Гарри Поттер и Шоу Без Конца (гет)

Pitseleh

I'll tell you why I don't

Want to know where you are

I got a joke I been dying to tell you

A silent kid is looking down the barrel

To make the noise that I kept so quiet

I kept it from you, Pitseleh

I'm not what's missing from your life now

I could never be the puzzle pieces

They say that God makes problems

Just to see what you can stand

Before you do as the devil pleases

And give up the thing you love

— Elliott Smith

Любовь моя!

Я расскажу тебе, почему

Я не хочу знать, где ты

Ходят слухи о том, что мол я хочу тебе рассказать

О молчаливом парне, который смотрит на ствол

И собирается сделать что-то нехорошее

Нет, я скрою это от тебя, любовь моя.

Я больше не тот кусочек твоей жизни, которого не хватает

Я никогда не мог быть кусочком паззла

Говорят что Бог создает проблемы

Чтобы посмотреть что мы можем сделать

До того как доставим удовольствие дьяволу

И откажемся от своей любви.

15 июня 2008 года, месяц спустя...

Огромная лужайка позади усадьбы Байликрофт по яркости и праздничности в этот день была сравнима с бразильским карнавалом в честь празднования пятидесятилетнего юбилея Сириуса Блека. Возможно, Джастин слегка перестарался с украшениями, но это никого не удивило... в конце концов, это был Джастин, который устраивал бы парады каждое утро, дай ему волю.

Все вокруг было заставлено беседками и палатками, украшенными цветочными гирляндами и увитыми плющом, вокруг висели сверкающие воздушные шарики. На лужайке уже стояли столы, застеленные белоснежными скатертями, заваленные цветами и готовые к торжественному ужину. В одной из беседок была установлена сцена, на которой настоящий кельтский оркестр исполнял ненавязчивую живую музыку, под которую танцевали несколько пар. В западном углу поляны была устроена детская площадка с играми для детей, взрослые же обходили вокруг длинные столы с закусками и напитками.

На вечеринке было около 200 человек, но двор Байликрофта был поистине огромен, так что места хватало всем. Большие французские двери, ведущие в дом, были распахнуты настежь, и гости ходили туда и сюда, разговаривая и смеясь. Все замечательно проводили время — и все тихо притворялись, что не поглядывают, краем глаз, на то, что делает Гарри Поттер.

Он находился среди гостей, как и все; он улыбался, как и все, он разговаривал и шутил, как и все. И если он и выглядел хуже, чем это было раньше, об этом никто не говорил. Если его глаза совсем не улыбались, этого никто не замечал. И если гости вокруг него тщательно избегали упоминать Гермиону в разговорах, то они делали это так, как будто оно выходило само собой.

Лаура и Джинни сидели на широком кресле-качалке в тени одной из задних веранд, устроив что-то вроде светского приема, а их друзья и знакомые подходили и поздравляли их с удавшимся праздником. Юбиляр с семьей был где-то на улице, в окружении друзей и доброжелателей. Гарри стоял неподалеку от него, разговаривая с Артуром Уизли. Лаура и Джинни, не сговариваясь, краем глаза наблюдали за ним.

— Как он сегодня? — тихо спросила Джинни, прервав молчание.

— Да вроде нормально... — ответила Лаура. — Он помогал нам с приготвлениями.

— У него сегодня не было головных болей?

— Я не думаю. Их нет уже несколько дней.

— Ну и хорошо. — Джинни пригубила свой напиток из большого стакана. — Сириус спрашивал меня, не думаю ли я, что Гермиона, возможно, вернется сегодня, ради праздника. Это же была её идея... в смысле, провести праздник здесь.

Лаура вздохнула.

— Я не знаю. Она вернется, когда будет готова вернуться, а не из-за какой-то глупой вечеринки.

— Мне её очень не хватает.

— Мне тоже, — Лаура наконец-то встретилась с Джинни взглядом и чуть вымученно улыбнулась.

Недели, прошедшие после появления и мгновенного отъезда Гермионы, стали настоящим кошмаром для всех. На всех них вдруг обрушились попросту невероятные переживания, особенно на фоне болезни Гарри, почти безнадежного ожидания его смерти в Изоляторе, и неизвестности того, что и где делает Гермиона для его спасения. Сперва они вдруг узнали, что Гермиона не только вернулась, но и нашла способ излечить Гарри... и затем, сразу же на плечах этой новости, новость о том, что она немедленно и не попрощавшись уехала куда-то одна, вроде бы в поисках самой себя...

Лаура боролась с чувством обиды на Гермиону, обиды за отъезд без прощания ни с ней, ни с кем из её друзей, но она понемногу приходила к пониманию того, что, вероятно, Гермиона не была уверена, что, начав прощаться, она смогла бы закончить и уехать, и что сама поездка, в чем бы не был её скрытый смысл, была настолько важна, что она решилась принести прощальные церемонии в жертву этой поездке. Информация была... мягко говоря, обрывочной, но Лаура была уверена, что что-то случилось, когда Гермиона искала способ спасти Гарри, и это что-то было крайне серьезным для неё; это подвело её к последней черте и сделало отъезд жизненной необходимостью.

Что же касается Гарри, то его выздоровление шло медленно и тяжело. Он пришел в сознание через пару часов после отбытия Гермионы, абсолютно растерянный и ничего не понимающий. Несколько дней его мучили сильнейшие неврологические боли, и он до сих пор периодически страдал от нее. В момент пробуждения рядом с ним были только Лаура, Сириус с Корделией и подоспевшая Молли Уизли. И хуже всего, много хуже, чем видеть его страдающим от болей, было для них увидеть его абсолютно потерянный, полный тоски взгляд, когда он осознал, что Гермионы нет рядом, и что её рядом и не будет. Он не понимал этого, и он был абсолютно не в том состоянии, чтобы понять все попытки объяснить ему это. Лаура никогда не забудет, как он в бреду плакал и звал Гермиону, забывшись в тяжелом нездоровом сне. Лишь через несколько дней он смог сесть и поговорить с Сириусом о том, что же все-таки случилось и что сказала Гермиона перед тем, как уехать.

Лауре хотелось бы знать, что Гарри думал обо всем этом. Понимал ли он Гермиону? Сердился ли на неё? Поддерживал ее решение? Она не имела ни малейшего представления, потому что Гарри не собирался этого ни с кем обсуждать. Он выслушал сбивчивые объяснения Сириуса, кивая в правильных местах, и его реакция на рассказ вроде бы была рациональной... даже слишком рациональной, по её мнению.

— Она может делать все, что ей нужно, — говорил он отводя взгляд. — Если ей нужно побыть одной, все в порядке, — повторял он, но даже слишком часто, как мантру...

— Она спасла мне жизнь, —объяснял он рационально. Он был прав в этом, безусловно. И все тщательно избегали обсуждения того, что ведь никто, даже Сириус, не знал, чего ей стоило спасение его жизни, потому что она не рассказала этого никому. Наполеон не помнил ничего об исцелении Гарри, или, возможно, просто говорил, что не помнит, а сама Гермиона ничего никому не рассказала во время своего короткого появления в РД и до отъезда.

И вот это незнание, как подозревала Лаура, убивало Гарри больше всего. Цена его исцеления. Она не могла даже представить себе, каково это — знать, что женщина, которую ты любишь больше всего на целом свете, спасла тебе жизнь неизвестной тебе ценой, пожертвовав чем-то таким, что ей даже пришлось покинуть тебя и уехать куда-то далеко.

Но о чем бы еще Гарри не думал, что бы он еще не чувствовал, он, Лаура была абсолютно уверена в этом, ужасно тосковал по Гермионе. Он казался даже ниже чем обычно. Он был не похож на самого себя, не был таким, каким был раньше. Лаура часто ловила его взгляды через плечо, как будто он ожидал, что Гермиона вот-вот появится. Его смех остался лишь в памяти друзей, вся его уверенность в себе, над которой он работал много лет, вдруг испарилась подобно пару, он стал сутулиться, как неуверенный в себе человек. И даже сейчас, когда он пытался улыбаться и шутить в окружении друзей и поклонников, он казался одиноко стоящим в сторонке. Помимо прочего, все это давало ему возможность понять, как себя чувствовала Гермиона, когда он исчез на два месяца.

Лаура ожидала, что вся эта история поляризует друзей Гермионы и Гарри и они разделятся на два лагеря — некоторые будут обижаться на Гермиону, другие симпатизировать ей. Удивительно, но этого не произошло, их общие друзья не поделились на защитников Гарри и защитников Гермионы. Среди них выработался своего рода консенсус, состоящий в том, что Гермиона никогда не сделала бы этого без какой-то крайне важной причины, и общее отношение друзей ко всей истории можно было бы характеризовать термином «беспокойство». Основным приоритетом для них стало быть ближе к Гарри и пытаться поддержать его во время реабилитационного периода.

Но сегодня был не день Гарри, сегодня был день Сириуса. Лаура задержалась на веранде, глядя, как участники столпились в тени большого кедра вокруг огромного торта со свечами. Сириус, его жена и дети стояли вокруг четырехугольного монстра, творения Джорджа, и, смеясь и улыбаясь, наблюдали, как Ремус зажигает свечи движением палочки. Гарри был поблизости рядом с Джинни, которая чуть отошла в сторону, когда начали зажигать свечи; Лаура видела, как он по-дружески обнял её, а Драко, стоявший по другую сторону от Джинни, подмигнул ему над её головой. Фред с Джорджем запустили специально созданный к празднику фейерверк, высветивший надпись «С Днем Рождения, Сириус», и вся толпа дружно запела песню «Какой он славный парень» («For He's a Jolly Good Fellow», известная англоязычная песня — прим. переводчика) под аккомпанемент ирландского ансамбля, который воодушевленно играл, будучи в полном восторге от всего мероприятия.

Все веселились, и никто не замечал женщину с чемоданом, незаметно появившуюся в тени платана у самого дальнего угла дома, и одиноко стоящую и смотревшую на это веселье.

* * *

Гермиона вышла из-за угла дома как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ремус зажигает свечи. Все столпились вокруг кедра и вскоре начали петь поздравление для Сириуса, который ухмыльнулся, прежде чем задуть свечи под аплодисменты и добродушный свист окружающих. Она стояла неподвижно и смотрела на них.

Она нигде не видела Гарри. Тут и там вспыхивали на солнце рыжие волосы с голов семейства Уизли. Гермиона заметила Фреда, которого было легко отличить от брата-близнеца, потому что он теперь носил очки, которых не было у Джорджа. Потом ей попался на глаза Билл, который как всегда куда-то спешил. Она увидала Артура и Молли, своим видом вполне оправдывающих новое звание первой пары магической Британии. Но она нигде не видела Джинни. Вокруг Сириуса собралась приличная толпа, закрыв близко стоявших к нему людей и его самого. Гарри должен был быть где-то там, рядом со своим крестным отцом.

Гермиона прикрыла глаза и на мгновение ей показалось, что она плывет, парит над всем этим морем солнца и тепла в своем добровольном изгнании, которое, как она надеялась, наконец подошло к концу... Странно, но она чуть-чуть опасалась увидеть его среди толпы. Это сразу возвратило бы её к действительности. Пока она стояла тут, незамеченная, она могла предаваться мечтам о том, как она возвращается домой, бросается к Гарри, он обнимает и целует её, и мир становится прекрасным... но она понимала, что, увидев его, она встретится с реальность, реальностью встречи после своего побега от него, и эта реальность могла сильно не совпасть с её мечтами.

Она вновь открыла глаза, и решив, что пора двигаться... и как по совпадению, сделав это, она обнаружила, что смотрит прямо Гарри в глаза. Толпа чуть сдвинулась, и он оказался на виду, стоя рядом с Джинни, и он смотрел прямо на Гермиону с застывшим выражением на лице. Гермиона ощутила, как какой-то тугой узел глубоко внутри чуть ослаб, когда она его увидала... он выглядел таким красивым, и здоровым, и... целым, что ли. Он выглядел целым и невредимым...

Сириус обернулся к Гарри и начал что-то ему рассказывать, но заметил, что его внимание занято чем-то иным. Как только он её увидел, все поменялось. Столпившиеся вокруг Сириуса друзья начали озираться, не понимая, что же его так заинтересовало, и через несколько мгновений они все смотрели на неё.

Собравшиеся зашептались, но никто явно не знал, как же реагировать. Она видела, что очень многие улыбаются ей... это принесло чувство облегчения, так как она подсознательно боялась обнаружить по возвращению, что все её ненавидят. Она увидела, как Джинни устремилась было к ней, но потом остановилась, обнаружив, что больше никто не двигается. Все застыли, чего-то ожидая.

Легко было предсказать, что лед сломает Лаура. Она была в стороне, возле веранды, и её меньше всего заботило, что делают или не делают остальные — если она хотела что-нибудь она всегда это делала... и сейчас она радостно заорала на все поле

— Гермиона! — и бросилась через лужайку к ней с объятиями. — Привет, дорогая ты моя! — радостно приветствовала она её, обняв с такой энергией, что Гермиона даже отступила на шаг чтобы не упасть. — Слава богу, ты вернулась!

Экспансивность Лауры заметно укрепила упавший было дух Гермионы, и она радостно обняла Лауру в ответ.

— Лаура, ну как ты?

Шансов ответить у Лауры не было — её приветствие словно бы открыло шлюзы, и десятки друзей и знакомых бросились вверх по склону и окружили Гермиону, их возбужденные голоса слились в сплошной шум, который нахлынул на неё и уничтожил все опасные мысли. Каким-то коллективным разумом толпы все единодушно игнорировали оцепенение, в котором пребывал Гарри, и встречали её так, как будто они ожидали её именно сегодня. Её обнимали Джинни, Корделия, Джастин и, с даже излишним энтузиазмом, Наполеон.

— И где же, черт возьми, ты была? — через весь этот шум прорвался вопрос Чжоу и её доброжелательный смех. Гермиона слегка улыбнулась в ответ. — Я расскажу тебе, когда-нибудь. — (и я тоже, когда-нибудь — прим. автора)

Сириус наконец-то протолкался через толпу, и Гермиона почувствовала облегчение, увидев, как он широко улыбается ей. Конечно, он вроде бы понимал её мотивы когда она уезжала, но с другой стороны, она знала, что основная тяжесть выздоровления Гарри свалилась именно на него, и если уж у кого и было право сердиться на неё, так это у Сириуса. Но он явно радовался её возвращению.

— Гермиона, с возвращением тебя. — сказал он, тепло её обнимая. — Расслабься, все будет хорошо, — прошептал он ей на ухо.

Он отстранился и повернулся в сторону Гарри, который все еще стоял возле торта. Толпа расступилась, подобно Красному морю, и образовала проход между ними.

— Гарри, посмотри, кто появился, — сказал Сириус.

Гарри медленно двинулся к ним. Гермиона сделала несколько шагов к нему, с трудом сдерживая дрожь в губах. Гарри остановился в нескольких футах от неё, опустив взгляд вниз на её ноги, и долгие секунды никто из них не двигался, они стояли и молчали. Наконец, Гермиона не выдержала напряжения и кинулась к нему с раскрытыми для объятия руками.

— Гарри... — начала она. Он сделал какой-то слабый, неясный жест в ее сторону, слегка наклонив голову, и сменил позу. Она не смогла бы точно описать это движение, но она ощутила как-то холодный толчок, как будто бы на неё вылили ведро воды, и, резко остановившись, опустила руки. Окружавшие их друзья молча смотрели на них.

— Ты.... — начал он и запнулся. Он прокашлялся и начал снова. — Ты пришла, чтобы забрать свои вещи? — только сейчас он встретился с ней взглядом.

— Поче.... мои вещи... нет! Нет, Гарри... Я вернулась домой!

Он кивнул и вымученно улыбнулся.

— Как ты?

— Я в порядке, — услышала она свой собственный голос, произнесенный окаменелыми губами. — А ты?

— Хорошо, — он опустил взгляд, потом снова взглянул на её лицо. — Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — но она почувствовала, как её тело охватывает оцепенение. — Ты тоже. — Они что, вправду занимались светским трепом?! Её начало охватывать чувство нереальности всего происходящего.

Гарри слегка моргнул, и она увидела, что он тоже ощущает всю нелепость этого разговора. Она почувствовала себя чуть лучше.

— Пошли внутрь, — сказал он, и двинулся по направлению к дому.

Гермиона замешкалась.

— Гарри... что?

Он остановился и обернулся к ней.

— Пошли внутрь, — повторил он. Гермиона последовала за ним, подхватив свой чемодан. Она слышала, как друзья начали шептаться за их спинами. И страх, оставивший её несколько мгновений назад, снова напомнил о себе легкой дрожью.

Гарри прошел через дом, игнорируя всех, кто пытался с ним заговорить. Гермиона следовала за ним, ловя на себе взгляды и перешептывания тех, кто был внутри и упустил момент её появления. Гарри провел её, как она и догадывалась, в Чертог. В их комнату.

Она вошла и осмотрелась. Все выглядело так, как будто она и не уходила никуда. Она не заглядывала в Байликрофт, когда вернулась от Стража и потом уехала, она была тогда в слишком растрепанных чувствах. А теперь было ощущение, что она была в этой комнате только что и ненадолго вышла. Книга, которую она читала, все еще лежала на тумбочке на её стороне кровати. Её свитер так и свисал со спинки кресла, там, где она его бросила. Кровать была аккуратно убрана... она заметила стакан воды и пузырек с таблетками на тумбочке со стороны Гарри.

Гермиона поставила свой чемодан. Гарри наконец-то обернулся, взъерошив волосы, и покачал головой.

— Я не знаю, с чего начать, — сказал он.

— Ты сам в порядке? Просто скажи мне!

— Я в порядке, — он кивнул утвердительно и слегка вздохнул.— У меня все еще бывают головные боли и я не очень хорошо сплю, но в целом я в норме, — он встретился с ней взглядом, и она ясно увидела в его взгляде, о чем он думает.

— Гарри, я знаю, что у тебя есть множество вопросов.

— В действительности, ровно один.

— Какой?

— ПОЧЕМУ? — он сделал шаг к ней. — Почему ты уехала?

Она глубоко вздохнула.

— Ты знаешь, у меня было много времени подумать, как ответить на этот вопрос, когда ты его задашь.

— И?

— И я не уверена, что смогу объяснить.

— Постарайся. — Она не могла поверить, каким закрытым он был. Его эмоции всегда были видны ей, он никогда не стыдился рассказывать ей о том, что чувствует. А сейчас ей казалось, что он будто застегнулся на все пуговицы и полностью закрылся.

Она кивнула.

— Когда я вернулась, я обнаружила, что мне нужно время, чтобы... обдумать некоторые вещи, — она села на подоконник. — Гарри, любой человек имеет свои пределы, пределы прочности. Даже если не вспоминать, что я всю свою взрослую жизнь была зациклена на тебе и твоем успехе, последний год был полон стрессов для нас обоих, стрессов и в хорошем, и в плохом смыслах. Влюбиться в тебя было легко, но любить оказалось тяжелой работой. Сначала история с Аллегрой, потом твое исчезновение. Я полностью поменяла свою карьеру, и мне потребовалось сделать немало эмоциональных усилий, даже в чем-то переломить себя, чтобы стать хорошим агентом. Потом ты вернулся, и некоторое время казалось, что все налаживается... и потом ты заболел, и именно мне пришлось с этим разбираться, как и всегда, — горечь слышалась в её голосе, несмотря на все усилия избежать этого. — В основном потому, что я никому больше не могла доверить твою жизнь.

— Да уж, нам никогда не было скучно, — тихо констатировал Гарри.

— Что есть, то есть, никогда! Гарри... после того как я нашла способ вылечить тебя и сидела рядом в Изоляторе, я ощутила себя полностью опустошенной, смертельно уставшей от всего этого. Я не могла даже и подумать о завтрашнем дне, тем более неделе. Я видела впереди лишь бесконечную череду ужасных событий, снова и снова. Мы выстояли в этот раз, но что будет в следующий раз... И в следующий...

— Ты знаешь, я вспоминаю, что сам задавал этот вопрос совсем недавно, — сказал он. — И ты сказала...

— Я помню, что я сказала, что один день с тобой стоит больше, чем год с кем-либо еще. И я не отказываюсь от этих слов. — Она вздохнула, опустив взгляд. — Мне просто нужно было время. Время наедине с собой, чтобы обдумать будущее, мое будущее.

— Время отдельно от меня...

Она покачала головой, не соглашаясь.

— Дело не в тебе. Я надеюсь, что ты поверишь мне. Дело было во мне, — она подняла взгляд и глянула ему в глаза. — Гарри, есть то, чего я хочу от этой жизни. Я хочу карьеру, дом, успешный брак, и даже семью и детей когда-нибудь. И больше всего я хочу всего этого рядом с тобой. Мне нужно было время, чтобы серьезно подумать, возможно ли это все для нас, помня о том, кто мы такие. Ты не можешь измениться, и если бы и мог, я бы не хотела, чтобы ты менялся... То, что делает твою жизнь полной опасностей — это неотделимая часть тебя, часть того, что я и люблю в тебе... но правда в том, что одной любви недостаточно.

— Ну, у нас есть не только любовь.

— Да, это правда, — она подвинулась. — Я просто... мне нужно было напомнить самой себе, кто я — личность, Гарри. Мне стало казаться, что я провела почти всю свою жизнь твоим придатком. Я не могла двигаться вперед с нашими отношениями до тех пор, пока я снова не разобралась в себе, в том, кто я такая отдельно от тебя. Я знаю, что это звучит эгоистично, и, возможно, это так и есть, но я ничего не могу с этим поделать. Мне кажется, у всех бывают моменты, когда им надо побыть эгоистами, и я надеюсь, что ты сможешь это понять.

Он сел на краю кровати, лицом к ней.

— Прямо сейчас я многого не понимаю, — сказал он. Он все еще говорил рассудительно, не проявляя никаких эмоций. Она надеялась, что он все-таки раскроется, когда они обсудят все это. — Не понимаю, почему ты не сказала это мне перед тем, как уехать. Если бы ты сказала, что тебе нужно уехать и побыть одной, я с радостью отпустил бы тебя.

Она покачала головой, стараясь не выдать своим голосом сомнения в том, что он сделал бы это с радостью.

— Я не хотела, чтобы ты отпускал меня, Гарри. Мне не нужно было твоего одобрения. Я должна была сделать это... сама... И я знала, что не смогу этого сделать, если поговорю с тобой. Если бы я дождалась твоего пробуждения, я бы не решилась оставить тебя, а мне было крайне важно сделать это. Я должна была уехать сразу, иначе я бы осталась. А если бы я осталась, то боюсь, что я начала бы винить тебя в этом, накапливать обиду на тебя. Мы не смогли бы двигаться дальше...

— Ну, хорошо, я так понимаю, что это была борьба за независимость.

— Не делай этого. Не упрощай.

Он моргнул.

— Извини, я не имел этого в виду. Я имел в виду то, что я могу понять стремление разобраться в себе, определиться с собой, особенно когда это касается тебя. Но проблема в том, что ты не говоришь мне всей правды.

Она нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты будешь откровенна со мной?

— О чем ты?

Он впился в неё глазами.

— Чего это стоило тебе, Гермиона?

— Что?

— Мое исцеление. Чего это стоило тебе?

— Я не понимаю.

— Да нет, ты прекрасно все понимаешь. Послушай, все, что ты сказала — правда. Проблема лишь в том, что в этом нет ничего нового. Мы уже обсуждали все это — риски моей жизни, твою собственную карьеру и самореализацию... все это мы обсуждали и будем обсуждать снова и снова. И что же такого вдруг случилось, что все это внезапно обрушилось на тебя так, что ты убежала далеко-далеко? — Он встал. — Я вижу единственное объяснение. Ты сумела исцелить меня, но для этого тебе пришлось чем-то заплатить, что-то принести в жертву, и это травмировало тебя и забрало все твои жизненные силы. За все время моего восстановления никто не смог сказать мне, как же ты исцелила меня. Я сходил с ума от злости на окружающих, пока не понял, что они просто не знают. Никто не знает, даже Наполеон, а ведь он был вместе с тобой. И поэтому ты должна сказать мне сейчас... чего тебе стоило мое исцеление?

Гермиона выпрямилась. Она ожидала этого вопроса.

— Мне очень жаль, Гарри, но я не могу обсуждать это.

Он застыл в изумлении, глядя на неё.

— Что!? — сказал он, явно не веря в то, что расслышал.

— Я не могу сказать тебе этого.

Он забегал взад и вперед по комнате, пытаясь успокоиться.

— Призрак Мерлина! Я был готов к любому твоему ответу, кроме этого.

— Но это единственное, что я могу сказать тебе.

— Ты что, честно ожидаешь, что я приму этот ответ, что ты убежала на целый месяц и даже не можешь мне рассказать, почему?

Гермиона нахмурилась.

— Гарри... Я сделала то, что я должна была сделать. Одним из условий было держать все детали в тайне.

Тут она слегка покривила душей... держать это в тайне от него было её решением, а не условием Тео. Она знала, что станет с ним, если он узнает цену, которую она заплатила за его выздоровление. Сознание вины перед ней будет грызть его изнутри, пока не сведет с ума... никто не умел так вскармливать чувство своей виновности, как Гарри, и это могло бы буквально разрушить его. Она была готова защищать его умственную стабильность и душевное спокойствие до последнего вздоха... она должна была, она уже слишком многое отдала за это.

— Я не принимаю этого объяснения.

— Но тебе придется. Ты же знаешь, кто исцелил тебя... не правда ли?

— Страж... хотя мне не очень ясно, кто или что это такое...

— Отлично, вот и пусть остается неясно. Достаточно сказать, что всемогущество Стража выше всякого воображения, и я должна соблюдать условия соглашения, которое заключила с ним.

Он сделал шаг к ней, уперев руки в бедра, а его челюсти сжались в таком знакомом ей упрямом выражении.

— Гермиона, я не подставлю и мышиной задницы за то мифическое создание, с которым ты заключила сделку. Я беспокоюсь о нас, не о нем, понимаешь?.. Это не имеет отношения к Стражу, это все между тобой и мной. Ты можешь рассказать мне все, ты же знаешь, что можешь.

— Я не могу рассказать тебе этого, Гарри. Мне больно говорить это, но пожалуйста, пожалуйста, поверь мне, поверь, что у меня есть причина для этого. Это не важно. Важно то, что я дома, и что я хочу поговорить с тобой о том, что поняла за время отсутствия и что я обо всем этом думаю. Это то, чем мне нужно поделиться с тобой. У нас есть куча проблем, которые мы должны и можем решить вместе. Я хочу узнать, что ты пережил, пока меня не было, и мне нужно, чтобы ты помог мне с некоторыми мыслями, которые у меня появились.

— Как мы можем что-то решить вместе, если ты не можешь доверить мне даже эту тайну? Как я могу помочь, если не понимаю проблемы? Если тебе что-то нужно, я должен знать об этом. Я уже большой мальчик, я могу справиться с чем угодно.

— Дело совсем не в том, чтобы справиться с чем-то, Гарри. Пожалуйста, ну пожалуйста, не проси меня об этом. Я не могу, я попросту не могу. Постарайся понять это.

— Ох, я понимаю, — сказал он, слегка повышенным тоном. Она даже была рада слышать это, по крайней мере, у него проявились хоть какие-то эмоции. — Так же как понимаю и то, что тебе пришлось сбежать в момент, когда ты была нужна мне как никогда в жизни!

Она мгновенно взвилась.

— Не дави на мое чувство вины, я и так чувствую себя достаточно виноватой! Ты был мне точно так же нужен, когда ты исчезал, но я справилась с этим! Ты взрослый человек, Гарри, не пора бы уже научиться функционировать без меня?

Он воззрился на неё в изумлении.

— Прошу прощения, не знал, что быть со мной — такая тяжелая ноша для тебя!

— Ради бога, это не тяжелая ноша! Но не кажется ли тебе, что мы должны быть здоровыми и независимыми личностями, если мы хотим, чтобы наш брак стал счастливым?

— Как мы можем быть такими, если ты настаиваешь на таком громадном секрете от меня?

— Гарри Поттер, ты держал куда большие вещи в тайне от меня многие годы! — вскрикнула она. — Ты никогда не говорил мне, что ты являешься агентом или что у тебя была девушка по имени Аллегра, ты даже не сказал мне что ты МАГ до тех пор, пока не был способен и дальше скрывать это!!!

— Но я должен был сохранять это в тайне!

— И я также должна хранить свою тайну!

— Но теперь-то я рассказал тебе ВСЕ!

— Откуда я знаю, что все?! Только не стой передо мной, притворяясь, что у тебя совсем нет секретов от меня, потому что мы оба прекрасно знаем, что есть. У всех есть что скрывать, есть тайны, которые они никогда никому не расскажут, а уж у тебя в особенности, потому что ты никогда никому ничего не рассказываешь. Сколько времени у тебя заняло признаться Рону и мне о том, что шляпа чуть не отправила тебя в Слизерин? Я знаю, что ты не виноват в этом, тебя так воспитали, но в любом случае ты инстинктивно всегда пытался зациклить проблемы на себе и не пускать в них других, держать все в тайне.

— Но не от тебя!

— Мне хотелось бы верить в это, — вздохнула она. — Гарри, никто не мог ничего сделать, чтобы помочь тебе. Я отыскала... как бы это сказать... отыскала всевышнюю силу и заключила соглашение, чтобы вылечить тебя. За это нужно было заплатить определенную цену, я её заплатила. Пожалуйста, поверь мне, это все, что тебе нужно знать и все, что ты можешь знать об этом.

Он покачал головой.

— Этого недостаточно!

Гермиона почувствовала, как в горле собирается комок. Что-то вот-вот было готово рухнуть между ними, ужас ожидания разливался в воздухе и становился осязаемым и, казалось, попадая в её легкие с очередным вдохом, полностью заполнял все её существо.

— Гарри, которого я знаю, верил бы мне, — сказала она дрожащим от подступающих слез голосом. — Он понял бы, что у меня есть причина так поступать, и позволил бы нам двигаться дальше. — «Гарри, которого я знаю, открыл бы мне свои чувства, а не занимался бы бездушной логикой», подумала она про себя.

Он уставился в окно, глядя мимо неё.

— Может быть, этот Гарри никогда не проснулся бы с жуткими болями, испугавшими его до смерти, только для того, чтобы обнаружить, что он остался совсем один?

— Ты говоришь, что ты понимаешь, почему я уехала. Но ты все еще не понимаешь, — сказала она, внезапно ощутив себя полностью измотанной и опустошенной. — Ты снова берешь на себя слишком много, Гарри, снова ставишь себя в центр всего. Ты же знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. Я не могу поверить в то, что ты не можешь понять, почему мне могло понадобиться побыть одной, понять меня лучше, чем все остальные...

— Может, я и смог бы, если бы знал, что утащило тебя прочь...

В Чертоге повисла тишина, почти смертельная тишина.

— Какой безвыходный порочный круг... — прошептала Гермиона.

Гарри отвернулся, опустив плечи.

— Так нельзя начинать новую жизнь, — сказал он, стоя спиной к ней, монотонным механическим голосом. — Мы не продвинемся вперед с таким тяжелым камнем преткновения между нами.

Она ощутила, как мурашки пробежали по всему телу.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю, что не знаю, как мы сможем жить дальше, если ты не доверяешь мне настолько, чтобы сказать правду.

— Или если ты не доверяешь мне настолько, чтобы поверить, что я не могу этого сделать.

Он ничего не ответил. Гермиона поднялась на ватных ногах.

— Гарри, ты хочешь, чтобы я ушла? Или чтобы я осталась, и мы вместе преодолели все это? Я все это затеяла, я сделаю так, как ты хочешь.

Он молчал, по-прежнему стоя спиной к ней.

Эта тишина разрывала Гермиону, разрывала изнутри. Мысль о том, что она действительно может потерять его, вползала в её мозг, подобно какому-то ужасному созданию, выползающему из сырой и темной ямы, но она не смела взглянуть на неё, это было слишком ужасно.

Как во сне, она повернулась и медленно двинулась к двери, у которой по-прежнему стоял её чемодан. Она подняла его онемевшими пальцами. «Боже, пожалуйста, ну пожалуйста, не дай этому случиться», — крутилась одна и та же мысль в её голове. — «Ну пожалуйста, Боже, ну прошу тебя...»

— Гермиона, — услышала она его голос в тот момент, когда она уже отворяла дверь. Как будто камень свалился с её плеч. «Слава богам, он просит меня остаться», она повернулась и встретилась с ним взглядом. «Я знала, что он не позволит мне уйти».

— Прощай.

Из Гермионы как будто разом выпустили воздух, и на мгновение ей показалось, что её сейчас стошнит, но она сдержалась сверхчеловеческим усилием. Это единственное слово, сказанное так мягко, с таким сожалением и болью, ударило её под дых и разом лишило всех сил... два слога, звучание которых, она знала, она никогда не сможет заглушить в своей голове.

Она как будто со стороны увидела, как она отставила свой чемодан и протянула руку, чтобы снять свое обручальное кольцо с пальца левой руки. Она положила кольцо на столик у двери, и оно засияло в лучах полуденного солнца, пробивающегося через окна. Её левая рука ощущала себя обнаженной, какой-то неполной без этого кольца. Она посмотрела ему в глаза еще раз, но не увидела там ничего, таким мертвым и бесчувственным был его взгляд. Она подобрала свой чемодан и двинулась к двери, но на мгновение замешкалась. Не оборачиваясь, она тихо сказала:

— Я люблю тебя, Гарри.

И, закрывая за собой дверь, она ясно расслышала его ответ.

— И я тоже люблю тебя.

* * *

Гермиона никогда не могла вспомнить, как она сумела вернуться во двор. Ничего и никого не замечая вокруг себя, почти вслепую, она спустилась по лестнице из Чертога, прошла через гостиную и вышла на веранду. Солнечный свет ослепил её, и она вцепилась в чемодан так, как будто он единственный удерживал её от того, чтобы взлететь в воздух и сгореть на солнце.

Участники вечеринки, казалось, ожидали, что что-нибудь случится. Все слонялись неподалеку, ничего особенно не делая, торт был позабыт, оркестр давно затих. Когда она появилась на веранде, все замолчали и повернулись к ней. Без сомнения, они ожидали, что из дома выйдут двое, а не она одна.

Она смотрела по сторонам, как в тумане, пока не заметила вспышку рыжих волос, которые и искала, и медленно, едва удерживаясь на ногах, побрела через двор туда, где стояла Джинни рядом с Драко. Джинни увидела её и пошла навстречу, оставив Драко стоять на месте. Гермиона не поднимала глаз, не желая видеть выражение, которое, несомненно, появилось на лице Джинны.

— Пожалуйста, забери меня домой, Джинни. — сказала она слабым, но ясным голосом.

Джинни удивилась.

— Но Гермиона... ты же... уже...

Гермиона оборвала её, чувствуя, как к ней подступает тошнота.

— Джинни, бога ради, забери меня отсюда, пока я не упала на землю прямо здесь... — сумела сказать она, стискивая зубы. Она посмотрела Джинни в глаза, лишь на мгновение, но это было все, что Джинни потребовалось. Её глаза расширились, она внезапно все поняла.

— Хорошо. Пошли, — сказала она, обнимая и поддерживая Гермиону. Все-таки это была Джинни, умевшая сохранять спокойствие и рассудительность в любой обстановке. Она слегка кивнула Драко, получила утвердительный кивок в ответ, и повела Гермиону прочь от толпы, прочь от дома, не задавая никаких вопросов, не спрашивая, в порядке ли она... Гермиона смотрела под ноги и просто позволяла Джинни направлять себя, она не могла думать о произошедшем, оно было слишком ужасно и огромно. Потом... может быть... но пока все, что она могла, это получать хоть какое-то утешение в охватившем её оцепенении...

* * *

Лаура наблюдала за произошедшим с лужайки, стоя рядом с Сириусом и своими соседями по дому. Они все видели, как Гермиона вышла из дома и заморгала от яркого солнечного света. Её лицо было мертвенно-бледным. Они увидели, как она с напряженным взглядом медленно пошла в сторону Джинни, как они о чем-то поговорили и затем вместе ушли.

— О Мерлин! — негромко сказал Сириус. — Что происходит?

— Вы все видели? — спросила Лаура, глядя на остальных.

— Что именно?

— То, что она сняла обручальное кольцо!

На мгновение повисла тишина.

— О-о... — произнес Джастин наконец. — Не может быть! — но никто не поддержал его. — Они не могли... они не могут...

Сириус показал взглядом в сторону веранды.

— Я боюсь, что они могли. Смотри! — Гарри только что вышел из дома, немедленно приковав к себе взгляды всех собравшихся. Он постоял на веранде, весь зеленый и с таким видом как будто его сейчас будет тошнить. Наконец, он спустился на лужайку и с нарочито бодрым видом присоединился к их маленькой группе.

— День рождения у нас или нет, Сириус? — громко сказал он. — Давай резать торт, наконец-то!

* * *