Последние краски лета (джен)

В изоляторе оказалось не так уж паршиво. Нет, если не считать, что первые дня три бросало то в жар, то в холод, а башке поселился противный липкий туман. Комнатушка, хоть маленькая, но чистая, даже умывальник в углу стоял. Хочешь рожу полоскай, хочешь — горло (Маришка велела). И никаких храпящих соседей! Этому Вася оказался несказанно рад на четвёртую ночь, когда смог наконец-то выспаться и проснулся не в мокрой от пота рубашке.

В целом же — скукота. Телика нет, да и поговорить не с кем. Книжку, которую Дэн принёс, Вася ещё и не открывал. В таком разобранном состоянии совсем не до чтения.

Император, кажется, заходил, но баба Валя (Валентина Тимофеевна) — местная глав. санитарка, его не пустила.

Вася обиженно выговаривал утром:

— Я ж не чумной, почему навещать нельзя?

— Лучше тебе станет, тогда пусть приходит, — примирительно пообещала баба Валя.

Вася только вздохнул: опять одни «завтраки». Баба Валя на градусник посмотрела и ушла, качая головой. Видать, температура всё ещё высокая. Ну а Вася что мог поделать? Самому не в кайф.

Маришка припёрлась на обход в сопровождении Андрюхи. Вася сразу почуял неладное. Чё это они почётным караулом заявились?

— Как самочувствие? — без особого интереса спросила Маришка.

Вася пожал плечами.

— Горло болит?

— Уже почти нет, — на всякий случай отодвинувшись к краю койки, Вася бросил подозрительный взгляд на Андрюху. Маришка же нашла до чего доебаться. Дёрнула за руку и выразительно нахмурилась.

— Я тебе варежки надену, как маленьким детям! — пригрозила она. — Опять все пальцы себе разодрал!

Вася вздрогнул от окрика и помотал головой.

— Ещё чего!

Андрюха, в общем, пригодился: прижал к кровати, и руки ему замотали бинтами на манер варежек.

— Совсем, что ли, больные?! — возмутился Вася, когда Андрюха отпустил. — И чё мне теперь с этим делать?

— Ничё, а выёбываться будешь — в «тихую» переедешь, — привычно пригрозил Андрюха.

— И не снимай, — добавила Маришка.

Вася счёл благоразумным промолчать, лишь одарил их злобным взглядом. Станется ещё с них — правда, к койке привяжут или в «тихую» отправят. Конечно, как только они скрылись за дверью, Вася попытался их «художества» снять. Однако нихрена не вышло. Зубами только узлы затянул. Вот ведь придурки! Книжку теперь листать не получалось и оставалось лишь пялиться в окно, выходящее во внутренний двор. Прогулка там у людей! Сосны заснеженные, свежий воздух, холодное зимнее солнце в льдисто-голубом небе. Благодать! А он здесь торчит один, как пёс на привязи. Досада и злость кипели в груди, подобно буйным морским волнам.

Вскоре баба Валя обед принесла. Опять первая смена работала. В тарелке, облитые бурым соусом (кетчуп он даже не напоминал), покоились бледно-серые слипшиеся макароны со сморщенными сосисками. Ха! От мяса в них осталось одно название.

— Я не голодный, — покачал головой Вася.

— Ну что значит «не голодный»! Есть-то надо, а то откуда силы? — ворчливо упрекнула баба Валя, поставив на тумбочку жидкий чай.

— Ты сама-то это есть станешь? — уныло спросил Вася.

— Что ж, я могу сделать, милый? Нет ничего другого, домой они всё тащат, — нахмурившись, заявила баба Валя. Поправила короткие седые пряди, скрытые под белой медицинской шапкой, и тяжело вздохнула. — Давай-ка, садись, накормлю тебя, — кивнула она, заметив забинтованные руки.

Вася со вздохом покорился. Всё лучше, чем вчерашний помойный суп. А бабка вовсе не злая, очень даже терпеливая и не орала на него ни разу.

— Можно хоть на прогулку? — без особой надежды спросил он. — Здесь совсем скука смертная.

— В пятницу доктор приедет из поликлиники, кто выздоровел, тех отпустят, — сообщила баба Валя. — А у тебя вон температура скачет, какая тебе прогулка?

Вася, надувшись, уставился под ноги — не стал спорить.

— Не могу больше, — отодвинул тарелку он.

Баба Валя попричитала немного, но всё-таки отпустила прошвырнуться по коридору, наказала далеко не уходить. Заметив Валеру, который маялся на лавке, тоскливо озираясь по сторонам, Вася обрадованно заулыбался и ускорил шаг.

— О, Вася, а ты-то как здесь? — сразу оживившись, поинтересовался Валера и хлопнул по месту рядом с собой.

Вася пожал плечами.

— Ну как? Заболел.

Валера покивал.

— А у меня ангина, вот тоже в изолятор отправили. Володьку-то выписали, слыхал? — быстро переменил тему он.

— Видал! — усмехнулся Вася и тут же поджал губы. — Ну вот какого хера! Мы здесь столько же, сколько и он, а нас не отпустили!

— Я не тороплюсь, — меланхолично повёл плечом в полосатой рубашке Валера.

Вася усиленно заморгал, недоумённо уставившись на него.

— В смысле, «не торопишься»? Ты домой не хочешь?!

Валера отвёл взгляд, на круглом лице, заросшем тёмной щетиной, образовалась печальная гримаса.

— Видишь, какое дело, дружище, мне здесь, правда, лучше. А дома… — он невесело усмехнулся и махнул рукой.

— Что дома? — нетерпеливо подтолкнул Вася, устроившись на лавке.

Валера горестно пожевал губами и провёл ладонью по плешивой макушке.

— Я на кирпичном заводе двадцать лет отпахал. Он закрылся — полтора года обещаниями кормили — зарплату так и не дали. Честный был, не воровал, как другие, а мне зачлось? Хрена с два! — эмоциональное всплеснул руками он. — На «Копейке» шабашил, как-то ночью одних подвозил… По башке долбанули — тачку угнали. А после и жена ушла, всё, говорит, у тебя, не как у людей. Другие на юга ездят, шубы, покупают, а с тобой двенадцать лет лямку тяну и… Да много чего ещё наболтала! — рассерженно оборвал сам себя он. — Детей забрала и к матери в Калугу умотала. — Сказала ещё, что надо было, как все, а то я больно правильный. Не жизнь, а каторгу она, значит, со мной отбывала!

Вася покачал головой, попытался подбодрить:

— Хреновая жена какая-то. Миша бы сказал, что у всех бывают чёрные полосы.

— Да уж как-то она затянулась — полоса эта, — сердито хмыкнул Валера. — Я ж не псих, нормальный человек, просто обрыдло всё, устал.

Вася чуть подумал, коснувшись забинтованной рукой лба.

— Я по-другому пробовал, — горько усмехнулся он.

Валера помолчал, окинув внимательным взглядом с головы до ног.

— В бандиты, значит, подался? И как оно?

— Мы оба здесь, — глухо отозвался Вася, глядя в сторону. Подробностями делиться настроения не возникло. А Валера терпеливо молчал и не любопытничал. Васю чёрт за язык дёрнул. — А ты, правда?.. — окончание фразы он проглотил, не решившись озвучить. Но Валера не дурак — сам догадался. Наверное, его этим вопросом уже достали.

— Володя всем растрепал? — мигом сообразил Валера. — Ну, правда, что ж скрывать. Вешался, да мать навестить решила, ключи у неё были. И вот поэтому я здесь, а не в двух метрах под грунтом.

— Жалеешь, что ли? — хмуро спросил Вася.

Валера мрачно усмехнулся, передразнил Императора.

— Сынок, мне сорок семь — поздновато жизнь заново начинать.

— Ну да, уж прямо в могилу пора, — фыркнув, поддел Вася. — Будто ты совсем старик.

Они даже чуть не поругались.

— Ты мальчишка ещё — ни черта не знаешь! — вспыхнул Валера.

Вася же виновато вздохнул:

— Просто хотел поддержать. Жопа сейчас у всех в жизни — не у тебя одного.

— А мне от того легче? — понизил тон Валера. — Пошли, покурим, что ль, нервов никаких не хватает.

Вася угрюмо кивнул, и больше они этой темы не касались. Валеру, конечно, можно понять. Но если он совета от Васи принимать не желает, то, может, хоть Императора послушает? На самом деле, Вася и не знал, что сказать, растерялся. Однако Валеру жалко стало. Нормальный же мужик, а жизнь его пожевала и выплюнула.

После своих откровений Валера притих, успокоился, грубовато хлопнул по плечу широкой мозолистой ладонью.

— Ты прости, Вася, если наболтал лишнего. Ты-то тут не при чём.

Вася скованно кивнул, хотел к себе пойти, да Валера позвал в карты играть. Руки ему развязал наконец-то, да похохатывал над дурацкими анекдотами, которые Вася от неловкости решил вспомнить. У Императора они выходили смешнее.

* * *

Докторша из поликлиники приехала какая-то замотанная, но, в отличии от большинства здешнего персонала, вела себя подчёркнуто-вежливо. Послушала, посмотрела и, конечно, оставила в изоляторе. Не то, чтобы Вася рассчитывал, что так скоро выпустят, но всё равно расстроился. Да и температура снова подскочила, кашель замучил.

После обеда он спокойно читал себе книжку, развалившись на кровати, и тут нежданно-негаданно заявились Танька с Андрюхой. К этой белобрысой сучке Вася испытывал жгучую ненависть ещё с тех пор, как она его помирать оставила в «тихой».

— Чё надо? — подскочил на кровати Вася. Хлопнул книжку на тумбочку и с тихим ужасом наблюдал, как они капельницу вкатывают.

— Докторша тебе назначила, — сухо оповестил Андрюха.

— И чё, она будет ставить? — Вася презрительно кивнул в сторону Таньки, меланхолично жующей жвачку. Её медицинские навыки доверия не вызывали. Да и капельницы ему никогда не делали, разве что в глубоком детстве, когда матушка с ним по больницам моталась. Но Вася этого, естественно, не помнил.

— Не дёргайся, и всё нормально будет, — заверил Андрюха, однако это нихрена не успокоило. Вася замер от сковавшего льдом ужаса, а не из покорности. Андрюха навис, как Цербер, только зубами не лязгал, а его мрачный взгляд не сулил ничего хорошего.

Танька эта… «безрукая» — для неё ещё слишком мягко. То ли она иголку не так воткнула, то ли не туда — кровь пошла, и рука сразу занемела. Если бы не Андрюха, Вася бы, наверное, её треснул по глупому лбу. Но тот прижал к койке всем весом, и оставалось только орать. Неужто на помощь никто не придёт?

Бог, видать, внял его мольбам (или воплям) и послал на подмогу Дэна.

— Чё он у вас орёт-то, как резаный? — распахнув дверь, спросил он.

Андрюху это отвлекло, и тот ослабил хватку. Вася, воспользовавшись моментом, его оттолкнул и отскочил в угол. Схватил стул — будет, чем обороняться, и замер, тяжело переведя дух.

— Не подходите! Мне терять нечего, — заявил Вася, отступив к окну. — Пусть эта дура себе другое учебное пособие найдёт!

Дэн вскинул брови, Андрюха же недовольным шёпотом пересказал, что случилось. Танька покачала головой.

— Сами его унимайте. Говорила же, надо привязывать! — упрекнула она Андрюху и, гордо вскинув подбородок, развернулась спиной. Отчалила, слава богу.

Астма, проклятая, пробудилась в самый неподходящий момент. А руки-то стулом заняты. Пока Вася хрипел и кашлял, Дэн решительно шагнул вперёд и выдрал «орудие обороны» из ослабевших ладоней. Усадил на кровать.

— Дай погляжу, — задрал рукав Васиной рубашки он. Вася лишь мельком заметил, что манжет закапало красным. Свободной рукой подхватил с тумбочки ингалятор и смог наконец-то сделать вдох.

— Этот козёл пусть тоже проваливает, — едва придя в себя, Вася качнул головой в сторону Андрюхи.

— Хлебало завали, — вяло огрызнулся тот.

— Андрюх, ну чё за зверство-то? — выпустив Васину руку, прокомментировал Дэн. — Нормально сделать не можете, так чё издеваться? Он тоже живой человек.

Вася тяжело вздохнул и прислонился лбом к плечу Дэна. Слабость накатила ужасная, и башка закружилась аж до тошноты. В ушах зазвенело, и потолок перевернулся.

Видно, он всё же отрубился, потому что в чувство приводили Дэн и баба Валя, а Андрюхи с Танькой и след простыл.

— Ну как ты, милый? — сочувственно охая, протянула стакан воды баба Валя.

Вася вяло помотал головой.

— Может, Катерину позовём? — обратился Дэн к бабе Вале.

Вася дёрнулся из последних сил, однако Дэн припечатал тяжёлой ладонью к койке.

— Лежи. Нормальная она — никто не жалуется, — поспешно успокоил он. — В соседнем корпусе работает, в женском.

— Вы меня добить хотите? — обречённо спросил Вася.

— Да ты не бойся, Катюша, правда, толковая, не то, что эти, — махнула пухлой ладонью баба Валя. Они с Дэном переглянулись, тот кивнул и вскоре ушёл, за Катей этой, наверное.

Баба Валя присела на край койки, погладила по голове будто ребёнка. Вася напряжённо замер — не привык к такому обращению, а уж тем более в психушке.

— Потерпи, милый, капельницы всё равно надо доделать. А то у тебя вон и кашель, и температура никак не проходит.

Вася тускло кивнул, обратив внимание на белеющий на сгибе локтя пластырь (синяк там уже наливался) и замазанный кровью рукав. Этим уродам только в пыточной место, да и Ваньке заодно.

* * *

Катериной оказалась невысокая пухлая женщина лет сорока, в уголках её тёмных глаз лучились морщинки. На тонких губах промелькнула едва уловимая улыбка, будто луч солнечного света в зимний промозглый день выглянул из-за рваных туч.

— Давай-ка руку, солнце моё, — ласково сказала она, когда эту проклятую стойку вновь притащили.

Вася зажмурился и сцепил зубы, а Катерина погладила по плечу.

— Потерпи немного, больно не будет, — пообещала она. Вася, конечно, не поверил, однако не прошло и минуты, как Катерина легко коснулась запястья. — Вот и всё, полежи спокойно минут сорок, можешь спать, если получится.

Вася удивлённо приоткрыл рот. Не то что боли, он вообще ничего не почувствовал, кроме прикосновения холодной ватки к коже. Даже нашёл в себе силы поблагодарить. Есть, оказывается, нормальные сёстры в этой проклятой усадьбе.

Капельницы на целых пять дней назначили. Кто уж там за него вступился: Дэн или баба Валя, Вася так и не узнал. Однако ставить приходила Катерина или Юлия Владимировна. Которая тоже оказалась вполне человечной и терпеливой. И не угрожала всякими карами.

Лекарства вроде помогали. Жрать даже захотелось. Однако кашу больничную Вася впихнуть в себя не смог. Медитировал над тарелкой, пока баба Валя не заглянула.

— Опять ничего не съел! — покачала головой она. — Так и не выздоровеешь никогда. Давай-ка, милый, помаленьку, вон я тебе варенье принесла, сама осенью закатывала, — плюхнула она банку на тумбочку. — Всяко лучше будет.

Вася благодарно кивнул. Варенье яблочным оказалось и придало склизкой овсянке (хотело бы верить, что это хотя бы она) хоть какой-то вкус. Баба Валя, хоть с виду суровая и ворчливая, но добрая. Она и супом домашним их угощала и телик разрешала смотреть в своей каморке по вечерам. Трое ещё было «постояльцев», как она называла, кроме него и Валеры. А палаты она окрестила «номерами». Вася усмехнулся, когда услышал, а баба Валя сказала:

— Вот, хоть заулыбался, — да похвалила, что лекарства пил, ласково потрепала по щекам.

Вася смутился и опустил голову.

— Завтра Кати не будет… — тревожно протянул он. — И Юлии тоже — Танькина смена.

Баба Валя оставила тележку, в которую тарелки грузила, и опустилась на стул.

— Не переживай, милый, здесь тебе бояться нечего. Татьяне подучиться надо, прежде, чем к людям подходить. К моим постояльцам я ей приближаться запретила. У Катерины выходной, но она зайдёт, уж договорились с ней.

Вася растеряно заморгал.

— А тебе не влетит из-за того, что Таньку не пустила?

Баба Валя едва заметно улыбнулась, прижала к краю глаза белоснежный платок и махнула рукой.

— Мне семьдесят два года, милый, я войну прошла: мужа похоронила, сына — уже ничего не боюсь. А надо будет, до Палыча дойду. Он человек умный, образованный — разберётся, — спохватившись, она поднялась. — Ну всё — некогда болтать, — и покатила гремящую тележку к выходу.

Вася собрался с духом и поблагодарил.

— Спасибо, что Таньку прогнала, да и вообще…

Баба Валя обернулась, кивнула.

— А как же иначе. Дениска-то прав — все живые люди и отношение должно быть людское, — оставила тележку и приблизилась. — Ты крещёный, Василий?

Вася даже как-то растерялся от такого вопроса, кивнул. Бабка по матери настояла. Правда, он мелкий совсем был и не запомнил. А когда Димку, крестили, его, кажется, и не взяли с собой.

— А крестик не носишь, — упрекнула баба Валя и тут же смягчилась, потрепав по плечу. — Ничего, я за тебя помолюсь, свечку поставлю святому твоему. В воскресенье вон в храм пойду.

Вася покачал головой.

— Да не стоит, я… неверующий, — и под строгим взглядом бабы Вали смутился.

— Я, зато, верую, — твёрдо заявила она.

Вася выдавил улыбку — пусть, если она так хочет, хуже-то, наверное, не станет.

* * *

В изоляторе Вася провёл две недели. Декабрь шёл полным ходом. В нормальном мире, наверное, к Новому году готовились уже. А в усадьбе какой праздник? Ельцина разве что по телику посмотреть позволят. Васю больше, конечно, волновала жратва. Может, хоть ужин нормальный дадут, в честь праздника…

Император навещал пару разу, да Ефимыч наведывался. Гостинцы передавали. Правда, надолго их не пускали, и Вася успел соскучиться. Хотелось бы верить, что они тоже.

Миша вечерами заходил: кассеты новые принёс и мандаринами угощал. А однажды, когда Васе уже полегчало, затеяли они беседу.

— У меня отпуск скоро, на неделю, — сообщил Миша.

Вася вымученно улыбнулся. Нет, за Мишку, конечно, порадовался, но на душе кошки скребли. Он-то отсюда выйти не может — ни на неделю, ни на час.

— М-м, хорошо отдохнуть, — собравшись с духом, пожелал Вася.

— Да, спасибо, я не к тому. Со звонком-то у нас ничего не вышло. Ты же из города вроде? Давай, я съезжу, время есть, дождусь её.

— Что, правда? Тебе-то это зачем? — от растерянности грубовато бросил Вася.

— Просто хочу помочь, нетрудно ведь.

Вася скованно замер на кровати и трепал край рубашки.

— Она, наверно… Наверно, домой уехала, Миш, — упавшим голосом произнёс он.

Миша наклонился и ободряюще сжал его плечо.

— Рано ещё расстраиваться — не узнали ведь ничего.

Вася кисло кивнул. Поверить снова, когда надежда разлетается в прах, так больно и горько. И каждый раз сердце разбивалось вдребезги. Осталось ли ещё хоть что-то, что можно склеить?

— А ты письмо напиши — я передам, — чуть подумав, предложил Миша.

Вася задержал дыхание на миг, решаясь, прикрыл глаза и быстро кивнул.

— Хорошо.

— Вот и славно, — улыбнулся, Миша. — Когда кто-то там ждёт, всегда легче.

Вася уж не стал говорить, что если не ждёт никто, то худо вдвойне. Однако, поразмыслив, в тот же вечер принялся сочинять письмо. Первое в жизни, которое Вася взялся кому-то писать. И оказалось, что вовсе это не так просто — точно не так, как выдумывают в книжках.

Кучу бумаги извёл: сминал и безжалостно комкал листы. Всё не то и не так! Одно сплошное мучение. Выходило либо пафосно и глупо, либо… Да к чёрту, Вася даже не был уверен с чего стоит начать! Хорошо хоть время до Мишкиного отпуска ещё есть. Может, Император с письмом поможет? Он умеет говорить красиво. Хотя, если уж честно, хотелось самому придумать, а не чтобы за него Император вещал.

Ничего сегодня так и не вышло, и Вася заснул расстроенным. А сон, в кои-то веки, привиделся чудный. Первый тот вечер, когда они познакомились. Вася пригласил Диану в ресторан. Деньгами сорил не затем, чтобы произвести впечатление (даже не думал тогда об этом), а хотел лишь порадовать её, удивить. Не за какие-то заслуги — просто так.

Мерцала огнями набережная и окружённый призрачным ореолом музей оружия. Они пили шампанское, болтали, смеялись и ужинали при свечах. И на душе было легко, как никогда прежде. Диана такая искренняя, честная, будто яркая звезда, что озарила тёмную августовскую ночь. А раньше Вася брёл в сумерках, сам того не замечая. Диана рассеяла вязкий морок смехом своим, теплом и лаской. И Вася был счастлив в ту ночь.