Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Утро встретило молодых людей золотым пожаром. Даже в тоскливую пору увядания бывают дни, когда у природы праздник. Домик тихо скользил по глади озера: ни всплеска, ни качки. Только парение над глубиной.
На подобии открытой террасы, где кверху дном лежала небольшая лодка и рыболовные снасти, Света присела у края и опустила пальцы в прозрачную воду, точно хотела зачерпнуть отражавшееся в озере облако. Мягкие золотистые лучи играли на её лице, и ветер, принёсший прелый и терпкий запах осеннего леса, растрепал волосы. Филипп невольно залюбовался девушкой. Света улыбнулась своему отражению и повернулась к юноше:
— У вас ведь есть сачок? Давайте проловим у берега. У меня уже просто руки чешутся.
— Вы всё таки решили написать о беспозвоночных Нижнего-Пуату? — с улыбкой полюбопытствовал Филипп.
— Ага! Но шокировать профессоров я всё таки не стану, — усмехнулась Света.
Филипп взял длинный шест и, погрузив его в воду, оттолкнулся от дна. Дом заскользил к берегу.
Света, стоя на коленях и держась руками за край терраски, наклонилась к воде, следя за плавным скольжением и разбегавшейся по воде легкой зыбью.
— Филипп, вы здесь когда-нибудь купались? - спросила она.
— Естественно, — ответил юноша, не оборачиваясь, — Здесь, к слову, прекрасное дно.
— Жалко, что осень, — вздохнула Света, — Хотя последние отголоски лета здесь задержались, что впрочем не удивительно. Места тёплые. С Атлантики что ли веет? — спросила она сама себя.
— Боюсь бретонцы, живущие немного северней, не смогут сказать того же.
— Откуда вы знаете?
— Мне д'Эрбле рассказал, какая капризная погодка бывает в Ванне. И всё по милости близкого океана.
Света улыбнулась:
— Значит вы с ним при встрече всего лишь абстрактно говорили о погоде?
— Просто я интересовался географией.
Почувствовался лёгкий толчок, дом причалил к берегу.
— Только, видя моё рвение, его преосвященство посоветовал не грезить дальними путешествиями. Мало ли кто может заметить моё сходство с королём.
— Благоразумно, — сказала девушка, поднимаясь на ноги, и уже готовая бежать за сачком.
— Только я оказался неслухом.
— Та-ак! А вот с этого места поподробней, — Света остановилась и с беспокойством уставилась на Филиппа.
Принц скрестил на груди руки и прислонился к стене дома, мечтательно закатив глаза.
— Очень хотелось увидеть море... Я счел, что не будет совершенной глупостью удовлетворить это скромное желание. Наоборот, я подумал, что будет глупостью не сделать этого, находясь столь близко от Бискайского залива. Намерение было скоро претворено в действие, и я отправился в путешествие на коне, купленным в деревне. Разумеется, я старался избегать крупных городов, и на всякий случай при мне была маска. Но в сущности, кому будет дело до неприметного, просто одетого путника на такой же неприметной лошадке. Хорош принц, не правда ли?
В глазах Филиппа светился озорной огонёк школяра, довольного своей проделкой.
— И... всё прошло благополучно? Вы уверены, что никто ничего не заметил? Ведь манеры, осанка, белая кожа выдают ваше происхождение.
— Пару раз во мне, действительно, заподозрили переодетого дворянина, но не более. Должен признать, у меня плохо выходит подражать повадкам крестьян.
— Вы правы, я слишком мнительная. Кто станет вас выслеживать, тем более в Пуату?
— Конечно. Я же не демонстрировал на каждом повороте свою родословную.
— А всё-таки вам мало здешних мест, что бы вы ни говорили, — заметила Света.
— Мир велик. Но я не рисковал больше. Я слишком вошёл во вкус, и случись что, дорого продам свою свободу.
— Я рада, что путешествие принесло вам удовольствие. Главное сами не подставляйтесь.
— После того, как вы спасли меня, я был бы безумцем, недостойным ходить под солнцем, если бы сам стал лезть под удар.
Филипп ласково обнял Свету, и она склонила голову ему на плечо.
— Вы преувеличиваете мою роль, — произнесла девушка, — Идея принадлежит Анне.
— А вы свою преуменьшаете. Кто бы другой водил меня по лесу среди ночи, а?
Света с улыбкой отстранилась.
— И это вся роль?
— Далеко не вся. Более того. Вы мой ангел-хранитель. Даже когда вас не было рядом, ваши речи оберегали меня от опасностей в дикой природе. Ваши глаза сияли мне путеводной звездой в чаще, берегли от глупостей в путешествии. Наконец, вы помогли мне не растеряться, когда случилось несчастье с другим человеком.
— То есть несчастье? — обеспокоенно спросила Света, — С кем?
— С виконтом де Бражелоном. Можно сказать, что вы и его спасли.
— Каким образом, интересно знать? Мы знакомы с ним лично от силы неделю... Но, постойте, я помню, виконт упоминал, что обязан вам жизнью. Что же могло произойти?
Забыв про сачок и гидробиологию, молодые люди сели у воды на доски, слегка нагретые осенним, но не до конца потерявшем своей теплоты солнцем, и Филипп начал рассказ.
* * *
Шли месяцы. Дистанция между Филиппом и Раулем всё сокращалась. Поначалу Бражелон старался соблюдать строгую почтительность по отношению к принцу, а Филипп был в свою очередь учтив с виконтом, потомком древнего рода, но не отгораживался этикетом. Он позволял и даже поощрял большую, чем должно, свободу общения. Бражелон мог отдохнуть в этой дружеской атмосфере от светских условностей, и его стена в итоге просела и раскрошилась. Прежде всего это были два молодых человека, два ровесника, которые искали в лесу приключений на свои беспокойный головы, как правило, с инициативы Филиппа.
Виконту же ничто не приносило истинного удовольствие, было только желание избавиться от бремени памяти. Именно в ней таилась его боль. Рауля иногда думал о том, что его отец в молодости заливал воспоминания вином. Но использовать подобные методы самому виконту что-то претило.
Филипп про себя невольно начал задумываться о том, что же такого особенного должно было быть в женщине, без любви которой вся жизнь теряет смысл? Жизнь — прекрасная штука сама по себе, как ни крути. Особенно, если ты на свободе.
...Высоко в небе сияло белое солнце. Юноши, идя по лесу, спустились в низину возле реки. В воде росла высокая осока, на её длинные тонкие листья садились, блестя прозрачными крылышками, стрекозы.
Виконт де Бражелон был целиком погружен в воспоминания о мадемуазель де Лавальер. Он не замечал ничего вокруг. Перед взором вставали её чистые, как небо в этот день, глаза, печальная улыбка, походка с небольшой хромотцой из-за травмированной в детстве ноги. Каждая черточка имела своё особенное очарование. Её светлый локон, свой рок и талисман, он всегда хранил в медальоне на груди, будучи не в силах или попросту не желая, выкинуть из головы образ Луизы.
И этот чистый ангел, неземное создание, попав ко двору с его вольными нравами, уподобился развратным придворным? В это не хотелось верить. Лучше думать, что она всем сердцем любит короля, проклятого соперника, любит искренне и самоотверженно, не придавая значения блеску его короны. Мысль эта полоснула душу виконта точно кнутом. Как можно было ошибиться в её чувстве? Каким нужно было быть идиотом, влюблённым слепцом, чтобы не видеть её равнодушия, чтобы принимать сестринские чувства за любовь женщины к мужчине?
Виконт не заметил как из-за коряги на склоне выползла потревоженная пепельно-серая змея и приняла угрожающую позу.
— Не двигайтесь! — приказал Филипп, только было поздно.
Рауль потянулся к длинному ножу, заткнутому за пояс, но прекрасная реакция виконта в этот раз изменила ему. Перепуганная змея, опередила. Не имея путей отступления, она сделала молниеносный бросок и ужалила виконта в ногу, потом сжалась на мгновение в клубок и шмыгнула в осоку. Юноша, не успевший даже рубануть ножом, чтобы поразить змею, медленно убрал оружие на место и обреченно усмехнулся.
— Это была гадюка — сказал Филипп, вспомнив рассказы Светланы — Это не смертельно. Где же вы витали, когда она выползла? — почти сердито произнес он, — Покажите ногу.
Юноша не уточнил, что змея скорее всего не была гадюкой обыкновенной, а другие виды могли иметь яд сильнее.
Рауль опустился на траву, Филипп присел рядом. Укус змеи пришёлся чуть ниже колена, как раз туда, где кончалось голенище невысокого сапога. Филипп выдавил из двух маленьких ранок сколько получилось крови, потом сказал:
— Виконт, это не правильно, так как яд быстрей разойдется, но вам придётся потрудиться дойти до дома. Любую помощь я смогу оказать только у себя.
— Вы уверены, что трудиться стоит?
— Вы ещё спрашиваете? — возмутился принц, — Что за погребальные речи! Вставайте! Я знаю более короткий путь, чем мы шли. А сейчас вам стоит снять чулок и ослабить все завязки. Яд постараемся вывести. Выпейте пока.
Принц протянул виконту фляжку с водой.
Когда молодые люди добрались до дома Филиппа, нога Рауля отекла, а место укуса покраснело и сильно болело.
Принц довел молодого человека до кровати. Голова у Рауля кружилась и он чувствовал тошноту. Юноша буквально рухнул на постель. Филипп помог ему снять верхнюю одежду, а также развязать и ослабить всё, что могло затруднять кровоток.
— Лежите спокойно, не двигайтесь — мягко попросил он, — Я скоро вернусь. Умереть я вам не дам.
"Только бы не было аллергии", — твердил он про себя, подсознательно чувствуя какую-то немножко обнадеживающую дисгармонию между эпохой и своими знаниями.
Сберечь юноше жизнь принц считал своим долгом. Д'Эрбле просил проветрить виконту мозги, а не поспособствовать отправке на тот свет. А какого будет отцу де Бражелона! Для графа де Ла Фер, к которому принц чувствовал глубочайшее уважение, это станет трагедией. Помимо прочего Филипп сам испытывал к виконту дружеские чувства и всей душой хотел его спасти.
Рауль уже задерживался у Филиппа раньше. Но теперь визит рисковал затянуться. Предупредить Атоса, остановившегося в Пуатье и поджидавшего сына, они не могли, по крайней мере в ближайшее время. Письмо просто не с кем было послать, ведь и до деревни ещё надо добраться. Оставалось надеяться, что граф решит, что Рауль попросту задержался у него дольше обычного, и не будет сильно переживать.
Филипп ушёл вскипятить воды, вспоминая, какие травы снимают воспаление и уменьшают аллергический эффект. Доступны ему сейчас были только растительные средства.
Свойства трав он ради интереса обсуждал с одной местной старухой-знахаркой, которая лечила его, когда он заболел, переостудившись зимой. За глаза её называли колдуньей, но часто обращались за помощью.
Принц то и дело мысленно благодарил Светлану за её лекции и советы. Они, хорошо врезавшись в память, всплывали почти на каждом шагу во время его пребывания в этих краях. Филипп благодарил даже тех змей, что встречались им в лесу на Дубне, ведь именно из-за них девушка провела экскурс в оказание первой помощи при укусах, решив, что принцу эти знания могут пригодиться, если он уедет в дикие места. Как же Светлана угадала!
Филипп напоил Рауля сначала просто теплой водой. Потом, не уходя далеко от дома, побродил в поисках трав вроде вероники лекарственной, звавшейся на Руси, как говорила Светлана, змеиной травой, а так же крапивы, ромашки, липы, зверобоя, шалфея. Что-то как противоаллергенное, что-то как потогонное, что-то для снятия воспаления. Удалось найти только некоторые. Из трав Филипп приготовил отвары.
Принц на словах подбадривал Рауля и уверял, что жить он будет, а про себя молился, что бы организм виконта оказался достаточно крепок. Противоядия не введешь. Восемь — пятнадцать часов, а там как Господь распорядится.
У Бражелона к наступлению темноты поднялся жар, и начался бред. Виконт бормотал имена отца, Луизы де Лавальер, Людовика Четырнадцатого. Но чаще вспоминал Луизу. Иногда по телу юноши пробегала крупная дрожь. Потом Рауль впал в беспамятство.
Ночь принц провел у постели виконта, то и дело проверяя пульс молодого человека и прислушиваясь к его дыханию. Если Бражелон не умрёт ночью, дальше за его жизнь можно не опасаться.
...Тени, огонек свечи, какой-то смутно знакомый голос, прикосновение холодных пальцев к пылающему лбу... Темнота, душная и бесконечная, и тут же грустные голубые глаза, шорох женского платья. Руки... чужие руки обвивают ее стан! Жаркий шепот, поцелуи... Это выше его сил! Бесчестный король! Духота... Боже, какой теперь час? Шелестят изумрудными листьями липы... Родной отцовский голос настаивает, чтобы он не ездил в Лавальер. Громкое и мелодичное щебетание птиц словно вонзается в мозг...
Сознание медленно возвращалось к Раулю. Тело было точно ватное, никаких сил, даже чтобы приподняться.
Тихий стон привлёк внимание Филиппа, не покидавшего виконта всю ночь. Молодой человек взял руку Рауля, чтобы в очередной раз посчитать пульс.
Бражелон приоткрыл глаза и вздрогнул, как в первый раз, при виде черт Людовика. Но нет, нет, это совсем другой человек, другой! Это друг.
Какой же ужасной была эта ночь!
Осознание, что он стоял но краю могилы пришло к виконту не сразу, а когда пришло, глубина бездны заставила его ужаснуться. Он хотел умереть, верно, но не так бездарно и бессмысленно. Гибель на поле битвы была бы по крайней мере достойным концом для дворянина. А в прочем, смерть любит приходить нелепо... Странно, но ему почему-то не всё равно, как уйти в мир иной... Итог ведь всё равно один. Почему? Или это просто инстинкт выживания, присущий любому живом существу, бессознательно противился смерти, заставляя цепляться за край?
Вдруг стало нестерпимо жаль отца. Слова господина д'Эрбле, сказанные во время их встречи в Бражелоне, необычно свежо всплыли в памяти. Рауль всем своим существом понял, что может с лёгкостью убить это любящее сердце, жизнь которого продолжается пока продолжается жизнь виконта.
Какая-то перемена произошла в Рауле. Его обрадовал мягкий солнечный свет, лившийся в окно, усталая улыбка Филиппа и тепло его рук, так непохожее на мертвенно-холодное дыхание смерти. Неужели он нужен в этом мире и не только отцу, раз о нём проявляют такую заботу и внимание?
— Слава богу! Я уже начинал бояться, что вы не очнетесь, — заговорил ласковый голос, — Вашей жизни ничего не угрожает, мой друг.
Рауль облизал спекшиеся губы.
— Спасибо, — едва слышно прошептал он.
— Выпейте, сударь, — Филипп поднес к губам Бражелона кружку с каким-то отваром. Рауль почувствовал приятный пряный запах трав — запах лета. Аромат этот воскрешал в памяти что-то мимолетно прекрасное, принесшееся из далекого детства.
Похоже он, дурак, начал замечать вокруг себя ещё что-то кроме собственных страданий.
— Откройте, пожалуйста, окно, — выговорил виконт, которому воздух показался невыносимо спертым.
Филипп выполнил просьбу, и в комнату хлынул поток утренней свежести, заполнявшей всё пространство. Какое это было наслаждение после мутных сумерек, ночного жара, озноба и бреда.
— Как вы себя чувствуете? — спросил голос так же ласково.
— Скверно, — признался виконт.
Он, наконец, сфокусировал взгляд на окружавших предметах. Вся комната было озарена светом. На потолке вздрагивал солнечный зайчик, отражавшийся от душистого отвара в кружке.
— Вы не спали, монсеньёр? — спросил виконт, оглядывая утомленную фигуру и покрасневшие глаза принца.
В ответ такая же усталая улыбка.
— Я дремал сидя. Просто я очень переживал за вас. Вы сначала перестали слышать меня, а потом потеряли сознание.
— Отец будет волноваться. Нужно его предупредить, что я задержусь.
— Я напишу ему о произошедшем в осторожных словах, не беспокойтесь, и постараюсь найти посланника. Но только, когда вам будет немного лучше, и я смогу оставить вас без зазрений совести. Чувствую, почтовую связь нужно налаживать, она пригождается всё чаще. А сейчас отдыхайте и поправляйтесь.
...Атос ожидал Рауля через два дня. Виконт не появился. Конечно, в дороге Рауля могло задержать что угодно. Но дурные предчувствия внезапно усилились, а кошмары преследовали его каждую ночь. То на освещенной солнцем опушке в окрестностях Ла Фера из-за пня выползла змея, а когда он медленно доставал шпагу, чтобы убить её, гадина превращаясь в прекрасную как сама любовь шестнадцатилетнюю девушку с клеймом на плече и улыбалась ему распутно-обольстительной улыбкой. То снился ночной лес, а в нём Рауль, вокруг которого беснуются резкие когтистые тени, точно отброшенные при свете факелов, и заслоняют сына от его взгляда.
Через сутки после истечения условленного срока отцовское сердце не выдержало тревоги, и граф, сорвавшись с места, сам отправился к Филиппу узнавать, что случилось с виконтом. Что с Раулем что-то случилось он был уверен, хотя в глубине души всё же надеялся на обратное, на ложные страхи...
Дом был причален к берегу. Атос, привязав повод коня к ветке дерева, подгоняемый чувством родительской любви, вошёл в него без предупреждения. У порога его встретил Филипп, услышавший топот копыт, и приложил палец к губам в знак молчания.
— Где виконт? — спросил Атос, голос старого графа сильно дрожал.
— Виконт у меня, он спит. Прошу вас, говорите тише. Я обо всём вам расскажу.
— Что случилось?
— Господина де Бражелона ужалила змея.
У Атоса защемило сердце, и он схватился за спинку стула, стоящего рядом.
- Это было три дня назад. Теперь всё в порядке, и он идёт на поправку.
Граф оглянулся на дверь, ведущую в комнату.
— Дайте мне его увидеть!
Филипп открыл дверь, и Атос беззвучной поступью подошёл к кровати, на которой лежал Рауль. Лицо де Бражелона было очень бледным, но спал он крепким сном первый раз с момента происшествия. В глазах отца отразилась беспредельная теплота и нежность. Слава богу, жизнь виконта вне опасности! Атос дотронулся до прохладной руки сына своей ещё более холодной рукой, слегка пожал пальцы Рауля и так же тихо вышел из комнаты.
Принц усадил графа де Ла Фер за стол и рассказал ему всю историю, не утаив подробностей, понимая, что отцу важно знать обо всём.
— Как он теперь себя чувствует? — спросил Атос в волнении.
— Уже намного лучше, хотя виконт был на краю могилы. С помощью божьей всё обошлось, и, смею надеяться, без последствий для здоровья. Только вставать я не рекомендую ему ещё пару недель. При змеиных укусах происходит сильнейшая интоксикация, организму нужно восстановиться.
— Ваше высочество, как мне вас благодарить? — граф де Ла Фер преклонил колено и приложился губами к руке принца, которую Филипп, однако, быстро отнял. Ему было неловко от почти королевской почести, оказываемой за поступок, который совершил бы, как ему казалось, любой на его месте.
— Не стоит, граф, не стоит. Я в сущности ничего не сделал, — улыбнулся Филипп, — Просто оставайтесь у меня до полного выздоровления виконта. Мне будет крайне приятно ваше общество.
Атос пожал плечами, точно желая сказать: "Как же может быть иначе?"
* * *
— И действительно обошлось без последствий для здоровья? Проблем с почками, осложнений на зрение и мало ли чего ещё?
— Во всяком случае ничего явного.
— Это везение, Филипп, потрясающее везение. А гадюк я попытаюсь вспомнить. Какой это был вид — правда интересный вопрос.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |