Запах осени (джен)

Солнце довольно шустро скатывалось к горизонту, вытягивая тени и четко прорисовывая бахрому леса на вершинах сопок, где над средними, в общем-то, деревьями возвышались истинные гиганты. Так и люди — что маги, что маглы. Ведь в среднем те же маги зачастую способны лишь к простенькому набору бытовых заклинаний и к большему не стремятся. А зачем им больше-то?

Сергей Страга сидел на любимом троне и вспоминал. Разговор с Еремеем Елизарычем всё же состоялся. Второго января у Евграфа день рождения, и, похоже, он не терял зря времени — окончательно достав деда, упросил его рассказать всю историю с жадеитовыми кольцами. Дед Еремей дополнил рассказ о Логе Неклюда в основном лишь тем, чего и сколько они нашли в сундуках в лаборатории древнего мага.

— Признал он меня как родовича, — сказал Дед Еремей, — и ведь, что интересно, он не просто призрак оказался. Полноценный слепок личности.

— Это как, — спросил Евграф. Мы сидели в большой гостиной и не спеша вели разговор за кружкой сбитня. После бурного празднования Нового года самое оно.

— А вот так. Умирал он, и выбор простой у него был, лич или призрак. По его тёмности вроде лич ему и ближе бы подошёл, ан нет. Видать, и не так уж тёмен был. В зале там и мумия Неклюда была. Так прямо в ступе своей странной сидел.

— А в чём странность ступы? — встрепенулся Будда, он у нас по ступам прибитый малость, гонщик же.

— Да как сказать. Она, ступа его, вроде как вокруг ног его обросла, так что и не вынуть его. К тому же и повыше пояса сзади поднята вроде спинки. Ходить-то он не мог после пули с наговором, что в позвоночнике сидела. Так вот, он из глыбы жадеитовой алтарь сотворил и обряд привязки души на неё сработал. Тяжко ему было, он после ранения двенадцать годочков в этой ступе просидел. Книги писал о жизни своей. Мемуары, значит. А напоследок разговора и молвит он, отпусти, мол, в услугу. А оплатой услуги книги да имущество забери. Устал он, почитай, триста лет в подземелье один прожил. Ну, если так можно про призрака. Ну, говорю, отпущу — только как? А он на алтарь показывает, разрушь, мол. Отпустил. Книги только и взял.

Я тогда подумал, что артефакты и нельзя, поди, взять было.

— Дед, а что за артефакты? — спросил Ева.

Дед Еремей посмотрел на малое дитятко неразумное так, что Ева заёрзал на стуле и глаза в пол опустил.

— Там, Евграф, такие страсти по полкам разложены, что иному на них и глядеть нельзя, не то что трогать руками. А уж тебе и подавно, ты ж, как младенчик, всё в рот потащишь.

Ева вскинулся что-нибудь ответить, но дед выставил вперёд ладонь.

— А тебе я из тех книжек кое-чего повыбрал, — дед весело улыбнулся, — счас наша копировальщица доставит.

— Так если там опасные вещи, может, и стоило бы их перенести куда-нибудь, э-э, опять же поглубже? — спросил Данила, страж как-никак.

— Да не. Я как только алтарь тот расколол, так и вода потихоньку пошла внутрь. Оно там всё на тот алтарь завязано было. Там теперь только озерцо небольшое осталось. Небольшое, да глубина не промеряется.

Он позвонил в колокольчик, и в дверь, распахнутую старшими Салазаровыми с донельзя торжественными физиономиями, вошла домовая эльфа.

А, я слышал про неё от Евграфа. Её Еремею Елизаровичу подарил, аж после второй мировой, английский министр магии, как там бишь его, я забыл. Так эту эльфу местные домовые в штыки приняли, и пришлось Салазаровым её в секретари определять. И ведь правду говорят они, эти домовики ни на грамм свободу не ценят. Вот и эта тоже. Одета она в шикарную, всю расшитую вышивкой, местами даже с речным жемчугом и скатным бисером, прямо произведение искусства, наволочку для диванной подушки. В ушах у "красавицы" и модницы серьги. При этом в правом ухе одна крупная серьга. А вот в левом целая гирлянда мелких колечек, серёжек и клипс всевозможных форм. С учётом размера ушей. На макушке же затейливая, хотя и жидковатая, причёска в виде спиральки безе, ну просто ядовито-салатового цвета. Зато, по словам Евграфа, любую книгу копирует так что не отличить от оригинала, включая обложку. На маленьких, но видимо, крепких ручках престарелой, в общем-то, эльфы лежала стопка из шести вполне серьёзных фолиантов. Ева поплыл. Подарок был шикарен.

— Ева, пляши, — воскликнула шестнадцатилетняя оторва Тома, сестра Евграфа.

Маленькое, немногим выше колена взрослого мужчины, но крайне важное существо, подойдя к Евграфу, протянуло ему стопку книг.

— Вот, э-э... вам, да.

— А ещё, — заговорил Еремей Елизарыч, — вот тут у меня книжки. Я в них свёл в одно дневники и мемуары Неклюда. Почитайте на досуге.

Интересное оказалось чтиво. И полезное.

И годы прошли, и наши дети уже подрастают. А в прошлом году помер дед Еремей. Помер в любимом кресле на любимой веранде. А в мире что-то меняется, запах... Да и Данила мечется по всей стране, как стрекоза над прудом. Что-то будет. А пока пора домой, солнце уже заходит.