Полет колибри (гет)

Скрипач уехал тем же вечером. Доктор Крейл и Долли сразу после ухода доктора Моргана проводили парня на вокзал; там доктор Крейл дал ему денег и велел договориться с кем-нибудь, чтобы тот перепродал билет на ближайший уходящий поезд. Скрипачу удалось выкупить билет до Бирмингема. Поезд уже гудел, Скрипач едва успел вскочить на подножку. Он помахал им было, но доктор Крейл поспешно увел Долли.

— Лучше, чтобы его не связывали с нами, — говорил он, пока они уходили с вокзала. — Отвратительно, но пока придется таиться, прятаться.

— И долго так будет? — Долли захотелось топнуть с досады. — Почему жертвы должны прятаться, а убийцы остаются уважаемыми людьми?

Доктор Крейл потер переносицу и вдруг хитро улыбнулся.

— Знаете, мисс Гарленд, продажные полицейские и судейские, думаю, не вечны. Большего сказать пока не могу, простите. Но рукопись с рассказом Уормсона будет в надежном месте, пока не придет ее час — а он, смею надеяться, придет однажды.

Он подмигнул. Долли решила не расспрашивать дальше, но у нее на душе точно солнце взошло.

— Я готова выступить в суде, если понадобится, доктор Крейл.

Он пожал ей руку. Они шли под небом, уже ночным, бархатно-синим; несмотря на зажигавшиеся огни, Долли различала крупные золотые звезды. И тут она осознала, что больше у них с доктором Крейлом не будет ни одного повода встретиться — не придумывать же нарочно себе болезни!

Дух захватило. Надо быть смелой, надо сказать сейчас.

— Доктор Крейл, я люблю вас.

Он замедлил шаг, взглянул на нее пристально, но без капли удивления и совершенно спокойно. Помедлил и ответил.

— Понимаю.

Долли вся задрожала, даже зубы застучали, точно в ознобе. Лишь огромным усилием воли она заставил себя успокоится — а он все молчал, но смущенным или расстроенным не выглядел, как, впрочем, и обрадованным. Наконец заговорил:

— Думаю, вам очевидно, что ваши чувства не взаимны.

Да, ей было это очевидно! И все же сердце защемило, и слезы покатились, точно капли по стеклу в ливень.

— Но тогда, на Марди Гра... Четки...

Он приподнял брови.

— Что ж, признаюсь, я не сразу разобрался в своих чувствах. Мне жаль, если мое поведение дало вам какую-то надежду. Поначалу вы привлекли мое внимание, но я понял, что это лишь плотское влечение. Мисс Гарленд, я хочу любить равную.

— Но я могу стать вам равной! — у Долли все же вырвалось рыдание. — Я могу получить образование... Или хотя бы прочесть все книги, что вы прочли. Могу даже стать суфражисткой, если вам это по душе!

— Мисс Гарленд! — его голос, звеня гневом, обрубил ее плач. — Что мне в вас нравится даже больше вашей красоты и храбрости, стойкости и ума — это ваша гордость. Так не роняйте ее! Не унижайтесь, пытаясь кому-то угодить или добиться чьей-то любви. Помните, что это путь доктора Моргана. Вы понимаете, куда он приводит.

Долли остановилась, обхватив себя руками. Да, надо было собраться, прийти в себя и вспомнить о достоинстве, о самоуважении. Доктор Крейл был бесконечно прав.

— Простите. Но все-таки позвольте поблагодарить вас за то, что вы встретились мне. Вы вернули мне веру в то, что человек может быть честен, прям и чист душой. Для меня не было бы унижением постараться стать такой, как вы, но навязываться вам я не буду.

— Так-то лучше, мисс Гарленд, — улыбнулся доктор Крейл. Они снова пожали друг другу руки.

— Дальше, пожалуйста, не провожайте меня. Я дойду сама. Я ничего не боюсь.

— Не сомневаюсь. Удачи, мисс Гарленд.

Они разошлись, и обернувшись, Долли уже не различила в вечерней толпе его стройный силуэт, точно устремленного ввысь.

Когда она вернулась домой, Одри уже была в постели. Удалось ли подруге уснуть, Долли уверена не была; к ней самой сон не шел совершенно. Слишком многое случилось в последние дни, точно буря промчалась, разрушив прежнюю, едва сложившуюся жизнь. Нужно было решить, что теперь делать.

Когда другая буря разрушила ее жизнь в Нью-Йорке, Долли скрылась сюда. Не сбежать ли теперь, не улететь ли? Сперва это показалось трусостью, Долли попробовала прогнать эту мысль, но та уходить не желала, и пришлось задуматься всерьез.

В сущности, что ее тут держит? Призвания своего она в Новом Орлеане не нашла. Человек, которого она полюбила, недосягаем. Дружба с Одри, возможно, и не кончится теперь, но изменится, потому что изменилась сама Одри — Долли видела по ее скорбным глазам и изможденному лицу, что прежняя парижаночка, пусть никогда и не бывавшая в Париже, умерла навсегда. Кто-то придет ей на смену?

Итак, побег не был трусостью — он был разумной необходимостью. В разоренном гнезде не проживешь, из сгоревшего леса нужно улетать. Приняв решение, Долли уснула самым крепким, безмятежным сном.

Она даже проспала на следующий день завтрак, Одри разбудила ее, уже уходя на работу. Тем лучше: обе чувствовали, что пока не смогут оставаться наедине. Проводив подругу, Долли отправилась на вокзал и купила билет до Луисвилля. Ей повезло: как раз вернули один билет на поезд, уходивший ранним вечером как раз когда возвращалась с работы Одри.

Подругу Долли решила не предупреждать, отчасти не желая объясняться, отчасти опасаясь, что не в меру сердобольная Одри известит доктора Моргана. Доктору Крейлу Долли послала домой письмо со своим адресом в Луисвилле, но предупредила, что надолго там не задержится. Ей нужно было всего лишь побыть дома, чтобы понять, куда идти дальше.

Вернувшись с вокзала, Долли спешно стала собирать вещи. Никогда ей не удавалось ничего собрать, да она и не стремилась, и теперь все пожитки уместились в один чемодан. Долго вертела она в руках четки, подаренные ей доктором Крейлом на Марди Гра, раздумывая, брать ли их. При одном прикосновении к бусинкам на синей ленте вспоминалось ей соприкосновение их рук, радость того момента, когда они устремились друг к другу сквозь толпу. Воспоминание причиняло боль, острую, как та, от которой она спасалась, читая "Балладу Редингской тюрьмы". Но если оставить это воспоминание здесь — не станет ли ее жизнь пуста? И Долли, благоговейно поцеловав четки, положила их к прочим вещам.

Настала пора уходить. Долли набросала записку для Одри, положила вместе с деньгами на стол в гостиной. В последний раз взглянула на эту комнату, всю в веерах и открытках, амулетах и фотографиях; комнату, где колышутся от ветра кисейные занавески, а из окна доносится перезвон цветных бус. Таким был ее дом в эти полгода. Каким будет следующий, когда она вновь покинет Луисвилль?

Ключи Долли оставила у соседей. Добираясь до вокзала, она оглядывалась, прощаясь с Новым Орлеаном, его огнями и карнавалами, болотными парами и ведьмами, рыцарями и чудовищами. В сущности, она провела здесь чудеснейшие полгода: узнала любовь и вступила в борьбу.

Она помнила, как приехала сюда больная, полумертвая от усталости. Теперь шаги ее были легки, тело полно сил, душа трепетала в предвкушении новой жизни. Какой будет эта жизнь? Кем Долли все-таки станет?

Опыт попадал в ее душу, как песчинки в раковину, и становился сверкающим жемчугом, который она хотела бы рассыпать перед целым миром. Она мечтала сейчас, чтобы все на свете увидели парижскую улыбку Одри и умный, недоверчивый взгляд Старой Бет, ощутили вольный соленый ветер в крови Гектора и отчаянное горе тех, кто потерял близких на "Титанике". Но где это сделать, как не на сцене?

Долли поняла вдруг: прав был Гай. Фейерверк не погас в ней. Она не может быть никем, кроме актрисы; только тогда она счастлива, когда дарит всем чужую жизнь, которую проживает сама. Но и за счастье нельзя платить достоинством. Как бы ей совместить призвание с самоуважением?

Между тем она уже приблизилась к вагону. Кондуктор помог ей, подняв чемодан. Долли решительно взобралась по ступенькам. Она сделает правильный выбор, она согнет жизнь под себя. Главное — не бояться.

Напротив ее места какой-то мужчина, похожий на итальянца, читал газету — как с удивлением поняла Долли, приглядевшись, одну из нью-йоркских. Очередная страница свесилась, и Долли машинально прищурилась, читая размещенные там объявления о помолвках. "Джеральд Баттлер, сын Дж.П. Баттлера, и мисс Дороти Калверт..." Долли сдержала смешок. Получается, Джерри кончил столь же трагически, как Феб де Шатопер⁽¹⁾.

Что ж, пусть идет своим путем. А Колибри должна следовать за Солнцем.

1) Долли перефразировала цитату из романа В. Гюго "Собор Парижской Богоматери": "Феб де Шатопер тоже кончил трагически. Он женился". (с)

Вернуться к тексту