Лисий город (джен)

Без телефона жить казалось неудобно, но Алиса как-то приноровилась, ожидая со дня на день поступления денег на банковскую карту. На вызовах приходилось пользоваться телефоном водителей, и те за покрывающую расходы доплату соглашались. Но больше всего нервировало то, что все новости первым делом узнавала Наташа, а Алиса уже через нее.

Тех, впрочем, особенно не было. Горюна хоть и выпустили, но в конторе он не появлялся, а однажды разговаривавшая с ним Наташа не смогла сказать ничего внятного. Да, он был здоров, но очень зол — судя по тому, что это был единственный получивший ответ вопрос. Больше он на связь не выходил, про Алису не спрашивал и вообще не давал никаких обещаний появиться в скором времени.

Никто этому не удивился, а Алиса даже и обрадовалась. Последующий за его появлением разговор приводил ее в суеверный ужас. Иногда страх под тяжестью усталости отступал, но поутру неизменно возвращался тугим комком в горле.

И каждый день, видя запертый кабинет, Алиса вздыхала с облегчением.

Наташа уверяла, что такое поведение Горюна нормально — он и раньше исчезал на несколько дней, особенно после каких-либо неприятностей — успокаиваться. Алиса только пожимала плечами, не представляя, как можно успокаиваться, зная, что весь его отдел лежит на плечах молодой, неопытной девчонки. К тому же так легко и быстро его предавшей. Но поскольку Наташа ничего про показания не знала, то и обсуждать все странности было не с кем.

Через неделю после того, как отпустили Горюна, инфопорталы засыпало новостями о «Вереске-5». Если раньше было совершенно неясно, что же там произошло на самом деле, то теперь разгадка казалась такой простой, что не додуматься до нее Алисе было бы даже стыдно.

«Вереск-5» был одним из самых старых интернатов, и в одно из частых посещений специальная комиссия нашла здание едва ли не аварийным и потребовала провести капитальный ремонт. Нагрузка на здания огромна — тонны земли и вечные выбросы нестабильных подростков изнашивали интернат довольно быстро. Деньги были выделены в прошлом году, ремонт проведен некачественно, а фирмы, у которых закупали материалы, теперь было уже и не отыскать. Это была обычная ситуация, но как там оказался замешан Бреннинг, которого так и не нашли, Алиса не понимала. Но деньги они поделили — новые следователи совершенно не скрывали никакую информацию.

И даже больше, Алисе все казалось, что весь этот процесс специально сделали показательным. Было опубликовано множество интервью, в том числе и с преподавателями — теми, которые воздержались от показаний против Горюна. Не было никаких сомнений, что все они были осведомлены о махинациях, но никто доносить на своего директора не хотел. Может быть, они что-то имели с этого, может быть, боялись: последнее было озвучено в интервью.

Но кое-кто один все же проболтался Горюну и в тот самый день, когда в интернате произошел обвал. Было неясно, как о разговоре узнал директор, но, испугавшись, что Горюн, не мучаясь совестью, передаст слова кому надо, он воспользовался обвалом. Заставил своих преподавателей лжесвидетельствовать и убил ту бедную женщину, которая сообщила Горюну — тело нашли за день до памятной встречи Алисы и Бреннинга. Бреннинг, естественно, тут же взял себе дело и довольно успешно постарался изолировать Горюна от публики.

Глядя на все это, Алиса понимала, что никакой смертной казни не было бы. Горюна, скорее всего, собирались убить прямо в камере, инсценировав самоубийство. Впрочем, все это было просто предположение.

Показания же Алисы выбивались на всякий случай.

Даже читая все это в складном изложении журналистов, Алиса видела, как дело разваливалось от одного взгляда. И вся надежда Бреннинга и директора Вереска была на скорость. Не вышло бы с самоубийством, так они постаралась бы не допустить до собственного суда Горюна — такое было, увы, не редкостью.

Странная была история, но зато Алиса вдруг сообразила, зачем Шпиль так просил ее продержаться какое-то время. Недоумевая, зачем Горюну вообще влезать было бы во все эти махинации, она наткнулась на структуру ЦКМ и все поняла. По крайней мере, учитывая то, что все директора интернатов так же подчинялись Шпилю, как и руководители ЦКМ, все казалось уже не таким абсурдным.

Вот только махинации с государственными деньгами наказывались куда мягче, чем убийство, сговор и прочее-прочее.

— Отдел расследования внутренних преступлений пачками за год выявляет такие вещи, — как-то сказала Наташа. — А тут целый сговор. Мне все кажется, что взяли они деньги первый и последний раз.

Но как бы то ни было, Алиса решила не думать про эту историю и сосредоточилась на работе. Она, к сожалению, никуда не делась, и других помощников ей больше не присылали.

Кружась среди выбросов, неуравновешенных подростков, сильным страхом перед Горюном и еще кучей неоконченных дел, Алиса вдруг заметила закономерность между выбросами. Их было много, но большинство мелкого порядка — там стоило лишь побыть несколько минут, поговорить с родителями и забрать с собой ребенка. Большие же и фатальные, как те, на мосту, на затопленной крыше и в сгоревшей квартире заканчивались странным затишьем. По два дня телефон в приемной мог стоять в зловещем молчании. Алиса вспоминала с холодной головой день, когда в контору ворвался Бреннинг со своей командой: как мало было вызовов. Парочка, уж честно говоря, и те в итоге перенаправили в другие ЦКМ.

Но зато потом, после тишины, по всему округу, как одуванчики в начале лета, появлялись мелкие выбросы. Те, до которых дольше было ехать, чем работать.

С чем это было связано, Алиса не понимала, и если в голове и мелькали какие-то догадки, то сплошь глупые, которые даже обсуждать не стоило.

* * *

В один из таких дней, когда в конторе после окончания часов посещения стояла звенящая, томная тишина, Алиса ушла с работы, предупредив Наташу, что вскоре позвонит с нового телефона и будет на связи.

Сидя в пыльном автобусе, она вчитывалась в давно присланные ей рекомендации врача Александры. Варварой давно пора было уже заняться, но времени катастрофически не хватало ни на что.

Советы оказались простыми, но почти не выполнимыми — покой, теплая семейная обстановка, ненавязчивый контроль и работа с психологом. С тем, кого в стране в принципе не было — душевные болезни здесь лечили сами, кто чем мог. Но главным сейчас казалось не это, а Калуки, отец Варвары и эти странные слова о том, что Джейн должна была умереть.

В нижнем правом углу листа был указан контактный телефон отца, адрес, а также имя: Ханна Ноубс. Алиса прекрасно знала Ноубс — она когда-то возглавляла отдел, контролирующий взятых в семью приемных детей. А значит, Варвара, как и Алиса, была сиротой.

Недолго думая, Алиса выскочила из автобуса на ближайшей остановке и под палящими лучами солнца принялась лихорадочно вспоминать, как добраться до того проклятого отдела. Все лучше сначала поговорить с куратором девочки, чем сразу идти к приемному отцу, заставляющему детей прыгать с моста. По всему выходило, что ехать было далеко, и, кривясь, она спустилась в метро, рассчитывая преодолеть большое расстояние без пробок.

Метро она не любила, и исключительно из-за одного глупого случая из детства. Она долго не могла понять, в какой момент нужно проходить сквозь электронные ворота, и они несколько раз больно били ее по бедрам. Окружающие незлобно смеялись, а Алиса, в конце концов разобравшись, так и не смогла избавиться от тягостного ожидания удара.

Внизу было шумно, красиво, холодно и неуютно. Разноцветная толпа туристов, мошенников, наркоторговцев окунула Алису в гам, несколько неприятных прикосновений чужих рук и сплошной хаос незнакомых лиц. Она поскорее забралась в состав, села в углу, желая отгородиться ото всех, и закрыла глаза.

Ехала она долго — путь шел почти через весь город, и те двадцать-тридцать минут Алиса с подозрением всматривалась в неожиданно возникшее желание позвонить Горюну и прояснить, наконец, ситуацию. Выгонит он ее или простит? Или, может быть, оставит, но не простит? Сложно разбираться в таком человеке, как Горюн. Его обычное-то поведение крайне сложно предсказать, а уж теперь…

Но звонить не стала — едва она поднялась на поверхность и снова нырнула в одуряющую летнюю жару, желание мгновенно скукожилось и пропало, будто клочок газеты в огне.

Нужное здание стояло в небольшом грязном тупичке. Обходя большие лужи, невесть откуда здесь взявшиеся, она зашла внутрь. Кабинет находился почти в самом конце, и, тихо вздохнув, Алиса открыла дверь.

— Здравствуйте, — сказала она твердым голосом, заставляя привычное волнение спрятаться в глубине души. — Простите, что не предупредила, но мне нужно с вами поговорить. Я Алиса Чернова, ЦКМ.

Ноубс — худая, не слишком молодая, но красивая женщина, не слишком удивившись, кивнула на стул и отложила лист бумаги.

— Некоторое время назад спасатели стащили с моста вашу… ну, подопечную. Варвару. Я бы хотела о ней поговорить.

В последнее время Алисе стало намного легче общаться с людьми, и это бесконечно помогало.

— Помните водяной смерч?

Судя по взгляду Ноубс, все она прекрасно помнила, но не перебивала, и вообще, казалось, не спешила начинать разговор.

— Здесь нет ничего необычного, конечно, ей всего пятнадцать лет, и… Но я была у нее в больнице недавно, и мне не понравился наш с ней разговор. Мне кажется, нет, я уверена, что девочка попала в секту. И ее отец…

— Туда ее и затянул, — подсказала замявшейся Алисе Ноубс. — Мне это прекрасно известно.

— Но… а почему ее тогда не вернули обратно в детский дом? — растерялась Алиса, не сразу сумевшая принять этот странный факт.

— Потому что у меня нет доказательств, — поморщилась Ноубс. — Все проверки, все разговоры давали нулевой результат. Вы знаете, сколько там приемных детей? Семеро. Шестеро уже, вернее, и ни один из них не согласился рассказать, что там на самом деле происходит. Что вы вообще знаете об этой истории?

— Я? О… ничего не знаю. Мне нужно просто разобраться с Варварой, чтобы больше не было рецидивов. Мне не очень хочется отправлять ее в обычный интернат, и я пытаюсь придумать что-то другое.

— Алиса, да? Послушайте меня, это прекрасная идея, отправляйте ее в интернат — и до совершеннолетия, — Ноубс оживилась, склоняясь к Алисе через стол. — Пусть ей будет тяжело после психушки, но безопасно.

— Я вас не понимаю. Вы говорите об отсутствии доказательств, но даже постороннему человеку видно, что девочка в беде. Какие вам нужны доказательства, чтобы лишить опеки ее отца? Она сама мне говорила, что отец прямо велел ее старшей сестре спрыгнуть с моста. Я готова, если нужно, официально дать… показания.

Ее передернуло от воспоминаний.

— Дайте, — разочарованно сказала Ноубс. — Только это не поможет, Варю уже забрали домой, и она не подтвердит ваших слов.

— Откуда вы знаете?

— Я работаю с этой семьей десять лет, — отрезала она. — Говорю вам, отправляйте Варю в интернат, это лучшее решение. Сейчас только вы имеете на девчонку прав больше, чем ее отец.

Алиса смотрела на Ноубс во все глаза.

— Ну хорошо, расскажите мне все, а я подумаю.

Подивившись повелительной интонации в собственном голосе, она села поудобнее. Ноубс же, наоборот, вышла из-за стола, повернулась к Алисе спиной и принялась медленно и торжественно включать в розетку чайник. Вода тут же зашумела.

— Василий Прянов никогда не числился официальным членом культа Калуки и проверку, которую проходят все приемные родители, прошел хорошо — ничего компрометирующего найти не смогли, и нужные бумаги он получил без проблем. Тогда он взял Джейн, и она выглядела довольно счастливым ребенком. Потом он удочерял одну за одной, а… сложно это описать. Все становилось хуже и хуже: проблемы в школе, слабая социализированность, равнодушие к внешнему виду. К тому же существуют специальные профессиональные маркеры, позволяющие определить, состоит ребенок в секте или нет. Маркеры говорили — да, а все остальные — нет. Я несколько раз забирала у Прянова всех девочек, но суд выносил решение в его пользу. Не представляю, что еще я могла бы сделать, Алиса.

Перед ней поставили чашку крепкого чая.

Алисе с трудом представлялась та ситуация, что описала Ноубс — на фоне явной жесткой зашиты детей по всей стране, когда родителям после изъятия давался всего один шанс вернуть ребенка в дом. Да что далеко ходить: когда директор детского дома способен запретить искателям приближаться к ребенку — и такая слепота? Ноубс либо что-то недоговаривала, либо откровенно лгала.

Нужно было бы поднять бумаги тех судов, но Алиса слабо представляла, имеет ли на это право вообще. Ясно было только одно — нужно было забирать Варвару из дома, а потом уже разбираться. И их подвал — прекрасное место, к тому же, Варвара туда и должна была попасть.

Да вот только Алиса не уследила, отослала мысли о девочке куда подальше — и вот какой результат. Все вокруг знают, что в семье беда, и ничего не делают.

— Мне все это не нравится,— встала Алиса. — И ваш рассказ и… и остальное. Мне кажется, мы еще с вами встретимся, но пока мне нужно идти. Я собираюсь забрать Варвару, а потом уже…

Она махнула рукой и ушла, пока Ноубс не принялась задавать вопросы.

На улице Алиса позвонила Наташе и попросила подготовить бумаги.

* * *

На следующий день, выдавшийся пасмурным и ветреным, Алиса не поленилась и съездила в столичный центр довольно известного профессора-сектоведа. К ее удивлению, он принял ее сам, но прежде попросил подождать, поскольку ее звонок застал его в метро.

Ждала она на улице — центр располагался в старом деревянном здании начала прошлого века, и разглядывать старый, потемневший от времени дом не хотелось. Сев на скамейку под раскидистым деревом, Алиса огляделась и снова задумалась. На этот раз о Варваре.

Если ее рассказ был правдой, насколько известно о разговоре Прянову, и насколько он осторожен сейчас? Будь на его месте Алиса, она бы затаилась надолго, правда, представить, что она заставит спрыгнуть с моста собственного ребенка, никак не могла. Но ведь не все такие, как она?

Ветер мел по улицам высохшие и опавшие от жары листья, пыль и клочки бумаги. В косу уже намело немало пыли и грязи — дуло с самого утра, а Алиса совсем недавно взяла в привычку перед работой прогуливаться. Смутившись, что в таком виде ее и застанет профессор, она расплела короткие волосы и лихорадочно отряхнулась — будто это имело хоть какой-то смысл.

— Алиса Чернова? — спросил у нее высокий седой человек. Он был худ, изящен и из того типа людей, кто в любом виде выглядел интеллигентно.

Алиса вскочила, быстро заправляя волосы за уши, и постаралась улыбнуться. Профессор все-таки умудрился прийти не вовремя.

— Я не хотела вас отвлекать, простите.

— Ну что вы, — улыбнулся он и махнул рукой в сторону центра. — Я всегда рад, когда ко мне обращаются из государственных организаций. Буду счастлив вам помочь.

Они уселись в просторном, но уже одряхлевшем кабинете, и профессор Елагин предложил Алисе чашку чая.

— По телефону вы сказали, что интересуетесь культом Калуки, и я сумел подготовить кое-какие материалы. Рассказывать там много, а времени у вас, я знаю, нет совсем, особенно после того, что случилось с Андреем.

То, что профессор оказался знаком с Горюном, было сюрпризом, и Алиса тут же потеряла долю уверенности в себе.

— Спасибо. Мне на самом деле больше нужно знать, как вытащить оттуда… детей. Я еще не совсем уверена и не встречалась с этими людьми, но у меня… — она замялась. — Есть девочка с проблемами с выбросами и психикой, и очень похоже на то, что ее приемный отец — сектант, потащил за собой ее и еще шестеро таких же приемных. Эту девочку я вытащу, а что делать с остальными, ума не приложу — они ничего не натворили, и права отправлять их в интернат я не имею. Служба опеки сделать ничего не может, я тоже… а пройти мимо нельзя.

Разглядывая профессора Елагина, Алиса надеялась, что он поможет ей, возьмется за эту семью и освободит ее от бессмысленных потуг что-то сделать.

— Я понимаю, что многого хочу, но если вы можете помочь им…

— Обычно я работаю вместе с полицией, а тем нужно заявление. Может быть, я могу вам помочь, Алиса, — он протянул ей папку с бумагами. — Но сначала вы должны написать заявление. У вас есть основания, кроме подозрений?

— Девочка сказала мне, что отец… нет, она сказала, что ее старшая сестра Джейн должна была умереть, ей исполнилось восемнадцать, и отца ни в чем не заподозрят. Джейн полезла на мост, девочка за ней, ну… тоже собиралась спрыгнуть, но по пути они передумали. И еще девочка сказала мне, что этого хотела Калуки.

— Я слышал об этой истории, — кивнул профессор, и Алиса вдруг поняла, как он ей понравился — редко такое бывало. Раз — и невозможно оторвать от человека взгляд. — Что ж, поговорите для начала с куратором этой девочки, она скажет вам больше.

— Я была у нее вчера… там все сложно. Ее зовут Ханна Ноубс. И мне кажется, она чего-то недоговаривает, но, по крайней мере, она обязательно подтвердит мои слова, потому что сама не сомневается, что там все плохо. Думаю, Ноубс с радостью будет сотрудничать.

— Тогда вы должны написать заявление, лучше всего Искателям, они, как правило, работают чуть лучше. Впрочем, не всегда, но, повторюсь, как правило. Когда назначат детектива, сообщите мне его имя, и я постараюсь включиться в работу.

Профессор протянул ей визитку, и Алиса с улыбкой спрятала ее в кошелек.

— Даже не представляла, насколько легко с вами будет договориться. Вы ведь будете держать меня в курсе? Оставлю вам контактную информацию отца девочки и Ноубс, пусть будет на всякий случай.

Но на этом они не распрощались — профессор вызвался проводить ее до метро.

— Расскажите, что вы думаете об этой семье, — попросил он. — Информации я услышал недостаточно, но если вы у них еще не были — я тому не удивлен.

— Ничего не думаю, — удивленно ответила Алиса. — О девочке вот думаю, потому что знакома с ней. Она очень нервная, боится слежки, боится отца, и, кажется… ну, знаете, будто бы она совсем не любит жить. Будто бы ее заперли в определенном круге общения, отрезали внешний мир, и… сами же знаете, что бывает с такими людьми. Я просто испугалась, что у нас теперь каждую неделю девчонки с моста прыгать будут.

К сожалению, метро находилось от центра в двух шагах, так что вскоре они остановились, и стало ясно, что пора прощаться.

— Если вам не сложно, напишите мне письмо на почту, — попросил он. — И изложите дело обстоятельнее. А то у меня чувство, что вы не все мне рассказали.

Алиса виновато улыбнулась и кивнула.

— И я жду вашего звонка. Всего доброго, Алиса.

* * *

На следующий день начался дождь — зарядил с самого утра унылой моросью, да так, что будто солнце и не вставало. За окном было хмуро, темно и сыро. На проводах, тянувшихся от соседской антенны, зависли тяжелые, прозрачные капли. Они иногда срывались вниз, тут же сменяясь своими товарками.

С трудом проснувшись, Алиса ненадолго зависла у окна, напилась кофе, втайне мечтая остаться дома до конца своей жизни, и вышла на улицу.

Редкие прохожие кутались в плащи и куртки — вместе с дождем похолодало и посвежело, а машины привычно притормаживали, боясь облить пешеходов.

Решив на этот раз, что с нее достаточно метро, Алиса села в трамвай и под дребезжание по старым рельсам едва не уснула — ее толкнула тяжелой сумкой сморщенная и недовольная бабушка, велев уступить ей место. И только благодаря ей Алиса не проехала свою остановку.

Поблагодарив ошеломленную бабушку, она выскочила на улицу, накинула на голову капюшон и свернула в Ремесленный переулок — именно там и находилось управление Искателей.

Было уже около половины восьмого утра, и Алисе пришлось прождать полчаса в приемной, ожидая открытия. Ровно в три минуты девятого она постучала в кабинет к первому попавшемуся детективу и почти сразу же рассказала ему все, что знала. Не забыла также упомянуть и профессора Елагина, и Ханну Ноубс.

Ее слушали внимательно, но безо всякого удивления, почему — вскоре стало понятно.

— Вам нужно найти детектива Джонсона, — сказал ей детектив. — Дело против Прянова уже ведется, расскажите ему все. Это третий этаж, триста девятый кабинет.

Алиса растерянно попрощалась.

Конечно, странно это было — первый попавшийся человек знал о Прянове и открытом деле. А сколько здесь всего открыто дел, чтобы знать их наизусть? Даже Алиса, проработавшая в ЦКМ около месяца, уже не смогла бы вспомнить все вызовы, на которые ездила. А этот помнит — значит, Ноубс недоговаривала основательно.

Третий этаж сиял электрическим светом, а воздух одуряющее пах свежемолотым и свежесваренным кофе. Сглотнув слюну, Алиса постучала в нужный кабинет и, дождавшись разрешения, вошла.

— Здравствуйте, я вам хочу про Прянова рассказать, — неуклюже сказала она.

Признаться, ей вдруг пришло в голову, что при должном везении детектив Джонсон тоже поделится с ней информацией, но, едва только взглянув на огромного бородатого мужчину, всякую надежду она отбросила. Уж очень сурово и неприступно он выглядел.

Густым басом ее пригласили сесть в кресло. Джонсон необыкновенно мягко выяснил ее имя, а потом потекла беседа — неожиданно приятная. Он улыбался в нужных местах, хмурился и, естественно, задавал вопросы. Алиса рассказала все, что знала, и даже отдала визитку профессора Елагина, не забыв переписать в телефон номер и почту.

— Это вы хорошо решили — забрать Прянову к себе, — в конце сказал Джонсон. — Правда, я все время считал, что ни одна из девчонок не обладает магическими способностями, но вы в этом лучше разбираетесь.

— А? Как это не обладает? — удивилась Алиса. — А кто вызвал вихрь, по-вашему?

— Я же говорю — вам виднее, а за информацию спасибо, — развел он руками. — Оставьте свой телефон, с вами свяжутся, если вы понадобитесь.

Все еще удивленная Алиса вышла в коридор и тут же натолкнулась на чей-то горящий злобой взгляд.

— Чернова, я надеюсь, вы сможете внятно объяснить, что здесь делаете? — спросил ее стоящий посреди коридора Горюн. Позади него с привычным безразличием на нее смотрел Шпиль.

Алиса попятилась.