Большие небочесы (джен)

— Антверпен.

— Нурлат.

— Теотиуакан.

— Врёшь, нет такого города!

— А вот и есть. Он в Мексике. Спроси у Юона.

— А вот и спрошу.

Мальчишка с выпуклыми ярко-голубыми глазами надулся и уткнулся лицом в подушку. С койки, что стояла у противоположной стены, раздался заливистый детский хохот. Там, стуча пятками по простыне, валялась девочка, такая же голубоглазая, с жиденькими светлыми волосиками, заплетёнными в тонкую косичку. Её хохот был такой громкий и заразительный, что мальчишка совсем разобиделся и метнул в девочку подушку, которая, так и не долетев, шлёпнулась посреди комнаты.

— Мазила!

— Даже если бы попал, что толку, — пробурчал ребёнок, смешно надувшись.

Играть в молчанку его надолго не хватило. Спустившись с койки он походил туда-сюда, пиная детские кубики с картинками и буквами, которые валялись на полу. Покрутил юлу. Забрал свою подушку, крепко прижав к груди. Девочка стойко молчала. Наконец, терпение кончилось.

— Найроби.

С кровати раздался радостный девчачий визг.

— Ираклион!

В этот самый момент в открытую форточку влетел большой белый ворон. Сделав несколько кругов под удивлёнными взглядами детей, он приземлился посреди комнаты. У него были широкие крылья, острые когти и красные альбиносьи глаза. Птица совершенно заворожила обоих жителей палаты.

— Ух ты.

— Не трогай Саша, он может кусается.

— Это же птица, дуралей, она клюётся, а не кусается.

И девчонка, соскочив с кровати, осторожно приблизилась к птице.

Ворон был дружелюбным, разглядывал детей, наклонял голову то влево, то вправо. Даже дал девочке себя погладить по аккуратной маленькой голове. Мальчик, осмелев, потянулся было к его крылу, но тут птица вдруг начала преображаться, посыпались перья и через мгновение рядом с детьми сидел на полу взрослый человек. Он был весь белый, как вата, или как молоко, и весело им улыбался.

— Привет, — сказал он и протянул детям открытые ладони для взрослого рукопожатия. — Меня зовут Адам.

Мальчик от удивления попятился к своей койке, в то время как девочка, вытаращив свои и без того огромные голубые глаза, потянулась к Адаму и вцепилась в его ладонь, будто пыталась отыскать на ней остатки перьев. Она даже на цыпочки привстала, так ей было удивительно и интересно.

— Здравствуйте, — тихонько сказала она и отпустила руку взрослого. — А вам сюда можно? Вы птица?

Тот продолжал улыбаться.

— Я птица, — кивнул Адам и в доказательства своих слов вытащил из растрёпанных волос небольшое пёрышко. — И я пришёл к вам по секрету. По очень важному делу. Вы ведь особенные, правда?

Мальчик всё ещё недоверчиво глядел на незнакомца и жестами показывал девочке молчать. Но та оказалась совершенно бесстрашной. Дождавшись утвердительного кивка взрослого, она выхватила пёрышко у него из пальцев и воткнула в свою скудную косичку.

— Мы особенные, — кивнула она, поддавшись секретному настроению. — Нас нельзя обижать.

— Саша! — зашипел мальчишка. — Он же чужой.

— Он птица! — воскликнула девочка. — И тоже особенный. Чего ты боишься? Нас никто не обижает, мы можем разговаривать с кем хотим.

Ребёнок насупился. Адам с улыбкой посмотрел на него и протянул ему такое же перо, как у сестры. Всё ещё надутый и хмурый, мальчик перо взял.

— А что за секрет, господин птица? — не утерпела девочка, едва не приплясывая от любопытства.

— Это очень важный секрет. Один из вас может помочь мне спасти много-много людей, целый город.

— Целый город... — прошептали дети в один голос, их выпуклые голубые глаза загорелись интересом.

— Да, — Адам поманил их ближе к себе и, когда дети наклонились совсем близко, заговорил голосом настоящего сказочника. — Одни сумасшедшие учёные, которые живут в этом городе, изобрели машину. Машина должна была быть хорошей, но её кое-кто серьёзно поломал, и она стала страшной. Такой страшной, что взорвалась и убила очень много хороших людей. Этого пока не случилось, но случится очень скоро. И все ваши знакомые, доктора, погибнут.

Девочка тихонько ойкнула и прикрыла ладошкой рот. Мальчик шумно сопел.

— И много-много лет эта машина будет мучить Небочёсы, представляете? — продолжал Адам. — День за днём будет отравлять воздух и воду, люди будут страдать и грустить. Единственный, кто знает, как победить эту машину, это я. И без вашей помощи мне не справиться. Вы ведь особенные, правда? Вас никто не может обидеть. Если вы этого не захотите.

Вытащив из заднего кармана брюк длинную булавку, человек показал её детям, после чего попытался уколоть ею мальчика. Булавка сломалась — мальчик даже не ойкнул. Он знал, что больно ему никто не сможет сделать, поэтому даже не испугался.

— Если бы я был таким же особенным, как вы, я бы смог подойти к злой машине и победить её, — шепотом произнёс Адам.

— Вы хотите... — тихонько начала девочка, — взять у нас дыхание?

— У одного из вас. И только если вы захотите мне помочь. Я же не могу навредить вам. Дело в том, что мне нужно всё дыхание, целиком.

Мальчик отшатнулся.

— Уходите, улетайте, незачем вам здесь сидеть, — мальчик надавил на плечо взрослого человека ладонями, будто хотел того оттолкнуть. — Мы вам ничего не дадим.

Но Адам не шелохнулся. Он с улыбкой поймал ладони мальчишки и заглянул в его напуганные голубые глаза.

— Я хочу спасти этот город, солнышко. Сделать его лучше, чтобы машина перестала отравлять и мучить людей.

— Но у вас то не будут забирать дыхание до последней крошки! — возмутился ребёнок. — Мы хотим жить, как жили!

— И в чём будет польза? — с искренней горячностью спросил Адам. — Вы будете спать, играть в города, а через два года просто задохнётесь в палате, я видел будущее, я знаю. Поэтому предлагаю вам другое решение — сделать хороший поступок, такой, что люди ещё долго будут помнить ваше имя и говорить вам спасибо.

— Нам это не нужно!

— Почему?

Вопрос прозвучал не от взрослого, его задала девочка.

— Что?

— Почему это нам это не нужно? — она была совершенно серьёзной, между светлых бровок залегла задумчивая морщинка. — Я хочу помочь.

— Он заберёт твоё дыхание! — крикнул мальчонка.

— Зато дыхание появится у многих-многих людей, правда? — Адам кивнул. — И ведь так будет лучше. Мы с тобой сидим, ничего не делаем, и так всегда будет. Нас не выпустят, нам не дадут ничего делать. Мы даже на улицу не можем выйти погулять. Мне скучно. А это... приключение, правда?

— Правда.

Адам отпустил руки мальчика и взмахнул рукой. Палату разделила тонкая невидимая преграда. С одной стороны в неё бил кулаками и беззвучно кричал мальчишка, а с другой — смелая девочка потянулась и обхватила его ладонь своими маленькими руками.

— Его я ведь тоже спасу? — спросила она, указав на своего брата. — Паша хороший, просто глупый очень, я хочу, чтобы он был живой.

— Он будет жить, — кивнул Адам.

Он извлёк из кармана элюирователь, который незаметно забрал из элю-хранилища, и подал его девочке. Она хорошо знала, как обращаться с прибором, и запрыгнула на кровать, чтобы было удобнее. Пока она впрыскивала зелье и старательно выдыхала в элюирователь, Адам крепко держал её за руку. Когда маленькое лицо совсем побледнело, а флакон целиков заполнился, он уложил Сашу на кровать и погладил по холодному потному лбу.

— Знаешь, куколки мотыльков кажутся очень невзрачными. Но внутри них таится настоящее чудо. Ты настоящее чудо. Засыпай, солнышко.

Как только мужчина в белом покинул палату, невидимая преграда пала. Паша сидел, зарывшись лицом в подушку, и тихонько плакал.