О мифах и магии (гет)

В поезд до Уилтшира Гермиона села не целиком. Северус Снейп мог бы поклясться, что часть её осталась в гостинице: чувства, сожаления и мысли о Дине.

Но не только эта потеря беспокоила её. Она определённо волновалась из-за опубликованного в «Дейли Стар» снимка — возможно, разозлившись оттого ещё, что на фотографии она запечатлена широко улыбающейся, и крупные передние зубы сразу притягивали взгляд, — и напечатанной там же родительской мольбы вернуться домой.

Потому Гермиона надела вязаную шапку Снейпа, заправив под неё косу, и очки с толстой оправой, наличие которых стало для него неожиданностью. Таким образом она скрыла свои наиболее броские и восхитительные приметы: занявшие на фото большую часть волосы и выразительные яркие глаза.

Конечно, теперь никто не узнал бы её, покидающую лес Дина и отбывающую на восток.

Да и оставшуюся часть Гермионы — той Гермионы, что можно увлечь разговором или пригласить на короткий променад, — было не разглядеть за поглотившей её внимание книгой Батильды Бэгшот.

Время от времени Снейп спрашивал, нашла ли Гермиона что-либо значимое, но та в ответ качала головой. Контролёру пришлось дважды потребовать у неё предъявить билет. Похоже, она даже не заметила ненавидимый ею портрет на первой странице «Дейли Мейл» и в «Телеграф», экземпляры которых то и дело разворачивали редкие попутчики, садившиеся напротив. Снейп её внимания к этому не привлекал, нарочно уставившись в грязное вагонное окно и утешаясь, что его имя не появилось рядом с её. Пока. Он не был готов объясняться.

— Стоило позвонить заранее, — сказала Гермиона, когда они сошли с поезда, и ткнула пальцем в одну из двух отмеченных на вокзальной карте гостиниц с полупансионом. — Вдруг там не окажется свободных мест?

— Честно говоря, сейчас мне уже всё равно, — ответил Снейп, чувствуя, что тротуар уплывает из-под ног. И почему было не поспать по дороге в поезде? Но потом Гермиона поправила на носу очки, смахнула с лица выбившуюся вьющуюся прядь, и он вспомнил почему. — Даже угол дома выглядит уютным.

Она состроила рожицу:

— Нужно что-нибудь найти.

Но найти что-нибудь не вышло. В рождественские каникулы обе гостиницы оказались переполнены; в первой их направили во вторую, а во второй — наоборот.

— Мы согласны на всё! — взмолилась Гермиона. — Подойдёт и пещера!

Хозяйка гостиницы в задумчивости покусывала большой палец.

— Ох, я и забыла. Есть придорожный отель. Его недавно открыли. На большой кольцевой развязке.

Наконец, слава небесам, протащившись через весь городок пешком — поскольку Снейп отказался платить за такси, — удалось получить номер. В нём была только двуспальная кровать, но служащий за стойкой заверил, что её можно разделить на две односпальные, хоть и не взялся сделать это. Однако клиенты оказались непривередливыми: в комнате оба рухнули на соответствующие стороны кровати и немедленно уснули.

Только когда упорный солнечный луч прорвал обложную облачность, вторгся в номер и принудил зарыться в подушку, отчего дужка очков едва не очутилась в ухе, Гермиона проснулась.

Жуя губами, она села, как в тумане, растерянная и непонимающая, где находится. Потом услышала глубокий вздох с другой стороны кровати. Там спал Снейп, примостившись на самом краю, спиной к Гермионе. Его худое тело поверх покрывала напоминало островерхую горную гряду: сплошные кости под покровом одежды.

Гермиона сорвала очки и, щурясь, вгляделась в цифры прикроватных часов: четыре минуты первого.

— Северус, — тихо позвала она, почему-то смущаясь, и наклонилась подтянуть носки и обуться. — Нам пора. Закрытие в половине четвёртого.

Снейп во сне заворчал, шевельнулся и затих.

— Снейп!

Солнце снова скрылось за тучей, небо потемнело. Всего-то полдень, а словно подступили сумерки. Из окна открывалась чудная панорама дорожной развязки и окрестностей: по магистрали стелился туман, и огни проезжающих машин едва пробивались сквозь дымку.

— Мне холодно, — пробормотал Снейп, обхватывая бока. Он съёжился. Поджатые колени свешивались с кровати так, что он почти падал.

— Вы же спите поверх одеял, — сказала Гермиона. — Может, пойдём уже? Ну пожалуйста, прошу.

— Ладно, — согласился Снейп. И добавил — непонятно, в шутку или всерьёз: — Но платите вы.

Она заправила косу под присвоенную шапку.

— Другого я и не ожидала.

* * *

— Кое-кто из друзей моих родителей владеет такими домами, — сообщила Гермиона, изучая экскурсионную брошюру и водя пальцем по плану усадьбы. — Коллеги или старые университетские приятели. У них, правда, дома немного поменьше, но… Господи, ну и холодина тут, да?

С той минуты, как Гермиона купила билеты, Снейп не произнёс ни слова, лишь издав протестующий возглас, когда она прикрепила к его нагрудному карману наклейку Национально фонда*. От брошюры он тоже отказался и, похоже, вознамерился осмотреть окрестности и интерьер усадьбы Уловка*, засунув руки в карманы и скроив сердитую физиономию.

Поначалу Гермиона бодрилась, но вскоре и её настроение упало до угрюмости. Недосып мешал сконцентрироваться. Всего несколько часов назад она запихнула старого друга на заднее сидение машины его сестры, и воспоминания об этом тоже не способствовали собранности. А Снейп, ещё утром воодушевлявший, замкнулся. Он неосознанно кромсал на мелкие клочки автобусный билет — придётся опять покупать ему новый, — тревожась тем сильнее, чем ближе они подходили к усадьбе.

Сейчас, когда они отошли от киоска и миновали высокую ограду, дом предстал полностью. Снейп вдруг притормозил, и Гермиона лишь через несколько шагов заметила, что он отстал.

— Северус, что?..

Он застыл; руки вновь в карманах, а взгляд тёмных глаз устремлён на фасад дома.

Гермиона приблизилась, но Снейп её будто и не видел. Будто забыл, что она находится рядом. Он даже не заметил напугавшего её белого павлина, который неуклюже приземлился в нескольких шагах от них и исчез под оградой.

— Что случилось? — спросила Гермиона. — Вы бывали здесь прежде?

Снейп с усилием оторвал взгляд, моргнул, нахмурился. В итоге он посмотрел на неё тяжело и процедил:

— Не знаю.

— Вам может показаться, что бывали, — сказала она, оглядываясь через плечо.

Дом выглядел странным. Подобная недвижимость в этих краях влетает в копеечку — ах, если бы выражение было буквальным, — но Гермиона не принадлежала к числу тех, кого восхищают дорогущие загородные дворцы. Удивляла архитектура с многочисленными ромбовидными окнами и узкими остроконечными, точно клыки, фронтонами.

Солнце, вероятно, скрылось насовсем. Всё вокруг окрасилось в грифельно-серый цвет. Приходилось стараться, чтобы не стучать зубами.

— А вы бывали? — спросил Снейп, снова впиваясь взглядом в дом.

— Не думаю, — ответила Гермиона и отступила на шаг. — Пойдёмте. Экскурсия начинается через десять минут. — Она взялась за его рукав, потянула и добавила, словно потерпела бы отказ: — Прошу вас.

* * *

Дурное настроение распространялось, как зараза. Это — единственное объяснение, почему экскурсанты в группе, к которой присоединились он и Гермиона, все были угрюмыми и молчаливыми. Даже экскурсовод — мужчина с лицом яйцеобразным, красным и предрасположенным к веселью — нелюбезно, с кратчайшими пояснениями торопливо проходил комнату за комнатой и отказывался отвечать на вопросы.

Снейп покосился на Гермиону, когда она в третий раз подняла руку и, опять не добившись внимания экскурсовода, со вздохом опустила.

— Творится что-то странное, — прошептал Снейп, когда они с Гермионой чуть отстали от группы и шли друг за другом по узкому коридору, где громко и тревожно скрипел пол.

— Холодно, — снова пожаловалась Гермиона, поднимая воротник. У неё покраснели руки и потрескались костяшки пальцев.

— Думаю, я бывал здесь раньше.

— Вспомнили? — тоже шёпотом спросила она. — Когда вы здесь были?

— Не знаю. Просто всё выглядит знакомым.

Некоторое время Гермиона задумчиво молчала.

— Кажется, я понимаю, о чём вы, — сказала она.

Снейп нагнал группу в гостиной. Только через три минуты, в течение которых силился воспринять стремительный поток извергаемых гидом сухих фактов, он заметил, что Гермионы нет рядом. В гостиной, кроме него, находились пятеро экскурсантов да сурово застывший под вычурной хрустальной люстрой экскурсовод. Электрический свет не горел, и лица всех семерых освещались лишь мерцающими в бра свечами и отражались в хрустале, оконных стёклах, зеркале над камином.

— Гермиона! — шёпотом позвал Снейп, оглядываясь в темноту за спиной. У рта заклубился пар, повис в стылом воздухе драконьим выдохом. Прошла секунда, сердце забилось часто-часто, ладони вспотели и похолодели одновременно, кончики пальцев заледенели. — Гермиона! — снова позвал он — уже громче.

Он ожидал, что экскурсовод возмутится, но тот молчал. Молчали и в группе. Все стояли, дрожа, и смотрели, как смешивается с мраком дыхание.

Экскурсовод начал было что-то говорить, но осёкся и издал звук, пугающе похожий на сдавленный всхлип.

«В больнице я подружилась с одной девушкой, — рассказывала Снейпу Гермиона в поезде, везущем их к лесу Дина. Словно сто лет назад это было. — Она пыталась себя убить. Совсем юная, младше меня, наверное. Я попросила её объяснить, каково это — ощущать себя настолько подавленной, чтобы прибегать к таким мерам. И ещё спросила, правдивы ли распространённые поверья о чёрных тучах, чёрных псах и тому подобной чёрной ерунде».

Гермиона тогда улыбнулась и распахнула дневник на странице с изображением большого, тёмного, парящего и похожего на привидение пятна, яростно заштрихованного, так что под ним не видно было разлиновки. Снейп не хотел видеть рисунок ещё раз и отгородился, поставив локоть на столик.

«Она ответила, — продолжала Гермиона, — что это точно не животное. Это сущность. Похожая на человека. На злодея. Она нападает на тебя, хватает и держит так крепко, что невозможно вздохнуть. И начинаешь паниковать, потому что не можешь дышать и хочешь освободиться — освободиться любым способом. И пока она тебя держит, ты чувствуешь, как твоё сердце будто перестало биться и как все внутренности перетёрлись в затхлую слизь. И ты можешь вспомнить только худшие моменты в жизни и думаешь только о том, что ты никогда не была счастлива и никогда не будешь. Эта сущность — как прихвостень смерти. — Она опять улыбнулась. — В общем преподлейшая мерзость».

Снейп не знал, почему вспомнил тот разговор теперь, когда мерк свет, опускался холод, а Гермиона, кажется, растворилась в пространстве. Теперь, когда вокруг всё смолкло в ожидании чего-то неведомого и страшного.

И другой разговор припомнился ему, другой образ. Тогда Гермиона сидела по-турецки на одной из сдвинутых кроватей в номере гостиницы миссис Джонс и улыбалась ему, как делает часто. Вероятно, она всю жизнь копила эти улыбки, чтобы сейчас демонстрировать ему, доводя до безумия. Людей, смотревших на него с такой же теплотой, он мог бы пересчитать по пальцам на руке, и ещё бы остались незагнутые пальцы. И вот она... То есть она — была, а теперь её нет, и так холодно сделалось…

— Аварийное отключение отопления, — вдруг громко сказал Снейп, сам себе удивляясь. Ногтем он подцепил уголок наклейки Национального фонда — доказательства, что Гермиона, раз приклеила стикер к его пальто, существовала в самом деле. И что её ладонь лежала у него на груди. — Неисправность электросети. Боюсь, вам надлежит для вашей безопасности проследовать к ближайшему выходу. И без паники, если можно.

— А вы? — Экскурсовод оправился от внезапного испуга; его лицо ожесточилось, а круглые щёки в бликах свечей налились краснотой.

— Служба ремонта, — неубедительно солгал Снейп, но остальным либо было наплевать, либо они и сами мечтали уйти.

Вскоре вся группа, за исключением его, вышла прочь, и он мог наконец искать Гермиону.

Звук его шагов гулко отдавался в похожей на пещеру комнате. Вокруг ненакрытого стола — двадцать пустых стульев. В трепетном свете мягко сияли полированные поверхности мебели и каминной полки. На мгновенье в центре стола мелькнуло отражение зелёной вспышки и чьих-то глаз, сначала наполненных страхом, потом — стекленеющих. Всё внутри сжалось, сердце упало.

— Гер-ми-о-на! — крикнул он надсадно, по частям.

В ответ донёсся грохот, потом шарканье, начало фразы: «Северус, я…». Он обернулся и увидел Гермиону у дверного проёма, через который прошли экскурсанты. Руки её висели плетьми, выражение лица скрывали тени, а в стёклах очков отражались язычки свечей.

— Где вы были? — спросил Снейп.

Совсем похолодало. Казалось, дыхание смерзалось на губах, а на щетине, которую он несколько дней не сбривал, — оседало инеем. Внутренности скрутило в узел. В комнате сделалось темнее, будто одна за одной гасли свечи.

— Гермиона! — хотел сказать Снейп, но не смог.

Она бы его и так не услышала. Истошно закричав, она рухнула на пол, сотрясаемая судорогами.

* * *

Гермиона очнулась, полулёжа в кресле, в закрытой чайной комнате. Напротив на столике стояла чашка с быстро остывающим чаем. Чаем бесполезным; требовалось горячее какао, но эту просьбу Снейпа проигнорировали. Он стащил плитку шоколада со стойки смотрителя и теперь при каждом удобном моменте, когда за ним не следили, ломал в фольге плитку и подкладывал кусочки в чашку. Гермиона вяло переводила взгляд с чашки и блюдца на экскурсовода, а тот проверял свой телефон, наверняка прикидывая, сколько требуется подождать, чтобы посетительница пришла в себя, и когда можно будет уйти домой.

— Что произошло? — спросила Гермиона, глядя то на чашку, то на потолок. Потом уставилась на свои руки, как будто в первый раз видела.

— Не желаете поехать в больницу? — предложил экскурсовод так громко, что она вздрогнула.

— Нет. — Она поднесла дрожащую руку ко лбу и судорожно выдохнула. — Я в порядке.

— У неё случаются приступы, — опять соврал Снейп. — Этот был слабым. Ей уже легче.

Гермиона озадаченно покосилась на него.

— Мы закрываемся через пять минут, — сказал экскурсовод, в очередной раз проверил телефон и, вероятно, добавил про себя: «Уже через четыре».

— Мы поторопимся. — Она просунула палец в ушко хрупкой фарфоровой ручки. — Что произошло?

— Не хотите всё-таки к врачу? — очень тихо, чтобы экскурсовод не услышал и не посчитал своё предложение принятым, спросил Снейп.

— Нет. — Поднести чашку ко рту, не расплескав чай, Гермиона сумела со второй попытки. Сделав глоток, поморщилась: — Сладкий.

Снейп под столом показал ей шоколадку. Он с удовлетворением заметил, как руки Гермионы постепенно перестают дрожать.

Она через силу допила чай, и их со Снейпом бесцеремонно выставили. Экскурсовод предложил подвезти их: хотел, видимо, удостовериться, что они точно уберутся.

Вылезая из машины, Гермиона слабо помахала рукой, а Снейп ограничился очень сдержанной благодарностью и приклеил измятый стикер Национального фонда к обратной стороне подголовника пассажирского кресла.

По пути к автобусной остановке он за переброшенную через его плечи руку поддерживал Гермиону, хоть та и отказывалась сперва, чем только затрудняла путешествие. Оставалось надеяться, что автобус не придётся долго ждать, и скоро они вернутся в безликий номер придорожного отеля, где Снейп завернёт Гермиону во все, какие найдутся, одеяла и устроит для неё настоящий шоколадный пир. Почему-то, сам не зная почему, он был уверен: это поможет. Он уже скормил ей остатки плитки, но эффект от шоколада начал ослабевать: если в чайной у Гермионы прошла дрожь, то теперь её рука каждые несколько секунд смещалась Снейпу на шею, едва не удушая, а пальцы конвульсивно сжимались и деревенели в предельном напряжении. Они шли слишком медленно, словно увязая в грязи. Тело плохо повиновалось; оно разжижилось и выстыло. Не согревала даже близость Гермионы, повисшей сбоку. Холод был изнутри, под кожей, и одновременно следовал за ними. Со всех сторон — сзади, сверху, слева и справа, и спереди — подкрадывалась тьма. Тьма поджидала их на пустой автобусной остановке.

Через десять минут прибыл автобус. И даже в нём таилась тьма: свет не горел, и не было никого, кроме мрачного водителя, безмолвно принявшего деньги Гермионы за новый билет для Снейпа и выдавшего сдачу.

Ехали всего несколько минут, но они показались часами из-за кривизны загородных дорог и того, что в центре городка автобус то тормозил, то трогался, вызывая тошноту. Сойдя, ни Гермиона, ни Снейп водителю спасибо не сказали, да и друг с другом не обменялись ни словом до самого номера.

Половина постели была расстелена, но Снейп всё равно отвернул одеяло и затем укрыл Гермиону по самую шею. Оказалось, заботиться о другом человеческом существе для него на удивление привычно: нечто совершенно обыденное.

Холод не отстал от них даже в номере. Снейп направился к обогревателю, когда услышал своё имя. Он остановился, повернулся, отчего-то чувствуя себя застигнутым врасплох.

— Я вскипячу чайник, — отозвался он.

— Не надо. Посидите, пожалуйста, со мной.

— Может, врача? — опять спросил он, досадуя на себя, что не послушал экскурсовода. Вдруг приступ не связан с… этими всеми изысканиями? Вдруг ей нужна помощь? Вдруг?..

— Нет, — упрямо повторила Гермиона. Упрямо, но слабее, чем намеревалась. Похожая на мумию, она лежала на спине, обмотанная подоткнутыми одеялами. Поёрзав, ослабила путы и попыталась сесть. — Не надо…

Она не договорила, потому что Снейп тотчас оказался рядом и толкнул её обратно.

— Хватит, — запротестовала она. — У вас руки ледяные. Лезьте-ка под одеяла.

Снейп стоял, опустив руки. С ладоней испарялось слабое тепло её плеч.

— Зачем?

— Мне нужен кто-то рядом, — объяснила Гермиона.

Подумав недолго, но основательно, он подчинился. Глухо стукнули об пол ботинки. Носки он решил оставить — снять их показалось непристойным.

Между собой и Гермионой Снейп сохранил некоторое расстояние. Всё-таки, несмотря на то, что она сама попросила, ложиться рядом было неправильно по разным и неповторимым причинам. В миллионный раз он задумался о её реакции. Что бы она сказала, если бы узнала? Наверное, ничего, просто сбежала бы. Снейп осторожно повернулся, чтобы видеть её. Его колено и изгиб её бедра разделяли минимум полдюйма.

— И куда вы подевались? — наконец задал он вопрос.

— Ходила в подвал, — ответила Гермиона и задрожала.

Слишком близко, но он постарался не сдвинуться с места.

— Я и не знал, что там есть подвал.

— Экскурсантов туда не водят, — созналась она. — Пришлось идти самой.

— Какая находчивость, — сухо заметил Снейп и заслужил слабую улыбку. Приступы дрожи однако не прекратились, и от них кровать потрясывало. — И вы его узнали?

— Сначала я подумала, что узнала. Вроде бы кто-то рассказывал мне о нём, но само место оказалось незнакомым. Это просто склад: кучи коробок со старыми брошюрами и костюмами.

— Вообще ничего подходящего?

Гермиона содрогнулась и, кажется, пододвинулась к Снейпу.

— Ничего, пока…

— Пока не нашли меня, — догадался Снейп.

— Да. В столовой.

— В гостиной.

— Неважно. Там стол стоял, и я решила…

Её снова била дрожь и на этот раз сильнее. Задвинув подальше все мысли о неправильности, Снейп приобнял её за плечи. Не только чтобы успокоить её; он не был уверен, что сам не дрожит.

— О чём вы думали тогда? — шёпотом спросил он.

Гермиона помедлила с ответом. Потом выдавила:

— О боли. Об агонии.

— Вы видели что-нибудь?

— Ничего. Я закрыла глаза.

— Вы раньше бывали в том доме?

— Могла. Не помню. Не помню, чтобы я вообще в этой части страны когда-нибудь бывала. Я… — и она оборвала фразу. — Не представляю, что ещё сказать. Больше я ничего не знаю. — Вздох. — И хватит об этом.

— Но…

— Я хочу наконец почувствовать себя лучше. А чувствую… — и тут Гермиона выругалась, чего на памяти Снейпа прежде не делала, — чувствую, что никогда больше не согреюсь.

Она трижды прерывисто вдохнула и выдохнула. Грудь вздымалась, опадала. Каждое движение её грудной клетки передавалось телу Снейпа. Он слышал, как она дышит. Ощущал выдохи — единственное тепло, туман в выстуженном воздухе номера — на своей шее. На своём подбородке. На своих губах.

Так неожиданно — ощутить на своих губах её губы.

И так необдуманно. Несколько дней назад Снейп и не помыслил бы, что уделит этой женщине хоть час, не говоря о том, чтобы делить с ней номер и тем более — постель. А сейчас Гермиона лежала рядом, дрожала всё сильнее.

Оба — в неудобных позах, чтобы быть ближе друг к другу, чтобы Снейп мог обнять её, обнажить её предплечья и дотронуться до них, коснуться нежной кожи на сгибе локтя, соединить ладони на её спине. Он знал, что получается у него просто кошмарно, что у него совсем мало опыта, что…

Он разжал руки и откатился на край кровати.

— Боже мой, Гермиона, — выдохнул он. — Простите, я…

— Пожалуй, давно хотела сделать это, — сказала зардевшаяся Гермиона. — Извините, — добавила она, поморщившись: ей привиделся испуг на его лице. Или не привиделся. — Мне очень жаль.

— Нет, просто… — Договаривать Снейп не стал и скручивал край своей манжеты. — Вам лучше?

Она вдохнула и выдохнула несколько раз. Дыхание было ровным.

— Думаю, да.

— А я думаю, нам нужен горячий шоколад, — постановил Снейп и резво поднялся с кровати. Расправив покрывало, он положил в карман бумажник и сказал: — Я схожу в ближайший магазин и куплю всё необходимое. Вы пока… — он включил телевизор и бросил Гермионе пульт, — наслаждайтесь пустыми увеселениями. Когда я вернусь, мы выпьем и притворимся, что ничего не произошло.

— Но…

— Скоро вернусь, — буркнул Снейп и еле сдержался, чтобы не выбежать из комнаты.

Бодро шагая по улице, он осознал, что лучше стало не только Гермионе. Ходьба согрела его, лицо до сих пор горело, а губы — непривычно покалывало. Внутренние органы вернулись на положенные места и больше не вызывали чувства тяжести или тошноты. Хандра, накатившая в усадьбе и увязавшаяся следом, развеялась, и сопутствующие ей тоскливые мысли убрались в дальние уголки сознания. Он не гнал их специально, но так случилось. Случилось.

Однако шоколад — всё равно средство более действенное.

— Эй, а платить кто будет?! — услышал он и, вздрогнув, обнаружил себя на полпути к двери магазина с банкой растворимого шоколада «Кэдбери» в руке. Окликал его мальчишка из-за прилавка.

Снейп недовольно извинился и бросил на прилавок больше денег, чем требовалось.

Он не знал, почему торопится обратно. И почему походка стала вдруг лёгкой и пружинистой. Он почти — почти! — напевал, поднимаясь по лестнице в отеле. Даже активированный ключ-картой зелёный огонёк на двери веселил.

Кровать Гермионы была пустой, но в ванной горел свет и работала вытяжка. Снейп включил чайник, убавил мощность обогревателя и развалился поверх покрывала, прикидывая, раздвигать ли теперь кровати и, если раздвигать, то кто это сделает.

И только опять включив телевизор, насторожился: из ванной не доносился звук шагов.

Снейп сел. Его обдало жаром.

Войдя, он не заметил, что на прикроватном столике в беспорядке оставлены книги. Те самые книги, которые Гермиона постоянно таскала с собой и сегодня тоже, собираясь в усадьбу, сложила себе в сумку. С комода исчез её рюкзак, а с прикроватного столика — дневник. Покрывало с её стороны было застелено по-больничному тщательно, словно она никогда не лежала на этой кровати.

В ванной — ни её зубной щётки, ни пара на зеркале, и душевая занавеска отдёрнута и суха. Его вывернутая на изнанку шапка брошена на туалетный столик.

— Гермиона! — позвал Снейп.

И в коридор он выкрикивал её имя, пока ему не велели заткнуться. И, распахнув окно, высунулся кое-как наружу, чтобы проверить, вдруг она снова без обуви выбежала в сад поразмышлять о чём-нибудь, но не смог представить, зачем для этого брать с собой свои вещи.

Он не увидел её, но всё равно позвал, и внезапно имя эхом повторил телевизор.

Снейп застыл. Волосы на затылке поднялись дыбом.

Новостной канал повторял те же сюжеты, которые были в эфире, когда он уходил за шоколадом.

Бездумно опустившись на край кровати, он увидел Гермиону. Пышноволосая, загорелая, с крупными передними зубами, обнажёнными в широкой улыбке, она на телеэкране щурилась с портрета. Ниже — огромными буквами на синем фоне: «Разыскивается».

— … длительное психическое расстройство, — вещал диктор. — С большей долей вероятности её может сопровождать этот человек, — на экране появилось лицо Снейпа, плотоядное и отталкивающее, увеличенное с фото на его временном водительском удостоверении, десять лет как просроченном, — Северус Снейп. Снейпа ранее арестовывали по обвинению в…

Выключив телевизор, он скорчился на краю кровати. Он клял себя. В тишине дыхание превращалось в свистящее шипение.

Слова, вспыхнувшие на экране, выжженные, стояли перед глазами. Их барабанный грохот не смолкал в ушах.

В последний раз Гермиону Грейнджер видели с Северусом Снейпом.

С Северусом Снейпом, злодеем.

С Северусом Снейпом, преступником.

С Северусом Снейпом, убийцей.

*Национальный фонд объектов исторического интереса либо природной красоты — британская негосударственная некоммерческая организация, созданная для охраны и поддержания надлежащего состояния указанных объектов.

*Faithless House (англ.) — Вероломный Дом. По-русски звучало бы странно, поэтому перевод названия вольный.