Огненные дьяволы (гет)

— Ты в порядке? — уточнила Инеж. В общей совокупности этот вопрос ему за сегодня задали по меньшей мере раз пятьдесят.

До этого раз тридцать из этих пятидесяти примерно то же самое у него спросила Нина, раз пятнадцать Джаспер и один раз робко Уайлен. Последнему хватило мрачного давящего взгляда, который Каз в совершенстве отработал как раз для таких случаев.

На Нину и Джаспера, к сожалению, подобное не действовало от слова “никак”, так что Казу пришлось несколько раз очень недружелюбно рявкнуть на обоих, чтобы отстали, а потом спешно ретироваться от загоревшегося экспериментами Джаспера.

Теперь Каз сидел на лавочке, откинувшись на спинку и рассматривая безмятежно голубое небо. Ему требовалось переварить все произошедшее.

Обычный день и обычная репетиция совершенно неожиданно превратились в полнейшую фантасмагорию, и одного перекура с Маттиасом было явно мало. Впрочем, курить Каз больше не планировал как минимум месяц, и так уже с непривычки першило в горле и неудержимо тянуло повторить.

Инеж незаметно выскользнула вслед за ним, помялась какое-то время у дверей, а затем нерешительно приблизилась и села рядом.

— Я в сознании и не устраиваю панических атак? — ироничнее чем следовало уточнил Каз и скосил на неё глаза. — Так? Значит, все отлично!

Инеж кивнула и отвернулась, устремив взгляд на пустую, обрамленную деревьями улицу, тянущуюся вдоль них без малейшей перспективы, что по ней проедет хоть одна машина в ближайший час. Каз отвернулся тоже и прикрыл глаза.

— Я знала, что это не самая богатая или благоустроенная страна, когда мы ехали сюда, — задумчиво проговорила она. — Но мне все говорили, что здесь спокойно.

— В горах спокойно, — отозвался Каз, не открывая глаз. — Только нет ни черта, бедность, антисанитария и куча диковатых традиций. Но если правильно выбрать деревню, то тебя никто не побеспокоит ещё лет пятьдесят. А здесь нормальный город со своими законами и условностями.

— Я заметила, — Инеж издала невеселый смешок. — Свертки наркоты, падающие с потолков, к чему относятся: к законам или к условностям?

— Скорее, ко второму, — Каз улыбнулся краешком рта. — Законы там свои. Кстати, почему ты с семьей приехала именно сюда? Родители решили? Из-за Пьетро?

— Это тоже сыграло, — судя по колыханию воздуха Инеж скопировала его позу. — Я хотела приехать сюда.

— Почему?..

— Хотела увидеть эту страну своими глазами, — Инеж глубоко вдохнула. — Человек, который спас меня, безмерно любил её. Мы провели вместе от силы полтора часа, но он успел рассказать мне так много…

— Ты говоришь в прошедшем времени, — заметил Каз.

— Он погиб вскоре, его застрелили люди владельца борделя, где меня держали, — Инеж повернула к нему голову и открывший глаза Каз увидел, как дрожит её взгляд от старательно сдерживаемых слёз. — Он успел сообщить о нас властям, успел дать координаты, где нас держат…

Каз сжал челюсти.

— Так оно и заканчивается, все благородные порывы, — глухо произнес он. — Естественный отбор не любит хороших людей, не стоит ими быть.

Идеалисты погибают первыми, не так ли?

Грязь мерзко хлюпала под коленом, а рука брата казалась до ужаса холодной, но Джорди все ещё держался, улыбался даже. Слабо, одними уголками губ.

— Не дрейфь, братишка, прорвемся, — прошелестел он так тихо, что Каз едва расслышал его за звуками ночных джунглей.

— Конечно, — Каз поправил наскоро сделанную подстилку из травы и погладил Джорди по влажным грязным волосам.

От неловкого движения нога полыхнула огнем, она казалась огромной и распухшей. В остальное время Каз почти её не чувствовал, но порой не в силах совладать с каким-то болезненным любопытством касался пальцами белесого осколка кости. Собственной кости, торчащей из ноги.

Жуткое зрелище на самом деле, сознание Каз терял уже несколько раз, но спустя несколько часов все же получалось очнуться. Сейчас этот вид уже не ужасал, сделался пугающе привычным.

На повязки Джорди он старался не смотреть, но мерзковатый запах гноя и гнили проскальзывал в ноздри, доверительно намекая, что все плохо настолько, насколько это возможно представить. В здешних сырых и гнилых лесах любая рана без должной обработки начинает гноиться сразу же.

Все, что у них было для перевязки ран — это спиртовой гель для рук и майка Каза. Разорванная чуть ли не зубами на отдельные полосы, сейчас она перетягивала бедро и торс Джорди. Побуревшие пятна давно проступили на некогда белой ткани.

— Мы ещё смеяться над этим будем, — Джорди едва ощутимо сжал его ладонь. — Пьетро нас найдет. Только держись, Каззи…

Он шевельнул головой, и гримаса боли исказила его лицо.

— Давай-ка я дам тебе ещё листьев коки, — Каз протянул руку, пригибая к себе ветку куста с суховатыми овальными листьями. Сунул в рот пригорошню горьковатой листвы и протянул оставшиеся Джорди.

Единственное в чем им повезло, оказаться под кустарником дикой коки. Она немного унимала боль и придавала сил. Только на ней они сумели продержаться первые сутки, сейчас подходили к концу вторые. Чудом сохранившаяся бутылка воды тоже подходила к концу.

Каз слышал шум винтов военных вертолетов, что летели над джунглями туда, откуда они с Джорди сумели сбежать. Впрочем, он не тешил себя напрасными надеждами.

Они умрут здесь, это он знал точно. Их невозможно найти в этих джунглях без радиомаяка, и даже если помощь придет, они её не дождутся.

У них был этот маячок. Пьетро лично повесил его Казу на шею перед отъездом. Он так и болтался на ней бесполезной безделушкой. Активировать его было невозможно, Каз уже пробовал, у Джорди был запасной активатор, но, верно, он так и остался в гостинице. Надежды не было.

— Нас найдут, братишка, — Джорди дышал тяжело, хрипло, и лоб был покрыт испариной. — Держись.

Каз скривил губы в слабом подобии улыбки. Оптимизм брата всегда был с ним, даже сейчас Джорди пытался утешить его. Или же сам искал утешения?.. Бледный и осунувшийся, он был сейчас вовсе не похож на себя обычного, и казалось отчего-то, что всё решено.

— Конечно, — Каз сморгнул слезы. — Конечно, Джорди!

— Нет, слушай! — Джоржи вдруг до боли стиснул его руку. — Они обязательно найдут нас! Маячок заработает обязательно! Я отдал его, мне обещали… Надо только подождать, слышишь? Подождать… Не вздумай умирать, братишка! Продержись! Ты не умрешь, Каз! Ты меня понял?

Каз закивал, стараясь успокоить его. Джорди трясся в ознобе, и Каз насколько позволяла сломанная нога, неловко приник к нему, пытаясь согреть.

— Меня брось! — лихорадочно шептал Джорди. — Не держи, слышишь! Не держи! Выживи! Ты мне живой нужен! Я тебя в это все втянул, не уберег, ты обязательно должен выжить. Понимаешь?

Казу казалось, что он сходит с ума, он, уже не таясь, сглатывал соленые слезы, и крепко держал за руку умирающего брата, боясь, что если отпустит, то потеряет его навсегда.

И когда надежда иссякла окончательно, по ночным джунглям оглушающей волной вдруг прокатился тихий писк маячка.

— Ты очень бледный, — тихий голос вытащил его из кошмара, в который Каз провалился наяву.

Он моргнул и обнаружил, что чуть ли не до крови прикусил щеку. Резко вдохнул вечерний воздух и с облегчением различил в нем знакомые и успокаивающие нотки травянистого аромата, от которого непонятным образом всегда становилось легче.

— Мой брат тоже очень любил нашу страну, — произнес он раньше, чем успел подумать. — Он был журналистом, слишком любопытным журналистом, и его убили, когда он случайно вскрыл подпольную сеть одного мафиози. Он умер у меня на руках. Я полз с его мертвым телом навстречу помощи, разговаривал с полуразложившимся мертвецом, и он отвечал мне, утешал меня, подбадривал… Ненавижу это вспоминать!

Каз резко поднялся на ноги, сделал несколько шагов, повернулся и замер, не зная, куда девать себя. Неожиданно стало так же плохо, как в первые дни.

Инеж внимательно смотрела на него, и в глазах её читалось странное для такой благополучной девочки понимание.

— С тех пор я и обзавелся гаптофобией, — глухо добавил Каз и сел обратно на скамейку. — Так что биография здесь богатая не только у Маттиаса.

Черт, а он так надеялся поспать этой ночью. Придется опять идти в зал и впахивать до тех пор, пока не упадет. Ну или транквилизаторы, но это все усилия насмарку и опять от пищеварения ничего не останется. Оно и так пошаливало после всех препаратов, которыми его пичкали во время реабилитации.

— Для того чтобы выжить, нужны сила и злость, — тихо проговорила Инеж. — Для того чтобы излечить душу — упрямство. Я долго упрямилась.

Каз поднял голову и посмотрел на неё. Инеж глядела куда-то вдаль, и лицо её казалось неподвижным, высеченным из темного мрамора, точь в точь как у одной из святых.

— Когда возвращаешься, хочешь, чтобы никто не знал, что с тобой было, чтобы не смотрели, не трогали, не шевелили. Хочется просто, чтобы все было, как раньше, а оно уже никогда не вернется. Словно все сгнило, испортилось, растворилось как не было, и знаешь, чувствуешь, что ты всему причиной.

Каз кивнул.

— Иногда не ты, но это ничего не меняет. Я вернулся, чтобы узнать, что один из моих лучших друзей оказался в тюрьме по навету моей же подруги детства. Ну, может не детства, в юном возрасте мы с Зеник терпеть друг друга не могли.

— Что так? — Инеж обернулась к нему.

— Да черт знает, не ладили. Да и вообще, с девчонками дружить было не круто, — Каз пожал плечами. — Женщина должна сидеть дома, слушаться мужчину и подчиняться отцу и мужу или денно и нощно спасать жизни, никого не слушать и быть отчаянной сорвиголовой. Перед глазами были противоречивые примеры в детстве.

— И какой пример повлиял сильнее? — в глазах у неё заплясали лукавые искры.

— Ну, — Каз задумчиво склонил голову набок, — отчаянные сорвиголовы нравятся мне больше! — доверительно поделился он.

— Что ж, тогда ты по адресу, — она рассмеялась, когда он удивленно распахнул глаза. — С хореографом лучше ладить, и пока у меня вроде получается!

— Я не хореограф, — возразил Каз, стараясь скрыть, что ему её слова весьма польстили.

— Для нас — да, ты же нас гоняешь, — Инеж улыбнулась ему, и Каз вдруг почувствовал в её улыбке что-то более личное, теплое, чем просто дружеское, или даже приятельское участие.

Или ему просто хотелось это чувствовать?

С чего его вообще потянуло откровенничать с ней? Однако несколько минут этого шутливого разговора, казалось, сделали больше, чем могла бы сделать дополнительная тренировка, и Казу не хотелось этот разговор заканчивать.

Инеж, однако, перегнулась через край скамейки и завозилась, пытаясь что-то то ли отстегнуть, то ли отогнуть. Прищемила палец, неразборчиво промычала что-то явно экспрессивное, хоть и на незнакомом Казу языке, и наконец, триумфально выкатила из-под скамейки уже знакомый Казу гироскутер.

Он наблюдал, как она убирает фиксатор в рюкзак и включает тихо запищавший приборчик. Огоньки призывно мигнули несколько раз и погасли.

— Почему на этом ездишь? Велосипед ведь быстрее, — спросил он с интересом.

Сидящая на корточках Инеж обернулась и сдула с лица прядь волос.

— Не люблю велосипеды, — жизнерадостно откликнулась она. — А с этой штукой можно не беспокоиться о фигуре, мышцы отрабатываются что надо! И он очень изящный в движении.

— Покажи, — Каз откинулся спиной на лавочку и бросил на Инеж задорный взгляд.

— Ты правда хочешь посмотреть? — она, казалось, удивилась, но ненадолго. — Тогда включи музыку, когда я скажу! — она положила рядом с ним свой телефон с активированным экраном. — Динамик там не очень, но слышно будет.

Каз наблюдал, как она легко встает на дернувшийся под ней приборчик, отбрасывает за спину облако темных волос и грациозно поднимает руки.

— Включай!

Он коротко щелкнул пальцем по иконке плеера.

Инеж плавно закружилась по площадке их маленького дворика.

Странное дело, она практически не шевелила ногами, они были просто широко расставлены и зафиксированы, но её грации и подвижности это вовсе не мешало.

Она резко прокрутилась вокруг своей оси, тряхнула волосами, а кисти её рук, казалось, и вовсе жили своей жизнью, извиваясь и вторя музыке. Она словно скользила над поверхностью земли, текуче, плавно, сливаясь с мелодией в единое целое.

Это выглядело столь сюрреалистично, что Каз чуть не бросился её ловить, когда Инеж вдруг резко прогнулась назад, согнув колени, и мазнула волосами по гладкому асфальту. Выпрямилась так же быстро и прямо на ходу сделала обратное сальто назад, приземлившись на ноги. Покинутый гироскутер споткнулся и обиженно запищал.

Каз заподозрил, что отвисшую челюсть стоит как-нибудь замаскировать, пока он не утерял весь авторитет злобного тренера.

— Впервые вижу элемент из фигурного катания, так сказать, в земном исполнении, — ровно произнес он. — Впечатляет.

— Мне было скучно кататься просто так, — Инеж выровняла дыхание, улыбнулась, выключила приборчик и вновь уселась рядом с Казом. — Я в детстве увлекалась, но мы постоянно переезжали, катков здесь не найдешь, да и в цирке куда интереснее. А тут благодарный зритель, как не выпендриться, да?

Каз кивнул, не отрывая горящего взгляда от гироскутера.

— Скажи-ка, — медленно произнес он. — А ты можешь что-то делать руками, пока едешь на нем?

— Могу, — Инеж пожала плечами. — Жонглировать пробовала, но если уронишь шарик и наедешь на него, то лететь будешь долго и далеко. Это я тоже… пробовала, кхм.

Каз перевел на неё жадный алчущий взгляд, он знал, что выглядит как псих, но новая идея уже его захватила.

— А ты долго училась?

— Ну, встала я на него за день, неделю ездила просто так, а лихачить где-то за месяц натренировалась, — Инеж покосилась на него с опаской. — А что?

— А ты можешь научить меня? Хотя бы основам, — Каз одарил гироскутер очередным нежным взглядом.

Он мог сходу назвать с десяток новых номеров, которые можно поставить с помощью этой милой штучки. Однако прежде чем бросаться их воплощать, сначала следовало оценить потенциал собственных возможностей.

— Могу, мне не жалко, — Инеж улыбнулась. — Однако не гарантирую, что обойдется без падений!

Каз красноречиво покосился на неё:

— Напугала… кхм, не напугала, короче!

— Ну давай, хоть сейчас можем провести пробный урок! — Инеж соскочила с лавки и протянула ему руку.

Каз тряхнул головой и встал тоже.

— Давай!

Ему категорически не хотелось сейчас оставаться одному, вспоминать Джорди, убиваться в душном зале или возвращаться в пустую квартиру.

— Только давай вон в том сквере, через дорогу! — он махнул рукой в нужную сторону. — А то сейчас народу на бесплатный цирк набежит…

Уже несколько почтенных сеньор, вышедших со своих фламенко или румбы, заинтересованно взглянули в их сторону и умиленно заворковали между собой, очевидно принявшись сплетничать прямо на ходу, не откладывая в долгий ящик.

— Пошли, — Инеж легко встала на гироскутер и уточнила. — Вернее, я поехала, а ты догоняй!

Каз подхватил с лавки рюкзак и поспешил следом. Он слегка промедлил, и Инеж уже успела выехать на дорогу, убедившись предварительно, что машин там нет и не предвидится. Догнать Инеж оказалось не так-то просто. Обманчиво медленный приборчик тем не менее успешно доказывал, что колесо неспроста считается великим изобретением человечества.

Скверик, надо сказать, в целом отлично просматривался от дверей танцзалов, но пара высоких кустов ароматного цеонотуса служили неплохим прикрытием. Пестрые попугаи крикливо переговаривались над их с Инеж головами. А сухая шелуха волокон со стволов пальм то и дело шуршала под подошвами. Лето в этом году выдалось неплохим, а зиму вместе с сезоном дождей обещали позднюю, не раньше начала мая.

— Ну давай, — Инеж ловко соскочила со своего загадочного транспорта.

Каз аккуратно пристроил рюкзак у скамейки, обвязав лямки вокруг деревянной ножки так, чтобы любой желающий его позаимствовать распрощался с этим желанием ещё на подлете. Инеж, понаблюдав за этим процессом какое-то время, хмыкнула и последовала его примеру.

Когда они, готовые, выпрямились, Инеж вдруг прищелкнула языком и покачала головой.

— Только тебе держаться не за что, — обеспокоенно сказала она. — Поначалу равновесие сохранять сложно с непривычки. Ты когда-нибудь катался на роликах?

Каз покачал головой.

— Только на скейте, лет в пятнадцать. Не могу сказать, что добился значительных успехов на этом поприще.

— Тогда надо придумать, за что тебе держаться на первых порах… — Инеж устремила задумчивый взгляд на лавочку.

После непродолжительных экспериментов и нехитрых расчетов было установлено, что лавочка намертво вмонтирована в плитку. А попытки уместиться между ней и бордюром, огораживающим ближайшее дерево лишь повышают вероятность непродолжительного, но болезненного для самолюбия полета.

— Забей, — в конце концов махнул рукой Каз и похлопал ладонью по лавочке. — Я не упаду.

Инеж посмотрела на него с сомнением, но спорить не стала.

Впрочем, спустя минут десять Каз уже не был так в себе уверен. Всходить и сходить с гироскутера он выучился быстро. Равновесие сохранять получалось, а вот двинуться с места — нет. Гироскутер реагировал на каждый намек на движение, крутился на месте, фырчал, порыкивал, но как им управлять, Каз пока не понимал.

Он с интересом пытался привыкнуть к новым ощущениям. Казалось, земля вот-вот укатится из-под ног, но при этом он все ещё продолжал стоять относительно устойчиво. Однако напряжение на ноги было значительным.

— Держи корпус наклоненным вперед, — тем временем направляла его Инеж. — И вес на обе ноги одинаково распределяй, тогда вертеться не будет.

— Надо привыкнуть, — Каз скрупулезно исполнял инструкции и между тем старался понять, почему же его упорно проворачивает по часовой стрелке.

Ногу прострелило легкой болезненной вспышкой, и Каз наконец сообразил, что неосознанно по привычке переносит большинство веса на здоровую правую. То, что было незаметно даже в танце и балансе, вдруг вылезло с совершенно с иной стороны. И этот изъян, невидимый и непонятный другим людям, для Каза сейчас был очевиден. Замотать бы лодыжку и колено эластичным бинтом на какое-то время, легче было бы, но конспирации подобные вещи изрядно вредили.

Каз наклонился вперед и осторожно шагнул назад на твердую и такую приятную землю. Выпрямился и постарался размять ноги.

— Покажи ещё раз, как ехать вперед?

Инеж заняла его место и похлопала себя по колену, привлекая его внимание.

— Смотри! Ноги согни, корпус вперед, выровнял вес и давишь носками, пальцами даже. Тогда поедет вперед. Перестаешь давить — остановится, а перенесешь вес на пятки — поедет назад.

— Понял, — Каз задумчиво побарабанил пальцами по бедру. — Попробую ещё раз.

Инеж легко спрыгнула и приглашающе махнула рукой.

Каз уже уверенно поднялся на высокую платформу и замер, когда скутер дернулся по ним точно норовистый жеребец.

— Ну-ну, — успокаивающе сказал Каз ему и постарался принять исходную позицию. — Ого-го…

На попытку продавить вес в нужную сторону гироскутер рванул и подпрыгнул, бесцеремонно стряхнув неумелого седока. Каз едва успел соскочить, но все же удержался на ногах.

Впрочем, к своей неудаче он отнесся философски. Опыт обучения у него был богатый.

— Пьетро всегда говорил, чтобы что-то изучать, надо морально приготовиться, что первые три часа ты будешь полноценной неповоротливой корягой. Если не готов, то и браться бестолку, — поделился он. — Когда берем новых учеников, то объясняем это сразу.

— Правило триады? — усмехнулась Инеж. — Смирение, старание и скромность?

— Оно, — согласился Каз. — Да дьявол!

Строптивая машина вновь взбрыкнула и провернулась под ним на сто восемьдесят градусов.

Инеж наблюдала за его мучениями, прикусив мизинец, и явно что-то обдумывала. Внезапно она резко повернулась, отошла к рюкзакам, и решительно выдернула из внешних карманов по паре черных рабочих перчаток.

— Слезай и надевай, — велела она. — Нет, сначала слезь, — она отдернула руку, когда Каз потянулся за перчатками.

Он повиновался и, стоя на подрагивающих ногах, принялся натягивать матерчатые перчатки. Инеж протянула ему руку с пластиковой бутылкой воды.

— Вот, будешь за неё держаться. Тебе нужно привыкнуть к положению ног, прежде чем ты научишься правильно распределять вес, а до тех пор я тебя поведу.

С опорой дело как ни странно пошло легче. Пусть номинальная, она помогала расслабить ноги так, чтобы нажатие стало совсем легким, едва ощутимым.

Медленно и плавно они тронулись вперед, Инеж вела его за собой, двигаясь спиной вперед. Иррационально он опасался наехать на неё, поэтому не отрывал взгляда от их почти соединенных рук.

Что это было сегодня? Это не давало ему покоя. Случайный сбой в матрице или… надежда? Неужели ему впервые представился шанс на исцеление?

Это уж вряд ли, Каз покачал головой и сосредоточился на асфальте и чувстве равновесия. Пора бы уже разучиться мечтать и строить далекие планы. Он, конечно, хотел бы однажды вылечиться, стать настоящим тренером, если уж хореографом не судьба, создать нечто великое и грандиозное, но… с семидесятипроцентной вероятностью он просто до этого не доживет. Особенно если преуспеет в своих планах мести.

Бутылка была скользкой и из матерчатых перчаток выскальзывала, точно смазанная маслом. И в один прекрасный момент, когда кто-то из них пытался перехватить ее поудобнее, просто выпала на асфальт. Прямо под колеса.

— Стой! Замри!

Каз замер и почувствовал неосознанный страх, когда Инеж без раздумий нырнула вниз, чтобы поднять чертову бутылку. Её пальцы почти задели колесо, и Каз перевел дыхание, лишь когда она выпрямилась вновь. Она настолько доверяла ему?

— Жутко неудобно, — Инеж скорчила гримаску, — но бинты здесь не прокатят, увы. Даже горящие. Может…

Она неуверенно запнулась и пошевелила свободной рукой в перчатке. Каз понял её без слов, и опустил взгляд.

Это было опасно. Это было глупо. Это было тем, что он хотел. Он вообще так редко хотел что-либо в последние годы. В конце концов, от одной попытки ничего не будет, верно? Для приступа нужно что-то посущественней недолгого соприкосновения.

Он сам протянул руку и осторожно оперся на её затянутые в черную материю теплые пальцы. Тонкие, изящные и прекрасно ощутимые даже сквозь столько слоев материи.

— Попробуем…

Инеж так же осторожно сжала его пальцы, словно они были сделаны из хрусталя. Каз сглотнул, готовясь к ощущениям, какими обычно заканчивались их эксперименты с Джаспером. Панические атаки были ещё удачным стечением обстоятельств.

Ничего не происходило. Ощущение чужого тела по-прежнему было малоприятным, знание о том, что где-то там скрывается человеческая кожа, всё ещё рождало слабое омерзение, но не более. Он вполне мог держать себя в руках.

Инеж отбросила бутылку в сторону скамейки и почти завороженно протянула ему вторую руку. Каз вложил свою ладонь в её и послушно последовал за ней, когда она мягко потянула его за собой.

Это казалось каким-то сном, где ноги его не касались земли, а разум и тело покорны чужой доброй воле. Такое уже было с ним когда-то. Только перчаток не было, а зеленое море шептало о каких-то древних истинах, щекоча голые ноги теплыми волнами. Они были старше, намного старше, на лице Инеж красовалось куда больше морщинок, чем сейчас, да и он уже чувствовал на плечах тяжесть прожитых лет. Впервые за свою долгую жизнь он не страшился воды и мертвецов, он чувствовал её руки в собственных посеребренных сединой волосах и знал, что исцелился окончательно и навеки.

Дальше будет легче, какие бы испытания ни выпали ему другому, более молодому, более свободному, с совершенно иной, пусть и нелегкой судьбой.

Каз не знал, откуда к нему приходят эти видения, но он опирался на них с тех самых пор, когда полз на неясный зов, задыхаясь от трупной вони и едва переносимой боли. Тогда они впервые пришли к нему, и прелая листва, полная змей и скорпионов, вдруг обратилась водой, поддержала его изнемогающее тело и забрала часть боли. А беспомощность сменилась жаждой выжить, какой бы ни стала цена.

Инеж отняла одну руку и шагнула вбок. Каз обнаружил, что едет вперед сам, лишь слегка опираясь о её твердые сильные пальцы. Она обвела его по кругу и мягко заставила остановиться.

— А теперь задний ход!

Ох, это будет непросто… Каз заставил себя вернуться мыслями в реальный мир и старательно закопал поглубже мимолетную мысль, что вдвоем с Инеж они неплохо бы смотрелись в морских волнах и в своем нынешнем возрасте. Благо до моря вовсе недалеко, а если взять машину и правильные номера, то и до Тихого океана рукой подать, всего-то переехать на другой конец страны.

Ноги малость одеревели, он слегка качнулся с носков на пятки, и с потаенной радостью ощутил, как приборчик повинуется его движениям, точно присмиревшая объезженная лошадь.

На этот раз Инеж отпустила его руку на половине пути, и оставшееся расстояние он проехал сам, сумев заложить относительно приличный зигзаг.

Инеж тем временем подняла отколовшийся кусок плитки и со скрипом прочертила на асфальте несколько извилистых длинных линий, этакой змейкой.

— Теперь будешь отрабатывать маневренность, — жизнерадостно сообщила она. — Давай, и не халтурь на поворотах!

Каз одарил её подозрительным взглядом, но Инеж мгновенно приобрела потрясающе невинный вид. Каз усмехнулся, ничуть им не обманутый, но ничего не сказал.

Когда он справился с этим, Инеж предложила ему ещё несколько упражнений, и с каждым выполненным упражнением Каз чувствовал себя все свободнее. Ноги сами выучили необходимый нажим и уже неплохо чувствовали подходящую амплитуду.

— А это затягивает! — воскликнул он, когда ему удалось несколько раз подряд провернуться вокруг своей оси и выйти в аккуратный поворот.

Инеж рассмеялась и отошла на несколько шагов назад, вытаскивая телефон из кармана.

— Езжай на меня! — позвала она. — И улыбнись для разнообразия!

Улыбаться Каз не стал, но все же усмехнулся и даже помахал рукой. Правда ему тут же пришлось вскинуть и вторую, спешно удерживая равновесие. Судя по смеху Инеж, кадры получились что надо.

Телефон издал звонкую трель, Инеж торопливо скользнула пальцем по экрану и приложила телефон к уху.

— Мам? Да, привет! К ужину вернусь, да. Хорошо, куплю... Да я тут Каза кататься учу!.. Ага, на нем!.. Ну, не все ж ему меня учить! Нет, не рычит. Ага, да. Всё, пока!..

Каз проехал последний круг, триумфально остановился ровнехонько у скамейки и, с трудом согнувшись, осторожно сошел на асфальт назад спиной, строго по инструкции. Ног он после этой эскапады практически не чувствовал.

— Крутая штука, — уважительно произнес он.

Ну ладно, в обычной жизни может и не очень крутая, но на сцене, если отключить эти дурацкие огоньки и отучить его пищать по каждому поводу. И поставить рампу повыше, чтобы их вообще было не видно… И…

— Тебе понравилось? — Инеж бережно выключила приборчик и выпрямилась, оказавшись совсем близко к Казу. — Это весело на самом деле.

— Я бы повторил, хочу научиться держаться на нем увереннее, пока не смогу что-то делать руками в параллели, — честно отозвался он. — И вот ещё интересно, на таких ведь двое, к примеру, вполне могут сымитировать танец?

— У меня вообще второй дома есть, — задумчиво произнесла Инеж. — Можем попробовать в принципе на днях. Но тебе придется тогда зайти со мной, потому что на себе я их не потащу! Они тяжелые.

— Договорились! — творческая алчность в данном случае затмевала присущий Казу здравый смысл.

За оставшееся время они точно успеют подготовить ещё один номер к фестивалю. Вполне возможно, что коронный…

Внезапно по ранее тихой улице прокатился надвигающийся глухой рев моторов. Каз вздрогнул, вскинул голову, всмотрелся в перспективу простирающейся вдаль улицы, и резко дернул Инеж на себя, увлекая её за куст.

Рев приближался, и теперь они уже оба видели приближающуюся кавалькаду из мотоциклов и нескольких грузовиков. Даже с такого расстояния цветастые повязки на рукавах были отлично различимы. Каз чертыхнулся и бросил взгляд на танцевальные залы. Площадка пустовала, слава всем святым!

— Если вдруг начнут стрелять, падай на землю и ползи вон к тем камням. Их не пробьет. Черт с ней, с одеждой, поняла? — процедил он.

Инеж молча кивнула, она расширенными глазами смотрела, как приближаются мотоциклы, расписанные белыми волками. Головы их седоков, одетых в одинаковый камуфляж, были скрыты одинаковыми же шлемами, и лишь один пренебрег этим обмундированием. Военная короткая стрижка не скрывала седины, а загорелое волевое лицо казалось высеченным из грубого песчаника. Он смотрел вперед, но Каз знал, что после взгляда этих льдистых голубых глаз люди чаще всего прощаются с жизнью.

Если мотоциклистов ещё можно было принять за мирных байкеров, то вот в грузовиках уже виднелись отчетливо вооруженные люди. По десятку в каждом, не меньше. А из одного кузова высовывалось нечто, очень напоминающее дуло пулемета.

Каз затейливо выматерился, благо за ревом моторов этого было не услышать.

— Помяни черта, и он появится, — пробормотал он тихо. — Черт, с армейкой они что ли, сторговались? Машины серийные…

— Кто это? — прошептала Инеж, и он почувствовал, как она напугана.

Каз задержался с ответом, он уже нашел в списке нужный номер и нервно постукивал по колену, надеясь, что абонент на той стороне не будет дурить и возьмет трубку прямо сейчас.

Маттиас оправдал его надежды.

— Каз? Чего случилось?

— Ты где сейчас? — напряженно уточнил Каз и, услышав ответ, бросил в трубку. — Собирай вещи и сматывайся из города! Сейчас же! У тебя час максимум.

— Что такое? — судя по звукам, Хельвар команду воспринял серьёзно.

— Брум здесь, — коротко уронил Каз, и Маттиас сдавленно ругнулся. — Встретимся на нашем месте, когда прояснится ситуация. Я позвоню. Все, бывай!

Он сбросил вызов и поднял голову. Инеж посмотрела на него и прикусила губу, она все поняла и по этому короткому разговору.

— Не бойся, — как мог мягко произнес он. — Перестрелок и беспредела никто не допустит. Это территория местных мафиози, Брум с ними не задирается, здесь все будет прилично и почти светски. Они вон даже постарались проехать по отдаленным улицам, а не через центр.

— Ясно, — Инеж кивнула и нервно оглянулась туда, откуда ещё доносился отдаленный рев моторов.

— Маттиасу с ними лучше не встречаться, это да, но больше они никого не тронут.

По крайней мере, Каз на это очень надеялся. А ещё больше на то, что Зои заткнет свой острый язык в свою хорошенькую задницу и будет нема как рыба все то время, которое Брум пробудет в городе. Бывший военный, а ныне главарь одной из самых могущественных банд вербовщиков, потомок европейских беженцев определенного исторического периода и с молоком матери впитавший определенную же идеологию, Ярл Хельмут Брум не переносил трех вещей: чересчур смуглых ладино⁽¹⁾, дерзких женщин и когда ему перечили.

Зои в данном случае успешно собирала полное комбо.

— На всякий случай возьми на работе пару дней отгула, — посоветовал Каз. — А сейчас пойдем обратно в танцзалы. Я предупрежу ребят, а Джаспер или Уайлен тебя проводят до дому.

— Но…

— Проводят, — веско повторил Каз и, нагнувшись, подхватил с земли увесистый гироскутер. — Пошли!

1) Люди ладино — смесь метисов или испанизированных народов в Латинской Америке, в основном в Центральной Америке

Вернуться к тексту