиона одернула себя. Это не ее дело.

— Нет, я не собираюсь возиться с группой неумех, которые краснеют лишь от одного строгого взгляда, будто в аванс за будущие ошибки.

Невыносимый, презирающий и холодный голос, которым Снейп говорил о студентах, взбесил ее. Внутри что-то щелкнуло, словно разрушилась вера во что-то. Нет, в кого-то.

Этого человека она всегда защищала? Об этом человеке она пеклась после войны? Его ли пыталась оправдать?

«Более никогда такого не повторится. Слышите, Снейп?! Вы же любите подслушивать чужие мысли, правда? Вы действительно упырь, а не профессор! Будто вас когда-нибудь любили студенты! Все взаимно!» — подумала Гермиона с гневом, но быстро остыла. У нее сложилось чувство, будто вся кровь вылилась из вен и снова влилась, когда дверь распахнулась. Во взгляде Снейпа было что-то, от чего хотелось бежать.

Гермиона гордо выпрямилась. Снейп прошел мимо, его мантия уколола колени, и она не заметила, что взгляд Снейпа скользнул по ее руке.

— Мисс Грейнджер! Заходите!

Примечание к части

Сам фанфик все же переходит в макси. Главы получаются большими, уф))) Надеюсь, вы не сделали ошибочных выводов по первой главе о Гермионе и Снейпушке) Читайте и наслаждайтесь!

Люблю *сердечки*

После того, как вводная лекция в маггловский пиар удовлетворила Минерву Макгонагалл, Гермиона спокойно выдохнула и вернулась гостиную Гриффиндора. Про Снейпа она не сказала ни слова. Сама она остыла, а ябеды, которые донесут весточку директору, найдутся всегда. Сейчас хотелось принять душ и смыть грязь сегодняшнего дня. Усталость давала о себе знать. Единственное, что грело ее мысли, — будущий спектакль. Директриса рассказала о театральном фестивале и намекнула Гермионе принять участие в постановке.

Министерство прислало на выбор три сценария: И. Гёте «Фауст», Дж.Б. Шоу «Оружие и человек» и У. Шекспир «Антоний и Клеопатра».

— С точки зрения пиара, нам следует выбрать такой сюжет, который потрясет общественность, о котором все будут говорить, где будет интрига и профессионализм. Как вы думаете, профессор, кто в нашей школе мог бы сыграть главных героев этих трех пьес на высшем уровне? — спросила тогда Гермиона и вежливо улыбнулась, скрывая свое тайное желание. Она не хотела брать ответственность за выбор сценария. Случайно подслушанный разговор — доказательство того, насколько серьезно настроена Макгонагалл. Гриффиндорство гриффиндорством, но когда директриса сердита, лучше с ней не связываться. Она даже ультиматировала Снейпа!

— А что посоветуете вы? — внезапно спросила Минерва и положила очки на стол. Гермиона помедлила.

— Мне нравятся все три произведения, профессор. Я не уверена, что смею оценивать таланты студентов и преподавателей…

— Но вы же читали эти маггловские повести…

— Пьесы.

— Читали?

Гермиона раскрыла от удивления рот. Она никогда не думала, что декан гриффиндора, ее уважаемая наставница и кумир для подражания, никогда не читала классику европейской маггловской литературы. Сама же Минерва выглядела смущенно, словно стыдилась, как нашкодившая кошка, своего невежества. Пришлось тактично улыбаться и брать дело в свои руки.

— Читала, мэм. Первая о нравственном выборе, вторая — комедийная постановка о войне, а третья о любви. Могу рассказать, но лучше принесу!

Глаза у Гермионы загорелись, она заулыбалась своей детской непосредственной улыбкой, и Минерва с теплом на душе кивнула.

— Приносите все, однако выберем одну и сейчас.

Решающий момент настал. Если и участвовать в спектакле, то только в одном. В ее любимом. Гермиона затаила дыхание и с ожиданием посмотрела на директрису. Та усмехнулась и ткнула пальцем на пособие по пиару.

— Надеюсь, я хорошая ученица, мисс Грейнджер. Сейчас 1999 год, мы только пережили войну. Раны свежи, и комедия про оружие и человека нам не подойдет. Да, говорить о нас будут, но в негативном ключе. Мы и сами не захотим высмеивать военную тематику. Это вульгарно!

Гермиона закивала.

— Что насчет нравственного выбора, то его рассмотреть можно, но теперь, когда Воландеморт пал, а Гарри победил, благодаря силе любви, я считаю, что нам следует взять Шекспира. Каков там сюжет?

Лицо Гермионы засветилось, но она быстро взяла себя в руки и принялась за рассказ:

— Это долгая история, мэм. Но если кратко, то влюбленные триумвир Марк Антоний и Клеопатра наслаждаются друг другом, их ничто не заботит. Однако в мире шаткое положение между Цезарем и Липидом. Когда жена Антония, Фульвия, поднявшая мятеж против Цезаря, умирает, Антоний покидает Египет. Тем временем затевается война. Клеопатра, как женщина, покинутая любимым, не находит себе места во дворце.

Помпей, желающий захватить мир, строит козни, и Цезарь обвиняет Антония в оскорблении гонцов и в том, что подбивал Фульвию к мятежу. Во избежание войны решают женить Антония на сестре Цезаря Октавии. Когда об этом узнает Клеопатра, то приходит в ярость.

— Вот же мерзавец! — воскликнула Минерва и покачала головой.

— Погодите. Клеопатра тоже затеет политическую игру. Таковы были нравы, мэм. Так вот, Антоний возвращается в Египет, где у него с Клеопатрой вновь вспыхивает страсть. Цезарь в обиде за сестру, он перебрасывает войска в Грецию. Антоний и Клеопатра решают биться с ним в море. В разгар морского боя корабли Клеопатры поворачивают назад, и Антоний плывет за ней. В Александрии, подавленный, он обвиняет Клеопатру за унижение, но не терпит ее слез и прощает. Цезарь наступает, и Антоний просит у него помилования и разрешения жить в Египте. Клеопатра же молит оставить ей египетскую корону для потомства. Цезарь отказывает Антонию, но Клеопатре предлагает заключить сделку и предать ее возлюбленного.

Антоний, узнав об этом, вызывает Цезаря на поединок. Битва развивается успешно для Антония, но на второй день сражения измена египетского флота вырывает победу из его рук (вот тут Клеопатра и затеяла свою игру). Антоний уверен, что предан. Увидев царицу, он набрасывается на неё и так пугает, что Клеопатра запирается в гробнице и имитирует суицид. Раздавленный горем Антоний не видит смысла жить и кидается на меч. Посыльный царицы опаздывает. Умирающего относят к Клеопатре. Он говорит ей о своей любви и молит искать защиты у Цезаря. Но что вы думаете? — Гермиона замолчала и грустно улыбнулась.

Макгонагалл изогнула бровь.

— Что?

— Цезарь предлагает ей сдаться и прийти к нему на поклон, ведь у нее нет другого выхода. И Клеопатра просит слуг тайно принести ей ядовитых змей. Она погибает, чтобы не достаться врагу. Царицу хоронят рядом с Антонием. Конец. Конечно, на самом деле, все было не так сказочно и красиво, но есть что-то романтичное в их любви. В любви не только друг к другу, но и к своим государствам.

Минерва вытянула губы трубочкой, а это означало, что у нее имелось противоречивое мнение насчет истории. Трагичная любовь не совсем подходила им. Но, совершенно неожиданно, ее глаза вспыхнули идеей. Она воскликнула:

— Это потрясающе! Мисс Грейнджер, я даже знаю, кто будет Клеопатрой, а кто Антонием! Другого и быть не может!

Сердце Гермионы замерло в ожидании. В душу закралась надежда.

— Да, да, даже на роль Цезаря уже есть кандидаты! — она пошевелила бровями и подмигнула.

И Гермиона поняла, что это даже не намек, а немой ответ! Клеопатру будет играть она! Невозможно передать и часть той радости, которая охватила Гермиону. Она засияла, будто патронус самого счастливого человека на Земле. Минерва довольно кивнула ей, что означало завершение их разговора.

Уильяма Шекспира девушка обожала, поэтому не было ничего удивительного в том, что она мечтала о роли Клеопатры. Но что с нее взять, с обычной старосты, героини войны? Актерствовать она никогда не умела, и тем не менее она будет играть главную роль! Вернувшись в комнату, она стала готовиться к будущему кастингу.

На завтраке в Большом Зале директор Макгонагалл постучала ложкой по кубку и встала. Она приложила кончик палочки к горлу и произнесла: «Сонорус». Громкий строгий голос разнесся по залу, и все студенты замолчали.

— Внимание! Первая торжественная новость в стенах обновленной школы!

Все зааплодировали, и лишь один Снейп криво усмехнулся. Он и не думал хлопать.

— Нам выпала большая честь проводить театральный фестиваль среди волшебных школ! Весь март занятия будут исключительно по понедельникам, средам и пятницам. Остальные дни будут отданы спектаклям и, возможно, следующим этапам. Те, кто примет участие в спектаклях, будут отпускаться с уроков раньше. Наша школа должна продемонстрировать высший пилотаж в актерском ремесле! И я уверена, что все мы разбираемся в искусстве не хуже других школ, а потому уважительно прошу каждого из вас принять участие в организации и подготовке спектакля «Антоний и Клеопатра». У нас есть пять месяцев для этого. Кастинг пройдет завтра после ужина в Выручай-комнате. Подробности можно будет узнать на информационной доске.

Все вновь зааплодировали. Джинни прошептала:

— По-моему, это отличная идея! Мы познакомимся с другими школами, а возможно, приедет тот Виктор, а?

Гермиона фыркнула и улыбнулась. Гарри никак не отреагировал. Славы ему хватало, а вот времени на подготовку к экзаменам — нет. Гермиона ему постоянно твердила о правильном расставлении приоритетов, но он никак не мог отодвинуть квиддич на второй план. Рон хлопал громче всех.

— Мы же уделаем их, а? Явно кто-то сомневается в величии Хогвартса. Ну мы им наваляем! Гермиона, а ты как считаешь? Эй, ты, как и Гарри, не с нами!

А Гермиона повторяла шекспировские строчки. Роль, конечно, уже ее, но ей не хотелось ударить в грязь лицом перед комиссией. Она будет на высоте!

— Прости, я повторяю роль…

— Так ты тоже собираешься участвовать? — удивилась Джинни и нахмурилась.— А как же твои экзамены и учеба?

— Я обожаю Шекспира. А все остальное… я успею, не зря же я Гермиона Грейнджер, — улыбнулась она и заправила за маленькое аккуратное ушко выбившуюся прядь.

Улыбка Джинни вышла кислой.

— Конечно, Гермиона…

Когда Гермиона и Гарри зашли в Больничное крыло, Невилл спал. На его лице, шее и руках виднелись воспаленные рубцы. Здоровьем он шел на поправку, и, как сказала мадам Помфри, шрамы останутся, но почти незаметные. Гермиону это не утешило. Она знала виновников и понимала, какой комплекс неполноценности она и Снейп посеяли в голове Невилла. А сколько боли они ему принесли! Внутри все болезненно сжалось, а к горлу подступил ком. Гарри сжал ее плечо, будто уловил переживания.

— Все будет хорошо. Я уверен, найдется оправдание профессору Снейпу…

Губы Гермионы превратились в тонкую нить, она мотнула головой. Ей хотелось закричать, что для Невилла ничего хорошего уже не будет, что он изуродован на всю жизнь! А виновата она и этот псих! Но внутренний стержень не позволил сорваться. Сквозь зубы она процедила:

— Профессору Снейпу не найдут, а придумают оправдание… Так… По традиции. Прости, Гарри, но мое отношение к нему изменилось не в лучшую сторону.

Она проигнорировала удивление друга и направилась к дверям. Гарри промолчал.

Весь следующий день Гермиона жила мыслью о кастинге. Ее не тревожила контрольная по чарам (к ней она даже не готовилась). Не волновали баллы гриффиндора, и даже потасовка третьекурсников не сбила ее настрой на победу. Она получит роль, и это будет Клеопатра!

Библиотека заняла Гарри, и на кастинг Гермиона пришла с Джинни и Роном. В коридоре толпились ученики. Все галдели и обсуждали маггловскую литературу, кто-то репетировал, кто-то ел. Гермиона заняла очередь и стала повторять реплики. Слегка потряхивало. Ей нельзя провалиться! Нельзя подставить директора Макгонагалл! Она должна быть лучшей актрисой! Но получится ли?

Рон принес откуда-то булочки, и друзья провели тяжкий час ожиданий. Дверь выручай-комнаты постоянно открывалась и закрывалась. Выходящие оттуда выглядели по-разному. Можно было сразу понять, кто получил роль, а кто — нет.

Гермиону подташнивало от волнения и предвкушения. Ее любопытство желало узнать, как все прошло у того или иного студента, но банальная эмпатия не позволяла ей докучать бледным и подавленным. Они были и без того расстроены неудачей.

Однако Гермиона встревожилась, когда все чаще и чаще стали выходить грустные лица. Неужели все роли разобрали? Ее кишки болезненно скрутились в узел, когда попалась шокированная Лаванда, которую трясло. Не выдержав, Гермиона поймала ее за руку и остановила.

— Что произошло?

Обычно высокий, глуповатый и писклявый голос Лаванды звучал тихо и неуверенно:

— Меня взяли…

И, больше не отвечая ни на какие вопросы, Лаванда Браун скрылась за углом. Рон, Джинни и Гермиона не успели и переглянуться, как Макгонагалл вызвала следующего. Джинни подошла к двери и выдохнула:

— Была ни была!

Дверь за ней закрылась, и единственным, что увидела Гермиона, был стол жюри, за которым восседали директриса, мадам Пинс и незнакомый мужчина в бордовом свитере и со строгим лицом.

Стало трудно дышать. Гермиона принялась нервно расхаживать от стены к стене. Ей нужно расслабиться и вжиться в роль Клеопатры. Но стоп! Почему Лаванда так напугана? Ее же взяли на роль! Означало ли это, что улыбались те, кого не взяли? И если это так, то что там происходит?

У Гермионы сердце ушло в пятки. Она не выносила чувства неясности. Находил страх.

Неизвестно сколько они прождали Джинни, но та выпорхнула довольной и счастливой. На ее щеках плясал лихорадочный румянец.

— Меня выбрали! Я Клеопатра!

Повисла пауза. Рон раскрыл рот и медленно перевел взгляд на Гермиону. У той опустились плечи, в глазах померк огонек счастья. Она растерянно захлопала ресницами. Неужели Макгонагалл ошиблась? Джинни? Куда Джинни до Клеопатры? Она же маленькая, совсем ничего не знающая о Шекспире и о маггловском Египте! Да, актриса она хорошая, даже когда-то мечтала пойти в театр, но это было совсем давно.

— Профессор Макгонагалл сразу одобрила мое желание пробоваться на главную роль! И представляете, на другие меня и не просили, будто я рождена для актерского искусства!

Гермиона побледнела и сжала кулаки, а затем с видом смирившегося раба улыбнулась. Это она ошиблась. Макгонагалл намекала на ее подругу, а не на нее.

— Поздравляю, Джин.

Волнение покинуло грудь Гермионы. Отныне ей нужно было получить хоть какую-то роль. Она вошла, слегка сутулясь, прикрыла дверь. Ее случай теперь безнадежен и для полного провала оставалось только заплакать.

— Мисс Грейнджер! Можете не представляться. На какую роль вы пробуетесь? Вас никто не обидел, мисс? — незнакомый мужчина мягко улыбнулся и внимательно посмотрел на нее. Сейчас он не казался строгим. Наоборот, представал опорой, Мистером Поддержкой. Гермиона улыбнулась и вышла на сцену.

— Благодарю, все хорошо… Я хочу заполучить любую роль. Я выучила все.

Кто-то фыркнул за кулисами, и Гермиона посмотрела в сторону. Бездонная темнота заманивала в себя. Девушка почувствовала неладное и пригляделась. Пока Минерва предлагала сыграть ей Октавию, во тьме появились очертания высокого мужчины.

— Хорошо…— протянула Гермиона, поняв, кто скрывается за кулисами. И почему Снейп не сидит за столом как руководитель, а стоит здесь, на одной сцене, где и она?

Девушка кашлянула и подавленным голоском спросила:

— С первого появления?

Мужчина кивнул, и внезапно послышался низкий, хриплый голос профессора Снейпа. Он читал строчки Цезаря:

— Прощай же, милая сестра! Прощай! — он плавно вышел из-за кулис и обошел изумленную и измученную Гермиону, которой в последние пять минут приходилось подавлять эмоцию за эмоцией. Теперь она понимала странную реакцию прошедших кастинг. — Пускай стихии с нежной добротой баюкают тебя. Счастливый путь!

Гермиона повернулась к нему и улыбнулась неумело и немного фальшиво — сама понимала, что это провал. Но как ей смотреть на Снейпа с сестринской любовью, когда из-за него Невилл сейчас в больнице!

— Мой милый брат!..

Со стороны комиссионного стола послышались слова Антония:

— У нас весна любви, и эти слезы —

Апрельский вешний дождь. — Приободрись.

Снейп осмотрел ее реснички и нахмурился. Его глаза недобро замерцали. Гермиона повернулась полностью к нему и прошептала:

— Смотри за домом моего супруга и…

Снейп изогнул бровь и лелейно протянул:

— Что еще?

— Дай на ухо скажу.

Для Гермионы стало большим сюрпризом, когда Снейп наклонился и подставил ухо. Все мышцы вновь сковал холод, но она привстала на цыпочки и не нашла ничего более оригинального, чем прошептать:

— Пш-ш-ш-ш-ш-пш-ш-ш-ш.

Тем временем Мастер Поддержки продолжил зачитывать слова Антония и завершать сцену:

— Ее язык не слушается сердца,

А сердце не владеет языком.

Так пух лебяжий, зыблемый волнами,

Не ведает, куда он приплывет.

Даже на вручении ордена в Министерстве ее колени не дрожали так, как сейчас. Она дышала горьковатым, травяным запахом, исходящим от Снейпа, и почти касалась губами его уха. Гермиона боялась представить, каким гневом полыхают у нее щеки сейчас.

— Ну вот и отлично! Мы нашли Октавию! — воскликнула Минерва и взялась за перо, но Мистер Поддержка остановил ее.

— Нет, Октавию нам нужно искать дальше. Мисс Грейнджер, вы сказали, что знаете все реплики, верно?

Гермиона молниеносно отошла от Снейпа и закивала.

— Покажите служанку царицы, Хармиану.

Хватаясь за последний шанс, она резко расправила плечи и воскликнула:

— Ну, предскажи мне что-нибудь чудесное! Пусть я в один прекрасный день

выйду замуж сразу за трех царей и тут же овдовею! — она махнула рукой. — Пусть я в пятьдесят лет разрешусь младенцем, который наведет страх на самого Ирода Иудейского. Пообещай, что я стану женой Октавия Цезаря и, стало быть, сравняюсь с моей

государыней!

Мадам Пинс покачала головой. Гермиона, определенно, переигрывала.

— Нет, нет, мисс Грейнджер. Храмиана предана Клеопатре, она все говорила в шутку. Но мы подумаем на ваш счет, — отвергла она и уже приготовилась звать следующего, но Мистер Поддержка встал и погрозил пальцем.

— Нет, пусть мисс Грейнджер покажет Клеопатру.

— Мистер Шарль, по-моему, мисс Грейнджер уже доказала всем нам, что не имеет никакой связи с актерским мастерством. Зачем же нам ее мучать главной ролью? — в своей манере Снейп вежливо улыбнулся и бесстрастно посмотрел на Мистера Поддержку.

— Верно, Северус! — подхватила Минерва, и Гермиона ошарашенно уставилась на падающий идеал, своего кумира. Гадкое чувство предательства подожгло ее сердце. Лишь одна гордость позволяла не разрыдаться от обиды. — Мисс Грейнджер нужна нам для пиара, она очень хорошо разбирается в нем.

Мистер Шарль с интересом посмотрел на пристыженную и униженную Гермиону и почесал подбородок.

— Пусть сыграет. Я слышал, что мисс Грейнджер все зовут Всезнайкой. Это большой дар для любого человека. Я уверен, что, стоит ей дать пару уроков актерского мастерства, и она сделает любого на предстоящем фестивале. Играйте, мисс Грейнджер, — в голубых глазах Мистера Шарля светилась вера в начинающую актрису.

«Только бы не расплакаться!»

— Мистер Шарль, не могли бы вы подыграть мне? — спросила она тихо.

— А зачем? Для этого есть мистер Снейп.

— Но он же Цезарь.

— Он? Нет, нет, Цезаря мы еще ищем, а вот Антония нашли, — мужчина хмыкнул и указал ладонью, — Он стоит позади вас.

С ее губ едва ли не сорвался вскрик, когда она обернулась и увидела Снейпа. Он незаметно подошел к ней интимно близко и теперь с гневом смотрел на нее. Она сглотнула и покраснела, когда он наклонился к ее ушку и прошептал:

— Молитесь не получить эту роль, мисс Грейнджер. И какая муха вас укусила идти на сцену, маленькая бездарность?

Губы Гермионы превратились в тонкую нить.

— С какой стати я должна вас слушаться? — прошипела она и повернула голову в сторону Снейпа. Он прищурился и склонился ближе к ее лицу.

— Вы такой неразумный, совершеннолетний ребенок, я вас попросту съем. Изображайте бездарность дальше, и ничего вам не будет ни на репетициях, ни на уроках.

Возможно, разум-то его слушал, но вот тело отзывалось совсем иначе. По спине заходили мурашки. Кровь в венах медленно налилась кипятком. В горле запершило. Его голос не причитал, но дурманил. Однако Гермиона не собиралась отступать. С вызовом в глазах она спросила:

— Любовь? Насколько ж велика она?

Снейп сдержал ярость и тихо ответил:

— Любовь ничтожна, если есть ей мера.

Следующая фраза не успела слететь с нежных губ Клеопатры, как мистер Шарль воскликнул:

— Вот! Посмотрите… А теперь обнимите ее, мистер Снейп…

Рывком Северус прижал девушку к себе да так сильно, что слегка сдавил ладонью ей живот, который Гермиона тут же втянула. Минерва наблюдала за всем со скепсисом, а вот в глазах мадам Пинс загорелся тот же интерес, что и у мистера Шарля.

— Я протестую, — прогремел голос Снейпа над ее головой, — не важно, какие роли мы играем, она моя студентка.

— И-мен-но! Вы, кажется, хотели пиара? Так вот, чем не сенсация, а? Ведь это всего лишь актерская игра, однако, с мисс Уизли, которой всего семнадцать, этот трюк не пройдет.

Минерва застонала и уронила голову на ладони. Все шло немного не по ее планам, но она не могла не согласиться со словами Квентина Шарля.

— Мисс Грейнджер, вы наша новая Клеопатра, поздравляю… — сказала директриса обреченно.

В этот момент ладонь профессора слегка сжала ткань платья Гермионы и чуть сильнее прижала спиной к себе. Весь вихрь эмоций Гермионы в этот момент упал в живот и запылал.

Примечание к части

Ой-ля-ля))) Могла ли я изменить любимому Древнему Египту? А своему стилю шипперства? Шекспиру? Неа.

Советую прочесть "Антония и Клеопатру" и не доверять пересказу Мионки)

Спасибо вам за вдохновение *сердечки*

Если есть ошибки, прошу идти в пб, буду только рада)))

Следующим днем Гермиона чувствовала себя неважно. Ночью она долго не засыпала. Ворочалась, думала о Джинни, Снейпе, спектакле, долбанном Шекспире, вздумавшем описывать египетские страсти, и о мистере Шарле, поверившем в нее. Поэтому на успех сегодняшнего дня рассчитывать не приходилось. Будет чудо, если она попросту встанет с постели. Речи о чем-то большем и вести не стоит.

Она получила желаемое, а вместе с тем и мешок проблем. Роль Клеопатры её. Джинни не простит и слушать не станет. Антоний — Снейп, а сама она будет ежеминутно слышать «маленькая бездарность» при каждой неправильно сыгранной ноте в эмоциях царицы. Признаться, вчерашние слова все еще кололи. У нее не было актерского таланта, только любовь к Шекспиру и желание попробовать. Попробовала и опозорилась. Чудесно! Даже Макгонагалл видела в ней инструмент пиара да горстку знаний о нем.

Вновь стало тошно. Видит Мерлин, если бы ей предложили в старости переродиться и прожить свою жизнь снова, Гермиона бы отказалась только из-за вчерашнего. Она вздрогнула, как кошка, облитая помоями. Вечерний душ не смыл ни переживаний, ни грязных эмоций.

«И какая муха вас укусила идти на сцену, маленькая бездарность?» — всплыло нефтяным пятном в бушующем море сознания. Бездарность? Гермиона прижала ладони к лицу, замерла на пару мгновений. А потом сделала глубокий вдох и зажмурилась.

Очевидно же, что в актрисы она не годится. Зачем говорить, издеваться? Боль обиды заныла внутри. Впервые Гермиона Грейнджер — полный нуль. Глупышка, захотевшая попробовать себя в роли великой. Да ей бы дерево сыграть!

Она перевернулась на бок, и слеза скатилась к виску. Недовольный Живоглот мяукнул, будто никто не кормил его с неделю, и продолжил выжидающе пялиться. Ни сострадания, ни эмпатии. Гермиона невесело расхохоталась. До чего доводит жалость к себе! Даже кот заставляет чувствовать собственную никчемность! Прям как Снейп! Чем-то этот полный усталости от жизни кошачий взгляд напоминал его, и Гермионе пришло в голову, что если бы профессор и стал котом, то непременно копией Живоглота.

— Пойдем, я накормлю тебя…

Нехотя Гермиона влезла в пушистые розовые тапочки и поплелась к шкафу, где хранился корм. Живоглот расцвел. Вот было бы хорошо, если бы Снейпа можно было кормить, и он также превращался в безобидную паиньку. Не страдали бы она и Невилл.  Девушка вздрогнула при мысли об ожогах, о шрамах. От вины затошнило. И как она поверила Снейпу? Он ведь садист, нереализованный человек, низменный и гадкий. Одним словом, Пожиратель Смерти!

Глот замурлыкал и потерся о ноги, а Гермиона так и осталась стоять у шкафа. До сих пор Снейпу не доверяли. Его недолюбливали. Его боялись. И у него была тайна, за хранение которой он согласился не просто участвовать в театральном фестивале, но и играть роль любовника Клеопатры. Минерва крепко подцепила его, и неспроста. Возможно, Снейп не так уж и безобиден, и лишь одна Макгонагалл контролировала его?

Ответа Гермиона не знала, но теперь у нее появилась цель. Нечего и думать об отказе от роли. Она раскроет мерзавца и, быть может, спасет тех, кому он собирается навредить.

Поскольку завтрак подходил к концу, Гермиона решила поголодать и навестить Невилла. Быстро наколдовав себе повседневный макияж, чтобы замаскировать круги под глазами, Гермиона надела школьную форму и выбежала в пустой коридор.

Так рано мадам Помфри никогда не пускала посетителей. Больным нужен покой и долгий сон, поэтому не стоило ожидать от нее разрешения и после завтрака. Утешало лишь то, что и сама Поппи была человеком и любила плотно поесть.

Приставив палочку к замочной скважине, Гермиона прошептала заклинание и осторожно открыла дверь.

Гулял сквозняк. Проветривали. Средь белоснежных коек лежал Невилл, заботливо укрытый красным пледом. Его сон сегодня был безмятежным и лёгким. Шрамы на лице затягивались, а под бинтами на шее и груди скрывались ожоги посильнее. Гермиона знала, что так используют жгучие зелья и бинты не позволяли кислороду реагировать с мазью. Ее передернуло.

Внезапно раздался шорох. Адреналин молниеносно ударил в кровь. Гермиона вскинула палочку, резко обернулась и увидела выглядывающую из-за ширмы Джинни. Она услышала, как кричит совесть.

— Джин, я…

— Гермиона, Невилл идет на поправку! Смотри, ему уже лучше! — прошептала сияющая Джинни и подошла к койке. — Я думаю, он поправится и присоединится к нам в спектакле. Не могла бы ты попросить профессора Макгонагалл придержать для него место?

Изумленная Гермиона не промолвила и слова, лишь палочку убрала. Наверное, Джинни не обратила внимания на информационный стенд, где висел список распределения ролей, и ничего не знала. Глаза ее горели счастьем, как в праздник.

— Кстати, как прошел кастинг? Я убежала с Гарри на свиданку, прости. Надеюсь, ты тоже участвуешь? Кто ты?

Гермиона молчала. Она и забыла, как Джинни любила маггловское кино. А может, она и в театр ходила?

— А… я поняла, Гермион… не говори… знаешь, зато у тебя в другом призвание! Ты умная. Тебе дорога в науку. Да и мечтаешь ты не о карьере актрисы. А вот я получила то, о чем так давно мечтала. Возможно, после спектакля меня заметят и я поступлю…

Джинни резко замолчала, когда раздались тяжелые уверенные шаги. Не позволяя и слова вымолвить, она схватила Гермиону за руку и утащила за высокую плотную ширму. Ей было весело. Глаза искрились счастьем и азартом.

— Тс-с…

Гермиона сглотнула и зажмурилась. Не только из-за вчерашнего дня она отказалась бы проживать свою жизнь повторно.

Тяжелые шаги Поппи узнавались издалека. Шуршал халат вместе с шелестом мантии. Она с кем-то заговорила:

— Невилл идет на поправку. Еще неделя, и будет как новенький. Признаться, я не особо удивилась, что ты повторился. Даже ожидала. Ты редко выбираешь любимчиков, Северус. Знаешь, что меня смущает? Он спит по двадцать часов в сутки, я говорила Минерве об этом. Она сказала посоветоваться…

— Он и должен спать, ибо Лонгботтом пьет мои зелья. Его болевые пороги понижены, и это тоже нормально…

— Всё… вопросов нет, я оставлю тебя здесь… а хотя…— она помедлила, будто сомневалась в своем решении, — скажи, слухи верные про тебя и мисс Грейнджер?

Повисла пауза. Гермиона затаила дыхание и нахмурилась. Сплетни всегда выводили ее из себя. Она предпочитала игнорировать их, но сейчас, она подозревала, это вряд ли удастся.

— Слухи? О чем ты говоришь? — очень тихо спросил Снейп, давая понять, что лед, на который забрела Поппи, так же тонок, как и тема слухов о нем.

Поппи затараторила:

— О кастинге… Я уверена, что этот новенький, мистер Шарль, поможет ей. Она быстро научится, вот и всё.

Джинни округлила глаза и восторженно заулыбалась, сжала кулачки и весело затрясла ими. Гермиона замотала головой. Ей хотелось остановить Снейпа, заставить замолчать. И к черту баллы! Все должно быть не так! От досады за подругу слезы выступила на глаза, но капли так и застыли на ресницах, словно не позволяли хозяйке дать волю чувствам.

Снейп протянул ответ медленно и вдумчиво:

— Мисс Грейнджер, действительно, хороша, и если она будет такой же всезнающей выскочкой, как и на уроках, из нее выйдет Клеопатра. Однако не будем о ней.

Пока Помфри что-то говорила, пока удалялись к двери её шаги и шуршал халат, румянец Джинни бледнел, а вместе с ним и тлело веселье. Гермиона виновато отвела глаза. Ну вот и всё. Ей не придётся рассказывать об этом.

— Прости, — прошептала она одними губами.

Джинни не разжимала кулаки. Не отвечала. Казалось, только что сказали не огорчающую и даже не трагичную весть, а дурную. Уизли за секунду лишилась своего очарования. Неведомая болезнь, будто сидевшая в ней все эти годы, проявила себа в поджатых губах, бледнеющим костяшкам. Но самое страшное таилось в глазах, холодных, зимних. Там плавали крупицы ненависти.

Отскочить Гермиона не успела, только вскрикнула. Джинни накинулась на нее. Ширма с грохотом опрокинулась на холодный кафель. Они упали на пол. В плечах заныло.

— Мерзавка! — рычала в бешенстве Джинни и царапала щеки.

Гермиона сопротивлялась и пыталась оттолкнуть, но защищалась слабо и чувствовала вину. Гнев Уизли был справедливым, хоть переходил границы и делал больно. Ругательства липли к ушам. Не ведомо сколько еще бушевала бы Джинни, если бы Снейп не расцепил их и не оттащил расстроенную актрису к Поппи.

— Минус двадцать очков с каждой за драку в стенах Хогвартса! — рявкнул Снейп и поднял Гермиону за руку, не дожидаясь, когда она примет помощь.

— Отработка вдвоем у Хагрида завтра в семь! Вы совсем сдурели? Или война вышибла вам последние мозги? — прошипел он, осматривая её.

Грудь Гермионы тяжело вздымалась. В глазах светились слезы искреннего раскаяния. Она видела, каких усилий требуется Джинни, чтобы не разрыдаться.

— Мисс Грейнджер, мои слова не только к мисс Уизли относятся… — с нажимом проговорил Снейп, приподнял её запястье и мягко ощупал. Его пристальный взгляд бился о бинт и старался заглянуть за белоснежную ткань.

Гермиона молчала, будто надеялась, что Джинни поймет её и оправдает. Ведь актрисе не так важна роль, как фанатке Шекспира. Актриса сыграет любую роль.

— Прости меня…

— Ненавижу…

— Джинни, не нужно…

— Какая из тебя актриса, ты мне скажи, какая? Ты и эмоции изображать нормально не умеешь! Не готовилась, не знаешь! — взревела Джинни и тыкнула в неё пальцем. — Решила все звезды с неба хапануть? Уж извини, но в тебе ни таланта, ни навыка, тут сыграло то, что ты любимица!

Пальцы Снейпа слегка сдавили запястье, но Гермиона не заметила. Нервы натягивались с каждым оскорбляющим словом.

— Джинни, перестань… пожалуйста…

— Перестать? Я только начала. Ты любимица учителей. Все это уже давно знают. Так сидела бы в своих комнатах старосты и не высовывалась бы!

Гермиону будто переключили. Ее душа, погрязшая в грязи ругательств и обвинений, расправила крылья и на пару с оскорбленным достоинством заставили девушку тихо прошипеть:

— Прекрати оскорблять меня и профессора Макгонагалл, Джиневра.

— Кто тебя толкнул лезть на сцену, а?

Снейп сверкнул глазами, но тихо спросил:

— Действительно, кто толкнул, мисс Грейнджер?

Если он желал привлечь её внимание, ему это удалось. Сердитая, голодная и расстроенная, она прошипела ему в лицо:

— Я упала не на запястье! Отпустите.

Снейп смерил холодным взглядом и лилейно протянул:

— Я знаю.

Гермиона вырвала руку.

— Профессор Снейп, какую роль мне дали?

— Моей жены. Поверьте, это куда лучше участи мисс Грейнджер, — Снейп завел руки за спину и вновь покосился на Гермиону.

— Почему?

— Банально потому, что вам нет восемнадцати. Радуйтесь. Фаворитство мисс Грейнджер здесь не при чем.

Джинни поджала губы, развернулась и ушла, громко хлопнув дверью.

Тем временем никто не замечал, что ссора разбудила Невилла. Лежа, ужасно удивленный и потрясенный, он боялся пошевелиться. Ему казалось, что случай про «не то время и место» происходил с ним сейчас. Спал бы, да спал, и не стал бы свидетелем. Но в сонном сознании всплыли советы Снейпа, и он осмелился тихо поинтересоваться:

— Профессор Снейп, боюсь спросить, как долго я проспал?

Профессор сверкнул глазами, догадываясь, о чём идет речь.

— Не суйте нос не в свое дело. Мисс Грейнджер, немедленно следуйте за мной.

Робко улыбающийся друг отрезвил Гермиону. Она утерла слезы и уверила:

— Несколько часов. Все хорошо.

Последнее, что сделала она перед уходом, — потрясла кулачком и улыбнулась. Невилл как никогда нуждался в поддержке.

Снейпа не заботило то, что Гермиона увидела только край его мантии на повороте. Шага он не сбавлял, и вместо прохладных мурашек в мрачном коридоре её покрыло раздражение. Вдохнув в легкие побольше воздуха, Гермиона поспешила. В мыслях все еще остывала сцена с Невиллом. Тогда эмоции не давали и шагу ступить анализу ситуации, но сейчас, в обыденной гонке за Снейпом, Гермиона могла оценить все.

Во-первых, Поппи Помфри не спроста спокойно отреагировала на Снейповский безумный заскок. Колдомедик принадлежала к числу тех редких людей, которые не просто выносили Снейпа, но и играли в «дружбу». Она знала его давно и помогала ему с ранами, полученными на рейдах. Её словам о «любимчике» вполне можно верить. Но как их понимать? У Невилла ожоги! И пускай Снейп испытывает чувство вины и поит его дорогостоящими зельями, от всех шрамов ему не избавиться! Но Гермиона все равно не понимала, зачем это все Снейпу.

Во-вторых, Невилл пришел в себя и больше не заикается, обращаясь к Снейпу. Более того, он спросил не её, а мерзавца профессора! Либо обожгло и мозг, либо в зельях Снейпа было что-то опаивающее Невилла. Как жертва он не нажалуется на мастера-Спасителя. Получается ли, что Снейп спасает свой зад?

Гермиона и этого не понимала.

В-третьих, Джинни. Обезумевшая от гнева, она едва не расцарапала ее! Да еще и при профессорах! Неужели она ставила так много на кон? Так может, стоит отказаться?

Когда она влетела в спину Снейпа, однозначно поздно было приходить в себя. Он остановился внезапно, не уворачиваясь от нее, не охраняя свое личное пространство.

— Ни слова, мисс Грейнджер! — прошептал он, резко развернулся и утащил ее за руку назад.

— Профессор! — воскликнул мистер Шарль, подходя к ним с другой стороны коридора, — а я вас и мисс Грейнджер везде ищу!

Холод коснулся кожи, когда Снейп выронил руку и отошел. Казалось, его совсем не волновало то, что он почти переплел их пальцы. Вместо этого он вглядывался в мистера Поддержку и медленно обходил.

— По-моему, вам не так нужен я, как мисс Грейнджер, мистер Шарль. Подозреваю, что вы планируете преподать ей урок, что ж… Вручаю вам «будущее театра» в руки, — съязвил Снейп и, больше не желая общаться, развернулся, и ушел.

Ничего не прояснялось. Гермиона смотрела ему вслед и пыталась понять мотивы.

— Мисс Грейнджер, нас ждет масса интересностей, — Шарль мягко развернул её за плечи, а когда они свернули, Гермиона увидела двух стоявших министров и профессора Макгонагалл.

Примечание к части

Привет, мои любимые читатели! Благодаря ошибки 505, я поймала прокрастинацию) Так что виновна перед вами, буду исправляться)))

Знаю, вы все ждете их репетиций. Потерпите чуть-чуть, и будет вам шипперское счастье ;))))))

В Выручай-комнате, куда привел ее мистер Шарль, уже собрались все актеры спектакля, за исключением Снейпа. Гермиона села на свободный стул и столкнулась с враждебным взглядом. Захотелось закрыться и спрятаться. Будто чувствуя смятение, Джинни, как кровожадный вампир, пялилась, не моргая.

— Да перестань ты уже! — шикнул Рон и кинул на колени сестры сценарий. Сосредоточенный на учебе Гарри читал пособие для авроров. Он не вникал во вражду, однако Гермионе улыбнулся, и из-за этого Джинни сильнее сжала кулаки.

— Мисс Грейнджер, ваш сценарий, — мистер Шарль вручил тоненькую стопку страниц и вежливо улыбнулся. Когда к ним приблизился Рон и сел рядом, спокойствие окутало Гермиону. Она благодарно заулыбалась, но мистер Шарль заметил:

— Мистер Уизли, на этом месте лучше сидеть профессору Снейпу. Так будет удобнее для всех, пересядьте.

Чуть вскинув голову, Рон скользнул взглядом мимо наставника, вверх, на дверь и улыбнулся:

— Мистер Шарль, но профессора Снейпа нет, и вряд ли он будет ходить на репетиции.

Зная чуть больше, чем остальные, мистер Шарль загадочно улыбнулся и моментально покачал головой.

— Но-но-но, Рон, — погрозил он пальцем, — Северус будет ходить, это первое. Сегодня будет идти речь как раз об этике актера, это второе. Мы все выиграем, если партнеры по сценам будут сидеть рядом. Это их сблизит.

Гермиона не могла не согласиться. Логика в словах мистера Шарля прослеживалась также ясно, как и любовь Рона к куриным крылышкам. Улыбка заиграла на ее губах.

— Но, мистер Шарль, я не хочу уходить. Пусть профессор сначала придет, и уже потом я пересяду. Уверен, что Гермиона подружится со Снейпом влегкую и без этого.

От таких слов даже Гарри оторвался от учебника и посмотрел на Гермиону. Наверное, только он да Рон снисходительно улыбались. Всем остальным же было не до веселья. Когда Гермионе представилась дружба со Снейпом, неприятно заныло в груди. Извольте, какая дружба? Этот человек не способен ни на какую душевную теплоту.

— Мистер Шарль, а почему бы нам не рассмотреть другой вариант? — предложила Гермиона, сохраняя умиротворенный вид. — Почему бы не сесть со своими партнерами друг напротив друга? Прямо по диаметру нашего, с позволения сказать, круга, м-м-м? Тогда у нас будет зрительный контакт, мы научимся видеть не личность, а персонажа, будем учиться взаимодействовать именно с партнерами. К тому же мы будем говорить громко, и реплики будут пронзать наш круг атмосферой игры. А то так я просто повернусь и буду бубнить себе под нос, и все заскучают.

Мистер Шарль задумчиво потер подбородок. Его глаза замерцали каким-то странным удовлетворением, и он кивнул.

— А Гермиона права. Я все равно собирался выбить у директора комнатки и часы для индивидуальных репетиций.

— Подождите, хотите сказать, что нас будут снимать с уроков намного чаще, чем положено? — спросил с надеждой Колин Криви.

— Скорее всего.

По выручай-комнате пронеслись восторженные возгласы. Рон боднул Гермиону плечом.

— Не вешай нос, ты будешь восхитительна на сцене, — прошептал он, и Гермиона смущенно посмотрела на сценарий.

«Действующие лица.

Главные роли:

Марк Антоний — Северус Снейп

Клеопатра, царица Египта — Гермиона Грейнджер

Октавий Цезарь — Гарри Поттер

Марк Эмилий Лепид — Квентин Шарль

Домиций Энобарб — Рон Уизли

Агриппа — Аврора Синистра

Октавия, сестра Цезаря и супруга Антония — Джиневра Уизли

Хармиана — Луна Лавгуд

Ирада — Лаванда Браун…»

Дальше Гермиона не читала. Ей было попросту не интересно, что прорицателем назначили Сибиллу Трелони, а Ричи Кут будет простолюдином. Её сотрясало ужасающее понимание того, сколько времени своей жизни она отдаст компании Лаванды, Джиневры и Снейпа.

Хлопки, исходившие из-под широких ладоней мистера Шарля, прекратили разговоры.

— Я рад, что репетиции вызывают улыбки на ваших лицах. Вернемся к нашему занятию. Прежде всего хочу остановиться на том, какое огромное значение мы должны придавать вопросам этики и дисциплины. Я настаиваю на том, чтобы вы с самого начала своего творческого пути поняли, что без артистической этики, без ощущения коллективности в сценической работе невозможно большое искусство. Вот почему мысль Гермионы мне понравилась. Она начала, возможно, сама того не ведая, говорить о коллективности. Мы должны чувствовать друг друга. Да, знания и навыки не менее важны в нашем ремесле, но без чувствования, без понимания партнеров по игре ничего не выйдет.

Я предлагаю сейчас сделать одно упражнение.

Джинни подняла руку.

— Подождите. А учебные пособия? Я понимаю, что мы будем практиковаться шесть месяцев, но без знаний и теории ничего не выйдет. Как насчет Артура Бартоу? Американская школа актерства. Легкий слог, вдохновляющий…

Мистер Шарль улыбнулся и кивнул.

— Можете взять его, но мне больше по вкусу русская и советская школа (уж простите, но маггловское высшее я получал в России). Советую познакомиться с трудами Станиславского, Чехова и Демидова. Времени на теорию у нас не так уж и много. Поэтому вы читаете дома, а здесь мы репетируем и оттачиваем навыки.

Джинни тут же записала в блокнот. Гермиона запомнила. Она прикинула в уме, где можно купить книжки. Нужно спросить в одной подпольной лавке в Хогсмиде.

— Я предполагал, что мистер Снейп не придет сегодня. Он не особо-то общителен, верно?

Гермиона покосилась на пустующий стул напротив. Что за наглость? Все собрались, и он, так, на минуточку, играет главную роль! Вспомнились министры, и Гермиона вздохнула. После победы Снейп не ладил с ними. Они неохотно его оправдали, неохотно отпустили и охотно не наградили.

Профессор Макгонагалл говорила с ними, и вид у нее был не самый довольный. Возможно, это связано с тайной Снейпа? Именно поэтому он ныкается, а Макгонагалл прикрывает его! Но тогда как это мог предполагать мистер Шарль? Он что-то знает?

— Давайте начнем с профессора Снейпа. Я слышал о его репутации, поэтому когда, как не сейчас, будет так же безопасно, а? Мисс Грейнджер, начнете?

Всё прослушав и теперь не ведая, что делать, Гермиона покраснела.

— Простите, что я должна сделать?

Мистер Шарль улыбнулся.

— Смелее, Северус Снейп не укусит вас, да и не узнает об этом.

— Можно я? — вскинула руку Джинни и с надменным видом произнесла:

— Профессор Снейп очень умный.

Мистер Шарль кивнул и посмотрел на рядом сидящую профессора Трелони. Та выпучила глаза.

— Ну… у мистера Снейпа неоднозначное будущее. Этот спектакль будет для него последним, и скорее всего его душевные муки прекратятся нескоро, но у него светлая энергетика.

Лаванда побледнела.

— Он… Он… Он… целеустремленный?

— Холодный.

— Мерзкий.

Мистер Шарль сделался строгим, и Рон вскинул руки.

— «Мерзкий» в моем понимании комплимент, сэр. Это как устрашающий, грозный. Во! С ним никто не связывается.

Когда дошла очередь до Гермионы, она грустно улыбнулась и выдавила:

— Профессор Снейп… он загадочный и странный.

— Странный? — переспросила Луна. — Ничего не вижу. Его мозгошмыг вполне обычный и очень даже спокойный. Задумчивый, как макароны под соусом. Профессор Снейп задумчивый и грустный.

Гермиона изумленно посмотрела на Луну. «Грустный»? Она выбила эту мысль из головы сразу же. Нечего о Снейпе думать.

Когда черед комплиментов закончился, атмосфера заметно разрядилась. Многие улыбались, многие были в шоке, у кого-то был вид, будто он масон и знал что-то такое о Снейпе, чего не знало большинство.

Разошлись все на веселой ноте.

— Мисс Грейнджер, мисс Уизли, останьтесь.

Со вздохом Гермиона наблюдала, как дверь закрылась за последним учеником.

— Вы поссорились из-за роли, верно? — мистер Шарль выжидал ответа, и Гермиона кивнула. Уж лучше побыстрее покончить с преподавательским морализаторством.

Джинни держалась отстраненно. Для нее это было болезненной темой.

— Мисс Уизли, поймите, вы очень талантливая.

— Это несправедливо.

— Мисс Уизли, вы лучшая актриса Хогвартса, и это вам известно…

— Но почему же? У нас есть лучшая ученица Хогвартса! Она и актриса, и красавица, и как там, спортсменка-комсомолка?

— На роль Клеопатры нам нужна совершеннолетняя.

— И только? То есть вам не важен талант? Лишь бы было восемнадцать, верно? Что же такого должен делать Антоний с Клеопатрой в школьном спектакле, а? Немного глупо, не находите? Или вы ожидали увидеть, что в школах большинству учеников есть восемнадцать?

— Джинни, ты талантливая, и я не горю желанием быть актрисой. Я уверена, что у тебя большое будущее и… хе-ей…

Но Джинни уже было не остановить. Слезы стекали по веснушчатым щекам, она всхлипывала. Гермиона не смогла не обнять ее и не утешить.

Мистер Шарль сжал переносицу и вздохнул. Женщин он не умел успокаивать.

— Мисс Уизли… о Мерлин, мисс Грейнджер, и вы туда же!

Гермиона хныкала и сжимала плечи подруги.

— Прости меня, Джин. Если бы я знала, я бы не пошла на кастинг. Просто я люблю Шекспира… и… тут этот пиар!

Джинни обняла ее и замотала головой.

— Это ты меня прости. Я таких гадостей тебе наговорила! А еще и драться кинулась! Ты не виновата. Да и хорошая актриса сыграет любую роль, верно?

Джинни стала стирать слезы с лица Гермионы и нерешительно улыбаться.

— Гермион, я такая дурочка!

Мистер Шарль улыбнулся.

— Мисс Уизли, ваш профессионализм виден издалека. Могу ли я попросить вас помочь вашей подруге?

Джинни сглотнула и закивала.

* * *

Отработка у Хагрида прошла на ура. Он послал их в Хогсмид купить семян и корма для его мухоловок.

Воспользовавшись случаем, юные актрисы забрели в книжную лавку. Из маггловских пособий обнаружили Станиславского. Это была большая удача. Гермиона сразу купила и себе, и Джинни. Та сияла.

Хагрид отпустил их раньше, и Джинни позвала Гермиону в комнату. Лаванда была на свидании с каким-то когтевранцем, а Луна бродила где-то на улице. Она частенько выгуливала своих мозгошмыгов под Луной.

— Итак, в честь нашего примирения предлагаю выпить! — Джинни достала из-под кровати бутылку вина.

— Джин, я же не пью.

Джинни надула губки и свела кокетливо брови.

— Ну, Герми, дава-а-ай! В честь нас! Это не огневиски, а всего лишь вино! Его на ужин пьют как приятную добавку. Да вино полезно! Признайся, ты же читала!

Гермиона прикрыла глаза. Она колебалась несколько секунд, а затем заявила:

— А давай!

Джиневра завизжала и откупорила бутылку.

— Как тебе этот мистер Шарль? Такой чудик…

Наблюдающая за тем, как разливается по бокалам вино, Гермиона угукнула.

— Профессионал. Но меня так удивило, что он взялся играть одну из главных ролей!

Джинни закивала и подала бокал.

— Да это еще ладно. В каком я была ступоре, узнав про Снейпа! Вот же мерзавец, а? Знал, что сегодня будет репетиция, и не пришел! Ну не гадство ли? За нас.

Они чокнулись, и Гермиона поднесла бокал к губам. В нос ударил резкий запах вина, горло сладко зажгло. Джинни продолжила:

— Ну и вообще как его допускают к нам в школу? Он же убийца! А что сделал с Невиллом?

Гермиона пожала плечами:

— Я еще сама не разобралась ни в чем. Но ты слышала, что он дает зелья Невиллу, чтоб тот спал и не чувствовал боли. Возможно, шрамы затянутся…

Джинни осушила бокал и наполнила снова.

— Гермиона, ты чего? Он просто спасает свой зад, садист недоделанный! Кровопийца!

Гермиона вздохнула. К сожалению, она считала так же. От маленького глотка зажгло горло. Гермионе показалось, что она огнедышащий дракон, но потом стало приятно и сладко.

— Я хочу понять его. Зачем он так поступает? Зачем позволил Невиллу обжечься? Почему участвует в спектакле? Это еще одна из причин, почему я пошла на кастинг. Прости.

Джинни скривилась.

— Да ладно тебе… с кем не бывает. Это ты меня прости, ведь теперь тебе придется выслушивать Снейповские замечания. Он так и зовет тебя «Всезнайкой»?

Гермиона фыркнула и снова отпила.

— Теперь я «маленькая бездарность».

Девушки посмотрели друг на друга и моментально расхохотались.

К концу посиделки они пришли к единому мнению, что Снейп тот еще засранец, персонально ненавидящий Гермиону.

Было заполночь, когда Гермиона вышла из комнаты девочек. Сколько бутылок они выпили, не сказал бы сам Мерлин.

Гермиона сделала пару шагов и зажмурилась. Снова возвращалась мыслями к Снейпу.

«Почему он такой?»

Опять защипали глаза, но она поджала губы и пошла дальше. Обещала же себе больше не думать о нем и о войне. У нее новая жизнь! Чистый лист. Сначала! Сейчас она придет в свою комнату, заварит горький чай с ромашкой и ляжет спать. Но вино продолжало подогревать мысли. Она выругалась.

За ее спиной сначала мелькнула тень. Раздался низкий хриплый голос:

— Так-так-так, наша любопытная всезнайка опять ищет приключений. Минус пять очков с гриффиндора.

Она остановилась. Снятие баллов стало последним шагом терпения к пропасти.

— Не «маленькая бездарность», профессор? — спросила она издевательски. — Я разочарована…

Гермиона холодно улыбнулась, но и не обернулась. Он сузил глаза.

— Вы что, пьяны? Ая-я-яй, мисс Грейнджер. Что же заставило лучшую из лучших так низко пасть?

Гермиона проигнорировала и направилась в сторону лестниц. Снейп будоражил дно ее спокойствия, и ярость песком всплывала на поверхность. Она сделала глубокий вдох.

«Возьми себя в руки, Гермиона!»— приказала она себе.

— Куда же вы, мисс Грейнджер. Я вас ещё не отпустил, — его голос заледенел.

Гермиона остановилась и медленно повернулась к нему.

— Хотите знать, из-за чего пала «ваша маленькая бездарность», «уважаемый профессор»?

Он кивнул, пристально изучая ее.

— Вы.

Снейп усмехнулся и медленно двинулся к ней.

— Да неужели? Разве стоит «ублюдочный профессор, который и не профессор», — цитировал он ее громкие мысли, — того, чтобы напиваться? Или вы всё ещё по-детски, по-глупому привязаны к тому мелкому событьишку, а? Маленькая глупая всезнайка, возомнившая себя знатоком души человеческой! Грош цена таким знаниям.

Даже если бы она осознавала, что делает, то не остановилась бы и не пожалела. Ее рука залепила звонкую пощечину. Она вскипела. В потухших глазах появились слезы.

— Никогда не вспоминайте тот гребаный случай! Никогда не называйте меня «Всезнайкой» и «маленькой бездарностью»! Никогда, слышите? — прошипела она ему в лицо и отошла на шаг назад. Но он схватил ее запястье. Он смотрел на нее, как в пустой холодный колодец. Без эмоций, без жалости и презрения. Гермиона ощущала лишь его горячую ладонь.

Секунда, и позади мяукнула миссис Норрис. Спустя мгновенье вышел Филч. Он ожидал весь день этого времени. Дело в том, что ранним утром под дверью он обнаружил аккуратную записку, утверждающую, что после полуночи в коридоре от гриффиндорской гостинной к лестничному холлу будут разгуливать пьяные студенты.

— Профессор Снейп? — разочарованно спросил Филч. Снейп отошел в тень, но постарался загородить Гермиону собой.

— Верно.

— Что делает мисс Грейнджер ночью здесь?

Снейп не позволил любопытному коллеге увидеть пьяную студентку. Он без раздумий проговорил:

— Мисс Грейнджер задержана мной как староста, Аргус.

Филч кивнул недоверчиво. Стал озираться по темным углам.

— Не слышали ничего подозрительного?

— Нет.

Снейп подошел к Гермионе и слегка подтолкнул ее в сторону лестниц, всё еще загораживая хрупкую фигурку своей спиной.

Пристыженная, растерянная и совсем запутавшаяся, Гермиона повиновалась. Поникнув головой, она молча следовала к комнатам старост. Снейп не говорил. Как только проводил до комнаты, то сразу ушел, оставив ее с горечью на душе.

Она отчетливо запомнила красный отпечаток на его бледной щеке.

Примечание к части

Привет, мои драгоценнейшие!

Спасибо, что все еще со мной)))

Вчера осознала, что фанфик не ахти, но затем расслабилась и допила ромашку на спирту. Пока эксперимент проходит удачно и герои не дурят) Самой интересно, что же будет дальше *потирает ручки*

И да, патриотизм взыграл во мне вместе с любовью к Станиславскому) Мурмур ^__^

Хочу выразить особую благодарность sandrina_13

<i>С любовью, твой невнимательный фикрайтер *сердечки*</i>

Утро, а Гермиона снова ощущала тошноту от жизни. В голове гудело. Память просыпалась медленно, но мучительно, а яркие лучи солнца никак не улучшали ситуацию. Она потянулась и сокрушительно замычала. Первым вспомнился Филч. Наверное, стоит ожидать очередную отработку? А скольких баллов, позвольте узнать, лишился гриффиндор?

Подумалось, что в последнюю неделю она зачастила с промахами. Даже во время первых двух курсов её не ловили, как сейчас. Теряет хватку! Гермиона слабо улыбнулась и осталась довольной, когда в сознании проявился образ радостной Джинни с бокалом вина. Душа оттаяла, как снег весной, когда вспомнилось, что они помирились!

Чтобы узнать время, довольная Гермиона повернулась на бок. Хлопковое покрывало тихо зашуршало, и мурашки лапками прекрасных бабочек забегали по спине и ногам. Улыбка растянулась на сладких губах, и, наконец, она взглянула на будильник. Но на глаза попался недовольный Живоглот, хвост которого терпеливо хлопал по соседней подушке. Он укоризненно мяукнул.

Моментально поплохело. Позвоночник вытянулся в струну, кожу обдало холодом, и Гермиона поняла, что натворила вчера намного больше бед, чем пьянка и встреча с Филчем. Дело крылось в Снейпе, которому она не только перемыла косточки, но и залепила пощёчину!

От этой новости трезветь перехотелось. Гермиона застонала и покраснела. Что бы он ни говорил, она не имела права поднимать на него руку. Пощечина от женщины — что может быть ужаснее? А он, вместо того, чтобы снять баллы, назначить отработку и чего хуже — убить, попросту проводил!

Глот недовольно мяукнул, и пришлось вставать.

Осушив графин горькой воды, приняв холодный неприятный душ и тщательно отсортировав мысли о вчерашнем, Гермиона решила извиниться. Хоть Снейп и припомнил тот случай, хоть и не упустил шанса ужалить её, она не уподобится ему. Извинится ради профессиональных отношений. Нечего ворошить прошлое. Она уже взрослая. Вот и будет поступать по-взрослому.

Болезненное воспоминание медленно вылазило из потаенного шкафа души, и Гермиона тут же захлопнула дверцу. Подумав, что обливейт, предложенный когда-то мадам Помфри, не так уж и плох, она собралась и вышла в пустой коридор. Шел завтрак, и ноги, вместо негостеприимного слизеринского коридора, тянули её к компании друзей. Голодный живот поддакивал рвению к комфорту. Двери Большого зала будто притягивали, и только один разум твердил:

«Если сейчас не сделаешь, никогда не решишься!»

Сквозняк играл с юбкой, когда она решительно проходила слизеринские флаги и портреты знаменитых деканов. Ничто не сбивало Гермиону с цели: ни шепот графов и баронесс, ни их внимательные взгляды. Каждый шаг приближал её к мрачным Подземельям. Пахло сыростью, из-за отсутствия окон казалось, что тени на стенах живут своей жизнью. Эхо от каблучков играло в иллюзию, что кто-то идет следом. Гермиона мрачные мысли отметала и строила в голове простую схему.

Постучаться, войти и извиниться. Красиво и просто извиниться. Постучаться в дверь. Извиниться. Постучаться.

У порога кабинета появилось замешательство. Вот она — дверь. Никого из свидетелей. Стучишься да извиняешься. Судя по тени под дверью, расхаживает и, наверное, репетирует профессор. Обстоятельства идеальные!

Она протянула бледную ладонь к черной, металлической ручке и коснулась ледяного узора. Сонная горгулья дернулась и пытливо посмотрела на гостью. В это же мгновенье план рухнул. Гермиона застыдилась и запаниковала. Её цель уже так близка, а она нервничает! Девушка сжала кулачки и отступила. Нельзя мямлить перед ним! Соберись! Речь же готова! Врываешься и извиняешься, да и только!

Она снова шагнула к двери и, наконец, постучалась. Мрачные стены впитали звонкий звук стука, и снова наступила немая тишина. Тень под дверью застыла. Гермиону бросило в жар. Она неуверенно взялась за ручку и надавила, но встретила сопротивление. Внезапно всю ее кожу заколол трепет нежной магии и бледная теплая рука накрыла и сжала ладонь. Гермиона вздрогнула и отскочила, но уперлась лопатками в чью-то сильную грудь. По приятному запаху трав стало понятно, что позади стоял Снейп.

Они не двигались, и тень под дверью — тоже. Словно и не ходил там никто, и все это привиделось.

— Мисс Грейнджер, вы потерялись? Или, быть может, опять ищите приключений? — с издевкой спросил профессор и медленно отцепил ладошку от дверной ручки.

— Я… сэр…

Он развернул её за плечи и изогнул бровь, посмотрев в упор.

— Вы?..

Внезапно в черных глазах взвилась холодная ярость. Он прищурился и бросил взгляд на подсобку, снова на неё, будто догадался о том, почему Гермиона то бледнеет, то краснеет.

— Если вам вздумалось меня обворовывать снова, то настоятельно рекомендую это делать ночью, несносная девчонка!

Одновременно испугавшись и возмутившись, Гермиона округлила глаза, открыла рот, чтобы возразить, но рассерженный и холодный тон Снейпа приказывал молчать.

— Вам лучше уйти, мисс Грейнджер. Оправданий вы не придумаете, а за ложь я сниму с вашего факультета баллы. Или вы рассчитываете потерять всех своих союзников? Ваш Поттер не обрадуется этому…

Тень снова скользнула под дверью и испарилась, будто клуб дыма в зимнем небе.

Профессор не сводил с нее холодного взгляда, догадываясь о всех её замыслах. Ему не нужно было прикасаться к ней, чтобы она чувствовала исходящую от него угрозу.

Внезапно в кабинете громко завибрировало, да так, что не нашлось по близости живого существа, которое не уловило бы это магическое сопротивление. Горгулья закрыла уши. Неизвестный в кабинете забегал и тихо заплакал детским голосом. Глаза Снейпа сверкнули.

— Мисс Грейнджер, проваливайте отсюда! — прошипел он и схватился за ручку двери. Осознав, что неизвестный — гость тайный, а говорить со Снейпом не имеет смысла, Гермиона повернулась и поскорее зашагала прочь. За первым же заворотом её окрикнул министр.

— Мисс Грейнджер! А я-то думал, почему пока нет прорывов в науке. А великий ученый еще не поступил в академию… — он по-доброму улыбнулся и невзначай проговорил, выглядывая из-за угла:

— Профессор Снейп, постойте! Мне нужно поговорить с вами. По поводу премий, разумеется.

Гермиона увидела холодный блеск в глазах министра.

— Боюсь, что неподходящее время…— вежливо отказался Снейп и приоткрыл дверь.

Эрик Домшон, министр отдела рун, приехавший в Хогвартс, чтобы навестить сына первокурсника, нахмурился. Совершенно плешивый, но украшенным седой щёткой усов, он всегда ходил, выпячив живот вперед, словно заявляя о своей важной персоне. С видом серьезного человека, он окинул взглядом тонкую полосу света, исходящую от двери кабинета, но больше ничего не увидел. Снейп, видящий столь важную пташку из министерства, сдержал порыв сарказма, однако уголки его губ слегка приподнялись. Он сухо кивнул Дошмону и еще раз бросил строгий взгляд на Гермиону. Не позволяя министру возразить, Гермиона быстро спросила:

— Министр, а могу ли я воспользоваться случаем и показать вам мой проект? Я как раз пытаюсь найти сходство между затерянной руной Фи и Шйе. Кажется, это по вашей части…

Долго Дошмон наблюдал за Снейпом, изучая и стремясь увидеть насквозь, но, когда пауза затянулась, он резко повернулся к Гермионе и снисходительно улыбнулся.

— Вы нашли древние руны?

— Д-да? Шкатулку… когда восстанавливали Хогвартс, я нашла её, и директриса разрешила мне делать по ним проект…

Министр еще раз покосился на кабинет Снейпа.

— Ну что ж, у меня не так много свободного времени, но для вас, мисс Грейнджер, всегда найду лишнюю минуту. Ведите.

Гермиона улыбнулась, и на ее щечках появились ямочки. Она повела министра по коридорам, а портреты снова зашептались.

* * *

Миновав лестницу и вступив в западную часть замке, куда после реставрации переехала гриффиндорская гостиная, Гермиона и Министр услышали повышенные тона.

— Я сказала, что нужно убрать отсюда герб Хогвартса, Профессор Макгонагалл!

— Директор Макгонагалл! — поправила на последних каплях терпения Минерва — Я сказала «нет», профессор Трелони. Здесь будет висеть герб как и все остальные флаги. Это не обсуждается.

— Ваши гербы порвут призраки, профессор! Чего вы добиваетесь? Они все едут к нам, с темными духами и роком! И всё из-за вас!

— Да вы спятили, Сивилла! — ахнула Минерва, но профессор Трелони, округлив большущие глаза, заявила:

— Я? А может, вы? Скажите мне, что вы еще никому не врете! Что вы утаиваете, Минерва? На что обрекаете Хогвартс, а? Лгунья!

— Сивилла, я выгоню тебя, если не перестанешь клеветать и пророчить рок. Надоела уже! — прорычала Макгонагалл и сузила глаза. Трелони фыркнула, но тут же раздался тяжелый бас из ее губ:

— Сознайся! Сознайся! Сознайся!

Минерва поначалу отшатнулась, но после устало вздохнула.

— Сивилла, ты невозможна. Показывай свой талант Мистеру Шарлю, а не мне. О, Гермионочка! — к своему разочарованию, Гермиона была вынуждена остановиться, а вместе с ней и покрасневший Министр Дошмон, который все-таки надеялся остаться незамеченным.

— Подождите меня!

Минерва присоединилась к ним и ослепительно заулыбалась министру, который в силу такта молчал. Гермиона еще никогда не видела ни столько очарования и симпатии в улыбке Макгонагалл, ни столько бесстрастия в глазах покрасневшего человека. Будто он не стыдился за случайно подслушанный разговор, а злился.

— Мэм, я рассказываю мистеру Домшону о рунах. Вы не будете против, если я проконсультируюсь с ним?

Поскольку курировала ее проект профессор Макгонагалл, Гермиона не могла не спросить об этом. Остывающая от спора директриса закивала, но тут же сказала:

— Надеюсь, мистер Домшон, вы не заберете у моей студентки материал в научный центр. Мисс Грейнджер будет поступать со своей работой в академию.

— Да мисс Грейнджер и без работ поступит куда угодно. Но обещаю не трогать ценный материал.

Гермиона привела их в комнату, залезла под кровать и вытащила пыльную деревянную шкатулку. Местами лак стёрся и потрескался, где-то виднелась угольная чернь.

Роспись шкатулки походила на древний манер, а надписи относились к мертвому языку. Гермиона откладывала проект в долгий ящик только из-за перевода. Она, будучи перфекционисткой, была не готова тратить на проект всего по полчаса в день. Что можно успеть за такое время? Только войдешь в работу, а уже то на собрание старост идти, то на факультативы!

Она медленно открыла коробочку и разложила на столе пять разноцветных витражных осколков. Министр разочарованно и с большим подозрением посмотрел на нее:

— Мисс Грейнджер, объяснитесь. Где вы видите руны?

— Как где? — спросила Минерва и взяла палочку.

— Иннектиум, — и на стеклах высветились древние иероглифы и знаки рун, искрящиеся золотом.

Эрик Домшон с изумлением уставился на загорающиеся знаки рун. Его тело подалось вперед, перстень на старческой руке задрожал, когда он потянулся к витражам. Минерва сразу же остановила его.

— Осторожнее! Мы не знаем, является ли витраж артефактом, мистер Дошмон. Возможно, он не так безопасен для тех, кто желает к нему прикоснуться.

Министр покосился на директрису Хогвартса и выкинул:

— Бросьте! Едва ли витраж опасен. Вы бы не стали выдвигать кандидатуру школы на участие в фестивале, Минерва. Не обманывайте меня.

Он по-доброму улыбнулся. Уголки его толстых губ ассиметрично приподнялись, а в глазах заиграло веселье.

— Или, Минерва, вы не думали об этом?

Минерва выпрямилась, покачала спокойно головой и взяла из его рук витраж.

— Министр Домшон, это далеко не так, однако мы договаривались не прикасаться к материалу моей студентки.

— Я уверен, что мисс Грейнджер не будет против, если я изучу, верно? — он повернулся к Гермионе, и та растерялась. Румянец на ее щеках выдавал весь стыд, который возникал при мысли, что сегодня она слышит и видит намного больше, чем того следует. Более того, Гермиону никогда не пугало обилие любопытной информации, однако её совсем не радовало то, что те люди, о которых она что-то узнавала, стояли невероятно близко к ней и прекрасно знали об этом.

— Конечно, министр. Я не имею ничего против ваших исследований, возможно, вы даже дадите мне консультацию в некоторых вопросах.

Домшон весело расхохотался.

— Боюсь, что в витражах я не специалист, но что касается рун и почерка автора, то отмечу странные черточки над символами. Вижу определенный стиль. Вы не предполагаете, кто автор?

Гермиона подскочила, попросила одну минуту и подбежала к тумбочке. Оттуда она извлекла тетрадь в аккуратной обложке и принялась энергично тараторить:

— Я предполагаю, что рисовка относится к 16-му веку. Я заглядывала в архив выпускников-студентов и выяснила, что как раз в это время Хогвартс атаковали магглы и многие сведения сгорели безвозвратно. Но я всё-таки нашла! Либо это Артемидия Гуаре, либо Альтаирия Мидил. Обе были сильными ведьмами, обе достигли успеха в рунологии. После их смерти — я читала — в их домах нашли записи…

Минерва склонила голову, наблюдая за Гермионой с гордостью и интересом, но Домшон выставил руку и, как малому дитю, проговорил:

— Мисс Грейнджер, мисс Грейнджер, не тратьте попросту своё время. Здесь нет магического артефакта, иначе он выбрал бы хозяина, это ведь руны. Я спрашивал про художника. Вы могли бы продать их и сколотить состояние. Подумайте, как красив будет тот дом, в окнах которого стоят эти витражи!

Поверженная словами, ошеломленная, Гермиона вглядывалась в старческое, полноватое лицо министра и пыталась понять, а не шутит ли он.

— Но, сэр! Едва ли нам хватит совести не исследовать их!

Минерва поддержала ее более строгим, чем обычно, тоном:

— Мы не собираемся ничего продавать, Эрик. Это настоящий магический артефакт… не активированный.

— Я живу не первый десяток и знаю, что такое «артефакт». Здесь нет той магии и тяги, что есть в неактивизированных артефактах, директор. Это просто искусно сделанный витраж.

— Домшон, перестаньте. А руны тут к чему? Мисс Грейнджер на верном пути.

— Да нет же! Я говорю вам! Подделка. Единственная магия, так это ваше «Иннектиум»!

— Я уверена, вы ошибаетесь. Мы не сдадимся, пока точно не узнаем. Магия здесь есть.

Он криво улыбнулся на фразу Макгонагалл и неверяще покачал головой:

— Сомневаюсь, но… если нужна будет консультация по рунам, то помогу. Однако… если это 16-й век… магглы влёгкую купят у вас эти стекляшки. Подумайте! Искусство принесет вам доход!

Минерва шутливо улыбнулась.

— Нет, победу! Мы сделаем их декорацией! Раз это искусство, министр, то и трансфигурации поддастся легко. Это будет нашим талисманом.

— О боже, Минерва, вы серьезно? А если дети сломают? Сколько убытков, сколько…

— Ничего страшного, потому что это всё-таки магический артефакт, а не декорация! — твердо заявила Минерва.

Когда гости ушли, Гермиона еще долго покусывала губу и поглядывала на замысловатую шкатулку. Загадка не отпускала. Почему-то хотелось верить, что витраж окажется артефактом. Идея продать и получить крупную сумму денег выглядела соблазнительной, но только не для Гермионы. Она знала, что магия вкупе со знаниями ценнее всяких состояний.

Полностью погрузившись в разгадку тайны шкатулки, она и не заметила, как наступил вечер, как подошло время кормить Живоглота и как где-то на пару этажей ниже, в Выручай-комнате, началась первая читка сценария.

Глот мяукнул. Гермиона отложила перо, размяла затекшую шею и убрала тетрадь с несложившейся теорией в тумбочку. Ни одна версия не подходила. Сердитое мяуканье вернуло её опять к реальности, и она направилась к шкафчику с кормом. Внезапно вспомнился Снейп, и теперь в ее голове твердо укоренилась ассоциация кота с невыносимым профессором.

Гермиону бросило в озноб, когда она вспомнила о незнакомце. Кто-то приходил к Снейпу. И об этом человеке ей не следовало знать. Более того, в школе ходят министры и хотят вручить Снейпу премию, в которой ему часто отказывали в прошлом году. Ну не абсурдно ли?

Гермиона снова закусила губу и собрала тяжелые локоны в хвост.

Кто ходил в кабинете Снейпа? Ребенок ли? Позабыв о том, что хотела извиниться, она принялась выкидывать различные версии вслух.

— Допустим, там был ребенок? Откуда он? Неужели у профессора есть дети? Была и женщина? А может, тот самый голосок и вовсе принадлежал ей? И директор Макгонагалл знает о существование подобной особы, иначе как она смогла бы манипулировать профессором? Тот бы быстро избавился от обузы и не ввязывался бы в манипуляцию. Значит, он либо в долгу перед этой женщиной, либо эта женщина слишком дорога ему. Так стоп! Гермиона, с чего ты взяла, что это женщина? Это мог быть и ребенок, эльф, говорящее животное или вовсе предмет. Да всякое могло там быть! Другой вопрос: зачем Снейпу прикрывать своего гостя?

Гермиона нахмурилась и накинула мантию, но тут же подскочила, как только ее взгляд упал на циферблат часов.

«Черт!»

Сию минуту дверь захлопнулась за ней, а её пятки сверкали по коридору и вниз, к Выручай-комнате.

Когда она открыла дверь, навстречу ей рванул ветер, взявшийся будто из ниоткуда. Подол мантии забился в сквозняке. Задрожали занавески. Запыхавшаяся и растрёпанная, она довольно долго не отвечала на веселые вопросы Минервы и вглядывалась в темный угол, откуда на нее смотрел надменный профессор Снейп. Она видела, как его пренебрежительный, холодный взгляд рассматривает ее лицо, как губы искривлены в усмешке, будто говоря: «Вновь опоздание, мисс Грейнджер. Вы всех нас разочаровали…» — и как небрежно он перелистывает сценарий, не отрывая глаз от нее.

— Мисс Грейнджер, я рад, что вы закончили со своим проектом и так быстро вернулись к нам! — Мистер Шарль хлопнул в ладоши. — Я уж было подумал, что вы взяли пример с профессора Снейпа. Боюсь, что в скором времени каждый заведет привычку пропускать занятие, и тогда мы не сможем собраться всем составом, что крайне важно…

Минерва улыбнулась и проговорила важным тоном:

— Читаем сначала! Все-все-все, сначала, теперь с мисс Грейнджер.

По залу пронеслось разочарованное мычание. Профессор Трелони молчала, полностью погрузившись в сценарий. Лоб ее периодически хмурился, а стеклышки в очках то и дело сверкали каждый раз, когда она наклоняла голову, чтобы дочитать последнюю строку.

Пока все рассаживались по местам, Макгонагалл тихо заметила:

— Мистер Шарль, а что здесь делают актеры, не участвующие в первых сценах? Может, отпустим их?

Мистер Шарль очаровательно улыбнулся, и у его глаз появились глубокие морщинки. Он поправил подтяжку на плече и сказал:

— Должны присутствовать все, это сблизит наш актерский состав. Создастся дружеская атмосфера.

— Мистер Шарль, возможно, вы еще не в курсе, но профессор Трелони не самая лучшая персона для поддержания «дружеской атмосферы».

Гермиона присела на край стула и вытащила сценарий. Но прочесть его ей так и не дали. Сивилла Трелони резко вскинула голову. Нахмурилась. В очках отражался блеск парящих в воздухе свечей.

— Кому уж не место здесь, мистер Шарль, так это профессору Макгонагалл. Она не участвует в спектакле, не обучает актеров и нисколько не сплочает наш коллектив.

Гермиона зажмурилась, сдерживая улыбку и догадываясь о сцене, которая неминуемо наступит после тишины. Довольно долго Минерва молчала и поджимала свои тонкие губы, но вскоре, будто подавив гнев, спокойно проговорила:

— Сивилла, я директор, любящий школу. Мне, как и всем вам, хочется победить на театральном фестивале, и я хочу видеть каждый наш успех. Считайте меня первым зрителем.

Мистер Шарль мягко улыбнулся и кивнул.

— Именно поэтому мы победим. Наш коллектив дружен! Для любого актера это важно, и, как я уже говорил…

Но его перебил мягкий, хриплый голос.

— Я согласен с профессором Трелони, директор. По-моему, ребята еще не готовы выступать перед публикой. Пускай, эта публика — вы. Не забывайте, что сегодня первая читка, а это даже не игра.

Трелони закивала и странно посмотрела на Гермиону, а затем потерла пальцами, будто растирала пыль меж всех пяти подушечек.

Гермиона же этого не замечала, она с ожиданием наблюдала за тем, что же скажет профессор Макгонагалл. Но та молчала.

— Отличная идея, профессор Снейп! — воскликнул мистер Шарль. — Мисс Грейнджер здесь. Мы можем начинать игру! Сразу к репетиции. Кому нужны эти читки? Открывайте сцену!

На мгновенье тихие разговоры прекратились. Повисла пауза. Эмоции Снейпа не читались. С молчаливой Минервы он медленно перевел взгляд на Шарля, а затем резко посмотрел на Гермиону. Она затаила дыхание. В комнате пропал сквозняк, будто Выручай-комната подыгрывала всеобщей атмосфере. На это профессор закатил глаза.

— Я докажу вам, что они не готовы играть, мистер Шарль. Давайте быстрее покончим с этим фарсом.

Он схватил свободный стул и поставил напротив Гермионы. Сев, Снейп широко расставил ноги, не оставляя партнерше никакого иного выбора как сжать колени и впечататься в спинку стула. От его холодного взгляда становилось не по себе. Он изучал её растерянное лицо, выбившиеся из хвоста прядки, румянец, будто паук, собирающийся пообедать. Гермиона затаила дыхание. Ей казалось, что сделай она хоть одно неправильно движение, как неминуемо в горле появится трещина от сильных ударов сердца. Снейп опустил ладонь на хрупкое плечико. Пускай кожу от его теплых пальцев отделяла блузка и мантия, Гермиона не чувствовала никакой защиты. Щеки зажгло стыдом. Сильные пальцы перешли лаской на шею, коснулись пульсирующей венки. Она отвела глаза.

— Смотрите на меня.

Самое страшное началось секундой позже. Снейп так же неотрывно глядел на нее, но в черные глаза будто пришла весна. Все быстро оттаивало, теплело. Неприятное чувство ушло, и у Гермионы появилась тяга. Теперь сколь сильно она не пожелала бы отвести взгляда, ей не удалось бы. Он входил в образ, и это завораживало.

«Это игра. Профессиональные отношения», — напомнила она себе.

В темных глазах мелькнула растерянность, Снейп приоткрыл губы. Ему хотелось задать вопрос, и Гермионе даже показалось, что она догадывалась какой. О том самом случае, за который он получил пощечину, о той самой пятнице. Но так лишь показалось. Он просто играл.

В какой-то момент Гермиона повторила за ним — приоткрыла губы. Захватило дух. В его расширенных зрачках тотчас вспыхнул демонический огонь. Мысли путались, как при мощной медитации. Она расслаблялась, ощущая незнакомый жар.

Снейп медленно наклонился к ее лицу. Губы сладко закололо, когда он посмотрел на них.

Покрасневшая Гермиона не знала, куда себя деть. В теле появилось необычное напряжение. Сбежать она не могла, а пошевелиться — боялась.

Профессор не останавливался и продолжал наслаждаться её провалом, а вместе с тем и поражением Шарля.

Когда он склонился совсем близко, к губам прикоснулось легкое, теплое дыхание. Он медленно улыбнулся. Их взгляды встретились, и живот скрутило как в свободном падении. Она дернулась, но он зажал её колени.

— Северус! — прошипела Минерва, и гипноз прекратился. Гермиона будто вынырнула из пучины. Все вдруг резко похолодело, воздух сделался морозным. Магнетизм исчез.

— Один — ноль, профессор, — проговорил нехотя Шарль и дернул плечом, — пока лучше просто читать. Но вам двоим, — он указал на Гермиону и вставшего Снейпа, — нужно остаться после пар.

Снейп сухо кивнул и вернул стул на место.

На читке все старались читать с выражением, но, после случая со Снейпом, никто лишний раз не бросал на него взгляда.

Когда репетиция подошла к концу, в дверь застучал чей-то мощный кулак.

— Это рок, Минерва, рок! Не нужно было… не нужно!!! — запищала Трелони, а затем её голос сошел на бас:

— Любопытство спровоцирует еще три убийства! Ложь заведет в тупик! Грядущий праздник обернётся болью!

Сивилла замотала головой и сняла очки, сжала переносицу.

— Что случилось?

Все молчали. Хагрид открыл дверь. В его глазах стояли слезы, в рука была газета.

— Я н-никогда не любил этого мальчишку, но д-даже он не заслужил смерти! И особенно такой! Бедный Драко!

Гарри разинул рот и побледнел. Рон сжал его плечо и поджал губы. Трелони молчала. Остальные качали головами. Те, кто знал Драко лично, отказывались верить. Эта минута была единственной, когда равнодушие покинуло лицо профессора Снейпа. Он стоял снова в тени и смотрел в пол, как в пустой колодец. Когда он почувствовал внимание Гермионы и посмотрел на нее, она увидела осколки воспоминаний в выражении его глаз, полных жизни, боли и эмоций.

Он молча вышел. Репетицию прервали.

Примечание к части

Мои дорогие, а вот и новая глава) Сессия сессией, а писать нужно всегда)))

Поздравляю нас с приближением лета! Совсем скоро начнутся каникулы и отпуска и обновлений будет больше! Ура!!!

Спасибо, что поддерживаете меня и не пропадаете) *сердечки*

Эксперимент со свободным полетом фантазии продолжается. Снейп начинает наглеть. Несколько раз одергивала его от слишком поспешных поступков относительно Гермионы (не сдавайте меня белым халатам пока, интересно же))) Он мне ставит ультиматумы! Пришлось идти на компромисс))))

Будет козлить дальше, пропишу план, а может, выпорю его) Что думаете?)))

Газетная вырезка гласила:

«<Первая трагичная смерть после войны. Начало октября покрыло городскую улицу прахом известного ученика Хогвартса!

Сегодня днём около 16 часов загорелся шестнадцатый дом на Сан-Стрит. Пламя за считанные секунды поглотило весь первый этаж, а после перешло на второй и коснулось крыши. Погиб выпускник Хогвартса — Драко Малфой. Очевидцы сообщают, что причина пожара в поджоге. По их словам, злоумышленник использовал одно из заклинаний пиромантии*. Ведётся следствие.

Репортёр Дж. Уилс.»

Гермиона встряхнула газету, напрасно надеясь, что «Пророк» выдаст новую информацию или сообщит, что вышла ошибка и Драко жив. Колдограмма тряслась, но ничего не менялось. Из горла вырвался вопль. Она откинула газету и зажмурилась. Если бы не помощь Рона, она ещё долго не выходила бы из Выручай-комнаты. В такие тяжкие минуты, позабыв за лето боль утраты, тяготы войны, Гермиона чувствовала дыхание смерти, что костлявая покинула их не навсегда, что она рядом. Её надежды рванулись желанием остаться в волшебной комнате, отыскать спасение в ней, но директор Макгонагалл потребовала разойтись по покоям, а мистер Шарль придержал дверь.

Поскольку в гриффиндорской гостиной поднялось бурное обсуждение новости, Рон и Гарри уволокли Гермиону в её спальню. В уютной обстановке, после горячего какао и дружеской поддержки к ней пришёл сон. Друзья решили остаться с ней, а спустя час постучалась эмоционально выжатая Джинни. Гарри и Рон позаботились о девушке и уложили рядом со спящей Гермионой. А сами так и не сомкнули глаз.

Три дня в школе стояла тишина. Репетиции отменили, занятия проходили сыро и никудышно. На речь Макгонагалл, посвящённую памяти Драко Малфоя, Снейп не пришел. Он не являлся на занятия и сидел в комнатах. Гермиона почти его не видела, да и что можно различить сквозь мутную пелену слёз?

Когда Гарри узнал о времени похорон, вопросов не возникло. Все четверо друзей, облачившись в чёрное, поехали на местное магическое кладбище. В тот день ярко светило солнце, но даже оно не могло придать здоровый вид Гермионе. Нельзя выглядеть счастливо тому, кого коснулась потеря одногруппника. Пускай, Драко и она не особо ладили, но он был частью её жизни, милым сорванцом с паршивым характером и просто коллегой-старостой. Да, в обществе ему находили мало оправданий и хотели судить, как только он окончит Хогвартс, но она видела по боли в его холодных глазах, как он раскаивался.

Они искали толпу и не находили. В середине кладбища, меж аккуратно посаженных деревьев, вырисовывались высокие мраморные памятники, пускавшие короткие тени на зелень газона. На одном, особенно изящном и утонченном, были выточена буква «М» и родовой Герб Малфоев. За ним стояло две фигуры в чёрном и старый морщинистый колдун-священник. Рон прищурился, не поверив, что с Малфоем прощаются лишь мать да крёстный.

— Разве так отпевают аристократов?

Гарри шикнул ему, раздражаясь:

— После войны их лишили статуса, отца упекли в Азкабан, а вопрос с оправданием Драко так и не решили. 

Рон покраснел. Джинни участливо сжала руку Гарри и стёрла слезу. Вдали завывал ветер, а колдун опускал невербальной магией гроб и запечатывал душу от тёмных сил. Потерявшая единственного ребёнка Нарцисса Малфой старалась не дать слабину. Её лицо имело меньше жизни, чем изваяния, украшающие кладбище. Рядом стоял профессор Снейп и скупо сжимал её плечо. На лицах обоих запечатлелось грустное смирение. Как только ребята приблизились к могиле и почётно кивнули, Нарцисса вздрогнула, будто где-то раздался звон писклявого колокольчика. Она нахмурилась, посмотрев на них, и отвела глаза, а Снейп холодно и совсем не дружелюбно сверлил их взглядом, словно это Рон и Гарри поджигатели и наглецы, пришедшие на похороны своей же жертвы.

Чувствуя глубокое одиночество и совсем не замечая внимательного взгляда, Гермиона обняла себя руками и поджала губы. Слёзы вновь покатились по горячим щекам.

«Смерть забрала ещё одного».

— Прощай, Драко, — прошептала она хрипло и бросила горсть земли. Джинни сделала то же самое, но больше по мотивам этическим, нежели душевным. Начинающую актрису интересовала внешность аристократки и манера элегантно держаться даже в горе. Рон одёрнул её и поник головой. Подул тихий ветер, и священник закончил ритуал.

Снейп молча привлёк к себе Нарциссу и обнял, она уткнулась в его грудь, и плечи её задрожали. При их виде что-то неприятное тронуло Гермиону. Чувство вязкое и непонятное поселилось по соседству со скорбью внутри. Девушка утёрла слёзы и поймала на себе пристальный, нечитаемый взгляд профессора.

— Северус… Ты приходи почаще… Я… Мне нужно побыть одной. Извините! — прошептала миссис Малфой и аппарировала. Своим уходом она завершила похоронную процессию. Старик вскоре ушёл, но Гермиона не отходила от свежей могилы. Она наколдовала белые розы и украсила сырую землю. Когда Рон тихо встал за спиной и принялся ожидать её, Гермиона хрипло прошептала:

— Не сейчас… Я хочу попрощаться с ним. Рон, ты не представляешь, как мне стыдно, что я ударила его на третьем курсе, как ненавидела его и обзывала… Мне всегда казалось, что я нравилась ему… — Гермиона покачала головой и шмыгнула. — Я хочу съездить ещё на одно кладбище, идите без меня…

Ей не ответили, и когда девушка закончила, встала и обернулась, то увидела Снейпа, наклонившего голову к плечу и рассматривающего её.

— На какое кладбище, мисс Грейнджер? —  низкий голос хрипел, будто обычно профессор постоянно прилагал усилия, чтобы звучать как до войны.

— Не говорите, что вам неизвестно, сэр, — прошептала она скупо и кивнула, заканчивая беседу. С этим Снейп не согласился и снова преградил ей дорогу.

— Поясните.

Рассердившись, Гермиона сверкнула глазами и процедила:

— Я думала, вам хватит такта не заводить эту тему в таком месте, но даже сегодня, в день похорон, вы, профессор, умудряетесь жалить меня. Знайте, это хуже злодейства. Это низость, сэр.

Его длинные пальцы сомкнулись на запястье, он мягко привлёк её к себе и строго посмотрел.

— Возможно, мне стоит вас больше спрашивать на уроках, так как вы разучились отвечать на вопросы, мисс Грейнджер. Повторяю: о чём вы говорите?

Гермиона вскинула голову. В её глазах стояли слёзы.

— Я о родителях и о том, как вы заметили, «мелком событьишке», которое не заслуживает вашего внимания и за которое вы меня вышвырнули за дверь.

Произошёл резкий рывок, земля исчезла под ногами, а её магией толкнуло к нему. Профессор на инстинкте крепко обнял маленькую, трогательно беззащитную фигурку и уже через мгновение они оказались в одном из парков маггловского Лондона. Гермиона тотчас отскочила от него и сжала кулачки.

— Вы не имели права разлучать меня с друзьями!

— Нам нужно поговорить. В ваших глазах стоит боль, и эта боль не столько скорби по Драко, сколько отчаяния и безысходности от потери кого-то ещё. Кого-то близкого. Ваши слова не ясны мне, хоть щека и помнит вашу руку. Я желаю понимать причину конфликта, так сказать, во имя профессионализма и будущего спектакля. Вы же постоянно настаиваете на плюсах взрослого разговора.

— Хотите знать?

— Да.

Гермиона обхватила плечи руками и ссутулилась. Она вспомнила те дни, когда к Снейпу возвращалось сознание после комы. Они понемногу говорили, в основном на нейтральные темы. Со временем рана зажила, и в пятницу, перед выпиской, в тот роковой день, он выставил её за порог больничной палаты, не поддержав, не оказав малейшей помощи.

— В ту пятницу, когда вы накричали и обвинили в незнании души человеческой, мне сказали, что нашли тела моих родителей, профессор. Вы даже не разобрались, что к чему, и в придачу посмеялись надо мной.

Он приоткрыл губы и нахмурился. Тот день навсегда оставил отпечаток в его сознании. Тогда выяснилось, что Поттер разболтал о грустной истории одного двойного шпиона и любви к Эванс, а она, Гермиона Грейнджер, скрывающая от него все две недели правду, пришла к нему и завела шарманку про вечную жизнь, душу и потерю близких. Неудивительно, что он воспринял всё на свой счёт. Он сглотнул тяжёлый ком в горле, от которого, казалось, шрам на шее разойдётся, и промолчал.

Он долго вглядывался в её стеклянные глаза, пока наконец не сказал:

— Примите мои соболезнования. Мисс Грейнджер, я не знал и едва ли надеюсь на оправдание, однако, я не хотел высмеять вас. Простите.

В одну секунду буря эмоций утихла в её душе. Увидев в его глазах не стандартную прохладу и закрытость, не насмешку и не презрение, но настоящее раскаяние и даже боль, она растерялась и смутилась.

— Получается, я влепила вам пощёчину…

— Считайте, что мы квиты, — сразу сказал он, решая свести к концу разговор, и протянул руку. — Предлагаю нейтралитет, мисс Грейнджер.

Гермиона посмотрела на вздутые вены на бледной широкой кисти, на острые костяшки и изящные длинные пальцы и неуверенно вложила в ладонь свою ручку, раза в два поменьше.

— Вы, должно быть, имели в виду дружбу, сэр? — проговорила она и неуверенно улыбнулась.

Он сжал ладонь.

— Переигрываете, мисс Грейнджер.

Что ж, она пыталась получить максимальную выгоду. Да и дружба с ним ей не была нужна. Поддержка и наставничество когда-то после войны — пожалуй, но не дружба. Тем более она видела в нём много шкафов со скелетами, и один из них угрожал Хогвартсу. Во всяком случае, так ей казалось.

Спустя неделю ленту траура сняли со статуса Школы. За это время Гермиона обнаружила, что совсем позабыла обязанности старосты, за что и получила два выговора от Минервы. В подобных вопросах та воплощала собой исключительную и непоколебимую строгость. Благо, Джинни не теряла головы. Когда Гермионе стало плохо, она утешала всех в гриффиндорской гостиной, она поддерживала остальных и успокаивала. Ей Минерва выписала значок и добавила баллы, которых лишился гриффиндор за «халтуру» старосты.

Так что гриффиндор был в плюсе, а Гермиона приходила в себя. Чтобы не думать о грустном, девушка решила разгадывать тайну витража. Придя в общую гостиную, чтобы обсудить будущие экзамены, Гермиона уселась за стол и стала ожидать всех, и пока она это делала, то без устали выстраивала схемы в тетради.

— Вы не видели мою заколку? Мне её дядя подарил! Там был сапфир! Магический! — проговорила Лаванда и заглянула в вазу на полке камина.

— Посмотри где дрова. Обычно там всё теряется, — крикнул Рон и продолжил с умным видом читать газету. В отличие от «Пророка», «Ньювс Надлондон», принадлежащая Йоркширу, изобиловала добрыми вестями.

— Мион, а что за школа «Красоты и изящества» какой-то Клэр Цион? Знаешь такую?

Гермиона отрицательно покачала головой и прикусила кончик язычка, продолжая штурмовать задачу.

Рон вздохнул.

— А они будут участвовать в нашем фестивале?

— По-моему, да. Это дурацкое название я уже где-то читала…

Рон хмыкнул:

— Ещё бы! «Школа «Красоты и изящества» заняла первое место в конкурсе «Мисс магического Лондона», причём и победительница, и вице-мисс из одного и того же класса! Рейтинг учреждения повысился в три раза. Как заявляет госпожа Клэр, в их школе рады всем и совершенно каждый волшебник может освоить науку Изящество…»

Как только Рон дочитал, Гермиона с Гарри расхохотались.

— Мы порвём их, — сказала спокойно Джинни и подсела к Гарри. Тот растерялся, но приобнял её.

Гермиона улыбнулась и, воздержавшись от комментариев, вернулась к работе. Что же у неё имелось? Двенадцать осколков витражей, и на каждом были руны, по одиночеству не имевшие смысла. Девушка складывала анаграммы из символов, собирала слова, значения, но путного не выходило. Она обращалась к имевшимся данным, но и они ничего не сообщали. 

Артемидия Гуаре училась в Хогвартсе в начале XVI века и была поймана магглами, которые и кинули беднягу в костёр. Её подруга Миден бежала. В своём дневнике она писала: «Как жаль, что ум Артемидии дарован, но без души. Ещё издавна моя матушка говорила о бесконечной силе рун. Они могли как вселить свет в душу, так и затмить все добрые порывы, даже любовь они способны погасить. Артемидия, что же ты наделала? Как получилось так, что ты попала роком судьбы в лапы инквизитора?». И чуть позже: «Наша деревня будет веками отпевать души погибших в день костра, и я одна по дружбе нашей помолюсь за твою демоническую душу».

Последние строчки толкали на мысль о жестокости Артемидии. Но Гермиона не понимала её порока. Возможно ли, что Миден считала подругу гениальной и безумной?

Перо щекотало ей губы, пока она нервно искала доказательства. Если бы имелся хоть один мотив у средневековых ведьм создать артефакт-витраж, то в чём он заключался? Они вместе любили руны, учились в Хогвартсе и были разными по характеру. Одну убили, другая сбежала. Обе говорили о рунах, но не было и намека на связь со шкатулкой! Гермиона могла ошибиться с определением возраста древесины, могла не разглядеть охранные чары маскировки, и невесть что могло запутать её!

Проведя поскорее беседу с ребятами и подготовив списки по сдаче экзаменов, девушка отдала бланки для составления расписаний и умчалась в библиотеку. В маггловском архиве она обнаружила не только имена сожжённых, но и то, в чём их обвиняли. Но Артемидии она не нашла.

Зато в пометках причин сожжения Нерса Дерника стояло обвинение в связи с Артемидией Гуаре. Гермиона тут же отмела версию, что магглы звали девушку иначе. Вызывало странность, что убили юношу за любовь к ведьме, когда её самой в списках не наблюдалось.

Гермиона закусила губу и открыла следующий учебник.

— Мисс Грейнджер, что читаете? — очень осторожным, слегка лукавым тоном поинтересовался Квентин Шарль и вошёл в библиотеку. Он очаровательно улыбнулся мадам Пинс и заглянул в потрепанные книги на столе.

— Да так, по проекту узнаю информацию, сэр. Представляете, одного юношу сожгли за то, что он любил девушку-ведьму, тогда как о самой ведьме нигде не упоминается, будто её и не жгли вовсе.

Мистер Шарль нахмурился.

— Странно, но может ли быть такое, что она не ведьма? С чего вы взяли, что её сожгли?

— Эта информация точна, есть дневник и сведения…

— И всё равно для магглов и инквизиторов она не считалась ведьмой, раз о ней не упоминается… однако, мисс Грейнджер, я искал вас не для того, чтобы блистать интеллектом, — здесь он комично улыбнулся, наслаждаясь самоиронией, — а для того, чтобы зазвать Царицу на завтрашнюю репетицию. Приходите. Нам нужно готовиться.

Гермиона закивала и вздохнула.

— А все будут в сборе?

— Да, даже ваш недоброжелательный Снейп. Кстати, я слышал, что он патрулирует ночами коридоры. Будьте осторожны, моя душа переживает за вас.

Польщённая очаровательным вниманием актёра, она театрально приложила ладонь к груди и кивнула.

— Спасибо, но профессор будет патрулировать на следующей неделе. Сегодня мне стоит разве что мяукающих бояться, и то под большим вопросом… — Гермиона не стала упоминать о мантии-невидимке.

Мистер Шарль хмыкнул и ушёл.

Накрыла тишина, часы отбили одиннадцать. Гермиона устало вздохнула. Похоже, без помощи не обойтись. Пора ей собираться домой и уже там планировать, как завтра она будет совмещать Выручай-комнату с витражами. Вздрогнув, при мысли о новом способе, она заулыбалась.

«Точно! Кто ещё даст совет, как не Выручай-комната?!»

Следующим днём в Хогвартсе ожидавших репетицию стало на одну больше. За час до назначенного времени Выручай-комната сжалилась над девушкой, караулившей дверь, и открылась. Без людей было как-то не по себе. Одиноко. Даже подумалось, что сама сущность замка грустила здесь. Гермиона неуверенно поднялась на подмостки, осмотрела массивные столы с кипой разбросанных сценариев, широкий зал и декорации, заготавливаемые профессором Макгонагалл. Конечно, куда проще было бы загадать Выручай-комнате желание о нужной атрибутике и костюмах, да по условию фестиваля запрещалось использовать по отношению к декорациям какую-либо иную магию, кроме трансфигурации. Вздохнув и посмотрев в окно, Гермиона достала бархатный мешочек из кармана мантии и вытащила осколок витража.

— Что мне делать?

Комната не реагировала.

Примечание к части

*Пиромантия — заклинания, основанные на стихии огня

Спасибо, что поддерживаете и вдохновляете❤️

С Днем Рождения одну очаровательную читательницу, которая рассказала многое о театре и которая тайно пишет шедевральный снейджер ❤️❤️❤️

В Выручай-комнату постепенно стекались актёры. Гермиона держала руки в карманах мантии и ни на мгновение не выпускала мысль о витражах. При усердном посыле магия должна сработать!

Гермиона щурилась и ходила взад-вперёд. Ладошкой она поглаживала мешочек. Мистер Шарль трансфигурировал декорацию на древнеегипетский манер, Лаванда без устали болтала, позабыв о потерянной заколке. Гарри читал сценарий и поглядывал на дверь, ожидая Джинни.

— Как успехи, профессор Трелони?

Заправив лохматую косму за ухо, Сибилла заулыбалась.

— Когда дело не пахнет шерстью, успех приходит незамедлительно. Третьего не дано, мистер Шарль. Либо счастье, либо рок с упертым нравом.

Квентин прыснул со смеху и покачал головой:

— И не боитесь директора…

— Едва ли. Я поставлена министерством так же, как и вы. После моего успеха с пророчеством Гарри директор не имеет права выставить меня за дверь без моего согласия. А поскольку кошек я ни во что не ставлю, то и соглашаться с ними не собираюсь.

За её спиной раздался холодный голос:

— Живодёрством попахивает, Сибилла. Возможно, эта самая директриса не сможет выставить тебя за дверь Хогвартса, но вот засудить за ненависть к животным — вполне.

Сибилла потёрла подушечками пальцев, будто что-то растирая, и повернулась к Макгонагалл.

— Лишь бы советов им не давали и не царапались.

Минерва холодно улыбнулась.

— Последнее предупреждение. Убери все наклейки с порогов, Сибилла. Злые духи не приедут.

Задетая за живое профессор Трелони отшатнулась. Минерва могла словесно атаковать куда угодно, но только не в старания Сибиллы защитить Хогвартс. Она ощущала приближающуюся трагедию, кончики пальцев неприятно покалывало, и предчувствие беды не унималось. Прорицательница перепробовала и заклинания, и обереги — не помогало. В отчаянии она обратилась к магии защищающих наклеек, которые берегла на чёрный день. И вот, держите, благодарность за альтруистический порыв! Задетая и сердитая Трелони съязвила:

— Неудивительно, что они не приедут, ведь здесь уже есть один злой дух, не переносящий амулетов!

Минерва закатила глаза и с лёгкой улыбкой пронаблюдала, как Трелони стащила наклейку с порога Выручай-комнаты.

Когда пришёл профессор Снейп, все вдруг затихли. Дверью он не хлопнул только из уважения к магии Комнаты. Широкими шагами, игнорируя напуганные и любопытные взгляды, он взобрался на сцену и подошёл прямо к Гермионе.

— Ну, здравствуй, любимая моя Царица! — съязвил он не в духе и обернулся с вопросом к Квентину:

— Мистер Шарль, возможно, объясните, что за игру вы затеяли?

Квентин очаровательно развёл руками, в его глазах заискрилось веселье, а на щеках появились ямочки, какие бывают у детей от удачно сделанной проказы.

— Мы отстаём, профессор Снейп. Я думаю, что уже пора начинать репетировать всерьез. Поэтому берите сценарий и играйте.

Он протянул листы, но Снейп проговорил:

— Я не нуждаюсь в шпаргалках, мистер Шарль. Времени было предостаточно, чтобы выучить реплики.

— Тогда возьмите для мисс Грейнджер.

Снейп закатил глаза и протянул руку.

— Но я тоже выучила… — смутилась Гермиона, когда любопытные завистливые взгляды уставились на неё.

Снейп выпрямился и резко развернулся к ней. Его бровь вопросительно изогнулась, но мрачная тень сошла с лица. С его губ так и просилось сорваться «Всезнайка!», но он молчал, как и мистер Шарль, как и все остальные.

— Наш полководец вовсе обезумел! — разорвал молчание Терри Бут и, виновато улыбнувшись, продолжил: — Тот гордый взор, что прежде перед войском

Сверкал, как Марс, закованный в броню,

Теперь вперён с молитвенным восторгом

В смазливое цыганское лицо,

И сердце мощное, от чьих ударов

Рвались застёжки панциря в сраженьях,

Теперь смиренно служит опахалом,

Любовный пыл развратницы студя.

Смотри, они идут.

Пока читались строчки, два когтевранца выбежали на подмостки и вместо опахал стали обмахивать Гермиону сценариями. От этого ей сделалось только хуже. Ладони вспотели. А в уме по четвёртому кругу мелькало начало её слов.

— Взгляни получше, —

Вот он, один из трёх столпов вселённой,

Который добровольно поступил

В шуты к публичной девке. Полюбуйся!

Снейп медленно обошёл Гермиону. Его тёмные глубокие глаза не отрывались от янтарного взора. Он словно проверял выдержку начинающей и никудышной актрисы и выжидал заветных слов. Гермиона вздрогнула, будто очнулась от гипноза, решительно окинула взглядом зрителей и продолжила монолог:

— Любовь? Насколько ж велика она?

Из-за спины ответил хриплый голос:

— Любовь ничтожна, если есть ей мера.

Мистер Шарль поднял большой палец вверх и прошептал:

— Теперь на Северуса.

Покорившись совету, она обернулась и вздрогнула, поняв, насколько близко этот человек сумел к ней подойти. Лишь сейчас в теле взыграла настороженность, а щеки зарумянились.

— Но я хочу найти её границы, — сказала она неуверенно, а после повторилась твёрдо и с нотками каприза: — Но я хочу найти её границы.

Снейп оскалился, но посмотрел на неё с нежностью:

— Ищи их за пределами вселенной.

Вошёл слуга Антония, пуффендуец с пятого курса:

— Мой повелитель, новости из Рима.

Сердясь за то, что оторвали от беседы с любимой, он повернулся и скривился:

— Какая скука! Коротко — в чём суть?

Гермиона выставила ручку вперёд и упёрлась ладошкой в грудь Снейпа. Он изогнул бровь, и тотчас, будто ужаленная, Гермиона отняла её, покраснев ещё больше.

— Нет, надо выслушать гонцов, Антоний.

Вдруг Фульвию ты чем-то прогневил?

А может статься, желторотый Цезарь

Повелевает грозно: «Сделай то-то, — она взмахнула рукой в воздухе, —

Того царя смести, того поставь.

Исполни, или мы тебя накажем».

Резко профессор оказался перед ней. Гермиона застыла, а он тревожно заглянул в глаза и мягко спросил:

— Возлюбленная, что ты говоришь?

От него веяло горьковатыми травами, и Гермиона, сама того не ведая, наслаждалась.

— Быть может, — нет, наверно, запрещают

Тебе здесь быть и отрешён от власти

Ты Цезарем. Узнай же, что велит

Антонию его жена… нет, Цезарь…

Вернее — оба. Выслушай гонцов! — она замерла, наблюдая за великолепной игрой Снейпа, и прошептала изумлённо:

— Ты покраснел, клянусь моей короной!

То знак почтенья к Цезарю? Иль стыд,

Что от крикливой Фульвии получишь

Ты нагоняй? — Позвать сюда гонцов!

Снейп качнул головой и взял её запястье, накрыл второй рукой и нежно погладил. Еще никогда дар легилименции не подводил его. Он посмотрел на неё с лаской, и в зрачках  появилось видение постели.

— Пусть будет Рим размыт волнами Тибра! — прошипел он громко и страстно, —

Пусть рухнет свод воздвигнутой державы!

Мой дом отныне здесь. — он резко притянул её к себе, и Гермиона почувствовала, как сильные руки легли на поясницу.

— Все царства — прах, — шептал Снейп, склоняясь к ней всё ближе. —

Земля — навоз; равно даёт он пищу

Скотам и людям. Но величье жизни, — профессор носом слегка боднул её висок и уже на ушко прошептал, —

В любви.

Зажгло и шею. Красные пятна, как химический индикатор, выдавали юное девичье смущение. Она ничего не могла с собой поделать: мурашки не слушались и носились по всему телу. Он резко крутанул её и прижал спиной к груди. Ладонь уверенно положил на животик и незаметно для всех остальных, будто утешая и одновременно того желая, погладил ткань мантии. Гермиона замерла.

— И доказать берусь я миру,

Что никогда никто так не любил,

Как любим мы.

Его щека почти прижалась к ее. Стоило повернуть голову, как он уткнулся в мягкие кудри и уловил тонкий аромат ещё не знакомых ему цветов. В зале не смели шелохнуться. Снейп смотрел на всех и одновременно ни на кого. От такого зрелища даже привереду Шарля захватил восторг.

Гермиона молчала, хоть начинались её строчки. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что Снейп на самом деле не колючий, что он и обнимать умеет нежно. От его руки зарождалось приятное тепло.

Взялась откуда-то Джинни и прошептала достаточно громко:

— Блистательная ложь!

Гермиона покраснела и опомнилась:

— Блистательная ложь!

Не тот ли, кто любовь так славословит,

На Фульвии женился, не любя? — она повернулась к нему на дрожащих ногах, и Северус прижал её к себе крепче. Взгляд его метался от зарождающегося пленительного огонька в ее смущенных глазках к приоткрытым губам. Молниеносно живот Гермионы защекотало желание. Она собралась с силами и продолжила:

— Не так глупа я: знаю, что Антоний —

Антоний…

Он перебил, а в его глазах уже горело дьявольское желание:

— …Покорённый Клеопатрой.

Но умоляю: из любви к любви

И сладостным часам её не будем

На горестные споры тратить время.

Вмиг его голос приобрёл более хриплые нотки, приносящие наслаждение. Гермиона расслаблялась в его объятиях, а когда профессор трогательно заправил прядку за ушко, у неё сбилось дыхание. Снейп склонился к её лицу, заглянул в глаза, будто спрашивая разрешения на что-то:

— Пусть каждый миг несёт нам наслажденье.

Каким забавам вечер посвятим?

Гермиона отвернулась.

— Послушаем гонцов.

— Ах, как упряма!

Но спорит ли, смеётся или плачет —

Всё ей к лицу. Любым её порывом

Я только восторгаюсь удивлённо. —

Что мне гонцы? Я твой и только твой.

Вдвоём с тобой мы вечером побродим

По улицам, посмотрим на толпу.

Пойдём, моя царица. Ведь вчера

Ты этого хотела.

Он взял её за руку и бросил слуге:

— Прочь! Ни слова.

Как только они ступили за кулисы, Снейп отошёл, смотря на завершающуюся сцену. Гермиона мельком взглянула на профессора, пытаясь понять, насколько плохо вышла первая игра, но он больше не удостаивал её своим взглядом. Тем временем репетиция шла полным ходом. Гермиона с каким-то неопределенным чувством вины глядела на ребят и осознавала, что она снова провалилась. Роль Клеопатры уж точно не для нее. С грустью она отвернулась и осмотрелась. Стоит отдать должное Выручай-комнате — все продумала на манер провинциального театра. На тяжеловесном занавесе висели кутасы, вокруг стояли коробки с древнеегипетской атрибутикой и что-то похожее на хлам. Штору в углу слегка колтыхало, и это заинтересовало Гермиону. Она подошла ближе и увидела деревянную дверку.

«Гримёрка?» — с девичьим любопытством и с предвкушением стать обладательницей секретной комнаты Гермиона открыла дверь и едва ли не вскрикнула от изумления. Дверь вела в коридор, и там стоял Невилл, которого Гермиона испугала не меньше, чем он — её.

Догадываясь о своём невезении, Невилл перед репетицией долго искал Гермиону. Но вместо подруги повстречал Джинни. Та куда-то спешила, поэтому ускакала со скоростью газели, крикнув что-то невнятное в свое оправдание. Он помчался за ней, но заметно отстал и, когда прибежал, обнаружил пустую стену. Дверца Выручай-комнаты долгое время не появлялась. Он нерешительно похлопывал по стене. Затем, когда появилась какая-то не такая — узкая и деревянная с простой ручкой, — он долго не решался постучать. Боязнь сорвать репетицию угрожала его чести. Не нужно было давать слово, Невилл. Но он же пообещал прийти в экстренном случае. Набравшись решимости, юноша взялся за ручку, как дверь распахнулась.

— Гермиона? Профессор Снейп?

Снейп тотчас помрачнел и кивнул.

— Держи дверь, я скоро вернусь, — приказал он Невиллу, а сам выскочил в коридор.

Примечание к части

А вот и вторая часть ^__^

Снейп и я пришли к мирному соглашению, но эта зараза не все мне говорит, особенно в том, что касается его отношения к Гермионке. Что ж, пусть будет интрига)

Попавший под большие подозрения, растерянный и ужасно волнующийся Невилл совсем не знал, что делать. Как и приказали, от двери юноша не отходил, придерживал. Его полный мольбы взгляд не отрывался от тёмного коридора, сам он отдалённо напоминал плохо выточенную горгулью и боялся лишний раз посмотреть на подругу. Минуты казались варварской пыткой, а когда Гермиона начала расспрос издалека, стало ясно, что придется выкручиваться.

Заикание всегда выдавало его ложь, и в этот раз хитроумная ловушка Гермионы сработала. Детальными расспросами она завела его в тупик.

— Невилл, что происходит?

— Не с-спрашивай. П-пожалуйста, Гермиона, не с-спрашивай!

— Почему?

— Для твоего же блага, — прошептал тихо Невилл и побледнел, когда увидел высокую фигуру Снейпа. Профессор не просто казался сердитым, он был в ярости. Желваки ходили, с плотно сжатых губ рвалось ругательство, взгляд искал какого-нибудь особенно неудачливого студента, на котором можно было бы отыграться. Нельзя сказать точно, слышал ли он разговор. Акустика стен в замке жила своей жизнью. Но если бы Снейп узнал, убил бы на месте.

В горле застучал учащённый пульс, и Гермиона глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

Профессор остановился и пристально вгляделся в их лица. Как и полагалось порядочному студенту, Невилл отвел глаза, но Гермиона смотрела прямо в черные омуты, ища разгадку. Снейп прищурился. Жилка пульса забилась под её тонкой нежной кожей. Она учуяла опасность, но не могла определить ее характер.

Ничего не говоря, Снейп взялся за ручку двери и сухо кивнул заходить.

— Невилл, идём.

— Мисс Грейнджер, будет лучше, если Лонгботтом зайдет через официальную дверь, он не актер, — бросил Снейп и слегка подтолкнул ее за спину, заводя назад и запираясь.

— Но может им стать! Он не виноват, что во время проб лежал в больничном крыле.

Внезапно сильная рука обвилась вокруг точёной талии. Снейп прижал девушку спиной к себе и заправил прядку волос за ушко. Удовольствие расплавленным воском наполнило вены.

Черт!

Хриплый шепот, как хороший виски, сладко и обжигающе полился в ушко:

— Из Лонгботтома никогда не выйдет актера, наивное вы существо.

Гермиона сглотнула, боясь пошевелиться. Губы касались мочки, и из-за этого тело покрывалось мурашками.

— Мисс Грейнджер? Северус, вы здесь? — Квентин осторожно отодвинул штору, стремясь увидеть нечто интимное и одновременно боясь помешать актерам.

Профессор сразу выпустил свою жертву и отошёл. Прошедший годы захватывающих мужских похождений артист догадался, какую цель преследовал Снейп.

— Мистер Шарль, у меня появились важные дела. Пусть мисс Грейнджер потренирует другие сцены.

— Но, Северус, вам нужно репетировать!

Профессор не слушал. Никто и не заметил, как за ним хлопнула дверь. Только Шарль недовольно смотрел вслед.

Гермиона осталась одна и, играя сцену за сценой, убеждалась, что без Снейпа не так волнительно. Успеваешь подумать над следующей репликой, можно не бояться упасть в грязь лицом или ожидать язвительных подколов, на которые никогда вовремя не находился саркастический ответ.

— Итак, мисс Грейнджер, вы играли сегодня лучше, но ошибки ужасные! Не стыдно? — вынес вердикт мистер Шарль, когда отыграли последний раз. Все тотчас уставились на нее, как на совершившую преступление. Гермионе показалось, что даже воздух потяжелел вокруг.

— Во-первых, вы показываете себя, а не героиню. Во-вторых, мерзкие штампы! Да сколько можно повторять? Не используйте их! В-третьих, Клеопатра не так смущалась Антония. Это неестественно и слишком невинно. Здесь страсть и Шекспир! Понимаю, Северус — ваш профессор и не самый лёгкий по характеру…

Минерва закатила глаза.

— …Но это сцена! Абстрагируйтесь от личности и разглядите персонажа. Увидьте в нем своего любовника. В-четвертых…— он стал щёлкать пальцами, подбирая нужные слова.

— Неверные сверхдействие и сверхзадача.

— Точно, мисс Уизли! Они! Ну неправильно ставите цель! Мне кажется, что вам лишь бы отыграть, лишь бы побыстрее убежать от Антония…

— А ещё, мистер Шарль, мне показалось, — старательно упомянула Джинни, сдерживая лёгкую улыбку на губах, — что не совсем та игра мимики и Гермиона очень скована. Она впервые на сцене, ей, наверное, нужна помощь.

По залу прошлись шепотки.

— Ей уже ничего не поможет, — шепнула Лаванда и хихикнула. Рон строго на нее посмотрел.

— Да, мы обязательно придумаем, что сделать с мисс Грейнджер, мисс Уизли. И знаете, что пришло мне в голову? А не боитесь ли вы Северуса, Гермиона?

Сейчас, при первом промахе на публике, Гермиона меньше всего думала о Снейпе. Ну не наблюдалось с Клеопатрой никаких сходств! Как она смеет играть ее? Уверенность в себе подрывалась. Щеки жгло неудачей. Пять ошибок! Пять! У лучшей студентки Хогвартса!

— Едва ли. Просто… Мне нужно привыкнуть к нему и к тому, что он не профессор Снейп.

Она уже была близка к оправданиям. Обида душила ее. Хотелось закритиковать себя и поскорее перечитать пособие.

— А по-моему, вы зря наговариваете, — встала Трелони и с осуждением на всех них посмотрела. — Я вижу потенциал. Единственное, что мисс Грейнджер не дано, — прорицание. Дорогая, я с вами.

Минерва вперила удивленный взгляд в Сибиллу, но согласилась.

И всё равно Гермиона вышла из Выручай-комнаты с поникшей головой. Ещё никогда в жизни она не чувствовала такой пустоты и усталости. Неудача за неудачей преследовали ее на сцене. Промахи вызывали самоунижение и чувство вины. Пора бы за такое время научиться не наступать на одни и те же грабли! Станиславского она прочитала, но толку-то? Впервые теория не имела значения, а на практике получалось кривее, чем без линейки.

Стоило Гермионе подумать о роли, как все правила, приёмы и все «если бы»* вылетали из головы.

Нет, актрисой точно не быть.

Подавленная и расстроенная, она направилась к себе. Самокритик внутри грыз совесть. Ответственность за победу в фестивале пугала. Разве можно всему этому научиться да ещё и выиграть?

Старые герцоги и их морщинистые жены шептались. Одна недовольная старуха попыталась вылезти из рамы, бурча, что надоела ей беготня всяких глупых существ! Гермиона старалась не обращать внимания и бесшумно ступать по тонкой ковровой дорожке.

К Джинни почему-то идти за помощью не хотелось. Мистер Шарль вызывал неприятие: то ли критик из него никудышный, то ли просто жгла обида. Ей нужен педагог. Но где такого найти и желательно прямо сейчас? Гермиона бы положила не одну ночь на кон, чтобы научиться десятой части того, что умеет профессор Снейп.

Неожиданно она свернула в район подземелий.

— И та туда же! — бурчали с портретов, но девушка уже не слушала и смело, без раздумий, стучалась.

— Лонгботтом, сколько раз мне нужно втемяшивать вам в голову сразу входить?

Снейп открыл дверь и изогнул бровь. Подозрения поднялись вихрем в его сознании, и тем не менее он отошёл в сторону.

— Чем обязан Великой Клеопатре?

Гермиона грустно вздохнула и тут же осеклась, поняв, что совершает ошибку. Этому человеку нет доверия. Она отступила.

— Я… я просто…

— Сначала зайдите.

Как только она ступила за порог, он прикрыл дверь, подошёл к рабочему столу и, скрестив руки на груди, оперся бедром.

— Я бездарная актриса.

— Вы только сейчас это поняли? — каким бы ужасным ни было расположение его духа, эта фраза смягчила его тон.

Гермиона сверкнула глазами и гордо вскинула подбородок, но тут же остыла, принимая правду в словах Снейпа.

— Неважно… Сэр, я бы хотела попросить помощь. У нас же нейтралитет, а вы умело скрываете свои эмоции, с юности ходили по лезвию, на похоронах Драко держались молодцом, а сегодня на репетиции… В общем, великолепно…

На его лицо вновь нашла тень, он нахмурился и отвернулся, но Гермиона не сразу заметила перемен.

— Это всё, мисс Грейнджер?

Она не поняла и промолчала, смотря на его напряжённую спину и широкие плечи. Только сейчас она заметила, что хоть мантия, его верная спутница, и покоилась на спинке кресла, от него исходила угроза.

— Я спрашиваю: это всё? — в его голосе были стальные нотки, и Гермиона испугалась: он воспринял слова как насмешку или ещё невесть что.

— Сэр…

— Мисс Грейнджер, скажите, что у вас в карманах?

Она инстинктивно сжала мешочек с витражами и вздохнула.

— Ничего…

— Не лгите. У меня было время насладиться содержанием ваших карманов. Что за осколки?

Отпираться глупо. Да и, быть может, если она ответит Снейпу, он подсобит с актерством?

— Витражи.

Он резко повернулся, и от грозного вида, той власти, исходившей от него, Гермиона шагнула назад.

— Вы имеете привычку носить с собой витражи? А что было бы, если мне вздумалось вас прижать к стене? — он медленно двинулся на нее. — Желаете поранить себя и, что главное, — меня?

Тревога запульсировала в голове. Она попятилась назад. О чем она только думала, идя в его кабинет?

— Что? Нет! Я надеялась, что Выручай-комната поможет разгадать руны…

Он подошел вплотную и остановился, дожидаясь, когда она финальным шагом припечатает себя к стенке.

— Руны? Хотите сказать, что витражи с рунами? Где вы нашли их?

Гермиона молчала, пугаясь близости мужчины. Снейп не разрывал зрительного контакта, и если бы она не умела ставить ментальные блоки, то наверняка бы страдала от боли легилименции. Черные зрачки почти сливались с радужкой, в которой штурмовало ночное море. Чтобы собраться с мыслями, девушка отвела взгляд. Тотчас вздрогнула. Профессор накрыл ладонью ее животик и легко скользнул к карману. Мышцы на секунду сладко свело. Обожгло горячей кровью вены. Он нашел бархатный мешочек.

— Когда восстанавливали Хогвартс, сэр… — неуверенно Гермиона начала рассказ о шкатулке, пока он изучал каждую руну. Его глаза недобро сверкали, но Снейп не позволял эмоциям и желаниям брать верх. Даже под угрозой дементоров Гермиона не призналась бы себе, как завораживала его близость, дурманил властный вид и каким вкусным был его парфюм. Запах напоминал мускус и горькие травы.

Он вернул витражи.

— И конечно же, вы поставили директора Макгонагалл в известность?

Гермиона замолчала, смотря на то, как Снейп медленно наклонился к ее лицу.

— Отвечайте.

— Да, сэр.

Он кивнул, продолжая изучать, бегая темнеющим взглядом по бровям, аккуратненькому носику, пухлым губам.

— Что вы творите? — поинтересовалась она, наконец, когда смущение сделалось нестерпимым.

— Бесспорно, ожидал ваших краснеющих щек, о великая! — съязвил он. — Вам нужно привыкать ко мне.

— Так вы собираетесь помочь? — оживилась она с надеждой.

— Актерскому мастерству научить? Избавьте, мисс Грейнджер. Есть вещи, которые даны не всем, — проговорил он и отошел.

— Но, сэр!

— Вы даже не в силах контролировать эмоции, мисс Грейнджер. Я сам едва ли понимаю, к чему Шарль выбрал вас. Будто нет других совершеннолетних девушек.

Она сжала кулачки.

— Мистер Шарль — человек искусства. Он знал, что делал!

Снейп кивнул, возвращаясь к рабочему столу.

— Знал. Но зачем? Зачем он выбрал вас?

Гермиона пожала плечами и спросила:

— Возможно, есть какое-то зелье, сэр. А может, вы в курсе, что поможет мне и таким, как я?

Он серьёзно задумался и изрек:

— Нет, мисс Грейнджер. А теперь уйдите.

* * *

Сколь бы Гермиона не билась над задачей, решение не приходило. Через два дня она договорилась встретиться с профессором Макгонагалл после уроков. Будут думать вместе. Разве две гриффиндорки не найдут доказательства того, что витражи — артефакт? Гермиона не сомневалась в их силах.

— Представляете, куда я вчера ходил с Джинни под мантией-невидимкой? — восторженно шептал Гарри на зельях. Рон скривился.

— Даже знать не хочу.

— И к-куда же? — спросил Невилл, который сидел за одной партой с друзьями.

— На Астрономическую башню. Она мне зачитала Шекспира! Далеко пойдет! Станет великой актрисой, моя Джинни!

— Твоя? — Рона передёрнуло. — Только этого нам не хватало, Гарри. Фу, я же теперь не смогу обсуждать с тобой девчонок!

Гермиона закатила глаза и посмотрела на заметно нервничающего Невилла. Его пальцы постоянно стучали по столу, а губы проговаривали счет до десяти. 

— Что ты делаешь?

— Я, я… волнуюсь просто. В прошлый р-раз мы варили же…

Гермиона сжала его плечо.

— Все будет хорошо. Если что, можешь взять мою руку. А если профессор будет иметь что-то против того, что ты сидишь здесь, так я попробую поговорить с ним.

Сделалось спокойнее на душе, как только Невилл воспользовался предложением. Но все вздрогнули, когда позади раздался холодный насмешливый голос:

— Поговорим ещё. У вас, мисс Грейнджер, будет достаточно времени для этого на репетициях. Решили стать защитницей не только эльфов, но и мальчиков? — Снейп резковато взмахнул палочкой, и дверь закрылась. Все тотчас уткнулись в учебники. Повисла тишина. Он уверенно прошагал до их парты, на которую бросил толстую увесистую книгу.

Её больше поразила не грубость профессора, а то, как вздрогнул Невилл, как быстро он отнял от нее руку и посмотрел на фолиант.

— Лонгботтом, что вы забыли за первой партой? — елейно поинтересовался низкий голос. Хоть вопрос и адресовался Невиллу, Снейп смотрел на нее. От его властного взгляда зарождался неизвестный трепет, близкий к страху и одновременно наслаждению. Гермиона вспыхнула. Надо же иметь такую наглость при всех швыряться книгами! Ощущая негодование, она отодвинула книгу на край с такой силой, что та бы непременно упала, если бы не Снейп и его невербальная магия. Подачка зависла в воздухе, будто лежа на невидимом продолжении стола. Профессор прищурился.

— Я… Я… Профессор С-Снейп, я решил, что так…

— Что «что так»?

Тем временем он кротко и осторожно, используя ту же невербальную магию, вернул книжку на место и мягко толкнулся ей в ладони Гермионы. Приняв подарок, она смело заявила:

— Это я его позвала.

— Мисс Грейнджер, вы Невилл Лонгботтом?

— Нет, я Гермиона Грейнджер, та, кто попросила друга помочь с зельями.

— Идите к доске, мисс Грейнджер. В последнее время вы нас тревожите. Я могу допустить вашу акцию в защиту домовых эльфов, но то, что девушка защищает здоровенного юношу, уже говорит об отклонениях.

— Я не защищаю его! — встала Гермиона и направилась к доске.

— А что же вы делаете? Выставляете бесхребетность Лонгботтома на всеобщее обозрение? Минус десять очков за ложь преподавателю.

— Я не б-бесхребетный, профессор Снейп!

— Вы пойдете к доске следующим, Лонгботтом. Там мы и проверим ваш характер.

Если Гермиона больше в минус не уходила, то Невилл лишил гриффиндор ещё пятнадцати баллов. На удивление, это его не огорчило. Он загадочно улыбался и бросал пытливые взгляды на подругу. И как в голову не пришло, что Гермиона будет подыгрывать Снейпу, сама того не осознавая?!

Неожиданно влетела полярная сова и захлопала крыльями. Профессор нахмурился и открепил письмо.

— Урок окончен. Свободны.

Быстро собравшись, Гермиона вышла с Невиллом и посмотрела на подарок «Витражи средневековья как артефакты и маггловское искусство» издание XIX столетия. Хоть книга и весила немало, девушке было за радость носить ее, прижимать к груди и просто ожидать того прекрасного момента, когда она сможет прочесть её. К Снейпу ее отношение поколебалось. Она не понимала, что он за человек, раз докапывается до всех на уроках, унижает и травмирует, а потом лечит, дарит ценную книгу и нежно обнимает на репетициях. Как все это умещается в несносном характере?

Поскольку жила она в противоположной стороне, Гермиона распрощалась с приятелями на повороте и свернула к комнатам старост. Она спешила поскорее открыть книгу и законспектировать, приблизиться к разгадке хоть как-то! И благо, времени имелся вагон. Снейп рано их отпустил.

Гермиона почти бежала окунуться в пучину знаний, когда в одном из пролётов мелькнула ушастая фигурка. Она затормозила. Махонький эльф плакал.

Его большущие красные уши дрожали, длинный нос шмыгал, само создание сидело на каменном холодном полу и обнимало колени. Она присела и легонько тронула его. 

— Не подходи, Киппи стрелять будет! Не приближайся, бессердечный человек, к Киппи!

Эльф вскочил на ноги и побежал прочь.

— Постой! Я не причиню тебе зла!

Но домовой не останавливался.

— Я Гермиона Грейнджер!

— Киппи должен молча страдать! Киппи плохой! Даже Гермиона не сможет помочь Киппи!

В рыданиях ушастая кроха умчалась и исчезла. 

* * *

В назначенный час лучшую студентку Хогвартса поприветствовала горгулья. С появлением новой хозяйки директорский кабинет изменился. Появился большой вытянутый стол, за которым проводились собеседования. Хлам и изжившие себя вещи отправились на антресоль, а некоторые трансфигурировались в декор. Появились фиалки на подоконниках, а все портреты и картины исчезли со стен: мало кто выносил разговаривающих стариков, которые каждые полчаса напоминали о леденцах в нижнем ящике.

Минерва восседала во главе стола и заполняла документы.

— Появились идеи?

— Немного зародились, — Гермиона села поближе и достала тетрадь с новыми мыслями и тем, что удалось почерпнуть из подаренной книги.

— Шкатулочку взяли?

— Да, и лучше, если она будет храниться у вас, мэм.

Минерва кивнула и заглянула в тетрадь.

— Я узнала, что каждая руна, обозначаемая на витражах, является талисманом, и некоторые мне даже удалось разгадать! Чаще всего маги хранили такие витражи в шкатулках, чтобы магическая сила не пропадала…

Минерва кивала во время разговора. Гермиона выкладывала версию за версией, но все они не имели твердой аргументации.

— Говорите, в списках нет. Но сожгли же ее…— здесь она осеклась, посмотрела на дверь и переменилась в лице. — О нет, только этого ещё не хватало… Спрячь скорее!

Догадавшись о сигнальных чарах, Гермиона положила тетрадь на колени, а Минерва быстрее запрятала шкатулку в ящик. Уже через минуту вошёл Снейп.

— Как мило: две мои самые любимые девы Хогвартса собрались в одном месте, — съязвил он, направляясь к столу.

— Северус, что тебе нужно? Или ты за мисс Грейнджер?

— Что вы, директор, если бы мне нужна была мисс Грейнджер, я бы попросту оставил ее после уроков и не выпускал. Нужда в вас двоих, но ты, Минерва, в первую очередь.

Брови директрисы приподнялись, а сухие, худые руки слегка напряглись от недовольства. Гермиона заметила, что с ней происходит что-то не то.

— Я знаю про витражи и шкатулку — я в деле. Смею предположить, что в вашем кружке не помешают лишние мозги. Мисс Грейнджер здесь ни причём, не стоит на нее так смотреть. У нас ещё завтра репетиция, не волнуй мою Клеопатру напрасно. Это Домшон болтает попусту.

Глаза Минервы блеснули.

— Попусту или под твоими методами?

— Не имеет значения. Он вас сдал.

— Я против.

— Спорить будешь? Это не обсуждается. К тому же излишне пренебрегать моим с мисс Грейнджер общением, не так ли? Как говорит ваш Квентин Шарль, актерам нужно сплотиться.

Минерва откинулась на спинку кресла и посмотрела на него с видом восхищённого игрока в покер, проигравшего партию. 

— Ты гарантируешь успех в фестивале?

— Насколько это возможно.

Знающая о главной проблеме Гермионы не понаслышке, Минерва кивнула.

— Валяй, но я запрещаю тебе использовать витражи в каких-либо целях, не связанных с нашим проектом.

Снейп закатил глаза и присел на край стола вблизи партнерши. От его внимательного взгляда не укрылась реакция. Гермиона явно была не готова к этому. И румянец на бархатной коже тому доказательства.

— Вы выписали?

Гермиона вынырнула из мыслей, кивнула и подала ему тетрадь. Их пальцы соприкоснулись совершенно случайно, и взгляд Снейпа изменился. В темных глазах загорелся интерес, но Гермиона тотчас посмотрела на Макгонагалл. Ее поражало, насколько Минерва плясала под дудку профессора, будто это не он, а она зависела от него.

Ещё более ее поразила мысль, что Снейп и Макгонагалл не враги, а в кооперации. Меж ними существовал негласный, никому не ведомый договор, помогающий каждому достичь своей цели, и от осознания этого девушку прошибало мурашками.

Снейп положил тетрадь на бедро и медленно стал листать, изучая знакомый аккуратный почерк. 

— А почему вы решили, что Шарль неправ?

— В смысле?

— В смысле, не нужно было зачеркивать этот вариант. Ее могли сжечь, но не за колдовство и ересь, а за что-то маггловское. Альтаирия ясно дает понять, что ее одноклассница была страшнее ведьмы. Возможно, у нее имелись психические отклонения. Смотрите внимательнее.

Гермиона задумалась, изучая профессора, его резкие черты лица, тонкие губы и крючковатый нос. Он же смотрел прямо в ее глаза. Твердо и властно, ожидая ответа. 

— Нет… Неужели вы считаете… О Мерлин… Артемидию сожгли, но не как ведьму, а как одержимую?

Снейп кивнул.

— Это все равно не делает нам связи. Руны могут принадлежать кому угодно, — разорвала их зрительную перепалку Минерва.

— Нет! Явно кому-то из них! Девушки разбирались! — запротестовала Гермиона и указала на зарисовку одного из символа рун. — Посмотрите! Это означает, что она несет разрушение, а вот это одержимость.

Снейп покачал головой и взял ее ладошку с вытянутым пальцем и медленно подвел к хвостику на одной из рун.

— Промах, мисс Грейнджер. Очень-очень близко, но нет. Это означает любовь, а то, что вы называете одержимостью, — страсть.

Запястье он не выпускал, а Гермиона, принимая его правила игры и пытаясь привыкнуть к этому, сказала:

— Тогда мы в тупике, мэм, — слегка покраснев, она развела руками и посмотрела на Макгонагалл. Директриса закатила глаза.

— Ладно, ладно, я лично поговорю с мадам Пинс. Ваше упорство попасть в запретную секцию поражает. И да, Северус. Нужно кое-что тебе отдать, — с этими словами Макгонагалл исчезла в соседней комнате. Чтобы не молчать, Гермиона перелистнула страницу, совершенно не замечая, что тетрадь лежит на коленях профессора, а ее рука в его.

— Спасибо за книгу. Я выписала из нее некоторые данные. Оказывается, шкатулка с такой резьбой оберегает. Если витражи — артефакт, то не поздоровится тому, кто посмеет угрожать хозяину.

В ее горло уперся кончик палочки. Гермиона только тогда подняла глаза и побледнела.

— Сэр?

Сделалось прохладно. В ушах застучал пульс. Нет, неужели он считает ее хозяйкой? Снейп безэмоционально смотрел на потолок, ожидая кары небес. Но её не последовало, поэтому он вернул палочку в рукав.

— Что краснеете, что бледнеете — моментально. Все эмоции налицо.

Он цокнул и покачал головой. Гермиона вздохнула и сжала кулачок. Северус провел невзначай по нежным костяшкам. Чувствуя магическое тепло, Гермиона буркнула:

— Будто вам эмоции не чужды.

— Мне? Уж поверьте, я умею их контролировать.

Гермиона вздохнула и согласно кивнула. Внутри все кипело от бешенства к несносному профессору. Надо же, умеет контролировать! Козыряется, а учить ее не собирается, выставляет перед всеми неумелой. Она посмотрела на него снизу вверх. Раздражало то, что, даже когда он сидел на столе, от него веяло официальностью и сдержанностью. Будто он никогда не носил эмоции, а только каменные маски. Не зная, как его разозлить, смутить и шокировать, Гермиона приняла капитуляцию, какую обычно делают шахматисты, отдавая коня ради шаха. С томным вздохом она положила голову ему на колени и надула губки. Его мощные бедра тотчас напряглись, он замер и смерил ее гневным взглядом.

— Мисс Грейнджер, что… — Снейп замолк, поймав чудную мысль, от которой завороженно посмотрел на ее шелковистые волосы. Рука сама по себе потянулась к кудрям. Гермиона затаила дыхание, прикрыв глаза. Коснувшись кончиками пальцев мягких волос, профессор вовремя остановился. В мрачной тишине им слышалось дыхание друг друга.

— Вы правы, сэр, — прошептала Гермиона печально и, боясь поворачивать голову, бросила робкий взгляд. — Вас никогда и ничто не испугает и не смутит. Жаль, что вы отказываетесь учить актерству.

В этот момент Снейп был непередаваемым. В его глазах мерцала зачарованность, губы слегка приоткрылись. Он наслаждался и одновременно был растерян. Завидя лёгкий румянец, Гермиона вскочила и воскликнула:

— Хах, вы покраснели, о великий Антоний! — она цокнула язычком.

Снейп тотчас освободил ее руку и отскочил от стола. На лицо нашла мрачная тень. Глаза сверкнули яростью, но показать ее, накричать и снять баллы было бы очередным поражением, поэтому он прищурился и тихо, спокойно прошептал:

— Вы играете в игры не с тем человеком, безумная гриффиндорка.

— Это не я начала, сэр.

В шаг он преодолел расстояние между ними и навис над ней. Когда за плечом сильная рука сжала спинку стула, Гермиона сглотнула, почувствовав, что перешла границу.

— Северус, все необходимое здесь.

Он быстро выпрямился, схватил маленькую подарочную коробочку и вышел.

— Чаю?

— Пожалуй, — неуверенно сказала Гермиона, смотря на дверь.

Примечание к части

* — один из приемов Станиславского. Подробнее см. Константин Станиславский. «Работа актера над собой»

Ребятки, ваша Иришка по совету одной классной девчули посмотрела "Лабиринт"(1986), и теперь у нее сносит крышу один Клыкастый, она поет песенки и мысленно попивает огневиски со Снейпом, обсуждая властных мужиков и нестандартное поведение Грейнджер)))

Я решила не противиться воли Снейпа. Все равно он силен, его королевство велико...и омг, опять поехали мысли не туда* жмурится и загадочно улыбается*

С тех пор как в кружке руноведов-любителей появился Снейп, миновало несколько дней. Гермиона часто думала об этом. Почему директор Макгонагалл так покладиста с ним? Почему идёт на поводу? Часами одна и та же мысль навязчивым комаром вилась в голове. Даже когда ела, принимала душ, училась, журила хулиганов или читала, Гермиона думала о двух подозрительных личностях Хогвартса. Единственным верным мотивом казался интерес Минервы к тайне Снейпа. Директриса могла бы манипулировать им в любых условиях, но не делала этого. Он согласился участвовать в спектакле, а она позволила сунуть нос в витражи. Но для чего? Чтобы следить за бывшим пожирателем? Или видит пользу в его знаниях рун? А может, всё только ради спектакля?

— Мисс Грейнджер, вы сегодня крайне рассеянны, — пожурил Шарль, не так давно согласившийся обучать своему ремеслу. Если первым уроком он остался доволен, то на втором качал головой. Актёр укорил ученицу самым недовольным взглядом из своей коллекции и отпустил.

«Бывают дни, когда не всё удаётся!» — хотелось фыркнуть в ответ. Любопытство неизменно мешало её жизни, но Гермиона ничего не могла с собой поделать. Тянуло к загадкам и разгадывать что-либо! Пообещав хорошо поупражняться вечером, она направилась за корзинкой в комнату.

— Гермиона, меня обокрали! Моё перо пропало, понимаешь? Из Голландии привез дедушка! — выпалил семикурсник Тоб.

Она внимательно выслушала, пряча снисходительную улыбку. Воришка? Вряд ли.

— Ты уверен, что его украли? Везде посмотрел?

— Да!

Что она могла посоветовать такому милому растяпе? Только писать заявление на имя директора, чтобы та с поисковыми чарами обнаружила место затерянности. Почему-то Гермионе меньше всего верилось в воровство. Слишком скользкое это дело: сам с наворованным гулять не будешь, а продать можно только в Хогсмиде, куда ходят исключительно по субботам.

В окно постучался резкий ветер, напоминавший о скорой буре. Тёмные тучи сгущались. Гремело вдали.

«Черт!»

Извинившись, она вылетела на улицу и побежала к опушке леса. До ливня нужно успеть собрать набухшие цветы сельи. Гермиона не была бы Гермионой, если не нашла бы способа помочь себе. Чай из плодов этого удивительного растения расслаблял и частично помогал контролировать эмоции. Сверх того, листья, собранные рукой девственницы, сохраняли в два раза больше магического потенциала, нежели взятые грубыми мужскими пальцами. Поэтому Гермиона рассчитывала на стопроцентную эффективность.

Сильный ветер спутал волосы, поднял подол мантии. Деревья запретного леса зашептались, качаясь верхушками. Вдали зарычал гром. Трава под ногами тревожно шелестела, крича о приближающейся буре.

Только бы успеть! Гермиона подбежала к зарослям сиреневой сельи, упала на колени рядом, принялась срывать нежные лепестки и укладывать в корзинку. Подуло сильнее, и кожа девушки покрылась холодными мурашками. Сверкнула молния, громыхнуло совсем близко. Первая капля упала на ладонь. Пришлось поторопиться.

Дождь усиливался. Вода будто имела что-то против неё, так как раздробленная на крохотные части, она больно падала на плечи и обжигала холодом. Вскоре начался ливень, и на Гермиону нашёл лёгкий испуг, когда над ней навис чёрный купол. Она подняла голову. Профессор Снейп, как кондор, раскрывший крыло, придерживал мантию.

— Нежнее. Силья выпускает шипы при грубом обращении, — голос отдавал явным раздражением. Капли ползли по его холодному, казавшемуся мраморным, лицу. Чёрные волосы прилипли ко лбу. Но самое страшное — глаза. В них, холодных, строгих, отражались молнии, и эти вспышки завораживали.

Придя в себя, Гермиона кивнула. Теряет попусту минуты, что это с ней? Пришлось вернуть внимание взволнованным растениям, немного успокоить, а уже после собирать. Слышались капли, ударяющиеся о плотную ткань. Под ударами дождя загибались слабые листья и трава прижимались в страхе к земле.

Пахло сыростью, волосы пушились, а она все еще была сухой. Гермиона силилась спрятать удивление за нежной адресованной лепесткам улыбкой. Будто они увидят да успокоятся. Профессор молча наблюдал. Наверное, догадывался об изумлении.

Подумать только: её укрывает от дождя сам Северус Снейп! Когда она закончила и встала, профессор промок насквозь. Появилось гадкое чувство вины. Купол исчез, и воинствующие капли вновь пошли в атаку. Снейп испытующе посмотрел на смятенную и мокнущую Гермиону, и, цокнув, всё же снял мантию и укутал её с головой. Сделалось тепло. Появился манящий травянистый запах. Умелые руки нетерпеливо соорудили дождевик.

— Что я лицезрею: мисс Грейнджер покраснела? — он изогнул бровь, строя вид удивлённого человека. Издевался.

— Ну так вы рядом — вот и краснею. Моя голова на ваших коленях — пунцовые щёчки у вас. Рефлексы — штуки сложные, — она пожала плечами в ответную насмешку.

Он фыркнул и елейно посоветовал:

— Сегодня заварите двойную порцию, она пригодится. А теперь марш в Хогвартс.

Гермиона увидела, как он стремительно направился к главным дверям. Ей пришлось побежать за ним. Гром успешно подгонял трусишку.

Когда они оказались в тепле, профессор вытер капли с лица. Позабыв о мантии, он задумчиво предположил:

— При соприкосновении с человеком артефакт выбирает своего владельца. Если ваши витражи наделены магией, то и хозяина они давным-давно нашли.

Мерцание в его глазах передалось и ей. Уловив мысль, она прошептала:

— Профессор Макгонагалл?

— Перед репетицией.

— Почему не сейчас, сэр?

Снейп забрал мантию и бросил:

— Не ваше дело, мисс Грейнджер.

Гермиона вежливо кивнула. Задавать вопросы не стала, так как только сейчас углядела его уставший и потрёпанный вид. Поскольку они не нуждались в лишних словах, она ушла, а профессор позвал домовика, привалившись к стене.

— Тинки, высуши меня. И подогрей то зелье, которое я сварил.

* * *

Перед репетицией Гермиона заломила пальчики и посмотрела на профессора. Честно говоря, она побаивалась угрожать директрисе. Обида Минервы Макгонагалл также опасна, как укус клеща: сначала незаметно, а потом в Мунго живешь месяцами.

— Сможете бросить аллергию на шерсть? — спросил Снейп и погладил длинными пальцами палочку. Повисла пауза. Для анимага такое заклятье равнялось круцио и являлось запретным.

Гермиона несмело кивнула. Снейп хоть и знал, что делал, сажать в Азкабан будут её.

— А может, щекотку там?

— Тоже мне гриффиндорка, — усмехнулся он. — Успокойтесь, кару директрисы приму я.

Изумлённая Гермиона растеряла слова. Шутка. Снейп шутил! Возможно, кто-то и предполагал наличие юмора в профессоре, да только чёрного и язвительного, но здесь было что-то иное, что-то тёплое. Она смущённо улыбнулась, и Снейп необычно посмотрел на неё, будто улыбок не видел, будто сбился.

— Стойте в дверях, если что, зовите Помфри.

Она хотела возразить. Но он строго посмотрел на неё.

— Мисс Грейнджер, вы поняли меня?

— Да.

Он кивнул и толкнул дверь. Минерва прохаживалась из угла в угол. Её ладонь напряжённо сжимала магофон. Желваки ходили на худощавом лице. Взгляд наполнялся холодным бешенством. Опасность она заметила не сразу.

Профессор сделал выпад, взмахнул палочкой и выплюнул:

— Экспелиармус!

Обезоруженная Минерва выставила ладонь и отгородилась массивной кирпичной стеной. Гермиона восхищённо огокнула. Всё происходило настолько легко, что казалось, не нашлось ничего необычного в нападении. Слышалась слабая вибрация щита. Наступило безмолвие. Снейп ожидал удара артефакта и с осторожностью смотрел по сторонам. Но ничего не происходило. За стеной послышалось лживое и обманчиво мягкое:

— Нет, Клэр, что ты, никто меня не атакует! Это спектакль! Да, милая моя, Хогвартс запомнится всем. Ведь наши актёры — бывшие пожиратели, но не бери в голову. До скорого.

Стена распалась по кирпичикам. Гермиону в который раз потрясла гармония директорской силы. Сурово Минерва смотрела на Снейпа, затем на любимицу.

— Извольте объясниться, что за шутки?

— Это моя идея, — вышагнула Гермиона и вздохнула.

— Минус двадцать баллов с гриффиндора!

— Но мы… мы…

— Мы считаем, что наикратчайший способ доказать артефактность витражей — это напасть на хозяина, — заметил убийственно спокойно профессор, пряча палочку.

Минерва призадумалась и оттаяла.

— Тогда тридцать баллов гриффиндору за догадку.

Гермиона улыбнулась, а Снейп закатил глаза. И почему он не удивлён?

— Кто ещё прикасался к витражам, мисс Грейнджер?

— Невилл… Гарри… Джинни, Рон, мистер Домшон и вы…

Снейп изогнул бровь и плавно повернулся к ней.

— Надеюсь, вы не убьёте меня в порыве страсти, мисс Грейнджер.

Она вспыхнула, но взгляда не отвела. Играет на двусмысленностях!

— Не знаю, не знаю, профессор. Но точно ясно, что сегодня на репетиции кому-то не поздоровится. Я готовилась.

Когда мягкая улыбка тронула тонкие губы, стало ясно: пора бежать. Он шагнул к ней, и Гермиона быстро направилась к дверям.

— Увидимся на сцене, сэр!

— Это вас не спасёт. Берегитесь.

* * *

Всю репетицию пристальный взгляд жёг спину. Гермиона ожидала подвоха ежесекундно. Думалось, он вот-вот прижмёт её за кулисами, слишком тесно обнимет или опалит ушко какой-нибудь двусмыслицей. Но ничего из этого не происходило. Снейп держал дистанцию. Такое затишье пугало намного сильнее, чем просто игра в «привыкайте». Она чувствовала напряжение в воздухе. Профессор задумал что-то серьёзное.

Мистер Шарль хлопнул в ладоши.

— Можете расходиться, кроме Гермионы и Северуса. Вы двое, пропустите сцены ссор. Они всегда сложны тем, кому легка страсть. Так что начнем с легкого. Отыграйте мне ревность Антония к гонцу Цезаря. И используйте софу, милые мои!

Когда дверь за Гарри захлопнулась и они остались одни, глаза профессора Снейпа дьявольски потемнели. Он осмотрел новую декорацию — софу, с мягкими покрывалами и пышными подушками, медленно обошёл её и улыбнулся. Гермиона сглотнула.

— Взять его и высечь!

И привести назад. С моим посланьем

Он к господину своему вернётся, — холодно сказал Снейп, надменно взирая на воображаемого актёра. Обернувшись к ней, профессор сверкнул глазами и сел на софу.

— Полуотцветшей ты уже была,

Когда с тобой я встретился. Затем ли

Оставил я супружеское ложе,

Не захотел иметь детей законных

От редкостной жены, чтоб надо мной

Негодница смеялась, для которой

Что я, что первый встречный лизоблюд!

Чувствуя вину за Клеопатру и держа ровно спину, Гермиона прикрыла глаза. Снейп с осуждением покачал головой.

— Мой господин! — она бросилась ему в ноги и заглянула в глаза. Он медленно наклонился к ней и с презрением прошептал:

— Таким, как ты, нет веры!

Но если мы — увы! — в грехе погрязли,

То боги нас карают слепотой,

Лишают нас способности судить

И нас толкают к нашим заблужденьям,

Смеясь над тем, как шествуем мы важно

К погибели.

— О! Зачем ты так?

Ладошки невесомо скользнули по его коленям. Взгляд Снейпа изменился. Он резко схватился за тонкую хрупкую шейку, не обещая ничего хорошего, желая остановить нахалку. Ни боли, ни удушья Гермиона не ощутила. Лишь тёплые мурашки поджигали кровь. Он наклонился ближе, почти касаясь носом её.

— Позволить, чтоб угодливый холуй

Осмелился простецки обращаться

С твоей рукой, усладою моей,

Печатью царской, символом священным? — шипел он в губы, чувствуя дикий пульс ладонью. — О, будь сейчас я на горе Базанской,

Переревел бы там стада быков!

Для бешенства есть повод у меня.

Сейчас мне так же трудно быть учтивым,

Как шее висельника — говорить

Спасибо палачу.

— Антоний, — прошептала Гермиона сладко и нежно погладила колени. Снейп тотчас высвободил её из хватки и прикрыл глаза, сцепляя зубы.

— Увы! Моя луна земная!

Затмилась ты, и это уж одно

Антонию паденье предвещает.

Чтоб Цезарю польстить, ты строишь глазки

Завязывальщику его сандалий.

Он отклонился назад, смотря на неё сверху вниз. Для него она не была царицей — рабыня! Гермиона прошептала хриплым голосом:

— Меня ты плохо знаешь.

Черная бровь изогнулась. Он горько хмыкнул:

— Охладела?

Гермиона привстала с колен и подалась к нему. Её ладони чувствовали каждую напряжённую мышцу на бёдрах мужчины. Она видела лёгкий румянец на бледной коже, горящее пламя в глазах.

— О милый! Если охладела я,

Лёд сердца моего пусть превратится

По воле неба в ядовитый град

И первая же градина пускай

В меня ударит: с нею пусть растает

И жизнь моя. — Их взгляды сцепились в схватке. Её голос чуть охрип.

— …Пусть градина вторая

Убьёт Цезаря. Пусть погибнут,

Затопленные бурей ледяной,

И дети все мои, и весь народ;

И пусть непогребённые тела

Останутся москитам на съеденье!

Северус менялся. Гнев исчезал, он вновь был оплетённый нежностью и очарованием Клеопатры. Неосознанно рука потянулась к ней, заправляя прядку за ушко. В шепоте улавливалась теплота:

— Довольно, верю я.

Итак, Александрию взять осадой

Задумал Цезарь. Здесь я с ним сражусь.

Дух наших войск ещё не поколеблен,

Рассеянный наш флот опять сплотился

И в боевой готовности. — Так где же

Ты было, мужество моё? — Послушай,

Коль не паду я в битве и смогу

Поцеловать ещё раз эти губы, — он провёл подушечкой пальцев по губам, и вновь возникла ноющая истома в животе. Гермиона вздрогнула, —

Вернусь я, кровью вражеской забрызган

И в летопись мечом себя вписав.

Ещё надежда есть!

Смущённая необычным желанием, она робко поцеловала палец и прошептала:

— Вот мой герой!

— Стоп-стоп-стоп! — вмешался мистер Шарль. — Не шёпотом! Милая, как я учил вас? Какой шёпот? Рычите! И не краснейте!

В атмосферу ворвался холод, как если бы зимой им вздумалось открыть окно. Но это не помогало выходить из забытья. Только когда Снейп раздвинул ноги чуть шире, Гермиона словила намёк и вернулась на место.

— Вот мой гер-р-рой? — прорычала девушка с сомнением. Шарль подал руку и улыбнулся.

— Не совсем так, Мион.

Он помог встать, размял её плечики и улыбнулся очаровательно. Гермиона опешила.

— Я Клеопатра, вы Антоний, — Сказал Шарль и опустился перед ней на колени.

— О мой Антоний! — Шарль взял её ручки нежно и поцеловал каждую костяшку, —

И первая же градина пускай

В меня ударит: с нею пусть растает

И жизнь моя! — воскликнул он низко и медленно встал, смотря на её губы. — Пусть погибнут,

Затопленные бурей ледяной,

И дети все мои, и весь народ! — прорычал он, обнимая её за шею и наклоняясь к лицу. Признаться, Гермионе сделалось мерзковато. Ей хватало холодной близости Снейпа. Импульсивность Шарля вызывала неприязнь.

— Мистер Шарль, по-моему, спектакль школьный… — заметил сухо профессор. — Быть может, мисс Грейнджер права?

— Нет, нет, здесь больше страсти… и вот с коленями. Мион, трогайте бёдра!

Квентин наклонился и коснулся не намного ниже края юбки, показывая, где должны лежать её ручки.

— Понимаете?

Нет, Гермиона не понимала. Честно говоря, как только ей встретился ледяной и опасный взор бывшего пожирателя, все положительные мысли улетучились.

— И чем это выразит наш «роман», позвольте спросить?

— Мне, наверное, виднее, профессор Снейп. Ваша «любовь» чувствуется и так, но колени не запиарят школу так сильно.

— Так вы желаете скандала?

— Едва ли, это просто позиция пиара.

— Скажите, что хотите вы. Я не заинтересован в позициях, мне нужна адекватная оценка. Какими критериям руководствуетесь?

— Северус, вы не смыслите в актёрском мастерстве и пиаре. Давайте не спорить.

— То есть вы убегаете от ответа?

— Повторюсь: виднее мне.

Желваки заходили на лице профессора.

— Мистер Шарль, у меня мало времени! Покажите, какие декорации нужны, — раздался в дверях голос Минервы.

Шарль улыбнулся и подмигнул Гермионе:

— Тренируйте то, что мы с вами учили.

Воспользовавшись удачным случаем, он отправился в дальний угол, где на одной из парт Макгонагалл раскладывала ленточки.

Гермиона скрестила руки на груди и прошлась по сцене. Она переваривала информацию, обдумывала игру. Снейп наблюдал за ней.

— Какой замечательный, а главное — талантливый у вас преподаватель.

— Ну извините. Один «талантливый» отказался меня обучать. А этот согласился, — выпалила она тайную обиду и криво улыбнулась. Профессор посерьёзнел.

— Мисс Грейнджер, я мужчина.

— И что?

— Бессмысленно обучать женщину не смущаться.

Гермиона прошла мимо него и удивилась:

— Да вы сексист, профессор! А хотя, что я удивляюсь?

Снейп поймал её за ручку и остановил.

— Извольте, где я упомянул половое превосходство? Я не сказал, что смущаться — плохо.

Гермиона задумалась на мгновение, пока он ласково поглаживал её костяшки.

— Вы этим постоянно укоряете меня, разве это не предполагает превосходство мужчин за счёт отсутствия эмоций?

Снейп задумался и мягко потянул на себя.

— Пахнет феминизмом, мисс Грейнджер. Тема скользкая и очень уж туманная. Неужели может быть один пол ниже другого? Едва ли. Мы просто разные. Разве не за счёт этого существует человечество?

Морщинка появилась меж её бровей. Дело говорил. На рациональные различия намекал. С интересом она обдумывала слова, пока он усаживал её на свои колени.

— То есть смущение не так уж и плохо, но и не очень хорошо?

Он кивнул, внимательно изучая бледные щёки. Не краснела. Думала о другом. Он усмехнулся.

— Конечно. Румянец даже мужчинам иногда положен, но больше идёт женщинам. Как по мне, так гендеры различны, но прекрасны и равны. Подумайте сами, как сексуальны мужественный мужчина и женственная женщина в сочетании друг с другом, как интересны их различия и как чудесно, когда силён мужчина в том, в чём слаба женщина, и наоборот… Вы так трогательно беззащитны сейчас.

Его ладонь скользнула по талии, вторая нежно заправила прядку и тронула бархатную кожу шеи.

Гермиона осознала слова, своё положение, свою беззащитность. Стыд опалил лицо. Испуганной газелью она рванулась встать, но властные руки обняли крепче.

— Вы всё-таки…

— Помогаю. Теперь способ найден, милая Клеопатра. Привыкайте к моим коленям и смотрите на меня. Мисс Грейнджер, посмотрите…

Она подняла на него нерешительно глазки.

— Один — один, — завёл он счёт.

— Вы знаете, что это можно расценивать как домогательства к студентке?

— Вам только этого и хочется.

Она смущённо улыбнулась и провела ладонью по колкой щетине. Он поднял затуманенный взгляд.

— Удивительный закон, сэр: стоит моему лицу оказаться на ваших коленях, как смущаетесь вы, но стоит моей заднице посетить их, как конфужусь я.

Он рассмеялся.

— Вы краснеете в роли Клеопатры, а я от действий студентки. Не могу понять: с кем играть интереснее.

— А вы привыкайте. Сразу к нам двоим!

В ответ Снейп мягко погладил её щёчку и приподнял за подбородок лицо. Он наклонился и опустил взгляд. Дыхание тронуло губы.

— Гермиона, а какие ленточки будут смотреться на… — Макгонагалл резко замолчала, увидев их. Хватка ослабла, и Гермиона встала, смущаясь.

— Голубые в Древнем Египте означали траур, поэтому лучше будет жёлтые…

После репетиции Гермиона вернулась к друзьям. Лёгкая улыбка не исчезала. Невилл сидел у камина с книжкой, Лаванда галдела о том, что через полтора месяца Рождество и нужно уже закупать подарки, а Гарри с Джинни о чём-то расстроенно шептались.

— Гарри, а ты Герми спроси, она подскажет. Не расстраивайся только! — Джинни сжала его плечо и грустно улыбнулась подошедшей подруге.

— Герм, скажи, что делать, если мою мантию-невидимку украли?

Её лицо стало белее мрамора. Ещё одна кража! Гермиона соединила пропажи и поняла, что воришка действует дьявольски продуманно. Он хватает не просто ценные, но ещё и очень дорогие людям вещи. Зачем?

— Так. Кто-то зачастил с воровством. Гарри, пиши на имя директора Макгонагалл заявление. Завтра же будем искать чарами.

Джинни возмущённо покачала головой.

— Беспредел.

— И не говори, — согласилась Гермиона и подошла к окну. Погода не ладилась. Мрачные тучи почти перекрывали ночное небо. Было темно, но фигура, движущаяся в темноте, была различимой. Гермиона высунулась в открытое окошко и увидела профессора Снейпа, спешно направляющегося к запретному лесу.

Примечание к части

Дайте номерок хорошего психотерапевта!)

Сидели мы с Снейпом, Герми как обычно нежилась у него на коленях. Мы пили винишко, и тут.... На пороге появился еще один Снейп, мудаковатый и холодный. Он сказал, что с ним в новом фанфике я спорить не буду, он получится таким же, как я его и задумывала, подмигнул Гермионке и ушел. Так что, ребятки, я, в душе тайный графоман, написала две главы за ночь только к тому фику. И там будет аааангст, по которому я соскучилась)

Ну а здесь наш Севушка попал в капкан *злодейский смех*. Доигрался))) Впрочем, милашка Герми цветет и млеет, а кто б не млел?)))

И ооо, Шарль! Ты что задумал? -__-

Люблю вас, читатели мои. *тонна сердечек*

Мистер Шарль сидел в своей комнате и массировал висок. Перед ним на столе лежали записи, планы, схемы. Голова раскалывалась от неприятного чувства. Виделись провал, выговор начальства, потеря работы, проигрыш. Пальцы неровно стучали по деревянному подлокотнику, будто раненый ритм мог дать ответы.

— Что же делать с этим Снейпом? Как понять его? — полз по комнате шепот. Квентин ответа не получал. Конечно, кто отзовется? Камин? А может быть, шкаф?

Прошло немало времени, рассвело, когда появился пищащий эльф. Ножки ушастого мгновенно подкосились. Он с грохотом свалился на ковер. Струйка крови потекла по щеке. Шарль приблизился к домовику и присел.

— Ты ранен? — промолвил он. Эльф зашипел. В его умных глазах читалась ненависть.

— Когда Гукс вошёл в комнату, в него выстрелил, а потом кинулся драться другой эльф.

— Сможешь опознать его?

Гукс закивал, и тогда Шарль обхватил хрупкое тельце, усадил на диван и занялся лечением. В скором времени он вышел в коридор. На его смазливом лице не осталось отпечатка серьёзности. Губы изгибала дружелюбная улыбка.

— Мисс Грейнджер, будьте любезны, скажите всем, что сегодня репетиция отменяется, — учтиво проговорил он, когда она, задумчивая и потерянная, спускалась по пустой лестнице.

Девушка не стала спрашивать. Судя по заявлениям, она направлялась к директрисе. Ему бы тоже заглянуть туда, сообщить о хамстве местных обитателей, да Минерве Макгонагалл Шарль не доверял. Он пошёл прочь из замка.

* * *

— Нет, сэр, нам необходим атлас. Да. И скарабеи. Настоящие.

Гермиона переминалась с ноги на ногу в кабинете, не зная куда себя деть. Три заявления лежали на столе и дожидались внимания. Директор Макгонагалл вела сложную беседу по магфону, прикидывала в уме итоговую сумму и маялась от какого-то трудного вопроса. Гермиона вздохнула. Беспокойство вилось и в её голове. Она бы солгала, сказав, что это нелепое чувство зародилось сейчас или вчера под вечер. Маленьким зернышком неопознанное волнение посеялось задолго до сегодняшнего дня. Хотелось то улыбаться, то хмуриться. Она чувствовала себя поплавком, колеблемым волнами, тонула в эмоциях и задыхалась от ненужных раздумий.

Минерва кивнула на стол и, прикрыв трубку ладонью, прошептала:

— Вечером, часов в шесть разберусь.

Выйдя в коридор и вернувшись к своей неугомонной проблеме, девушка захныкала. Пора признаться себе, что Снейп не так уж и плох. Он больше кажется злодеем, а на деле… Милый? Сардоническая усмешка тронула губы. Совершенно нелепо пытаться разгадать своего профессора. «Бывшего Пожирателя» — напомнил строгий голос внутри. Сама того не осознавая, она с раннего утра искала встречи, желала заглянуть в черные глаза, узнать ответы. Гермиона не понимала себя. Тревога внутри постоянно напоминала: он опасный, у него имеется подозрительное дело, ночами он ходит в запретный лес. Но постоянно ей думалось, что всякий человек имеет право на тайны.

— Ну и шёл, что с того? Ему ингредиенты нужно собирать, — пробубнила она себе под нос и собралась с мыслями. Не её дело!

В гостиной гриффиндора показалось, что картина Полной Дамы задвинулась с каменным скрежетом. Сонные однокурсники подозрительно молчали. Стайка ребят в помятых пижамах еще толпилась у дивана. Кто-то протирал глаза, кто-то сетовал на утренние новости, мол, уже и поспать нельзя! Гарри сидел на спинке и держал в руках газету. Старшекурсники с замиранием чего-то ждали. На Патилл не было лица, а в глазах отражался страх. Все чуяли неладное.

— «Сегодня ночью… — Гарри прочистил горло, — сегодня ночью загорелся особняк, принадлежащий семейству Паркинсон. Обнаружено тело девушки. Родители погибшей час назад прибыли на место трагедии. Ведется следствие. Пока отпечатков темной магии не обнаружено. Репортёр Джорж Уилс».

Гарри сложил газету и с болью посмотрел на всех.

— Её тоже так и не оправдали… О, Гермиона, и ты здесь… — в его голосе пропали эмоции, он тотчас замолчал.

Девушке поплохело. Не прошло и месяца с похорон Драко, как поджог случился вновь. Она тяжело задышала, чувствуя тошноту. Снова затесалась мысль о связи Снейпа, министра и смертей. Необоснованно думалось, что Домшон частит в Хогвартс не из-за сына, учащегося на первом курсе пуффендуя. Погнав к черту все мысли, Гермиона тряхнула головой, сообщила об отмене репетиции и вернулась в комнаты старост, где посвятила себя витражам.

«Если Мидил придумала артефакт, то для чего? Почему руны любви и страсти? Помнится, юношу сожгли за отношения с ней. Не означает ли это, что Мидил пыталась вернуть ему жизнь? Крестражи?»

Внезапно вспомнился Драко, довольно рассматривающий шкатулку.

— Белиберда это, Грейнджер.

Жалость заколола в груди. Неужели бывшим пожирателям мстят? Их сжигают настоящие, непойманные?

«Хватит!» — осекла она себя. Нужно заняться серьезными вещами, а не строить карточный домик догадок. Подозрения ничем не помогут. А вот проект по артефакту откроет льготу на поступление в престижную академию. Следует сначала составить план. Первым необходимо доказать, что витражи — артефакт, а не маггловская побрякушка. Для этого нужно найти хозяина путем нападений. Труднее всего будет с министром Домшоном. Как ему угрожать безнаказанно? Это предстоит решить с Макгонагалл и Снейпом, а пока нужно начать с легкого — с Невилла.

* * *

К шести часам тишина спала. Панси погибла где-то там, в каком-то недосягаемом мире, а вещи пропадают здесь. Да и с неприятной темы хотелось побыстрее переключиться. В гостиной гриффиндора зашептались. Даже первокурсники пришли. Никто не желал становиться следующей жертвой воровства.

Камин догорал, согревая комнату. Лаванда сидела на подлокотнике дивана и хлопала глупыми глазами:

— Ставлю лягушку на то, что вор из слизерина!

Гарри заулыбался, но промолчал.

— Ну, допустим. Лаванда, я подарю тебе две лягушки, если ты окажешься права, и ой, как не поздоровится тогда Снейповским слизнякам, — сказал довольно Рон.

— Боюсь, что это вам сейчас не поздоровится. Минус десять баллов с гриффиндора, мистер Уизли.

Когда Гермиона обернулась и увидела профессора, улыбка исчезла с её лица. Как и обычно от него веяло холодом. Он был бледным и чертовски недовольным тому, что его приставили к выполнению столь жалкой работки. Было ясно: сегодня не в настроении, сегодня не Антоний.

Если Снейп и располагал сведениями о смерти Панси, то не подавал вида.

— Советую сразу признаться воришке, если таковой присутствует здесь. У меня нет желания тратить своё время впустую.

Он обвел каждого выжидающим взглядом. Наступило безмолвие.

— Уверяю вас, от меня не скроется зачинщик этой дурацкой шутки.

— Профессор Снейп…

Он обернулся и вперил взгляд в Джинни, теряющую от страха всё своё очарование.

— Да, мисс Уизли? Вы хотите признаться?

Гермиона на секунду представила, что воришка нашёлся, и её тут же передёрнуло. Джинни не могла… да и зачем ей вульгарная заколка Лаванды, потрёпанное перо Тоба и мантия Гарри, к которой к тому же она теперь имела безграничный доступ?

Джинни бледнела, и казалось, не было предела серому цвету её лица.

— Нет, сэр. Я хотела спросить о наказании вора. Что будет ему? И будет ли? Возможно, нам стоит обсудить это сейчас?

Снейп скривил губы в отвращении. Холодных глаз с неё он не сводил.

— Хорошая идея, Уизли. Что бы предложили вы?

— Я? Ну… не говоря уже о потере баллов и взбучке, я бы предложила отработку у мистера Филча. Ежедневную. И на месяц.

— Самосуд, значит? — задумчиво протянул профессор. Гриффиндорцы предвкушённо ожидали. Все точно знали, что вор со слизерина. Какого будет удовольствие увидеть, как сам Снейп журит и наказывает своих нахалов!

— Да, — согласилась Джинневра, и Лаванда по-тупому затрясла головой.

— Лучше два, — предложила Гермиона серьёзно, сталкиваясь с пристальным взглядом. — За воровство будут проблемы с министерством, если мы доведём до сведения. Один месяц уж слишком мало. Два. Да и профессор, на носу фестиваль! Рейтинг школы подорвётся, если репортёры узнают.

Лаванда вновь согласно закивала и сказала:

— И без Рождественских каникул.

Снейп злорадно улыбнулся.

— Вы правы. Два месяца будет самый раз вору. Возможно, это научит его уму, в чём я сомневаюсь. Попадающиеся от природы не наделены интеллектом, — он помедлил, касаясь взором газеты. — Отработка будет не у Филча. У меня. Начиная с сегодняшнего дня.

Не нашлось бы в гостиной студента, который не посочувствовал бы виновному. Джинни даже потупилась неуверенно, отводя пустые глаза.

— Профессор, возможно, лучше…

— Мисс Уизли, вы сделали предостаточно сегодня. Я сам решу вопрос о наказании. И не волнуйтесь, виновник получит по заслугам, — он не смотрел на неё, но его глаза сверкали. Угроза слышалась в каждом слове, и теперь никто уже не был уверен в желании найти пропажи и воришку. Может, пускай живёт с миром этот несчастный?

Профессор взмахнул палочкой.

— Китификус перо Тобиаса Фенингана! — прогремели под потолком поисковые чары. Вылетело синее облако, приняло форму лупы и завибрировало. Все затаили дух. Вещица, медля, изучила комнату и застыла у камина. Будто раздумывая, обладая каким-то разумом, она колыхалась из стороны в сторону, обрастала сферой. Гермиона неуверенно бросила взгляд на профессора. Тот смотрел на дверь. Сфера издала неопознанный звук и ринулась сквозь картину. Гарри первым ломанулся в коридор. За ним — Рон, Гермиона, Лаванда, Тоб и Джинни. Остальные гриффиндорцы поплелись следом. Разговоры возобновились. Все оживлённо обсуждали наказание и строили предположения. Завязались споры.

Снейп вышел последним. Что-то скованное было в его движениях.

Видимо, почувствовав перо, сфера метнулась со скоростью снитча. Ребята сорвали дыхание, силясь не упустить магическое облако. Оно вело их через лестничный марш, путало по нежилым коридорам, мимо Выручай-комнаты. Ну точно не гриффиндорцы! Ребята ожидали увидеть, как чары свернут к подземельям, но вместо этого им всем пришлось миновать ванну старост и остановиться у их комнат. Гермиона резко застопорилась. Закололо в груди. Облако замедлилось, плавно летая в коридоре. Что-то громыхнуло за дверью. Она прикрыла глаза. Вновь ударилось что-то. Вещи за её дверью! В её комнате!

Нашло оцепенение. Ворох горечи забился в душе. Она покачала головой.

Искомые предметы вновь тараном брали дверь, но гриффиндорцы больше не смотрели туда.

— Гермиона? Так это ты?

— Как ты могла?

— Нет… нет…

Лаванда завизжала, как резаная свинья:

— Гермиона? Наша староста? Ба!

Глаза резало. Колени слабо дрожали. В голове сотрясалось крупными буквами «Подставили!». От унижений она не знала, куда сбежать. Даже в венах кипела магия, она бурлила кровь и искала выплеск. Первокурсники засмеялись.

— Ой, а что же подумает о своей любимице директриса? — кичилась Лаванда. Многие оценили подкол и лукаво заулыбались. Слухи давно ходили о Грейнджер и её нарисованной репутации. От шока первым опомнился Гарри. Сердитый и ужасно недовольный, он твердо сказал:

— Это не Гермиона.

Рон побагровел от гнева и встал рядом, сжал плечо в поддержку.

— Герми бы не сделала.

Джинни подбежала следом. Снейп холодно косился на неё. Больше никто не сдвинулся с места. Тем временем предметы бились о стенку, рвались наружу. Гермиона не замечала, как профессор медленно подошёл к двери, как отворил, как вещи разлетелись к хозяевам, как с осуждением поглядывали гриффиндоры. Тоб разочарованно качал головой, будто это она оставила его в дураках и обвела вокруг пальца!

Гермионе хотелось закричать о невиновности. Хотелось оправдаться. Хотелось взвыть. Но она не могла пошевелиться. Скажи хоть слово, выйдет жалко. Гордость не позволяла защищаться. Сейчас никто ей не поверит. Улики налицо.

Снейп криво усмехнулся, хватая её руку. Гриффиндорцы замолчали, но многие злорадно заулыбались, смотря, как он поволок воришку в сторону подземелий. Её провожали с осуждением. Только Гарри стоял остолбеневшим. Рон сжимал кулаки.

Дверь кабинета хлопнула. Гермиона обняла себя руками. В эту секунду кончились силы. Она задрожала, готовясь к отработке. Снейп же за этим сюда притащил? Накажет? Вновь осудит? Нет, сначала хорошенько унизит. Мутная пелена в глазах исказила ковер. Вычищенные носы кожаных туфлей смазывались, как ни моргай. Она не поднимала взгляда. Знала, что не выдержит. Сглотнула, когда он развернулся и мантия хлестнула щиколотки. Величественно выпрямилась и поджала губы. Нужно держаться. Нельзя проигрывать. Это игра, спектакль, сцена! Но все пошло наперекосяк, когда её крепко обняли. Только сейчас она почувствовала, как слезы, точно кислота, прожигают щеки. Гермиона давно плакала, а сейчас зарыдала.

— Это… это не я, профессор! Я бы…

— Тихо, — приказал он над её макушкой и похлопал по спине.

Она всхлипывала, уткнувшись в грубый сюртук. В голове кипели слова о наказании. Какая она дура, раз сама себе предложила вырыть поглубже яму! Два месяца отработок!

Тем временем ладони профессора успокаивали. Он гладил хрупкие плечики, лопатки. Гермиона подняла лицо. Губы дрожали. В чёрных глазах мелькнуло сочувствие.

— Не плачьте. Мисс Грейнджер… — Снейп нахмурился, поднял руку. Неуверенно поднёс к её лицу, будто боялся прикоснуться, будто она невиданное создание, которое неминуемо погибнет, если тронуть её как-то не так. Он не рискнул и разозлился.

— Спасибо, сэр.

Гермиона грустно улыбнулась, отступила, но уже через секунду испугалась мелькнувшей тени и дернулась. Снейп прижал её к себе совершенно невольно и строго посмотрел на ученика. Это был растерянный Невилл.

— Гермиона, ты плачешь?

— Да нет уже. А что ты здесь делаешь?

Он растерялся, потупил взгляд, долго думая над ответом.

— Ну… поддерживаю, помогаю профессору С-снейпу. В-впринципе, то же самое, что и ты…

— Мистер Лонгботтом, посмотрите зелья, но только посмотрите и принесите сюда с запахом мяты, — прервал профессор, усадил рыдающую на диван, а сам вышел куда-то.

Пришедший Невилл подал зелья и чью-то мантию, как оказалось позже, Снейпа.

— Держи, поможет же. Это как пледик.

Гермиона с испугом посмотрела на друга и, пока тот укутывал её тяжёлой и вкусно пахнущей тканью, померила ему температуру.

— Лонгботтом, что вы делаете?

Сначала влетел чайный поднос, а затем показался профессор. Он недовольно изогнул бровь, смотря на свою мантию.

— Ей нужен плед, сэр. Я читал статью по психологии, так вот, уют и тепло значительно снижают стресс.

Гермиона наклонила голову, догадываясь. Невилл не заикался! Похоже, не на ней одной профессор использовал свой метод! Он помогал и ему.

Снейп не ответил, но, уходя в лабораторию, сказал:

— Завтра зайдёте ко мне, Лонгботтом.

Они остались вдвоем, запили чай. Гермиона поведала о случившемся.

— Нет, только не ты, нет. Нужно Джинни спросить, она же так часто была у тебя, может, догадывается, кто?

Сначала Невилл ожидал ответа. Никто не отвечал, и возникшая тишина будто насмехалась над наивностью юности. Больше не смели заговорить —слова не шли, и просидев так тягучую паузу, первой встала она, затем Невилл.

— Мисс Грейнджер, разве ваша отработка закончилась? — поинтересовался низкий голос, когда они направлялись к дверям. — Мистер Лонгботтом, свободны.

Грейнджер ничего не сказала, и профессор Снейп умолк. Чувствуя себя совершенно лишним, Невилл вышел, затворив осторожно дверь. Когда она обернулась, профессор рассматривал её, и она воспряла духом, не желая показывать слезы.

— Я вас не заставляю отрывать крылья бабочкам. Будем использовать время наказания с умом.

Она отвела глаза, и голос профессора сделался резким.

— Скажите, кто такая Клеопатра, мисс Грейнджер? Как вы видите её?

Он указал на кресло, а сам присел на край стола и скрестил руки. Гермиона не спешила отвечать и воспользовалась предложением.

— Моя героиня — женщина, — начала она, подняв свои чистые, полные грусти глаза, — в которую влюблен ваш персонаж, профессор. Антоний души в ней не чает.

— Считаете главной характеристикой влюблённость моего персонажа?

— Отчего же нет? А вы что думаете?

— Вы слишком молоды для Клеопатры. А спектакль не для школы. Клеопатра, в первую очередь, страстная женщина, которая эгоистично поставила любовь выше государства. И из этого получилась трагедия.

Пусть с заплаканных глаз не сошла краснота, он глядел на неё без доли жалости. Гермиона отлипла от спинки кресла и тронула пальчиками подлокотники.

— По-вашему, любовь и эгоизм дополняют друг друга, профессор?

Он наклонился не к Гермионе, а к партнерше, приблизил своё лицо. Покраснела. Он с укором засмотрелся на девичий румянец.

— Нисколько. Эгоизм рационален и научно обоснован, а любовь исходит из органа, качающего кровь, поэтому…

Она тронула его щеку.

— Какой странный разговор у нас, не правда ли? Могла ли я поверить, что смогу обсуждать с вами такие темы, профессор, а вы будете меня смущать? Вы знаете, я вас боюсь, но при этом не могу не доверять.

— Почему же? Я вас ещё не кусал…

Она улыбнулась сначала нерешительно.

— Потому что на самом деле вы добры, даже игру со мной затеяли, — пальчики мягко заправили волосы за его ухо. Вновь родилась бы ложь, скажи она, что ей не понравилось трогать этого мужчину. Он резко выпрямился и отошёл на пару шагов от стола.

— Во-первых, я нисколько не добр; во-вторых, сейчас вы находитесь у меня на отработке, мисс Грейнджер. С Филчем вы так же себя бы вели?

Она вскочила и повернулась к его спине.

— Нисколько. Моего любовника играете вы.

Он круто обернулся.

— Вы говорите это своему профессору. Хватает наглости?

Она посмотрела на него с непониманием.

— Желаете проверить, насколько я бледнею? Нечестно играете, сэр.

— А что вы понимаете под честностью?

Гермиона с вызовом в глазах присела на край стола.

— Для начала извольте объяснить, где мы играем, странный вы человек.

Гермионины глаза засверкали. Они вспыхнули и у Снейпа. Он приблизился к ней вплотную, упёрся руками по обе стороны от женских бёдер и навис над ней. Оказалось, вид сидящей на рабочем столе студентки, взбесил его.

— Чем же я странный?

— Циник, сексист да тиран, но местами милейший человек. Вот, поддержали меня.

Он нахмурился, продолжил наблюдать за ходом её мыслей. Со снисходительного хриплый голос изменился на серьёзный.

— Мисс Грейнджер, я не тот человек, который признает лесть.

— Но это правда. Вы защищаете, помогаете…

Пауза возобновилась. Профессор несколько медлил, цепляясь за ломанные цепи контроля, но поняв, что это бесполезно, решительно наклонился и коснулся лбом её. Он точно думал, что Грейнджер старается смутить, взять новый раунд, и оттого-то бросал взгляд то на приоткрытые губы, то на янтарные глаза. Зрачки расширялись.

Кончиком носика хитрюга боднула его, стараясь скрыть буйство эмоций.

— Я считаю, что вы идеальный Антоний, профессор, — каждому слову его губы вторили нежным шепотом.

Дыхание обжигало, и это пугало. Зародилась приятная тяга к мужчине. Счастье, подумалось, находится только в его объятиях и ласках. Она уже потянулась губами, как замерла, не решаясь переступать грань. Их взгляды встретились. Он тоже перестал дышать. Игра проваливалась. Риск, что оба сейчас сдадутся, хлестал жадной истомой животы.

«Нет, нет, нет!» — то ли от боязни, то ли от желания почти вырвалось у неё.

Снейп хищно прищурился. Короткие секунды стучали в ушах. Атаковали чувства. Захватили. Он толкнул девушку на стол, вжал и продолжил изучать. Поначалу актриса запаниковала, но после, напомнив, что это всего лишь игра, притихла и приоткрыла губы. Покорилась. Черные глаза темнели.В них медленно зарождалось вожделение. Он наклонился ближе, чтобы коснуться поцелуем. Но оба снова застыли.

Грудью Снейп улавливал бешенный пульс девушки, лежавшей под ним, на его столе. Пульс возбужденного юного тела. Пульс той, к которой влекло. Её пальчики успели неуверенно зарыться в волосы и теперь сжимали пряди. Наслаждение приятно разносилось по телу Северуса. Он прикрыл глаза, сцепил зубы. Ласки сделались чуть увереннее. Он втянул воздух, мягко обнял ладонями её лицо, коснулся бедром пугливых ножек.

— У вас не получится меня смутить, мисс Грейнджер. Однако спасибо за великолепный перформанс. Ваши щеки, как малина, я готов смотреть на них вечно, — сказал он сухо в губы. Если бы он не открыл рот, она бы поцеловала… Но теперь, от клеопатровской дерзости не осталось и следа, вернулась прежняя Гермиона и вжалась в стол. Северус закатил глаза и быстро встал.

— Отработка окончена.

Наступил стыд. Движения его сделались резкими. Шаги — быстрыми. Профессор взялся за ручку двери, когда раздался стук.

— Это министр Домшон, мистер Снейп. Я хочу поговорить с вами относительно вашего домового эльфа, который напал на своего сородича, принадлежащего мистеру Шарлю. Я знаю, что вы здесь. Открывайте.

Ничего не говоря, Снейп указал пальцем на камин. Гермиона взяла порох и исчезла.

Следующим днём с воровкой не разговаривали. Узнав о проступке лучшей ученицы, Макгонагалл, хоть и мягко, потребовала назад значок старосты. Это походило на удар. Гермиона укололась, снимая свой атрибут, но с достоинством вернулась и пришла в класс. Грусть атаковала ее, но она поглубже вдохнула, села за парту и открыла учебник.

Лаванда собрала вокруг себя однокурсников и щебетала:

— Мы вот с Джинни однажды ходили и слышали, как Снейп обвинял её в воровстве. Но мы тогда даже не обратили внимания на это, представляете! Ну Снейп-то ей задаст жару. Грейнджер, как опарыши?

Она не поворачивалась.

— Не обращай внимания, — шепнул Невилл.

Уголки губ Джинни приподнялись. Семикурсники качали головой и бросали шутки в спину Гермионы. Им очень нравилась совершеннолетняя Браун, и ей они не смели не верить. Впервые Гермионе претила идея повторного года обучения в Хогвартсе. Лучше бы уйти, чем терпеть это не только от своих, но и от тех, кто на год меньше.

Как обычно, профессор Снейп влетел в класс вихрем и своим поведением навёл порядок. Издёвки затихли. Студенты расселись по местам. Он обвел строгим взглядом класс и, найдя рыжую копну, холодно процедил:

— Мисс Уизли, к доске.

Примечание к части

О даа, Девчули! Я сдала сессию!!! *танцует бешенной медузой по комнате*

https://vk.com/se.snape?w=wall-115472438_6018 — замечательная группа, которая дополнила фанф одной очень няяяшной фоточкой ^__^ *Шевелит бровями очень двусмысленно*

Я вас люблю! И теперь я с вами! К гипогрифам сон! Даешь фанфики!!!)

Сама тишина боялась шелохнуться. В воздухе огромными волнами метался страх. Гермиона никогда не попадала в хаос толпы, но оставалась уверенной, что паника класса передавалась и ей. В Снейпе всегда таилось множество разных образов: он только приоткрывал часть себя, но никогда не показывался полностью. Строгий профессор, Антоний, защитник, Гроза Подземелий и некто, кого видела только она. Сегодня в нём царствовал деспот.

В черных глазах полыхала ненависть, готовая спустить клыкастых псов унижения, в случае необходимости. Он прищурился.

— Мисс Уизли, вы оглохли?

Джинни приросла к стулу и встать не решалась. Обида и страх запечатлелись на веснушчатом лице, но это мало кого заботило. Профессор ждал.

Когда она вышла к доске, Снейп медленно ходил по классу. Каждый шаг чеканился, как метроном. Даже у Гермионы вспотели ладошки.

— Скажите, мисс Уизли, сколько длится наш урок?

— Сорок пять минут, сэр.

— Тогда ответьте: сколько вы потратили, медля?

— Минут пять?

— С какой стати вы решили, что имеете на это право?

Молчала. Снейп покачал головой.

— Как жаль, мисс Уизли, что вы и сейчас тянете с ответом на такой простой вопрос. Неужели извилин не хватает даже на это? Минус пятнадцать очков за трату времени моего урока. В качестве наказания весь класс задерживается ровно на ответ мисс Уизли, считая от начала.

Она раскраснелась, когда по классу прошелся разочарованный гул.

— Судя по вашему невнятному мычанию, вам следовало бы не просто вернуться на повторный год обучения, но и сшагнуть на ступень ниже. Не так ли?

Джинневра захлопала глазами, кивнула не сразу. Не поспоришь же.

— Пишите уравнение настойки полыни, смешанной с имбирным зельем. Поживее, мисс Уизли, вы задерживаете всех.

— Я не знаю формулы…

Он изогнул бровь.

— Вы не знаете программу пятого курса?

— Знаю…

— Но это уравнение пятого курса.

— Сэр, я просто запамятовала.

— Как глупо с вашей стороны. Пишите другое: уравнение маггловской бромовой кислоты, смешанной с чертополохом, и его свойства. Это, конечно, ваша гениальная память вспомнит?

Она затягивала с выходом к доске, но Снейп ждал, испепеляя взглядом. С каждым вопросом он сходил на курс ниже и тестировал знания студентки, и всякий раз та совершала ошибки. Он не отпустил их ни со звонком на перемену, ни на следующий урок. Уныние в классе возрастало. Как бы Джинневра ни старалась, даже буквы получались кривыми.

— Северус, что происходит? — с этими словами вошла директор Макгонагалл и сцепила руки в замок. Северус выпрямился и скучающе протянул:

— Я разочарован, мэм. Выпускные курсы нисколько не готовы к сдаче экзаменов. Мисс Уизли не помнит элементарных основ. Полагаю, она представляет знания в целом седьмых и восьмых курсов. Спектакль совсем отшиб им мозги. Поэтому я считаю справедливым на следующей неделе провести проверочные тесты по всем дисциплинам.

Класс забушевал, но строгая и непоколебимая Минерва сверкнула глазами и кивнула.

— Что ж, мисс Уизли… Я не ожидала от вас такого… Благодарю, Северус. Я оповещу всех учителей.

В эту минуту уверенная в своих знаниях Гермиона с пока неясным для себя чувством, походящим и на восторг, и на отчаяние, смотрела на профессора Снейпа. Тот уколол её взглядом и помрачнел.

* * *

Под вечер Гермиона сидела в своей комнате и держалась молодцом, только нет-нет да позволяя слезинкам скатиться из уголков покрасневших глаз. Мрачный стук часов не мог заглушить дрожащее дыхание. В комнате витало отчаяние. Невилл гладил ей плечи, сочувственно улыбался. Гарри сжимал холодные руки. Рон ходил от стены к стене, что-то бубнил себе под нос. Джинни разливала чай.

— Мион, да не грусти ты, — Гарри сам нуждался в поддержке не менее, чем она, — это всего лишь сплетни. Да и Снейп…

— Профессор, — поправили Гермиона и Невилл почти одновременно.

Гарри вскинул руки и слабо улыбнулся.

— Профессор, профессор. Когда он узнает, не поздоровится всем (кроме нас, конечно же).

Сделалось гадко, когда Джинни заулыбалась, а взгляд ее ничего не выражал. Снова Уизли затевала неладное, и Гермиона отвернулась. Ей никак не удавалось понять, когда же Джинневра успокоится? Как долго сможет водить за нос Гарри и Рона? Какими мотивами руководствуется? Дело ведь не только в роли, так? Зависть к подруге самого Поттера, к Всезнайке и меж тем любимице учителей бродила давно. Такое осознание горчило. Гермиона знала, что женская дружба — вещь сложная и тяжелая, но не представляла насколько.

Невилл каждый раз заглядывал в глаза, будто спрашивал: «Почему не выгонишь её?». Пока он один понимал суть. Гермиона делала вид, что не замечает. Миролюбивый друг вряд ли был знатоком стратегий. Упрёки пусты — вины не докажут. Нужен иной метод. Настоящую Уизли стоило обличить, оголить чешую.

— Действительно, это всего лишь слух, — подхватил Невилл. Разъяренный Рон остановился и взмахнул руками.

— Слух? Слух, серьезно? По школе только пуффендуец не сказал, что Снейп её лапает! Что юбку задирает на столе! А для вас это всего лишь слух! Да нашу Гермиону очернили!

— Да, очернили. Но профессор не даст её в обиду.

Гермиона замотала головой. Оттого, что любая защита со стороны Снейпа вызовет подозрения, клокотало в груди. Почему? Она отказывалась отвечать даже себе самой. С бледными щеками девушка походила на больного зверька, не успевшего убежать от лап охотника.

— Поздно. Если профессор начнет меня защищать, то лишь подтвердит слухи, что я его…

— А он не тебя, а себя! Так на минуточку, ему дополнили образ старого извращенца! — воспрянул Гарри, багровея от гнева. — И эти дурацкие роли только порочат вас двоих! К черту спектакль!

— Но это лишь игра!

Джинни подала кружку с неопрятными чаинками, но Гермиона отказалась, заглядывая в неискренние глаза и тоже улыбаясь. На секунду Уизли впала в недоумение; на веснушчатом лице проскочил испуг, и капризные губки превратились в тонкую линию. Хитрый взгляд отвела как можно естественнее и села к Гарри на коленки, видимо, ища убежище.

— Гермион, нужно с Лавандой переговорить. Проболтается. Кто-то явно против тебя прёт. И этот кто-то и есть воришка, — Гарри похлопал ладонью по спине своей девушки и влюбленно приобнял.

Невилл подхватил мысль.

— Верно! Кому Герми могла насолить? Таких много, так? Она и умница, и красавица. Её обожают учителя, и даже профессор Снейп стал человечнее к ней.

— Угу, что ножки поглаживает, авось ещё чего… — буркнул Рон, который переживал больше всех.

— Рон… — предупредила в последний раз Гермиона.

— Ладно, ладно. Джинни, вот скажи мне. Когда это ты с Лавандой ходила по коридорам и слышала, что Снейп, пардон, профессор Снейп, говорил Гермионе что-то о воровстве? Сдается, Браун — первая сочинительница у нас.

Джинни кивнула и изобразила вид пострадавшей.

— Меня Лаванда тоже задела этим, но… такая уж она стерва.

— Ты можешь расспросить Браун? Да и Тоб за тобой бегает, его тоже было бы неплохо…

Гарри изогнул бровь.

— Тобиас? Ты нравишься Тобиасу?

Джинни кивнула и рассмеялась.

— Да, видишь, я тут мисс Популярность. Со мной дружат тупицы, да стайка сопляков бегает. Пустяки.

Внезапно Рон побледнел и посмотрел на сестру иным взглядом. Невилл фыркнул на снейповский манер:

— А главная стайка тупиц — это мы.

Шутку оценила только Джинни. Но ни Невилл, ни Гермиона, ни Рон не засмеялись в ответ. Молчали. Гарри понял происходящее по лицам друзей. Повисла пауза.

— Гарри, — Рон спросил по-прежнему радушным тоном, — ты вчера ходил на свиданку с Джинни…

Гарри убрал руки от сестры друга, кивнул, догадываясь.

— Ты давал ей мантию?

— Это ничего не значит.

— Что ты мне втираешь?! У нее был доступ к твоей мантии! Зачем Гермионе воровать, когда она могла попросить? Зачем увеличивать свое наказание и предлагать два месяца, лишать себя Рождества? Зачем ей вообще собирать заявления и палиться?

— Но никто и не говорит, что это Герми.

— Но это Джинни, Гарри! Она два лета грезила об актёрстве, а получила главную роль Гермиона. Именно Джинни с Лавандой слышали разговор Снейпа. Стащить заколку у соседки — дело нетрудное. Вещицу у мальчишки, которому нравишься — тоже. А о твоей мантии и говорить нечего, Гарри!

Джинни вскочила.

— Рон, что ты несешь?! Я не брала их вещи!

В её глазах сверкала молния. Гарри не отреагировал, когда она повернулась к нему за спасением. Лживое лицо младшей Уизли желтело, а с языка рвались ругательства, но все, что она могла — открывать беспомощно рот.

— Ясно…

— Гарри! Гарри! Я не брала вещи, а увидела их случайно! Ну и Лаванде от шока сказала, а та сдуру разболтала!

Гарри скрестил руки на груди.

— Что значит «их»?

— Снейпа и Гермиону!

— Джинневра… — он встал и схватил ее мягко за подбородок, заставляя смотреть в глаза, — мне это всё порядком надоело. Легилименс!

Гермиона рванулась к ним, когда Джинни закричала и отшатнулась. С немыслимым ужасом Гарри отпрянул, разинул рот и с шоком уставился на них.

Долго молчали.

— Гермиона, так он… правда… на стол!

— Вы… вы неправильно поняли всё! Это игра!

Джиневра закричала:

— Игра? Игра?! Я расскажу профессору Макгонагалл о ваших играх! Он облапал тебя! И роль ты получила только благодаря своему Снейпу! У вас роман! Да и вещи ты стащила исключительно ради того, чтобы на свиданки к Снейпу попасть! Что, не права? Ты так любезно предложила увеличить себе отработку, так грамотно собирала заявления!

Не выдержал и Невилл:

— Джинни, заткнись. Профессор Снейп никогда бы не…

Гарри замотал головой и прошептал:

— Невилл… это правда.

— К чертям такую правду! Гарри, ты знаешь Снейпа!

Началась перепалка. Слёзы градом покатились по щекам Гермионы. Презрение во взгляде Джинни стало последней каплей в терпении девушки, она вскочила, указала на дверь и крикнула:

— Поди вон!

Джинни обнажила гнилую улыбку.

— Ты всегда была эгоисткой, Грейнджер! Всегда! Я не удивлена. Как хитро ты дуришь всю школу, а меня выставляешь демоницей. Ай-яй-яй. А ведь ты ангелок в глазах друзей. Теперь сосуд зла я, а ты невинная звёздочка. Вся школа опять о тебе говорит. Повод для тайных свиданок со Снейпом имеется, да и любимым педагогам нечего сказать. Молодец, так держать! Вот только что будет, когда об этом узнает министерство, а?

Злорадство стёрлось со смазливого личика тотчас, когда вступился Невилл.

— Но я видел, как Джинневра заходила к Гермионе. Не отнекивайся. Это ты своровала вещи, и именно ты проникла в кабинет Снейпа. Говори — не говори директрисе, а толку не будет — об этом узнает и профессор. Даже если Гермиона и сидела на столе, этому найдется объяснение. А вот что ты делала в его кабинете с мантией-невидимкой, оставляет ряд вопросов. Расскажешь директрисе, и все сразу поймут, кто подставляет Гермиону. Джинневра, ты переходишь границы.

— Я? Невилл, ты тогда еще не отошел от ожогов, а сейчас врешь! В наглую! Очни-ись!

— Возможно, но откуда ты знаешь, что я обознался как раз тогда?

После отвратительной паузы Рон молча толкнул дверь и рявкнул сестре:

— На выход. Здесь тебе не рады.

— Гарри! — захныкала Джинни и попыталась взять его руку, но он вырвался и, мотая головой, первым скрылся в коридоре. Джинни в рыданиях снова запищала его имя и выбежала следом. Дверь с шумом захлопнулась.

— А теперь объясни мне, где правда?

Гермиона очень осторожно поведала ребятам об игре в «Привыкайте» и только спустя час успокоилась.

* * *

За две недели события в Хогвартсе переменились. После расставания с Гарри Джинни замолкла. Она избегала друзей и слухи более не распускала. Но почему-то товарищам казалось, что такое затишье наступает только перед бурей.

Тем не менее, популярность Гермионы Грейнджер возросла. Теперь за спинами профессоров о ней шептались не только студенты, но и портреты. Воришка, ветреная девчонка, она, по дополнительным подробностям, родившимся в процессе обсуждения, сама залезла на стол, сама выпросила роль, сама увеличила себе отработки, лишь бы приблизиться к нему, к своему любимому. Существовала и другая версия, что роман меж ними ведется с тех пор, как гриффиндорке стукнуло четырнадцать. Но версия, заставившая Гермиону хохотать, говорила о беременности.

Естественно, ни одним аргументом или фактом утверждения не подтверждались. Да и зачем? В Хогвартсе народ доверчивый. Естественно, при педагогах болтовня затихала, это ведь так, меж собой. Многие не говорили то, о чем шептались в своих комнатах. Но Гермионе хватало и косого взгляда, чтобы узнать об интеллектуальных способностях той или иной когтевранки. Благо, до скандала дело не доходило.

Посовещавшись с директором, Мистер Шарль за завтраками взялся вести речь о деталях пиара. Он раскрыл ученикам предназначение скандалов и интриг и тем самым погасил всяческое желание порочить школу. В конце концов Рите Скитер перестали верить уже после третьей статьи. Никто не желал походить на нее.

Тем не менее в сознании учеников закрепилось шутливо-насмешливое отношение к Гермионе. Снейпа никто не трогал. Если он и знал, то мучил подлецов где-нибудь ночью, без свидетелей, а затем стирал память, чтобы юные садисты наступали на те же грабли вновь и удовлетворяли его маниакальные потребности. Гермиона рассмеялась, когда однажды услышала это от третьекурсниц столь любопытных до сплетен, сколь и пугливых.

Но веселая улыбка быстро меркла, когда она натыкалась на осуждающий взгляд гриффиндорцев. Психологическая ноша становилась непосильной с каждый днем. Гермиона уставала. Постоянно улыбаться, делать вид, что ее не трогают насмешки и шутки — высшее в мире искусство, которым мало кто владел. По ночам её подушка глушила тихие поскуливания.

В связи с этим концентрироваться ни на рунах, ни на Снейпе не получалось. На репетициях за ними наблюдали с особенным вниманием, хоть и побаивались попадаться снейповскому взгляду. Поэтому Гермиона дожидалась отработок, ведь только там она могла снять маску, плюхнуться в кресло и зашутить с профессором назло всем. Но и он изменился. В его словах, движениях, манере говорить скользила то излишняя сдержанность, то грубый цинизм. То он шипел, то напористо смущал, приближая свое лицо к ней. Гермиона заглядывала в черные бездонные глаза, искала в них нежные повадки Антония и не находила. Только на сцене он играл  любовно, а здесь показывал себя, Снейпа. Непроницаемого, непонятного и официально-сдержанного.

Редко он таял, когда Гермиона не понимала сарказма и краснела, хлопала глазками и пыталась вникнуть в игру слов. От её неиспорченности он хмыкал, но по-доброму, не как злой профессор, но и не как Антоний Клеопатре.

* * *

В конце недели, когда Гермиона обзавелась иммунитетом к глупым и жестоким подросткам, когда мысли обрели чёткие формы и когда вернулась сосредоточенность, пришло время подумать о Панси. Её дом тоже подожгли, но не пироманией, а маггловским способом. Все это выглядело странным совпадением.

Гермиона сидела на собрании кружка руноведов и задумчиво смотрела в окно. Если бы не тот случай у кабинета профессора Снейпа, она бы окончательно усомнилась в своих подозрениях и перестала бы думать об этом. Но совпадения, как назло, складывались в единую линию! Снейп как-то замешан!

Минерва с грустью изучала шкатулку и вздыхала. Когда вошел профессор Снейп, она скучающе посмотрела на него, но тотчас выпрямилась. Ее брови изогнулись в удивлении.

Снейп поставил на стол два лукошка малины и фальшиво улыбнулся.

— Для моих любимых дам. Верно, мисс Грейнджер?

Гермиона одарила его тяжёлым взглядом и поджала губы, а затем изящно взяла ягодку и приложила к лицу.

— Таким цветом вы любите мои щёчки, верно? — съязвила она и отшвырнула ягоду назад. Снейп удовлетворённо кивнул, но тотчас сделался официальным и серьёзным.

Минерва вздохнула:

— Мисс Грейнджер, благо, эти слухи обернулись в шутки. Не придавайте этому значения.

Гермиона бессильно зарычала и прошептала:

— Я выдохлась, мэм. Но я постараюсь.

Снейп перевел тему:

— Домшон чист. Это последний, на кого были надежды, — его голос вновь сделался тихим и хриплым, видно, сегодня он слишком много говорил. Мурашки пробежались по ее спине. Она вновь вернулась к тому случаю в подземельях.

Два дня назад Гермиона шла на отработку. Она решила прийти чуть раньше, чтобы избежать любопытных взглядов. Бесили ее глупые девочки, которые постоянно подмигивали ей как бы в поддержку. Сплетницы собирались каждый раз ровно в восемь и не сводили любопытных глаз с нее и профессора.

Руки чесались превратить их во что-нибудь гадкое. Она не влюблена в Снейпа!

После кроткого стука никто не открыл. Горгулья на двери прошипела:

— Подождите профессора Снейпа!

Гермиона кивнула. Сдался этот Снейп! Видимо, слух и до него дошел, раз зачаровал горгулью. Внезапно что-то рухнуло в кабинете. Дверь приоткрылась и тотчас захлопнулась. Гаргулья агрессивно зашевелилась, скривила нос. Кто-то слабо постучал. Вновь донёсся грохот, возня. Ручка страшно защелкала. Послышалось хриплое «помогите!». Горгулья выругалась, когда Гермиона припала ухом к двери.

— Я здесь! Я помогу, кто вы?

— Молю, мне дурно… Пожалуйста…

Дверь снова сотряслась, послышались маленькие шажочки. Гермиона попыталась дернуть ручку, но затвор схватился крепко. Все стихло.

— Эй… эй? Кто вы? Как вас зовут?

Никто не отвечал. Гермиона снова постучалась. Тишина. Горгулья подозрительно замолкла и теперь с большим укором смотрела на гостью. Страх завязал узелки в животе. Гермиона отошла, затрясла головой. Не может быть, что бы там кто-то был. Пленник? Снейп появился неожиданно и изогнул бровь. Наверно, страх все же отражался на языке ее тела, в неестественно ровной спине и скованности. Он хрипло и очень тихо спросил:

— Вам плохо, мисс Грейнджер? — он медленно обошел ее. — Вы бледнее луны. Что заставило вас прийти на отработку раньше обычного?

— А то не знаете?

Он бросил холодный взгляд на прошедших будто бы случайно слизеринок и толкнул дверь.

Гермиона заглянула в кабинет и не обнаружила никаких следов расправы, ничего будто и не приключилось!

Тревога заиграла сильнее. Цепко думая оборонительное заклинание, она вошла. В рукаве покалывало магией палочки. Снейп затворил дверь. В тишине бился пульс. Слышался шелест мантии. Шаг. Второй. Гермиона выкрикнула экспелиармус. Профессор мгновенно отбил и обозлился. Извернувшись, она ловко упёрла палочку в кадык. Прижатый к стене, он одним ловким движением поменял их местами и увел в угол, сузив глаза. Гермиона извивалась, пока не услышала совсем близко холодный голос:

— Мисс Грейнджер, вы сумасшедшая, глупая и наивная девчонка! Нельзя проверять меня! Ясное дело: артефакт бьет сильно! — он почти кричал. Кончик палочки упирался в шею. Она тяжело дышала. Адреналин продолжал выбрасываться в кровь, и с каждым вздохом щекотало живот.

Она чувствовала, что он не касался ее, что его грудь находилась в нескольких миллиметрах, которые внезапно захотелось преодолеть. Молчали. Кончик палочки тронул щёку и мягко повернул ее голову. Их взгляды столкнулись совсем иначе, по-новому, да так, будто открылось второе дыхание. Но для чего?

— Вы в порядке? С вами всё хорошо? Возможно, артефакт атакует не внешне, а внутренне? Что вы чувствуете? — Снейп требовал ответа и не давал времени на него. — Есть признаки внутреннего кровотечения? Боли?

— Всё хорошо. Я же обещала вас убить нежно…

Его дыхание коснулось щеки. Она покраснела, и он резко отпрянул.

Гермиону из мыслей вырвал голос, она увидела яркий малиновый цвет, директорский стол.

— Мисс Грейнджер, вы меня слушаете? Или витаете в облаках? — Минерва уже сердилась. Она третий раз повторила предложение, и все без толку. Снейп перебил:

— Повторю: Домшон проверен, директор. Но это не показатель доверия к нечистому на руку, жалкому министру.

— Северус, все будет честно, я подпишу через проверенную кампанию.

— В смысле подписать? — переспросила недоуменно Гермиона. Едва догадываясь, она перебегала недоверчивым взглядом то на директрису, массирующую виски, то на профессора, тревожно вглядывающегося в неё.

— Мисс Грейнджер, вы, конечно, прослушали, поэтому, к вашему сведению, в четвёртый раз повторяю, что мы с профессором Снейпом пришли к выводу, что Домшон был нашей конечной надеждой, которая не оправдалась. Следовательно, мисс Грейнджер, витражи имеют только эстетическую ценность.

— Нет-нет! Невилл ещё…

— Мисс Грейнджер, ответ очевиден. Мистер Лонгботтом не наш случай, его и проверять нечего.

Гермиона не унималась:

— Давайте сходим к профессору Трелони…

— Нет, — решительно отрезала Минерва и кинула на стол договор. Хватило и взгляда, чтобы воскликнуть:

— Что?! Вы хотите продать витражи?!

Снейп подошел к столу и склонился рядом.

— Да, пятьдесят на пятьдесят. Школа нуждается в финансировании, и поскольку этот проект был вашим…

— Нет! Мне деньги не нужны! Профессор, можно же все провернуть! Подумайте, как увеличится цена в случае артефакта! Я поступлю в академию, мы сделаем открытие и продадим!

— Нет. Перестаньте строить иллюзии, милая.

— Но мы не всё опробовали!

— Мисс Грейнджер, — надавила Макгонагалл, — к середине января я подпишу договор и состоится сделка. Умерьте свой пыл и вернитесь к проекту по трансфигурации.

Гермиона с рыком вскочила и выбежала за дверь. Странное поведение Макгоногалл сделалось невыносимым в последнее время.

* * *

Невилл собирал чешуйчатые лепестки, крутил их пинцетом под лупой и делал пометки на пергаменте. Пыль плавно кружилась и опадала под мерцание свечей. Когда позади вспыхнул камин, юноша с опаской посмотрел на дверь профессорской спальни. К счастью, та оказалась плотно закрытой. Он обернулся, чтобы вежливо сказать, что профессора Снейпа нет, как увидел своего куратора, перепачканного в крови, шатающегося. Мантия висела на нем кусками. Если бы кто-то попал на клык саблезубого тигра, выглядел бы лучше.

— Ох ты, батюшки! — залепетал Невилл и подбежал.

— Хватит кружить неуклюжим птенцом вокруг падали! Либо помогайте, либо проваливайте вон! — прорычал Снейп и зашипел. Невилл угукнул и подхватил профессора, утащил на диван.

Снейп тяжело дышал и кашлял в кулак, который тотчас пытался спрятать.

— Кашель с кровью? Позвать Тинки или мадам Помфри? А м-может, принести зелья? Я знаю, что тысячелистник…

— Лонгботтом, если у воды есть течение, то мы должны радоваться, что не образовалось болото? О его скорости и говорить не станем.

— Да вы не так уж и ранены, раз смеете шутить о моих интеллектуальных способностях, — фыркнул Невилл и приложил руку к бледному лбу профессора. У того был жар.

— Я скажу вам так, Лонгботтом, если моторчик в вашем мозгу не тянет мои уроки, то я буду снисходительным и любезно повторю: вы мужчина. Принимайте решения сразу. Берите на себя ответственность и не ссыте. Вас я точно не покусаю. А нет — уйдите.

Невилл фыркнул и сбегал в лабораторию. Уже через секунду раненый принял дозу болеутоляющего и кровоостанавливающего, а после увлажнил горло стаканом огневиски, за что высказал сердечную благодарность.

Но все равно дышал раненный тяжело, разум слабо прояснялся. По старому опыту успокаивался и ожидал Тинки, который несколько искусен в деле врачевания. Когда Невилл перевязал плечо с невозмутимой физиономией, Снейп улыбнулся:

— Сколько талантов кроется в вас!

Невилл закатил глаза.

— К сведению, я выучил все ваши уроки. Не сдаваться, раз. Принимать решения, два. Верить в себя, три. Защищать девочек и не быть занудой, четыре и пять.

— Именно с последним вы плохо справляетесь.

— Понял, молчу.

В ушах гудело, а горло жгло вязкой консистенцией зелья. Огневиски не сильно помогал. Северус откинулся на подушки и прикрыл глаза, вспоминая лица Упивающихся.

Узнав о наименовании организации, которой Минерва нарочит вручить витражи, Северус взялся за проверку, которая закончилась не так удачно, как хотелось бы. Куда хуже — он не знал, как Минерва вышла на мошенников, но носом чуял, что не без советов Домшона. И теперь каждая вена в его теле пульсировала от темного проклятия. Прикрыл глаза. Появился образ мисс Грейнджер. Снова здравствуйте… Северус натянул улыбку. Выбросить навязчивую мысль из головы не получится, как обычно.

— Как только Тинки освободится, пусть выяснит, есть ли сходство этой заразы с болезнью моего гостя.

Невилл кивнул, стараясь всячески не показывать своей тревоги. Получалось неумело.

— Лонгботтом…

— Да?

— Если мисс Грейнджер попытается напасть на вас и с ней что-то произойдет, бегите сразу к Поппи.

Невилл озадачился, но лишних вопросов не задал, хвала Мерлину! Северус закрыл глаза и заснул.

Следующим днём Гермиона действительно атаковала Невилла и получила в ответ чары щекотки. Она упала на траву и захохотала. Тем временем Северус ходил в кабинете Макгонагалл и выслушивал аргументы в сторону продажи витражей. Но все слова не достигали цели. Северус с замиранием сердца смотрел в окно и ожидал, что на эту глупую и импульсивную гриффиндорку обрушится кара артефакта.

— Северус, ты здесь?

— Здесь… здесь… и твой Домшон тоже, — буркнул Снейп, смотря на крупную фигуру у аппарационного барьера. — Советую не расслабляться, Минерва. В его конторе упивающиеся.

Макгонагалл упрямо промолчала. Снейп закатил глаза и вышел.

* * *

Гермиона коротала часы в выручай-комнате. Не спала, ела меньше обычного и почти не водила бесед с друзьями. Плевать она хотела на такие глупости как отсутствие гипотез. Свои выведет! Найдет доказательства! Витражи — артефакт!

Она поднесла на ладошках два стеклышка и покрутила у окон. Появилась разноцветная тень с изображением рун и витиеватыми узорами. Гермиона выругалась и прищурилась. Свет как свет. По признакам — обычный витраж.

Зевота вновь атаковала. Когда же она наконец выспится? Но тотчас в голове появился голос, напомнил о доказательствах. Гермиона прикусила губу и присела за кулисами. Неужели Макгонагалл права?

Внезапно маленькие песчинки посыпались откуда-то сверху. Заскрипела веревка. Мешок с мукой взлетел, порвался. Белый порошок хлопнул по макушке, и шторка занавеса опустилась.

Сначала кашель зарезал в горле. Старая мука показалась мерзкой на вкус. Загорчило. Гермиона поморщилась, первым делом принялась отряхивать витражи, как щелкнуло в голове. Идея! Всплыло странное воспоминание Трелони, которая терла подушечки пальцев, что-то неосознанно посыпала. Комната помогала через нее!

Подскочив на радостях, она полетела в сторону выхода, как свет резко потух, а штора с силой припорошила ее, позволяя запутаться и с превеликим успехом упасть на пол. Тяжелая ткань накрыла лохматунью с головой. Гермиона попыталась встать, проверить витражи, но ни того, ни другого ей не удалось, к счастью.

Дверь распахнулась. Влетел сердитый Шарль и не менее разгневанный министр Домшон.

— Всё осмотрите сначала, а потом говорите. Вы отрываете меня от работы, мистер Домшон!

— Это специальная комната, если вы ещё не заметили. Здесь нет никого, кроме нас. К делу.

— Замолчите!

Гермиона не дышала, но услышала, как кто-то широкими шагами направляется прямиком к ней.

Примечание к части

Королева Прокрастинации вернулась в отряд!)))

Ребятки наши испугались, испугаались) Начинается сааамое интересное, мы почти у вишенки *шевелит бровяями*. Муза мне нашептала такиих сцен, ой-ля-ля))))

Люблю вас)))

Пол скрипел под быстрыми и уверенными шагами худого тела. Шарль переступил штору где-то у ног девушки и резко, судя по звуку, одернул вторую половину занавеса. Когда наступила тишина, сделалось дурно. Гермиона, как и все невольные свидетели, чувствовавшие опасность, не двигалась. Только витраж впивался крепко в ладошку, да глаза не моргали — уставились в одну точку на красном полотне.

— Вот теперь… — протянул Шарль, обходя кулисы. Ей казалось, что стук сердца слышен как из битбокса, что даже видно импульсы под толстой бархатной тканью. Шарль явно смотрит прямо на нее! — …чисто. Продолжайте… в чем дело?

— Мы с вами друзья, верно? Так вот, мистер Шарль, почему бы нам, таким умным магам, не призадуматься над дальнейшим сотрудничеством? Вы обратились ко мне за помощью, теперь моя очередь…

— Допустим, мистер Домшон.

— В таком случае вы должны меня понять. Это и в ваших интересах, впрочем, я, право, изложу изящнее…

— В чем дело? — поторопил Шарль.

— Недавно мою кампанию обыскали. Не ограбили, а именно обшарили. Вы понимаете, к чему я веду?

Видимо, Шарль кивнул, так как Домшон продолжил:

— Поскольку мы сейчас условились друг другу помогать, друг мой, я рассчитываю, что мы споемся не только на этот месяц. У хорошего бизнесмена выгода везде.

— Мы ещё не условились, но я понял ваш намёк. Что-нибудь пропало?

— Нет, но охранные чары задели злоумышленника. Он ранен.

Их шаги вновь отдалялись.

— Напишите адрес, я учту и доложу начальству.

— Уж умаслите. Ваш отдел. Отдел превосходных гончих!

Гермиона робко приподняла ткань и высунула нос. Гончих? О чем идет речь? Что-то закололо в ладошке — какая-то странная магия жгла пальцы. Неужели Шарль наслал?! Заметил подслушивающую, но промолчал? Она поднесла ладошку к лицу, и из ее рта едва не вылетел крик. Не верилось, да и могло ли? Гермиона не сводила взгляда с витража. Руна светилась слабой магией и от пыли подавала какие-то узоры, которые, если поднести стёклышко к глазу, очерчивали нечто неясное. Она немного отодвинула одеяло и сглотнула.

Шарль выходил первым, и над ним, как показало стёклышко, летал какой-то знак отличия, а над толстяком Домшоном — между прочим, министром рун! — магия примитивно показывала большой особняк.

Когда они ушли, Гермиона долго не решалась встать — всё глазела сквозь витраж на дверь. Осторожность в таких делах никогда не помешает, да и под тяжелой тканью было уютно, думалось хорошо.

Одного она не понимала: при чем здесь гончие. Шарль из пиар-отдела! И подобное уединение, излишняя осторожность не соответсвуют разговору министра и актера. К тому же, разговор шёл не о той ли конторе, о которой знает профессор?

Если бы нашелся хоть один ответ, Гермионе бы стало легче. В ее нежных ручках лежало стеклышко, которое вносило в глубину души радость. Это артефакт, раз! Это успех, два! Она не только защитит проект, но и разбогатеет! Гермиона улыбнулась, устало прикрыла глаза, и её улыбка засияла во все тридцать два. Спать хотелось ужасно. Бессонные ночи, раздумья о доказательствах и эмоциональное выгорание всё-таки привели к верному результату. Оставалось лишь понять, к чему эти витражи, их механизм работы, и считай, она первая в списке поступивших! Но что показывал этот витраж? Желание? Заветную мечту? Подарок?

Было бы глупо предположить, что девушка не опробовала другие витражи. Увы, на них пыль никак не влияла.

Когда она вспомнила о репетиции, то вскочила и поскорее бросилась к двери, но той не оказалось. Поначалу Гермиона искала выход, но потом поняла, что комната желает ей добра и именно поэтому прячет. Тогда она подумала об удобном и надёжном тайнике, и совсем рядом открылась дощечка сцены, а там и шкатулка от рун! Место удачное. Под конец пол выглядел идеально. Никто и не догадается.

Мечты о следующей победе одолевали ее, что девушка не сразу заметила Гарри. Повезло, что первым пришел именно он и не задал лишних вопросов. Его совсем не волновало, что здесь можно делать так рано, да и болтать не будет. Следовательно, Шарль и Домшон не узнают. Ясно же: репетировала! Друг улыбнулся и принялся повторять строчки Цезаря. А опьяненная радостью ученого Гермиона чувствовала жуткую сонливость. Теперь, когда одна из целей достигнута, второе дыхание закрывалось. В отдыхе нуждался даже самый ничтожный раб Древности, и организм юной девушки, играющей, между прочим, Клеопатру, не забывал напоминать об этом. Она зевнула.

В поиске места для отдыха уставшая присела на софу. Пока нельзя спать. После репетиции, как только появится возможность улизнуть, она побежит в свою комнату и там нырнет в постель, укроется приятным тяжелым одеялом и заснет с довольной улыбкой на губах.

Началась репетиция, и, увидев Снейпа, Гермиона опешила. Погруженный в свои думы, он не посмотрел на нее, ловко запрыгнул на сцену и сел рядом. Не стоит ему знать об открытии. Пока. Сначала ей предстояло выяснить, можно ли доверять Снейпу.

Во время игры успех в витражах придавал немного энтузиазма, а всеобщий шутливый настрой — сил. Злили только слизеринки, которые краснели больше нее, когда профессор нежничал в роли.  Как свойственно всем глупым свахам, они мечтали только об одном — увидеть Грейнджер в паре со Снейпом. Иногда назло Гермиона прижималась к профессору сильнее и шептала, чтобы он унял своих ветреных слизеринок. Но Снейп нахально улыбался и доводил до бешенства тем, что делал вид довольного и даже влюбленного мужчины.

Она рычала. Он закатывал глаза. И тем не менее, несмотря на лёгкость в актерской игре, тесные объятия и пылкий шепот, Шарль сделал им уймищу замечаний.

— Вы спите в одном ботинке, милые мои. Так не пойдет. Остаётесь на индивидуальную репетицию, — буркнул он сердито и завершил основную. Его позвала Макгонагалл помочь выбрать кольчугу для Антония, и Шарль снисходительно дал никудышным актерам пять минут на отдых.

— Мда, мисс Грейнджер. Этот спектакль сведёт меня в могилу раньше, чем это сделаете вы.

— Я? Было один раз и для витражей, сэр! Да и не думаю, что такого слона, как вы, можно пробить.

Он изогнул бровь и лег на софу, поманил пальцем к себе и лукаво улыбнулся. Несмотря на уставший вид, круги под глазами и болезненную бледность лица, профессор выглядел если неопасным, то человеком, имеющим недобрые мысли на уме. Однако Гермионе подумалось, что тревога ложная. Что может сделать с ней этот сонный мужчина?

— Слона?

— Да, вы совсем не пробиваемый и непобедимый, о великий… — съязвила она и легла рядом, нарочно прижимаясь. Снейп не реагировал и изучал потолок:

— Зато вас можно подстрелить, как белку, одним лишь томным взглядом.

— Да, да, коварный профессор, мои щеки уже печет, — буркнула с безразличием. — Что там по сценарию? Я должна вас поцеловать? Мы займёмся любовью? Что?

Снейп низко рассмеялся и обнял актрису за плечо, стирая с щеки едва заметную дорожку муки

— Поздравляю, мисс Грейнджер. Вы превзошли своего учителя. Это прогресс. 

Сердитость исчезла, и как бы она ни сдерживала смех, тот заливисто прозвенел в стенах Выручай-комнаты. Гермиона, устраиваясь поудобней, провела по мужскому плечу и почувствовала под жесткой тканью сюртука повязки.

— Бинты? — спросила она шепотом и прикрыла глаза, устраиваясь на его груди. Профессор напрягся и погладил ее волосы.

— Да.

Все встало на места. Шарль, Домшон и Снейп. У министра зуб на него. А у нее? Гермиона отказалась отвечать совести. Мужчина зевнул и что-то пробормотал, наставляя в умении держать язык за зубами, но сон уже сморил ее.

Когда Шарль и Минерва вернулись, чтобы приодеть своих звездочек, то так и застыли с раскрытыми ртами. Единственная улыбка мелькнула на губах актера. Макгонагалл молчала.

— Они устали, директор. Я загонял их, не сердитесь.

Взгляд Минервы сделался недобрым — укоризненным. Строгость заговорила в неодобрительном тоне, в поджатых губах.

— Мистер Шарль, вы понимаете, что пойдут слухи.

— Слухи — любовники пиара, директор. Факты затеряются, но слухи, будь то правда или ложь, обязательно дойдут до ушей. Это военная тактика. А мы после Рождества переключимся именно на нее. Не беспокойтесь. Думаю, Выручай-комната не даст их в обиду.

И действительно, как только они удалились, дверь исчезла.

* * *

Никто не ведал, почему профессор Макгонагалл в последнее время сделалась нервной и рассеянной. Даже в кабинете, когда она оставалась наедине с собой, напряжение не спускалось с осанки, а перо то и дело перекидывалось с пальца на палец, будто такие махинации способны как-то помочь.

Новый контракт лежал на столе. Из сделки этой ничего путного не выйдет. С каждой минутой желание перенести встречу росло, и приходилось заставлять себя не терять гордости, не тянуться к трубке в желании отказать министру. Слишком поздно.

Дверь отворилась, и только тогда Домшону вздумалось наигранно постучать. Он не сводил с директрисы маленьких крысиных глазок.

— Можно войти, мэм? Я не займу у вас и получаса.

— Извольте.

Кривая улыбка мелькнула на губах, он подошел к столу и переставил стул на свой лад — так поступают люди особо наглые и беспринципные. Минерва отодвинула чашку чая и увидела фальшивую улыбку на потном лице собеседника. Она едва сдержалась, чтобы не зашипеть.

— Милая, а можно мне отведать одну чашечку директорского чая? Аромат чудный.

Макгонагалл кивнула и нехотя позвала домовика. Уже через минуту на столе появился янтарный чай с сахаринками на дне. Рядом оказалось блюдечко с приторными пирожными.

— Благодарю. Расскажите, как мой сынишка? Надеюсь, не хулиганит? Он у меня умненький, весь в отца.

— Очень милый и тихий ребенок. Однако вы пришли не за этим, а за договором, верно?

Он довольно кивнул, развалился на стуле и никак не отреагировал на отказ.

— Я не собираюсь подписывать. Фирма отвратительная, министр Домшон.

— Верно, верно. Но что взять? Бюрократия! — он развел руками и прошёлся взглядом по договору. — Однако, заметьте, у маглов не лучше! Они как муравьишки погрязли в своих замкнутых системах. Наша же проще и рада всем.

Минерва не оценила шутку.

— Что ж, ладно. На нет и суда нет. Шкатулка ваша. Я же говорил, что долго не займу вас! Только чай допью… — пока пил, Домшон не сводил взгляда с директрисы. Пускай в его алчных глазах плескалось веселье и шутовство, но и они не могли скрыть нечеловеческой черствости. Минерва кивнула и улыбнулась из вежливости.

— Скажите, профессор Макгонагалл… А меня можно назвать заботливым отцом?

— Да, мистер Домшон.

— Я рад, благодарю! Мне нравится ваш Хогвартс. Замок отличный, и интерьер, и история! Вы, верно, отменный директор!

Минерва сухо кивнула, но это нисколько не смутило министра:

— Люблю своего сына, а знаете почему?

— Нет.

— Что ж, расскажу. Помимо того, что он моя кровинушка, сынишка обожает меня и доверяет. Сколько интересных вещей он поведал, директор. И, как заботливого отца, меня смущает ряд неприятностей. Например, воровство. Как часто дети подвергаются кражам?

Разговор шел к очевидному руслу, и тем не менее Минерва не смогла вымолвить и слова, чтобы остановить болтовню.

— Молчите? Что ж… Ладно, позже изведаем. А вот домовики подрались совсем недавно. Вы знаете причины агрессии Снейповского эльфа?

— Эльф мистера Шарля влез в личные покои Северуса. У домовиков в этом вопросе все строго, министр.

— Что ж, давайте рассмотрим иной случай. Допустим, это так. Но как объяснить слухи о связи студентки и профессора?

— Пиар. Если вы общались с мистером Шарлем…

— Я с ним мало знаком, директор. Не вожу связи с актерами.

— Вам объяснить дисциплину «связи с общественностью»?

Домшон покачал головой.

— Нет-нет-нет. Зачем мне? Объясните это министерству, которое в скором времени узнает о каких-то заведомо неправильных нормах и социальных установках в стенах школы. Сами подумайте, какой беспорядок тут стоит: воровство, драки, запретные связи. Сдается, у Хогвартса завышенный рейтинг, который обманывает добропорядочных родителей. Мне, как отцу, обидно.

Минерва поджала губы, но не показала, как задевали слова министра, сколько правды она видела в них. Ведь она не могла отрицать, что в последнее время поведение студентов оставляло желать лучшего, а пиар только заготавливал почву для скандалов и не действовал.

— Так вы подпишете?

Это был шах от министра. Минерва запаслась терпением и ответила:

— Через другую контору. Муравьиную. Маггловскую.

Домшон показал улыбку невинного мальчишки, развел руками и изрёк:

— Ну что вы, право? Ваше желание закон, директор Макгонагалл. Отправьте договор почтой, и я его сразу подпишу.

— На неделе.

— Отлично. И сбавьте цену на пять сотен галеонов.

Из последних сил Минерва выдавила улыбку и кивнула.

* * *

За неделю до Рождества в подземельях случилось происшествие. Гермиона Грейнджер молча конспектировала книгу. Сам профессор, как свойственно людям сдержанным, сидел за столом и водил пером по пергаменту. На студентку он почти не обращал внимания. После совместного пробуждения посреди ночи неловко было обоим. Тогда Гермиона просто пошевелилась во сне и ладошкой случайно надавила на раненое плечо. Снейп, конечно же, вздрогнул. Гермиона распахнула глаза. Нелепое молчание, смешанное с изумлением. Пара робких движений, чтобы выпутаться из тесных объятий.

Она вскочила быстро. Профессор последовал за ней, сверяясь с часами. Было четыре с четвертью утра, все ещё дежурил Филч, и Снейп сухо промолвил:

— Молчите об этом и не оправдывайтесь. Оправдываются только виноватые или лжецы.

— А мы не виноваты, — подхватила Гермиона и вышла через появившуюся дверь, которую Снейп придержал.

— Именно, не виноваты, — вторил он.

— И не лжецы.

— Нисколько.

С тех пор разговаривать дольше им не приходилось. Профессор молча довел ее до комнат, кивнул и бесшумно ушел.

Отныне общение с ним усложнилось. На уроках профессор не замечал ее, на репетициях не прекословил, не смущал, а при отработках скупо интересовался о рунах и давал нужные книги. Такая позиция решительно устраивала Гермиону, так как всякий раз на вопрос о доказательствах она лгала ему. Всё еще боялась признаться, что витражи настоящие.

Страх — вот, кто властвовал над ней. Следы скорби часто наводили ее на мысль о Снейпе. Она боялась. Боялась, что тайна Снейпа воплощает страшные вещи, что Темная магия взяла вверх над бывшим пожирателем и что сам он погасил единственный свет в своей душе. Он хорошо играл, и это пугало не меньше.

— Мисс Грейнджер, — спросил Снейп резче обычного и откинулся на спинку стула, оперся локтем о подлокотник и задумчиво приставил палец к скуле. Взгляд не выражал ничего. — Мисс Грейнджер, вы здесь? Или задумались обо мне? Почему вы так пялитесь, поведайте?

Он изогнул бровь, когда Гермиона вздрогнула. Это не прием из «привыкайте», а прямой вопрос, как на допросе. Кривая улыбка появилась на ее губах. На самом деле, он недалеко ушел от правды.

— Да.

— Да? И о чем же вы думали?

— О Рождестве, — она вновь солгала. Тема вырвалась случайно, как обычно бывает при зубной боли: тревожила когда-то, да позабылась с приходом других проблем.

— Здесь и думать нечего. Полагаю, что у вас уже имеются планы, раз задаете этот вопрос, к тому же у меня нет никакого желания видеть вашу мордашку еще и в канун Рождества. Наказаны вы, а не я, пускай и ложно.

На его губах проступила кривая усмешка, глаза пристально смотрели на нее, и в них кружилась темная бесконечность. Этот мрак скрывал любые слова. Профессор сказал то, что хотел, ни фразой больше. Холодок прошелся по коже, и девушка отвела глаза. Почему его слова оказывают такое сильное влияние? Почему ей больно, а не страшно?

— Рада это слышать, профессор. К тому же актеры остаются на каникулы здесь и в честь этого устраивают Рождественский бал…

— Видимо, должность директора Хогвартса как-то проклята, — буркнул он, не сводя с нее глаз. Гермиона изучала поля пергамента.

— С чего вы взяли?

— Вы не ведаете, как и не знаю я, о среднем балле по тестам в других дисциплинах. Однако, мисс Грейнджер, не составит труда догадаться. Зелья все, кроме вас да Лонгботтома, написали на тройки, что не делает Хогвартсу чести. Бал — наказание сомнительное. Он отупляет, впрочем, когда и кого в этом замке волновало? Каждый директор придумывает глупости.

— Бал для вас глупость?

— Не начинайте…

Но она настояла, поддаваясь какому-то ветреному желанию. Этот импульс менее всего походил на рациональный. Сиюминутно хотелось выяснить, понять. Гермиона встретилась с тяжелым взглядом.

— Нет, скажите.

— Вы задаете глупые вопросы и оттого-то любите праздность, впрочем, я отвечу. На балах найдется место не только веселью, но и пьянкам. Любой танец ведет из вертикальной плоскости в горизонтальную, наивное дитя.

Глаза Гермионы вспыхнули. Они загорелись и у профессора.

— Звучит весьма цинично, разве не так? Вы опошляете всякое проявление чувств и душевности, профессор. В танце люди сближаются. Есть куда более интересные разговоры, чем предложения уединиться.

— Я разве что расистом не предстал пред вами, мисс Грейнджер. Сексист, циник… мне нравится. Что же касается так называемого «сближения», то постель самый короткий путь к тесному контакту. Однако и поэтому советую меньше пить пунша. Уизли может проявить остроумие и подсыпать вам что-нибудь невзначай, а меня рядом не будет.

Внезапно она переменилась в лице.

— Как? Вы уезжаете?

— В каникулы меня тоже не будет, поэтому ваши отработки подходят к концу, несколько недель после нового года, я надеюсь, мы потратим с большей пользой. Впрочем, давайте поразмышляем на иную тему… — он встал и подошел к полкам с книгами, Гермиона могла видеть только его напряженную спину. — Я надеюсь, что за каникулы вам удастся выявить артефакт, и мы перейдем к изучению свойств. К тому же, мисс Грейнджер, это занятие куда более деятельное, нежели таскать в Выручай-комнату разноцветные стеклышки и молиться.

— Будто вас это как-то отягощает, — буркнула Гермиона. — Давайте пока поразмышляем, что у нас есть. Витражи, я соединила их по кусочкам, собрала картинку. В итоге: три стеклышка. Все они имеют какое-то отношение к одержимости… — она не замечала, как говорила слово «нас», и как по-странному на это реагировал профессор. Глаза Гермиона подняла только тогда, когда Снейп поправил:

— Страсти, мисс Грейнджер.

— Это не важно. Артемидия Гуаре училась в Хогвартсе. В начале XVI века её сожгли магглы, но не как ведьму. Миден считала подругу бездушной и чертовски умной демоницей. Девушка была явно жестокой, что больше походит на одержимость. В страсти все иначе.

— Вы еще ни с кем не спали, мисс Грейнджер. Откуда вам известно о страсти? — он повернулся чуть резче обычного.

Девушка покраснела и проигнорировала:

— Нерса Дерника обвинили и сожгли за связь с Артемидией Гуаре. А теперь, благодаря книгам, я выяснила, что у создательницы этих витражей водилось множество любовников, и это в школьные годы, когда Хогвартс был разделен на женскую и мужскую половины! Может, руны связаны с ее любвеобильностью? Может, она была одержима любовью?

— Сексом. Мисс Грейнджер, называйте вещи своими именами. Она страстная натура.

Он склонил голову к плечу и откровенно наслаждался выражением ее лица, смущением и теми жалкими попытками скрыть его. Гермиона закатила глаза.

— А вы знаете, что обсуждаете с ученицей тему секса, профессор Снейп? — возмутилась Гермиона, и в этот момент живот сладко свело от затуманенного пристального взгляда. Он не отвечал — был серьезен. В глазах сверкал интерес, когда он наклонился поближе, облокотился локтями о стол и прошептал:

— Я давно перестал видеть в вас студентку, мисс Грейнджер. Для меня вы царица.

Она едва не треснула его, осознав издевательство. Вскинула гордо голову.  Прежде всего глупышка она — поверила! Сжав кулачки, она вскочила и смело встретила его насмешливый взгляд, но попала в ловушку. Бездонная тьма в его глазах манила, затягивала, и Мерлин ведает, что бы могло произойти, если бы не дверь, стукнувшаяся о стену.

— Хозяин, хозяин! Тинки не виноват, Тинки не знал, что делать. Он попытался сбежать! Тинки остановил! И-и… — и домовик упал на колени и сокрушительно зарыдал. Красные капли стекали по бледным худеньким ручкам. Мешковидная сорочка окроплена кровью. Домовик трясся.

Снейп подлетел и первым делом осмотрел Тинки, вторым — бросил Грейнджер:

— Уходите немедленно.

— Я могу помочь!

— Мисс, вы не поняли команды? Вам лучше этого не видеть, — он обернулся и тряхнул головой, что патлы упали на лицо, — ладно. За той дверью ванна, помогите Тинки, я скоро буду. И, мисс Грейнджер, никому об этом.

Когда Снейп ушел, Тинки разревелся. Его повели в ванную, место светлое и чистое, с большой чашей, полотенцем и шкафчиком над раковиной. Было что-то недозволительное и запретное в том, что она видела чужую зубную щётку, флакончик с пеной для бритья, его одеколон и обезболивающие. Полотенце в ее руках совсем скоро приобрело грязно-розовый оттенок. Тинки слабо оправдывался, вздыхал и иногда рвался назад, из-за чего Гермиона прикладывала все силы, чтобы смирить пыл виноватого. Веселья в происходящем было мало. Оставалось только гадать, чья там кровь. Кто жертва? Кого здесь держат? Тинки уворачивался от разговора.

— Это все зелье, не Тинки! Хозяин пробовал новый рецепт! Опыт не удался!

— Какой опыт?

— Пятый, после такого он точно умрет! Умре-ет!

— Кто? Тинки, скажи, прошу!

— Слишком много вопросов, мисс Грейнджер, не кажется?

Этот голос почти прогремел в стенах белой ванны. Профессор, одетый во все черное, как сатанинский дух, излучал тьму. Он стоял и смерял их взглядом. Тинки поджал длинные уши и зажмурился. Когда профессор подошел и укутал малыша в полотенце, домовик не шевелился.

— Все хорошо, Тинки. Возвращайся в комнату. Нет причин задерживать мисс Грейнджер. Она помогла, чем смогла, — равнодушие наполняло каждое его слово.

— Но…

— Все хорошо, — надавил Снейп и проследил внимательно, когда же наконец закроется дверь за домовым, потом он повернулся к ней и осмотрел перепачканные ладони, хрупкие плечи, шею и выступающие ключицы.

— Теперь нужно умыть вас, мисс Грейнджер.

Примечание к части

Уф, ребята, я уже жду следующую главу, так как там будет балдежная сцена! А пока внимательно изучаем поведение Снейпа (хах, чувак, ты обманул себя со своими играми в "привыкайте" *автор злорадствует*)))

Люблю вас! Одна читательница, сказала притормозить с скачками в эпизодах. Согласна) Приношу извинения за прошлую главу. Отныне все будет размерено) И я уже запуталась, кто кого морозит, кто издевается, а кто флиртует)))

Но Снейп бунтует и желает играться с Гермионой дальше (играйся, играйся, дружочек)))

Спасибо, что терпите его сложный характер)

P.S.: скоро Рождествооо))) Включаем фантазию, девочки)))

Для празднования Рождества директор Макгонагалл пригласила оркестр  особых гномов-великанов, славившихся виртуозностью. Рождественские мелодии ненавязчиво кружились в Большом зале. Пахло ванильными пряниками. Под потолком сияли звёзды, и маленький нежный снежок плавно кружился. В центре стояла огромная лесная красавица. В золотых шарах отражались танцующие пары, и это дополняло рождественскую атмосферу.

За елью, словно выточенная из мрамора, стояла девушка в белом. Она бесцельно смотрела вдаль и обнимала себя руками. Её лицо скрывала кружевная маска, и только янтарные глаза выдавали грусть. Окружающие могли отметить, что платье струилось по точенной фигурке и имело кружевной золотой рисунок. Магия мерцала в узоре, а пояс стягивал узкую талию. Девушка представляла собой одно из хрупких созданий, с которых раньше писали картины, и оставалось только жалеть, что в Хогвартсе не нашлось ни одного мастера-художника. В образ, по мнению некоторых девиц, не вписывались, разве что, давно вышедшие из моды рукава-фонарики. Они отбивали щеголихам всякое желание наслаждаться вечером. Безусловно, наплевательское отношение к эталонам стиля не могло не волновать тех юных особ, которых меньше всего касался этот вопрос. Лаванде Браун наряд не пришелся по вкусу, а следовательно, и ухажеры ее не одобрили выбор однокурсницы.

Такой исход означал лишь одно: большинство танцев обойдут Гермиону Грейнджер.

Сама она и не задумывалась о таких пустяках. Пускай вокруг безмятежно покачивались волны танцующих, её умную голову заполняли тревожные мысли. Губу девушка непрестанно покусывала, и то и дело Гарри приходилось напоминать подруге о празднике. Та постоянно погружалась в себя, и казалось, что самое лучшее место для Рождества сегодня — пустой балкон. Даже мороз не смог бы отпугнуть.

Ах, как Гермиона нуждалась в покое! Всю неделю она размышляла над тем происшествием, и никогда, как сейчас, она не была близка к ответам! Думалось, что ещё одно мгновение и всё встанет на места: и её отношение к профессору Снейпу, и раздумья о доверии к нему, и об их игре, и об эксперименте.

Тот вечер никак не выходил из головы. Тогда, после ухода Тинки, профессор попросил, вернее, приказал умыться. Опять-таки, под этим подразумевалось раздеться и принять душ. Его душ. Он подал полотенца, пахнущие им — мужчиной, — и вышел. Ванна ожидала. Гермиона заметила, что тишина обнажает неровное биение сердца. Она бросила недоверчивый взгляд на дверь. Под ней виднелась тень — не уходил. К горлу подступил ком.

Даже комната показалась холодной, как тюремная камера.

Когда ступор, наконец, прошёл и Гермиона посмотрела в зеркало, она увидела бледное лицо с большими напуганными глазами и бескровными губами. Себя было не узнать. Подташнивало. На одежде, шее, руках контрастировали следы темной, вязкой крови. Они казались жирными пиявками, сосущими жизнь из молодого, совсем наивного тела. Все мысли поглощали эти бордовые полосы, всю энергию и силы. Ведь о них она гадала последние месяцы. Их она искала. Оставалось лишь понять, чьи они.

Невесть сколько миновало времени с тех пор, как она ушла в тёмный лес гнетущих дум. Там было страшно и темно. Липкий, как гной, туман не позволял ни сосредоточиться, ни увидеть хоть какое-то правило жизни, совет, по которому можно смело действовать сейчас. Как маленькие, трусливые паучки, мысли разбегались в стороны, и думалось, что только крик способен остановить время и запечатлеть их.

Профессор всё ещё стоял за дверью. Она не издала и звука.

Ну же, думай, Гермиона! Кого здесь пытают? Почему эльфы агрессивные? Что творится с профессором? Какова его тайна?

Ответы не приходили. Она включила кран и смыла красные разводы на раковине.

— Мисс Грейнджер, для вашего же блага поскорее сотрите эту чертову кровь со своего тела! Не медлите! — раздалось нетерпеливо за дверью. Неужели он собирался стоять и ждать там? А она?

Белоснежная ванна сияла в тусклом свете. Рядом покоились скляночки с гелем для душа, мыло. Ах, как завидовала Гермиона их бездушию и бесстрастию! Растерянная и смущенная, она робко открыла краны и покосилась на дверь. Наличие щеколды вряд ли бы спасло её от появления профессора. Если бы тот вздумал зайти в собственную ванну, то сделал бы это незамедлительно, и не имело никакого смысла волноваться насчет замка. Ежели захочется смутить, поговорить, убить — войдет. Она ведь актриса, ученица и свидетель. И, честно, оставалось совсем неясным, кто она для него сейчас.

Она долго не раздевалась. Думала. Пялилась на дверь. Ванна наполнилась и теперь остывала. Снейп молча стоял.

— Я не могу…

— Не надейтесь: я не уйду и вас не выпущу. Смывайте, — приказал он.

Гермиона не решалась, и ни одно движение не тронуло её пальцев. Только моргание свидетельствовало о том, что в ванной не каменное изваяние, а девушка.

— Профессор…

— Мисс Грейнджер, не заставляйте меня входить и мыть вас. Магией от этой крови не избавиться. Быстро залезайте в воду!

— Нет, может…

— Да.

Возможно, для кого-то раздевание в ванной своего профессора, где отсутствовала щеколда, не вызывала никакого неудобства. Но для Гермионы Грейнджер такое поведение считалось неправильным. Её щеки окрасил стыд. Единственное, что тогда помогло, — шторка. Только за ней девушка смогла раздеться и быстро забраться в ванну. Тело напряженно дрожало, как на первом приеме у женского доктора, когда стоишь за ширмой и знаешь, что в любую секунду начнется осмотр.

Она прикрыла глаза и медленно выдохнула, стараясь не думать о присутствии Северуса Снейпа. Ещё никогда в жизни ей не доводилось бывать в такой странной, нелепой и мрачной ситуации. Профессор не уходил даже сейчас! Казалось, что его шпионский слух улавливает каждый всплеск воды и то, как она слабо шевелится, боясь привлекать внимания. И её, и его нервы в этот момент натягивались туже струн. Можно было бы заговорить с ним, снять неловкость в появившейся тишине, но ей не хотелось. Голос бы подвел. Страх, напряжение не позволяли вымолвить и слова.

Гермиона старалась успокоиться, глубоко дышать и расслабиться — тщетно.

Страшило лишь одно понимание того, что профессор проводил опыты. Эксперименты. По словам Тинки, неудачные. На человеке, который старался сбежать, который просил о помощи! И о нем знала лишь одна она и, быть может, директор Макгонагалл!

Гермиона ощупала темную кровь на ключице, рассмотрела вязкую консистенцию и поскорее смыла. Тревогу сглаживал только горьковатый запах геля. Она и сейчас его помнит. В глубине души, конечно, женское тщеславие ликовало при мыслях, что теперь ее тело пахнет гелем профессора и что она единственная из студенток, кто моется в ванной самого недоступного мужчины… Мужчины?

— Пунша? — вырвал из воспоминаний Гарри и кивнул на два стакана в руках, — сейчас еще Рон подойдет. Эх, был бы Невилл с нами!

— Ему повезло больше всех. Он с семьёй отмечает, мы же, как болваны, здесь, — появился Рон и изумился, — ты чего покраснела?

Гарри тоже заметил румянец и изогнул бровь. Они подумали о Невилле, она — о Снейпе. Ничего не говоря, Гермиона взяла стакан и отошла в сторонку.

Если не считать запрещенных мыслей, которые всё чаще обнаруживались в её голове, выводы получались следующими: профессор болен, не иначе. Связано это с опытом Пожирателя, так как кровь была темной, обезображенной тьмой. Следовательно, и экспериментирует над каким-то пожирателем. И этому страдальцу могла помочь одна она!

Чем больше версия походила на правду, тем сильнее не нравилась. Тинки был агрессивен, нападал и дрался. Профессор в бинтах… и возможно, медленнее восстанавливается. К тому же она совсем не помнила, что профессор ответил, когда они засыпали на репетиции! А что, если он не проверял ту контору? Что, если искал что-то у Мистера Домшона и не нашел? Что, если всех водил за нос?

Снейпу удалось провести Воландеморта, обмануть смерть и притупить шипы министерства. На что еще он способен?

В толпе мелькнула фигура в черном. Никто не замечал. Ребята в масках непринужденно болтали. Некоторые покачивались в ритме чарующей музыки. Кто-то смеялся, дурачился. А ей поплохело. Тревога вынудила мышцы спины напрячься. Пунш Гермиона оставила на столике и подошла к окну. Показалось, что вместо ветра волосы зашевелила чья-то ласковая рука. Она вздрогнула и осмотрелась: никого.

Померещится же! Профессор уехал на всю неделю, и куда — оставалось безызвестным. К женщине, ясное дело. Где еще одинокий мужчина празднует Рождество?

Свежий воздух приятно охлаждал лицо, шею, приоткрытые губы. Наполнял легкие и остужал горячую кровь. Да что с ней? Почему так душно?

Не отвечая себе, она обернулась и вновь осмотрела зал. Уже с глупой надеждой. С отчаянием. Выделялся преподавательский состав. Минерва подозвала Гарри. Приятели переглянулись, и Рон затряс кулачками в знак поддержки, а затем отправил друга к директрисе. На его лице возникло глупое выражение шутника. Видимо, знал, что опять какое-то явно не серьёзное поручение! Трелони упёрла руки в боки, и её стрекозьи глазища сузились до маленьких щёлочек. Она сказала что-то подошедшему Гарри, и тотчас он обернулся и замахал Рону с не менее глупой улыбкой. Видимо, завязался какой-то спор, и ребята могли разбить. В последнее время они только и делали, что судили пари двух задиристых профессоров.

В эту минуту в паре метров от них Шарль разводил руками и хлопал кого-то по плечу. Ель загораживала обзор, но двигаться дальше не хотелось. Охватывало странное волнение, граничившее с боязнью разочароваться. В чем? В наличии некой женщины у некого мужчины? Нет, конечно, нет! Только вскоре интрига сделалась совсем невыносимой и пришлось шагнуть. Ещё и ещё, будто босиком по снегу. Когда нога ступила последний шаг, Гермиона застыла на месте, превратившись в соляной столб. Лицо вмиг преобразилось: губы приоткрылись, от румянца не осталось и следа. Прошло несколько долгих секунд прежде, чем она сглотнула.

Музыка плавно кружила пары по залу, но ей казалось, что кровь стучит у нее в висках громче, чем два кузнечных молота, а рваное дыхание вырывается из груди со свистом.

Она не отваживалась отводить взгляда. Собеседником мистера Шарля являлся профессор Снейп. Сдержанный и безэмоциональный, он холодно косился на ладонь актера, которая то и дело касалась его плеча в дружеском жесте. Квентин улыбался и что-то доказывал. По губам она прочитала слово «пиар». Снейп закатил глаза и кивнул, поворачиваясь к толпе танцующих. В одно мгновение мужчина нашел испуганный, прекрасный взгляд янтарных глаз и прищурился.

У нее живот свело от легкой радости и холодного потрясения.

За секунду черная маска с острыми углами запечатлелась в памяти. От властного взгляда тело охватила сладкая дрожь. В нём читался строгий приказ не двигаться. Гермиона рвано втянула холодный воздух. На шее нервно забилась жилка. Она сделала глубокий вдох и рванула в сторону. Помчалась прочь.

Всё шло не по её сценарию! Она подозревала его во многом. Образы и роли, которые он играл, мешались. Разговор выдаст её! Гермиона чувствовала опасность и точно знала: он держит человека и проводит над ним опыты.

Стоило скорее покинуть Большой зал!

Девушка подбежала к ели и скомкала юбку напряженными пальцами. Путаница в голове не позволяла сосредоточиться. Инстинкты несли напуганную к выходу. Совсем близко же!

Робко выглянув, беглянка осторожно пошла по кругу. Сердце забилось в горле, будто она проглотила его и этим напугала. Но на самом деле страшил пристальный взгляд.

Везде мерещилась угроза. Всюду виделась черная мантия. «Это просто глупости!» — напоминал внутренний голос. Она не пьяна, чтобы проболтаться, но и он не один год был шпионом. Разум молил как можно скорее покинуть зал. Щемило сердце.

Снейп может догадаться о том, что она лезет в его тайны! Или о витражах! Да о чём угодно! Гермиона чуть не вскрикнула, когда едва не столкнулась с профессором. Он наклонил голову к плечу. Девушка испуганным зайцем рванула прочь.

Танцующие перекрывали дорогу, и приходилось лавировать меж ними. Как назло, безумно вальсировали! Она попала в самый водоворот изящных пар! Юбки хлестали, шаги громыхали в ритме, вульгарный смех звенел в ушах и мешал. Девушка с паникой оборачивалась и искала высокую фигуру. Никого! Она в кольце! Одна. Только Гермиона перевела дух, в мелькнувшем пролете обжег хищный взгляд. По спине прошлись мурашки. Не к добру Снейп улыбался!

Он знал музыку. Поэтому, когда наступила перемена в ритме, кольцо распалось. Из горла едва не вырвался крик. Профессор двинулся за ней. Погоня продолжалась.

Как бы она ни бежала, профессор шёл быстрее. Дыхание срывалось, но даже тогда Гермиона стремилась ускориться. Заветный выход приближался. Она почувствовала холод металла и толкнула дверь. Но ступить за порог ей так и не позволили. Крепкая рука поймала тонкое запястье. То были изящные длинные пальцы зельевара. Профессор Снейп елейно протянул:

— Кажется, именно в эту минуту у нас с вами планировалась отработка… Однако мы здесь, и поэтому вы задолжали мне танец.

Он потащил ее назад и увел подальше от дверей, где беспрепятственно на них уставился всякий, кому не лень. Многие посбивали поток, кто-то замедлился. Болтовня, и та прекратились. Каждый свидетель происходящего замолк и не смел говорить в их адрес и слова. Было что-то забавное в этом. Те студенты, которые обсуждали ведущих актеров и обливали помоями за спинами, сейчас будто терялись и не верили, что их гнусные слова — правда.

Сходство у всех этих зевак было одно: они бледнели и краснели от шока.

Профессор остановился и резко обернулся. Под черной маской мало что улавливалось, но Гермиона оставалась уверена: выражение его лица нечитаемо. Необъятное, новое чувство заставляло бояться. Откидывая подозрения в сторону, Гермиона подняла голову. Эти секунды, пока по залу разносились нежные мелодии начинающегося танца, показались вечностью тем, кто наблюдал за парой. Проигрыш вальса затягивался так же медленно, как и спирали в её животе, и Гермиона боялась думать об этом.

— Кажется, мой надзиратель дал рабе вольную, а сам погрозился уехать… — слова произносились шепотом, присущим таким же, как и она, пойманным в погоне, напуганным собственными мыслями девушкам. Только те были не студентками, а невестами и исключительно в брачную ночь. Их тоже догнали.

Гермиона выдержала колкий взгляд.

— Царица, право, раб ваш я! — сказал Снейп. — Пускай и смелый, ибо собираюсь «теснее познакомиться» с вами. Кажется, под этим вы подразумевали танцы, верно? К тому же это мой подарок — ваш дожидается в моем кабинете, — последнюю фразу он прошептал с улыбкой соблазнителя.

Все ощущения в этот момент усилились. Спина напряглась, когда по ней скользнула уверенная мужская рука. Ладошка непроизвольно сжала теплые чувственные пальцы. Горячее дыхание обожгло лоб, и тогда уверенность окончательно покинула Гермиону Грейнджер. Снейп твердой, но плавной поступью повел. Уже на следующем шаге страх девушки напомнил о себе. Гермиона запуталась в ногах и вцепилась в крепкое плечо. Её щека уткнулась в ключицу партнера, сама зажмурилась, ожидая провала. Вот сейчас он заметит ее волнение и все поймет! Но его рука чуть крепче приобняла. Северус мягко толкнул бедром пугливую ножку, и шаг вышел верным. Затем новый плавный шаг, и шлейф взвился с чёрной мантией. Электричество тронуло пальцы, когда профессор переплел их.

— Вы сейчас совсем не опытная Клеопатра, в курсе? — он изогнул насмешливо бровь, словно забавляясь девичьим испугом. А рука в поддержку поглаживала спину.

— Будто вы восхитительный Антоний сейчас! — пробубнила в свою защиту, когда ощутила новый импульс.

— Моя Царица, увереннее, не… — прошелестел он и тихо продолжил Шекспировским сонетом. —

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли*. Помните? Будьте смелее, вы ведь моя Клеопатра…

Гермиона вынужденно подняла пугливый взор и в одно мгновение ощутила собственную слабость. В эту секунду к страху добавилось новое чувство. Вернее, осознание этого жуткого, сравнимого с болезнью чувства. Первая волна дрожи охватила юное тело. Теперь защиты от Снейпа не сыскать. Она смотрела в глаза, затуманенные сизой мутью, за которой рвались наружу бесконечная нежность и бушующая страсть. Вся внутренняя сила Гермионы сокрушалась в этот миг.

— Вновь о любви, профессор?

— Всегда.

Ладонь спустилась к пояснице и невесомо погладила. Показалось, что на ней нет платья. Кожу приятно покалывало, и робкие пальчики вновь впились в плечо. Возникло непреодолимое желание откинуть голову, сладко вздохнуть. Гермиона вспоминала учебники. Ну же, отвлекайся! Техника вальса хоть и маячила в голове, но с трудом работала здесь. Все, что могла сейчас она, — поддаваться сладости движений, ощущать пульсацию в венах и улавливать его запах.

Теперь в ней боролись два чувства: робость, которая твердила торопиться и избегать касаний, и влечение, заставлявшее её умышленно замедляться, чтобы вновь и вновь получать наставления. Уловив это, профессор прижал партнёршу плотнее и завел их пару в медленный поток танцоров.

Румянец зажёг щеки, когда окружение потускнело. Только Северус Снейп владел ею, и лишь его образ не мерк пред ней. Напряжение ни на секунду не отпускало тело, в то время как находящееся внутри сердце трепетало. Чёрные глаза гипнотизировали, хотелось застонать, с мольбой остановить нарастающее притяжение. Сама того не ведая, Гермиона шагнула навстречу и получила соблазнительную усмешку, когда бедра Северуса утонули в складках белого платья.

— Мисс Грейнджер… — его голос завораживал, и она уже смотрела на губы.

Было боязно, но ещё никогда страх не совмещался со сладостью, которую мог дарить женщине мужчина. Внезапно и всего лишь для разворота профессор притянул Гермиону к себе, животиком к сюртуку, под которым таился твердый пресс. Она не ожидала, что так среагирует на жар мужского тела. Появлялась знакомая истома.

— Замерзли… — прошептал он.

— Нисколько…

— Мисс Грейнджер, вы дрожите, как птичка в лапах лиса. Меня не нужно бояться… Если бы я был здесь по своей воле, вы бы не топтались за елкой и не краснели от глупых шуток Поттера.

Слова отрезвили как ледяная вода. Вместо потаенного желания внутри вспыхнула обида. Видите ли, не по своей воле! А если б захотел, то сделал бы нечто невообразимое с ней! Да неужели? Что? Сплел бы их тела? Запретные образы всплыли в сознании, и разозлившись на себя за это, на профессора за то, что так смел шутить с ней, Гермиона бросила:

— Да неужели? Вы так внимательны… Снова пиаримся, профессор?

Стоило отвлечься от движений, как он ускорил их. Теперь они вальсировали по большому кругу и не замечали никого.

— Подтверждаю сплетни о нашем романе. Лучший способ погасить слух — признать его. Поэтому посмеете отвести взгляд, любовь моя, и обещаю продержать вас всю ночь в моей спальне, — ядовито протянул Снейп.

Танец пьянит тело, но разум — не всегда. Гермионе удалось сохранить толику здравого смысла, когда в словах профессора появилась желчь. Она, как Грамский меч*, ударила по цепям искушения. Дьявольские чары Снейпа разрушились, и сладкое предвкушение сменилось яростью. Его глаза горели, эмоции кипели и в её. Под умелым мужским руководством она становилась послушной куклой, с которой Снейп снисходил до игр.

Как демоны и гении по определенным признакам познают присутствие высшего существа, так и Гермиона поняла, что имеет дело с кем-то очень сильным, властным, могущественным. Нечто от Сатаны бурлило в его зрачках, сдерживая тьму. Если тогда защемило сердце, то сейчас его разрывало. Её юная наивность служила ему на потеху.

Вдохнув побольше, она решила играть в ответ, не взирая на боль в груди.

— Да вы тиран, каких свет не видывал! Профессор, вам не стыдно так в открытую угрожать мне? Вы действительно самый опасный и могущественный человек, в которого я, к недоразумению общественности, влюблена! Ай-яй-яй, — съязвила она и улыбнулась совсем не так, как обычно, а со смятением. За последние минуты Гермиона повзрослела. Пошла трещина по детским мечтам. Появилось искушение. И, наверное, от взгляда бывшего шпиона это не укрылось.

— И за какие такие заслуги? — спросил он с издевкой. Девушка ответила не менее насмешливо:

— В вас? М-м-м, за скверный характер, сексуальный голос и, знаете… — призадумалась она, — бытует мнение, что по длине пальцев и носа можно смело судить и о… — речь осеклась на полуслове, а продолжилась с деликатной осторожностью, — других достоинствах мужчины. Потому и полюбила. Я права?

Мягкий мужчина бы стерпел такое и послал обезоруживающую улыбку. Весельчак ответил бы шуткой. Джентльмен позволил бы леди дерзость, а влюбленный — приструнил поцелуем.

Но мужчина перед ней не соответствовал ни одному из этих образов. За секунду взор его переменился: искорки надменности погасли, а на смену пришло что-то опасное. Снейп рывком прижал Гермиону к себе и остановился. Подол белоснежной юбки крутанулся и по инерции столкнулся с черной мантией, закручиваясь в спираль. Их взгляды спутались. В секунду пара превратилась в единый камень, так как остальным танцующим пришлось обратиться в поток воды, чтобы обойти их. Без прекословий. Обтечь. Оставить. Гарри догадался сместить круг чуть поодаль — повел за собой. И около пары закрутилось одно из девяти Дантовских колец хаоса.

В любом искусстве ценители видят смыслы, эмоции. В мировых шедеврах даже неподготовленный зритель способен уловить силу прекрасного. В седьмой симфонии Шостаковича прочувствовать начало войны, в Шекспире — человеческие страсти. Сейчас, не смея и боясь шевельнуться, стоя на месте, Гермиона не слышала ничего, кроме душераздирающего плача скрипки. Смотря в непроницаемые, черные глаза, она чувствовала себя желанной Клеопатрой, но только перед смертью, до того, как ее растопчут. А когда Снейп навис над ней, то сравнить возникший страх она могла только с ощущением маленького кораблика в безумных водах Айвазовского.

Жаром обдало живот. В глазах вспыхнули последние угли надежды. Она затаила дух, словно вся жизнь Гермионы Грейнджер зависима от зверя перед ней. Снейп осмотрел каждую черточку её лица. Там, где касался внимательный взгляд, оставались ожоги. Он бросил взор на губы и криво усмехнулся.

— За три месяца вы научились многому, мисс Грейнджер. Но только не играть. И это нам на руку, не так ли? —  промолвил он сухо и сделал шаг назад. Гермиона сжала кулачки, давясь фальшивой улыбкой. Теперь плакала не скрипка, а ее душа, обливаясь слезами. Отныне только играть и не фальшивить!

Вихрь тени взвился пред глазами. Она зажмурилась, пряча слезы, не смея двигаться, дрожа. Теплая мантия опустилась на плечи. Крепкие руки укутали девушку и притянули к себе, словно по-настоящему. Горячие дыхание тронуло непокорный мягкий локон, выбившийся из прически. Прежде чем сказать, Северус вдохнул побольше воздуха, уткнулся носом в волосы. Никто не видел, как он прикрыл глаза.

— Не мёрзнете, я уже ухожу, — прошептал профессор насмешливо, а его губы почти тронули ушко. Он был так близко, что стоило Гермионе вздрогнуть, как мужские губы прикоснулись бы к ее разгоряченной нежной коже.

Оба знали, что не холод виновен в дрожи девичьего тела. Ей померещилось, что небо над ними сверкнуло несколько раз. То, как выяснится в будущем, оказалось вспышками камер. Профессор хмыкнул и отдалился. Не выдержав, она распахнула глаза и с болезненным румянцем бросилась прочь. Пары расступались. Она толкнула главную дверь.

В тот момент, когда все самое жестокое в насмешках пало на плечи Гермионы, ей было безразлично на скрипящую дверь, на переговоры, на гнилые улыбки Лаванды и Джинни. Слезы катились по щекам. В это мгновение её охватывал даже не ужас, а нечто более страшное, чем ужас. Она вся дрожала. Слова бессильны передать то необычайное, что таила в себе эта дрожь и отчего замирало сердце. В ее глазах появилось что-то отчаянное. Ей казалось, что она не сможет противостоять желанию снова прийти к профессору завтра и флиртовать вновь. Тяжелая мантия слетела в одном из коридоров. Но легче не стало. Гермиона бежала без оглядки. Рыдания не давали дышать. Слезы тушили свет, освещавший путь. Её окружил мрак, как забитую зверушку в темной пещере. В комнате она упала на мягкий ковер и зарыдала.

Он понял. Все понял и — раньше неё. Она влюблена! Потому им и на руку: она ведь сможет сыграть Клеопатру! И теперь он жалел студентку, как это обычно бывает в школьной среде, и издевался так, как умел только он. Гермиона закричала, вынося наружу вопль души.

Она, как и многие люди, не принимала разнообразие мира, не брала в расчет то, что существует дуальность, двусмысленность, что, вполне возможно, профессор вкладывал в слова иной смысл. Но кто знает, что было на уме Северуса Снейпа? Издевательства — его конек.

Однако мало кто учёл, что ранним утром, некто взял сонную сову, привязал письмо к лапке и с приторным печеньем в маленьком клюве без раздумий кинул в окно. Бедняжка только и успела проснуться да расправить крылья перед самым пушком снега.

* * *

За каникулы в Хогвартсе навели порядок. Гость не нашел бы в углу ни одной паутинки, ни крупинки пыли на портретах и ни пятнышка на флагах, развешанных вдоль коридоров. Домовики старались и даже ночами не прекращали трудиться. Едва ли встретился студент, который узнал бы родную школу. Даже таинственная и зловещая мрачность куда-то подевалась. Многим изменения не понравились. Отныне на стенах теснились канделябры и даже в самой темной нише не сыскать укрытия от Филча. На время фестиваля все романтические прогулки после отбоя лишились очарования: исчезла темнота. Как и клептоману, хулигану неинтересно нарушать правила при свете. Только двум девицам хотелось входить в исключения. Соответственно, их юные бойфренды, с которыми флирт перетекал в низкую пошлость, не отставали.

Гриффиндорки раздражали преподавателей ветреностью, и даже сама директриса снимала слишком много баллов с любимого факультета. В связи с этим Северусу Снейпу пришлось выждать глубокой ночи, чтобы прийти к двери Гермионы и подложить сверток. Он не собирался отменять свои слова и устраивать отработки в каникулы. Молча засчитывал и предоставлял отдых. И Гермиона больше не искала с ним встреч. Когда под дверью остался подарок, сон уже властвовал в спальне старосты. А утром сверток исчез, и девушка даже не узнала, что кто-то долгими минутами стоял у ее двери.

Все самое хорошее проходит быстро, а каникулы — штука слишком прекрасная, чтобы длиться долго. Молниеносных по своему характеру, их сменили учебные будни. Однако вместо уныния в Хогвартсе стоял ажиотаж. В грядущий месяц приедут другие школы, и первые гости будут из Чармшира* * *

. Они звались очаровательными, и каждый желал поскорее обзавестись знакомством с милым актером или обворожительной актрисой.

Гермиона часами репетировала перед зеркалом. Улыбка натягивалась как у марионетки. Искренние морщинки у глаз проступали при каждой игре. Но взгляд выдавал. Любому человеку грустно обнаруживать в самом себе чувство, на которое в априори не найти ответа. Глупо и наивно с ее стороны поощрять эту душевную болезнь. Если бы она не отвлекалась на руны и игру, а анализировала, то, наверное, ещё тогда ей бы удалось залатать маленькую пробоину в сердце. Но момент упущен. Теперь требовалось больше времени на обработку ран.

И все же влюбленность — не любовь. Не падать духом! С этим девизом девушка воодушевилась. Даже лицо ее осветилось радостью, и именно такой настрой помог переносить молчаливые отработки. О рунах бесед более не вели. Можно сказать, их кружок распался. Под странным и внимательным взглядом профессора Гермиона молча перечитывала книги, которые он ей давал. Иногда случалось, что Снейп рассеянно спрашивал о формулах зелий или о том, какой ингредиент даст наисильнейшую реакцию, а какой послужит катализатором. Гермиона отвечала, не поднимая глаз.

Она старалась чаще сидеть в пустующей библиотеке и в тишине думать о рунах, соединять полученные сведения. Где-то вдали раздавалось тиканье часов. Шуршали страницы книг. Потянуло ветхими фолиантами, и этот запах Гермиона ни на что бы не променяла. Наверное, амортенция имеет сходный привкус, только смешанный с горьким ковылём. Гермиона принюхалась и свела брови. Сейчас витал именно такой аромат. Пряные травы и постаревшая пергаментная бумага.

— Добрый вечер, профессор Снейп, — раздался тихий голос Гермионы, которая продолжала вести запись.

Он обернулся. Его рука застыла у одного фолианта. Пальцы ласкали корешок.

— Зачем вы поставили эту книгу на библиотечную полку, мисс Грейнджер? — поинтересовался лениво Снейп, — Не понравилась?

— О чем вы говорите, профессор? Всё нужное мне на столе.

Неожиданно перед девушкой легла книга. Коллекционная, в кожаном переплете и с выжженными магией символами. «Дневники волшебников XVI столетия» — гласила надпись. Издание 1892 года и всего в десяти экземплярах. Наверно, он искал ее не одну неделю.

— Вы открывали? — послышалось позади. Профессор подошёл к спинке стула и прищурился. — Мисс Грейнджер, вы опять меня боитесь…

— Нет.

А вот обида ужалила ее. Издевается. Девушка с вызовом запрокинула голову и посмотрела на надменного мужчину, который скользнул взглядом по хрупкой шее. Нежная, наверняка бархатная на ощупь, кожа манила его темнеющий взор, и Гермионе думалось, что он вполне мог бы стать вампиром. Словно считав вызов, профессор оперся руками о стол, навис над девушкой и приблизил лицо к ее. Она рассматривала бесстрастие в чёрных глазах, тонкие, слегка приоткрытые губы.

— В книге, мисс Грейнджер, вы найдете много интересного не только о хозяйке витражей, но и для себя, — прошептал низкий бархатный голос. Зрительная перепалка затянулась. Опять повисла тонкая вуаль тишины. Будто они ждали не чтения книги. Гермиона захлопала ресницами и сдалась. Она не готовилась воевать или держаться. Пора вернуться к книге, или она не Гермиона Грейнджер!

То ли девушка резко села, и Снейп не успел отдалиться, то ли он попросту находился слишком близко — макушкой она задела его подбородок и застыла. Профессор некоторые секунды не двигался. Он вдыхал запах волос и смотрел куда-то в стену.

— Мисс Грейнджер, а что, если Миден стремилась остановить убийцу, и именно она создала руны? — профессор наклонился вперёд и быстро пролистал страницы. Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним и прогнуться, ибо иначе её голова попросту упрётся в его грудь. Гермиона вынужденно облокотилась локтями о стол. Румянец впервые за неделю осветил ее лицо, и даже мочки ушей покраснели.

— Да, возможно… Стойте. Какого убийцу? Подождите, профессор!

— Читайте запись дневника подруги «предполагаемой хозяйки». Артемидия, наша создательница, совсем не повела глазом на убийства, в то время как её подруга Миден всячески грозилась отомстить. Видите? — он указал длинным пальцем на строчку. — Запись дневника от 1567 в переводе «Зверюга повадился убивать наших. Этот человек монстр, и отныне за ним следует смерть. Моему старшему братцу он перерезал горло. Даже Церковь не простит экую жестокость и скорее сожжет на костре, чем выдаст святую индульгенцию. Увы, испытания такового Артемидия не прошла. Новая любовь занимает всё место в её маленькой жалкой жизни, и эта глупая девица совсем забыла симпатии к моему старшему. Я же видела в нём главу семейства. И кто бы ни был тот зверь, более он никого не тронет. Жизнью клянусь перед Мерлином и святой Церковью…».

Голос завораживал и ласкал слух. Гермиона с видом серьезной ученицы смотрела на профессора и наслаждалась чувством безопасности. Да, оно возникло из ниоткуда и теперь ласкало животный, потаённый инстинкт. Словно Снейп стремился подмять её под себя и защитить мощным телом как свою самку.

«Черт! Черт! Черт! Нельзя же так!». Её влюбленность заражала мозг.

— Что думаете?

Гермиона не сразу ответила, да и в глаза не посмотрела.

— Нужно поднять архивы по маньякам того времени, профессор Снейп. Возможно, обскур? Тогда каждый седьмой волшебник страдал от страхов. Но мне кажется, витражи про любовь… и… — она охнула, — одержимость, страсть, любовь… понимаете?

Он покачал головой и резко переменился в лице. К удивлению, с места тогда он не сдвинулся и позы не сменил. Только жилы на костяшках напряглись. Гермиона перевела взгляд на порог. Её глаза распахнулись. Сделалось не по себе, но совсем не стыдно.

— А это, как я вижу, ваша гордость. Профессор и студентка… — заговорила женщина в кокетливой шляпке с черной сеточкой и жирной мушкой над губами. Позади стояла профессор Макгонагалл и, наверное, еще никто и никогда не видел зловещую холодную сталь в ее глазах.

— Директор Клэр, знакомьтесь, это профессор зельеварения Северус Снейп, а юная леди…  мисс Грейнджер, наша лучшая ученица и по совместительству ведущая актриса.

Мадам с любезной улыбкой мазнула глазками по Гермионе и совсем иным взглядом, с высшей степенью интереса облапала Снейпа.

— Любопытно… — мурлыкнула Клэр.

Примечание к части

*— Сонет 23

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

** — Этот меч принадлежал Сигурду, а ранее — его отцу Сигмунду. Легенда гласит, что этим мечом Сигурд с одного удара разрубил наковальню до самого основания. Им же он неоднократно в битвах рубил людей надвое прямо в доспехах.

* * *

— школа Очарования госпожи Клэр.

Я вам так скажу: погорячилась) Не предвиденные обстоятельства избили мою музу и, буквально, потушили меня. Но меня воскресили! Музу спасли в реанимации умелые доктора *шевелит бровями* и секси-Джокер из "Темного рыцаря". Ваш феникс с вами, с новым стилем и ненавистью к этой главе (пф, да люблю я ее, конечно, но сейчас мне нужен сон часов на двадцать)) Удивительно, что сейчас лето, а я на кофе) Значит, дело не в буднях, а в том, что нужно просто ложиться хотя бы не утром)))

Поныла, пофилософствовала, теперь можно и в любви вам признаться! Дорогие мои, я благодарна всем за ваше вдохновение и поддержку! Если бы не ваши Хатико и Ждуны, я бы не бегала пальчиками по клавиатуре, а ползала) *сердечки*

Примечание к части

*лорика — в Древнем Риме название доспеха, покрывающего торс воина

**калазирис — кусок материи, который оборачивается вокруг тела, длиной от щиколотки до груди. Основа древнеегипетского костюма.

Тысяча и одно извинение, друзья! Улетала в ту волшебную страну, где фанфики писать ну просто невозможно! К тому же сложную сцену пришлось переписывать несколько раз... Надеюсь, эта глава вам особенно понравилась!))) И спасибо, что вдохновляете и пинаете! Даа, мне нужно знать, что я несу ответственность перед вами!)))

Это одна из самых сладких глав фанфика, я ее ждала, я с ней спала и мучилась. Уиии!)

Интересная информация: Антоний был старше Клеопатры на 18 годиков, по-моему, это милое сходство с нашей парочкой))) Не скрою, будь в моей школе/университете похожий бред, я была бы той самой дурной слизериночкой, кекекек)))

Что же касается моих тульп, то меня тошнит от их конфетно-букетных взглядов, которыми Сев и Герми тайно перебрасываются вне фика *кривит мордочку и задумывается об ангсте*

Даже скучновато, без ругательство с ними. ЭЭЙ, ребяяята, не забывайте обо мне...

Зато у меня есть вы! Конечно, ругаться я вам не предлагаю, а вот поболтать и получить воодушевляющих пиночков всегда за! Спасибо вам большое, что вы у меня есть!!! *бесчисленное количество сердечек и воздушных поцелуйчиков*

Фикбук, введи смайлики, а?

Единственным местом, по-прежнему не изобилующим канделябрами со свечами, являлись Подземелья. Зная нрав слизеринцев и тяжёлый характер их декана, директор Макгонагалл не решилась заселять гостей в сырую часть замка. По её мнению, Хогвартс нуждался в лучшем рейтинге, поэтому драки нынче ни к чему. По этой причине одним из первых прибывших студентам, к слову обучающихся в Чармшире, выделили комнаты в гриффиндорской башне, и Минерва лично проследила за размещением бывшей однокурсницы и по совместительству директрисы, госпожи Клэр. Ей она отдала одну из лучших гостевых спален.

Гости остались предельно довольными. Ребята осваивались и без устали восхищались замком, камином и Полной Дамой, кокетству у которой, по их мнению, следовало бы поучиться. От лести у картинной мадам даже толстая шея покрывалась красными пятнами, и все хихикали. Вокруг летали смешки и стоял девчачий лепет. О тишине пришлось забыть.

Окруженная гулом Гермиона вздохнула и перечитала написанное в своей тетради. Сосредоточиться на витражах не получалось. Приходилось гадать, как раньше она делала домашнее задание здесь, средь болтовни и глупых шуток? Шумные посиделки всегда обличали безбашенность гриффиндорцев. Даже накануне сложной контрольной они пели и резвились, и ничто не останавливало веселья. Что уж говорить об их радости в первые дни, когда в соседних комнатах появились очаровательные актёры и актрисы? Да, пускай их таланты несколько преувеличены (образование Чармшира оставляло желать лучшего) игривости хоть отбавляй. Шахматы стали причиной жарких споров, веселых криков и дебатов. Когда разговоры дошли до квиддича, чуть не собрались выяснять, кто лучше играет. Под конец, ребята разбились на стайки по интересам, но и это несильно понизило горластых голосов.

Иными словами, они быстро сдружились.

Для людей, которых недавно тронуло неприятное потрясение, шумящая компания не лучший товарищ. Когда делается нежеланное открытие или обнаруживается горькая, как маггловские таблетки, правда, хочется восстановить спокойное дыхание, уставиться в потолок и не думать ни о чём. Тишина сейчас — непозволительная роскошь, даже для тех, кто просто довольствуется покоем.

От всего этого у Гермионы болела голова.

Как старосту, её постоянное дёргали и задавали глупые вопросы не только о строении замка, работе лестниц и правилах школы, но и о спектакле. Лишний раз намекали на страсть Клеопатры и Антония, и тем самым — на Снейпа. Нашлись две испорченные Чармширки, которые вообразили чувства между актёрами, а затем вульгарно хохотали со своих подтруниваний. Даже Гарри отшучивался и не замечал, как от беззаботной суеты подругу выворачивало. Джиневра и Лаванда же девушек подметили и вместе с ними добавляли пикантных подробностей к расползающимся сплетням.

Образовавшаяся четверка хохотушек все больше походила на гадюшник, так как яд их шуток близко подкрадывался по венам к сердцу Гермионы. Хранить улыбку до ушей, когда тоскливо — это мастерство, и, наверное, оно было единственным, чем овладела Гермиона за этот год. Она ощущала себя одинокой средь однокурсников и друзей. Ей впервые хотелось поскорее закончить Хогвартс и начать новую жизнь.

Нашёлся лишь один человек, который поддержал и понял её без слов. Подошедший Невилл всучил мантию-невидимку, улыбнулся, будто наивному ребёнку, и подмигнул.

— Гарри не будет против, а я прикрою тебя, — прошептал он и, не дожидаясь ответа, ушёл к гостям. У Гермионы дрогнули уголки губ. Её кто-то понимал.

В мрачном коридоре тёплая лёгкая ткань укутала голову и скрыла от надоедливых зевак одну уставшую и грустную девушку.

Где-то в замке стрелки часов подходили к полуночи. Поскольку были выходные и прибывшие адаптировались, никто не запрещал студентам «осваиваться» и изучать гриффиндорскую гостиную вместе с хозяевами. Единственное правило: не гулять по замку ночью. Исключения составляли старосты. Их ожидало патрулирование, и их комнаты находились в другом крыле.

Так что со спокойной душой Гермиона направлялась к главному выходу, незаметная и ничего не замечающая. Карие глаза затмевала грустная задумчивость. Любой намёк о Снейпе она искореняла из головы. Витражи, проект, учёба составляли все её мысли.

Позади неестественно шевелились развешанные к фестивалю флаги. Сквозняк покачивал пыльные гобелены и играл со свечами в дикие пляски. Маленькие огоньки то извивались, то вытягивались и даже подпрыгивали. Создаваемые ими тени дрожали, а иногда вырастали и проходили сквозь Гермиону — чувство необычное, но и не удивительное. К нему она привыкла, так как давно пользовалась мантией.

Незамеченные угольки пожирали герб школы и изредка раздувались. Где-то капала вода. Замок жил собственной жизнью, но при шуме легких шажков затих. Шальные угольки тотчас потухли. Складки ковра, о которые можно споткнуться и недурно проехаться подбородком, разгладились. Лужа, образовавшаяся из капель, поползла к невидимой губке и исчезла. Иными словами, какая-то незримая рука навела здесь порядок. Никто не знал, что бесшумная призрачная поступь студентки служила оберегом для замка от пакостного неведомого существа.

Какой-то скользкий и едва уловимый взгляд лип к Гермионе и вызывал тревогу. Пульс участился, когда она остановилась и прислушалась. Стояла тишина, и даже, когда девушка обернулась и ощущение слежки прекратилось, легче не стало. Казалось, что-то витало в воздухе. Оно, как плохое предчувствие, вело не к добру. Гермиона глубоко вздохнула и остановила мнительные мысли. С чего она взяла, что кто-то присутствует здесь, кроме портретов? Возможно, именно они и следят за ней. Да и с чего бы им видеть сквозь мантию-невидимку? Откуда у них такой дар? Если её и замечали, то на карте мародёров и только предположительно. Карты давно не было в замке, а следить за ней попросту некому. Успокоившись, девушка продолжила свой путь.

В пролёте кто-то мелькнул. Свет зловеще померк. Когда гаснут свечи, даже самый отважный не осмелится броситься следом. Во мраке Гермиона застыла и прикрыла рот ладошкой, чтобы не издавать и звука.

Пивза на время фестиваля заперли, с другими договорились. Призраки ни за что бы не носились ночью по коридорам. Это кто-то другой. Или что-то.

Она осторожно выглянула за угол. Никого. Свечи больше не загорались, и единственным источником света была луна. Её светлые лучи проявляли маленькую хрупкую тень, поспешно направляющуюся к лестницам. Ничего не предполагая, Гермиона спустилась к главному входу и застыла. Мышцы в спине свело от увиденного, как если бы она стояла сейчас в запретном лесу.

По коридору из мрака Подземелий поднимался профессор Снейп. Он редко раздавал улыбки, но сейчас с какой-то сардонической нежностью улыбался. Его ласковая ладонь сжимала руку Нарциссы Малфой. У той слезы катились по щекам крупными градинами, вздернутый носик покраснел и припух. Женщина качала головой и смотрела на профессора с мольбой.

— С-северус, ещё немного! Прошу! — всхлипнул всегда сдержанный и элегантный голосок. Гермиона затаила дух. В груди возникало неопределенное, но явно неприятное чувство, которое непременно навещает тех, кто невольно подслушивает.

— Нет, Нарцисса. Это уже невозможно, — в его низком голосе прослеживалось тепло. Он сжал женское предплечье и направил их к выходу, как джентльмен, ведущий леди по аллее. От впечатления, которое создавала пара, хотелось отвернуться или сбежать. Но, увы, при самом большом желании Гермиона не смогла бы оставить их. Ей было жизненно необходимым понять всё: и причину нежного отношения Снейпа с миссис Малфой, и слёзы той. Их что-то связывало. Чувства? Возможно, то, что она узнает даже разочарует и тогда её влюблённость исчезнет, ведь так?

Нет. О чем речь? Она не должна подслушивать! Поступок явно не гриффиндорский! Гермиона отвернулась, силясь тихо уйти. Не её это дело, да и к тому же рассчитывала она не на разочарование. То был самообман. Её душа, как трепещущая птичка с цепочкой на лапке, рвалась взрастить надежду. Что может быть прекраснее, чем услышать свое имя, узнать, что Снейп с другими женщинами ведет разговор о ней? Возможно, он отказал миссис Малфой в чувствах и та плакала? Ах, как Гермионе хотелось позлорадствовать!

Но что тогда просила женщина? О чём она вела речь? Рассердившись на себя за наивные мысли и несдержанность, Гермиона притаилась у стены. Нет, она не уйдет и всё разузнает!

Снейп не сводил сверкающих глаз с собеседницы. Слёзы текли по щекам той и вызывали жалость. Глаза резало и взволнованной Гермионе. Что-то ей подсказывало, что разговор уж точно не о ней и точно не о чувствах.

Внезапно женщина остановилась и замотала головой.

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Тс-с… Ты обязана это сделать. Мы должны, Нарцисса. Просто доверься мне. Или я утратил доверие? Не плачь… — с этими словами профессор сжал плечи Цисс и провёл по ним до локтей. Лицо Гермионы скривилось от отвращения, а в глазах потух огонь. Птица надежды после такой картины разбилась о камни. Доверие ему?

— Северус…

— Не доверяешь… — с грустью усмехнулся он и заглянул в холодные, сверкающие глаза аристократки. Крупная слеза скатилась по щеке Гермионы, но девушка не отвела взора, лишь бы не упустить ни одной детали.

— Доверяю… Просто мне нужно время… Может, ты дашь мне ещё неделю, две?

— Нарцисса, — голос профессора посерьёзнел, и Снейп приоткрыл для неё главную дверь, откуда ворвался зимний ночной воздух, — Люциуса уже нет, Драко — тоже… Ты осталась одна. Вечером выбери самое красивое платье… Послушай, уже давно пора начать новую жизнь.

Ком, подступивший к горлу сейчас, — Гермиона была готова поспорить — отличался от предыдущих. Этот — колючий, шершавый, словно металлический и с иголками. Девушка медленно его проглотила, ощущая, как дерёт грудь изнутри. Если бы пришла смерть, она обрадовалась бы ей больше, чем этой сцене. Когда дверь за ними с глухим хлопком закрылась, в душе Гермионы царила разрушительная сила — ревность. Пускай саму девушку, жгучих слез на её лице и потухших от боли глаз было не видно, лица с портретов ощущали, как нечто жуткое и горькое взвивается в воздухе под самый потолок. Оно, желая разрушить многовековой замок, снести камень к чертям, разрывало чьё-то маленькое сердце.

Под растерянные взгляды с картин Гермиона вернулась в комнату.

Всё встало на свои места. Профессор обладал прагматичной логикой и жалостливой душой. Он продолжал флиртовать со студенткой ради свидетелей да пиара и одновременно не смел относиться жестоко к юной влюблённости. Жалел. У него была личная жизнь, что неудивительно, ведь он взрослый мужчина.

Тишину в спальне прервал тихий всхлип.

У порога мяукнул Живоглот. В начале года он напоминал профессора, а теперь — о глупости одной девятнадцатилетней девчонки. Ну не дура ли? Пару раз Гермиона утёрла слёзы, но те не прекратились. Горечь чувствовалась на губах. Ладони дрожали не то от холода, не то от переизбытка чувств.

Живоглот ласково впился коготками в ногу, напоминая о голодном животе. При виде лица хозяйки узкие зрачки в кошачьих глазах в секунду расширились, и могло показаться, что даже питомец всё понял. Будто извиняясь, он выпустил штанину из лапы. Присутствие жалости Гермиона буквально почувствовала. Она схватила питомца в охапку и прижала к себе. Заревела с девичьей исповедью. Сейчас, когда одиночество ощущалось наиболее остро, отвергнутая нуждалась в поддержке, пушистой и мягкой.

Если мужчин в горе уединение закаляет, если в нём они находят решение, то женщин губит: их сердца покрываются ледяным панцирем, и с каждым новым страданием в этой омерзительной и холодной тишине они превращаются в надменных снежных королев. Гермиона была бы рада выпутаться из липкой паутины гадливых ощущений, но не могла. При каждой попытке найти решение её атаковала жалость к себе — чувство уничижающее, которому трудно не поддаться, когда особенно тяжело.

«Виновата в этом только ты, Грейнджер, — твердил насмешливый голос рассудка, — сама выдумала симпатию взрослого мужчины к школьнице. Неужели ты наивно полагала, что ему с тобой интересно? Да, Гермиона Грейнджер незаурядная ученица, но сколько существует незаурядных женщин? Одна из таких — Нарцисса Малфой. Зачем ему ты, наивная, незнающая жизни, плаксивая девчонка? К тому же с серой внешностью?»

Гермиона шмыгнула в последний раз и утёрла слёзы. Она твердо решила, что Гермиона Грейнджер не плаксивая девчонка, а девушка, почти молодая женщина, которая при желании может быть даже симпатичной!

В комнате вновь раздалось недовольное мяуканье, и Гермиона отпустила кота. Пора бы накормить питомца. Когда девушка направилась к шкафу, полукнизл ухватил лапой джинсы хозяйки и потянул к двери. Как и все представители своей породы, Живоглот обладал высоким интеллектом. В этот раз он тоже не дурачился. Там, под дверью, куда он стремился привлечь внимание, лежало маленькое письмо.

Подняв и развернув его, Гермиона не заметила, как что-то закрученным квадратиком полетело на пол. Она мазнула по строчкам взглядом и свела брови. Слова воспринимались с трудом, но когда смысл дошёл, по комнате разнеслось ругательство, упоминающее Мерлина и всех его современников. В этот момент появилась новая фраза: «Доставляет огромное удовольствие знать, что вы прочли. У вас нет выхода. Поразмышляйте над этим».

Она вдохнула поглубже, чтобы успокоиться. Ей было необходимо переварить гнусное письмо, прежде чем дать ответ. Спустя несколько минут Живоглот хрустел кормом, а в янтарных глазах кипели мысли, когда Гермиона перечитывала корявые строчки.

«Мисс Грейнджер, у меня есть предложение, от которого вам не следует отказываться. Да вы и не откажетесь, милая.

Вряд ли вам захочется, чтобы профессор Снейп узнал о вашей тайне. И эта тайна не касается ваших чувств.

А остальное, так, бонусом.

Любезный аноним».

Что подразумевалось под «Бонусом», она так и не поняла.

Стоит отдать должное, помимо отрицательных эмоций, письмо отвлекало. Оно, подобно жуткому монстру на морском дне, как вздымало волны воспоминаний о Рождестве, так и поднимало в Гермионе Грейнджер гнев, а следовательно, и силы бороться. Она нервно зашагала по комнате, позабыв о ревностных переживаниях. Теперь возникла угроза куда опаснее. Со всей праздничной кутерьмой страхи и опасения вылетели из головы.

Опыты профессора Снейпа до сих пор не находили оправдания. Даже болезнь не позволяет человеку глумиться над организмом другого живого существа! Если тайна, знакомая шантажисту, не связана с её влюблённостью (которая, между прочим, уже и не секрет), то непременно скрывает собой витражи! По спине пробежался холодок, когда взгляд натолкнулся на белоснежный квадратик на полу. Гермиона остановилась, дрожащей рукой потянулась и взяла карточку, оказавшейся фотографией, на которой запечатлён бал. Она, укутанная в мантию профессора, с красными щеками прикрывала глаза, в то время как Снейп целовал её. Поцелуй! На фотографии это выглядело именно так!

Но где же остальные фотокарточки? Гермиона осмотрела конверт. Ничего. Значит, у шантажиста имелись и другие фото. Но какие?

* * *

Из-за прибывших гостей Выручай-комнату пришлось делить. До ужина на сцене властвовал Чармшир, после — Хогвартс. Несмотря на то, что соперников не пускали на репетиции, стоял галдеж. Многим не верилось, что уже через два месяца финальная точка — спектакль. Нервничали. Хорошо было тем, кто участия не принимал. Для них время представлялось сладким периодом, когда до подготовки к экзаменам целых девяносто дней, в которые можно совершенно не беспокоиться ни об успехе на фестивале, ни об учебе. Самое страшное, что могло произойти, — внезапные проверочные работы. А они уже случились. Джинни Уизли им поспособствовала. Теперь бояться нечего. И, несмотря на это, Злопамятные студенты до сих пор поддерживали слухи о глупой девчонке, заставившей в один день страдать весь Хогвартс. Мисс Уизли обсуждали и осуждали. Мисс Уизли недолюбливали.

Однако даже в этом слухи о Грейнджер и Снейпе обходили завистливую рыжую макушку. Даже здесь всё внимание забирала Гермиона. Танец многих поверг в шок. Свидетелей поцелуя нашлось немало. А о ссоре, которая случилась после, разве что Шарль, Макгонагалл да Трелони смолчали.

К последней, кстати, Гермиона Грейнджер проявляла особый интерес. Бывало, на репетициях Сивилла сбивалась в речи, ловя на себе внимательный карий взгляд. Из-за зимних ночей к ней привязался насморк и мёрзли ладони, что не могло не сказываться на образе египтянки. Но кого волновала свихнувшаяся прорицательница за исключением Гермионы? Возможно, Шарля.

Беспокойство одолевало его, как и всякую творческую душу. Чем ближе подступал финал, тем больше он гонял актёров и беспричинно рычал, как паранойный пёс.

Именно в одну из таких холодных репетиций произошло то, что Хогвартс не забудет долгие годы.

На сцене, когда Шарлю опять не понравилась игра семикурсника, слуги Антония, разносилась не самая конструктивная критика. Квентин не жалел грубостей. По этой причине, не желая слушать негатив, Гермиона, находясь за кулисами, уносилась в мысленные дебри и думала над личностью анонима. Вариантов последнего было немного. Только она взялась предполагать, её отвлёк любезный шёпот.

— Я о твоём геройстве великой чаровнице расскажу… але, ты готовишься? — Джинни улыбнулась, да до того наигранно, что ставился под сомнения её актёрский талант. Неужели они уже начали играть? Гермиона чертыхнулась про себя. Всякий раз, когда Джинневра оказывала услугу, хотелось шикнуть ей, как навязчивой плешивой кошке. Они играли последнюю битву у Александрии. Подходили к кульминации Шекспировской трагедии. Гермиона знала сценарий! Она готова и без всяких суфлёров!

Снейп сидел со свитой и с бесстрастием смотрел на партнёршу, продолжая зачитывать строки. Стоило Гермиона зашагать, как Шарль сердито хлопнул в ладоши.

— Заново! Северус, в чём дело? Где Антоний? А страсть? Сначала сцену! Грейнджер, за кулисы!

Девушки вернулись за занавес. Их проводил нечитаемый взор, от которого обычно возникает дурное предчувствие. Профессор Снейп перевёл взгляд на стоящего рядом студента и сказал:

— Мы их отбросили назад, в их лагерь. —

Эй, кто-нибудь, — оповестить царицу.

Ещё и солнце завтра не успеет

На нас взглянуть, а мы из жил врага

Уж выпустим оставшуюся кровь. —

Благодарю. Все бились так отважно,

Как если бы не долг свой выполняли,

Не за меня дрались, но за себя.

Вы Гекторы. Теперь ступайте в город, —

Обняв друзей и жён, им расскажите

О подвигах своих. Пусть смоют с вас

Счастливыми слезами кровь и пот

И поцелуями залечат раны…

Могущество скользило в небрежной манере Снейпа говорить. Профессор вёл себя так, словно абсолютно всё принадлежит ему. Стул под ним казался величественным троном. Повседневный сюртук воображался лорикой* триумвира. Властным взглядом он осматривал не зрительный зал, а свои владения, но стоило Гермионе выйти в свет софитов, как этот взгляд загорался желанием, в нём вспыхивал необузданный, животный огонь. Целомудренный вырез на калазирисе** царицы привлекал внимание — Минерва постаралась. Увы, костюм для Антония все еще разрабатывался, однако каждый, кто видел Гермиону, согласился бы не торопить мастера трансфигурации, ибо затраченное время того стоило. Легкая ткань, пропитанная магией, мерцала. Костюм выделял достоинства юного тела, но лишал образ вульгарности. Виднелись лишь ключицы, и именно от них Снейп не отводил глаз. Он продолжил, а партнёршу поманил к себе:

— Я о твоём геройстве

Великой чаровнице расскажу,

Чтоб от неё услышал ты спасибо.

Гермиона плавно приблизилась и ощутила скованность. Она поняла, что даже игра не скроет теперешнего его отношения к ней. Снейп не сводил серьёзного взгляда, но за ним крылось не что иное, как безразличие. Думалось, что вот-вот с его губ слетит ехидство.

— Любимица вселенной! — лелейно протянул он, — Обними

Мою железом стиснутую шею.

Проникни в царственном своём уборе

Сквозь толщу лат мне к сердцу и внемли:

То стук твоей победной колесницы.

Подавленная Гермиона скользнула чувственными пальчиками по плечам. Почему-то ощущение твёрдых мышц вызывало желание гладить мужчину и дальше. Она сглотнула и восхищённо прошептала:

— О, мой герой! Храбрец из храбрецов!

— Стоп! — рявкнул Шарль и устало вздохнул. — Заново. Читай строфу про чаровниц…

Гермиона, ничего не предвещая, отошла к «свите», чтобы вновь зашагать к Антонию. Она была непоколебима и спокойна. Не оставалось сомнений, что сыграет, как нужно. Никто и не предполагал, что Шарль выдаст иное видение сцены.

— Постойте. Давайте проясним кое-что, — начал он подозрительно терпеливо. — Вы, Северус и Гермиона, скажите, где мы сейчас? В каком из моментов Шекспировской трагедии?

— Подходим к кульминации, сэр! — протараторила как на уроке Гермиона. Шарль улыбнулся.

— Я рад, что это всем понятно. Теперь давайте отвлечёмся и разберём одну старинную поговорку. «Самый тёмный час — перед рассветом». Вы согласны?

Настороженность промелькнула во взгляде Снейпа, но он позволил Шарлю игру слов. Гермиона напротив не понимала, в чём таился подвох. Ей не понравилось не то, что крылось за тайной в речи актёра, а та интонация с которой он это произнес. Мельком её взгляд метнулся к партнеру. Снейп посмотрел на нее бесстрастно и как-то сдержанно. Поскольку ответа ждали именно от Гермионы, она неуверенно кивнула.

— А тогда скажите, даже не прибегая к логике Аристотеля, тождественно ли это высказывание словам «Самый светлый час дня — перед закатом»? Профессор Снейп, так? А есть Б и там, и там?

Снейп сухо кивнул и покосился с опаской на Гермиону, которая сразу же подобралась и отвернулась. В её голове вилась иная мысль. «Самый трудный час — эта репетиция после жалкого бала».

— Рад, что и с этим вы согласны. Теперь переведём на кульминацию. У нас трагедия. Значит, под схему пьесы подойдёт последнее умозаключение. Закат Клеопатры и Антония — кульминация, следовательно, сейчас на этой сцене светлый день. Надлежит быть счастью, торжеству и любви. Зритель должен прочувствовать ваших персонажей, как никогда! Контраст, понимаете? Маятник эмоций стартует здесь и летит к зрительному горю. Согласны, профессор Снейп?

Он кивнул, а на его лицо нашла тень. Все, кто знал преподавателя зелий, понимали, насколько далеко заходил Шарль, и как теперь опасно положение пиарщика.

— Мисс Грейнджер, а вы?

— Да.

— В таком случае мне до сих пор неясно, почему Клеопатра лишь восхищается своим любовником.

И без того мрачное лицо Снейпа искривила злобная гримаса. Недобрым огнем загорелся его тяжелый взгляд.

— Я не понимаю вас, — прозвучал голосок Гермионы. Не только ей становилось не по себе. В зале никто не проронил ни слова — всё внимание захватила сцена.

Как азартный игрок в покер, Шарль выдержал паузу, чуть ли не ощутил удовольствие от тишины и с мягкостью в голосе промолвил:

— Мисс Грейнджер, этот момент — самый светлый в спектакле и оттого сильный. Не кажется ли вам, Гермиона, что уместнее всего здесь поцелуй?

Медленно по Выручай-комнате поползли щупальца шёпота. Когда они тронули уши Гермионы, она будто проснулась. Пульс, стучавший в голове, подсказывал, что идея явно плохая. Должно быть, Шарль шутил.

От неверия Гермиона медленно склонила голову. И намека на шутку её шокированные глаза не нашли ни в серьёзном взгляде, ни в легкой хмурости, ни в снисходительной медленно ползущей улыбке. Шарль выглядел не весёлым юмористом, а больше походил на изумленного лиса, который не ожидал такого влияния своей игры. Трижды в голове она прокручивала последнюю фразу режиссера, и всякий раз не обнаруживала сарказма. Предложение поцеловать Снейпа было прямым.

Гермиона не знала, как изменилась в лице, но по реакции окружающих стало ясно, что поводов для тревоги нашлось немало. Если при смущении щёки горят, то сейчас их жёг мороз, спускающийся всё ниже и медленно охватывающий шею, плечи, руки и ноги, пока всё тело не тронет мелкая дрожь. Бывает такое, когда в пурге кажется, что кожу обжигает снег и разрывает изнутри. В её груди с такой же силой билось чувство собственного достоинства.

Целовать мужчину после всех издевательств и насмешек, которыми он щедро наградил её за последний месяц, не просто противно, а невозможно. Редкая женщина позволит себе такое в шутку. Единицы — из мести.

Она не шевелилась.

— Поцелуй, — продолжал Шарль. — Неужели для вас наличие такой сцены стало открытием?

В зале никто не ахнул, не переглянулся — все глазели то на Грейнджер, то на Снейпа. А её забил озноб.

— Мистер Шарль, это возмутительно! Мисс Грейнджер — студентка, а мистер Снейп — её профессор! Вы не только порочите школу, но и уверенно толкаете нас за грани эпатажа. За такое нас закроют! Я против! — подала голос сердитая Минерва. Квентин отреагировал на это чересчур спокойно, словно каждый день разжёвывал мамашам, что с их дочерьми ничего не случится. А Макгонагалл сейчас, как никогда, походила именно на встревоженную даму века, эдак, XIX, считающую поцелуй компроматом, а Снейпа никем иным, как совратителем.

— Ваша проблема, директор, в том, что вы видите в них актёров, а не персонажей. Для вас они Северус и Гермиона, для меня и зрителей — Антоний и Клеопатра. Грехом не будет, если Царица поцелует своего любовника в момент триумфа. Это не кабинет и не класс.

— Мисс Грейнджер, стойте. Поцелуя не будет, — твердо, чеканя каждое слово, проговорила Макгонагалл.

Гермиона только тогда пришла в себя. Оказывается, всё это время она, если и дышала, то очень слабо и с трудом.

— Мисс Грейнджер сейчас не с нами, а на сцене. А это уже не она, а Клеопатра. Не путайте актёров, директор Макгонагалл.

— Это вы, мистер Шарль, забываетесь! На сцене дети. И спектакль детский. Никому не нужен поцелуй. Он ничего не даст.

Шарль медленно заулыбался, словно в его руках были все козыри. С очаровательным ленивым видом он протянул:

— В таком случае, что ж вы не выбрали для детей асексуальную пьесу, а, директор? Клеопатра и Антоний — одна из страстных пар человечества. С этим не поспоришь — раз. Два: даже в детских сказках хэппи-энд не удался, если в нём отсутствует поцелуй. Белоснежка. Золушка. Спящая красавица. Вы избрали тему любви? — он развёл руками. — Извольте следовать канонам. Поцелуй — логичный элемент, один из базы. Я не заставляю их разыгрывать постельную сцену, а всего-навсего прошу прикоснуться к любви. Это смело, это красиво, этого ждут зрители.

— В сценарии о, так называемом, «прикосновении к любви» ни слова!

— На то она и пьеса. Актёры не читают, а показывают. Мы передаём смысл, а то, как именно мы это делаем, вас уже не касается. Мисс Грейнджер, почему стоите и глазами хлопаете? Возвращайтесь в образ Царицы да вперёд!

Немой крик разрывал ей горло, когда студенты, Шарль, Трелони и Макгонагалл уставились на неё с ожиданием. Последние двое запрещали недобрыми взглядами всякое движение. Остальные считали Гермиону королёвским шутом, обязанным развлекать толпу пошлыми пеформансами. Дурные слизеринки шевелили бровями и лишь добавляли щепетильности положению. Как складно пиар-агент завёл жителей Хогвартса в ловушку!

Но что в поцелуе неправильного? Где кроется коварство? Это игра, принадлежащая сцене. Законы театра не отменяют принципов настоящих, а учат жить жизнью других. Ей просто нужно перевоплотиться: забыть себя и быть египетской правительницей. «Легче лёгкого!» — сказал обманчивый внутренний голос. Это было далеко не так. Сходства образа Клеопатры и характера Гермионы Грейнджер крылись в принадлежности к женскому полу да в чувствах к зрелому мужчине. Всё остальное — сплошь различия. Учебники говорили, что плох тот актер, который играет исключительно себя. Никто и не спорил. Но на сцене она не забывала ни себя, ни профессора Снейпа. Не могла.

Джинни усмехнулась, будто считав её мысли. За секунду Гермиона приняла решение: она либо сыграет другую личность полностью, либо провалится сквозь землю, но сотрёт эту поганую улыбку с веснушчатой морды.

Она со страхом повернулась в сторону Снейпа и словила пристальный взгляд. Для профессиональной актрисы в несколько дублей ласкать губы партнёра не составит труда. Но Гермиона была даже не любитель! Новичок, и как дал понять профессор, до сих пор не научившийся играть. Будто в издевательство он всё это время выглядел закрыто и нечитаемо. Нельзя предположить, о чём думал он сейчас. Он не Антоний.

— Ну же, мисс Грейнджер, — проворковал Шарль, а показалось, что его голосом говорил сердитый Снейп — тоже ожидавший её решения. Все наслаждались происходящим, кроме неё и профессора. Гермиона не смела шевелиться, хоть мышцы и передёрнуло. В сознание закрались мысли о немедленном побеге, но тотчас воспринялись как глупость.

Такого удовольствия она не доставит никому.

Смелость готовила к действию. Главное ведь начать, так? В то же время устрашающая реальность не позволяла решиться. Однажды прикоснувшись к его губам, она не сможет вернуться. Всё изменится. Это точка невозврата, из-за которой медлила она и о которой думал Снейп.

Стояла тишина, как во время урока, к которому никто не подготовился. Сейчас именно она, лучшая ученица, стояла у доски истуканом. Если для двоечника такое поведение в порядке вещей, то отличнице обернётся позором. Страх её детства был именно таким. Она не знала, что делать.

Актёрство — испытание храбрости, а гриффиндор — это диагноз.

С мыслями, что сегодняшний день окажется самым унизительным в её жизни, Гермиона медленно двинулась на профессора. Решительность с каждым шагом меркла.

— О, воплощенье мужества и силы! — прошептала она с хрипотцой, которая возникла не от сценического образа, а от волнения. —

С улыбкой ты вернулся, разорвав

Тенета злой судьбы!

Следивший за ней Снейп не сразу начал строчки. Он долго прожигал дерзкую девчонку холодным взглядом, как мишень, в которую неминуемо попадёт проклятье. Ему казалось, он один видел последствия и чувствовал их.

— Мой соловей!

Мы спать навеки уложили многих, — слова мягкий баритон растягивал с таким же желанием, с каким Гермиона хотела оттянуть момент поцелуя. Девушка медленно подошла к мужчине и остановилась меж его раздвинутых коленей. Он сидел, она стояла, но даже сейчас чётко ощущалось, какая она маленькая и наивная по сравнению с ним. Снейп заговорил:

— Любимая, хоть в волосах моих

Мелькает седина, — её дрожащие ладошки сжали плечо совсем не так, как несколько минут назад. Это было невесомо. Сквозь неуверенность пробивалась женская чувственность. Подушечки пальцев коснулись горячей шеи. Она готова была поспорить: он вздрогнул. Рубец пылал жаром, словно под ним до сих пор тлела боль от укуса змеи. Снейп замолчал и осмотрел лицо стеснительной девушки. Прежде чем продолжить, он заглянул в её глаза:

— всё ж не совсем

Иссяк мой ум, источник нашей мощи,

Ещё с юнцом могу я потягаться.

Она стыдилась своей реакции на взрослого мужчину, тогда как внутри ликовала девичья влюблённость. «Как глупо и как прекрасно!» — горько подумалось. Кто мог бы ей подсобить сейчас, на сцене? Не нашлось бы таких. Она была беззащитной, и нынче это казалось примером слабости. Зрители и сплетницы, как падальщики, поджидали малейшей ошибки — проявления их романа. Девушка постоянно напоминала себе об осторожности и оттого захлёбывалась чувством унижения.

Вид Снейпа уже заставлял жалеть о принятом решении. Чтобы избежать повторного провала и не показаться влюблённой дурой перед всеми, Гермиона раскраснелась, быстро наклонилась и коснулась тонких губ.

Воцарилась тишина. Подушечки её пальцев приласкали шрам. Она замерла. Волнение клокотало в юном сердце. Ни о какой страсти речи идти и не могло. Гермиона имела небольшой опыт в поцелуях, однако сейчас многие сочли, что она и вовсе не понимала значения этого слова. Гермиона не шевелила губами, незаметно дрожала, не зная, куда деть себя, как справиться с нахлынувшими чувствами.

В это же мгновенье Снейп неожиданно схватил хрупкие плечи и с нежностью ответил манящим и столь желанным губам. Девушка вздрогнула, когда горячие пальцы нырнули в кудри и мягко зафиксировали, не позволяя пугливой отдаляться. К ней впервые прикоснулась любовь. Она шевельнула её душу, тронула сердце трепетом. Снейп целовал её не с теми же глубиной и сладостью, с какими бы Антоний ублажал возлюбленную Клеопатру. Иначе. Он с жаждой пробовал её губы, как драгоценное вино из хрустального кубка и этим вызывал мурашки.

Её топил восторг.

Охваченная пробуждающейся пылкостью Гермиона неуверенно погладила плечи. Напряжение сразу куда-то делось… Шокированные взгляды, осуждения и унизительные присвисты померкли. Она просто не замечала их, ведь изнутри грел слабенький лучик счастья и опьяняющая нежность. Был только профессор и его горячие ласковые губы.

Стеснительные движения заставили Снейпа крепче прижать к себе Гермиону. Когда к робости девушки прибавилось любопытство, Северус чуть не застонал и отстранился. Уголки его рта дрогнули в мягкой улыбке. Губы перешли на белоснежную шею, где кожа была особенно чувственной. Повинуясь инстинктам, слабости, возникшей во всём теле, она прижала его голову плотнее.

Шарль медленно расплывался в улыбке и с взглядом победителя смотрел на директрису. Макгонагалл не моргала и неотрывно смотрела на сцену. В её глазах мелькнул особый холод, когда Северус с невыразимой лаской покрыл поцелуями ключицу студентки.

Гермиона сияла. Горячие губы до сих пор казались на её устах. Она не открывала глаз и наслаждалась ощущениями. Лишь когда Снейп неспешно разжал объятия и выпустил из поцелуя нежную, словно шёлк, кожу, она пришла в себя. Её щёки теперь напоминали два спелых персика, обласканных лучиками южного солнца.

Как ящер, Снейп медленно повернул голову в сторону зрителей. Его дыхание было тяжёлым, взгляд обещал жестокую расправу всякому, кто осмелиться разинуть рот и даже пошевелиться.

Шла репетиция. Клеопатра и Антоний поцеловались. Наконец-то Шарля что-то впечатлило! Не смея смотреть в глаза профессору, Гермиона попыталась отойти, но руки Снейпа задержали её на некоторые секунды. Если бы она осмелилась и опустила взгляд, то вздрогнула бы. Нечто, полное любви и желания, мерцало в чёрных глазах, когда профессор изучал её.

— Теперь вы довольны? — разрезал тишину кроткий девичий голос. В нём отчетливо слышалась отдышка, а на лице читалось выражение, словно Гермиона проиграла спор и выполнить обещанное не составило никакого труда. Шарль метался восторженным взглядом от Снейпа к ней и обратно.

— На самом деле, мисс Грейнджер, Клеопатра целует Антония в конце сцены и этим ставит финальную точку, вы же даже не договорили. Но для первого раза, вышло натурально, хоть и немного не так. А теперь все свободны, Цезарь и стражники остаются. Ещё раз прогоним. Клеопатре тоже нужно остаться, примерить парик и украшения, — перевел тему Шарль, добившийся своего.

К тому времени Снейп ушёл. Потрясённые поцелуем студенты оборачивались и глазели на Гермиону. Некоторые не считали лишним попялиться на припухлые губы или рассмотреть покраснения на теле. Кто-то просто обходил стороной. У стены Гермиона заметила глупых слизеринок, но те показали ей большой палец вверх.

Похоже, они были теми немногими, кто видел на сцене нечто неподдельное. Гермиона не осознавала этого.

Её сердце вновь заныло. Воздух представился ледяным, а внутри погас свет надежды. Опять она отвечала на поцелуй, а он лишь играл. Антоний, не Северус? Ей не верилось, но внутренний голос убеждал, что именно наивность отличает девушку от интересной женщины. Конечно, тот врал, но Гермиона была слишком потрясенной, чтобы это понять. Она запуталась в своих мыслях окончательно. Она помнила миссис Малфой…

— Вы староста гриффиндора?

Гермиона кивнула и с усталостью в грустных глазах рассмотрела новенькую из Чармшира.

— У меня случилась беда. Кто-то залез в мою спальню и порвал все платья. Домовики ничего не признают. И я не знаю, что делать.

Гермиона алгоритм знала, да делать не желала — настрой не тот.

— А давайте сразу с директором решим вопрос. Я немного занята.

Сухой ответ Минервы ударил её, как хлыстом:

— Нет, мисс Грейнджер. Этот вопрос расхлебывать вам, — отчеканила директриса и с недовольным видом вышла за дверь.

Перед самой примеркой к Гермионе прилетела сова с запиской:

«Хогсмид, за лавкой «Писсаро». Эта суббота, 11:30. Жду».

Свечи испуганно взвились к потолку, будто по стойке смирно, когда дверь одного из кабинетов Хогвартса распахнулась и с грохотом ударилась о стену. От столкновения с металлической изящной ручкой остался скол. Встревоженная неожиданной яростью Горгулья сжалась и отвернула голову в сторону лестниц. В такие опасные моменты она всегда старалась не привлекать внимания. Не каждый камень выдержит магического натиска, особенно когда хозяин такой, как Снейп, в дурном настроении, в таком, как сейчас. По этой причине она осторожно затворила магией дверь и, оказавшись в безопасности, спокойно выдохнула.

Воровато оглядываясь, тишина постепенно возвращалась во всё ещё неспокойный коридор, у которого горящая боль от только что полученной раны мучительно остывала. Вместо стонов, в заброшенных частях Подземелий пульсировало эхо грохота. Но и оно вскоре затихло. Восстановился порядок. Замолкло всё.

Воцарившийся покой стёр всякий след только что промчавшегося чёрного вихря. Влюблённые в слухи портреты помалкивали, предпочитая стену сырой и тёмной каморке — знали, что декан факультета церемониться не будет и при удачном случае устроит перестановку, а потому-то и не спешили попадаться под руку бывшему пожирателю.

Из своего угла не высовывался и Кровавый Барон.

Тишина, повисшая в кабинете после грохота двери, была иного рода. Так бывает только перед бурей, или, проводя аналогию со словами кретина Шарля, исключительно перед взрывом. В такие моменты таймер бомбы затихает.

Тик-так-тик-так-тик-так.

Северус облокотился о рабочий стол широкими ладонями. Его длинные пальцы походили на ястребиные когти, которые вцепились в края и стремились разорвать древесину на части. Снейп задержал тяжёлое дыхание и прикрыл глаза. Покрасневшие губы всё ещё горели. Едва уловимая ваниль, которой пахли волосы Гермионы, до сих пор преследовала мужчину, словно его тайная боль и сокровище в одном флаконе стояла здесь, рядом. Ему было невыносимо.

Северус вдохнул горький воздух сквозь зубы и сжал сильнее край холодной столешницы.

Он ненавидел Грейнджер.

Дыхание вырвалось облаком пара. Обычно, если Тинки не справлялся с Хогвартскими делами, Снейп топил камин сам. Сейчас такого желания не возникало. Гнев, дующий вены, сливался в его душе с костром, вызванным нежным, доверчивым поцелуем девчонки. Нет, девушки.

— Студентки… — прошипел он хриплым голосом и с едва сдерживаемой яростью ударил ладонями по столу. Чернильница пошатнулась и упала.

Тик-так-тик-так.

Не Клеопатры, а его ученицы. Совершеннолетней ученицы.

Тик-так.

Гермиона Грейнджер смело оставила печать своими нежными, желанными губами. Теперь он знал вкус слаще спелой черешни. Как давно Северус тайно желал познать этот вкус, наблюдая за ней в роли Антония? Застенчивость, в которой она долго не решалась двинуться к нему, излучала манящий для мужчин свет, совмещающий в себе невинность нынешнего дня и всю страстность завтрашнего. В эти долгие минуты ослеплённый Северус сходил с ума. Он сильнее обычного представлял, какая пылкость таится внутри мисс Грейнджер, и оттого долго не мог отвести взгляда от этого чистого и одновременно чувственного ангела.

Втайне от себя самого он молился отказу девушки и намного сильнее надеялся на гриффиндорскую смелость.

Вспомнился дурманящий вкус её молочной кожи и то, как Гермиона не смела остановить его и продолжала играть. Что бы он мог с ней сделать, останься они наедине в тот момент?

Северус медленно открыл глаза, налитые ненавистью к себе, и не к добру затаил дыхание. Чёрное пятно пожирало белоснежные пергаменты, пятнало их.

«Чернила, губящие чистоту…» — пронеслось в голове красной тряпкой. Вспыхнули новой волной гнева воспоминания бала: напуганные глаза Гермионы, ваниль и белоснежное платье с фонариками.

Он был в чёрном.

Тик…

Ярость вмиг овладела им. Свирепствуя, Северус швырнул флакончик в стену. Одновременно с лязгом удара взорвались стёкла в шкафчиках, треснули со скрипом петли дверец.

— Студентка, — повторил Снейп, не обращая внимания на магический выброс, и ударом скинул стопки работ со стола. Пергаменты с шелестом полетели на пол. Он схватился за книгу и снёс ею канделябр, сам фолиант с хрустом корешка ударился о медный котёл. Прогремел металлический звон. Магией Снейп взорвал любимый котёл.

«Виновата в поцелуе не Гермиона Грейнджер, не удержался ты!» — проник насмешливый голос в голову.

Столь драгоценный и сложнозаколдованный стол, сделанный на заказ, Северус опрокинул вместе с колбами, склянками и деревянными французскими ложками. Дребезг стекла пронёсся эхом меж стен кабинета. В камине вспыхнул огонь, взвившись глубоко в трубу. Профессор яростно пнул тумбочку, попавшуюся на пути, схватился за дверцу книжного шкафчика с намерением дёрнуть вниз.

— Совсем сдурел?! Снейп. Что. Ты. Творишь?! — раздалось яростное рычание позади. — Остановись сейчас же!

Дверцы его рука не выпустила.

— Поди. Вон. Минерва! — прошипел низкий голос, принадлежащий больше не человеку, а какому-то демоническому существу. Существу хоть и сильному, но загнанному в угол неземными охотниками, чувствами, которым даже он сам побоялся бы дать имена.

Его магия пронеслась между банок с заспиртованными ингредиентами и в одночасье взорвала стёкла. Послышалось недолгое падение ошмётков мерзких тварей. С полок словно кровью заструился вонючий спирт.

— Перестань! — приказала Макгонагалл и вошла, хлопнув дверью. Она сама не менее нуждалась в паузе. — И изволь объясниться!

— Вон! — рявкнул Снейп с лицом, искажённым болью и презрением. Свободной рукой он указал на дверь женщине, заварившей спектакль, а следовательно, толкнувшей его в клетку к дикому зверю, которым был он сам.

— Не уйду! Сначала ты перестанешь паясничать и расскажешь, как ты понимаешь педагогическую этику. Может быть, тебе знакомо и такое слово, как мораль? — её тактичность трещала по швам, и дребезжащий голос не скрывал этого. — Возможно, все, кроме меня, поверили в сцену поцелуя, но я видела, что ты не играл! Северус Снейп, чёрт тебя подери, ты не играл!

Северус расправил плечи и отцепил одеревеневшую от напряжения ладонь. Дверца шкафа скрипнула в попытке побега, но замерла от вибрации магии. Не передать словами той силы, которая клокотала в груди мужчины, и, несмотря на это, он нашёл в себе стойкость обуздать эмоции. Не сейчас, не при Старой Кошке давать им волю. Мужчина, обычно всегда владеющий собой, прикрыл глаза и вдохнул воздуха глубже.

Минерва не умолкала и взялась за старый приём манипуляции — продолжила разочарованным тоном:

— Как ты посмел? Ты, хваленный Альбусом шпион, герой и педагог! И поддался глупому безнравственному порыву, или неправда?! Не смей отпираться! Я знаю этот взгляд и знаю тебя! Погром, который я наблюдаю, тебе не объяснить ничем иным!

— Не неси чепухи, Макгонагалл, — устало и совсем равнодушно проговорил Северус и переступил осколки колб, — то, что я… поцеловал Грейнджер иначе…

— Как захотел.

— Откуда тебе знать, как я хотел? — огрызнулся Северус и достал бутылку огневиски, меняя тон на безучастный, — да, я поцеловал актрису, но это не означает, что я соблазнил студентку. Тебя же это печёт, не так ли? Так вот, Минерва, Шарль прав, мы были на сцене и я видел Клеопатру, и, признаться, трагичность её судьбы меня тронула сильнее, чем страсть к Грейнджер. То есть н-и-к-а-к.

Раздался лёгкий щелчок крышки. Янтарная жидкость наполнила бокал, и взгляд Северуса на секунды застыл в цвете алкоголя. Даже в нём он находил оттенок её глаз.

— Нечего сказать! Взял себя в руки, а теперь, как баран, споришь! А что это? Ответь, что ты сделал с кабинетом? Из-за чего к пойлу за помощью побежал? Перо Шекспира ранило сердце? Ох, не лги мне, Снейп!

— Не лгу тебе с такой же степенью, с какой бы интересовался твоей любимой всезнайкой. Прекрати шипеть и скалиться.

С губ Макгонагалл вылетели слова, заставившие Снейпа на доли секунды потерять контроль вновь. Он замер, когда услышал пулемётной дробью:

— А как мне не шипеть, если ты захотел утащить в постель Гермиону Грейнджер! Собственную студентку! Девочку, которую знал с её одиннадцати лет, Северус! В своём ли ты уме?

Снейп вместо ответа уселся на единственный уцелевший диван и развалился, как самый нахальный правитель, существующий в истории человечества. Он сделал пару медленных глотков, опаливших горло, и посмотрел на Макгонагалл. Его взгляд окончательно покрылся толстым слоем льда, скрывающим бушующий океан на глубине. Бесстрастно он спросил, изогнув при этом чёрную бровь:

— Тебя волнует моё бельё?

— Нет.

Он выдержал паузу — навыки шпиона всё ещё пригождались.

— Тогда не ройся в нём. Скитер и то пока не дошла до скандальной пары Хогвартса. А знаешь почему? Пиар ваш плох, Макгонагалл, он — прогнившая палуба тонущего корабля. Даже пожар на ней, палубе этой, не привлечёт общественность — не загорится. А вот матросы сгинут все. Ты не заметила гнили и допустила к штурвалу не того. Или, что, не так? Действительно, Минерва, поправь меня, если я ошибусь. Ты ни чёрта не шаришь в пиаре и во всём потакала Шарлю до сегодняшнего дня. А зря, этого выродка не стоило и в школу пускать. Но ты пустила. Ты выбрала спектакль. Ты разрешила отдать роль Грейнджер. Из-за этого целую её я, дурит Уизли, а в школе все шушукаются, — он жадно осушил стакан и налил ещё. Минерва не находила слов для ответа, да Снейп и не позволил бы прервать его. — Поэтому тебе, брезгливой и обременённой моралью, и подавно не стоит копаться в моём белье. Ты молчала тогда, молчи и теперь. А сейчас попрошу выйти и закрыть дверь с обратной стороны. Я разберусь сам, — отчеканил Снейп сухим менторским тоном и сделал новый обжигающий глоток. Желваки ходили на его лице, а тяжёлый взгляд стремился изжить незваную гостью хотя бы невербальным способом.

По мере того как Снейп говорил, в директрисе Макгонагалл, всегда обладающей достоинством, знающей такт и чувство меры в спорах, рвалось на маленькие кусочки терпение. Как рычащий на охотников зверь, Северус защищался, и оба понимали это.

Если раньше она спустила бы такое с рук, то сейчас, когда на кону стояла честь любимой гриффиндорки, лучшей ученицы и наивной, по сути, девочки, Макгонагалл приходила в бешенство. Одна аморальная мысль, что профессор Хогвартса смеет влечься к студентке, заставляла её скалиться. «Невозможно представить такую пару! — напоминала она себе. — Мы все цивилизованные люди, и игры в мезальянс ни к чему! Он выбросит её, как только надоест! Жизнь надкусанной девочки полетит под откос! Как много она потеряет в отношениях со Снейпом!»

Минерва злорадно улыбнулась, и повисшую паузу рассёк директорский приговор:

— Все обвинения снимаются с Гермионы Грейнджер, — промолвила Макгонагалл с горящими глазами, — её отработки закончены. Если ты желаешь, чтобы я сохранила твою тайну, не приближайся к ней без необходимых на то причин.

Снейп не знал, как изменилось его лицо, но по тому, как вздрогнула и как невольно отшагнула директриса, стало ясно: гнев вновь овладел им.

— Ты не посмеешь, — прошептал он и подался вперёд.

Она не сразу вернула властный взгляд. В её речи проскользнула строгость:

— Посмею, если ты, извращенец, попробуешь запудрить мозги студентке! Мы в одной лодке, Северус, нам лучше дружить.

Невесть сколько продолжалась бы перепалка враждебных взглядов, если бы не Тинки, выбежавший будто в доказательство словам директрисы.

— Тинки пришёл сказать, что всё готово…

Снейп встал и молча склонил голову. Макгонагалл без тени улыбки кивнула и вышла.

* * *

Тем же вечером, когда закончились репетиция и примерка, Гермиона пообещала себе не царапать душу раздумьями о профессоре и о том, что между ними произошло. С трудом она уводила мысли. Ещё никогда учебе и будущему не удавалось так непоколебимо терпеть фиаско в её голове и так изящно находить дорогу к мыслям о поцелуе, как сейчас.

Единственным спасением оказались витражи. Гермиона ухватилась за них, как за тонкую нить клубка, и потянулась из бездны влюблённости и романтики к твёрдой земле реальности.

Удивляло то, что всегда предусмотрительная Макгонагалл до сих пор не потребовала витражи для создания древнеегипетских украшений. Ещё в начале года она заявляла превратить их в части декораций… А теперь? Девушку передёрнуло.

Идея сделки с мистером Домшоном не нравилась изначально. Сейчас же, когда Гермиона выяснила, что обладает не просто искусными стёклышками, но артефактом, не допускалась и мысль заработка денег. Невозможно! Она не позволит!

Девушка из Чармшира топталась у выхода и трогала от неловкости свой локоть. Оно и понятно: пока спектакль — командная тайна, и нечего соперникам делать на чужой репетиции. При виде пугливых глазок сердце Гермионы сжалось.

— Веди, разбираться будем. Говоришь, вещи разбросал кто-то? А у другой что?

Они направились в сторону гриффиндорской башни. Пока шли, чармширка неустанно болтала о происшествиях:

— Кто-то проник и перерыл вещи. Мадам Клэр очень не рада этому… Я же как… прихожу, а там всё разбросано, платья, которые выглаживала магией часами, представляешь, часами! А здесь их смял кто-то. А у соседки пропали бусы к спектаклю! Костюмы каждая сама везла…

Гермиону рассказ наводил на подозреваемую, и всё же она старалась не делать поспешных заключений. Уизли не так глупа, как кажется. Она не стала бы повторяться.

Когда дверь спальни чармширок отворилась и перед Гермионой предстал беспорядок, на стене выросла тень длинной, тучной фигуры с огромной шляпой и торчащими из неё облезлыми перьями. Больше походя на странную бабку, нежели на элегантную женщину, мадам Клэр вздёрнула курносый нос и вальяжно вошла. Зрелище чем-то напоминало третий курс, урок защиты от темных искусств, когда Невилл бросил ридикулус в мрачного Снейпа. Об этом она поспешила забыть. Только не Снейп. Не его опытные нежные губы и профессиональная игра!

— Я думала, что решать такой вопрос нам пришлют кого-то получше актрисы, ну, или хотя бы получше вас…— вытащил из размышлений грубый голос Клэр. Гермиона чуть не вздрогнула. Она подняла скромный, но сильный взгляд и тихо спросила:

— Простите?

— Не расслышали? Я сказала «…получше вас».

От беспардонности Гермиона раскрыла рот. Оскорбление, наглое и прямое, ошарашило её. Она никак не ожидала услышать такое от женщины, так как всегда казалось, что только дети и хамы способны на такое безрассудное, неэтичное поведение. Потому-то всё, что смогла сделать Гермиона, так это спросить:

— Почему?

Клэр, никогда не встречавшая столь нахальную, смелую школьницу, изумил вопрос, но она быстро нашла, что ответить.

— Я думала, что вы просто выскочка и почемучка, но чтобы задавать вопросы невпопад… — она хмыкнула, — и вы лучшая ученица? Бред какой-то… Позовите Макгонагалл.

Но Гермиона не двинулась с места. Она вспомнила, как Снейп на педсоветах хранил спокойствие, как Макгонагалл тактично вела беседу, ощущая раздражение, как сам Дамблдор держал отпор тёплым взглядом. Не вскипать — первый шаг к взрослению, а она именно это и пообещала себе. Стараясь не обращать внимания, девушка покачала головой и спросила вновь:

— Почему? Почему, извольте!

Клэр подарила утомлённый взгляд.

— Ну и? Я должна задать вопрос «Что «почему»?».

— Именно. Почему вы считаете, что имеете право оскорблять актрис и меня? Я пришла помочь вам. Давайте обсудим вашу проблему.

— Нашу?! — завопила директриса Чармшира. — Повторите, нашу? Это проблема вашей школы, мисс Грейнджер. Но знаете, больше всего меня удивляет не то, что произошло (Это Хогвартс, ничего лучше я и не ожидала), а то, что директор такого «престижного» заведения послала решать вопрос о воровстве студентку с сомнительной репутацией. Вы ведь не станете отрицать, что именно о вас ходят слухи, как о пойманной с поличным?

Если, получив пушечное ядро прямо в грудь, человек остался бы жив, то у него, наверное, было бы такое же выражение лица, как в эту минуту у Гермионы. Она не знала, как отреагировал бы взрослый человек на столь грубый и нежеланный удар. Она задала вопрос о неуважении к ней. Ей ответили.

Невидимый капкан Джинервы, который всё это время висел в воздухе, цепко сомкнулся на шее Гермионы сейчас. Последствия ложного обвинения в воровстве и отсутствие оправдания влекли за собой цепочку неприятностей. Ни возразить, ни отбить натиск сейчас нельзя. Будет поистине странным, если Гермиона начнёт возражать. Ради рейтинга школы пришлось промолчать тогда, придётся и в этот раз. Вновь принести себя на жертвенный алтарь пиара. Внутри девушки всё противилось: гордость требовала возразить, чувство собственного достоинства и вовсе — уйти. Без раздумий она развернулась бы и тотчас покинула беспардонную женщину, не будь у неё значка старосты. Директриса ясно дала понять: одним её плечам выносить давление разбирательств. Клэр продолжала:

— Хороша… Нечего сказать! Если взялись за грязь, то умейте и отмываться, грязнокро… грязнуля!

— Мэм! — сначала возмутилась, затем заметно расстроилась Гермиона, — вы же сама директриса школы и как видимо… — её подавленный голос стих, когда она заметила агрессивную решительность в холодных, пустых глазах мадам Клэр. Аргументы не дойдут до той, даже если бы говорил сам Мерлин. Взяв паузу, девушка опустила глаза в пол и сжала кулачки.

Кровь застучала в висках и позорно, совсем не очаровательно наливала щёки стыдом. Она не знала, как общаться с такими, но была готова поспорить, что психика Клэр не взрослее её.

— «И как видимо», что, мисс Грейнджер? И? Вы оборвались, или нечего сказать? — с надменностью промурлыкала женщина, наслаждавшаяся видом растерянности. Она не любила, когда такие соплячки, как и эта гриффиндорка, задирали нос и умничали перед ней. Таких Клэр быстро усмиряла.

— И как видимо, — раздался голос из коридора, — вы недалеко ушли от тех не обделенных умом сплетниц, что разносят ложь. Мадам Клэр, что здесь происходит?

Макгонагалл подоспела вовремя. Стёклышки в её круглых очках отражали огни свеч, поэтому оставалось неясным, как она смотрела на бывшую однокурсницу. Но по поджатым губам стало понятно: дальше будет недружелюбная атмосфера. После перепалки со Снейпом сил на новый спор не осталось, однако Макгонагалл вовремя поняла, что ту, которую защищала от орла, добровольно отдала на растерзание гиенам.

— Минерва, — протянула приторно Клэр, — зачем ты послала воришку? Хочешь, чтобы она улики все замела? Уже был случай…

Если бы Гермионе завязали глаза, она не узнала бы голос Макгонагалл: настолько тот был сух и предостерегающий.

— Мисс Грейнджер ни при каких обстоятельствах не взяла бы чужого, Энн. Кому как ни тебе известно, что слухи — недостоверная информация.

— Правда? А дым без огня тогда откуда? Не юли, Минерва. Мы обе знаем, что не просто так обсуждают мисс Грейнджер, главную актрису-воровку! Да и о Снейпе говорят не без причины. У нас пропали некоторые вещи, а в комнате кто-то навёл бедлам. В дополнение скажу, что, говорят, у вас агрессивные домовики, которые недружелюбно относятся к гостям. Вы либо решайте свои вопросы до фестиваля, либо мы уедем, а вместе с нами и все школы, Минерва. Так не пойдёт. Или ты забыла, что такое «держать марку»? При Альбусе такого бардака не было. И я прихожу к заключению, что лавры все Хогвартсу даются за достижения прошлогодней давности. С тобой же всё летит в тартарары.

— О Мерлин, Энн…

Женщина вскинула накрашенную бровь, и её блестящие, словно намазанные слизью губы растянулись в кривой усмешке.

— Мине-е-е-рва, я же серьёзно. Я не желаю, чтобы другие команды находились в таких поганых условиях. Если ты не можешь обеспечить порядок хотя бы для проведения театрального фестиваля, лучше сдайся сейчас. Мне не составит труда рассказать обо всём министерству. К тому же они уже интересуются, что же в этой «геройской» школе происходит…

Минерва накрыла худощавой, но тёплой кистью плечико Гермионы и сжала. К большому сожалению Макгонагалл, правда была на стороне гостьи — не уследил Хогвартс, а точнее она сама.

— Ты права, — процедила сквозь зубы Макгонагалл, — я поговорю с домовиками, и мы решим проблему.

— Про-бле-мы.

— Проблемы.

В окне, под облаком, промелькнула полярная сова с большим конвертом в лапах.

* * *

По выходным спокойный в будни Хогсмид преображался. К субботнему вечеру здесь было столько прохожих, сколько можно увидеть на небосводе звёзд в самое тёмное время суток. У магазинов играет музыка, заколдованные витрины завлекают покупателей, а газетчики выкрикивают сенсационные новости. У лавки сладостей толпятся дети, а в «Трёх мётлах» не смолкают гул да хохот. Прохожие веселятся, вокруг беззаботность и праздник. Выходной.

Как разительно отличался этот же выходной утром.

Сонные лавочники нехотя открывали двери и меняли облезлые таблички, чьей потрёпанности не видно в вечернем освещении. Они давно поняли, что если в такую рань и зайдёт к ним посетитель, то лишь один и вряд ли закажет что-то «по-крупному». То и дело торговцы зевали и лениво поглядывали на редких гостей. Возможно, если бы они не знали, что вечером будет нажива побольше, то старались бы привлечь к себе внимание и тех двоих девушек, пришедших, как по расписанию, ранним утром. Но булочница и трактирщица слишком долго работали в Хогсмиде, чтобы не знать здешней системы, потому и не зазывали.

Здесь к 9:30 стояла тишина. Первое время молчала и Гермиона. Она встретилась с анонимом у порога магазинчика «Писсаро». Ни удивления, ни гнева никто не смог бы узреть на её спокойном лице. Её голову жгла лишь одна мысль. Просчёт. Осознание своей беспечности и глупости.

Ошибка в оценке противника порой бьёт сильнее круцио. Она вирусом проникает в раздумья, суёт навязчиво гипотетические «если бы да кабы» и по самым наивным соображением заставляет ворошить прошлое. Гермиона догадывалась, кто был анонимом, и до последнего отрицала эту версию. Легче переносить шантаж от незнакомца. Тот и хуже знал её, и рассчитывал на деньги — не самое ценное для такого типа людей, как Гермиона Грейнджер.

Гермиона глубоко вдыхала и выдыхала, но это не означало, что дыхание давалось ей легко. Аноним плёл игру куда лукавее, чем могло показаться. Он знал, что на них никто не обратит внимания. Магазинчик «Писсаро» утром пустовал. Некогда в нём продавали исключительно перья. Не так давно здесь взялись за продажу книг и выстроили длинные ряды шкафов.

Когда Гермиона открыла дверь, зазвенел колокольчик, торговец даже не обратил на неё внимание. Он дремал, полагаясь на охранные чары. Девушки петляли меж книжных рядов, пока не остановились у символичной полки, посвящённой театру.

Если ярость устраивала штормы в душах, то презрение охватывало рябящие волны льдом. Гермиона пообещала, что ни один её нерв не падёт к ногам жалкого анонима и не доставит ему удовольствие. Вместо того, чтобы подыгрывать своему врагу, она не отрывала от Джиневры спокойного взгляда и этим показывала безразличие. Низость Уизли не удивила её, но и не тронула. Думалось, лишь нагоняла циничную усталость от предсказуемости жизни. Если бы анонимом оказался очаровательный хитрюга Шарль или недовольная соперница Клэр, игра бы засияла новыми красками, а так…

В мелких глазах Джиневры горел злорадный огонёк. Конопушки почти сливались в жирное пятно от кривой усмешки. Гермионе сразу стали заметны асимметрия рыжих бровей, приторная фальшивая мушка под мелким носом, жёлтые зубы. Сейчас в низменной победе Уизли потеряла красоту и обнажила душу.

— Итак, итак, итак… — промурлыкала Джиневра и похлопала по пакету, — мисс Грейнджер, всё успевающая и вездесущая, уделила время мне, старой подруге? Тебе взять Станиславского? Или Чехова? Ммм?

Она встала на цыпочки и схватила фолиант с верхней полки, который тотчас же швырнула Гермионе, стоило той сказать:

— К делу, Джиневра. Чего тебе?

Уизли закатила глаза и тихо протянула:

— Лев встречается со львицей, а коза с козлом. Будем откровенны, Грейнджер: ты косишь под белую овечку, что глупо, и пытаешься казаться старательной отличницей, но это не так. Далеко не так. Волки таких едят, а Снейп с тобой воркует. Улавливаешь мозгами аналогию?

Гермиона сохранила спокойствие, хоть сердечная боль затеснила грудь.

— Джиневра, не могу понять, для чего ты это делаешь? Откуда такое внимание к профессору Снейпу?

— Не отрицаешь…— прошептала Уизли и злорадно заулыбалась, — не отрицаешь! Это уже хорошо. Мы сможем договориться…

— Ты и вовсе не ответила. Тоже не отрицаешь? — Гермиона приподняла бровь, на что Джиневра разразилась наигранным хохотом, от которого задребезжали стёкла старой витрины. Продавец недовольно хрюкнул, но сон его продолжался. Это означало одно: Уизли неправильно поставила блок. Признаться, она никогда не владела этими чарами, но понимала, как никто, что нельзя подавать вида всезнайке. Каждый её резкий жест, нервное хлопанье ресниц говорили об этом. Разве что Крэб и Гойл не заметили бы ошибку. Она обладала хитростью и могла просчитать многие ходы вперёд, но пробелы в знаниях магии приносили ей немало проблем.

Наблюдая за неудачами начинающей шантажистки, Гермиона со спокойствием ожидала ответа, и это развязало рот рассерженной Джиневре. Она не сдержалась и с презрением бросила:

— Отрицаю! Сальноволосый, мерзкий, грубый и лишённый всякого чувства Снейп не заслуживает и грамма чьей бы то ни было любви. Грейнджер, ты дура конченная, раз считаешь, что у него к тебе есть что-то кроме похоти. Или ты думаешь, что вы равны и ты ему интересна не как кусок мяса? Да, ты одной породы с ним. Две животные твари, не люди. Он тебя вытрахает и кинет.

С каждым словом Гермиона сильнее ощущала, как внутри вскипает неведомая мощь. Хотелось заткнуть кокетливый голосок, проклясть его хозяйку и воткнуть в горло палочку, лишь бы заставить замолчать поганый рот. Настоящий Северус Снейп не такой! Пускай он знает о её чувствах и продолжает, будто издеваясь, прекрасно играть свою роль возлюбленного на сцене, но душа у него светлая и добрая! Её подозрения об опытах абсолютно не доказаны и по большей мере нагнаны стрессом. Северус Снейп не виноват, что она влюбилась в него.

На этой мысли всё тело сковала мерзлота.

— Что ты хочешь, Джиневра? — спросила Гермиона тем же спокойным голосом, но уже со стеклянными глазами, вид которых мог доставить удовольствие всякому, кто давно точил зуб на Грейнджер.

— Я? Совсем немного, ты же знаешь, что я девушка скромная, мне много и не унести, — приторно протянул писклявый голос. Джиневра хмыкнула.

— Что?

— Малюсенькую, — она показала аккуратными пальчиками размер не больше горошины и промурлыкала игриво, — сделку. Видишь ли, в этом пакетике несколько интересных вещиц. Я подумала, — она с важным видом поправила прическу и продолжила, — раз ты отняла мечту, почему этого не могу сделать я? Око за око, как говорится. Здесь немного: письмо да фотографии, которые я непременно направлю во все магические академии с приложениями и доказательствами. Представляешь, тогда все узнают, что ты спишь с преподавателями со школьной скамьи и не только ради оценок, но и ролей. Вот умора будет!

Гермиона сардонически рассмеялась.

— Да неужели? Тебе никто не поверит, Джиневра. И на то две причины: это неправда, раз; все твои основания — часть пиара, два.

— Как недальновидно ты смотришь, Грейнджер, — цокнула рыжая. — Тебя не будут спрашивать, как это делал Рон и Гарри. Именно мне первоначально они поверили. Более того, ваш пиар — прикрытие скандала. Вы давно водили шашни, а так и популярность школе, и ты на сцене. Или думаешь, что все здесь дураки? Академии не проведёшь. Уж поверь мне, они будут в курсе. К тому же я знаю тебя слишком хорошо, считай с детства. Ты влюблена, у тебя глаз горит. И знаешь, после выпускного всякое может быть… Ты же явно хочешь, чтобы он тебя не просто трахал, так? Если вдруг вы сойдётесь, это лишь подтвердит все мои доводы, письма. Какая магическая академия захочет принять тебя? То, что ты скандально известная, перекрывает репутацию подруги избранного. Ты скатишься в глазах общественности.

Впрочем, Гермиона, давай по чесноку? Ты оскорбила меня, я оскорбила тебя, ты забрала мою мечту, я отниму твою. Ты отвела от меня Гарри, я отведу Снейпа от тебя, если ты, конечно, не согласишься на сделку. Так зачем тебе такие неприятности? Пока у тебя есть возможность на счастье…

Даже зная правду, обещая себе не поддаваться на уколы Уизли, Гермиона вздрогнула от резкого вопроса в голове. Что будет после выпускного? Действительно, слухи либо подтвердятся, либо растают облачком пара в зимнем небе. И если первое было плодом влюблённой фантазии, то второе совсем походило на правду. Она поступит в академию и с головой погрязнет в учёбе, в мечте своей юности. В прошлой мечте.

С тем взглядом умиления, каким смотрят на котят, Джиневра любовалась трещинами боли, которые ползли в стеклянных глазах Грейнджер. Та ломалась. Ломались и её тайные мечты. Она связана. «Наконец-то, эта тварь поймана! — ликовала в мыслях рыжая. — Теперь она будет ступать только так, как я прикажу. Руководство над самой Грейнджер в моих руках!»

— Условие, — вымолвила Гермиона и показала сильную улыбку — жалкое зрелище среди падальщиков, но достойное уважения среди львов.

— Два зелья Невидимости. Заикнёшься Снейпу, и сова полетит в сторону академий. К тому же, как я поняла, ты и Снейп возитесь с какой-то игрушкой…

— Это сложные зелья, Джиневра.

— Ты должна их сварить лично. Ты в этом деле лучше, чем на сцене. Так вот, та игрушка — стёклышки. Как я поняла, Снейп не знает, что они работают. Поэтому он подписал ту странную книгу строчками шекспировской сонеты. Ты…

— Что?!

Джиневра закатила глаза и с самодовольным видом протянула фотографии из пакета. Одна из них изображала исписанный форзац книги, подаренной Снейпом. Гермиона узнала размашистый острый почерк.

«Уж если нет на свете новизны,

А есть лишь повторение былого,

И понапрасну мы страдать должны

Давно рождённое рождая снова, —

Пусть наша память, пробежавши вспять

Пятьсот кругов, что солнце очертило,

Сумеет в древней книге отыскать*…предположение, которое весь смысл заключило…

С Рождеством, мисс Грейнджер».

Гермиона сглотнула. Теперь понятно, почему профессор расспрашивал о книге в тот вечер после каникул. Внезапно сердцу сделалось тесней в груди, когда в голове мелькнул обжигающий низкий шёпот:

«Как тот актёр, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли, Мисс Грейнджер?» — вспомнилось ей, а в сознании всплыло продолжение сонета:

«…Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, —

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладёт печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идёт к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтёшь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?»

Отказываясь верить в надуманное совпадение, Гермиона тряхнула головой. Так не могло быть. Это никак не походило на признание! Это не признание!

— Не строй дуру! — вырвала из опьяняющих мыслей Джиневра. — Раз он подарил тебе книгу, а ты тайком глазеешь в свои стёклышки, значит, ты что-то скрываешь от него! Так вот, откажешься выполнять условия сделки, и он всё узнает… Не от меня, конечно, но, Грейнджер, у тебя полно врагов в школе.

— Мне нужно время подумать, — прошептала Гермиона. Пристальный взгляд Джиневры заставил собраться с мыслями. Если Снейп и написал так, то исключительно чтобы намекнуть на книгу. Понять, что тайный подарок от него. О любви не шло и речи. А если так, то ему нужен артефакт…

— Ага, а мои зелья когда варить? Грейнджер, я милосердна и даю тебе выбор: либо да, либо нет.

Наступила пауза. Гермиона молчала. Внутри всё подсказывало, что Джиневра так просто не отстанет. Она пойдёт до конца, и этот последний семестр всё равно окажется во вражде. Навык Невидимости ей явно необходим для новой проделки. Варить ей зелье — всё равно что рыть себе могилу. Но на кону стояло слишком много.

Козырь Джиневры — фотографии. Снейп действительно хорошо играл свою роль, а она млела, что чётко запечатлели колдографии. Подаренная книга с подписью подводила чёрту. Это был личный подарок, не предназначенный пиару, и он ломал систему фальши. Оправдание с рунами не примут. Не поверят. Осудят.

Гермиона посмотрела на пакет как на воплощение всех своих страданий, затем на лживую, продажную Джиневру. Зачем той зелья? Она лишилась мантии-невидимки, и теперь твёрдо нуждалась в инкогнито. За разрыв с Гарри она сердита, поэтому можно предположить, что не для свиданий нужны ей зелья. Скорее всего, дело, действительно, крылось в подставе. Возможно, Джинни вновь играла в воровство. Но зачем такая сложная схема?

Гермиона не знала, но понимала: следует ожидать пакостей.

— Хорошо. Я соглашусь на твою сделку и выполню её, но при условии, что мы дадим друг другу непреложный обет. Я варю зелья, а ты обещаешь никогда не отправлять письма про меня, клеветать на меня, подставлять меня и враждовать со мной. Как только обет свершится, мы будем вести себя как малознакомые одногруппницы, будто ничего не произошло и не происходит, Джиневра.

Рыжая состроила гримасу и задумчиво накрутила локон на палец.

— Какая же ты эгоцентричная, Грейнджер. Мне не нужна ты. Ты почти расплатилась. Давай сюда руку…

На этих словах они скрепили магией руки, и Уизли заулыбалась, поглядывая с гнильцой на Гермиону, словно даже клятва не удержала бы её. Выйти им не позволил неожиданный посетитель. Колокольчик у входной двери мелодично задребезжал, раздались изящные тяжёлые шаги.

— Мистер Роббинс, проснитесь, миленький. Мне нужно купить у вас ещё несколько маггловских книжек, — протянул мелодичный голос Квентина Шарля. Джиневра изменилась в лице и одёрнула ладошку, начинающую потеть от испуга.

Шарль вновь чуть не запел:

— Мисте-е-ер Ро-о-обинс, подъём!

Пронёсся скрежет ножек стула о холодный каменный пол, продавец подскочил и запыхтел:

— Ох, это вы, господин Шарль! Вам Станиславского принести или что-то другое?

— Нет, мистер Роббинс, будьте добры что-нибудь новенькое про маггловский пиар.

— Сейчас поищу… А вы уже читали свежий выпуск «Пророка»? — голос старичка удалялся на склад. — Вам должно быть интересно. Вы любите такие жуткие вещи, мистер Шарль. Ещё одного аристократического рода больше нет. Сегодня ночью Нарцисса Малфой наглоталась чего-то, и не откачали.

— Как не откачали?! — воскликнул Шарль и схватил газету. Послышалось невнятное бормотание старика, означавшее, что он ушёл далеко в глубины склада.

Молчание не умертвило атмосферу. Магазинчик жил в возне мистера Роббинса, в шелесте газеты Шарля, в часах, в дыхании. От этих звуков Гермиону потряхивало. Смерть вновь мелькнула мимо и забрала знакомого ей человека. Было страшно осознавать, что женщина, которую она видела ещё вчера, мертва. Она совершила суицид. Не вынесла. Не из-за того ли, что Снейп предложил ей начать новую жизнь? Или, может быть, свидание?

Гермиона сглотнула. Профессор спровоцировал самоубийство миссис Малфой. Его предложение довело депрессию вдовы и матери, потерявшей ребёнка, до крайности. Так всё-таки свидание?!

Она устыдилась собственных мыслей и впала в глубокую задумчивость. Наигранный лепет Джинни и удивлённый голос Шарля слышались так, будто её затащили в озеро и вода залилась в уши. Небрежный поцелуй Джиневры прозвучал на щеке, оставив холодный липкий отпечаток. Она моментально попрощалась с пиарщиком и убежала на кассу. Изумлённый Мистер Роббинс, не ожидавший новых покупательниц, упаковал книгу, с которой совсем скоро рыжая исчезла за дверью.

На глаза будто бросили шипучку, и от раздражения хотелось поскорее окунуть голову в бочку с ледяной водой. Но Гермиона не двигалась и даже не моргала.

— Мисс Грейнджер, всё хорошо? — тревожный Шарль надул комично губы, но посмотрел в глаза уже без шутовства. — Милая, рассказывайте, что случилось? Поверьте, мне можно доверять, вы, считай, моя подопечная. Что у вас с глазками? Почему пускаем слёзки, а?

— Ни-че-го…— прошептала она.

— Вас кто-то обидел? Так, идёмте скорее! Я знаю одну чудесную кофейню, где делают удивительный кофе и пекут такие миндальные печенья, что вам и не снились! — ласково проговорил вернувшийся Мистер Поддержка. Доверяя мужчине с самой первой их встречи, Гермиона даже не подозревала, что она была ключевым звеном игры этого милого, на первый взгляд, человека. Она согласилась.

Примечание к части

Котятки, я вас очень люблю! Но я приболела, поэтому сегодня без заигрываний *грустно улыбается и держится за батарею, чтобы не отрекошетить от собственного кашля*. Скоро вернусь к вам, целую!)))

Пс, еще выяснила совсем недавненько, что примерно семь глав еще (но это не тоочно)))

* есесена мой любимый Шекспир, последнюю строчку которого Снейп малость подделал по смыслу. Да простит меня Уильям вместе с Хатшепсут и Сенмутом за все мои прегрешения! Мур-мур!

Квентин Шарль, обладающий харизмой и развитыми навыками психолога, умел манипулировать людьми, а следовательно, убеждать и расспрашивать. Легилименция для него всегда оставалась признаком слабости, не говоря уже о безвкусной сыворотке правды и прочих гадких зельях. «Искусство, — изрекал он, — не магия, а вот магия — часть искусства. Малая. Всё остальное приходится на знания, интеллект и мастерство, а также на душевные качества, которые, к слову, тоже необходимо уметь развивать. Без этого трудового коктейля ни одно заклинание не поможет.»

Потому-то он уважал магглов. Их находчивость творила волшебство с помощью физики и электричества — ума и чувств.

Всякий раз восхищаясь, он задавал один и тот же вопрос: какой зверь мог бы получиться в результате слияния маггловских навыков и магических способностей? Шарль не знал, но любой, знакомый с ним, владел ответом. Враги такого монстра точно бы разбегались по норам, а друзья и родственники увеличивались со скоростью дрожжей. За счёт маггловской проницательности и сообразительности зверь достигал бы высот во всяком деле, за которое бы брался, и магические способности только усиливали бы потенциал этого прирождённого лидера.

Иногда природа совершает ошибку, в результате которой на свет появляется мутант. Порой это животное выживает, и тогда учёные, будь то вынужденно или изумлённо, признают новый вид, эволюцию и  генетическое могущество. Имя тому зверю ныне — полукровка. Квентин Шарль на своём примере показывал силу смешения крови. Играл роли он так же превосходно, как брал след врагов и вникал в суть проблем. И там, и там он мог бы обучать учёных. И там, и там от целей он не отступал.

Едва ли об этом догадывалась Гермиона. Она была в том самом возрасте, когда нежные лепестки невинности ещё не опали, а почки женской мудрости уже набухали. Обладая настолько же доверчивой душой, насколько и превосходным интеллектом, она и не подозревала, что с недавних времён сделалась игрушкой в руках пиарщика. В Квентине она видела воплощение поддержки и доброты — что, собственно, не было ложно ни на галлеон — а фактов, свидетельствующих об обратном, она и не находила.

Они уселись в уютном кафетерии на окраине Хогсмида. Залы пустовали, но добрая пожилая хозяйка с удовольствием готовила кофе гостям, что было видно по улыбке и теплу в её больших, окружённых морщинками глазах, по мягким движениям и лёгкой походке. Гермионе даже захотелось прижаться к ней, вернуться в детство и с искренностью раскрыть не только объятия, но и скулящую душу.

Ей не хватало родительской поддержки. Ей не хватало надёжности.

Губы мистера Шарля таили грустную улыбку. Он внимательно наблюдал за ней, подперев подбородок рукой, а проницательные серые глаза его скрывали мысли и системы планов. Нет ничего страшнее таких людей, как Шарль, которые видят всех, и которых не видит никто.

Гермиона доверяла Мистеру Поддержке.

— Мисс Грейнджер, милая, что же вы не едите десерт? Не любите? У здешней хозяйки великолепные булочки со сливками. Попробуйте!

— Нет, нет…

— Попробуйте, умоляю же! Эта мягкость тает во рту, а бисквит, м-м-м! А знаете, почему так вкусно?

Гермиона зажмурилась и мотнула головой. Смерть миссис Малфой тяжёлым валуном свалилась на плечики её души. Не то, чтобы слова, а каждый вдох давался ей с трудом.

— Почему, сэр? — тихий голосок дрожал.

— Потому что они находятся в балансе, мисс Грейнджер. Равновесие. Золотая середина! Подумайте сами, разве была бы пустая булочка столь вкусной? А нежные и мягкие сливки? А вы пробовали пресный хлеб? А холодный жирный крем и только? А вкусно ли? Нет. В этом мире быть одному равно почти что неполноценности, мисс. То же самое переносится и на людей. Конечно, одиночество не умаляет достоинств человека, но мир перед человеком оно суживает в разы. Это монстр, мисс Грейнджер, — понизил голос мистер Шарль и с тревогой заглянул в измученные глаза Гермионы. — Вам нужен настоящий друг. Мне можно рассказать, ведь вам необходима сухая булочка, не так ли?

Первым делом жалость встала комом в горле за миссис Малфой, затем — за одинокую себя. Шарль прав: она мягкая, наполненная эмоциями и переживаниями, как калориями сливки. Без разговоров, без друзей она пропадёт и окончательно сломается. Сначала пожелтеет и осядет, как заветренный крем, затем покроется плесенью и уже тогда, когда её соберутся соскребсти с грязной тарелки, засохнет.

Она молчала вслух, а в мыслях кричала о Снейпе, о его предложении миссис Малфой, о его странной заботе и о нежном, чувственном поцелуе, о жутких смертях, о немых витражах, о поганой Джиневре и о мёртвых родителях. Ей хотелось повстречать профессора и тотчас же попасть то ли по случайности, то ли по его воле в объятия и разрыдаться, но она понимала как никогда, что между ними лежит жалость к её чувствам и симпатия к Нарциссе. Если он и обнимет её, то из добрых побуждений и только. Неромантических порывов.

Он никогда не увидит в ней женщину. А она ни в жизнь не догонит его.

— Мисс Грейнджер, — Шарль вытянул губки трубочкой, — но-но, не молчите, прошу вас! Я знаю, в чём дело точно так же, как и то, что ни одни кулисы не обходятся без интриг, а старые замки — без скелетов в шкафу. Расскажите, пожалуйста, и о первом, и о втором. Я если не помогу, то хотя бы выслушаю.

Гермиона замотала головой.

— Прошу, вам же больно. Смотрите, уже и стакан воды принесли. Выпейте…

После прохладных глотков лучше не стало, но все же тихие слова боли вырвались из груди, облегчая страдания:

— К сожалению, уже поздно что-либо предпринимать… Всё, чего можно было бояться, произошло, и всё это безвозвратно…

— Я искренне надеюсь, что всё ещё можно исправить…

— Увы.

— Речь идёт не о миссис Малфой, мисс Грейнджер, — это пояснение не просто шокировало Гермиону, но и заставило поднять на Шарля изумлённый взгляд. — Я часто общаюсь с людьми и всё-таки я актёр не первое десятилетие, а потому знаю, что это лишь часть вашей боли. Но что с остальной? Помогите мне разобраться…

— Я не понимаю, сэр…

— У вас многое накопилось. Скажите мне. Доверьтесь… Давайте начнём издалека, если вам тяжело. Вы знаток домовых эльфов. Как считаете, почему они так странно ведут себя? — спросил немного нетерпеливо Шарль.

Поскольку об окровавленном Тинки она не посмела бы признаться и родной матери, Гермиона стушевалась, переключилась на домовиков и, наконец, нахмурилась. То, каким тоном прозвучали следующие слова, было не что иное, как возмущение:

— А что с ними не так?

— Агрессия, мисс Грейнджер. К тому же вновь пропадают вещи — уже вся школа вибрирует от сплетен. Я не хочу, чтобы клеветали опять на вас. Неужели не понимаете, что вновь готовится западня? Но только в этот раз, полагаю, чудят эльфы, вам так не кажется?

— Не кажется.

Шарль сузил глаза.

— Эльф профессора Снейпа может подставить вас, мисс Грейнджер.

— Только не эльфы, мистер Шарль! Тинки очень хороший, он бы — никогда! — Гермиона изменилась в лице: взгляд прояснился, а краснота стала спадать.

— Вы слишком хорошего мнения об этих существах, мисс…

— Нисколько «не слишком»!

Шарль продолжал, будто не слышал:

— Эта предвзятость заведёт в беду не только вас, но и профессора. На отработках вы явно видели странности.

— Отнюдь нет!

— Тогда что вы видели?

Гермина раскрыла рот, вглядываясь в строгое лицо Шарля. Очарование рассеялось, а на его место пришла суровость. Он знал то, о чём она желала бы смолчать.

— Ничего особенного, — после долгой паузы сказала с плохо скрываемой осторожностью Гермиона. — Мы с профессором Снейпом репетировали. Затеяли игру в «Привыкайте» и прочие глупости, чтобы не зажиматься на сцене, но я не заметила никаких странностей в поведении домашних эльфов. А поверьте, об эльфах…

— Вы любите домовиков, мисс Грейнджер, мы уже это выяснили, и глупо об этом спорить, — пробубнил с досадой Шарль. — В особенности симпатичен вам Тинки, не так ли? И вы защищаете его, хоть и знаете, что с ним происходит что-то не то.

— Нет!

Шарль продолжал:

— Более того, вас, как и меня, опечалило известие о смерти миссис Малфой, а меж тем именно Тинки тесно общался с этим семейством. Возможно, нам следует обратиться в аврорат, так как я подозреваю, что скоро будет новая жертва, мисс, и эта жертва — профессор Снейп.

Гермиона резко вскочила и замотала головой.

— Ваша теория нелогична! Что это, вообще, такое — обвинять, так называемых всеми, «домовых рабов»? А профессора Снейпа? Неужели вы думаете, что «хозяин» не усмирит «прислугу»? — выплюнула Гермиона с горечью и замотала головой, как всю её пронзило напряжение. Она замерла. То, что вспомнилось, повергло в шок. За какую-то долю секунды её посетило тусклое воспоминание про выручай-комнату и успех с витражами, и этого хватило, чтобы узреть связь. Как она могла забыть маленький шар желания, повисшего над макушкой Шарля?

Расспрашивал Мистер Поддержка не из праздного беспокойства. Он шёл на запах жертвы, а вернее, подозреваемого. На Снейпа и его эльфов! И он же искал угол, в который можно было бы загнать профессора. Шарль — аврор!

Ощущая себя использованной и не желая продолжать дальнейшее общение, она извинилась и поспешила вернуться в замок.

Когда портреты Хогвартса провожали старосту Гриффиндора взглядом, они заметили недовольство на её лице. И действительно, вместо того, чтобы сокрушаться рыданиями и отчаиваться, Гермиона сердилась на Шарля. Он лгал! Явно лгал, пытаясь надавить на её чувства! Поэтому он настоял, чтобы роль Клеопатры отдали ей, девушке, у которой на лбу было написано влюбиться в партнёра по сцене!

Её взял гнев. Мистер Поддержка лишь наигранный образ, лик, созданный для доверия и лучшего доступа к информатору!

Разочарование душило, а это не могло не злить Гермиону. С яростью она распахнула дверь своей комнаты, плюхнулась на кровать и раскрыла шкатулку. Сейчас её мыслям необходимо успокоиться и отвлечься.

За добрый час лучики зимнего солнца успели заглянуть в окно и упасть на ладошку, согреть, однако, которую им так и не удалось. Они переместились чуть дальше и утонули в разноцветном стекле витражей, засиявших, будто крылышки нимф. Гермиона приблизила лицо к надписи с руной. От контраста холодной кожи и дыхания тонкое стекло запотело. В медленно появляющемся окошке что-то загорелось. Белый свет вспыхнул звездой. Замерцал.

Сначала она испугалась, резко подскочила и прилипла лопатками к стене. Витраж, обрамленный сияющей магией, переливался.  Это означало, что ещё одна разгадка найдена! Права была мерзлячка-Трелони, когда тёрла ладони и дышала на них! Недолго думая, Гермиона поднесла светящееся стёклышко к глазу и с возбуждением ученого осмотрела комнату. Увиденное заставило её вздрогнуть. Но даже тогда она не подозревала, что ожидало её впереди.

Сначала комната ничем не отличалась, разве что освещение казалось светлее обычного. От окна по стене и до книжных полок — ничего. Пока сердце тошно замирало, она внимательно рассмотрела обшарпанный письменный стол, сияющую в дневном свете чернильницу и заточенное перо. Ничто не выделялось, пока Гермиона не повернулась к громоздкому, старому шкафу.

В тёмной части комнаты, туда, куда лучики света не пробирались, в тени шкафа, в углу, стояло самое пугающее видение. Ладони девушки вспотели. Если бы призраки могли умирать, то Гермиона увидела не что иное, как труп Миртл. Какая смерть должна настигнуть призрака, чтобы совершить такое? Приведение было в полный рост и пустым взглядом смотрело прямо. Оно не двигалось, не плакало, как обычно, и не капризничало пискляво. Вся эмоциональность, и с позволения будет сказано, жизнь насильно оставили Миртл, как если бы её предали поцелую призрачного Дементора. Гермионе стало не по себе от плохого предчувствия. Почему руна показывала именно это?

Только приглядевшись, можно было понять, что изображение двумерно. Оно больше напоминало чёрно-белую фигуру, вырезанную из огромной магглловской фотографии. Миртл, верно, что-то символизировала, и это что-то притаилось в шкафу.

Едва ли у самой смелой девушки не вырвется вскрик в такой обстановке. Гермиона молчала. Она поддавалась инстинкту самосохранения и в тишине принимала решения. У шкафа сделалось страшно. В ярком свете Люмоса тот выглядел мрачнее и зловещее обычного. Миртл стояла рядом с ним, а её неподвижное лицо больше походило на кукольное, чем на призрачное с фотографии. От неё веяло холодом или так казалось — Гермиона не знала. В тревоге каждое ощущение точило иглу страха, которая пронзала гриффиндорский характер.

— Как глупо! Правда, глупо, там ведь нет никого! — воскликнула девушка и взялась за ручку, и распахнула дверцу. По комнате пронёсся дикий оглушающий писк. Кто-то толкнул Гермиону, ощутимо прошёл сквозь неё — чувство не из приятных — и влетел вместе с истеричным плачем в стену. Пока утекали драгоценные секунды, Гермиона старалась дышать. Ей казалось, что воздух наполнял не только лёгкие, но и мышцы, и кожу, и лишь адреналин, бушующий в венах, приземлял её, заставлял чувствовать и быть материальной. Кто-то едва ли не расщепил её на крупицы!

Сердце забилось в испуге, и каждый удар кувалдой отдавался во всём теле. Крики удалялись. Наспех оставив руны, с напуганными глазами и серым лицом, Гермиона выбежала в коридор и помчалась на звуки плача. То была Миртл. Она летела мимо лестниц, но постоянно воровато оборачивалась, вызывая тем самым всё больше подозрений. Её сущность пронзала каменные ступени и падала дальше. Расстояние между призраком и Гермионой увеличивалось.

— Постой, Миртл! Я знаю, что это ты! Остановись! — крикнула она, перебирая ногами скорее воздух, а не ступеньки, по которым спускалась. Лёгкие превратились в потрёпанный паровой двигатель, и теперь растущая сухость сжимала Гермионе горло. Бегунья свинтила в коридор подземелий. Писклявый плач по-хитрому затих. Когда Гермиона на всех скоростях свернула следом, то увидела уползающую длинную тень на стене.

Выругавшись и наскребя то малое, что хранилось в небольшом резервуаре атлетической выносливости, Гермиона ускорилась. Облачко Миртл вскрикнуло и влетело в кладовку профессора Снейпа, и это зрелище подействовало на девушку лучше заклинания остолбеней. Она застыла с ужасом в глазах. В эту секунду, вероятно, остановилось и время, и звуки, и кровь в её венах. Возникновению страха послужил обет и гадкое чувство магической связи с Уизли. Ей суждено было прийти сюда, ведь её ожидало зелье!

Обычно редкие ингредиенты из-за дороговизны заготавливают специально, хотя бы за месяц до начала варения. У Гермионы такого количества дней не было.

Придётся взять ингредиенты.

У Снейпа.

Она вынуждена воровать.

Мрачная, массивная дверь кладовой выглядела недосягаемой и хорошо охраняемой. Миртл влетела именно туда! Гермиона не могла поверить в это, но как никогда понимала, что сейчас у неё в запасе имелось алиби. Не на разведку она, а за Миртл! Если поймают, то так и расскажет!

Она посмотрела на дверь кладовки как на новое испытание, и её холодные ладони вспотели. А если кто-то увидит и не спросит? Слухи подтвердятся, и Грейнджер надолго закрепится как воровка Хогвартса. На части душу разрывал крик бессилия.

«Воровка, воровка, воровка!» — пронеслось в голове.

Оглядевшись в пустом коридоре и поглубже вдохнув, Гермиона решительно направилась вперёд, к своей цели. Нечего и раздумывать. Быть хуже, чем сейчас, уже не могло. Она не воровка разве что в глазах друзей, Снейпа да Макгонагалл. Металлическая ручка щёлкнула, петли заскрипели, и, на удивление, дверь туго поддалась. Затошнило от плохого предчувствия. На неё напал сквозняк с запахом гнили и сырости. Пред незваной гостьей вместо заспиртованных уродцев, вытянутых колб и разных склянок, возникла густая тьма. Свет не проникал в этот плотный чёрный туман. Его щупальца плавно клубились вдоль порога, но не выползали в коридор. Своим видом он пугал и походил на какой-то портал.

Так может, это чары профессора? Гермиона прикусила губу и осторожно поднесла ладошку, которая медленно погрузилась в холодный плотный воздух. Как и ожидалось, там ничего не было, но чувство того, что комната далеко не пуста, не покидало её. Крылось за тьмой что-то недоброе и устрашающее. Однако проклятьем не ударило, ловушки если и были, то знать о себе не давали, а это означало лишь то, что вместе с уровнем тревоги в Гермионе выросла мнительность. Она просто в напряжении, вот и всё. Легче и быть не могло!

Никому оправдания не поспевают так быстро в головы, как тем, кто находится в отчаянном положении. У Гермионы не было пути назад. Она уже решилась. В поддержку ей служило алиби; руна показала ей Миртл, а Миртл показала эту дверь.

Надеясь найти ответы, Гермиона бесстрашно и твёрдо шагнула. Пола она не почувствовала.

Примечание к части

Извините, дорогие мои, что так исчезла! Болела, учеба и, в дополнение ко всему, подготовка к магистратуре, уууф) Радует то, что следующая глава почти готова и что новая идея уже атакует мой мозг (вот так всегда, нет мне передышки!)))

Интересную дискуссию вы развили в комментариях, обещаю сегодня/завтра поболтать с вами! Только прошу вас уважать друг друга, ведь у каждого мнение свое ;)

*изумленно качает головой* Гермиона и Северус удивляют меня) Они действуют не по плану, а что будет дальше, ой, мамочки, держите меня!) Скажу, поворот неожиданный мне понравился, но он будет после того, как с Гермионой случится кое-что)))

*Шевелит ну очень двусмысленно бровями и истерично подмигивает*

Люблю вас, мои сладенькие! :* * *

Я выздоровела и готова активно заигрывать с вами, кхе-кхе)))

На доли секунды все внутренности скрутило в тугие узлы и резко распустило. Позади пронёсся мощный ветер. Вокруг зашипели хриплые, нечеловеческие голоса, а те секунды, пока она не чувствовала пола, показались Гермионе вечностью. Она полетела бы в бесконечную пропасть, если бы не крепкая рука, которая обвилась вокруг талии и рывком вытащила назад. Девушка с криком влетела в чью-то грудь. Тяжёлая тёплая мантия накрыла её голову и скрыла ото всех.

«Наконец-то, безопасность!» — пронеслась мысль, но тотчас испарилась.

Через мгновенье её ошпарило ледяными мурашками. У двери зарычали. Деревянную поверхность яростно зацарапали. Кто-то шарахнул стену гигантской кувалдой и одновременно пронёсся по ней сотнями ножек. Повеяло запахом илистой грязи.

Единственное, что видела Гермиона, — тёмный сюртук с маленькими пуговицами, но и тогда она зажмурилась, как в страшном сне.

— Не смейте оборачиваться, — приказал голос, проникший тотчас к сердцу. То говорил Снейп. Всё, что смогла сделать ошарашенная Гермиона, — кротко угукнуть, прижаться и крепко обнять его.

— Гр-р-рейнджер, оберни-и-сь, — раздалось агрессивное мычание, и сквозь мантию профессора она ощутила что-то толкающее её и пытающееся прикоснуться к телу.

— Мы зна-а-а-ем: ты зде-есь… Иди к на-а-ам.

Щупальца шарили по спине и волнами страха скатывались по позвонкам. От ужаса схватило дыхание.

— Ты где-то здесь, мерзавка! Обернись, грязнокровное отродье, немедленно! Мы найдём твою шкурку, тебе не жить! — рявкнул оглушающий бас. Стены вокруг содрогнулись, а в лопатки вновь что-то уткнулось острой волчьей мордой. Гермиона не произносила ни слова, дичилась и дрожала.

Как видимо, уловив момент, Снейп врезал дверь в проём. С его тонких, будто выточенных из камня, губ слетело заклятье на латыни. Кладовку тотчас запечатало. Зловещий голос сначала разъяренно загудел, а после поддался древнему колдовству и затих.

Коридор словно выдохнул. Так бывает в Запретном лесу при рассвете.

Первое время никто не двигался. Мантии не шелестели. Хоть ни один из них не смотрел по сторонам, оба знали, что даже в портретах обитатели непросто умолкли, но и застыли — до того тишина обнажила слух. Долго стояли, а тем временем невидимые нити привязанности крутили узоры вокруг них. Всегда улавливающий изменения Снейп отказывался признавать существование столь сентиментальных вещей, но выпускать Гермиону, говорить или шевелиться и не думал. Его крепкое объятие почти сковывало напуганную девушку, а когда страх в ней сменился тёплым, уверенным чувством безопасности, её длинные ресницы дрогнули, заявился румянец. Видение это очаровало Северуса, и он испытал острую необходимость поймать её взгляд.

Нет ничего дороже для мужчины, чем теплота во взоре любимой. Отрицая и этот факт, не позволяя себе и помысла о той хрупкой пташке, прижимающейся к нему, он сглотнул, но перестать смотреть так и не смог. Втайне от себя он непросто животно желал её, но и стремился утонуть в чистоте карих глаз, ненавязчиво раззадорить кокетство в душе мисс Грейнджер, наслаждаться её обществом и век играть с ней на одной сцене одну и ту же роль. Иными словами, он принадлежал к тому типу влюблённых мужчин, которые близки к нигилизму и одновременно к душевной, мучительной слепоте.

В это мгновенье внутри Гермионы бушевали волны эмоций. Как и все влюблённые, она робела и стыдилась; как мисс Грейнджер, она была на грани истерики. Никогда ещё её мысли так не путались. От горячего дыхания, ласкающего волосы, она каменела. По телу ходили мурашки. Щекой Гермиона ловила рваные удары сердца профессора, не подозревая о том, что её колотилось ему в рёбра.

— Теперь, — голос Северуса хрипел, и ему пришлось прочистить горло, — можете успокаиваться и объяснять, как открыли в моей кладовке портал и почему не сообразили найти место получше. Или соскучились по отработкам? — спросил он под конец с издёвкой и изогнул бровь, когда она медленно подняла голову и посмотрела совсем растерянно в его темнеющие глаза. За этот взгляд Снейп отдал бы душу.

Если бы любовь поддавалась описанию, Гермиона с точностью бы определила то волшебство и ощущения, происходящие сейчас. Ей сделалось легко и свободно, будто и позабыла, что ещё утром встречалась с шантажисткой, что узнала о новой смерти и о мерзком двуличии Шарля, что гонялась за странным призраком и едва не попала в пропасть к каким-то чудовищам. Но сейчас это всё не имело никакого значения. С профессором Снейпом, нет, с Северусом она забывала обо всём.

Северус прижал Гермиону к себе чуть ближе, и румянец пополз мягким контрастом по молочной девичьей коже.

Ещё с утра она рвалась к нему и теперь ощущала опьяняющую эйфорию. Гипноз, теплота и безопасность — были всем тем, в чём нуждалась она. Откуда-то в груди забился трепет, и появилось чувство, что что-то важное и интимное сейчас произойдёт.

Снейп медленно склонился, приблизил лицо к ней и опустил внимательный взгляд на губы. Сколько выдержки ему потребовалось не тронуть их поцелуем! Внезапно он нахмурился и осмотрел внимательно глаза, покрасневшую кожу, дорожку застывшей капли слез. Что-то от ярости мелькнуло в его взгляде.

— Что случилось на этот раз, мисс Грейнджер? Кто вас обидел? — горячее дыхание прошлось по губам. Но острый взгляд не переменился.

— О чём вы? — спросила она тихо.

— Вы знаете.

— Нисколько.

Тёплая, шершавая ладонь тронула щеку и мягко повернула в сторону свечей лицо.

— Не. Нужно. Мне. Лгать. Какова причина ваших слёз?

Человек, вышедший из дурмана леса на поляну, заполненную свежим воздухом, меньше бы среагировал на изменения, чем Гермиона. Тонкий купол эйфории, повисшей над ней, проткнули иглой. Она побледнела.

— А вы… вы разве не вкурсе?

— Нет, мисс Грейнджер.

— Не читали газеты? Ничего… не… слышали?

— К счастью, ещё сегодня не довелось, — в голосе появились прохладные нотки. От внимания профессора не утаилось замешательство девушки, её сомнения и борьба словно с само́й собой, — да бросьте, мисс Грейнджер, мне ничего не стоит воспользоваться легилименцией. Уверен: так же, как и я, этого не хотите и вы. Рассказывайте, что огорчило вас, и покончим с этим.

Когда она заметно занервничала, когда в её глазах отразилось отчаяние, Снейп, то ли механически, то ли не в силах сдерживаться, медленно провёл пальцем по её нежной коже. Она уставилась на одну из пуговиц и прошептала:

— Миссис Малфой, профессор…

— Миссис Малфой… — повторил он задумчиво, обегая нечитаемым взглядом каждую чёрточку её лица.

— Сэр, она отравила себя! Её больше нет! Понимаете? Нет… Как Драко, как Панси! Они все мертвы! Профессор…

Как только боль замерцала в её глазах, как только слёзы потушили свет магии в них, Снейп не вынес. Он прижал её голову к плечу и погладил волосы.

— Мерлин… Мисс Грейнджер, успокойтесь…— он слегка подтолкнул её в сторону кабинета, недобро нахмурил брови. — Это всё… жизнь… просто успокойтесь… вам не стоит так расстраиваться и уж тем более плакать. Мисс Грейнджер, — с угрозой проговорил профессор, — вы слышите меня?

Осознавая, что не в силах остановить слёзы, Снейп постучал в дверь и гаркнул:

— Тинки! Сделай чаю для Гермионы!

— Тинки понял, Тинки всё сделает!

Пока стояли в коридоре, Снейп приподнял её личико за подбородок и стёр дорожку слёз, затем ещё и ещё. Каждое прикосновение откликалось в сердце. На какие-то секунды на неё нашло зрение, присущее всем невлюблённым девушкам, которые замечают, кому они не безразличны. Этим видением она узнала настоящего Северуса и этим же напуганная вернулась в забытье. Иллюзии ей ни к чему.

— Нет, профессор… Я, пожалуй, пойду…

— Вы останетесь со мной до той поры, пока не успокоитесь, — он распахнул дверь и подтолкнул Гермиону в нагой кабинет, в котором голые стены смотрелись ещё мрачнее обычного, а мебель практически отсутствовала. Заметно поредели и полки с ингредиентами. На единственном маленьком столике ютились чашечки чая и большой фарфоровый чайник. Они казались руинами посреди пустого поля — свидетельство о когда-то существовавшем здесь интерьере. Признаться, аскетизм совсем не шёл кабинету: он превращал подземелья замка в пещеру, лишал комнату души и не вызывал ничего, кроме желания сбежать. Но Гермионе почему-то представились новые шкафы и даже тёплый ковёр у камина. Она села на единственный диван. Чашка с чаем согрела ей руки.

Когда Снейп затворил дверь и заметил открытый, почти опустошённый книжный шкаф, то чуть не выругался. Мисс Грейнджер могла усмотреть многое, но что ещё хуже — совсем некстати мог заявиться один человек, безрассудный и истеричный, и подвергнуть её опасности.

— Итак, вы опечалены смертью миссис Малфой, — констатировал факт Снейп.

— Да, сэр…

Он прошёлся по кабинету, сцепив в замок руки за спиной. На его лице заходили желваки.

— И вы, наверное, возымели мысль пойти на похороны послезавтра?

— Да.

— Но почему, мисс Грейнджер? — он резко остановился и внимательно посмотрел на неё.— Вы по мисс Паркинсон так не печалились, как по Нарциссе.

Гермиона сделала долгие глотки чая не из жажды, а от недостатка мыслей и слов. Какие основания у неё были идти на похороны?

— Мне жаль её, вот и всё…

— Жаль… жаль… жалеть нужно вас, мисс Грейнджер, а не мёртвую вдову. Нервы вам ещё пригодятся, подумайте об этом.

— Но ведь она потеряла и мужа, и ребёнка!

— И что с того? Если вы не заметили, им всем грозило не лучшее будущее, она так и так потеряла бы их. Это вопрос формы, а не исхода событий. Думаете, в Азкабане жизнь лучше? Полагаете, там растут цветы и горят аромасвечи? — почти выплюнул он последнее предложение. — Миссис Малфой можно позавидовать, и только. Теперь всё семейство воссоединится. Не стоит о них думать, вот и всё.

— Но, сэр, как вы можете?! Что за жестокость? Нельзя так о мертвых!

— Это не жестокость, а правда жизни, мисс Грейнджер. Никто её не принуждал. Она осознанно сделала выбор.

— И неужели у вас нет никаких мыслей на этот счёт?

— А что вы подразумеваете под этим?

— Здесь что-то не то. Не думаете ли вы, что смерти Драко, Панси и миссис Малфой — непростое стечение обстоятельств? Их смерти связаны, и суицид миссис Малфой…

— Не ходите на похороны, — перебил сухо Снейп и резко сел на табуретку, стоявшую напротив. Пристально посмотрев девушке в глаза, он продолжил вкрадчивым тоном:

— Молчите, мисс Грейнджер. Молчите так, как только умеете. Не тратьте на это сил и не суйте не в своё дело нос, слышите? Пока это опасно, к тому же у вас глаза на мокром месте, пожалейте хотя бы их.

Гермиона не проронила и слова. Действительно, её большие глаза выделялись на фоне избитого кабинета. В огне свеч они мерцали сильнее обычного. Она склонила голову в попытке понять его, увидеть контекст, скрывающийся в приказе, но от его пристального взгляда становилось неловко.

Не позволяя звуку наполнять слова, она сказала губами:

— Я, кажется, поняла: вы разберётесь…

— Да, — прошептал он и проследил за её изящной ручкой, почти непринуждённо берущей печенье. Она больше не говорила об этом ни слова, пила чай и переводила взгляд с камина на небрежные стопки книг в шкафу.

— Вы затеяли ремонт, профессор? — наконец, разорвала она тишину.

Снейп не ответил и сделал пару глотков, что означало: пора выметаться. Поскольку за беседу к Гермионе вернулось спокойствие и появилась тихая скорбь, она вежливо кивнула и встала.

— Мисс Грейнджер… — голос достиг собеседницу у дверей.

Постороннему могло померещиться, что Снейп хотел остановить её за нежное запястье, а не словом. Погладить кожу, согреть. Но это было не совсем так.

— Почему вы ничего не сказали о Миртл?

— А разве вы поверили бы, профессор?

Она покраснела, когда от его потаённой улыбки сделалось легко на душе. Наверное, точно так же было бы, схвати он её и закружи в вихре вальса, в своих объятиях.

— Возможно. Я подумаю о странном поведении призраков… И да, мисс Грейнджер, отвечу на ваш вопрос: я решил отремонтировать кабинет.

Она подарила смущённую и такую желанную им улыбку. Снейп ещё долго смотрел на дверь, размышлял о некоторых планах, и только когда явился Невилл, вышел из забытья и проговорил:

— Лонгботтом, разузнайте, почему мисс Грейнджер гуляла у кладовки.

* * *

Нетрудно догадаться, каким довольным был мистер Домшон. Любитель наживы и искусства торговли, он никогда не предполагал, что знание научное, связанное с профессией министра рун, поможет ему неплохо подзаработать. К чести Домшона, учился он всегда хорошо да и задания выполнял безупречно. Его отдел к периодам проверки вылизывался досконально: каждый отчёт он с раздражающим коллег педантизмом выверял, затем гонял с пыхтением и криками подчинённых и вновь выверял, предаваясь всецело гневу на комиссию и всеобщую безответственность к делу. Завидев неодобрящие взгляды, он щурил мелкие глазки и тем самым ещё больше походил, как ему казалось, на какого-то экзотического и опасного хищника. Ещё бы, ведь без внимательности министром рун он бы не стал! Правота была на его стороне!

Окружающие же видели не более чем заплывшего жиром карлика, при том не обделённого превосходным интеллектом. Многие шушукались и посмеивались над ним в курилках. Ум бы да в другое русло направить, и не нуждался бы магический мир в маггловских вещицах! Но Дошмон расставлял иные приоритеты. Если бы отправили его в первобытное общество, то едва ли сыскали завхоза пещеры лучше него. Он бы выжил и без магии, путём распределения благ и через Адама Смита. Ему везде мерещилась выгода.

Поэтому не удивляло, что деньги и средства липли к его ручонкам даже через руны. Дошмон приятно удивился, что девчонке взбрело в голову отдать настоящий артефакт! Да за вещицу он выручит несколько сотен тысяч галлеонов! Такие стёклышки в быту очень пригодятся. Та ведьма — уж не помнил он, как её звали, — придумала систему чар знатную! Дошмон всегда восхищался хитрыми женщинами и одновременно презирал этих угнетательниц.

— С вами приятно сотрудничать, вы умеете делать скидки, — проворковал он Макгонагалл и подписал контракт. Гоблин забрал документы для бюрократичных дел и предоставил партнёрам крупицу уединения.

— Вы получите руны сразу же после спектакля, мистер Дошмон. Надеюсь, что более мы с вами не увидимся, — процедила сквозь белоснежные, как у кошки, зубы директор Макгонагалл. Смотря вслед уходящей заносчивой дамочке, он подумал, что всё-таки хорошо, что создательницу рун прикончили магглы. Нечего плодить истеричные гены.

* * *

Буйность Запретного леса спрятали сугробы и белые шапки. Ещё недавно, осенью, Гермиона искала решение самых обычных школьных задач, и вид золотых деревьев, вперемежку с изумрудными хвоями, наводил на ответы. Сейчас толстый слой снега словно оборвал связь с ментальным источником истин, и то ли задачи усложнились, то ли ей не удавалось сосредоточиться, но ничего не прояснялось. Зачем-то Миртл сидела в её шкафу, а теперь почему-то пряталась. Если боггарт может превратиться в привидение, то приведение обратно — нет, и потому-то, чтобы расспросить Миртл о её любви к гардеробным, первым делом она отправилась в туалет. На удивление там никого не оказалось.

Ещё в день чаепития со Снейпом Гермиону поразило, что Миртл освободилась от оков места смерти. Она могла разгуливать где угодно, по всему замку, и это значительно усложнило задачу. Признаться, поиски проходили плохо. Терпения, сил и любопытства хватило всего на пару мест, и то пустых. Не сдавшись, но и не победив, Гермиона подалась к Макгонагалл, но директорский кабинет пустовал. Тогда, подумав, что помимо истеричной Миртл, у неё есть ещё и руны, и зелья, и спектакль, девушка вернулась в комнату.

Подушечка пальца поскользила по прохладному витражу и ощутила рельеф стекла.

Что-то не сходилось. Вероятно, эта руна показывала призраков, тайно посещающих дома магглов. Но если на вопрос о функции руны ответ был дан, то что со значением само́й функции? Для чего понадобилось такое колдовство? Скорее стоит спрашивать не как работает витраж, а для чего. Где взаимосвязь с первым, эгоистичным, показывающим цели? Для чего ведьма средневековья желала знать амбиции других и видеть призраков?

Ложно будет, если первый витраж создавался для выявления сокровенных желаний, а второй для помощи трусливым магглам. Противоречие Гермиона сразу взяла на заметку.

— Но смысл должен быть! — сердясь на себя, буркнула девушка. Сколько бы она ни смотрела в витраж, образ Миртл и её уродливых очков не пропадал. Это даже угнетало Гермиону, ведь спать спокойно, зная, что незримый силуэт стоит рядом, у шкафа, практически невозможно.

С новыми силами она оглядела третий витраж. Но сколько бы ни грела, ни морозила, не мочила стёклышко снегом — он упорно не реагировал. Тогда оставался только один выход. Гермиона хлопнула дверью и пошла в сторону Выручай-комнаты.

Вовсю шло время дежурств. Коридоры пустовали, и в них недобро выл сквозняк. Гермиона вздрогнула, когда мимо что-то пронеслось. Совсем рядом вспыхнул герб, и из её палочки вылетели ликвидирующие огонь чары. Девушка огляделась. Что-то пошевелило гобелен, а за ним, в том маленьком лоскутке тьмы, таилось что-то неладное.

Медленно, стараясь не делать резких движений, Гермиона поднесла витраж к лицу и заглянула. В этот момент сквозь неё прошёл чёрный человек. Живот опять скрутило, мышцы вздуло. Затем всё повторилось, ещё и ещё, совсем спокойно пронзали её тело непонятные существа, а в темноте, откуда она не сводила глаз, чётко вырисовывалось напуганное лицо. Это было ещё одно привидение. Сам коридор кишел ими.

Призрак вглядывался и воровато обступал по стеночке, а когда понял, что его обнаружили, как и все шалуны, с воплем рванулся бежать. Другие призраки замаялись и в панике стали хаотично летать и пронзать стены, но все они не спешили исчезать в этажах ниже. Они мчались рядом, словно не от Гермионы, а вместе с ней.

Приведение, за которым гнались в этот раз, влетало в стену, но периодично выныривало в коридор, мчась к лестницам. Погоня закончилась на том, что сгустки теней влетели в кладовку Снейпа. Хвост самого напуганного из них исчез последним.

Оставшаяся в одиночестве, Гермиона держалась за бок. Когда она пришла в себя и осмотрела кладовку, когда повернула голову и изучила сначала зрением естественным, затем сквозь витраж, из её горла выбился беззвучный, рваный вопль.

Рука задрожала и выронила стекло. По тому поползли трещины с той же скоростью, с какой дикий страх и боль заполняли бледнеющую Гермиону.

Примечание к части

Ребяята, я сама в шоке))) Во-первых, Снейп взял и пришел, а он не должен был появляться по плану!

Во-вторых, то, что случилось с Герми, меня ввело бы в истерику. Не знаю, откуда она черпает мужество))) Видимо, ответ кроется в любви ;)))

И в-третьих, у меня поперло экспресс-вдохновение, и я уже написала следующую главу, осталось отредактировать и усе;)

Не знаю, как вы, а я прихожу к мнению, что учеба/работа дисциплинируют, так как летом я гоняла балду и могла не писать неделями) Скажем спасибо моему универу и преподавателям *машет ручкой с истеричной улыбочкой и мешочками под глазами*

Жду ваших комментариев и очаровательных дискуссий про расизм)

Обожаю вас, вы мое счастье и вдохновение *посылает столько воздушных поцелуев, сколько в мире снейджерманов*

И кстаати, я взяла тему курсача по фанфикшену на примере фандома ГП, это будет один из восхитительных науч.работ в моей жизни. Я счастлива)))

Когда птенец, излишне любопытный по природе, поддаётся естественному интересу к жизни и покидает гнездо, то, непременно, дорогу домой пернатый уже не найдёт. Лабиринт дремучего леса запутает кроху. Копья веток раскроются пастью ловушек. Будто умышленно хитро расставленные, они нанесут немало ран зверёнышу и в наказание заставят дожидаться мрака ночи. Когда сгустятся сумерки — повеет холодом и чувство опасности пронзит до костей. Тишина тронет лес. Всё поглотит зловещая темнота: пожрёт и сияющие капли на листьях, и костлявые тени от луны. Наступит время охоты. Где-то сверкнут голодные глаза-фосфориты, но тотчас покажутся видением. В это захочется поверить. Вдали затрещат иссохшие листья, и только тогда станет очевидным и доказанным, что кто-то крадётся. Неизвестный приближается.

Птенец зачирикает по маме. С трепещущим сердечком он взлетит, но спиной натолкнётся на сук, упадёт, расправит маленькие крылышки и вновь рухнет от древесного укола. 

Вокруг зашелестят, зашипят и смолкнут. 

Совсем рядом ухнет сова, кто-то замашет широкими крыльями. Захрустят ветки. 

Не придумав ничего лучше, пернатый попрыгает на слабеньких, неустойчивых лапках вперёд. Инстинкт самосохранения толкнёт в буйную листву, придаст немного сил, но только немного, до новой ловушки.

Если бы мысли посещали крошечную головку, то, верно, были бы  посвящены молитвам. Выживание станет главной целью птенчика, и ни на секунду он не сообразит задать себе вопрос: «А почему его, такого неуклюжего и беззащитного, всё ещё не растерзали? Ведь всюду большие птицы, помышляющие, верно, об ужине…».

Лес смолкнет, перестанут трещать мертвые листья, здешние твари замрут и затихнут, не остановится лишь наш птенец. Ничего не подозревающий, он прыгнет дальше и ощутит пристальный взгляд. Тот мимолётно скользнёт по телу и исчезнет, как облачко дыма в зимнем небе. Вокруг ведь никого! Под лапками померещутся острые сучья — в темноте не разглядеть гниющие косточки собратьев. Он сделает последний прыжок.

Лишь по одной причине ни одна хищная птица не стремилась разорвать жертву когтями, не приближалась к заветному ужину — боялись. Всё, что могли голодные, — с завистью моргать. Моргать и разве что не облизываться.

Маленькое сердечко дрогнет, когда лапы ощутят край чужого гнезда. Зверёныша охватит чувство неминуемой погибели. Его неокрепшее тельце встрепенётся, в глазах мелькнёт луч ужаса, и всё. Он умрёт от страха, ведь за ним наблюдала сама смерть — хозяин гнезда.

Что может быть хуже положения птенца в мрачном лесу? Гермионе явственно ощущалось, что может. Влетев в комнату, она прижалась к двери, осела на пол и сцепила зубы, словно бледность с лица проникала внутрь и холодной рукой сжимала сердце. Воздуха не хватало — он казался сухим и удушающим. Не хватало и времени. Времени жизни. Слишком поздно она обо всём прознала!

Мысль Гермионы онемела. Девушка жмурилась, а слёзы жгли щёки и шею. Она кусала кулак, а над душой повисла штормовая туча, разящая землю молниями с каждым ударом пульса. 

— Нет! Чёрт возьми, нет! — закричала трясущаяся она и прижалась затылком к стене.

С тех пор как Гермиона заглянула в витраж, ничто не успокаивало. Артефакт показывал призраков, и потому там, у кабинета, пред ней предстал Драко с пустыми, уставшими глазами. Вид его был мученическим и несчастным, будто тошнило не раз; аристократическая осанка сменилась сутулостью, он исхудал. Рядом стояла тощая Панси со странной улыбочкой. На гордом лице миссис Малфой запечатлились слёзы, а изящные губы так и остались сомкнутыми в тонкую нить. 

Все они умерли, и все они стояли у дверей Снейпа, рядом с кладовкой. 

В полутьме не сразу разберёшь всех призраков, но Гермионе удалось. И лучше бы она не видела; не знала бы мучений! Ближе к тёмному углу, каким-то особняком стояло последнее приведение, бледное, с тоской в измученных глазах, в гриффиндорской форме и со значком старосты. Тот призрак был её. Взгляд, ежедневно наблюдаемый в зеркале, лишён жизни, губы таили горькую улыбку. Гермиона сжимала кулачки, как имела привычку делать, когда мужалась. Ей и, бестелесной, было плохо.

Редко кого оставит равнодушным вид мёртвого себя. 

От боли потемнело и в живых глазах.

Ровно так же, как и Миртл сидела в шкафу, не спроста стояли здесь и призраки. Им не требовались ни слова, ни движения, чтобы донести догадку, жуткую и крайне неприятную.

Профессор убил их. Убьёт и её.

В груди затеснило. Девичий стан согнулся тростинкой. Надежды рушились. Если на птенца охотился хищник незнакомый, то на Гермиону — близкий ей. Пока Снейпу не удалось умертвить её физически, но он травил душу, медленно ударял киркой по окоченевшему сердцу.

Трясло, и даже когда кто-то постучался в дверь, Гермиона не сразу среагировала. Она пребывала у пропасти паранойи, и ничто не занимало её, как эта бездна. Чуть позже её, конечно же, ошарашило то, что она не заперла дверь. Теперь опасно и у окна стоять, и в классе сидеть.

По глазам вошедшего Невилла стало ясно: он заметил и встревожился.

— Гермиона…

— Закрой дверь!

— Почему ты плачешь?

— Закрой! И… Молчи! Не надо…

— Давай поговорим серьёзно. Есть слёзы, есть разбитая Гермиона Грейнджер. Я не ошибусь, если спрошу: что на этот раз сделала Джиневра? Так что же?

Гермиона содрогалась от импульсов в груди. То были крики, рвущиеся наружу. Ей хотелось прокричать тысячи «нет», но она понимала, что существует одно маленькое «да» и это «да» разрушит миллионы отрицаний. Снейп убьет её!

— Ты трясёшься и рыдаешь, не отпирайся, пожалуйста. А это что за разбитые стёкла? Так это же твой проект! Из-за него, что ли? Ну мы быстренько склеим, делов-то!

Пока Невилл непосредственно болтал и пытался всячески разговорить подругу, Гермиона не прекращала думать о словах Шарля. «Новая жертва!» — хитрил он! Как глупо спасать овцу, под шкурой которой притаился волк! А именно этим она и занималась! 

Всякая наивная, чистая душа легко поддаётся заблуждениям. Втайне от себя самой Гермиона подозревала, что секрет Снейпа как-то связан со смертями, но она стремилась отрицать каждое совпадение, отказывалась верить, не лезла!

Теперь на кону стояла её жизнь. 

— Знаешь, если так склеить, то получится руна! Ого, смотри, Гермиона, как вышло! Почт-ти и не замет-тно. Т-ты чего? Г-гермиона, чт-то п-произошло?

Она ревела, отвернувшись в угол. Как Невилл нашёл анонимное письмо, остаётся загадкой. Он многое раскусил, так как спросил именно про Джиневру и дал понять, что не отстанет, пока не выяснит хотя бы в паре слов. Обессиленная страданием, Гермиона осталась кроткой. Сказала о зелье невидимости и сроках, а затем уткнулась лбом в угол и закусила губу, чтобы перенести внимание со страдания душевного, на боль физическую. На этом он её оставил.

На удивление, злость, которую никто и никогда не примечал в сердце рассеянного юноши, разгорелась в молодом мужчине. Невилл достал ингредиенты в ближайшую неделю и даже помог с варкой. Уизли бесила его, раздражала и, уж конечно, вызывала ненависть. Кому, как не ему, ученику Снейпа, знать опасность «Невидимости»? Неверно сваренная стадия, ложка из не того материала или чётное количество помешиваний создали бы яд! Смертельный и безвозвратный. Это либо подставит, либо убьёт зельедела. Естественно, пробовать зелье в процессе варки они не могли, так как не было смысла — не готово. Понять, получилось ли, — тоже. 

Пока дни летели, а зелье настаивалось, Гермиона избегала Снейпа, и Маккгонагалл всячески способствовала в этом. После того как шок сточил юное сердце, как разочарование затопило его льдом, а самое ценное, что было в нём к Снейпу, унёс страх, Гермиона сделалась бледной и измученной. Она всё чаще запиралась у себя, позабыла о витражах (даже не проверила: работали они после того, как их склеил Невилл, или нет!). Из сна её гнали кошмары, из жизни в сон — мрачная мысль. Бывало, Гарри заговаривал с ней, а она то уставится в стену, то сожмёт кулаки да молчит. Когда Макгонагалл попросила руны, Гермиона без возмущений высыпала стёкла на стол. Когда Невилл осведомился как бы невзначай о Снейпе, она залистала сценарные листы быстрее. Взгляд как никогда заглатывал строчки, но буквы плясали перед глазами, а в голове на одном и том же месте мучительно больно металась мысль. Её хотели убить.

Ни на минуту не забывая этого, Гермиона пыталась выдумать другую трактовку рун. Ей ещё никогда так сильно не хотелось оправдать Снейпа! Но с каждой неудачно надуманной версией отчаяние заглатывало всё дальше! Внутренняя вера в возлюбленного маленьким хрупким лучиком прорывалась из карих стеклянных глаз. Уж лучше бы недоставалась роль ей, и Снейп не помогал, и танцевать не приглашал, и не спасал! Действительно, в голове всё чаще возникал образ тёмной кладовки, и, видит Мерлин, упасть в ту бездну было бы не так больно, как знать, что Снейп игрался.

В тот день, когда Гермиона разлила зелье на два флакончика, с самого утра у неё дрожали руки. Бессонница нашёптывала на ушко желанные надежды. За те долгие ночи к ней приходили разные идеи, но осторожность, как и у всех других, брала верх. Таких совпадений не бывает. Пришлось смириться: следующий выпуск «Пророка» про неё.

На встрече Джиневра ликовала, ведь Гермиона, злейший враг, её соперница и пятнище на славе, теряла ход! Чего только стоил вид худощавых ручонок!

— Что это ты не бережёшь себя? Стала вон, вся дохленькая, бледненькая. Ай-ай-ай, морщины пойдут, зубы опять вылезут. Ты и так не блистала красотой, а сейчас…

Ладонь Джиневры махнула в воздухе. Гермиона лишь расправила плечи и надменно вздёрнула носик.

— А смысл? Какая разница, если всё равно умрёшь? Забирай свои зелья, и разойдёмся.

— Что? — заржала Джиневра. — Ты заговорила о смерти? Неужели уверена, что сварила неправильно зелье, хах! Вот будет умора, когда найдут дохлую Клеопатру не на сцене!

— Я не об этом, глупая ты баба! — рявкнула Гермиона. — Неужели для тебя важна лишь сцена, Джиневра? Не искусство, не вечный смысл красоты, а сцена?! 

Джиневра надула щёки, хоть и намёк поняла.

— Так ты не про зелье? Ох, Гермионочка, будь другом, не занудствуй, а?

— Тогда давай по делу: «Невидимости» желательно настояться. Точка. Оно не проверено. Точка. Если консистенция начнёт сворачиваться в комочки, то мы поймём, что реакция пошла не так, а там, объясняя лёгким языком…

— Пей. Пей немедленно эту гадость, — прошептала Джиневра злорадно, а её маленькие глазки уставились с переполняемым восторгом на флакончик.

Поскольку зелье Невидимости Гермиона варила впервые, запахи готового эликсира оставались для неё тайной. Возможно, всё шло по рецепту, но что-то подсказывало, что это далеко не так. Что это зелье принесёт немало бед. Наверное, какой-то ингредиент оказался иным, где-то недомешала или на каком-то этапе огонь ослаб, и всё пошло иначе. Она почти была уверена в ошибке. В часы рассеянности и тяжёлых душевных переживаний даже мастера прекращают работать и ждут успокоения. У неё не было и такой возможности. Совсем никакой! Гермиона была близка к злобе на весь мир. 

Слабый уголёк гнева заалел в её подавленных глазах. Даже для самой Гермионы её голос сделался неузнаваемым — холодным, сильным и властным:

— Ты же знаешь, что я умру, если зелье не будет правильным, Джиневра! Поэтому повторяю: дай мне неделю. Видишь, оно готово, ему нужно лишь настояться.

Губы рыжей медленно расплылись в лыбе. 

— Времени больше не выдам, Гермионочка, а вот травить себя я не хочу. Надеюсь, ты всё сделала правильно… Пей давай, любейзнейшая, пей, и не рычи так! Или ты меня отравить задумала? Что, не ожидала такого хода, полагала, я не догадаюсь? 

Джинни замигала глазами, поглядывая на заветный тюбик, и оскалилась кривой улыбочкой. 

— Не лукавь, я проницательнее тебя. Пей, Грейнджер!

Губы Гермионы сжались плотно, будто не желая впускать неизвестное снадобье. Пальцы впились во флакончик настолько сильно, что тот чуть не треснул. Она откупорила его и швырнула крышку куда-то в стену. Мгновение, и она храбро припала к горлышку.

Когда Гермиона пила, прямого, спокойного взгляда с рыжей она не сводила, и до того величественен был этот взгляд, до того пристальный, что Уизли отшатнулась и осмотрелась по сторонам. Наверно, той чудилось, что не может быть уверенным человек, играющий со смертью, что где-то рядом непременно окажется палочка Снейпа и тот умудрится уберечь Грейнджер от роковой ошибки, а её саму подловить, поймать и обвинить. На всякий случай Уизли второй раз осмотрела тёмные углы.

Снейпа нигде не было.

Гермиона тем временем поблекла и исчезла. Её пальцы немного онемели, но во всём остальном — порядок. Зелье Невидимости сработало! Мимолётная отдушина тогда охватила девушку. К ней вернулась лёгкость и улыбка.

— Теперь удовлетворена, кумушка? Убедилась? — рассмеялась довольная собой Гермиона. Звон её смеха означал победу и конец жалкому договору, козням рыжей и сплетням. 

— Да, — разнеслось подобное урчанию в животе мурлыканье Джиневры. Тогда Гермиона не придала этому значения. Счастливые люди обычно невнимательны к мелочам.

Радостно и весело, довольная собой и победой не только над Уизли, но и над сложным зельем, девушка не успела добежать и до лестниц, как проявилась: сначала тень, затем и пальцы, кожа, буйные кудри — вся она!

Как раз тогда-то Гермиона споткнулась и чуть не упала. Она привалилась к стене. Верно, думалось ей, рок стоял за спиной! Вместо положенного часа зелье не выдержало и пяти минут, что означало ошибку, вследствие которой — смерть.

В ту ночь, когда мрак завладел небом и ни одна звезда не засветилась в окнах спящего замка, из форточки вылетело белое пятно. То была сова с маленькой запиской в лапках. 

«Всё готово. Ожидаю», — гласила она.

* * *

Но прошёл день, и на вторые сутки Гермиона перестала следить за своим дыханием. Никакого рока и поныне не было. Чувствовала она себя здоровой, вернее, как обычно. С подозрениями она ходила на репетиции. В её руке мерцал кубок царицы, она изучала изменения в сценарии и не понимала из прочитанного ровно ничего. Зато улавливала мимолётно движение профессора, чувствовала его дыхание, жесты и при этом Снейпа она сторонилась. Когда раздавались за спиной его широкие шаги, она замирала, когда взгляд трогал ей шею и медленно скользил по позвонкам, кровь подступала к вискам.

— Сюда мы нальём сока. Вишнёвого, почти что натуральное вино получится, и Клёпа с Тони выпьют за победу. А потом, уже вон там…— лепетал Шарль, всецело отдающийся репетиции. Он летал по сцене и объяснял каждому, где кому место и когда выходить.

Те, кто не участвовали в акте, сидели в качестве зрителей, и так получилось, что для установления новых мест, пришлось расчистить зал. Остались только тринадцать школьных стульев, двенадцать из которых уже заняли. Пустующее место находилось рядом с Трелони, которую совсем не радовал сей факт: он заставлял её елозить и крутиться, поглядывать с подозрениями на беспечных учеников и сводить брови. Только Грейнджер, как думалось Сивилле, следила неотрывно и постоянно за ней, а даже это не могло остановить её на пути к комфорту. 

Трелони встала и, сжав тощими пальцами спинку, решительно оттащила стул в дальний тёмный угол. Ножки скрежетали по каменному полу с диким визгом. За ней летали любопытные взгляды. Но Трелони  не обращала на них внимания и считала, что лучше вынести стул, чем «вынести» Макгонагалл.

Когда вошла директриса, её встретили растерянные молчаливые взоры. Отцокав каблуками, важничая, Минерва дошла до своего места и сверкнула кошачьим взглядом.

— Гарри, будь добр, принеси мне стул и поставь на место. Видимо, кто-то с прошлой репетиции позабыл, — говоря это, она ни на секунду не переставала глядеть на Сивиллу. Та перелистывала сценарий с видом самым невозмутимым.

— Конкуренты нынче умные пошли, директор, — бросила Сивилла и поправила очки.

— Что правда, то правда. Благо, ведут они себя как дети, профессор.

— Вы под этим подразумеваете порчу на Хогвартс? А я говорила…

— О нет, упорство, с каким дети разрисовывают обои и обклеивают наклейками стены! Вот и сейчас стул унесли. По-моему, стоит ввести некую антиполитику шаманства и шарлатанства, вы не находите?

Трелони вскинула голову и вперила огромные глаза в собеседницу. В этот момент обеих распирало раздражение.

— И вы ещё не поняли, к чему они это делают, директор? 

— А вы не поняли, к чему снимаю наклейки я? — Макгонагалл недоговорила, но паузу сделала умышленно. Обе понимали, что говорят далеко не о пророчествах и порче на Хогвартс. Здесь было дело принципа. В кабинете директрисы у каждого, за исключением Сивиллы, имелась любезно трансфигурированная вещь. Для уюта, так сказать. Для того, чтобы почти никому и в голову не пришло увольняться. По замку же везде, почти везде, висели наклейки Трелони — символ её правоты и свирепости Макгонагалл.

— …Вы не поняли, профессор Трелони, почему я снимаю атрибутику лженаук? Почему так упорно стараюсь объяснить особо «одарённым», что стены Хогвартса не место проявлению «творческих способностей»?

Сивилла сузила свои огромные глазища, стёкла в огромных очках блеснули.

— Предельно, как и ваша некомпетентность в директорстве. А чего таить? Вы на меня так смотрите, директор, будто я уже произнесла вещее, — здесь Трелони выдержала театральную паузу, — пророчество!

— Не я затеяла кинуть камень, Сивилла, — зашипела Макгонагалл, — и не я заигралась в детские козни!

— Ещё ребёнком меня назовите, директор! — фыркнула в гневе Сивилла настолько тихо, чтобы речи её доносились только до собеседницы. — У вас отлично получается раздражать совершенно всех! Что с вашими руками, почему вы считаете своим долгом срывать мои наклейки, мандрагора вас закричи? Макгонагалл, если кто и дитя, так это вы! Для вас красота важнее безопасности, а сохранность детей интересна намного меньше, чем щегольство перед одноклассницей! Бесстыдница!

— Это я бесстыдница? Если бы не министерство, вы бы не задержались в Хогвартсе, уважаемая предсказательница, — надменность сочилась из каждого слова. — Пережили войну, вот и всё! Ваши наивные побуждения героизма, к слову, мнимого, уже воротят. Вы сыграли свою роль на сцене прошлого года, ныне в вас не нуждаются. Вернее, не только в вас, но и в вашей помощи, ваших пророчествах и уродских наклейках!

Спросите любого, и вам ответят, что кто и спятил давным-давно, так это вы, Сивилла! Дамблдор держал вас из жалости, а ныне и Министерство закрывает глаза на скопище бутылок в ваших комнатах, и опять-таки, только из-за пережитого! Из вас никакой педагог и уж тем более защитница. Если кто и бесстыдница, так это вы! Учить детей лженауке… — Минерва покачала головой, не находя слов, и продолжила. — А потому попрошу в последний раз: перестаньте паясничать!

Директриса говорила бездумно, на эмоциях, и вскоре пожалела. Всё смешалось в выражении лица Трелони: и вид человека преданного, и обманутого, и обиженного и, самое важное, раненного. По кодексу чести обезоруженных нельзя атаковать — Макгонагалл не щадила. Правдой она попала в самую болезненную точку. Единственное, с чем прогадала Минерва, так это с героиней войны. Многие бы согласились, что без пророчества Трелони едва ли Гарри Поттеру досталась победа. Но теперь, после слов Минервы, сама прорицательница не верила в это. Её убеждения о себе самой раскололись, как бутыль, брошенная в стену. Теперь она четко осознала, что она никто, даже не сквиб, что все, кто смотрят на нее, насмехаются, что каждый студент, слышащий резкие слова Макгонагалл, согласен с ними.

Сначала Сивилла неверяще покачала головой и осмотрелась; затем поджала губы, послала долгий и разочарованный взгляд Минерве и молча направилась к выходу. Однако на полпути ей пришлось остановиться.

Закричала студентка.

В сторону мисс Грейнджер неслась зелёная вспышка Авады Кедавры. 

Видит Мерлин, Гермиона не успела даже палочку схватить, как её тело оцепил страх. Вот и рок — никакого движения, ни шага! Она умрёт без возможности что-либо сделать! Без попытки спастись! Она стояла прямо под ударом! Мгновенье, и в ней произошёл бы резкий всплеск магии, разрыв сосудов и остановка сердца.

Но Гермиона не двинулась и тогда — разве что зажмурилась. В зале тоже никто не шелохнулся.

От болезненного мощного удара её защитила высокая тень. Вихрь тьмы пронёсся в воздухе. Сильные руки толкнули Гермиону назад, подальше от разрушительной магии, которую, возможно, она видела последний раз в жизни. Широкие плечи загородили, а руки прижали к себе, к спине, точно так же, как и на третьем курсе, когда защищали от оборотня. В чёрных глазах промелькнул зелёный луч.

Примечание к части

Котяятки, главу хотела закончить на эпизод больше, уф, там такоое, но поняла, что на аваде будет куда веселее *Хохочет, как мандрагора*

А вообще, я люблю вас, а потому не буду ничего обещать, так как поняла, что при обещаниях обрушиваются все возможные и несносные ситуации))) А так усе будет тихо и быстро *шепчет что-то про свод написанных для новой главы эпизодов*))))

Я сонная, счастливая, но спать не желающая девчуля!) Люблю вас и свое расписание, так как мне к третьей паре!)))

И ДААА, в моей голове один перс рвется из-за кулис, ууу))) Мы почти у кульминэйшен (да простят мое просторечие филологи!))

Ну и да, авада — жесть, конечно.

За несколько часов до шокирующей репетиции, в ночь, когда почти все спали, изящные руки листали блокнот. Полукровки никогда не брезгали маггловскими вещицами, а такие, как Шарль, и вовсе не разграничивали магическое и маггловское. Исписанные им страницы таили систему доказательств. Он водил ручкой по бумаге и изучал повадки каждого, кто хоть как-то влиял на пиар. Для Квентина то было важным. Он всегда подходил ответственно даже к целям той роли, которую взялся играть во имя маскировки. А потому-то он просто не мог не заниматься рейтингом Хогвартса. А сколько книг проглотил, сколько тренингов прошёл! Он давал слово прежде всего себе! Если пообещал что-то, так делай это с большим участием!

И до недавних пор успех сопутствовал принятым решениям Шарля. Оттого-то и раздражение взяло Квентина, когда три коварные стихии обрушились на его планы. Первые две — были достаточно объяснимыми. Клэр и Уизли — простые душонки, которых чужой успех едва ли не выводил из себя. Шарль вполне понимал их мотивы и обиды, однако истинно уставал, когда на каждый пиар-ход бросалась тень то разврата, то опасности замка. Ему приходилось тратить вдвое больше времени на устранение этих помех. Однако третья сила была совершенно необъяснимой. Редчайший случай призраков! Сначала он не понимал, сканировал коридоры, периодически испытывал мерзкое чувство пронзительного сквозняка внутри мышц, а затем раскрыл книгу по редким существам и почти прозрел! Понял всё и даже то, что та самая стихия угрожала и его «делу»! Тому, зачем он по-настоящему прибыл в Хогвартс!

Поэтому сейчас он сидел и просчитывал, как этих неведомых призраков будет использовать Снейп, и в зависимости от этого какими стратегиями ходить. К тому же его посетила одна интереснейшая идея! Она баламутила и бросала вызов. От неё болела голова и захватывал азарт!

Его цель пребывания в Хогвартсе должна измениться, расшириться и вобрать в себя не только Снейпа! В конце концов, всё, в чём нуждался Шарль, были правда и общественная безопасность, важность которых он на личном опыте уяснил ещё с детства. В окне уже летела сова с его письмом о прошении в министерство.

За дверью вновь громыхнуло. Шарль бросил взгляд на часы и резко, не думая более и секунды, вылетел из комнат и осмотрелся. Ни дежурных, ни старост не было. По сути, коридор пустовал, но в нём находилось многое. Квентин улавливал изменение: в портретах — никого; повешены они криво; а на самих полотнах ползали уродливыми полосами тени. Вокруг едва уловимо трепетали свечи. Казалось, что старинные рыцарские доспехи одержимы какой-то тварью. В общем атмосфера была недружелюбной и небезопасной.

День назад на стене висела наклейка мадам Трелони — хоть какая-то мнимая защита. Сегодняшним утром директриса приказала снять и её.

Шарль провёл пальцами по стене, и за спиной что-то мелькнуло. Он резко обернулся и направился по коридору, словно кто-то заманивал его интуицию вперёд. За поворотом, кроме мрачных стен, Квентин не нашёл ничего. Сильнее обычного задёргался гобелен. В руку аврора вмиг скользнула палочка.

Призраки!

Шарль рванул в сторону движения, перепрыгнул задранный угол ковра, выбежал вдоль стены до лестниц и остановился не потому, что увидел нечто ужасное. Он замер из-за двух женщин, к личностям которых за последнюю неделю возрос его интерес.

Макгонагалл и Клэр медленно прогуливались вдоль погашенных канделябров и сожжённых гобеленов, и если бы не призрак, прошедший сквозь него, Шарль бы задержался и вник в тет-а-тет директрис. Приведение помчалось в сторону Подземелий, и Квентин нырнул за ним.

* * *

Азкабан не страшнее ада. Затворников его истязают и пытают до безумия. Им травят души. Тому, кому удалось возвратиться оттуда, уже никогда не бывать прежним. Заключение в этом гиблом месте пережёвывает психику волшебников точно так же, как пёс, комкающий зубами пергамент. Белоснежные страницы мнутся, намокают вязкими вонючими слюнями, рвутся. Повезёт, если этот клочок мусора не выбросят в первые же минуты. Но что случится потом? Кому понадобится мерзкий пергамент? Никому. И всё же, по утверждению министерства, шансы у освобождённых велики! Все люди равны, и даже побывавшим в Азкабане под силу начать новую жизнь! Обновлённый Магически мир справедлив и милосерден!

Бесспорно, содержащие какую-либо ценность пергаменты, будь то сантименты или память, быть может, кому-нибудь и нужны, но чистый лист обречён на гниение в урне.

Бывает, человека проклинают и ему снится черёд кошмаров, из-за которых каждая ночь перевоплощается в насильственную бессонницу. Всё доходит до помутнений в сознании, и с ужасом человек понимает, что вновь во сне. Лицом к лицу с тьмой. Наедине с безумием.

В Азкабане, вокруг которого летают мерзкие голодные твари, всё было ровно наоборот. Заключённый, осознавая, что тревожно спит, трепещет перед пробуждением. Во сне он хватается за что угодно, лишь бы не проснуться, он кричит, бежит, стонет и зовёт на помощь, но, увы. Каким бы жутким ни оказывался сон, поцелуй дементора страшнее.

В ночь перед тем днём, когда стены Хогвартса сотряс ужас, когда в выручай-комнату просочилась рука смерти и зелёный луч полетел в Гермиону Грейнджер, до всего этого случилось не менее страшное для профессора Снейпа и директора Макгонагалл событие.

Той ночью, в нелюдимых Подземельях, куда специально никого не заселяли из прибывших школ, где было по-прежнему темно и мрачно, один человек вздрогнул и с ужасом распахнул глаза. Всюду ему мерещился Азкабан: во снах преследовали дементоры, в жизни — мысли о решётках на окнах.

Кто некогда знал этого тощего мужчину, то не признал бы ныне — настолько тот постарел и ссутулился. От болезни щёки впали; когда-то сильное тело от хвори сделалось субтильным, кожа приобрела серый цвет. Нездоровые круги под глазами, в которых горел мутноватый огонь, грязные волосы, отёки — последние штрихи лихорадки. Той самой, от которой можно как умереть, так и спастись.

Этот человек закашлялся, и от резких движений молния боли разразилась рядом с его сердцем. Он привстал и поморщился. Плечо будто свело долгой судорогой. Если бы насквозь прошло копьё, едва ли мышцы ныли сильнее.

Должно быть, зеркало у этого человека вызывало отвращение, так как он избегал встречи с отражением. И правда, всякий, кто увидел бы этого больного, сначала бы содрогнулся, а уже потом бросился в бегство. Не существовало ещё на свете того, кого красило аврорское ранение. Да и к тому же понять, жив ли этот человек, давалось с трудом, а потому прозвали бы этого доходягу «Господином Прозрачным». Кости да кожа, и ни блика жизни в стеклянных глазах!

Господин Прозрачный осмотрелся и вздрогнул, услышав шаги. Когда вошёл бесстрастный Снейп, комната омрачилась: по стенам поползли мерцающие тени; огонь в свечах задрожал. На лице Господина Прозрачного запечатлелась гримаса неуверенности. Страх заметался в сердце. Игнорируя пленника, хозяин комнат прошёлся широким шагом и посмотрел на тлеющие угли в камине.

— Где Тинки? — спросил он ровным, холодным голосом.

Раненный либо не услышал, либо умышленно не ответил.

Заскрипели дверца шкафчика, стеклянные колбы и склянки. Снейп извлёк два флакончика мерзкого снадобья и изрёк:

— Ты смотришь на меня, как на смерть. Неужели не полегчало?

— Что бы ты ни говорил: я почти готов, — прохрипел Господин Прозрачный. Рана заболела сильнее, и доходяга скривился.

— Правда? — не поверил Снейп. — Тебе повезло, что заклятие прошло навылет и не осталось в твоём тельце. А теперь пей и не торгуйся.

— Я сказал, что почти готов. А это означает «готов»! Неужели ты думаешь, что я слабак?! — рявкнул Господин Прозрачный. —Уверяю: я вынесу что угодно! А переход из пункта А в пункт Б — запросто! А потому перестань сомневаться в моей жизнеспособности, чёрт возьми! Я совершенно готов!

Снейп посмотрел на него внимательно и промолвил:

— Я знаю…

А в тёмных глазах загорелось отеческое тепло, и как только Снейп понял это, тотчас погасло. «Милосердие и жалость — вот что расслабляет мужчину», — думалось ему. А Господину Прозрачному расслабиться означало умереть.

И тем не менее, Господин Прозрачный рвался на побег. Он не был уверен, что выживет после очередной порции гадкого зелья, и отчётливо соображал, что если придётся выбирать между Азкабаном и жизнью в плену с мерзкой отравой на завтрак, обед и ужин, он выбрал бы первое. Настолько тому осточертели микстуры, настолько сводила с ума сиротливая тусклая жизнь, жизнь невидимки, маленького человека, изгоя, что Господин Прозрачный дышал одной только мыслью — волей!

Почти ничто не могло бы помешать ему вырваться отсюда! И всё же, было скрежещущее внутри чувство. Это маленькое «почти». 

В глубине души слабость беспокоила его. Снейп отказывался говорить, как много крови он потерял, и раз это так, значит, заключил Господин Прозрачный, — существенно.

— Накинь это и иди за мной. Никто не должен на этот раз заметить, потому как другой шанс появится нескоро. Да пошевеливайся!

— Я рад, что когда нет мисс Грейнджер, ты возвращаешься в своё естественное состояние … — захрипел господин Прозрачный, на что Снейп вскинул бровь.

— Какая прелесть, — растянул профессор сухо, — ты выучил её имя…

Господин Прозрачный закашлял, но накинул тяжёлую мантию, которая показалась ему каменной плитой. Такая по силам только атланту. Тон Снейпа смягчился, он вручил зелье и вздохнул:

— Я уверен, что всё получится. Ты должен отсюда сбежать. Нам на руку, что газеты смолки, а потому, идём скорее.

Медленно направляясь к двери, Господин Прозрачный кривовато усмехнулся.

— Возможно, ты не смекаешь, но пресса замолкла только потому, что через пару недель спектакль… Никогда не думал, что скажу это, но только благодаря тебе и мисс Грейнджер о смертях хоть на чуть-чуть да забыли. Вы прям два лучика счастья!

Тонкие губы Снейпа тронулись, но он ничего не ответил, а в первый и последний раз спросил:

— Ты точно выдержишь побег?

— А у меня будто есть иной выход, — хмыкнул весело Господин Прозрачный, но сразу же согнулся от приступа кашля и как можно скорее выпил мерзкую микстуру. Горло тотчас будто смазали маслом. Господин Прозрачный выдохнул.

— Да ясное дело, выдержу, выдержу! — повторил он и накинул капюшон, благодаря которому в зеркале исчезло и его болезненное лицо, — ну и в передрягу же мы влипли! Три смерти…

— Три смерти — это не пустяк. За такое дементоры ласкают и костный мозг, — растянуто любезничал Снейп, но после твёрдо изрёк: — Ты выпьешь ещё одну порцию.

— Ну уж нет! Всё будет хорошо. Ты и сам сказал: времени не так много, а шанс последний… но он есть… Идём!

— Не заставляй меня применять силу. Выпей немедля.

— Иди к гиппогрифам!

Снейп долго смотрел на место, где находился подопечный, и, признаться, тому сделалось не по себе.

— Тогда идём быстро и тихо.

— Погоди-погоди! Ответь прежде, мне перед отъездом просто необходимо знать: то, что слухи… Как много они лгут?

— Мы тратим время, — Снейп послал довольно сильный взгляд, чтобы более и в голову не приходило задавать такие вопросы. Господин Прозрачный сла́бо улыбнулся.

Они оба еще не знали, что через дюжину часов случится невозвратное, что за свою ошибку Северус заплатит многим,  а их будущее существенно пошатнется вспышкой зеленого луча. Всё, что беспокоило сейчас, — так  это свидетели, которые могли помешать побегу.

К счастью, в эту ночь дежурил один из самых мрачных и опасных профессоров, а потому приезжие не высовывались. Из баек они поняли, что попасться этому преподавателю означало немало проблем не только в Хогвартсе, но и в своих школах, а раз так, знающий немало о своей репутации Северус шёл медленно и спокойно, за что Господин Прозрачный, находящийся под покровом мантии-невидимки, был благодарен. Нельзя сказать, что самоуверенность сыграла злую шутку с ним — он догадывался: путь к выходу дастся нелегко, но чтобы на втором десятке шагов отставать — стало сюрпризом не из приятных! Ранивший его аврор оказался действительно сильным волшебником. Проклятье до сих пор вызывало спазмы в грудной клетке, разрывало лёгкие и кололо каждый нерв в  ребрах и плечах.

Сдаются только неудачники, и именно по этой причине Господин Прозрачный не обращал внимания на ускорившийся пульс в горле. Они прошли ещё несколько шагов. Где-то у виска застучало. Совсем скоро зарезало у самого сердца и идти сделалось невозможным. Каждый шаг отдавался в позвонках, плечах, молотом проходился по сухожилиям и суставам, изнутри резал. Пришлось привалиться к стене и утихомирить дыхание. О своей крайней слабости ни сказать, ни показать Господин Прозрачный уже не мог —заметят. Тем временем фигура Снейпа удалялась. Его шаги не сделались ни короче, ни медленней. Он шёл неизменно. Тогда невидимый превозмог боль и продолжил свой путь, уже опираясь о стену. За что он и любил Северуса, так это за непозволение расслабляться. С ним не сдашься, а соберёшься и ещё и обгонишь его! Поддерживаемый этой мыслью Господин Прозрачный ковылял, не оборачиваясь. 

Оно и верно. Казалось, монстр преследовал его по пятам, и этот монстр — Азкабан. Обернёшься и пропадёшь! Сегодня обязательно нужно сбежать!

Снейп внимательно сканировал пространство, но внезапно, резко остановился и свернул не по плану. Для Господина Прозрачного это стало ударом. Самый короткий путь был через лестницы! Идти другой доро́гой — изматываться. А силы с каждым вздохом будто вылетали из его некогда крепкого тела.

Единственное, что подталкивало, — скорая свобода, безопасность. Они давали хоть немножко сил.

Внезапно позади послышались женские голоса, в которых можно было чётко различить профессора Макгонагалл и кого-то ещё. Пронёсся чей-то вульгарный смех, и он будто исходил из пасти монстра, который вот-вот готовился схватить их.

В глазах у господина Прозрачного потемнело, в какой-то момент, забыв об осторожности, он ухватился за локоть Снейпа, чтобы не отставать. На стенах всколыхнулись гобелены. Мимолётно скользнул сквозняк, и где-то загудело.

Они ускорились. Господин прозрачный едва успевал перебирать ногами. Времени было в обрез. Порт-ключ лежал среди камней недалеко от запретного леса и вот-вот должен был исчезнуть! Либо с Господином прозрачным, либо без. Видимо, это понял и профессор. Его локоть напрягся, и теперь стало очевидным, что он поначалу ещё нежничал, сейчас же перешёл на средний темп. Свернули ещё раз, и ещё. Почти бежали! По коридору слышались их спешащие шаги и громкое дыхание.

В портретах всё меньше попадались спящие персонажи, всё чаще — пустые рамы. Пламя свечей замелькало сильнее. За поворотом пришлось остановиться. Они столкнулись с горящим взором Шарля. 

Господин Прозрачный, тотчас узнавший этого страшного, безобра́зного человека, выпустил локоть и замер. Он не причислял себя к разряду паникёров (то, что удалось ему пережить, закалило бы всякого труса), но сейчас… Сейчас окаменела спина даже у Снейпа. Господин прозрачный затрясся от охватившей слабости. Его бросило в холод и сразу в жар.

Снейп медленно наклонил голову и изогнул бровь так, словно Шарль совершал самую большую ошибку в своей жизни. Квентин резко выпрямился и кивнул профессору насторожённо.

— Какая неожиданная встреча, мистер Шарль.

— Не менее изумительная для меня, профессор. Три часа ночи… Разрешите полюбопытствовать… Да?

Снейп молчал, позволяя плести разговор, как вздумается собеседнику. Хоть его скучающий взгляд ничего не выражал, Шарля он читал насквозь. Во всяком случае, так могло казаться. Воистину правы те, кто хоть раз встречался с Северусом Снейпом и рассказывал про него! Даже такому профессионалу, как Квентин, наверняка резало живот от плохого предчувствия. Точно так же и Снейпа наверняка настораживала беззаботность самого Шарля!

—…Позвольте полюбопытствовать… Вы же не против, Северус? Если я спрошу…

— Мистер Шарль, вы уже любопытствуете, не задавайте нелепых вопросов, и перейдём к сути.

— Конечно-конечно. Итак, что вы делаете здесь в столь поздний час?

Зная, что какой-то неровный шаг создаст шум, а этот слабый звук уловит аврорское ухо, Господин Прозрачный вжался встену и даже затаил дыхание. Ему чертовски не нравился лукавый тон этой ищейки: тот всегда с хитрой ловкостью начинал беседу с темы безопасной и отвлечённой, а уже потом докапывался до сути. Господин Прозрачный даже не знал, у кого проходить допрос страшнее: у Снейпа или у Шарля.

— То же, что и вы, мистер Шарль. Призраки. Пытаюсь разобраться, ведь смена моя.

— В таком случае позвольте вам помочь. Меня мучает бессонница!

— Не нужно лишних усердий, — растягивал слова Снейп. — Я могу вам предоставить пару эффективных зелий для сна, стоит только сделать глоток, как все мучающие вас мысли отступят прочь.

— Признателен, очень-очень, Северус, но несколько несогласен. Поутру мысли же вернутся вновь. Я, знаете ли, люблю размышлять о некоторых вопросах, а потому-то пока не выясню их ответы, едва ли обрету спокойствие.

— Да что вы говорите… Неужели дело в психологии?

— Именно.

— Тогда, мистер Шарль, отпустите то, что не даёт вам покоя. Отвлекитесь, займитесь другими делами.

— Увы, не могу. Сами посудите, эти призраки, — он развёл руками и почти тронул мантию-невидимку, — необычные. Их никто не видит, но каждый ощущает. Они наворотили много дел, я даже подозреваю, что эти призраки связаны со смертями, происходящими в городе! Честно, я был растерян, когда узнал, какое горе настигло семью вашего крестника, а вместе с тем и вас.

Снейп криво улыбнулся, а Шарль продолжал:

— Они были хорошими людьми…

Господин Прозрачный с ужасом взглянул на Шарля, затем на Снейпа, который молчаливо шагнул в сторону лестниц.

— Куда же вы идёте? Раз вы не нуждаетесь в моей помощи, то хотя бы давайте постоим здесь и поговорим! Я думаю, вам будет приятно услышать о близкой вам семье. Их долго не оправдывали, но вопрос-то был вре́менным! Дошмон, видите ли, такой сплетник, он знал, о чём шепчутся в аврорате. Да будет вам известно, им всем хотели дать свободу и вернуть половину имущества. А они… они ведь даже не защищались, потому-то процесс растянули… подозрения, понимаете ли…

Мистер Прозрачный изменился в лице. Кому как ни ему знать, как семейство Малфоев пробовало защищаться!

— Увы, — изрёк Снейп, — однако мы здесь не для болтовни, мистер Шарль.

— Конечно, безусловно и безоговорочно, вы правы. Вернёмся к призракам, — Шарль скривился в лице, но с места так и не сдвинулся. — Они странные, и сдаётся мне, их кто-то сюда вселил и теперь прячет, а меж тем они вызывают бессонницу у меня. Да, думаю, и у вас. Вы же о них тоже беспокоитесь, верно? Полагаю, даже мисс Грейнджер озадачена ими. Озадачена куда больше директрисы. Ведь они не только как старосту заставляют переживать её, но и, могу предположить, как человека. Мне кажется, она знает куда больше, чем мы все, у неё есть удивительные стёклышки, как можно заметить… Но до того она напугана, что молчит, как рыбонька, — здесь Шарль замолчал, а потом уточнил, — не в сговоре же она с тем, кто привёз этих призраков, а?

Он сказал это так, что все поняли обратное, что Гермиона в сговоре и что укрывает виновного. 

Если бы Господин Прозрачный воспользовался моментом и побежал сейчас, то верно бы спасся. Но к большому сожалению, теперь физическая слабость не позволяла и ступить. А меж тем Шарль говорил:

— Боюсь, за такое «безмолвие» (при условии, конечно же, что дело поднимет Азкабан) будет немалый срок как соучастнице. А за неё я беспокоюсь не менее вас. Понимаете?

Господин Прозрачный распахнул с ужасом глаза. В Снейпе он увидел борьбу, едва уловимую в недоступном взгляде. За то время, пока господин Прозрачный затворничал в Подземельях, он узнал многое о мисс Грейнджер, намного больше, чем знал. Пускай мантию-невидимку Снейп принёс ему относительно недавно, он много слышал и слушал, а часто сам Тинки не мог умолчать.

Снейп не позволит Грейнджер пропа́сть.

Шарль подарил один из самых пристальных взглядов собеседнику, чей взор не уступал в сверканье глаз.

— Не понимаю, о чём вы говорите, мистер Шарль. К тому же мисс Грейнджер не заботит меня, и если вам вновь вздумается повторить свой премилый диалог о женщинах, то советую взять на мушку кого-то более мне симпатичного, или вы всерьёз думаете, что ваши махинации с пиаром вызовут во мне какие-либо чувства?

Шарль не успел кольнуть и почти проиграл. Рядом вспыхнул гриффиндорский флаг, и на радость Господину Прозрачному, вокруг затрещала горящая ткань. Он рискнул и рванул в сторону выхода, плотно поджав губы. Дыхание разрывало горло, по напряжённой спине стекал холодный пот, но он мчался без оглядки, чтобы поскорее оказаться на свободе. Чтобы убежать из-под лап страшного человека. Чтобы более никогда не видеть этих лукавых глаз! Но резко взгляд Господина Прозрачного расфокусировался. Неприятное чувство воздушности ударило по телу, и с грохотом он рухнул на пол — мгновением ранее сквозь него прошёл призрак. Если бы мантия соскользнула и показала хоть ноготь господина прозрачного, непременно магический артефакт бы стащили и обнаружили бы никого иного, как Драко Малфоя. Пока услышали лишь грохот.

О призраках знали мало, а потому мало кто мог объяснить влияние их незримой материи на людей. О призраках, о которых только что вёл беседу Шарль со Снейпом, — ещё меньше.

Лишь тем известны невидимые существа людям — так это гадким ощущением, что сквозь тебя проходит кто-то. Гермиона, обладающая хорошим здоровьем и непобедимым духом, могла сказать, что чувство не из приятных, будто происходит затор магии, мышцы в секунду расщепляют на волокна, а воздух скользит под кожей. Человек, обессиленный и раненный заклятьем навылет, едва ли после такого мог что-либо сказать. Он замолчит если не навсегда, то надолго.

Итак, Драко Малфой потерял сознание, и, как надеялся Северус, об этом догадался он один. Глаза Шарля заблестели, он выпрыгнул вперёд и, как ящер, осмотрелся.

— Что это?! Где-то рядом, вы слышали?

Снейп изволил любезно ответить:

— Призраки, — а снейповские глаза сверкнули воинственным огнём, как несколько секунд тому назад сам флаг. Шарль улыбнулся и кивнул.

— Так давайте же поймаем его! Я чую, где-то рядом… Возможно, у него синдром жизни. Я слышу слабое дыхание, представляете!

Снейп медленно подошёл к стене. Внутри него дрогнуло мнимое равнодушие, ведь каждый шаг мог наступить на мантию-невидимку, и плохо будет, если ощутит это подошва Шарля.

— Что за грохот?! Что произошло? Пострадал кто-то из студентов?! — сначала завопил писклявый голос Клэр, а уже затем показалась сама женщина. Возбуждение жгло ей щёки, в глазах горело низкое, похожее на болезненную одержимость, желание подловить Макгонагалл, ведь там, где преступление, не место театральному фестивалю!

— Что за шум, что за возня, мистер Шарль?! Нужна помощь?

Шарль в одну секунду изменился: расправил плечи и принял свежий и наигранный вид.

— Ничего особенного, мадам. Я пошатнулся и упал. Если бы не профессор Снейп, вы тоже бы поскользнулись, но уже на лужах моей крови!

Макгонагалл подошла медленно, в её усталых глазах мерцала благодарность пиарщику, но спустя мгновение, когда она увидела Снейпа, его холодный вид, его бесстрастие, как при годах войны с Тёмным Лордом, она побледнела. Ей стало ясным всё.

— Но как же так, мистер Шарль! Здесь явно какой-то порог, гвоздь, подножки, складки ковров, авось что-то ещё? — с тревогой, за которой скрывалась надежда, полюбопытствовала с рукой на сердце Клэр.

— Не-ет, что вы. Я сам, бывает, путаюсь в ногах. Поэтому поковылял в театр, а не в танцоры.

Снейп, делая скучающий вид, лихорадочно размышлял о том, как спасать крестника, как на руку им мадам Клэр и как бы Макгонагалл своей бледностью не выдала их. Иными словами, он почти любил Хогвартс, пиар и притворство и ненавидел привидений.

— У мистера Шарля плохое самочувствие, поэтому извините, мы поспешим откланяться, — Снейп притворно кивнул Квентину выходить из коридора, и, как пиарщик, Шарль не мог не согласиться. Ведь сама Клэр ничего не должна узнать о призраках! И тем более о тех призраках, о которых вели речь они.

И Шарль «отдал коня» в их контекстуальной схватке, так как проследовал за профессором и даже дошёл покорно до своих же комнат, но после остановился и растянулся в улыбке. Он не успел поблагодарить Снейпа, так как его перебил появившийся бледный домовик:

— Лимпи нашёл! Нашёл то, что вы просили!

Улыбка Шарля засияла.

— Какие они умные малые, а? Кстати, Я хотел бы извиниться за моего эльфа! Уж простите его, он никогда бы не полез в чужой дом…

— Не стоит.

— Он умный эльфишка и выполняет свою работу исключительно. Где вы ещё найдёте такого мальца, а?

Шарль подмигнул и удалился, и то, с какой уверенностью он это сделал, вызвало бы тревогу у всякого его врага. Снейп каким-то необъяснимым чутьём всегда чувствовал блеф. Сейчас Шарль не играл. То, что просил он у эльфа, относилось напрямую к самому Северусу. Не доверяя своим догадкам, профессор вернулся в коридор. Он обыскал каждый угол, промерил шагами пол и убедился, что Господина Прозрачного нигде не было. Не было его и в Подземелье.

Это было началом черной полосы в жизни Северуса Снейпа.

* * *

После войны все старались не вспоминать, что такое смерть, что такое тёмные и уж тем более запрещённые проклятья. Многие уходили в себя и строили иллюзии. Никто не вспоминал о потерях. Никто не желал задумываться о мрачных временах. Если такой человек и находился, то начинал он поверхностно, и редко кто поддерживал его беседу. Все предпочитали забывать страшное горе, а вместе с тем стремились погасить в себе слабые воспоминания о доблести и подвигах великих людей. И с тем и с другим шло тщетно — память навязчиво грызла о пережитом. Однако никто так и не признавался в этом.

Авада Кедавра, летящая в Снейпа и Гермиону, костлявой рукой выхватила этих забывак из пучины самообмана. Она осветила страхи и сорвала занавес невыраженных переживаний. Всякий перестал дышать. В испуганных глазах каждого поначалу отразился зелёный свет и скорбь, а уже затем ужас.

Оттого-то в зале не было человека, кого бы не сотрясли мерзкие мурашки.

Гермиона Грейнджер ничего из этого не ощущала. Ещё секунду назад она видела собственную погибель, теперь же спину того, кого считала своим убийцей. Она зажмурилась и уткнулась лбом в его лопатки. Её ладошки скомкали чёрную ткань сюртука. Оба они приготовились к страшному. Это конец.

Однако в следующую секунду никто не ахнул и не вскрикнул от рвущегося наружу испуга. С яростным взглядом Снейп будто повернул время вспять. Свидетели этой сцены содрогнулись и впервые после суда вспомнили, что их преподаватель не только превосходно владел ЗОТИ, но и сам являлся некогда пожирателем смерти. Он сделал невозможное! Зелёный сгусток подчинился, задрожал, вытянулся в стрелу, повис в воздухе, а затем исчез и обратился в облако тумана! На его месте внезапно выросло высокое здание, с большими решётками, мрачное, окружённое дементорами.

— Ридикулус! — рявкнул как можно скорее Снейп, и Азкабан растаял плиткой шоколада. Боггарта поймали, в зале зашумели и подняли суматоху — началась возня, появились обсуждения. Только Шарль, находясь в стороне, ещё долго не сводил глаз с того места, где померкла вспышка проклятья. Секундой ранее он заприметил одну деталь, которая олицетворяла главный козырь в его рукаве. Никто не заметил, что в тюрьме был не бывший пожиратель. За решёткой сидела девушка. А это подтверждало догадки относительно Снейповского блефа!

— Всё в порядке? — резко спросил Снейп и осмотрел обеспокоенно мисс Грейнджер, а когда она испуганно закивала несколько раз, тотчас нацепил холодную маску. — Минус десять баллов с гриффиндора за то, что не распознали боггарта, мисс Грейнджер.

Шарль хмыкнул от этих слов, а Снейп развернулся и отошёл в сторону.

«Авады боятся неспроста… — размышлял Квентин, в аврорской манере подмечая, как девушка потерянно смотрела в пол, хлопала ресницами, и как медленная слабая улыбка мелькала на её губах, чередуясь с растерянностью. — …Сколь напугана, спасённая Грейнджер столь же счастлива. И если так, то Снейп её любит, должно быть, безмерно…»

Что же касается Гермионы, то она, испытывая крайнюю степень стыда, не решалась смотреть на своего спасителя. Он ступил под непростительное раньше, чем прознал боггарта, или ей показалось? Снейп изучает тёмные искусства больше, чем она живёт, а это означало, что опасных существ профессор чуял за милю. Но так ли в их случае?

Волнами внутри неё бушевало смутное чувство под названием шок. Хотелось разрыдаться и вместе с тем рассмеяться, зарычать и в то же время прикрыть глаза и выдохнуть. Ни того, ни другого не выходило. Разве что тьма сомнений сменялась светом счастья, и от всего этого хотелось проветрить голову.

Либо ошибалась она, либо Снейп защищал её от авады! Первое означало блеф, подтверждающий, что Снейп играл рыцаря, на которого никогда и не подумаешь, что он затеял убийство. Второе означало, что он и есть настоящий Снейп. Её рыцарь. Зачем ему убивать, рискуя своей жизнью?

Так что же это было: игра или акт защиты? А если защиты, то из каких побуждений?

Профессор подозвал Сивиллу с Гарри, во время всего разговора с которыми выглядел сосредоточенным, хмурился и прищуривал глаза. Не менее серьёзно Макгонагалл беседовала о происшествии с Шарлем.

Гермиона присела на сцену и прикрыла глаза. С лёгкостью дыша, она чуть не плакала от безысходности. Она действительно запуталась. Война сделала из неё параноика, а шансы быть убитой сводились к одной второй. И тем не менее лицо девушки светлело. Как бы то ни было, внутри неё горела робкая благодарность за избавление от боггарта.

Как и любому книжному детективу, Гермионе не хватало улик. Поэтому всё, что оставалось, — присматриваться к Снейпу. Ещё никогда в жизни она не понимала по-настоящему, в чём состоит одна из философских проблем. Разум диктовал ей об осторожности, чувство же — о доверии к Снейпу. Она не знала, чему и верить, поэтому дала себе обещание изучать его. Тщательно и досконально.

Не успей тишина смениться шёпотом, как по залу пронёсся радостный вопль. Никто не понял, почему слизеринки запищали, а их глаза лихорадочно замерцали. Многие кинулись искать очередного боггарта. Им невдомёк, что причина крылась в обыкновенной газете! Девчонки опять взялись за своё — глупо переглядывались, заговорщически перешёптывались и делали всё возможное, чтобы продемонстрировать радость окружающим, а смысл её сокрыть. Конечно, Уизли такого поведения не позволила. Свежий выпуск из их ручонок она вырвала и с присущей только ей бесцеремонностью усмехнулась и свысока посмотрела на глупых малолеток. Наконец-то, слабоумная сова отработала свой корм!

— Надо же, какими чтениями вы увлекаетесь! «Пророк»! С вашего позволения, я покажу кое-кому… Грейнджер должна об этом узнать…

И с самым дружелюбным видом юная интриганка подошла к сцене, сверкая коварными лисьими глазёнками.

— Представляешь, Гермиона, ты стала знаменитой! Посмотри в последний выпуск газетки!

Только что восстановленная гармония сокрушилась одним мощным ударом. Гермионе было достаточно мимолётного взгляда, чтобы понять, чьих рук грязная статья, фотографии с бала и текст. Бумага сочилась ядовитыми крупными буквами, заявляла о беспределе в Хогвартсе и клеветала на Грейнджер и Снейпа. Раз была газета, значит уже разосланы и письма в академии. Уизли умудрилась нарушить обет!

Что-то в выражении лица Гермионы заставило Джиневру растерянно заморгать. Та занервничала, как и всякий в её шатком положении, ведь в глазах Грейнджер не было обиды, шока или гнева. Рыжая впервые сталкивалась с таким взглядом. Обычно так смотрит если не загнанная в угол львица, то пленник, у которого боль от долгих пыток переросла в ненависть. Это и не зверь, и не человек. Это само презрение.

Больно, когда сдираешь кожу на коленке. Своими каверзами, Джиневра делала не больнее, чем если бы срывала ошмётками плоть с ног, рук и спины Гермионы.

— Гермионочка, чтобы напечатать статью, — Джиневра запнулась, и вместо издевательств из ротика рыжей слова вырвались оправданием, — наименьший срок, за который собирают уникальный материал, — месяц…

После того как Гермиона промолчала и в этот раз, Джиневра скользнула взглядом по обложке и взяла себя в руки.

— Здорово, не так ли? — она хихикнула, а в её ржавых глазах заплясали слабые искорки злорадства. — Молчишь? Это смешно, Грейнджер! Неужели ты потеряла дар речи, узнав, что вашу тайну вскрыли и кто-то оказался умнее тебя и сальноволосого ублюдка?.

Слова будто содрали кожу целиком и перевязали оголённое мясо жёсткими бечёвками. Гермиона не кричала, не истерила, как предполагалось, но и уже не контролировала себя.

Секундой ранее она гасила всякую нападку, успокаивала себя, но когда грязные слова задели Снейпа, в ней пали цепи. Неопределённые чувства к этому человеку, переживания о нём, благодарность за боггарта смешались костром в сильной душе. Гермиона остановила дыхание. Магия волнами забилась в венах. Мышцы окаменели.

Она действительно не контролировала себя.

Рука сама полетела к шее мерзавки. Уизли побледнела, а взор её наполнился ужасом, когда магия разъярённой ведьмы мелкими шипами проникла под кожу. Ещё мгновение, и завязалась бы драка.

К счастью, Шарль успел мягко перехватить разъярённое запястье и затянуть девушку в круг вальса. Они пролетели по залу ветром. Кто знал, как Квентин танцует, сказал бы, что сейчас тот чертовски спешил. По сути, он спасал не Уизли, а Грейнджер. Осуждения и провокация — лучше врагов рейтинга и не сыщешь. Как бы ни хотелось, Шарлю приходилось признать, что одобрение общественности для актрисы главной роли — важнее всякого. Что было бы, если бы Гермионе удалось схватить за шею рыжую, Шарль не знал, но предполагал, что лёгким отпечатком дело не кончилось бы. Узнай об этом мадам Клэр, и скандала им точно не избежать!

Пока Джиневра ощущала, как по позвонкам скатывается унизительная капля пота, Шарль довольно напевал:

— Чудно-чудно-чудно!

Гермиона вгляделась внимательней и едва не зарычала.

— Вам смешно?!

Мужчина весело замотал головой и мягко улыбнулся.

— Это Скитер, мисс Грейнджер! Скитер! Вы понимаете, что это означает? — он игриво крутанул девушку, заглянул той в глаза и воскликнул: — Это означает лучший день для Хогвартса! Мисс Уизли, подайте газету! Скорее!

Энергичный Шарль запрыгнул на сцену, и как только в его руках оказался свежий выпуск «Пророка», восторженно присвистнул:

— Как я и знал, господа, как знал! Вы только послушайте! «На рождественском балу профессор Снейп поцеловал студентку и подругу Гарри Поттера — Мисс Гермиону Грейнджер! Бывший упивающийся, с трудом оправданный и вызывающий после смерти того-кого-нельзя-называть большие сомнения, хорошо устроился! Помимо зарплаты, он получает ласки совсем ещё юной, но уже достаточно кокетливой Гермионы!

По словам очевидцев, пара скрывала свои отношения, но после нескольких бокалов «тыквенного сока» и потрясающей музыки вальса Северус Снейп не выдержал и закрутил свою ветреную подругу в танце, а напоследок порадовал общественность сладким и интимным поцелуем!».

До чего же хороши получились!

— Мистер Шарль, но ведь это…

— Тс, мисс Грейнджер. У меня кое-что для вас есть! Всего несколько минут, я только дочитаю… «Доподлинно известно, что сама мисс Грейнджер бесстыдно получала истинное удовольствие, ведь именно она стала инициатором развратных отношений. После того как Хогвартс принял участие в театральном фестивале, она заявилась на кастинг и, не имея никаких талантов (в чём вы можете убедиться лично, придя на фестиваль), завладела главной ролью — Клеопатры! А меж тем, сам Северус Снейп — её любовника — Антония!

Какой скандал ожидает Хогвартс? Что скажет на это министерство и что вскроется помимо книги, подаренной… — здесь Шарль прервался и поднял мерцающие восторгом глаза на Снейпа. Медленно ползущая улыбка на лице пиарщика вызвала гневный блеск в чёрных глазах. Профессор недовольно приподнял бровь.

— А вы умны… — протянул Шарль и медленно, будто осторожничал, перевёл взгляд на разъярённую от унижений Гермиону.

— Книга… подписанная книга, что может быть эффективнее? Ну конечно! Как двусмысленно получается! Подождите меня! — с этими словами Шарль на несколько минут покинул их, оставив в молчании переглядываться. Гермиона только тогда совладала с собой и прикрыла глаза, вдохнула и совсем не заметила, как по ней скользнул быстрый взгляд профессора и как мгновением позже он медленно взял газету и брезгливо просканировал.

— Мисс Грейнджер должна увидеть их первыми! Сначала мисс Грейнджер! — в её ладошки лёг конверт. — Я предвидел это, я ждал Скиттер, и вот она! На балу я не просто так подозвал ребят и устроил им маскарад! Выставка будет как раз перед открытием!

— Да какая выставка?!

— А вы, директор Макгонагалл и профессор Трелони, дайте названия заковыристых книг, я куплю, а там вы их подпишете от чистого сердца… будут висеть вместе… Да! Именно так и поступим!

Гермиона сочла разговор бессмыслицей, и чтобы поскорее разобраться, раскрыла конверт. Несколько фотографий и колдографий очутились на её коленях.

Первая реакция тех, кто понимал, насколько хороший и тем самым опасный стратег Шарль, накрыла и её. Изумлённая Гермиона не знала, что и думать. Насколько Шарль просчитывал ходы! Насколько он предсказывал их всех!

На фотографиях, как и в газете, был изображён бал, стояла одна и та же дата, заезжающая то на парадную мантию Макгонагалл, то на башмаки с закрученными носами профессора Трелони.

Обе они танцевали, а их партнёрами были Гарри и Рон! Рон с лицом смирившимся вёл уверенно Макгонагалл, а вот Гарри не сводил своих зелёных глаз с не менее изумлённых глаз Трелони. И до того они гармонично смотрелись, будто сговорились.

— Чудненько! — пропел Шарль и хлопнул в ладоши, — все придут только на наш спектакль посмотреть! Придут за скандалом, а обнаружат вот эти фото! Первая реакция у них будет разочарование, однако, всё же никто не посмеет уйти, не увидев Северуса и Гермионы на сцене, и вот тогда мы покажем им класс, да, мистер Снейп?

Северус холодно кивнул и приблизился к Гермионе, чтобы осмотреть фотографии и убедиться в окончательной оценке Шарля.

Конечно, поднялся шум, пошли разговоры, которые продолжились в комнатах. Никто и не заметил, как ближе к вечеру одна мантия покинула Хогвартс, как активировала порт-ключ и как оказалась в Косой Аллеи.

Многим могло показаться странным, что девушка без сопровождения под вечер разгуливала меж пабов и лавок тёмных ведьм и чернокнижников. Дрожа и ощущая негодование, этот рыжий ангел с веснушками на нежной коже вспоминал о несправедливости мира. До чего же страшна ненависть! Даже из чистых и невинных на вид она лепит самого дьявола.

Торговец, заметив предложенное на бартер зелье, очень изумился, или как у них говорят «обалдел», когда уловил запах невидимости.

— На что меняем?

— На что-то парализующее.

— В смысле яд?

— Именно.

Примечание к части

Дорогие мои конфетки! Это не последняя глава, как многие подумали) У нас еще есть малююсенький запас, а я сама в жутких раздумьях и серьёзных переговорах с персонажами по одному вопросу, уф)))

Следующая главушка порадует нью поворотом) Хотя внимательные читатели уже почти обо всем догадались ;)

Севушка в моей голове включил холерика. У него сейчас тяжелый жизненный период, как вы поняли) Кхех, да и мысли относительно снейджера тяжкие) Хо-хо, скоро узнаете, как он дошел до такого!))) Я лично очень хохотала)))

Люблю и обожаю вас! Мы с вами уже семь месяцев, ухуу!

Ещё с юных лет одна девочка навсегда уяснила, что не всем быть первой. В детстве, во время проводов старших братьев в Хогвартс, Джиневра сердилась, что не может вместе с Роном пойти на первый курс. Каждому, кто младше всего на год, обидно, когда старшие идут в школу, когда им разрешают не спать днём, когда отпускают гулять в соседние города и в лес лишь за то, что они родились на год раньше, по воле случая! И ладно бы, если бы старшие действительно ушли далеко вперёд по талантам или знаниям. Джиневрота смогла бы это понять и спокойно бы снесла серьёзность взрослых, их мудрость, опыт.

Но глупость Рона она не принимала. Тот был не умнее её. А потому-то с самого детства ей казалось, что её время, как минимум, вместе с Роном, а не после! Что именно в этот год она бы была достойной ученицей! Именно в 1991 она бы ступила в новую жизнь, в жизнь победительницы!

Однако так считала только одна она. Перси заносчиво напоминал о правилах, что так, видите ли, заведено; Мама твердила, что для Хогвартса нужно созреть головой и что одиннадцать лет придадут хоть какой-то разумности; а Фред и Джордж и вовсе отказывались брать её с собой. А Рона звали. Из-за этого Джиневре поднадоело быть самой маленькой, глупенькой и слабенькой. Возраст не показатель. Она могла это аргументировать, дай только шанс!

До последнего она надеялась, что на Хогвартс-экспресс посадят и её, что она станет исключением, ведь у неё азы магии были на высоте! Папа занимался с ней, пока никто не видел, и даже позволял использовать заклинание Левиоса на перьях. Сколько детей в десять лет поднимает в воздух перья? Правильно, единицы. Джиневра полагала так: мать переговорит с директором школы, отец приведёт основательные доводы, подкрепит их связями из министерства, и в самом Хогвартсе все узнают одну из гениальных ведьм уходящего столетия!

Её постигла неудача. С директором Дамблдором никто и не думал связываться. Мать не просто опровергла надежды, но и посчитала глупейшим капризом.

— Ишь, губу раскатала, дурында! Вы только послушайте, что толкает мисс Уизли, и не стыдно же заикаться!

Джиневре тогда сделалось жутко обидно. Всё воспротивилось в этом юном и ещё не знающем жизни создании, и она воспользовалась распространённым приёмом среди детей — протестом. Топнув ножкой и утерев слёзы, малышка отказалась провожать братьев прямо посреди вокзала! А смысл? Её брать не собирались.

Молли Уизли была не из робкого десятка и, воспитав шестерых непоседливых оболтусов, знала, как справиться с седьмой. Опыт уже не подсказывал ей, а просто вёл, инстинктивно и безраздумно. Она проигнорировала. Ничего, думалось Молли, поорет да успокоится. Она двинулась дальше. Сей ход до того рассердил Джиневру, что девочка твердолобо направилась в другую сторону. Она нырнула в буйный поток прохожих, злыми шажками прошла ряд колонн, кирпичных стен, поездов и горы чемоданов. Проделанный путь окончательно стёр десяток пустых телег. Только тогда мисс Уизли застопорилась и  самодовольненько обернулась. Никто и не хватился. Даже остановить не попытались!

Чету рыжеволосых малышка так и не нашла. Как известно, если дети не могут увидеть головы своего родителя, то означает это только одно: они заблудились.

Нет ничего страшнее для ребёнка, чем потеряться на вокзале. Незнакомые люди не замечают тебя. Подозрительные разглядывают с особым пристрастием, а самое страшное — то, что нет поблизости авроров, никто не защитит. Ты никому не нужен, кроме злых взглядов.

Джиневра растерянно захлопала глазками, покраснела, и градинами по щекам скатились слёзы. Ей казалось, что она потерялась навсегда.

— Не нужно плакать, — раздался совсем рядом надменный поучительный голосок, — ты заблудилась, верно? Ну не реви! Для таких специально придумали место, где все потерявшиеся встречаются с родителями. Оно во-он там. За колонной. Ярдов пятьдесят, если быть точной.

Джиневра посмотрела тогда на лохматую девчонку, чуть старше её, с выпирающими зубами и умными, совсем не похожими на детские глазами, а затем услышала нежное:

— Гермиона, твой поезд уже прибыл, скорее, малышка!

Та самодовольно подмигнула и исчезла. Когда Джиневра, дрожа и не зная, как вести себя, прошла мимо брезгливых прохожих и остановилась у памятника, ей сделалось дурно. Она зажмурилась, а слёзы опять покатились по щекам. Будто та девчонка с линейкой считала ярды! Откуда той знать? К сожалению, Джиневра не понимала ярдов, и от этого сделалось досаднее.

Мать нашла её за несколько минут до отправки поезда и завизжала:

— Вот где эта малолетка! Джиневра Молли Уизли, ты плохая и совсем не взрослая! В Хогвартс она захотела! Умной себя посчитала, вы только посмотрите на неё! — в тот момент могло показаться, что тысячи осуждающих глаз уставились на неё и орущую мать, — Рон, в отличие от тебя, не сбегал! И вообще, как ты додумалась прийти сюда? Как?! Хоть где-то появились мозги, ужас, Артур, просто ужас!

— Дорогая, успокойся. Ей и так тяжело. Вряд ли бы она самостоятельно додумалась до этого. Не нужно ругать её.

— Ой, ты-то не лезь! Это всё из-за тебя, Артур Уизли! Всё из-за твоей всё поощряющей манеры! Дозволяешь им ты, а последствия я разгребаю! — она посмотрела на часы и с досадой воскликнула: — Вот, чудесно! Теперь мы и сыновей на поезд не успеем посадить! Что стоите? Скорее, пошевеливайтесь! Где близнецы? Где Рон? Ох, надеюсь, Перси собрал их всех!

Мать схватила её за шкирку, как щенка какого-то недееспособного, и потащила в сторону платформы.

Тогда-то Джиневра остановила слёзы, а её взгляд потерял фокус. Мать права. Она даже не догадалась осмотреться и попытаться выйти самостоятельно, а вместо этого дожидалась какую-то девчонку, не сильно старше её, которая смела ещё и учить!

Тогда Джиневра поняла, что у неё есть год, чтобы измениться, усовершенствовать свои способности и в Хогвартсе точно стать лучшей ученицей. И действительно, когда прошёл год, Джиневра знала азы магии, как ориентироваться в маггловском мире, научилась быстро схватывать, моментально решать проблемы. Она ступила в Хогвартс гордым шагом, с сильными амбициями и горящим взглядом. Она чувствовала себя самой Морганой, с большим будущим и мощным потенциалом. Но уже следующим днём выяснилось, что никто и не ждал ещё одну героиню. Что никто и не обратил внимания на очередного отпрыска Уизли. Что самая лучшая ученица — Гермиона Грейнджер.

Более того, та лохматая, наглая выскочка и была Гермионой Грейнджер! Причём она дружила с Роном и Гарри, тем мальчиком, который так понравился Джинни при первой встрече!

Ежегодно Джиневра пыталась влиться в их компанию. Только поступив в Хогвартс, она сразу же нашла дневник какого-то Тома — не помогло. Её сочли жертвой. Невинной, глупой овечкой! Пыталась бросить имя в кубок — не вышло. На бал пришла в восхитительном платье, с совсем взрослым макияжем и причёской — Гермиона Грейнджер завладела всеобщим вниманием. Лохматая заучка удивила всех, отхватив самого Виктора Крама! Даже Гарри был шокирован — она видела его реакцию и румяные щёки — и, к сожалению, не смогла отвлечь. Тогда она решила стать, если не лучшей ученицей, то хотя бы хорошим игроком в квиддич. И на пятом курсе она стала отличным вратарем, и отбила множество десятков и даже сотен мячей, но даже в этот раз Гарри Поттер ее не заметил. Всякий раз, когда выпадал шанс заговорить с ним, она превращалась в рыбу, которую волной прибило к берегу. Голос куда-то пропадал, в голове — пустота.

Именно после чувства дикой ревности, после святочного бала, Джиневра возомнила стать восхитительной актрисой, чтобы не теряться в разговоре с Поттером, уметь играть всё от кокетства до нежных слез и одновременно быть собой рядом с ним.

Тогда-то её и затянуло в актёрство. На какое-то время она забыла, что идёт война, что есть Волдеморт, а их будущее не определено. Она жила в искусстве. Они победили в войне, Джинни, как и многие бесславные, помогала! Так в газетах писали только о золотом трио! Несправедливость сочилась со всех сторон, но и на это можно было закрыть глаза, ведь она брала другим!

Какая же радость постигла её, когда Гарри опомнился после войны и впервые улыбнулся, предложил руку на лестнице, стал давать мантию-невидимку. Поначалу она не нуждалась в ней, мантия была символом уникальности, избранности. Джиневра владела тем, чем не обладала ни одна девушка в Хогвартсе. Даже сама Гермиона Грейнджер осталась с носом!

Но вскоре мантия потребовалась. В Хогвартсе прогремела весть: ставят спектакль! Это шанс Джиневры за долгие годы засады показать себя! Стать лучшей! Как пленник пустыни, она упивалась будущим успехом. Как и требовалось ожидать, роль Клеопатры досталась ей! Слава её! Гарри почти у ног! И что в итоге?

Она играет прислугу, одинока и неизвестна. И всё это, всё то, что по праву принадлежало ей, Джиневре, теперь у Грейнджер! У этой продажной, алчной потаскушки, которую она терпеть не могла. Которая забирала совершенно всё: и солнце, и небо, и одинокое проживание, и льготы старосты, и всеобщее внимание, и будущие лавры!

Только Джиневра умудрилась отомстить за свою несчастную жизнь, обличить продажную душонку Грейнджер, как на защиту мерзавки встали и Шарль, и Макгонагалл, и Трелонни!

Её глаза горели ненавистью. Зависть резала душу, вспенивала кровь, мучила гордость бедняги. Чем она хуже? Почему она всегда подставляет щеку на радость этой меркантильной твари? Хоть раз она ответит ударом, не смолчит, и Гермиона Грейнджер опозорится!

Пара капель яда, флакончик которого купила Джиневра, не убьёт. Они лишь сведут челюсть, сделают речь «талантливой» актрисы кривой на потеху всем. Спектакль будет сорван, ну и к чёрту, ведь виновата будет лучшая из лучших!

Потому Джиневра дожидалась спектакля, ежедневно обдумывала план. Действительно, от пары капель никаких последствий. Пара капель выводится из крови за час. Пока кто схватится, а Грейнджер пожалуется своему Снейпу и они просканируют её тощее тельце, бокал промоют, и никаких следов не останется.

И вот наступило долгожданное утро, день, когда волнение бушующим морем топило студентов, вселяя сопернический дух, когда трепетали даже те, кто и не собирался принимать участия в фестивале, когда сами преподаватели пришли поболеть за родную школу. Состоялось торжественное открытие сцены в Выручай-комнате. Директор Макгонагалл с гордостью читала речь. Аплодисменты летали большими птичьими стаями по залу. Актёры первого акта кружились в общей гримёрке, Гарри айкал от булавок, которые никак не могли зацепить волну ткани так, как того подобало Цезарю. Трелонни надела линзы и моргала, совмещая с мимической актёрской гимнастикой. Лаванда капризничала, а вокруг неё толпились опахальщики Клеопатры. Все мечутся, торопятся, бегут.

Пока в одном зале топтались все, в другом, где находился реквизит, стояли два бокала. В них таилось всё и одновременно ничего. В обычном вишнёвом соке заключался успех Хогвартса, игра Гермионы и все их труды. Джиневра, выпив зелья-невидимости, проскользнула в комнатушку. Босой поступью, на цыпочках, она прокралась к подносу, откупорила флакончик и поднесла к бокалу Клеопатры, к её излюбленному, по легенде, стеклянному кубку.

Невидимая чуть ли не хохотала со злобы. Её рука не дрожала, чувство власти затягивало с головой. От одной неё зависел рейтинг Хогвартса, маленьким действием она могла испортить всё, отомстить за долгие годы мученичества и несправедливости! Хогвартс — оплот, прикрывающий бездарность и покрывающий разврат. И остановит беспредел — она! Настоящая героиня, под стать Гарри Поттеру! Джинерва Молли Уизли!

Она услышала шаги и улыбнулась. Никто не увидит!

Рука покачнулась, капля скользнула в сок, и в эту же секунду весь флакончик нырнул в бокал. Вишнёвый цвет потемнел до бордо.

Джиневра побледнела, а вместе с тем и её рука, которая  молниеносно проявилась вместе со всем остальным телом, а ведь не прошло и пяти минут!

Охватившая паника затрясла руки Уизли. Она чуть не опрокинула стеклянный бокал, как можно скорее вытащила флакончик и упрятала под мантию. Не зная, куда себя деть, Джиневра помчалась в туалет и на пути к нему влетела в какого-то высокого доходягу.

Шарль подхватил её, игриво смахнул пылинки с плеч и пошёл дальше.

— Мисс Уизли, сломаете ногу, у вас большое будущее! В зале какой-то шишка-критик!

Она мертвецки побледнела и заперлась в туалете.

Сам же Мистер Шарль дождался Макгонагалл и пригласил в её же собственный кабинет.

* * *

Спрятавшись под длинную чёрную мантию, Гермиона схватила сверкающий урей с пустующими рамочками для витражей и стремглав помчалась к директрисе. У Макгонагалл сегодняшний день выдался отвратительным: они не успевали, случилась беда с костюмами, кто-то и вовсе не отгладил их. Минерва была близка к разъярённому шипению. По злорадной улыбке госпожи Клэр было понятно, что зал ощущал весь закулисный переполох. Поэтому не было ничего удивительного в том, что корона Клеопатры так и не получила заветные витражи.

У них было тридцать минут до начала спектакля, хотя выступления шли вовсю! Луна представляла членов жюри, президенты школ рассказывали визитку — знакомились. В зале витало предвкушение. Никто не нуждался в условной части фестиваля, все ожидали Снейпа и Грейнджер. Как и предсказал Шарль, выставка фотографий с бала вызвала разочарование, зрители чуть ли не плевались и с кривоватыми усмешками поглядывали на обманщицу-Скиттер.

От всего этого у Гермионы не проходил мандраж. В ногах властвовала слабость, в животе — испуг, сердце стучало чуть ли не в ушах, и слегка подташнивало. Сегодня был день Хогвартса. Сегодня их спектакль.

Гермиона бежала по лестницам, шлёпая кожаными сандалиями, будто крылышками, и шурша платьем. Мимо проносились коридоры и двери, в некоторых местах — упёртые наклейки Мадам Трелони.

У самого кабинета Гермиона затормозила, чтобы отдышаться, но в дверь постучаться так и не смогла. Как и в начале года она невольно уловила разговор. Но теперь с Макгонагалл о той же тайне вёл беседу не Снейп.

— Ордер уже в пути, профессор Макгонагалл. Всё, что мне нужно, ваша печать. Позвольте мне во время спектакля обыскать его покои, будет меньше слухов…

— Нет, мистер Шарль. Пока ордера нет.

— Директор, ну мы же оба не хотим срыва спектакля, разве я неправ? Какой рейтинг будет у Хогвартса, когда все узнают, что окрещённый дурною славой профессор ещё и преступник? Я действую в ваших же интересах, мэм.

— Вы ошибаетесь, мистер Шарль. И следуя пиару, ваш промах даст нам всем рейтинг повыше…

— Но-но-но-но-но, мадам. Я за двадцать лет ошибался только на заре своей карьеры! Ныне я вижу насквозь всех и даже вас. Впрочем, мне плевать на вас и на то, что вы его сообщница. Я закрою глаза, это сантименты, вы почти что родственница ему, а потому вас не посадят.

— У вас нет оснований.

— Мм, скажу вам так. Я догадывался, что произойдут, как минимум, три убийства. Малфои — семейство хитрых лис, ускользающих почти отовсюду. Настоящие слизеринцы, не так ли? Даже студентам покажется странным, что все их смерти закономерны. Да, разные способы, да, следов нет, нет ни печати убийцы, ни манерности. Нет ничего связывающего. И знаете, эти проколы наводят на две мысли: убийцы нет, и убийца слишком умён, чтобы им казаться. Я совместил, и как вы думаете, скольких людей я нашёл по схожему описанию, связанных с фамилией Малфоев и Паркинсон, кто смог бы передать яд Люциусу, сжечь адским пламенем дом одного и поджечь маггловский дом другой? Кто во всём этом разбирается? Боюсь, что такой человек один. Я вышел на его след. С жадностью я проштудировал все книги по пиару, чтобы взяться за Хогвартс и поселиться в нём. Признаться, внутренняя жизнь за́мка меня удивляет, но даже в этой системе легко заметить связь вас и Снейпа. Более того, вызывает подозрения и нелюдимость подземелий, и то, что в них никого не заселяли из новых школ. Дело ведь не в слизеринцах, верно? Вам не нужны лишние свидетели, пока Северус Снейп проворачивает незаконные дела, так почему же сейчас вы желаете всё обнародовать?

— Потому что Северус Снейп невиновен.

— Хорошо. Постараюсь доубедить. Домовики — забавные ребята. Их преданность заслуживает медалей, и та кровь, что увидел мой эльф, когда дрался, была чем-то необычным, ведь ни профессор, ни Тинки не ранены. Однако мне вспомнилась одна штука: когда загорелся дом мистера Малфоя младшего, я совсем случайно, почти не выслеживая, был на соседней улице. Поджигателей было несколько, и одного из них я пробил насквозь, понимаете?

Но самое сладкое — это мисс Грейнджер. Пиар всё-таки хорошая вещь, он сослужил мне услугу. Я знаю: даже вам вдвоём не провернуть дело. Был и третий, помощник. Как только мисс Грейнджер пришла на кастинг, я увидел, как переменился профессор, увидел ту нить, связывающую этих двоих. Не отпирайтесь, она ему помогает, но, возможно, сама того не осознаёт. Я чую, вам всё это кажется недостоверным. Я поначалу сомневался, замешана ли она. Боггарт всё мне рассказал. Она боится Авады, он — того, что её посадят. Однако, понапрасну. Ей тоже ничего не сделает закон. Арестуют только Северуса Снейпа.

— Мистер Шарль, я не одобряю вашу гипотезу, а потому попрошу более не занимать моего времени.

— Минерва, поймите, я действую из лучших побуждений. Вам дорог рейтинг. У каждого свои ценности. Я за справедливость. Ведь согласитесь: нарушители должны караться по закону.

Макгонагалл медлила меньше секунды.

— Простите, но мне дорог Северус Снейп, а не рейтинг. Без ордера вы не посмеете взять подозреваемого, а я полагаю, ордера у вас и не будет. Мистер Шарль, мне известны законы, и обыск вы можете произвести только в трёх случаях: с разрешения самого Северуса, с ордера, и если подозреваемый не будет в сознании при случае быстротечных дел.

— Этот случай быстротечен, уж поверьте. Будут и новые жертвы.

— Но Северус Снейп не ранен, — проговорила она с презрением.

— К счастью, госпожа директор, но не говорите, что я не предупреждал вас про ордер. Он будет на неделе. И фестиваль будет сорван. Я знаю, что он укрывал Драко Малфоя и других.

Здесь, как видимо, произошла заминка. Глаза Гермионы широко распахнулись. Всё, что оставалось ей — жадно слушать дальше. Макгонагалл долго молчала, и ясно почему. Фестивалю грозил провал, Хогвартсу — позор. Для Макгонагалл это было важным. И важным даже не с точки зрения эгоизма. Хогвартс — школа волшебства. Во всём Европе не найти учреждения величественнее и могущественнее, чем это. Оно было бесплатным, общедоступным и многовековым. Упадок Хогвартса означал неуважение к прошлому и наплевательское отношение к будущему. Сколько студентов после этого станут обскурами? А сколько и вовсе сквибами?

Макгонагалл должна выбрать: Снейп с Малфоем или тысячи невинных детей.

— Мистер Шарль, возьмите руны для мисс Грейнджер, там элементарно, она справится и сама…

— А вы разве не пойдёте?

— Не пойду так же, как и вы, мистер Шарль, или вы идёте?

— Только с вами, директор. Пойдёмте вместе…

Он распахнул дверь, смотря прямиком на Гермиону Грейнджер, у которой всё перевернулось от неприязни, будто её органы запутались так же, как мысли, и сердце не выдерживало от этой внутренней давки.

— А вот и наша Клёпа. Возьмите, это ваш талисманчик, мисс Грейнджер. С ними всё пройдёт на «ура», милая!

Она и руки вроде протянула, и вроде бы взяла, да сквозь пальцы. Стёкла полетели на пол и раскололись на мелкие осколки. То был дурной знак.

Долю секунды никто из них не двигался: все смотрели на талисман. Не хватало лишь Трелони, чтобы прокомментировать произошедшее. Гермиона перевела рассеянный расфокусированный взгляд на свои пальчики, судорожно вдохнула и рванула назад. К Снейпу. В эту жуткую секунду стало плевать на всё: на спектакль, на слухи, на витражи. Северус Снейп невиновен!

Из зала в кулисы, от них она влетела в гримёрку, оттуда промчалась в маленькую комнатку — среди взволнованных ребят нигде не было его. Сердце колыхалось, будто погремушка в руках капризного ребёнка. Если сейчас он не встретится, то всё пропало! Она помчалась за другие кулисы и не затормозила, увидев его со сценарием в руках, хмурого и недовольного. Со всех ног девушка влетела в мужчину и отчаянной хваткой впилась в плечи.

— Шарль, он хочет арестовать вас, профессор! Скорее уходите, забирайте Тинки, сами-знаете-кого и уходите, ибо он блефует, он роет для вас, он всё связал и явно неправильно! Не смотрите так на меня, прошу вас, уходите! — зашептала она мольбу, но профессор Снейп смотрел на неё, пробегая глазами по личику, должно быть, как пробегаются взглядом по родственной душе, когда впервые встречают, а затем прошептал словно в насмешку:

— Вы перестали меня дичиться, мисс Грейнджер.

— О, да будет, профессор! Времени совсем немного!

Он усмехнулся и выпустил паникующую царицу из полуобъятий.

— Успокойтесь и готовьтесь выступать.

— Но, сэр!

— Гермиона, придите в себя. У нас игра, не срывайте её. Вы, кажется, понимаете меня с полуслова, — на этом он кивнул, лаская тёплым, но сдержанным взглядом совсем растерянную и почти возмущённую девушку, и направился к сцене.

Спектакль начался успешно. Даже Рон не забывал роли, и мистер Шарль, сидящий в зале рядом с Макгонагалл, одобрительно кивал. Джиневра лебезила перед Клеопатрой, как могла: она и преклонялась, и руки целовала, и улыбалась, но в роль так и не входила. Это Шарль заприметил тоже. Её некогда отличительная игра, игра подающей надежды актрисы, ныне заменилась невзрачными движениями и невыразительной, лихорадочной речью. Она нервничала, и это видел даже первокурсник. Она волновалась, жевала щёки и кусала губу. С ней случилось и то, над чем смеялась совсем недавно сама она, — её ручонки дрожали.

Мисс Уизли как подменили, однако поднос с бокалами рыжая поднесла уверенно, с почти что материнской заботой.

Однако привлекало взгляд не это. Будучи магглорожденной, Гермиона не переставала удивляться магическому мастерству. И когда Макгонагалл успела? Чары трансфигурации сотворили невероятное с жидкостью! Они насытили вишнёвый сок, почти компот, оттенками одного из самых тёмных вин — бордо! Во всяком случае её пузатенький бокал содержал в себе если не желчь, то точно чернила! Неужели в Древнем Египте уже тогда выдерживали этот сорт?

Гермиона не успела удовлетворить своё любопытство и довести мысль до конца. Настала минута её строк.

Рыжая поклонилась и вернулась за кулисы скорее обычного, она спряталась за шторкой с несвойственной ей бледностью и с ужасом вгляделась на сцену, чего за ней никогда не наблюдалось. Гермиона совсем не замечала этого. Она постаралась поскорее вжиться в роль и гордо произнесла речь Клеопатры. Зал замер.

Одно из самых приятных чувств сцены — зрительская тишина. На еле заметных лицах пляшет палитра эмоций. Никто не дышит, глаз не отводит. В момент заворожённости актёры на мгновенье выходят из роли и алчно упиваются всеобщим затаённый духом, имя которому восхищение. И это чувство Гермиона скорее ощутила, нежели заметила. Она выдохнула и бросила робкий, будто и довольный взгляд на Снейпа, тот усмехнулся румяным щекам царицы и взял её бокал. Все не сводили глаз с нашумевшей пары. В двух владыках они искали профессора и студентку, но едва улавливали их присутствие.

— Отпьем же за победу из кубков наших,

но так, чтоб ты пила за Рим, я — за Египет.

Импровизация стала сюрпризом не только для Гермионы. Они репетировали не так! Профессор взял её бокал, а зритель и не заметил, почти никто не заметил! Неужели это изменения в сценарии? Или на то прихоть профессора?

Она улыбнулась и взяла римский кубок. Возвышающийся голос Снейпа прогремел по залу:

— Да, да. Объявим им. А к ночи пусть

Их шрамы от вина́ побагровеют.

Пойдём, моя царица. Не иссякла

Ещё в нас сила жизни. В бой я ринусь,

И восхитится смерть, что столь же страшен

Мой меч, как страшная её коса! *

Снейп жадно впился в стеклянный бокал, его кадык лишь дрогнул пару раз, в глазах мелькнула ясность, перетекающая в странную настороженность. Ещё секунда, и его рот плотно сомкнулся, лицо отдалилось от напитка, а изучающий взор устремился к Клеопатре и каплям на губах.

А меж тем начался четвёртый акт. Актёры мелькали то за кулисами, то на сцене. Цезарь ругался, строил козни с Лепидом, обсуждали мир, войну и сговор. В гримёрках — суета. Одна Трелони ходила мрачной и молчала.

Стоя вместе с профессором за кулисами, ожидая, пока Гарри и Рон завершат сцену, Гермиона услышала тяжёлое покашливание. Затем ещё и ещё. Оно сиплым, глухим спазмом донеслось до ушей, но никто не обращал на него никакого внимания. Снейп позади возился с булавками на красном плаще и презрительно кривил губы, словно не ткань, а клешни сомкнулись вокруг его шеи.

— Сэр, всё хорошо? Может, стакан воды? — пролепетала взволнованная девушка. — У меня тоже сегодня весь день першит в горле, и хоть ты тресни, ничего с этим не могу поделать! Волнуюсь сильнее, чем перед ЖАБА!

Профессор замер. С нарочитой медлительностью он сбросил раздражающий плащ, зачерпнул глоток воздуха и, пристально вглядевшись в её тревожные глаза, сморщил нос. Казалось, ему было не до этого.

— Наш выход, — бросил он хрипло, прочистил горло и за запястье вытащил возлюбленную царицу из-за кулис.

Актёры произносили реплики, расхаживали по сцене, ругались и проклинали, всячески умоляли Антония не воевать и тотчас за спиной плели интриги. Лишь только Энораб, верный слуга триумвира, вёл с господином искренний разговор. Без лебезений, лести и притворств он говорил почти на равных. Как друг он дал тому совет. Все замолчали. Играя думу, Снейп опустился на скамью, оперся на колени, скрывая недомогание, и осмотрел холодным прищуром зал. В свете софитов его глаза горели адским пламенем. Он жёг нечеловеческой силой зрительный взор, однако никто не догадывался, что та самая сила разрывала ему горло и грудь, что она резала и выжигала ему лёгкие и гланды и заставляла чувствовать во рту кисловатый металлический привкус. Годы службы у Тёмного Лорда научили его стойкости. Эта боль была временно слабостью, а как и всякая слабость в Северусе, она вызывала гнев.

Он мотнул головой с оскалом.

— Энораб, скажи… Так он от поединка отказался?

Семикурсник невозмутимо кивнул, рассматривая «чёрную дыру портала», как многие, начиная со Станиславского, именовали зрительный зал. Дело в том, что, вживаясь в роль, актёры и вовсе забывают о сцене. Вокруг духота, от стен египетского дворца бьёт жаром, словно от печи, каменные, исписанные иероглифами колонны залиты солнцем. Вот царица, вот её любовник, пара слуг, вино, хлеба, наложницы, танцовщицы и рабы. Гармония властвует в этом древнем царстве, как резко нечто чёрное и страшное разрастается совсем рядом, раскрывает бездонную пасть, а в ней сотни глаз наблюдают за жизнью, затягивают своим вниманием назад. Образы тотчас рушатся. Холодная реальность, запах сцены и занавеса топят воображаемую жизнь. И всё. Образ убит.

Если профессионал легко возвращается в образ, подавляет этот жуткий потусторонний портал, то новичкам, уловившим древний мир скорее по случайности, нежели от мастерства, ничего и не остаётся делать, как трепетать перед этим роком. Неудивительно, что неопытных такой монстр пугал. Он затягивал и путал строчки, мысли многих эта бездна уводила от сцены, и играющий слугу юноша вздрогнул, не получив ответа. Он поймал себя на мысли, что таращится на Шарля, что колени почти не держат и что он отвлёкся от сюжета. Пауза затягивалась, и по его лбу скатилась капелька холодного пота. Неужели он упустил в такой решающий момент фразу? Побледневший обернулся, от напряжения спина одеревенела, а ладони сжались в кулаки, ведь он точно не мог ничего пропустить и прослушать!

И действительно, так долго молчал Снейп. Едва заметны были пульсирующие вены на изуродованной шрамами шее, вздувающиеся, как от агонии, ноздри и дёргающееся в спазмах горло. Профессор бледнел и словно не дышал.

Семикурсник уже собрался шагнуть к нему, как услышал уверенную и надменную реплику Антония:

— Почему?

— Он в десять раз счастливей,

Нельзя ж вдесятером на одного… — выпалил на автомате растерянный юноша, не переставая таращиться на профессора.

— Ну, завтра я на суше и на море

Ему дам бой. — Снейп встал, расправив гордо плечи, и уверенно направился к Гермионе, но всё вдруг резко потемнело в его глазах, и ему пришлось схватиться за деревянный столик, который, к счастью, повстречался по пути. Поднос с кубками пошатнулся. Раздался звон, всё попадало, и Снейп прикрыл глаза, беря себя в руки. Он непринуждённо развернулся, оперся бедром о стол и бросил смелый взгляд на актёра. — Иль я живым останусь,

Иль, умирающую честь омыв

Своею кровью, бессмертье дам ей.

А ты в бой рвёшься?

Для актёров всегда страшно, когда в решающий момент спектакля забывает строчки второстепенный персонаж. Многочисленные репетиции входят в систему, а те в привычку, и неправильное звучание реплик разбивает картину образов. Когда же так делает главный герой — это выбивает из колеи всех. Когда путает реплики Снейп — это катастрофа всему. Зритель же — ничего не замечающий народ, из которого всего единицы знают трагедии Шекспира слово в слово. В зале насторожился один лишь Шарль, на сцене — абсолютно всё. И если манёвр с бокалом удался, то ныне не ложилась рифма.

Над сценой взвился невидимый, но ощутимый шар неизвестности. Раздался истеричный смешок Энораба, ведь сам актёр не мог ни в роль уже вернуться, ни унять своих тревог.

— Я в схватку брошусь с криком:

«А, пропади всё пропадом!», Антоний!

Пока отвечал семикурсник и тем самым приковывал к себе внимание, Снейп содрогнулся от нового спазматического приступа, скользнул ладонью по столу и бросил на неё затуманенный взгляд. Под пальцами отчётливо виднелся алый вишнёвый сок и чёрная, как желчь, лужа «бордо». Хоть зрение у Северуса и упало, он различил, где яркий сок мисс Грейнджер, а где его коктейль.

«Её не отравили!» — пронеслось райским удовольствием в мыслях Снейпа, как на глаза вновь опустился мрак.

Гермиона поймала ещё горящий взор профессора и слабую, кривоватую усмешку, скользнула взглядом по столу, по соку и реагирующей жидкости, и ужасное понимание происходящего сложилось в её голове. Так бывает во время цунами, когда гуляешь по берегу и понимаешь, что волна накроет всё равно. Это лишь вопрос времени, эвакуироваться поздно.

— Шутник! — бросил сипло и как-то довольно Снейп и направился к Гермионе. —

Созвать сюда моих домашних слуг чрез четверть часа!

С этой минуты всё пошло не по плану. Гермиону затрясло от паники. Они закончили сцену на середине, сделав её бессодержательной, а по залу пошли шепотки. В уголке губ профессора сверкнула капля алого вина́ и стекла быстрой дорожкой к подбородку. То было совсем не бордо, а кровь.

Снейп подал руку с настолько властным и настороженным взглядом, что Гермиона не смогла сопротивляться. Она и сжала ладошкой тонкие холодные пальцы, и увести себя позволила медленно, величественно. За кулисами Снейп закашлял в кулак, сжал в последний раз руку Гермионе и отпустил.

— Будь рядом с ней, — рявкнул хриплым, почти севшим голосом профессор и, хватаясь за грудь, едва дошёл до той самой дверцы, которая иногда появлялась и служила запасным выходом в коридор. Уяснив инструкцию, Невилл тотчас схватил Гермиону в объятия. Она забрыкалась.

— Невилл! Отпусти, немедленно отпусти!

Дверь хлопнула. Её осветила магия, означавшая, что Выручай-комната убирала запасной выход. Девушка вскрикнула.

— Тебе нельзя за ним идти, он так попросил… — буркнул Невилл в растерянности. Пока ничего не понимающий, он выполнял приказ.

— Нет! Отпусти!

Она царапалась, толкалась, вырывалась, но Невилл попросту заламывал руки и молил никуда не ходить.

— Не понимаешь! Ты не понимаешь, идиот ты редкостный! Какой из тебя помощник?! Отпусти!

— Да что? Что я не понимаю?

— Он кашляет кровью! Ему нужна помощь! Его отравили! Скорее всего, ещё один яд организм попросту не выдержит, Невилл! — закричала Гермиона и тихо взмолилась, — прошу, Невилл. Он умирает…

Только когда на её глаза выступили слёзы, а её маленькое хрупкое тельце содрогнулось истерикой, до Невилла дошло. Он сжалился, вздохнул как-то смятенно и разжал ладони.

— Беги к нему, а я… — заикалась Гермиона от боли, — я за Помфри!

Она не осознавала, как выбежала на сцену, как промчалась мимо Цезаря и Липида, как спрыгнула к жюри. Её слепил яркий холодный свет, делающий слезы хрустальными для всего зрительного зала. Она щурилась, всхлипывала, вглядывалась, искала и тряслась. Тысячи глаз уставились на неё. Гарри и Рон пораскрывали рты, завидя трясущуюся в истерике, скованную, желающую сжаться в маленький несчастный комочек подругу.

Если у насекомых отработана система взаимодействия, если одна пчела влетает в улий и ведёт себя как-то не так, весь рой выходит на защиту мгновенно. У людей всё иначе. Сначала они впадают в ступор, начинают перешёптываться и глазеть, а уже после поднимают всеобщую тревогу, но только для того, чтобы спасти себя самого. Никто не помог Гермионе Грейнджер. Спустя несколько долгих секунд, она, найдя среди членов жюри колдомедика, впилась коготками в её руку и пропищала:

— Он умирает!

Только обитатели Хогвартса понимали, кто такой этот «Он» для Гермионы Грейнджер.

После того как Мадам Помфри убежала с напуганной актрисой, спектакль прервали, бокалы помыли, а сценарий Снейпа с правками Шарля так и остался лежать на столике за кулисами.

Примечание к части

* — У. Шекспир, наш любимый)

Уф, друзья мои, затянула с главой, тяжелая она) А я обещала сделать фанф светленьким, ха-ха-ха)))

Это еще не конец, нас ждет еще пару главушек *смеется громко и как-то по-злодейски*

Скажу вам, что Шарлюгу я всё равно люблю, а вот Джиневра... уф, она бесит даже меня! Ну куда она полезла? Ей-Мерлин, она удивляет меня, меняет все планы! Более того, эта мерзавка существенно так подпортила жизнь нашему снейджеру и не только *намекает очень бровями*. То, что сделала Уизли сейчас, лишь второй цветочек ее букета. Флорист-жизнь в каком-то хаосе закручивает последствия, да так, что я кричу и ай-каю

Котятки, делитесь впечатлениями, с удовольствием поору с вами, ибо теперь это не боггартик, здесь даже я боюсь.

У каждого бывают минуты глубокой тревоги, когда сознанием владеет полная растерянность; люди говорят первое, что приходит на ум, и часто не совсем то, что нужно. Из-за этого Квентин усиленно думал. Он подбирал слова и аккуратно вёл тему, старался не переборщить и донести информацию до каждого.

— …Во время кризисных ситуаций принято говорить… Иначе поднимается всеобщая паника, а журналисты угрожают загрызть каждого, кто попадётся им на пути. На алтарь сенсации они готовы принести любую жертву. Как пресс-секретарь, друзья мои, я успокоил всех вчера, сказав, что у профессора Снейпа начался аллергический приступ, и что с ним всё в порядке, и что его сознание в норме, и что Поппи — мастерица и спасительница, и ангел, и прочее и прочее. На самом деле это не так, — Шарль прошёлся по кабинету, в котором собрал актёров, за исключением Снейпа и Гермионы. Его печальный взгляд бегал по стенам, словно изнутри грусть разрывала грудь, а сам он отказывался в это верить. — Буду с вами честен и крайне серьёзен, а потому ожидаю, что лишнего вы не раскроете посторонним. Наш Хогвартс претерпел кризис вновь, и мы все должны поддержать школу и директора Макгонагалл. Мне больно говорить это, но долг перед вами того требует. Вчерашней ночью профессор Снейп скончался.

Лаванда Браун, которая ещё недавно возмущалась, что её грандиозный и обещающий быть прекрасным выход прервали так некстати, вскрикнула и заморгала, Рон потрясенно замотал головой, Полумна опустила печальные глаза в пол, а Невилл сжал её руку.

— Как? Да нет… нет… быть не может… Нет! — вскочил раздосадованный Гарри Поттер. Как правило, все известия, приходившие ему о смертях, не таили ошибок, но почему-то всякий раз он отказывался верить в это. — Нет, нет, нет! Что за чертовщина?! Где тело?! Нет его, значит, и смерти нет! Где директор Макгонагалл? Она ничего не сказала, а значит, вы могли ошибиться, мистер Шарль. Нет… Нет, он жив! Что сказали в Мунго?! Вы, должно быть, сами не знаете, а сейчас просто высказываете свои догадки! Ответьте, что не знаете!

Но для незнающего Шарль был слишком убедительным.

— Гарри, успокойтесь, пожалуйста, сейчас я объясню…

— Что объясните? Смерть? Нет, я не верю… не умер он! Нет… А как же газеты? — ухватился Гарри за последнюю надежду. — Не утаишь же смерть такого человека, как он, произошедшую в школе, на фестивале, средь бела дня! Да и если профессор умер, то… — Гарри тряхнул головой, — почему только нам говорите? А как же остальные? Или вы считаете, что странный пиар важнее памяти о человеке?! Да Северус Снейп, как никто другой, заслуживает, чтобы его почила вся школа. К чёрту фестиваль!

— Мистер Поттер, своими громкими словами вы привлечёте внимание…

— Плевал я!

— Гарри, успокойтесь…

— Он не умер!

— Умер.

— Нет!

— Увы.

— Но нет! Отчего?

— Аллергический приступ вызвал кровотечение. Северус Снейп скончался от потери крови. Тот сок был маггловским и содержал компоненты, к которым после укуса Нагайны организм не был приспособлен. А как выяснилось, ваш профессор не особо любил соки, потому-то не знал даже он сам. Сожалею… Потери всегда тяжелы.

Сначала Гарри впал в досаду, потом — в растерянность; мысли в его голове словно остановились, а затем будто кто-то расколол этот ступор и мощная волна безысходности обрушилась на него с головой. Гарри сжал кулаки с быстротечной, но сильнейшей яростью, знакомой только сиротам, обретающим семью и вновь её теряющим. Его мрачность не предвещала ничего хорошего. Наверняка произошёл бы магический выброс и что-нибудь хрупкое и особо тонкое взорвалось, если бы не тихий всхлип. Одна из слизеринок, пухленькая и хорошенькая Китти, принадлежащая к числу тех хохотушек, которые любовались игрой Снейпа и Гермионы, плакала.

Гарри посмотрел на неё пустым взглядом, сел рядом и обнял дрожащие плечики, привлёк к себе и прикрыл глаза. Разговор друга продолжил растерянный Рон.

— Не может же так быть, мистер Шарль… Да и сок был маггловским… Самым обычным… Они что, идиоты, эти магглы?

Квентин склонил голову к плечу. До чего же тоскливы сделались его глаза! Он сглотнул, а затем принял неестественно ровную осанку.

— К сожалению, это так. Мадам Помфри лично засвидетельствовала, Рон. А что до магглов, то какое им дело до волшебников? Они даже не верят в нас…

А впрочем, уже поздно. Северуса Снейпа это не вернёт… Нам всем придётся принять это. Пожалуйста, постарайтесь… Нам больше ничего и не остаётся… Поскольку весь фестиваль остановили на неделю, вам разрешили съездить домой и отойти от всего этого. Мне самому до чёртиков тяжело… — он потерянно хмыкнул и собрал свои блокноты. — Извините, у меня ещё много работы со Скиттер. Надеюсь, вы поведёте себя достойно, молодые люди, и действительно никому не расскажете. Я бы мог и смолчать, но я слишком люблю вас и слишком доверяю. Снейп был вашим профессором и коллегой. Вы должны это знать.

— А остальная школа? — выплюнул Гарри с презрением ко всему, относящемуся к пиару.

— Пожалейте директрису, Гарри! — взмолился Квентин.

— Сэр, а можно вопрос? — спросил Невилл, хранивший спокойствие. Ведь что-то да и он начинал понимать за шесть месяцев общения с профессором Снейпом. Шарль наградил особым вниманием юношу и медленно покачал головой.

— Но, сэр! Это важно!

— Прошу, не сейчас.

— Как же те авроры?!

— Я сказал «нет».

— Которые ходят в Подземельях…

— Невилл, избавьте…

— …и обыскивают профессорские покои? Зачем они, мистер Шарль?

— Мистер Лонгботтом…

— Они кого-то подозревают, да? Да? Неслучайность, да? Ну пожалуйста! Вы же крутитесь там, в педсоставе, вы наверняка слышали…

— Это вам необязательно знать, — выдохнул Шарль и отвёл глаза, ненадолго замолчав. — Но, раз уж задали, ваше любопытство я удовлетворю. Никто не должен догадаться, что они авроры. Это такие же гости для студентов и хогворчане — для гостей, ясно? И да, версия такая была. Им казалось, что кто-то умышленно вызвал приступ, но это пустяки. Они уже закрыли дело как несчастный случай. Комнату как бы обыскивают, да так, для галочки, и только. Потом, вот увидите, они обойдут Хогвартс и разъедутся, сославшись на несчастный случай. К сожалению, наш аврорат работает не так, как хотелось бы…

Шарль зажмурился, выдавливая не улыбку, а болезненный оскал. Казалось, бессилье и скорбь теперь проникли и в сердце и безжалостно режут его, что и он сам ещё до конца не верит в произошедшее. Как только в глазах пиарщика сверкнули слёзы, он вышел.

Первые минуты казались похоронными, будто все очутились на кладбище и слова излишне. На самом же деле их попросту не было в головах шокированных детей. Ещё вчера профессор Снейп снимал баллы и играл с ними на одной сцене, а сегодня его не существует. Смерть — штука странная. Когда она уносит кого-то из знакомых, делается необычно, хоть и не так больно, как близких. Непонятно, как это: был человек, а вот его уже и нет, вы с ним никогда не встретитесь, он не назначит вам отработку и не досадит?! Куда исчез он? Что будет со всеми остальными, когда они последуют за ним? Странно.

За тысячелетия никто так и не ответил на эти вопросы, и это пугало ещё больше.

На студентов спустились воспоминания войны. То, что они победили и выжили, никак не уберегало от гибели, и доказательства тому — Драко, Панси, Снейп.

Лаванда вскочила, а её маленькие, тонущие в щеках глазки забегали от испуга.

— Меня, конечно, не трогает Снейп, но всё это жутко. Я… Я сваливаю, кто со мной?

— Я… — промолвил кто-то. — Жалко Снейпа, хоть он и был ещё тем паршивцем, но, как говорится, судьба и на печке найдёт.

— Да! — согласилась Браун. — Он всё равно нежилец после Нагайны. Нечего ему было метаться со стороны на сторону!

— Да и хорошие каникулы устроил… — сказал кто-то с сардоническим весельем и хотел что-то прибавить, да Гарри сделался страшным.

— Лаванда, повтори, что ты сказала? «Снейп метался со стороны на сторону», да? «Судьба и на печке найдёт», да? Какая же ты тварь! Что б ты знала, он спасал твою жалкую шкуру, рисковал ради таких, как ты, как все вы. И вы радуетесь каникулам? Не по себе вам, да? Да?! — повысил шипение Гарри и оскалился. — Пошла вон. Все пошли вон, кто рад его смерти!

— Но, Гарри…

— Я вышвырну тебя из Хогвартса, Браун. Убирайся.

Вновь замолчали, и первой хлопнула дверь за Лавандой и её младшими шестёрками. Повставал и весь седьмой курс, но те, кто лично знал Гарри, не шелохнулись. Из боязни они и слово не выговаривали да долго таращились на героя. Никто бы не ответил, как много времени прошло с тех пор, как бурлящий гнев в зелёных глазах затих, лицо Гарри побледнело, а челюсть расслабилась. Слышались только всхлипы Китти, и почти осязалась боль Поттера.

— Кто-нибудь знает, где Гермиона? — спросил подавленный Гарри и кашлянул, чтобы не выдавать страдания, прожигающее душу. Они ведь сблизились со Снейпом, и того тоже взяла смерть, какая-то жалкая аллергия! Все, кто становился близок ему, погибали! Родители, Сириус, Люпин, теперь и Снейп. Поттер ушёл в себя вновь и даже не понял, на какой вопрос ответил Невилл.

— Скорее всего, с ним… Бедняжка… Пойдёмте… Я надеюсь, что Гермиона не спятит от всего этого… Профессор был… Хорошим человеком, однако мне кажется, что-то здесь не так. Шарлю, видимо, никогда не быть аврором. Не понимает он, что так просто смерть не оставят, согласны? Глупец ли тот, кто водил за нос Волан-де-морта? У Снейпа не было аллергии. Здесь кто-то постарался, и авроры затеяли какой-то план…

— Так, его что, серьёзно, траванули?! — изумился Рон. Гарри вздрогнул.

— Я никуда не еду. Мне нужно увидеть его… — прошептал Поттер.

— Да и узнаём, что на уме у этих авроров, да и Гермиону выловим. Кто с нами?

Инициативу Лонгботтома поддержали только друзья и Китти. Никто не желал ни вляпываться в приключения, ни тратить законные каникулы. Как можно скорее разошлись все остальные, схватили чемоданы и воспользовались последним подарком Слизеринского Ублюдка — разъехались.

Гарри, Рона и Невилла не пустили в больничный блок, и друзья решили не тратить время напрасно: выведали минимальную информацию у авроров, обошли несколько раз за́мок, притащили осколки, которые нашли у подножья Астрономической башни, и только тогда уселись под дверью в больничное крыло, словно объявили голодовку. Либо им отдадут Гермиону Грейнджер, либо их пустят самих, либо они не сдвинутся в эту ночь с места.

Они просидели до утра.

Из остального актёрского состава разъехались почти все, но в Хогвартсе нашёлся ещё один актёр, вернее, актриса, которая опоздала на поезд, у которой всё ещё шкаф был полон вещей, а в голове царила смута. Всякий раз, когда эта девушка пыталась паковать чемоданы, она начинала метаться от стены к стене, сжимать волосы и изредка хватать вешалку и бросать вместе с платьем в чемодан. Она словно спешила уехать, но никак не решалась. То была Джинни Уизли. Одежда на ней намокла липким потом, от потрясения глаза покраснели и почти не моргали. Её не колотил, а лихорадил изнутри дикий животный страх. Всё, что могла соображать опустившаяся до зверя девушка сейчас: убийство человека не сойдёт с рук. Она виновна, и теперь точно не сбежать! Её посадят в Азкабан и назначат встречу с Дементором!

Она задыхалась и только бессвязно шептала:

— Всё хорошо, всё просто хорошо! Успокойся, это правильно. Да. Нет… Да… Он убил на войне больше. Он Пожиратель! Он прикрывает эту суку Грейнджер! А я отомстила. Так ему и надо! Кто ж знал?.. Нет, я невиновна! Меня просто не имеют права ловить! А скольких он повалил, когда лебезил перед Волан-де-мортом? А скольких пытал? А Люпина как предал? Завистливый гад! Поделом! Да, именно так!

Одержимая собственным успокоением Джиневра перешагнула распахнутый чемодан, схватила маленький рюкзачок и выбежала в коридор, думая только о флаконе яда, который промыла и сбросила с башни. По крайней мере у неё было алиби, да и сам Шарль сделал правки в сценарии! Улики указывают на него! Она ни при чём! Это у того явно зуб на Снейпа. А ежели так, то она жертва обстоятельств!

Она скользнула к лестницам гиеной. Не многие знают, что шляпа зачисляет в гриффиндор не только львов и львиц. С нервным оскалом рыжая незаметно прошла среди студентов, которые, словно околдованные, не замечали преступницу. Она миновала с замирающим сердцем зал. За ней никто не следил, но некто всё равно преследовал её. Для многих этот пожирающий изнутри грызун становился началом поражения, но такая, как Джиневра Уизли, всё ещё могла сбежать и уцелеть, остаться прежней и не поддаться собственной совести. Девушка прошла аппарационный пункт, у которого беседовали пара незнакомцев, покуривая сигареты. Уже стемнело, она не видела лиц, а они — маленькую фигурку. Сердце стучало от страха за собственную шкуру. В мыслях — только дом. Там не найдут. Если бы ей сказали, что авроры поставлены неслучайно, если бы ей раскрыли план Шарля, то она бы завопила от ужаса и, скорее всего, упала без чувств. Но Шарль никогда никому не раскрывал карт. Авроры получили приказ не ловить студентов, так как все, кто нужен им, не смогут выйти.

— Я всегда знал, что Шарль схватит этого мудака за яйца. Мда, долго же он охотился.

— А вжился-то как, а? Эти кретины думают: он пиарщик, да так и не скажешь, что из отдела особых ищеек.

— Хах, да! А ты только представь, какие он ходы прокрутил. В Хогвартс народ съехался из-за его выходок! Ловко же…

Услышав отрывочно фразы, девушка рванула прочь. Она помчалась по границе запретного леса, а в голове билось воспоминание о том, что Шарль уже словил её, что он всё знал, что тогда учуял, а сейчас всё связал! Она сама налетела на него после того, как флакончик упал в бокал Грейнджер!

Джиневра углубилась в лес. В отличие от Гермионы Грейнджер, она не знала, что на самом деле Снейп всё ещё жив.

После того как Помфри и Гермиона обнаружили Снейпа, Невилл подозвал эльфов. Совместными усилиями перенесли раненного в больничное крыло. Состояние Северуса было паршивым: из губ сочилась кровь, в глазах, тёмных, как дно озера утопленников, стоял предсмертный блеск. Поппи осмотрела его и, удостоверившись, что пульс отчётливо бьётся, капли ледяного пота стекают со лба на шею и кровь течёт не из носовой полости, велела приподнять его, положить под голову две подушки и обнажить грудь, чтобы облегчить дыхание. Гермионе велели уйти в кабинет Помфри и связываться с Мунго, пока сама Поппи принесёт необходимые зелья. Каминная сеть в центральной больнице работала быстро, но, как только Гермиона рассказала, что случилось, оказалось, она тратила минуты понапрасну. Все патрули оказались заняты и не могли к ним ни приехать, ни аппарировать. Везти же Снейпа в Мунго запретила Помфри. Перемещения ему противопоказаны, да и магии на долгую левитацию не хватит даже у всех домовиков Хогвартса.

Северус потерял сознание, а вместе с тем и способность дышать. Поппи пришлось чарами поддерживать дыхание через нос, пока изо рта вытягивали комки крови и вливали снадобья. Поскольку поражение было в лёгких и желудке, Северуса лечили зельями и всеми возможными гадостями, связанными с безоарами: камнями, настойками и разведёнными молоком порошками. Повезло, что год назад его укусила Нагайна. Её пронзительный яд послужил тренировкой для нового удара, а потому теперь Снейпа нельзя было отравить. Опасным симптомом являлось лишь то, что яд — парализующий и вызывал обморок, а от подобных обмороков не всегда приходят в чувство. Кроме того, раненый слабел от потери крови, которую всё никак не могли остановить.

Мадам Помфри выдохнула ближе к полуночи, когда удалось нормализовать состояние Северуса и поднять температуру тела. Поппи приказала ребятам выбросить кровавые бинты и помыть руки, а затем уходить. К тому же явилась Макгонагалл, которой всё же удалось вырваться из пут Шарля и репортёров, которые или записывали слова за тобой, или сочиняли дурость.

Поппи с Минервой вели долгую беседу в кабинете, Невилл вышел в коридор, но Гермиона порог так и не переступила.

— Я нужна профессору здесь… А ты, если сможешь, свари побольше кровоостанавливающего. Их готовить два дня, да ты и сам знаешь… Но запасов может и не хватить, поэтому лучше подстраховаться…

Невилл пообещал пледик, но вместо этого прислал тяжёлую тёплую мантию Северуса с запиской, что всё будет хорошо. Укутавшись в неё, Гермиона не успела подставить поближе к кушетке стул, как её пальчики впились в спинку, костяшки побледнели.

— Мисс Грейнджер, вам, кажется, нужен отдых. Разве мадам Помфри не велела вам уйти? — послышался тихий, но строгий голос Макгонагалл. Точно так же этим хорошо скрывающим отчаяние тоном её выгнали год назад, когда Снейп лежал в коме.

Гермиона опустилась на сиденье, так и не разлепив пересохшие губы.

— Мисс Грейнджер, я обращаюсь к вам. Десять баллов с гриффиндора за игнорирование преподавателя.

Молчание продолжалось.

— Неужели вам неясно, что вы гробите ещё и своё здоровье?

Гермиона смотрела на бледное лицо Снейпа.

— Беспредел какой-то! Мадам Помфри, помогите мне вытащить её, мисс Грейнджер явно не в себе…

Но колдомедик не двинулась и криво усмехнулась.

— Не помогу, пускай девочка поддерживает…

Даже близких выводят, когда больной идёт на поправку, однако всех собирают у смертного одра. Гермиона приковалась взглядом к вынесшему приговор рту. Верно говорят, слова не старят человека, что они всего лишь набор символов, несущих смысл. Содержание одной лишь фразы ударило по всем троим, и наступила тишина. Гермиона почувствовала, как стоит у края преисподней и что мрак оттуда медленно ползёт к её ногам, что почти такими же щупальцами, как в кладовке, обвивается вокруг ступней и медленно тянет упасть в отчаяние.

Она теряла надежду.

— Ах так, тогда я сама её вынесу! Мисс Грейнджер, вам здесь нечего делать! Или вы хотите встретиться с дементорами, юное дитя? Не глупите! — раздосадованная Макгонагалл сделала два угрожающих шага, но, увидев палочку Гермионы, застыла и с изумлением уставилась на студентку.

— Как это понимать?!

— Я не выйду отсюда ни по своей воле, ни силой… — прошептала совсем тихо подавленная девушка и, взяв ладонь профессора, переплела их пальцы. — Я нуждаюсь в Северусе не меньше, чем он во мне, а потому прошу вас, не вынуждайте… Лучше подумайте о словах Шарля и том третьем случае, когда дело срочное, а подозреваемый в коме, — с прерываниями, будто с каждым словом заставляли глотать осколки, говорила Гермиона.

Поппи взялась за очистку пустых флаконов, пока Минерва, находясь в ступоре, таращилась на сплетённые пальцы профессора Хогвартса и студентки.

— Минус пятьдесят баллов, мисс Грейнджер, нет, для такой нахалки, как вы, это слишком мало. Сто! Мисс Грейнджер, сто баллов! Вот, до чего вы докатились!

Она вышла, хлопнув дверью, вся в бешенстве, в какой-то родительской злобе. Если гроза и разила сейчас, то непременно бы в душе директрисы. За последний месяц на её долю пришлось немало волнений: раненный Драко, поцелуй Северуса и Гермионы, неведомые существа, наводящие страх на блуждающих в коридоре, вопли Клэр, шантаж Дошмона, аврорство Шарля, отравление Северуса, а теперь Гермиона, её почти что дочь, её ангел, малышка, невинное дитя, воспротивилась уходить! Она не просто заупрямилась, но и достаточно ясно дала понять, что даже под угрозой само́й Авады больничное крыло не покинет.

До этого дня Минерва Макгонагалл не была побеждена испытаниями судьбы. Каверзы, проблемы, препятствия не сломили её, не заставляли отступать. Казалось, что её совесть, закалённая поганой жизнью, хогвартскими тайнами, войной и неуправляемыми студентами, в борьбе со всевозможными бедствиями неодолима. Но если бы теперь кто-нибудь заглянул в глубь её души, то признал бы, что та ослабевает.

Из всех мук, которые она перенесла во время тяжких моральных дилемм, эта му́ка была самой страшной. Она согласилась отдать Поттера Воландеморту ради спасения человечества, но Гермиону Грейнджер она защищала бы не слабее волчицы. Говорили, у Минервы не было детей. Они ошибались. Гермиона Грейнджер — её дочь. Необязательно иметь кровную связь с человеком, чтобы испытывать родственную привязанность. У Макгонагалл не сложилась семейная жизнь, она была глубоко несчастна в этом вопросе, хоть и всячески отрицала. А потому-то всю свою нереализованную материнскую любовь она направляла одной маленькой зубастой лохматунье, которая тянулась к знаниям, как когда-то в детстве влеклась сама она; дарила заботу, чтобы малышка не испытывала тоски по родителям. И поскольку Макгонагалл считала себя второй матерью Гермионы, не было ничего удивительного, что она желала своей девочке счастья.

Какая мать пожелает дочери мужчину, старше на двадцать лет? Минерва любила Северуса, но здорово знала, что Гермиона слишком хороша для него, что с ним девочка спустя год сделается несчастной и серой, как мышь. До поры до времени юных дев захватывают опытность и серьёзность, и рано или поздно им, конечно же, захочется развлекаться, а время веселья Северуса давно прошло.

К тому же ей казалось безнравственным, что профессор и студентка увлеклись друг другом. Всё это было неправильным, а неправильное проходит быстро. Как только Гермиона закончит Хогвартс, связывающее их желание прервётся. Если магниты отдалить слишком сильно, тяга исчезнет, и Гермиона сделается ещё несчастнее, чем была месяц тому назад.

Но основной протест заключался не в этом. Снейп ходил по лезвию ножа, в одну секунду он герой, в другую — заключённый в Азкабане. Любое тесное общение с ним бросит тень на добропорядочность Гермионы, на неё падут подозрения.

Да и в конце концов, сам Снейп уязвимее с ней.

Макгонагалл видела, как заведомо неправильные отношения студентки и профессора приведут двух дорогих ей людей к великому горю. Одного в Азкабан, другую к позору. А этого Макгонагалл позволить не могла.

Но не могла она и долго злиться.

— Сто баллов гриффиндору, — вылетело из её губ тихо и невольно. То говорила совесть, и именно она, сломленная, шептала, что Поппи ещё никогда не оставляла посторонних с пациентами и что никогда и никто не лежал у неё при смерти.

Макгонагалл прикрыла глаза, а веки задрожали от внутреннего напряжения. Когда раздался стук в дверь и вошёл с довольным рылом Дошмон, она швырнула шкатулку с рунами по столу. Министр по-девичьи вскрикнул и поймал драгоценность.

— Да вы спятили, что ли?! Я вам позволил взять их не для метаний!

У неё не осталось сил на разговор, но лёгкое самодовольство всё же мелькнуло в её глазах.

— Сделка отменяется. Их всё же случайно уронили, сэр. Деньги можете не стараться переводить…

Примечание к части

Аррр, ваша авторнесса бомбится то от сессии, то от фанфа)

Даа, Шарль красаава, великий обманщик и мой душка, хоть и немного мерзавушка)

Джинька...уу... промолчу, пожалуй)

Северуса в этой главе мало, он как бы не с нами, а вот Гермиона удивила даже меня! Угрожать палочкой, ох, опасно)))

И да, друзья, я не теряю наивных надежд на то, что успею дописать) Главное — вырубить водный режим Толстого и перейти на Тургеневский ;)

Если бы Гермионе показали начинающего актёра, который бы крепко спал перед первым в жизни спектаклем, она бы отдала все свои деньги. Если бы ей указали на возлюбленную, которая здоровым сном спит у постели любимого мужчины, находящегося на смертном одре, она бы плюнула той в лицо.

Гермиона Грейнджер не спала третьи сутки. На тумбочке рядом стоял запас Животворящего эликсира, флакончика из которого постепенно опустошались. Маленькая хрупкая ручка вяло потянулась за очередной порции бодрости. Переживания высасывали силы похлеще дементоров, а потому даже в студентке, имеющей иммунитет к бессонным ночам, росли усталость и подавленность. Она зевала, и с каждым разом зевание становилось слаще.

Профессор не приходил в себя, хоть близился обед. Он по-прежнему был бледным, но Гермиона с надеждой не переставала изучать его, шептать одобряющие слова и сжимать холодную руку. С тоской находили воспоминания, что когда-то длинные тонкие пальцы обжигали. В них теплилась жизнь. Теперь же слабый огонёк её мерцал разве что в сердце Северуса, окружённого мраком и холодом, как маленький каменный домик, занесённый снежной бурей. От жалости к нему слезы жгли ресницы. Она уткнулась лбом в обездвиженные ладони, и в эту болезненную минуту отворилась дверь, ворвался шум спора мадам Помфри и мягкий шелест Шарля.

— Сюда нельзя посторонним, сэр! Не смейте пренебрегать правилами больничного крыла!

— Да я не надолго.

— Запрещено! Куда вы лезете?! — запищала Поппи, как только Квентин уткнулся грудью в преграждающую пухленькую ручку.

— Это не займёт даже пяти минут…

— Нет!

— Ну, мисс Помфри, — проворковал Шарль, пользуясь знакомым отпетым льстецам методом. Раньше стоило появиться его ослепительной улыбке, как дамы млели, мужчины важничали от самодовольства и всё само собой работало на аврора, но сейчас перед ним стояла мадам Помфри, не изменяющая строгим правилам.

Шарль поначалу даже не поверил, вскинул бровь, и по мере угасания секунд, его лицо окаменело.

— Вы немедленно впустите меня, иначе я вправе задержать вас. Не усложняйте жизнь, — говоря это, он сверкнул перед стушевавшейся Помфри аврорским значком.

— Так вы по делу отравления Северуса? С ума сойти! — пролепетала Поппи, бегая взглядом между очаровательным мальчишкой и значком особой подготовки, говорящей о том, что она заблуждается и перед ней серьёзный мужчина, лучший в аврорском деле.

— И это тоже, — Шарль прошёл мимо зачарованной от изумления женщины. В руках у него сверкнула металлическая тонкая лента. Обычно такие побрякушки редко где встретишь, не всем аврорам их выдают и не на всех заключённых они имеются. Чаще всего, когда преступник оказывается в камере, за стеной которой летают изголодавшиеся дементоры, ни у кого не возникает мысли, что кому-то удастся сбежать. Однако после побега Сириуса Блэка, на особо сильных надевали не кандалы, а маленькие сверкающие ленты, означающие, что узник, если и сбежит, браслет не снимет и новую жизнь не начнёт.

С лентой на руке человек хуже маггла с жёлтым паспортом. Ему не от кого ждать помощи. Соседи сдадут в первый же день, прохожие шарахаются, даже в магазинах откажутся обслуживать, завидя браслет. А его и не скрыть. Магия просвечивается через любую одежду. Стоит аврору активировать браслет, как волшебство заключённого блокируется и уже тогда сбежавшему из Азкабана, перехитрившему дементоров, выжившему, ничего не остаётся, как сосуществовать с магглами меченным сквибом. Такова цена побега.

Квентин Шарль использовал такие ленты для власти. Он имел полное право арестовывать самых закоренелых воров и убийц и не утруждаться их контролировать. Им он позволял даже сбегать, но стоило щёлкнуть пальцами, как течение магии в человеке замирало, а ярко-красное запястье зазывало всякого аврора немедленно арестовать сбежавшего и доставить в аврорат.

— Ох, как это неожиданно, сэр! Сейчас я принесу карту Северуса. У него отравление. К сожалению, он до сих пор не пришёл в себя. Да что это я? Пройдёмте в мой кабинет!

Но Шарль не отвечал, не двигался, не дышал. Его взгляд был прикован к волшебной палочке, нацеленной на него, а в глазах полыхала лютость.

— Мистер Шарль? — переспросила Поппи и заморгала.

Аврор промолчал и в этот раз, а затем проследил за взглядом мисс Грейнджер. Если бы ненависть умела уничтожать мгновенно, у Шарля бы загорелась рука.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, что творите? — спросил Квентин. На его суровое лицо нашли мрачные тени, заходили желваки. Сейчас никто бы не узнал в нём очаровательного актёра.

Гермиона так и оставалась неподвижной.

— Как никогда прежде, сэр.

Какие-то минуты ничего не происходило, но если бы в этот миг присутствовал тот, кто зрел невидимое, то наблюдал бы он битву. В эту секунду сошлись два валуна, сцепились два королевских льва, слились две силы. Одно из них — отчаяние, второе — злость. Обычно в таких схватках каждая секунда не предсказуема, а потому никто не моргал и зрительных атак не разрывал. Казалось, остановилось время. Осознав, что Гермиона не дышит и окаменела, Шарль сиганул назад, привлекая стул и усаживаясь на него поудобней. Хоть явного недовольства в нём не увидел бы сам Холмс, оно отчётливо чувствовалось в его пристальном взгляде и в холодных безразличных движениях. Он закинул ногу на ногу. Никто не говорил. Тишиной поддерживалась битва. Шарль обдумывал ход, Гермиона отчаивалась совсем. Бывает, жизнь толкает человека в шаткое состояние между истиной закона и рвением биться до конца за родного человека. Справедливость была всем для Гермионы. Это был оплот чести. Но куда большее значение для нее имел Северус Снейп.

В детстве Гермиону лишили единственного дедушки, затем родителей, теперь друзей. И все, что остался у неё, — профессор. Мгновение, осечка, и она потеряет последнюю ценную душу. А этого она не должна допустить! И не допустит. Либо она струсит, оставит и потеряет, либо будет защищаться до конца. Если она выиграет в битве с Шарлем, то отстоит то малое, что осталось у неё. Если проиграет, то ничего не лишится. Гипотетически, Шарль уже отнял всё.

— Чудно, — пропел Квентин холодным голосом, — тогда давайте поговорим откровенно. Вы же хотите правды, верно? Гриффиндор, сколько я помню, славится тягой к справедливости. Скажите, вы серьёзно полагаете, что ваши действия соответствуют закону?

— Да. Это закон совести.

— Совести, — фыркнул Шарль, — скажите ещё идеи! Как много слышал я подобного вздора! Бред. Эмоции, и только.

— Есть что-то выше холодного расчёта, мистер Шарль.

— Да-да-да, именно поэтому я поставил вас в пару к опасному подозреваемому. Но вернёмся к нашим «Законам». По-вашему, вы не мешаете мне задерживать особо опасного преступника?

— Именно так. Вы же не арестовываете себя, так как я могу вам препятствовать?

— Медленно опустите палочку.

— Никогда…

— Мисс Грейнджер. Успокойтесь. Я не нападаю. Вина профессора Снейпа почти доказана… Он вёл игру. Даже с вами. Этот факт делает вас чистой от подозрений, вы в состоянии аффекта. Никто вас не привяжет в сообщницы. Опускайте палочку. Мисс Грейнджер… — видя, что Гермиона и не думает сдаваться, Шарль вновь запел дипломатию: — Да и вы сами понимаете: ваши препятствия не сильнее руки мадам Помфри. Прошу, позвольте мне выполнить свою работу, и я уйду. Я не хочу причинять вам боль. Мисс Грейнджер… вы знаете, что светит за сопротивление… Пожалуйста, извольте…

Гермиона выглядела в этот момент разъярённой и затравленной. Шарль подался слегка вперёд, и хоть расстояние меж ними было приличным, девушка вздрогнула и сильнее сжала палочку.

— Вы серьёзно? Мисс Грейнджер, я переживу как-нибудь ваши заклятья, оборонюсь, но это проблемы для вас.

— Приблизитесь к нам на шаг, и я брошу в вас не экспеллиармус, уж поверьте.

— Так мне угрожает юная мисс? — с любой другой он рассмеялся бы, но отчего-то здесь со Снейповской ситуацией, с отчаянной мисс Грейнджер и вымотанной Макгонагалл, его вновь взяла досада, а от непривычного чувства, которое за последние полгода уж слишком зачастило к нему, взяла злость. — Неужели вы не выучили законы? Вы же знаете, что я могу заложить вас даже за обычную угрозу.

— Сэр, я лишь предполагаю… Сами сказали, девушка в аффекте. И я даже не сомневаюсь, что если вы захотите, пойдёте любыми путями, чтобы заложить и меня. Скажите, как много людей знают, что вы аврор?

— Единицы.

— А как много знают о ваших правках в сценарии профессора?

Из горла Шарля вырвался непроизвольный смех.

— О, небо! В свободном доступе у директора Макгонагалл. Весь реквизит у неё.

Гермиона прищурилась то ли от недосыпа, то ли от того, с какой лёгкостью об инструменте преступления говорил убийца.

— И вам, конечно же, не совестно? Не совестно приходить в палату, считай, в реанимацию, к человеку, который по вашей же воле загремел сюда, испил вишнёвого сока с ядом, в чьи комнаты вы бесчестно ворвались, без спроса перерыли все шкафы, заглянули бестактно во всякий угол и облапали каждую мантию?! Не стыдно вам, мистер Шарль, обвинять собственную жертву, когда убийца и сообщник на свободе?! В этом ваш порядок? В министерских заказах выражается ваш закон, да? Как глупо всё это говорить человеку, который подсунул меня, как игрушку, подозреваемому в убийствах. И для чего? Повышения! Вы социопат. Ради нового значка отличия вы готовы играть людскими чувствами, бесчестить, манипулировать, унижать достоинства и рушить счастье невинных людей. Обычно такие, как вы, ловят преступников, которые воруют материальное, насилуют и убивают физически. Куда хуже в этом мире вы, мистер Шарль. Вы уродливее садиста и презреннее педофила. Вы грабите человеческие чувства, радость, счастье и насилуете и без того несчастные души!

— Мисс Грейнджер, это не так.

— Что не так, мистер Шарль?! Вы выбрали меня и прогадали. Я не стала вашим информатором, а меж тем влюбился не Снейп. Всё случилось ровно наоборот. И теперь вы… вы… Неужели думаете, что я пропущу вас и уйду, оставлю его одного, беззащитного, обезоруженного для схватки с вами?

— Мисс Грейнджер… — уже со скрытой угрозой, требуя немедленно остановиться, протянул Шарль.

— Давайте! — воскликнула Гермиона. — Давайте, надавите на меня! Пригрозите Азкабаном! Мне плевать, ровным счётом плевать! Я не желаю подыгрывать такой свинье, как вы! — выпалила она и выдохлась, словно вместе с кислородом и гневом из неё вылетела вся энергия.

Шарль начал очень спокойно, и признаться, это спокойствие появилось только благодаря обвинениям и презрению.

— Мисс Грейнджер.

— Оставьте нас в покое, — захныкала Гермиона.

— Вы считаете меня свиньёй… а я думаю, как только Северус придёт в себя, то пожмёт мне руку. Вы же не станете спорить, что яд Нагайны наградил его иммунитетом. А вам, мисс, какая-нибудь вселенская тварь дарила иммунитет? Как скоро бы скончались вы?

— А меж тем это не оправдывает ваших действий! Вы, аврор, не предотвратили отравления и не поймали того, кто капнул яд!

— Нет, конечно, нет! — Шарль поднял руки. — Сами посудите, Северус Снейп — преступник. Его в любом случае ждёт Азкабан и дементоры, это лишь вопрос времени. В тяжёлом случае его обвинят в трёх убийствах, так как обыск дал мне некие улики, ну, а затем подвергнут поцелую дементора. В лёгком же — всего лишь посадят в Азкабан. Но вряд ли срок смягчат. Он оступился, мисс Грейнджер, и министерство едва ли задумается о смягчении условий пребывания в том гиблом месте. Разве что состояние здоровья способно выбить милость у них. Признаюсь, мне жаль, но Снейп выбрал свою участь. Он преступник. Он давным-давно преступник, убийца и насильник.

Девушка пропустила все мимо ушей. Для нее оправдания были пустым звуком.

— А если будет лёгкий случай, то в чём же его обвинят, мистер Шарль?

— Вы же слышали, когда приходили за витражами. В содействии. Увы, мисс Грейнджер, Снейп так и так не принадлежит себе.

Гермиона горько хмыкнула.

— Профессор сделал выбор в далеком прошлом — факт неоспоримый. Да и не оставите вы его в покое, уж слишком он хорош, не так ли? Однако у него хотя бы был шанс не оступиться, а вот Драко и Панси такового не имели. За что же их так жестоко?

— Ложь! Перестаньте, мисс Грейнджер. На войне у каждого есть выбор.

— Нет, вас не было, когда по этому замку ходил Воландеморт и убивал маглорожденных! Вы не знали его! Не видели безносого монстра, который держал в страхе всех и убивал даже своих! У Драко родители не оставили выбора: сын идёт по стопам отца. Стоило Малфою подрасти, как его заставили принять метку.

— Мисс, и вы в это верите? Если так поразмышлять, то все бывшие пожиратели поют на допросе одну и ту же песню. Всех их, конечно же, принудили, даже тех, чья вина в многочисленных убийствах доказана. Эти «заечки» врали даже об империо. Представляете, если я поверю и не буду их ловить? По всему магическому Лондону (Ну, да что уж там, по всей Британии!) будут разгуливать уроды и бессердечные твари, которые пытали, насиловали и убивали невинных людей. Сколько боли, страданий принесли они! Вы говорите о сказках, которые пишут последние лгуны да эгоисты. Вы за них? Вы анархистка, что ли?! — повысил голос Шарль. — Я не могу позволить себе бездействовать, точно так же я не могу отпустить и Снейпа. Мне абсолютно плевать, каким был Драко Малфой. Однозначно — свиньёй. Он служил Воландеморту, и этого достаточно. Для меня всегда была важна справедливость, мисс Грейнджер. Я считаю, что преступники должны сидеть в тюрьме, а мирные жители спать спокойно. И ежели этого не происходит, следует сжечь аврорат к чертям! Знаете, почему я пошёл в Авроры? Мою сестру изнасиловали, а убийцу так и не поймали. Он был пожирателем смерти. Мне было тогда десять, и в Хогвартс я так и не попал. После того как мы с отцом похоронили истерзанное тело Кэтрин, мы сложили чемоданы и уехали во Францию. Отец постарался всё забыть, но я, чёрт возьми, мисс Грейнджер, я осознавал, что мерзавец на свободе, ходит, смеется и наслаждается жизнью.

— Но ему, им всем могли приказать! Да, тварей там было много, но были там и дети. Я могу понять ваше презрение к взрослым, но дети… Многих заставляли, многим угрожали.

— Нет, мисс Грейнджер. Не все люди прогибаются под обстоятельства, не все подчиняются. Здесь вопрос достоинства и силы характера. Те, кто ступил на тропу пожирателей, слабы, что бы там ни говорили. Под страхом, что побьют их шкурку, они истязают других, беззащитных, хрупких малышек, которые даже не в состоянии сбежать. И почему девушек сравнивают с ланями? В отличие от женщин, эти прекрасные животные убегают, природа задала им мышцы и лапы, чтобы спасаться. Девушек же природа наградила бёдрами для деторождения. Увы, это лишь добавляет мотивации пожирателям, — Шарль криво усмехнулся и посмотрел на Гермиону, а взгляд его заволокла дымка воспоминаний, — ей было так же, как и вам. Девятнадцать. У неё был возлюбленный и тяга к книгам. Вы чем-то на неё похожи…

— Но, сэр. Драко, Панси никого не насиловали…

Шарль не ответил.

— Чтобы увеличить власть, расставить свои уродские метки, Воландеморт мог пойти на всё. Он и шёл. Шантажировал, обещал убить родных, зато в иных случаях, будучи их вождём, он «защищал» бы своих приверженцев, — затараторила Гермиона. — К тому же, я лично видела, как Драко рвало, когда он возвращался с рейдов. А как после войны его колбасило?! Из испорченного ребёнка он превратился в закрытого и холодного юношу. Если он и шутил, то штампами, для показухи, понимаете? Он жертва.

Шарль долго молчал от потрясения. Наконец-то, он сам признался в себе, что, видя в ней сестру, не может биться с ней. По его мнению, она несла чепуху, но он дослушал оду Малфою до конца, а после поинтересовался:

— Мисс Грейнджер, если бы вас заставили убить ребёнка, что бы вы сделали?

— Отказалась бы, — тотчас ответила она.

— А если бы в ином случае убили бы вас?

— Моё решение осталось бы неизменным…

Он кисло улыбнулся, ведь ответы подтверждали его теорию.

— Мистер Шарль, а если бы вам предложили изнасиловать чью-то сестру, но спасти от насилия свою, что бы вы выбрали?

Он посмотрел на неё и твёрдо ответил:

— Я бы убил свою сестру.

По Гермионе прошёлся холодок. Она взяла очередной флакончик с зельем и осушила. Его вкус она уже переставала различать.

— Вот та причина, почему я отловлю каждого упивающегося. Все они эгоисты и трусы.

— Профессор — не трус! Да и Драко с Панси — не эгоисты! — из её горла вырвался хриплый крик души. — Вы не понимаете! Они все хотят жить! Разве можно осуждать за это человека?

— Трусость, спасение своей шкуры — всё это далеко не достоинство, мисс Грейнджер. Вы же не будете оправдывать каннибалов, которые во время блокады городов ели своих, но не сдавались врагу? Нелепо, правда? Поймите, я аврор, я давал присягу не только министерству, но и самому себе. Как я могу отступиться и не схватить пожирателей?

— А вы не отступайтесь, просто позвольте мне защищать его, дайте время. Я уверена, что профессор знает, как общаться с вами.

Шарль медленно покачал головой. На его счёту была каждая минута.

— Пожалуйста… Делайте свой долг, но только и мне позвольте делать то, что, на мой взгляд, кажется нужным. Прошу, всего ли время…

Шарль долго тянул с ответом, но понял, что не может ей отказать.

— Защищайте его до последнего, мисс Грейнджер…

Она вперила взгляд в грустное, бледное, почти болезненное лицо Снейпа, пока Шарль рассматривал её и слабо улыбался. Именно тогда Гермиона поняла, что запасы зелий подходили к концу и что он собирался дожидаться не профессора, а её сон.

Когда опустилась ночь, а тени, ползущие от солнечного света, поредели и потухли, на тумбочке стоял ряд опустошённых флакончиков. Гермиона не сводила ненавидящего взгляда с Шарля. Тому, казалось, было всё равно.

То, что не входило в планы этих двоих, не предполагала и Помфри. В редких случаях, когда происходит отравление парализующим ядом, падают тромбоциты в крови. Тонкая ткань органов при значительной дозе начинает, если не разлагаться, то тлеть. Случаются внутренние кровотечения. Грозящих большими потерями, их замечают не сразу, и, как правило, дело до переливании крови и не доходит. Обычно побеждает отрава. Когда особенно чуткий слух, присущий только хрупким, от природы пугливым женщинам, уловил полную тишину, Гермиона приложилась пальцами к прохладной шее профессора. Пульс колотил, но дыхание не улавливалось. Если бы к лицу Снейпа поднесли перо, оно бы не колыхнулось.

— Мадам Помфри, дыхание ослабло, это нормально? Так и должно быть?!

Доселе притихшая старушка выглянула из кабинета и насупилась.

— Открой ему рот, пульс сильный?

Гермиона коснулась щетины, аккуратно надавила на подбородок и разомкнула слипшиеся сухие губы. На зубах и языке лежала жидкая свежая кровь. С зарождающейся паникой Гермиона посмотрела на Поппи, которая менялась в лице.

— Помоги мне подложить подушки под него, а то захлебнётся! Скорее, Гермиона!

Забыв об авроре, девушка выполняла приказы, но стоило её послать за зельями, как в этот момент встал Шарль, браслет в кармане звякнул. Гермиона инстинктивно нацелила палочку, не собираясь разбираться, помогать ли он вздумал или пользоваться моментом.

— Ай, сиди с ними, сама схожу! А ты пока влей кровоостанавливающее, — бросила Поппи и выскочила из больничного крыла

Флакончик Гермиона вливала в бледные тонкие губы с осознанием тщетности. Зелье вряд ли поможет. Внутреннее кровотечение стоило закрывать магией и переливанием. Помфри уставала, ее магия слабела, а донорской крови у них не имелось.

Шарль вернулся на место и уставился в окно.

Как долго бились они за жизнь Северуса Снейпа? Часами. Какой результат они получили? Едва умерили потерю крови. Каждые четверть часа делали промывание, вливали зелья, освобождали дыхательные пути. Казалось, бледнее Северус стать не мог, однако кожа его блёкла и меркла. Благодаря магии, потерянная отторгаемая кровь тонкой трубочкой стекала в чашу. В ней воплощалась жизнь Северуса Снейпа, и она наполнялась.

Когда Помфри дозвонилась до больницы Св. Мунго и запросила донорскую кровь для Северуса Снейпа ей вежливо отказали. Ясное дело — вмешались министры. Положение становилось катастрофичным.

— Возьмите мою! — Гермиона расстегнула пуговицу манжет.

— Мистер Шарль, — впервые за весь день обратилась Поппи к аврору, — какая у вас группа крови?

Квентин взялся за запонки, прошёлся подушечкой пальца по драгоценному камню и бросил с сожалением:

— Не ждите от меня помощи. Насколько мне не изменяет память, у меня четвёртая положительная.

Поппи прикрыла глаза:

— Гермиона, ваша кровь тоже не подойдёт. Северусу нужна только первая отрицательная, такая же, как и у него.

Первая отрицательная — самая проблематичная и щедрая кровь: подходя ко всем, она совместима только с самой собой, такой же редкой. На порог Больничного крыла заявилась смерть.

— А ученики? — взмолилась Гермиона и бросила взгляд на карты.

Поппи перебрала все анкеты, просмотрела строчку каждого ученика, а затем сделала запрос в Мунго для Гермионы Грейнджер. Она лгала во благо.

— У мисс Грейнджер первая отрицательная, да, ей необходимо срочное переливание! А Снейп? Он умер. Да, теперь нам необходимо спасать жизнь Гермионы, она вскрыла себе вены.

На конце провода взялись за дело, а из глаз двух женщин покатились слёзы надежды. По правде сказать, хоть обе они молчали, им не верилось, что Северуса Снейпа ещё можно было спасти. Они не учли одно: по венам Снейпа носилась черная магия, и любая подходящая для него кровь, не равная по магическому потенциалу, теряла свою силу.

От слёз щипало в глазах, и Гермиона не заметила, как к ней подлетел платок с инициалами Шарля.

Один час мучительного ожидания съедает сил больше, чем весь рабочий день. Они прождали пакеты с кровью в два раза дольше предполагаемого. К тому времени пришлось сменить переполненную чашу на новую. Узнав о донорстве, Гермиона выдохнула и прикрыла глаза. Вместе с облегчением душевным к ней вернулись муки физические. Как никогда, усталость завладела её телом, затёкшими мышцами спины и шеи. В её припухших глазах появилась краснота, и до чего же изумительным сделался их вид в сочетании со счастьем. Лучше бывает разве что с глазами матери, перенёсшей тяжёлые роды и держащей на руках здорового малыша.

Снейп спасён.

Гермиона заулыбалась, губы её затряслись. Она вновь опустила веки. С каждой секундой отдыха ресницы тяжелели всё больше, и только хмыканье аврора заставляло вздрагивать. Сжав холодную кисть своей, девушка выпрямилась и посмотрела ненавидящим взглядом на веселящегося монстра. Он караулил её сон, как хищник, и пока Невилл настаивал зелья, запасы бодрящего пустовали. Энергии не хватало. Только страх помогал не спать. Она держалась из последних сил, сцепив зубы, но оба понимали: оставалось совсем чуть-чуть.

В Шарле даже мелькнул слабый лучик жалости при виде измотанной девушки, щипающей свою руку до синяков. Впадины вокруг глаз посерели, на щеках сверкали слёзы ненависти. Неужели её счастье будет таким недолгим? Неужели профессора с того света доставят в Визгамот, а оттуда в Азкабан к дементорам? Неужели он выживет только для потехи министерства?

Она и не заметила, как из расслабленной руки медленно поползла палочка. На секунду вокруг всё померкло. Когда она распахнула испуганные глаза, то столкнулась с прямым взором аврора.

Увы, как и все актёры, выходящие на сцену впервые, Гермиона плохо спала перед спектаклем. Невыступающий Шарль видел красочные сны. В ночь после спектакля Гермионе некогда было смыкать глаз. Удовлетворённый обыском Шарль спал и в эту ночь. Даже привычки студента не могли помочь бедняжке. Как бы ни читала она ночами, Гермиона была человеком дня. Работающий не первое десятилетие, проходящий из года в год спецподготовку, привыкший выслеживать преступников в темноте Шарль был человеком ночи.

Гермиона вздрогнула опять и разомкнула уставшие веки. Тяжесть велела прикрыть их тотчас. Кружилась голова. Окутывала сладкая тьма. Вскоре она заснула, а потому и не видела ни направляющегося к ним Шарля, ни сверкающую ленту в его руке; не слышала, как распахнулась дверь и чей-то голос сказал:

— Стой.

Примечание к части

Привет, мои милые)))

Осталось два дня, кхееееее, а новых глав всё больше и больше, жуть!) Но я радуюсь, ведь мы можем чуть подольше побыть с нашими героями))) С наступающим новым годом!))) Всё еще надеюсь успеть ;)

Люблю вас, мои вдохновляющие музы *здесь тьма сердечек*

Отдельная благодарность sandrina_13)))

Если бы голос не принадлежал молодому мужчине и не имел ноток аристократической надменности, Шарль не остановился бы. На запястье Снейпа браслет не сомкнулся только по одной причине — его пришлось бы тотчас снять. Аврор не любил ошибочных действий. Драко Малфой избавил его от лишних усилий.

С болезненным видом, уставший от долгого перехода юноша оперся о дверной косяк и кривовато усмехнулся.

— О, неожиданно! И Грейнджер здесь… Её упрямство меня всегда поражало, а теперь даже и нравится. Она кажется на удивление хорошенькой! — Драко перевёл дыхание, вытер капли холодного пота с лица и переменился в настрое, увидев серого, как стены, крёстного. — А с ним-то беда… Ай-ай-ай, вот это да… И скажите после такого, что судьбы нет! Хах… — Драко заулыбался беззаботно, как улыбаются обычно смирившиеся с участью. — Сэр, будет очевидным, но я всё же скажу: я ваш. Никуда не сбегу и не спрячусь, только прежде разрешите перелить кровь невиновному.

— Настолько ли невиновному, мистер Малфой?

— Абсолютно, или у вас в министерстве бонусная система какая-то? Приведи одного — получишь звание, посади двух — годовая премия?

Драко махнул рукой и, едва доковыляв до соседней кушетки, даже не позаботился о мягком приземлении. На звук скрипящих пружин высунулась Поппи. Флакончик окрепляющего выпал из её дрожащих рук, разлился, а сама она привалилась к двери. Видеть мертвецов — плохая примета, и для мадам Помфри это обернулось сильнейшим потрясением. Её глаза закрылись, она поползла на пол. К счастью, аврор среагировал быстро и подхватил теряющего сознание колдомедика. Пару секунд ничего не происходило. Шарль переглядывался с Драко, Поппи глубоко дышала и грозила пальцем, но стоило ей открыть глаза, как она открыла и рот.

— Мистер Малфой, вы живы! Да как же так? Да не может быть! Вот счастье! Вот Северус обрадуется, когда придёт в себя! Да вы же умерли! Вы не знали об этом? Я так рада, да вы красавчик такой! Где это вы, хитрюга, прятались, а? Когда вы ели нормально-то?

Он пожал плечами и закатал рукав.

— Я здесь не для мадригалов*, хоть и приятно. Забирайте кровь.

— В этом нет необходимости… кровь поступила!

— Забирайте скорее, мадам.

— Да не нужна нам! Кровь прислали! Два пакета целых!

Драко ткнул пальцем в поблёкшую татуировку и выразительно посмотрел на колдомедика.

— По-вашему, я просто так пришел сюда? Мадам, вы уверены, что у донора такая же метка? Только тсс, а то ещё этот услышит, след добряка возьмёт, Мунго перевернёт, ой! Зачем нам такие проблемы? — хохотнул Драко и вздохнул, делаясь вновь серьёзным. — Если нет, то кровь не поможет ему. Она не окольцована тьмой. Понимаете, у меня, помимо группы крови, «много общего» со Снейпом. Скорее, у нас мало времени!

В голове у Драко помутнело, но сдаваться он не собирался. Проделав такой сложный путь от нашедшей его Трелони, испытав муки совести и страх банально не успеть, Драко теперь шанса слабости не давал. Благо, Трелони отреагировала спокойно, поделилась бутылкой не самого лучшего, но лучшего из её запасов вина, и рассказала все сплетни. И пускай самочувствие Драко в тот момент было пагубным, болтовня Сивиллы вернула его в мир, вырывая когтями из цепкой изоляции, которую ему устроил Снейп. Только благодаря этому он и успел.

— Но вы слабы, Драко, я не стану…

— Немедленно станете. Давайте, мадам! Он при смерти, а я всё равно сяду в Азкабан. Так какая мне, к чёрту, разница? А вот им, — он кивнул в сторону сонного комочка и мраморной неподвижной бледной статуи, — оно сделает погоду.

— Но у вас было магическое ранение!

— Плевать!

— Но у вас жар!

— Ерунда!

— Сквозь него прошёл призрак, мадам, — подал голос Шарль, как и прежде рассматривающий юношу, о котором так много было сказано Гермионой и так мало подтверждено.

Драко медленно повернул голову.

— Я уже окреп, валяйте! Мадам Помфри, прошу вас. При всём желании вы не убьёте меня, а если и убьёте, то дважды это сделать не получится, — Драко подмигнул, но скривился, увидя наполненную кровью чашу и то, насколько отвратительно влиял яд на человеческий организм. Если внешне он превращал человека в мертвеца, то что же творил внутри?

— Пожалуйста, мадам Помфри. Он же умрёт… — прошептал Драко совсем тихо.

Пока Поппи смиренно возилась со жгутами, иглами и магическими трубками, не было сомнений в том, что Драко строил глазки аврору. Он хлопал белоснежными ресницами и улыбался, видя мысленно сотую смерть этого паршивца. Хотя вряд ли в глубине души Малфой хотел чего-то подобного. Он не был монстром да и смерти желал разве что из сердитости. Уже через секунду он вновь искренне улыбался. Игла проткнула вену, и маленький пакет всосал горячую кровь.

Тем временем Поппи позаботилась о спящей смелой гриффиндорке, которая победила в битве с аврором и выстояла до самого конца. Её переложили на соседнюю кушетку.

Так в больничном крыле стало три пациента.

— Мистер (я не знаю вашего имени), позвольте полюбопытствовать, за что же это вы обвиняете моего крёстного и почему это в Мунго, где каждый давал клятву великого колдомедика Гиппократа, отказывают в помощи герою войны?

Квентин вернулся на стул и откинулся на спинку. Его суровое лицо превратилось в камень.

— Будем знакомы, я Квентин Шарль. Поскольку вы воскресли, профессора обвинят в помощи и предоставлении укрытия вам. А кровь даёт не Мунго (оно здесь ни при чём). Политика, мистер Малфой. Только одна она решает, кому давать, а чью лить.

Драко фыркнул.

— Смекаю, мистер Шарль, даже понимаю, что затеяли эти мерзавцы. Но ведь никому не помешает вновь подать петиции в поддержку Снейпа. Вытащили из Азкабана однажды, вытащат и во второй.

— Увы, пока, петиции в адрес Снейпа не закономерность. То, что приключилось единожды, может никогда не произойти, но то, что случилось во второй раз, выпадет и в третий. Потому, мистер Малфой, вы смягчаете его срок своим. Министерству известно, что он помогал вам, а не убивал, однако и поэтому, куда удобнее и наверняка, убрать с дороги вас, мистер Малфой. Вы уже убиты, и боюсь, министерство, узнав о воскрешении, непременно рассмотрит, этот вариант. Оно охотится на Снейпа, я — за правдой.

Драко заулыбался.

— Я был бы рад отсидеть свои лучшие годы в приятной компании, но увы и ах, Снейп не помогал нам. Вы же хотите обвинить его в четырёх убийствах. Так вот, мы, Малфои, и будущая миссис Малфой, не втягивали в наши дела Снейпа. Или вы думаете, мой отец настолько туп, что просил помощи у зверя, на которого Министерство спустило собак? Слишком рискованно, и уже неважно. Мои родители и невеста далеки отсюда, я же, можете считать это признанием, раненный вами, укрылся в тёмном лесу с отцом. Да-да, при нашей первой встрече я был с отцом, а не Снейпом, но, естественно, чтобы никто не заметил яркой личности Люциуса Малфоя, мы использовали оборотное. Найти волос в доме, где часто гостил крёстный, оказалось не так уж и трудно. Скажу вам, ночь в запретном лесу показалась мне самой жуткой. Я едва не умер, а добить меня пришло какое-то нелепое чудовище. Там мы и расстались. Отец побежал на границу и отвёл монстрюгу от следа, а я добрёл до Хогвартса и скрылся. И знаете, домовиков же нельзя судить, верно? Мой Биппи помогал и таскал еду, когда я прятался в старой части замка, в которую уже как век никто не ходил. Я чуть не сдох там от потери крови, мистер Шарль. В следующий раз думайте, когда стреляете на поражение. Не будь меня, сейчас вы бы обвинили Снейпа в четырёх убийствах и тем самым совершили бы пятое. А меж тем, это не по вашему кодексу аврорскому, — выплюнул Драко из последних сил, но теперь от его чарующей улыбки остался лишь оскал. Его скорая исповедь объяснялась лишь тем, что Драко боялся потерять сознание раньше, чем спасти крестного.

— Не за четыре, так за три ему дадут срок, мистер Малфой. Неужели вы думаете, что Министерство так легко спустит побег заключённого из Азкабана и двух подозреваемых? Проще сделать их жертвами, чем гениями, понимаете?

— Ах, хотите манипулировать… — задохнулся Драко от возмущения. — Как сейчас с кровью, да? Вновь поставить Снейпа в безвыходное положение, чтобы теперь мой отец явился с повинной. Браво.

— Я просто знаю политику министров.

— И потому так легко обсуждаете её с подозреваемым в больничном крыле Хогвартса?

Шарль рассмеялся.

— А вы думаете, что нас подслушивают, или мадам Помфри не знает, кто я? Или вы полагаете, наивный мальчик, что я не потрудился поставить заглушающие чары?

Драко бы пожал плечами, да не мог. Зато беззаботная улыбка сказала о многом: и о том, что юноше уже безразлично своё будущее, и о том, что его вера безгранична, что если не он, то хотя бы крёстный спасётся, и что Министерство останется с носом. Что он всё просчитал, выверил до точности, и один Мерлин ведает, что задумал этот мальчишка.

Но точно было понятным одно: ему становилось худо.

Кто-то застучал в дверь, но ответа не получил. Шарль не сводил взгляда с искренней улыбки Малфоя.

— Да мне всё равно. Снейп чист, а ныне он ещё и жертва. Впрочем, как только вот эта, — Драко бросил угасающий взгляд на взлохмаченную спящую девушку, — проснётся, она так просто не оставит. К тому же обвинить в убийствах Северуса не удастся, ликвидировать меня — тоже. Все четыре факультета и гости с вашего фестиваля видели, как мертвец разгуливал по школе. Снейп чист…

Драко слабо усмехнулся, поглядывая на крёстного, укрытого белым одеялом, среди светлых подушек. Зрелище, однако, непривычное.

В дверь заколотили яростнее, но, к сожалению, сознание Драко вновь помутнело. Звуки доносились отдалённо, но, как ему верно показалось, и в этот раз никто не отреагировал. И колдомедик, и пресс-секретарь, и воскресший мертвец не желали, чтобы кто-либо тревожил их обособленный мир, в котором они то и дело сосуществовали. Мадам Помфри выполняла свой долг и властвовала в Больничном крыле, Драко всё ещё был свободен, а Шарль играл одну из своих любимых ролей — пиарщика, который обожал Хогвартс и каждого актёра. И даже себе Квентин вряд ли бы признался в причине своего молчания и внутренних терзаний.

Аврор спокойно встал, и разве что позвоночник его превратился в рельс, по которому мчались одноколёсные вагонетки мыслей. В дверь вновь забились, и Шарль сорвал заглушающие чары. Раздражающая болтовня из коридора, будто водой сквозь решето, влилась в больничный блок. Там зрел переполох.

— Мистер Шарль, это важно, крайне! Откройте! — раздалось за дверью.

— Подожди, — приказал он и ещё раз взглянул на бледнеющего юношу с радостной улыбкой и теплотой во взгляде, который адресовался крёстному. Шарль понимал, что совсем скоро и этот белокурый юнец лишится сознания и сил, а потому-то не имеет смысла надевать браслет, блокирующий магический потенциал.

«Возможно, мисс Грейнджер права», — подумалось ему. Шарль уже хотел было отступить, как в глаза бросилась чёрная метка, угасшая, но по-прежнему выделяющаяся на бледном, таком же угасающем теле. Драко тоже на неё посмотрел. Снова застучали.

— Именем закона, Драко Люциус Малфой, вы обвиняетесь в попытке побега и сокрытия от справедливого магического суда Министерства. В ближайшее время вас доставят для дальнейших разъяснений в Визенгамот.

Слова чеканились сухим тоном, как по метроному. Шарль закрепил браслет. Драко даже не сопротивлялся. Его улыбка померкла, но в глазах вспыхнула одна слабая радостная догадка.

— Пускай так, мистер Шарль, это справедливо. Я преступник, вы поймали меня, вот только я одного не могу понять.

Шарль молча направился к двери и отворил, чтобы прекратить эмоциональные постукивания. Там показался парнишка с ажиотажем, написанным на лице. Драко продолжил:

— Так вот, мистер Шарль, мисс Грейнджер добилась оправдания Снейпа тем, что сподвигла общественность и подписала петиции, а вы же меж тем создали из него чуть ли не культ, но во всяком случае известную романтическую и загадочную личность. Вы сделали из него персонажа, за жизнью которого люди хотят и будут наблюдать, что в принципе невозможно делать, находясь извне Азкабана. Вы показали его с другой стороны. Так вот, мистер Шарль, зачем вы сформировали к нему положительное отношение, когда в ваших руках были все инструменты, чтобы разрушить этот геройский образ. Для чего?

Шарль посмотрел на ассистента и, будто все реплики Драко обращались к стене, спросил:

— Чего тебе?

— Обыск дал результаты! Мы нашли ящик!

В эту минуту Шарлю казалось, что он и Драко поменялись местами, что это ему самое место лежать в больничном крыле и бледнеть.

Он сам не понимал себя.

* * *

Когда Шарль ступил на аврорский путь, его грудь жгло беспринципное желание ловли упивающихся. Мерзкие трусы, гадкие по своей сути, нереализованные, ленивые твари, которые решили сорвать лёгкий куш, вступали в ряды Воландеморта лишь для того, чтобы обрести статус, власть и силу. Им доставались сектантские пляски, попойки и нежные, хрупкие девушки, над которыми они глумились. Упивающиеся удовлетворяли свои садистские и плотские желания, мучили малышек и кончали от вскриков и мольб. А затем новобранцы, получившие так легко метку, то ли под амбициозными желаниями, то ли под страхом смерти, останавливали пульс затравленных девушек навсегда. Заклятье попадало в сердце и зелёной магией выгоняло жизнь из куска мяса, которое ещё несколько дней тому назад даже не ведало о магическом мире.

К сожалению, Шарль не застал Воландеморта. Когда ему вручили значок, вовсю ходил слух о младенце со шрамом. Шарль отлавливал приспешников, отправлял в Азкабан без разбирательств. Метка доказывала без лишних слов, какие деяния совершил волшебник. Годы отточили мастерство и смекалку аврора, однако незадолго до возрождения Воландеморта заболела мать. Шарль перевёлся во Францию и помогал ей ровно до предыдущего года, пока она не скончалась. Он похоронил её рядом с сестрой и вернулся в Лондон.

В жизни Квентин перепробовал всё, чтобы отлавливать особо изощрённых преступников. Маски, тайна имени для него не становились проблемами, а потому, когда он узнал, что советника Тёмного Лорда, самого приближённого из всех, оправдали и сделали героем войны, он предложил чёртов план с фестивалем. Пока оформляли, пока готовили его к театральной сцене, скончался Люциус Малфой. Шарль почуял неладное. Поначалу ему даже показалось, что смерть была неслучайной. Но министерство и слышать не желало о догадках относительных, возвращая аврора к персоне Снейпа. Сначала нужно разобраться с ним, советником Воландеморта, первым убийцей после безносого.

Еще тогда у него загорелись сомнения, но всё же Шарль принял заказ, когда ему выдали, что Снейп был ещё и насильником. Это послужило затравой для такой ищейки, как он.

Шарль явился в Хогвартс, на кастинге заметил тончайшую связь меж Снейпом и Грейнджер, поначалу задумал, что та сообщница, поставил вместе их, и его как озарило. В девушке, которая волновалась, смущалась, путала строчки и гасла взглядом от потери надежды, он уловил сходство с сестрой. В последний раз, когда она вернулась домой, ей было девятнадцать.

Тогда Квентин прикинул, что связь здесь иная и типичная: садист и красивая, пугливая жертва. Стоит сделать её Клеопатрой, как зверь набросится и попадётся в сети. Шарль устраивал им индивидуальные репетиции, присматривался самым цепким взглядом, вылавливал малейшие признаки манипуляции и насилия и не находил. Вместо этого во всегда тяжёлом, холодном, непроницаемом взоре при появлении мисс Грейнджер он видел обезоруживающую нежность; замечал, как под дождём Снейп укрывал девицу, как отдавал свою мантию и промокал до нитки сам; как носился с её витражами, как защищал от обвинений в воровстве и как взял роль надзирателя. С каждым слежением Шарль проникал под скорлупу тиранства и наблюдал ядро благородства.

Ещё с Древности доказано, что любить позволено единицам и что неразвитые душонки алчны и жаждят обладать, в то время как возвышенные и светлые попросту отдают себя целиком. Снейп не был идеальным, но и мерзавцем, каким представляло его министерство, не являлся. Он любил.

Шарль испытал диссонанс. Впервые в жизни он смотрел на приверженца Воландеморта и с ужасом, и с бессилием. Тому причиной служило восхищение.

Пожиратель смерти любил.

Квентин осознавал, что всё, в чём виновен Снейп — в скрывании Люциуса и явно в будущем укрытии Драко. Северус не монстр и не насильник. Как такая характеристика подходила советнику Воландеморта, оставалось загадкой. Тогда, не зная, на кого направить свой праведный гнев, Шарль выслеживал Драко. Он знал, что скоро тот попытается сбежать, а потому-то во время пожара ринулся за двумя незнакомцами и ранил юного эгоиста. Он презирал труса и всей душой гневался на Снейпа за то, что тот пытался укрыть от закона мерзавца. Из-за этого Шарль разил их мощным заклятьем, от которого мало кто быстро оправлялся. Задержать их не удалось, но Шарлю и не нужно было. Он знал, что Снейп притащит раненого домой. Но всё пошло куда лучше. Приятным удивлением стало то, что мистер Малфой укрывался в Хогвартсе. По этой причине Шарль рыскал, закидывал домовиков на разведку, искал. Снейп не попадался. Он словно стал безупречным.

Тогда Шарль переключился на Гермиону. Через неё он изучал Снейпа, через Снейпа — Малфоя. Он прислушивался, вглядывался и общался с мисс Грейнджер, в которой то и дело мелькали сходства с сестрой. Ему казалось, он общался с ангелом. Квентин наблюдал, как доверие к ней и её мнению Гермиона взращивала тонко и совсем невольно, и поделать с этим ничего не мог.

Тогда аврор вернулся мыслями к Драко. С ним было всё непросто. Если суть Снейпа Шарль узнал через слежку, то за Малфоя говорил разве что низменный побег. Трусливый аристократишка скрывался от правосудия и ответственности. Квентин в принципе предугадывал, что Драко подожмёт хвост и кинет всех, ведь у пожирателей нет ценностей, сопереживания и тем более совести. Они бесспорные мерзавцы, даже не проверяй. Но что оказалось действительно непредсказуемым, так то, что этот юноша, слабый и измотанный после долгой болезни, заявился делиться кровью с крёстным. Шарль недоумевал вновь! Его стереотипы ломались. Драко Малфой раскрыл себя, сдал свою семью и тайну их плана, очищая репутацию Снейпа, отдавая безвозмездно последние силы. Он лежал на койке и беззаботно улыбался, пока из вены стекала кровь.

Выходило, что Северус Снейп любил, а Драко Малфой жертвовал.

Шарль прикрыл глаза. Он шёл по коридору, ведомый ассистентом. Ему всегда казалось, что закон и справедливость — две вещи, порождающие друг друга. Для него не существовало и помысла о том, что может быть закон неверным, а справедливость — не всегда закон. До селе такое не представлялось возможным.

Но, как оказалось, и такое случалось.

Шарль прошёлся мимо столпившихся у гобелена. Ему было безразлично, что пищала Клэр, что Макгонагалл уже не реагировала, а один из знаменитых критиков Магической Британии был с разбитым подбородком и сердитыми глазами; что складки ковра опять теснились холмиками, а в округе царил беспорядок.

Он, Квентин Шарль, лучший из авроров, ловец Пожирателей смерти, трусов и убийц, заплутал во тьме своей совести. Неужели все эти годы та спала сном младенца, неужели все эти годы он слепо вверялся своей идее?

Он испытывал странные муки, словно с его сознания внезапно сняли катаракту. В его душе заявился голос, требующий пощады Драко Малфою, а принципы отказывали отпускать преступника. Разве есть что-то страшнее убийцы на свободе? Мир станет небезопасным. Стоит появиться ещё одному безумцу на свет, как все эти непойманные слабаки перетекут в насилие и разбой. Что может быть страшнее знания о том, что люди, жестоко глумящиеся, бессердечно убивающие, на свободе? Как можно гулять на улице девушкам и детям, тем невинным цветам, которые могут легко сорвать? Даже в садах есть охрана.

Неужели существует что-то страшнее этого беспредела?

Шарль отвечал «да». То была совесть, протест его души. Он стоял у самого перепутья, и эти муки не давали покоя.

— Мистер Шарль, мистер Шарль! — донёсся до уха, но никак не до сознания задумчивого аврора писклявый голос, — скорее спешите сюда! Здесь вновь случилось неладное, а вы министерский человек!

Ассистент одёрнул его за рукав, и только тогда Шарль обернулся. Наконец-то он чётко увидел, как красный, распираемый возмущением критик утирал подбородок салфеткой.

— Вы пресс-секретарь? — рычал он гневно на аврора. Рассеянный Шарль кивнул и осмотрелся.

— И вы не позаботились о таком пустяке, как порядок в коридорах? Разве подобное, — он ткнул носом начищенного сапога в ковер, — соответствует нормам безопасности, скажите, а? Здесь полтергейст, а вы созвали фестиваль? Возмутительно!

— Да! — запищала Клэр.

— Какое гиблое место — этот Хогвартс! Он словно проклят, что при Дамблдоре, что при Макгонагалл здесь случаются беды! И вы ещё уповаете на рейтинг, звание и награду, директор Макгонагалл?! У вас актёр загремел с аллергией от сока!

Вы даже этого не могли продумать! Какой кошмар…

— Ох, а я говорила Минерве, что нужно здесь контролировать как следует, сэр! Нет, если бы проводили в моей школе, такого никогда бы в жизни не случилось! Ох, сэр, вам не больно?

— Нет, не больно, но досадно. Я уезжаю. Ждите отзыв в газетах, чёрт возьми!

— Но, сэр, а как же остальной фестиваль?!

— Мадам Клэр, вас это беспокоить тоже не должно.

Всё это время Макгонагалл не издала ни слова. Она смотрела скупым на эмоции взглядом. Признаться, ей, как и Шарлю, было не до этого. Она общалась с Поппи. Даже после переливания, как сказала та, Северус Снейп мог не прийти в себя.

— Я ещё в инспекции напишу!

— Напишите! Напишите! — визжала Клэр.

— Мадам Макгонагалл, я с вами, кажется, говорю. Или для вас мои слова — пустой шум? Вы чего вообще добиваетесь?! — взревел критик.

Макгонагалл осмотрела его скопившуюся слюну у уголков губ и прошептала тихо:

— Пишите.

Критик бросил строгий и недоумевающий взгляд, и безразличие к его словам взбесило, куда сильнее проделок полтергейста.

— Постойте, сэр… Остановитесь. Мадам Макгонагалл очень устала. Вам со мной следует решать этот вопрос, — проговорил Шарль.

— С вами? И на каком таком основании? Быть может, вы ещё и инспектор по безопасности? И министр? И аврор?

— Именно…

Критик скептический фыркнул.

— Тогда объясните, почему в школе с повышенной социальной опасностью у вас, так на минуточку, происходят вот такие вот травмоопасные происшествия? Мадам Клэр рассказала, что это не впервые! Её дети уже подверглись нападению каких-то призраков. Разве в Хогвартсе больные неупокоенные души? Это вы как объясните? Уж извольте… Извольте!

Шарль осмотрел место происшествия, силясь переключиться и найти выход из сложившейся обстановки. Как раненый зверь, он оглядел ковёр, стены, увешанные канделябрами, пустующие портреты и рыцарские доспехи. На гобелене с изображёнными оленями в диком лесу не было ничего из ряда вон выходящего, да и кого он собирался найти? Виновного, чтобы доказать слова критика?

— Я уверен, этому найдётся объяснение… — пролепетал Шарль.

Казалось, критик смотрел на них всех скептически и готовился нанести очередной удар.

— Не спешите оправдываться, мистер Шарль! — с долей истинного возмущения и самодовольства раздался голос самой Трелони. — По-моему, здесь всё очевидно, и до такой степени глупы ваши сомнения… скажите, что здесь произошло?

— Ковёр ушёл у меня из-под ног, и свет погас! А вы кто?

— Прям на этом самом месте?

— На этом самом. Кто вы?

— И вы никого не видели?

— Никого. Да кто вы, чёрт возьми?!

— Сивилла Трелони.

— Чудно! И что же вы скажете, великий знаток? Что это полтергейст?

— Нет, это ваше самодурство и призраки, причём и то, и то не наши.

— Хах, ещё одна сумасшедшая! — рассмеялась Клэр и закатила глаза. — Да у вас что здесь, психушка? Минерва, уж это я даже от тебя не ожидала…

Трелонни закатила глаза.

— Какая же вы дура! Ей-Мерлин, пустая, завистливая тетеря! Сколько таких, как вы, жизнь попортило, фу! — Трелони скривилась и прошлась вдоль гобелена. — Зависть, я всегда считала её гнилым чувством, а вы знаете, дар прорицателя дан не всем. От таких, как вы, всегда воротит нас. Вы необычным, хоть сколь-нибудь выделяющимся людям плюёте в спины. Вместо того чтобы развивать свои извилины, вы качаете губехи до размеров вот этого булыжника, — она указала пальцем в каменную кладку, — а когда до вас доходит, что этим дело не спасти от слова совсем, начинаете гадить, распускать слухи и тихо разлагаться своими скудными талантами. Вот плюнула бы тебе в рыло, что ты хлопаешь облезлыми глазищами, а?!

Когда Трелони завелась не на шутку, из забытья вышли и Шарль, и Макгонагалл. Критик не отрывал внимательного взгляда от свирепой женщины.

— Ты на кого полезла, стрекоза вечно пьяная, а? Ты свои бредни иди рассказывай пророческим шарам! — Клэр скалила нижние зубы, как ощетинившаяся собака, и её вымазанная в блеске губа выпятилась соплёй.

Трелони пару раз моргнула, изучая мерзковатый вид. За это время никто не произносил и слова.

— Алкоголичка?! — было нечто страшное в тихом голосе и прищуренных огромных глазах Сивиллы, будто они за счёт размера приобрели и навык испепеления. — Алкоголичка, значит…

Она подскочила к Клэр, и Минерва едва успела поймать локти Трелони.

— Она бешеная! Вы делали ей прививки? Сэр, вы видите, что происходит? Здесь сброд неадеквата!

На писк Клэр критик молчал.

— Ар! — зарычала Трелони, — Отпусти меня, всё хорошо! Отпусти!

Сивилла вырвалась и содрала гобелен, за которым висела наклейка с маленьким облачком дыма внутри.

— Не ожидала?! Не ожидала, что твоего призрака поймают, да?! — с энтузиазмом инквизитора прошипела Трелони.

Клэр впилась в руку критика.

— Защитите меня от нападок, прошу! Да что же вы стоите?!

— Мадам, по-моему, этот спектакль пора кончать. — Шарль сверкнул глазами, заприметив существо в наклейке. Он ткнул того пальцем, и облачко завизжало.

— Здесь тесно, отпустите! Я не помещаюсь. Где моя свобода? Где мои поля?

— Кто ты?

— Никто, отпустите же!

Шарль ткнул грубо и оскалился, не обращая внимание на вопль существа.

— Кто ты?!

— Я Энтуниан!

— Откуда ты?

— Ниоткуда.

— Я же сожгу тебя, Энтуниан. Говори, откуда ты.

— Ээ, не отсюда. Меня привезли. Это всё, что я могу сказать! Не трогайте меня! Я защищён правами призрачных завывателей!

— Завывателей?

— Ну, мы те, кто завываем. Поём на заказ, если желаете на Хэллоуин, то к вашим услугам. Клиентов своих не выдаём.

Шарль надавил ладонью, что облачко расплющило, а силуэт его головы вылез меж длинных пальцев.

— Мы ещё разыгрываем, пугаем и прикалываемся как дополнительные услуги! Это всё! Хва-а-тит!

Но Шарль давил дальше, пока не залопались пузыри под наклейкой.

— Мадам Клэр нас наняла, она! Мы аннулируем наш договор, мэм! Вы нас втягиваете в неприятности!

— Что за наглая ложь?! — завопила Клэр, когда все взгляды устремились на неё. — Да меня подставили!

— Что?! Да никто не подставлял вас, мы живём неподалёку от вашей школы, в поле! Нам нужен ветер и новые места!

Из стен повылазили маленькие облачка с миниатюрными человеческими лицами. В витражах именно их видела Гермиона, только те передавали образы, а не настоящие размеры этих странных сущностей.

— Она нас заказала, весь наш коллектив, сэр… Отпустите его, и мы уйдём…

Шарль закатил глаза и устало вздохнул, поворачиваясь к ассистенту.

— Разберись со всем здесь, составь рапорт о нарушении порядка и ко мне на подпись.

Юноша с восторгом закивал, а Трелони потянулась снимать наклейку.

Шарль ушёл в сторону подземелий. У него разболелась голова.

* * *

С недавних пор в Запретном лесу завёлся необычный зверь. Никто не понимал, что нужно ему, и тем не менее встречаться с ним опасались, а изучать и не пробовали. Прозвали его Костлявым игроком, да за то, что это кривое, похожее на облезлые ветки создание подкрадывалось в темноте леса и следило за путниками горящими глазами. По слухам, его игра начиналась тогда, когда кто-то замечал его в тени деревьев. Костлявый игрок устраивал погоню и, достигнув соперника, начинал неистово прыгать вокруг. Случаев, когда бы монстр приносил вред, не выявлено, но Драко Малфоя он существенно напугал. Особенность Костлявого крылась в том, что бегать он мог только по корням деревьев, а потому-то заплутавшим в чаще леса встречи с ним не избежать. Тем более напуганной девчонке.

Обычно, когда мнительные девушки попадают на маятник эмоций, одному случаю известно, куда занесёт их. Маятник злобным колдовством, пренебрегая законами физики, раскачивается всё сильнее, амплитуда увеличивается, и чаще всего загнанная и растерзанная страхом девушка оказывается одинокой в парке или мрачном лесу, полном хищников и маньяков.

Нелепой удачей Джиневра Уизли миновала Запретный лес. Долгое время она беспрерывно бежала по окраине, боясь деревьев, хищников и людей, которые могли увидеть подозрительную девушку в поле. Её лёгкие сжигал страх. В голове, как под империо, засела лишь одна мысль — мысль о доме. Только там она будет в безопасности.

По лесу гулял вой ветра. Несмотря на пришедшую весну, было холодно. До ушей доносился хруст веток. Почему-то казалось, что древесина ломалась не из-за её маленьких ножек.

И действительно, за ней крался костлявый игрок. Он подбирался к ней всё ближе, она бежала и спотыкалась. Ей и не мыслилось, что кто-то, кроме авроров, охотился на неё. Вот Джиневра устала, огляделась, оперлась о дерево, чтобы отдышаться, как во тьме увидела горящие тёмно-зелёным огни. Они были почти не заметны, но недобрый взгляд ощущался мощнее приставленной к горлу палочки. Она закричала и резко помчалась в поле. Костлявый сбил её длинной дохлой лапой. Девичий крик ужаса разнёсся по лесу. Рыжая упала и поползла, и чем дальше она ползла, тем выше он прыгал вокруг. Слои магии ложились плащом на плечи, окутывали Джиневру, а она вопила. Её руки сжимало напряжение, кулаки — палочку. Лишь когда поняла, что под коленями голое поле и мокрый снег, она остановилась и со страхом обернулась. Костлявый игрок стоял у последнего тоненького деревца и пожирал её пустыми зелёными, но грустными глазами. Дальше идти он не мог. Их игра закончилась.

Стоило ей понять это, как она отряхнулась и почувствовала занозу в пальце. Медленно кулачок разжался, и два деревянных куска упали на липкую прошлогоднюю траву. Больше магии в них не будет. Теперь у неё не было и волшебной палочки.

Утопающая в жёлчи Джиневра сжала кулаки и посмотрела на уродливое существо, которое запугало так, что она лишилась палочки, и плюнула в его сторону.

— Тварь! — вырвалось облачко дыхания в свежий ночной воздух.

Джиневра долго оставалась на месте и переводила дух, стараясь не думать ни о чём. К утру она добралась до Хогсмида, там заплатила за омнибус, на котором они всегда доезжали до дома, и к вечеру сидела на кухне и пила пустой чай. Молчаливая и истерзанная, она сказала матери, что умер Снейп, а их отпустили на неделю домой. Какое-то опасливое чувство велело держать язык за зубами.

Как и все попавшие в беду дети, Джиневра после бессмысленного чаепития легла спать, укрывшись одеялом. Заснуть она не смогла, а легче так и не стало. Её не отпускал страх. Если авроры возьмут её след, то она пропала!

Молли Уизли наблюдала, как её молчаливая дочь сидела взаперти, как плотно зашторивала окна и жаловалась на излишнюю утомляемость. Молли также не понимала, что с ребятами и почему те не приехали все вместе. Джиневра каждый раз что-то раздражённо бубнила в ответ. Молли даже позвонила директрисе и разузнала, что же произошло. Ответил мужской приятный голос:

— Мы действительно отпустили всех по домам, мэм.

И трубку бросили. От этого разговора Джиневру затрясло. Позаимствовав у Джорджа подслушивающее ухо, она каждое слово разбирала с особой тщательностью, то бледнела, то краснела. Если Шарль знает, что убийца она, так почему же не ловит? Почему так спокоен? Ей становилось страшнее.

Началась паранойя. Она ненавидела каждую почтовую сову. Те явно несли плохие вести или приглашение в Визенгамот. Двери она никому не открывала, но каждый стук отражался глухим ударом в голове. Она убийца, теперь не отвертеться, это за ней!

Вместе со спокойствием пропал и аппетит. Мать стала причитать и жаловаться отцу, но сам Артур ходил мрачным. Он слышал краем, что в Хогвартсе вновь тёмные времена, но не понимал почему.

Под конец недели ей стало мерещиться, что каждый прохожий, каждый гость подкуплен и пришёл сдать её! Что стучит в дверь не ветер, а шпионы, а дом закидывают письмами против неё!

Она медленно сходила с ума.

Рыжая перестала выходить на улицу. Худоба и бледность придали ей сходство с вампиром. Вместо сладких снов, над её постелью поселилась бессонница, а из каждого угла таращились недоброжелательные тени.

Джиневра существовала в футляре страха и ничего с этим не могла поделать. Настали минуты, когда покатились слёзы, но это были не те рыдания из мук совести и сострадания к человеку, которого погубила. То была жалость к себе. Она находилась в неопределённом положении, от которого зависело все её будущее и амбиции. Либо ей быть актрисой, счастливой и знаменитой женой и войти в высший свет, либо сгнить в Азкабане.

В последнюю ночь, когда жалость к собственной ничтожности захватила воображение Джиневры, а мечты о прекрасном будущем рушились Шарлем и Сальноволосым ублюдком, Молли Уизли вошла в её комнату и села молча на кровать. В ней самой зарождался комплекс плохой матери, а потому-то она ласково потребовала:

— Да что же случилось, Джиневрочка? Миленькая, скажи…

В этот момент в голову младшей Уизли ударила мысль о позоре. Какие проблемы она нагонит на семью! Да собственная мать станет презирать её и откажется!

Преступница промолчала.

— Что-то серьёзное же, Джинни…

— Нет!

— Не упрямься. Что?

— Уходи, прошу.

— Мне звонили из школы.

Джинни застыла.

— Они ждут тебя, дорогая, завтра. Мы с папой тебя отвезём на вокзал к восьми. Но меня пугает твоё состояние…

— Что?! Нет! — завизжала Джиневра, — в этой школе небезопасно! Я должна перевестись!

— Что ты выдумала? — насупилась Молли.

— Мама, там умирают люди! Нет, там немыслимо! С меня хватит! То Василиск, то Драконы, то Воландеморт и всё среди детей!

— Джинни, профессор Снейп скончался от аллергии, ты сама сказала. Да и в школе меня заверили, что авроры начеку, — залепетала Молли, но остановилась, заприметив страшный взгляд дочери. — Джиневра, почему ты не хочешь в Хогвартс?

— Я уже сказала.

— Хорошо, давай по-взрослому, — проговорила холодно мать. — Я знаю этот взгляд: ты вляпалась во что-то. Что опять ты натворила?

Джиневра затрясла головой с такой тревогой, что косы захлестали по щекам.

— Я. Случайно…

— Что?

— Отравила… Авроры не поверят… Надо забрать документы… И

И уехать…

— Кого отравила?

— Его!

— Кого «его»?

— Сальноволосого мудака! Мама, этого урода! Но я, я, я ведь случайно! Ты же понимаешь, он же убийца! — её тонюсенький голосок задрожал. Нечто, похожее на стыдливость, заставило Джинерву бегать взглядом по комнате в надежде найти хоть что-то, за что можно бы зацепиться. Мать не отвечала. Тогда охваченная виной девушка воскликнула:

— Я придумала! Уеду отсюда, далеко! Мне нужно уезжать… Ох, спаси меня Мерлин! Я собираю вещи, где наш чемодан?

Джиневра подлетела к шкафу и схватила все вешалки с одеждой, как грубая рука одёрнула её, а вторая залепила звонкую пощёчину.

— Ты с ума сошла?! Приди в себя, идиотка!

Да стоит тебе уехать после такого, как всё, совершенно все подозрения падут на тебя, пустоголовая бестолочь! Да как ты умудрилась отравить его? Нет, не говори! Ох, какой ужас, ты подставила себя, всех нас! Ты хоть понимаешь, что ты натворила, Джиневра Молли Уизли?!

Молли смерила укоризненным, злым взглядом и прошлась по кругу, затем ещё и ещё. Долго стояла тишина. Обида за щеку щипала не слабее материнской руки. Джиневра опустилась на кресло и ощупала отметину на лице. Признаться, в её голове не было иных идей, как сбежать, а потому она ожидала других планов. Наконец, Молли заговорила:

— Мы сделаем так. Ты вернёшься в Хогвартс, недели две-три поиграешь тоску и боль, а я и папа подготовим документы о переезде и о покупке дома. Веди себя как можно менее подозрительно, ты поняла?

— У меня сломалась палочка…

— Тем лучше! Изобразишь жертву, что сломала палочку дома, а на неделе сходишь к Оливандеру. Успокойся. Снейп давно злит министерство, его делом не будут заниматься всерьёз. Он тварь, каких ещё поискать нужно, а теперь утирай слёзы и ложись спать. Завтра у тебя сложный день. Но всё не так паршиво, как кажется. Снейп не герой, чтобы его оплакивать.

А тем временем, ровно в эту минуту, будто почуявший, что где-то о нём говорят, пришёл в себя Северус Снейп, и первая, кого увидел он, была Гермиона Грейнджер.

Примечание к части

* — в классической поэзии небольшое по объёму лирическое стихотворение-комплимент, стихотворение хвалебного содержания.

Здравствуйте, мои котятки))) У меняя сессия, ах, как я хотела успеть до нг дописать! Все из-за нее!

Ну что ж, зато так мы все еще общаемся с нами героями, уи))) А то скучали заранее, пффф *закатывает глаза, ибо знает себя*

И да, вы хотите хат моментов, и я их хочу)))

Конечно, скоро они будут, ноо не забывайте, что здесь не прям нц, а отношения Севки и Герми на самой грани... чего? Мм, узнаем *шевелит бровями и отцепляет Северуса от Гермионы в своей голове*

Люблю вас! *Алые сердца (не Коре, а жаль)*

Есть что-то злостное в матерях. С рождением малыша они напоминают какого-то неодолимого зверя, ласкающего и рычащего, безвредного и защищающего, сильнейшего и беззащитного. Существуя благодаря любви, эти хищницы, не желая делать зла другим, расправятся со всяким, кто посмеет задеть их чада.

По-настоящему любящий мужчина опаснее. По крайней мере так казалось мадам Помфри. Всю любовь, которую от природы своей утаивает от окружающего мира, он направляет в защиту самого дорого. Он плюёт на условности, на нормы и на принятые правила, злится, пугает и жертвует всем ради защиты возлюбленной. Он рычит как зверь, но оберегает не своё сердце, и один Мерлин ведает, какое пламя сжигает его изнутри, это же мужчина.

Однако что-то подсказывало Поппи, что пламя это посильнее яда, и потому-то не оставалось и сомнений: Северус Снейп выкарабкается. Каждый час она проведывала пациента и просила мисс Грейнджер прилечь хотя бы на минуту. Та предсказуемо отказывалась. Если Гермиона и спала, то отрывками и только при условии, что силы сами покидали её ослабший организм. Ни в какую сон не одолевал её. Уговорам она не подчинялась. Упрямилась. Мадам Помфри ничего не оставалось, как переклеить надписи с флакончиков зелий и вместо Животворящего подсунуть Сон без сновидений.

Обман раскрылся поздно, пришлось поддаться. Гермиона лишь заботливо укрыла Снейпа очередным одеялом и, покоряясь сну, легла на соседнюю кушетку.

Зелье действовало, но медленно. Его эффект усилился и тем, что Гермиона ничего не знала о приходе Драко и её мысли не занимали лишние тревоги.

Сегодняшним утром Малфоя уже не было в Больничном крыле.

Мадам Помфри вздохнула, ощущая тяжесть, которая проникала всё глубже к сердцу. С виной так всегда: сначала трусость, затем оправдание, а в конечном итоге всё обрушивается невыносимой ношей и жалом впивается в душу. Поппи полагала, что самым тяжёлым для неё был день отравления Северуса, но, к большому сожалению, она ошибалась. То была ночь. Сегодня произошло не менее отвратительное утро. После такого не сразу отпускает. Поппи порой даже потряхивало.

Северус не приходил в себя, а Гермиона голодала и мало спала. Драко Малфоя, выглядящего похуже старика, увели ещё до рассвета, и об этом, к несчастью, знала только Помфри! Мальчишка нуждался в лечении, и, по правде говоря, вид его не предвещал ничего хорошего. Он вновь становился призраком.

Но кого волновало состояние юноши, кроме неё? Северус и Гермиона даже не знали о приходе Драко, а Шарль, в чьих руках замирала судьба школьника, считал его состоявшимся преступником. Этот аврор оказался жестоким и категоричным. И что могла поделать Помфри, обычный колдомедик, против профессионала с многолетним стажем? Казалось, многое, но, как не прискорбно признавать, противостоять Шарлю Поппи так и не решилась — дорожила должностью.

Неслучайное подслушивание Шарля и Драко дало преимущество: Поппи соединила всё воедино, и включила благоразумие. Становиться врагом новой системы ей не хотелось.

Еще несколько лет назад гуманные колдоврачи из Мунго прислали бы кровь незамедлительно, даже не поинтересовавшись, кому она требовалась, а фестивали, соревнования и праздничные мероприятия создавали сами школы и не по приказам.

Раньше газеты выполняли одну функцию — информативную, они не манипулировали. За считанные годы знакомая ей система изменилась. Поппи не знала, кто за этим стоял, но несомненно за ним стояло еще и Министерство. Когда бледного Малфоя увели, в кабинете колдомедика ещё долго слышались всхлипы.

Ближе к вечеру, когда Гермиона ещё спала под властью зелья, а мадам Помфри находилась в кабинете, спокойное дыхание Северуса нарушилось, веки дрогнули и он открыл глаза. Странное онемение прокатилось вдоль его тела, когда он попытался привстать, но слабость в этой прихоти отказала — он не смог пошевелиться. Разве что лицо ощущалось да уловимо покалывало. Обычному человеку показалось бы, что парализованность останется с ним навсегда. После такой порции, какую выпил Снейп, нужно радоваться, что жизни не лишился, а рассчитывать на что-то большее — глупо. Видимо, именно об этом подумал и Северус. В чёрных омутах проскользнул гнев. Снейп вопреки разрушающей слабости дёрнул головой, с презрением выплюнул волшебные дыхательные трубки и замер. Вся ярость тотчас иссякла, стоило его взгляду задеть соседнюю койку. Он изумился, позабыв о том, что и руки, и ноги, и корпус не поддаются контролю. Впервые Северус понял, что не разучился удивляться.

Она здесь.

Утихомиренный и покоренный, он опустил голову на подушки.

Снейп долго вглядывался и едва уловимо хмурился, не понимая, откуда взялось очаровательное создание. Неужели любимый ангел вновь находился рядом и опять ожидал его? Северус не поверил и скептически осмотрел потолок и стены, нахмурился, но вновь обратил к ней полный нежности взор. Не сон — реальность! Наконец-то, выпал шанс полюбоваться чарующей девушкой без лишних свидетелей; насладиться вдоволь лицезрением запретной нимфы и сколь душе угодно насытиться! Видит Мерлин, в таком случае Северус не жалел о выпитом яде!

Гермиона безмятежно спала, и пока ничто не выдавало её внутренних переживаний. Северус прислушивался к тихому сопению. Уголки его губ слегка приподнялись.

Какое, должно быть, ужасное состояние — быть растроганным! Быть гранитом и позволить себя обточить! Быть изваянием, отлитым по установленному сдержанностью образцу и вдруг ощутить в бронзовой груди что-то непокорное и безрассудное! Быть льдом — и растаять! Соответствовать вечной строгости — и улыбаться просто так, потому что угодно душе!

Это какое-то безумие!

В такие минуты сливается всё самое доброе и злое, совершается великое и трагическое. Это время опасно. Никогда в мгновения, переполненные забвением и трогательностью, не стоит терять голову, иначе жди беды. Утраты нагрянут неминуемо. Придётся платить цену. Жертвовать.

Долгие годы врезали в душу и память Северуса это правило, оставляя глубокие, уродливые шрамы. Он поклялся, что никогда больше не нарушит жестокого закона, не переступит границы, не увлечется, не привяжется, не полюбит. Чувства — вот враг разума. Через такой жалкий инструмент, как эмоции, они разрушают броню. Они бьют. Они калечат.

Вопреки всему Северус улыбался.

Он глядел на мисс Грейнджер, позабыв обо всём. Глядел упоительно, жадно, нежно, страстно. Так, засмотревшись на обворожительных вейл, мужчины проигрывали войны, соревнования, турниры. С таким же взглядом за Елену Парис вручил яблоко Афродите, а Орфей, любуясь Эвридикой с той же теплотой, проиграл сделку Аиду. Этот взгляд, полный бурлящих чувств, делал Северуса чуть больше мужчиной и и вместе с тем чуть меньше. В нём танцевали любовь душевная и страсть физическая.

Он терялся от полета и к небу, и в бездну одновременно, и всё равно продолжал созерцать.

— Северус, ну наконец-то! — воскликнула тихо Поппи, пришедшая на шум упавших трубок. Тотчас Северуса вернуло из завороженности: он резко переменился, губы превратились в тонкую нить, а меж бровей залегла глубокая морщина. Несмотря на это, Мадам Помфри посветлела в лице, тактично отвела глаза, но аккуратно подошла и померила ладонью температуру. — Я уж думала, ты и впрямь нежилец! Лежи, лежи…

Сначала ничего из сиплой, режущей слух и горло речи было не разобрать. Снейп оставил эти тщетные попытки и глубоко выдохнул. Его серьёзный взгляд сосредоточился, но всё равно то и дело возвращался к Гермионе.

Поппи улыбнулась сардонически и с видом точно знающей работу поднесла флакончик к губам пациента. Она почти не выдавала волнения: смотрела прямо, дышала спокойно. Чуящий подвох Снейп всё же вскинул бровь. Сухожилия её руки сжимало напряжение, ногти врезались в этикетку — знак недобрый. Своим пристальным взглядом он как будто хотел запечатлеть вопрос в её мозгу. В нём зарождались опасения. А у кого не возникнет тревоги при виде невроза в повадках целителя?

Вместо ответа, Помфри потребовала принять зелье. Северус сделал несколько болезненных глотков. За это время побледнели не только его кожа, но ещё и губы. Мрачные теории атаковали ему голову. Снейп вновь перевёл взгляд на Гермиону, долго рассматривал, а затем едва слышно, с заметной хрипотцой проговорил:

— Её укрой.

— Не беспокойся, Северус. Она ещё та упрямица и…

— Укрой нормальным одеялом, — отчеканивая каждое слово, повторил с усилием он и подорвался встать. Не вышло и малейшего движения. Организм был крайне слаб. Поппи едва уловимо хмыкнула и невзначай, стаскивая одно из покрывал, бросила:

— Это бесполезно, всякое одеяло оказывается на тебе, стоит мне оставить мисс Грейнджер одну.

Его бровь вновь взметнулась вверх. Северус едва не фыркнул, но промолчал, продолжая осматривать Гермиону. Немного погодя, он произнёс:

— Ей холодно.

— Да нет.

— Дрожит.

— Ерунда, её греет твоя мантия.

— Будь мисс Грейнджер не холодно, она не складировала бы на мне одеяла, — к сожалению Северуса, он не огрызнулся, а только послал суровый взгляд. — Укрой.

Он медленно, насколько хватило сил, повернул голову к окну. В этот момент его посещали тяжёлые мысли. Какие? Поппи казалось, что Снейп догадался про визит Драко, потому как помрачел и нахмурился.

На самом деле Северус не знал о крестнике. В последний раз тот потерялся в коридоре и, как надеялся сам Снейп, умудрился сбежать. Что же до отравления, то ничего удивительного в нём мужчина не находил. Шарль нуждался в обыске, и вполне логично, что всё закончилось ядом в бокале. К незваным гостям он подготовился: тех в Подземельях ожидал порядок. Да и зачем думать обо всём этом? То было в прошлом. Северус смотрел вперёд, просчитывал ходы, и, как ни странно, все его мысли сейчас занимала Гермиона, а уже потом всё остальное, в том числе и собственное самочувствие.

На улице моросило. Пасмурное небо не пропускало солнце. Завывал и бился в окно ветер, а на лице Снейпа ходили желваки.

Он явно думал о чём-то плохом.

Когда Поппи укутала спящую девушку, то потревожила её чуткий даже под зельем сон. Гермиона пошевелилась и приоткрыла уставшие, покрасневшие глаза, с которых ещё не сошла пелена дремоты.

— Мадам… Скажите, с Северусом всё хорошо? Он же очнётся? Кровь прижилась, да? Скажите… — зашептала она сонно. Её голос принадлежал подсознательному, Гермиона ещё спала, но вот-вот была готова расплакаться, словно то, что тревожило её долгое время, проникло глубже и теперь остервененно точило сердце.

Помфри провела рукой по одеялу и ласково прошептала:

— Всё будет хорошо. Поспите немного.

Когда утешенная Гермиона вернулась в сон, колдомедик обернулась мгновением раньше ожидаемого. Северус неотрывно смотрел на девушку, а его взгляд излучал сияние звезды. Его словно лихорадило. Секунды для него казались счастливой и одновременно мучительной вечностью. В голове проносилось дивное эхо её нежного голоса, ласкающего его имя.

«Северус»

Поппи была готова поспорить на Феликс Фелицис, что увидела такого Снейпа впервые. Ещё никогда в жизни она не замечала, что в чёрных, казалось бы, цвета тьмы глазах может греться неизъяснимая нежность. Вид Северуса в эту секунду произвёл неизгладимое впечатление, и Помфри почему-то показалось, что вот-вот он подорвётся к спящей Гермионе и по-хозяйски загребёт в охапку, а там его тёплые губы найдут её, замерзающие; он отогреет её, разбудит, вырвет из царства мрака и печали, и тогда они сольются в ещё более чувственном поцелуе, чем тогда, на сцене.

Как жаль, что всё это могло ей просто показаться! Как печально, что о поцелуе сценическом она знала лишь понаслышке! Когда Поппи вышла из фантазий, вопросительный взор Снейпа был устремлён уже на неё.

Пойманная, она завела отвлекающую тему:

— Ты же обо всём догадался, верно?

Северус не отвечал. Его глаза, еще минуту назад оживившиеся, стали опять такими же, как и раньше — нечитаемыми, с ледяным блеском. Он снова ушёл в себя, точно не слышал вопроса, заданного изумлённой колдомедиком; вновь внимательно прислушивался к тому, что происходило в нём самом, размышлял. Его губы разомкнулись как бы случайно, и тихо, как вздох, прозвучало:

— Как давно?

Северус попытался двинуться плавнее и управиться с телом. Его изящные кисти лишь сжали тяжёлые одеяла.

— Не пытайся. Ты обездвижен не из-за дюжины покрывал. Но это не проблема. Главное — кровь прижилась и ты с нами… Пару часов, Северус, может быть, вечер, и власть вернётся к телу. Как ты догадался?

Северус прищурился, не сразу понимая контекст, и чтобы разобраться, о чём идёт речь, солгал:

— Загадка не так сложна. Замешаны парализатор и змеиный яд, в результате чего… — Снейп прокашлялся, — я жив, но обездвижен.

— И кровь, — дополнила наивная Поппи, которая хоть и понимала, что пациента тревожить не следует, не видела смысла утаивать. Он же всё знал. Очевидно, уже догадался.

— Большая доза, — прошептал Северус, — вызывает внутреннее кровотечение…

Слабая улыбка не придала радости её глазам. В них читалось сожаление. Она поднесла новое зелье с какой-то меланхолией, окончательно выдавая себя. Ясный взгляд Северуса врезался в дальние заправленные койки, с опаской скользнул под дверьми, метнулся к белым ширмам — других пациентов не было. Снейп окончательно пришёл в себя, и на его лицо нашла мрачная тень понимания. «Драко», — чуть не сорвалось с языка.

— Не старайся искать донора, Северус. Этот герой воскрес, спас тебя и… — всё ещё в раздумьях Мадам Помфри в последний раз замялась и помедлила. Выжидающий взгляд Снейпа помог ей сделать выбор. Будучи болтушкой от природы и мечтая найти управу на Шарля, уже спустя секунду с присущим возмущением она всё же затараторила:

— И… и ныне пойман мистером Шарлем. Да, Северус, Драко Малфой, твой крестник, наш мальчишка пойман! И кем? Пригретой на шее змеёй! Пиарщиком! Ты представляешь, он, оказывается, изначально аврор! Ох, ну и негодяй же! Видел бы ты, как этот… «актеришка» игрался с мисс Грейнджер в благородство! Вот нахал! Шарль подло выжидал, когда она свалится от усталости! А она всё не спала, а травилась животворящими. Нет, ты только посмотри, сколько флакончиков! Она даже послала Невилла за запасами Воодушевляющего, но, благо, я увидела и запретила ставить в стенах Больничного крыла такие эксперименты! В конце концов я помню, чем закончился ваш урок. Ну, а Шарль? Всё это время уродец караулил, хотел тебя кандалами сковать, ну знаешь… редкие ленты, от которых, ну, никуда! Я-то сопротивляться не могла, а мисс Грейнджер уже сознание теряла от истощения, да пришёл твой благодетель! Мне следовало бы догадаться, что он жив, да… Послушай, Шарль увёл его под конец ночи. Уже с ленточным браслетом. Он был категоричен. Даже до утра не мог потерпеть! А Драко-то куда вести? Ему в моём крыле ещё недельки две бы отлежаться!

Северус слушал, сохраняя спокойствие, которое давалось всё труднее.

— И куда?

— Полагаю, в Азкабан. Этого доходягу и туда, к дементорам и психам! Шарль сказал, что у Драко был шанс без проблем явиться на суд, но поскольку тот подорвал министерское доверие, его уже и не отпустят! Ох, и поплатится же наш мальчик!

— Сколько крови ты взяла? — спросил хриплый голос.

— Достаточно, чтобы спасти тебя, а его заставить осушить и твои, и мои запасы кровоостанавливающего. Но они всё равно не помогают так быстро, ты же знаешь. А он… Он слаб, и… Ай, впрочем… не стоит об этом! Поздно… Хотя бы тебя Шарль оставил в покое. Теперь ты чист…

Снейп непоколебимо посмотрел в окно, уже смеркалось.

«Да и теперь я чист…» — подумал Северус и поджал губы. Одна из двух партий проиграна. Теперь он в силах помочь разве что мисс Грейнджер.

Прошло несколько часов. Он не засыпал, всё думал и параллельно возвращал власть над телом. Мышцы покалывало, как после судороги. Первые чувствительность обрели пальцы, затем, постепенно удалось совладать с руками и даже сесть. Не поддавались ноги. Спустя полчаса усилий Северус опустил ступни на холодный каменный пол. Он вроде бы и встал, и медленно прошёлся, да ног до конца не ощутил. Так бывает, когда затекают мышцы. Чувствительность притупляется, и опасность такого состояния таится в том, что болевые уколы пронзают тело в самый непредсказуемый момент. Когда к Северусу вернулось физическое самообладание полностью, повезло, что рядом оказался подоконник. Он вовремя схватился и опёрся о него. Несмотря на то, что по телу промчалась резкая слабость, мужчина медленно выдохнул.

Одной проблемой меньше.

За окном резвились дети. Хагрид что-то тщетно объяснял им. В другой стороне ребятня под шефством мадам Трюк с мётлами в руках шли на квиддичное поле. Вдали светился аппарационный портал и попарно принимал детей с чемоданами. В самом конце стояла с горделивой осанкой женщина. В ней смутно узнавалась мадам Клэр. Снейп изогнул бровь и пригляделся, уткнувшись лбом в стекло. Похоже, это действительно была она. Чуть ближе к замку, у главных ворот, он увидал ещё двух женщин. Ему не составило труда узнать длинную кривоватую шляпу Макгонагалл и ядовито-зелёную мантию Скиттер. Журналистка эмоционально жестикулировала, а вокруг, как планетарный спутник, летало навязчивое прыткопишущее перо. Кроме скупых кивков, ничто Минерву не отличало от статуи.

Одним ударом в голову Северуса влетело воспоминание статьи из жёлтой прессы. Он обернулся и через плечо покосился на спящую Гермиону.

Волшебный мир отличен от маггловского. Помимо магии, необычной моды и иного мировоззрения, здесь царствует власть репутации. Будь основоположник пиара магом и притом живым, в руках его сосредоточилась бы вся власть. Нигде на свете так не важны общественное мнение и связи, как здесь. Именно в магическом мире кишели, подобно опарышам, сплетни, а осуждения и пересуды заволакивали гнойным туманом объективный взгляд. Скандалы вспыхивали молниями всем на потеху. В этом обществе люди доверяли разговорам и газетам больше, чем собственным глазам. Вот почему Скиттер и подобные ей не теряли работы. Вот почему рейтинг школ имел колоссальное значение. Вот почему Шарлю удалось завлечь на спектакль толпу. Вот почему Джиневра Уизли воспользовалась именно газетами.

Пресса — помощник власти. Хотите улучшить торговлю — реклама послужит магическим заклинанием. Желаете усилить популярность — создайте определённый имидж, и вас начнут обсуждать. Есть прихоть кому-то насолить? Переверните известные факты об этом человеке так, чтобы гадливый второй смысл въелся капитально, как жирное пятно на белой блузке.

Люди чаще склонны к агрессии да вере в худшее и отвратительное. Лучше уж кривиться заранее и не разочароваться, говорят они, чем таить надежду и получить болезненный укол. Дай им самый прекрасный цветок и скажи о заразности червей, ползающих у его корней, как на нежные лепестки полетят плевки. Они действительно поверят.

Не знающая всего это младшая Уизли каким-то необъяснимым инстинктом вступила в игру пиара. Газеты трубили о распущенности Грейнджер, а также о беспутном романе со Снейпом, о двусмысленных фотографиях и о пагубном влиянии маггловского Шекспира. Всё это порочило Гермиону, но в том была лишь часть опасности.

В магическом мире на репутацию бросалась не тень. В неё намертво влетал нож. Для лучших академий мира имело огромное значение доброе имя будущих студентов. Учреждения не рисковали своей безупречностью, а потому оценивали людей не по достижениям, а по предписанию. Так надёжнее.

Северус понимал это отдалённо, но уже с особой тоской. Когда Гермиона проснулась, то лишь прибавила ему хандры своей светящейся улыбкой. Она, захваченная радостью, изумлённая тем, что проспала пробуждение профессора, захохотала, защебетала. Ещё никогда она так непосредственно не выдавала шутку за шуткой и никогда так смело не рассматривала его. Впервые в этой гриффиндорке кипела дерзкая непринужденность! И Северус понимал, почему.

Ничего не подозревающая Грейнджер будто не замечала ни странных взглядов, бросаемых им, ни дилемм, избивающих ему душу. Не переставая размышлять о власти репутации, Снейп надолго задерживал странный взгляд на Гермионе, проглатывал каждый раз совестные и бессовестные вопросы и не находил на них правильного ответа.

Она не пересекала границ, не флиртовала, но и не спешила уходить. Ненавязчивое присутствие девушки топило Северуса сильнее шторма. Не могло быть так, чтобы луч света пробивал металлическую броню, скалу проламывало перо нежности, а сияние счастья рассеивало тьму в душе. Но так бывало.

Гермиона Грейнджер трагично влияла на него.

В кого он превращался? Северус не отвечал, но точно знал одно: радушие Гермионы соблазняло его погубить всю её жизнь. Какого гербариста не привлечёт прекрасный цветок?

Северус был близок ненавидеть себя. От безысходности его единственным желанием стало одиночество. Он мечтал об уходе мисс Грейнджер и о скорейшем завершении бездарного дня. Свобода от душевных мук — вот, в чём нуждался он, как в глотке свежего воздуха, чего хотел и ожидал.

Его терпение было вознаграждено. Когда Гермиона заметила излишнюю молчаливость профессора и поняла важность покоя для него, собралась. Она была довольной, умиротворённой и счастливой. Ей думалось, что наступала самая сладкая пора её жизни, когда бедствия кончаются, а счастье уже мелькает на горизонте. В такие приятные мгновения рациональную холодную логику лишают всяких прав.

В отличие от неё, Северус удерживал здравый смысл. Поппи верно размышляла о противоположном поле. Если матерям для благополучия своих чад необходимо находиться рядом, то мужчинам это вовсе не обязательно. Порой случается, что для счастливой жизни предмета своей любви необходимо отступить, отдалиться, оставить её в покое. Такой поступок под силу только по-настоящему любящим мужчинам.

Северус понимал: её репутация была важнее всего. Мисс Грейнджер необходимо отпустить, и, несмотря на это, он считал шаги маленьких ножек. Он не оборачивался и клялся не общаться с ней как прежде. Спектакль окончен. Они друг другу никто. Репетиций нет. Минерва права: роман преподавателя и студентки недопустим — подобные отношения ставят девушку в затруднительное положение. После выпускного она поступит в академию. У неё не возникнет проблем, и потому-то не осталось никаких поводов задерживать её. Это их последняя личная встреча.

Северус прикрыл глаза.

Больничное крыло служило им отдельным миром, отрезая толстой каменной стеной от вульгарного общества. Изолированные они не знали, чем живет Хогвартс, и вместе с тем, никто не знал, о том, что происходило здесь. Переступив порог, ни о чём не подозревающая Гермиона навсегда превратится в студентку и старосту гриффиндора. В «мисс Грейнджер», которая навсегда останется для него царицей.

Она оказалась у двери и коснулась нежно ручки, надавила и хмыкнула своим невинным мыслям.

— Мисс Грейнджер, постойте… — окликнул девушку Северус и обернулся.

Гермиона развернулась, и Снейп пристально всмотрелся. В лучезарном взгляде плясали искорки кокетства и озорства, какие могут быть только в молоденькой девушке, обещающей стать обворожительной женщиной.

Северус молчал.

— Профессор, не расстраивайтесь! Я приду завтра, обещаю!

Он усмехнулся, покачал головой и шагнул ближе к собеседнице, неотрывно следя за прекрасной улыбкой.

— Неужели, мисс Грейнджер?

Гермиона облокотилась о дверь, следя за тем, как Северус приближается, и в шутку серьёзным тоном проговорила:

— Да что вы, плохо знаете меня? Даю слово!

— Упрямая гриффиндорка, — растянул насмешливо Северус, подходя ближе. — Вам не позволят. Что тогда?

— А кто мне помешает, сэр? — возмутилась Гермиона, рассматривая горящие глаза.

— Несомненно, многие. — Снейп остановился в полушаге от Гермионы. — За годы моей работы в этой школе не было и дня, чтобы кто-нибудь не рассек губу, не сломал нос и не ушиб колено, мисс Грейнджер, однако пациентов, кроме нас, я не заметил. Ваш первый враг — тот, кто охраняет дверь. Второй, пожалуй, Макгонагалл, которая не навестила нас по причине загруженности. Вот увидите, как вам напомнят об обязанности старосты, забывчивая гриффиндорка. А третьего вам стоит опасаться более всего. Что вы сможете сделать, если выбора вам не предоставлю я?

— Ах, ясно! — засмеялась девушка. — Профессор Снейп вновь снимет баллы и назначит отработки… Так не беда! Два месяца и выпускной! Подумаешь, баллы!

Он жадно впился в неё взглядом, пытаясь как можно отчётливее запечатлеть в сердце этот нежный образ: свежий румянец, дерзкий взгляд, ямочки от светящейся улыбки, — всё то, что переворачивало внутренний мир Северуса и разбивало в прах его самоконтроль. Словно вирус, мисс Грейнджер овладевала его сознанием, заполоняла мысли, крушила планы. Снейп невольно протянул руку и почти невесомо провёл по бархатной щеке. Весь игривый настрой девушки рассеялся. Она замерла и затаила дыхание, ощущая те же чувства, что и он. Его пальцы закололо магией, и чёрные глаза затмила пелена зачарованности. Это был конец. Не смея совладать с собой, Северус склонился к ней.

Его дыхание коснулось её губ. Ещё одно мгновение, и он бы тронул их страстным поцелуем, но дверь отворилась и девушка едва не упала. Снейп рывком подтянул Гермиону к себе и приобнял. Их сердца бились в унисон.

— Ах, Северус, у тебя постельный режим! Зачем ты встал? Ай, уже поздно: ходи давай, всё равно тебя не удержишь! Милая, прости меня, ты не ушиблась? Знаешь, у нас двери такие…

Снейп отошёл к окну и посмотрел поверх Запретного леса. И какой зверь укусил его? Отчаяние? Нежелание её отпускать? Или виной тому жажда обнять девушку, как только она пробудилась? А может быть, его манил незабываемый вкус нежных губ?

Он точно спятил.

— Мисс Грейнджер уже уходила, — бросил Северус, не слыша их болтовни.

Помфри фыркнула и посмотрела на раскрасневшуюся девушку.

— Нет, нет, об этом не может быть и речи! Только не сегодня!

— Почему? — поинтересовалась Гермиона, даже не догадываясь о том, что ей ответят фразой, о которой попросила Минерва Макгонагалл и которую предложил, в свою очередь, Квентин Шарль.

— Уйдя отсюда, вы подставите меня, дорогая моя. Между прочим, я напела Мунго, что вы порезали вены! Разве так быстро поправляются, а? Хотите проблем своей спасительнице, добрейшей мадам Помфри? Вот и помогай людям! Ну уж нет! Как минимум два дня вам следует пробыть в Больничном крыле, а не возвращаться в башню Гриффиндора! Я настаиваю.

— Мисс Грейнджер — староста и живёт отдельно, не втягивай её в эту авантюру, — проговорил сухо Северус.

— В любом случае ей не стоит показываться другим студентам.

— На то существуют камины.

— Увы, камином пользуются и другие старосты, заметят. А мне, знаете ли, никакой пиар не нужен.

— Мадам Помфри, это нелепо.

— Брось, Северус! Между прочим, кровь нужна была тебе.

— Между прочим, — передразнил Северус, — мисс Грейнджер и так достаточно долго «прожила» в Больничном крыле.

— И что? Вены-то «порезала» она недавно.

— Я против.

— А я за.

— Мисс Грейнджер, — Снейп развернулся и строго посмотрел на неё холодным, колючим взглядом.

— Профессор, — произнесла Гермиона без лукавства и обратила тёплый взор на него, — вы же знаете, как важна в магическом мире репутация. А иначе выйдет так, что мадам Помфри дала ложные показания…

— Мисс, она пыталась добыть кровь мне. Вы ни при чём. Мадам Помфри никто не тянул за язык.

— Да, я понимаю! — согласилась Гермиона и выдохнула. — Понимаю, что министерство руководит Мунго и всё такое. Это лишь усложняет положение мадам Помфри, ведь она лгала ради вас, сэр! А если они узнают?

— Меня уволят, — влезла Поппи.

— Мадам Помфри, если для вас это важно, то я останусь.

— Очень, мисс Грейнджер! Очень! Выбирайте любую койку — из двадцати четырёх все ваши!

Северус смерил Помфри тяжёлым взглядом, а в голове опять образовались совестные и бессовестные вопросы относительно мисс Грейнджер.

* * *

Магический мир жесток. Он не терпит ошибок. Для Драко Малфоя родина, магическая Британия, представляла равнину, где ни деревца, за которым укрыться, ни землянки, где переждать. Министерству открыт любой камин. Оно, как огромный паук, распластало нити паутины по всей стране, и любая семья окажется под угрозой, вздумай она помочь беглецу, да ещё и преступнику.

Надежда Драко на побег померкла.

Аврорский браслет, больше походящий на наручник, недружелюбно сжимал холодное запястье, юноша спокойно смотрел вперёд. Они покинули Хогвартс, когда остальные спали. Свежесть начинающегося дня морозила. Под ногами шелестела сонная от тающего снега трава. Они аппарировали сначала на один пустырь, затем на другой. Рывок за рывком кружили голову. Драко объяснял их странный путь тем, что аврор стремился как можно тише завершить порученное «дело». Министерские шестёрки вполне могли наложить на всех увидевших воскресшего Малфоя обливейт, и поскольку в алиби Снейпа они не нуждались, то и жизнь Драко Малфоя не имела никакой ценности.

Драко осознавал: его убьют. О нём забудут. Его имя сотрут с лица земли.

Малфой шёл, утирая пот с висков. Отдышка заглушала мысли. Организм только начал восстанавливаться, и Драко сожалел лишь о молодой жене, которая скоро облачится в траур, и о ребёнке, которого она носит под сердцем. Тот никогда не увидит отца. На лице Малфоя мелькнула горькая ухмылка. Он сам лишал себя семьи. Выбор сделан. С кем угодно можно поступить иначе: бросить, ускользнуть и поскорее сбежать; но только не со Снейпом. Крёстный слишком много сделал для него: рисковал, спасал, лечил. Неужели Драко бы позволил умереть своему защитнику? Ответ очевиден: нет. Он сдался аврору, отдал кровь и выдумал историю. Малфой сделал всё, что мог, а остальная судьба в руках провидения.

От благородной мысли слабая горечь затрепетала в сердце. То было чувство самоуважения. Впервые в жизни Драко не сомневался, что поступил правильно.

Чтобы не ощущать страха смерти, пленник отвлекал себя, размышляя о Шарле. Он пытался понять, почему они аппарируют и так остерегаются, куда спешат, а главное — от кого? В такую рань вероятность повстречать человека в лесу равнялась нулю. А убить и закопать — дело нехитрое.

— Догадываюсь, что вы опасаетесь газет, мистер Шарль. Напрасно. Репортёры ещё спят, а я ваш и никуда не денусь. К чему нам осмотрительность?

Шарль покосился на позолоченный брекет в руках, сверяя время, затем схватил преступника за локоть. Опять от рывка скрутило живот. Они очутились в странном лесу, среди берёз и сосен. Морозная свежесть заставила поёжиться. Здесь пели птицы.

— Мистер Малфой, — протянул Шарль и вгляделся в горизонт, — газеты в нашем мире имеют прямое влияние на взгляды народа. Они манипулируют общественным мнением, иногда ломают жизни, а иногда их защищают. Репутация — наше всё, мы же не магглы, потому и опасаюсь… Кстати, кажется, это ваше… — Шарль залез в карман и извлёк маленькую шкатулку с вырезанными рунами. Как только та перешла в руки к Малфою, то засветилась и засияла. Драко растерянно опрокинул крышку. В трёх странных витражах, ничем не примечательных, отражались серые облака.

— Что это?

— Чёрт знает. Однако и поэтому я попрошу вас отойти. Вот так. Не двигайтесь.

— Мистер Шарль, к чему такие странности? — заволновался Драко, наблюдая, как аврор достаёт палочку и направляет на него. Он рассчитывал как минимум на последнее желание.

— Я попрошу вас о трёх вещах, мистер Малфой.

Драко остолбенел от предчувствия смерти.

— Мистер Шарль…

— Нет, мистер Малфой, ни слова!

— Но, сэр, я имею право на желание или хотя бы речь! Дайте надышаться! А лучше пообещайте, что защитите профессора Снейпа всеми силами!

— Мистер Малфой, ей-Мерлин, замолчите…

— Нет, пообещайте! Вы не имеете прав отказывать мне!

Шарль опустил палочку и всмотрелся в юношу. От его безжизненного взгляда Драко думалось, что перед ним воплощение смерти, а сам он видит её из гроба. Вдоль позвоночника прошёлся холодок. Как человек тонущей барки осматривает спокойное море и ищет землю, так и юноша сканировал лес, ища спасение. Куда ему бежать? Он слаб. Запястье сковывает браслет. Магии на аппарацию вряд ли хватит, да и упустит ли его такой здоровяк, как Шарль?

Драко выдохнул сквозь зубы, прощаясь с жизнью и вспоминая семью, но аврор не позволил ему даже этого и заговорил. Когда обречённым на висельницу отсрочивают смерть, они думают, что спасены. В Малфое загорелась слабая надежда. Он жадно запоминал каждое слово, произносимое Шарлем напоследок.

— Не моя задача спасать Снейпа, мистер Малфой, однако вам, как никому, должно быть известно, кто сможет это сделать. Итак, первое — замолчите навеки о том, что сейчас произойдёт. Второе — поймите, насколько важны сенсации для газет, а третье — простите, что опорочу вас ещё больше. Не двигайтесь!

Шарль взмахнул палочкой и прошептал проклятье. Чёрный луч вырвался хищной птицей и кинулся прямо на Драко, но уже через секунду отразился. Квентин упал на землю и аппарировал. В его плече застрял один из витражей, вышедший на защиту. Когда Драко попытался двинуться к аврору, браслет с него слетел и исчез.

Шарль свалился на землю с глухим стуком. Он оказался в одном из лесов Британии, но на сколько именно миль хватило аппарационной магии, оставалось неизвестно. Тело ему сжевала судорога. Его вскрик подошёл к подножью утёса, засыпанного тающим снегом. Тяжело дыша, Квентин выдохнул и прикрыл глаза. Собственное заклятье он как-нибудь перенесёт. Минуту погодя, следуя штамповым инструкциям, он бросит с остатков магии запрос на помощь, расскажет историю аврора, столкнувшегося с сильным упивающимся и едва не погибшего от хитрости артефакта. Они со скепсисом рассмотрят руну на витраже, проведут магический анализ ранения, затем просканируют палочку и выяснят одну и ту же магию. К тому времени Малфой найдёт семью и продолжит бега. Во всяком случае, Квентин надеялся на это.

Когда пришло время, на помощь он не позвал, так как на горизонте возникла маленькая точка. Она вырисовывалась с каждым пройденной милей и отвлекала. Вскоре появились крылья и морда министерской почтовой совы. Неужели начальство уже узнало?

Шарль как можно скорее сломал изящную сургучеву печать и развернул письмо. То был ответ на недавний запрос.

«Здравствуйте, мистер Шарль!

К сожалению, Ваше предложение мы вынуждены отклонить. Напоминаем, Ваше задание — поимка Северуса Снейпа, на остальное не стоит уделять время. Призраками и подставным воровством займутся другие служащие.

Вам необходимо доказать вину бывшего упивающегося, советника Того-чьё-имя-нельзя-называть. Не забывайте: он убийца. Не отходите от курса.

С уважением, Министр * * *

»

Задул лёгкий ветерок. Снег заблестел, словно его гладила юная и прекрасная весна. Шарль громко засмеялся и вновь перечитал строчки, содрогаясь горьким весельем. Теперь он видел контекст, как зрячий видит небо. Министерству плевать на убийства, на невинных жертв и на будущую опасность. Им важен факт поимки Снейпа! Не будь подозрений в убийствах, они всё равно нашли бы повод. Они одержимы им, как охотник, ловящий ястреба, не замечает бешеных и голодных крыс, угрожающих плодовитостью пожрать всё на своём пути. Шарль смотрел на почерк того, кто принимает законы, и не верил собственным убеждениям.

Когда-то слово министра для него было нерушимым. Квентин всю жизнь вверялся справедливости и закону, и куда он пришёл? На перепутье, где поймать Драко Малфоя и Северуса Снейпа означало сломить справедливость, совершить преступление против неё; где отпустить преступников на свободу равнялось нарушению закона и преступлению против него же. Доказать виновность бывших пожирателей — ударить по своему принципу. Пойти вопреки закону — тоже. Какой бы выбор ни произошёл, существовал один непоколебимый факт, который заслонял для Шарля всё остальное, — он совершил бы тяжкое преступление.

Такая правда разрывала его. Он действительно был слепцом! От этого даже полегчало! Неужели он мог сделать иной выбор, предаться суду и отказаться от правды? Неужели позволил бы закону перерезать глотку совести?

— Совести?! Что?! Мисс Грейнджер, Мерлин, так вы права! — вновь захохотал Квентин с неверием. — Это совесть, чёрт возьми! Совесть!

С этого момента в нём сокрушился один принцип, а на его место воздвигся новый, а вместе с тем и новая цель.

Примечание к части

Ох, ох, ох, ваша авторнесса испытала бешенство! Эту главу уже одобрили и беты, и муза, но я, скажу вам, явно желала переписать всё к чертикам и Воландемортикам! То ли я устала после сессии, то ли эти сцены, влезшие не по плану в фанфик, доканали меня, рррр!

Вообщем наслаждайтесь или ругайтесь со мной! Радует разве что Шарль, остальные тянут за яйца гиппогрифа. Бесят меня. Уже давно прошло три главушки, уже теоретически мы за последней главой давноо, а что на деле имеем? Пф. *ушла фыркать и возмущаться*

П.с.:лююю вас!

Человек всегда насмехался над животным. Пожирающая себя змея — потеха для поколений, а меж тем она — есть замкнутый круг. Рептилия, кусая хвост, от боли впивается сильнее в собственную плоть; клыки врезаются глубже, агрессия растёт, укусы свирепеют, а дальше — смерть. Ужасный цикл. И только человеку он кажется забавным и посредственным. Жестокости животной природы всегда найдётся оправдание, говорят люди. Инстинкты — вот беда зверей, глупых, бездарных, остановившихся в интеллектуальном развитии! Другое дело человек — венец природы, умнейшее и могущественнейшее существо. Обладая сознанием, он всегда превосходен, не то, что эти приземлённые примитивные создания, убивающие друг друга, чтобы насытиться!

Человек гуманен. Человек хорош всегда. В нём нет инстинкта убивать, и, конечно же, не найдётся желания вредить себе. О последнем и думать нечего! Любой сколь-нибудь разумный, честно и точно признается, что он добряк, рационален и достоин лучшего, а судьба его сложнее жизни какой-то там зверушки. У него настоящие проблемы! Зачем проводить параллель с ужасающими циклами? Как можно сравнивать роскошный дворец с норой? Галактику — с планетой? Пожирающих с пожираемыми? Владык всего с тупоголовым скотом?

Это какое-то кощунство!

В отличие от зверей, для человечества не существует эгоизма. Есть любовь к себе. Не существует зависти. Есть несправедливость. Не существует страха. Есть общественное давление. Мнительность — что это? Это предосторожность, не больше. А меж тем, всё это обман и влечёт к падению человека. Зовётся такая деградация чаще «трагической судьбой» или «невезением». Мало кто увидит в нём цикл самопожирающего существа, мало кто признает, что один из пороков человечества — безрассудность. Не столь явная, как у животных, она также приводит к бедам.

Только человек не пожирает себя. Он сводит жизнь, полную эмоций, счастья, любви и тепла, к жалкому существованию. К эгоизму.

Джиневра Уизли видела в окружающих дурноту, ведь против неё ополчился сам мир! Это несправедливо!

По возвращении в школу в ней кипело то самое чувство, которое испытывает червяк, заползший в муравейник. В любой момент Уизли могли заметить и сожрать. Люди же сначала делают, а после думают. А до правды может и не дойти, как ей казалось. Кто поверит подставленной жертве? Кто станет разбираться? Никто.

Первый день Джинни шарахалась, просчитывала каждое движение. Ни во время завтрака, ни за обедом и ужином напряжение не покидало её несгибаемой спины. Шугал всякий скрип, шёпот, смех. Любой взгляд вызывал подозрения, и сердце бессовестной не находило места. Уизли готовилась получить в спину нож, обнаружить фатальный подвох или заговор, но опасения несчастной не сбывались. В какой-то момент мнительность рыжей получила удар. Оказывается, о ней никто не думал: спектакли игрались, зрители рукоплескали, обсуждали других, восторгались, критиковали. Позабыли даже о Снейпе! Как и сказал Шарль, авроры уехали. Дело закрыли.

Прошёл второй день, и девушка осознала, что всё сошло с рук. Раз никто не стал напрягаться, так, может быть, она не сильно и виновна? Значит, так нужно?

Тревога Джиневры сразу не уменьшилась, но медленно, со скоростью стекающей смолы, спадала. Спустя пару тихих дней в голову закрались оправдательные мысли.

Убить убийцу и мерзавца — грех? Уже так не казалось. Волан-де-Морта тоже долго почитали, а потом он надел плащ деспота, и Гарри убил его во имя всеобщего спасения. Так чем отличалась она? Снейп, между прочим, был вторым после безносого! Разве отравить его, потенциального злодея, — не геройство? Да самое настоящее!

После травологии подумалось, что и не яд причина смерти зельевара. Возможно, бывшего Пожирателя смерти убрал Шарль по министерскому заказу, а ей, бедняжке, гадай, себя вини!

К концу недели, когда, кроме глупой Лаванды, никто не обратил на неё внимание, Уизли совсем успокоилась. Чёткий вывод о собственной невиновности засел в голове. Она просто оказалась не в том месте, не в то время и попала под каток министерского правосудия! Подставили наивную школьницу! Шарль подстроил! Напугал, чтобы рука с ядом дрогнула!

Почему-то от таковой мысли дышалось легче.

Для полной радости не хватало волшебной палочки да любимого Гарри. Джиневра крайне неодобрительно относилась к слизеринской сердобольной Китти. От её горящих глупых глазок и румянца, вызванного взглядом Поттера, кипела кровь, однако ревность рыжей угасала. План матери обещал завидное будущее, а с личной жизнью наладится и попозже. Уизли подумала, что сделает всё возможное, чтобы вырваться из лап несправедливости и зажить по-настоящему! Она, боец, не сдастся!

Чтобы достичь собственного счастья, нужно сделать всего-то маленькие первые шаги: купить подходящую палочку, забрать документы из Хогвартса и покинуть ненавистную страну.

«Министерство хоть и убило Снейпа, вину пришлёпнут мне, но ничего, я им покажу!» — размышляла спокойно Джиневра, шагая по Косому переулку. Она заулыбалась, увидев обшарпанную вывеску магазинчика Оливандеров. Предвкушение покупки опьяняло — хорошее начало белой полосы жизни! Её явно ожидал успех. Гриффиндорка и не заметила двоих мужчин, стоявших у поворота к Лютному. Как и у всех уверовавших в собственную невиновность, беспокойство кануло в неизвестность. Смерть сальноволосого ублюдка позабылась. Она ни при чём! У Уизли найдётся пара аргументов, чтобы поставить авроров на место в случае чего!

Мужчины перебросились недружелюбными взглядами, и тот, кто повыше, кивнул в сторону прошедшей девушки. Вид их не вызывал доверия: одежду хорошо потрепали время и драки, разило потом, а изо ртов — гнилым табаком. По ручищам можно было заметить, что, будучи волшебниками, они частенько брались за грубую маггловскую работёнку. Посетители Косого переулка с опасениями проходили мимо. Такие, с пустоватым взглядом и убьют за галлеон.

За девчонку, подсунувшую поддельное зелье, пообещали сотню золотых.

Один двинулся за ней.

В любом гуманном обществе заведено две вещи: не презирать других открыто и не искать себе проблем. Грязного, опухшего от долгих попоек оборванца замечали, да старались не глазеть — дороже будет. Мало ли как человека жизнь искалечила? Что таращиться на бродягу? Прохожие обтекали его покорным потоком, тогда как он крался спешно к своей цели.

Поначалу Джиневра не замечала ничего необычного. Она не имела привычек рассматривать общественных изгоев. Разве будущим королевам есть дело до черни? Внимание и время младшей Уизли стоили дороже, чем незнакомые люди. Она пребывала в мечтах и тешилась сладким будущим, что куда важнее остального. Совсем скоро у неё будет новая палочка!

В дверях магазинчика рыжую охватило колковатое чувство. Сахарные образы рассеялись, и дымка тревожной неопределённости поглотила мечты. Девушка остановилась на пороге и обернулась к улице. В ней снова зарождались опасения. Вот так, на ровном месте, средь бело дня в уютном Косом переулке!

Зная о том, что трусливые детишки в темноте видят не просто монстров, а уродливых существ, непременно разрастающихся в размерах, Джиневра глубоко вдохнула. Наступает новая жизнь. Пора перестать трусить! Она выдохнула и опять сделала глубокий вдох.

Спокойствие! Никто за ней не следит. Авроры позабыли о смерти Снейпа. Беспокоиться бессмысленно, это те же детские необоснованные кошмары! С твёрдым намерением развенчать тревоги, она осмотрелась по сторонам. Прохожие галдели и суетились. Всё как обычно. Никаких странностей. Никого подозрительного.

Приветствие старика Оливандера напугало, и ответом его не удостоили. Какое бешенство взяло взвинченную Джиневру в тот момент! С какой стати она не живёт как прежде? В чём ещё нуждается? Уже нашли и кукловодов, и жертв, и виноватых! Она-то причем? Чего опасается чужой смерти?

«Сальноволосый ублюдок не даёт покоя, даже находясь в могиле!» — подумалось Уизли.

Случайно, на развороте, её полный ненависти взор упал на грязного, небритого оборванца, который таращился на неё. Уизли покосилась исподлобья. Этого уродца еще не хватало! От его липкого взгляда хотелось помыться. Бывают же мерзкие люди! И почему таких выпускают из Лютного в цивилизованный мир?!

Не имея желания церемониться, она вошла в лавочку. Дверь закрылась, огородив защищающей стеной, однако чувство безопасности так и не пришло. Джиневра кожей ощущала грозящую беду.

Подумалось, что всё это — следы паранойи и они ужасны. Бродяга не причем. Жизни она боится! Не живёт, а прячется забитой дурой! Не улыбается, а испуганно озаряется! Вместо восхищённых взглядов — её, трусишку, не замечают! Никто не любуется! Не восторгается! Уизли дрожащая тень, хуже идиота-Лонгботтома — вот до чего довели невиновного человека!

И вдобавок мерещилось, что следит кто-то недобрый.

«Всё прошло, Джиневра! Спокойно, не поддавайся мнимому страху. Дело остаётся за малым. Угомони тревоги!» — приказала она себе. За то время, что рыжая выбирала палочку, беспокойство утихло, однако стоило завершить покупку и подойти к выходу, как захватил ураган ужаса. За витриной прошлась высокая фигура. Тот самый недружелюбный мужчина. Он явно всё время ожидал её!

Джиневра постаралась взять себя в руки. Она сцепила зубы настолько сильно, что свело челюсть. Глупо вот так отдаваться опасениям! Уизли — гриффиндорка или кто? Если сейчас она не пересилит паранойю, то наверняка не сделает этого никогда. А ещё жить и жить счастливой жизнью!

Девушка вышла и направилась к «Всевозможным волшебным вредилкам» Джоржа, что лежал вниз по переулку, подальше от Лютного. Стараясь не привлекать внимание, она не оборачивалась, думая о том, что в Хогвартсе она была куда уязвимее и сейчас попросту не имело смысла аврорам нанимать людей. Ложная тревога! Почудится же!

Бродяга пошёл за ней.

Джиневра невольно ускорилась и вида, что обеспокоена, пыталась не подавать, убеждала себя, что всё мерещилось. Бывает так, что пути разных людей сходятся и некоторое время они идут одной доро́гой — то называется совпадением. Возможно, это сейчас и происходило.

Бродяга шаркал. Его массивная тень приближалась. Волнение напуганной нарастало, а вместе с тем и пульс. А что, если это и вправду наёмник поганого аврора? Если у него заказ: вот-вот схватить Джиневру и доставить психопату Шарлю? Там, конечно, устроят жестокий допрос с грубыми, нечеловеческими заклинаниями, под которыми даже такая невиновная, как она, подпишется под чем угодно, лишь бы отпустили! Скорее всего, Квентин не побрезгует и тупой физической силой! Куда ниже падать этому уроду, издевающемуся над людьми в удовольствие?

Ненависть к аврору взбудоражила, но сил придала. Ежели действительно её схватят, Джиневра плюнет Шарлю в лицо. Она пообещала.

В надежде найти помощи у прохожих, девушка остановилась. Как уже говорилось: никому не было дела. Большинство спешило завершить покупки и продолжить уик-энд в более спокойном месте. Дети толпились у витрин. Взрослые вычёркивали из списка продуктов пункты, щебетали, торговались. Если кто и замечал, то отводил глаза.

Тень мужчины настигла и поглотила её миниатюрную тень. С замирающим сердцем Джиневра вдохнула побольше воздуха. Внутренний голос не переставал напоминать, что её рука дрогнула однажды над стаканом, и в случае чего во второй раз уже не дрогнет. Из чувств самосохранения она будет защищаться, как настоящая львица!

Успокаивающие размышления не помогали. Ноги предательски дрожали.

Мужчина, будто в издевательство, помедлил.

— Мисс, можно с вами познакомиться? — раздался хриплый, пропитый голос.

Она ответила не сразу. К её лицу словно протянулась рука спокойствия и сорвала вуаль неведения. Уродец хотел познакомиться! Ну и нагнал страху этот тупица!

Джиневра выдохнула.

— Нет. Думаю, не стоит.

— И всё же я настаиваю. Мало на свете встретишь таких очаровательных крошек. Выпьем? — промурлыкал незнакомец и шагнул вплотную к ней. Как видимо, нарушение границ и пережитый страх были последней каплей, переполнившей чашу терпения Уизли.

— Я сказала: нет!

— Какие мы привереды! — мужчина схватил ладошку, которую Джиневра брезгливо вырвала, и продолжил: — Меня зовут Ларри.

— Ну что за идиот?! Отвалите!

— Мисс, да не кусайтесь. Как ваше имя?

— Никак!

— Миледи, я не хочу пугать вас.

— Не корчьте из себя джентльмена! Я не знатная особа, так что отстаньте!

Он подошёл ближе, встревожив Джиневру.

— Вы урод, от вас разит! Отойдите!

— Моё имя Ларри, — повторил бродяга. — Я всегда предлагаю по-хорошему.

— Непонятно что ли? Я не знакомлюсь! — Джиневра одарила оборванца презрительным взглядом и поспешила уйти. В груди клокотало задетое самомнение. Как в голову могло прийти, что с ней можно запросто познакомиться? Да еще и такому грязному и вонючему, как он? Уизли оскорбленно фыркнула.

— Эх, редкая дура! — прилетел прокуренный голос вдогонку. Она остановилась, хотела уже колко ответить, как кончик палочки упёрся в спину и незаметно всадил империо. В мгновенье тёмная магия распространилась по телу — чувство из странных: тебе и холодно, и мышцы будто онемели.

— Что ж, будем общаться так, мисс. Покорная вы радуете меня больше! — залыбился сумасшедший волшебник и побрел к Лютному переулку.

В кошмарных снах бывает так: кричишь и не выходит, бьёшься — тщетно, стремительно бежишь — на деле стоишь на месте. Джиневра бесплодно боролась, но результатов это не давало.

Тело ей не принадлежало.

Под приказом ноги поволоклись за бродягой Ларри. С немым ужасом рыжая видела, как мимо протекают кривоватые домики, ничего не замечающие прохожие, заинтересованные покупатели и весёлые продавцы. Ничто не показывало сопротивления в её довольном личике. Внешне Уизли не была такой счастливой с тех пор, как видела напуганную Грейнджер. Глаза искрились энергией восторга.

Девушка улыбалась.

Какой хаос творился в сознании пленницы? Её вёл псих. Вёл к человеку, который действительно забавлялся игрой. Как жирный кот, Шарль давал жертве уйти, но тотчас догонял и подбивал. Кто он, если не маньяк?

Садист. И это хуже: маньяк в конечном счёте убивает, и его ловят, а садистов если и вычисляют, то долго, и действий никаких не предпринимают.

К тому же у Шарля есть алиби — повод. Он имел право расспрашивать подозреваемых и выпытывать признания. Он будет долго с ней играть.

При встрече Джиневра плюнет ему в лицо дважды.

В Лютном, в первом темном углу, пивное пузо прижало её хрупкое тельце и грязные ручища смяли юбку. В рот сунули склизкий, противный язык. Чуть не вывернуло. Уизли не жмурилась — империо запрещало. Сальные волосы кололи лоб, губу куснули в кровь. Кто-то вовремя оттащил мерзавца, иначе тот бы продолжил терзания.

— Ты сдурел?! Шлюх мало? Веди её к хозяину!

Джиневра увидела не менее уродливого мужчину.

— Так я ж не развлекусь! Как лох, не успею!

— Да говорю же тебе, это не та шмара, больно не соображает! Я лично оплачу неделю со шкуркой, не так уж дорога окажется. По-тихому веди её.

Мужчина криво усмехнулся и потрепал напуганную по щеке.

— Ладно, пойдём-пойдём, шлюшка. Ох, хрустальная фифа! Имя она не говорит! На Плесень будешь отзываться, мразь!

Не передать словами, какая паника зажглась в Уизли, когда стало ясно, что люди, схватившие её, не связаны с авроратом. В мыслях она забилась, заколотилась, завопила — всё бесплодно. Никто не замечал. Ноги тащили в притон. Губы кривились в улыбке. В висках больно пульсировало.

От своих действий хотелось блевать. Предавало собственное тело, пускай и под приказом чужой магии. Самостоятельно она шла в западню, в место, как ей думалось, перекрывающее дорогу в театр! Низкая проба, уже не то, а Джинерва считала себя дорого́й девушкой! Это она должна выбирать любовников! Это она должна быть сверху и изъявлять волю, никак не наоборот! Как и многие, она наслаждалась молодостью и сексом, для неё это не было чем-то высшим, и потому от мысли о продажи тела её больше волновало слово «продажа».

Заработать хотели на ней. Навариться!

Зачем она борделям? Разве мало доступных девушек? Доступных рыжих девушек? Разве в борделях волнует цвет волос? А магия на что годится? А парики?

Дело крылось в естественности — в признаке качества. Трансфигурируйте вещи, они испортятся быстрее. С волосами так же.

Это понимание внесло в душу безысходную муку.

Всё видеть и не принадлежать себе, не мочь сказать, ни капли самовыражения — поистине ужасно. Вы наблюдаете, как в маггловском кино, но не живёте. В своём теле вы гость.

Джиневра вновь забилась в бешенстве. От бессилия её эго застонало. Даже на слёзы лишили прав, и это гнетущее чувство тянуло душу. Ещё хуже было осознание, что она в западне: ожидать спасения не от кого. Если авроры и вытащат, то для допроса, к Шарлю, которого она терпеть не могла!

До этого момента Джиневра до конца не понимала, что её ожидает, но чем дальше они уходили в Лютый, тем отчётливей прояснялось будущее.

Её. Тело. Будут. Продавать.

Это осмысление что-то сломало в ней. Словно что-то светлое, глубоко спящее внутри, вздрогнуло.

Себя не узнавая, девушка вошла в лавку, виляя бёдрами и прикусывая игриво губу. Не знакомые с ней могли увидеть ветреную девицу, сведущую в любовном деле. Навязанное кокетство, игра глазками, хихиканье были рассчитаны на привлечение клиента, и, на счастье Джиневры, зал пустовал. Как видимо, похититель просто развлекался.

Стены, черты интерьера, стойка показались знакомыми. Здесь, только ночью, она покупала яд. У кассы стоял единственный посетитель, эмоционально жестикулировал и что-то объяснял. Широкая спина, высокий рост и знакомый голос заставили Джиневру замереть. Её глаза распахнулись, горло сжалось, и она не сразу поняла: что-то резонировало от громкого вопля. То был её крик, вырвавшийся из-под империо. То возымели власть и ужас, и надежда.

Шарль обернулся и изогнул бровь. В его длинных пальцах лежал флакончик, точь-в-точь как тот, который выкинула она.

Продавец недобро сверкнул глазами. Ещё секунду назад на его лицо легла тень довольства, и фанатический взгляд сказал о многом обманщице. Парализующий яд стоил дорого, ещё дороже личное время, потраченное на разбирательства с недовольным клиентом. Вдобавок ко всему, зелье невидимости, которое впарила рыжая, знатно подорвало репутацию заведения, а это не могло не разочаровывать. Хитрая дрянь была уже в его руках, как всё испортил неожиданный крик. Продавец неестественно выпрямился. Любое волнение со стороны товара могло вызвать подозрения у покупателя. Когда вам подают стейк, вы стараетесь не думать о смерти животного, которого принесли в жертву вашим деньгам. Всем так проще живётся.

— Мм… К…Какая хорошенькая… Новенькая? — промурлыкал Шарль. Известное дело: встревоженные люди расслабляются в обществе простофиль. Квентин хорошо играл, а сутенёр только и желал, чтобы новый клиент не распознал подвоха.

— Новенькая, — кашлянул продавец. — Так что изволите?

Магия надавила Джиневре на затылок, заставляя почтенно кивнуть и скорее направиться в комнаты. Её место не здесь. Ноги потянуло магнитом к обители порока, но воздействие вдруг ослабло, когда Шарль мягко схватил её запястье и остановил. Он привлёк рыжую к себе, осматривая с оценочным вниманием.

— Так-к вы не знаете, кто покупал у вас эт-тод яд, с-сэр? — Шарль подкинул галлеон. Он и сам не смыслил, почему заик никто не берёт в расчёт, однако на примере Невилла Лонгботтома понял, что в этом, правда, есть что-то простецкое.

— Нет, сэр.

Джиневру второй раз дёрнуло магией в сторону комнат, она постаралась вырваться из объятий, но Шарль крепче сжал талию.

— Д-да что ж т-такое?! Я в под-дмастерье у одного зельевара нах-хожусь и ск-кажу вам, что готов зап-платить немало гал-л-леонов, чтобы узнать пок-купателя. Видите ли, м-мой мастер поспорил с друг-гим мастером, к-кто первый воссоздаст рецепт этой бил-л-леберды, и м-мой учитель п-проиграл. Нам к-крайне важно…

— Извините, мы не продаём рецепты, — перебили никому не интересную болтовню.

Квентин подкинул ещё одну монету, наконец, оторвал взгляд от девушки и сосредоточенно посмотрел на продавца.

— И всё же. П-подумайте. Я-явно второй мастер просто к-купил у в-вас…

— Вы зря тратите время. Мы не ведём клиентскую базу.

— А м-может, и не зря… П-продайте мне один флакончик…

— Закончились.

— Да что ж ты дёргаешься? — совсем ласково, с похотливой зачарованностью поинтересовался Шарль, вновь вглядываясь в глаза Уизли. — А п-по какой цене она?

Продавец среагировал сразу. Парализующий яд стоил немало, и подделка рыжей дряни доставила хлопот. А сколько ещё эта сука умудрилась наварить на перепродаже какому-то зельевару!

— Молодой сорт. Дороговато.

— Тысяча?

Заслышав баснословную цену, продавец вгляделся в монету чудака. У богатых свои прихоти, но раз готовы заплатить тысячу, то и больше отвалят.

— Дороже. Говорю, новенькая, ценная. Три.

— Хорошо, б-беру.

— Но, это за час.

— Отлично.

— Плюс за модное бельё должны три сотни.

— Чу́дно.

То, как странный покупатель соглашался, возбуждало в сутенёре алочного демона, который подбрасывал самые нелепые идеи того, как можно содрать с похотливого безумца денег.

— По рукам? — спросил Шарль. — Два часа.

— Восемь триста.

— Было же ш-шесть…

— Ш-шесть — ш-шесть, — передразнили Квентина. — Вы ошиблись. Восемь.

Шарль великолепно сыграл сконфуженность и выложил мешочек галлеонов. Его рука крепче обвила перепуганную Джиневру, которой щёки сводило от улыбки.

— А т-теперь, п-пожалуйста, снимите империо. Я не люблю, к-когда женщина шаблонная. Н-ну же, смелее. Я д-давно клиент в-вашего дела… З-знаю, что п-по чём.

Мужчины растерялись, таращась на чудака.

— Боюсь, она дикая…

— Ничего, это же д-девушка. Сн-нимите.

— Но, сэр! — встрял Ларри и смолк, как только продавец покосился на него и строго повторил просьбу богача. С Джиневры Уизли спало империо, но говорить о невольности магия так и не позволяла.

Шарль кивнул поощряюще и состроил серьёзный, но глуповатый взгляд.

— С-скажите, а что случилось с борделем в двух кварталах отсюда? Я ис-скал вход, н-но… — Шарль вздохнул с сожалением, когда продавец отвлёкся от пересчёта денег и пробормотал:

— Накрыли, нагрянули аврорские рожи. Повязали всех. Одного только не пойму, что за охрана у них там была, раз пропустила крысастых? Жаль, ребят, да сэ ля ви, как говорится.

— Ой, да вы что?! — ужаснулся кокетливо Шарль. — Да, да… Беда… Вот чёрт бы их попутал, этих авроров! Н-надеюсь, у вас ул-лучшили охрану…

Продавец неодобрительно посмотрел на жалобные слёзы Уизли.

— Не переживайте, сэр. У нас головорезы получше будут. За этой я пришлю… да вон, Ларри!

Шарль с очаровательной улыбкой кивнул.

— Тогда к шести заб-бирайте её.

Уизли шла, не видя дороги. Слёзы размывали глаза. Она тряслась, осознавая, что продана. И продана Шарлю! Его крепкая рука не позволяла улизнуть или отстраниться. Жалобный скулёж не спасал. Мужчина оставался непоколебим. Обида, унижение, страх — всё, что могла осознавать Джиневра. То, как они миновали подъезд, лестницу, зашли в чью-то квартиру, оставалось для неё чем-то непонятным и не важным.

Шарль закрыл дверь, развернулся и подал платок, который девушка не сразу приняла. Она долго таращилась на белоснежный лоскуток, чего-то недопонимая. Платок? Самый обычный? Элемент сочувствия и внимания? В какой-то момент она всё поняла и покраснела. Аврор не имел на неё планов, и, в довершении всему, спас.

Увёл от негодяев.

— Вы больше не вернётесь туда, мисс Уизли. Мерлин, и как вас занесло? Разве вам не говорила мама, что ходить у Лютного опасно?

Он просканировал её на наличие темных заклинаний и ослабил эмоциональный запрет. Рыдания, подступающие всю дорогу к горлу, наконец-то вырвались наружу. Она закричала и ослабла, наверняка упала бы, если бы Шарль не подхватил и не увлёк на диван. С сожалением он вздохнул и слабо улыбнулся в поддержку.

— Теперь всё хорошо, мисс Уизли, тихо. Такое в Лютном, к сожалению, часто бывает…

Как видимо, Шарль знал, как поддерживать людей, так как пускал в ход нежность. Он улыбнулся, смягчил тон, сжал холодные ладошки и даже подал стакан воды.

— Выпейте, и легче станет, уверяю. Вы, мисс, выплакали процентов десять влаги, а знаете, как страшно обезвоживание? Ну всё, не надо слёзок, я же сказал, что не отдам вас. Вы знаете, кто я? Наверное, и нет. Так вот, мисс, я аврор!

Глоток прохладной воды от икоты не избавил, но помог отвлечься. Губы дрожали, а внутри зародилось слабое доверие к тому самому человеку, от которого ещё недавно не шёл сон. Она робко кивнула и сделала новый глоток.

— Мне очень жаль, мисс Уизли, что всё так сложилось. Мир полон боли и страдания, не так ли? Вы, должно быть, считаете сутенёра гадким? Не спорю, он мерзавец, но давайте разберёмся. Залезем поглубже, а? Люблю я находить причинно-следственные связи. Так вот, мисс Уизли, скажите, что мы увидим внутри этого звереныша, который так восторженно пересчитывал купюры?

Шарль остановился рядом с ней, притихшей и задумавшейся, и резко переменился, всматриваясь в зарёванное лицо ожесточённым взглядом.

— Зависть. Мерзкую и низменную.

Вода застыла комком в горле. Джиневра закашлялась, попыталась бокал отбросить, но ничего не вышло. Ловко цепкая клешня Шарля схватила подбородок, вторая сжала ладошку на стакане, не позволяя отдалять от губ.

— Именно зависть к деньгам привела его к продаже женщин. Он хотел лёгкой наживы и, глядя на богатеньких сынков, завидовал. Несправедливо, не правда ли? Он рос в бедности, а жить желал хорошо, в то время как некоторым повезло лишь родиться от мешка с монетами. Пейте, пейте, пейте.

Она замотала головой, что стеклянная кромка съездила по дёснам. Шарль направил всю силу в ладонь, держащую подбородок, и мягко наклонил стакан. Вода настырно полилась в рот.

— Странно, я думал, что отравительницы с рук авроров не пьют, а впрочем, вернёмся к сутенёру, — протянул Шарль, смотря на то, как Джиневра давится, но глотает. — Так вот, этот козёл (да, козёл, он продал вас, видя второй раз в жизни!) считает, что мир несправедлив. И поскольку он озлобился, то стал продавцом женских тел и контрабандистом. Сколько горя нахал принёс, верно? Сколько погубил девушек! Это же рабство! Милая, империо куда страшнее авады! И всё же, я вынужден признать: одно их существование, существование «зла», этих гнилых тварей, падших, жалких людишек, выдаёт интереснейшую вещь. Несомненно, это не оправдывает злодеяний преступников, однако… — он отдалил стакан, похлопал мягко по бледной щеке и отошёл.

Более его глаза не замечали девушку.

—…однако ничто не справедливее этого мира, мисс Уизли. Это система. Здесь совсем иные законы. Человек глуп, раз считает, что избежал судьбы. Фатальностей ровно столько, сколько и возможностей выбора, но, мисс Уизли, всякий выбор — это часть системы, которая надиндивидуальна*.

Если бы не было алочного и злопамятного сутенёра, вы бы не попались ему в лапы, и я не словил бы вас и не подал веритасентиум в воду. Но я поймал вас, разве не справедливо это? Более того, без вас, — Шарль посмотрел на часы, отсчитывая время монолога и того, когда подействует сыворотка, — я бы не понял суть справедливости. Так и ловил бы подряд всех упивающихся. Все люди связаны, мисс, и мы не исключение. Без вашей зависти к Гермионе Грейнджер я бы не вышел на сутенёров и не подкинул меченые купюры, и в скором времени их бы не взяли. А уж поверьте, на них тоже давно ведётся охота. Они хуже вас в разы. Так что, благодарю вас. А теперь ответьте: вы отравили профессора Снейпа?

Она хлопала глазами, а с ресниц капали крупные слёзы. На губах замерцала кровь. Бесполезно прикусывать их, когда правда лезет наружу. Джиневра пыталась. Её трясущееся лицо посерело, и она прошептала:

— Да… Это сделала я…

— Хорошо, мисс Уизли. Очень хорошо. А теперь знайте, что он жив.

Она испустила вопль, затряслась и забилась, что Шарлю пришлось еще долго успокаивать перед допросом, и пока он делал это; совсем не законно, но сенсационно вышел новый выпуск «Пророка». О нём будут долго говорить, много раз оспаривать, упрекать во лжи, но в итоге мнения сойдутся на том, что Малфои и Панси Паркинсон целы и невредимы. На фотографиях они держали разные выпуски французских газет с недавними датами.

Примечание к части

* — термин Э. Дюркгейма, означающий независящее от воли индивида

О даа, я всё же заткнула своё недовольство и остановилась в редактуре. Так и с ума сойти можно, ей-Мерлин!

*вытирает пот со лба холодными ручонками*

А вообще я вас люблю, мои читательницы! Очень соскучилась, да и вообщет сама виновата)))

Что ж, осталось всё самое интересное, верно? *Шевелит бровками*

Надеюсь, вы не забыли, что Гермиона осталась с ночевкой в Больничном крыле?))) Кхе-кхе, я тут задумалась над одной философской темой, но пока раскрывать её не собираюсь, не время еще *шевелит интригующе бровями*

Лучше скажите, как вам Шарль? Когда я подкатываю к нему с шипперскими намеками, он надевает маску покерфэйса и игнорирует меня, негодник! Я же в раздумьях над новой историей о недолюбленной и озлобленной девушке и несчастном авроре-шантажисте, мм, не дает мне это покоя! А что вы думаете?

*ушла редактировать следующую главу*

*Миллион сердечек и воздушных поцелуйчиков*