Слуга двух господ (гет)

Выздоровление шло очень медленно. Драко отпустили из больницы только через две недели, предписав постельный режим. Это раздражало, ибо дела семьи требовали его участия. Конечно, никаких вопросов касательно лояльности Малфоев не возникло. В Министерстве произошла мягкая смена власти. Исполняющий обязанности Министра магии Кингсли Шеклболт открыто назвал его, Драко Малфоя, одной из ключевых фигур в борьбе с Волдемортом, этаким Северусом Снейпом последнего противостояния. Маленькое землетрясение, учиненное Гермионой в Мунго и магловской больнице, замяли — героиня двух войн как-никак.

Гермиона скорбела о Гарри и Джордже, печалилась о Нарциссе, волновалась о пропавшем без вести месяц назад Билле. Она не отходила от мужа ни на шаг, не требовала объяснений, но периодически бросала тревожные взгляды. Драко мог сколько угодно пытаться убедить себя в обратном, но понимал прекрасно, что она не забыла его обещание. В очередной раз поймав ее пытливый взгляд, он выдохнул:

— Спрашивай.

— Не знаю, с чего начать. Может, просто… рассказывай?

— Хорошо. Я влюбился в тебя почти сразу, как начал сотрудничать с Орденом. Ты это хотела знать?

Она резко вдохнула и несколько минут молчала, осознавая, а затем задала вопрос, мучивший ее с начала заточения:

— Скажи мне... твоя лояльность... кому она принадлежала на самом деле?

— Моя лояльность всегда принадлежала семье и будет принадлежать впредь.

— Звучит пафосно.

— Но так и есть. Я должен обеспечить Малфоям нормальную жизнь при любой власти.

— Слуга двух господ…

— Зато в выигрыше при любом раскладе.

— Хорошо, дальше.

— Когда я пришел в Орден, моей целью было обезопасить тылы, если ваши возьмут верх. Но случился первый… приступ, и я понял, что ЭТО не должно жить, что никто не будет в безопасности, пока старина Волди топчет землю.

Она кивнула.

— Я начал изучать его. Долго вообще не мог сообразить, как монстру удалось возродиться, а потом меня осенило. Мне не хватало знаний и времени, чтобы до конца понять, как он функционирует и как его устранить.

— Тебе понадобилась я?

— Не совсем так. К тому времени я уже глубоко увяз в своих чувствах. Сначала ты была с Уизли, потом… вы разбежались, но он все равно крутился возле тебя и прикрывал спину, а потом… с ним произошло то, что произошло, и ты стала совершенно безрассудной в вылазках.

— Скажи только одно, — ее взгляд стал жестким, а в голосе прорезался металл, — скажи, что ты не причастен к тому, что случилось с Роном.

Он встретил ее взгляд прямо. Вот этого ей знать не нужно, да. Это будет его последняя маленькая тайна. Фактически он ей не соврет — к тому, что произошло (его передернуло от воспоминаний), он не имеет никакого отношения.

— Нет, не причастен. Меня там не было.

— Хорошо. Я верю.

— Я пошел к Шеклболту и поговорил с ним о том, что ты сумасшедшая в битвах, и все будет напрасно, если с тобой что-нибудь случится, ибо после Уизли ты осталась единственным якорем, который держит Поттера тут, и ему будет наплевать на Томми, если ты умрешь. Кингсли счел мои аргументы обоснованными, но посетовал на то, что удержать тебя сложнее, чем стадо бешеных гиппогрифов.

Она передернула плечами.

— Что? Еще скажи, что это не так! Я помню начало нашего... сотрудничества. Ну вот, собственно, и все... Я договорился с Кингсли, что заточу тебя в мэноре как пленницу и, если получится, привлеку к своей работе.

— И ты похитил меня в той вылазке, — ровный голос, ни капли возмущения или даже неодобрения, немного любопытства. — Скажи, ты сразу надеялся на... большее?

— Надеялся, если ты узнаешь меня получше, я… смогу тебя заинтересовать. Я же видел, как мы похожи! Да и… планировалось, что долгое время все твое общение будет ограничиваться только мной.

— Ага, то есть ты рассчитывал на развитие у меня стокгольмского синдрома.

— Что-то вроде, — он тряхнул головой, — ты понимаешь, я знал наверняка, что хочу тебя защитить от всего, а остальное… это скорее были мечты.

— Ты всегда так тщательно продумываешь реализацию своих мечтаний?

Он хмыкнул и не ответил ничего определенного.

— Как ты мог скрывать свои чувства так… У меня ведь даже мысли не было!

— Я Малфой, я умею контролировать эмоции.

— Твоя мама… Она мне сказала, что ты любишь меня. Но я сочла это бредом обчитавшейся романтической чуши женщины.

— Она знала меня как никто, — горечь мелькнула в серых глазах и исчезла. — Гермиона, все, что делал, я делал ради нас.

— Как ты убедил его не убивать меня сразу после того, как похитил?

— Я сказал ему, что смена стороны самой близкой соратницей Поттера гораздо сильнее дестабилизирует Орден, чем ее смерть.

— Он клюнул?

— У него тоже могли быть скрытые мотивы… Но я испугался, когда он решил посетить тебя — так скоро и в амоке.

— Я помню. До сих пор восхищена твоим невербальным Империусом и блокировкой вербального Круциатуса, а за то, что взял на себя его Круциатус, я буду благодарна до конца дней.

— Ты не сердишься на меня?

— Пока что нет. Дай расскажу, что было дальше. Ты сделал так, чтоб он оценил меня как волшебницу, но я оставалась грязнокровкой, и признать меня годной для служения себе непревзойденному Волдеморт не мог, поэтому решил выдать меня замуж, убив двух зайцев — наказав за что-то твою семью и сделав меня чуть более достойной. Ты был уверен, что он предложит меня… тебе?

— Нет, это была самая непродуманная часть плана. В одном из разговоров с Лордом накануне первой демонстрации наших успехов я оговорился, что отец в моем возрасте был уже женат. Направил его мысли в нужное русло, так сказать. Я рассчитывал, что полукровка Волди воспользуется возможностью отомстить Люциусу, который кичился надцатью поколениями чистокровных предков. Лорд не подавал виду, но я знаю, как его это задевало.

— Драко, — она говорила серьезно, и у него сердце упало в пятки от страха. Она сейчас скажет, что не сможет простить ложь! В голове мелькнула фраза Кингсли: «Она умная, она все поймет. Дай ей время».

— Ш-ш-ш, — он накрыл ладонью ее рот, — можешь не говорить сейчас, подумай…

— Нет, нечего думать!

Он обреченно выдохнул, приготовившись к худшему.

— Я много лет назад осознанно лишила себя родителей, чтобы защитить их от этой войны. Я стерла себя из их памяти и как никто могу понять, что, защищая близких, мы иногда принимаем решения за них.

— Гермиона, мы…

— Не перебивай. После этого у меня не осталось семьи, конечно, мне пытались заменить ее Уизли, но это было не то. Когда Рон погиб… Молли и Артур будто обвинили меня в том, что он умер, а я нет. Конечно, ничего такого мне не говорили, но я чувствовала. У меня оставался Гарри и оставалась цель, за которую я была готова отдать жизнь. И я действительно была готова. Мне не для кого и незачем было жить.

Он дернулся, чтобы сказать, что это не так, что она была нужна Ордену.

— Ордену я была нужна как сильная ведьма, Гарри — как якорь, ты прав, а как Гермиона Грейнджер я не была нужна никому, я никому не была нужна ради меня самой. Ты дал мне ощущение новой семьи, и я… благодарна тебе за это. Только…

Он вскинул на нее взгляд.

— Только не ври мне больше. Я не буду задавать дополнительных вопросов и ставить под сомнение сказанное тобой. Если начну анализировать все это, больше никогда не смогу тебе доверять. А я хочу тебе верить и верю. Разумно было бы взять с тебя Непреложный обет никогда меня не обманывать, но не буду. Повторяю, я готова тебе верить, прошу, не подведи меня.

Драко было странно это осознавать, но он был готов дать Обет, конечно, с оговорками, но готов. Пусть все станут фигурантами его манипуляций и жертвами интриг, но с ней он будет честен. Всегда.